Он знал ответ — для себя. Он мог совершенно точно сказать, где и когда впервые в жизни у него возникло желание стать полицейским. Его толкнуло на этот путь, не обещавший быть легким, то лето, которое он не забудет до конца своей жизни. Тогда он научился ненавидеть зло, не доверять ничему и никому, с подозрением относиться к непонятным вещам и не любить вопросов без ответа. То лето превратило его в полицейского, хотя ему было всего пятнадцать.

Он с усилием отогнал навязчивые воспоминания и заставил себя сосредоточиться на том, что должен сделать здесь и сейчас. Первый шаг — это, разумеется, сбор информации, всей возможной информации. Затем — разобравшись в ней, проанализировать каждую минуту, каждую подробность жизни и смерти Амбер Уэйд.

Когда Гриффин просил Бекета проверить, предшествовали ли смерти сексуальные контакты, это был не более чем выстрел в темноту. Он не верил, что Кейн имел с ней связь. А Амбер была слишком в него влюблена, чтобы отдаться другому мужчине. Изнасилование тоже казалось маловероятным, не в последнюю очередь потому, что насильники, как правило, потом не одевают своих жертв. Хотя, конечно, на нее могли напасть, изнасиловать и убить, а потом одеть и сбросить на скалы, чтобы представить ее смерть как несчастный случай. Однако, учитывая погоду, это очень маловероятно.

Но даже если у нее и были этой ночью сексуальные контакты, что это дает следствию? Предположим, можно будет выяснить группу крови ее партнера по семени, оставшемуся в теле, — ну и что? Что это даст, если у него даже подозреваемых нет?

Погруженный в мрачные размышления, Гриффин поставил «Блейзер» на его обычное место возле Отдела шерифа и вошел в здание. У дверей кабинета его ждала Гвен Тейлор, одна из его заместительниц; она прошла вслед за ним со своим всегдашним скорбным выражением лица.

— Вот рапорты, босс, просмотрите, если хотите.

— Что-нибудь есть? — спросил он, вешая куртку в шкаф.

Она покачала головой.

— Это было бы слишком просто. Марк и Миген, конечно, прочесали всю «Гостиницу» вдоль и поперек, стучали во все двери, интересовались, не видел ли кто эту девушку вечером или ночью, но, учитывая погоду…

— Понятно. — Гриффин взял у нее рапорты и сел за стол. — А Нил нашел что-нибудь на пляже?

— Ничего. Если там что и было, прилив все смыл.

— Ладно. Спасибо, Гвен.

Она подошла было к двери, но остановилась и обернулась.

— Да, босс. Мистер Уэйд спрашивает, когда они смогут забрать тело дочери и уехать домой.

У Гриффина перехватило горло, он не сразу смог ответить. Естественная реакция родственников — сколько раз уже он видел это! Хочется поскорее уехать от места, где смерть и ужас, вернуться домой — и, бог даст, все это окажется лишь страшным сном. Гриффин попытался представить себе, каково родителям, чей ребенок умер насильственной смертью. Ему стало почти физически больно. «Это невозможно себе представить, — мрачно подумал он, — никому не пожелаешь пережить такое. А потом еще узнать, что над телом надругались еще раз, при вскрытии…»

— Скажи там, чтобы отвечали как можно неопределеннее: им незачем знать, что мы ждем результатов вскрытия. Пусть говорят, что мы расследуем обстоятельства смерти их дочери и делаем все возможное, чтобы закончить как можно быстрее.

— А если они этим не удовлетворятся?

— Тогда я сам с ними поговорю. — Он этого не хотел. Боже, как он этого не хотел. Ему нечего было сказать им — он не знал таких слов, которые могли бы облегчить их боль. Да и никто не знал.

Гвен кивнула и молча вышла.

Гриффин некоторое время смотрел ей вслед, не спеша приступать к чтению рапортов, более чем бесполезному: у него опытные, хорошо обученные помощники, и, если они не заметили ничего важного, у него не было оснований им не доверять. Он, конечно, просмотрит эти рапорты, но это, несомненно, будет пустая трата времени.

Его не покидало ощущение, что в расследовании смерти Амбер он идет по неверному пути. Может быть, Джоанна права? Может быть, смерть этой девушки каким-то образом связана со смертью другого туриста, случившейся полгода назад, и со смертью Кэролайн?

Все в нем — и опыт, и интуиция — сопротивлялись этой мысли. Никаких доказательств в ее пользу покуда не было. Они, правда, едва начали работать с Сан-Франциско, собирая информацию о Роберте Батлере и деловой активности Скотта Маккенны, но пока ничего интересного не обнаружили. И как все это может быть связано с Амбер, Гриффин не мог себе представить.

Кроме того, что все они погибли, упав с обрыва, абсолютно ничего не могло объединять этих совершенно разных людей. Но уверенность Джоанны передалась ему — пусть она и была основана на таких неуловимых вещах, как ее сны.

Конечно, как правило, простейший ответ — самый верный. Но что, если на этот раз ответ сложен? Что, если эти три смерти действительно взаимосвязаны, и связи между ними так загадочны и запутаны, что могут промелькнуть лишь в вывернутой реальности сна?

Что, если Джоанна владеет ключом к этим трем смертям?

А если кто-то еще знает это?

В середине дня Джоанна вышла из ювелирного магазина Ландерса и направилась к библиотеке, где стояла ее машина, как вдруг увидела на другой стороне улицы Гриффина и Скотта Маккенну. Инстинктивно, не успев подумать, зачем она это делает, Джоанна перешла улицу, посмотрев сначала налево, потом направо, и пошла к ним.

Приближаясь, она подумала, что, будучи примерно одного роста и сложения, они являют собою резкий контраст. В облике Скотта было что-то кошачье — элегантность, холодная красота, чуть высокомерная и отстраненная манера поведения, присущая кошкам. Он был в темном костюме без единого оживляющего цветного пятна; лицо совершенно непроницаемо.

Гриффин, как обычно в темных слаксах и светлой рубашке под неизменной ветровкой, казался грубоватым, более сильным и, несмотря на замкнутое и суровое выражение лица, куда более живым, чем Скотт, — словно при всем своем желании не мог вполне скрыть и сдержать переполняющие его жизненные силы.

Они явно не любили друг друга. Более того, похоже, Скотт ненавидит Гриффина, — Джоанна почувствовала это тотчас. Ледяной холодностью веяло от Скотта, но говорил он, по-видимому, отвечая на вопросы Гриффина, совершенно спокойно и даже любезно.

— Вы должны простить меня, шериф, если я не смогу вспомнить этот день — все-таки более четырех месяцев назад. Это было… трудное для меня время.

— Батлер погиб через несколько дней после того, как я увидел вас беседующими в городе, — сказал Гриффин, игнорируя намек на смерть Кэролайн. Но голос выдавал его внутреннее напряжение. — Мне подумалось, что вы могли его запомнить.

— Боюсь, что нет. К сожалению. — Скотт тонко улыбнулся. — Полагаю, он просто спросил, который час.

Гриффин выразительно посмотрел на левое запястье Скотта.

— У вас ведь «Роллекс»?

— Да.

Теперь пришла очередь Гриффину тонко улыбнуться.

— У Батлера тоже был «Роллекс». И судя по тому, что кожа на руке под часами не загорела, он носил его не снимая.

Стоя меньше чем в трех футах от них, Джоанна наблюдала за этой стычкой, даже не пытаясь скрыть свой интерес. Мужчины видели ее, но их внимание было слишком поглощено друг другом.

— Может быть, они отставали или спешили, — пожал плечами Скотт. — Или, может быть, он спросил, где здесь можно выпить хорошего кофе. В то время в городе было так много туристов — разве вспомнишь, что мне сказал или не сказал один из них. Но я не понимаю, почему вы спрашиваете меня об этом сейчас. У меня сложилось впечатление, что это дело закрыто.

— Может быть, я закрыл его слишком рано, — сказал Гриффин.

Скотт снова пожал плечами.

— Тогда, конечно, если остались какие-то неясности, вы обязаны возобновить расследование. Но, к сожалению, я ничем не могу вам помочь. Я не помню этого человека.

Чуть подумав, Гриффин кивнул.

— Хорошо. Но в городе произошла еще одна смерть. Еще один «несчастный случай». Скажите, пожалуйста, где вы были этой ночью?

Скотт чуть приподнял бровь, но в остальном его лицо осталось непроницаемым.

— Дома, естественно.

— Один?

Сначала Джоанне показалось, что Скотт не станет отвечать на этот вопрос. Но он ответил, хотя и куда менее любезным тоном, чем раньше.

— Со мной были Дилан и Лисса, но после девяти подтвердить мое алиби некому, если вы это имеете в виду. Экономка на ночь уходит.

Он ни словом не упомянул о дочери, но Джоанна решила, что Риген к этому времени, видимо, уже легла спать, и Скотт не счел нужным объяснять это. А он между тем продолжал:

— Конечно, я слышал об этой девушке. Мне очень жаль ее — но я ее не знал. По-моему, я даже не видел ее ни разу. Вы удовлетворены, шериф?

— Пока да, — ответил Гриффин.

— Тогда, с вашего разрешения, я пойду.

Скотт, проходя мимо Джоанны, кольнул ее холодным взглядом серых глаз, слегка кивнул и неохотно поздоровался. Не замедляя шага, он свернул за угол — по-видимому, там стояла его машина — и исчез из поля их зрения.

— Вы знакомы? — чуть резко спросил Гриффин. Джоанна заметила, что он бессознательно разминает плечи, как это делают мужчины, когда можно уже расслабиться после долгого напряжения и больше не держать себя в руках из последних сил.

Джоанна шагнула к нему и прислонилась к перилам.

— Шапочно. Позавчера встретились у беседки Кэролайн, когда я разговаривала там с Риген. И кажется, со мной он был куда менее холоден, чем сейчас при вашей короткой встрече.

Гриффин чуть поморщился.

— Неужели это настолько заметно?

— Да нет, вовсе нет. Но двадцатифутовый плакат с гигантскими буквами: МЫ НЕНАВИДИМ ДРУГ ДРУГА, пожалуй, был бы менее выразителен.

— Надеюсь, вы преувеличиваете.

— Ну… разве что чуть-чуть. Но это достаточно очевидно. Почему же, как вы думаете, я так поспешила к вам? У меня возникло такое чувство, что вы вот-вот начнете драку. Скажите, кто кого ненавидит сильнее — он вас или вы его?

— Что за вопрос?

— Вопрос риторический. Позвольте мне самой на него ответить. Мне кажется, если Скотту Маккенне вдруг захочется кого-нибудь прикончить, то именно вы будете возглавлять список. А вы ненавидите его в основном по той причине, что он ненавидит вас.

— Согласитесь, трудновато хорошо относиться к человеку, который тебя ненавидит, — усмехнулся Гриффин.

— А за что он вас ненавидит?

— Честно говоря, не знаю.

— Не знаете? — В голосе Джоанны явственно слышалось сомнение.

— Нет, — твердо сказал Гриффин, и это прозвучало так, что она не смогла ему не поверить, хотя бы на минуту. А минута прошла быстро. — Но если уж совсем откровенно, предположим, он вдруг захотел бы со мной дружить, думаю, я бы отказался.

— Почему?

Гриффин пожалел, что не удержался от последнего замечания.

— Неважно. Просто психологическая несовместимость, наверное. Как я понял, вы слышали, что Скотт отрицает какую-либо связь и даже просто знакомство с Батлером и утверждает, что всю вчерашнюю ночь провел дома один. И сомневаюсь, что мне удастся это опровергнуть, даже если я очень захочу.

— А вы не хотите? Гриффин покачал головой.

— Не говоря уж о том, что я просто не представляю себе, как Скотт мог оказаться за «Гостиницей» этой штормовой октябрьской ночью, и не вижу никаких причин, зачем бы ему убивать эту восемнадцатилетнюю девчушку — нет даже самого слабого намека на какую-либо связь между ним и Амбер.

Джоанна не удивилась. Если какая-либо связь и существует, то, полагала она, отнюдь не прямая и не очевидная.

— Вы, вероятно, правы, — сказала она и задумчиво добавила:

— Но мне кажется, сейчас вы больше, чем утром, склоняетесь к тому, что смерть Амбер — не просто несчастный случай. Да?

— Нет. Вскрытие показало, что смерть произошла вследствие ушибов, полученных при падении. Через несколько дней мы получим лабораторный анализ содержания в крови алкоголя или наркотиков, но врач утверждает, что на этот счет я могу успокоиться.

Джоанна чуть нахмурилась.

— Но почему тогда вы так настойчиво выспрашивали Скотта Маккенну, где он был прошлой ночью?

— Это часть стандартной процедуры расследования.

Она удивленно посмотрела на него.

— Да? Вы всегда спрашиваете совершенно не имеющих отношения к жертве людей, есть ли у них алиби?

— Я все же допускаю существование слабой вероятности, что сама Амбер или ее смерть может быть связана каким-то образом с предыдущей жертвой. А вот тут уже вопросы к мистеру Маккенне вполне уместны.

— Слабая вероятность? Я полагаю, сны и предчувствия подпадают под эту рубрику.

Гриффин не склонен был слишком заострять внимание на том, что он действительно ищет доказательств связей Батлера с Клиффсайдом — в частности, со Скоттом Маккенной. По крайней мере, пока он их не обнаружит. Поэтому он не стал ничего конкретизировать.

— Ну, знаете ли, такие вещи выходят за рамки обычной работы полиции.

— Да. — Джоанна нахмурилась, решая, стоит ли предлагать следующую тему для обсуждения.

— О чем вы думаете, Джоанна?

Она оглянулась и вздохнула. Прелестный, мирный городок Клиффсайд, редкие прохожие идут по тротуару, прохладный октябрьский день. Но что происходит за этой благостной видимостью, не замечаемое даже зоркими клиффсайдскими сплетниками? С каждым днем в ней крепла уверенность, что за благостной видимостью происходит много чего малоприятного и неафишируемого. Этот городок имеет свои тайны. Тайны, которые, без сомнения, надежно сохраняются. И что произойдет, если вдруг какая-нибудь из этих тщательно хранимых тайн окажется раскрытой?

Особенно не тем, кем надо.

Было бы логично задавать вопросы именно тебе, Гриффин. Но что, если некоторые тайны этого городка — твои тайны? Что, если тебе нельзя доверять?

Однако был ли у нее выбор?

Пошарив в кармане фланелевой рубашки, которую она носила вместо куртки, Джоанна вытащила ожерелье, найденное в старой конюшне.

— Узнаете?

Он некоторое время смотрел на сердечко, затем взял вещицу из рук Джоанны и поднес поближе к глазам, чтобы прочесть надпись.

— Это ожерелье Кэролайн. Она часто надевала его, — ответил он совершенно бесстрастно.

Джоанна, не сводя глаз с его непроницаемого лица, постаралась говорить с тем же холодным спокойствием.

— Ага. Как рассказал мистер Ландерс из ювелирного магазина, пару лет назад Кэролайн купила одно такое к дню рождения Риген и сделала соответствующую надпись. Затем, когда настало время праздновать день рождения Кэролайн, то уже Риген пришла в магазин, высыпала на прилавок горсть медяков и попросила, чтобы точно такое же сердечко надписали для Кэролайн. Мистер Ландерс поклонился, с серьезным лицом принял что-то около трех долларов мелочью, а на недостающую сумму выписал счет, прекрасно зная, что или Скотт, или Кэролайн потом непременно оплатят его. Что Кэролайн, конечно, и сделала.

— Да, эта история широко известна в городе. И что?

Джоанна взяла у него украшение и стала безотчетно наматывать цепочку на палец.

— Когда вы в последний раз видели это ожерелье на Кэролайн?

— Разве я помню…

— Вспомните, вы ведь полицейский. Вы должны замечать мельчайшие детали. Так когда?

— Почему это вас так интересует?

— Сначала ответьте, пожалуйста, на вопрос, Гриффин.

Засунув руки в карманы куртки, он некоторое время смотрел куда-то мимо нее невидящим, обращенным внутрь себя взглядом, сосредоточенно вспоминая.

— Это было… ну да. Ну да, я вспомнил, это было в пасхальное воскресенье. Я видел их с Риген в городе, наряженных, чтобы идти в церковь, и на обеих были такие ожерелья с сердечком.

— А с тех пор вы его больше не видели на Кэролайн?

— Нет. А почему вы спрашиваете, Джоанна? И где вы его взяли?

— Нашла.

Она посмотрела на золотое сердечко. Значит, Кэролайн еще носила его в начале апреля, а потеряла, вероятно, между Пасхой и первым июля — днем своей смерти. Значит, в течение этих трех месяцев она бывала в тайной комнатке в старой конюшне — месте любовных свиданий.

— Где?

Джоанна положила ожерелье в карман.

— Я отдам его Риген, когда увижу ее в следующий раз. Оно должно остаться у нее.

— Джоанна, где вы нашли это ожерелье?

Она смотрела в его насупленное лицо и думала, как бы она хотела поверить в то, что он не был любовником Кэролайн. Насколько все было бы проще, если бы она окончательно могла в это поверить.

Если бы она могла доверять ему. Но сомнения не оставляли ее. Ведь вдень своей гибели Кэролайн назначила ему встречу в этой конюшне, во всяком случае так он сказал.

Внимательно следя за его реакцией, она наконец ответила:

— Я нашла его в старой конюшне. Там в заднем углу есть маленькая замаскированная комнатка. Вы знали об этом?

— Я не был в этом месте с тех пор, как позапрошлым летом детишки загнали туда отвязавшуюся лошадь, — сказал он. Ничто в его лице не вызывало подозрений. — Комнатка?

Даже если допустить, что он говорил правду, Джоанна все равно не могла понять, почему он не проверил эту конюшню в ходе расследования. Единственное объяснение, какое она смогла придумать, предполагало его невиновность в смерти Кэролайн. Видимо, снедаемый чувством вины, он рассматривал эту проклятую конюшню исключительно как место, куда он обязательно должен был прийти и не пришел, а не как место, где Кэролайн была за несколько минут до своей смерти.

Если, конечно, он не имел отношения к ее смерти.

— Комнатка, — повторила она. — Комнатка, в которой встречалась как минимум одна пара любовников.

— Откуда вы знаете?

— Вещественные доказательства, шериф. — Джоанна изобразила какую-никакую улыбку. — Прекрасный толстый плед — и коробка с презервативами.

Он, не удержавшись, рассмеялся.

— Что ж, по крайней мере они предохранялись.

Насколько могла судить Джоанна, его смех был совершенно искренним, но это не сняло тяжести с ее души.

— Учитывая, что я нашла ожерелье на полу этого приюта любви, вам не приходит в голову, что комнатку могла устроить Кэролайн?

Казалось, он удивился, но не слишком, да и удивление как-то быстро прошло.

— Я полагаю, могла, — медленно проговорил он. — Многие в этом городе считают, что она была несчастлива в браке — должно быть, вам говорили.

— Это правда или просто сплетня?

— Вас интересует, жаловалась ли мне Кэролайн на своего мужа? — спросил Гриффин. — Нет. Я знаю, что много лет назад она страдала и металась, но после рождения Риген она, казалось… Я не знаю… Ее внимание было сосредоточено на ребенке. Пожалуй, они со Скоттом не были слишком близки, по крайней мере, так они держались на людях, но, может быть, такой брак их вполне устраивал.

— Или, может быть, просто у нее был такой брак. — Не ожидая ответа, Джоанна добавила:

— Считаете, возможно, что она встречалась с кем-то в старой конюшне?

— Возможно, — пожал плечами Гриффин. — Это место, правда, ей не слишком подходит, но, с другой стороны, в округе не так уж много мест, где можно встречаться тайно. Так или иначе, если у нее и был любовник, то что с того?

— То, вероятно, с ним неплохо бы поговорить о ее смерти.

— Без всяких доказательств того, что это не был несчастный случай? И о чем же прикажете его спрашивать?

— Не знаю. Мало ли… Виделись ли они в тот день? Не была ли она расстроена? Вы ведь говорили, что в последние дни перед смертью она казалась более нервной, чем обычно. Так почему? Что ее мучило? Вы не думаете, что все это важно? И что ее любовник, может быть, знал об этом?

— Может быть и так, — согласился он. — Но предположим, я узнаю, кто ее любовник — если он вообще существует. Кстати, он наверняка не кричит на каждом перекрестке о своей связи с ней. Не скажете ли, на каком основании я смогу допросить его? Если даже Кэролайн потеряла управление машиной оттого, что вышла из себя, все равно ее смерть остается несчастным случаем — законом не преследуется, если кто-то кому-то наговорил лишнего или не утешил в горе.

— А что, если наличие любовника означает совсем другое? — Джоанна старалась, чтобы ее голос звучал сухо и объективно. — Может быть, именно это ее и убило. Что, если Скотт все узнал? Где он был, когда машина Кэролайн упала с обрыва?

— Он был дома, как обычно.

— Один?

Гриффин кивнул.

— Можно сказать, так. У экономки был выходной. Риген тоже была дома, но она простудилась и потому не выходила из спальни. Лисса поехала в город, в магазин, Дилан отбыл в Портленд по делам. Еще в тот день работал садовник, но он не обратил внимания, уходил ли Скотт из дома. Я все это, разумеется, проверил. Ну и что? Я же говорю, Джоанна: ее смерть — это несчастный случай. Машину она вела сама. Неисправностей не было. И нет никаких доказательств того, что кто-то столкнул ее с обрыва. Это называется «отсутствие состава преступления». Из того, что он сказал, Джоанну насторожило только одно.

— Риген болела, а Кэролайн не осталась с ней?

Гриффин нахмурился и покачал головой.

— Девочка просто немного простудилась, вот и все. То есть Кэролайн могла не опасаться оставить ее дома со Скоттом на несколько часов.

«Может быть», — подумала Джоанна. Но все-таки ей казалось, что Кэролайн ни за что не оставила бы больного ребенка без очень веской причины. И это было, по крайней мере для Джоанны, безусловным доказательством того, что с Кэролайн в тот день случилось что-то из ряда вон выходящее.

Но Гриффин был явно не согласен с этим. И Джоанна понимала, что он не станет вникать в обстоятельства жизни Кэролайн, пока не убедится, что ее смерть не была просто несчастным случаем.

Он утверждает, что не был любовником Кэролайн. Вероятно, это правда. А может быть, и нет. Вполне возможно, что он не замешан в ее гибели. Но это не значит, что он не скрыл некоторых фактов, касающихся ее смерти — неважно, из каких соображений. Так что Джоанна не могла ему полностью доверять.

Однако она стремилась к тому, чтобы он ей поверил безоговорочно. Хотела, чтобы он, забыв на некоторое время полицейскую выучку, впервые стал руководствоваться не фактами, а чем-то зыбким и неосязаемым. Она не могла заставить его поверить в сны, но… но он мог бы поверить ей. Ведь мог бы? И она очень этого хотела, как бы нелогично это ни казалось.

— Ладно, — пожав плечами, наигранно-небрежно сказала она. — Но, по-моему, уже простое указание на то, что у нее был любовник, само по себе важно.

— Почему?

— В качестве предупреждения, что Клиффсайд полон тайн. Если у такой женщины, как Кэролайн, был роман, о котором никто не знал, то, значит, в этом городке многое может происходить незаметно.

— Вполне возможно, — неохотно согласился Гриффин.

Джоанна не хотела оставлять его в убеждении, что она собирается продолжить выяснение подробностей жизни и смерти Кэролайн, и потому решила переключить его внимание на последнее событие в Клиффсайде:

— А что все-таки случилось с Амбер? Я имею в виду, каковы причины ее смерти. Как это ни ужасно, но, может быть, здесь у вас есть какой-нибудь маньяк-насильник?

— Если и есть, — как-то безразлично ответил Гриффин, — и если именно он на нее напал, то она ему не поддалась — или упала с обрыва как раз в ходе борьбы. Амбер осталась девственницей.

Это потрясло Джоанну неожиданно для нее самой. Как живая, перед ней возникла Амбер со своим вечным «О!», ее пухлые губы и влажные глаза. «Умерла, не успев начать жить… навсегда сохранившая невинность… ребенок, так и не превратившийся в женщину…» Эти стершиеся клише эхом отозвались в мозгу Джоанны, вдруг обретя первоначальный смысл. Ей стало почти физически больно.

— Джоанна? — Гриффин тронул ее за плечо. — Вы в порядке?

— Нет. — Она попыталась улыбнуться. — Как долго вам пришлось этим заниматься, пока вы не научились относиться к расследованию смерти человека просто как к интересной головоломке?

— Я работаю в полиции чуть больше пятнадцати лет. — Помедлив, он добавил:

— От этого не легче.

— Так как же отрешиться от эмоций? Как сохранить объективность, если из головы не идет живой облик жертвы? — в волнении почти выкрикнула Джоанна. Кажется, он понял, что она имела в виду именно его.

— Это основное правило работы полицейского: невозможно вести расследование эффективно, если жертва — близкий человек. В этом случае велика опасность увидеть вещи не такими, каковы они на самом деле, а такими, какими хочешь их видеть — ты не можешь остаться объективным.

— Поэтому «смерть Кэролайн — это несчастный случай»? — Эти слова вырвались у Джоанны невольно, и она пожалела о них, когда он снял руку с ее плеча и сунул в карман.

— Так вы думаете, что я упустил что-то, потому что мы были слишком близки? Я же говорил, Джоанна, у нас с Кэролайн не было романа.

Джоанна и сама не знала, стало ли ей легче от того, что в его голосе звучала усталость, а не гнев.

— Я думаю, — она решила высказаться до конца, — что вас мучает чувство вины за ее смерть. Вы сами так сказали. И, может быть, для вас легче, чтобы это был несчастный случай. В конце концов, пока она ждала вас в старой конюшне, видимо, случилось что-то такое, что прямо или косвенно заставило ее потерять голову и не справиться с машиной. Возможно, вы могли это предотвратить, если бы были там. Так что очень удобно считать ее смерть несчастным случаем, правда? Все равно, мол, ничего нельзя было поделать, исход был предрешен и так далее…

Гриффин молча повернулся и пошел прочь.

Она не смотрела ему вслед. Она еще несколько минут стояла, прислонившись к перилам, слепо глядя на то место, где он только что был, пока порыв свежего ветра не напомнил ей, что становится поздно. И холодно. Очень холодно.

— Проклятье, — тихо пробормотала она.

— Оставайся, — сказала Лисса Мейтленд.

Сев на край постели, он медленно потянулся и слегка покачал головой — жест был строго выверен, как и все его жесты.

— Нет, не могу.

Глядя, как под его гладкой кожей играют отчетливо обозначенные мускулы, Лисса подумала — и не в первый уже раз, — что в природе нет справедливости. Мало того, что он был богат и красив — отменная наследственность обеспечила ему атлетическое телосложение, и он сохранял прекрасную форму почти без всяких усилий со своей стороны. Вот оно, точное слово, подумала она. Без усилий! Все доставалось ему без усилий, все, что он делал, он делал без малейшего напряжения.

— Можно я приму душ?

Он каждый раз задавал этот вопрос. И она каждый раз отвечала одно и то же:

— Конечно. Я повесила тебе чистые полотенца. Он через плечо посмотрел на нее и слегка улыбнулся.

— Я становлюсь предсказуемым.

Уже не впервые Лиссе показалось, что он читает ее мысли. И тоже без усилий. Даже не глядя на нее. Она села, подсунув под спину подушки. Простыня укрывала ее до талии, длинные, очень светлые волосы ниспадали на обнаженную грудь.

— Привычки есть у всех, — сказала она. Все с той же слабой улыбкой он прищурился.

— Да, наверное. — И, помолчав, добавил:

— Ты очень красивая.

Он сказал это отстраненно-объективно, не пытаясь польстить ей или даже просто сделать приятное. Лисса пожала плечами.

— Спасибо. Может быть, мужчины вообще предсказуемы. Вам всем нравятся длинноногие блондинки, независимо от их интеллектуального багажа.

— Ты исходишь из собственного опыта? — вежливо поинтересовался он.

Не намекает ли он на ее богатое прошлое, подумала она, но уточнять не стала. С этим мужчиной она научилась не углубляться в детали.

— Конечно. За последние десять лет ни один из мужчин, с которыми я встречалась, не проявил ни малейшего интереса к тому, что я окончила Гарвард.

Он чуть пожал плечами.

— Кто же может предположить, что продавец бутика имеет научную степень по экономике?

— Легче всего просто не делать предположений.

— Наверное — в идеале. — Он наклонился, легко коснулся губами ее плеча, встал и пошел в ванную, неся свою наготу с обычным для него спокойным достоинством. Казалось, что он чувствовал себя как если бы был полностью одет.

Лисса лежала, слушая, как он включает душ. Он любил очень горячий душ, так что через несколько минут ванная заполнялась паром, потихоньку начинавшим просачиваться в спальню. И только когда зеркало над туалетным столиком наполовину запотеет, он выключит душ и выйдет из ванны.

Такие вот вещи постепенно узнаешь о своем любовнике. Еще она узнала, что при внешней сдержанности он был на удивление страстен, раскован и изобретателен в постели. Еще ее приятно удивило, что в любви он не был эгоистичен. Кроме того, он не имел обыкновения нежиться в постели, если больше не собирался заниматься любовью, и никогда не оставался на ночь. Никогда.

Однако она каждый раз предлагала ему остаться, и он всегда отказывался. Оба делали вид, что это просто обмен любезностями, а не часть сложившегося ритуала.

Вот уже полгода, как ритуал практически не меняется. Два-три раза в неделю он или приходил сюда, или встречался с ней в каком-нибудь отеле подальше от города, где их не мог бы увидеть никто из заинтересованных лиц. В отеле они обычно обедали, потом несколько часов проводили в постели; изредка оставались на ночь. Здесь, у нее, совместной трапезы не предполагалось. Когда она возвращалась из деловых поездок, некоторое время они встречались каждый вечер, но она была не настолько молода и наивна, чтобы думать, что он соскучился, а не просто изголодался по сексу; вопросов она привыкла не задавать.

Со времени начала их романа у них был только один перерыв, нарушивший этот неизменный порядок, — это был месяц после смерти Кэролайн. Тогда он отдалился настолько, что их отношения, возможно, закончились бы совсем, не сделай Лисса шага навстречу, чтобы помочь ему справиться с тем, что обрушилось на него. И роман их продолжался, словно перерыва и не было. Днем, на людях, они держались так официально, что Лисса была почти уверена, что никто и не подозревает их в любовной связи — а в условиях Клиффсайда это кое-что значит.

Она смотрела, как из ванной начинает просачиваться пар, и представляла себе его тело, мокрое и блестящее, под горячими струями душа. И не было ничего несовершенного в этом теле, совсем ничего. Оно было абсолютно безупречно — а если и не абсолютно, то почти. Столь ничтожная разница не может иметь значения. А в чутких пальцах ее такого холодновато-спокойного на вид любовника заключена магическая сила…