Дженнифер криво улыбнулась:

– Он не захочет, и не надейся. Наш лейтенант слишком боится испортить маникюр или запачкать кровью ботинки. Так что если ты притворишься, будто действительно хочешь свалить все дело на него, это, пожалуй, заставит Люка заткнуться по меньшей мере на неделю.

– А это неплохая идея! – просиял Энди.

Скотт тоже рассмеялся, но сказал:

– Идея действительно хорошая, жаль только, что одна. А нам нужно много идей, версий, догадок, иначе, когда ниточка оборвется, мы останемся практически ни с чем.

– Кстати, – встрепенулся Энди, – как насчет пропавших дел тридцать четвертого года?

– Пока никак, но я еще не отчаялся. Если их не сожгли, я их разыщу.

– А есть какие-то новости по делу Саманты Митчелл? – спросила у Энди Дженнифер. – Ее еще не нашли? Все утро я как бобик бегала с высунутым языком и ничего не слышала.

– Нет, пока ничего нет, – покачал головой Энди. – Я отправил несколько человек обойти соседей, вдруг выплывет что-нибудь любопытное. Кроме того, Саманту Митчелл разыскивают все городские патрули, но она как сквозь землю провалилась.

– А как насчет догадки Мэгги? Эксперты так и не нашли ничего нового во время повторного осмотра игровой комнаты?

– Почти ничего. На ковре неподалеку от входа обнаружили несколько волосков, предположительно принадлежащих миссис Митчелл, да спектральный анализ пробы воздуха показал наличие следов хлороформа. Впрочем, есть косвенные признаки того, что преступник проник в комнату через окно. В системе сигнализации произошло что-то вроде сбоя, вот она и не сработала.

– Сбой системы сигнализации? – нахмурился Скотт. – Уж не думаешь ли ты, что это совпадение?

– Все может быть, – уклончиво ответил Энди. – Кстати, еще один небезынтересный факт: Томас Митчелл утверждает, что его жена никогда, в буквальном смысле никогда, не оставалась в доме одна, не включив охранную сигнализацию. А система там серьезная. И если нападавший оглушил жертву хлороформом, следовательно…

– …Следовательно, он каким-то образом вывел из строя электронику, – подхватила Дженнифер.

– Примерно так. – Энди кивнул. – Я склонен считать, что преступник отключил систему с контрольной панели возле входной двери. А для этого ему нужно было знать контрольный код. Именно знать, потому что подобрать его с налета практически невозможно. Наш эксперт по электронике так и сказал, что преступник либо отлично разбирается в технике, либо ему выпал один шанс из миллиона.

– Из миллиона? – переспросила Дженнифер недоверчиво.

– Точнее, из миллиарда, потому что код на двери был девятизначным, – грустно сообщил Энди. – Такую систему невозможно отключить, набирая наудачу даты рождений, номера телефонов и другие прогнозируемые комбинации.

– Поскольку мы знаем, что однажды Окулист уже отключил довольно сложную сигнализацию в доме Лауры Хьюз, значит, он разбирается еще и в компьютерах, – сказала Дженнифер.

– А в чем еще он разбирается?

– В офтальмологии, – мрачно пошутила Дженнифер.

Энди укоризненно покосился на Дженнифер. Он собирался выговорить ей за неуместные шутки, но ему помешал Скотт.

– А как Мэгги узнала, что он напал на Саманту Митчелл именно в игровой комнате? – спросил он. – И почему наши ребята не поняли этого во время первого осмотра дома?

– Я спрашивал. – Энди пожал плечами. – У них, как водится, нашлось ровно семь объективных причин, которые помешали им выяснить все до конца, но, когда я немного на них нажал, они признались, что основное внимание уделили парадной и задней двери, как наиболее вероятным местам проникновения. Надеюсь, они больше не повторят этой ошибки.

Дженнифер криво усмехнулась:

– Могу поспорить, что нет. Ты умеешь очень хорошо «нажать», если разозлить тебя как следует.

– Они меня действительно разозлили.

– Не удивительно.

– Но как Мэгги узнала? – снова спросил Скотт.

У Энди уже был наготове ответ.

– Инстинкт. Полицейский инстинкт, – быстро сказал он. – Кроме того, у нее достаточно здравого смысла и добросовестности, чтобы тщательно проверить не только возможные, но и невозможные варианты. Как и у вас, кстати.

Скотт кивнул, но его лицо сохраняло озадаченное выражение, и Энди решил, что из него вряд ли получится хороший игрок в покер.

– Предыдущие жертвы были найдены в течение сорока восьми часов после похищения, – снова подала голос Дженнифер. – Так что если это Окулист, к завтрашнему дню Саманту Митчелл должны найти.

– Да, – согласился Энди. – Весь вопрос в том, будет ли она жива…

Сказать, что Мэгги спала плохо, значило ничего не сказать. Когда во вторник утром она приехала к Бью, то чувствовала себя совершенно разбитой. Войдя в дом через по-прежнему не запертую заднюю дверь, она не спеша двинулась к студии, на ходу окликая брата.

Когда она появилась в дверях, Бью сказал:

– Тебе нужно срочно выпить кофе.

На рабочем столе у стены уже стояла кофеварка, две чашки и молочник со сливками.

– Похоже, ты знал, что я приеду, – сказала Мэгги, наливая себе кофе и усаживаясь в кресло.

– Было у меня такое предчувствие, – кивнул Бью.

– Предчувствие?

– Ну да… – он улыбнулся.

– Знаешь, – хмуро сообщила Мэгги, – иногда я тебя просто терпеть не могу!

– Знаю. Извини, пожалуйста. Пей лучше кофе. Принести сахара?

Мэгги отрицательно покачала головой и некоторое время сидела молча, наблюдая за тем, как Бью работает. Наконец она громко произнесла:

– Она мертва, Бью. Убита. Саманта Митчелл погибла, и ее ребенок тоже.

Бью ненадолго оторвался от холста и машинально вытер кисть тряпкой.

– Мне очень жаль. Тело уже нашли?

– Пока нет. Но найдут.

– Когда?

– Это уж ты мне скажи. – Она с вызовом посмотрела на него, и Бью отвел взгляд.

– Завтра, – сказал он. – Завтра утром. Так мне кажется. А может, сегодня поздно вечером. Трудно сказать.

– А где? Ты знаешь – где?

Бью не ответил.

– Может быть, я ошиблась, может быть, она еще жива! Если бы ее нашли пораньше…

– Это ничего бы не изменило. Саманта Митчелл мертва, ее уже не спасти. Ты сама это знаешь.

Мэгги действительно знала, но все-таки надеялась. Надеялась до самой последней минуты. Теперь надежда умерла. Как Саманта. Как ее неродившийся ребенок.

После долгой паузы Мэгги сказала:

– Вчера я была в доме Митчеллов и почувствовала ее. Когда он схватил Саманту, она ужасно испугалась: и за себя, и за ребенка. Она как будто знала, что им не спастись, что они оба умрут, с самого начала знала.

Бью некоторое время работал молча, потом спросил:

– Она знала, кто это?

– Саманта почувствовала, так же, как и я. Она не знала имени, не видела лица, она просто почувствовала, что это – Зло, самое настоящее Зло, принявшее человеческий облик. – Мэгги ненадолго замолчала, потом добавила решительно: – Я должна его остановить. Должна!

– Да.

– Но у меня осталось совсем мало времени, – пожаловалась Мэгги. – Это я тоже чувствую. С каждым прошедшим днем времени остается все меньше. Если я не сумею помешать, если я не уничтожу его сегодня, завтра может быть поздно!

– Сегодня? – Бью слегка приподнял брови.

– Ты прекрасно понял, что я имею в виду, – раздраженно произнесла Мэгги. – Это мой последний шанс, Бью.

– Ты не можешь этого знать.

– А ты можешь?

– Нет.

Мэгги сухо рассмеялась.

– Разве ты сказал бы мне, если б знал?

– Скорее всего нет.

– Снова свобода воли?

– Да, снова свобода воли. – Бью наконец отложил кисть и палитру и, налив себе кофе, сел напротив Мэгги на софу. – Ты делаешь все, что в твоих силах, – добавил он. – И не можешь требовать от себя большего.

– Я делаю слишком мало.

– Уверяю тебя, у тебя все получится, Мэгги, главное – верить в себя, в свои способности и интуицию.

Она пристально посмотрела на него.

– Вчера, – медленно сказала она, – у меня был очень тяжелый день. Утром я беседовала с Холлис, потом ездила в дом Митчеллов. И как будто этого мало, я нарисовала одну картину. Я закрыла глаза, очистила мозг и… нарисовала нечто ужасное. Это было внутри меня, Бью! Вся это темнота, ужас, кровь – все это было частью меня, моей души! Я почти чувствовала, как она умирает.

Бью коротко кивнул. Казалось, слова сестры не удивили его.

– Я предупреждал, что это может случиться, – сказал он.

– Да, ты говорил, – согласилась Мэгги. – Но я не думала, что это будет так. Я не ожидала ничего подобного.

– Ты – художник, Мэгги, талантливый художник, а художники мыслят и чувствуют образами, картинами. Это естественно.

– Естественно? Разве естественно нарисовать обезображенный труп женщины, которую я никогда не видела, никогда не встречала?!

Бью коротко вздохнул.

– Я уже говорил – ты должна установить дистанцию, Мэгги. Иначе ты просто не справишься.

Мэгги изо всех сил старалась взять себя в руки.

– Я как-то сказала тебе, что боюсь. Зло… оно как будто ослепляет меня. И я не знаю, что мне делать дальше.

Бью, подумав, произнес:

– Прежде всего тебе необходимо успокоиться и почаще напоминать себе, что ты не одна, что в этом поединке у тебя есть союзники. Ты не можешь и не должна взваливать все на себя. Позволь твоим друзьям помочь тебе!

Мэгги нехотя кивнула.

– Хорошо, я попробую. – Она отставила чашку с недопитым кофе и встала.

– Для начала можешь показать свою картину Гэррету, – добавил Бью, глядя в свою чашку. Его голос звучал почти небрежно, но Мэгги сразу ощетинилась.

– Зачем? – резко спросила она. – Зачем ему смотреть на то, что во мне?!

– Мне кажется, это будет полезно. – Бью слабо улыбнулся. – Такое у меня предчувствие.

– …Итак, это все, что мы имеем на данный момент. – Квентин, нахмурившись, оглядел разложенные на столе стопки бумаг, папок, фотографий, потом снова повернулся к Мэгги. – Немного, черт побери, но, думаю, у полиции материалов еще меньше.

– Он не имел в виду ничего обидного, – вставила Кендра.

– А что тут может быть обидного? – удивился Квентин.

– То, как это прозвучало, – пояснила она. – Дескать, мы работаем над делом всего пару дней, а уже собрали бумажек больше, чем копы за полгода. Впредь постарайся думать, что и как ты говоришь.

– Спасибо за совет, – буркнул Квентин, – но я бы предпочел, чтобы ты что-нибудь печатала. Это у тебя получается гораздо лучше, чем поучать старших.

– Я вполне способна делать эти два дела одновременно, – холодно ответила Кендра. – Кстати, если бы ты пил поменьше кофе, ты бы лучше соображал. Я давно тебе говорю: кофеин – твой враг.

– Я выпил только половину своей обычной нормы.

– Хочешь, я скажу тебе, сколько раз ты прошелся из угла в угол, пока говорил?

– Не обращай внимания, – шепнул Джон на ухо Мэгги. – Просто у них такая манера.

– Я уже поняла, – ответила Мэгги и, подперев рукой подбородок, посмотрела на Квентина, который продолжал метаться по комнате, как кот Тома Сойера, хлебнувший «болеутолителя». – Послушайте, может, заключим перемирие? – обратилась она к спорщикам. – Через два часа нам с Джоном нужно быть в участке. Энди просил нас заехать, а мне бы не хотелось, чтобы у него возникли вопросы.

Квентин ухмыльнулся.

– А нелегко служить и богу, и маммоне, верно? – весело спросил он.

– Просто я бы предпочла, чтобы Энди был на нашей стороне, – возразила Мэгги. – Во-первых… – она запнулась, не зная, как объяснить, что она думала и чувствовала.

– Во-первых, – поспешил ей на выручку Джон, – Энди и его ребята откопали что-то любопытное. Что-то такое, о чем они пока не сказали ни Мэгги, ни мне.

Мэгги пристально посмотрела на него.

– Так ты тоже это почувствовал?

Джон пожал плечами.

– Я не эмпат. Просто для копа у Энди слишком выразительное лицо. Впрочем, не исключено, что он сам хотел, чтобы мы догадались…

Мэгги согласилась.

– Может, ты и прав. Люк предоставил ему свободу действий, конечно, в пределах разумного, а насколько я знаю Энди, он готов принять любую помощь, лишь бы отправить Окулиста за решетку.

– Ты хочешь сказать, что, если бы Энди мог выбирать, он бы уже давно предоставил вам с Джоном доступ ко всем материалам дела?

– Я думаю, да, – кивнула Мэгги. – Мне даже кажется, что он не стал бы возражать, если бы в расследовании приняли участие два агента ФБР, во всяком случае негласно.

Квентин с сомнением хмыкнул.

– А он часом не подумает, что мы намерены перебежать ему дорожку, похитив его лавры?

– Только не Энди, – тотчас ответила Мэгги. – В отличие от Люка у него нет никаких политических или служебных амбиций. Энди полицейский до мозга костей, и, по большому счету, ему все равно, кто раскроет дело и получит медаль. Для него важнее отправить преступника в тюрьму.

– Что ж, похоже, твой Энди – настоящий коп. Побольше бы таких, глядишь, и нам было бы легче работать.

– Вот именно, – подхватила Мэгги. – Я почти уверена, что он не будет особенно возражать, если узнает о нашем параллельном расследовании. Лейтенант постоянно на него давит, требуя результатов. Учитывая, что при этом Драммонд категорически не хочет обращаться за помощью, Энди будет только рад, что наше сотрудничество носит неофициальный характер.

– Если Драммонд все же что-то пронюхает, я приму весь огонь на себя, – великодушно пообещал Джон. – Он был очень недоволен моим участием в расследовании, а сегодняшние газеты насыпали свежей соли на его раны. Иными словами, для лейтенанта я самый подходящий козел отпущения. Пусть лучше злится на меня, чем на своих людей, по большому счету, мне от этого ни горячо, ни холодно.

Квентин обменялся взглядом с Кендрой.

– Конечно, вам решать, – сказал он, обращаясь к Джону и Мэгги, – но если детектив Бреннер действительно не будет возражать против нашего участия, тогда, мне кажется, лучше ему сказать. В подобных случаях мы всегда стараемся наладить сотрудничество с кем-то из представителей полиции. Это облегчает обмен информацией и делает его более продуктивным. Да и Бишопу будет поспокойнее.

– Бишопу? – Мэгги слегка нахмурилась.

– Это наш босс, – объяснил Квентин. – Ной Бишоп возглавляет наше подразделение в Квантико.

Мэгги нахмурилась сильнее. Еще несколько мгновений она разглядывала Квентина, потом повернулась к Кендре.

– Значит, ты тоже экстрасенс? – спросила она.

– Таких, как я, – спокойно объяснила Кендра, – у нас обычно называют «адептами», или «учениками». Это, в частности, подразумевает наличие кое-каких способностей, но до «магистров» нам далеко. У меня, к примеру, есть способности к телепатии, но читать мысли я пока не могу. Гораздо лучше у меня получается «считывать» информацию с неодушевленных предметов.

– И это ваше подразделение целиком состоит из учеников?

На этот раз ей ответил Квентин:

– Да. Разумеется, у нас есть, так сказать, обслуживающий персонал, который даже на учеников не тянет, но все оперативные работники – адепты. У всех у них разные способности, да и владеют они ими по-разному. Паранормальный талант служит в качестве дополнительного инструмента при расследовании того или иного запутанного преступления. Кстати, официально об этом не упоминается, скорее наоборот.

– Надеюсь, ты понимаешь почему, – вставила Кендра, и Мэгги улыбнулась.

– Да, конечно, понимаю. Вряд ли ФБР заинтересовано в том, чтобы налогоплательщики узнали о существовании подобного подразделения, в особенности в свете некоторых событий последних лет.

– Вот-вот, – кивнул Квентин.

– Кроме того, вашему руководству не особенно хочется выставлять себя в смешном смысле. Вряд ли средний обыватель способен поверить, что телепатия, ясновидение и прочие непонятные вещи действительно существуют. Для большинства это просто фокусы, хотя в последнее время вера в паранормальные явления становится модной.

– Ясновидение – это что! – усмехнулся Квентин. – У нас есть один молодой медиум, который запросто беседует с мертвыми. Если хочешь, я тебя при случае с ним познакомлю.

– Что ж, это и правда любопытно…

– Этот молодой человек просто дьявольски талантлив и, как правило, добивается успеха. К сожалению, сотрудники обычных подразделений до сих пор относятся к нашим методам с некоторым недоверием, с которым они не в силах справиться, несмотря на наш впечатляющий послужной список. Вот почему хотя мы и именуемся «специальным отделом», который применяет в своей работе «нетрадиционные методы расследования», мы тем не менее стараемся максимально использовать обычные полицейские приемы.

– Вы, стало быть, притворяетесь обычными копами, которым везет больше, чем другим? Готова спорить на что угодно, что, если вы в три дня раскрываете какое-нибудь дело, потом вам приходится тратить не меньше недели, чтобы придумать правдоподобное объяснение тому, как вы все узнали.

– И это зачастую бывает гораздо труднее, – признал Квентин.

– Я вас очень хорошо понимаю, – заверила его Мэгги. – Кстати, почему вы все это мне рассказываете? Может быть, по-вашему, я тоже экстрасенс?

– Мы решили раскрыть наши карты, – сказала Кендра, – так как из опыта нам хорошо известно: независимые эсперы охотнее идут на сотрудничество, если убедить их, что мы способны понять их как никто другой.

Мэгги покосилась на Джона, но он сохранял на лице непроницаемое выражение.

– По правде говоря, со столь ярко выраженными способностями мы еще никогда не сталкивались, – спокойно продолжила Кендра. – В нашем подразделении есть эмпат, но он гораздо слабее тебя.

– Кроме того, его способность сопереживать имеет несколько иную направленность, – добавил Квентин. – Скажи, Мэгги, ты действительно реагируешь только на жестокость и насилие?

Мэгги долго молчала, ей не хотелось говорить об этом. Наконец она пожала плечами и сказала:

– Я действительно очень чувствительна к любым проявлениям жестокости, но, быть может, это оттого, что на протяжении многих лет мне приходилось иметь дело исключительно с такими эмоциями. Когда я сосредотачиваюсь, я ощущаю и другое, но не столь отчетливо.

– То есть, – не скрывая сочувствия, сказал Квентин, – каждый раз, когда ты сталкиваешься с болью, страданием, унижением, ты переживаешь, как будто несчастье произошло с тобой?

Мэгги кивнула.

– Сразу после допроса потерпевшего мне действительно кажется, что беда случилась со мной. Я бываю совершенно разбитой, и физически, и эмоционально, однако в большинстве случаев мне достаточно десяти-двенадцати часов сна, чтобы снова прийти в форму.

– Иными словами, – вмешалась Кендра, – ты устанавливаешь с жертвами тесный эмоциональный контакт, ты заставляешь их заново переживать то, что с ними случилось. Быть может, именно это и дает столь ярко выраженный психотерапевтический эффект.

– Отчасти да, – согласилась Мэгги. – Но иногда я обнаруживаю, что потерпевшие переживают происшедшее с ними не так остро, как можно было бы предполагать. Такое впечатление, что их мозг как бы сглаживает острые углы, притупляет боль… Но бывает и так, что чужие эмоции буквально захлестывают меня и мне приходится прилагать огромные усилия, чтобы задавать правильные вопросы и выслушивать ответы. – Она вздохнула. – Что ни говори, мою работу никак не назовешь легкой или приятной.

– Тогда почему ты занимаешься ею? – прямо спросил Квентин.

– А вы? – с вызовом спросила Мэгги.

Квентин слегка улыбнулся.

– Дело в том, что мои способности не доставляют мне никаких неприятных ощущений. Как правило. Иными словами, я, в отличие от тебя, не страдаю. Так почему же все-таки ты продолжаешь принимать в себя чужую боль?

Прежде чем Мэгги сумела обдумать ответ, зазвонил мобильник Джона.

– Очень кстати, – пробормотала она и поймала на себе взгляды обоих мужчин.

Джон поздоровался и некоторое время слушал. Лицо его не дрогнуло, но когда он сказал: «Хорошо, сейчас выезжаем», – в его голосе было что-то такое, что заставило всех насторожиться.

– Что случилось? – спросил Квентин.

– Энди хочет, чтобы мы немедленно приехали в участок, – ответил Джон, пристально глядя на Мэгги. – Томас Митчелл только что получил письмо с требованием выкупа от человека, который похитил его жену.