Глава 9

— Ты хочешь сказать, что после этого ничего особенного не происходило? — усомнилась Кэсс.

— Как будто ничего и не произошло. Лаура передала подруге чашку с горячим шоколадом. Затем свернулась калачиком в кресле

со своей чашкой в руках.

— Никто не сказал ни слова по поводу случившегося. Милая светская беседа за ужином… Потом Кэрри сыграла на фортепиано. Кстати, она замечательно играет. Но все происходило так, словно этот полицейский не приходил и мы по-прежнему не знали, кто был с Питером в мотеле в ту ночь, когда его убили. В этот вечер Энн больше не спускалась вниз, и утром я ее тоже не видела.

— А Дэниел?

Лаура потупилась.

— И его я утором не видела. Джози сказала за завтраком, что он уехал в контору вместе с Алексом.

— И у тебя не было возможности поговорить с ним после того, как он сказал в гостиной, что это еще не конец? — спросила Кэсс.

— Не было. Он пришел в столовую через несколько минут после меня, но говорил немного и незаметно улизнул, когда Кэрри нам играла.

Лаура пожала плечами.

— Радует лишь одно, — продолжала она. — Мэдлин, видимо, смирилась с моим присутствием в доме. Она очень вежлива, даже любезна. Обращается со мной почти так же, как с Джози, как будто мы обе ее любимые племянницы.

— Что ж, — сухо заметила Кэссиди, — после признания Энн она может быть совершенно уверена, что у тебя не было связи с Питером.

В знак согласия Лаура, кивнув, проговорила:

— И это оставляет нам широкое поле для догадок. Кто убил его? Если полицейские подтвердят, что Энн вышла из мотеля в половине двенадцатого, когда Питер был еще жив, и отправилась на свою вечеринку, то она освободится от подозрений. Его тело нашли примерно в час ночи, и медицинский эксперт установил, что смерть наступила около полуночи. Энн не могла бы вернуться и убить его. Значит, кто-то вошел в номер после того, как Энн ушла, и убил Питера.

— Ты считаешь, что это был кто-то из членов семьи?

— Я… Я не знаю… У Эмили и Дэниела безупречные алиби. Мэдлин наверняка не убивала. Я не верю, что мать способна убить своего взрослого сына. Особенно трудно в такое поверить, глядя на эту женщину. Невиновность Энн скорее всего будет доказана. Кэрри находилась в Калифорнии. Остаются Алекс и Джози. Она сказала, что Алекс был дома в ту ночь.

— Но ты ведь говорила, что Джози сильно нервничала…

— Да. И была чем-то озабочена. Она что-то знает. Или догадывается… Может, Алекс? Не знаю… Не могу представить себе, как он убивает человека ножом. Впрочем, я разговаривала с ним только один раз.

Кэссиди нахмурилась.

— А помнишь, ты говорила, что Энн сказала что-то по поводу семейной традиции вести дела?

— Эти ее слова не дают мне покоя, — призналась Лаура. — Энн могла выкрикнуть это в запальчивости — такое вполне в ее характере, но мне все же показалось, что она говорила всерьез. И еще она сказала, что у Питера были свои планы и Дэниел не единственный в семье, кто умеет делать деньги.

— И что это значит?

— Я не знаю. Но Энн в ту ночь была в мотеле с Питером, и она сказала, что это уже во второй раз. Так что с женщиной, с которой спал, он мог поделиться чем-нибудь… сокровенным. Например, Питер мог начать какое-нибудь дело, но его постигла неудача. Вот так он остался в мотеле, чтобы встретиться с кем-то. И этот человек убил его.

— Тогда выходит, что это его дело не совсем чистое? Но разве мог бы Килбурн ввязаться в подобное? Вряд ли он настолько нуждался в деньгах.

Лаура задумалась.

— Если я правильно все поняла, — проговорила она, — Питер не занимался семейным бизнесом, если не считать мелких поручений Эмили. И мои впечатления подтверждают то, что ты вычитала из светской хроники: когда Эмили умрет, Дэниел будет играть главную роль. Если Питер хотел что-то изменить, у него для этого оставалось слишком мало времени. Может, он хотел показать, на что способен? Не знаю, может, ввязался в темную историю.

— И что ты собираешься предпринять? Как узнаешь истину?

Лаура вздохнула.

— Думаю, так же, как выяснила то немногое, что я уже знаю. Буду совать всюду свой нос, слушать, что говорят, и задавать разные вопросы.

Кэссиди с любопытством посмотрела на подругу.

— Твое отношение к этому изменилось. Ты не заметила?

— Не понимаю, о чем ты.

Пристально глядя на Лауру, Кэссиди медленно проговорила:

— Когда ты впервые поехала в дом Килбурнов, тебе все это было неприятно. Тебе не хотелось находиться там из-за траура. Или из-за того, что тебя подозревали в убийстве. Ты чувствовала себя как подозреваемая в убийстве. И захотела выяснить, имеет ли твое зеркало какое-то отношение к этому. Поэтому и поехала. А потом тебе сделалось не по себе из-за странной борьбы, которую, как ты заметила, вели между собой Эми-ли и Дэниел. Ты почувствовала себя как бы заложницей…

— Ну да. И что?

— А то, что сейчас ты другая. Ты внедрилась в семью, познакомилась с их жизнью, с привычками. Но твои ощущения изменились. Ты уже не чувствуешь себя подозреваемой. И не хочешь говорить о зеркале. Когда же ты все-таки спросила о нем Дэниела, ты не настаивала на ответе, не сказала ему, что знаешь, что он обманывает тебя. Ты позволила ему все отрицать. И еще: ты знаешь, чью сторону возьмешь в этой борьбе за власть. Но понимаешь ли ты, что происходит?

Некоторое время Лаура молчала. Посмотрев на Кэссиди, едва заметно улыбнулась.

— Знаешь, я думаю, что Эмили, возможно, и права. Дэниел — опасный человек. Я ничего о нем не знаю, но чувствую, даже уверена: его секреты имеют ко мне какое-то отношение. Иногда я стремлюсь убежать от него, а иногда…

— Стремишься к нему?

— Вот именно. — Лаура усмехнулась. — Я не понимаю, что со мной случилось. Кэсс, ты же знаешь меня. Я всегда была осторожна в отношениях с мужчинами. Ты смеялась надо мной все эти годы. Но этот человек, этот мужчина, с которым я знакома всего неделю, ухитрился овладеть моей душой. Причем без всяких усилий. Когда он снимает свою бесстрастную маску, его лицо становится загадочным. Оно выражает не больше эмоций, чем лик сфинкса. И Дэниел постоянно лжет мне. Он полагал, по крайней мере сначала, что я была любовницей, а может, и убийцей его брата. И он брал меня за руку. Только за руку. Разве так должен вести себя мужчина, соблазняющий женщину?

— Должен? Может быть, и не так, Лаура. Но к чему все эти рассуждения?

Лаура, прикрыв глаза, снова задумалась.

— Эмили пригласила меня остаться у них на выходные. Я думаю: соглашаться или нет?

Кэссиди с тревогой в голосе сказала:

— Я знаю, что ты провела там ночь и ничего страшного не случилось. Но, Лаура, неужели ты думаешь, что это разумно? Ты же сама говорила, что там… мрачная атмосфера и что дом производит гнетущее впечатление. Что само по себе очень неприятно. И допускаешь, что Питера убил кто-то из этого семейства. А может, Эмили сорок лет назад убила своего мужа? Ведь Дэниел говорил, что подозревает ее в убийстве дедушки…

— Но подозрения — не доказательства, — сказала Лаура, сознавая, что повторяет слова Дэниела.

— Хорошо, согласна. Будем считать, что старая леди не убивала своего мужа. После сорока лет траура и безупречного поведения можно ее оправдать. И даже признаем, что никто из членов семьи не убивал Питера. Но остается еще война между Эмили и Дэниелом. А заложников всегда приносят в жертву, Лаура. Для этого их и берут.

— Да знаю я, знаю, — пробормотала Лаура.

— Правда? Когда дело касается Дэниела, ты становишься совершенно беззащитной. Тебе не удается скрыть свои чувства. А если он заметит, что ты от него без ума? Думаешь, это удачная мысль — ночевать в комнате, которая находится недалеко от его спальни?

Лаура объяснила Кэссиди, что спальня Дэниела расположена не так уж близко от ее комнат. Джози во вторник показала ей весь второй этаж, поэтому Лаура знала расположение комнат. Но она прекрасно понимала, что дело вовсе не в комнатах. Поэтому признала:

— Да, наверное, мысль не очень удачная.

Кэссиди спросила:

— Почему же ты собираешься остаться там?

— Ты скажешь, что я ненормальная.

— Пусть это тебя не беспокоит. Я давно знаю, что ты ненормальная.

Лаура тяжко вздохнула:

— Ну ладно. Я собираюсь остаться в доме Килбурнов на выходные, потому что чувствую, что должна это сделать.

Кэссиди покачала головой.

— Чувствуешь? Это одна из твоих странностей. Которые ты даже не можешь объяснить… Как, например, тоска на Рождество. Или нежелание стричь волосы.

Что до волос, то это началось, когда Лауре было лет пять. В их семье было много детей и мало денег, поэтому мама экономила на стрижке. Раз в месяц она сама всех стригла. Дети по очереди садились на кухне на табуретку, мама накидывала им на плечи полотенце и стригла. У нее неплохо получалось.

Однако лет в пять или в шесть Лаура перестала спокойно воспринимать эту процедуру. Она даже сейчас помнила, что испытывала ужасные страдания, которые не могла бы выразить словами. «Борьба со стрижкой» принимала все более острые формы, и вскоре девочка, когда приходила ее очередь садиться на табурет, начинала биться в истерике. В конце концов озадаченная мать решила вовсе не стричь дочку.

Лаура, словно размышляя вслух, бормотала:

— Я постригла их однажды, когда мне было шестнадцать. Возраст протеста. Мне было так плохо — я думала, что у меня разорвется сердце. Мне казалось, что я кого-то предала. Но не знала, кого и почему.

— Я помню, ты мне об этом рассказывала, — кивнула Кэссиди. — А чувство… что ты должна остаться у Килбурнов на выходные — это нечто подобное?

— Возможно. Кэсс, я не знаю… Каждый раз, входя в этот дом, я испытываю такие противоречивые чувства… Мне трудно объяснить, что со мной происходит. Я просто знаю, что должна находиться там в эти выходные.

— Значит, завтра ты поедешь туда с вещами?

Лаура помедлила с ответом. Затем кивнула:

— Думаю, что да.

Кэссиди поставила пустую чашку на журнальный столик. Потом взяла зеркало.

— Возьмешь его с собой?

— Да, — ответила Лаура.

Она не знала, что собирается взять с собой зеркало. Не знала, пока не услышала вопрос подруги.

— Зачем? Мне показалось, что ты уже абсолютно уверена: зеркало не имеет никакого отношения к смерти Питера. Это зеркало… Теперь оно связано только с вами — с тобой и с Дэниелом?

— Дэниел солгал мне. Он что-то знает.

Кэссиди осторожно положила зеркало на столик. Нахмурившись, сказала:

— Наверное, я ошибалась. Ты ни на секунду не забывала о зеркале? Оно еще важнее для тебя сейчас, чем прежде. Почему? Потому что Дэниел солгал?

Лаура попыталась улыбнуться.

— Перестань задавать вопросы, на которые мне нечего ответить, Кэсс.

— В роли подруги ты просто невыносима.

— Я поражена, что ты терпишь меня так долго, — покачала головой Лаура.

— Я тоже, — рассмеялась Кэссиди. Но в ее глазах была тревога. — Звони мне, пожалуйста, каждый вечер, ладно? Расскажешь, что там происходит. И не вздумай говорить, что ты начала ходить во сне — в комнату к Дэниелу! Хорошо?

— Договорились.

— Тебе не кажется, что уже слишком поздно и пора домой? — спросил Алекс, входя в беседку.

Джози вздрогнула. Затем осмотрелась, словно искала глазами часы.

— Правда?

— Уже почти одиннадцать.

Алекс, как и она, переоделся, сменив вечерний костюм, который надевал на ужин, на джинсы и свитер. Джози хотелось знать, почему он пришел сюда. Искал ли он ее — или это один из его ночных рейдов?

— Если я нужна Эмили… — начала она.

— Я не посыльный, — перебил ее Алекс. Джози нахмурилась.

— Извини.

Алекс вздохнул и как-то по-мальчишечьи сунул руки в карманы джинсов.

— Это ты меня извини. Я не хотел грубить. Понимаешь, я увидел тебя из окна моей комнаты. Увидел, как ты шла по веранде, и подумал… — Он пожал плечами. — Поскольку я уже схожу с ума от этого противостояния, в котором мы находимся целую неделю… В общем, я решил, что лучше сменить пластинку.

— Каким образом?

Джози чувствовала себя неуютно, так как она сидела на диване, а он стоял рядом, нависая над ней. Но она не попыталась встать.

— Может быть, если я извинюсь, это поможет?

Джози спустила ноги на пол. Пытаясь выглядеть невозмутимой, она сказала:

— Думаю, это зависит от тебя. Если извинение прозвучит искренне…

Алекс раскрыл рот, однако промолчал. Было очевидно, что он колеблется. Он отрицательно покачал головой:

— Нет, черт побери. Вряд ли. Я по-прежнему не хочу, чтобы мы находились в постели втроем.

— А я по-прежнему ничего не могу поделать со своими чувствами, — заявила Джози. — Алекс, я действительно не знаю, почему не могу не думать о нем.

— Может, потому, что любила его? — спросил он.

Джози кивнула, хотя еще несколько дней назад поняла, что причина совсем другая. Она не могла забыть покойного мужа не потому, что любила его. Просто ее воспоминания, теперь уже не вызывающие боли, защищали ее от новых страданий.

— Джози?

Она подняла голову. Боль, которую она почувствовала, глядя в эти зеленые глаза, показала, что, возможно, у нее не было выбора — ледяной панцирь, защищавший ее от жизни, растаял.

— Джози…

Он подошел ближе. Опустившись на одно колено, взял ее за руки.

— Я идиот? Я подталкивал тебя, хотя не должен был этого делать. Я больше не повторю эту ошибку.

Джози высвободила одну руку и коснулась пальцами его лица.

— Ты сказал, что имеешь право, — прошептала она.

— Я ошибался. Джози, пусть все будет, как прежде. Этого достаточно.

— Ты уверен?

Она почувствовала, что он сильно нервничает.

— Да, уверен.

Джози провела пальцем по его губам.

— Но ты сказал, что я должна быть одна, когда в следующий раз приду к тебе.

— Но ты же не пришла ко мне. Это я пришел к тебе.

Алекс негромко рассмеялся. Прижав ее руку щекой к своему плечу, поцеловал ладонь.

— Гордость побеждена, и ультиматум порван в клочья. И всего лишь через несколько дней, заметь. Ты должна гордиться собой, милая. Не так просто поставить Килбурна на колени.

— Я бы хотела видеть тебя другим, — сказала Джози.

Диван был узкий, а ночь — прохладная, но они этого не замечали. И совершенно не думали о том, что любой из обитателей дома мог увидеть их, выйдя на вечернюю прогулку к центру лабиринта.

Они торопливо сбрасывали с себя одежду и горели желанием слиться воедино. Минуту спустя Джози уже лежала на спине, обнимая Алекса ногами, впиваясь ногтями в его плечи. Он вошел в нее резко, стремительно.

Они вели себя как любовники, долгие месяцы находившиеся в разлуке. Казалось, они боялись, что их в любую секунду могут разлучить.

Наконец Джози нашла в себе силы пробормотать:

— Мы даже не задернули занавески.

Алекс приподнялся на локте и посмотрел на нее. Затем улыбнулся и спросил:

— Тебя в самом деле это волнует?

Джози вместо ответа поцеловала его.

— Нужно поскорее одеться, — сказала она. — Сильно похолодало.

— Придется застеклить беседку и установить здесь на зиму отопление.

— Но тогда это будет уже не беседка…

— Возможно. Зато в холодные ночи здесь станет гораздо уютнее.

Алекс поцеловал ее, поднялся и принялся подбирать с пола одежду.

Они одевались молча. Перед тем как уходить, она сказала, пристально глядя ему в глаза:

— Спасибо тебе, Алекс.

— За что? — удивился он.

— За то, что ты не заставляешь меня…

Алекс прикрыл ей рот ладонью.

— Пусть все идет, как идет, — сказал он. — Сейчас я не возражаю…

Джози хотела что-то сказать, как-то переубедить его, но поняла, что Алекс не станет ее слушать. Она молча кивнула, и они направились к дому. Минуту спустя Джози коснулась его локтя и спросила:

— Алекс, ты ответишь на мой вопрос? Только честно…

— Если сумею.

— Вы с Дэниелом… Вы что-то затеваете?

Он удивленно посмотрел на Джози.

— Что-то затеваем? Немного странная формулировка. Как будто мы мальчишки, стащившие пачку сигарет.

Джози посмотрела ему в глаза.

— Алекс, это не ответ.

Он отвел глаза. Какое-то время они молчали. Наконец он проговорил:

— Питер оставил после себя много грязи. Мы просто стараемся ее вычистить.

— Что ты имеешь в виду? Что за грязь?

Алекс покачал головой.

— Знаешь, это такое дело… Тебе лучше ничего не знать. Ты ведь веришь мне?

— Да, но…

— Никаких «но». — Его пальцы до боли сжали ее руку. — Выяснилось, что мой дорогой почивший кузен был даже большим сукиным сыном, чем я мог предполагать. Если нам не удастся исправить то, что он натворил… семья сильно пострадает.

— Но ты не расскажешь мне, о чем речь?

— Я не могу, Джози. Не сейчас.

Они вышли из лабиринта. Было довольно светло, и Джози видела, что на лице Алекса лежала тень беспокойства.

Она сказала:

— Несколько дней назад ты говорил мне, что Эмили что-то задумала. И Дэниел. Это походило на войну. На междоусобную войну. Ты даже прикидывал, кто из нас выстоит в этой борьбе.

— Неужели я такое говорил? — Алекс усмехнулся и покачал головой. — Как это неделикатно с моей стороны.