Пролог

Лежэ, Теннесси, двадцать пять лет назад

Малышка сжалась в комочек, забившись в дальний угол чулана. Темноту она не любила и сильно зажмурила глаза. Уши закрыла ладошками, прижала их крепко-крепко, но звук не исчезал.

«Та-тум, та-тум, та-тум».

Девочка испугалась еще больше: вдруг звук уже сидит в ней? Она приложила руку к груди, туда, где билось сердце, и попробовала успокоить себя тем, что это оно так громко стучит.

«Та-тум, та-тум».

Нет, это было не биение сердца. Звук был в голове: короткие глухие удары, похожие на хлопанье крыльев, словно кто-то отчаянно пытался вырваться наружу.

– Уходи, – прошептала девочка.

«Та-тум.

Смотри.

Та-тум.

Слушай.

Та-тум».

Читать она умела плохо, буквы давались ей тяжело, но слова видела отчетливо, как будто они отпечатались в ее сознании и проплывали перед глазами, написанные ярким крупным шрифтом. Они всегда являлись такими – светящиеся буквы понятных ей слов.

«Торопись. Смотри».

Девочка не могла не смотреть. У нее не было сил ни противостоять, ни ослушаться этих приказов.

Все еще сжимая ладонями уши, малышка неохотно приоткрыла глаза. В чулане было по-прежнему темно, а мрака она очень боялась. Из щели под дверью сочился свет. Стараясь не отводить глаз от яркой полоски, она, сидя на корточках, все равно чувствовала редкую тяжелую вибрацию пола.

«Прячься».

– А я уже спряталась, – прошептала девочка, трясясь от ужаса и не отрывая взгляда он светлого лучика под дверью. Страх внутри ее все рос и рос.

Внезапно малышка услышала, как загрохотала дверь чулана.

«Та-тум!

Та-тум!

Та-тум!»

– Нет! Нет! – закричала она.

«Оно здесь».

– Трудновато тебя найти.

– При желании, как видишь, вполне возможно. А кто меня искал? – ответил Квентин Хейз, не отрывая глаз от газеты, разложенной перед ним на столе.

– Ной Бишоп.

Квентин поднял глаза, брови его удивленно поползли вверх:

– Из отдела по борьбе с призраками?

Бишоп слабо усмехнулся:

– Я это уже слышал.

– Только что придумал это название? Ну конечно, – кивнул Хейз, – у тебя же должен быть целый набор экстрасенсорных способностей.

– Есть у меня набор, – сердито ответил Бишоп, – но только не нужно ими обладать, чтобы услышать в твоих словах насмешку. – Он пожал плечами. – Хотя я не обижаюсь, нам частенько говорят что-нибудь подобное. Ничего страшного. Уважение приходит с успехом.

Квентин изучал собеседника: пристальный взгляд серых любознательных глаз, видавших опасности; испещренное морщинами, но не лишенное приятности лицо человека, понимающего шутки, однако готового достойно ответить зарвавшемуся насмешнику. Все это, включая блестящие аналитические способности, принесло Ною уважение бюро, хотя над новообразованным подразделением, во главе которого поставили его, действительно частенько подшучивали.

Квентин тоже был далеко не новичок. За ним давно ходила слава детектива хваткого, жесткого, работавшего только в одиночку, не любившего появляться на публике и обсуждать свои способности.

– Ну и зачем ты мне все это рассказываешь? – спросил он.

– Я подумал, что это тебя может заинтересовать.

– Вот как? Не представляю, каким образом.

– Напротив, хорошо представляешь. – Бишоп, все с той же едва заметной лукавой усмешкой, наконец вошел в комнату и сел напротив Квентина. – И год назад, и полгода назад ты видел, что я иду к тебе.

Помолчав, Квентин произнес:

– Тебе еще никто не сообщил, что я ушел со службы?

– Мне говорили только то, что ты два последних сезона провел в Теннесси. В том самом маленьком городке. Вполне возможно, даже посиживал в комнатке для совещаний в местном полицейском участке. За последние двадцать лет здесь не произошло ничего стоящего внимания. Так, мелочи – домашние скандалы, неправильные парковки, изредка забредали торговцы контрафактом. Теперь ты снова сидишь здесь и, пока местные копы, занятые текучкой, смотрят в твою сторону и пожимают плечами, роешься в старых пыльных папках.

– Они неплохо ко мне относятся, – сказал Квентин.

– Разумеется, им нравится твоя настойчивость.

– Для полицейского это самое главное качество.

Бишоп кивнул.

– Но только полицейским не нравятся старые тайны и нераскрытые дела. Наверное, поэтому ты здесь?

– Как будто ты не знаешь, – улыбнулся Квентин.

Бишоп и бровью не повел – либо не понял шутки, либо остался к ней глух.

– Я не экстрасенс, не провидец и не прорицатель. Твоих способностей у меня нет. Я всего лишь телепат, да и то довольно слабый – читаю мысли человека, только если прикасаюсь к нему. А экстрасенсы, по крайней мере те, кого я знаю, умеют блокировать мои попытки.

– Поэтому ты и предположил, что я экстрасенс, не так ли? – вынужден был спросить Квентин, хотя слово «прорицатель» говорило об уверенности Бишопа. Тот сразу подтвердил его догадку.

– Нет, я точно знаю, что ты экстрасенс. Я это чувствую, как чувствую свои способности. Мы интуитивно узнаем друг друга, не всегда и не все, но, во всяком случае, большинство таких, как мы.

– Понятно. Ну и когда мы начнем обмениваться тайными рукопожатиями?

– Перед тем как я покажу тебе свое кольцо с шифром.

Квентин рассмеялся. До этого момента ему и в голову не приходило, что Бишоп обладает чувством юмора.

– Извини, но сам посуди: подразделение ФБР, состоящее из экстрасенсов, – это что-то совсем новое. Ведь смешно, признай сам.

– Пока – да. Но потом будет не до смеха.

– И ты в это действительно веришь?

– С каждым днем наука понимает о человеческом мозге все больше. Рано или поздно психические способности систематизируются и будут восприниматься так же естественно, как слух или зрение.

– И тебя перестанут называть командиром группы по отлову привидений?

– Давай закончим на том, что пройдет немного времени, и все сомнения и неверие отпадут. Мы обречены на успех.

– Ясно, – кивнул Квентин. – Но пока ФБР не раскрывает сорок процентов преступлений.

– Подожди, очень скоро их станет намного меньше.

Квентин не был уверен, что слова его созвучны оптимизму Бишопа, поэтому обрадовался, когда возникшую паузу прервал вошедший в комнату офицер полиции.

– Квентин, я знаю, что ты в отпуске, – произнес, остановившись в дверях, лейтенант Натан Макдэниэл, едва взглянув на Бишопа, – но думаю, тебя это заинтересует. И шеф сказал, чтобы я сообщил тебе.

– А что там у тебя, Натан?

– Только что нам позвонили и сказали, что пропала маленькая девочка.

Квентин вскинул голову и спросил:

– Там же, в Пансионе?

– Да, в Пансионе.

Комплекс гостиничных зданий был построен незадолго до начала двадцатого века и получил очень громкое имя, которое с течением лет прочно забылось. Последние двадцать лет, несмотря на протесты владельцев, его называли просто Пансион. В конце концов, владельцы смирились с названием, тем более что оно не отпугивало богатых постояльцев: им полюбились его тихая, почти отшельническая уединенность и великолепие архитектуры «под старину». Добраться до Пансиона, расположенного вдали от главных городов, можно было только по узкой извивающейся дороге, частью – щебенчатой, частью – асфальтовой, обсаженной с обеих сторон густыми деревьями. Начиналась она у городка Лежэ и заканчивалась у главных ворот Пансиона. Человек, приехавший сюда, выпадал из поля зрения цивилизации с ее модными современными атрибутами – экспресс-почтой и прочими средствами общения.

Однако, несмотря на замкнутость и оторванность от мира, Пансион был местечком и красивым, и комфортным, что привлекало сюда множество гостей. Внушительных размеров главное здание и рассыпанные вокруг него уютные коттеджи всегда были заполнены желающими полюбоваться местными красотами – лесами и горами. Постояльцам предлагались не только увлекательные пешие прогулки, но и альпинистские маршруты, и катание на лошадях. В распоряжении любителей тихого отдыха имелись восхитительные сады. Дополняли комплекс изумительное поле для гольфа на восемнадцать лунок, кегельбан, закрытые бассейн олимпийского типа и теннисный корт.

Прибавьте к этому многочисленную вышколенную прислугу, готовую выполнить любую прихоть постояльцев, очаровательные комнаты и коттеджи с роскошными кроватями, белье с которых не стиралось, а сразу выбрасывалось, первоклассные ванны, по желанию постояльца – грязевые, и вы поймете, почему такой городишко, как Лежэ, нанесен на карту Теннеси – если не на географическую, то уж по крайней мере на туристическую.

– Проблема только одна, – сказал Квентин Бишопу, вылезая у входа в главное здание из взятой напрокат машины, – за этим замечательным местечком водится гадкая привычка поглощать людей, и главным образом маленьких детей.

– Ну, об этом в туристических справочниках явно не упоминается, – буркнул Бишоп.

– Разумеется, нет, – кивнул Квентин. – Честно говоря, здесь об этих исчезновениях предпочитают не упоминать. Достать документы очень трудно. Сколько лет я уже собираю материал по этим делам, а общая картина начала складываться совсем недавно. Все исчезновения и смерть определенно связаны с Пансионом, но не с его постояльцами. Гибнут и пропадают дети сотрудников гостиницы, прислуги. То есть местных жителей. А народец тут живет замкнутый, с чужаками не общается, в свои дела не допускает.

– Даже когда дело касается их детей? – удивился Бишоп.

– Можешь мне поверить. Они просто берут собак, ружья и начинают прочесывать лес. Раньше, как я выяснил, они даже в полицию ничего не сообщали. Да и сейчас нечасто обращаются. – Квентин махнул рукой.

– Какой период времени ты охватил в своем исследовании?

– Двадцать прошедших лет как минимум. И обнаружил шесть загадочных прецедентов – то ли несчастных случаев, то ли болезней; но из них один – вне всякого сомнения, убийство. Правда, при таком количестве постояльцев этого мало, конечно. – Он помолчал. – Но только я уверен, что просто не все выкопал. Определенно многое скрывается. Кроме того...

– Что «кроме того»?

– Здесь пропало пять человек, не только дети, но и взрослые.

Квентин передумал говорить то, о чем собирался сказать. Чтобы понять это, не нужно было обладать сверхъестественными способностями. Бишоп кивнул, сделав вид, что ничего не заметил, и тихо произнес:

– Если бы у меня были дети, я бы поостерегся привозить их сюда.

– Я тоже, – согласился Квентин. Он заметил возле лестницы, ведущей в здание, Натана Макдэниэла и еще одного полицейского, разговаривавших с каким-то мужчиной, явно немного не в себе, и нахмурился.

– Ты специально приезжаешь сюда, чтобы выяснить, почему это место... проклято?

Квентин не стал оспаривать терминологию.

– Ты же сам утверждал, что полицейским не нравятся тайны.

– Особенно те, что затрагивают их лично, – прибавил Бишоп.

Квентин вспыхнул, бросил на Бишопа недобрый взгляд, но отвечать не стал, так как в эту секунду Макдэниэл повернулся к ним и легким кивком пригласил присоединиться.

– Как утверждает отец девочки, – заговорил лейтенант, – она не из тех, что любят уходить из дома. Одна никогда не гуляет. Ее мать сегодня с утра принимала минеральные и грязевые ванны, а дочка с отцом весь день провели вместе. Сначала катались на лошадях, потом решили устроить пикник. Взяли пакеты с едой и отправились в розарий. Начали устраиваться и вдруг обнаружили, что в пакетах нет мороженого. Отец пошел за ним, а когда вернулся, увидел одно одеяло и пакеты. Дочь исчезла. Он говорит, что отсутствовал не более пяти минут. – Макдэниэл вздохнул. – Половина служащих ищут ее, но вот уже час, как никто не звонит.

– Осмотрели все вокруг зданий? – спросил Бишоп.

– Да. По крайней мере, так мне сказали, – ответил Макдэниэл, подозрительно рассматривая Бишопа. – Кстати, шеф сказал, что хоть ты и приехал сюда только для того, чтобы поговорить с Квентином, но если есть желание, можешь нам помочь. А зачем к нам так часто ездит Квентин, мы в курсе.

– Я всегда готов помочь в поисках ребенка, – проговорил Бишоп. – Кто-нибудь видел девочку после того, как ее отец ушел за мороженым?

– Из тех, с кем нам удалось поговорить, – никто. В саду было полным-полно людей, многие любят устраивать там пикники, особенно летом. Как сейчас. Сидели там несколько парочек, но, полагаю, им было не до девочки. Даже если бы она прошла мимо них, они бы едва ее заметили.

– Мог ее кто-нибудь увести силой? – повысил голос Квентин.

Бишоп бросил в его сторону недовольный взгляд и пожал плечами:

– Маловероятно. Девочка бы закричала, стала сопротивляться. Как бы люди ни были заняты друг другом, а странности вокруг себя они все-таки замечают. Если, конечно, видят того, с кем они происходят, – загадочно прибавил он.

Макдэниэл продолжал:

– Следов борьбы нет, Квентин. Трава, конечно, кое-где примята, на дорожках отпечатки обуви, но нет никаких причин, которые заставили бы нас думать, что девочку утащили силой. Она просто исчезла. На одеяле лежал только ее тоненький свитер. Есть у нас тут клуб собаководов я вызвал на помощь его руководителя, хорошего кинолога с собакой, и несколько человек, хорошо знающих эти места. – Он посмотрел на часы. – Примерно через полчаса они должны появиться.

– Натан, а как ее зовут?

– Белинда. Отец заявляет, что она никогда с незнакомыми людьми не разговаривает. Ей восемь лет.

Квентин замолчал и, повернувшись, направился к розарию, расположенному за главным зданием.

– Человек, одолеваемый демонами, – проговорил тихо вслед ему Макдэниэл, ни к кому не обращаясь.

– Какими демонами, лейтенант? – поинтересовался Бишоп.

– А ты его об этом и спроси. Я просто высказал свое мнение. Мне он ничего не говорит, кроме того, что лет двадцать назад произошло какое-то преступление, которое никто так и не раскрыл. Оно-то Квентина и беспокоит.

– Все мы знаем об этом преступлении, и всех нас оно преследует. Даже по ночам снится, – произнес Бишоп, едва заметно кивнув.

– Это точно, – согласился лейтенант. – Но только Квентину оно видится в кошмарах. Родом из собственного детства.

– Знаю, – сказал Бишоп.

Всем казалось очень странным, что девочка исчезла – словно испарилась – среди бела дня, из центра розария, и никто этого даже не заметил; но еще более загадочным и пугающим было другое событие – когда прибыл кинолог с собакой и ей дали понюхать розовый свитерок Белинды, та вдруг жалобно заскулила, начала жаться к ногам хозяина, а потом легла и печально завыла.

– С ней такое раньше случалось? – спросил Бишоп хозяина. Тот, изумленно глядя на собаку, сначала ничего не ответил, а только покачал головой.

– Никогда, – наконец произнес он. – Понятия не имею, что стряслось. – Он наклонился и, чтобы успокоить дрожащего пса, начал гладить его.

Макдэниэла все это тоже озадачило. Почесав затылок, он обратился к собравшимся на поиски, объявив им, что от помощи собаки придется отказаться. Те переглянулись и ушли.

– Ну что ж, – вздохнул Макдэниэл, поворачиваясь к Бишопу, – если у вас есть какие-то особые способности, думаю, самое время их явить.

– Как ты на это смотришь, Бишоп? – с вызовом произнес Квентин.

– Смотрю я на это очень даже положительно, – бесстрастно ответил Бишоп, не замечая развязного тона. Он осмотрелся. – Местность незнакомая, но я попробую. Квентин, давай еще раз пройдемся по всем садам?

– А я пойду еще раз поговорю с отцом девочки, – бросил Макдэниэл.

Квентин с минуту смотрел, как лейтенант быстрым шагом удаляется в сторону главного здания, затем повернулся к Бишопу.

– Решил оставить техническую работу местным? Понятно. Только неясно – какие такие способности ты можешь здесь продемонстрировать? С помощью своих я девочку не найду – это точно. Скорее всего, и твои способности здесь едва ли пригодятся.

– Телепатия не пригодится, тут ты прав, – согласился Бишоп. – Но есть и еще кое-что помимо телепатии, что может оказаться полезным.

– Ты о чем говоришь?

– Нужна высокая площадка, откуда я смог бы рассмотреть местность, – уклончиво произнес Бишоп.

– На крыше главного здания есть такая. Называется башней обозрения. Подойдет?

– Идем поглядим.

Башня оказалась не более чем куполом, установленным на крыше здания в викторианском стиле, метров семи в диаметре. Множество небольших окон были распахнуты настежь. Пансион располагался в центре широкой поляны, поэтому с башни вся близлежащая местность просматривалась довольно хорошо.

Все время, пока они поднимались на купол, Бишоп молчал, и только подойдя к одному из окон, медленно заговорил:

– Я всегда подозревал, что животные чувствуют многое из того, что люди либо не понимают, либо не осознают. Есть вещи, о которых мы просто не подозреваем.

– Жаль только, что животные не могут сказать, что именно они чувствуют. Или ты и с животными уже научился устанавливать телепатический контакт?

– Только с людьми, да и то не со всеми. Дай Бог с половиной тех, с кем сталкиваюсь. Ты же не хуже меня знаешь, что наши дополнительные чувства столь же неразвиты, как и пять обычных.

– Если честно, то ни черта я не знаю об этих дополнительных органах чувств, – проговорил Квентин и отошел к окну, выходящему в розарий. – Меня не интересует то, где нет настоящей науки, и уж тем более все эти хитроумные теории, которые подделываются под науку.

– Приходи в мой отдел, и я тебе гарантирую – узнаешь о психических способностях с самой что ни на есть научной точки зрения. Во многом и себя поймешь.

– Я – одиночка, командной игры не люблю.

– Это я как-нибудь переживу, – ответил Бишоп, подходя ближе и оглядывая раскинувшийся внизу сад. – Квентин, мне очень нужен прорицатель. Такие люди – большая редкость.

– Какой из меня прорицатель? Я ничего не предвижу и не чувствую, я просто знаю, что вот-вот должно произойти то-то или то-то, – выдавил из себя Квентин. – По большей части чистая ерунда, мелочь. Вроде того, что через минуту телефон зазвонит, или что через полчаса дождь пойдет, или что я сейчас увижу ключи, которые неделю назад сам черт-те куда засунул... Глупости.

– Я бы так не сказал. Ты же чувствуешь, в каком месте найдешь важную улику? Или какой вопрос нужно задать подозреваемому, чтобы он сознался? Ты чувствуешь, какая версия ведет следствие в тупик? Квентин, это не глупости.

– Досье мое прочитал, – усмехнулся Квентин.

– Разумеется, – признался Бишоп. – Поиск таких людей, как ты, – моя прямая обязанность, тем более у нас, в стенах ФБР.

Квентин долго смотрел на Бишопа, затем пожал плечами.

– Никогда не использовал свои, как ты говоришь, «дополнительные возможности» в ходе расследования. Я их даже контролировать не умею.

– Вот мы всему этому тебя и научим. И как ими пользоваться в раскрытии преступлений, и как управлять ими.

– Ты серьезно?

Бишоп мягко улыбнулся, не обращая внимания на задиристый тон, но отвечать не стал; обвел взглядом расстилавшуюся долину, концентрируя и усиливая свои пять обычных чувств. Это походило на регулировку бинокля – расплывчатые формы близлежащих предметов делались четче, а фоновые шумы становились яснее и громче. Он ощутил далекий запах роз.

Бишоп не собирался признаваться Квентину, особенно после его насмешек, что то, чем он пользовался, называли в отделе «паучьим чутьем».

– Бишоп, – позвал его Квентин.

– Подожди, – тихо ответил он и, сосредоточившись, услышал обрывки разговоров ведущих поиск полицейских и служащих, малозначащие фразы и отдельные слова. Сквозь аромат роз, других цветов и свежескошенной травы он уловил запах, идущий из гостиничной кухни, смешанный с ароматом хорошей косметики и лосьона. Затем его перебил тяжелый дух конюшни – лошадей, кожи и сена. Как только он отводил внутренний бинокль с объекта, тот норовил снова потерять форму, и Бишопу с трудом удавалось фокусироваться на всем сразу.

Он продолжал концентрироваться, стараясь проникнуть зрением и слухом как можно дальше.

Цвета начали сливаться, запахи – перемешиваться, отчего в желудке у него неприятно заныло, слова и звуки, накладываясь друг на друга, превращались в какофонию:

– ... у ручья посмотреть...

– ... да не заигрывала я с ним, отстань...

– ... постоялец из сада орхидей просит...

– ... черт, скоро до ручья и озера дотащимся...

– Папа, папочка! Ты где? Мне страшно...

– Бишоп, – снова окликнул его Квентин.

Тот положил ладонь на его руку. Квентин недоуменно посмотрел сначала на нее, затем перевел взгляд на лицо напарника. Секунды две взгляд Бишопа оставался туманным, потом прояснился. Он вышел из оцепенения, снова вернулся в свое обычное состояние, слышал и видел то же самое, что и остальные, находившиеся рядом. Разве что только запахи он чувствовал острее. Или это они просто не успели выветриться из его сознания?

Вопросы Бишоп задавал крайне редко, он просто концентрировался и узнавал все, что ему было нужно. Он усилием воли стряхнул с себя холод, окутавший его за то время, что он оставался недвижим, мысленно вглядываясь и вслушиваясь в даль. Сейчас его интересовало только одно: что обострило его способности – сила воли или само место, как утверждал Квентин, очень странное. Холод, который ощутил Бишоп, указывал на то, что Квентин, возможно, прав. Но кроме холода, было еще нечто, над чем предстояло поразмышлять.

– Ты умеешь ездить верхом? – спросил он Квентина.

– Да, умею, – подозрительно глядя на Бишопа, ответил тот. – А что это тебе вдруг захотелось прокатиться?

– Я... я настроился и засек место. Поехали.

Квентин, продолжая хмуриться, последовал за Бишопом, и через десять минут они уже, сидя на лошадях, направлялись в горы по узкой извивающейся тропинке. Бишоп ехал первым, молча, наклонив голову, словно прислушиваясь к внутреннему голосу, направлявшему его.

Квентин нисколько не удивился умению Бишопа хорошо сидеть в седле: он знал, что тот – человек упорный и настойчивый и уж если чего захочет, то добьется, сколько бы времени и сил ему это ни стоило. К тому же и природной силы ему было не занимать.

«Интересно, что он там над собой проделывал в башне?» – размышлял Квентин.

Бишопу потребовалось приложить немало сил, чтобы сконцентрироваться. Зрачки его расширились до такой степени, что показались Квентину, мельком взглянувшему в них, огромными черными пропастями. После этого он почувствовал себя, мягко говоря, очень неуютно.

«Как он там сказал? «Настроился»? Что он имел в виду?» Он дернул поводья, нагнав Бишопа, пристроился на тропинке рядом с ним и спросил:

– Ты точно знаешь, где она, или мы едем наугад?

– Нет, не наугад. Я точно знаю, где находится девочка, – спокойно ответил Бишоп.

– Откуда тебе это известно?

– Я ее слышал.

Квентин с минуту вникал в его слова.

– Ты хочешь сказать, что услышал ее голос из башни?

– Да, – кивнул Бишоп.

Квентин обернулся – они отъехали на приличное расстояние от гостиницы, тихо произнес:

– И как же, черт подери?

– Мозг – это удивительный инструмент, – ответил Бишоп. – Уникальный. И чувства – это тоже инструменты. Пять обычных чувств плюс те, которыми нам повезло обладать дополнительно.

– По-моему, Бишоп, ты каких-то чувств уже лишился.

– Увидим, – равнодушно произнес тот.

Квентин придержал лошадь, снова поехал за Бишопом. Посматривая ему в спину, он усмехался, не зная, что и думать. Бишоп, конечно, производил впечатление чокнутого, но ведь и сам Квентин нередко действовал по наитию, будто кто-то, сидящий внутри его, подсказывал ему, что нужно спросить или что сделать. А иногда он же сообщал о том, что должно произойти в самое ближайшее время.

«Кто его знает, может, он и вправду слышал голос Белинды. Посмотрим, чем кончится наша прогулка».

– Вот ты где, Белинда.

– Уйди! – всхлипнула девочка, отворачиваясь, часто моргая и морщась в свете карманного фонарика в руке Квентина. Она забилась в расщелину в скале, возле сложенного из камней кострища. Бишоп видел, как девочка испуганно съеживается, стараясь залезть еще глубже. – Не подходи ко мне! – сказала она дрожащим от слез голосом и сразу же разрыдалась.

– Все хорошо, Белинда. Не надо плакать, – попытался успокоить ее Квентин. – Ну что ты. – Он старался говорить как можно мягче и нежнее, но выходило неважно. – Сейчас мы отвезем тебя к родителям.

Девочка продолжала плакать, и Квентин не рискнул даже протянуть ей руку.

– Дай я попробую, – произнес Бишоп. Квентин охотно отошел, уступая ему место – у кострища вдвоем было не раз вернуться.

Это было древнее, давно заброшенное жилище, прилепившееся к скале и сооруженное из толстых бревен и камня, с низко нависшей крышей. Квентин подумал, что жутковато, наверное, пришлось здесь девчушке одной. Выглядела она испуганно и жалко, но была целой и невредимой, если не считать маленькой царапинки на лбу. Квентин не мог понять, что потянуло ее в эту глухомань и как ей удалось пройти по лесу такое большое расстояние. «Заблудилась, искала выход из леса», – решил он.

– Ну хватит плакать, Белинда, – таким же успокаивающим, как у Квентина, голосом заговорил Бишоп, но сейчас реакция у девочки была совсем другой. Она торопливо выбралась из расщелины и обхватила Бишопа за шею. Тот взял ее на руки. Квентин удивленно смотрел на него.

Девочка успокоилась, перестала всхлипывать, а через минуту усталость начала брать свое и она уснула.

– Давай выбираться отсюда, – проговорил Бишоп.

Квентин связался по рации с поисковой группой, сообщил, что Белинда нашлась, помог Бишопу, не выпускавшему из рук спящую девочку, сесть в седло, и они отправились вниз, к гостинице.

Квентин был доволен, что им удалось найти девочку, и одновременно поражен способностями Бишопа. Но больше всего его снедало любопытство – почему Белинда так не хотела идти к нему и так охотно пошла к Бишопу?

Когда до гостиницы оставалось менее полумили, Квентин наконец спросил:

– У тебя есть дети?

Бишоп посмотрел на темноволосую головку, прижавшуюся к его груди. Квентин вдруг увидел в его глазах печаль.

– Нет, – ответил он. – Своих детей у меня нет.

– У некоторых людей есть талант находить общий язык с детьми. Я к таким не принадлежу. И хотя я люблю детей, они ко мне тяжело привыкают.

– Она просто очень устала и испугалась.

Квентин почувствовал укол ревности и не стал убеждать себя в том, что ему безразлична разница в поведении Белинды по отношению к нему и Бишопу. Он молча смотрел на личико спящей девочки.

– Значит, все это время ты слышал ее голос? – прошептал он. – Ты можешь слышать, что она думает? Что с ней произошло?

– Она не помнит, – ответил Бишоп.

– Как? Ничего не помнит?

– Не совсем ничего. Она помнит, как проснулась утром, позавтракала, а потом – пустота. – Бишоп помолчал. – А что ты хотел после травмы головы? Ничего удивительного.

– Но как она ее получила? И как ей удалось пройти такое расстояние от гостиницы? Это же часа два пешком, если не больше!

– Понятия не имею.

– Я не видел там отпечатков подков, только от наших лошадей. Отпечатков протекторов тоже не было. Вообще никаких следов.

– Я тоже ничего не заметил.

Они подъезжали к Пансиону, и Квентин решил пока оставить тему. Только после того, как они передали Белинду ее обрадованным родителям, ответили на вопросы и выслушали (в основном Бишоп) слова благодарности и восхищения, он решил возобновить прерванный разговор.

Они сидели на веранде, за отдельным столиком в тени деревьев, потягивая пиво за счет владельцев Пансиона.

– Значит, ты заметил, что следов Белинды вокруг дома и на дороге не было. Может, ее кто-то туда привез? Или принес? Но зачем? Что вообще с ней произошло?

– Не знаю, – повторил Бишоп. – На этот вопрос тебе никто не ответит.

– Ты меня не понял. Я спрашиваю не о фактах, а о твоих ощущениях. Ты же знал, куда следует идти. А когда мы подошли к этой халупе, у тебя на лице было написано, что ты чувствуешь что-то недоброе. Чтобы такое заметить, не нужно быть телепатом.

Бишоп ответил не сразу:

– Старинное сооружение. И, как во всякой старинной постройке, в нем много... эха. Отголосков, – пояснил он. – К сожалению, мне неизвестна методика разделения временных наслоений. Я не могу определить, когда эхо возникло – сто лет назад или вчера. А может быть, и сегодня. Или двадцать лет назад.

Квентин долго смотрел на Бишопа.

– Двадцать лет назад это случилось не там, – тихо произнес он.

– Да, – кивнул Бишоп.

– Теперь я вижу, что знаешь ты много, – пробормотал Квентин.

Бишоп улыбнулся:

– Ну а как же еще? Всех своих людей я должен изучить досконально. Разве не так? Между нами секретов нет и быть не может. Иначе мы не сработаемся. Все мои люди, начиная от телепатов, способных улавливать чужие мысли, до эмпатов, мгновенно чувствующих чужую боль, – практически всё знают друг о друге.

Квентин покачал головой:

– Такая характеристика скорее отпугнет от вас потенциальных работников, чем привлечет.

– Ты уже испугался?

– Ответь сначала на мой вопрос, – продолжат Квентин. – Что ты учуял в той халупе?

– То же самое, что и в башне, когда рассматривал окрестности. Только там это ощущение продолжалось очень недолго, долю секунды, а в горах оно было сильнее. Я почувствовал что-то темное, холодное и древнее. Что-то недоброе. Проще говоря – зло.

– Какое зло?

– Никогда не сталкивался с чем-нибудь подобным раньше, потому не могу объяснить. Но одно точно – оно сидит там уже очень долго. Мы привели его в замешательство тем, что обнаружили Белинду. И еще я почти уверен, что именно оно затронуло твою жизнь двадцать лет назад.

– Откуда тебе известно? – Голос Квентина сделался резким.

– В башне ты схватил меня за руку. Помнишь? В ту секунду я сразу почувствовал, что все это как-то касается тебя. И тогда я сразу понял, почему ты постоянно возвращаешься сюда. Ты связан, я даже сказал бы – прикован к здешним местам не только своими воспоминаниями. Что-то еще тебя тут держит. И я уверен – ты будешь ездить сюда до тех пор, пока не найдешь ответы на свои вопросы.

– Может быть, ты мне их предложишь?

Бишоп покачал головой:

– Нет. И ты их не получишь. Потому что еще время не пришло.

– Ты говорил мне, что не провидец.

– Верно. Но только опыт подсказывает мне, что во многих событиях есть какая-то закономерность или ритм. Все подчиняется пульсу Вселенной. А во Вселенной все взаимосвязано причиной и следствием, образом действий. Я просто нутром чувствую, что существует определенный порядок. Иначе говоря, зло будет таиться здесь, пока не наступит подходящий момент.

– И этим подходящим моментом станет мой приход в твое подразделение, – горько усмехнулся Квентин.

– Не смешно. – На лице Бишопа появилась недовольная гримаса. – Если бы я мог поправить твое прошлое, я бы не замедлил сделать это здесь и сейчас, можешь мне поверить. Я не хуже тебя знаю, что такое постоянно смотреть назад и отворачиваться оттого, что впереди. Только меня прошлое не сломило. Надеюсь, что и тебя тоже не сломит.

– Ты в этом так уверен?

– Абсолютно. Как и в том, что несколько часов назад ты видел... да, Квентин, ты видел, как я иду к тебе. И ты знал, что я иду к тебе с предложением войти в мое подразделение.

Квентин рассмеялся горьким смехом:

– Нашел чем удивить. Я давно знал, что ты придешь ко мне.

– Потому ты и поступил в ФБР?

– Не совсем. После окончания колледжа и получения диплома юриста я некоторое время оставался без работы. Начал подумывать, не податься ли в полицейские. Потом я узнал о тебе и посчитал, что из твоей затеи со спецподразделением может что-то получиться. Я очень хотел войти в него.

– Но сам к нам не пришел. Ждал, когда я приду к тебе, – сухо заметил Бишоп.

– Человеку нравится, когда его ценят, – усмехнулся Квентин.

– Наверное, – согласился Бишоп. – Тем более такому, как ты. У тебя устойчивая репутация ненавистника коллективной работы.

– Что есть, то есть. Но мне кажется, мы отвлеклись. Тебе нужен мой ответ? Пожалуйста – я не собираюсь оставлять работу здесь.

– Тебе и не придется этого делать, Квентин. Я всего лишь прошу тебя повернуть голову и посмотреть вперед. Хотя бы ненадолго. А твое прошлое навсегда останется тут, можешь мне поверить.

– Девочка из моего прошлого умерла, – услышал Квентин свой голос.

– Я знаю. Девушка... женщина из моего прошлого находится вне моей досягаемости, словно она тоже умерла. По крайней мере до тех пор, пока Вселенная снова не даст мне в руки нужную нить.

– И ты совьешь из нее новое кружево? – Квентин покачал головой. – А если эта нить потеряна навсегда?

– Нет, Квентин, такого не может быть. Моя женщина не потеряна, как и твоя Мисси.

Впервые за столько лет ему назвали имя. Квентин почувствовал, как екнуло его сердце.

– Она умерла. И все, что я могу для нее сделать, – это выяснить причину ее смерти.

– Я помогу тебе, даю честное слово.

– Поможешь? Когда наступит время?

– Многое должно произойти только в свой час. Мы не должны нарушать естественный ход вещей.

Квентин с любопытством посмотрел на Бишопа.

– Твоя любимая мантра?

– Что-то вроде того. Вера в нее не дала мне сойти с ума.

– Ну что ж. Возможно, когда-нибудь, в свое время, ты и меня убедишь... Вот черт побери, мне кажется, мы оба знали, что наша встреча неизбежна. – Он протянул Бишопу руку. – Хорошо, считай, что есть у тебя провидец.

Пожимая его ладонь, Квентин слышал, как чей-то тихий голос говорил ему: «Он найдет Миранду, найдет, но не сейчас... Чуть позже». Квентин едва сдержал себя, чтобы не рассказать об этом Бишопу.

Потом он увидел таинственный блеск в бледных глазах напарника и понял, что тот, обладая телепатическими способностями, сам услышал этот голос. Теперь Квентин был полностью убежден, что рано или поздно Бишоп обязательно найдет его Миранду. «Интересно, а сам-то я буду рад тому, что мои беспокойные поиски закончились?» – подумалось ему.

Глава 1

Наше время

– Опять кошмары?

Дайана Бриско сунула озябшие руки в карманы рабочего халата и насупилась.

– С чего вы так решили?

– По твоему рисунку. – Бо Рафферти кивнул в сторону стоящего перед ней мольберта, где на мрачном черном холсте были разбросаны резкие разноцветные неровные полосы.

Дайана перевела взгляд на холст, с минуту рассматривала его, затем пожала плечами:

– Нет, кошмары меня не мучают. Здесь, по крайней мере. Наверное, просто настроение неважное.

– Да, очень неважное, – согласился Рафферти.

– Вы же просили нас изобразить свои ощущения, – попыталась оправдаться Дайана. – Вот я их и нарисовала.

Он улыбнулся, отчего его почти ангельской красоты лицо сделалось еще привлекательнее. У Дайаны перехватило дыхание.

– Да, все правильно. Впечатляюще у тебя получилось. Знаешь, Дайана, меня не беспокоит твоя работа. Она прекрасна, как и все, что ты рисуешь. Меня волнует твое состояние.

Она мысленно стряхнула почти гипнотический эффект его физического присутствия и, не обращая внимания на покровительственный тон комплимента, ответила:

– Я в порядке. Спала, правда, плохо, но это не из-за кошмаров. Просто... – Она осеклась, поежилась, не желая признаваться, что полночи просидела на подоконнике, глядя на темную долину. С момента своего приезда в Лежэ она почти все ночи проводила у окна. Все что-то высматривала, чего-то ждала... Бог знает чего. Она не знала.

Рафферти произнес мягким, но уверенным голосом:

– Хотя эта студия предназначена не для терапии, а для самовыражения, я хотел бы дать тебе один совет, Дайана. Как только закончишь, займись активным отдыхом. Погуляй по лесу, покатайся верхом или поплавай. Ну или посиди в саду, почитай книгу.

– Другими словами – «перестань думать обо мне». Так?

– Перестань думать. На некоторое время.

– Хорошо. Спасибо за совет. – Дайана чувствовала, что говорит слишком бесцеремонно, и хотела бы извиниться. Рафферти всего лишь выполняет свою работу, делает то, для чего его сюда позвали. И он, конечно же, не знает, что все это она уже выслушивала, и не раз. Однако прежде чем Дайана сформулировала фразу, он тихо улыбнулся и перешел к следующему из десятка «учеников».

Все так же держа руки в карманах халата, Дайана осталась стоять возле своего полотна. Она недовольно осмотрела его. «Да уж, ничего не скажешь, потрясная картинка. Как курица лапой. Ребенок шестилетний и тот лучше нарисует».

О качестве живописи в данном случае говорить не приходилось, но работа в студии и не предполагала выявление таланта.

Заключалась она совсем в другом – в выяснении того, что творится в ее мозгу, где все перепуталось.

Дайана оторвала взгляд от картины и посмотрела на Бо Рафферти, продолжавшего переходить от мольберта к мольберту. Вначале ей показалось очень странным, что художник его уровня решил поставить крест на творчестве и заняться обучением таких, как она, но через неделю занятий она вдруг обнаружила, что у Бо есть не только педагогический дар, но и умение и желание помочь людям, обеспокоенным внутренними проблемами.

Ну уж если не ей, то по крайней мере другим. Дайана видела, что многие из тех, кто вместе с ней посещал студию, изменились. Напряженность на их лицах уступила место улыбке, разгладились морщины, гримаса недовольства появлялась все реже и реже. Некоторые, как заметила Дайана, даже начали посещать бассейн, кататься на лошадях и ходить на экскурсии.

Но Дайана оставалась все той же. Когда она уставала настолько, что засыпала (это случалось крайне редко), ее, как и раньше, мучили кошмары. Развлечения, которые предлагались постояльцам в Пансионе, ее нисколько не прельщали, и несмотря на очевидный талант Рафферти и его способность находить подход к людям, она не верила, что ее художественные способности улучшились. По ее мнению, они оставались в том же зачаточном состоянии, что и прежде.

Оставаясь здесь, она попросту транжирит свое время и отцовские деньги.

Дайана в очередной раз глянула на свое произведение, сделала еще один кроваво-красный мазок в нижнем левом углу. «Ну вот. Теперь вроде нормально». Она сама не знала, что изобразила и что бы ее картина могла означать, просто сочла ее законченной – и все.

Машинально она вымыла кисти, стараясь сконцентрироваться на действии, чтобы не думать о постороннем.

Основной проблемой Дайаны была неспособность задержать на чем-то внимание надолго. Мысли в ее голове скакали и прыгали как мячики. Иной раз они так быстро проносились в ее мозгу, что она сама удивлялась и пугалась. Иногда она пыталась вспомнить, о чем только что думала, – и не могла, а оттого еще больше терялась.

Рассеянное внимание. Такой диагноз ей поставили доктора. Они утверждали, что это не очень страшно, хотя Дайана дважды проходила специальный курс лечения от потери концентрации. Все врачи, как один, заявляли, что физическо-химические процессы в ее мозгу протекают нормально, что мозг работает отлично, если не считать немного повышенного уровня электрической активности, и что проблема не в нем, а в мышлении.

Пока ни один из докторов не только не назвал проблему, но даже не обрисовал ее. Какие только методики Дайана не пробовала. Коучинг и традиционная психиатрия оказались бессильными, гипноз – тоже. Дайану не удавалось ввести в состояние, когда подсознание становится открытым. Сознание ее тоже не поддавалось никакому воздействию. Пробовали с ней и групповую терапию, и массажную, и еще какие-то, включая новомодную, с ошарашивающим названием «Медицина XXI века». Все было напрасно. И вот теперь врачи решили проверить ее на рисунках, под руководством и наблюдением одаренного художника и педагога. По замыслу врача, наблюдавшего в последнее время Дайану, Рафферти предстояло взглянуть на внутренний мир Дайаны и выяснить, что там с ним такое неладное творится. В душе она полагала, что хитрый эскулап направляет ее сюда небескорыстно, а наверняка за определенный процент от Пансиона.

Отец, желая видеть свое единственное чадо здоровым, не жалел денег на лечение. Он побаивался, что дочь, подобно многим страдающим психическими заболеваниями, сопьется, или начнет принимать наркотики, или, того хуже, совершит самоубийство.

Напрасно он этого опасался – Дайану не тянуло ни к бутылке, ни к наркотикам, даже очень легким. Прежде всего потому, что ей не нравилось состояние потери контроля над собой; она знала, что алкоголь и наркотики не снимают, а усугубляют проблемы. Напротив, Дайана хотела бы сконцентрироваться. Но вот беда – чем сильнее она напрягала внимание, тем быстролетнее и путанее становились ее мысли. Что только Дайана не предпринимала, чтобы угомонить их и привести в порядок, – ничего у нее не выходило. Что же касается самоубийства, то о нем она вообще не помышляла.

Вот чем Дайана действительно обладала, так это упорством. Поэтому она и оказалась здесь, втайне надеясь на чудодейственность очередной терапии.

– До свидания. Увидимся завтра, – сказал Рафферти.

Еще он говорил: «Желаю успехов», – но каждому в отдельности.

Дайана сняла халат, повесила его на угол мольберта и хотела уже выйти за остальными, но Бо окликнул ее:

– Дайана.

Она немного удивилась. Рафферти подошел к ней.

– Возьми с собой вот это. – Он протянул альбом и набор цветных карандашей.

Нахмурившись, она взяла их.

– А зачем? Что, снова какие-то тесты?

– Нет, не тесты. Держи это поблизости и, как только почувствуешь тревогу, страх или беспокойство, начинай рисовать. Ни о чем не думай, просто рисуй.

Дайана попыталась возразить, но Рафферти остановил ее:

– Дайана, рассуждать не нужно. Берешь в руки карандаш и рисуешь. Все очень просто.

– Понимаю. А к моей мазне вы примените всякие разные фрейдовские методики и узнаете, что у меня в голове творится, так?

– Нет, Дайана. Не для меня ты должна рисовать, а для себя. Тебе это поможет. Ну а если решишь показать мне свои рисунки – я с удовольствием взгляну на них.

Ей снова, не в первый уже раз, захотелось расспросить художника обо всем, что ему стало известно о ней, но она сдержалась. Только согласно кивнула. Дайана еще никогда не рисовала свои ощущения, так почему бы не попробовать?

– Хорошо. Увидимся завтра, – проговорила она.

– Счастливо, – улыбнулся Рафферти.

Дайана вышла из оранжереи и направилась к садам. Нет, они ее не привлекали, а цветы она не любила; просто не хотелось возвращаться в коттедж. Сады в Пансионе были очаровательные: открытые, где цветы распускались уже сейчас, в середине апреля, и закрытые, вмещавшие в себя удивительное разнообразие хризантем.

Дайана миновала сады, не обращая внимания на все их цветочное великолепие. Она шла по выложенным восьмиугольными плитками тропинкам, затем по небольшому каменному арочному мостику пересекла искусственный ручей с резвящимися золотыми рыбками и очутилась в саду дзен[1], где все – и аккуратно подстриженные небольшие кустики, и карликовые деревья, и с особым смыслом положенные на песке камни, – располагало к тихим размышлениям. Дайане он вдруг показался большой игрушкой.

Она села на низкую каменную скамейку в тени плакучей ивы, решив не оставаться здесь долго: солнце уже клонилось к закату – еще немного, и оно зайдет за макушки гор; к тому же становилось прохладно. Поднимавшийся туман медленно обволакивал долину, подползал к Пансиону и укутывал сады. В такие минуты Дайана всегда испытывала смутную тревогу – возвращение домой в сырой молочной дымке, по многочисленным путаным тропинкам, могло превратиться для нее в довольно неприятное путешествие.

Такая перспектива Дайане вовсе не нравилась, но она заставила себя побыть в саду дольше, чем хотела. Она перевела рассеянный взгляд на блокнот, взяла его в руки, открыла коробку с карандашами, вытянула из нее первый попавшийся. Как и остальные, он был уже заточен. В голове по-прежнему проносились мысли, и Дайана попыталась сконцентрироваться на одной.

Она раскрыла блокнот и безразлично, не думая, провела карандашом, пробуя его. Дайане вдруг показалось, что ей удалось утихомирить сумятицу мыслей. Почему ей так трудно засыпается? Нет, бессонные ночи случались и раньше, но почему, как только она приехала сюда, в Пансион, бессонница стала постоянной?

Бывало, что и раньше Дайану мучили кошмары, но здесь они стали постоянным явлением. Более того, сделались явственнее, еще насыщеннее и страшнее. Всякий раз она просыпалась ночью, до рассвета, задыхаясь от ужаса, но любая попытка вспомнить, что же ее так напугало, ни к чему не приводила.

Оказалось, что гораздо спокойнее и безопаснее проводить ночи на подоконнике, у окна в форме ниши: свернуться на нем калачиком, закутавшись в большой плед, и смотреть на долину и грозно темнеющие вдалеке горы.

Что-то высматривать. Но что?

Чего-то ждать...

Дайана, вздрогнув, пришла в себя и сразу же почувствовала, как ноют ее озябшие пальцы. Она продолжала держать карандаш, остальные лежали рядом. Грифели у всех были почти полностью стерты. Ей казалось, что она просидела здесь очень долго, но сколько точно, знать не хотелось.

Именно это Дайане и было нужно – чтобы к ней вернулось ощущение, не посещавшее ее вот уже несколько месяцев. Ощущение пустоты. Затмение.

Дайана опасливо посмотрела на раскрытый блокнот, лежавший на коленях, и, к своему удивлению, увидела нарисованное мужское лицо – худое, с выдающимися скулами и живыми голубыми глазами в обрамлении чуть спутанных волос каштанового цвета с золотистым отливом. Волевой подбородок, решительный разрез рта, слегка изогнутого в насмешливой озорной улыбке.

Казалось, что он смотрит на нее – и взгляд этот был любопытный, пронизывающий, всезнающий.

Дайана в изумлении не отрывала глаз от портрета. Ей не верилось, что она способна нарисовать такое. Может, она только держала карандаши, а рисовал, водил ее рукой кто-то другой? Дайана могла поклясться, что никогда не видела этого человека. От беспокойных мыслей у нее по спине поползли мурашки.

– Господи, – прошептала она. – Может быть, я и вправду чокнутая?

– Квентин, ну сколько раз можно повторять: нет у нас ничего нового, – упавшим голосом проговорил Нат Макдэниэл и покачал головой. – Вот уже несколько лет, с тех пор как ты и... ну... Бишоп, что ли, нашли потерявшуюся девочку, мы живем совершенно спокойно. Ни одного несчастного случая, не говоря уже об убийствах. У нас тут тишь да гладь да Божья благодать.

– Ну что ж, хорошо, если бы так продолжалось и дальше, – сухо заметил Квентин. – Ладно, благодать так благодать. – Он продолжал сидеть, невозмутимо глядя перед собой, только пальцы его беспокойно постукивали по столу. Нат это заметил и слегка удивился. Он, да, впрочем, и остальные полицейские городка, знал Квентина как человека спокойного и упорного. Недаром он столько лет все ездит сюда и настойчиво ищет ответы на свои вопросы.

Макдэниэл вздохнул.

– Послушай, Квентин, «висяки» не реанимируешь копанием в бумажках. Ты их хоть десять раз перелопать, ничего интересного в них уже не отыщешь. До тех пор пока не появится новая информация, новые улики, дело с мертвой точки не сдвинется – это тебе любой новичок скажет. Двадцать пять лет прошло, а ты все роешься в папках! Не надоело?

– Пока нет.

– И ты надеешься найти ключ к старой разгадке?

– Не знаю, к старой или к новой, но найду.

– Может быть, пора все забыть, а? – Макдэниэл сочувственно взглянул на Квентина.

– Нет, забыть я пока не готов.

– Да только вспомни, какой уже год ты отпуск проводишь тут, в конторской пыли! Ты все наши дела, наверное, наизусть выучил, фотографии всех мерзавцев запомнил.

Квентин хмуро посмотрел на Макдэниэла.

– А куда мне еще ехать в отпуск? Ты же сам говоришь, что места у вас замечательные. Вот я и отдыхаю.

– Так отдыхай, а не тут сиди! Я знаю, ты снял квартиру в городе. Зачем? Езжай в Пансион, поселись там, в номере или в коттедже. Хотя бы воздухом чистым подышишь. – Он заметил, как вдруг изменилось выражение лица Квентина, и прибавил тише: – Я, конечно, понимаю почему ты избегаешь Пансиона, но не разумнее ли охотиться за призраками не издалека, а там, где они появляются?

– Надеюсь, под «призраками» ты имеешь в виду не бесплотные тени, – пробормотал Квентин.

Макдэниэл помялся и неуверенно произнес:

– Ну это уж тебе лучше знать...

Брови Квентина удивленно поползли вверх.

– Не обижайся, Квентин. Ваше спецподразделение заслужило высокую репутацию в правоохранительных кругах. Я не из тех, кто принимает за чистую монету все, что слышит... но ведь очевидно, что вы имеете дело со всякими странностями. Черт подери, меня всегда удивляло, как вы с Бишопом нашли ту малышку – вы ведь шли точно на то место, где она находилась! Нет, мне тоже за годы службы удавалось находить нескольких людей, но только это занимало уйму времени.

– Нам повезло, – холодно заметил Квентин.

– Э нет, Квентин. Здесь дело не в везении, тут что-то совсем другое. И не пытайся меня разубеждать.

– Хорошо, не буду, – ответил Квентин, немного помолчав. – Но что в том толку? Ни то, что мы проявили тогда, ни то, что я могу проявить сейчас, не поможет проникнуть в прошлое. Я не медиум.

– Медиум? Это тот, кто разговаривает с умершими? – спросил Макдэниэл, стараясь говорить серьезным тоном, но легкая усмешка выдавала его недоверие.

– Да, – вздохнул Квентин. – Медиумы контактируют с умершими. Но, как я тебе уже сказал, я не медиум.

«Тогда кто ты?» – едва не выпалил Макдэниэл, но сдержался, подумав, что вопрос прозвучит неуклюже. Вместо этого он просто заметил:

– Возможно, в Пансионе и нет никаких привидений. Я имею в виду, что ходят, конечно, разговоры... мол, это место проклято, но подобные истории рассказывают и о других старых зданиях, сам знаешь. Хотя все необычные происшествия случались почему-то именно там.

– Четверть века назад, – задумчиво произнес Квентин. – Сколько раз за это время здание переделывали или ремонтировали? Сколько за это время людей там перебывало? А прислуги там – горстка, и со всеми я уже не раз говорил.

– Странно, что ты упомянул о прислуге. Кстати, совсем забыл – недавно там появился еще один работник. И что интересно – он служил там двадцать пять лет назад. Конюх, следит за лошадьми. Спустя четверть века делает то же самое.

Квентин почувствовал, как у него вдруг забилось сердце.

– Я не помню его, – услышал он собственный голос. – Хотя я много чего не помню о том лете...

– Ничего удивительного. Сколько тебе тогда было-то? Лет десять?

– Двенадцать.

– Понятно. Ладно, может быть, Руппе расскажет тебе то, о чем ты не знаешь.

– Может быть, может быть, – медленно произнес Квентин. Он поднялся. – Если мне вдруг снова захочется покопаться в вашем архиве...

– Всегда пожалуйста, – не дал ему договорить Макдэниэл. – Когда мы тебе отказывали? Но... Квентин, сколько ты уже у нас роешься, а пока ничего интересного не обнаружил...

– Не обнаружил, – подтвердил Квентин. – Спасибо, Нат.

– Не за что. Удачи.

Выйдя из полицейского участка, Квентин отправился на арендованной машине за пятнадцать миль от города, в Пансион. Угрюмую петляющую дорогу он отлично знал, но никогда прежде она не вызывала в нем чувство странного беспокойства, которое испытывает человек, удаляющийся от цивилизации. Дорога поднималась почти на самую вершину горы, затем спускалась в долину, где располагался Пансион. Никакого другого жилья в округе не было.

Работал Пансион круглый год. В лыжный сезон постояльцев обеспечивали прекрасным инвентарем, но самым лучшим временем здесь считался период с раннего апреля до начала ноября.

Когда регистраторша ответила ему, что хотя он не резервировал номер, таковой для него все равно найдется, Квентин подумал о своем крупном везении. «Или это рука судьбы?»

Злой судьбы.

– Рододендроновый номер будет свободен две недели, сэр, – сообщила девушка и прибавила: – Он находится в северном крыле.

Квентин, заполнявший регистрационную карточку, вдруг застыл и поднял голову.

– Северное крыло, вы сказали? Оно вроде бы сгорело.

– Да, когда-то давно там случился пожар. Лет двадцать, а то и тридцать назад.

Девушка явно была здесь новенькой. Квентин не помнил, разговаривал он с ней или нет во время приезда сюда с Бишопом. Во всяком случае, ее, похоже, вовсе не смутил факт пожара в части здания.

– Понятно, – пробормотал Квентин. Он не имел ничего против того, чтобы пожить две недели в северном крыле. По крайней мере, не воспринимал это обстоятельство как нечто из ряда вон выходящее.

– Нашему Пансиону более ста лет, – охотно рассказывала девушка. – Ничего странного, что за такое время где-то случился пожар. Мне говорили, что возник он случайно, из-за чьей-то неаккуратности, а не из-за неисправностей в электропроводке. А крыло перестроили, и оно стало еще лучше, чем прежде.

– Разумеется, – согласился Квентин. Он знал, каким оно было до пожара, ведь он столько раз ходил по нему. А вот потом, после того как крыло возвели заново, он не был в нем ни разу.

Впервые в жизни Квентин вдруг спросил себя, верит ли он в привидения, – и не смог ответить. Вопрос оказался для него неожиданно трудным.

Девушка молча рассматривала его лицо.

– Извините, сэр, но на две ближайшие недели других комнат у нас нет. Поживите недельку, потом мы вам подыщем что-нибудь другое...

– Нет-нет, – оборвал ее Квентин. – Рододендроновый номер меня вполне устраивает.

Не прошло и десяти минут, как он уже устраивался в уютном красивом номере, не очень большом, но обставленном не без роскоши. Номер состоял из уютной гостиной и просторной спальни, в которой Квентин обнаружил открытку с веселым описанием «исторических» причин названия номера, основанных на «некоторых источниках».

Несмотря на натянутый юмор текста, вникнув в его смысл, он снова почувствовал холод прикосновения руки судьбы.

«Следует быть осторожным», – подумал Квентин и пробормотал:

– Теперь уж никто не скажет, что меня не предупреждали.

Нат Макдэниэл сделал этот звонок только в конце рабочего дня. Не потому, что не хотел, а просто день выдался загруженный. Поэтому только ближе к пяти вечера он порылся на столе и среди множества бумаг отыскал вырванный из блокнота листок с наспех записанным номером сотового телефона.

Ему ответили почти сразу, что совсем не удивило Ната: он знал, что до пяти в участке работали единицы.

– Слушаю вас, лейтенант.

Нат хорошо понимал, что сверхъестественными способностями здесь и не пахнет: в аппарате его собеседника просто сработал определитель, – и тем не менее инстинктивно поежился, сбитый с толку. Тон его стал заметно агрессивнее.

– Вы просили меня оказать вам любезность, – резко заговорил он, – и я вам ее оказал. Я предполагал, что Квентин захочет отправиться в Пансион, теперь же я уверен, что он там.

– Ценю вашу помощь, лейтенант.

– Я польщен. Только не нужно меня благодарить. Мне не нравится поездка Квентина. Он может столкнуться с неприятными неожиданностями. А если с ним что-нибудь случится, я буду чувствовать себя паршиво. Получается, что это я спровоцировал его отправиться туда. Кроме того, Квентин неплохой парень, он мне нравится.

– Идею-то предложил вам я – значит, и вины за вами никакой нет.

Нат подсознательно почувствовал неладное.

– Вы что-то знаете и не говорите. Что вы задумали?

– Квентину пора покончить со своим прошлым. А большего я вам сказать не могу.

Нат едва сдержался, чтобы не назвать нагловатого фэбээровца лжецом.

– Это вы принимаете подобные решения?

– К сожалению, не я. Очень бы хотелось, но нет.

– Ну ладно. Надеюсь, ваше начальство понимает, что делает.

– Я тоже на это надеюсь, – ответил Бишоп.

«Дайана».

Дайана резко открыла глаза, испуганно осмотрела спальню. Было еще темно, но не настолько, чтобы она не смогла разглядеть каждый угол комнаты. Кроме нее, в спальне никого не было. «Ну конечно. Это опять голоса», – подумала она.

Дайана не любила, отказывалась их слушать, потому что они наводили на нее галлюцинации, сводили с ума, и девушка это прекрасно сознавала.

Она их и не слушала. Мало ли какие мысли или их обрывки мелькали в ее воспаленном мозгу? Ну и что, что в этих обрывках она угадывает свое имя?

За окном во тьме деревьев послышалось отрывистое пение птиц. Наступал серый туманный рассвет. Дайана подумала, что ей удалось-таки поспать час, а то и два. На подоконнике, в оконной нише, согнувшись и прижав голову к коленям, укутавшись в теплый верблюжий плед.

Она потянулась, поерзала, спустила затекшие ноги с подоконника, стянула с себя плед. «Какая глупость – взрослая женщина спит на холодном подоконнике, когда рядом стоит удобная кровать. Неудивительно, что прислуга считает меня чокнутой...»

«Дайана».

«А может быть, так оно и есть».

Напрягая слух, Дайана застыла в ожидании.

«Смотри».

Впервые за все последнее время Дайана была уверена, что голос, вот этот самый голос, звучал не внутри ее. Он шел откуда-то снаружи. Он напоминал еле слышный шепот, в самое ухо. Слышался он слева, из окна.

Дайана медленно повернула голову.

Стекло в центре окна было покрыто легкой дымкой, словно кто-то старательно надышал на него. Только оно одно, все остальные стекла были чистыми и прозрачными. И на нем Дайана прочитала буквы, большие, четкие, будто кто-то вывел их пальцем. Всего два слова:

У Дайаны перехватило дыхание. Она не мигая смотрела на умоляющие слова. Несмотря на охвативший ее холодный страх, она нашла в себе силы медленно приблизиться к окну и провести ладонью по стеклу. С трудом она поняла, что слова на нем написаны с другой стороны.

Вздрогнув, Дайана отдернула руку, резко повернулась и бросилась к тумбочке, на которой стоял ночник. Она включила его, поморгала от заполнившего комнату света, снова взглянула на окно и не увидела ни дымки, ни слов. Только темнели сквозь него высокие сосны, бесформенные в предрассветной мгле.

Не было выведенной на стекле мольбы.

– Конечно, – пробормотала Дайана, постояв с минуту в раздумье. – Откуда им там быть? Наверное, я все-таки немного не в себе.

Дайана несколько раз повторила про себя, что все это только ее воображение, отголосок неспокойного сна, остатки сновидений.

– Скорее всего, так, – прошептала она.

Дайана включила каждую лампу в коттедже, проверила замки на дверях – все были закрыты. Только после этого она отправилась в ванную и приняла горячий душ.

На самом деле ей очень хотелось верить, что за окном ее коттеджа кто-то действительно был, потому что в этом случае ее видение имело бы вполне материальное объяснение, за которым стоял бы некто из плоти и крови. Это была бы реальность. Какая цель при этом преследовалась – напугать или позабавить ее, пусть глупо, или даже попросить о помощи, – уже не важно. Главное, ей не пришлось бы снова думать о странностях, происходящих в ее голове.

К тому времени, когда Дайана оделась, показавшееся над горами солнце быстро выжгло остатки тумана, но все равно было еще рано. В привычку Дайаны вошло пить утренний кофе в коттедже. Она либо готовила его сама в кофеварке на крошечной кухоньке, либо звонила прислуге. Сегодня, после пережитого страха, она не хотела оставаться одна и стала собираться.

Дайана подхватила блокнот и карандаши, сунула их в большую холщовую сумку. Туда же бросила кошелек и карточку-ключ. Его Дайана теряла с десяток раз за две недели, чем привела в изумление администрацию Пансиона.

Облегченно вздохнув, она вышла из коттеджа и, торопливо шагая к главному зданию, обнаружила, что туман почти полностью исчез и на территории Пансиона уже кипит жизнь. В оранжереях копошились рабочие, а в открытом бассейне с теплой водой, мимо которого она проходила, уже плавали двое отдыхающих. Дайане показалось, что купаются они уже давно. По звукам, доносящимся с конюшни, она определила, что и там кипит работа.

За последними тремя столиками на веранде, откуда открывался вид на сады, сидели зевающие постояльцы с чашками кофе и утренними газетами. Дайана предполагала сесть там и заказать себе завтрак, но вдруг неожиданно для себя пересекла веранду и направилась к главному зданию.

На башню обозрения.

Именно туда шла Дайана, осознав это только когда начала подниматься по лестнице. Внутренний голос убеждал девушку вернуться на веранду, хотя бы только для того, чтобы влить в организм немного кофеина, но заставить себя подчиниться ему у Дайаны не было сил.

И этот факт сам по себе тревожил ее.

– Черт подери, – тихо произнесла она, поднимаясь на башню. – Не хочу я осматривать окрестности, я кофе хочу.

– Пожалуйста, пожалуйста. Вот кофе, наливайте.

Дайана взошла на последнюю ступеньку и, увидев мужчину, который произнес эти фразы, вздрогнула, но едва заметно, хотя внешность незнакомца должна была произвести на нее гораздо большее впечатление. Она увидела его.

Он стоял, опершись плечом на стену, возле одного из окон, ставни на котором в отличие от других, расположенных по окружности башни, были уже открыты. В руке мужчина держал чашку кофе и, несмотря на ранний час, выглядел так, будто поднялся уже давно. Одет он был в обычные синие джинсы и темного цвета хлопковую рубашку.

– Служанка принесла две чашки. Наверное, знала что-то, чего не знал я. А возможно, просто ошиблась. Однако, как бы то ни было, прошу вас, присоединяйтесь. На двоих здесь вполне хватит. – Незнакомец указал на стоявший недалеко от него маленький столик.

Дайана увидела серебряный поднос с кофейником, сахарницей, чашкой со сливками и тарелку с разнообразной выпечкой.

– Я... – Дайана помялась. – Вам, наверное, хотелось бы побыть здесь одному, – наконец выдавила она.

– Чего мне хотелось бы, не имеет к вам никакого отношения, – ответил мужчина. – Большинство ранних пташек встают на рассвете по разным причинам. Одних тянет гольф, другие повинуются своему обычному ритуалу – чтению утренних газет под чашку крепкого кофе. Я просто не мог уснуть. А сюда поднялся, чтобы встретить рассвет. Ну а вы почему поднялись в такую рань?

С минуту Дайана помедлила с ответом, подошла к столику, налила себе кофе, с легким удивлением обнаружив, что руки у нее не трясутся от волнения.

– Мне тоже не спалось, – сказала она. – Я подумала, что, возможно, это место проклято. Как вы считаете, тут могут быть призраки?

Она хотела, чтобы собеседник счел ее шутку неуклюжей, но он ответил не сразу, и это насторожило Дайану. Она подняла на него глаза и заметила в его взгляде выражение, которое инстинктивно определила как боль. «Значит, и он тоже так думает. Призраки здесь водятся. И это его призраки».

– Бессонная ночь может заставить меня поверить во что угодно, – ответил он, мягко улыбаясь. – Но днем, при свете солнца, когда мир становится таким, каким он и должен быть, всякая вера в призраков пропадает. Да, кстати, меня зовут Квентин Хейз.

– А меня Дайана Бриско.

– Рад познакомиться. – Квентин подошел к ней, протянул руку. Дайана колебалась лишь секунду, прежде чем пожать руку человеку, лицо которого вчера нарисовала.

Портрет мужчины, которого она прежде никогда не видела, оказался невероятно точным.

Глава 2

Мэдисон Симс была «ребенком с богатым воображением». Так, во всяком случае, называла девочку мать. Сама Мэдисон понимала это определение очень хорошо. Оно означало, что ни ее мать, ни другие взрослые не верили ни единому слову из того, что она им рассказывала о своих, как они говорили, «вымышленных друзьях». Для самой Мэдисон они были самыми что ни на есть настоящими, пусть не из плоти и крови, но все равно живыми.

Мэдисон, смышленая восьмилетняя девочка, очень быстро осознала, что, рассказывая о них, вносит дискомфорт и в жизнь взрослых, и в свою собственную. Взрослые начинают волноваться, разговаривать шепотом, смотреть на нее печальными глазами и таскать по разным докторам. Кроме того, на нее начинают смотреть подозрительно все взрослые, не только ее родители.

Поэтому она как-то вдруг перестала рассказывать о своих воображаемых друзьях. Когда же мать пыталась расспросить ее о них, Мэдисон не моргнув глазом лгала ей.

Видела ли она снова детей, одетых как в исторических фильмах? Разговаривала ли она с детьми, способными проходить сквозь стены? Слышит ли она их веселые голоса?

Нет, конечно. Нет, ничего такого странного она не слышит и не видит.

Конечно, скажи Мэдисон мамочке правду, та вовсе не ругала бы ее, она это знает, отлично знает. Но несмотря на свой юный возраст, девочка успела осознать, что правды бывают разные и некоторые из них лучше держать при себе.

Кроме того, не так уж и часто она видит тех, иных детей. Во всяком случае, в их просторном, почти новом доме у океана она их никогда не видела, и очень редко – в домах своих родственников и друзей. А вот в старинных зданиях, ну вот в таких, как тут, в Пансионе, она их видит и слышит частенько.

Мэдисон нравился Пансион, хотя некоторые места вызывали у нее печаль. Нравились ей сады, где, как она выяснила на днях, можно часами гулять с подаренным ей маленьким щенком, йоркширским терьером Анджело, и не бояться, что садовник будет ругать ее за то, что они топчут цветы.

И те, другие, дети тоже любили играть там.

Несмотря на ранний час, ей разрешили встать из-за стола еще до окончания завтрака и отправиться гулять. Родители остались на веранде, а Мэдисон, окликнув своего Анджело, побежала в сторону садов. Не все из них она успела осмотреть вчера.

– Не выходи за забор, Мэдисон, – предупредила мама.

– Не буду, – бросила на бегу девочка.

Всем постояльцам Пансиона давали карту величиной с почтовую открытку. Была такая и у Мэдисон, и на нее девочка посмотрела сразу же, как только скрылась от родительского взгляда. Пока она изучала карту, ее четвероногий друг, повизгивая, крутился рядом. Розарий она видела позавчера, сразу после того как они приехали сюда, оранжерею с теплицей – тоже. Вчера она гуляла по саду камней. Мэдисон не видела сада дзен, а судя по таинственному названию, на него точно нужно бы посмотреть.

Девочка обернулась, посмотрела в сторону Пансиона, обвела взглядом башню обозрения, на которую успела забраться вчера. Зрение у Мэдисон было очень хорошее, и она заметила мужчину и женщину. Они смотрели вниз, на нее.

– Иди скорей сюда, Мэдисон.

Она повернулась в сторону сада. Маленькая улыбающаяся девочка звала ее к себе. Мэдисон, ощутив внезапный прилив счастья, обернулась и весело помахала мужчине и женщине, после чего вслед за своей новой подругой стремглав помчалась в сад дзен.

– Ваша дочь? – спросила Дайана, кивая в сторону девочки, помахавшей им рукой и скрывшейся затем в кустах.

– Нет, впервые вижу ее. – Квентин слегка нахмурился и продолжал: – Первый ребенок, которого я здесь вижу. Хотя я заехал только вчера... Не самое безопасное место для детей.

– Да? А почему?

Он повернулся к Дайане и попытался улыбнуться, что получилось у него легко.

– Ну, я имею в виду пруды... Сильные ручьи... Лошади... Змеи с гор могут приползти.

Теперь уже нахмурилась Дайана. Ее темно-зеленые глаза задумчиво смотрели на Квентина.

– Мне кажется, вы подразумеваете совсем другое.

Квентин не имел привычки раскрываться перед незнакомыми, поэтому удивился своему порыву сразу все ей выложить. Он почувствовал к ней неожиданную симпатию. Было что-то притягивающее в зеленых глазах Дайаны Бриско, в изгибе губ. Она казалось ранимой и беззащитной.

Девушка заметная, но далеко не красавица, с медными волосами и очень белой кожей, свойственной всем рыжеволосым, и проникновенными зелеными глазами. Вместе с тем черты лица у нее были вполне обычными, разве что в них чувствовалось напряжение, как у человека, подавленного своими мыслями. Возможно, фотограф из журнала мод и нашел бы ее стройной, но Квентину она показалась худышкой, которой дополнительных фунтов десять – пятнадцать совсем не помешали бы.

Одним словом, это был не его тип женщин, и тем не менее, как только он услышал голос Дайаны и увидел ее, им овладело странное чувство. Именно поэтому Квентин предложил ей обменяться рукопожатиями. Правда, в этом жесте не было ничего странного – обычное приветствие даже между незнакомыми людьми, случайно встретившимися на отдыхе. К Дайане же у Квентина был профессиональный интерес.

Ему требовалось прикоснуться к ней, убедиться, что она – реальность, что она – здесь. И вот она наконец-то рядом.

Занятно, если не сказать большего.

Сейчас, стоя на расстоянии полуметра от Дайаны, Квентин явственно ощущал мягкий запах мыла и цветочного шампуня. Он видел золотистые искорки в зеленых глазах, даже слышал дыхание. Ему казалось, что он слышит и биение сердца.

Он приказал себе отключить свое «паучье чутье», но сделать это было невозможно – в моменты напряжения и концентрации его дополнительное чувство включалось само и до боли усиливало остальные. И ничего с этим нельзя было поделать. Одного Квентин не понимал – зачем он с такой силой концентрируется на Дайане, с какой целью?

– Думаю, это не мое дело.

Молчание длилось слишком долго.

– А я не знаю, мое это дело или нет, – проговорил он задумчиво. – Обычно я приезжаю сюда раз-два в году, и вот... просто заинтересовался его историей. Интересное место. Здесь вроде бы произошло несколько несчастных случаев, по большей части с детьми.

Дайана повернулась к окну, окинула взглядом дорожку, по которой убежала девочка, затем снова посмотрела на Квентина.

– Понятно, – сказала она. – Ничего об этом не знала. Я здесь впервые и с историей этого места еще не успела познакомиться.

– А я провожу здесь отпуск. – Квентин и сам не знал, зачем уводит разговор в сторону от мрачной истории Пансиона. Возможно, одного намека на его опасность для детей было на первый раз более чем достаточно. – Вы тоже отдыхаете?

Она отхлебнула немного кофе и чуть помедлила с ответом. Всего какую-то долю секунды, но Квентин сразу уловил ее нерешительность.

– Я хожу в студию. Рисую. Уроки нам дает довольно известный художник.

– Так вы художница?

– Нет... Это не совсем уроки рисования. Скорее терапия. – Дайана снова помолчала, затем прибавила почти безразличным тоном: – Я приехала сюда по рекомендации своего врача.

Квентин, привыкший читать между строк и видеть больше, чем хотят показать, решил, что врач – это скорее всего психиатр или психотерапевт. Правда, в отличие от многих, с кем сталкивалась Дайана, он не имел никаких предубеждений и не чувствовал никакого дискомфорта в обсуждении проблем, связанных с нарушением психики. Более чем кто-либо другой Квентин понимал, насколько чуток может быть мозг человека.

Особенно мозг экстрасенса.

И в особенности того, кто пока не догадывается о своих способностях.

Дайана заинтересовала Квентина, но он решил действовать очень осторожно, главным образом потому, что просто не знал, как вести себя в этой ситуации. Он, правда, смутно сознавал, что пару раз раньше уже ощущал нечто подобное – уверенность, что находится в нужном месте в нужное время, – и приобретенный опыт подсказывал ему, что самым правильным будет следовать интуиции.

Поэтому, вместо того чтобы вежливо поддакнуть или незаметно уйти от разговора, Квентин решил действовать прямо.

– Начальство заставляет нас раз в году брать отпуск, хотим мы того или нет, – откровенно сказал он. – Кроме того, мы регулярно проходим тесты или просто садимся все вместе и делимся всем, что нас беспокоит.

Дайана ответила не сразу.

– Сейчас многие компании заботятся о психическом и эмоциональном состоянии своих сотрудников, – медленно произнесла она.

– Но некоторые – особенно, – кивнул Квентин. – У нас вся работа держится на эмоциях. Чуть что – сразу стресс. Я из ФБР.

– Никогда бы не догадалась. В смысле...

Он тихо рассмеялся.

– Понимаю. Я мало похож на телегероя. Что делать? Судьба. Я работаю в необычном подразделении. Мы не обязаны носить костюмы и галстуки, но тоже ведем расследования, разыскиваем преступников, доказываем их вину. Врачи и различные терапии помогают нам работать эффективнее.

Дайана опустила голову, посмотрела в свою чашку и отрывисто спросила:

– Ну и как? Помогает ваша терапия?

– Думаю, да. По крайней мере, ни у кого из нас не было нервных срывов. Хотя мы имеем дело с самыми ужасными преступлениями – убийствами, изнасилованиями, похищениями детей. Следовательно, терапия помогает.

Рот ее болезненно скривился.

– А я не могу справиться даже с повседневной жизнью, – выдавила Дайана.

– Я бы не сказал, – ответил Квентин. – По-моему, вы с ней прекрасно справляетесь.

– Нет. – Она замотала головой. – Я могу сконцентрироваться максимум минут на двадцать, ну или на полчаса. Я могу поддержать разговор, если тема меня интересует. А потом...

– Что потом? – спросил Квентин. – Дайана, что происходит потом?

Она заметно вздрогнула и вежливо кивнула с безразличным видом:

– Ничего. Вы отдыхаете, а я тут, можно сказать, лечусь. Надеюсь, этот метод мне поможет. Благодарю за кофе. Была рада познакомиться с вами, Квентин.

Он хотел было остановить ее, но что-то подсказало ему, что делать этого не нужно: будет лучше, если Дайана уйдет. Еще не время.

– Приятно было познакомиться. Увидимся. – Квентин улыбнулся.

– Конечно.

Дайана говорила вежливым тоном, с холодной улыбкой. Такой отчужденной она ушла с башни обозрения.

Некоторое время Квентин смотрел ей вслед, затем перевел взгляд на расстилавшийся за окном вид.

Бишоп как-то говорил ему, что несколько лет назад, когда подразделение существовало только на бумаге, а он сам искал экстрасенсов, ему встречались одаренные, но хрупкие люди, неспособные выдерживать реалии полицейской работы. Одни справлялись со своими обязанностями, выматывались, но продолжали работать, другие...

А других, исходя из своего странного опыта, убедили в том, что они психически больны.

Потому как ни у кого не было иного объяснения звучавшим в головах голосам, посещавшим их ярким необычным видениям, впадению в забытье или ужасным головным болям. В общепринятом смысле слова они не были «нормальными», и доктора сделали их больными.

За неимением других объяснений традиционная медицина объявляла все непонятное для себя «симптомами», требующими медикаментозного или иного лечения. И никому из врачей не пришло в голову убедить пациента в том, что фактически он человек абсолютно нормальный, но обладает одной-двумя психическими способностями, которых другие люди лишены.

Все эти потенциальные сотрудники кончили тем, что утвердились в мысли о своей ненормальности и начали лечиться. Но поскольку все их «проблемы» имели органический характер, для них вполне естественный, то медикаменты и терапии попросту добили людей. Те, кому удалось пережить «лечение», превратились в развалины, в людей эмоционально и психически опустошенных. Так они и тащились по жизни, не находя ни покоя, ни радости.

Повезло только тем, кому удалось найти врача, умеющего думать, чьи познания выходили за рамки традиционных представлений. Были единицы, которым повезло больше – они встретили экстрасенсов, способных им помочь.

Квентин был уверен, что Дайана Бриско – экстрасенс. Он, правда, не знал, какими именно экстрасенсорными способностями она обладает, но ясно видел, что они есть. Уж что-что, а определить экстрасенса Квентин всегда умел. Он не мог проникнуть в мысли своих собеседников, но эмоции улавливал точно.

Квентину трудно было сказать, насколько сильны экстрасенсорные способности Дайаны. Девушка в попытке излечиться как минимум вторично проходила «самоанализ».

«Скорее всего, она неоднократно, в разные периоды своей жизни, подвергалась медикаментозному лечению. У нее очень сильные способности, ведь в своем возрасте, а ей где-то под тридцать, она остается спокойной, хотя по ней ясно видно, что стресс для нее – состояние обыденное. Просто удивительно, как ей удалось сохранить рассудок! Это же невероятно трудно – жить с постоянной мыслью, что с тобой что-то не так. М-да... в характере ей не откажешь», – размышлял Квентин.

Дайана действительно была девушкой очень сильной, способной использовать свой дар, знай она о нем. И она оказалась здесь, рядом с Квентином. Сама судьба привела ее в Пансион, в нужное место и в нужное время.

И более того – с рассветом она пришла на башню обозрения, не сумев даже объяснить, зачем поднялась сюда и что ее привело. В Пансионе нашлось бы много более подходящих мест для утреннего кофе.

– Причина должна быть, – прошептал Квентин. – Совпадения и случайности исключаются. Многое происходит так, как происходит, потому что иначе не может быть.

Не для того Квентин приехал в Пансион, чтобы помочь экстрасенсу с расшатанной нервной системой. Не будучи законченным фаталистом, он задолго до сегодняшнего дня успел убедиться в том, что некоторые явления и события в жизни человека предопределены, размечены и воистину высечены в камне. Основные вехи заранее известны – перекрестки и ответвления, места, где осуществляется выбор или принимаются важные решения.

Он думал, что и сейчас стоит на одном из своих предначертанных перекрестков. Все, что он сделал или не сделал до этого времени, сейчас определит его дальнейший путь, а возможно, даже далекое будущее.

«Вселенная помещает тебя туда, где ты должен находиться, – вспомнил он фразу, которую ему и другим следователям часто повторяли Бишоп и Миранда. – И ваша задача – воспользоваться предоставленной возможностью».

Только вот вопрос – как?..

Элли Уикс твердо знала, что ее уволят. Обязательно уволят. Да какое там уволят – вышибут с треском. Список ее провинностей был велик, и первым пунктом в нем числился тайный страстный роман с одним из постояльцев Пансиона, уехавшим около месяца назад.

Пункт второй – она забеременела.

Страх клубком свернулся в животе Элли с сегодняшнего утра, когда тест на беременность дал положительный результат. Третий за неделю. Все три теста – положительные.

Если два теста можно списать на ошибку, то три положительных теста подряд – это уже точно беременность. Элли понимала, что притворяться и врать самой себе теперь бессмысленно.

Незамужняя девушка с ребенком, отец которого в последний день отдыха сообщил ей, что женат и счастлив в браке. Счастлив.

«Он счастлив? Вот сволочь!»

Для Элли все мужчины были сволочами, даже самый последний замухрышка. Ее отец был сволочью, и все мужчины, с которыми она встречалась, тоже рано или поздно оказывались сволочами.

– Тебе просто не везет с мужиками, – сочувственно сказала Элли ее подруга и напарница по работе в Пансионе, Эдисон, которой та шепотом призналась, что «подзалетела», правда, не упомянув, от кого и где. – Вот мой Чарлз – прекрасный мужчина. Кстати, у него есть брат.

Элли, ослабев от волнений и утренней тошноты, снедаемая горечью, ответила подружке, что плевать она хотела на мужиков – как с братьями, так и без, и что до конца жизни ни к одному из них больше не прикоснется.

Убирая Имбирную комнату в северном крыле, толкая перед собой по ковру громко жужжащий пылесос, Элли мучительно раздумывала о том, что с ней будет. По ее расчетам выходило, что месяца через три-четыре беременность станет заметной. Вот тогда-то Элли и вышибут. Пинок под зад – и до свидания. Денег у нее нет, за помощью обратиться не к кому. А потом она родит.

Не будь девушка такой трусихой, она бы связалась с отцом ребенка, но останавливало то, что он был не только богат и известен, но еще и политик. Элли смутно подозревала, что политики умеют избавляться от маленьких проблем в виде назойливых экс-любовниц, причем не с помощью выплаты отступных, а другим, более кардинальным образом. От этого ей становилось еще страшнее.

Одним словом, Элли крупно не повезло.

Неожиданно из пылесоса раздалось громкое металлическое клацанье, и Элли быстро нажала на кнопку. Похоже, она не заметила на ковре какой-то металлический предмет – монетку, например, – а пылесос заглотил ее. Элли присела на корточки, наклонила пылесос, осмотрела щетку, покрутила ее. Вращалась она легко – значит, предмет попал внутрь. Элли сильно тряхнула пылесос, и из него выпал небольшой серебряный медальончик в виде сердца, по размеру явно детский. Так, по крайней мере, подумалось Элли. Она попробовала ногтем открыть его, но он упорно не открывался. В конце концов оставив свои попытки, девушка сунула его в карман.

Она могла, конечно, оставить медальон в комнате – положить на тумбочку или на полку, но решила поступить иначе. Элли вышла в коридор, к своей тележке, взяла конверт – ими администрация снабжала прислугу как раз для таких случаев, – написала на нем дату, время, название номера, сунула туда медальон и заклеила. Затем она бросила его на нижнюю полку тележки.

– Вот и все, малышка, – пробормотала она. – Теперь твой медальончик попадет в стол находок. Там ты его и получишь, в целости и сохранности.

Затем она снова вернулась в Имбирный номер и продолжила уборку.

– Что делать? Что мне делать? – громко причитала она, и жужжание пылесоса заглушало ее плачущий голос.

Дайана торопилась на занятия в студию. Сегодня она была рада им. Встреча с Квентином потрясла ее больше, чем девушка себе в этом признавалась, она заставила ее задуматься. Дайану как громом поразило его сходство с портретом, который она нарисовала. Мысли стрелами проносились в ее голове. Она шла по запутанным дорожкам, куда ноги несли, не особенно заботясь о направлении.

Очнулась она, как ни странно, в оранжерее, где проходили занятия, в углу, у своего мольберта. Дайана с удивлением посмотрела на приколотый к нему чистый лист бумаги, не понимая, как он сюда попал. Услышав приятный воркующий голос Бо Рафферти, она вдруг нахмурилась. Маэстро давал наставление ученикам. Сегодня он предлагал им поработать угольным карандашом, попробовать изобразить то, что их беспокоит или занимает больше всего, – мысль, ситуацию, чувство или проблему; все, что угодно.

– Не думай о том, что делаешь, – говорил он, – а просто рисуй. Пусть мысли текут свободно.

Дайана вспомнила, что то же самое он говорил ей пару дней назад. Да-да, именно так и сказал: «Не думай, а просто рисуй. И пусть твои мысли текут свободно».

У нее вновь возникло желание нарисовать портрет Квентина, но Дайана усилием воли отбросила его.

Вдруг она вспомнила о том, что произошло с ней утром. Но что это было? Полусон-полуявь? Действительно ли она видела на стекле мольбу о помощи, или это ей только приснилось?

«Помоги нам».

«Нам»? Кому это «нам»? Ладно, если это был сон, всего лишь сон. Странный и страшный. А может быть, очередной симптом? Еще один признак того, что ей становится не лучше, а хуже?»

Дайане сделалось страшно. Болезнь превратила ее жизнь в кошмар. Первые признаки заболевания обнаружились, когда ей было всего восемь лет. Целых двадцать пять лет Дайана боролась с ним. Правда, в последнее время все потихоньку начало выправляться. Раньше ей приходилось тяжелее – мучили кошмары, среди разрозненных мыслей в голове вдруг звучали чьи-то незнакомые голоса, словно кто-то находился поблизости; иногда перед глазами мелькали странные предметы и туманные человеческие лица; порой краем глаза Дайана замечала какое-то движение, которое тут же исчезало, стоило лишь повернуться.

Отец ее сильно переживал, когда Дайана говорила ему о своих тревожных ощущениях. Но то было в далеком детстве. Серьезно болезнь вторглась в ее жизнь, когда Дайана вступила в период юности.

Самым страшным были моменты забытья: девушка вдруг оказывалась в каком-либо странном месте или делала что-то такое, часто очень опасное, чего бы никогда не сделала осознанно. Однажды, открыв глаза, она с ужасом обнаружила, что зашла в озеро, которое находилось недалеко от их дома. В одежде. Ночью. Вода доходила ей до пояса, а Дайана двигалась дальше, к середине озера. В то время она еще не умела плавать.

Школьные учителя называли это «расстройством», и оно привело к тому, что девушке пришлось обучаться на дому, под присмотром врачей, старавшихся сочетать медикаментозное лечение с терапией.

Случались моменты, когда Дайану накачивали лекарствами до такой степени, что она превращалась в зомби, вследствие чего определенные периоды жизни просто выпали из ее памяти. Нередко лекарства имели побочный эффект куда более сильный, чем симптомы, от которых они были призваны избавлять. А затем появлялись новые доктора с новыми методиками. Сначала они давали надежду, но заканчивалось все одним и тем же – признанием полного поражения.

Проведя последние двадцать пять лет в окружении врачей, испытав действие множества медикаментов и терапий, Дайана изучила все правила врачебной игры с медиками. Страшный метод проб и ошибок помог ей выяснить, какие ответы сулят еще больше лекарств, а какие свидетельствуют об «улучшении».

Она научилась обманывать врачей.

Нет, это не значит, что девушка не стремилась к тому самому улучшению. Дайана внимала врачам, прислушивалась к рекомендациям и добросовестно их выполняла, но в меру, предварительно взвешивая все «за» и «против» и прикидывая, чем может закончиться для нее выбор.

Она обманывала потому, что, несмотря на тревожные симптомы, происходящие с ней странные или пугающие события, сумятицу в мозгу и путаницу в эмоциях, в глубине души Дайана считала себя совершенно нормальной.

Что страшило ее больше всего.

Приближаясь к месту, где работала Дайана, Бо переходил от ученика к ученику: одного хвалил, другому ободряюще улыбался. Его интересовало, понимает ли сама Дайана смысл неосознанно поданного ею сигнала, заключавшегося в сознательном отстранении от остальной группы. Дайана стояла в самом углу, спиной к стене, защищаясь от мира своим мольбертом. Это был своего рода вызов. Несмотря на все усилия, врачам не удалось лишить ее самоуважения и уверенности. Она обладала и склонностью к самоанализу, хотя врачи-традиционалисты годами вбивали ей в голову мысль: думать надлежит только о том, как бы понять себя и побыстрее вылечиться.

Дайане не требовалось понимать себя. Ей нужно было понять свои способности и принять их как данность, потому что для нее они являлись такой же нормой, как для других людей – их отсутствие.

Ей следовало перестать верить в то, что она сумасшедшая.

Бо с удовлетворением, смешанным с легкой тревогой, заметил, что Дайана о чем-то задумалась. Взгляд ее был далекий, рассеянный, лицо бесстрастное. Некоторое время она стояла недвижимо, затем рука с угольным карандашом быстро поднялась и заскользила по бумаге. Дайана рисовала уверенно, так, словно всю жизнь умела это делать и, кроме того, хорошо знала, что именно она рисует.

Бо не стал подходить к Дайане, а тихонько двинулся вдоль стены и покосился на мольберт. Он рассмотрел начатый рисунок, затем перевел взгляд на Дайану, отметил ее расширенные зрачки и так же тихо отошел.

Примерно через пару минут он начал по одному отпускать учеников. Никто этому не удивился – такова была обычная практика Рафферти. После короткого разговора с каждым из них, обсудив работу или настроение, выслушав просьбу или пожелание, если таковые были, Бо желал ученику или ученице доброго дня и провожал до входа в оранжерею. На ходу он советовал, в зависимости от состояния пациента, хорошенько прогуляться, просто посидеть и подышать свежим воздухом или помечтать о чем-либо приятном в одном из садов.

К Дайане он не подошел.

Напротив, чтобы ей случайно кто-нибудь не помешал, Бо загородил собой вход в оранжерею. Опершись на косяк, он смотрел на раскинувшийся неподалеку розарий, вслушиваясь в скрип угольного карандаша за спиной. Бо терпеливо ждал, когда Дайана закончит рисунок.

Если Квентин и вынес что-либо ценное из опыта многолетней работы в спецподразделении под руководством Бишопа, так это уверенность в том, что никаких совпадений не существует. Даже между самыми бессистемными фактами и разрозненными событиями есть связь. Всегда.

Дайана Бриско находится в Пансионе, лихорадочно ищет ответы на свои вопросы; Квентин также здесь и тоже в поисках. Не исключено, что они смогут помочь друг другу.

Пока он не знал как. Ему казалось странным предположение, будто Дайана имеет отношение к произошедшему в Пансионе двадцать пять лет назад, тем более она сама ему сообщила, что здесь впервые. Однако инстинкт и тихий внутренний голос упорно твердили Квентину: какая-то связь все-таки есть.

Оставалось только выяснить ее.

Другой человек встал бы в тупик, бросил бы все, но не Квентин. После многих лет копания в одних и тех же документах и отсутствия ответов он не только не оставил надежду, но обрел дополнительные силы продолжить начатое. Правда, следовало быть предельно осторожным. Квентин понимал, что Дайана эмоционально уязвима и подталкивать ее не следует...

Поэтому, как ни тяжело было сдерживаться, он не бросился искать Дайану сразу после ее ухода. Только через несколько часов он решил посмотреть на студию, в которой работала девушка. Сначала Квентин позавтракал, а потом отправился на конюшню в надежде переговорить с Калленом Руппе, работавшим в Пансионе двадцать пять лет назад.

У Руппе был выходной.

Опять вмешалась злая судьба.

Квентину ничего не оставалось, как просто пройтись вдоль конюшен, а затем прогуляться в садах. Только потом он решил отправиться на поиски Дайаны. Оранжерею, в которой располагалась студия, он нашел с большим трудом, и то благодаря предусмотрительной администрации, благоразумно снабжавшей постояльцев подробной картой-схемой территории Пансиона.

Подойдя к оранжерее и раздумывая над тем, как начать разговор с Дайаной, Квентин был сбит с толку неожиданным обстоятельством.

– А ты какого черта тут делаешь? – спросил он; правда, вполне миролюбиво.

Бо Рафферти усмехнулся:

– Преподаю живопись.

Квентин подозрительно оглядел его.

– Понятно... С каких это пор Бишоп занялся художественным промыслом?

– Здесь у меня не совсем художественная, скорее художественно-терапевтическая студия, – ответил Бо своим обычным приятным голосом. – Я ее открыл несколько лет назад. Опыт оказался настолько успешным, что мы решили заниматься как минимум два раза в год, но в разных местах. Работают профессиональные художники. Все добровольцы. Заранее согласовываем график – время и место. Все проходят специальную подготовку, учатся общению с людьми с расстроенной психикой.

– А ты когда примкнул? – продолжал расспрашивать Квентин самым дружеским тоном.

– Примерно полгода назад.

– Решил провести апрель в Теннеси? Молодец, правильно погодку выбрал.

– Да, погодка здесь замечательная. Только я сюда не напрашивался. Мне предложили поехать в Пансион, сказали, что здесь можно не только отдохнуть, но и порисовать для себя.

– Понятно. – Квентин вздохнул. – Значит, Бишоп точно в этом деле замешан.

– Если ты относительно моего направления сюда, то – да. А об остальном – сам знаешь, что каждый следующий шаг зависит от нас. Во всяком случае, мои функции здесь ограничены занятиями в терапевтической студии.

– Ты здесь для того, чтобы помочь Дайане? – Квентин даже не старался скрыть звучавшего в голосе разочарования.

Бо мягко улыбнулся:

– Квентин, повторяю: я всего лишь учу Дайану живописи. Мои уроки не помогут ей найти ответы на вопросы, которые мучают ее, и мы с тобой это хорошо понимаем. Скорее всего они приведут к появлению новых вопросов.

Квентин нахмурился, посмотрел в глубь оранжереи. В дальнем углу он увидел стоящую перед мольбертом Дайану. Лицо ее было безмятежно, правая рука торопливо скользила по бумаге. Квентин не видел, что она рисует. Поза девушки и странный отсутствующий взгляд заставили его насторожиться...

– Мои глаза меня не обманывают? – подозрительно щурясь, спросил он. – Она действительно рисует?

– Именно. На автопилоте. Вот уже полчаса. Об автоматическом письме слышал, надеюсь? Вот это то же самое, только в рисунке. Человек отключен от реального мира, все чувства заблокированы, работает одно подсознание.

Квентин метнул на художника недовольный взгляд:

– Бо, но ты же сам говорил мне, что это опасно.

– Опасно, – признался Бо. – Но в некоторых случаях просто нет другого способа открыть запертую дверь.

– А что, если она заперта по каким-то причинам?

– Причины есть всегда, Квентин. Только рано или поздно наступает момент, когда дверь следует открыть. – Он помолчал, затем прибавил: – Бишоп просил передать тебе, что время пришло.

– Ты имеешь в виду...

Бо перебил его:

– Я имею в виду то, что все детали мозаики находятся здесь, у тебя под рукой. Так что бери и собирай картину.

Квентин уставился на него:

– Почему все вокруг меня говорят метафорами?

– Может быть, для того, чтобы полюбоваться твоим удивленным видом? – спросил в ответ Бо и тихо рассмеялся.

– Не смешно, – нахмурился Квентин. – Лучше ответь – не передавал ли Бишоп для меня какой-нибудь мудрый совет? Чем и как я могу помочь Дайане?

– Нет, не передавал.

– Ну, как знаешь.

– Каждый из нас делает собственный выбор и идет своим путем. Даже Бишоп не в состоянии предусмотреть все возникающие ситуации. Мало ли что и как вдруг развернется. – М-да... – Бо замолчал, внимательно посмотрел на Дайану. Та продолжала старательно рисовать. – А похоже, что-то начинает разворачиваться. Квентин, девушка в любую минуту может выйти из этого состояния. Надеюсь, мне не нужно говорить, что при виде незнакомца она будет... ну, скажем, огорчена. Сбита с толку. Дайана не захочет довериться человеку, которого ни разу не видела. Осторожнее, приятель. Не суетись, Квентин, – несколько раз повторил Рафферти, неторопливо удаляясь от оранжереи.

Квентин не имел представления, как следует действовать в сложившихся обстоятельствах, но это его не остановило. Он расправил плечи, сделал несколько глубоких вдохов и вошел в оранжерею.

Проходя мимо мольбертов, он без особого интереса смотрел на странные рисунки. Он подумал, что если они действительно отражают внутреннее состояние, то Бо имеет дело с явно эмоционально расстроенными типами.

Подойдя к Дайане, Квентин сразу обратил внимание на ее бесстрастное, спокойное лицо и расширенные зрачки. Пока он раздумывал, как ему лучше поступить – заговорить или дотронуться до нее, она вдруг отчаянно заморгала и тряхнула головой. В ту же секунду разжались ее пальцы, сжимавшие угольный карандаш, и он упал на пол. Пальцы девушки снова сжались, словно их свела судорога.

– Дайана, – шепнул Квентин.

Она хмуро покосилась на него и спросила тихо и невнятно, будто сквозь сон:

– Что ты здесь делаешь?

– Хотел пригласить тебя на ленч.

– Да? – Она посмотрела на свой мольберт, затем перевела взгляд на Квентина, потом снова вернулась к рисунку и стала внимательно его рассматривать. Лицо Дайаны заметно побледнело и исказилось страхом, глаза расширились.

Все так же повинуясь интуиции, Квентин подошел к ней, взял за руку и только сейчас увидел рисунок. То, что он испытал, было даже больше, чем шок.

Рисунок был удивительно хорош, особенно для угольного карандаша. Дайана изобразила окно, подоконник, весенний сад под ним, прекрасно выписав черно-белыми пятнами цветы и кустарник. Напротив окна стояла маленькая девочка лет восьми-девяти. На шее у нее висел крошечный медальончик в виде сердечка.

Очнувшись, Квентин хриплым голосом произнес:

– Боже мой... Ведь это же Мисси.

Глава 3

– Мисси? – переспросила Дайана. Она повернулась и посмотрела на Квентина. – Ты ее знаешь? В смысле, это реальная девочка? – Голос Дайаны дрожал. Сама она напряглась, словно готовилась убежать.

Квентин, справившись с волнением, вдруг почувствовал, что, непроизвольно схватив Дайану за руку, стиснул ее слишком сильно. Девушка, правда, этого не замечала. Улыбнувшись через силу, Квентин разжал пальцы.

– Прекрасный рисунок, – сказал он и ободряюще кивнул. – Особенно тебе удались глаза. Этот печальный взгляд трудно забыть.

– Но... Я не знаю ее. И я первый раз в жизни слышу имя Мисси.

– Возможно, ты просто забыла, – предположил он. – Ты видела ее очень давно.

– Что?

Квентин выругался про себя и решил сменить подход:

– Послушай, Дайана, давай поговорим обо всем за ленчем.

– А почему бы не поговорить обо всем здесь? – резко ответила она. Девушка опустила глаза, почувствовав его пальцы на своем запястье, и отдернула руку. – Квентин, кто такая эта Мисси?

Он заставил себя снова посмотреть на рисунок и получше разглядеть его, думая о том, есть ли на самом деле сходство портрета и Мисси. Сходство, несомненно, было, так что притворяться перед Дайаной не имело смысла.

Разве что... Нет, сомнений быть не может. Дайана изобразила Мисси, причем великолепно, потрясающе. Девочка стояла как живая – большие печальные глаза, длинные темные волосы, овальное лицо со вздернутым подбородком, упрямо сжатый рот. Она стояла, скрестив ноги.

Именно такой она навсегда запечатлелась в памяти Квентина.

– Квентин, – услышал он голос Дайаны.

Он посмотрел на девушку, совершенно не заботясь о том, чтобы скрыть свои чувства.

– Может быть, у меня просто разыгралось воображение? – проговорил он.

– Кто эта девочка? – снова спросила Дайана медленно, растягивая слова.

Несколько минут Квентин молча смотрел на нее.

– Это Мисси Тернер. Она погибла, когда ей было восемь. Здесь, в Пансионе. Двадцать пять лет назад.

Дайана ахнула и отшатнулась, но быстро пришла в себя.

– Понимаю, – прошептала она. – Наверное, я где-то видела ее фотографию.

– Ты не вспомнишь где?

– Даже не буду пытаться. У меня плохая память. Одно время меня пичкали такими сильными лекарствами, что я просто теряла чувство времени.

Дайана проговорила это буднично, бесстрастным тоном. Квентин смотрел на нее с жалостью: он-то понимал, что ничего страшнее по отношению к людям придумать невозможно. Он несколько раз кашлянул, прежде чем снова заговорить:

– Тебе не надоело стоять здесь? Мое приглашение на ленч остается в силе. Пойдем? Сядем на веранде, поговорим при солнечном свете. Здесь у вас несколько темновато.

Девушка явно не хотела уходить, но и Квентин решил не отступать. Не давая Дайане опомниться, он принялся убеждать ее.

– Ты приехала сюда с определенной целью – пройти курс самоанализа. Ты же сама мне об этом говорила, помнишь? В процессе занятий ты рисуешь изумительный портрет девочки, которая погибла здесь двадцать пять лет назад. Ее убили. Вот уже много лет я пытаюсь раскрыть это убийство. Все эти факты не случайное совпадение. Я уверен – нам нужно объединить усилия. Как ты думаешь, стоит это разговора за ленчем?

– Наверное, да, – согласилась она.

– Спасибо, Дайана. Пойдем?

Она еще с полминуты смотрела на портрет, затем открепила его, скатала в трубочку и сунула в свою огромную сумку, висевшую на углу мольберта. Затем скинула халат, повесила на другой угол, а сумку перекинула через плечо.

Квентин краем глаза заметил, что в сумке лежит альбом, но не стал интересоваться, зачем постоянно носить его с собой. Он улыбнулся и кивнул, показывая, что готов следовать за Дайаной.

У входа в оранжерею она вдруг остановилась, словно вспомнила о чем-то, что забыла сделать.

– Послушай, Квентин, а где Бо? Разве я была одна в оранжерее, когда ты вошел?

– Он ушел, как только я тут появился, – ответил Квентин, надеясь, что она не станет подробно расспрашивать о Рафферти.

Дайана безразлично пожала плечами и двинулась дальше. До веранды они шли молча, молча сели за столик. Предупредительная официантка взяла у них заказ, ушла и через несколько минут вернулась с холодным чаем и тарелкой пирожных.

Дайана ни до чего не дотронулась.

– Ты сказал, что много лет пытаешься раскрыть убийство этой девочки. Зачем? – спросила она. – Ведь двадцать пять лет прошло. Тебе самому в то время сколько было?

– Двенадцать.

– Ты был здесь, когда ее убили?

Квентин кивнул:

– Я родился и вырос в Сиэтле, но тем летом мы переехали сюда. Мой отец был инженером, его пригласили в Лежэ руководить постройкой главного моста. Жили мы здесь, в Пансионе, в одном из коттеджей.

– То есть, лето ты провел здесь. А Мисси? Она тоже здесь жила?

– Да. Ее мать работала прислугой. У них была маленькая комнатка в северном крыле. Многие служащие Пансиона там жили. – Он помолчал. – В то лето детей здесь было немного. Мы держались вместе, играли, катались на лошадях, плавали. Рыбу удили. В общем, были предоставлены сами себе. Взрослые не обращали на нас особого внимания, они были довольны, что мы не путаемся у них под ногами. – Он усмехнулся.

Дайана не помнила, какой она была в восемь лет, поэтому спросила:

– Она тебе нравилась?

Квентин задумался:

– Знаешь, сейчас мне кажется, что да. Хотя тогда я воспринимал ее просто как приятеля, который был младше меня. Она была единственной девочкой среди нас, причем самой маленькой. Скромная приятная девчушка, которая не боялась жуков и охотно играла в наши мальчишеские игры. Постепенно я привык к ней...

– Ты был единственным ребенком в семье, – сказала Дайана задумчиво.

Квентин не удивился ее догадке.

– Да. Поэтому в окружении других детей я чувствовал себя несколько... необычно. Но мне нравилось играть с ними. К концу лета Мисси стала для меня как сестра. Я всегда хотел, чтобы у меня была сестра.

– Это случилось в конце лета?

Квентин кивнул:

– Да. В августе. Скоро исполнится двадцать пять лет с тех пор, как она погибла.

– А что случилось?

Лицо его посуровело, глаза блеснули.

– То лето мне с самого начала показалось странным. Было в нем что-то неуловимо зловещее, – медленно произнес он. – Сначала я подумал, что виной всему старинные здания. Такие места всегда навевают страх. Я это заметил еще до того, как приехал в Пансион. Нам доводилось жить в старинных домах, и я всегда чувствовал себя в них неуютно. Кроме того, мы частенько сидели вечерами у костра и пугали друг друга ужасными рассказами о привидениях. Но мои тогдашние ощущения были вызваны не разыгравшимся воображением. Мы все ощущали какое-то беспокойство.

– Какого рода беспокойство?

– Снились странные сны с кошмарами. Иногда на стенах мелькали какие-то таинственные тени, предметы смещались. Незаметно, по чуть-чуть. Поздними вечерами слышались какие-то звуки, непонятно откуда исходящие. В некоторых частях зданий и кое-где на территории Пансиона мы просто не могли играть, нас всех вдруг охватывал безотчетный страх... – Квентин помолчал, поморщился и вздохнул. – Дети зачастую не могут выразить свои чувства. Ну или я по крайней мере не умел. Я чувствовал: в Пансионе что-то не то. Но мы молчали, ничего не говорили взрослым. А нужно было бы сказать.

– Ты винишь себя в том, что тогда произошло? – спросила Дайана натянутым тоном. – Думаешь, ты мог бы спасти Мисси? Вот почему ты занимаешься этим делом?

– Нет, не поэтому. – Квентин покачал головой. – Мисси боялась больше всех. Она иногда пыталась рассказать мне о своих страхах, но я ее не слушал. Она дважды подходила ко мне, сначала за два дня до трагедии, потом в тот день. Это был последний раз, когда я видел ее живой.

К полудню Мэдисон обследовала почти все сады или по крайней мере те, что ее интересовали. Она прекрасно провела время, только пролетело оно уж слишком незаметно. Мэдисон, помня об обещании, данном маме, покорно вернулась в главное здание, присоединилась к родителям, сидевшим за ранним ленчем, и неохотно кивнула, когда мама попросила ее не выходить на улицу, так как надвигалась буря.

Мэдисон была девочкой независимой, но не до такой степени, чтобы своим поведением навлекать на себя неприятности. Поэтому она сообщила родителям, что будет осматривать здание. Они не возражали.

– Только помни главное правило, – предупредил ее папа. – Не заходи в чужие комнаты. Кстати, почему бы тебе не отправиться в библиотеку или игровую комнату?

– Хорошо, папочка, – сказала Мэдисон и, позвав Анджело, вышла из комнаты. Их Орхидеевый номер состоял из двух спален, гостиной, ванной с туалетом и маленькой кухоньки.

Первым делом Мэдисон зашла в игровую комнату, где какой-то мальчик лет десяти сидел за видеоигрой. Поглощенный своим занятием, он не замечал ничего вокруг себя. Были в комнате и несколько взрослых – одни играли в пул, другие – в карты, два пожилых джентльмена раздумывали над шахматной доской. Все они тоже были заняты игрой и не обратили внимания на вошедшую девочку.

Мэдисон хмыкнула, пожала плечиками, взяла с полки коробку с головоломкой и, подойдя к одному из столов, начала складывать картинку. Пожилая леди окликнула ее и попросила подать упавшую карту. Мэдисон охотно выполнила просьбу. Леди рассмотрела свои карты и вздохнула.

– Что-то у меня сегодня игра не ладится, – проговорила она скрипучим голосом, затем повернулась к Мэдисон, продолжавшей стоять рядом с ее креслом. – Спасибо, милочка, иди поиграй.

Девочка сразу отошла; не потому, что ей не нравились старушки, а просто она хотела продолжить осмотр здания. Мэдисон предстояло провести здесь целую неделю, и нужно было обязательно узнать, где и как она сможет развлечься в непогоду.

Девочка двинулась из комнаты. Анджело отстал и тихонько поскуливал.

– Ну какой же ты капризный. – Мэдисон укоризненно посмотрела на щенка. – Ты и в садик дзен идти не хотел. А ведь мы там с тобой так здорово поиграли. Пошли.

Щенок продолжат скулить, но когда его хозяйка, самый лучший человек на свете, вышла из комнаты, нехотя поплелся за ней. Он семенил, опустив голову, ушки и хвостик его безрадостно болтались.

– Идем, идем, – подбадривала его Мэдисон. – Не нужно их бояться. Ведь они никогда не делали нам с тобой ничего плохого, правда?

Если Анджело и задумывался над словами Мэдисон, то мысли свои держал при себе. Он перестал скулить, покорно семеня рядом с хозяйкой. Он старался не отходить от нее, поэтому иногда путался в ногах. Они обошли две комнаты отдыха, миновали два небольших коридора, затем поднялись по лестнице на следующий этаж.

– Мэдисон! – послышался негромкий голос. Маленькая девочка, стоявшая в другом конце коридора, поманила ее к себе.

Мэдисон улыбнулась и заторопилась к ней.

– Приветик, – сказала она. – А я уж думала, что не найду тебя.

– Ну что ты. Я же обещала, что буду ждать, – радостно проговорила ее новая подруга.

– Да, но ты не сказала где. – Мэдисон подошла к девочке, стоявшей на пересечении двух небольших коридоров, покрутила головой вправо-влево. Анджело отчаянно заскулил. – Тихо, Анджело! – Она наклонилась и погрозила щенку пальцем.

– Здесь есть одна секретная комната, – сообщила девочка. – Хочешь посмотреть?

– Конечно, хочу! – воскликнула Мэдисон. Глаза ее загорелись. – А где она?

– Иди за мной. – Новая подруга Мэдисон повела ее к темно-зеленому коридору.

Анджело, не переставая жалобно скулить, понуро брел за ними.

Дайана отодвинула от себя тарелку и раздраженно произнесла:

– Не могу есть. Мне надоело притворяться. Квентин, расскажи, чем закончилась та история.

Квентин и сам не притронулся ни к чаю, ни к пирожным – не было аппетита.

– Дайана, убийство – не самая приятная тема для разговора за ленчем, – спокойно ответил он.

– Об этом нужно было думать до того, как ты пригласил меня сюда.

– Совершенно верно, – согласился он. – Но в другой обстановке, не такой мирной, ты бы разговаривать отказалась. А здесь спокойно, солнечно, кругом люди. Не нужно забиваться в угол, отгораживаться от воображаемой толпы, которая теснит тебя и мешает сконцентрироваться.

– Откуда тебе известно, как я себя чувствую в оранжерее?

– Я не знаю. Просто мне показалось, что ты кого-то сторонишься. Может быть, меня? – Квентин в упор посмотрел на девушку.

– Ты очень хорошо знаешь Пансион, – ответила она уклончиво. – Наверное, не только его.

Квентин, не возражая против смены темы, продолжал осторожно искать подход к Дайане.

– Многие люди, в разной степени, конечно, очень чувствительны к среде, к окружению и месту, – сообщил он, отодвигая тарелку. – Наш мозг представляет собой мириады электродов, улавливающих электрические и магнитные импульсы. Кстати, миллионы людей об этом даже не подозревают.

– Как так? – спросила Дайана, вращая в ладонях чашку с чаем.

– Да очень просто, – улыбнулся Квентин. – Тебе ничего не известно о работе мозга? Странно. Мозг передает электрические импульсы, то есть энергию. Все вокруг нас насыщено энергией. Только одни люди улавливают ее лучше других. О таких говорят, что они восприимчивы к энергетике. Я, конечно, имею в виду среднестатистического человека, Дайана, а не гениев или несомненных талантов, таких как Моцарт или Эйнштейн. У них мозг работал иначе, чем у обычных людей, но и они тоже оставались людьми. – Он вздохнул. – Полагаю, мы только сейчас начинаем понимать, как на самом деле работает мозг человека. Кто знает, что для нас будет нормой через несколько лет?

– Значит, ты ощущаешь энергетику мест, – сказала задумчиво Дайана. – А энергетику людей?

– Немного, – ответил он, решив быть до конца открытым. – Я специализируюсь не на людях. Что касается Пансиона, то у него очень долгая история, и энергетика здесь настолько сильная, что даже я ее нередко улавливаю. Хотя медиум или ясновидящий, несомненно, почувствуют больше.

Дайана удивленно заморгала.

– Ты говоришь об экстрасенсорном восприятии?

– Да, – кивнул Квентин. – Мы, правда, называем его не экстрасенсорным, а паранормальным. Сама идея экстрасенсорных способностей, – продолжал он, стараясь говорить как можно спокойнее, – даже сейчас отвергается многими традиционалистами. Но исследования продолжаются, ставятся эксперименты, и с каждым годом растет уверенность, что нет таких вещей, которые бы не были подвластны человеческому мозгу. Возможности его поистине безграничны.

– Похоже, ты в этом деле не одну собаку съел, – усмехнулась Дайана.

Инстинкт подсказывал Квентину, что на этот раз он выбрал правильное направление.

– Отдел, в котором я работаю, был организован группой профессионалов, считающих, что экстрасенсорные способности можно использовать в качестве инструмента раскрытия преступлений. Прошло несколько лет, мы накопили порядочный опыт – эмпирический опыт, как сказали бы ученые, – и теперь знаем, что и как нужно делать. Разумеется, до полного научного подтверждения наших идей еще далеко, но мы продолжаем двигаться в этом направлении.

– Ты веришь, что ты экстрасенс?

Квентин почувствовал напряжение в ее голосе, поэтому ответил мягко и осторожно:

– Скорее, я умею контролировать свои пять чувств лучше, чем другие. Ничего сверхъестественного здесь нет, все достигается тренировкой и практикой. Конечно, у меня есть и дополнительные способности, которых у остальных либо нет, либо есть, но они об этом не догадываются.

– Какие способности?

Квентин пожал плечами:

– Иногда я чувствую, что скоро произойдет какое-либо событие.

Глаза Дайаны широко раскрылись, она резко откинулась на спинку стула и быстро проговорила:

– Так ты видишь будущее? Квентин, скажи, что со мной будет?

– Ты меня не поняла, Дайана. Я не предсказатель и не гадалка. Я не раскидываю карты таро и не вожу пальцем по ладоням, выискивая линии. – Голос его звучал сухо. – Я всего лишь чувствую приближение какого-либо события.

– Всего лишь... – повторила она.

– Ничего экстраординарного, Дайана. Обычное человеческое качество, хотя и редкое.

– Очень странно. Как ты можешь знать, что что-то произойдет? Это очень странно.

– Пока мы не можем этого объяснить научно, – кивнул он. – Точнее, с помощью сегодняшней науки. Если, как мы полагаем, время линейно, то действительно мозг не способен воспринять то, что еще не случилось. Ну а если время не линейно? Может быть, мы его не понимаем, точно так же, как не понимаем работу собственного мозга.

Дайана тяжело вздохнула:

– Нет уж, спасибо. Я не собираюсь с тобой голову ломать. Мне с моей реальностью забот хватает. Даже если бы я поверила в то, что ты говоришь...

– Хорошо. Тогда объясни свой рисунок, – предложил Квентин.

Дайана пожала плечами:

– Я уже говорила тебе. Возможно, я где-то видела фотографию этой девочки.

– Ты не могла ее нигде видеть, Дайана. У Мисси и ее матери не было родственников. Здесь они поселились, когда Мисси исполнилось года три-четыре. Все их вещи уничтожил пожар. Все фотографии, какие были, сгорели. Я пятнадцать лет занимаюсь этим делом, просмотрел горы документов, и ни разу мне не попалось ни одной фотографии Мисси. Я имею в виду прижизненных. Те, что сделал судмедэксперт, я видел.

Дайана сидела понуро, слушая с тревожным выражением лица.

– Ты нарисовала ее именно такой, какой она была тем летом, – продолжал Квентин. – Даже медальон в форме сердечка изобразила. Это я подарил его Мисси на день рождения. Он исчез в тот день, когда ее убили. Его так никто и не нашел.

– Ну как в рисунке, сделанном угольным карандашом, можно узнать – тот это медальон или нет? Квентин, я не профессиональная художница... – Девушка осеклась на полуслове, увидев подходящую к ним официантку; попросила принести десерт и кофе. Та кивнула, долго собирала чашки и тарелки и наконец отошла. – Не художница я, понимаешь? – повторила Дайана. – Не воспринимай мою мазню слишком серьезно. Я представления не имею, откуда я взяла образ Мисси, но рациональное объяснение этому есть. Должно быть.

– Согласен, – ответил Квентин. – Только мы с тобой по-разному понимаем значение слова «рациональный».

– Ну, если ты веришь в паранормальные явления, то да. – Дайана тряхнула волосами. – Но для меня все это чушь собачья, и... мистицизм не существует, – заявила она. – Медицина умеет объяснить, почему люди вдруг начинают видеть несуществующие объекты, слышать несуществующие голоса и что там еще есть... И они в этом не виноваты. Они просто больны.

– А если нет?

Дайана в упор посмотрела на Квентина.

– Дайана, а что, если они вовсе не больны? Что, если вся твоя медицина ошибается? Давно ли медицина использовала только пиявок и не имела представления, что причина так называемых психических болезней кроется в химическом дисбалансе мозга?

– Квентин, как ты можешь такое говорить?

– Ты газеты читаешь? Тогда наверняка знаешь, как часто сейчас опровергаются медицинские факты. То, что всего несколько лет назад считалось непреложным, сегодня рассматривается как заблуждение! Благодаря новым открытиям и современным технологиям мы вдруг обнаруживаем, что сегодня знаем гораздо больше, чем знали вчера. В результате меняются наши представления. Мы проводим более точные эксперименты и получаем неожиданные свидетельства, мы изучаем явления с новых позиций. Невозможное становится не только возможным, но и предсказуемым.

– Все равно многое остается непонятым и маловероятным.

– Да? Ну а твои экстрасенсорные способности – это что? Тоже невероятное?

– Да, – уверенно ответила Дайана.

– Но почему? – Квентин понял, что начинает горячиться, и замолчал, затем снова заговорил, уже тише и спокойнее. – Ты предпочитаешь видеть себя больным человеком, потому что так тебе легче жить, правильно?

– Мы говорим не обо мне, – резко оборвала его Дайана.

– Разве? Ну а кто из нас нарисовал портрет девочки, которую ни разу в жизни не видел, – я или ты? Дайана, с тобой все в порядке. Ты совершенно здорова. Именно поэтому все медикаменты и лечебные методики не нанесли тебе никакого вреда. И напрасно ты пытаешься выправить то, что никогда не было нарушено.

– Но ты же меня совсем не знаешь!

– Я знаю одно: ты – экстрасенс. И этого мне достаточно. А дальше я могу предположить и многое другое. Либо ты родилась, уже обладая экстрасенсорными способностями, либо они проявились в тебе в очень юном возрасте в результате эмоционального срыва или травмы. Ты пыталась рассказать о своих экстрасенсорных опытах взрослым, возможно, своему отцу. Ты говорила ему, что видишь странные сны, слышишь голоса, чувствуешь иную реальность. Не исключено, что ты впадала в забытье, теряла чувство времени. Но взрослые не поняли тебя, они сочли все твои рассказы проявлением психического заболевания. И тогда в твоей жизни появились врачи и лечебные методики. Правильно я говорю?

– Квентин, ты где обучался медицине? – спросила девушка все тем же напряженным голосом.

– Вспомни, Дайана, сколько врачей безуспешно пытались помочь тебе? – продолжал Квентин, не обращая внимания на ее вопрос. – Понимаешь, если тебя лечат уже столько лет и все никак не вылечат, может быть, пришло время дать всему, что с тобой происходит, более разумное объяснение? Сколько еще можно ждать? Неделю? Месяц? Год? А что потом? Излечение? Но от какой болезни?

Уже потом, анализируя весь разговор, Квентин думал, как ему повезло. Дайана могла просто встать и уйти, но по каким-то причинам не сделала этого. Он понимал, что действовал слишком напористо, но у него не было выбора – много лет врачи вдалбливали девушке, что она психически больна.

Дайана не ушла. Квентин видел по ее глазам, что она не хочет больше говорить о своей болезни, какой бы мнимой он ее ни считал. Некоторое время девушка сидела неподвижно, скрестив на груди руки, затем потянулась к своей чашке с кофе. Квентин заметил, что пальцы Дайаны дрожат.

– Послушай, Квентин. Ты пригласил меня сюда, чтобы поговорить об этой девочке, Мисси. Что с ней случилось? Мне очень любопытно. Раз уж мой рисунок так тебя заинтриговал, расскажи о ней. Если, конечно, она вообще существовала.

– Не понял? – Квентин удивленно посмотрел на Дайану.

– Ты сказал мне, что я нарисовала Мисси такой, какой она была тем летом. Но прости, как я могу тебе поверить, если у тебя самого нет ее фотографий? Чем ты докажешь, что она жила здесь? И почему я должна слушать тебя, человека, которого знаю всего несколько часов? Я даже не уверена, что ты действительно из ФБР.

– Все верно, ты можешь меня и не слушать, – согласился он. – Я оставил свое удостоверение в номере, – Квентин вздохнул, – но обещаю тебе принести его в следующий раз. Нет, Дайана, я не вру. Какой мне смысл обманывать тебя? Что я от этого выигрываю?

– Так ты собираешься рассказать, что произошло с Мисси?

– Да, конечно. Все, что знаю сам. – Квентин замолчал, затем, повинуясь странному порыву, такому же, что охватил его в башне обозрения, наклонился и легонько коснулся руки девушки. – Прости, я не хотел тебя обидеть...

Дайана вдруг перестала слышать Квентина. Она выпала из настоящего, словно кто-то отключил ее – как электроприбор. Только что она сидела на теплой, освещенной солнцем веранде, за столом, с приятным мужчиной, до ее слуха долетали приглушенные разговоры других постояльцев, а в следующую минуту все внезапно изменилось.

Нет, Дайана никуда не унеслась, она осталась на веранде, просто все последующее стало для нее серым пятном, которое то и дело, будто молнией, прорезывалось вспышками яркого белого света. В воздухе появился странный аромат. Дайана пыталась определить, что это так приятно пахнет, но не смогла. Она начала замерзать. Ей стало холодно, страшно холодно.

В свете молний она разглядывала лицо Квентина, сидевшего напротив и задумчиво рассматривавшего ее, а потом он исчез.

Дайана опустила голову, увидела в ярком белом свете свою руку, сжимающую чашку с остывшим чаем так сильно, словно только она связывала девушку с жизнью.

Потемнело, потом снова была вспышка, и Дайана с удивлением увидела, что в руке у нее ничего нет, что она хватается за... пустоту.

В кромешной тьме она была одна, совершенно одна.

«Дайана».

Она не хотела ничего слышать, но помимо своей воли медленно повернулась вправо. На лестнице, ведущей на нижнюю террасу и оттуда на испещренную тропинками лужайку перед зданием, качали листьями две пальмы в бочках. Это первое, что она увидела.

Последовала очередная вспышка, и между пальмами появилась маленькая девочка с печальными глазами на бледном овальном лице и с длинными темными волосами.

Дайана узнала Мисси.

Девочка исчезла в сером пятне, разделившем вспышки. Но вот опять вспыхнул яркий белый свет, похожий на луч прожектора, и Мисси снова возникла. Она стояла там же, в потоке сильного света.

«Помоги нам».

Губы ее не шевелились, но Дайана отчетливо слышала голос. С каждой следующей вспышкой Мисси перемещалась все ближе и ближе к Дайане. Лицо девочки исказилось страшной болью, глаза округлились и наполнились ужасом.

Она умоляюще тянула руки к Дайане...

«Дайана».

Она вздрогнула, повернулась к Квентину, удивленно заморгала. Возвращение в реальность, в тепло веранды ошеломило ее. В следующий момент раздался оглушительный раскат грома, мрачные тучи разошлись, и сквозь них полился солнечный свет. Повеяло легкой прохладой.

– Нам лучше зайти внутрь, – предложил Квентин. Он говорил громко, чтобы Дайана услышала его сквозь стук отодвигаемых стульев и голоса постояльцев, тоже решивших покинуть веранду. – Непонятно, откуда только взялась эта буря, – проговорил он.

– Да? – спросила Дайана. Она чувствовала себя очень странно. – И давно она началась?

– Ты о чем? – Квентин с интересом посмотрел на нее.

Только теперь она ощутила, что держит его за руку. Дайана с трудом разжала пальцы.

– Я? Нет, я так, просто, – пробормотала девушка. – Не обращай внимания.

– Давай войдем внутрь, – повторил Квентин, хмурясь.

Дайана кивнула, машинально поднялась. Теперь ей было не только холодно, но еще и страшно. Все ее тело охватила странная дрожь, она чувствовала в себе необъяснимый прилив энергии. В то же время ощущение казалось очень знакомым, оно напоминало далекое эхо приглушенной памяти.

– Почему это называется вторым зрением? – неожиданно для себя произнесла девушка. – Потому что начинаешь видеть то, что скрывается под поверхностью. Как будто смотришь через рифленое стекло. Сначала ничего не разбираешь, а потом...

Квентин обошел вокруг стола, приблизился к ней и обхватил за плечи.

– Дайана, послушай меня. Ты никакая не сумасшедшая.

– Ты же не знаешь, кого я только что видела!

– Не важно кого, Дайана. Главное, что это была реальность. – Квентин недовольно поморщился: начал накрапывать дождь, первые капли ударили по столу, падали на лица. Он взял Дайану под руку и повел в здание.

Дайана шла как слепая. Позже она подумала, что не ушла к себе, возможно, потому, что не хотела оставаться одна. А может быть, ответы Квентина пугали ее меньше, чем открывшаяся перед ней глубина собственного безумия.

Заслышав первые удары грома, Мэдисон оторвала взгляд от старинной куклы, которую нашла в пыльном чемодане, и подняла голову.

– Папа говорил, что будет буря, – сказала она.

– Здесь они часто случаются, – кивнула ее новая подруга.

– Мне нравится, когда гром гремит. А тебе?

– Иногда.

– А мне всегда. – Мэдисон оглядела уютную красивую комнатку, явно предназначенную для девочки, обставленную старомодной мебелью, с кружевными занавесками на окнах. – Ты сказала, что это тайная комната. Но почему?

– Потому что они никогда не поймут.

– Кто они? – Мэдисон насупилась и, нагнувшись, погладила Анджело – щенок, свернувшись клубком и слегка подрагивая, лежал у ее ног. – Ты имеешь в виду моих родителей?

– Да.

Мэдисон насторожилась:

– Это точно твоя комната? В смысле, кроме тебя, тут никто не живет? А то мои родители запрещают мне входить в комнаты без приглашения.

– Не беспокойся, сюда ты можешь заходить, когда захочешь.

Столь уклончивое объяснение не успокоило Мэдисон, и она задала своей новой подруге вопрос, требующий точного ответа:

– Ты мне не сказала своего имени. Как тебя зовут?

– Бекки.

– Красивое имя.

– Спасибо. И Мэдисон – тоже красивое.

– Значит, это и есть твоя комната?

– Была, – поправила Мэдисон подруга.

– Теперь уже нет? – удивилась девочка.

Бекки слабо улыбнулась:

– Я прихожу сюда иногда. Особенно когда надвигается буря.

– Мне тоже нравится находиться в комнате, когда идет буря. В ней намного безопаснее.

– Здесь всегда безопасно, Мэдисон. Запомни это. В моей комнате тебе не грозит никакая опасность.

Мэдисон неуверенно посмотрела на девочку:

– Даже буря?

– Не только. – Бекки наклонилась к самому лицу Мэдисон и, ласково улыбнувшись, прошептала: – Оно приближается.

Глава 4

Дайана маленькими глотками пила крепкий горячий чай, заказанный Квентином. Допив, она поставила чашку на столик и сухо произнесла:

– Испытанное средство против стресса.

Квентин пожал плечами:

– Мы не допили кофе.

Они сидели в полупустой гостиной главного здания, где, кроме них, было еще несколько постояльцев, решивших не мокнуть под дождем, возвращаясь в свои коттеджи, а переждать непогоду здесь. Между расставленными там и сям столиками и креслами были разбиты небольшие клумбы, стояли пальмы в бочонках или раскладные ширмы. Умело созданный интерьер располагал к тихим уединенным беседам, но в то же время никто не чувствовал себя одиноким.

Снаружи продолжала бушевать буря, рокотал гром. Дул порывистый сильный ветер, дождь лил как из ведра. Квентин сказал, что подобная погода для здешних мест не редкость.

Дайана еще не вполне оправилась от шока, который испытала на веранде, увидев Мисси. Ей вдруг подумалось, что она едва ли от него когда-либо оправится. Ей хотелось самой для себя проанализировать случившееся, но Квентин отвлекал ее, отчего девушка чувствовала себя усталой и недовольной. И чем дольше Дайана сидела в гостиной, тем больше росла в ней уверенность, что она просто не сможет вспомнить своих ощущений. От этого девушка еще сильнее нервничала.

– Наш разговор мы тоже не закончили, – вызывающе сказала она.

– Что ты там увидела, Дайана? – спросил Квентин, не обращая внимания на резкость в ее голосе.

– Ничего, – ответила она. Как ни была девушка возбуждена, ей хватило сообразительности не рассказывать Квентину об увиденном на террасе. Или ей просто показалось, что она кого-то видит? Не важно, чему он там верит, а опыт подсказывал Дайане, что, начни она говорить, он набросится с новыми расспросами. А Дайане очень не хотелось, чтобы в его глазах мелькнул такой же интерес, смешанный с сочувствием, как и у тех врачей, с которыми она всю жизнь сталкивалась. Потому что уж кто-кто, а она-то знает, что за этим интересом скрывается убежденность в ее сумасшествии. Дайана полагала, что Квентин ей все равно не поверит, и решила попросту промолчать.

– Дайана...

– Утром ты говорил, что это место небезопасно для детей, упоминал какие-то трагедии. Думаю, ты имел в виду не только Мисси. Ты обещал рассказать.

Он помолчал, вздохнул, внимательно посмотрел в глаза Дайане:

– Да, здесь происходит нечто странное. Чаще всего с детьми. Несчастные случаи, внезапные тяжелые заболевания. Несколько детей умерло, несколько пропало без вести.

– Такое происходит везде, – пожала плечами Дайана.

– Да, к сожалению. Только здесь это случается намного чаще, чем где-либо.

– И ты считаешь, что смерть Мисси имеет какую-то связь с твоими выводами?

– Опыт подсказывает мне, что не бывает простых совпадений, – ответил Квентин.

Нахмурив брови, Дайана пристально смотрела на него:

– Разве?

– Да, – уверенно ответил Квентин. – Во всем есть определенные закономерности, их нужно только увидеть. Чаще мы их не замечаем, ну разве что только постфактум. Иногда они очевидны, бьют в глаза неоновым светом. К примеру, я и ты.

– И какая же здесь закономерность? – осторожно произнесла Дайана.

– То, что мы оба оказались здесь в одно время, не случайность. Ты нарисовала точный портрет Мисси, над разгадкой убийства которой я столько лет бьюсь, – и это тоже не совпадение. Я увидел твой рисунок – это не совпадение. Даже твой приход на башню обозрения на рассвете и наша первая встреча не совпадение.

– Ты хочешь сказать, что это детали какого-то плана, да?

– Детали закономерности, которые легко соединяются вместе, потому что между ними есть связь. Думается мне, что связь – Мисси.

Дайана вспомнила о другом рисунке, том, что лежал свернутым в трубочку в ее большой сумке, – о портрете Квентина. Она Квентина ни разу не видела, но нарисовала. Может, он прав. Ей было нечего возразить, и все же она попыталась:

– Лично я не усматриваю тут никаких связей и закономерностей. Повторяю – я не знаю никого под именем Мисси. Девочку эту я ни разу в жизни не видела. Я никогда раньше не была в Теннеси. Скорее всего, я что-то видела в газетах; может быть, там был ее рисованный портрет...

– Нет, – перебил Квентин. Он говорил спокойным ровным голосом. – Никаких статей о Мисси не было. Так, промелькнуло сообщение в несколько строчек; безо всяких портретов, естественно. К тому же в одной газете, в местной. Ни по национальному радио, ни по телевидению о случившемся не упоминалось. Я уже говорил тебе, что изучаю дело о ее гибели полтора десятка лет. Я нашел все, что можно, а искать я умею: уж чему-чему, а этому нас в ФБР учат неплохо, можешь мне поверить.

Дайана неподвижно сидела, опустив голову. Монолог Квентина ее не убедил.

– Ты видела ее, да? Там, на веранде.

Дайана молча кивнула.

– Все, что ты видела, явилось для тебя полной неожиданностью. Понимаю. Это результат бури.

– Результат чего? – удивилась Дайана.

– Помнишь, я говорил тебе об энергии? В бурю воздух перенасыщается энергетикой – электрическими и магнитными потоками. Человеческий мозг реагирует на них. Мы, экстрасенсы, к ним очень чувствительны. Иногда они блокируют наши способности, но чаще, напротив, обостряют, особенно перед бурей.

– Я обычно ощущаю приближение бури. Но там, на веранде... – пробормотала Дайана скорее себе, чем Квентину.

– Мы были слишком заняты разговором, и буря захватила нас врасплох, – кивнул Квентин. – Я тоже обычно чувствую. Как правило, мои способности обостряются. Ну вот как у тебя сейчас.

Дайана с неохотой вынуждена была признать, что Квентин разбирается в ней лучше, чем она предполагала. Всего за несколько часов он изучил ее достаточно для того, чтобы безошибочно определять ее состояние и настроение. Врачам для того же самого требовались месяцы и даже годы.

«Поневоле призадумаешься».

Девушка чувствовала себя неуютно под взглядом Квентина, ее продолжали грызть сомнения. «Ну хорошо, определять мое состояние он умеет. Согласна. А все остальное, что он говорит, – правда или ложь? Какие-то возможности, закономерности... Верить или нет?»

Годы лечения не прошли бесследно. Дайане было трудно решиться и признать, что она – вполне нормальный человек. Такой ответ всем врачам казался ей слишком простым.

«А что же здесь простого? Как раз все становится еще сложнее», – раздумывала она.

– Да, я видела ее. Мисси, – с трудом проговорила девушка и, коря себя за податливость, внутренне напряглась, ожидая насмешливых комментариев.

К ее удивлению, Квентин повел себя совсем не так, как врачи. Он не стал иронизировать и сочувственно успокаивать. Он молчал, оставаясь спокойным – по крайней мере, внешне.

– А ты можешь рассказать поподробнее, что именно видела? – спросил он, наконец.

Этот вопрос напомнил Дайане одного из врачей, которого она особенно ненавидела, – бесчувственного толстомордого чурбана с красной непроницаемой физиономией. Он всегда сидел неподвижно, глазел на нее, как на засушенную бабочку на булавке, мысленно классифицируя ее неврозы. Девушка с негодованием сжала зубы, несколько минут молчала, потом торопливо заговорила бесцветным голосом:

– Сначала я увидела вспышки света, словно кто-то включал и выключал мощный прожектор. Внезапно в этих вспышках появилась Мисси, она приближалась ко мне. Губы ее не шевелились, но я отчетливо слышала голос девочки. Она все время повторяла: «Помоги нам». Мне было страшно холодно. – Дыхание Дайаны стало быстрым. – Потом я увидела тебя в одной из вспышек. А может быть, мне показалось – ведь я сидела, вцепившись в твою руку. Но это я только потом поняла.

– Мы все время оставались на веранде? – спросил Квентин.

Девушка внимательно вглядывалась в его лицо, пытаясь определить, не смеется ли он над ней, как те врачи. Квентин не смеялся. Дайана вконец запуталась, не зная, радоваться ей или тревожиться.

– Да, – кивнула она.

– И никого больше там не было? Только мы трое?

– Да.

– А во время вспышек ты никого больше не видела? Только Мисси?

– Знаешь, кто-то был, я чувствовала чье-то присутствие, но рассмотреть ничего не могла – нас окружала серая мгла. Я в ней никого не видела – ни ее, ни тебя.

Квентин вдруг нахмурился:

– Похоже, ты одна смогла проникнуть в мир Мисси. Такое редко случается, чаще они проникают в наш. Я всегда знал, что медиумы нащупывают дверь, но впервые слышу, чтобы кто-то входил в нее. Хорошо бы получше узнать, что за ней скрывается.

– Ты о чем? – Дайана вдруг замотала головой. – Нет, Квентин, не дурачь меня. Не говори, что ты мне веришь!

– Мисси умерла, Дайана. И если ты смогла ее увидеть, значит...

– Ничего не значит! – горячо возразила девушка. – Ничего не было, и ничего я не видела! Это все мое больное воображение! – Она пыталась взять себя в руки, хорошо понимая, что такого рода видения и голоса, вызванные ее эмоциональностью и восприимчивостью, могут принести ей только вред. – Человек не может видеть умерших. Никакой жизни после смерти нет. Смерть – это конец и уход навсегда.

– И ты в это действительно веришь? – спросил Квентин.

– Да, верю, – твердо ответила Дайана.

Вздыхая и охая, Рэнсом Паджетт поднялся по узенькой лестнице на чердак главного здания.

– Вот черт, угораздило же... – ворчал он себе под нос. – Как только буря – что-нибудь обязательно случается.

Старенькое здание давно требовало ремонта. Всякий раз ливни приносили какие-нибудь неприятности – то крыша начинала течь, то ветер расшатывал жалюзи и ставни, то генератор останавливался или глох двигатель подачи воды. Владелец Пансиона, скупердяй, экономил каждый цент, вот и приходилось Рэнсому то ползать по подвалу, выискивая неполадки в трубопроводе, то таскаться сюда, на чердак, и смотреть, не залило ли его. Но это еще ничего. Вот когда шла вода с гор, начинался кошмар. Она попадала в трубы, которые того и гляди лопнут. Рэнсом чертыхнулся.

Его отправили на чердак после того, как трое постояльцев – их номера находились на самом верхнем, пятом, этаже главного здания – пожаловались администрации на подозрительный шум наверху. А услышали они его, как только небо начало затягиваться тучами.

Рэнсом попробовал отговориться, сказал, что привередливые постояльцы все придумывают, но хозяин был непреклонен. И вот теперь он будет полчаса топтаться на чердаке, пыль поднимать и бить колени о хлам, которого тут столько, что сам черт ногу сломит. Хорошо хоть Рэнсому не приходится иметь дело с постояльцами. А здесь что? Ну в конце концов посмотрит он да и устранит неполадку, если та вообще есть.

Правда, сейчас устранять тут, по его мнению, было нечего. Плохо, не слишком надежно, но все работало. Вот кто действительно досаждал Рэнсому, так это белки. Несколько лет назад устроились на чердаке, а где – Рэнсом найти не мог. Видел пару раз, как белки сюда заскакивали, а где они тут прячутся... Наверное, перед бурей сюда забрались, да и расшумелись.

Одним словом, лез Рэнсом на чердак только для того, чтобы проверить капканы, те, что он недавно поставил на белок. Но эти белки – хитрые бестии: ни одна в капкан пока не попала. Приманку как-то вытягивать умудряются и улепетывают целыми и невредимыми. Рэнсом добродушно хмыкнул.

Он вытащил из кармана ключ, отпер дверь, нащупал и повернул выключатель. Чердак освещался несколькими пыльными лампами в металлических сетках. Понавешено их тут было порядочно, но, маломощные и тусклые, громадное пространство чердака они освещали плохо. Не больше света просачивалось и в окна: с десяток слуховых и два больших, обычных, расположенных в северном и южном торцах чердака, – стекла давно покрылись толстым слоем пыли и грязи. На чердак время от времени стаскивали всякий ненужный хлам – коробки, сломанную мебель, обветшавшие одеяла, рваные сумки и чемоданы. Их груды основательно затемняли пространство и мешали передвигаться.

Рэнсом не раз обращался к администрации Пансиона с просьбой очистить чердак от мусора, выбросить наконец все, что нельзя использовать, но призывы его оставались без ответа – платить уборщикам никто не хотел. Ему же было совершенно непонятно – зачем копить расползающиеся от времени шторы, старую одежду, ненужный инструмент и разбитую мебель, если их можно выбросить и освободить помещение? Пожилого плотника и слесаря в одном лице никто не слушал.

– А и пошли они к чертовой бабушке, – снова забормотал он. – Я что? Просто мастер на все руки. Мое дело простое: отработал смену – и до свидания.

Рэнсом осторожно пробирался между обветшавшими от времени ящиками, свидетелями прошлой жизни, мучительно вспоминая, куда он в последний раз поставил ловушки на белок.

Одну он вскоре нашел: висела под самой стрехой – пустая, конечно. Хитрые белки стянули приманку – сухой кукурузный початок, – не задев тоненького рычажка ловушки.

Рэнсом крякнул, усмехнувшись.

– Вот дают, сукины дети. Ничем их не возьмешь. И как они только ухитряются не попасться? – недоумевал он. – Может быть, пружина растянулась?

Он попробовал растянуть ее. Нет, пружина оказалась в полной исправности.

– Ну вот, опять незадача. Сейчас нужно тащиться вниз, топать по саду, искать новую приманку, потом снова лезть сюда. – Он вспомнил о тех днях, когда посыпал приманку ядом. На некоторое время это выручало. Теперь же такие штуки выкидывать нельзя: узнают охранители животных – по судам затаскают. Администрация Пансиона строго-настрого запретила Рэнсому пользоваться химикатами, а терять непыльную работенку, да еще в таком возрасте, он не собирался.

Рэнсом повесил ловушку на место и снова начал пробираться в глубь чердака, туда, где оставил вторую ловушку, по привычке чертыхаясь и проклиная устроенный тут кавардак. Одни коробки и ящики он просто отпихивал ногой, через другие, тяжелые, набитые всякой ненужной дрянью, ему приходилось перелезать.

Пробравшись в центральную часть чердака, к его северной стороне, Рэнсом остановился перед довольно большим окном с остатками витража, и в ту же секунду раздался оглушительный удар грома. Свет вдруг замигал и погас.

Рэнсом подождал, пока глаза привыкнут к темноте, понимая, что трогаться с места сразу означает неминуемо свернуть себе шею. А еще он надеялся, что свет сейчас дадут. Но лампы не загорались, и он решил пробираться ко входу, а затем спуститься к генератору. Он мысленно обругал себя за непредусмотрительность – сколько раз уже попадал в подобные ситуации, а брать с собой карманный фонарик так и не научился. «Ну не таскать с собой, так хоть принести сюда и оставить где-нибудь при входе».

Мрачное небо прорезала яркая молния, осветив грязное окно. Рэнсом вскинул голову и увидел, что неподалеку, на фоне помутневших витражных стекол, кто-то стоит.

По телу его пробежали мурашки. Но молния погасла, и странную тень поглотила серая мгла.

– Кто тут? – хрипло произнес Рэнсом. – Кто это сюда забрался?

Ответа не последовало. Рэнсом прислушался, но не услышал ничего, кроме рокота грома и стука крупных дождевых капель по крыше.

Он еще немного подождал, старательно вглядываясь в окно. Очередная вспышка молнии убедила его в том, что ему все померещилось – напротив окна никого не было.

– Вон что свет выкидывает, – пробормотал Рэнсом, облегченно вздохнув. Но странное беспокойство не покидало его. Свет не загорался, так что хочешь не хочешь, а пришлось ему двигаться к выходу в кромешном мраке. Казалось, что сумерки прибавили на чердаке рухляди. Рэнсом сделал пару шагов и остановился.

Внезапно ему сделалось холодно, страшно холодно.

Человек по натуре спокойный, даже флегматичный, Рэнсом вдруг ощутил страх. Ему казалось, дотронься он сейчас до своей головы и почувствует, как волосы встают дыбом. Инстинкт подсказывал ему, что что-то неладно.

Рядом с ним скрипнула половица. Рэнсом обернулся, но кругом был только сумрак, и увидел он лишь длинные мрачные тени.

Они словно нависли над ним.

Все это было очень... странно. Вот только что, продвигаясь в центр чердака, Рэнсом сделал между ящиками узенький проход, а теперь тот исчез и вместо него на пути возник какой-то барьер. Будто кто-то специально нагромоздил ящики и коробки.

– Это мне все кажется, – произнес Рэнсом громко, бодрым голосом и попытался засмеяться, но смех вышел неестественным. – Чего мне бояться-то? Я в свое время и через кладбище домой вечерами возвращался. Просто попадали коробки-то, вот и все. Нет тут ничего такого, чтобы мне испугаться.

Только потом, вспоминая свой поход на чердак и переживая случившееся, он вспомнил, что ему следовало бы сказать не «ничего», а «никого».

Сильнейший удар грома потряс здание. Он прозвучал настолько неожиданно, что Рэнсом едва не подпрыгнул. Теперь ему хотелось только одного – как можно быстрее убраться с неприветливого чердака и не заходить сюда, по крайней мере пока не включится свет.

Рэнсом зашаркал к выходу, нащупывая дорогу, и в эту секунду снова сверкнула молния; в ее серебристом зареве старик увидел, что преграждало ему путь.

У него перехватило дыхание, а глаза округлились от ужаса. Он недвижимо стоял в наступившей тьме, не веря тому, что увидел, – прямо перед ним высилась невесть кем возведенная пирамида из старинных сундуков. Поставленные на бок, они отсекали его от входа. Рэнсом мог поклясться, что несколько лет назад самолично с большим трудом сдвинул их в дальний угол.

Там они и должны были оставаться, заваленные старыми чемоданами с когда-то яркими наклейками, которыми в свое время туристы так любили облеплять багаж. Когда-то существовал целый бизнес по продаже этих наклеек, так что, даже никуда не выбираясь, на любом вокзале можно было накупить их целый арсенал, включая самые экзотические.

Рэнсом отлично помнил, что вся эта туристская рухлядь находится у западной стены чердака. Как минимум метрах в десяти от него. И вот на тебе – сундуки возвышаются аккурат перед его носом.

Громыхало нещадно, бревенчатый пол трясло, а Рэнсом дрожал как осиновый лист, проклиная себя за недальновидность. В следующий раз он обязательно возьмет с собой карманный фонарик, даже если и свет будет.

Неподалеку от него снова скрипнула половица, уже в другой стороне. Рэнсом повернулся слишком резко для своего возраста – левую мышцу спины свело, он охнул, но ничего пугающего не увидел. Страшные тени исчезли.

– Слава тебе Господи, – прошептал он и принялся мысленно убеждать себя в том, что ничего и не было.

Мрак за окном снова прорезала молния.

То, что Рэнсом увидел на фоне освещенного на секунду окна, заставило его невольно отшатнуться – в нескольких шагах от него кто-то стоял.

Кто-то без головы.

Рэнсом сильно ударился спиной о какой-то ящик, что всего минуту назад стоял метрах в пяти от него. Его охватила паника.

Внезапно зажегся свет.

Рэнсом отчаянно заморгал, потом, когда глаза привыкли к свету, посмотрел в сторону окна и рассмеялся.

– Вот тоже мне, нашел чего испугаться. – Он покачал головой.

У окна стоял старый портняжный манекен. Подойдя к нему, Рэнсом провел рукой по холодному дереву. От времени оно потрескалось, обтягивавший его материал выцвел, обветшал. Кое-где его основательно побила моль, шнуровка на груди грозилась рассыпаться в любую секунду. Более-менее целым оставался только шелковый кант.

– Помню, помню я тебя, братец! – улыбнулся Рэнсом. Он говорил громко, собственный голос успокаивал его. – И сколько ж тебе лет-то? – Он немного помолчал, нахмурился. – Хотя погоди, ты где у нас раньше-то стоял? По-моему, совсем не у окна.

Рэнсом обернулся и взглянул туда, где видел стену из чемоданов. Она исчезла: чемоданы, облепленные потускневшими наклейками, мирно лежал и друг на друге в самом центре чердака.

– Эй, ребята, – проговорил Рэнсом, – а вы, собственно, как тут оказались? – Голос его дрогнул, он снова почувствовал себя неуютно.

Он подошел к чемоданам и принялся их изучать.

– Ну правильно. Вас я и ставил в угол, к западной стене, что тут гадать.

Рэнсом прекрасно помнил, что оставлял их именно там, завалив кучей ненужного тряпья. Потом он перетащил к ним старую мебель. На комод без двух ножек он водрузил старое зеркало, пару почерневших картин... Все верно, и портняжный манекен он отволок туда же.

Рэнсом повернул голову, надеясь, что манекен вернется на свое прежнее место. Деревянное туловище казалось жалким и безобидным.

Ровно до очередной вспышки молнии, ослепившей Рэнсома. В следующую секунду он увидел у окна, на месте манекена, женщину с разведенными в стороны руками. Ее длинные серебристые волосы развевались словно на ветру.

Рэнсом не стал проверять ловушки для белок, а рванулся к выходу, сметая коробки и больно ударяясь об углы ящиков.

Прочь, прочь из этого кошмарного места! Больше он сюда ни ногой без карманного фонарика. Рэнсом выскочил на лестницу, быстро повернул ключ, запирая чердак, и только тогда вздохнул свободно.

Свет в гостиной замигал и потускнел, но не выключился. Буря набирала силу, однако звуки ее не проникали за стены здания и не мешали разговору.

– Значит, ты веришь, что мертвые просто уходят – и все, – сказал Квентин задумчиво. – То есть в Бога ты не веришь.

– В Бога? – переспросила Дайана, стараясь не думать о буре за окнами и не обращать внимания на то, как покалывает кожу и чешутся руки. Это началось еще на веранде. Девушка отвернулась, якобы безразлично, стараясь сконцентрироваться на комнате. Неподалеку она увидела столик, за которым пожилая дама в викторианском платье неторопливо пила чай. Дама перехватила взгляд Дайаны, улыбнулась и подняла чашку – приветливый жест хорошей знакомой.

– Дайана, – послышался голос Квентина.

Она вздрогнула и посмотрела на него.

– Что такое? – спросила она.

– Мы считаем, что экстрасенсам верующим или занимающимся духовными практиками гораздо легче признать свои способности. Непонятно почему, но вера и духовность иногда помогают лучше... воспринять невероятное как данность. Оно кажется правдоподобным.

Дайана метнула взгляд в сторону, туда, где только что видела даму за столиком, и обнаружила, что ее уже нет.

Девушке вдруг захотелось выпить чего-нибудь покрепче сладкого чая. Она усмехнулась, подняла чашку, отхлебнула из нее и с приятным удивлением заметила, что рука у нее уже не дрожит.

«Понятно. Не убедил меня с помощью своей науки, теперь пытаешься нащупать, склонна ли я к мистицизму? Ну, давай-давай».

– К каждому человеку нужен индивидуальный подход, – произнес Квентин, мягко улыбаясь. – У тебя есть все причины принять свои способности, Дайана. Скоро настанет время, когда всем нам придется испытать и свою веру, и жизненную философию. Наука не отменяет и не подменяет ни религии, ни духовности. Это просто другая методика. Но самое главное здесь – принять то, что существует.

– Принять то, что ты считаешь реальностью, – поправила его Дайана.

– Ты уже получила вполне надежные доказательства. Паранормальные явления существуют. Что еще тебе нужно?

Дайане очень хотелось посмотреть, не появился ли по соседству столик со странной дамой, но она сдержала себя, не оглянулась – испугалась, что опять увидит ее.

– Я знаю одно – я больна. Вот моя реальность, – произнесла девушка бесцветным голосом. – Мне сказали, что это у меня наследственное.

– А кто именно?

– Отец. Не прямо, конечно, а так, намекнул однажды. Он не слишком много рассказывал мне о моей матери, но я все поняла. Она стояла на учете у психиатра.

– Вот как?

– Да. Она умерла, когда я была совсем маленькой.

– Тогда как ты можешь говорить о своей матери, что она сумасшедшая? Ты ее совсем не знала, а то, что слышала, возможно, просто домыслы.

– Отец не стал бы мне врать.

– А я и не утверждаю, что он врал. Ему просто в голову не приходило, что ты обладаешь экстрасенсорными способностями. Он смотрел на тебя сквозь призму своего отношения к твоей матери. Могу предположить, что он попросту не понимал тебя. Ты для него была девочкой с психическими проблемами.

– Отец всю жизнь старался помочь мне, – резко возразила Дайана.

Квентин почувствовал, что в любую секунду контакт может быть разрушен.

– Не сомневаюсь. Любой отец на его месте поступил бы точно так же, – осторожно заметил он. – Я ни секунды не сомневаюсь в том, что он вполне искренне верит в современную медицину. Но он не верит в существование паранормальных явлений. Ни он, ни ты просто не думали о том, что ты – экстрасенс.

– Врачи тоже не думали, а им в образованности не откажешь.

– Ну они-то как раз в первую очередь об этом не думали. – Квентин усмехнулся. – Врачи-традиционалисты как раз очень рады тому, что пока никто из них не может доказать реальность экстрасенсорики. В нее верят только пионеры этой науки.

– А почему бы врачам не поверить?

Брови Квентина полезли вверх:

– Ты можешь доказать, что Мисси, которую ты видела на веранде, была реальностью? Сможешь повторить это экспериментально, в условиях лаборатории?

– Нет. Ни доказать, ни повторить – не могу. Потому что никого я не видела, просто вообразила. Я нездорова.

«Ты видела, видела Мисси», – промелькнуло в мозгу Дайаны.

– Изрядная доля науки зиждется на вере, что результаты экспериментов следует проверять и перепроверять в определенных, строго контролируемых условиях, и только когда их окажется достаточно, следует делать окончательный вывод, – продолжал Квентин, не замечая ее возражений. – Но экстрасенсорные способности зачастую невозможно проверить экспериментально.

– Правильно, – согласилась Дайана.

Квентин улыбнулся:

– К сожалению. Наш шеф говорит, что как только появится экстрасенс, умеющий управлять своими способностями, он перевернет весь научный мир. Он прав. Да он всегда прав. Но до того момента, пока не придет экстрасенс – или группа экстрасенсов – и не покажет, что умеет контролировать свои способности, нас будут считать изгоями.

– Или сумасшедшими, – вставила Дайана.

Квентин не обиделся.

– У тебя есть все основания так полагать. Но мы делаем все возможное, чтобы заработать устойчивую положительную репутацию. Как бы то ни было, нас начинают воспринимать всерьез. Полагаю, мы знаем и можем объяснить, как работают наши способности, хотя бы в общем, но на строго научной основе. Мы ежедневно совершенствуем их, и они помогают нам в нашей работе – это факт. – Несколько минут Квентин молча смотрел на Дайану, затем снова заговорил: – И уж если ФБР – а его трудно обвинить в легкомыслии – создает наш отдел, то, наверное, это о чем-то говорит.

Дайана подняла чашку, сделала несколько глотков чаю. Квентин тем временем продолжал:

– Я понимаю, ты никогда не смотрела на себя как на обычного нормального человека, но попробуй. Что в этом плохого?

– Я не хочу врать себе. Тогда я начну искать простые ответы, – нахмурилась она, повторяя заветы врачей, много лет учивших ее не пытаться понять «симптомы болезни».

– А кто тебе сказал, что ответы сложные?

– Люди – сложные существа, человеческий мозг и эмоции тоже весьма непросты.

– Согласен. Но какое отношение они имеют к ответам? Ответы могут быть и очень простыми. – Кевин улыбнулся, на этот раз печально. – Хотя, возможно, ты и права – экстрасенсорные способности иногда чертовски усложняют жизнь.

– Ну вот, ты сам сказал. А больше мне ничего не нужно. – Дайана тихо рассмеялась.

– Но я не предлагаю тебе волшебную пилюлю от всех болезней и сомнений. И я не утверждаю, что твоя жизнь мгновенно станет легкой и приятной, а все проблемы уйдут в прошлое только потому, что ты задумалась о своей болезни и нашла простой ответ. Я тебя уверяю – ты психически здорова, просто мозг твой работает несколько иначе, чем у большинства людей, традиционно считающихся нормальными.

«Слушай его».

У Дайаны перехватило дыхание. Она опустила голову, уставилась на дно чашки. Прежде ей казалось, что голоса звучат в ее голове, но этот явно шел откуда-то снаружи. Он не был ее частью. По одной-единственной причине она не верила разным врачебным объяснениям – доктора в один голос утверждали, что голоса, которые слышит Дайана, являются проявлениями ее личности.

Но почему же тогда именно этот голос прозвучал совсем иначе?

– Дайана, – вывел ее из забытья голос Квентина.

Девушка поставила на стол чашку, взглянула на собеседника, вслушиваясь в раскаты бури за окном. Примчавшись откуда-то с гор, буря начала кружить по долине, то удаляясь, то снова возвращаясь молнией, ливнем и громом. Дайана старалась заглушить странный шепот, вслушиваясь в звуки бури.

«Он поможет тебе. Он поможет нам».

– За все прошедшие годы я достаточно наслушалась докторов, – неуверенно произнесла она. – И как бы они со мной ни разговаривали, какой бы терминологией ни пользовались, все сводилось к одному: я не вполне нормальна, так как слышу чужие голоса.

– Ты не сумасшедшая, ты – экстрасенс.

Дайана попыталась рассмеяться, но из груди ее вырвался лишь легкий вздох.

– Никто из них не произносил этого слова. Врачи использовали эвфемизмы – благозвучные, необидные, социально корректные; они называли меня обеспокоенной, запутавшейся в собственных мыслях, нуждающейся в терапии. Их любимое выражение – «на переходе». Я как-то спросила одного врача, что это значит – «на переходе»? Куда я переходила? И откуда? Он сделал непроницаемое лицо и пояснил, что имеется в виду переход из состояния расстройства в состояние уверенности.

– О Господи, какой бред, – пробормотал Квентин.

– Ага, – Дайана кивнула. – Это был лучший доктор из всех. По крайней мере, его все считали лучшим. Недолго он со мной возился. Точнее, я его недолго терпела.

«Дайана».

– Дайана, я знаю, что слишком многого от тебя требую, но все же поверь – никакая ты не сумасшедшая; ты экстрасенс.

– А что тебя заставляет так думать? Откуда ты знаешь, что я не выдумала все, что рассказала тебе? – Девушка изо всех сил пыталась не вслушиваться в посторонний голос.

– Потому что ты нарисовала портрет Мисси, хотя никогда прежде не видела ее. Кроме того, я тебя распознал. Экстрасенсы чувствуют друг друга.

– С первого взгляда? – попробовала пошутить Дайана.

– Совершенно верно, с первого взгляда.

– Ясненько. Значит, меня приняли в тайный клуб?

Квентин внезапно улыбнулся, вспомнив свой разговор с Бишопом несколько лет назад.

– Что-то вроде этого. Со временем ты поймешь, как полезно узнавать экстрасенсов.

Дайана хмыкнула.

– Ты утверждаешь, что тоже экстрасенс, но только я почему-то ничего не ощущаю. В тебе нет ничего необычного, – соврала она. На самом деле Дайана очень хорошо чувствовала – Квентин отличается от большинства других людей, с которыми она сталкивалась. Даже больше – с того момента, когда девушка увидела его, она начала сознавать, что жизнь ее должна круто перемениться, как бы она этому ни противилась и ни гнала от себя мысли о Квентине и о разговорах с ним.

– Могу поспорить, что ты пытаешься обмануть меня, а точнее – себя. К сожалению, тебя никто не учил разбираться в своих впечатлениях. Ничего страшного, научишься. Я помогу тебе.

– А то как же, конечно. И чтобы я выявляла в толпе таких же полоумных, как я сама?

– Не ерничай, ты не полоумная.

– Хорошо, скажу иначе – у меня серьезные проблемы с мозгом.

– Опять ошибаешься. Послушай, Дайана. Предположим, ты не экстрасенс, а я – неуч. Почему бы тебе ненадолго не принять мою идею? Просто чтобы доказать мне, что я не прав? Хуже не будет.

– Не знаю, – отозвалась Дайана.

«... слушай его».

– Но почему? – Квентин изобразил удивление. – Ты прошла все возможные формы терапии, испробовала на себе действие десятков лекарств – и все безуспешно. Отчего бы тебе не воспользоваться моим советом? Просто чтобы проверить – могу я тебе помочь или нет. Ты же ничего не теряешь.

Вместо ответа Дайна вдруг сама спросила:

– Ты полагаешь, что я смогу помочь тебе раскрыть убийство Мисси?

Квентин немного помолчал.

– Связь должна быть. Ты нарисовала ее портрет, и это не случайность, – задумчиво произнес он.

– Даже если и так, это не значит, что я способна помочь тебе. Если, как ты говоришь, у меня есть экстрасенсорные способности, то я... ну... просто откуда-то уловила ее образ, что ли... Я не знаю, какими понятиями вы оперируете в вашем мире, но так получается вполне логично.

Квентин предпочел не обращать внимания на эту маленькую ловушку.

– Допустим, ты права. Тем лучше. Значит, ты и другую информацию можешь уловить.

– Информацию о Мисси и о том, кто ее убил?

– Не исключено.

– Тогда кто кому будет помогать?

На этот раз Квентин ответил сразу:

– Мы будем помогать друг другу.

Дайана заставила себя подняться.

– Мне нужно все обдумать, – проговорила она, отведя взгляд. – Я пойду к себе в коттедж. Буря явно стихает.

– Дайана, – позвал ее Квентин, – подойди к администратору и попроси намагнитить карту-ключ. Иначе не откроешь дверь.

– Откуда ты... – Она осеклась.

– Уровень электромагнитной энергии в теле экстрасенса намного выше, чем у остальных людей. Это часто мешает – приходится ходить без часов, часто магнитить ключи...

Дайана бросила взгляд на левую руку Квентина и не увидела часов. Сама она их тоже никогда не носила – много лет назад заметила, что они часто останавливаются. Девушка подняла глаза, посмотрела на Квентина, затем резко повернулась и направилась к столику администратора.

Глава 5

Наступал вечер. Буря давно прошла. Квентин подошел к оранжерее и увидел там Бо. Тот был один, стоял у мольберта и что-то рисовал.

– Ну как? – спросил Рафферти. – Прогресс есть?

Квентин встал перед ним. Он не видел, что тот рисует, да это его и не интересовало. Хотя ему и нравилось как изящное искусство, так и его создатели, сейчас он хотел бы сконцентрироваться на другом.

– Не знаю, – ответил он. – Спасибо и на том, что она не зовет полицейских и санитаров со смирительной рубашкой. Пока не зовет. – Он усмехнулся. – Но она наотрез отказывается признавать наличие у себя экстрасенсорных способностей.

– Нисколько не удивляюсь, – меланхолично заметил Бо. – А ты чего хотел? Столько лет провести в лапах традиционалистов, вдалбливающих тебе в голову, что ты чокнутый, – это не шутки. Рехнуться можно.

– Это верно, – согласился Квентин. – Поработали они с ней на славу, мракобесы... – Квентин горько усмехнулся и начал прохаживаться вдоль мольбертов.

– Все правильно. Они верят только в то, что могут объяснить, а больше ничего и знать не хотят.

– Ни черта они не знают, только резать да как дураками делать.

– В общем, да. – Бо, тихо улыбаясь, посмотрел на Квентина и снова вернулся к своей работе.

– Похоже, среди твоих учеников действительно есть больные люди. Судя по тому, что они малюют.

– Не больные, а люди с расстройствами, – поправил его Бо.

– Да нет, Бо, самые настоящие больные, – вздохнул Квентин, разглядывая картину, на которой был изображен агонизирующий обнаженный человек, лежащий в наполненном кровью бассейне. Из груди мужчины торчал громадный нож.

– Если взглянуть на их внутренний мир, то больными они не покажутся, – невозмутимо ответил Бо. – Ты рассматриваешь картину девушки, брата которой убили хулиганы. Они напали на нее, брат бросился ее защищать и погиб. Она до сих пор не может примириться с мыслью, что он мертв; пытается, но не может. Все мои ученики за исключением Дайаны пережили страшные трагедии, вследствие чего их психика пошатнулась. В клиническом смысле с их эмоциями все в полном порядке. Фактически это обычные люди.

– Ах вон оно что, – протянул Квентин. Он еще с минуту рассматривал мрачную картину, затем отправился дальше. Он переходил от мольберта к мольберту, ненадолго задерживаясь возле рисунков, выполненных маслом или акварелью. – Одному Богу известно, что я сам нарисовал бы, – еле слышно сказал он, но Бо его расслышал.

– Ты бы скорее всего изобразил своих призраков: Мисси, Джоуи, остальных, кого потерял на жизненном пути, тех, чью смерть ставишь себе в вину.

– Зря стараешься, я прошел психологические тесты пару недель назад, – хмуро заметил Квентин.

– Прости.

Квентин вздохнул:

– Да нет, это ты прости. Не хотел тебя обижать. Просто чувствую себя паршиво. Хочу помочь Дайане, но боюсь, ничего из моей затеи не выйдет.

– Наберись терпения, Квентин. Не все так скоро делается.

– Похоже, ты знаешь больше меня.

– Нет, я знаю только, что терпение – хороший союзник. Тебе это тоже известно.

Квентин снова вздохнул:

– Иначе говоря, ты здесь для того, чтобы констатировать очевидные факты?

Бо захихикал:

– Я учу людей рисованию. Перестань, Квентин, ничего я от тебя не скрываю. Тебе и Дайане предстоит искать свои пути. Пойдете вы одним – прекрасно, разными – тоже неплохо. В любом случае все зависит от вас.

– Боже, я слышу голос Бишопа.

– Я рад, что он понимает такие вещи. И Миранда тоже.

– Что не помешало им вмешиваться в мою работу, – сказал Квентин, вспоминая, как Бишоп и его жена, правда, в первый и пока последний раз, попытались изменить ход событий и предотвратить надвигавшуюся трагедию.

– Квентин, во-первых, они действовали очень тактично, а во-вторых, ставки были слишком высоки. Они никогда не лезут не в свое дело, потому что понимают: своими действиями могут навредить.

– Я все знаю, я был там.

– Я знаю. Поэтому, уверен, ты все понимаешь.

– Но я не всегда соглашаюсь.

– Разумеется. Всегда трудно с чем-то согласиться, если это касается тебя лично.

– Ладно, ладно... Послушай, мне кажется, в твоей студии Дайана выглядит белой вороной.

– Никоим образом. У нее сейчас сложный период, поворотный момент в жизни. Я должен видеть, куда она отправится дальше, поскольку мы в какой-то степени зависим от нее.

Квентин покачал головой:

– Знаешь, Бо, не обижайся, но иногда ты говоришь как ярмарочный прорицатель.

– Да? Забавно. Мэгги мне часто повторяет именно эту фразу.

Квентин, на секунду сбитый с толку упоминанием Бо о своей сводной сестре, заговорил не сразу:

– Давненько ничего не слышал ни о ней, ни о Джоне. Как они там поживают в своей организации?

– Да так, крутятся помаленьку.

– Значит, скоро организуем полусемейный подряд – одни будут поставлять экстрасенсов, другие – расследовать с их помощью преступления?

– Есть такая задумка. Реализовать сложновато, но Джон – парень настойчивый.

– Это точно, – согласился Квентин. – Мэгги довольна?

– А что ей сделается? Цветет. Джон на нее надышаться не может и молится.

– Охотно верю. Она все-таки молодец. Двадцать лет я доказывал Джону, что экстрасенсорные способности – реальность, но он не верил ни единому моему слову, а Мэгги удалось переубедить его в неделю.

– Ничего удивительного. Любовь нередко снимает шоры с глаз, – заметил Бо.

– Слушай, да ты совсем как балаганный чревовещатель заговорил.

Бо усмехнулся, не отрываясь от своего рисунка. Квентин еще немного побродил по оранжерее.

– Я вижу, тебе тут нравится.

– Стараюсь извлекать пользу из всего. Так меня Мэгги учит.

– Ну ладно. Раз ты не можешь побеседовать по-человечески, так скажи хоть – правильно я действую в отношении Дайаны или нет?

– А что тебе интуиция подсказывает?

– Подсказывает, что правильно.

– Тогда и я скажу, что правильно. – Бо помолчал, затем прибавил беззаботно: – Можешь, кстати сказать, раскрыть объектив побольше – может быть, кто-то попадет в него и помимо Дайаны.

Квентин замер на месте и, повернув голову, подозрительно оглядел Бо:

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что сейчас ты нацелен на Дайану. Она одна находится в твоем поле зрения. – Бо отступил от рисунка, внимательно рассматривая его, положил на столик палитру с красками и начал промывать кисточку. – Концентрация на одном объекте чревата тем, что ты выпускаешь из виду другие, возможно, не менее значительные. Предположим, что ты не наткнулся на Дайану. Как бы ты поступил? Что бы ты сейчас делал?

– Что делал? У Каллена Руппе сегодня выходной, я бы, наверное... попросил разрешения пройти в подвал и порыться в старых документах, сваленных там в коробках. Я бы посмотрел личные данные на весь персонал, проверил, кто из них работал в момент совершения преступлений, осмотрел планы зданий, другие бумаги... Правда, для этого мне пришлось бы ехать в Лежэ за ордерами.

– Попробуй сначала поговорить с директором Пансиона. Наверное, пора начинать работать здесь. Не все в полицейской архивной пыли копаться.

Квентин немного подумал.

– Да, ты прав.

– Я слышал, что директор Пансиона принята на работу недавно. Прошлой осенью, кажется. Ты с ней еще не встречался?

– Ну раз прошлой осенью, то я ее даже не мог видеть.

– Возможно, она не такая зануда, как прошлые директоры, и не потребует ордеров. Попробуй обратиться к ней. Уж старые-то документы она разрешит посмотреть.

– Ну ты и хорек, Бо, – усмехнулся Квентин. – Проныра.

– Это тебе в качестве компенсации за то, что не могу поговорить с тобой подольше.

– Спасибо.

– Не за что, ты все равно рано или поздно отправился бы к ней. Так или иначе, но свой путь ты нащупал.

Квентин посмотрел на Бо:

– Ну хоть один коллега сказал честно.

– Брось, Квентин. Разве мы что-нибудь скрываем друг от друга? – удивленно произнес Бо.

– Боже мой! – Квентин фыркнул и рванулся к дверям, но вдруг остановился. – Интуиция подсказывает мне, что Дайане нужно дать немного времени на раздумья. Именно немного. Экстрасенсорные способности у нее сильные, значит, она может попросту испугаться их или, того хуже, примет как данность, но контролировать не сможет. Это очень опасно. Я, к сожалению, не знаю, как ведут себя медиумы, когда с ними неожиданно происходит что-либо очень странное.

– Я тоже. Наверняка ведут себя по-разному. Все зависит от уровня их паранормальных способностей. Как и все люди, они подвержены слабостям, обладают своими недостатками и достоинствами, которые отражаются на их экстрасенсорике. Предугадать сложно, а правил тут никаких нет.

– Полагаю, она может не только открыть дверь в другое измерение, но и войти в нее. И тогда она столкнется с духами.

– Да-а... – протянул Бо. – А вот это уже действительно небезопасно.

– Вот именно. Боюсь, если она начнет экспериментировать, мы ее потеряем. Черт, мне нужно было действовать осторожнее! Как ты думаешь, может, позвонить в отдел, поговорить со специалистами?

– Свяжись с Мирандой, она уже имела дело с медиумами.

– Сестрица Бишопа? Да, точно. И вроде бы у нее неплохо получалось... На пару с Бишопом они сильно продвинулись в своих исследованиях.

– Передавай ей привет от меня.

– Обязательно, – ответил Квентин, уже выходя из оранжереи.

Почти до самого вечера Дайана затаилась в своем коттедже, но как только солнце начало скрываться за макушками гор, ее охватило беспокойство. Вскоре сидеть в одиночестве она уже не могла. Подхватив свою сумку с портретами Квентина и Мисси и чуть помедлив у двери, девушка с какой-то отчаянной решимостью наконец захлопнула ее.

Квентин оказался прав. Дайане пришлось перемагнитить карточку-ключ у администратора. Чуть позже она припомнила, что когда-то давно один врач, разговаривая с ее отцом – их беседу она подслушивала под дверью, – сокрушался, что мозг Дайаны, как он сказал, «вырабатывает более сильные электрические импульсы, чем нужно по норме». Незадолго до того девушка проходила электроэнцефалограмму. Результаты других обследований также показали «ненормальность».

Дайана усмехнулась – так же весело, как и в тот раз, слушая разговор отца с врачом.

«Ненормальность», – подумала она и презрительно фыркнула. Никто из психиатров и психотерапевтов, окружавших ее, не произносил при ней этого слова. За исключением того врача, флегматичного и самоуверенного, с бесцветными глазами жабы. Он его выговорил жестко и безапелляционно, нимало не сомневаясь в своем заключении...

С того момента Дайана стала считаться ненормальной. Те, кто пожалостливее, вздыхали и выражались мягче. «С девочкой что-то не то», – ворковали они. Слова разные, но смысл оставался тем же.

А сейчас выясняется... что с ней все нормально.

«Я – экстрасенс?» – продолжала размышлять Дайана.

Такая мысль никогда не приходила ей в голову. Да она и подумать не могла, что причины ее проблем находятся вне сферы человеческого понимания.

И уж конечно, хотя бы один человек за все эти годы, но предложил ей такое решение, если б к нему были какие-то основания. Впрочем, а предложил бы? Кого Дайана видела в течение всей своей жизни, если не считать отца и вереницы докторов? Фактически никого. Дайана ни с кем и не общалась. Подруг и друзей у нее не было.

«Если так посудить, то да. Мне не с кем было посоветоваться. А врачи, даже если бы знали и верили, наверняка ничего бы мне не сказали».

Дайана неторопливо шла по дороге, ведущей от Пансиона в сторону английского сада, расположенного за территорией. Ни о чем особенно не думая, девушка проходила мимо идеально подстриженных кустов, образующих живую изгородь, мимо выложенных камнями аккуратных круглых и прямоугольных клумб, классических фонтанов. Понемногу прогулка начала успокаивать ее. В саду царили порядок и... умиротворенность.

Совсем другое творилось в мозгу. Мысли прыгали и скакали; не сформировавшись, исчезали или разваливались на кусочки. Дайана ни на чем не могла сконцентрироваться, жгучие вопросы уплывали, а ответы на них не сформировывались. Единственное, о чем она смогла подумать, так это о прошедших двадцати пяти годах своей жизни. Неужели они прошли впустую? Неужели все это время врачи искали способ лечения, которого не существует? И от болезни, которой у Дайаны не было?

Но если она не больна, тогда что? Она здорова?

Дайана почувствовала усталость и присела на каменную скамейку возле фигурного фонтана, машинально потянулась к сумке за альбомом и карандашами, собираясь порисовать.

– Привет! – неожиданно услышала она, вскинула голову и увидела метрах в двух от себя мальчугана лет восьми, ангельской внешности, белокурого, с большими темными глазами. – Привет, – снова сказал он.

– Привет... У тебя печальный вид, – заметила Дайана. – Тебя кто-нибудь обидел? – Дайана заставила себя улыбнуться, внутренне надеясь, что улыбка у нее получилась не из тех, что вызывают ночные кошмары у детей.

– Просто у меня сегодня неудачный день, – ответил мальчик.

Голос его, как заметила Дайана, звучал довольно необычно – печально и вместе с тем торжественно.

– Меня зовут Джереми, – продолжал он. – Джереми Грант.

– А я Дайана. – Девушка с некоторым даже удивлением смотрела на мальчика. Она уже много лет не общалась с детьми и чувствовала себя немного неловко.

– Где же твои родители?

Мальчик едва заметно кивнул в сторону Пансиона.

– Там. Хочешь, я кое-что покажу тебе?

– Покажешь? Что?

– Одно место. – Джереми смешно склонил голову набок и так же торжественно произнес: – Тайное место.

Дайана хотела узнать, почему это он вдруг решил открыть свой секрет незнакомому человеку, но неожиданно для себя спросила о другом:

– Может быть, завтра? А то скоро стемнеет, я ничего не увижу.

– Увидишь, если мы поторопимся, – ответил мальчуган.

– Хорошо, пойдем. – Дайана поднялась, подумав, что сидеть на холодеющей каменной скамье ей уже надоело, а небольшое, пусть и детское, развлечение разнообразит ее вечер. – Ну, показывай дорогу.

Джереми повернулся и направился по дорожке к дальнему углу сада. Гравий тихо шуршал под ногами. Дайане стало вдруг так покойно. Правда, по мере того как они удалялись от центра сада, ею начало овладевать беспокойство – выходить за пределы сада она не собиралась. Еще час – и будет совсем темно. Солнце опустилось за горы, становилось прохладно. Девушке вовсе не хотелось портить хорошее настроение возвращением в Пансион в кромешной темноте, да еще с ребенком, который в любую минуту мог потеряться.

Занятая этими мыслями, Дайана не заметила, что Джереми остановился возле старой, давно заросшей кустарником и сорняками клумбы у самой-ограды парка и дожидается ее. Когда она приблизилась, мальчик доверчиво взял ее за руку.

– Уже скоро, – сказал он и повел Дайану по едва заметной тропинке, вьющейся между дикорастущими кустарниками. Дайана подумала, что эта часть сада давно заброшена, так как все здесь было неухоженно. – Сюда. – Мальчик потянул ее к самой изгороди, где лежали куски гранита, специально оставленные садовниками. Несколько крупных, поросших мхом валунов высились в окружении камней поменьше. Кое-где между ними пробились цветы, крепкие, высокие. Чем-то Дайане не понравилось это место. – Сначала садовники хотели устроить тут водопад, но потом передумали, – сообщил Джереми. – И тут они никогда не копали.

– Неудивительно. Одни камни, – ответила Дайана. – Вот это ты и хотел мне показать?

– Не совсем. Видишь вон тот камень, окруженный мхом? – Мальчик показал пальцем в сторону. – Посмотри, что лежит за ним.

Дайана насторожилась:

– А оттуда на меня никто не прыгнет? Жаб там нет? Джереми, ты знаешь, я их очень боюсь. Ящериц и жуков тоже.

– Нет, что ты. – Он слабо улыбнулся. – Ни жаб, ни ящериц, ни даже жуков там нет. Обещаю. А то, что там лежит, тебе нужно увидеть. – Мальчуган отпустил ее руку. – Оно находится прямо за тем камнем.

Дайана подозрительно посмотрела на Джереми, затем отвернулась и осторожно направилась к камню, на который он ей указал. Поначалу она представления не имела, на что наткнется. Вокруг лежали разных размеров камни, куски серого гранита, угловатые, с зазубринами, – кроме одного. Тот камень был круглый и гладкий, словно отшлифованный водой и выброшенный на берег.

– Послушай, Джереми... – Она обернулась и изумленно замерла. Мальчик исчез. Дайана обвела взглядом дорожку, небольшую полянку перед кустами – Джереми нигде не было. Он словно сквозь землю провалился. – Вот сорванец, – пробормотала Дайана. – Быстро же он смотался. И так тихо...

Она пожала плечами и снова повернулась к груде камней у ее ног, размышляя, какой сюрприз мог приготовить для нее мальчишка, скрывшийся совершенно беззвучно и с невероятной быстротой. Дайана нагнулась. Ее как магнитом притягивал тот круглый и гладкий камень. Немного помедлив, она опасливо протянула руку и слегка дотронулась до него.

Дайане сразу показалось, что это не камень. Она чуть пошевелила его, опасаясь, что из-под этого странного предмета вылезет какая-нибудь неприятная тварь, но страх оказался напрасным – никто не вылез и никто на нее не прыгнул. Девушка уже смелее пошатала подозрительный камень, начала вытягивать его. Он вышел из земли легко, и только тогда Дайана увидела, что держит детский череп. Глаза ее округлились от ужаса, рука задрожала, пальцы внезапно ослабели и выпустили страшную находку.

– Ты уверен? – спросил Бишоп.

– Абсолютно, – ответил Квентин. – Она рассказала мне все. Видимо, у нее это давно наболело, внутренняя защита ослабла. Не знаю, заговорит ли она со мной еще... По-моему, нет. По крайней мере, мне так показалось.

– Дайана держала тебя за руку? В тот момент, когда, как она говорит, оставалась на веранде одна и увидела Мисси.

– Да. Сказала, что та явилась ей в ярких вспышках, похожих на луч прожектора. Дайана утверждает, что ощущала мое присутствие. Естественно, она же касалась моей руки. Серое пятно перед ее глазами иногда прорезывал свет, и тогда она замечала или меня, или Мисси.

– А ты сам ничего необычного не почувствовал?

– Ровным счетом ничего. – Квентин откинулся на спинку кровати, уперся локтем в подушку. – Но заметил, что с Дайаной происходит что-то странное. Она побледнела, глаза ее расширились, она уставилась в пустоту, рука ее вдруг похолодела. Надвигалась буря, в такие моменты мои способности могут обостриться, а могут и, напротив, притупиться; тогда я ничего не замечаю.

– У Дайаны, как я понимаю, обострились.

– Очевидно. Значит, непогода действует на ее способности положительно. Точно так же, как и на Холлис, – сказал Квентин. Холлис была единственным медиумом у них в отделе.

– Похоже, что да. Буря подзаряжает Холлис энергетикой, и ее «паучье чутье» усиливается. Она заявляет, что в такие минуты нервы у нее словно оголяются.

– Это уже не смешно, – заметил Квентин.

– Да, и хотя она учится справляться со своими способностями, иногда мы за нее опасаемся. Представляю, какой шок испытает Дайана.

– Вот и я о том же. Она медиум, яснее ясного, причем очень сильный. Представь: она нарисовала портрет Мисси, которую никогда не видела. Но Дайана совершенно не разбирается в своей психике и своих восприятиях, так что для нее первый опыт может закончиться трагедией. В голове у нее мешанина из чувств, мыслей, ощущений. Там же, наверное, и ее сны с мечтаниями. Поди разберись в такой путанице. Прибавь еще двадцать пять лет тестов, терапий и с полтонны сильнодействующих медикаментов. Все это накладывается на восприятие.

С минуту Бишоп помолчал, затем медленно заговорил:

– Квентин, дело вот в чем. Практически всем экстрасенсам с таким прошлым, как у Дайаны, прожившим много лет в подобных условиях, как правило, так и не удается сочетать свои способности с реальностью и жить нормальной жизнью.

– Ну, пока мы действительно таких не видели. Но Дайана – совсем другой человек, у нее очень сильный характер. На самом деле, сильный. Знай я ее получше, наверняка сумел бы помочь ей.

– Квентин, мне не хотелось бы, чтобы ты... разочаровался, если потерпишь фиаско. Мы далеко не всем экстрасенсам способны помочь, какими бы сильными и талантливыми они ни были.

– Дайана – необычная девушка.

– Ну хорошо. – Бишоп согласился с аргументацией Квентина и одобрил его решимость. – Тогда, судя по тому, что ты нам говоришь, тебе имеет смысл не отрывать ее от земли. В самом буквальном смысле.

– Это как? – нахмурился Квентин.

– Ты сказал, что на веранде она видела тебя и Мисси в одно и то же время, потому что держала тебя за руку, так? А ты сидел рядом с ней.

– Да, но едва ли она понимает, как работают ее способности. За столько лет доктора основательно заморочили ей голову, и она поверила им. Считает себя чокнутой.

– Здесь говорит только ее сознание. Ее способности, как и у нас с тобой, проявляются инстинктивно, то есть Дайана может понять, как они работают. Если бы она сняла все свои внутренние барьеры, она бы тебе об этом наверняка рассказала. А раз смолчала, значит, не так уж была с тобой откровенна. Когда паранормальная дверь перед ней открылась, Дайана увидела тебя, но только потому, что касалась твоей руки. Фактически ты для нее в тот момент был якорем, удерживавшим ее в нашей реальности. Потому перед ней и мелькали только вспышки. Если бы она отпустила твою руку, то сразу попала бы в полосу света... с непредсказуемыми последствиями, – тихо прибавил Бишоп.

– Я тебя понял, – проговорил после некоторого молчания Квентин, переварив услышанное. – То есть ты хочешь, чтобы я стал для нее тем самым якорем? Связью с нашей реальностью?

В беседу вступила Миранда. Она разговаривала по селектору, поэтому голос ее отдавал эхом:

– Привет, Квентин. Медиумы, с которыми мы работали до настоящего времени, умели контролировать свои способности и удерживали себя от того, чтобы не войти в открывшуюся перед ними дверь. Да, иной раз они в нее заглядывали, но порог не переступали. Так сказать, соблюдали технику безопасности. Дайана же не имеет соответствующей подготовки, поэтому она полностью зависит от своих способностей. Проявят они милосердие – с ней ничего не случится. Ну а если нет? Без материальной связи с нашей реальностью первый же опыт может закончиться для нее печально.

– И что с ней случится в самом экстремальном случае? Что произойдет, если она войдет в ту дверь?

– То же, что и со многими другими медиумами. Она попадет в энергетическое пространство, где основная масса энергетики заряжена отрицательными эмоциями – злобой, горем, чувством потери. Они воздействуют и на подготовленного медиума, а уж медиума с сильными паранормальными способностями, но неспособного контролировать их, легко увлекут в другое измерение, о котором мы пока только догадываемся.

– Странно, что с Дайаной этого до сих пор не случилось, – заметил Квентин.

– А откуда тебе это известно?

Квентин искренне удивился:

– Разве такое могло произойти?

– Легко. Особенно если с ней случались моменты забытья. Судя по тому, что Дайана тебе рассказывала, она находилась в «сером времени» довольно долго. Ведь вспышки длились секунды, не больше. А это значит, что она и раньше могла неоднократно заходить в него и оставаться там.

Квентин мысленно обругал себя за то, что не учел такую возможность.

– Да, вы правы насчет якоря.

– Конечно, ее инстинкты, – продолжала Миранда, – возможно, и не дали ей войти в дверь, втянули в нашу реальность. Но все может быть. Выясни у нее, случались ли с ней моменты забытья. Если да, то как часто, сколько времени они длились и не увеличилась ли с годами их продолжительность. В случае если увеличились, Дайана скорее всего достигла такой точки своего психического развития, когда якорь ей просто необходим, для ее же собственной безопасности. Ну или пока она не научится управлять своими способностями.

Квентин невидящим взглядом смотрел на стенку комнаты:

– Стало быть, без якоря она может навсегда остаться в «сером времени»? Назад не вернется?

– Нельзя сказать с полной уверенностью, но возможно. Нам не раз приходилось приводить в чувство медиумов, задержавшихся в «сером времени» надолго. Травмы, обмороки, все было... До сознания некоторых мы так и не смогли достучаться – сплошные белые пятна. Пустота. Возможно, срабатывала какая-то их внутренняя защита, и все, что они пережили в «сером времени», стиралось? Не знаю. Никто не знает. Так что можешь ли ты гарантировать, что с Дайаной не происходило что-либо подобное? Наверное, нет.

Квентин набрал в легкие воздуха, медленно выпустил его:

– Ничего не скажешь, утешать вы умеете.

– Извини, но что делать?.. Ты должен знать правду.

– Понятно... – кивнул Квентин. – Значит, вам было известно, что Дайана здесь. А может быть, это вы подстроили нашу встречу?

– Нет, – покачал головой Бишоп. – Мы и понятия не имели, что врач назначил ей художественную терапию. А когда узнали – только и смогли сделать, что отправить в качестве преподавателя Бо.

– И подсказали ему обратить на Дайану особое внимание?

– Конечно.

– Чтобы помочь ей?

– Помочь вам обоим.

Квентина вдруг осенило:

– Постой, Бишоп, а откуда вы вообще узнали о ней? Как вам стало известно, что врач направляет ее в Пансион? По-моему, вы давно следите за ней.

Последовало непродолжительное молчание, затем в трубке снова зазвучал голос Бишопа:

– Квентин, мы годами формировали наш отдел. Ты знаешь, сколько времени я потратил на изучение личных дел и материалов по паранормальным явлениям.

– Значит, ты видел историю болезни Дайаны?

– У меня был информатор, поставлявший мне сведения о необычных людях, признанных душевнобольными.

– Полагаю, ты не приглашал ее работать в нашем отделе?

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что в то время она находилась на интенсивном медикаментозном лечении. Использовать ее в нашей работе было не только бесполезно, но и опасно.

– Но ты держал ее на заметке!

– Да.

– Ладно, допустим. И все-таки я считаю, что без вас тут не обошлось. Постой, – насторожился Квентин, – но почему врач направил Дайану именно сюда? Она как-то связана с Пансионом? С тем, что тут произошло двадцать пять лет назад?

– Представления не имею.

– Не делай из меня дурака, Бишоп.

– Квентин, я говорю совершенно искренне. Я ничего от тебя не скрываю. Да, связь есть, но пока нам неизвестно, какая именно. Мы посчитали, что ты должен с ней встретиться, и все. На этом наш план заканчивается. Дальше тебе предстоит действовать самому, по обстоятельствам.

– Замечательно, – кисло произнес Квентин. – Какое благородство. А тебе приходило в голову, что в результате твоей шахматной комбинации одного из нас здесь может хватить инфаркт? – спросил он приторно-вежливым голосом.

– Я не умею играть в шахматы.

– Не ври.

– У меня нет привычки разыгрывать комбинацию, не предполагая возможный финал, – задумчиво сказал Бишоп.

– Если что-то случится, я тебе по ушам настучу. Хоть у тебя и черный пояс, но у меня оружие найдется!

– Квентин, оно у тебя и сейчас есть.

– Хорошо бы Гален приехал сюда, – примирительно произнес Квентин. Гален был одним из самых скрытных и таинственных сотрудников отдела. – Предложите ему, он такую возможность не упустит. Кстати, тут и проверим, кто из нас сильнее.

– Он уже знает о твоей работе.

– Вот как? Ну так пусть приезжает.

– Ему в Пансионе нечего делать. – Бишоп не стал развивать соблазнительную для Квентина тему, а перевел разговор на Дайану. – Будь с ней осторожен.

– Не волнуйся, Бишоп, она девушка крепкая.

– Пансион – место непростое, история у него зловещая, а репутация сильно подмоченная. Медиум там, незаметно для самого себя, легко выскользнет в дверь, разделяющую наш мир и мир мертвых. И как бы силен он ни был, ситуация, в которую он попадет, окажется очень опасной.

Снова послышался голос Миранды:

– И еще одно имей в виду, Квентин. Поскольку Дайана не умеет стопроцентно отличать свои обычные чувства от паранормальных способностей, она, сама того не сознавая, возможно, неоднократно открывала дверь в иной мир, причем уже приехав в Пансион. Медиумы запрограммированы на то, чтобы обеспечить доступ к двери. Не исключено, что она оставалась открытой долгое время и часть духовной энергии проникла в наш мир.

– Ты хочешь сказать, что Пансион часто посещают духи?

– Хотелось бы мне думать, что это не так.

Снова заговорил Бишоп:

– Запомни, Квентин, у энергии всегда есть цель. Что бы ни проникло в наш мир через ту дверь, действовать оно будет по-разному. Чаще всего целью является найти покой, умиротворение, рассчитаться с прошлым. Они всегда готовы уничтожить то, что держит их по ту сторону двери и не дает попасть сюда. Медиум обеспечивает им такую возможность, а многие энергии слишком долго ждут такого момента.

– Например, Мисси, – проговорил Квентин.

– Совершенно верно, если учесть все, что происходит с Дайаной. Поэтому у тебя и появился реальный шанс раскрыть убийство. Если ты, конечно, поможешь Дайане.

– Тем, что стану ее якорем, – продолжил Квентин.

– Следуй своим инстинктам, – сказала Миранда. – Развиты они у тебя хорошо, а Дайане требуется твоя помощь.

– Как мне убедить ее в том, что я не обманываю и что она может мне доверять? Сейчас я доказываю, что диагноз ей поставили по незнанию и все назначенные терапии и медикаментозные лечения были попросту не нужны, а некоторые – даже вредны. Ее отец усугубил ситуацию тем, что не предусмотрел единственную возможность. На ее месте... – Квентин на секунду замолчал. – М-да... я бы и сам в такое не поверил.

– Установи с ней связь, – уверенным голосом ответила Миранда. – Ты понимаешь ее и знаешь, через что ей довелось пройти. Ты знаешь, что она не сумасшедшая, ты веришь ей. А ей нужна твоя решимость, Квентин, потому что собственной у нее пока нет – врачи постарались лишить ее этого качества.

Услышав тихий стук в дверь, Квентин вскинул голову.

– Хорошо, я постараюсь, – торопливо проговорил он в трубку. – Ждите моего звонка.

– Мы всегда на связи, – ответил Бишоп.

Квентин закрыл мобильный телефон, поднялся с кровати, прошел через гостиную к двери и открыл. Обычно он проявлял осторожность – сначала смотрел в дверной глазок, но сейчас, дотронувшись до ручки, сразу понял, кто стоит с другой стороны.

Распахнув дверь, он увидел Дайану. Она стояла, обеими руками вцепившись в лямки висевшей на плече сумки. Лицо девушки было бледным, широко раскрытые глаза казались громадными черными безднами.

Она заговорила первой, негромким бесцветным голосом:

– Ты можешь пойти со мной? Я должна тебе кое-что показать.

Глава 6

Нат Макдэниэл угрюмо наблюдал, как двое его людей, мокрые от пота, в слепящем свете софитов копали землю в том месте, где указала Дайана.

– Не нужно быть экспертом, чтобы сказать определенно – тело пролежало тут много лет, – глухо заметил он. – Может быть, все десять—пятнадцать.

– Старший садовник сказал, что когда-то почвенный слой здесь был намного больше. Даже самый большой валун выглядывал из земли сантиметров на сорок максимум и сидел крепко. Вроде бы еще он говорил, что это было десять лет назад. Примерно два года назад они включили эту территорию в состав парка и валуны решили сделать частью интерьера. Посадили здесь цветов повыносливее – вот, собственно, и все.

– Теперь мне хотя бы отчасти понятно, почему никому из рабочих и в голову не пришло, что они украшают могилу.

Квентин поежился:

– Если честно, я и сам не смог бы такого предположить. Мальчишкой я здесь не гулял, другие дети – тоже. Слишком далеко от главного корпуса и конюшен. Даже пять лет назад мы сюда не заглядывали. Ну, когда мы с Бишопом помогли вам найти ту маленькую девчушку. Помню только, что мусору здесь было немерено. А твои люди здесь ходили?

– Да... Представляю, что нас еще может поджидать.

Квентин мрачно кивнул:

– Какая здесь площадь? Акров двадцать? Тридцать? Плюс часть долины да еще тропинки для верховых прогулок. Легче иголку в стоге сена найти. Разве что с собакой искать...

– Можно попробовать.

– В любом случае эта могила находится на территории парка. Наверное, потому ее и не тронули хищники. То есть скелет пролежал здесь довольно долго. Но сколько точно – определит только судмедэксперт.

– Значит, пока нам известны две детали – это ребенок, и причина его смерти – обезглавливание. Это мы и без экспертов определить можем.

– Сначала мы проведем анализ ДНК, – сказал Квентин. – Без него нельзя определить возраст. А как только он нам станет известен, начнем сравнивать данные анализа с данными членов семей, заявлявших о пропаже детей в этом районе примерно в то время.

Нат лениво чертыхнулся:

– Что она говорит? Как она его нашла?

Квентин мельком взглянул на Дайану. Девушка сидела неподалеку на уложенных друг на друга гранитных плитах, наблюдая за работой. Возвращаться в коттедж она не захотела, только на минуту заскочила за кофточкой и присоединилась к Квентину. До сих пор Дайана находилась в сильном волнении, потому говорила очень мало.

– Ты же слышал ее рассказ, – ответил Квентин. – Она гуляла по саду, забрела сюда, облокотилась на валун и заметила череп. Ничего удивительного, он торчал из земли – почвенный слой смыло дождем, гравий ссыпался. Разумеется, она обратила на него внимание. Он отличался от камней и цветом, и формой. Будь я на ее месте, я бы тоже его заметил.

– И после этого она бросилась к тебе.

– Правильно. Она же знала, что я из ФБР. К кому ей еще бросаться?

Нат кивнул, скорее устало, чем недоверчиво.

– Да, вот уж повезло нам так повезло, – кисло заметил он. – Я знаю, ты всегда подозревал, что у нас тут дети и гибли, и пропадали, даже список себе составил. И вот теперь мы имеем первое подтверждение. Убийство чистой воды.

– Согласно моему списку, за последние двадцать лет на территории Пансиона пропало трое детей. Даже четверо, если приплюсовать к ним мальчишку, который, как вы считаете, просто убежал от родителей.

– Может быть, ты и прав... У нас тут творится что-то неладное, – задумчиво произнес Нат.

– Может быть?

– Квентин, у нас уже висит убийство двадцатипятилетней давности. Убийцу мы не нашли. Это – несомненно. Теперь на нас сваливается этот скелет, возможно, принадлежащий одному из пропавших здесь детей... Но...

– Никаких «но». Здесь не только дети пропадали, но и взрослые.

– Это ты так говоришь. А я говорю, что не верю. В большинстве всех стародавних случаев протоколы не составлялись и документы по ним нигде не фигурируют. Либо составлялись обычные заключения, в которых указывалась правдоподобная и убедительная причина исчезновения. Детей могли похитить раздельно проживающие родители, они сами могли убежать... К тому же местность здесь горная, заблудиться – раз плюнуть. И где потом искать? Да и не найдешь.

– Я все это знаю. Я в курсе, что в ваших лесах бесследно пропадали преступники, находившиеся в федеральном розыске. Мне известно, что предположительно убежавших от родителей детей вы честно искали. Но только вот не находили. Полагаю, могли бы и не разыскивать. Здесь они, в этой земле. Нат, в Пансионе происходят странные вещи.

Нат снова вздохнул.

– Теперь тебе, наверное, будет легко убедить директора Пансиона дать разрешение на просмотр документации, – произнес он печально. – Только если тебе все-таки откажут, к судье обращаться не советую. Придется доказывать, что убийство как-то связано с Пансионом.

– А что тут доказывать? Могила обнаружена на территории сада – вот тебе и все доказательства.

– Я так и думал, что ты не остановишься и пойдешь к судье. Все правильно ты говоришь. – Нат отвернулся, посмотрел, как работают его люди. – Проклятие, когда же это успело так похолодать? – пробормотал он, поежился и застегнул «молнию» на куртке.

Квентин мог бы ответить ему: «Двадцать пять лет назад», – но благоразумно промолчал. Он, как и Нат, ждал, когда полицейские вскроют тайную могилу и вытащат из нее скелет.

Мэдисон хорошо знала, что сейчас ей ни в один из садов ходить не следует, особенно в тот, где работали полицейские. Мама строго-настрого запретила ей покидать здание. Но девочка была очень любопытной, к тому же маленькой, и умела незаметно перемещаться между взрослыми. Те ее просто не замечали. Так она оказалась вблизи места действия. Рядом с ней находилась ее новая подруга Бекки.

– Они нашли Джереми, – сказала она Мэдисон, которая стояла, прижимая к себе Анджело, чтобы тот случайно не заскулил. – Косточки его выкапывают.

– Так это, значит, Джереми, – проговорила Мэдисон и нахмурилась. – Послушай, Бекки, но если он неживой, откуда ты его знаешь?

– Он не совсем неживой. Они его просто не видят. Они видят только косточки. Правда, не все. Вон та леди, – Бекки кивнула в сторону Дайаны, – его видела и может подтвердить, что косточки – это не весь он.

– Вон как, – прошептала Мэдисон.

– Да. Джереми захотел, чтобы его нашли, и показал ей, где он лежит. – Бекки вздохнула. – Значит, он уже готов уйти.

– Уйти из Пансиона? – спросила Мэдисон.

– Да, он здесь уже очень долго.

– А ты тоже здесь находишься долго?

– Наверное, – пожала плечиками Бекки. – Я точно не знаю. – Она взглянула на освещенные фигуры полицейских. – Раньше здесь было хорошо. Сейчас тоже хорошо бывает, но редко. В основном страшно.

– Потому что... Ну, ты мне говорила... Оно приближается, да?

Бекки кивнула:

– Оно раньше здесь жило и теперь иногда приходит.

– Почему?

– Потому что они не знают, как остановить его. Они ведь не могут остановить то, чего не видят, то, во что не верят.

– А ты в него веришь?

– Должна верить. Разве нет?

Мэдисон задумалась над словами подруги, машинально прижимая к груди щенка и наблюдая за действиями взрослых.

– А леди, которая видела Джереми, наверное, может увидеть и его? – медленно сказала она. – Как ты думаешь, Бекки?

– Наверное, может. – Девочка повернулась и посмотрела в глаза Мэдисон. – Слушай, а может, она за этим сюда и приехала? Тогда ей следует поторопиться.

– Проследить перемещение ребенка спустя много лет? Да ты что? Скажи спасибо, что его вообще нашли. Нам даже причину убийства скорее всего никогда не установить. – Нат презрительно фыркнул. – Адский холод. Черт подери, я замерзать начинаю.

– Да, холодок прямо жуткий, – кивнул Квентин и непроизвольно посмотрел на Дайану.

Нат уловил его взгляд, снова нахмурился:

– Думаешь, имеет смысл поспрошать ее еще раз? Сомнительно как-то. Что она тебе говорила? Она увидела череп или задела его ногой?

– Нат, она говорила мне то же самое, что и тебе, ни словом больше.

– О чем? – Нат пригнулся к самому уху Квентина. – Она тоже из ваших? У нее есть дар?

Квентин удивился тому, что полицейский вдруг заговорил с ним открыто о его работе, но не стал отвечать сразу.

– В ее случае это скорее не дар, а проклятие. С одной стороны, она о нем слышать не хочет, а с другой – не умеет эффективно им пользоваться. Дайана могла бы нам помочь, но она не согласится. По-моему, она собирается покинуть Пансион вместе с теми постояльцами, которые сейчас уже пакуют вещи. Ладно, пусть уезжает.

– Я краем уха уловил беседу одного уезжающего с директрисой. Он явно был на взводе, говорил, что не может позволить себе ненужной рекламы, – смущенно произнес Нат. – Думаю, остальные бегут отсюда по той же причине. Боятся оказаться в центре скандала. Как только об этом пронюхают корреспонденты, тут начнется кошмар. Выкопают все и обо всех, все интрижки и шалости сразу же вылезут... А многим гостям явно есть что скрывать.

– Не сомневаюсь, – кивнул Квентин. – Пансион заслужил устойчивую репутацию тихого местечка, где уважают частную жизнь и где можно без особых забот и отдохнуть, и поразвлечься. Если журналисты начнут тут ползать, могут кого-то и узнать. И прости-прощай тогда спокойный отдых. Выкопают, что было и чего не было. А в том, что пресса сюда понаедет, я не сомневаюсь. Как только пойдут слухи об убийстве двух детей – вот тогда держись, Нат. Но их можно и остановить. Все-таки Пансион – место удаленное, и здешние жители не любят, когда чужаки суют нос в их дела. Не думаю, что они станут много болтать. В ближайшее время журналистов точно можно не ждать. Кроме того...

Нат не дал ему закончить, подхватив мысль:

– ... кроме того, Пансион – один из основных работодателей. Каждый местный лично заинтересован, чтобы он процветал. Следовательно, все будут помалкивать. Ты так хотел сказать? – спросил он решительно, но беззлобно.

Квентин усмехнулся. Нат говорил как истинный выходец из этих мест. Да он и родился и вырос в Лежэ.

– Именно, Нат. Так я и хотел сказать. Я сам натолкнулся на заговор молчания, когда обходил жителей с расспросами. Необходимые документы у меня на руках были, я их показывал, но все делали удивленные глаза и качали головами. Слышал одни отговорки, извинения, жалобы на провалы в памяти... Конечно, я намек понял. Мне дали понять: не следует совать нос в дела Пансиона. Я попробовал действовать иначе – получить ордера на допросы. Отказали, разумеется.

– Капитан! – позвал Ната один из полицейских, стоящий у выкопанной могилы.

Нат и Квентин одновременно вышли из толпы и приблизились к нему.

– Мы тут кое-что нашли, – сказала Салли Чавес из криминального отдела.

– Да? И что же? – с интересом спросил Нат.

– Вот, сами посмотрите.

Она присела на корточки и ткнула пальцем в землю. Могилу уже почти разрыли, из земли выступал полный скелет. Ноги вытянуты, руки раскинуты в стороны. Череп полицейские положили туда, где он и должен был находиться, возле шейных позвонков. Квентин отметил про себя, что скелет лежит в земле аккуратно, словно кто-то готовил его к погребению. Он знал, что одни убийцы с невероятным почтением и заботой относятся к телам своих жертв, другие – просто бросают их.

– Да это же часы! – воскликнул Квентин.

– Да, – кивнула Чавес. – Надеты на правое запястье. Следовательно, мальчик был левшой.

– Мальчик? – переспросил Нат.

– Скорее всего. Часы мужские, девочки такие не носят. Правда, по скелету пол определить сложно, особенно если он принадлежит ребенку. У тех, кто достиг половой зрелости, признаки пола уже выражены. Часы явно мужские, на ремешке, но он истлел. Будь они на браслете, металлическом или пластмассовом, то он сохранился бы.

– Размер часов совсем не детский, – отметил Квентин. – Они больше. Такие дарят на вырост, обычно за какие-то успехи или достижения.

– Мне отец подарил точно такие же, когда меня зачислили в школьную футбольную команду, – проворчал Нат.

– Поближе взглянуть можно? – Квентин посмотрел на Салли.

– Секунду. Райан, сделай несколько снимков руки с часами.

Ее напарник, флегматичного вида немногословный молодой мужчина, счищавший щеткой грязь с левой стопы скелета, неторопливо поднялся, снял с плеча фотоаппарат, защелкал затвором.

Чавес, не снимая перчаток, осторожно сняла часы с кости, бегло осмотрела их, сунула в пластиковый пакет с надписью «Вещественные доказательства» и передала Нату.

– По-моему, нам крупно повезло, – проговорил тот, оглядев часы со всех сторон. Капитан встал. За ним поднялся и Квентин.

– Ты прав, – кивнул он, взглянув на крышку часов. – Здесь гравировка: «Лучшему игроку команды Джереми Гранту».

– Его звали Джереми Грант, – прошептал Нат.

– Как, вы сказали, его зовут? – раздался вдруг голос Дайаны. – Джереми Грант?

Нат и Квентин вздрогнули от неожиданности и одновременно повернулись к девушке. Она стояла метрах в двух от них и не могла ни видеть гравировку, ни слышать голос Ната. Лицо ее напряглось, голос заметно дрожал.

– На крышке часов написано, да? Джереми Грант? – повторила Дайана.

Квентин шагнул к ней:

– Дайана...

– Скажи мне, Квентин.

– Спроси ее, откуда она знает его имя, – потребовал Нат.

Дайана умоляюще смотрела на Квентина.

Он вспомнил совет Бишопа стать для нее якорем и подумал, что сейчас для этого самое время. Дайана наверняка видит перед собой дверь, и если он сейчас же не возьмет ее за руку, она может исчезнуть. Возможно, она уже скрывалась за дверью, уходила в тот, другой мир. И не один раз.

Квентин быстро пересек расстояние, разделяющее их, взял ее холодную руку в свои ладони.

– Да, Дайана. Мальчика звали Джереми Грант. Это имя выгравировано на крышке часов, – просто сказал он. – Ты его видела?

Из ее груди вырвался тихий звук, не то смех, не то вздох.

– Видела... – Она помолчала. – Не только видела. Я с ним разговаривала.

Стефания Бойд, директор Пансиона, не знала, что делать. Как только прошел слух, что на территории парка найден скелет мальчика, с десяток гостей упаковали чемоданы и уехали. Столько же собирались это сделать в самое ближайшее время. Те же, кто решил остаться, находились в шоке. Их, мягко говоря, вовсе не радовала перспектива оказаться в центре скандала. Они требовали от Стефании уверений, что полиция скоро уедет и что газетчики ничего не пронюхают и не наводнят Пансион.

Пока репортеры не появлялись. Стефания до боли стискивала пальцы, понимая, что это только пока, но неизвестно, что будет завтра.

Мало того, на нее свалилась еще одна напасть.

– Капитан, вы неудачно пошутили, – сказала она Нату Макдэниэлу, надеясь, что тот не слышит в ее голосе отчаяния.

– Да какие уж тут шутки, мисс Бойд. Я говорю вполне серьезно, – решительно, но и не без некоторого недовольства возразил он. – Версий у нас несколько, и одна из них, к сожалению, самая правдоподобная – убийство. Его мы и собираемся расследовать. В самое ближайшее время мы сделаем анализ костей на ДНК, но уже сейчас нам известно, что это мальчик восьми лет по имени Джереми Грант и что он бесследно исчез на территории Пансиона десять лет назад. Отец его в то время работал здесь садовником и умер спустя несколько лет. Местонахождение его матери сейчас устанавливается, мы уже подали документы на федеральный розыск.

– Вы не можете утверждать, что ребенка убили на территории Пансиона, – глухо возразила Стефания, не слыша собственного голоса. – И вы не знаете, кто убийца.

– Могилу нашли на территории английского сада.

– В то время он не входил в состав садов, принадлежавших Пансиону.

– Не входил, но забор проходит дальше. Значит, это территория Пансиона.

Стефания откинулась на спинку кресла, посмотрела на Ната. Его массивная фигура, казалось, занимала почти все свободное пространство ее крошечного кабинета.

– Поправьте меня, если я не права. Никаких иных доказательств, что убийство совершено на земле, принадлежащей Пансиону, кроме того, что могила расположена до забора, у вас нет.

– Мисс Бойд...

– Можете называть меня Стефанией, – сухо произнесла она. – Насколько я понимаю, нам с вами предстоит часто встречаться. Во всяком случае, в ближайшие дни.

– Боюсь, что так, Стефания. – Нат грустно кивнул. – Я бы рад сообщить матери Джереми Гранта, что ее сын просто пропал, но не могу. Мы имеем дело с явным убийством. – Он помолчал, затем прибавил: – Меня зовут Нат.

Она рассеянно кивнула:

– Ну и как же вы собираетесь расследовать убийство десятилетней давности? Конечно, у нас есть люди, которые работали и тогда, но где вы возьмете улики и вещественные доказательства? Как можно что-нибудь найти по прошествии стольких лет?

Нат не стал говорит, что у него есть два помощника – агент ФБР, увлеченный раскрытием преступления аж двадцатипятилетней давности, и молодая женщина с травмированной психикой, вероятно экстрасенс, которую, была б его воля, он поместил бы под наблюдение врачей. Он сказал иначе:

– Будем стараться, мисс Стефания. Пока мне ясно одно – расследование необходимо вести без лишнего шума. Попробуем сделать так, чтобы ничего за пределы Пансиона не вышло. Служащих ваших, конечно, придется допросить. Думаю, не стоит возить их в полицейских машинах в город и обратно. А вы как считаете?

– По-моему, вы мне угрожаете, Нат.

Он удивленно приподнял брови:

– Даже и не думаю. Я вам скажу больше – хотя я уверен, что преступление совершено на территории Пансиона, мне никто не разрешит потребовать у вас помещение для проведения допросов.

– Я тоже так думаю. Полагаю, учитывая давность совершения убийства, судья вам не разрешит давить на нас.

– Верно. Но ни один судья в стране, – продолжал Нат приятным голосом, – и не подумает заставит меня прекратить расследование. Не забывайте – дело касается убийства ребенка. Иначе говоря, у нас с вами, Стефания, выбор небольшой. Либо я приезжаю сюда в полицейской машине, предъявляю ордер и забираю ваших работников одного за другим, либо вы выделяете нам здесь помещение и мы тихо и незаметно ведем расследование.

Оба варианта Стефании не нравились. Вместе с тем она прекрасно понимала, что с каким-то из них ей придется согласиться. Она машинально взяла со стола свою шляпку с крупными вышитыми буквами «Директор», быстро отложила ее и снова спросила:

– Вы абсолютно уверены, что мальчик был убит здесь?

Нат помолчал, затем снова заговорил, еще печальнее:

– Видите ли, Стефания, все обстоит куда хуже. У нас есть информация, что двадцать пять лет назад на территории Пансиона была убита маленькая девочка. Предположительно могут быть и другие жертвы.

– Господи помилуй, – прошептала Стефания.

– Вижу, при приеме на работу вам ничего об этом не сказали, – сухо заметил капитан.

– Мы не обсуждали историю Пансиона. Вообще в нее не вдавались. Двадцать пять лет назад? И вы думаете, оба убийства как-то связаны между собой? Ведь их разделяют пятнадцать лет!

Нат вздохнул:

– И тем не менее между ними может быть связь. Хотя мне не известны серийные убийцы, действовавшие со столь длительными перерывами.

– Что? Вы сказали – серийный убийца? – Директор была потрясена.

– Это одна из версий, но и ее следует проверить.

Стефания покачала головой.

– Представляю, как взовьются репортеры. Они сделают из нас героев дня. Пансион с первых страниц газет сходить не будет. – На ее лице появилось страдальческое выражение. – Извините, это звучит бессердечно, особенно когда речь идет о погибших детях... но если мальчика, как вы говорите, убили десять лет назад и с тех пор здесь ничего подобного не случалось, значит...

Нату очень не хотелось вступать в дискуссию со Стефанией, поэтому, перебив ее, он сухо произнес:

– За последние двадцать пять лет на территории Пансиона зафиксированы три детские смерти в результате болезней, один ребенок предположительно убежал от родителей, двое погибли якобы в результате несчастных случаев, а двое, считая найденного нами сегодня, были, вне всякого сомнения, убиты. Кроме того, еще двое детей бесследно исчезли.

Я не говорю уже о двух взрослых постояльцах, которые тоже исчезли.

Сообщение Ната ошеломило Стефанию. С минуту она молча смотрела на него.

– И все случаи имели место после гибели этого мальчика?

– Да, – кивнул Нат, припоминая факты, о которых в свое время говорил ему Квентин. – Один ребенок исчез девять лет назад, двое умерли от болезней восемь и шесть лет назад, а от родителей один ребенок убежал семь лет назад, – медленно произнес он.

– Умерли в результате болезней, вы сказали? Наверное, их брать в расчет не нужно. Ну, вы понимаете, о чем я...

– Понимаю, но мы будем брать их в расчет. Причиной смерти, судя по медицинским заключениям, явилась какая-то странная лихорадка. Тогда полицейского расследования не проводилось.

– Ну разумеется, – с надеждой сказала Стефания. – Смерть произошла по естественным причинам.

– Увы, не вполне естественным, – возразил Нат. – Как мне сказали, лихорадку вызывают некоторые яды. – Капитан надеялся, что Стефания не догадается спросить его, кто ему такое сказал.

Директор была слишком расстроена, чтобы уточнять ответы. Она оперлась локтями о стол, придавив папку с бумагами, потерла ладонями лицо и прошептала:

– Проклятие...

Нат смотрел на Стефанию не просто с сочувствием, но с симпатией. Перед ним сидела очень привлекательная блондинка, а Нат всегда питал к ним некоторую слабость. Особенно к тем, чья женственность была столь ярка. Тщедушных созданий наподобие тех, что заполонили страницы модных журналов, он не любил. К тому же у Стефании не было обручального кольца. Как только капитан это подметил, сразу же вспомнил печальный финал своего первого брака. С тех пор он вел холостяцкую жизнь. Постепенно она ему понравилась.

Либо он считал, что такая жизнь ему нравится.

Нат всмотрелся в лицо Стефании, поймал взгляд ее глаз. Умный, проницательный.

– Значит, Нат, ты всерьез веришь, будто в течение двадцати пяти лет на территории Пансиона разгуливает серийный убийца?

Нат быстренько вспомнил, зачем он здесь, представительно насупился, помолчал немного и ответил:

– Думаю, это вполне возможно. Да, кстати, чтобы вам совсем жизнь подпортить, скажу, что эту идею разделяет один ваш постоялец. Он утверждает, что даже имеет некоторые доказательства.

– Какой? – встрепенулась Стефания. – Ах, этот фэбээровец.

– Вы знаете, что он у вас остановился?

– Ну а как же. У него есть оружие, и, слава Богу, он догадался сообщить нам об этом. Показал свои документы.

– И вы проверяли, действительно ли он работает в ФБР?

– Конечно. Ничего обидного, стандартная процедура. Не могу же я допустить, чтобы по Пансиону разгуливал какой-то тип с пистолетом в кармане! А так я спокойна – знаю, что он из ФБР и разрешение на ношение оружия у него есть. Его фамилия Хейз, правильно? – Она вдруг нахмурилась. – Все понятно... Теперь ясно, почему он здесь. По этому делу, да? Его сюда прислали на поиски тела? Правда, он сказал, что собирается просто отдохнуть, не более того.

– Будет лучше, если вы назовете его присутствие здесь деловым отпуском. – Нат вздохнул. – Двадцать пять лет назад, еще мальчишкой, Квентин был здесь. Тогда-то и случилось первое убийство. Погибла девочка, и Квентин никак не может этого забыть. Он не успокоится, пока не раскроет его. Последние лет десять – двенадцать он проводит отпуск в Лежэ, копается в бумагах, ищет, анализирует, проверяет, нет ли между всеми исчезновениями и гибелью детей какой-либо связи. – Нат неловко поежился и прибавил: – Кстати, он прекрасный детектив, все держит в голове.

– Похоже, очень увлеченный человек, если не сказать «зацикленный», – усмехнулась Стефания.

– Я бы тоже пришел к такому выводу, – уклончиво заметил Нат.

Стефания понимающе кивнула:

– Он помогает вам в расследовании гибели этого мальчика?

– Неофициально. Он будет осуществлять связь с ФБР. У нас нет оборудования для анализа ДНК, да и судмедэксперта тоже. У нас отсутствует опыт расследования преступлений с таким сроком давности.

– Ясно. Давайте вернемся к тому, что вы сказали пять минут назад. Вы хотите действовать, не поднимая шумихи. Конечно же, я с вами согласна. Тогда вот что. Я выделю вам помещение, где вы сможете спокойно работать, допрашивать наших людей... Только сначала напишите, какое время вас интересует, чтобы я смогла сориентироваться – кто именно тогда работал, а кто нет.

– Естественно, – машинально ответил Нат. Он вполуха слушал Стефанию, думая о том, что ночка ему предстоит суетливая.

– Я также хотела бы вас попросить, – продолжала директор, – чтобы вы не слишком афишировали свои действия. Мне не хотелось бы беспокоить наших постояльцев, они и без того взвинчены. В общем, действуйте тихо и осторожно.

– Нет проблем.

– Полагаю, вы начнете завтра с утра?

Нат кивнул:

– Джереми Грант десять лет пролежал в земле, одна ночь ничего не изменит. Мы отправили останки старшему федеральному судмедэксперту, а допрашивать служащих Пансиона начнем завтра. Разумеется, одеты мы будем в гражданское. Обещаю не мешать вашей работе... ну разве что самую малость.

– Спасибо. А что будет делать Хейз?

– Агент Хейз собирается подойти к вам за разрешением просмотреть некоторые ваши документы, характеристики и послужные списки ваших сотрудников, старые журналы учета постояльцев.

Стефания покачала головой:

– Такие проблемы решаю не я. Мне нужно переговорить с владельцами Пансиона. Я думаю, возражений с их стороны не будет.

– Благодарю вас. – Нат поднялся, уже собираясь выйти. Его внушительная фигура загородила весь дверной проем. – Стефания, я, конечно, прошу прощения за то, что доставил вам неприятности, но, сами понимаете, это не наша вина. – Он вдруг поймал себя на мысли, что ему не хочется отсюда уходить.

Директор горько усмехнулась:

– Не переживайте, Нат. Я родилась в семье военного и давно уже привыкла к неожиданностям.

Он почувствовал к ней еще большую симпатию, но спросить, верит ли Стефания в паранормальные явления, все-таки не решился: подумал, что ей трудно будет ответить, а если ответ есть, то и он сам, и она скоро все узнают.

– Ты ничего не понимаешь, – произнесла Дайана медленно, ледяным тоном, каким говорят люди, старающиеся унять дрожь в пальцах и стук зубов. – Повторяю. Я разговаривала с ним, держала его за руку, она была твердая и теплая. Из плоти и крови. Он не был холодным и невесомым. Ничего похожего на описания привидений.

Квентин положил в горячий чай еще одну ложку сахара, поставил перед Дайаной:

– Пей.

Она невидящим взглядом посмотрела на чашку, затем начала осматривать гостиную, в которой они сидели, – на удивление большую и уютную комнату, совмещенную с крошечной кухонькой.

Дайана сидела в плюшевом кресле, большом и удобном, напротив Квентина, устроившегося на маленькой софе. Между ними находился низенький квадратный кофейный столик. В стену комнаты был вделан электрический камин, на решетке которого стоял плазменный телевизор.

– Мы в твоем коттедже, – терпеливо пояснил Квентин. – Пей чай.

– Да, я припоминаю... Он ближе. Сколько мы уже тут сидим? Послушай, я не теряла сознание?

Квентин ответил на ее вопрос словами Бишопа:

– По крайней мере я этого не заметил. Ты получила сильнейший шок, – продолжал он так просто, словно ничего не случилось. – Меня предупреждали – медиуму нелегко примириться со своими способностями.

– Я не медиум, – возразила Дайана, только голос ее звучал скорее дерзко, чем уверенно.

– Ты видела и разговаривала с Джереми Грантом, который умер десять лет назад, – вздохнул Квентин. – Следовательно, либо медиум, либо все врешь. Лично я уверен, что ты говоришь правду. Ведь ты не могла знать, что в том месте находится могила. Если бы тебе ее не показали, ее бы никогда не обнаружили. Вот и все.

– Галлюцинации... – слабо простонала Дайана.

– В которых мальчик назвал тебе свое имя и показал, где похоронен. Не верится.

Девушка во все глаза смотрела на Квентина.

– Дайана, чай стынет. Пей, пока горячий, – мягко улыбнулся он.

Та едва заметно вздрогнула, взяла чашку, отпила глоток и поморщилась. Квентин подумал, что чай либо еще слишком горячий, либо слишком сладкий.

– Ничего страшного. Шок. Пройдет. Ты рассказала мне, что разговаривала с Джереми, и после этого замолчала. Я посчитал, что было бы неплохо отвести тебя домой, дать время немного успокоиться.

– Я уверена, что полицейские будут меня допрашивать.

– Разумеется, у них к тебе масса вопросов.

– А я ушла...

– Ничего страшного. Завтра пообщаетесь. Расследование официально начнется завтра. В первую очередь допросят тех, кто может знать о том, что случилось с Джереми Грантом десять лет назад.

– Я ничего об этом не знаю.

– Мальчик тебе не сказал, отчего умер?

Дайана изумленно посмотрела на Квентина:

– Нет.

– Ничего странного. Они об этом никогда не заговаривают. Как любит повторять наш босс: «Вселенная напоминает нам о том, что простых вещей не существует». – Квентин отпил глоток кофе. – Если честно, то получается черт знает что. Даже когда люди обладают сверхъестественными способностями и общаются с духами, те крайне редко сообщают о себе что-нибудь помимо того, что ты и сам знаешь.

Дайана тихо кашлянула:

– Да, это нечестно.

– Еще бы, – согласился Квентин. – Но виной здесь, если можно так сказать, сами способности. Они все-таки ограниченны, также как и обычные чувства. Мои, к примеру, отказываются действовать в тех случаях, когда они мне крайне необходимы. Я не могу заглянуть в будущее и предугадать, какая из команд выиграет кубок НХЛ. Будет или не будет завтра дождь – этого я тоже не могу узнать. Я не способен предугадать результат какого-либо дела, которое расследую. Да что там дело – я не знаю карту, которая мне придет на раздаче! Знаешь, несколько лет назад были разработаны тесты на определение силы наших способностей. Так вот когда я их проходил, результат у меня получился ниже среднего. – Он засмеялся.

– И тем не менее ты считаешься экстрасенсом? – В голосе Дайаны прозвучал неподдельный интерес.

– Да, тем не менее. Потому что иногда я точно знаю, что произойдет в ближайшее время. У меня в голове, конечно, не зажигаются неоновые лампочки, и видения меня тоже не посещают... Просто я вдруг знаю – и все. Словно мне кто-то это нашептывает, но так тихо, что голоса его я не слышу.

– И ты в это по-настоящему веришь?

– Ну конечно. – Квентин улыбнулся. – Как же я могу не верить, если все сбывается? За двадцать пять лет – ни одной осечки.

– Двадцать пять лет, – повторила Дайана. – С того времени как умерла Мисси?

Он кивнул.

– А до того у тебя паранормальные способности не проявлялись?

– Нет, вначале их у меня не было. – Он пожал плечами, стараясь сбить с Дайаны настороженность и придать разговору тональность обычной беседы. – Согласно одной из теорий паранормальными способностями обладают все. Некоторые ученые утверждают, что они присущи человечеству и в древности уберегали людей от опасности. Потом частично растерялись в процессе эволюции, поскольку необходимость в них отпала, а частично сидят глубоко в подсознании.

– Ты тоже так считаешь?

– Нет. Я думаю, что все происходит как раз наоборот: мы эволюционируем в сторону их проявления. Возможно, причиной являются электромагнитные потоки. Они – везде, они постоянно нас сопровождают. По-моему, звучит убедительно, да?

Дайана едва заметно кивнула:

– Здравый смысл в этой теории есть.

– Конечно, есть. Но даже накапливаясь, паранормальные способности в основном находятся в спячке, действовать начинают под влиянием неких условий и почти всегда проявляются в раннем возрасте. Какое-то событие способствует возникновению мощного электромагнитного заряда, мозг улавливает его – и на тебе, паранормальная способность заработала.

– Какое событие?

– Как правило, травма. Психическая или физическая – серьезное ранение, удар в голову. Все, что угодно, способное вызвать мощный электрический импульс. И разумеется, эмоциональное потрясение.

– А как у тебя получилось? Первое или последнее?

– Последнее.

– Убийство Мисси?

– Отчасти – да. – Квентин глубоко вздохнул. Даже по прошествии стольких лет ему все равно было трудно вспоминать о ней. – Настоящий шок я испытал, когда нашел ее тело.

Глава 7

Дайана подалась вперед, осторожно поставила на столик чашку.

– Ты никогда не рассказывал, как она погибла, – сказала она, стараясь говорить ровным спокойным голосом.

– Я обнаружил ее в саду дзен. Ирония судьбы. – Квентин грустно усмехнулся. – Там протекал небольшой ручей, возле которого мы частенько играли.

– Так ты искал ее?

– Да. Время шло к вечеру. Мисси не пришла на ужин. Обычно мы ужинали все вместе, на веранде. На Мисси это было не похоже, и я отправился искать ее. В последние два дня она была чем-то сильно напугана, пыталась поговорить со мной о своих страхах... Но я не слушал ее. Просто не верил. Мне казалось, что она все выдумывает. Она была немного мнительной.

– Что она тебе говорила?

– Дайана, я уже и не помню. Тогда я считал все ее опасения фантазией. Ну как я, мальчишка, мог поверить в то, что она слышит какие-то странные звуки, особенно ночью, что внутри ее сидят голоса и шепчут ей что-то?

– Что она слышала?

– Помню, все время повторяла, что слышит удары собственного сердца.

Дайана поежилась:

– А как ты теперь это понимаешь?

– Тебе не доводилось слышать в голове биение собственного сердца?

Дайана не ответила, спросив, в свою очередь:

– Ты считаешь, Мисси обладала экстрасенсорными способностями? Она была медиумом?

– Полагаю, да. Как и ты.

– Нет-нет! – отчаянно замотала головой Дайана. – Я много чего слышала в своем мозгу, но удары пульса – никогда! Во всяком случае, не помню такого.

Теперь настала очередь нахмуриться Квентину:

– Это не означает, что Мисси не обладала экстрасенсорными способностями. Просто данный факт объясняет, почему она слышала пугающие звуки.

Дайана помолчала.

– Кто-то убил ее, Квентин, и это факт. Кто-то реальный. Стало быть, у нее имелись причины бояться.

– Я знаю, – резко ответил Квентин.

– Прости, я не о том... Просто ты ищешь паранормальное объяснение тому, что...

– Ты хочешь сказать, что я не там ищу? – перебил девушку Квентин. – Я здесь потому и нахожусь, чтобы выяснить причину ее смерти. Не забывай, Дайана, прежде всего я сотрудник ФБР. Обладаю я паранормальными способностями или нет, моя задача – раскрыть преступление. Первое, что я должен сделать, – найти рациональное, разумное и убедительное объяснение случившемуся. Потому что чаще всего мы сталкиваемся именно с реальностью.

– Но в случае с Мисси речь идет не о реальности.

– Полиция вела расследование убийства Мисси и не нашла никого, кого можно было хотя бы с натяжкой назвать подозреваемым. Я изучил всю документацию и только потом начал свое расследование, которое веду уже много лет. Неофициально, конечно. Я переговорил с десятками людей, живших в то время в здешних местах, но похвастаться пока ничем не могу. – Несколько минут Квентин молча смотрел на Дайану, затем продолжил: – Мисси задушили куском бечевки, какими перевязывают траву. Бечевку нашли в нескольких метрах от тела. В то время на поле как раз косили траву, заготавливали на зиму корм лошадям. Иначе говоря, орудие убийства находилось под рукой. Это говорит о том, что убийца скорее всего человек импульсивный и преступление не планировал заранее, а совершил спонтанно. Что-то подхлестнуло его ненависть или садистскую жажду. Он схватил первое, что ему подвернулось под руку и годилось на роль орудия убийства.

– Ты говоришь «он»?

– Вероятнее всего, это был мужчина. Статистика показывает, что женщины крайне редко убивают чужих детей. Мисси жила со своей матерью. В тот день с утра она помогала на кухне, и ее многие там видели. На месте преступления не обнаружено никаких следов. Кто и почему убил ее – так и осталось невыясненным.

Насупившись, Дайана машинально спросила:

– Зачем ему понадобилось отрывать кусок бечевки? Не проще было бы вытянуть из ботинка шнурок? Или задушить ее руками?

– Здравое предположение, – кивнул Квентин. – Обследование тела показало, что девочка была задушена сзади. Значит, убийца или не хотел, чтобы Мисси его увидела, или боялся смотреть ей в глаза. Некоторые из них боятся взгляда жертвы в момент ее смерти.

– Странно...

– Возможно, видеть смерть человека для убийцы означает осознание того, что это он лишает его жизни.

– Как можно обманывать себя столь жалким способом?

– Легко. Люди постоянно себя обманывают, по большей части в мелочах. Мы вводим себя в заблуждение, думая, что сокращение штатов на фирме обойдет нас стороной. Что наша любимая команда выиграет чемпионат. Что мы сможем купить себе шикарный автомобиль...

– Ты говоришь о ерунде. А тут – убийство! Человек накидывает петлю, начинает душить и обманывает себя, считая, что это делает не он? Да ты что?! – воскликнула Дайана.

– Совершенно верно, разница громадная. Полагаю, к моменту, когда он рвал бечевку, убийца уже осознавал, что он собирается сделать. И когда душил Мисси, понимал, что лишает ее жизни. Возможно, он шел к этому годы – не исключено, что Мисси стала первой его жертвой. До того дня он только думал, что способен убить, но не представлял себя в роли убийцы. – Квентин специально говорил бесстрастным тоном, как врач-патологоанатом, свыкшийся с видом смерти, но по мере рассказа безучастность покидала его, а голос становился все более хриплым. – Как бы там ни было, он убил Мисси, а тело сбросил в ручей. Оно застряло между валунами. Шнурок врезался ей в шею. – Квентин замолчал, а когда снова начал рассказывать, Дайана удивилась зазвучавшим в его голосе мягким теплым ноткам. – Она лежала с открытыми глазами. Когда я ее увидел, мне вдруг почудилось, что она смотрит на меня как живая. Молит о помощи. Как будто я мог ей чем-то помочь. Должен помочь.

– Квентин...

– Мисси стала для меня младшей сестрой, которой мне всегда так не хватало. Я стоял возле нее, ошалев от ужаса, не в силах оторвать взгляда от ее глаз, и только тогда понял, что я предал ее. Я оказался никудышным братом и плохим другом. Я не слушал ее, не защитил. Меня словно кто-то ударил в грудь, все вокруг померкло, потемнело. Я ничего не видел – кроме Мисси, ее глаз, ее бледного лица. И шнурка на шее. Мне показалось странным, что такая ерунда способна лишить человека жизни. Жалкий кусок обычной бечевки, какими перевязывают копны.

Дайана не ожидала такого жестокого рассказа. Знай она, что ее ждет, она бы не стала ни просить, ни слушать Квентина. Раздумывая, девушка внезапно почувствовала, что способна сосредоточиться. Необычное ощущение ошеломило ее больше слов Квентина, поскольку никогда еще она не испытывала такого. Голова была совершенно ясная, мысли не прыгали и никуда не исчезали, не было знакомых вспышек просветления и погружения в темноту, обрывочные куски информации складывались в законченные картины, не звучали в голове странные голоса. Прошли паника и страх, не оставлявшие ее с момента встречи и разговора с призраком.

Был только Квентин, говоривший низким, чуть дрожащим голосом. Он произносил кошмарные слова, трагическое полотно, нарисованное им, пугало, но не так, как раньше. Взволнованно, но без удушающего страха и не теряя самообладания, Дайана смотрела на возникший перед ее глазами образ мертвой маленькой девочки, лежащей в ручье. Вода перебирала ее длинные темные волосы, словно играя. Мисси лежала как живая. Глаза ее были раскрыты.

– Полиция не обнаружила следов сексуального насилия, – выдавил из себя Квентин. – Мисси была полностью одета, характерных травм на ее теле не нашли. Конечно, вода могла многое смыть, но не раны и кровоподтеки. А их не нашли. Если не считать следа от шнурка на шее. Позже сделали анализ соскобов из-под ее ногтей и тоже ничего необычного не обнаружили. Никаких улик. Кто убил ее – неизвестно... Не исключено, что смерть наступила в ручье или недалеко от него. Следов борьбы не нашли – значит, убийца напал на нее неожиданно. Как выяснилось, последним, кто ее видел живой, был я.

– Ты? – удивилась Дайана.

– Да, я, – кивнул Квентин. – Часа в четыре я возвращался в коттедж из конюшни и столкнулся с Мисси возле входа в сад дзен. Она снова попыталась заговорить со мной о своих страхах, о том, что чувствует... Но было так жарко, я страшно устал и торопился домой. Мне хотелось только одного – поскорее принять душ. Я подумал, что она мне страшный сон рассказывает или снова выдумывает всякую ерунду непонятно зачем... В общем, я ушел.

– Не знаешь, а какая-то причина для ее страхов могла быть?

Квентин поморщился.

– Не знаю. Помню, она очень боялась лошадей, никогда с нами верхом не каталась, а мы в те дни только этим и занимались. Жара стояла страшная, мы все как мухи сонные ходили. Иногда нам даже не хотелось общаться друг с другом. Утомляла она меня своими рассказами. Короче говоря, я от нее попросту отмахнулся. – Квентин снова немного помолчал. – Как установило следствие, умерла она двумя часами позже.

– И после никто ее не видел?

– Во всяком случае, никто не признавался, что видел. Скорее всего, не обманывали. Мисси могла незаметно проскользнуть мимо человека. Словно становилась невидимой.

– Как привидение?

– Именно. Как привидение.

Оставшись в своем кабинете, Стефания поморщилась и покачала головой. Затем сняла трубку и набрала номер. Она не боялась разговора с шефом, поскольку очень хорошо умела скрывать и свои мысли, и эмоции. Во время телефонного общения с боссом Стефания позволяла себе немного расслабиться, хотя бы физически, в мыслях оставаясь настороже.

Она не нашла ничего удивительного в том, что Даг Уоллес довольно болезненно отреагировал на сообщение о страшной находке на территории Пансиона, а когда услышал о расследовании, окончательно расстроился.

– И вы не могли их остановить? – нервно спросил он.

– Как? – ответила Стефания, подавляя желание съязвить. – Найден труп. Полиция обязана провести расследование. Какое я имею право запрещать им выполнять свою работу? К тому же речь идет об убийстве ребенка. В такое дело ни один судья, ни один политик местного масштаба не полезет. – Она тихо вздохнула. – Представьте, что я буду препятствовать действиям полиции. Как это отразится на репутации Пансиона? Да нас сразу же обвинят в желании замять зверское преступление! Все газеты взорвутся...

– Да-да. Простите, Стефания, вы, конечно же, правы. – Уоллес заговорил таким сочувственным тоном, словно всю жизнь только тем и занимался, что помогал полиции раскрывать дела десятилетней давности. Стефания усмехнулась. Душещипательными речами провести ее было трудно. Уж она-то понимала, что босса беспокоит не раскрытие преступления, а будущее Пансиона. Сама она старалась излагать мысли кратко, по-деловому.

– В подобных обстоятельствах нам необходимо сотрудничать с полицией. Капитан, руководящий расследованием, заверил меня, что полиция будет действовать осторожно, не привлекая внимания прессы. – Стефания решила ничего не говорить про агента ФБР, тем более что здесь он находился неофициально.

Уоллес вздохнул:

– Такое я уже слышал.

Стефания посчитала нужным надавить на босса:

– Надеюсь, вы разрешите мне предоставить полиции необходимую документацию – регистрационные журналы и личные дела на некоторых служащих Пансиона.

– Господи помилуй! – воскликнул босс. – А это еще зачем?

Стефания отметила странную реакцию босса, прищурила глаза, непроизвольно наклонила вбок голову, как она делала всегда, когда замечала что-либо необычное.

– А в чем проблема, мистер Уоллес?

Босс с полминуты молчал.

– Видишь ли, Стефания... Наши клиенты больше всего ценят в Пансионе уединенность...

– Я знаю, сэр, – проговорила Стефания и замолчала. Она по опыту знала, что молчанием нередко добьешься большего, чем назойливыми вопросами.

– А у нас бывают влиятельные, очень влиятельные люди...

– И это мне тоже известно, сэр.

Он снова вздохнул и нетерпеливо произнес:

– Изо всех услуг, что мы предлагаем нашим гостям, главной является приватность, Стефания. На ней зиждется вся репутация Пансиона. Единственная приманка, которой мы привлекаем к себе гостей, – конфиденциальность. То есть когда некая очень важная персона приезжает к нам не с женой, а со своей знакомой, мы ценим его свободу. Когда какая-то киноактриса приезжает к нам отдохнуть после пластической операции или восстановить здоровье после нервного срыва, вызванного неудачной игрой или сплетнями, мы обязаны... подчиниться ее желаниям. Если группа бизнесменов желает провести важные деловые переговоры вдали от чужих глаз, мы предоставляем им такую возможность.

– Да, сэр.

– Черт подери, Стефания, мы только ведем бизнес. Все остальное нас не касается. А в бумагах можно найти разное.

– Сэр, я очень сомневаюсь, – директор говорила, не повышая голоса, – что наши регистрационные журналы заинтересуют полицию. Скорее полицейские взглянут на них для проформы – ведь никакой связи с их расследованием они не имеют.

Уоллес, не стесняясь, выругался.

– Стефания, сколько времени мне нужно втолковывать вам одну очень простую вещь – в прошлом были такие моменты, когда мы никаких записей не вели. Не регистрировали наших гостей.

– Сэр, когда меня принимали на работу, об этом не предупреждали, – ответила Стефания жестко.

– Естественно, – немедленно отозвался Уоллес. – Все это было в прошлом. Сейчас для таких случаев мы завели специальный журнал, в который заносим имена гостей, желающих сохранить инкогнито, и вам его показывали. Но в прошлом имели место такие прискорбные моменты, когда нам приходилось не оставлять никаких записей. Кроме того, сотрудники Пансиона оказывали... – он помялся, – некоторые дополнительные услуги нашим гостям. Разумеется, их мы в учетные журналы не заносили.

Стефания начала понимать, во что она ввязалась, и ей стало не по себе. «Хорошую же я подыскала себе работенку, ничего не скажешь», – мрачно подумала она.

– Я вас понимаю, сэр, – произнесла Стефания.

Уоллес продолжал недовольным, но ровным тоном:

– Не знаю, что уж там полиция будет искать в наших журналах, но в них несомненно можно заметить определенные несоответствия... нестыковки в оплате.

Стефания покачала головой:

– Все понятно. Кушанья и напитки в фактически незанятые номера, прогулки и ванны, заказанные непонятно кем...

– Совершенно верно, – подтвердил Уоллес, тяжело вздохнув. – Можете мне поверить – с этих денег мы заплатили все налоги, но, раскрыв платежи, мы будем вынуждены назвать имена, а мы гарантировали нашим клиентам полную анонимность.

«Так вот оно что. Сколько же за всем этим может крыться тайн? И чем их раскрытие может грозить лично мне?» – печально раздумывала Стефания.

– Да, сэр, – ответила она. А что еще она могла ответить?

Уоллес кашлянул.

– Я говорю вот о чем. Если полиция копнет наши журналы, она возьмет не тот след. Начнет заниматься бесполезным для себя делом, выясняя имена наших клиентов. В расследовании им это не поможет, а нам создаст головную боль. Им нужно убийцу ребенка искать, а не в чужом белье копаться.

Стефания прямо спросила:

– Что, по вашему мнению, я должна делать?

– Вы можете... направлять... действия полиции. Концентрируйте их усилия на том, что им действительно необходимо по ходу расследования.

– Направлять?

– Не мешайте им, но и не позволяйте совать нос во все наши документы без разбора. Установите границы и следите, чтобы они не выходили за них.

– У меня попросили разрешения просмотреть личные дела наших сотрудников. Они у нас в подвале лежат, помните?

– Помню. Но они-то им зачем?

– Меня заверили, что это обычная проформа. Им нужно знать, кто из наших теперешних сотрудников работал десять лет назад, когда был убит мальчик.

– Понятно. Личные дела дайте, но прежде просмотрите их сами.

– Сэр, вы предлагаете мне вмешиваться в ход расследования?

– Никоим образом. – Стефании показалось, что Уоллес не только разволновался, но и обиделся. – Я не прошу вас что-либо скрывать от полиции. Просто сначала сами полистайте документы. Спрячьте то, что им не понадобится. Что именно? Это вам подскажет ваш здравый смысл. А если наткнетесь на что-либо... необычное... сразу дайте мне знать.

– Сэр, что вы имеете в виду под словом «необычное»?

– Только то, что вам лично может показаться странным. Разумеется, не имеющее отношения к раскрытию убийства.

Интуиция у Стефании была развита хорошо. Она внимательно вслушивалась в каждое слово босса. Задачи тот поставил ясные и понятные: во-первых, увести полицию от несоответствий в бухгалтерских книгах; во-вторых, прежде чем показывать какие-то бумаги полицейским, просмотреть их самой и в случае необходимости связаться с Уоллесом. Последнее казалось ей подозрительным. «Какие странности в тех бумагах, собственно, могут быть?»

– Стефания, ничего неординарного я от вас не прошу.

Все вполне разумно, не так ли? Давайте вместе блюсти интересы дела, и не более того.

Стефании очень хотелось каким-либо невинным вопросом вытянуть из босса еще что-нибудь интересное, а то и подпустить шпильку, но она решила не рисковать. Как ни был Уоллес глуп, он мог догадаться, что она его разыгрывает. К тому же Уоллес был мастер уходить от ответа. А заподозрив что-то, он вполне мог сесть в самолет и прилететь сюда из своей Калифорнии. Стефания подумала, что лучше будет успокоить босса. Да он и так наговорил вполне достаточно, чтобы сделать нужные выводы.

Она еще с юности уяснила, что чем больше у человека информации, тем лучше он защищен и тем быстрее придет к правильному решению. «Надежно прикрывай тыл и фланги, пока есть время и возможности», – любил говорить ее отец.

Ровным, разве что чуть нетерпеливым, словно она очень занята, голосом Стефания сказала:

– Все, сэр. Я отлично поняла вас. Бумаги я обязательно просмотрю и в случае чего буду звонить вам. Ни на шаг не буду отходить от полиции, чтобы знать, как идет расследование.

– Ну вот и правильно, – ответил Уоллес, скрыв за наигранной радостью раздражение: словно догадался, о чем думает Стефания. – Жду от вас регулярных отчетов. Случится что-нибудь неожиданное или нет – все равно звоните мне регулярно.

– Да, сэр. Думаю, до пятницы полиция ничего существенного все равно не предпримет – времени до уик-энда осталось мало. Так что мой первый звонок вам будет в понедельник. – Она прижала плечом трубку, скрестила пальцы.

– Замечательно. Всего хорошего.

Стефания повесила трубку на рычаг и снова принялась размышлять.

«Так. Давай начнем. Значит, что мы имеем? Первое: в бухгалтерских книгах существуют расхождения. Второе: Дуглас Уоллес, финансовый директор группы инвесторов, владельцев Пансиона, очень обеспокоен тем, что полиция может наткнуться на них. Третье: то, что взволновало Уоллеса, возможно, имеет, а возможно, и не имеет отношения к убийству мальчика десять лет назад. Уоллес здорово напуган и не смог этого скрыть. Общий вывод только один – как ни крути, а плохие новости будут. Частный вывод: сидишь ты, Стефания Бойд, в самом центре горячей сковородки, с чем тебя и поздравляю».

– Вот зараза, – прошептала она. – Ведь чувствовала, что здесь что-то не то. Ну не бывает таких работ, чтобы все было замечательно.

– Ты ни в чем не виноват, – проговорила Дайана.

– Умом я это понимаю, – кивнул Квентин. – Сколько раз я уговаривал себя забыть обо всем! То же самое мне советовали и другие. Но то ли паранормальные способности, то ли угрызения совести, а может быть, простой инстинкт, не знаю, но что-то внутри меня все эти годы убеждает найти убийцу Мисси. Чтобы дать ей покоиться с миром. Я должен разыскать его. Для этого я сюда приехал.

Дайана вспомнила худенькое личико и печальные глаза девочки – такой она ее нарисовала.

– Хотела бы я успокоить тебя, сказать, что она уже покоится с миром, но...

– Но ты не можешь этого сделать. Ты ее видела, и это значит, что она находится, как принято считать, в лимбе[2]. Задержалась там, тогда как ей нужно идти дальше.

– Куда?

– Ты хочешь, чтобы я сказал «в рай»? – слабо улыбнулся Квентин.

– Не знаю. Ты веришь, что он существует?

– Не могу ответить на твой вопрос. Сам ничего не знаю ни о царстве духов, ни о том, есть ли жизнь после смерти. Пока не знаю, – поправился он.

Дайана нахмурилась, отпила несколько глотков остывшего чая.

– Тот рисунок. Ну, на котором я изобразила Мисси. Я сделала его до того, как увидела ее.

Квентин понял, о чем девушка хочет его спросить.

– Феномен называется автоматическим письмом. Подсознание и паранормальные способности работают в режиме, как мы говорим, автопилота. Сознание отключено.

– Это как?

– Есть несколько гипотез. Автоматическое письмо или рисование обычно вызывается стрессом. Я знаю только двух экстрасенсов, способных пробудить их самостоятельно.

Дайана недоверчиво смотрела на него.

– Твои способности постоянно пытались проявиться, но медикаменты, лечение и твое нежелание признавать себя нормальной загоняли их все глубже и глубже. Они оказались задавленными, скованными. Но как бы ты ни сжимала пружину, она все равно распрямится, рано или поздно найдет такую возможность, вырвется из того, что ее сдерживает. Ты мне как-то говорила, что иногда впадала в забытье.

– Разве?

– Да. Думаю, такие состояния начались у тебя еще в подростковом возрасте, которому присущ физический и эмоциональный хаос. А дальше – либо твои паранормальные способности возросли естественным образом, либо их проявление подхлестнул стресс.

– Второе, – неохотно призналась Дайана.

Квентин отвернулся. Он не хотел, чтобы Дайана увидела довольный блеск его глаз. Он оказался прав – если Дайана эпизодически, под воздействием стресса, впадала в забытье, то тогда ее экстрасенсорные способности не представляли для нее большой опасности. Скорее всего, не представляли. Ну, или очень небольшую.

– И тогда что? – спросила Дайана.

– Это означает, что когда твои способности находят возможность вырваться, они оглушают тебя, и ты впадаешь в забытье.

Девушка откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди.

– Ты что, решил совсем меня задурить? Сначала наговорил мне про способности, а теперь хочешь убедить в том, что они живут сами по себе?

– Дайана, энергия, все зависит от энергии. Твой мозг создан для того, чтобы плыть в энергетическом море, он ее поглощает и выпускает. Представь себе котел с наглухо закрытой крышкой, в котором кипит вода. Давление в нем постоянно повышается и в конце концов достигает критической точки, за которой последует его разрушение. Пар необходимо время от времени выпускать.

– Ладно, хорошо. – Дайана махнула рукой. – Только...

– Энергия, сконцентрированная в мозгу, должна иметь возможность выхода, – продолжил Квентин, не дав ей договорить. – Твой инстинкт самосохранения это знает, и если ты не обеспечиваешь выход энергиям осознанно, позволив себе, к примеру, видеть то, что ты испытала сегодня, твое подсознание сделает это само, ради твоей же собственной безопасности. Твое впадение в забытье – работа твоего подсознания.

– Но я не помню, что в эти моменты со мной происходит, – произнесла Дайана, помялась, затем прибавила: – Хотя... иногда я приходила в себя в странных местах, совершала странные поступки.

– Ничего удивительного. Забытье экстрасенса – это и его спасательный круг, и одновременно экстремальное состояние, свидетельствующее о том, что запас скопившейся энергии огромен.

– А что происходит, когда человек впадает в забытье? – спросила Дайана, не зная, что сейчас говорит в ней – любопытство или страх.

Квентин пожал плечами:

– Не могу сказать наверняка. Экстрасенсорные способности зависят от уникальных свойств человека, который ими обладает. Бессознательный выброс энергии может иметь самые причудливые формы. Что это за странные места и поступки, о которых ты упомянула?

– Однажды я очнулась в озере, стояла там по пояс в воде. – Дайана поежилась. – Тогда я еще не умела плавать. Потом научилась.

Квентин покачал головой.

– Было еще что-то?

– В другой раз я оказалась в отцовском «ягуаре», гнала по шоссе с бешеной скоростью. А мне едва исполнилось четырнадцать.

– Ничего себе!

– Да. Я перепугалась страшно.

– Когда ты вышла из забытья, ты понимала, где находишься и что делаешь?

– Нет, я только чувствовала, как меня что-то влечет... – Дайана посмотрела в чашку.

– Влечет?

– Да. Словно меня кто-то звал и тянул к себе.

– И куда ты ехала?

– Понятия не имею.

– Подумай. Постарайся вспомнить.

– Это так важно?

Собравшись с мыслями, Дайана попыталась пробиться сквозь завесу страха и паники, вызвать эмоции, которые охватили ее тогда, когда она очнулась за рулем мчавшегося «ягуара». Что она сделала? Дайана сбросила скорость, стала искать глазами какой-нибудь указатель. Сердце у нее стучало, как молот. Холодными руками она вцепилась в руль. В предрассветных сумерках все ей казалось чужим. И самое главное – ею овладело чувство страшного одиночества.

Перед глазами вдруг вспыхнул свет, и в нем Дайана увидела тот указатель.

– Я оказалась на шоссе между двумя штатами, – быстро проговорила она, – ехала куда-то на юг. Примерно через час я увидела телефонную будку, остановилась и позвонила отцу. Он... здорово испугался, не меньше меня. – Девушка ненадолго замолчала. – Для меня эта поездка закончилась новой клиникой, новым врачом и новой методикой лечения.

– Извини, Дайана, я не подумал...

Она подняла голову, посмотрела на Квентина.

– Это был единственный раз, когда я соглашалась на любое лечение. Представь, Квентин, что тебе нет и четырнадцати, а ты приходишь в сознание за рулем автомобиля, в пять часов утра, едешь черт знает куда и того гляди разобьешься. Сначала я подумала, что так и хотела поступить. Думаю, отец именно этого и испугался.

– А что говорили врачи?

– Верили ли они, что я склонна совершить самоубийство? – Дайана тяжело задышала. Грудь и плечи ее часто вздымались и опускались. – Некоторые верили, я точно знаю. Но я никогда не делала того, что такие люди обычно делают. Я не пыталась вскрыть вены и вообще причинить себе какой-либо вред. Я не думала об отравлении лекарствами. Я никогда не заговаривала о самоубийстве, не рисовала картин, которые хотя бы косвенно указывали на склонность к суициду.

– Часто ты впадала в забытье?

– Да нет. – Дайана поморщилась. – Раза два в год. Обычно все происходило спокойно – я вставала с постели и садилась в кресло, где и приходила в себя. Мне самой иной раз казалось, что я так спала. Но снов я не видела – это точно.

– Подсознание – хороший страж, оно защищает нас от того, что мы не можем либо сделать, либо вынести, – сказал Квентин. – Не удивлюсь, если теперь, когда ты понимаешь, что ты экстрасенс, перед тобой откроются новые двери.

Дайана с ужасом подумала об этой перспективе – возможно, более пугающей, чем страшные провалы в памяти.

– Один из врачей, с год назад, предположил, что в забытье я впадаю по причине побочного действия медикаментов, – сказала она.

– И тогда он отменил тебе все лекарства? – насторожился Квентин.

Девушка кивнула:

– Первые два месяца стали для меня сущим адом. Поначалу я находилась на амбулаторном лечении, но вскоре меня поместили в клинику, под постоянное наблюдение врачей. Состояние у меня было жуткое. Мне прописали кучу лекарств, но не таких сильных, как прежде.

– Седативные препараты? Успокоительные, антидепрессанты, да?

– Да. Как только я перестала принимать свои обычные лекарства, я впала в сверхрвозбудимость. Потеряла почти девять килограммов, все время ходила. Места не могла себе найти. Говорила настолько быстро, что меня никто не понимал. Не могла спать, концентрировать внимание. Больше двух минут ни о чем не могла думать. Отец настаивал, чтобы меня снова посадили на прежние таблетки, но врач держался стойко. И ты знаешь, постепенно я стала успокаиваться, научилась владеть собой.

– И сколько с тех пор прошло времени?

Сначала Дайана не хотела ему говорить, но, подумав, решилась:

– Сильнодействующие таблетки я принимала с одиннадцати лет. Не помню, чтобы их когда-нибудь было меньше двух видов. Всегда что-то прописывали. Теперь мне тридцать три. Надеюсь, считать ты умеешь?

– Двадцать с лишним лет?! Треть жизни под наркотиками.

– Вот где оно, забытье. А ты говоришь...

Глава 8

– Послушай, Бекки, не нравится мне эта затея, – сказала Мэдисон.

– Это почему? – удивилась ее подруга. – Мы должны что-то делать, а времени у нас в обрез. Доверься мне, ведь ты же не хочешь оставаться здесь, когда оно явится?

– А оно точно явится?

– Я уверена. Оно всегда возвращается.

– Может быть, на этот раз...

Беки яростно затрясла головой:

– Оно всегда будет приходить, пока его не остановят. А как они его остановят, если ничего не видят? Но увидят они его, только когда узнают и поймут.

Мэдисон помолчала, затем проговорила нерешительно и печально:

– Она такая напуганная там сидела. Ну, после того как он ушел и она закрыла дверь. Взрослая, а такая боязливая.

– Я знаю, – кивнула Бекки. – Но только она может тут все изменить. Или хотя бы попытаться. Это ее мы все тут ждали, я точно знаю. И не забывай – она видела Джереми, а это самое главное. Думаю, что и Мисси она тоже видела.

– А кто такая Мисси?

– Ты ее пока не знаешь, – ответила Бекки. – Она тут находится, наверное, еще дольше, чем Джереми. Правда, живет она в «сером времени» и надолго не выходит – даже когда кто-то открывает дверь.

– Почему? Ей там не одиноко?

– Думаю, одиноко, но Мисси боится того, что случается здесь. Видимо, она знала о том, что с ней должно случиться... до того как это случилось.

– Вот как?

– Ага. Она особенная. Такая, как ты. Я верю, она очень старается найти способ остановить его. Чтобы оно не пришло.

– Значит, Мисси может уйти из Пансиона?

– Наверное.

Мэдисон внезапно рассердилась:

– Да ну тебя! Не верю. Если бы она действительно могла уйти, давно бы ушла отсюда.

Бекки захихикала:

– Тебе не нравится, что я часто говорю «наверное»? Мне мама говорила, что это слово действует ей на нервы. А сама действовала на нервы мне своими замечаниями. Прости, я повторяю это слово потому, что оно помогает мне вспоминать маму...

– А твоей мамы здесь нет? – сочувственно спросила Мэдисон.

– Нет, она не живет в Пансионе. Она находится по вашу сторону двери, но я ее не вижу. Не могу поговорить. Когда-то мы жили вместе – мои родители, мой брат и я, – но потом расстались. Они поискали меня, поискали, но так и не нашли. А потом уехали. Им нужно было возвращаться домой, вот они так и поступили.

– А тебя они оставили здесь?

– Ой, ну конечно. Они не могли взять меня с собой, потому что меня не видели. Но даже если бы и увидели, косточек-то я им показать не смогла бы. Не то, что Джереми.

Мэдисон тревожно оглядела подругу:

– Как хорошо, что у тебя нет косточек. Я бы все равно на них не смотрела.

– Обманываешь! – воскликнула Беки.

– Не обманываю, – твердо сказала Мэдисон. – Я не люблю смотреть даже на жуков и на змей... – Она наклонилась и, подхватив начавшего поскуливать Анджело, прижала к себе, мысленно уверяя себя в том, что успокаивает его, а не себя.

– Ну ладно, – кивнула Бекки. – Давай поговорим о главном. Тебе нужно остановить его, когда оно явится. Потому что если мы не сможем этого сделать...

Мэдисон ждала, когда подруга закончит фразу. Та повернулась к ближайшему коттеджу и принялась внимательно разглядывать его.

– Потому что если мы его не остановим, здесь появятся еще косточки. Много косточек.

Квентин взволнованно шагал по гостиной, задевая мебель. Рассказав ему о себе, Дайана сразу же замкнулась. Лицо ее сделалось непроницаемым, взгляд застыл. Он не осмелился попросить продолжения рассказа, понимая, что после всего пережитого за день это было бы как минимум бестактно.

И он решил отложить расспросы на потом.

В глубине души Квентин был благодарен Дайане за то, что та оборвала их беседу, предоставив ему возможность хорошенько все обдумать. Он хотел помочь ей, должен был помочь, но из всех помощников у него было лишь чутье. А оно подсказывало ему не торопиться, действовать осторожно, задавать вопросы, когда Дайана будет готова отвечать на них, и информацию о паранормальном сообщать только тогда, когда девушка готова воспринять ее. Иначе говоря, анализируя сообщения Дайаны, опереться он мог лишь на свое чутье да еще на ее эмоции.

«Две трети жизни в наркотическом дурмане. Господи, да это же ад кромешный!»

Квентин не мог удержаться, чтобы не чертыхнуться в адрес врачей, не помянуть неласковым словом ее отца. Они не проявили здравомыслия, просто отвергли другую возможность. Им и в голову не приходило, что Дайана – совершенно нормальный человек.

– Ведь так все элементарно – и никто не догадался, – пробормотал он. – Они столкнулись с тем, что не могли объяснить, с опытом и поведением, которые не могли понять. Перепугались и сделали первое, что умели, – загнали проблему вглубь. Вот так они медицинские вопросы и «решают».

Самым страшным было то, что все эти эксперименты проделывались над Дайаной еще до полового созревания. А потом ее бросили. Полуживую, полубезумную. Бледную, слабую и безвольную тень Дайаны. И выбиралась она из своего кошмара сама.

«Нужно ли удивляться, что она смотрит на мир с подозрением? Слава Богу, что после таких издевательств Дайана осталась здоровой, со светлой головой. Да она мир-то увидела по-настоящему совсем недавно. И как она его восприняла? После ошеломляющего осознания своего прошлого состояния. С обостренной, почти болезненной восприимчивостью».

Действительно, теперь Дайана все понимала. Хотела ли она выразить словами или нет, умом она понимала, что фактически находилась на краю гибели. Врач, что снял ее с таблеток, шел на громадный риск. У Дайаны был всего один шанс остаться в живых и не потерять рассудок.

«Слава Богу, он ей выпал. – Квентин покачал головой. – Конечно, она пережила шок. Особенно когда осознала, что ее предали. Предал отец – человек, которому она больше всех доверяла. Пусть из самых лучших побуждений, пусть во имя любви и заботы. Но на самом деле – предал. А затем врачи, накачав ее медикаментами, окутали наркотическим дурманом. Покорность – вот чего от нее добивались. Не гуманизм ими двигал, а желание любыми средствами стереть те уникальные шероховатости характера, которые и делали Дайану Дайаной. Для того чтобы «вылечить» девушку, а на самом деле – унифицировать, сделать подобной многим другим».

Так или почти так с горечью в голосе говорила Квентину она сама, мучаясь от внезапного осознания потери стольких лет жизни.

«Теперь мне тридцать три. Надеюсь, считать ты умеешь?»

Дайана словно вышла из комы или болезненного полусна, в котором находилась треть жизни, и обнаружила, что все годы пребывала в нереальном мире. Пока она дремала, время проходило мимо нее.

– Столько лет потерять... – простонал Квентин.

Он продолжал беспокойно ходить по комнате, как-то незаметно для себя прошел в спальню, приблизился к окну. Он смотрел в ночь. Приглядевшись, Квентин вдруг понял, что из окна виден коттедж, в котором на третьем этаже находится номер Дайаны. Под окнами коттеджа росли кустарники и декоративные деревья.

«Наблюдай».

Квентин замер. Напрягся, затаив дыхание, вслушиваясь в тихий шепот.

«Сегодня ты должен наблюдать».

Прошло несколько долгих, томительных секунд. Только догадавшись, что продолжения не будет, Квентин позволил себе глубоко вздохнуть. Он понял, что подсказала ему интуиция – в эту ночь он не должен спать. Ради Дайаны он обязан следить за ее коттеджем.

А возможно, и ради ее безопасности.

Квентин видел входную дверь коттеджа, большую стеклянную дверь на балконе в номере Дайаны. Коттедж был хорошо освещен сильными лампами. В Пансионе они были развешаны повсюду, для удобства постояльцев. Квентин разглядел даже дверные ручки.

Он машинально сосредоточился, сконцентрировал взгляд на коттедже. Постепенно ландшафт вокруг него начал исчезать. Прошла минута – и остался только коттедж; кусты, деревья, клумбы – все скрылось. Входная дверь, казалось, находится так близко, что протянешь руку – и дотронешься до нее.

Ему нужно было усилить зрение, одновременно заблокировав все остальные органы чувств, – ничего не слышать, кроме тишины, не ощущать никаких запахов. Он оперся на оконную раму, но не ощутил прикосновения к ней. Мозг его был спокоен.

Бишоп предупреждал Квентина, что занятие это чревато неприятными последствиями. За усиление одного из органов чувств за счет подавления других неминуемо придется заплатить болью. Квентин хорошо понимал, на что идет. Он прекрасно сознавал, что назавтра у него страшно разболится голова, а обоняние, осязание и слух полностью вернутся к нему только на вторые сутки. В глазах целый день будет резь, чувствительность к свету на это время ослабнет из-за растраченной сегодня зрительной энергии.

Бишоп предостерегал его, говоря, что существует еще большая опасность. Некоторые экстрасенсы после таких опытов вовсе теряли свои паранормальные способности. Перенасыщение одних органов чувств энергией за счет полного отключения других на продолжительное время способно привести к исчезновению дара. Бишоп всегда повторял, что самое главное для экстрасенса – стремление к гармонии, равновесию чувств.

Все это Квентин помнил, но сейчас ему было все равно, что его ждет завтра.

Он знал, что должен следить за Дайаной, и не собирался отступать от задуманного. Прислонившись к оконной раме, он потерял ощущение пространства и только пристально смотрел на коттедж.

Квентин ждал.

«Если он раньше подозревал, то сейчас точно уверен, что я чокнутая, – подумала Дайана, выходя из душа. Она включила фен, стала сушить волосы. – И зачем ему знать чудовищные детали моего существования? Я и так ему много наговорила. Правильно врачи поступали. Уж они-то получше меня все знают. Да и не станут они пичкать лекарствами человека, не имеющего проблем с мозгом».

Хуже всего для Дайаны было то, что она не знала, какой была истинная реакция Квентина на ее рассказ. Внешне – да, он был само сострадание и понимание, но что творилось у него в душе? Действительно ли он думал то же, что и говорил? А ведь говорил очень правильные вещи – слов нет. Правда, утверждал, что когда человека накачивают лекарствами, это совсем не значит, что он на самом деле болен. Такого Дайана не могла понять. Она слишком доверяла врачам.

«Ну хорошо. Предположим, я ему поверила. Я здорова», – решила Дайана и испугалась собственной мысли.

Кроме того, она не умела читать мысли собеседника, определять по выражению его лица, врет тот или говорит правду. В основном из-за отсутствия практики – ведь до последнего времени с людьми она общалась крайне редко. Если не считать докторов. Девушка плыла по жизни в облаке опьянения медикаментами, не обращая никакого внимания на то, что думали и как вели себя окружающие. Впрочем, Дайану это и не особенно заботило.

Теперь же для девушки стало важным отношение к ней. Она не могла объяснить, почему вдруг ее стало интересовать, что именно думает и кем считает ее Квентин и зачем она придает его словам такое большое значение.

Дайане постоянно казалось, что он видит в ней лишь безнадежно испорченный товар. Пусть выдуманная, но столь жалкая характеристика угнетала ее.

«Сама себе яму выкопала. Кто же после душещипательного рассказа будет считать тебя нормальной?»

Дайана разозлилась на себя, и от этого голова ее пошла кругом, мысли завертелись и запрыгали еще сильнее, чем раньше. Она надела шелковые пижамные брюки розового цвета и в тон им короткую ночную рубашку. Было еще рано, но Дайане страшно хотелось спать.

Она прошла в освещенную спальню, присела на край кровати, помедлив, открыла ящик ночного столика. Лежащий там пузырек со снотворным покатился вперед и стукнулся о стенку. Дайана нехотя вытащила его.

Снотворное действовало недолго, всего несколько часов, но и их Дайане вполне хватало, чтобы выспаться. Сонливости и тяжести в голове она не чувствовала. Врач, тот, что помог избавиться от зависимости к сильнодействующим лекарствам, уверял, что прописывает ей только легкое снотворное, и Дайана верила ему.

Девушка обратила внимание, что не закрыла ящик, из которого доставала снотворное. Она потянулась к нему, достала оттуда пузырек и увидела, что крышка не распечатана...

Дайана положила его на место, достала упаковку аспирина. Она не желала возвращаться к прежнему состоянию зависимости от медикаментов, предпочитая вялость, разбросанность неугомонных мыслей, неспособность сконцентрироваться, необузданность эмоций и до боли обостренное восприятие.

«Хватить плыть по жизни в коме. Хватит тащиться сквозь года. Больше этого не будет», – твердила она себе.

Ее снова начал одолевать сон. Он буквально валил ее с ног. Дайана опасалась, что если не поспит, то утром ей будет хуже, чем сейчас. Она запила две таблетки аспирина минеральной водой, бутылка которой всегда стояла у нее на столике.

Девушка нырнула под одеяло, потушила свет, повернулась на спину. Закрыв глаза, она долго лежала так. Сначала ее подмывало пойти к окну и, как раньше, усесться на подоконнике, но усилием воли она сдержала себя.

– Спать, только спать, – шептала Дайана. – Высплюсь и тогда все обдумаю.

Мысли в ее голове продолжали свой яркий хоровод. Дайана пересилила себя и не посмотрела на часы, чтобы не знать, сколько она пролежала. Наконец она уснула.

Дайана открыла глаза, спустила ноги на пол, накрыв колени одеялом, осмотрелась и сразу поняла, что находится в «сером времени». Как ни странно, это открытие нимало ее не удивило.

Она догадывалась, что сейчас еще ночь, хотя спальня была окутана необычным ровным и бесцветным полумраком. Она его узнала. В «сером времени» всегда было так – ни свет ни тьма. Серые полусумерки.

Девушке казалось, что она проспала несколько часов. На часы смотреть не стала, потому что знала – циферблата у них нет. Жутковатая особенность «серого времени» состояла в том, что там нет времени, а все часы теряют форму, превращаясь в смазанные пятна без цифр и стрелок.

Дайана давно выяснила для себя – где бы «серое время» ни находилось, оно лежит вне настоящего времени. Тем не менее, она чувствовала, что и здесь, между тем миром, который она знала, и другим, что начинается после него, есть свое, особое движение.

Но в том, что «серое время» не царство духов, о котором говорил Квентин, Дайана была уверена. Скорее – переход, коридор, соединяющий потусторонний мир с миром реальным.

Она откинула одеяло, поднялась. В комнате сделалось холодно; казалось, холод поднимается снизу, от толстого, вдруг промерзшего плюшевого ковра. Дайана подумала, что ей следовало бы найти тапочки или туфли, накинуть кофту или теплый халат, но не стала искать ни то ни другое. Ей было все безразлично. Тем более что спастись от пронизывающего холода в «сером времени» просто невозможно.

Дайана вышла из комнаты, равнодушная ко всему, в том числе и к причудливой форме, которую вдруг принял коттедж – превратился в какую-то серую кляксу. Исчезли краски и тени, но девушку эта трансформация не заинтересовала, потому что она знала – ей предстоит побывать где-то еще.

Она вышла из коттеджа, немного постояла на дорожке в ожидании. Свет фонарей казался здесь таинственно приглушенным – не фонари, а какие-то тусклые бледно-серые точки. Кусты, деревья и клумбы вокруг коттеджа стали вдруг плоскими и зловеще неподвижными, похожими на выполненную серыми тонами копию многокрасочной картины.

Ветер стих; застывшая, сонная холодная мгла окутала коттедж и окружающий его ландшафт. В воздухе носился слабый неприятный запах, очень знакомый, но Дайана не могла вспомнить, где она чувствовала его раньше. Не слышалось ни звука, ни шороха, ничего, что намекало бы на биение жизни. В «сером времени» всегда было только так.

– Дайана.

Она медленно повернулась, посмотрела на стоящую метрах в двух от нее маленькую девочку, очень красивую, несмотря на бесцветную серость во всей ее фигуре. Личико ее, обрамленное светлыми волосами, напоминало по форме сердечко.

– Привет. – Дайана кивнула и слабо улыбнулась. Она заметила, что голос здесь звучит глухо, словно далекое эхо.

Девочка говорила совсем другим голосом, звонким и чистым.

Дайана не удивилась: это тоже было одним из свойств «серого времени».

– Ты должна пойти со мной, – сказала девочка.

Дайана закивала от нетерпения:

– Когда я в прошлый раз пошла с одним из вас, он привел меня к своей могиле.

Девочка нахмурилась:

– Ты говоришь о Джереми? Но ведь он был по другую сторону. Он жил рядом с вами. А ты знаешь разницу. И правила тоже знаешь.

Дайана все отлично знала. В «сером времени» память ее работала безукоризненно, мозг воспринимал все с абсолютной ясностью. Несмотря на всю зловещую странность «серого времени», именно здесь она прекрасно владела собой. И опасности, которые оно таило в себе, Дайана хорошо себе представляла.

– Мне опасно оставаться между двумя мирами, в межвременье.

– Если ненадолго, то не опасно, – ответила девочка. – Опасно держать дверь открытой – это самое главное правило. Если захлопнуть ее, когда ты находишься здесь, то ты отсюда больше не выйдешь. Не уверена, что тебе здесь понравится.

– Я тоже так думаю.

Девочка тихо рассмеялась:

– Тогда пойдем быстрее.

– Как тебя зовут? – спросила Дайана. Она всегда спрашивала их имена.

– Бекки.

Дайана кивнула:

– Хорошо, Бекки. Пойдем. Это ведь ты меня звала?

– Ага, я.

– Зачем?

– Ты должна кое-что увидеть. – Бекки снова нахмурилась. – Нам нужно поторопиться.

– Я там пробыла несколько часов, – возразила Дайана, но тем не менее последовала за девочкой.

– Знаю. Идем, идем. – Бекки обернулась и поманила Дайану. – Тебе нельзя долго оставаться по нашу сторону двери, здесь, в Пансионе. Кроме того, он скоро придет и не даст тебе остаться.

– Кто это «он», Бекки?

– Сюда. Скорее, Дайана.

Зная по опыту, что протестовать бесполезно, Дайана шла за своей провожатой. Вот так всегда происходило – появлялся кто-то, вел ее куда-то, что-то показывал или просил сделать. Иногда, правда, просили только выслушать.

За многие годы Дайана навидалась многих и наслушалась всякого.

– Почему именно в Пансионе мне опаснее всего находиться по вашу сторону двери? – спросила она, надеясь, что хотя бы на один вопрос девочка ей ответит.

– Потому что все здесь и началось, – сказала Бекки.

– Что началось?

– Ну, я же говорю – все.

Дайана подумала, что такой ответ не может прояснить ситуацию – скорее еще больше запутать. Она же надеялась на вразумительный ответ и попробовала еще раз:

– Бекки, я тебя не понимаю. Объясни, пожалуйста.

– Я знаю, что не понимаешь. Но ты потом поймешь.

Бекки прибавила шагу, и Дайана пошла быстрее, чтобы не отстать. Девочка вошла в первую из трех конюшен и направилась по проходу между стойлами к дальней стене. Она так бойко семенила ножками, что Дайана едва поспевала за ней. У стойл верхние части двойных дверей были открыты, но Дайана не увидела в них лошадей, хотя знала, что их тут не меньше двух десятков. Сначала она удивилась, но потом вспомнила, что в «сером времени» животных нет. Девушка поежилась от холода и настороженности.

Она подумала, что животных в «сером времени» нет не потому, что они лишены энергетики и не могут стать бестелесными, пережив смерть, а потому, что они просто здесь не задерживаются. Находятся между мирами только люди, которым идти дальше мешает злоба, вина или незавершенные дела. За животными такого просто не водится.

– Уже скоро, – бросила Бекки, чуть обернувшись.

– Это касается тебя? – спросила Дайана.

– Разве не я позвала тебя?

– Бекки, ты говоришь бессмыслицу. Я десятки раз следовала за провожатыми, и не всегда дело не касалось их.

Бекки остановилась на полдороге к стене, обернулась и посмотрела на Дайану:

– Сегодня дело касается тебя.

– Меня? – удивилась Дайана. – Что ты имеешь в виду? – Она обхватила себя руками, пытаясь хотя бы немного согреться. Это не помогло, да и не могло помочь.

– Ты должна была приехать в Пансион. Вся твоя жизнь связана с ним.

– Но каким образом?

– Никаким. Просто связана – и все.

– Ты думаешь, я что-то понимаю?

Бекки покачала головой.

– Все случается так, как должно случиться. И всегда в свое время. Ты думаешь, случайно тот доктор «снял» тебя с лекарств, и именно тогда? Ничего подобного. За это время твой организм очистился и ум просветлел.

– Он сделал это специально?

– Не случайно. Чтобы у тебя было достаточно времени подготовиться к поездке сюда.

От нового порыва холода Дайану бросило в дрожь. Ей казалось, что мороз продирает до самых внутренностей. За двадцать лет девушке часто доводилось разговаривать с провожатыми, но так с ней никто из них не откровенничал. Это было что-то новое... Джереми, например, показал ей свою могилу. Остальные тоже рассказывали о своем, просили что-то сделать для них. Бывало, сообщали Дайане кое-какую информацию – но о себе, с целью завершить свои земные дела. И никогда разговоры не касались ее самой, ее дел, ее целей.

Бекки кивнула, словно догадалась, о чем думает Дайана, услышала ее невысказанные мысли.

– Да, сейчас все обстоит совсем иначе. Потому что ты из плоти и крови, а находишься здесь. Прежде ты попадала к нам из забытья, но никогда во сне. Потому что когда ты спишь, тебе все кажется сном. И когда ты просыпаешься, то думаешь, что видела сон. Только часть тебя приходила сюда, на нашу сторону двери. Войти в дверь тебе не давали лекарства.

– Я не умерла, я – живая, – медленно проговорила Дайана.

– Конечно, живая, – согласилась Бекки. – Только я не об этом говорю. Дайана, время подходит. Тебе пора начать помнить места, куда ты попадаешь во сне или в забытьи. Ты должна понимать, что сможешь сделать. Что ты делала почти всю свою жизнь. Тебе нужно прийти сюда и встретиться с ним, найти ответы на все свои вопросы. Это – часть твоего путешествия.

– Но я не запомню, – произнесла Дайана, сбитая с толку. – Когда я просыпаюсь, я ничего не помню.

– Ты раньше ничего не помнила из-за таблеток. Они не мешали тебе действовать так, как нужно, но отнимали память. Вспомни. Как только ты прекратила принимать лекарства – перестала впадать в забытье.

– Рисунок. Два моих рисунка.

– Вот видишь. Он же тебе все объяснил. Это совсем не то, что забытье, это почти как видение.

Дайана молчала.

– Теперь, если позволишь себе вспоминать, попытаешься понять и поверить, ты не будешь больше впадать в забытье. Оно будет не нужно. Гораздо легче открыть дверь и войти в нее во сне. Но и наяву ты тоже сможешь это сделать. Да когда угодно, стоит захотеть. Только сначала поверь.

– Ты думаешь, все так просто?

– А что здесь сложного, если ты уже на полпути? Ведь ты же начала запоминать свои сны, – ответила Бекки.

– Скорее кошмары, – непроизвольно поправила ее Дайана. – И я не помню их... Ну разве кое-что, но не полностью... Они меня пугают.

– Так и должно быть.

Юный, приятный потусторонний голос обдал Дайану могильным холодом. Она едва удержалась, чтобы не броситься назад, в коттедж.

– Так зачем ты позвала меня? Зачем привела сюда? – спросила Дайана, стуча зубами.

– Чтобы показать то, что заставит тебя поверить.

– И что это?

– Потайное место.

– Бекки...

– Запомни, Дайана, тут много потайных мест. – Девочка показала на закрытую дверь в маленькой пристройке. – Вот комната, в которой находится одно из таких мест. Скажи ему, пусть он тут поищет получше.

– И что же здесь спрятано, Бекки?

Девочка склонила набок головку и торжественно произнесла:

– На чердаке тоже есть нечто, что тебе нужно увидеть. Это важно, Дайана, очень важно.

Дайана не успела спросить почему, как вдруг сверкнувшая перед глазами вспышка заставила ее заморгать. На какое-то мгновение, всего на долю секунды, девушке показалось, что она чувствует запах сена и что серая мгла вокруг нее исчезла.

– Так почему, Бекки? – торопливо повторила она свой вопрос вслух.

– Потому что это правда, – скороговоркой ответила девочка. – И ты должна ее знать. Пока ты ее не узнаешь, не поймешь, что здесь происходит.

Последовала еще одна вспышка, и запахи конюшни усилились. Люминесцентные лампы, развешанные по потолку, загорались и слепили Дайану. Она внезапно почувствовала прикосновение чьей-то руки к своему запястью. Догадка пришла к ней сразу же.

Кто-то втягивал ее назад.

– Бекки! – воскликнула Дайана. – О какой правде ты говоришь?

Засверкали частые вспышки, затем прекратились – и Дайана увидела стоящего рядом Квентина.

И в ту же секунду прозвучал еле слышный ответ:

– Я не могу сказать, Дайана. Ищи сама. Ищи вместе с ним. Он тебе нужен, потому что... – Голос на секунду оборвался, затем произнес: – Оно идет.

– Кто идет? – спросил Квентин, обхватывая окоченевшие плечи Дайаны.

Рядом фыркнула и взбрыкнула лошадь, сильный аромат сена ударил Дайане в ноздри. Полосы люминесцентного света резали глаза. «Интересно, они всю ночь горели или нет?» – вяло подумала девушка, но так и не нашла ответа и решила, что свет включил Квентин, когда вошел сюда несколько минут – или часов? – назад.

Только тут она почувствовала, что насквозь продрогла.

– Дайана, что ты здесь делаешь? Сейчас пять часов утра.

Сощурившись от яркого света и смешно моргая, девушка бессмысленным взглядом смотрела на Квентина. Сначала голова была пуста, а затем Дайана начала вспоминать. Не прошло и двух минут, как она вспомнила. Абсолютно все. И заговорила:

– Меня сюда привело...

– Что тебя привело?

– Не что, а кто.

Квентин нахмурился еще больше, но прежде чем продолжать расспросы, снял с себя теплую куртку и набросил Дайане на плечи.

– Застегнись, ты вся заледенела.

Опустив голову, Дайана оглядела себя и покраснела. Она стояла в тоненьких пижамных штанишках, прозрачная ночнушка облепила тело, не оставив простора для воображения. Девушка просунула руки в рукава и поспешно запахнула кофту. Ее охватило тепло и запах Квентина.

– Боже мой, ты посмотри на свои ноги, – покачал головой Квентин. – Насколько я помню, в комнате старшего конюха есть какая-то обувь. Но там, наверное, закрыто. Пойдем скорее в коттедж.

Дайана почувствовала, что Квентин собирается взять ее на руки, отшатнулась и проговорила:

– Комната не заперта, и уходить... нам пока нельзя.

– Почему?

Дайана, не ответив, подошла к двери комнаты. Холода в ногах она почти не чувствовала, рассыпанная на проходе галька, казалось, не причиняла ей боли. Девушка толкнула дверь и вошла внутрь, оглядела небольшое помещение, когда-то пристроенное к основному зданию.

Квентин прошел следом за ней, нащупал выключатель, зажег свет.

– Я прав. Обувь тут есть, – сказал он и направился к противоположной стене, где на прибитой к ней длинной полке стояли сапоги для верховой езды и обычная обувь – высокие ботинки и кроссовки.

Дайана тем временем внимательно оглядывала стены.

«О каком потайном месте говорила Бекки? Где оно тут может быть?» – размышляла она.

Комната была площадью примерно три метра на два с половиной. Вдоль стен тянулись длинные полки, заваленные седлами, обувью, щетками и шампунями для ухода за лошадьми. Отдельно лежали подковы, а рядом с ними стояли банки с гвоздями. На вбитых в стены гвоздях висели уздечки, веревки, хлысты.

– Присядь, Дайана. – Квентин взял ее под руку, подвел к длинной скамейке, усадил на край. Затем снял с одной из полок кроссовки. Дайана почувствовала, что он собирается нагнуться, чтобы надеть кроссовки ей на ноги, и торопливо выхватила у него из рук обувь.

– Не нужно мне помогать, – проговорила она. – Лучше осмотри пока комнату.

Квентин недоуменно посмотрел на нее:

– И что я, по-твоему, должен здесь искать?

Дайана ответила почти сразу:

– Потайное место. Только я не знаю, где оно. – Девушка нагнулась, подтянула шнурки явно новых, но очень больших для нее кроссовок.

Квентин неуверенно хмыкнул.

– Здесь все на виду, – произнес он, оглядывая комнатку. – Разве что вон тот закуток, там медикаменты для оказания первой помощи. Кладовок и сейфов тут нет. Даже ящиков не видно. Какая тут может быть тайна?

Дайана не уловила в его голосе насмешки, одно неподдельное удивление, смешанное с напряженным интересом. Она выпрямилась, но объяснять, как ей ни хотелось, ничего не стала, по крайней мере сейчас.

Нет, она не боялась, что Квентин может не воспринять рассказ всерьез, она опасалась другого – самой поверить в то, что происшедшее с ней было реальностью.

– Дайана?

– А что ты здесь, собственно, делаешь? – вдруг отрывисто спросила девушка.

Квентин пожал плечами, ответив будничным голосом:

– Я выглянул из окна, увидел, что твой коттедж стоит неподалеку от моего. Мой внутренний голос – я говорил тебе, что иногда его слышу, – приказал мне наблюдать за ним. Я так и поступил. Потом увидел, как ты вышла из двери и направилась к конюшне. Я решил последовать за тобой. – Он помолчал минуту, затем снова заговорил: – Похоже, теперь у тебя было не забытье, да? Ты шла уверенно, но с закрытыми глазами. Я догадался, что ты спишь.

– Сплю? Да-да, я спала. Может быть, все-таки поищешь здесь?

– Что искать, Дайана? И имеют ли отношение наши поиски к происходящим здесь убийствам? Или к исчезновениям...

Дайана набрала полную грудь воздуха и выпалила:

– Меня сюда привела девочка... лет двенадцати. Она сказала, что ее зовут Бекки.

– Бекки? Ребекка Морзе бесследно исчезла на территории Пансиона ровно девять лет назад. Ее объявили в федеральный розыск, но безрезультатно.

– Тогда то, что мы должны с тобой найти, определенно имеет связь с... – Она запнулась, помолчала немного и, наконец, закончила: – Убийствами. Потому что сюда я пришла с ней. Мы находились в «сером времени».

– Что она тебе говорила?

– Здесь есть какое-то место, где находится тайна. – Дайана оглядела тщательно убранную безмолвную комнату. – Еще она сказала, что тайны в Пансионе есть на каждом шагу. Она просила меня сообщить об этом тебе, чтобы ты поискал ту, что находится здесь.

– Мне? Она называла меня по имени?

– Нет, она сказала «ему». Она не один раз упоминала о тебе. – Дайана потуже запахнула куртку, все еще хранившую тепло и запах Квентина. Ею вдруг овладело незнакомое и странное чувство покоя и безопасности. – В комнате что-то спрятано, Квентин, и нам нужно это отыскать.

Квентин продолжал стоять неподвижно.

– В таком случае первым делом следует вызвать Ната, а затем переговорить с директором. Самим здесь ничего искать нельзя. Это частная собственность, Дайана, обыскивать ее без ордера мы не имеем права.

– Вот это точно, сэр, – раздался грубый суровый голос.

Глава 9

Они не заметили, как в дверях показался Каллен Руппе, темноволосый невысокий крепыш с черной, без единого серебряного волоса шевелюрой. Широкий торс и худощавые бедра и ноги выдавали в нем человека, долгое время проводящего в седле.

Нат уже говорил Квентину, что старший конюх, человек сильный и нахрапистый, слыл в Пансионе известным наглецом и грубияном, нередко срывавшимся на хамство. Он и по более мелким делам никому не давал спуску, а уж обыскивать его комнату... да какое там, к ней и подходить-то без его разрешения побаивались. Сам он считал себя царем и богом конюшен. Иначе говоря, для обыска комнаты необходим ордер.

– Достать я его не могу, – первым делом сказал подоспевший Нат. Руппе стоял в стороне, исподлобья поглядывая на них. – На основании чего я стану просить ордер, ты сам подумай? Кто будет меня слушать, если я скажу, что какая-то дама – вроде бы экстрасенс – отправилась бродить во сне и что-то где-то увидела. Да меня же на смех поднимут!

Квентин ответил шепотом:

– Я верю ей, Нат. Нам нужно обыскать комнату.

– Я знаю, что ты ей веришь, я не знаю, что мне сказать Стефании Бойд. Как мне ее убедить?

– Ты вроде упоминал, что директор относится к расследованию с пониманием?

– Совершенно верно, но сама ситуация ее не радует. А тут еще я поднимаю ее спозаранку, прошу приехать... Кстати, а что ты тут намереваешься найти?

– Не знаю. Что-то, что поможет нам выяснить, кто убил Мисси и Джереми Гранта и, не исключено, многих других.

– Подумать только... Какие страшные тайны хранит эта вонючая подсобка. – Губы Ната скривились в скептической усмешке. – Квентин, здесь ежедневно бывает несколько десятков человек. Где тут что прятать?

– Не знаю, – повторил Квентин. – Но я должен убедиться.

Нат недовольно посмотрел на него. Выглядел он уставшим, что было неудивительно. Квентин подумал, что спал он в лучшем случае часов пять, а то и меньше, если судить по объему работы, которую ему предстояло в ближайшее время выполнить.

– Значит, ты хочешь, чтобы я нарвался на хороший скандал, – наконец произнес Нат и покачал головой. – Ты же знаешь, что такое обыскать эту комнату. Вскрывать все, отрывать доски от пола, стен, потолка... А если мы к тому же ничего не найдем... Владельцы могут нас отсюда выставить, ты знаешь?

– Знаю, Нат, знаю. Но я бы даже и не подумал просить тебя, если бы не чувствовал – здесь что-то есть. Уверяю, поиски будут не напрасны.

– Ладно, – ответил Нат, помолчав пару минут. – Черт с тобой. Стой здесь, а я пошел уговаривать Стефанию Бойд. Плохо, что я не могу хотя бы намекнуть, что мы собираемся тут найти. У тебя на этот счет хоть какое-то предположение есть?

У Квентина никаких предположений не было и оснований для обыска – тоже. Если не считать того, что у себя в отделе они называли «прозрение» и «толчок». Дайана испытала моментальное прозрение, он это понимал. Вместе с тем его смущала одна странность – какое отношение к убийствам детей могла иметь тесная комнатушка, пристроенная к конюшне? Ни в одном из изученных им документов относительно происходящих в Пансионе загадочных случаев Квентин ни разу не натыкался на упоминание о конюшнях. Нигде они не фигурировали. А раз нет связи, не может быть и ордера на обыск, все ясно и понятно.

– Нет у меня ничего, кроме предчувствия, – вздохнул Квентин.

– Ладно, Квентин. Если ничего не получится – не обессудь. Кстати, а мисс Бриско готова в случае необходимости рассказать о случившемся публично?

– Сомневаюсь. Она сама только начинает верить в свои способности.

– И тем не менее настаивает на своем, утверждая, будто в комнате что-то спрятано, – возразил Нат. – А сообщило ей эту тайну привидение.

– Если она настаивает, значит, верит. Как ты считаешь?

Дайана, по настоянию Квентина, ушла переодеваться к себе в коттедж, поэтому он еще не переговорил с ней о... встречах с призраком.

– Нат, ей все сообщают призраки пропавших здесь детей. Сначала она видела Джереми Гранта, а вот сейчас Ребекку Морзе. Эту девочку ты, несомненно, помнишь, сам расследовал дело о ее исчезновении.

Нат насупился, опустил голову:

– Как же, помню, конечно. Утром она сидела на веранде, затем отправилась играть в один из садов, и с тех пор ее никто не видел. Мы ничего не нашли. Наш шеф решил, что Ребекку украл и увез к себе ее отец. Он был в разводе с ее матерью. Страшной шалавой. Но мы и его тоже не нашли.

– Можешь мне поверить – отец девочки не имеет к этому делу никакого отношения. То есть Бекки не покидала пределов Пансиона. – Квентин бросил взгляд в сторону Руппе и прибавил: – Не возражаешь, если я подожду здесь, пока ты будешь разговаривать с мисс Бойд?

– Ты подозреваешь Руппе? – Нат насторожился.

– Он работал здесь тогда, двадцать пять лет назад. И сейчас работает. Это все, что мне известно, – ответил Квентин. Его смущало, что Руппе оказался здесь в такую рань. Не случись ему пойти следом за девушкой, Дайана оказалась бы беззащитной. «Едва ли он стал бы угрожать ей открыто. Хотя как знать...»

Однако прежде следовало определить причину, по которой экстрасенсорные способности Квентина вдруг толкнули его отправиться вслед за Дайаной. Может быть, он подсознательно захотел всего лишь разбудить ее, вытащить из «серого времени»? Или почувствовал, что опасность для нее исходит как раз из материального мира? Квентин этого не знал.

Пока не знал.

– Значит, так. Из того немногого, что у нас есть, мы можем сделать следующий печальный вывод, – проговорил Нат, тяжело вздохнув. – Улик у нас нет. Ты хватаешься за соломинку, но я тебя в этом не виню. Я знаю, что после исчезновения Мисси допрашивали многих, и Руппе в том числе.

– Мне это известно, – кивнул Квентин.

– В таком случае знаешь и результат – ни единого намека на его причастность. Ничего подозрительного в его поведении не нашли.

– А я ничего и не говорю; ничего, кроме того, что Руппе был здесь тогда и сейчас он тут. Вот и все. Не исключено, что он действительно непричастен к исчезновению девочки. Но возможно, он знает что-то для него не представляющее интереса, а для нас являющееся существенным. Мелочь какую-нибудь.

Нат немного подумал и согласно кивнул.

– Да, такое может быть. Но допрашивать его сейчас я бы не стал. Он утверждает, что поднялся как обычно, позавтракал и отправился на конюшню, где обнаружил двух незнакомых людей, что-то вынюхивающих в его комнате. Согласись, ты бы на его месте тоже разозлился. Поэтому давай не будем усугублять обстановку, хорошо?

– Понял, – отозвался Квентин.

– Слушай, ты неважно выглядишь. С тобой все в порядке?

– Голова побаливает, – ответил Квентин и поморщился. – Даже не побаливает, а трещит.

Квентин сказал не все: еще он очень плохо слышал, словно уши ему заткнули ватой, носовые пазухи горели так, будто он вчера целый день нюхал красный перец, а из глаз от постоянной рези текли слезы. Квентин расплачивался за бессонную напряженную ночь.

– Выпей аспиринчику, – посоветовал Нат.

– Да, обязательно, – улыбнулся Квентин, хотя хорошо знал, что лекарства в данном случае бессильны. Нужны день-два покоя, и все пройдет само.

Нат направился в сторону главного корпуса, оставив Руппе и Квентина подозрительно разглядывать друг друга. Они стояли в разных концах длинного прохода. Квентин знал, что Руппе было чем заниматься: работы на конюшне всегда хватало с избытком – тридцать с лишком лошадей требовали едва ли не постоянного ухода, а три здания, в которых они находились, – регулярной уборки. Лошади уже начали проявлять беспокойство, били копытами и фыркали, нетерпеливо ожидая утреннего корма. В любую минуту должны были прийти помощники Руппе.

Рядом с дверью висело расписание, из которого Квентин узнал, что на сегодня у Руппе назначены три верховые прогулки с отдыхающими и семь классов верховой езды для начинающих, желавших в будущем не дрожать от страха в седле, а держаться уверенно.

У Руппе явно не было времени ни торчать все утро перед Квентином, ни скандалить с полицейским. Вместе с тем он собирался в случае необходимости не ударить в грязь лицом – уронить достоинство старшего конюха в его планы не входило. Уходить отсюда, сдавать позиции он не намеревался.

Такой тип людей Квентину был знаком, за годы работы в полиции он частенько с ними сталкивался. Однако Нат прав – ему не следует допрашивать Руппе здесь и сейчас.

Фактически Нат намекал ему, что необходимости в спешке нет – со дня исчезновения Мисси прошло двадцать пять лет, и несколько лишних часов ничего не изменят.

«Возможно», – подумал Квентин.

Однако беспокойство прошлой ночи как-то сразу переросло у Квентина в нетерпение. Способствовали этому рассказ Дайаны о ее разговоре с Бекки, сообщение о потайном месте и мрачное предзнаменование. Значит, собственные предчувствия его не обманывали.

«Оно идет».

Квентину понадобилась вся сила воли, чтобы не последовать за Дайаной, когда она по залитой светом дорожке отправилась к себе в коттедж переодеваться, и не продолжить расспросы. Потому что двадцать пять лет назад то же самое ему сказала Мисси.

В тот день, когда он в последний раз видел ее живой.

Элли Уикс жевала тост, запивая его горячим чаем. Вообще-то ей очень хотелось крепкого кофе, входившего в ее обязательный утренний рацион, но она знала, что беременность и кофе – вещи несовместимые, по крайней мере для нее. Кроме того, крепкий чай сдерживал тошноту. А тут еще управительница Пансиона, старая жаба миссис Кинкейд, в последнее время прямо глаз с нее не спускает. Элли не могла себе позволить сделать что-либо такое, что вызвало бы у нее хоть тень подозрения.

Элисон Макон, сидевшая рядом с ней, положила руку на спинку ее стула, нагнулась и зашептала:

– Ты слышала? Ну, о том, что у нас прошлой ночью стряслось.

Элли, равнодушно кивнув, безучастно ответила:

– Да. Старые кости нашли в каком-то саду.

Элисон была явно разочарована тем, что не смогла первой открыть Элли жуткую новость, но решила добавить драматизма:

– Не кости нашли, а скелет мальчика. По часам узнали. Я сама слышала!

– Не повезло мальчонке, – ответила Элли, занятая собственными горькими мыслями.

– А знаешь, Элли, полиция говорит, что его убили.

– Очень давно, – кивнула Элли.

– Ну и что? Разве ты не боишься?

– А почему я должна бояться?

От неожиданной простой мысли Элисон пришла в замешательство:

– Но ведь в Пансионе может находиться убийца!

– Не волнуйся. Он давным-давно отсюда уехал, если и был. На кой черт ему околачиваться здесь? Ждать, когда его поймают?

Элисон заерзала.

– А я все-таки боюсь.

– Тогда не выходи никуда за пределы Пансиона. Не гуляй по дальним тропинкам.

– Слушай, Элли, тебе действительно не страшно?

– Нет, не страшно. Зачем какому-то убийце оставаться тут? И чего это я должна о нем думать? У меня своих забот полон рот, – еле слышно проговорила она.

«Нет уж, что угодно, только не рожать. Да и как я одна воспитаю ребенка? Аборт? Господи, на него у меня тоже денег нет. Да и не хочу я делать аборт. А что же тогда мне делать?»

– Какая ты все-таки смелая! – восхищенно проговорила Элисон.

– Да уж... – Элли допила чай, надеясь, что он приглушит тошноту, отодвинулась к стене, посмотрела на часы: – До начала работы еще пятнадцать минут. Пойду на крыльце постою, подышу свежим воздухом. Встретимся на выдаче белья.

Элисон рассеянно кивнула, так как заметила другую свою подругу, тоже горничную, которая скорее всего не слышала о кошмарной находке.

Элли поднялась и демонстративно, чтобы заметила миссис Кинкейд, посмотрела на часы. Девушка, мысли которой заняты исключительно работой. Остановилась на секунду, подумала, приняла решение. Элли вышла из столовой торопливо, деловой походкой человека, знающего, куда он идет и зачем.

Столовая для прислуги находилась в подвале, рядом с кухней, прачечной, кастелянской и другими службами. Здесь же, в этом крыле, было несколько комнат, которые предоставлялись тем из работников Пансиона, у кого не было своего жилья.

Одну из таких комнатушек занимала Элли. Пока занимала. Потому что как только миссис Кинкейд заметит или пронюхает, что она ждет ребенка, ее вытолкают отсюда взашей. Старая ханжа не потерпит того, что, по ее мнению, является распутством. «Как?! Что?! У незамужней девушки ребенок! У нас в Пансионе?» Элли понимала, что ей еще крупно повезет, если она получит расчет. В худшем случае дадут полчаса на сборы и пинок под зад. Вот тогда-то все самое интересное и начнется. Ни дома, ни работы. И всем будет на нее абсолютно начхать.

«Здорово получается», – подумала она.

Элли прошла мимо двери своей комнаты, даже не заглянув туда, а направилась прямиком к служебному входу. Там, на земле, рядом с короткой бетонной лестницей, стояло металлическое ведерко с песком, утыканным окурками.

Сейчас на крыльце никого не было. Элли осторожно осмотрелась и, не увидев никого поблизости, сунула руку в кармашек форменной кофточки, достала мобильный телефон и бумажку с номером, записанным дрожащим почерком. Очень непросто было достать этот номер. Частная информация на постояльцев Пансиона, а тем более на очень важных персон, хранилась в специальном ящике в столе директрисы. Запертом, разумеется. Правда, все служащие знали, в каком, и это отчасти облегчало задачу. Не одна горничная уже пыталась добраться до этого ящика – не без причины, естественно, – но все их старания оказывались тщетными.

Как только первый тест на беременность оказался положительным, Элли заметалась. Едва ли не ежедневно она оказывалась возле кабинета директрисы, иногда подслушивала, о чем там говорят, но недолго. Задерживаться было опасно. Там ее и заметила миссис Кинкейд. Она очень удивилась, увидев Элли, тем более что делать ей там было совершенно нечего. Элли чувствовала, что именно из-за этого случая старая мымра теперь так подозрительно щурится на нее.

В общем, страху девушка там натерпелась достаточно. Но хоть не напрасно страдала. Ей в конце концов повезло – проходя в сотый, наверное, раз мимо кабинета директрисы, Элли толкнула дверь, и она дрогнула. Девушка прошмыгнула внутрь.

Заветный ящик был закрыт, но отчаяние и безрассудство помогли Элли – трясущимися руками она поковыряла в замке заранее припасенным небольшим гвоздиком, и тот подался. Девушка осмотрела замок – видимых повреждений не осталось. По крайней мере она их не заметила.

Элли неподвижно постояла на крыльце с минуту, глубоко вздохнула и стала набирать номер.

Ей и теперь повезло, она попала на его голосовую почту, – с ним самим разговаривать пока не хотелось.

– Привет. Это Элли из Пансиона. Помнишь? Извини, что беспокою, но мне нужно сообщить тебе что-то очень важное. Не хочу доставлять тебе беспокойство, честное слово.

Но ты должен об этом знать. Позвони мне, пожалуйста. Хорошо? Спасибо, жду, – скороговоркой произнесла она текст, над составлением которого трудилась едва ли не всю предыдущую ночь.

Свой номер говорить не стала, поскольку знала – голосовая почта его определила автоматически. Девушка уже хотела закрыть телефон, но передумала и прибавила:

– Это действительно крайне важно.

«Ну вот и все. – Элли облегченно вздохнула. – Пусть теперь он подумает, что да как».

– Нет, я не виню их за то, что они мне не верят, – сказала Дайана Квентину. В дальнем конце прохода стояли Нат, Руппе и Стефания. Разговор между ними, по всей видимости, шел натянутый.

Руппе отчаянно жестикулировал, протестуя против вторжения незнакомцев в свои владения; Нат вежливо, но настойчиво говорил о необходимости обыска, не приводя, правда, никаких объяснений; Стефания недоуменно, не без некоторого раздражения смотрела на него. Она только что подошла и из сбивчивого объяснения Ната пока еще не очень понимала смысл произошедшего.

Дайана вздохнула.

– Если серьезно задуматься, то я и сама себе не верю.

Ее замечание нисколько не удивило Квентина. Сколь бы драматичными и загадочными ни были для нее встречи с представителями потустороннего мира, он хорошо понимал, что прежде Дайана должна преодолеть последствия врачебной «заботы» о ее психическом здоровье. А столь радикальные сдвиги в сознании даются нелегко и совершаются небыстро.

– Между тем, что случалось раньше, и сегодняшним опытом большая разница, – заметил он. – Сейчас ты все помнишь, верно?

– Если он на самом деле был, этот опыт. Мне это очень напоминает сон. Может быть, я действительно спала? Я же говорила тебе, что могу сделать во сне.

Квентин предпочел не спорить, а спросить:

– Ну а ты сама что думаешь – сон это был или не сон? Раньше ты здесь когда-нибудь бывала?

Она молчала.

– Ну так что, Дайана?

– Сны бывают разные. Мало ли что привидится. Вроде снится что-то знакомое, а на самом деле впервые видишь.

– Ты видела тени?

Дайана удивленно посмотрела на Квентина:

– Что?

– Я спросил про тени. Видела ты их? – повторил Квентин спокойным ровным голосом, пристально глядя девушке в глаза. – В нашем мире есть свет, есть и тени. Даже в темноте. Там тени – это совсем черные пятна. У них есть размер, глубина. Все это свойства нашего мира, по которым мы определяем его материальность и реальность. Вот я и хочу узнать – когда ты шла сюда ночью, ты тени видела?

Дайана поглубже засунула руки в карманы легкой ветровки. Она никак не могла согреться. Солнце почти взошло, ветер потеплел, а она все продолжала мерзнуть. «Почему же мне так холодно?» – мелькнула у нее мысль.

А еще она никак не могла взять в толк, откуда Квентину известно, что в «сером времени» нет теней. Он не говорил ей, что тоже бывал в «сером времени». Во всяком случае, Дайана такого не припоминала. Она ему тоже раньше про тени ничего не говорила.

Квентин терпеливо ждал. Наконец Дайана, не слыша собственного голоса, ответила:

– Нет, не видела я там теней. Нет там ни размеров, ни темноты, ни света. Одна сплошная серая мгла.

– Кроме тебя и Ребекки, там никого не было?

– Наверное, я все-таки спала, – отрешенно проговорила Дайана.

– Дайана, все, о чем ты рассказываешь, действительно произошло с тобой. Посмотри: ты пришла сюда, ты была в реальности, но в иной, и вернулась в реальность, в нашу. – Не дожидаясь ответа, Квентин продолжал: – Ты бывала в «сером времени» неоднократно, но это не важно. Для меня сейчас самое главное – почему ты запомнила именно сегодняшний опыт?

– Потому что мой организм полностью освободился от лекарств. – Дайана ухмыльнулась и подумала, что лучше бы она не отвечала Квентину.

Квентин отреагировал на ее замечание вполне серьезно:

– Мысль здравая.

– Ничего тут здравого и в помине нет.

– Есть, Дайана, если признать, что ты обладаешь способностями медиума.

– Не только. Еще надо согласиться, что есть жизнь после смерти. Не забудь мне об этом рассказать. – Дайана хотела пошутить, но шутка получилась натянутой.

– Ну, жизнь после смерти давно уже ни у кого сомнений не вызывает, – невозмутимо ответил Квентин. – Верят во что-то и более странное.

– Хотела бы я в это поверить, – пробормотала Дайана.

Квентина подобная перспектива очень устроила бы. Он подумал, что тогда Дайана многое станет воспринимать быстрее и спокойнее. Он машинально стал потирать затылок, но как только заметил пристальный взгляд Дайаны, сразу опустил руку.

– Голова болит? – спросила она.

Он молча кивнул, не рискнув сказать, что отвратительное самочувствие является следствием бессонной ночи и наблюдения за коттеджем.

Девушка наморщила лоб.

– Дай мне твою правую руку.

Дайана повернула руку Квентина ладонью вверх и начала, слегка надавливая, кругами водить по центру большим пальцем.

– Так делал один из врачей. Он говорил, что это особая акупрессура[3], его собственная разработка. У меня самой частенько случалась головная боль, и он научил меня снимать ее таким образом.

Квентин собирался уже сказать Дайане, что в его случае никакая акупрессура, не говоря уже об иглоукалывании, не поможет, как вдруг почувствовал, что боль в голове стихает. Вскоре перестало резать глаза, а уши начали слышать так же отчетливо, как и всегда.

Он ощутил прикосновение руки Дайаны, а затем непроизвольно сконцентрировался на ее пальцах.

– Тот врач считал, что такими движениями открываются перекрытые энергетические каналы, – пояснила Дайана не совсем уверенным голосом. – Хотя я не верю, что это он изобрел. Наверняка из какой-нибудь древней книги взял.

– Здорово, – сказал Квентин.

– Как чувствуешь себя? Лучше?

– Намного. Боль прошла.

– Вот и хорошо. – Дайана недоверчиво посмотрела на него, но убедившись, что Квентин не обманывает ее, отпустила его кисть и снова засунула руки в карманы ветровки. – Я очень рада, что тебе помогло.

Даже теперь, когда девушка не касалась его пальцев, Квентин все равно чувствовал, будто она продолжает сжимать его руку. Словно Дайана отдала ему часть своей энергии ради того, чтобы исцелить. Чувство было таким сильным, что Квентину показалось, что он видит ее энергетический поток.

Он вдруг подумал, что Дайана, кроме экстрасенсорных способностей, может обладать еще и даром исцеления. Эта мысль ошеломила его. Медиум, да еще и целитель в одном лице – такое среди экстрасенсов встречается крайне редко.

Сестра Миранды, Бонни, была сильным медиумом и изумительным целителем, но в отделе ее считали исключением. Бишоп утверждал, что теоретически мозг, способный улавливать специфическую энергетику, связанную со смертью и загробным миром, одновременно должен быть также настроен на восприятие и передачу жизненной энергии. Иначе говоря, он должен уметь лечить.

– Ты чего на меня так уставился? – спросила Дайана.

Квентину очень хотелось поделиться с Дайаной своей догадкой, сообщить ей, что она не только медиум, но и замечательный целитель... однако, поразмыслив здраво, он решил, что сейчас говорить об этом преждевременно. «Пусть сначала попривыкнет к своим способностям медиума. Дополнительная информация может ошеломить ее и подорвать зарождающуюся веру». Поэтому он решил свести это к шутке:

– Теперь я знаю, к кому пойду в следующий раз, когда у меня будет болеть голова. Спасибо, Дайана.

– Всегда пожалуйста, – ответила она.

Квентина интересовало, о чем в тот момент думает девушка. Он машинально сконцентрировался, заблокировал все остальные чувства и удивился той легкости, с которой он это проделал.

Квентин вдруг гораздо сильнее, чем в то утро на башне обозрения, почувствовал запах духов Дайаны, а блеск ее волос и искорки в глазах стали как будто ярче. Внезапно он ощутил на щеке ее дыхание.

– Ты замерзла, – произнес он.

Дайана кинула на него быстрый взгляд, чуть помолчала, затем торопливо проговорила:

– Это еще одна характеристика «серого времени». Там всегда холодно.

– Значит, ты многое о нем помнишь.

Дайана кивнула:

– Главное, что оно... Нет, я в нем совсем другая. Мне там совсем не плохо. Я чувствую себя уверенно, все понимаю, перестаю мучиться сомнениями.

– В обоих мирах ты остаешься одной и той же, Дайана. Просто в этом мире тебе никогда прежде не разрешали разбираться и понимать. Тебе мешали лекарства.

– Но теперь-то их нет, – пробормотала она.

Квентин несомненно продолжил бы дискуссию, если бы не увидел, как Каллен Руппе, размахивая руками, с физиономией недовольной, если не сказать – злой, повернулся и направился к противоположному выходу. Нат и Стефания же направились к ним.

Квентин догадался, что Нат победил – лицо его выражало плохо скрываемую радость.

Стефании ничего не оставалось, как подчиниться его требованиям.

– Вы не представляете, какой скандал он мне устроит после работы. Он прямо-таки озверел, – проговорила она, подходя к Дайане и Квентину.

Дайана кивнула:

– Я вам сочувствую. Извините, что доставили вам такое беспокойство.

– Ничего, переживем, – ответила Стефания. – И не такое случалось. А его я смогу урезонить. Для всех нас, работающих в Пансионе, будет намного лучше, если мы станем сотрудничать с полицией, а не ставить ей палки в колеса.

Дайана неуверенно пожала плечами:

– Я даже и не знаю. Может быть, никакой связи тут нет... В смысле, я ничего не могу доказать. Но я уверена, что мы ищем нечто связанное с убийствами... Хотя вряд ли мы что-нибудь найдем. Не знаю. Я просто верю. – Она смущенно посмотрела на Квентина. – Ты чего стоишь и молчишь как пень? Скажи им...

– Добро пожаловать в наш мир. – На губах Квентина мелькнула мягкая улыбка.

Стефания с любопытством разглядывала странную парочку.

– Судя потому, что мне рассказал Нат, ваша уверенность основывается на неких психических способностях?

Квентин удивленно посмотрел на лейтенанта. Тот откашлялся и сухо произнес:

– А что еще я мог сказать мисс Бойд? Не скажи я ей правды, она бы не разрешила проводить обыск.

– Все правильно. Лучше сказать правду, – согласился Квентин. – Какой бы загадочной она ни показалась.

– Я нахожу ее именно загадочной, – подтвердила Стефания. – Но и детский скелет в саду тоже обнаружился загадочно. А когда я вижу несколько такого рода событий, то начинаю искать между ними связь.

– Вы очень правильно мыслите, – улыбнулся Квентин.

– Тогда давайте приступим. Я, директор Пансиона, официально разрешаю вам проводить в комнате обыск. Можете вскрывать потолок, стены, пол – только действуйте, пожалуйста, аккуратно.

– Благодарю вас, мисс Бойд, большего нам и не нужно, – проговорил Квентин.

– Можете называть меня Стефания. А благодарить меня не нужно. Инструменты найдете вон в том ящике, – ткнула она пальцем в угол комнаты. – Да, кстати. Я также разрешаю вам, агент Хейз, знакомиться с любыми нашими документами, которые вам потребуются для расследования.

Квентин собирался было уже разразиться очередной высокопарной тирадой, как Дайана вдруг перебила его:

– А чердак можно осмотреть?

Стефания с интересом взглянула на Дайану и, немного помолчав, пожала плечами:

– Не думаю, что вы там найдете что-то полезное для себя. Насколько мне известно, там свалены старые вещи, порванные картины, сломанная мебель, кое-что из забытого нашими гостями... Да нет проблем. Смотрите и там, если хотите. Единственное, о чем я вас попрошу, – это без моего разрешения ничего не уносить ни отсюда, ни из подвала, ни с чердака.

– Ну разумеется, – кивнул Квентин.

– В таком случае желаю вам приятного времяпровождения. Я вас покидаю, иду в свой кабинет, в главный корпус. Загляну попозже. Искренне надеюсь, что вы не найдете здесь ничего из того, что бы вас всерьез заинтересовало. – Директор улыбнулась.

Нат глянул на часы:

– Итак, у нас есть два часа. Потом сюда за упряжью и экипировкой начнут приходить отдыхающие. Так я вас понимаю?

– Совершенно верно, – ответила Стефания. – Каллену я приказала вас не беспокоить; он будет работать в других конюшнях. На вашем месте я бы поторопилась. – Она махнула им рукой и направилась к выходу.

– Давайте начинать, – сказал Нат. – Квентин, полагаю, нам лучше вести поиски одним?

– Да. Твоих людей вызовем, только когда что-нибудь обнаружим.

– Странно. Почему ты думаешь, что мы что-нибудь найдем? – пробормотала Дайана.

– Потому что я это знаю, – ответил Квентин и вдруг почувствовал в себе сильную уверенность. С этой минуты он уже нисколько не сомневался в том, что в старом здании кроется какая-то тайна. Но теперь это был не тоненький внутренний голосок, а громкое эхо мрачного предзнаменования, услышанного им десятилетия назад.

«Оно идет».

Квентин пока не имел представления о том, что такое это «оно». Известно ему было лишь то, что он ощутил его присутствие в далеком детстве, тяжелым душным летом. Пять лет назад то же самое почувствовал здесь Бишоп. А теперь его чуть коснулась Дайана.

Что-то древнее, жестокое, холодное. Зло.

Теперь оно приближалось, и он начинал его слышать.

Хотя Нат Макдэниэл и настаивал на проведении обыска, уговаривая Стефанию, он делал это скорее из уважения к Квентину. В то, что они найдут какую-нибудь связь с таинственным исчезновением детей в Пансионе, он не верил. Ну или не очень верил. Сейчас, когда их поиски начались, он стал подумывать о том, как он будет выглядеть в глазах своих коллег. Но по иронии судьбы именно ему-то и выпало кое-что найти.

Сначала они обыскали саму комнату. Много времени это не заняло – она была маленькая, все в ней стояло на виду. Как Нат и ожидал, ничего стоящего они не обнаружили. Затем Квентин и Нат стали простукивать рукоятками отверток обитые дранкой и оштукатуренные стены, выискивая полости, – начали с одного места и пошли в противоположные стороны комнаты.

– Что мы тут ищем? – раздраженно проговорил Нат, с трудом дотягиваясь до самой верхней полки. – Думаешь, он там запасные седла прячет?

– Не знаю, – хмуро ответил Квентин, продолжая работать отверткой.

– В конюшне всего десяток лошадей, а я еще ни разу не видел, чтобы на них надевали по два седла сразу. То есть седел здесь должно быть не более тридцати.

– С годами ненужные вещи накапливаются, – сказала Дайана. – Лошади вырастают, седла становятся малы. К тому же, наверное, для разных целей используются и разные седла: для прогулок – одни, для скачек – другие. Женские и мужские седла тоже отличаются друг от друга. Седла стираются, заменяются новыми. Это, собственно говоря, кладовка, а в любой кладовке всякой рухляди всегда полно.

– А ты откуда все это знаешь? Не думаю, чтобы ты в скачках участвовала, – попробовал пошутить Квентин.

– Просто размышляю, – спокойно ответила девушка.

Квентин с интересом посмотрел на нее. Дайана стояла в центре комнаты, лениво разглядывая седла, подносы с подковами, хлысты и уздечки. На первый взгляд казалось, что ей здесь скучно, что поиски ее нисколько не волнуют и она пребывает в полудреме.

Но Квентин так не думал: он знал это состояние и много раз наблюдал, как экстрасенс вдруг впадал в задумчивость и взгляд его словно стекленел. Это напоминает медитативное ожидание – экстрасенс полубессознательно отключает пять основных чувств, мобилизует паранормальные и вслушивается в них.

Квентин догадывался, что Дайане нужно сосредоточиться, для чего требуется помощь со стороны – ведь она не имела соответствующей подготовки. Но он не знал, как девушка отреагирует на его голос; не исключено, что он отвлечет ее. Квентин мысленно бросил монетку.

– Дайана, – тихо позвал он.

– Угу, – промычала она.

– Что ты слышишь?

– Воду. Вода капает.

– Где?

– Прямо под нами.

Прежде чем Квентин задал ей очередной вопрос, минутную тишину нарушило восклицание Ната:

– Черт подери, точно!

Квентин резко обернулся и увидел, что лейтенант принялся отодвигать от стены массивную полку – видимо, для того, чтобы обеспечить себе более удобный доступ к стене. Однако, сместив одну сторону полки примерно на метр, Нат уставился в пол.

– Что там? – спросил Квентин.

– Либо я рехнулся, либо здесь есть потайная дверь.

– Ты не шутишь?

– Смотри сам. – Нат присел на корточки, провел пальцем по свежей трещине, непонятно как появившейся в массивной на вид доске. – Вот. Видишь? Ее край скрывается за основанием полки. Уверен – как только мы отодвинем всю полку, то увидим и петли.

Полка состояла из двух ярусов, заваленных потертыми седлами и пропахшими лошадиным потом попонами под толстым слоем паутины. Было совершенно очевидно, что здесь их никто не трогал годами. Скорее даже к этой полке никто все это время вообще не подходил.

Дайана подошла поближе и молча смотрела, как Квентин и Нат сдвигают полку. Медленно, осторожно.

Они увидели не только тяжелые петли, скрывавшиеся за толстой доской полки, но и всю потайную дверь. Ручки на двери не было. Квентин вбил широкую отвертку в щель, вполне заметную на стороне, противоположной петлям, подцепил дверь. Подалась она необычайно легко.

В земле под дверью была яма с рваными краями, достаточно широкая, чтобы в нее мог пролезть такой крупный мужчина, как Нат. От края ямы вниз, в черноту, спускалась массивная металлическая лестница, привинченная к выступающему у самого верха куску гранита. Как только они открыли дверь настежь, снизу потянуло холодом, гнилью и сыростью.

– Вода, – снова проговорила Дайана. – Вода капает.

Глава 10

– Понятия не имею, что происходит, – говорила Стефании миссис Кинкейд, – но только помяните мое слово – эта девица что-то задумала, мисс Бойд.

Стефания подняла чашку, сделала пару глотков крепкого кофе. Сейчас ей больше всего хотелось уйти к себе и заснуть. Утренние часы она не любила. Сегодняшнее утро оказалось еще даже хуже, чем обычно.

– Ну и что я, по-вашему, должна делать, миссис Кинкейд? – спросила она, стараясь сдержать раздражение. Стефания через силу улыбнулась и одарила старшую горничную ласковым взглядом. – Элли Уикс не сделала ничего предосудительного. Во всяком случае, пока.

– Я понимаю, мисс Бойд, – проскрипела Кинкейд. – Но как управительница Пансиона я обязана предупреждать вас о подозрительном поведении прислуги. Что я и делаю.

Стефания хотела спросить, что такого подозрительного старая вешалка нашла в поведении горничной, но раздумала, решив не портить себе утро окончательно. Вместо этого она снова мило улыбнулась и произнесла самым дружелюбным тоном:

– Благодарю вас, миссис Кинкейд, за информацию. Приму ее к сведению. Надеюсь, вы и впредь будете сообщать мне обо всем, что вам покажется странным.

– Конечно, мисс Бойд.

– Ну вот и замечательно, – кивнула Стефания. – Да, и вот еще что. Я разрешила полицейским осмотреть чердак и ознакомиться со старой документацией, той, что свалена в коробках в подвале. Так что можете не удивляться, если увидите там агента Хейза.

– А зачем им понадобился чердак?

– Вас это как-то беспокоит?

– Нет, но что они хотят там найти?

– Вы правы, меня это тоже не беспокоит, – сказала Стефания с очаровательной улыбкой. – Напоминаю вам – полиция расследует убийство ребенка. Произошло оно на территории Пансиона. В наших интересах не мешать им.

– Конечно, конечно, – залепетала миссис Кинкейд, сохраняя хмурое выражение лица. – Просто в подвале и на чердаке довольно грязно, они не проветриваются и не убираются должным образом.

«Странно, – размышляла Стефания, – как же стойко эти люди защищают свои владения. Сначала Каллен Руппе негодовал, не подпускал полицию к своей клетушке, теперь вот эта мымра затряслась. Боится потерять репутацию из-за пыли и грязи в подвале и на чердаке?»

– Не волнуйтесь, миссис Кинкейд, полиция не предъявит вам никаких претензий, даже если где-то наткнется на мусор. Они люди понимающие.

– Надеюсь, мисс Бойд. – Управительница поднялась и направилась к двери, но вдруг остановилась, обернулась и, посмотрев на Стефанию, сказала то, что любила повторять в редкие минуты болтливости и ностальгии: – Я все понимаю. Ведь я работаю здесь дольше всех. Когда-то здесь управительницей служила и моя мать.

Стефания это услышала впервые.

– Вот как? – удивилась она. – Простите, я не знала.

Миссис Кинкейд кивнула:

– А этот агент Хейз когда-то отдыхал у нас, еще ребенком. Двадцать пять лет назад. Но я хорошо его помню.

Стефания снова удивилась, зная, что управительница, как правило, не общается с постояльцами.

– Прошло столько времени, а вы его хорошо помните?

На лице миссис Кинкейд изобразилось некое подобие улыбки.

– Запомнила потому, что в тот год лето было очень плохое. Кроме того, у меня хорошая память. Да и как можно забыть, если тогда в Пансионе убили маленькую девочку. Убийцу полиция так и не нашла. – Она помолчала, затем прибавила: – Хейз дружил с ней. Поговаривали, что он последним видел ее живой. Не считая убийцы, конечно. Бедняжка Мисси, как мне ее жалко.

Стефания не знала, что и сказать. Миссис Кинкейд вернулась к теме, которая и привела ее в кабинет директрисы:

– Так что не переживайте, мисс Бойд, я пригляжу за Элли.

– Да-да, естественно, – ответила Стефания. Говорить управительнице, что предложение следить за сотрудницами исходит не от нее, а от самой миссис Кинкейд, она не стала.

Явно довольная, управительница покинула кабинет, мягко прикрыв за собой дверь.

Стефания вздохнула, допила кофе и встала, намереваясь отправиться на конюшню поинтересоваться, как идут поиски возможных улик.

Она понимала, что ей необходимо пойти туда.

Ее подталкивали нехорошие предчувствия.

Нат наотрез отказался разрешить Квентину лезть вниз.

– Пока не приедут мои ребята, никто на лестницу не ступит, – категорически заявил он. – И я тоже не полезу вниз, мне моя голова еще дорога. Подождем.

Дайана не без оснований предполагала, что Квентин хотя и согласился с Натом, но неожиданным приостановлением работ сильно недоволен. В оценке его отношения она полагалась на собственную интуицию.

Сама она лезть вниз не хотела.

Правда, ни Нат, ни Квентин ее об этом не просили. Да она и знала, что не попросят. В то же время девушка понимала, что, как и Квентин, должна увидеть находящееся внизу. Иначе говоря, независимо от желания лезть по страшной лестнице в жуткую темноту ей все-таки придется.

Дайану передернуло от страха и холода. Она еще сильнее засунула руки в карманы куртки. «Что же это за проклятый озноб такой?»

Нат посмотрел на часы.

– Мои люди будут здесь не раньше чем через полчаса – время есть. Отправляйтесь завтракать, а я останусь здесь.

– Ты тоже не завтракал, – сказал Квентин.

– Точно. – Нат усмехнулся. – Скажите кому-нибудь, пусть принесут мне сюда пару бутербродов и горячего кофе побольше.

В дверях показалась Стефания.

– Я пришлю сюда одну из горничных, – сказала она и немного помолчав, спросила с ноткой сомнения в голосе: – Ну как? Нашли что-нибудь?

Квентин взял Дайану за руку и вывел в проход, пропуская Стефанию в тесную комнатушку.

– Нашли даже больше того, что предполагали, – бросил он, проходя мимо директрисы. – Нат, – он обернулся, – учти: если ты попытаешься полезть туда один...

– Не волнуйся, я еще не совсем спятил, – усмехнулся лейтенант. – Идите завтракать, не тяните время.

– Лестница? – Брови Стефании взлетели вверх. – Откуда она здесь?

Дайана застенчиво улыбнулась.

– Пойдем, пойдем, – поторопил Квентин, и они зашагали по проходу между стойлами. Отойдя на порядочное расстояние от комнаты, Дайана вдруг сказала:

– Странно. Мне почему-то кажется, что она может туда полезть.

– Ты серьезно? – тихо спросил Квентин.

– Не знаю. – Дайана пожала плечами.

– Значит, ты что-то чувствуешь? – Квентин насторожился.

Дайана громко вздохнула, медленно высвободила руку из его ладони, чуть отстранилась.

– Квентин, эта черная дыра в земле выглядит очень непривлекательно. Моя интуиция никогда меня не обманывает.

Он не стал говорить, что именно благодаря Дайане и обнаружили потайной ход, заметил только:

– Не беспокойся. Ты бы чувствовала себя много хуже, если бы мы ничего не нашли.

Эти слова явно удивили Дайану, и она бросила на Квентина быстрый взгляд.

– Так что можешь продолжать обманывать себя бессмысленными уверениями, что все это – лишь твое воображение, – не удержался Квентин.

Дайана не нашла что ему возразить, поэтому предпочла сменить тему:

– Подумаешь, яма и яма. Мало ли кто ее выкопал и зачем. Мы еще не знаем, какое отношение она имеет к убийству детей. И имеет ли вообще.

– Не знаем, – согласился Квентин.

– Ты говорил, что годами исследовал это место. Как же ты мог пропустить эту комнату?

– К сожалению, Дайана, я не обследовал Пансион. Я знаком с его территорией, потому что отдыхал здесь ребенком. Двадцать пять лет назад, если ты еще помнишь. И в подсобку к Руппе я никогда не заходил. И знаешь, моя интуиция мне подсказывает, что мы нашли кое-что подревнее конюшни.

– Ты говоришь о потайной двери? Или о яме?

– Обо всем. Зданию, думаю, лет сто или около того. Его можно увидеть на почтовых открытках с видами Пансиона, которые продаются в Лежэ на каждом шагу. Начало всех здешних построек датируется тысяча девятьсот вторым годом.

– Ты хочешь сказать, что тогда же была выкопана и эта яма?

– Вероятно, при постройке конюшен. Позже, уже с возведенным зданием, выкопать такую крайне сложно. Здесь же ужасная почва – повсюду торчат куски гранита. Хотя не исключено, что и какое-то естественное отверстие было. Потом его расширили – копали, взрывали, где нельзя было взять землю лопатой. Когда-то на этом месте мог быть, например, колодец, который потом либо высох, либо из него ушла вода. По размеру, кстати, очень подходит.

– Ну а лестница там зачем?

– Да, мне ни разу не доводилось видеть лестниц в колодцах, даже в очень старых. Похоже, яма использовалась для каких-то других целей.

– Иначе говоря, мы найдем внизу не только воду.

– Скорее всего, так.

Дайана замедлила шаг.

– Ты обратил внимание, что петли на двери не скрипят?

– Совершенно верно. Они явно старые, но ржавчины на них нет. Значит, кто-то их смазывает.

– Потайная дверь... хорошо замаскированная...

– Но при желании в нее легко войти. Нужно только отодвинуть полку, – продолжил ее мысль Квентин.

– Но зачем? – спросила Дайана. Она сама не заметила, как повысила голос.

– Я не могу даже предположить, что там.

– А вы ничего о ней не знали? Ну, когда детьми играли в Пансионе? – Она бросила на Квентина хмурый взгляд.

– Нет. Я бы не забыл.

Дайана немного помолчала. Они шли по тропинке к центральному корпусу Пансиона. Было еще очень рано, на территории суетились только самые ранние пташки: садовники, уборщики, в бассейне плескались заядлые купальщики. С теннисного корта доносились удары мяча о тренировочную стенку. Мимо пробежал трусцой какой-то отдыхающий, погруженный в заботу о здоровье. Квентин поднял глаза и увидел на ближайшей горе фигурки альпинистов. К ним по тоненькой как нитка тропе шли еще несколько человек – неугомонных любителей гор.

Для большинства постояльцев это было очередным утром отдыха, расписанным и подчиненным давно привычному нормальному ритуалу.

Дайана задумалась о нормальности, о том, как она выглядит и что собой представляет.

Они взошли на веранду, поискали глазами свой излюбленный столик. Занятых было всего два. За одним сидела молодая пара, за другим – маленькая девочка, которую Дайана сразу же узнала, поскольку видела ее... «Когда? Сегодня? Или вчера утром?»

Дайана смутилась. Ей казалось, что с того момента, когда она увидела Квентина на башне обозрения и смотрела вниз, на лужайку, где стояла эта самая девочка со своим щенком, прошло несколько недель.

Щенок дремал на коленях девочки. Поймав взгляд Дайаны, она улыбнулась, опустила руку и погладила своего любимца.

– Рановато поднялась, – проговорила Дайана.

– Как и вчера, – улыбнулся Квентин.

Он кивнул в сторону того самого столика, за которым они сидели позавчера, и направился к нему.

– Пока я видел здесь только двоих детей, – заговорил Квентин, устраиваясь за столом. – Эту девочку и еще одного мальчугана. Подростки здесь останавливаются, но ненадолго. Одни приезжают, другие уезжают. То есть я прав – здесь принимают не только семьи.

Подошла официантка, поздоровалась, поставила перед ними кофейник. Квентин и Дайана заказали завтрак, не обременяя себя изучением меню.

Дайана обхватила ладонями чашку с горячим кофе, стараясь унять озноб, причину которого она так и не могла определить. Воздух теплел, солнце начинало припекать, а девушка так и не согрелась. Легкий ветерок доносил до нее аромат цветов, смешанный с пряным запахом жареного бекона.

Прошло уже два часа с тех пор, как она вышла из «серого времени». «Почему мне все еще так холодно?»

– Дайана, – позвал ее Квентин.

Она неохотно подняла голову, встретилась с ним взглядом.

– Тебя что-то беспокоит?

Девушка попыталась рассмеяться, смех получился неестественным и тихим. Словно смеялась не она.

– Ну хорошо, – улыбнулся Квентин. – Можешь не отвечать.

Пока он обдумывал, в какую еще форму ему облечь свой вопрос, Дайана заговорила о другом:

– Ты сказал, что не помнишь, находил ли кто из вас тем летом потайную дверь.

– Да, правильно. Не помню.

– Странно... Я предполагала, что ты хорошо помнишь те дни. Убийство Мисси сильно подействовало на тебя. По идее ты должен бы запомнить все детали своего пребывания здесь.

Квентин посмотрел в чашку, снова нахмурился.

– Предположение верное. Я и сам этому удивляюсь. Какие-то события отпечатались в памяти накрепко, как фотографии. Я вижу на них самые мелкие штрихи. Другое почти стерлось... – Он пожал плечами. – Есть некоторые пробелы, и почему они возникли, я объяснить не могу. Что-то размыто.

– Может быть, это вызвано шоком от потери Мисси? – предположила Дайана.

– Возможно, – неуверенно ответил Квентин.

– Двадцать пять лет назад ты был еще мальчишкой.

– И тем не менее я должен был запомнить намного больше, – проговорил он. – Под гипнозом я бы вспомнил что-то еще, только это невозможно.

– Ты не поддаешься гипнозу?

– Нет. И ты, кстати, тоже. – Квентин отпил кофе. – Подавляющее большинство экстрасенсов не поддаются гипнозу, и никто не знает почему.

– Как бы я хотела с такой же уверенностью сказать, что ты во всем ошибаешься, – осторожно произнесла Дайана и прибавила: – Относительно меня.

– Не понял?

– Все ты понимаешь.

– Хорошо. Да, понимаю. Понимаю, что иногда тебе тяжело меня слушать. Я это вижу. Но ты должна понять, что, отрицая у себя паранормальные способности, ты не споришь, ты проявляешь упрямство.

– Тебе так кажется?

– И даже больше, чем кажется.

– Извини, но чтобы свыкнуться с этой мыслью, мне нужно не двадцать пять часов, а чуть больше, – едко ответила она.

Квентин тихо рассмеялся:

– Намек понял. Буду ждать. Прости, я иногда проявляю излишнее нетерпение.

– Серьезно?

– Да, но теперь я постараюсь не надоедать тебе. И не забывать, что для тебя все это в новинку.

– А ты сам как воспринял свои способности? Легко?

Квентин поморщился.

– Без особых затруднений, – сказал он, немного помолчав. – Дело в другом. Осознание их нисколько не облегчило мою жизнь. Мой отец, инженер по образованию, органически не терпел всего того, что не мог объяснить с научной точки зрения. Он принимал только то, что можно взвесить, измерить и проанализировать. Наверное, и остался таким.

– И как он относится к твоей работе?

– Он был недоволен, когда я, получив диплом юриста, сказал, что решил работать в полиции. Мы иногда говорим по телефону, а это уже кое-что.

– А мать?

– Мать думает, что я умею ходить по воде аки по суху. – Квентин улыбнулся. – Я единственный сын, и она считает, что я все делаю правильно. Хотя... думаю, она и сейчас пугается, когда я ей машинально говорю по телефону, что предчувствовал ее звонок или получение отцом премиальных. Правда, сейчас о моей работе мы предпочитаем не говорить.

– Ты, должно быть, одинок.

– Отчасти – да, одинок, конечно. Ну, или был одиноким. Но когда я поступил на работу в спецподразделение, свыкся. Когда постоянно имеешь дело с паранормальными явлениями, многое, что другие считают исключением, для тебя становится правилом. Такой взгляд меняет жизнь. Многие из нас рассматривают совместную работу вполне достаточным средством от одиночества. Мы чувствуем друг друга.

Дайана охотно верила ему, поскольку и сама переживала нечто подобное.

– Твои родители знают, что ты работаешь в специальном подразделении ФБР?

– Да, но они не знают его специфики.

– Понятно... то есть они не догадываются, в чем, собственно, состоит твоя работа.

– Конечно. Твой отец тоже ни о чем не догадывается, если я правильно понимаю.

Дайане очень хотелось выказать негодование по поводу его навязчивой, вызывающей раздражение догадливости, она даже попробовала состроить недовольную мину, но попытка вышла жалкой. Пришлось удовлетвориться громким вздохом, который, как она надеялась, Квентин истолкует нужным образом. Для усиления воздействия девушка еще и отвернулась от собеседника.

В поле ее зрения попало несколько столиков. Дайана удивилась, что большинство их уже заняты.

Но действительно ли заняты?

Дама в годах и викторианском платье, та самая, которую Дайана заметила позавчера, сидела в одиночестве. Поймав устремленный на нее взгляд, она с улыбкой поприветствовала Дайану – чуть наклонила голову и приподняла чашку. За следующим столиком примостился какой-то мужчина с пышной бородой – судя по грубой одежде, мастеровой, но явно не из местных, не отдыхающий и не садовник или дворник – те одевались иначе. Он тоже смотрел на Дайану и, когда глаза ее остановились на нем, отрывисто, немного грубовато кивнул ей.

Дайана отвернулась от него, и перед ней появился еще один столик, занятый двумя мальчиками в очень странной одежде. Дайана не припоминала, чтобы когда-либо видела такую. Дети торжественно поклонились ей.

До ее отвлеченного сознания дошел неясный разговор – это Квентин беседовал с официанткой. Дайана продолжала рассматривать странно возникающих соседей. Вот совсем близко от нее расположилась за завтраком высокая худущая дама в старинном платье и переднике, какие очень давно носили медсестры. Она приподнялась, наклонилась в сторону Дайаны и зашептала:

– Помоги нам.

– Помогите нам, – откликнулись эхом детские голоса.

– Пора бы уж, – проворчал мастеровой.

– Дайана? – окликнул ее Квентин. Она вздрогнула, повернулась к нему. – Что?

Квентин указал взглядом на их столик, где уже накрыли завтрак.

– Да? Принесли? – удивилась Дайана. Она искоса посмотрела в ту сторону, где только что сидели представители иного мира, но ни их, ни столиков там уже не было. «Все правильно. Глюк», – подумала она. С одной стороны, ее так и подмывало рассказать Квентину обо всем, что она только что видела, но с другой – ее терзали сомнения и тревоги.

Дайана не могла сказать определенно – померещилось ей или нет. Кого она увидела? Призраков? Но тогда что они все от нее хотят? Каким образом она могла бы помочь им?

– Дайана, ты в порядке?

Девушка отпила кофе, стараясь подумать и постичь.

– Холодно очень, – пробормотала она. – Просто замерзла, вот и все.

– Поешь и сразу согреешься.

– Да... Да, может быть, – пролепетала Дайана. «Нужно бы все рассказать ему о видении. Уж он-то сумеет разумно объяснить, почему, прожив тут неделю, я вдруг начала сталкиваться с духами. Ладно, потом как-нибудь», – решила она про себя.

Прежде всего Нат стремился не будоражить назойливых газетчиков, для чего вызвал в Пансион двух самых надежных своих детективов, попросив их приехать не на полицейской, а на обычной машине. Стефании он объяснил, что детективы находятся на дежурстве, а кроме того, входят в группу расследования убийств в Пансионе. Поэтому появление Зика Прутта и Керри Шехан обошлось без ненужной помпы.

Оба они изумились, увидев потайную дверь и странную яму.

– Вот это да! – произнес Прутт, с восхищением разглядывая ее. – Кто же это так постарался?

Менее экспансивная Шехан отделалась сухим замечанием:

– Понятно. Значит, ты полагаешь, Нат, этот вход в преисподнюю поможет нам раскрыть здешние тайны, о которых постоянно твердит агент Хейз?

– Ты тоже так считаешь? – проговорил Нат, нимало не удивляясь ходу мысли подчиненной. Керри Шехан заслуженно считалась лучшим детективом отдела и не раз доказывала свое умение схватить самую суть, увидеть самые неуловимые связи и решить задачи, перед которыми другие бессильно опускали руки. Иногда Нату казалось, что в скучном тихом Лежэ она растрачивает свой талант по пустякам. Он был очень рад, что смог, наконец, предоставить ей возможность проявить себя по-настоящему, поломать голову, которая у нее, несомненно, была.

Зику Прутту необременительная служба и обычная рутина нравились. До пенсии ему оставалось недолго, дожить до нее он надеялся без особых забот и треволнений.

– Наша Керри дни и ночи изучает городские исторические хроники, все морги штата посетила, все редакции газет на ноги подняла. Все ищет – факты, легенды, сплетни... Услышав в трубке твой голос, бросилась к выходу так, что едва дверь участка на плечах не вынесла... даже кофе мне допить не дала, – бормотал он, разглядывая потайную дверь. – Хотя ты знаешь, Нат, после такого ко всем этим рассказам о пропавших людях нужно бы отнестись посерьезнее.

– Пока между ними и тем, что мы обнаружили, никакой связи нет, – сказал Нат.

– Как вы это нашли? – спросила Керри, разглядывая стеллажи со сдвинутыми в сторону седлами.

– Повезло, – ответил Нат, только сейчас заметив подошедших к двери комнаты Квентина и Дайану. Вслед за ними подошла и Стефания. Все трое они слышали ответ Ната, но комментировать его не стали.

– Я сообщила Каллену, что впредь до моего распоряжения все помещение закрыто для пользования. Он, конечно, мягко говоря, не в восторге. Простите, иногда конюхи будут приходить сюда за лошадьми, но это уже неизбежно. – Директриса заглянула за потайную дверь, нахмурилась. – Полагаете, что наткнулись вовсе не на заброшенный колодец или что-нибудь столь же безобидное?

– Увидим, – уклончиво ответил Нат. – Для начала нужно все убрать с полки и отодвинуть ее, освободить пространство. Иначе нам здесь просто не разместиться. – Он взял мощный фонарь, привезенный детективами, осветил потайную дверь, подошел к яме и принялся разглядывать ее.

Места было мало, никто не толкался, не заглядывал ему через плечо. Более того – все старались не дышать, ожидая его окончательного решения.

И оно не заставило себя долго ждать.

– Это точно не старый колодец. Зик, полку отодвигать все-таки придется. Давай-ка поднатужимся.

– Что ты там увидел? – спросил Квентин, отходя в сторону, чтобы не мешать.

– Небольшая шахта. Уходит вниз метров на шесть-семь. Затем поворачивает на запад, в сторону гор, – прохрипел Нат, красный от напряжения.

– Туннель? – спросила Стефания.

Сдвинув полку к противоположной стене, Нат ответил:

– Очень похоже. Только вот что я вспомнил. Раньше на месте Пансиона располагались шахты, нам об этом говорили в школе на уроках истории. Не думал я, что они есть здесь, в долине. Хотя, возможно, через такие под землю поступал воздух.

– И никто не заметил ее, когда строилась конюшня?

– Думаешь, знали? И навесили потайную дверь? – Нат взглянул на Стефанию. – Нужно посмотреть чертежи конюшни.

Директриса поморщилась.

– Думаешь, они строили конюшни по чертежам? Очень сомневаюсь.

Нат удивленно взглянул на нее:

– А я уверен в обратном.

– Ну, хорошо. – Стефания вздохнула. – Тогда их наверняка найдет агент Хейз среди старых бумаг.

– Можете называть меня Квентин, – отозвался он и, дождавшись ответного кивка, обратился к Нату: – Я, конечно, не специалист по шахтам, но мой отец, инженер, в свое время много мне рассказывал. Помнится, вентиляционные шахты отходят от основной вверх под углом. Разве не так?

– Да, когда они проделываются отдельно. Однако нередко шахтеры используют для вентиляции и старые шахты, и естественные полости, и даже старые колодцы. Так нам по крайней мере говорил учитель истории. Хобби у него такое было – выискивать старые шахты и штольни. Нам это казалось бессмысленным занятием.

– Некоторые со временем засыпались или разрушились сами, – заметила Стефания. – Другие наверняка использовались для каких-то нужд.

– Зик, и ты, Керри, стойте наверху. Не пускайте сюда никого. Квентин, ты готов? Бери фонарь, начинаем спускаться, – сказал Нат, оглядев вход в яму.

– Я тоже пойду с вами, – произнесла Дайана, не слыша собственного голоса. Она по-прежнему держала руки в карманах, но скорее по привычке – ей уже не было холодно. Во всяком случае, дрожать она перестала.

Нат чертыхнулся, вопросительно посмотрел на Квентина.

Тот взглянул на Дайану. Девушка отвернулась.

– Думаю, ей нужно отправиться с нами. Нам может потребоваться ее помощь.

– Я бы ни за что не полезла, хотя мне очень интересно узнать, что там находится. Ты смелая девушка, – сказала Стефания восхищенно и присела на край длинной скамейки. – Подожду вас здесь. Кстати, хочу предупредить – вся... ответственность за эти действия ложится исключительно на вас.

– Мы поняли, – ответил Квентин, взял фонарь, протянутый ему Пруттом, и подошел к лестнице, намереваясь последовать за Натом. – Ты уверена, что хочешь пойти с нами? – спросил он у Дайаны.

– Да, – коротко сказала она. Девушка, конечно же, очень хотела спуститься вниз, но решимость не заглушала ее страхов. Так до конца и не согревшись, Дайана подошла к лестнице, ухватилась за холодные поручни и вскоре исчезла в штольне вслед за Натом и Квентином.

В сопровождении семенящего за ней Анджело Мэдисон прошла через все сады. Девочка направлялась на конюшню, но вдруг передумала и свернула в английский сад.

– Все равно нас туда не пустят, – сообщила она своему любимцу. – Бекки сказала, что это здание закрыто на весь день. А то и больше. Так что успокойся, тебе не придется притворяться, будто ты не боишься лошадок.

Анджело поднял мордочку, пристально посмотрел на свою хозяйку и завилял хвостиком. Однако минуты через две, когда Мэдисон устремилась по тропинке к мелькнувшему вдали маленькому бельведеру, от его радости не осталось и следа.

Он тихонько скулил.

– Прекрати, Анджело, – недовольно произнесла девочка. – Нас ждет Бекки, поэтому мы туда и идем. Я тебе это уже говорила, не ной.

Щенок замолк, словно вслушиваясь в слова маленькой хозяйки, застыл на месте, затем, печально опустив уши, снова побежал по тропинке, нагоняя ее.

– Бекки мне нравится! Она очень забавная. И это она нас с тобой предупредила, что всем угрожает большая опасность.

Анджело пугливо жался к ногам Мэдисон, будто чувствовал чье-то приближение.

Девочка посмотрела вперед, заметила ожидающую их Бекки и прибавила шаг.

– Эй, привет! – закричала она подруге.

– Приветик, – сказала Бекки. – Позавтракали?

– Конечно. Чаем с блинчиками. Очень вкусно.

Бекки едва заметно кивнула, немного помолчала, затем грустно произнесла:

– Они нашли дверь.

– Но ты же говорила, что им нужно ее найти.

– Да, – кивнула она. – Только напрасно Дайана туда полезла. Наверное, я поторопилась, когда привела ее туда.

Глава 11

Достигнув дна вертикальной шахты, они обнаружили, что от нее действительно идет вбок туннель с грубыми стенками, прорытый, вероятно, наспех. Сначала он шел под небольшим углом, потом выравнивался и вел более или менее прямо по направлению к западу. Квентину, самому высокому из трех исследователей, приходилось пригибать голову. Туннель был еще и очень узким. Они двигались гуськом, освещая себе путь мощным фонарем. В его свете перед ними и по бокам возникали странные тени, отбрасываемые неровностями стен.

Кое-где каменный пол покрывала вода и слизь, поэтому приходилось выверять каждый шаг. Как и во всех подземных помещениях, долгое время остающихся без света и притока свежего воздуха, здесь пахло стоячей водой и старой прокисшей землей. Дайана чувствовала себя неуютно, поэтому замечание Квентина показалось ей странным.

– А воздух тут не такой уж и стоялый, – тихо произнес он. Приходилось соблюдать все меры предосторожности: люди почти сразу поняли, что старые земляные стены осыпаются даже от очень негромких звуков.

– Значит, недалеко есть другое отверстие, – заключил Нат.

– Должно быть, – подтвердил Квентин и, оглянувшись, посмотрел на Дайану. Как только они ступили на дно ямы, он сразу сжал ладонью остававшиеся холодными пальцы девушки. Этот холод его не удивил, скорее обеспокоил.

– Я в полном порядке, – прошептала Дайана, почувствовав его мысли.

Она шла за ним, отстав всего на полшага, поэтому, оборачиваясь, Квентин мог хорошо видеть ее лицо. В отблеске света, лившегося из фонаря, оно казалось мертвенно-бледным.

Тренированная интуиция помогала Квентину больше чувствовать, чем видеть. Он понимал, что Дайана, сознательно или нет, постепенно задействует свои экстрасенсорные способности. Он не исключал, что девушка уловила его мысли о ней.

«Наверное, уловила».

– Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Уверена, – ответила Дайана. Внезапно она напряглась и прошептала: – Слушай.

Квентин уловил этот звук не сразу, примерно через полминуты. Догадался, что где-то капает вода. Потом он услышал громкое бульканье, а вскоре, вполне явственно, послышался плеск.

Нат остановился.

– По-моему, поток расширяется, – начал он и внезапно замер на месте. Посветив фонарями, они увидели, что находятся напротив внушительных размеров пещеры.

Открытое пространство они ощутили все и сразу. Нат провел лучом по стенам, по потолку. Пещера оказалась диаметром примерно метров двадцать и высотой метров шесть, а то и больше. Они смогли рассмотреть три небольших отверстия в стене, очевидно, еще туннели, отходившие в разные стороны. В тот, что находился справа от них, втекал ручей, плеск которого они слышали. Начинался он в центре пещеры, выходя из-под земли, вился меж устилавшими пол камнями и исчезал в стене.

Пещера казалась естественной, а не вырытой людьми. Образовалась она наверняка тысячи лет назад, когда полноводный поток пробил себе путь в земле, со временем превратившийся в маленький ручеек.

– Как ты думаешь, далеко мы отошли от конюшни? – Нат повернулся к Квентину.

– Примерно метров на пятьдесят.

– Господи, да мы уже в горах. Ну, повезло нам. – Он усмехнулся. – Если за дело возьмется какой-нибудь головастый и оборотистый парень, у нас тут почище Кентукки будет, с их национальным подземным парком. Вот уж не думал, что и у нас есть что-нибудь подобное.

– Учителя истории нужно было внимательнее слушать, – беззлобно усмехнулся Квентин, обводя лучом стены пещеры.

– Вот это точно, – согласился Нат. – Слушай, а ведь тут золотое дно. Туристы охотно заплатят за такой аттракцион. Может быть, расскажем о пещере?

– Рассказать можно, но вот только в доходах от пещерного туризма я что-то сомневаюсь. Одно дело сразу показать пещеру, а другое – тащиться по подземельям, чтобы ее увидеть. Туристы любят комфорт, да и клаустрофобию еще никто не отменял. Это мы спокойно сюда дошли, но большинство людей в таких тесных помещениях сразу впадают в панику.

– Да, не учел, – признался Нат. – Ты знаешь, всю жизнь здесь прожил и ни разу о подземелье не слышал. Уверен, что и многие другие тоже.

– Они просто не хотели, чтобы ты услышал, – вдруг послышался голос Дайаны.

Мужчины резко обернулись. Квентин краем луча, чтобы не ослепить, осторожно осветил лицо девушки. В жутковатом мерцании, покрытое странной формы тенями оно показалось ему на удивление незнакомым.

В первую минуту он подумал, что она что-то пристально разглядывает.

– Дайана, – тихонько позвал Квентин.

– Они помалкивали, – продолжала Дайана сдавленным, чужим голосом. – Потому что так было нужно. К тому времени уже построили Пансион, вложили уйму денег, и бросать его никто не собирался. После первых убийств, когда они поняли, кто тут обитает и чем питается, они еще крепче сомкнули рты. Они делали деньги, получая прибыль. Люди решили расправиться с ним сами.

– И что они сделали? – полушепотом спросил Квентин.

– Они поймали его, привели сюда и заперли здесь. Бросили умирать от голода и одиночества.

– Кого «его»? – осторожно, чуть дрожащим голосом проговорил Нат. – Дайана, ты о ком?

Девушка чуть наклонила голову вбок, словно прислушиваясь к чему-то:

– В нем жило само зло. Он выглядел как мужчина, ходил и говорил как мужчина, но он не был им. В нем жило то, что питается ужасом и не имеет души.

Квентин крепче сжал ее пальцы, опасаясь, что если вдруг выпустит их, то потеряет Дайану, часть которой определенно находилась в ином мире. С действительностью ее связывало сейчас одно лишь его прикосновение.

Как бы ему ни хотелось вытянуть Дайану оттуда, чутье подсказывало, что время для этого еще не пришло. Ей нужно было увидеть все, чтобы рассказать им. И Квентин приготовился слушать дальше.

«Оно идет».

Тогда он не обратил внимания на предупреждение Мисси.

– Они думали, что он – животное, потому и ловили его так же, – бормотала Дайана. – Они даже не понимали, на что он способен. Не имели представления о том, что ярость удваивает его силы. Откуда они могли знать, что смерть не остановит его? Они разрушили его плоть и тем самым выпустили наружу зло.

– Кто «они», Дайана? – спросил Квентин.

Девушка посмотрела на него так, словно видела впервые в жизни. Ее полузакрытые глаза походили на тоненькие щелочки.

– Они создали Пансион. Всего несколько человек, очень богатых. Они не хотели, чтобы здесь жила мрачная тайна, но так вышло независимо от их желания. Они живьем закопали убийцу и поклялись никому не говорить об этом. – Несколько минут она молча смотрела на Квентина. – Но некоторые из живущих здесь, в Лежэ, все узнали. Начались пересуды, шептания – словечко там, словечко здесь... Прошли годы, десятилетия. История эта обросла легендами, предрассудками. Уже мало кто помнит, что на самом деле здесь случилось, кто когда-то блуждал в горах и затем был похоронен заживо.

Дайана внезапно замолчала и вошла в пещеру. Двигалась она с уверенностью человека, бывавшего здесь и знавшего, куда нужно идти.

– Что за чертовщина? – проговорил Нат.

– Сейчас увидим, – сказал Квентин. Шагая рядом с Дайаной, он не отпускал ее руку.

– Слушай, у меня волосы дыбом встали. – Нат поежился и, положив левую руку на кобуру, принялся нащупывать рукоять револьвера.

Квентин хорошо понимал ощущения лейтенанта. Во всех действиях Дайаны, в ее внешности и вкрадчивом голосе, которым она монотонно, как о чем-то само собой разумеющемся, рассказывала о событиях мрачной истории Пансиона, было нечто зловещее, невыразимо жуткое. Неудивительно, что у Ната, человека неподготовленного, от всего этого могли мурашки по спине забегать. Особенно угнетающе действовал голос девушки – неестественно мягкий и чистый, почти... детский.

Когда Квентин наконец понял, что все услышанное поведала им совсем не Дайана, он и сам испугался.

И вдруг он вспомнил этот голос, что-то отозвалось на знакомые, давно забытые нотки, словно зазвенели падающие льдинки, сковывавшие сердце.

Прежде чем Квентин пришел в себя и попытался вывести Дайану из транса, она повела их в один из отходивших от пещеры туннелей, в самый дальний. Он оказался коротким, не более полутора метров, после чего они вступили в другую пещеру, намного меньше первой.

Прежде чем они успели осмотреть ее в лучах фонарей, в ноздри ударил сильный запах. Квентин моментально узнал его. Это был запах тлена, засохшей крови и полусгнивших костей.

Кошмарный аромат смерти.

– Господи помилуй! – вырвалось у Ната.

– Да. Кое-кто из них исчезал здесь, – кивнула Дайана, продолжая говорить все тем же детским голоском. Правда, сейчас он звучал не звонко, как тихий колокольчик, а печально и задумчиво. – Они умирали там же, где умер он.

Квентин повел фонарем, пытаясь осветить лицо Дайаны. Внезапно луч его скользнул по полу, выхватив во мраке улыбающийся человеческий череп, лежащий поверх груды костей.

С бельведера Мэдисон было хорошо видно, как высокий светловолосый мужчина вывел под руку Дайану и они медленно пошли от конюшни в сторону главного корпуса.

– Она в порядке? – спросила она подругу.

– Не знаю, – ответила Бекки, пожав худенькими плечиками. – Хотелось бы надеяться, что с ней все нормально...

– Оно убьет ее?

– Нет, нет, она нужна ему точно так же, как и нам. Но оно не знает, кто Дайана на самом деле. Мы должны дать ей понять, что она может помочь нам, прежде чем оно спохватится и начнет мешать. Вот почему Мисси считала, что это самый лучший вариант.

– Какой вариант? – недоумевала Мэдисон.

– Поговорить с Дайаной.

– Как это? – спросила Мэдисон задумчиво.

– Ну, ты же знаешь, что Дайана видит нас. Она умеет открывать дверь, через которую мы входим в этот мир. Еще она может входить в «серое время». Если кто-нибудь из нас захочет поговорить с кем-то в мире живых, она становится нашим голосом. Но самое главное – Дайана способна переходить к нам. Совсем, полностью.

– Ты хочешь сказать...

– Да, находиться в мире мертвых.

– И оставаться живой?

Бекки кивнула:

– Это очень-очень опасно. Особенно теперь, когда она еще не понимает, что умеет делать. Дайана может сбиться с пути и тогда останется в нашем мире или в «сером времени», между нами и вами.

– И что тогда случится?

– Тогда она станет такой же, как мы. Одной из нас. Умрет... ну или как бы умрет.

Мэдисон снова поежилась и подумала, что ей нужно было надеть кофточку, ту, красивенькую, с цветочками на кармашках.

– Значит, ей не нужно этого делать. Нельзя ей совсем к вам переходить. А вы ее предупредите, скажите, чтобы была осторожнее.

– Да, ты права, конечно, но... Дело в том, что как только Дайана узнает все о Мисси и поймет, она скорее всего попытается перейти к нам. Возможно, так ей и предначертано...

– Возможно?

– Ну, я точно-то не знаю. – Бекки замялась. – Может быть, так нужно. Чтобы она сразилась. Увидеть его так, как никто прежде не видел, и уничтожить раз и навсегда.

– Так вот оно где скрывается. На другой стороне. Бекки, а ведь ты мне не говорила, что оно живет среди мертвых. Значит, оно умерло?

– Только часть его. А другая часть жива. С ней и нужно бороться. Но люди ее не видят. Мы долго ждали, и наконец-то сила на нашей стороне, так что кто-то должен сразиться с ним. Но этот кто-то должен уметь открывать дверь.

– Дайана?

– Да, Дайана. Если сможет. Но только он должен помочь ей.

– Я вызвал судмедэкспертов-антропологов, – сообщил Нат. – Одному Богу известно, сколько здесь пролежали эти кости. Будем выяснять. – Он поднял голову и посмотрел на Стефанию.

– Не знаете, сколько там еще пещер и туннелей? – спросила директор. Она пододвинула ему чашку с кофе, стала наливать себе.

Нат слегка удивился, заметив, что руки у Стефании не дрожат.

«Умеет держать себя дамочка», – подумал он и ответил:

– Представления не имею. Когда Дайана потеряла сознание, мы думали только о том, как бы побыстрее вывести ее оттуда. Я, правда, успел посветить в два туннеля. Мне показалось, что за ними идут другие, пошире. Детально обследовать подземелья будем позже. – Он покачал головой. – Хотя, если честно, лично мне снова туда лезть не хочется.

– Охотно вас понимаю, – тихо проговорила Стефания.

Нат вздохнул.

– Полагаю, что полицейским там вообще нечего делать. Я недавно звонил Квентину; он сказал, что у них в ФБР есть отдел, который занимается подземельями, и пообещал связаться с ними. – Нат помолчал, затем сухо прибавил: – Я не стал его расспрашивать, зачем им такой отдел нужен.

– Тебе не кажется, Нат, что все это довольно странно? – задумчиво произнесла Стефания.

– Кажется, – кивнул он.

– Да, кстати. А как себя чувствует Дайана?

– Спит. Так мне Квентин ответил. Я его тоже о ней спрашивал. Думаю, она уже в сознании. Нормально, – машинально проговорил Нат и тут же спохватился: – М-да-а... Ничего себе нормально.

– Что с ней произошло там, внизу?

– Перепугала меня страшно. Знаешь, Стефания, у меня было такое чувство, что говорит совсем не она, а кто-то другой.

– Кто-то другой? Но кто?

– Не могу даже представить кто. Но явно ребенок. Голос ее звучал совсем по-детски.

– Нат, у меня сейчас мурашки по спине поползут. – Она взяла чашку и сделала несколько торопливых глотков.

– Неудивительно. – Нат покачал головой. – Я сам едва не затрясся от страха. Даже Квентин, по-моему, испугался. Или удивился? – Лейтенант ненадолго замолчал, вспоминая реакцию. – Даже больше: его поразил голос Дайаны. А уж Квентина ошеломить сложно. Он видал такое, что нам с вами в самом страшном сне не приснится.

Несколько минут они, молча, в задумчивости пили кофе.

– Ты знаешь, я, как директор Пансиона, обязана заботиться о нашей репутации, – снова заговорила Стефания. – Вместе с тем я думаю, что молчать о подземельях и о ваших находках и бессмысленно, и не нужно. Потому что все равно, как только начнут вытаскивать оттуда кости, все об этом узнают. Такое событие не утаишь. – Она поморщилась. – Лично мне все равно. За последние дни я узнала о Пансионе вполне достаточно, чтобы начать подумывать о другой работе.

– Ну, зачем же так торопиться? – сказал Нат и подумал, что, наверное, слишком быстро он отреагировал на ее слова.

– Посмотрим, – коротко заметила Стефания. – Во всяком случае, сейчас можете беспрепятственно заниматься расследованием. Пока я здесь, я вас прикрою. Пусть приезжают патологоанатомы, антропологи, люди из ФБР. Исследуйте пещеры, работайте с любой документацией. Если потребуется, я дам вам письменное разрешение. Полномочия для этого у меня есть.

– Спасибо, – ответил Нат, раздумывая о том, замечает ли Стефания его почти неприкрытый интерес к ней. – Сегодня я отправил в городской музей двух своих сотрудников покопаться в архивах. Кто знает, может быть, они и найдут там что-нибудь любопытное о Пансионе и вообще о здешних местах. Один наш парень, молодой, но очень дотошный, сидит с утра над нашими делами, выискивает все связанное с внезапным исчезновением людей и странными диагнозами. Делает два экземпляра списка – один для меня, второй для Квентина.

– Вы на самом деле верите в связь между ними? Ну, во весь этот таинственный рассказ Дайаны?

– Если честно, Стефания, я вообще не знаю, что думать. У нас есть два явных убийства, совершенных здесь. Имеется подземелье, где мы пока видели две пещеры и обнаружили человеческие останки, и несколько туннелей. Предположим, что я не верю ни Квентину, который все последние годы только и занимался, что сидел в наших архивах, ни Дайане. Допустим, мне безразлично, кто она – экстрасенс или не экстрасенс, – он усмехнулся, – однако факт остается фактом: детей кто-то убил, и этот человек, я подозреваю, давно умер.

– Все понятно, – кивнула она. – Ты веришь и Квентину, и Дайане.

Нат поднял голову, встретился взглядом со Стефанией и вздохнул.

– Да нет, не верю. Я не очень впечатлительный человек. Однако и то, что я испытал внизу, мне долго не забыть. Даже запах, который я почувствовал там, показался и странным, и очень знакомым. Словно я когда-то ощущал его во сне. В кошмарах. И узнал я его не разумом, а какой-то... глубинной своей частью.

– Инстинктивно, наверное?

– Может быть. Я чувствовал, будто знаю, что находится внизу, и одновременно не хочу знать... Какую-то бессмыслицу я говорю. Ты меня понимаешь?

Стефания отмахнулась:

– Здесь все в последнее время выходит за рамки здравого смысла, но ты не волнуйся, я тебя понимаю. Итак, все, что вы обнаружили, или думаете, что обнаружили, говорит о давних убийствах. Так?

– Совершенно верно.

– То есть постояльцев тревожить сообщениями о потенциальной опасности не нужно?

Нат немного подумал, затем ответил:

– Если честно, то не знаю. Опыт мне подсказывает, что угроза все еще сохраняется.

– Вот как? Почему же?

– Знаешь, иногда случается так, что когда начинают всплывать старые убийства, могут произойти и новые. Квентин не просто так сюда приехал. Он надеется найти ответы на вопросы, которые мучают его уже десятилетия. И то, что здесь находится Дайана, тоже не случайно. Да, пока они работают с прошлым... Но кто его знает, почему они вдруг оказались в Пансионе в одно и то же время? Предчувствуют новые убийства?

– Ты не ответил. Почему я должна распугивать постояльцев?

Нат вдруг вспомнил, каким жутким холодом его обдало в подземелье, и покачал головой:

– Не знаю. С одной стороны, ничего определенного, что намекало бы на возможность новых преступлений, нет, а с другой... – Он замолчал.

Стефания прикусила нижнюю губу.

– Ясно. А я не хочу паники или, того хуже, исхода отдыхающих из Пансиона. В общем, пока вы работаете под землей, я позабочусь о безопасности на земле. Не помешает.

– Не помешает, – согласился Нат.

Квентин постоял в дверях спальни, посмотрел на Дайану, в который раз за два часа убедился, что она крепко спит. Он осторожно снял с нее туфли и накрыл пледом. Измотанная девушка повалилась на кровать сразу, как только он ввел ее в коттедж.

Квентин знал, что мгновенный сон после длительного и напряженного использования экстрасенсорных способностей не редкость. После того, что испытала Дайана, став проводником духа девочки, убитой двадцать пять лет назад, ей требовалось восстановить силы.

Квентин не мог уйти, не хотел оставлять Дайану ни на секунду. Он даже не стал проходить в соседнюю комнату, а все два часа простоял у двери. Дайана получила крещение огнем, с первого раза включив в работу все свои паранормальные способности. Квентин понимал, что должен быть возле нее, когда она проснется, чтобы успокоить. В противном случае, оставшись одна и все вспомнив, девушка может сильно испугаться.

И только когда ноги затекли настолько, что он едва мог стоять, Квентин решил уйти в соседнюю со спальней комнату, в гостиную. Там он расположил свой ноутбук. Пансион заботился об обеспечении отдыхающих всеми атрибутами высоких технологий – в частности, о высокоскоростном доступе в Интернет. За ноутбуком в свой коттедж Квентин не ходил, ему его принесла горничная.

Натлюбезно позволил ему покопаться в полицейских базах данных и позвонил в специальный сервисный центр, благодаря чему Квентин теперь мог за несколько часов продвинуться в своем анализе много дальше, чем за десятки лет.

«Они уже построили Пансион».

Дайана дала ему точку отсчета, которой он не имел раньше, и Квентин решил начать все заново. Прежде всего, ему требовалось найти всю информацию о людях, строивших Пансион, и об убийце, которого они покарали с нечеловеческой жестокостью.

Ему необходимо было выяснить правду – и для Дайаны, и для себя.

А еще требовалось понять.

– Так, значит, убийца все-таки существовал? – Дайана поставила на стол чашку с чаем и поежилась. После горячего душа, горячего обеда и горячего чая она наконец-то пришла в себя. Точнее, восполнила потраченные силы и на удивление быстро собралась. Обычно последнее занимало у нее гораздо больше времени. Квентин про себя отметил этот факт.

Он кивнул на небольшую стопку бумаг.

– Вон там я все записал. Судя по тому, что я выяснил из полицейских баз данных, включая патологоанатомические вскрытия, и из архивных документов, исчезновения людей начались здесь лет сто назад, в конце тысяча восемьсот восьмидесятых годов. В год исчезало в среднем человека три-четыре. Поскольку местность тут гористая и путешествовать в те дни было очень опасно, воспринимались эти исчезновения если не как должное, то без особой тревоги. Люди и сейчас пропадают в горах, а уж раньше-то... Бывало и такое, что кто-то, получив травму, добирался до городка, но вскоре умирал.

– Понятно, – буркнула Дайана.

– Лежэ тогда только-только застраивался, народу в нем жило немного, а полицейского участка и вовсе не было, – продолжал Квентин. – Люди считали, что им полиция не нужна. Как и везде в то время, предпочитали решать проблемы с помощью ружья и револьвера...

– Не прибегая к услугам закона, – договорила Дайана. – Вот такие люди и построили Пансион.

– Совершенно верно, – кивнул Квентин. – Причем во время строительства, как мне удалось выяснить, два человека пропали. Тела их не нашли. Считалось, что их ограбили и убили. Легенда убедительная, тем более что какое-то время после этого убийств не случалось. Вообще о серийных убийствах тогда никто и подумать не мог. А затем пропал ребенок.

– И кто его ограбил? – Дайана кисло усмехнулась.

– Вот в том-то и дело, что люди подумали именно так и загорелись отомстить. Начали расследование своими силами, но запутались. Тогда те, кто инвестировал в строительство Пансиона, решили нанять детектива. Пригласили его из агентства Пинкертона и попросили докопаться до самой сути, потому что некоторые рабочие из тех, что строили Пансион, начали увольняться.

– Разве агентство Пинкертона занималось убийствами? – удивилась Дайана.

– Как правило, нет. В очень редких случаях, за большие деньги. Но специалисты там были. Вот один из таких и прибыл в Лежэ. Официальных бумаг относительно его расследования нет, но мне удалось разыскать в базе данных городского архива пару писем от людей, работавших здесь и видевших все своими глазами. Один из них, каменщик, сообщал своей сестре о поисках убийцы в самых мельчайших деталях. Письмо написано очень эмоционально.

– Суда не было?

– Ну какое там, Дайана! Арест, суд, присяжные... ничего не было. Как дальше пишет тот же рабочий, детектив нашел какие-то улики, но убийца, почувствовав неладное, бросился в бега и, видимо, укрылся в предгорьях. Недалеко отсюда. Кстати, я это укрытие видел: мы на него случайно наткнулись лет пять назад.

Дайана не стала расспрашивать об этом Квентина.

– Ну ладно. Значит, этот Пинкертон вычислил убийцу. И что было дальше?

– Несколько надежных людей, руководитель стройки и агент отправились на поиски убийцы, которого звали Сэмюэль Бартон. Нашли его в пещере. Долго спорили, что с ним делать – повесить или застрелить. Потом сочли, что висельник может привлечь ненужное внимание, а пуля для такого мерзавца – слишком хорошо.

– И бросили его в шахту?

– Скорее всего. Ее, между прочим, обнаружили во время постройки конюшен. Приладили к ней лестницу – собирались использовать туннель под склад. Но туннель оказался непригоден – слишком узкий. Тогда решили впредь сажать туда преступников. Ничего не скажешь, идеальная камера.

– Они думали, что в шахте убийца умрет медленной смертью?

– Конечно. Злы они на него были чрезвычайно. Сначала избили до полусмерти, потом отлили водой и швырнули в шахту. Разумеется, очнувшись, он понял, что помощи ждать неоткуда. Не исключено, что он даже искал второй выход, блуждал по туннелям.

– Но не нашел.

– А вот здесь начинается самое интересное, – произнес Квентин. – Из письма того же каменщика я узнал, что он неделей позже спускался в пещеру. Скорее всего, его мучило чувство вины за самосуд. Оказалось, что Бартон добрался до большой пещеры – там каменщик и обнаружил тело. После чего ушел.

– А детектив и руководитель стройки заверили жителей, что все их беды закончились и что убийств больше не будет. А некоторое время спустя завершилось строительство Пансиона, – договорила Дайана.

– Так оно и было, – кивнул Квентин. – Разве что убийства снова начали происходить, но не сразу после этих событий. Их, правда, опять стали принимать за исчезновения. Пропадали временные рабочие, путешественники – то есть не местные. На таких жители Лежэ внимания не обращали. Тел их не находили, да, впрочем, и не особо искали. Списывали на несчастные случаи в горах.

– Так продолжалось до тех пор, пока не исчезла Мисси? – спросила Дайана.

– Совершенно верно, – ответил он.

– Квентин, ты что, собираешься меня уверить в том, что все это время действовал один и тот же убийца?

– Ты сама так сказала. Там, в пещере...

Дайана начала вспоминать. Хотя подробности своего пребывания в пещере и пугали ее, она заставила себя вспомнить все. За исключением...

– Я не знаю, что известно Мисси, – сказала девушка. – Я помню только то, что говорила сама. Один и тот же убийца действует столько лет? Да как такое может быть, если с момента его смерти прошло лет сто? Не понимаю. Но даже если это и правда, то все равно – с какой стати его характер изменился вместе с Мисси? Хотя, наверное, когда долгое время охотишься и убиваешь, характер действительно меняется. Ты как думаешь?

– Я думаю, что не обязательно. – Квентин хотел, чтобы Дайана сама нашла правильный ответ, и поэтому предложил один из вариантов. – Не исключено, что на изменение его характера повлияли какие-то внешние обстоятельства.

– Какие, например?

– Дайана, духовная энергия имеет свою область существования. В нашем мире она может находиться очень ограниченное время, да и то только когда, либо кто-то приоткрывает дверь, либо сама энергия настолько мощная, что способна вырваться сюда.

– То есть ты хочешь сказать, что дух убийцы имеет такую силу? Он иногда сам выходит оттуда и совершает преступление здесь? – Дайана вдруг с удивлением поняла, что из ее голоса сами собой исчезли сомнения. Она воспринимала слова Квентина и говорила серьезно.

– Я предполагаю, что убивает он так: как бы входит в жертву и завладевает ею. Бартон подыскивает наиболее слабых, неспособных оказать ему сопротивление. Людей умственно и эмоционально нестабильных, психически неуравновешенных. Убийца подавляет их волю, входит в них и некоторое время живет в их телах. Использует их. Наслаждается их страхом и замешательством. Даже, возможно, заставляя их совершать убийства.

– Квентин...

– Этим объясняется факт, что убийства все еще продолжаются, – не дал ей возразить он. – Между ними есть промежутки. В это время Бартон восстанавливает потраченные силы, но когда-то они заканчиваются и он снова выбирается на охоту. Длительность перерывов зависит от количества затраченной убийцей энергии, а оно, в свою очередь, определяется тем, что он сделал в предыдущий раз – всего лишь полностью завладел телом жертвы или заставил ее убивать других. Убивать в самом прямом смысле.

– Всего лишь, – прошептала Дайана.

– Все это возможно, Дайана. Возможно, что психическая энергия Сэмюэля Бартона, погребенного заживо, пропитанная яростью и ненавистью, все эти годы продолжала убивать и скрывать следы своих преступлений. По крайней мере,, до тех пор, пока не столкнулась с Мисси. До этого момента убийца беспрепятственно проникал в тела своих жертв, а потом безо всяких затруднений скрывал их. Теперь же он столкнулся с сопротивлением.

Глава 12

– С каким сопоставлением? – переспросила Дайана. – Как и чем маленькая девочка может противостоять ему?

– Не знаю. Но уверен – он убил ее из страха перед тем, что она могла бы сделать ему впоследствии. И еще – что-то изменилось в нем. Я это чувствую.

Дайана не находила аргументов для возражения, да и возражать не очень хотела. Поэтому отделалась простым замечанием:

– Вопросов здесь больше, чем ответов.

– Уже заметил.

– Поправь меня, если я ошибусь. По-моему, исследование останков Джереми Гранта и тех костей, что мы нашли в пещере, займет некоторое время.

– Продолжительное время. Такие экспертизы быстро не делаются, особенно если кости пролежали в земле долго.

Дайана немного помолчала.

– У меня дурное предчувствие. Кажется, что очень скоро здесь произойдет что-то очень скверное. Я... я не говорила тебе, что видела и других призраков. Женщину, мужчину и двух мальчиков – очевидно, из прошлого века. Причем я наблюдала их не в «сером времени», а здесь, и выглядели они как живые. Как Джереми. Они были из плоти и крови. Все они просили меня помочь им. Не помню, кто из них говорил, что время наступает. Во всем их облике чувствовалось напряженное ожидание.

Квентин не стал спрашивать Дайану, почему она раньше не сказала ему об этом.

– Думаю, они не сказали тебе, что ты должна сделать, чтобы помочь им?

– Нет. – Дайана поднялась. – Только Бекки сообщила мне о какой-то тайне в подсобке, и, как видишь, она там оказалась. И еще она упомянула про чердак – просила меня осмотреть его и прибавила, что это поможет мне понять.

Квентин тихо улыбнулся. Очнувшись ото сна, Дайана стала спокойнее и увереннее. Он подумал, что, став голосом Мисси, Дайана преодолела рубеж недоверия, убедилась в реальности своих способностей и получила ответы на мучившие ее вопросы.

– Теперь я понимаю, почему ты в разговоре со Стефанией упомянула про чердак, – произнес он.

– Ну и как ты думаешь, обнаружим мы там что-нибудь?

Квентин оставил ее вопрос без ответа, сделав вид, что не расслышал. Он неторопливо закрыл свой ноутбук, положил в кейс, туда же убрал исписанные листки бумаги. Работа приучила его к аккуратности. Затем они вместе вышли из коттеджа и направились к главному корпусу.

Они шли молча. Только уже поднимаясь по лестнице к чердаку, Квентин спросил:

– Я так понимаю, Ребекка не уточняла, что нужно искать?

– Нет. Ты и сам знаешь, что они никогда ничего конкретного не говорят.

– Они?

– Да. Проводники. Духи в смысле.

– Приятно видеть, что ты начинаешь осваиваться с реальностью, – сказал Квентин.

– Ничего себе реальность, – рассмеялась Дайана и вдруг посерьезнела. – Если честно, то я вообще уже не понимаю, где реальность, а где нет. Да и раньше не понимала.

– Все очень просто. Доверься себе.

– Прости, но ты говоришь такой же психоерундистикой, как и все мои врачи.

– Между мной и ими есть одна существенная разница. – Квентин взял Дайану за руку. – Они считали тебя больной, а я – нет. Они пытались убедить тебя в том, что ты нездорова, я же стараюсь доказать обратное. Так что мне можешь доверять. Ну и себе, разумеется.

– Я могу доверять себе? Почему ты так в этом уверен?

– Дайана, то, через что ты прошла за последние два дня, других людей повергает в ужас и может довести до комы. Да-да, до комы, – повторил он, заметив на себе пристальный взгляд девушки. – А ты стойко все выдержала. Ты оказалась даже сильнее, чем сама предполагаешь.

– Хотелось бы верить, – пробормотала Дайана.

Не прошло и пяти минут, как они уже входили на чердак. Отперев дверь, они прошли внутрь, оглядели наваленные грудами старые ненужные вещи. Дайана очень надеялась, что Квентин не ошибается в ней. Она понимала, что ей потребуется концентрация всех сил и способностей.

– Вот это да, – произнесла со вздохом девушка. – И почему все так сложно?

– Вселенная обиделась на нас за что-то, – проговорил Квентин. – Кинем монетку или просто начнем с разных концов и пойдем навстречу, к центру?

– Ты у нас провидец, – заметила Дайана уже почти безо всякой иронии. – Давай поднапрягись, почувствуй, откуда начинать.

– Мои способности реализуются иначе.

– Ну ладно, – отозвалась Дайана. Она огляделась, полюбовалась красотой витражей, освещенных полуденным солнцем. Сквозь них на чердак проникали забавные объемные лучи света, различной формы и цвета, похожие на маленькие прожектора. Дайана подумала, что если с центра чердака сместить всю рухлядь, отодвинуть ее по линии север – юг, то на полу пятнами засияют чудесные красочные рисунки.

«Пятна?»

– Возможно, действительно окажется легко, – проговорила девушка.

Квентин отследил взглядом точку на полу, куда смотрела Дайана.

– Неплохо. Знак, да?

– По-моему, ты сомневаешься, – отозвалась девушка.

– Я не верю знакам. Мне они, как правило, указывают направление, которого я должен избегать.

Дайана удивленно вскинула брови:

– Это твой знак, а не мой. Давай начнем.

Они начали пробираться к центру, протискиваясь между кучами хлама.

– Не знаю, что и делать – то ли винить тебя за все, то ли сказать спасибо за наставления, – сказала Дайана.

– Мне больше нравится второе.

– Не сомневаюсь.

– Я тебе уже как-то говорил: мы с тобой здесь не случайно. Нам обоим нужны ответы на вопросы.

Дайана недовольно оглядела преграждавшую ей путь гору чемоданов.

– Да, но на какие вопросы? Ты хочешь узнать, кто убил Мисси? А мне интересно другое – кто я? Чокнутая или нет?

– То, что ты не чокнутая, мы уже установили.

– Тогда что еще мне тут делать?

– То, что тебе сказала Ребекка. – Квентин приблизился к Дайане, потянулся к верхнему чемодану, взялся за ручку. – Подожди, я сейчас проверю, тяжелые они или нет.

Чемоданы оказались легкими, и Квентин, навалившись плечом, отодвинул их в сторону.

– Давай посмотрим, что в них? – предложила Дайана.

Квентин снял несколько чемоданов, оказавшихся незакрытыми. Внутри лежали старые вещи, но не навалом, а в относительном порядке.

– Какие милые старинные вещички, – произнесла Дайана и вытянула из чемодана боа из страусиных перьев, которое тут же наполовину рассыпалось в ее пальцах. Дайана чихнула и прибавила: – Были когда-то.

– В этих двух чемоданах тоже какое-то старье лежит. – Квентин присел на корточки, вытащил картонную коробку, раскрыл ее. В коробке находились пожелтевшие письма, какие-то квитанции, записки, ежедневник и пара журналов. – Слушай, Дайана, нам и недели не хватит, чтобы все осмотреть.

– Это точно, – подтвердила девушка. Она присела рядом с Квентином и принялась копаться в другом чемодане. – Гляди-ка. – Она повернулась к нему. – Альбом со старинными фотографиями. На некоторых еще есть недостроенные здания. Не хочешь взглянуть?

– Конечно, хочу. Отложи альбом – захватим с собой, когда будем уходить. Посмотрим в более комфортной обстановке. Здесь плохо видно.

– Хорошо, – кивнула Дайана. На глаза ей попалась большая коробка с пожелтевшей наклейкой с надписью «Забытые вещи». Она вытащила ее, откинула крышку. Внутри лежала всякая бижутерия, шпильки для волос, расчески, потертый кошелек, другая мелочь и пачка забытых фотографий.

Когда Дайана приподнимала их, чтобы проверить, нет ли чего интересного под ними, одна из фотографий выпала из пачки. В ярком разноцветном свете старое черно-белое фото странно озарилось.

Дайана потянулась к снимку, вытянула его из коробки, а саму коробку сунула обратно в чемодан. Дайана бросила беглый взгляд на фотографию, и пальцы ее сразу же задрожали. Ее это не удивило.

– Квентин, – позвала она. – Я нашла фото Мисси.

Девочка сидела на ступеньках какого-то дома. Одета она была по-летнему – в шортики и маечку. Ее длинные волосы были расчесаны на пробор и перехвачены лентами над ушами. Мисси улыбалась и тянула руку, чтобы погладить лежавшую перед ней большую собаку.

В стороне...

Дайана коснулась кончиками пальцев изображения другой маленькой девочки, стоявшей рядом с собакой. Она также была одета в летнее. Волосы у нее были темнее и короче, чем у Мисси, а улыбка не такой настороженной.

Квентин хмыкнул.

– Лицо ее мне знакомо, – проговорил он, вдруг машинально чертыхнулся и взволнованно посмотрел на Дайану.

– Половину такой же фотографии отец носит в своем бумажнике, – тихо сказала она. – Вот эту, где изображена я...

– Можете расположиться вот здесь, – предложила Стефания, проводив Квентина в небольшую гостиную. – Этот номер всегда свободен, даже когда Пансион ломится от отдыхающих. Три замечательные комнаты, все убрано, как видите... – Она посмотрела на Дайану. Та стояла у одного из окон и разглядывала сад. – Она в порядке? – спросила Стефания. Из сообщения о найденной фотографии она догадалась, что между Дайаной и одной из пропавших в Пансионе девочек есть какая-то связь, но о деталях расспрашивать не стала.

– Не знаю, – ответил Квентин. – Сказать, что за последние двадцать четыре часа она пережила шок, – значит ничего не сказать... – Он вздохнул. – Что с ней происходит сейчас, я не знаю...

Стефания повернулась к нему:

– А я думала, что вы должны это знать. Разве в ваши функции не входит видеть настоящее и будущее? Или я ошибаюсь? – проговорила она с сомнением в голосе.

Квентин не стал ей объяснять, что не способен заглядывать в будущее. Он ответил просто:

– Ирония оставляет свой печальный след. Если не считать пары незначительных случаев, мои способности здесь не проявляются. Возможно, будущее мне не открывается потому, что я слишком долго думал о прошлом. Так, по крайней мере, говорит мой босс, а он всегда прав.

– Я даже не буду притворяться, что понимаю вас, – ответила Стефания. – Да, кстати, кофе не хотите? Я могу прислать горничную. У меня складывается такое впечатление, что вы здесь останетесь надолго.

– Спасибо большое. Будет очень кстати.

– Хорошо. Тогда я вас покидаю. Успехов в поисках. Надеюсь, найдете в этом мусоре что-нибудь полезное для себя, – кивнула она на принесенные Квентином с чердака коробки.

Дверь в номер можно было бы закрыть, но Квентин не стал этого делать. Он считал, что вряд ли их кто-нибудь побеспокоит. Отдыхающих в Пансионе было очень немного. Даже на улице не слышался шум, не то, что в коридорах.

Он осторожно приблизился к Дайане. После их ухода с чердака она не проронила ни слова, и Квентина беспокоило ее состояние. Девушка продолжала держать в руке фотографию, но уже не смотрела на нее поминутно, а, опустив руку, уставилась в окно.

Квентин не успел рта раскрыть, как Дайана заговорила:

– Знаешь, ты прав. Ключ-карточка у меня размагничивается так быстро... – Она осеклась.

Квентин догадался, что мысли ее находятся сейчас где-то далеко, поэтому не стал задавать вопросов.

– Да, наши электромагнитные волны как-то влияют на них, и карточки размагничиваются, – сказал он.

– А вот кредитные карточки не размагничиваются дольше, – продолжала Дайана.

– Они не перемагничиваются. Не то что ключи.

Девушка едва заметно кивнула:

– Понятно. Значит, магнитная информация на кредитках рассчитана на более длительный срок. Она сильнее и потому меньше поддается нашему воздействию.

– Теоретически да.

– А мобильные телефоны? Они у меня работают не больше двух недель. Я устала скандалить с телефонными операторами. Они ничего не могут объяснить. В конце концов я просто перестала ими пользоваться.

– То же самое, что и с карточкой-ключом. Наше электромагнитное поле воздействует на все магнитные и электронные устройства, особенно если мы носим их с собой.

– Но ты-то мобильник носишь. Вон висит у тебя на поясе.

– Мы разработали для них особый чехол, прорезиненный. Аккумулятор, конечно, все равно садится быстрее, чем у других, но какое-то время уверенно можно пользоваться.

– А я все думала почему. – Дайана повернулась к нему. – Не дашь мне позвонить?

– Звони, конечно. – Квентин снял с пояса телефон. Ему казалось, что он догадывается, с кем Дайана собирается разговаривать и о чем. Еще он понимал, что девушке не следовало бы сейчас поднимать такую тему, но для того, чтобы отговорить ее, нужны были аргументы, а у него их не было.

Минуты две Дайана с любопытством разглядывала чехол, затем открыла телефон, бормоча:

– Извини, я по международному. Мой денежный мешок скорее всего сейчас в Лондоне.

Квентин сделал вид, что не расслышал.

– Я могу выйти, если хочешь, – сказал он.

Дайана посмотрела на него так, словно увидела в первый раз:

– Нет, напротив. Останься.

Квентин кивнул, хотя не был уверен, что ему следует находиться в комнате. Странный, неживой блеск мелькнул в глазах Дайаны – такой же, какой Квентин видел, когда они находились в пещере. Лицо ее напоминало сейчас неподвижную маску, необычайно хрупкую, готовую раскрошиться при первом же неосторожном прикосновении.

В ожидании ответа Дайана повернулась к окну, снова стала разглядывать сад. Внезапно она встрепенулась:

– Да, привет, Шерри. Это я. Что? Очень занят? Спасибо, я подожду.

– В такой поздний час он еще на работе? – спросил Квентин, быстро высчитав лондонское время.

– Он работает все время, семь дней в неделю. Его помощники – по шесть, но каждый день перерабатывают. За каждый лишний час он им платит двойную ставку.

Квентин подумал – не отстраненность ли отца явилась причиной того, что сначала его жена, а затем и дочь попытались и явно не сумели преодолеть свои ментальные проблемы. Или, наоборот, работа стала для него прибежищем, позволявшим забывать об этом... Прежде чем он сформулировал очередной вопрос, отец Дайаны взял трубку.

Элиот Бриско, как оказалось, обладал властным громким голосом. Слова он выговаривал отчетливо, словно чеканил. Квентин хорошо слышал все, что говорит отец Дайаны. Или, может быть, автоматически включил свое «паучье чутье»?

– Дайана? Что стряслось? Откуда ты звонишь?

– Привет. Как дела?

– И ты еще спрашиваешь? Я весь извелся. Что такое? Твой врач наотрез отказался отвечать мне, и...

– Это я просила его не говорить тебе. И ты должен уважать мои решения. Кроме того, закон запрещает разглашать медицинскую информацию. Мне уже тридцать три, папа. Я давно не ребенок. Судья сказал, что я имею право на собственные действия.

Квентин многое понял из одного только упоминания о суде. Очевидно, Дайана боролась за свою независимость. Он предположил, что начало этой борьбы положил отказ от медикаментов. Не менее ясным было и настроение ее отца – он не собирался так легко потерять контроль над ее жизнью.

– Дайана, большую часть своей сознательной жизни ты болела. – Громкий голос Элиота Бриско зазвучал еще громче. – Как же мне не волноваться, если ты вдруг прекращаешь принимать лекарства и исчезаешь непонятно куда?

– Я не исчезала, – поправила его Дайана. – Я говорила тебе, что сменила методику лечения.

– А нельзя поинтересоваться, на какую именно? Господи, Дайана, да ты просто не понимаешь. В наш ужасный век шарлатанов развелось – тьма! Под видом лечения они могут тебе подсунуть любую ахинею. Помнишь, как один врач настаивал на том, что тебе очень поможет ЛСД?

– На этот раз никаких наркотических веществ, – ответила Дайана. – Отец, успокойся. Я не курю, не пью и не колюсь. Здесь совсем другое. Мы просто рисуем. Пытаемся изобразить то, что нас мучает.

Элиот Бриско издал звук, выражающий то ли недоверие, то ли нетерпение.

– Рисуете? И что с того получится?

– Получиться может многое. Даже больше, чем я ожидала. – Дайана набрала воздуху, медленно выдохнула и стала говорить спокойнее. – Я нахожусь в Пансионе. Это в Теннесси. Тебе это о чем-нибудь говорит?

– Пансион. Ты в Пансионе?

Хотя голос отца Дайаны звучал спокойно, Квентин своим чутьем уловил в нем некоторый страх.

– Именно. – Дайана чуть склонила голову набок. Квентину показалось, что она тоже ощутила испуг отца и насторожилась. Она подняла руку с фотографией, посмотрела на нее. – Ты знаешь, я тут наткнулась на одну вещь, которую не предполагала найти. На старую фотографию двух маленьких девочек. Они не очень похожи друг на друга, но между ними определенно есть какое-то сходство. Если посмотреть на них внимательно, то начинаешь понимать, что они... могут быть сестрами.

– Дайана...

– Такую же фотографию ты носишь у себя в бумажнике. Точнее, часть ее. Скажи, отец, ты просто загнул ее вторую часть или оторвал? Выбросил, чтобы больше никогда не видеть?

Отец молчал.

Голос Дайаны был тихим, но безжалостным:

– Тебе не кажется, что пора, наконец, рассказать мне про Мисси?

Отпустив учеников, Бо Рафферти начал собирать угольные карандаши и разноцветные мелки. Он аккуратно разложил их по коробочкам, после чего стал переходить от мольберта к мольберту, рассматривая альбомы с рисунками. Перелистывал он их осторожно, чтобы случайно не сдвинуть, понимая, что любое вторжение в свою частную жизнь ученики воспримут очень болезненно.

Заслышав вверху далекое ворчание грома, Рафферти нахмурился и поднял голову, затем вернулся к своему столу вымыть кисточки и убрать истертые акварельные краски. Если вначале художник сомневался, то второй раскат грома прибавил ему решительности. Он пошарил рукой по столу и в организованном беспорядке легко нащупал мобильный телефон.

Номер был в списке, так что Бо оставалось только нажать кнопку. Не успел прозвучать второй сигнал, как ему ответили:

– Вас слушают.

– Приближается буря, – сообщил Бо.

– Ну что ж... Весной они у вас не редкость.

– Да. Я просто поставил тебя в известность. Заранее.

– Мне доводилось бывать в Теннеси.

– Я не такого ответа ожидал, – проговорил Бо ледяным голосом.

– А какого?

Маэстро вздохнул:

– Не говорите, что вас не предупреждали.

– О чем?

– О тебе, Йода.

– Как утверждает Мэгги, ты у нас большой специалист по дзен[4], а не я.

– Может быть, но только странные вещи ты в последнее время делаешь...

Бишоп сделал вид, что не заметил упрека в словах Бо, немного помолчал, затем продолжил:

– Я все хотел тебя спросить. Нравится тебе наше первое официальное назначение?

– Иногда – да, – ответил Бо уныло. Ему не оставалось ничего иного, кроме как согласиться на смену темы. – Думаю, я действительно смог помочь кое-кому из студентов. Могу я считать это своим плюсом?

– Именно этого я и ожидал. – Голос Бишопа вновь обрел обычную насмешливость. – В нашем отделе, Бо, тебе придется заниматься тем, что ты умеешь делать лучше всего, то есть рисованием. Через него ты будешь помогать другим. Все остальное называется добровольными дополнительными услугами. Оплачиваемыми тоже дополнительно.

– Иначе говоря, ты не рассчитываешь на мои экстрасенсорные способности?

– Ну почему? Что тебе удалось заметить? – Бишоп вновь заговорил серьезно.

Бо обошел стол и направился в дальний угол, где одиноко стоял мольберт Дайаны. Поскольку она не появлялась, Бо сегодня рисовал на нем; он это называл «баловаться маслом». В результате получился довольно миленький эскизик.

– Бо, ты меня слышишь?

– Слышу, слышу, сейчас расскажу. Я тут работал за мольбертом Дайаны и вдруг заметил, что на нем, под моей картиной, стоит ее альбом. Вначале я и не обратил на него внимания.

– Бо, ты о чем мне рассказываешь?

Художник снял с мольберта свой эскиз – вид главного корпуса Пансиона издали – и стал перелистывать альбом Дайаны.

– Несколько дней назад она вырвала из альбома листок с портретом Мисси. Я точно это помню. Его не должно быть здесь.

– С портретом Мисси? – переспросил Бишоп.

– Да. Но самое забавное в том, что он снова оказался тут. – Бо отошел от мольберта, принялся разглядывать проступивший рисунок. Он, как и прежний, был сделан карандашом. Только теперь на фигуре девочки проступали алые пятна. Они расплывались, стекали вниз, падали капельками крови на пол, куда Бо предусмотрительно положил рогожу. – И он кровоточит, – закончил Бо.

– Отец, расскажи мне о моей сестре, – попросила Дайана.

Последовала долгая пауза. Дайана терпеливо и спокойно ждала ответа. Наконец Элиот Бриско ответил:

– Я не буду обсуждать с тобой такие вопросы по телефону. К понедельнику я заканчиваю здесь все дела и вылетаю в Штаты. Приеду – и мы поговорим. А сейчас отправляйся домой.

Квентин увидел, как ссутулилась ее фигура, но не от напряжения, а от нового бремени.

– Домой? Снова слушать твое вранье? Нет, я остаюсь здесь. Не хочешь говорить? Не надо. Я сама найду ответ.

– Ты сама не знаешь, что говоришь и что делаешь. Домой! Немедленно домой!

Дайана глубоко вздохнула. Квентину показалось, что ледяная маска на ее лице начала трескаться, крошиться и с тихим звоном ссыпаться на пол.

– Больше тридцати лет... У тебя было достаточно времени, чтобы объяснить мне все. Рассказать правду о Мисси. Интересно, ты всю жизнь мне врал или только иногда? – Прервав разговор, она с силой захлопнула крышку и, не глядя на Квентина, передала ему телефон. – По-моему, совсем не хеппи-энд, – пробормотала она. Квентин догадался, что Дайана обращается к нему.

Он машинально повесил телефон на ремень, заметив с тревогой, что Дайана погружается в полудрему, и взял девушку за руку.

– Мы с тобой не знаем, чем все закончится.

– Он не стал отрицать, что Мисси – моя сестра, – возразила она. – Если бы это было не так, он бы на дыбы встал, я его знаю.

– Возможно. Но наверное, его поведение имеет разумное объяснение.

Дайана повернулась к нему, внимательно посмотрела в глаза – но не как обычно, с мольбой, а с вызовом.

– Да что ты говоришь? Отец не сообщает своей дочери о том, что у нее была сестра. И как же мы это объясним? Я увидела ее впервые за тридцать с лишним лет, да и то только потому, что случайно наткнулась на фотографию. – Она подняла снимок. – И почему я ее не помню?

У Квентина был ответ только на последний вопрос:

– Ты же сама мне говорила, что многого не помнишь из своей жизни. Из-за медикаментов.

Послышался очередной удар грома. Буря приближалась. Дайана вздрогнула и помрачнела, но взгляда не отвела. Квентин видел, как она волнуется.

– Да, наркотиками меня пичкали досыта. И за это тоже отец должен ответить. Если он мог все время врать про Мисси, то мог врать и в другом... Может быть, и моя болезнь – просто его выдумка.

– Он мог действовать неосознанно. – Квентин продолжал играть роль адвоката дьявола, потому что должен был это делать. Он понимал, как опасно Дайане вдруг потерять веру в своего отца. – Из того, что ты мне рассказывала о своем детстве, я понял, что у него были основания считать тебя странной. Другое дело, что он ставил не те вопросы и не там получал на них ответы.

– Либо обо всем прекрасно догадывался. Просто решил держать меня в наркотическом дурмане. Но зачем?

Снова ударил гром, на этот раз сильнее. Квентин увел Дайану от окна, усадил на один из диванов возле принесенных с чердака коробок и устроился рядом, в душе проклиная надвигавшуюся бурю. Из-за нее он и сам испытывал раздражение и беспокойство. В непогоду его «паучье чутье» теряло свою остроту и становилось ненадежным. Словно кто-то внутри его баловался с ручкой громкости стереосистемы – то выводил ее на максимум, и тогда все чувства до боли обострялись, то уменьшал, и тогда они совершенно притуплялись.

Подобные спады и взлеты ощущений как минимум отвлекали Квентина. Ему пришлось призвать на помощь всю свою выработанную с годами силу воли, чтобы концентрироваться на разговоре и не потерять контроль над Дайаной.

– Послушай меня. Насколько я понимаю, Мисси и ее мать приехали сюда, когда девочке было года три. Тебе тогда было примерно столько же. Когда тебе исполнилось тридцать три?

– В прошлом сентябре.

Он кивнул:

– Так. Значит, если бы Мисси осталась жива, в этом году, в июле, ей было бы столько же. То есть предположив, что вы сестры, мы видим, что разница в вашем возрасте составляет меньше года. Вам было по три-четыре года. Скажи мне, кто из нас помнит что-нибудь из такого возраста?

– Сестру я бы запомнила! – отрезала Дайана и в который уже раз посмотрела на фотографию.

– Пока мы ни в чем не можем быть уверены, Дайана. У нас просто нет информации для стопроцентных выводов.

Она перевела взгляд на стоящие рядом коробки:

– Может быть, в них что-нибудь найдем?

– Не слишком на это надейся. Большинство вещей Мисси и ее матери сгорели во время пожара, случившегося в северном крыле много лет назад. Мы фотографию-то обнаружили по чистой случайности, – сказал Квентин. Сам он не верил ни в случайности, ни в совпадения, ни в удачу, поскольку был убежден – во всем следует искать причинно-следственную связь. Всегда.

Дайана пыталась сосредоточиться, остановить разбегавшиеся мысли. Она посмотрела на Квентина, и вдруг в глазах ее мелькнула надежда:

– Послушай, а что стало с матерью Мисси?

Ему не хотелось сообщать еще одну плохую новость, но выбора у него не было:

– Сразу после пожара она уехала. Исчезла бесследно.

– А как сам пожар произошел? Когда?

– Он случился спустя год после гибели Мисси. То есть двадцать четыре года назад плюс-минус несколько недель.

– А как ее мать выглядела?

Квентин ответил почти сразу:

– Налицо почти как Мисси. Темноволосая, с большими глазами и овальным лицом. Среднего роста, худенькая. Я бы даже сказал – хрупкая.

– Ты уверен?

– Я хорошо помню ее. – Квентин заметил, как надежда в глазах девушки сменилась разочарованием. – Что такое? – спросил он.

– Это не моя мать, – ответила Дайана.

Глава 13

– У моей матери волосы рыжие, такие же, как у меня. И хрупкой я бы ее не назвала. Напротив – она была высокой, спортивной, с хорошей фигурой. Я всегда недоумевала, когда слышала, что она болела: на всех фотографиях она выглядела абсолютно здоровой.

– Сестры от одного отца и разных матерей? – задумчиво проговорил Квентин.

– Сводная сестра? – Дайана вытянула кисть из руки Квентина, непроизвольно потерла висок. Голова у нее ужасно болела, что мешало размышлять. – Возможно. После смерти матери отец не женился, но это не значит, что у него не могло быть других женщин.

– Ты говорила, что тебе было очень немного лет, когда твоя мать умерла, – сказал Квентин, немного помолчав. – Сколько точно?

– Четыре, – ответила она и только затем уловила его мысль. – Да, я подумывала над этим. Если Мисси была на год моложе меня, значит, она родилась, когда моя мать еще была жива. Но уже тогда, беременная мной, она часто лежала в психиатрических клиниках. А после родов практически оттуда не выходила. В этот период отец вполне мог встречаться с кем-то.

– Дайана, мы этого не знаем. Да мы вообще с тобой ничего не знаем. Какие факты у нас есть? Никаких. Только фотография, где ты изображена вместе с Мисси, и молчание твоего отца, когда ты застала его врасплох своим вопросом. Кстати, он ведь не стал отрицать, что Мисси – твоя сестра. Вот и все, что у нас есть.

– Ты говоришь как защитник, – проворчала она.

– Так я и есть по образованию защитник. И еще я полицейский. Я хочу сказать только одно – пока ничего определенного мы с тобой утверждать не можем. И поверь моему опыту – любая ситуация на самом деле гораздо запутаннее, чем выглядит на первый взгляд. Это – закон.

Дайана не только услышала, но и почувствовала раскатистые удары грома и снова потерла виски, уже сильнее. Буря шла с гор, мрачным сумраком окутывала долину. Дайана зажмурила глаза. Головная боль не утихала, пульсировала в висках, обхватывала затылок.

– Долго нам раздумывать не придется, – произнесла Дайана, поморщившись. – Уж своего отца я знаю. Он примчится сюда в воскресенье, максимум – в понедельник утром.

– Тебя встреча с ним сильно волнует?

– А у меня есть выбор? Но здесь он мне ничего не сделает.

– Я не об этом.

Дайана знала, что он имеет в виду.

– Уж если нам предстоит серьезный разговор, то лучше здесь и как можно раньше. Тянуть я не хочу. Мне нужна правда. Я устала... от незнания, от недостатка воспоминаний.

– Мы до всего докопаемся. Обязательно докопаемся.

– Надеюсь. – Девушка отвернулась от Квентина, снова посмотрела на фотографию. Головная боль не унималась, продолжая разрывать виски. – Забавно получается, – вдруг сказала она. Губы ее скривились в жалком подобии улыбки. – Как в хорошей «мыльной опере». Сестры, разделенные в детстве. Одна из них убита, вторая – безумна. Мать, умершая в психиатрической лечебнице. Бессовестный отец, гнусный лгун и обманщик. Старинный, викторианского стиля особняк с большим количеством привидений. Мужественный и умный агент ФБР, верящий, что во всей этой чепухе есть определенный смысл.

– С последним я полностью согласен.

Гром загрохотал совсем близко. Сверкнула молния.

Фотография странно озарилась и снова потемнела. У Дайаны перехватило дыхание. Она могла поклясться, что видела, как Мисси подняла руку и поманила то ли фотографа, то ли рассматривавшую ее сестру.

– Дайана...

Она отшатнулась, уловив краем глаза, что Квентин хочет дотронуться до нее.

– Постой, убери руку, – быстро проговорила она.

– Дайана, что с тобой? – взволнованно спросил Квентин.

«Не давай ему дотрагиваться до тебя».

Голос был знакомым, требовательным и очень тревожным. Его Дайана не смела ослушаться. Она резко повернулась и отчужденно посмотрела на Квентина:

– Не прикасайся ко мне. Мне нужно... Не дотрагивайся до меня. Жди.

Спустя пару секунд ярко блеснула молния, и Дайана очутилась в «сером времени».

Не думала Элли Уикс, что может нервничать даже еще больше, чем когда она звонила ему по мобильному телефону. Однако в конце концов всеобщая паника охватила и ее. Происходящие в Пансионе события отразились на настроении всей прислуги и всех рабочих. Элли, никогда не считавшая себя трусихой, вдруг начала бояться темноты. Иной раз ей казалось, что она упадет в обморок, если кто-нибудь, просто шутки ради, решит ее напугать. А тут еще старая кикимора Кинкейд – следит за ней как ястреб. Такая кого угодно из себя выведет. Элли успокаивала себя тем, что это не общий страх сковывает ее, а обычные нервные срывы, которые сопровождают беременность, и что нужно всего лишь держать себя в руках.

Порой ей удавалось взять себя в руки настолько, что даже потеря работы в Пансионе уже не казалось ей таким уж и плохим событием. «Найти бы только где поселиться, конечно», – думала она.

Опасаясь не услышать звонка, в десятый, наверное, раз она включила телефон, проверила зарядку аккумулятора и громкость. Не успела она сунуть телефон в карман, как вдруг сбоку раздалось:

– Элли!

Она чуть не подпрыгнула от неожиданности, быстро повернулась и увидела миссис Кинкейд. Элли догадывалась, что вид у нее сейчас жалкий и виноватый, что надо бы ей смотреть по-другому, но ничего не могла с собой поделать. Она одернула передник, чтобы не был заметен телефон – пользоваться мобильной связью прислуге в Пансионе строжайше запрещалось.

– Да, мэм, – ответила Элли.

– По-моему, я просила тебя подготовить Тюльпановый номер. Туда скоро заезжает очень важный гость.

Элли не удивилась. Она знала, что в Пансион то и дело являлись очень важные гости, но теперь она относилась к подобным сообщениям более внимательно. Вот и сейчас она заинтересовалась неожиданным известием, предположив, что между таинственным гостем и ее звонком может быть определенная связь.

«Так быстро? Навряд ли. А там – кто его знает», – подумала она.

– Да, мэм, – ответила Элли, старательно унимая дрожь в голосе и разыгрывая беспечность. – Повторный визит?

Миссис Кинкейд нахмурилась.

– Я просто хотела узнать, нет ли у гостя каких-либо предпочтений. Любимое мыло, полотенца, – торопливо пояснила Элли.

– Да, это повторный визит, – кивнула миссис Кинкейд. – А что касается предпочтений, то они все должны быть записаны. Проверь в своем блокноте.

– Да, конечно. Простите, мэм. Что-то я сегодня какая-то рассеянная. Погода, наверное.

– Твое состояние я уже отметила, – проскрипела миссис Кинкейд. – Занимайся работой, если не хочешь потерять место.

Элли кивнула и с бьющимся сердцем, подталкивая перед собой тележку, заторопилась к указанному номеру.

«А вдруг это все-таки он? Решил поговорить. Конечно, он догадался, о чем я собираюсь сообщить. Или нет? Догадывается, конечно. Иначе зачем так сразу бросаться сюда?»

Она вытащила блокнот, посмотрела записи. Почерк у нее был неважный, а сейчас буквы и вовсе прыгали перед глазами. Элли наморщила нос. Имени не было указано, просто номер. Никаких особых предпочтений – ни свежих цветов ежедневно, ни специального мыла. Только махровые полотенца и две подушки на кровать – и все.

Записи ни о чем ей не сказали, тем более что к прошлому его визиту номер готовила не она, а Элисон.

Руки у Элли тряслись, она не без труда затолкала тележку в кабину лифта и поднялась на нужный этаж, пустой в связи с внезапным отъездом постояльцев. Перепугали их и полицейские, и вообще черт-те что творящееся в Пансионе. Короче говоря, многие просто убежали отсюда без оглядки.

Элли было все равно. Она открыла замок, распахнула дверь номера, в волнении даже забыв доведенное до автоматизма правило – постучаться, прежде чем входить. Увидала бы ее сейчас миссис Кинкейд, взвыла бы от негодования.

Уединенность и невмешательство в частную жизнь в Пансионе блюли незыблемо.

Элли быстро перестелила постель, втащила в комнату пылесос, включила в розетку в коридоре, чтобы со стороны казалось, будто в номере идет уборка, затем повернулась к двери. Она не успела выйти, как блеснул серебряный язык молнии, и в ее ослепительном свете Элли вдруг заметила в густом ковровом ворсе какой-то металлический предмет. Медальон.

Тот самый медальон.

Да, Элли сразу узнала его. Это был действительно тот самый медальон, что она нашла здесь же.

– Ты должен быть среди забытых вещей, дружок, – пробормотала она, присев на корточки и разглядывая находку. – Точно. Я сама тебя отнесла в камеру хранения. Как ты тут оказался? Загадка, да и только.

Элли хмыкнула, но размышлять об этом не стала – ее ждали более серьезные дела. Она сунула медальон в карман передника, решив положить в специальный пакет позже, чем нарушила еще одно правило. Но у Элли просто не было для этого времени.

Кроме того, камера хранения уже несколько дней не работала – ввиду отсутствия постояльцев ничего не обнаруживалось, а те, кто выехал, с перепугу увезли с собой все.

Элли прислушалась: в коридоре было тихо. Она выбежала из комнаты на поиски своей подруги Элисон.

Уже на бегу Элли заметила, что на улице разыгралась целая буря – гремел гром, ревел дождь, небо полосовали молнии. Элли не испугалась: за время работы в Пансионе она уже привыкла к тому, что весной здесь раз в неделю с гор накатывают бури. Не пугал ее и все увеличивающийся грохот и треск за окном.

Не обращая внимания на удары ветра в окно, она лихорадочно вспоминала, где сегодня работает ее подруга.

– Вроде бы Элисон сказала утром, что отправляется в северное крыло. Или нет? Да-да, точно, в северное. Она его не любит до ужаса, твердит, что там водятся привидения, – прошептала Элли.

Элли привидений не боялась, поскольку не верила в их существование. «Да и чего их опасаться? – говорила она Элисон. – Духи не могут причинить человеку вреда».

Однако общая атмосфера страха действовала и на нее. В конце коридора она сбавила скорость, а по лестнице поднималась на цыпочках. Иногда ей становилось немного жутковато. Элли казалось, что в спину ей кто-то смотрит. Не раз она останавливалась и оборачивалась. Пустота начала пугать ее, а Пансион словно вымер. Элли несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь унять непонятно откуда появившуюся дрожь в теле. «Это все на нервной почве. От беременности», – подумала она.

Элли обежала два этажа в северном крыле, и все без толку. Нет, она не заглядывала в каждый номер, она искала тележку Элисон, но так нигде ее и не увидела. Волнение нарастало. Трясясь от страха и нетерпения, она перешла на следующий этаж.

Она устала от ходьбы. В последнее время Элли вообще начала быстро уставать. Еще немного – и ей будет совсем трудно скрывать свое положение от всевидящего ока миссис Кинкейд.

– Он должен приехать. Должен, – повторяла она, поворачивая за угол.

– Кто должен приехать? – раздался чужой голос.

Элли вскрикнула. Глаза ее округлились от страха. Совсем рядом стоял некто, кто не должен был сейчас находиться здесь.

– Я т-так, п-про себя говорю, – пробормотала Элли, слегка заикаясь. – А ты что тут делаешь? – спросила она, не дожидаясь следующего вопроса.

– Тебя жду, – ответил он.

Дайана, как обычно, с легким интересом оглядела пустую, словно застывшую гостиную. Яркие викторианские краски исчезли, рисунки на обоях и шторах расплылись на сером фоне, смешались с полумраком. За серебристым окном погас свет. Гром неожиданно стих. Все вокруг сделалось серым и холодным.

Дайана знала, что Квентин продолжает сидеть рядом с ней. Девушка повернулась, но не увидела его. На какое-то мгновение ее сковал страх. Она догадалась, что она одна, и очень испугалась, потому что могла не найти обратной дороги из «серого времени».

– Да, сегодня будет труднее, – послышался вдруг приятный голос. – Ты ушла глубже, чем обычно. Прости, но так надо.

Дайана повернулась к двери и уже не испытала прежнего шока, а лишь слегка удивилась, увидев сестру, которую прежде не знала. Такая же тоненькая, бледная и испуганная, как и несколько дней назад, когда Дайана впервые увидела ее на веранде. Только сейчас она говорила не детским, а взрослым голосом. Выражение ее овального лица было торжественным.

– Мисси, – произнесла Дайана, как и прежде не узнав своего голоса: здесь он делался странным и бесцветным. Она хотела бы почувствовать нечто иное, кроме боли за незнакомую ей сестру, но не могла. Только боль и еще печаль. Потому что Мисси обманом вырвали из жизни, лишили сестры.

Мисси кивнула:

– У нас мало времени.

– Но здесь же нет времени, – ответила Дайана. – Я поняла это, еще когда попала сюда в первый раз.

– У тебя оно есть, его нет у нас, – поправила ее Мисси. – По ту сторону двери. Откуда ты пришла сюда. И он не будет долго ждать тебя. Он вмешается, потому что боится за тебя.

Дайана поняла, что сестра говорит о Квентине.

– Боится, что я могу навсегда остаться здесь? А разве так может случиться?

– Этого я не знаю. – Мисси пожала худенькими плечиками. – Я знаю только, что тебе нужно побывать здесь, а попасть сюда можно лишь в бурю. Она дает тебе необходимую энергию. Пойдем, Дайана.

На этот раз Дайана решила отказаться от роли куклы, а попытаться хотя бы немного контролировать ситуацию.

– Скажи, ты действительно моя сестра?

Мисси ответила почти сразу:

– Да.

– Тогда почему я тебя не помню?

Мисси сделала шаг назад, повернулась к двери и сказала:

– Идем скорее.

Дайана не удивилась, что ее второй вопрос остался без ответа. Она была рада и ответу на первый. Девушка поднялась с дивана и пошла вслед за Мисси.

– Я действительно иду? – громко спросила она. – Или продолжаю сидеть рядом с Квентином?

Они бесшумно заскользили по длинному серому коридору и вскоре приблизились к лестнице, ведущей вверх.

– Сегодня здесь только твой дух, – сказала Мисси.

Дайана знала, что именно так она чаще всего оказывалась в «сером времени» раньше – когда после путешествия «просыпалась», сидя то на кровати, то в кресле, ничего не понимая и не помня. По этому поводу у нее тоже появился вопрос.

– А почему? Что изменилось сегодня утром?

– Сегодня мне нужно поговорить с тобой. Так, чтобы меня услышали и он, и другие полицейские. Подвести тебя к двери – это первый шаг, после которого ты бы... ну, вошла с нами в контакт, что ли, и ощутила разницу между тем, как ты чувствовала себя раньше и сейчас.

– Раньше мне было очень холодно. После возвращения я никак не могла согреться.

– Я знаю. Извини, но без привычки к холоду было бы намного труднее. И за пещеру тоже прости, когда я говорила через тебя. Я знаю, тебе пришлось трудно. Я сама не ожидала и очень сожалею.

Дайана кивнула, легко простив сестру.

Чем дальше она уходила от двери, тем сильнее ее охватывала тревога.

– Куда мы идем?

– Я должна тебе кое-что показать.

Вспомнив осторожные намеки Квентина на то, что духи не любят отвечать на вопросы и расспрашивать их бесполезно, Дайана ненадолго замолчала. Она сама не заметила, как у нее вырвалось:

– Почему бы тебе просто не сказать нам, кто убил тебя?

К ее удивлению, Мисси ответила. Если это можно, конечно, было считать ответом:

– Потому что ни тебе, ни Квентину это ничего не даст.

Впервые она назвала его по имени. Дайана удивилась и сразу заподозрила, что сегодня ее действительно может ожидать что-то значительное.

– А вдруг Квентин поможет? – сказала девушка. – Он столько лет разыскивает убийцу.

– Я знаю, – ответила Мисси.

– Тогда скажи, успокой его. Или ты хочешь, чтобы он и дальше продолжал мучиться?

– Нет, не хочу, – Мисси остановилась и повернулась к Дайане. Та посмотрела вперед, туда, где все тянулся и тянулся коридор. Казалось, он никогда не кончится. – Раньше я не могла поговорить с ним. Однажды он привез с собой медиума, но и тот мне не помог.

– Он ничего мне об этом не говорил.

– Давно это было.

– А ты откуда знаешь? Ведь у вас нет времени.

Мисси едва заметно улыбнулась:

– Ты тогда была намного моложе. – Она подумала и прибавила: – И еще нетерпеливее и целеустремленнее. Я видела его отсюда, а поговорить с ним не могла. – Девочка вздохнула, худенькие плечики поднялись и опустились.

– Но ты можешь поговорить с ним сейчас. Через меня. Просто скажи ему все, что нужно. Успокой его.

– Успокаивать его? Это не в моей власти.

– Неправда, – возразила Дайана.

– Квентин винит себя в том, что не смог защитить меня. Спасти. Но больше всего винит себя за то, что видел – в Пансионе творится что-то неладное. Или по крайней мере творилось. Он это чувствовал, также как и я. Он медиум и ясновидец от рождения, хотя сам считает, что стал им после того, как увидел меня. То, что произошло со мной, только пробудило его способности.

– Мисси...

– Он чувствовал, что в Пансионе живет зло, но не верил своим ощущениям, – не обращая внимания на Дайану, продолжала девочка. – Наверное, потому, что был старше меня. А может быть, Квентину просто никто не сказал, что он отличается от других, и он решил быть как все. Предпочел не обращать внимания на ощущения, которые не мог объяснить. Его разум игнорировал их, сомневался в них. Квентин его и слушал. Точно так же, как ты столько лет слушала своих докторов.

– У меня было совсем другое.

– Ничего подобного. То же самое было и у тебя. Ты знала, что здорова, тем не менее продолжала слушать врачей. Потому что в глубине души боялась правды.

– Не знаю, о чем ты говоришь... – проворчала Дайана.

– Да знаешь ты уже все. Знаешь, что сквозь стену, разделяющую мир живых и мир мертвых, можно пройти. Или ты не убедилась в том, что умеешь открывать дверь? Или не видишь, как мы проходим через нее? А разве сама ты не проходила к нам? Вот сейчас ты идешь рядом со мной. Что, и это тоже неправда? – Мисси помолчала, затем продолжила: – Ты боишься остаться здесь. Точно так же, как и те люди, которых мы с тобой видели в больнице, когда навещали нашу маму. Мы с тобой всегда знали, что они собой представляют. Живые тела без душ.

У Дайаны перехватило дыхание. Холодный страх, таившийся внутри ее, начал расползаться по всему телу. Слова Мисси вызвали внезапный прилив воспоминаний, очень ярких и живых. Она словно перенеслась на тридцать лет назад. Держась за руку отца, она топала маленькими ножками по странному белому коридору с дверями по обеим сторонам. Одни были открыты, другие – закрыты. За закрытыми стояла тишина либо слышался плач или смех, реже – жуткое завывание. Заглядывая в открытые двери, она видела кровати. На них лежали или сидели люди – читали, слушали радио или смотрели телевизор.

На кроватях люди лежали недвижимо, спали или находились без сознания. Последние были опутаны разноцветными проводами, соединенными с какими-то приборами, жужжащими и мигающими лампочками.

Некоторые люди умерли. Тела еще дышали, а приборы регистрировали пульс, но те, кто жил в телах, покинули их. Навсегда. Не только сейчас, уже тогда Дайана это ясно понимала. Откуда она все узнала? Да ниоткуда. Просто всегда знала – и все. И ей ни теперь, ни тридцать лет назад не нужно было ничего ни доказывать, ни объяснять – она сама могла бы рассказать, что случилось с теми людьми из больницы, которые умерли.

Просто кто-то открыл им дверь, а возможно, они и сами ее открыли, прошли за нее и остались по другую сторону. Не смогли вернуться в свое физическое «я».

Холодный ужас пронизывал Дайану, но и он не шел ни в какое сравнение с тем чувством, что сжимало ее словно клещами, когда девочка шла с отцом по коридору больницы. Когда она увидела свою маму неподвижно лежащей на кровати, услышала бесполезный писк приборов, к которым та была подключена, когда все поняла...

– Дайана.

Она заморгала, всматриваясь в юное торжественное лицо Мисси.

– Господи. И с ней это случилось. Она умерла прежде, чем отец и врачи все поняли, задолго до того, как констатировали ее смерть. Она давно была мертва, – проговорила Дайана.

– Да, – кивнула Мисси. – И ты все время боялась, что, как и мама, потеряешь контроль над собой и останешься здесь. Тогда ты была слишком мала, и рядом с тобой не было мамы. Никого не было.

– Зато сейчас я не одна.

– Главное, что нет лекарств, наводящих на тебя туман. И еще есть он, кто помогает тебе увидеть и понять. Но ты все равно еще боишься. Вот почему ты споришь с Квентином, когда он заговаривает с тобой об этом.

– Но у меня есть все причины опасаться, не так ли? И ты тоже боишься, что я могу остаться здесь, сама мне сказала. Мы обе знаем, что такое возможно. Поэтому...

– Да, можно попасть в плен к «серому времени». Но есть вещи и гораздо более опасные.

«Та-тум».

«Та-тум».

Дайана не услышала – скорее почувствовала этот звук и содрогание под ногами. Казалось, вибрировало само «серое время», царство безмолвия и холода.

Квентин спрашивал ее, слышала ли она что-либо внутри себя, напоминающее биение сердца. Девушка ответила «нет», потому что не помнила такого. Теперь же она его безошибочно узнала. Дайана помнила – оно эхом звучало из ее детства, таилось внутри ее, сидело даже глубже инстинктов.

Она знала этот звук.

«Та-тум».

«Та-тум».

Он был объемный, мощный и мрачный. Он пах сыростью и гнилью. Обжигающе холодный, обволакивал своей чернотой все вокруг себя, гасил все огни. И он был... неизбежным. Древним. Обладал невероятной силой, подавлял своим могуществом. Перед ним все чувствовали себя слабыми и испуганными.

«Та-тум».

«Та-тум».

– Оно идет, – проговорила Мисси. – Оно снова готово убивать.

– Ты имеешь в виду его? Того самого убийцу?

– Он перестал быть человеком задолго до того, как его похоронили. Теперь это только оно. И ты знаешь, что это.

Дайана знала. Это был всепожирающий ужас.

– Как оно будет выглядеть на этот раз? – спросила девушка.

– Оно почти всегда похоже на одного из тех, кому мы доверяем. – Мисси отвернулась и пошла обратно по коридору. – Скорее, Дайана, – бросила она через плечо. – Поторапливайся.

Дайана, перепуганная осознанием происходящего, скользила за Мисси как ветер. Она понимала, что надвигается на них. Но не меньше страшило и расстояние, отделявшее ее от заветной двери. «Не слишком ли я далеко?» – мелькнуло у нее в голове. Оставалось надеяться только на то, что, пока дух блуждал по «серому времени», тело оставалось рядом с Квентином. Тревога Дайаны усилилась, когда она начала разглядывать коридор и почувствовала, что путь ей незнаком и что она не имеет представления, куда ей двигаться дальше.

Квентин беспрерывно ходил по гостиной, поминутно бросая взгляд на лицо Дайаны. Глаза ее были закрыты, лицо казалось умиротворенным. Человеку незнающему показалось бы, что она попросту спит.

Но Дайана не спала.

Горничная пришла и вышла, оставив на столе еще один кофейник с горячим кофе. Она удивилась, что кофе, принесенный ею час назад, стоит на подносе нетронутым. Но Квентину не хотелось кофе, он предпочел бы сейчас что-нибудь покрепче.

«Не прикасайся ко мне. Мне нужно... Не дотрагивайся до меня. Жди» – так сказала ему Дайана.

«Жди... Хорошо, жду. А сколько еще ждать-то? Долго находиться в «сером времени» небезопасно... А где она вообще?» – размышлял Квентин. Постепенно он пришел к выводу, что Дайана, несомненно, находится в «сером времени». Он не был уверен, что именно вызвало ее уход туда – либо волнение, возникшее после разговора с отцом, либо буря.

«Скорее и то и другое, вместе взятое».

На него непогода действовала отвратительно, буквально выворачивала ему душу.

– Что уж говорить о ней, – пробормотал Квентин и в который уже раз посмотрел на Дайану.

Квентин не знал, как поступить. Разум говорил ему, что он не должен касаться Дайаны; что якорь, удерживающий ее с этим миром, сейчас не нужен. Кроме того, как обычно в такое ненастье, он начинал подозревать, что его чувства попросту не находят источника нужной им энергии, делая его тело и ум бессильными.

Все вокруг ему казалось расплывчатым, зыбким, далеким.

В конце концов, Квентин пришел к мысли, что Дайане может грозить опасность. Каким бы полезным ни оказался результат ее теперешнего путешествия в «сером времени», закончиться он для нее может трагически.

Квентин понимал, что ее уход в «серое время» теперь необходим для них, очень важен и в какой-то степени неизбежен, но если он сейчас же не вытянет Дайану оттуда, то потеряет ее.

Оставалось выяснить последнее – можно ли ему доверять своей интуиции? В такую бурю...

Квентин решил довериться – слишком долго он ждал. Еще немного – и вернуть Дайану станет попросту невозможно, она окажется вне его досягаемости.

«Ничего страшного, – начал он успокаивать себя, продолжая мерить шагами комнату. – Она и раньше уходила в «серое время», десятки раз это делала. Одна. Никого рядом с ней не было. И возвращалась оттуда без посторонней помощи. И сейчас вернется».

Если бы он был сейчас так же силен, как уверен!

Если бы почувствовал источник энергии!

Квентину не нравилось ждать. Никогда не нравилось, особенно долго. Он ненавидел бессмысленное времяпровождение, когда ничего не остается, кроме как волноваться.

Сколько раз в прошлом ему приходилось ждать – просто следить, как течет время, бессмысленно и медленно. Ему казалось, что Бишоп специально подвергает его таким мукам, заставляет вырабатывать выдержку и терпение.

Однажды Квентин ему так и сказал. Бишоп не стал отнекиваться, но и не подтвердил его догадку. А потом уроки ожидания продолжились.

Квентин извлек из них пользу, научился и терпению, и выдержке. Но ненавидеть ожидание не перестал. Однако если раньше он давил в себе ненависть тем, что щипал себя за пальцы, и самое страшное, что мог получить – это небольшие синяки, то теперь все обстояло гораздо сложнее. Сейчас результатом его ожидания могла стать потеря Дайаны в «сером времени». Какой бы она ни была сильной, она устала, потратила слишком много энергии. Квентин не мог, не желал потерять Дайану.

Страшный удар грома едва не оглушил его, а серебристые лезвия молний на какое-то мгновение ослепили. Он зажмурил глаза, и его окутал мрак. Квентину показалось, что он стоит где-то в пустыне, один. И вдруг он услышал тихий голос. Тот самый, что жил внутри его...

«Скорее! Торопись. Иначе будет поздно».

Буря настолько притупила чувства Квентина, что он, услышав его, удивился ему как чуду. Хотя, возможно, голос уже долго нашептывал ему эти слова, только Квентин их не слышал.

Внезапно испугавшись, он подбежал к Дайане, обхватил ладонями ее охладевшую руку и крепко сжал.

Никакой реакции не последовало. Дайана не пошевелилась, не открыла глаза, лицо ее было по-прежнему умиротворенным.

В отделе не раз приходилось вытягивать экстрасенсов из самых страшных глубин потустороннего мира, но Квентин в этом никогда не участвовал. Его просто не звали на помощь. «Буксирами жизни» выступали другие. Но он знал, как нужно действовать. Прежде всего следовало поверить в человеческий мозг и его возможности, которые при определенной мотивировке, в минуты особого напряжения, становятся уникальными.

Он сосредоточился, усилием воли заставил себя забыть про бурю и мысленно определил задачу – во что бы то ни стало найти Дайану и вернуть ее.

Глава 14

– Мисси, куда ты меня ведешь? – Беспокойство Дайаны продолжало усиливаться и расти. Она вдруг заподозрила сестру в предательстве, в желании заманить ее поглубже и бросить. Мисси уже не казалась ей такой великодушной, какой она себе ее вообразила.

– Я должна тебе кое-что показать.

– Почему бы просто не объяснить, что это? – Дайана озиралась по сторонам, пытаясь понять, в какой части Пансиона они находятся.

Но коридор был таким же необычно бесформенным и безликим, как и все в «сером времени», даже мрачнее, чем все остальное, прежде виденное ею.

– Так нечестно. Похоже, мы с тобой...

– Слушай, – перебила Мисси, не затрудняясь ответами и объяснениями. – Квентин кое о чем забыл.

– О чем же?

– Из-за того, что случилось со мной, он считает, что в Пансионе только дети подвергаются опасности.

Поскольку сестра говорила на ходу, Дайана расслышала только часть из того, что она сказала. Мисси завернула за угол, и голос ее стих. Дайана бросилась за ней и вскоре догнала. Мисси стояла у какой-то двери. Дайана пригляделась и обомлела – дверь была зеленого цвета. Она впервые видела в «сером времени» другой цвет. Дайана и не представляла, что здесь может быть какой-то иной цвет, кроме серого.

– Запомни это место, Дайана. Запомни эту дверь, – медленно произнесла Мисси.

– Для чего? – Дайана изо всех сил пыталась унять пугающие мысли и концентрироваться на словах сестры, но с каждой секундой делать это становилось все труднее.

– Здесь ты всегда будешь в безопасности. Это очень важно. Помни – здесь тебе ничего не страшно.

– Я думала, в «сером времени» все места одинаковы...

– Это особое место – и в твоем мире, и здесь. Оно защищено. Не забудешь?

Дайана кивнула и раскрыла было рот, чтобы задать еще вопрос, но Мисси заговорила первой, опередив ее:

– Не теряй времени. Слушай меня. Квентин всегда считал, что только детям в Пансионе угрожает беда. Отчасти это так – дети слабее и уязвимее. Они беззащитны и представляют собой легкую добычу. Оно питается их страхом. Дайана, ты помнишь, как напугалась в детстве?

Губы Дайаны замерзли и превратились в ледышки. Она едва могла пошевелить ими.

– Да, помню, – пробормотала она.

– Но не одни дети подвергаются опасности. И не в детях здесь дело. Не во мне даже. Дело в наказании и в осуждении. Его судили и покарали.

Дайана хотела во всем получше разобраться и приготовилась было снова расспрашивать Мисси, но в этот момент обе они услышали грозное и беспощадное:

«Та-тум.

Та-тум.

Та-тум!»

Лицо Мисси исказилось.

– Беги! – воскликнула она. – Скорее! Оно собирается проникнуть к вам! Не забудь про комнату. Дайана, помни про комнату! Мозг медиума даже уязвимее детского. Если он найдет тебя...

– Мисси, я ничего не понимаю.

– Ты все поймешь. – Мисси взяла в руки ее ладонь. Дайана в очередной раз удивилась, почувствовав, что ладони ее теплые. – Зеленая дверь, – проговорила Мисси. – Атеперь иди, тебя ищет Квентин.

Дайана окоченела настолько, что не могла сдвинуться с места. Ей казалось, что мозг ее превратился в снег и начал рассыпаться. Тепло ладоней Мисси стало разгонять холод...

«Та-тум!»

«Та-тум!»

Пол под ногами Дайаны снова завибрировал. Надвигалось что-то громадное, тяжелое. Серый цвет коридора начал темнеть, на стенах появились черные мрачные пятна. Дайана втянула голову в плечи, стала думать о Квентине, мысленно звать его. Только теперь она осознала, как он нужен ей, насколько спокойнее ей рядом с ним.

Навалившуюся тьму коридора прорезали молнии. Они сыпались со всех сторон, рассекая и рассеивая мрак.

– Скорее же. Ну! – торопила ее Мисси.

– А! Что? – Дайана открыла глаза и... оказалась в гостиной. Перед ней стоял стол с недавно принесенным кофейником.

– О Господи, – прошептал Квентин. – Ты хотя бы меня пожалела...

Девушка повернулась и посмотрела на него еще туманным и испуганным взглядом. Квентин держал ее за руку, и его ладони источали тепло и безмятежность. Дайану снова охватило незнакомое ей раньше чувство спокойствия и защищенности.

Она была в полной безопасности. В совершенной. Наконец-то.

– Ты в порядке? – спросил Квентин.

– Думаю, да.

Он облегченно вздохнул, не выпуская ее руку из своих ладоней:

– Очередное путешествие по «серому времени»?

Дайана кивнула.

– С кем на этот раз?

– С Мисси.

Ответ явно застал его врасплох.

– Ты разговаривала с ней?

– Да.

– И что она тебе говорила?

Дайана рассказала ему про зеленую дверь, о том, что «оно» охотится не только за детьми, что дело в суде и наказании.

– Зеленой двери не припомню, – заметил Квентин.

– Я тоже здесь такой не видела.

Дайана попыталась вызвать в памяти весь разговор с Мисси.

– Я думаю так, – резюмировала она. – Мисси предупредила меня, что эта дверь скрывает комнату, в которой можно найти защиту как в нашем мире, так и в «сером времени».

– Думаю, ты не совсем права. Если Мисси показала тебе укрытие, значит, она уверена – очень скоро оно тебе понадобится, – хмуро произнес Квентин.

Дайну снова обдало холодом, по спине поползли мурашки.

– Да, верно, – глухо ответила она.

– Мисси упоминала о суде и наказании? – переспросил он.

– Да. Его осудили и покарали. Того убийцу.

– Сэмюэля Бартона, – подсказал Квентин.

Дайана кивнула.

Квентин с минуту обдумывал события.

– Что-нибудь еще она тебе сообщила?

Дайана не стала прикидывать, использует ли Квентин сейчас свои экстрасенсорные способности или у нее на лице все написано, – она взглянула в его глаза и сразу поняла, что нужно рассказать все. И она рассказала. О том, как Мисси боялась за нее, о том, что сама она едва не впала в панику от страха остаться в «сером времени», об ужасной кончине матери. И только выговорившись, Дайана вспомнила последнюю деталь.

– Квентин, послушай. Она сказала, что когда мы навещали маму, я сильно испугалась. Увидела в больнице людей, которые лежали на кроватях, еще живые, а души их уже улетели. Следовательно, Мисси мне не сводная сестра, а родная. У нас с ней одни и те же родители.

Стефания никому бы не призналась, что основной причиной, по которой она попросила Рэнсома Паджетта сопровождать ее, был элементарный страх. Донести коробку с документами она могла бы и сама, без посторонней помощи. Но в последнее время она, как и почти все в Пансионе, стала очень пугливой. Даже теперь, с плотником, ей было не по себе.

Рэнсом Паджетт покорно отправился с ней, ни о чем не расспрашивая.

Погремев связкой ключей на большом кольце, он наконец открыл дверь подвала, спустился по короткой лестнице, бросил через плечо:

– Имейте в виду, мисс Бойд, тут сам черт ногу сломит. Все лежит навалом, сразу ничего и не найдете. Я говорил прошлому директору – разберите вы тут весь мусор да оттащите на свалку, ведь пройти невозможно. Нет, так и не послушали меня. Вот сами полюбуйтесь, какой тут кавардак.

Стефания, слушая его вполуха, прошла за ним и принялась оглядывать помещение. Подвал, как и ведущая вниз лестница, хорошо освещался, но тем печальнее было представшее зрелище. Паджетт оказался прав: везде стояли шкафы и коробки, – но внимательно оглядев их, Стефания вскоре уловила в их расположении некий порядок.

Большие и маленькие шкафы, очевидно, доверху набитые документами, стояли отдельно. На них громоздились пузатые картонные коробки. Опытным глазом Стефания определила, что еще немного – и места уже не будет хватать.

– Замечательно, – невеселым голосом произнесла она. – Просто великолепно. Здесь мне как раз на пару недель хватит.

Она вздохнула; не отходя от лестницы, снова обвела глазами подвал.

Часть подвала занимала мебель, либо сломанная, либо старая или немодная, не удовлетворявшая вкусам постояльцев. На столах вверх ножками были расставлены стулья, кое-где виднелись белые полосы – следы эпизодической имитации уборки. Отдельные столы и кресла были накрыты плотной тканью, белой от осыпавшейся на нее штукатурки.

Стопки коробок со старым бельем, шторами и занавесками возвышались по углам.

В другой стороне на полках расположился поразительный по своему разнообразию набор старой кухонной утвари. Самую многочисленную группу составляли проржавевшие пузатые чайники, с которыми соседствовали, как догадалась Стефания, пачки порыжевших газет и потускневших журналов. Рядом с ними приютились, подпирая полки снизу, стопки эстампов и картин.

– Мама дорогая, – прошептала Стефания. – И вся эта рухлядь хранится здесь?

– Как видите, – сказал Рэнсом с плохо скрываемым отвращением. – Хотя следовало бы давным-давно выбросить. Или отдать какому-нибудь благотворительному обществу, которых тут полным-полно. Они с удовольствием подбирают всякое старье. Это еще что! Вы посмотрите на ткань. Все либо истлело, либо моль проела. Неудивительно, за столько лет что угодно в труху превратится. А вон там, в дальнем углу, знаете что? Ковры. Некоторые стоили когда-то сумасшедших денег. А вы сходите гляньте, что от них осталось. – Он покачал головой. – Кошмар какой-то. Как что понадобится, так сразу бегут покупать новое, а старое волокут сюда. Тут все и догнивает.

– Может быть, на черный день оставляют? – мрачно пошутила Стефания.

Они оба вскинули головы и посмотрели в потолок – мощные раскаты грома сотрясали стекла, буря грохотала так, что пол трясся.

– Не привыкли еще? – спросил Паджетт, заметив в глазах Стефании испуг. – Такие бури у нас – обычное дело.

Стефания натянуто засмеялась:

– Проводить здесь жизнь я не собираюсь. Перебирать старье не будем, возьмем только документы. Хорошо, что они все находятся в одном месте. А само помещение неплохое. Избавиться бы от этого хлама...

Паджетт сочувственно кивнул, затем, поманив ее за собой, направился к стене, вдоль которой стояла старая мебель.

– Еще при позапрошлом директоре я все журналы и документы стащил в один угол. Там они у меня и лежат, аккуратненько, стопочками. Приходил сюда и от нечего делать стаскивал их туда из разных мест. Не все, конечно, документы нашел, но большинство.

– Удачная мысль, – одобрительно произнесла Стефания, следуя за плотником.

Они обогнули гору мебели в центре подвала и подошли к полутемному углу, забитому старыми регистрационными журналами, коробками, перевязанными клейкой лентой, и чемоданами. Увидев это, Стефания едва не застонала.

– Господи, – прошептала она.

– Темновато тут, – сказал Паджетт. – Может, перетаскать все поближе к лестнице? А вы уж там выберете, что вам нужно. Так быстрее получится, чем брать отсюда по коробке и вверху смотреть.

Стефания разгадала его хитрость. Старый плут надеялся, что, пока она будет копаться у лестницы в макулатуре, он сможет пойти к себе в служебную комнатушку и часок-другой прикорнуть.

Она помолчала, обдумывая ситуацию.

– Значит, так, – решила Стефания. – Думаю, здесь находятся самые старые документы. Как ты считаешь?

– Да, наверное, – пожал плечами Рэнсом. – Коробки принесли сюда первыми. Стало быть, у стены стоит самое старье. – Он посмотрел на Стефанию. – Если бы я знал, что вы ищете, я бы подсказал, где это находится. Поиски бы вам сократил.

Она ответила сразу:

– Да я и сама не знаю, что искать. Но раз уж вы вызвались мне помочь, давайте оттащим к лестнице пару ближайших коробок. Там по идее должна быть недавняя документация. Будем действовать наугад – что попадет полезного, то и попадет.

– Хорошо, – кивнул Паджетт и, охая, поволок к лестнице одну из больших коробок. Чтобы не мешать ему, Стефания отошла в сторону, принялась рассматривать мебель и картины, затем приблизилась к шкафам; печально вздохнув и покачав головой, мысленно бросила монетку и открыла ближайший. Сначала она действительно не знала, что ей следует искать, но догадалась о цели своих поисков сразу, как только наткнулась на первый документ.

– Последняя, – сказал Квентин, пододвигая к себе оставшуюся коробку.

– Нашел что-нибудь интересное?

– Пока не знаю. Попалось несколько старых писем начала девятисотых годов, пришедших сюда – постояльцам и прислуге. Относительно исчезновений тут или каких-либо тайн – ничего нет.

Дайана кивнула на стопку старых фотографий, лежащих перед ней на столе:

– У меня тоже негусто. Я просмотрела все альбомы с фотографиями. Есть забавные снимки, но на большинстве даже дат не указано. Одним словом – пусто.

– Да, Вселенная не дает человеку легких путей.

– Это я уже заметила, – кивнула девушка. – Вполне может быть, что больше для нас ничего и нет и найти мне нужно было всего одну фотографию.

Дайана часто рассматривала тот снимок. Две маленькие девочки и собака. Застывшее мгновение.

– Возможно, – согласился Квентин. – Знаки и знамения, – медленно произнес он.

– Это их мы с тобой ищем?

– Бог знает. Бишоп называет их указателями. Он говорит, что большинство людей проходят мимо. Одни не обращают внимания, другие – не замечают. Наверное, он прав. Многие настолько заняты, что даже не анализируют прожитые дни, чтобы увидеть подсказки и намеки, которые посылает им Вселенная.

– А как, по мнению Бишопа, должны выглядеть указатели?

Квентин был рад сменить тему и, пока они разглядывали оставшиеся находки, незаметно перевел разговор на работу своего спецподразделения. Он подумал, что отвлечет Дайану от тяжелых воспоминаний, в которые она регулярно впадала после своего недавнего путешествия в «серое время», вызванного бурей. И хотя в мозгу его роились вопросы, он посчитал, что задавать их Дайане сейчас, пока она еще не отдохнула, бессмысленно.

Пока стихала за окнами непогода, он говорил о своей работе, о коллегах, о сложностях, с которыми они сталкиваются в расследовании преступлений, рассказал несколько баек, ходивших в отделе, даже упомянул, какими прозвищами они награждают друг друга. В заключение Квентин поведал о нескольких расследованиях.

Он не был уверен, что Дайана слушает его. Иногда ему казалось, что девушка не обращает на него внимания или, скорее, воспринимает его голос как шумовое оформление. Но одно он знал твердо – сейчас Дайане нужно было чувствовать кого-то рядом. Кроме того, он преследовал и свою цель: надеялся лишний раз успокоить Дайану, примирить ее с мыслью о существовании у нее паранормальных способностей рассказом о людях, которые воспринимают их совершенно серьезно. Поэтому и говорил о событиях крайне странных как о само собой разумеющихся, обычным голосом человека, для которого паранормальные явления давно не вызывают никакого удивления.

Иногда Квентину казалось, что его усилия не пропали даром – в глазах Дайаны то и дело вспыхивал интерес к повествованию.

– Знаки и знамения? – повторил он. – Ну, выглядеть они могут по-разному. Как угодно. Обычно чем проще, тем вероятнее, что это они и есть. Например... – Он окинул взглядом рассыпанные перед ним безделушки из последней коробки, затем сунул в нее руку, извлек небольшую старинную бонбоньерку, раскрыл ее. – Вот посмотри. На первый взгляд обычная, ничем не примечательная дребедень, не так ли?

– Да, ну и что? – пожала плечами Дайана.

– Внутри наверняка лежат малозначащие вещи. – Квентин принялся вытаскивать из бонбоньерки содержимое – зажигалку, связку ключей, несколько расчесок и заколок, авторучку, кроличью лапку, миниатюрные ножницы, пластмассовый кошелек для монет и другую мелочь. – Обрати внимание – владелец давным-давно забыл про все это, но для нас любая вещь может стать указателем.

– Бонбоньерка, набитая разной мелочью, – указатель?

– У нас в отделе часто повторяют старинную присказку: что для одного мелочь, для другого – сокровище, – возразил Квентин. – Имеется в виду не материальная ценность находки, конечно. Какяуже сказал, указатель может выглядеть как обыкновенная безделушка. Причем не только на первый взгляд, но даже и на второй.

Дайана протянула руку, и Квентин подал ей бонбоньерку.

– Ничего особенного. Я бы ни на что не обратила внимания. И как узнать, где тут знак, а где знамение? Как их вообще выявить в повседневных вещах? Что там твой Бишоп говорит на этот счет?

– Мне он отвечал обычно загадками. Он считает, что внимание следует обращать на все, а важное проявит себя в процессе поисков. Само в глаза бросится.

– А я полагала, что Вселенная предпочитает скрывать очевидное.

– На самом деле нет. – Квентин помолчал, затем продолжил, осторожно подбирая слова: – Если твой отец, как ты уверяешь, обязательно примчится сюда, он ответит нам хотя бы на некоторые вопросы.

Дайана нахмурилась.

– Не думаю, – проговорила она, не отрывая взгляда от бонбоньерки. – Но даже если и ответит, я не уверена, что это будет правдой.

– Ты полагаешь, он попытается солгать, даже когда ты предъявишь ему фотографию?

– Все зависит оттого, зачем он начал врать изначально. Да и не смогу я его прижать. Чем? Снимком с двумя маленькими девочками? Ты сам знаешь, что Мисси все время жила со своей матерью здесь. Доказать обратного мы не можем, правда?

– Не можем, – согласился Квентин. – Во всяком случае, с тем, что у нас пока есть. Я не нашел ни одного, даже косвенного, доказательства того факта, что Лаура Тернер не являлась ее физической матерью. Среди документов, обнаруженных мной в полиции, есть фотокопия свидетельства о рождении Мисси. В нем сказано, что ее полное имя – Мисси Тернер и что она дочь Лауры Тернер, проживающей в Конксвилле, штат Теннеси. Отец, как там говорится, неизвестен.

– Тебе не приходило в голову, что это свидетельство – подделка?

– Лет десять назад я докопался до больничной карточки, выписанной на имя Мисси Тернер, дочери Лауры Тернер. Дата рождения в ней совпадает с указанной в свидетельстве. Искать дальше я не стал.

Дайана кивнула и тут же возразила:

– И все же Мисси сказала мне прямо: «Когда мы навещали маму». Я уверена: она имела в виду именно то, что говорила. То есть мы с ней – родные сестры.

– Я верю тебе, – вздохнул Квентин. – Не думаю, что она соврала. Какой смысл? Но будет трудно доказать это твоему отцу, особенно если он умышленно скрывал данный факт. Иначе говоря, пока ты его только подозреваешь в сознательном обмане, не более.

– Мой отец – человек влиятельный, он не только крупный финансист, но и политик. У него много высокопоставленных знакомых по всему миру, – проговорила Дайана, тщательно выбирая слова. – Его отец и дед были послами. Его фирма широко известна и пользуется высокой репутацией. Занимается он всем, начиная от высоких технологий и заканчивая добычей алмазов. У него офисы по всему миру.

– Понятно, – кивнул Квентин. – Ты хочешь сказать, что если он решит что-либо скрыть, он это легко сделает.

– Он пойдет на что угодно, лишь бы спрятать концы в воду...

– Тогда по здравом размышлении у нас с тобой вообще ничего нет. Даже шансов докопаться до истины: твой отец может спрятать правду на редкость глубоко.

– Конечно. И заставить его говорить будет непросто, после стольких лет обмана. А мои... – она замялась, – паранормальные откровения он и слушать не захочет, не говоря уже о том, чтобы им поверить. Больше того – он способен использовать их против меня. Наговорит о больной фантазии, о бредовых галлюцинациях – и ему поверят. Я знаю, чего он хочет. Вернуть меня под наркотическое крылышко купленных им докторишек, чтобы те напичкали меня лекарствами до потери пульса.

– Зачем это ему нужно? – искренне удивился Квентин.

– И ты еще спрашиваешь?

– Да. Для чего? Какая такая страшная тайна требует столь жестоких мер?

– Та же, что и раньше. Тайна моей сестры Мисси.

– Мы слишком многого не знаем. Могу только повторить – пока у нас есть только одни подозрения, и до получения новой информации мы ничего определенного утверждать не можем. То, что тебе не говорили о Мисси, объясняется просто – ты долгие годы находилась под воздействием лекарств и просто не поняла бы, даже если бы тебе и сказали о сестре. А возможно, тебя просто не хотели лишний раз беспокоить, – сказал Квентин, осторожно выбирая слова.

– Ты сам не веришь в то, что говоришь.

– Не верю, – вздохнул он. – Но более убедительных объяснений у меня нет. И фактов у нас тоже нет. А строить предположения – занятие безнадежное.

Дайана перевела взгляд на бонбоньерку, машинально оценила серьги. «Безвкусная дешевка», – подумала она.

– Квентин... моя мать умерла в психиатрической лечебнице, и если Мисси и мои воспоминания не обманывают меня, значит, ее болезнь и смерть имеют отношение к паранормальным способностями, проконтролировать которые она не смогла.

– Мы уже знаем, что и такое возможно, – неохотно согласился он.

– Но мой отец мог принять эти способности за проявление болезни.

– Вполне. Даже скорее всего так оно и было. Медицина и теперь-то не всегда воспринимает идею о наличии у человека паранормальных способностей, а уж раньше, двадцать пять лет назад, врачи просто считали сумасшествием все, чего не могли объяснить.

– Так что мне ему говорить, когда он сюда заявится? Рассказать, как я прогуливаюсь с духами? Что в один из променадов в потусторонний мир я столкнулась со своей сестрой? И как, по твоему мнению, он на это отреагирует?

Мэдисон очень обрадовалась, когда буря ушла и замерла где-то в горах. В последние дни ее и особенно Анджело ненастья сильно пугали. Щенок трясся как осиновый лист, и девочке приходилось брать его на руки и успокаивать.

– Ну вот и все. Ушла буря, ушла, – приговаривала она, поглаживая щенка.

Анджело продолжал тихонько скулить, жался к Мэдисон. Он всегда в бурю нервничал, а сейчас совсем перепугался.

– Все успокоилось, – продолжала девочка. – И остальное скоро... пройдет. Я тебе обещаю.

Анджело вздохнул, совсем как человек, сел у ног Мэдисон, посмотрел на нее. В глазах его отражались беспокойство и страх.

Мэдисон оглядела комнату для игр, где они со щенком пережидали бурю. Кроме них, в комнате никого не было. Все крыло казалось пустым, а в коридоре каждое слово отдавалось эхом.

Дверь открылась, и Мэдисон увидела Бекки.

– Оно здесь, – произнесла девочка.

Мэдисон не удивилась. Она настороженно, не пытаясь скрыть страх, посмотрела на подругу:

– Но ты же говорила, что Дайана еще не готова.

– Да. Ей нужно быстрее подготовиться.

– А что, если она не успеет?

– Успеет. Он поможет ей.

Мэдисон нагнулась, подхватила на руки щенка, принялась его гладить. Тот успокоился и перестал скулить и вздрагивать.

– Значит, оно пришло... Случится что-то нехорошее?

– Обычно бывает так, – кивнула Бекки.

– Опять найдутся чьи-то косточки?

Бекки чуть повернула голову, словно вслушиваясь в далекие звуки, проговорила тихим мягким голосом:

– Нет, не найдутся. Это будут не косточки.

– Дайана, никто не потащит тебя в клинику и не начнет пичкать лекарствами. Нет ни у кого такого права. И как бы твой отец ни отреагировал, тебе ничто не угрожает. Можешь мне поверить.

Она скривила губы:

– А ты расскажешь ему о своих способностях? О том, что в ФБР есть специальный отдел, состоящий из экстрасенсов?

– Это и не тайна вовсе, – мягко улыбнулся Квентин. – Мы не делаем секрета из своей работы. Если твой отец не поверит тебе или мне, я попрошу его связаться с другими людьми, тоже влиятельными, чья репутация и свидетельства безупречны. И у них он получит надежные доказательства. Они с удовольствием расскажут ему о деятельности ФБР в этом направлении. Поверит он им или нет – это его дело, но он будет обязан воспринять их сообщения серьезно.

– Настолько серьезно, что у него пропадет желание вызвать санитаров со смирительной рубашкой?

– Ну вот этого определенно не будет.

– Мне бы твою уверенность...

– Я тебе гарантирую – ничего страшного с тобой не случится.

Дайана почти поверила ему. Однако она слишком хорошо знала своего отца, чтобы перестать волноваться. Тем не менее, она немного успокоилась и продолжила прерванный разговор:

– Я не поняла, найдем мы в этой коробке что-нибудь интересное или нет?

Девушка понимала, что их поиски грозят закончиться одной-единственной находкой – фотографией с изображением двух девочек, вполне обычных, немного похожих друг на друга.

«Да и этот указатель, – подумала она, – ведет в совершенно неожиданном направлении. Скажи мне кто-нибудь дня два назад, что Мисси – моя сестра, я бы просто не поверила в этот бред».

Квентин потянулся к коробке, достал по виду старую амбарную книгу, изрядно пожелтевшую и потрепанную по краям, начал перелистывать страницы.

– А ты знаешь, – он поднял глаза на Дайану, – вот это нам может пригодиться.

Будничный тон его голоса заставил Дайану насторожиться.

– Что это такое? – спросила она.

– Если я правильно догадываюсь, это чей-то отчет о маленьких тайнах Пансиона.

– Как? – удивилась Дайана. Она поднялась, обошла стол и села рядом с Квентином на диван.

– Посмотри сюда. – Он провел пальцем по странице. – Даты расположены не в хронологическом порядке. Вот эта запись сделана в семьдесят шестом году, а на противоположной странице – уже в девяносто восьмом. – Он провел пальцем черту и стал читать: – «Сенатор Райан приехал в Пансион со своей любовницей. Нам всем приказано называть ее "миссис Райан"». И дальше в том же духе. Попахивает...

– Похабщиной, – вставила Дайана.

– А я бы сказал – обидой.

– Да, обида тоже чувствуется, – кивнула Дайана и перешла к девяносто девятому году. – Тут то же самое. Написано, что актриса приехала подлечиться после запоя... сенатор-кокаинист... Вот подслушанный скандал между мужем и неверной супругой...

– Догадываюсь, что это дело рук прислуги, а они подчиняются управительнице. Значит, писали для нее.

– Или для кого угодно, – предположила Дайана. Девушка начала листать страницы. Быстро, не обмениваясь замечаниями, они пробегали глазами начало текста и переходили дальше. – Горничным все эти тайны узнать очень легко. Они везде ходят, их мало кто замечает. Где-то они подслушают, где-то подсмотрят, хотя бы и в замочную скважину. Любовницы, любовники, алкоголизм, скандалы, наркотики... Дочь известного политика тайно рожает, сын промышленного магната из Европы прячется от закона, пока родители улаживают его грязные делишки...

– Да, тогда хоть пытались как-то скрыть, – пробормотал Квентин.

– Сейчас бы никто и бровью не повел. Разве что таблоиды пополоскали бы скабрезную новостишку с неделю – и забыли бы. Так, ладно, Квентин, с текстом все понятно. Давай посмотрим на почерк – ведь он везде разный. Я так думаю, что журнальчик этот переходил из рук в руки и все, к кому он попадал, вносили в него свои записи. Ты знаешь, я, конечно, большая поклонница теории заговоров, но не вижу в такой карусели большого смысла.

– Я тоже, – признался Квентин.

Дайана задумалась.

– А вот шестидесятый год. Запись сделана более сорока лет назад. Не понимаю – зачем столько лет хранить старый журнал? Не легче ли завести новый? Не знаешь, кто из сотрудников Пансиона работает здесь столько?

– Управительница. Миссис Кинкейд. Она тут всю жизнь живет, – ответил Квентин. – Ее мать здесь работала. Тоже управительницей. В шестидесятом ей, думаю, было лет десять.

– Почерк явно недетский, – проговорила Дайана.

Как и все в отделе, Квентин разбирался во многом, в том числе и в психографологии.

– Совершенно верно, – уверенно ответил он. – Все записи сделаны взрослыми. Однако я бы предположил, что это люди несостоявшиеся, с серьезными проблемами.

– Обиженные? Ты вроде это говорил.

Он кивнул:

– Ну вот эта запись. Сделана явно человеком завистливым, вспыльчивым, необразованным, любящим осуждать.

– Осуждать, – тихо повторила Дайана. – Опять суд. Должно быть и наказание. Может быть, тень или что там осталось от Сэмюэля Бартона, чинит суд и карает?

Глава 15

– Да, но только... – Квентин замолчал. Он начал перелистывать страницы, и чем внимательнее он их читал, тем больше хмурился. – Насколько я помню, ни одно из указанных здесь имен не связывалось с исчезновением или гибелью людей.

Дайана вздохнула, откинулась на спинку дивана:

– Вот проклятие! А я-то надеялась продвинуться дальше. Хоть что-нибудь еще узнать... А вместо этого мы наткнулись на очередную загадку. Кому понадобилось вести записи личных тайн? Зачем? Да еще в течение сорока с лишним лет.

– Согласен. Если перед нами указатель, то он нас только больше запутывает.

– Как ты считаешь, почему он лежал на чердаке? – спросила Дайана. – Самая поздняя запись сделана в девяносто восьмом году. То есть журнал засунули на чердак относительно недавно.

– Либо он все время находился там, – предположил Квентин. – Журнал был в одном из старых чемоданов, очень заметных. Я думаю, его положили туда не случайно, а чтобы легче находить. Стефания говорила, что убирается и проветривается чердак редко, раза два в год. В остальное время туда никто не заходит, то есть за сохранность журнала можно не беспокоиться – он спрятан в надежном месте.

– Это только одна из версий, – вздохнув, сказала Дайа-на. – Но меня интересует другое: почему записи делали разные люди?

– Потому что им платили, – мрачно произнесла Стефания, неслышно возникнув в дверях. – И по-видимому, очень хорошо.

Если бы в Пансионе надумали провести конкурс на худшую горничную, его бы без труда выиграла Элисон Макон. Девушка и сама никогда не отрицала, что работница она – из рук вон плохая. У нее вообще ни с какой работой отношения не ладились. И тем не менее она умудрялась соответствовать драконовским стандартам, установленным для горничных придирчивой миссис Кинкейд.

Девушка смышленая, Элисон разработала и довела до совершенства набор уловок, делавших ее жизнь комфортной, а труд – не таким обременительным. Вместе они составляли кратчайший путь к получению удовольствия даже в самой унылой рутине. Большинство уловок были вполне безобидны, гостям Пансиона неудовольствий они не доставляли, а общих гигиенических правил не нарушали. Ну вот, к примеру: на кой черт менять неиспользованное полотенце в номере на «свежее», бежать за ним на склад, как этого требует миссис Кинкейд, если можно спокойно оставить старое? Чистое оно? Чистое. Ну и что тогда еще нужно?

Или взять цветы в номере. Вполне нормальные цветочки, не вялые. Ну кому станет лучше, если Элисон сначала потащится к мусорному баку выбрасывать их, а потом – в оранжерею за новыми цветами? Да кому угодно, только не самой Элисон. Поэтому нужно всего лишь проявить сообразительность – сменить воду в вазе, и цветы выглядят как только что срезанные.

А раковина? Чего ее скрести, надрываться, если в номере неделю никто не живет? Промыл водичкой для пущей важности – и хватит с нее.

Так, на каждом шагу проявляя находчивость, Элисон добивалась главного – у нее всегда было лишнее время. Дополнительных полчасика на утренний, а иногда и на освежающий послеобеденный сон, лишних пять минут на и без того редкую сигаретку.

Однако наиважнейшим для себя делом Элисон считала встречи со своим приятелем Эриком Геком, на которые позволяла себе ускользать даже в течение рабочего дня. Работал он на конюшне, и хотя дел у него всегда было по горло, он тоже был малый не промах и пользовался любой возможностью отлынить от них.

Элисон, как и ее подруга Элли, всегда носила под поясом запрещенный миссис Кинкейд мобильный телефон, по которому и переговаривалась с Эриком.

Сегодня, в пятницу, Элисон сама себя превзошла и закончила работу в рекордное время. Главным образом потому, что ей достались номера, в которых, слава Богу, никто не жил. А поскольку отдыхающие ожидались только в понедельник, с уборкой можно было не особо церемониться. Поэтому когда под передником тихо загудел виброзвонок мобильника, Элисон с радостью согласилась на встречу.

Столкнувшись с Эриком прямо у двери корпуса, она воскликнула:

– Да что ж ты делаешь? А ну как миссис Кинкейд нас увидит здесь?

– Не увидит. Слушай, времени у меня немного. Эта чертова буря мне все планы сбила. Придется заниматься вечером. – Эрик обучал новичков умению сидеть в седле и управлять лошадью.

– Это в такую поздноту скакать? – спросила Элисон, заворачивая за угол, на тропинку, ведущую к их излюбленному месту – кустам в дальнем углу сада.

– Три занятия, – недовольно проворчал Эрик, ведя подругу за руку. – Я говорил Каллену, чтобы он отменил занятия. Ведь лошадей жалко – им тоже вечером отдохнуть хочется. А тот знай свое твердит: мол, желание гостя для нас – закон.

– Ну в общем, да, – неохотно согласилась Элисон. Вдруг почувствовав себя неловко, она предложила: – Может, не будем сейчас. Эрик?

– У нас перерыв. Имеем полное право.

Элисон не стала говорить, что у нее не бывает перерывов и что на свидания она ходит в рабочее время. Потому что работа работой, а терять такого красавчика, как Эрик, одного из немногих холостяков, она не хотела. Она иногда даже изумлялась, как это ей удалось подцепить его.

Ну, не совсем чтобы подцепить, а скорее сунуть под юбку. Но это уже не важно.

– С них не убудет, если мы малость отдохнем, – уговаривал ее Эрик, продолжая тянуть за собой.

Совесть мучила Элисон очень недолго. Отступила под напором страсти, которая от Эрика передалась Элисон, и радости от сознания, что в очередной раз перехитрила миссис Кинкейд. Такое понятие, как корпоративная солидарность, Элисон было чуждо.

– Ладно, ладно, – тихо засмеялась она. – Только давай побыстрее.

– А когда мы задерживались? – ответил с улыбкой Эрик.

Элисон собралась было остроумным замечанием упрекнуть дружка в излишней торопливости, как вдруг тот споткнулся обо что-то и полетел на землю, увлекая ее за собой. Они упали в траву, смеясь. Пытаясь подняться, Элли оперлась рукой обо что-то мягкое, повернула голову, и смех ее оборвался.

Она закрыла лицо руками и закричала от ужаса.

Элли Уикс лежала ничком в густой траве, у старого дерева. Одна рука девушки была вытянута вдоль тела, другая – откинута. Она упала меж ярких цветов, высаженных здесь давным-давно и столь же давно забытых.

Платье и передник выглядели так, словно их только что сняли с вешалки, волосы были, как обычно, зачесаны по-детски, в высокий хвост. Шею Элли стягивала петля из плетеного ремня, врезавшись так, что местами кожа была содрана. Лицо Элли покрылось пятнами, язык вывалился, глаза вылезли из орбит.

Место преступления освещали мощные лампы. Темнело в долине рано, а полиции еще многое нужно было осмотреть. Человеку постороннему могло бы показаться, что идут съемки фильма и что вот сейчас девушка, изображающая жертву преступления, поднимется, отряхнет платье и улыбнется.

Нет, все было по-настоящему.

– Оно здесь, – тихо сказала Дайана.

Квентин потянулся к ее руке:

– На этот раз мы его остановим.

– Не знаю, удастся ли.

– Я в это верю.

– Хотелось бы и мне поверить.

Нат с интересом поглядывал на них.

– Местечко, как я понимаю, весьма популярное у любовных парочек. Укромное и от главного корпуса недалеко. Долго идти не нужно, а отдыхающие сюда не заглядывают. Когда-то оно было частью сада, но потом его забросили. Постепенно все заросло настолько, что даже двух террас не видно.

– Это не террасы, – поправила его Дайана, разглядывая ближайшее к ним строение, с недавнего времени используемое под сарай. Когда-то его пытались облагородить, выкрасили веселенькой голубой краской, но со временем она сильно облупилась. Искусственные цветы на окнах, таких же квадратных, как и в коттеджах, пожелтели и поникли. Была во всем виде сарая какая-то странная печаль.

Взглянув на него, Дайана почувствовала, как по спине пробежал мерзкий холодок. Даже вид убитой девушки не вызвал в ней такого страха. Инстинкт подсказывал ей, что сарай таит в себе что-то недоброе.

Стоявшая рядом с ней Стефания, все еще бледная и взволнованная, пояснила:

– Как мне сказали, когда-то там был игровой зал. Собирались и взрослые, и дети. Не знаю, почему его забросили.

– Я знаю, – сказала Дайана.

– И я тоже, – отозвался Квентин.

Дайана посмотрела на него с интересом:

– Так ты еще помнишь?

– Только что вспомнил, – ответил он и посмотрел на Ната, с удивлением вслушивавшегося в их разговор. – В то лето, недели за три-четыре до смерти Мисси, мы частенько сюда наведывались. Это место стало чем-то вроде нашего клуба. Таких густых зарослей еще не было, взрослые захаживали сюда нечасто, и мы собирались в этом строении. Нам нравилась иллюзия некоторой таинственности.

– И что дальше? – спросил Нат.

– И вот однажды шли мы сюда. Мисси первой забежала по лестнице, исчезла за дверью, и в ту же секунду мы услышали ее крик. Мы бросились за ней, влетели внутрь и остолбенели. Стены, пол – все было залито кровью, повсюду валялись окровавленные куски мяса и шерсти. Кто-то изрубил двух кроликов и лисицу и разбросал их останки по всему помещению.

– Нам никто ничего не сообщал по этому поводу, – произнес Нат.

– Да полицию никто и не вызывал, – ответил Квентин. – Думаю, администрация решила не афишировать происшедшее. Наверное, посоветовались с родителями, и те согласились. Все подумали, что это чья-то гнусная выходка, неудачная шутка. Помещение вымыли и даже перекрасили, но ходить сюда мы перестали. Даже рядом с ним боялись пройти. Не исключаю, что и после нас дети здесь не играли. Мрачное место.

Нахмурившись, Нат повернулся к Дайане:

– Ну Квентин был здесь, а ты откуда об этом знаешь?

Она с готовностью ответила:

– Мне снилось это здание. В первый день, когда я приехала сюда. Еще до того как познакомилась с Квентином. Меня каждую ночь преследовали кошмары, я просыпалась, но не могла вспомнить, что именно видела. Вспомнила только сейчас, когда увидела это здание. Мне снилось, что Мисси – это я. Я весело бегу к зданию, думаю, что мы сейчас в нем славно поиграем, открываю дверь, захожу... Вижу кровь и куски мяса... Они валяются везде. Я пытаюсь закричать, но горло мне перехватывает страх. Наконец он отпускает меня и ору я что есть мочи...

Квентин сжал ее пальцы и прошептал:

– Дайана...

– Посреди комнаты был стол, – продолжала девушка, не сводя взгляда с сарая, – и в центре его, в луже крови, стояли отрубленные головы кроликов и лисицы. Их кто-то очень аккуратно поставил так, чтобы они не падали.

– Господи помилуй, – пробормотал Нат. – Квентин, так все было?

– Именно так, – подтвердил тот. – Кровавые фигуры страшного ритуала. Возможно, именно они-то больше всего и перепугали служащих и администрацию Пансиона. Таинственное вгоняет человека в панику. Позднее мне не раз доводилось видеть нечто подобное. – Он повернулся к Дайане. – Мисси страшно переживала. С того дня она стала совсем другой.

Нат задумался, подыскивая подходящие слова:

– Значит, Дайана, ты говоришь, что увидела все это во сне, потому что Мисси, твоя сестра, все это пережила?

– Думаю, да, – ответила девушка. – На самом деле это не мои, а ее кошмары. Как говорит Квентин, она все лето испытывала страх.

– Нат, здесь нет ничего странного, – сказал Квентин. – Экстрасенсорные способности передаются по наследству из поколения в поколение. Родственные связи Дайаны и Мисси помогли им сохранить между собой паранормальную связь.

– Даже после того, как Мисси умерла? – изумился Нат.

– Встречаются и еще более загадочные вещи. Можешь мне поверить, – улыбнулся Квентин. Он мог бы, конечно, рассказать лейтенанту о том, что они с Дайаной сталкиваются в Пансионе и с гораздо большими странностями – к примеру, с последствиями происшедшего здесь сто лет назад убийства.

Нат с сомнением покачал головой:

– Знаете что, друзья мои, за последние два дня я тут такого насмотрелся, что готов поверить даже в существование связи между всеми здешними событиями. Но только потом. Сейчас у меня другие заботы, – кивнул он в сторону распластанного на земле тела девушки. – Совершено убийство. Это вам не ночной кошмар, а самый реальный. Не кости, пролежавшие в земле десяток лет, и не останки в пещере, а жертва нападения, случившегося не более двух часов назад. Убил ее человек из плоти и крови. Хладнокровно задушил. И теперь моя задача найти этого сукина сына и арестовать. Вас я, конечно, понимаю, но ломать голову над вашими проблемами не буду. Как видите, у меня хватает и своих.

«И чем меньше вы будете мне мешать, тем лучше», – казалось, говорил его тон.

Квентин решил воспользоваться своим опытом полицейской работы.

– От парочки, что нашла тело, услышал что-нибудь интересное? – спросил он.

– От нее ничего, кроме истерики, от него – немногим больше. Короткий рассказ и стук зубов. Они в буквальном смысле споткнулись о тело. Никого здесь не видели и ничего не слышали.

– Скорее всего, не обманывают. Если бы они сидели тихо, то и увидели бы, и услышали.

– В Пансионе между служащими запрещены доверительные отношения, – заметила Стефания. – Это одно из основных правил управительницы, миссис Кинкейд. – Она взглянула на Ната. Тот заметил, что директриса старательно избегает смотреть на тело Элли Уикс. – Не знаю почему, но миссис Кинкейд в чем-то подозревала девушку. Присматривала за ней. Говорила мне, что та что-то задумала.

– Не говорила, что именно? – спросил Нат.

– Нет. Я даже не представляю, что ей казалось странным в поведении Элли.

– Я поговорю с вашей миссис Кинкейд. – Нат сделал пометку в своем блокноте, бросил взгляд на тело и на полицейских, суетившихся возле него. – Сейчас мои люди допрашивают служащих Пансиона и постояльцев, благо их тут немного. Пока известно только, что одна из горничных видела, как Элли Уикс разговаривала с каким-то мужчиной в главном корпусе. Было это часа два назад. То есть время сходится. Судя по описанию, это был Каллен Руппе.

– Занятно. Его имя, похоже, связано со всеми здешними тайнами.

– Я тоже это заметил. Пора поприжать его.

Квентин нахмурился, чуть заметно кивнул:

– Два часа назад... То есть во время бури. Но погляди, одежда на ней совершенно сухая.

– За исключением тех мест, где она касается земли.

– Следовательно, ее сюда принесли. Час назад, когда кончился ливень.

– Ты думаешь, ее убили в здании?

– Скорее всего, – ответил Квентин. – Обрати внимание – следов на траве нет, а ведь она наверняка бы сопротивлялась. – Он говорил бесстрастным голосом, но лицо его было напряжено. – Трава тут густая, так что твои люди никаких следов не обнаружат. Разве что преступник по глупости или по неосторожности что-нибудь обронил...

– Ты полагаешь, ее задушили в главном корпусе, после чего перенесли сюда? – Стефания недоверчиво покачала головой. – Разве такое возможно?

– Возможно еще и не такое, – спокойно ответил Квентин.

– Для убийства нужен мотив. – Нат повернулся к Стефании. – Кому понадобилось убивать девушку? Может быть, миссис Кинкейд укажет мне правильное направление?

– Возможно. – Стефания неопределенно пожала плечами. – Мне кажется, она знает все и обо всех в Пансионе. Правда, у меня есть и свои соображения. – Она посмотрела на Квентина, подождала, пока тот кивнул, и продолжила: – Дело в том, что прежним директорам Пансиона хорошо платили за то, что они заставляли служащих подглядывать и подслушивать за гостями и заносить в особый журнал всю информацию о... неблаговидных поступках, о тайнах постояльцев. Гости иногда распускали языки, надеясь, что их никто не видит и не слышат. По приезде администрация заверяла их, что они могут не беспокоиться за свою репутацию, что им гарантируется полная информационная безопасность... А на самом деле с них глаз не спускали. Так набрался целый журнал самых разных записей.

Нат насупился, прикидывая в уме, могут ли все эти сведения быть ему полезны:

– Ну хорошо. Насобирали информации. А что дальше? Как ее использовали?

– В этом-то весь вопрос, – ответил Квентин. – Зачем кто-то вел записи, если не предполагал ими воспользоваться? Каким был изначальный замысел?

– Шантаж, – не задумываясь, произнес Нат.

– Допустим. Или получить гарантию собственной безопасности. Кто-то намеревался использовать весь этот компромат как средство защиты.

Каллен Руппе не производил впечатления оптимиста – ни внешне, ни внутренне. Не от веселого нрава он пошел ухаживать за лошадьми, а по другой причине – Каллен Руппе не любил людей. К сожалению, другой работы, максимально избавлявшей его от контактов с людьми, он не знал.

– Да говорю же я тебе, – повторил он лейтенанту, – что сегодня я и не подходил к главному корпусу. Я вообще туда не хожу, только когда меня позовут. Нечего мне там делать.

Допрос шел в роскошной гостиной, уставленной шикарной и удобной мебелью, нелепой для данного случая.

Нат выбрал ее не случайно – он полагал, что в подобной обстановке, сидя на элегантном диване, за столиком с серебряным кофейником, человек теряет агрессивность, расслабляется и становится разговорчивым.

Макдэниэл неторопливо раскрыл блокнот, пробежал глазами по строчками и мягко произнес:

– Странно. У меня есть показание свидетельницы, которая утверждает, что видела тебя в главном корпусе. Более того, она клянется, что слышала, как ты разговаривал с Элли Уикс. Как раз за несколько минут до того, как ее задушили. Плетеным поводом из твоей конюшни.

Каллен не моргнув глазом, посмотрел на полицейского. Лицо его выражало полнейшее равнодушие. На двух других, сидящих в комнате, он не обращал никакого внимания, хотя чувствовал их присутствие. Постоянно, задолго до того момента, когда застал их ранним утром в конюшне, возле своей комнатушки.

– Твоя свидетельница наверняка ошиблась, – спокойно возразил он.

– Нет. Она уверена, что это был ты.

– Ошибается. Бывает.

– Если ты не докажешь, что ты там не был, я засажу тебя за решетку.

– А как я докажу? Лошади давать свидетельские показания еще не научились.

– Значит, алиби у тебя нет?

Каллен пожал плечами:

– Ты сам подумай – ну зачем мне ее убивать? Да еще поводом из своей конюшни. Я что, дурак – в тюрягу идти?

Макдэниэл сделал вид, что не расслышал последних слов, и решил поднажать:

– Да, и вот еще один любопытный факт. Тайная дверь в твоей комнате.

– Это не моя комната. Как и все помещения, она принадлежит Пансиону. А что касается двери, так мы оба с тобой знаем, что сделана она еще до нашего с тобой рождения.

– И ты никогда не спускался в подземелье?

Каллен замолчал и мысленно выругался. Он, как и многие в наш век, хорошо знал, что такое ДНК. Человеческие тела имеют отвратительную привычку оставлять следы – терять волоски и вообще оставлять кучу ненужных улик.

Да спускался он по той чертовой лестнице, и не раз.

Руппе очень хотелось посмотреть в глаза вон тем двоим, что сейчас вылупились на него, да поинтересоваться у них – представляют ли они, что, собственно, тут происходит и во что они вляпались? Тупица-полицейский не знает ничего, это яснее ясного. А вот из-за незнания многие и умерли. Да такой смертью, что вспомнить страшно. И это еще им повезло, что их убили. Могло быть и намного хуже...

– Каллен? Так ты спускался в пещеру?

Хладнокровно солгать он не мог, поэтому ответил, стараясь говорить безразличным тоном:

– Может, и спускался. Давно когда-то. Я ведь тут уже работал.

– Знаю, – кивнул лейтенант. – Двадцать пять лет назад. Тогда была убита Мисси Тернер.

К такому повороту Руппе был готов:

– Точно. Только я весь тот день объезжал молодых лошадей. Со мной были мой помощник и двое постояльцев. Полиция это очень быстро выяснила. Я об убийстве-то узнал, только когда услышал вой сирен ваших машин.

Макдэниэл снова взглянул в свой блокнот. Он понимал, что Каллен здесь неуязвим и очень хотел бы прямым текстом послать полицейских куда подальше, но не осмеливался. С другой стороны, Макдэниэл видел, мог бы поклясться на Библии, что конюх боится одного упоминания о странном убийстве Мисси и из кожи вон лезет, чтобы его никак с ним не связывали.

Будь они сейчас один на один, Руппе бы просто, как обычно, наорал, нахамил и ушел, но сейчас он сдерживался, понимал, что связываться с двумя представителями закона, из которых один – агент ФБР, очень опасно.

Наступал вечер. Темнело. Еще немного – и наступит ночь. Нат слышал тиканье своих часов. Правда, он уже давно не носил часы.

– Вскоре после убийства Мисси ты уехал отсюда.

– Да, через несколько месяцев.

– Сразу после пожара.

Каллен снова заставил себя дышать ровно. Когда пульс у него успокоился, он ответил:

– После пожара, верно.

– Мы так и не выяснили, что стало причиной пожара, – задумчиво произнес Макдэниэл. – А ты что по этому поводу думаешь?

– Ничего. Меня тогда допрашивали полицейские. Они, как я понял, считали, что это был поджог, но мне-то зачем Пансион жечь?

– Незачем. А уехал ты потому, что...

– Потому что давно готовился к отъезду. – Он замолчал и с вызовом посмотрел на Макдэниэла.

Тот спокойно выдержал этот тяжелый взгляд.

– Ясно. Так вот о чем я хотел бы тебя спросить, Каллен. Ты хорошо знал Лауру Тернер?

Конюх пожал плечами:

– Она тут работала. Я – на конюшне, она – в главном корпусе. Мы встречались иногда, чисто случайно. Очень редко.

– Вы оба проработали в Пансионе много лет, и теперь ты хочешь уверить меня в том, что не был с ней знаком?

– А я разве сказал, что не знал ее? Знал, конечно. Просто мы не общались, вот и все. Так, встретимся, поздороваемся, и ничего больше. Мисси была ее дочерью.

– Ты ходил на ее похороны?

Макдэниэл сразу заметил – вопрос застал Руппе врасплох.

– Так все работники Пансиона ходили.

– Отдать дань уважения, я полагаю?

– Ну... Вроде того...

Макдэниэл кивнул, и этот кивок агент ФБР воспринял как сигнал. Он чуть толкнул локтем рыжую, сидевшую рядом с ним, та поднялась и пересела в кресло, оказавшись лицом к лицу с Калленом.

– Значит, дань уважения, – повторил Макдэниэл.

– Не понимаю, к чему ты клонишь, – недовольно проворчал Руппе.

– Да знаешь ты все прекрасно, – вступил в разговор Квентин. – Сейчас я тебе намекну. Я попросил капитана Макдэниэла кое-что проверить. И вот что у нас получается. Оказывается, раз в неделю ты посещаешь могилу Мисси. Сторож на кладбище давно тебя приметил.

«Вот так намек. Такой намек, что и сказать нечего», – подумал Каллен.

Он попытался успокоиться. Ему ни под каким видом не нужно сейчас волноваться, иначе он погиб. Это будет конец.

«Но отвечать-то что-нибудь тоже нужно, а то они еще заявят, что я препятствую проведению следствия, скрываю важную информацию. Ладно, часть правды я им скажу».

– Да, я действительно хожу на могилу Мисси. Да, я знал Лауру Тернер получше, чем сказал тебе вначале.

Каллен заметил, как насторожился федерал, догадался, что получил тактическое преимущество, и решил немедленно им воспользоваться:

– Дело в том, что Лаура не из местных. Она пришлая, и здесь ей было ой как плохо. Да и не надо было ей здесь появляться. Когда она уехала, я подумал, что будет нехорошо, если на могилу Мисси никто не станет ходить. Она зарастет и исчезнет. Так мне сторож сказал. Вот я и решил захаживать туда, оставлять цветы, сладости.

– Ты говоришь, что Лауре не надо было здесь появляться? Что ты имеешь в виду? – медленно произнес Квентин.

Каллен помялся, стараясь выглядеть так, словно ответы из него вытягивают клещами.

– Ну... в общем... Я кое-что слышал... Да всякое у нас тут болтают... Короче, поговаривали, что Мисси вроде как и не дочка Лауры вовсе. Своя у нее в роддоме померла, и Лаура украла чужую. Так я по крайней мере понял изо всех разговоров.

Каллен увидел, как сидевшая до этого момента рыжая вдруг заерзала, вскинула голову и уставилась на него своими зелеными пронизывающими глазищами. Он посмотрел в них, и его тут же осенило. «Так вот почему ты здесь околачиваешься! Ну, теперь все понятно».

Руппе почувствовал, как учащается его пульс. Ему понадобилось все его самообладание, чтобы оставаться внешне спокойным.

– Ты уверен? – Спросила рыжая дрогнувшим голосом. – В том, что Лаура украла Мисси.

– Абсолютно! – отрезал он.

– Мисси ни разу словом не обмолвилась, что Лаура не ее мать, – сказал федерал.

Каллен заставил себя изобразить безразличие.

– Ей было годика два, когда Лаура украла ее, – пожал он плечами. – К тому времени, когда ты тем летом приехал, она успела все забыть.

Брови федерала полезли вверх.

– Так ты меня помнишь?

– А как же? Конечно, помню. Ты на всех наших лошадях перекатался, даже на самых норовистых. Много времени проводил на конюшне. Помогал нам – кормил и мыл лошадей. Не то, что остальные цацы. Ты сам вроде коновода в компании был. – Губы Руппе сложились в некое подобие улыбки. – Только зря ты Мисси так часто одну оставлял.

Он подозревал, что бьет в самую больную точку, и не ошибся. Федерал вздрогнул и посмотрел на него такими глазами, словно хотел задушить. Каллен решил окончательно вывести его из себя расчетливым замечанием. Он деланно вздохнул и как бы между прочим произнес:

– Да, за лошадками она ходить не любила. Потому я все и думал – чего ты с ней возишься?

– Меня другое интересует, – заговорил Макдэниэл громким голосом. Он старался оставаться безучастным к происходящему, но даже и ему было трудно сдерживаться. – Почему во время следствия по делу об убийстве Мисси ты не сообщил, что Лаура украла ее у настоящих родителей? Тебе не кажется, что ты скрыл от нас важную информацию? Каллен спокойно, с некоторым недоумением взглянул на него:

– Как это скрыл? Я все тогда рассказал вам. Самому начальнику полиции. Рассказал, написал, подпись и число поставил. Все как положено. В полиции знали, что Лаура украла Мисси.

Только в начале двенадцатого ночи звонки наконец прекратились и Нат смог облегченно вздохнуть.

– Фу черт. Устал, – покачал он головой и повернулся к Квентину. – Шеф мной недоволен. Естественно, кому понравится вставать ночью.

– Как он вообще может спать? – возмущенно произнесла Стефания. Она появилась в гостиной сразу после того, как оттуда ушел Руппе. Небольшая комната оказалась для четверых тесноватой.

– Да легко, – ответил Нат. – Ему полгода до пенсии осталось.

Квентин не хотел отклоняться от разговора:

– Ну и как твое мнение относительно заявления Руппе?

– Шеф отрицает разговор с ним. – Нат тяжело вздохнул. – Не знаю, но то ли ты меня заразил своими теориями заговоров и я все нафантазировал, либо я прав в том, что Руппе здорово перепугался моего вопроса относительно его посещения могилы Мисси.

– И к какому выводу ты склоняешься? Что тебе говорит интуиция?

– Она подсказывает мне, что наш конюх сильно сдрейфил. Но в то же время я уверен, что он не соврал. Скорее всего он действительно говорил кому-то из полицейских про кражу Мисси. Но все документы, связанные с его признанием, исчезли. Протокол допроса, копии, записи в журнале – все исчезло.

– Интересно, кому понадобилось их уничтожать? – изумилась Стефания.

– Сплошные тайны, – задумчиво произнесла Дайана, пересаживаясь с кресла на диван. – Кто-то очень хотел скрыть факт похищения Мисси.

– Думаю, этим человеком мог быть только тот, кто связан с Пансионом, – отозвалась Стефания. – В смысле, если Лаура Тернер была настолько неуравновешенной, что пошла на кражу ребенка, то ее пребывание здесь все те годы явно было не безоблачным. О ее поступке тут знали. Но пойти на уничтожение документов... хотя и не имеющих никакого отношения к убийству Мисси, но тем не менее важных... Думаю, твоему шефу либо неплохо заплатили, либо на него здорово поднажали.

– Это вполне мог сделать мой отец.

Глава 16

Все разом повернулись к Дайане. Первым наступившее молчание нарушил Нат:

– Дайана, если предположить, что Мисси украли из вашей семьи, то, полагаю, твоему отцу как раз меньше, чем кому-либо, хотелось бы замять это дело. Подозреваю, твои родители не знали, ни кто украл их ребенка, ни где он находится, ни вернется ли когда-нибудь.

– Все правильно. Но только вдруг мой отец после смерти Мисси узнал правду?

– Каким образом? Нет, невероятно. – Нат покачал головой. – Каллен уверяет, что случайно узнал правду о Мисси, так что даже если его заявление, сделанное в полиции, и не исчезло бы, о нем никто бы и не узнал. Некого было уведомлять о смерти Мисси. Правильно? – Он посмотрел на Дайану. – Газеты об этом деле практически не писали, Квентин не раз это повторял. Так, несколько строчек – и все. Фотографии Мисси не печатались. Да и какие газеты отозвались? Парочка местных, которые за пределы города не выходят.

Дайана боялась – не сочтут ли ее ненормальной, но ведь сам Квентин неоднократно убеждал ее в том, что нужно доверять своим ощущениям и интуиции, и она им доверилась.

Она не знала, кто убил Мисси, но была убеждена, чувствовала всем своим нутром, что ее отец приложил руку к ведению расследования, что именно он заставил полицию скрыть важные факты ее жизни.

Потому она и не удивлялась, что Квентин столько лет не мог напасть на след убийцы.

Дайана заговорила снова, твердым и ровным голосом:

– Не знаю, как ему это удалось, но кое-что мне известно. – Она посмотрела на Квентина. – Разговаривая с отцом по телефону, я упомянула, где нахожусь. Сначала он замолчал, явно удивившись, а когда продолжил разговор, голос у него сильно дрожал. Тогда мне показалось, что отец сильно волнуется. Теперь я почти уверена – не волновался он, а перепугался. Из-за того, что я тут, в Пансионе. Мое сообщение потрясло его. Думаю, если бы совесть его была чиста, он бы воспринял мое пребывание в Пансионе совершенно спокойно. Значит, здесь есть что-то, что нужно скрыть от меня.

– Да, действительно. Сплошные тайны, – отозвался Квентин. – Странно уже то, что твой отец знает о существовании Пансиона. Он здесь когда-нибудь останавливался?

– Хотите, мы посмотрим по журналам? – предложила Стефания.

Дайана покачала головой:

– Отец такие места ненавидит. Он останавливается или в центральных гостиницах, или снимает квартиру. Тихое местечко вдали от цивилизации, окруженное лесом и горами, с идиллическим пейзажиком для него ад.

Квентин пожал плечами.

– Хотя он вполне мог и слышать о Пансионе. Все-таки известное курортное место. Ты говоришь, что он бурно отреагировал на твое сообщение о том, что ты здесь? Вот для этого обязательно должна быть причина. – Он потер лицо ладонями. – Каллен утверждает: к выводу о том, что собственная дочь Лауры умерла и она украла чужую, пришел сам, после того как связал воедино все, что ему рассказывали. Допустим. Но когда, что и от кого он услышал?

Нат поморщился.

– Извини, что здесь я перебил тебя, – продолжал Квентин, обращаясь к Макдэниэлу. – Мне нужно было бы промолчать.

– Да ладно уж. Он все равно потом замкнулся. У меня складывается такое ощущение, что перед беседой с нами он словно поставил себе внутренний ограничитель, потому и сказал нам только то, что собирался рассказать. Мы бы из него все равно больше ничего не выжали. Во всяком случае, не сегодня.

– Интересно, когда он все эти сплетни подслушал – до того, как Мисси убили, или после? – произнесла Дайана. – Он нам об этом не сообщил.

– А какая разница? – спросила Стефания.

– Существенная, – отозвался Квентин. – Если Лаура, возможно, находясь в сильном расстройстве, пошла на кражу чужого ребенка, чтобы воспитать как своего, то убийство Мисси могло подтолкнуть ее к еще более непредсказуемым поступкам. В таком состоянии она вполне была способна рассказать кому угодно настоящую историю Мисси.

– Не помнишь, как Лаура вела себя после смерти Мисси? – спросил Нат.

– Нет, – пожал плечами Квентин. – В то время в Пансионе имелся штатный врач. Я смутно припоминаю, что Лаура долго не могла прийти в себя от горя. Ходила расстроенная и вялая – наверное, от успокоительного. А спустя несколько недель мы уехали. Последний раз я видел Лауру на похоронах.

– Долго же она хранила тайну Мисси, – задумчиво сказала Дайана. – Мне кажется, что раскрыть ее кому-либо она могла только после смерти девочки.

Нат сделал очередную быструю пометку в своем блокноте:

– Спрошу об этом Каллена. Я обязательно с ним встречусь хотя бы еще разок.

Стефания пересела на подлокотник кресла:

– Лично меня здесь больше всего интересует другое – почему он носит цветы на могилу Мисси? Подобные действия характерны для убийц или нет?

– По-всякому бывает, – ответил Квентин. – Но он не убивал Мисси, просто не мог этого сделать. Все правильно он сказал, у него железное алиби.

Нат посмотрел на Квентина:

– Между прочим, я все хотел спросить тебя о том намеке. Он возник спонтанно? Ты ведь ни разу раньше не упоминал о могиле Мисси.

– Эту мысль мне подсказал мой тихий внутренний голос. – Квентин усмехнулся. – Я иногда прислушиваюсь к его советам. До того момента, как ты сообщил Каллену, что его видели разговаривающим с Элли, он интересовал меня только как возможный участник событий двадцатипятилетней давности. Ну и потому еще, что в его комнате мы обнаружили ту потайную дверь.

– Ты все-таки веришь, что здесь есть какая-то связь?

Квентин кивнул не раздумывая.

– Ладно. Есть связь или нет – убийство Элли нужно раскрывать, – мрачно заметил Нат и посмотрел на часы. – Черт подери! Уже первый час ночи. Как только Салли и Райан закончили осмотр места преступления, я распорядился увезти тело в больничный морг. Тамошний патологоанатом сделает вскрытие, утром сообщит предварительные результаты. Потом тело перевезут в центральную полицейскую лабораторию штата.

– Могу обещать нашу поддержку, – сказал Квентин.

– Спасибо, – кивнул Нат. – Результатов придется подождать, но зато тело исследуют досконально. А мне нужно знать о девушке все. Пока же придется работать с тем, что у нас есть. – Он хмыкнул. – И что же у нас есть? Одни вопросы.

– Совершенно верно, – согласился Квентин. – Вот уж чего у нас больше, чем хотелось бы, так это вопросов.

– Капитан, вы знаете, сколько сейчас времени? – спросила управительница ледяным голосом.

Нат продолжал спокойно рассматривать ее.

– Менее двенадцати часов назад убили одну из ваших подчиненных, миссис Кинкейд. Я расследую это дело, разыскиваю убийцу. В связи с этим я хотел бы задать вам несколько вопросов.

На миссис Кинкейд сообщение Ната не произвело никакого впечатления. По крайней мере, лицо ее оставалось невозмутимым.

– На ваши вопросы я отвечу утром! – рявкнула она. – Убегать от вас никто не собирается.

– Извините, но отвечать на мои вопросы вам придется сейчас. – Нат неторопливо раскрыл свой блокнот, положил его на безукоризненно чистый стол, удобно устроился на стоящем рядом стуле. – Присаживайтесь, – предложил он миссис Кинкейд и, насупившись, принялся листать блокнот. Найдя недавно сделанные пометки, он разгладил страницу и перевел взгляд на управительницу.

Та продолжала стоять, скрестив руки на груди и презрительно скривив рот. Она не стала приглашать Ната в соседнюю комнату, где было гораздо комфортнее, чем в громадной, пустой и холодной кухне.

– Хорошо, спрашивайте, – проскрипела миссис Кинкейд.

Нат не торопился. Да он и не любил торопиться. Он рассматривал жутковатую, наполненную странными тенями, слабо освещенную кухню. Она производила на него мрачное, пугающее впечатление, но в этом ему не хотелось признаваться даже самому себе. Еще раз пробежав глазами страницу, он начал:

– Вы сообщали мисс Бойд, что Элли Уикс, как вы выразились, что-то задумала. Так?

– Да, так.

– В чем вы ее подозревали?

– Я вам не ясновидящая, капитан! – отрезала управительница. – Но я всю жизнь работаю с девушками и могу точно сказать, когда они замышляют недоброе.

– Иначе говоря, вы следили за Элли Уикс?

– Я за ней приглядывала, – поправила его миссис Кинкейд.

– Почему вас вдруг насторожило поведение девушки? Она делала что-нибудь предосудительное или подозрительное?

– Я заметила, как она отиралась возле кабинета мисс Бойд, а в той части здания горничным делать нечего.

– Возможно, она просто проходила мимо, – предположил Нат.

– Она мне так и сказала.

– И вы ей не поверили?

– Капитан, я умею определять, когда мне врут.

Нат удивился, но не стал уточнять, как это ей удается.

– Для начала, она часто бегала на крыльцо. Это единственное место, где у нас разрешено курить.

– И что здесь подозрительного?

– Она не курила, – нахмурилась миссис Кинкейд.

– И как вы думаете, что она там делала?

– Возможно, звонила по мобильному телефону. Мы не разрешаем нашим девушкам пользоваться ими здесь, но они все равно их с собой таскают. Прячут. А потом болтают со своими ухажерами.

– Так у нее был ухажер?

Миссис Кинкейд едва заметно ухмыльнулась.

– Наверное, да, но не из здешних.

– Не понял.

– А что тут понимать? Наверное, снюхалась с кем-нибудь из наших гостей. Мы запрещаем нашим девушкам такое поведение. Я всегда говорю – замечу что-нибудь подобное, уволю сразу.

– Так вот, значит, зачем вы за ней следили. Чтобы получить доказательство своей догадки?

– Да. Рано или поздно, но она бы себя выдала. Все выдают.

Нат нахмурился:

– А раньше у вас кто-нибудь из девушек заводил романы с гостями?

– Вы же сами знаете, что все мужчины одинаковы. – Миссис Кинкейд презрительно посмотрела на Ната.

«Старый, давно известный двойной стандарт», – неприязненно подумал Нат.

– А раз так, то за что же винить девушек? – Он изобразил наивность.

– Мы им платим не за оказание... развлекательных услуг, а за работу. Пансион – место приличное, – проговорила миссис Кинкейд чопорно. – Ну вот что, капитан. Пора нам прощаться. Я вам уже рассказывала, когда я видела Элли в последний раз и о чем с ней разговаривала. Я ухожу, мне скоро на работу. Хотелось бы еще вздремнуть немного. – Она повернулась и пошла к дверям.

Нат не стал останавливать управительницу. С минуту он смотрел ей вслед, затем еще раз оглядел стерильно чистую, чем-то похожую на морг кухню и поежился от необъяснимого страха, вдруг охватившего его.

– Черт подери, ну и обстановочка тут, – прошептал он. – Здесь во что угодно поверишь, хоть в призраков.

«А может быть, дух убийцы Элли таким образом привлекает мое внимание?» – подумал он и сам ужаснулся своей мысли.

– Она была небольшого роста, да? – спросила Дайана.

Квентин повернулся, чтобы лучше рассмотреть ее лицо.

Она сидела на другом конце дивана, наклонившись вперед, упершись локтями в колени. Ее немигающий взгляд застыл на каминной решетке.

В гостиной никого, кроме них, не было, и хотя время приближалось к часу ночи, им казалось, что еще только поздний вечер.

– Ты об Элли говоришь?

Дайана, не глядя на него, кивнула.

– Я бы сказала, она была маленькой. И молоденькой. Года двадцать два – двадцать три, не больше.

– Примерно так.

– Мы совсем не говорили о ней. Она лежала рядом, в метре от нас. Мертвая. Кто-то задушил ее. А мы о ней даже и не вспомнили.

– Ты же знаешь, что мы постоянно думаем о ней.

– Может быть.

Квентин глубоко вздохнул:

– Полицейским тоже нужно отвлечься, иначе они не смогут работать с полной отдачей. Ненадолго забыться.

– Хорошо, с вами все понятно. А у меня есть какое-нибудь оправдание?

– Я не ищу оправданий, Дайана. Просто так устроена жизнь. Смерть всегда рядом с нами, и мы все время учимся жить с ней бок о бок, иногда чувствуя ее дыхание. И все давно знают, что смерть – это еще не финал. Во всяком случае, не абсолютный финал.

Девушка повернула к нему хмурое лицо:

– Я не подумала об этом... ты считаешь, что к смерти я должна относиться иначе, чем раньше? Должна поверить, что за ней начинается иное существование? Что она ничего не прекращает?

– Когда-нибудь ты будешь так думать.

– Но не сегодня?

Квентин помолчал:

– Слишком много событий произошло за эти дни. Ты только начинаешь их осмысливать.

– А ты?

Сначала вопрос показался ему удивительным, но потом, когда он его обдумал, не таким уж и странным.

– Тебе кажется непонятным, что я не расспрашивал тебя о Мисси?

– Да, – пожала она плечами. – Ты столько лет думал о ней. Разгадывал ее убийство. Десятки раз приезжал сюда, изучал документы. Ты стал одержимым. Конечно, мне удивительно, почему ты не интересуешься ею.

– А о чем я должен тебя спрашивать? О том, как она выглядит? О том, счастлива ли она? Я и так знаю, что нет. И не будет счастлива.

– Она сказала... что если даже и назовет имя убийцы, это ничем нам не поможет. Не знаю, что она имела в виду. Прости...

– Ничего страшного.

Дайана покачала головой:

– Да как же ничего страшного? Как раз очень странно. Ведь мы – здесь, а Мисси – там. В каком-то смысле недалеко от тебя, но все-таки дальше, чем я. Она находится на расстоянии вытянутой руки, но дотронуться до нее нелегко. Ты знаешь, я касалась ее. Я взяла ее за руку и почувствовала, что она теплая. Поразительно! А когда я проснулась, то увидела, что это ты держишь мою ладонь.

Квентин молча смотрел на нее.

– Мы все связаны друг с другом. Ты не чувствуешь? Я связана с Мисси кровными узами, а ты связан с нами тем, что произошло здесь двадцать пять лет назад.

– Здесь все намного сложнее, Дайана, – наконец произнес он.

– Да? Почему?

– Потому что мы – живы, а Мисси – мертва.

– Не понимаю, – сказала Дайана, с минуту раздумывая над его ответом.

– Ничего страшного. У тебя просто не было времени... или эмоциональной энергии поразмышлять об этом. Потом ты сама найдешь объяснение.

Дайана снова нахмурилась:

– Есть что-нибудь между нами? Между мной и тобой?

– Ты о чем? О мыслях или... о чувствах?

Дайана тихонько рассмеялась:

– Единственное, что я сейчас чувствую, – это слабость. От перегрузки эмоциями. То расслабляешься, а то вдруг такое начинается вокруг, столько эмоций накатывает, что просто немеешь. Меня часто охватывает страх. И еще тревога. Все путается. Правда, только здесь; в «сером времени» такого нет. Не странно ли? В «сером времени» мне все понятно, я уверена в себе. Оно для меня как удобная одежда, в которой мне настолько уютно, что иногда я ее даже не ощущаю. Словно она давно стала частью меня самой.

– Все правильно, – кивнул Квентин. – Как только ты попадаешь туда, твои паранормальные способности сразу включаются. Ты их чувствуешь, воспринимаешь как естественное продолжение себя и успокаиваешься.

– А что происходит со мной здесь? В этом мире, в повседневной жизни? Почему я не могу сконцентрироваться, чувствовать себя гармонично?

– Потому что здесь ты считаешь свои паранормальные способности чужими. Пока. Жди, пройдет немного времени, и ты обретешь уверенность в этом мире, Дайана. Ты слишком долго находилась под воздействием лекарств. Они отняли у тебя время, лишили возможности понять себя. Еще слишком много нужно принять, во многом разобраться.

– Осознанно?

– Да. – Он снова кивнул. – Потому что два десятка прошедших лет, а возможно, и всю жизнь, училось только твое подсознание. Во сне, в те минуты, когда ты впадала в забытье.

– Я считала, что во сне и во время забытья... я теряю контроль над собой, – пробормотала Дайана в раздумье. – Ты считаешь, это не так?

Квентин почувствовал в вопросе невольный подвох.

– Может быть, отчасти ты себя и не контролировала, – осторожно ответил он. – Но только для людей, обладающих тем же даром, состояние неспособности управления собой – вещь противоестественная.

– Разве?

– Конечно. Дайана, мы окружены живыми людьми, мы живем... в этом мире. Мы принадлежим ему физически и эмоционально. Свои паранормальные способности мы используем не здесь, а в другом месте, куда отправляемся.

Она посмотрела на него так, словно хотела задать вопрос, затем чуть кивнула и произнесла:

– Наверное, ты прав.

Снова Квентин, сам не понимая почему, вдруг почувствовал себя неловко. Его тихий внутренний голос молчал, а он, тем не менее, чувствовал, что сказал что-то не то. Откуда-то взялось неистребимое ощущение, что он не прав.

– С тобой все в порядке? – спросила Дайана.

– Да. – Квентин слабо улыбнулся. – Просто устал. День был тяжелый.

– Верно...

– Послушай, Дайана. Думаю, пока мы окончательно не поймем, что происходит, тебе лучше остаться здесь. Займешь мою кровать, а я прекрасно устроюсь в гостиной, – предложил он.

Девушка не отказалась, только заметила:

– Территория Пансиона охраняется. Нат везде расставил своих людей.

– Я знаю. И тем не менее прошу не ходить в твой коттедж.

– В главном корпусе масса свободных номеров.

– Я знаю. – Квентин старался говорить как можно спокойнее.

Дайана пристально посмотрела на него и наконец согласилась:

– Хорошо. Спасибо.

Они молча дошли до его номера. Дайана направилась в спальню, но, прежде чем закрыть дверь, вдруг сказала:

– Между нами что-то есть.

Сейчас их разделяла только полуоткрытая дверь, готовая в любую секунду закрыться. Квентин смотрел на Дайану. Ему хотелось забыть о том, зачем они здесь, заговорить совсем о другом.

Но, он прекрасно понимал, что для тех, других, слов еще не настало время. Дайана слишком много пережила в последние часы. Да и у него мысли еще немного путались.

– Между нами всегда что-то было, Дайана. Спокойной ночи.

В глазах ее вспыхнуло и погасло удивление, потом девушка кивнула, тоже пожелала ему спокойной ночи и закрыла дверь.

Дайана не знала, получится у нее что-нибудь или нет, тем не менее решила попробовать. Как бы уверенно она себя ни чувствовала в «сером времени», она сознавала, что попадает туда не по своей воле. Ее всегда туда кто-нибудь звал, а там уже сопровождал. Не спрашивая ее согласия, втягивал во сне или в моменты пугающего впадения в забытье.

В последние дни Дайану увлекал в «серое время» звучавший в голове голос, который она принимала за голос Мисси. Возможно, как думалось Дайане, он действительно принадлежал ее сестре.

Иными словами, она никогда не попадала туда сама, без подсказок. Девушка не открывала дверь и не переступала через порог по собственному желанию. Теперь она решила попытаться войти в «серое время» сама.

Дайана считала, что должна это сделать, потому что иначе невозможно получить ответ на самый главный вопрос, который уже долгое время занимал ее.

Она сознавала, что Квентин отнесся бы к этой инициативе неодобрительно и что к его советам следует относиться серьезно, потому что он был намного опытнее в вопросах, относящихся к сфере паранормального. И еще он часто повторял, что сознательно заигрывать с ней – занятие крайне опасное.

Именно поэтому Дайана и не стала говорить ему о том, что собиралась предпринять.

Она сбросила с кровати покрывало, положила еще одну подушку и легла. Затем выключила верхний свет, оставив гореть только слабый ночник на тумбочке.

Дайана закрыла глаза и попыталась расслабиться. Внезапно ее охватили сомнения, и она подумала, что проводить подобные эксперименты вблизи места, где всего несколько часов назад произошло убийство, – дело очень рискованное.

Но и эта мысль ее не остановила.

Дайана не знала, что ей нужно делать дальше, и попыталась просто успокоиться. Она заставила себя дышать ровно, представила, что у нее нет костей. Спустя несколько минут ей действительно показалось, что тело становится гибким. Она мысленно переходила от мышцы к мышце, от сустава к суставу, расслабляя их, делая бесплотными. Через некоторое время она почувствовала себя так, словно вся состоит из какой-то мягкой ткани или губки, и тогда начала вызывать перед глазами дверь. Та возникла на удивление быстро. Дайану охватило волнение в ту же секунду, когда она увидела это.

Дверь была зеленая.

Дайана помедлила, но в конце концов потянулась к ней – желание получить ответ на мучивший ее вопрос оказалось сильнее инстинкта самосохранения. Она взялась за ручку, изумилась тому, что чувствует ее, словно та была реальной, и открыла дверь.

В следующую секунду Дайана уже находилась в «сером времени». Перед ней тянулся длинный коридор, холодный, серый и бесформенный.

Дайана немного постояла, оглянулась, через полуоткрытую дверь посмотрела назад. В сером мраке она увидела спальню, где только что была, горящий необычным серым светом ночник на тумбочке, откинутое покрывало и смятые подушки.

Кровать была пуста.

– Значит, я здесь, – услышала она словно со стороны собственный голос. – Я перешла сюда физически, в своей телесной оболочке.

Вот этого девушка не предусмотрела, даже предположить не могла.

«Нехорошо получилось», – подумала она, попробовала взяться за ручку двери, но та выскользнула у нее из пальцев. Дайана вздрогнула от страха, и в ту же секунду перед ней возникла фигура той самой девочки, Бекки, которая привела ее на конюшню.

– Тебе еще рано сюда, – сказала она Дайане.

Дайана продолжала рассматривать часть коридора и зеленую дверь.

– Я должна хорошенько ее запомнить, иначе я не смогу вернуться, – ответила она.

– Здесь все совсем не так, – возразила Бекки. – Дверь будет в другом месте, а само место будет выглядеть иначе.

– Мне сейчас не до загадок, Бекки.

Девочка тихонько вздохнула:

– Это не загадка, здесь совсем другой мир. Тут ты ничего не находишь, а материализуешь. Думаешь о чем-то – и оно появляется. Ты подумала о двери, она появилась, и теперь она твоя. Ты вроде как будешь носить ее с собой.

– То есть я всегда найду ее, когда она мне понадобится?

– Надеюсь.

Дайана попыталась убедить себя, что легкий холодок, вдруг охвативший ее, – это свойство «серого времени», а не испуг, вызванный словами девочки и ее неуверенным тоном.

– А где Мисси? – спросила она.

Бекки чуть наклонила голову вбок, словно прислушиваясь к далеким звукам, и ответила:

– Тебе действительно не нужно было приходить сейчас сюда. Убийство Элли – это только начало. Теперь оно знает о тебе и начнет за тобой охотиться.

– Зачем? – спросила Дайана, стараясь говорить как можно спокойнее.

– Потому что ты раскрываешь его тайны. Ты нашла косточки Джереми. Ты обнаружила потайную дверь и пещеры. Теперь у тебя есть та фотография, где ты стоишь рядом с Мисси.

Глава 17

– Это только кусочки мозаики.

– Да, но теперь ты можешь сложить ее. Ты можешь помочь нам остановить его. – Бекки вдруг замолчала, а затем с сомнением продолжила: – Я думаю, что сможешь.

Сообщение ее прозвучало не так обнадеживающе, как Дайане хотелось бы.

– Послушай, Бекки, мне нужно поговорить с Мисси.

– Здесь ее больше нет.

Холод начал пронизывать Дайану.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что Мисси нет здесь. Когда ты в прошлый раз открывала дверь в свой мир, ты взяла Мисси за руку. Она покинула «серое время», ушла с тобой.

– Почему?

– Наверное, так было нужно.

– Но я ее там не видела, – медленно проговорила Дайана.

– Иногда мы не хотим, чтобы нас видели. Кроме того, ты, возможно, была чем-то опечалена. Вспомнила о своей маме и об остальном.

– Ты тоже об этом знаешь?

Бекки кивнула:

– Ага. Мисси мне рассказывала.

– И ты знаешь... – Голос Дайаны вдруг сорвался. – Ты знаешь, почему наша мама не смогла вернуться отсюда?

– Ты пришла получить ответ на этот вопрос? Ах вот почему ты явилась как есть, из плоти и крови. Ты, наверное, очень старалась попасть сюда. Видимо, для тебя ответ много значит... Ты хочешь узнать, что стало с твоей мамой?

– Ответь мне, Бекки. Что с ней случилось? Ты знаешь, где она?

Бекки повернулась и начала удаляться. Дайана последовала за ней.

– Бекки...

– Не отходи далеко от двери, Дайана, – предупредила девочка, не оборачиваясь.

Дайана остановилась, обернулась, посмотрела назад, затем снова устремилась за девочкой.

– Я все время хожу за проводниками, – заговорила она с ноткой горечи в голосе. – Делаю все, о чем вы меня просите, отвечаю на все ваши вопросы. Почему же сейчас кому-нибудь из вас, хотя бы для разнообразия, не помочь мне?

– Мы постоянно помогаем тебе, Дайана.

– Ну конечно! Здорово вы мне помогаете! То в озеро заведете, то заставите гнать на полной скорости по непонятно каким дорогам...

– Это делали не мы.

– Как это не вы? А кто же тогда? Кто втягивал меня во все ужасы, когда я впадала в забытье?

– Ты принимала слишком сильные лекарства. Они возвращали тебя сюда раньше, чем нужно.

Дайана нашла ответ не слишком убедительным.

– Значит, ты считаешь, что если я выходила из забытья в целости и сохранности, то это уже замечательно? А какие кошмары я там испытала – это все мелочи?

– Нам очень повезло, что есть человек, который может пересечь порог в своей физической оболочке, – сказала Бекки. – Большинство медиумов только видят нас и разговаривают с нами, и лишь немногие умеют с нами ходить.

– Да, кстати. А куда это мы идем? – поинтересовалась Дайана.

Она едва успела произнести эти слова, как девочка вдруг остановилась. Осмотревшись, Дайана увидела, что они находятся уже не в коридоре, а в саду, недалеко от оранжереи.

Как и везде в «сером времени», здесь тоже все было серым и неподвижным. Плоским, с нечеткими краями, как на размытой фотографии. Ландшафт казался безжизненным, наполненным различными оттенками серого цвета. Серым было даже освещение.

Бекки повернулась к Дайане:

– Раз уж ты оказалась тут, зайди, воспользуйся случаем. Тебе нужно на это посмотреть.

– Может, хватит ваших секретов? – Дайана недовольно посмотрела на девочку. – Я, кажется, ясно сказала, что сейчас хочу получить ответы на свои вопросы.

– Может быть, у него ты их и получишь.

– У кого?

– Вон там, – кивнула Бекки в сторону оранжереи.

Дайана не успела глазом моргнуть, как девочка исчезла.

– Вот проклятие, – прошептала Дайана. Ей ничего не оставалось, кроме как войти в оранжерею.

Ее нисколько не удивило то обстоятельство, что их художественная студия также находится в «сером времени».

Войдя в нее, Дайана увидела те же ряды мольбертов, только теперь их было намного больше. Целый лес мольбертов, и на каждом из них был приколот рисунок. Двигаясь вдоль рядов, Дайана смотрела на них, и волосы буквально шевелились у нее на голове.

Это были уже совсем не те безобидные рисунки, что она обычно видела днем, а кошмарные сцены насилия или жестокости.

Перекошенные страхом и болью лица, скрюченные тела, взрывы, падающие здания в пламени пожарищ, окровавленные ножи. Болезни, голод, пытки.

Рисунки, символизирующие страх и ужас. Наползающие из непроглядной тьмы пауки и змеи. Заброшенные проселки, опустевшие маленькие городки с домами, покрытыми паутиной, в которой бились гигантские мухи, и с пустыми глазницами окон. От их вида Дайану бросало в дрожь.

Дайана остановилась возле последней картины с пугающе знакомым сюжетом. На ней был изображен крошечный тесный чулан, в дальнем углу которого, на полу, прижав к груди колени и обхватив их руками, сидела маленькая девочка с длинными волосами и заплаканным испуганным личиком. Дайана сама не понимала, почему ей вдруг вспомнилась Мисси. Девочка на рисунке совсем не была похожа на нее, тем не менее Дайана была совершенно уверена в том, что это именно она. Мисси.

Заслышав в стороне шум, девушка подняла голову.

– Ты? Какого черта ты тут делаешь? – спросила она.

– Тебя жду, – ответил Бо.

Нат понимал, что ему давно пора заканчивать и отправляться спать, потому что завтрашний день обещал быть насыщенным и сложным. В то же время он отлично сознавал, что после всех волнений уснуть ему скорее всего не удастся. Можно было, конечно, отправиться в участок и заняться бумагами, но этого ему хотелось еще меньше, чем спать. Оставалось идти в коттедж, выделенный ему на время проведения следствия администрацией Пансиона. Нат нисколько не удивился, что дорогу к нему он выбрал довольно запутанную и в результате оказался возле кабинета Стефании. Дверь была чуть приоткрыта, и лейтенант осторожно заглянул в щелку.

Стефания сидела за столом, заваленным бумагами, что для нее, не любившей беспорядок, было несколько странно, и, хмурясь, что-то внимательно читала.

– Ты всегда до такого времени работаешь? – спросил Нат.

Стефания вздрогнула, вскинула голову, но, увидев его, улыбнулась.

– Сейчас я не работаю. Так, удовлетворяю любопытство. Просматриваю старые регистрационные журналы, пытаюсь найти в них что-нибудь полезное для расследования.

– Моя добровольная помощница. – Нат улыбнулся. – Только знаешь, вместо меня сюда мог зайти кто-нибудь другой. Не такой добрый. Мог бы напасть на тебя. – Лейтенант смущенно засмеялся, приоткрыл дверь, и та заскрипела.

– Я бы ему очень посочувствовала, – фыркнула Стефания и быстрым движением извлекла из-под груды бумаг пистолет. – Не волнуйся. Адреналин заставляет меня действовать мгновенно. Дальше чем на шаг от двери никто отойти не успеет. Если бы я не узнала твой голос, на тебя уже смотрел бы ствол.

Нат, усмехаясь, опустился в кресло.

– Умеешь с ним управляться? – кивнул он на пистолет.

– А как же? Кстати, лицензия у меня есть. – Она немного помолчала, перелистывая бумаги, затем прибавила уже серьезнее: – Вы расставили своих людей по всей территории Пансиона, но я больше привыкла рассчитывать на себя. Ты же знаешь, я из семьи военного.

– Да, помню, ты об этом говорила. Только я бы чувствовал себя спокойнее, если бы ты тут не очень засиживалась. – Он внимательно разглядывал ее. – Ты догадываешься, что убийца – ваш сотрудник? Которого ты, возможно, по нескольку раз в день видишь. Ну, или человек, чье лицо тебе знакомо.

– Я догадалась, – ответила Стефания. – Трудно предположить, что в такое роскошное местечко, как Пансион, притащится какой-нибудь маньяк со специальной миссией запятнать нашу безупречную репутацию кровавыми убийствами.

Нат удивленно посмотрел на нее.

– А репутация ужасна, да? – спросила директриса, переходя с ернического тона на обычный.

– Так утверждает Квентин.

– То же самое говорят и бумаги, которые я сейчас просматриваю. Тебе известно, что первая запись о странной смерти появилась еще во время строительства Пансиона?

– Да, мой человек нашел упоминание о ней в местном историческом музее. Ничего удивительного: сто лет назад о технике безопасности на стройках еще представления не имели.

– Верно. Но только погибший строитель не упал с лесов, и не кирпич ему на голову свалился. В протоколе осмотра его тела врач записал, что тот умер от разрыва сердца в результате сильного испуга.

– И чего же он так испугался?

– Никто не мог сказать. Все пришли на работу как обычно, утром, и увидели его. Он лежал возле склада. Никаких ран не было, никто ничего подозрительного не заметил, посторонние на стройку не заходили. Удивительно.

– Разрыв сердца... От страха? – повторил Нат задумчиво.

– Согласно заключению врача, сердце у погибшего строителя было здоровое, ничем он не болел. По крайней мере, никогда не жаловался. Но все отметили гримасу ужаса на его лице.

Нат молча слушал.

– А дальше начинается самое интересное, – продолжала Стефания. – С полдесятка строителей умерли во время возведения главного корпуса и конюшен... довольно загадочной смертью. Здоровяки сваливались от странных болезней, мастера с громадным опытом получали травмы. Впоследствии все умерли.

– О том, что случалось после постройки, что-нибудь говорится?

– Очень туманно, – пожала плечами Стефания. – Упоминается о том, что одни заболевали, другие исчезали, третьи умирали, но как-то все вскользь.

– И что ты сама думаешь по этому поводу?

– Я уверена, что информация замалчивалась. Кто-то очень не хотел, чтобы вокруг Пансиона расползались неприятные слухи.

– Ну, это вполне естественно. Какой хозяин будет равнодушно смотреть, как полощут его заведение?

– Все правильно, но тут дело еще в другом. В обычном отеле каждый такой случай обрастает массой документов – полицейские протоколы, врачебные заключения, показания свидетелей, объяснения сотрудников администрации. Здесь же мы сталкиваемся с гробовым молчанием. Никто – ни звука.

– Понятно. Заговор молчания.

– Точно. Словно кто-то приказал игнорировать все странные случаи, происшедшие на территории Пансиона, и приказ выполняли.

– То есть никаких бумаг попросту не составляли, – сказал Нат.

– Совершенно верно. Просто мелькнет запись – имя, дата смерти, и ничего больше. Чаще всего списывается на несчастные случаи. А потом запись исчезает под грудой рутинных бумаг.

Нат рассеянно барабанил пальцами по столу:

– Что касается последних двадцати пяти лет, то все случаи смертей и пропаж людей мне известны. Квентин просветил. А раньше их было много?

– Достаточно, – вздохнула Стефания. – Правда, я пока докопалась только до двадцать пятого года.

– Ладно, пусть до двадцать пятого. Так сколько?

– Если считать вместе с теми, что имели место во время строительства Пансиона, то получается около пятнадцати случаев.

С минуту Нат сидел молча.

– И сколько из них подозрительных? – наконец произнес он.

– Если ты хочешь услышать мое личное мнение, то все, Нат. Все случаи вызывают сомнение.

– Ты что, умер, что ли? – недоверчиво спросила Дайана.

– Нет, – ответил Бо и улыбнулся.

Она подошла к нему, внимательно посмотрела в его лицо:

– Значит, ты медиум?

– Нет.

Дайана оглядела стоящие рядом серые мольберты, обтянутые светло-серой тканью, затем перевела взгляд на серые, плоские, словно вырезанные из картона цветы. Потом осмотрела стены и потолок оранжереи, себя в сером платье, снова повернулась к Бо. Он тоже был серый. Все вокруг было мертвенно-серым.

– Тогда скажи, какого черта ты сюда приперся?

– Я уже ответил: жду тебя.

– Бо, ты вообще представляешь, где мы с тобой находимся?

– Конечно. Ты называешь это место «серым временем».

– А ты как его назвал бы?

Рафферти без особого любопытства оглядел оранжерею, неопределенно пожал плечами и ответил:

– По-моему, ты дала ему очень меткое определение. Забавное местечко. Ну или время, не знаю уж...

– Тут обитают мертвецы, – оборвала его Дайана.

– Судя по тому, что я вижу тебя здесь, не только.

– Я медиум, – ответила девушка и сразу же замолчала, пораженная сказанным.

Бо снова улыбнулся:

– Понятно. Ты первый раз произносишь это.

– Не совсем, – поправила его Дайана. – Я впервые произношу это со смыслом.

– Полагаешь, есть какая-то разница? Ну ладно. В любом случае как-то неожиданно ты ее выпалила. Очень будничным тоном. Долго же ты к нему шла.

Дайана нетерпеливо нахмурилась:

– Перестань болтать о пустяках. Объясни, почему ты здесь?

– Строго говоря, и объяснять нечего. Я проделал небольшой трюк. Моя сестра утверждает, что у меня постоянный контакт со Вселенной.

– И это все объяснение?

– Возможно, нет, Дайана, но разве для тебя имеет значение, почему я здесь? Главное – увидеть то, что я должен тебе показать, и услышать то, что обязан сказать.

– Ты изъясняешься как проводник.

– Извини! – Он махнул рукой, приглашая Дайану следовать за ним, и направился в дальний угол, к ее мольберту.

Ее мольберт. Ее альбом. И портрет Мисси. Он был там, хотя Дайана ясно помнила, что положила его в сумку и отнесла в коттедж. Однако удивил ее не сам рисунок, а глубокая рана на нем и растекшееся, сверкающее мутным светом влажное пятно. С рисунка на пол стекала тонкая струйка, частыми каплями падавшая на пол, на постеленную под мольбертом рогожу. Струйка была красного цвета.

Не серого, а красного.

Как и зеленая дверь, кровь здесь имела свой цвет.

– Что это? – спросила Дайана, понимая, что никто, кроме нее самой, не растолкует значение увиденного.

– Указатели, – просто ответил Бо. – В «сером времени» они тоже есть. То, что нужно запомнить, когда ищешь свой путь. Только здесь они лучше видны.

Дайана минуты две обдумывала слова Бо.

– Зеленую дверь я уже видела. Она означает дорогу назад. Выход. Но это что?

Бо отошел к стене, жестом приглашая Дайану подойти поближе к мольберту.

Она так и сделала, стала рассматривать рисунок. Он был точно такой же, как и тот, что девушка нарисовала не так давно. Мисси. Худенькая, с печальными глазами. Кровь на ее груди...

И все же Дайана не поверила. Она нагнулась и начала всматриваться в рисунок. Алая струйка – краска? кровь? – продолжала течь, искажая форму... букв.

– Я тоже их сначала не заметил, – проговорил Бо. – Подумал, какие-то странные капельки. Но когда присмотрелся, заметил, что это проступают буквы.

– Почему ты не показал мне рисунок по ту сторону двери? – рассеянно спросила Дайана. – Или там его нет?

– Есть. И пятно красное есть. Вот только букв нет. Потому мне и предложили встретиться с тобой в «сером времени» и показать их.

– Предложили? Кто именно?

– Бишоп.

Дайана не удивилась.

– Как же я не подумала, что вы – одна команда! Он предполагал, что ты заметишь предупреждение?

– Думаю, да. И хотел, чтобы его увидела и ты. Предложил показать его тебе сегодня ночью, что, по правде говоря, меня изумило. Мне казалось, что после такого трудного дня ты не скоро отправишься в «серое время».

Дайана вздохнула, потянулась:

– Он не передал для меня никаких инструкций?

– Нет. Ничего из того, что обычно говорит в подобных случаях...

– В подобных случаях, говоришь? И часто они у вас происходят? Мне всегда казалось, что я путешествую одна.

– Не совсем одна.

– Вот как... Тогда я начинаю кое-что понимать. Надеюсь, не слишком поздно.

– Я тоже на это надеюсь, – ответил Бо. – Мое окно во Вселенную говорит мне, что Квентин – твой ведущий.

– И об этом я догадывалась. – Дайана глубоко вздохнула. – Поэтому ему не понравилось бы то, что я собираюсь сделать. Самостоятельно.

– Ты так в этом уверена?

– Абсолютно, – кивнула Дайана. – Но я должна... Я вспоминаю свои кошмары, все послания, которые пыталась передать мне Мисси с момента моего появления здесь... Она столько лет к этому готовилась, знала, что я приеду сюда. Знала, что рядом со мной будет Квентин. Все прошедшие годы она терпеливо и упорно ждала.

– Некоторые события должны происходить именно так, как они происходят, и в свое время.

– Забавно слышать это в месте, где нет времени.

– Главное – узнать.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты похож на ярмарочного предсказателя судьбы? – произнесла Дайана со вздохом.

– Неоднократно, – усмехнулся Бо.

– Ничего удивительного. Я пришла сюда, чтобы получить ответ на один вопрос. Полагаю, от тебя я этого не дождусь?

– Извини.

– Скажешь, и это должно случиться в свое время?

– Разумеется. А пока у тебя есть о чем поволноваться.

– Я знаю, – кивнула Дайана.

Холод продирал ее до самых костей. Она окоченела, руки и ноги не слушались ее, сделавшись вялыми.

– Уходи отсюда. Немедленно.

Дайана огляделась и хмуро произнесла:

– Я очень далеко отошла от двери.

– Дайана...

– Слишком далеко. Мне кажется... – «Та-тум. Та-тум». – Думаю, оно ищет меня.

Бо очнулся ото сна внезапно, словно ему приснился кошмар, что было недалеко от истины. Требовалось торопиться, но тело до сих пор не отошло после холода «серого времени», руки и ноги едва двигались. Бо заставил себя подняться с кровати и едва не застонал – здесь, в цветном трехмерном мире, где ощущения острее, он еще сильнее почувствовал холод и боль во всем теле.

Одного вхождения в «серое время» ему оказалось достаточно, чтобы в полной мере воспринять окружающий мир и полюбить его. Рафферти усмехнулся. Ему показалось странным, что он, художник, не замечал всех его достоинств раньше, был необъективен.

Даже Гиацинтовый номер, казавшийся ему с момента приезда в Пансион вычурным и безвкусным, выглядел сейчас совсем иначе, вполне комфортным и приятным.

С трудом передвигая затекшие ноги, Бо доплелся до двери, кое-как преодолел порог.

Через минуту ему почудилось, будто он взбирается на гору с «вольво» на плечах. Сердце бешено колотилось, ноги разъезжались, как у маленького котенка. За тридцать лет экстрасенсорных упражнений Бо ни разу не испытывал ничего подобного. Недавний ужасающий опыт, уход в «серое время», опустошил его, вытянул из него все силы.

«Знает ли Квентин, где сейчас находится Дайана?» – пронеслась в голове слабая мысль.

Держась за стены, Рафферти долго плелся по казавшемуся невероятно длинным коридору, с трудом преодолел лестничный пролет, дважды останавливался на минутку передохнуть и, наконец, дотащился до номера, в котором жил Квентин. Только возле самой двери художник почувствовал, что начинает согреваться. Холод, охвативший его до мозга костей, отступал.

Бо ухватился за косяк и хотел постучать, но в этот момент дверь открылась сама. На пороге стоял Квентин, уже одетый. Лицо его было напряжено.

– Она в «сером времени», – сказал он, словно вернувшись к прерванному разговору.

– Да, – выдохнул Бо. – И я не уверен, что она сможет вернуться обратно без посторонней помощи.

– Господи... – прошептал Квентин. – Почему ты...

– Я ничего не смог сделать. Просто ходил там во сне. Экспериментировал. Я находился там только мысленно, не физически. Там я беспомощен. Это не моя сфера, а ее.

В этом Квентин не сомневался.

– Где Дайана по отношению к нашему миру?

– Я увидел ее в оранжерее. Только мне кажется, сейчас ее там уже нет. Если она послушает свою интуицию, то спрячется. Теперь я понимаю – тот, кто совершает убийства, теперь будет искать ее.

– Чувствовал я, что не нужно оставлять ее одну, – покачал головой Квентин. – В одиночку она не выстоит.

– Полагаю, Дайана не знает, что это случится сегодня. Она отправилась туда, чтобы получить ответ на какой-то свой вопрос. По-моему, она пробыла в «сером времени» слишком долго, много сил оставила в оранжерее и начала слабеть. Это я заметил. – Бо покачивался, не отпуская косяк.

Только сейчас Квентин обратил внимание на его состояние.

– Ты оттуда? – спросил он и, не дожидаясь ответа, прибавил: – Неважно выглядишь.

– Пройдет. – Бо слабо усмехнулся. – Иди спасай Дайану. А я отправлюсь к твоему приятелю Нату, скажу, чтобы поднимал своих людей.

– Зачем? Вот проклятие... Я не уверен, что смогу найти ее. Как ей удалось ускользнуть, а я ничего не заметил? Ведь я же не спал, все время следил – и ничего не почувствовал.

– Дайаной займешься сам. Я говорю о другом. Элли Уикс и остальные были убиты здесь, человеком из плоти и крови. Кто уж там из иного мира дергал за нитки – не важно. Но убийца орудовал здесь. И когда он появится, мы его увидим.

Квентин с минуту смотрел на Бо, затем исчез в номере и вскоре появился с пистолетом в руке. Засовывая его сзади за пояс, он проговорил:

– Он охотится за Дайаной потому, что только мозг сильного медиума способен обеспечить ему дополнительное преимущество.

Бо понимающе кивнул:

– Он получит возможность самостоятельно открывать дверь в наш мир, входить в чье-то тело и снова убивать. И Дайана знает об этом со слов Мисси.

После стольких трудов, стряхнув с себя наконец наркотический лекарственный туман, продравшись сквозь путаницу лечений, преодолев собственную неуверенность, Дайане пришлось прятаться. Меньше всего ей хотелось сейчас демонстрировать слабость, но...

«Так надо. Он не должен тебя обнаружить. Пока необходимо спрятаться».

Таков был план – и Дайана это понимала, хотя о самом плане знала лишь в общих чертах. Однако гораздо отчетливее девушка сознавала другое: она ослабла настолько, что долго здесь, по другую сторону двери, просто не продержится и в случае битвы неизбежно проиграет.

«Прячься».

Тихий голос, звучавший в ее голове, знакомый, как собственные мысли, напоминал Дайане биение ее сердца, но в то же время существовал явно вне ее. Это его она слышала всю свою жизнь.

Либо пыталась уловить сквозь лекарственный дурман.

– Отцу придется многое рассказать мне, – пробормотала она, спотыкаясь, выходя из оранжереи и направляясь к главному корпусу.

«Он всего лишь делал то, что считал нужным».

– Я понимаю, он испугался.

«Он старался спасти тебя после того, как потерял сначала меня, а потом нашу маму. Он не мог позволить себе потерять и тебя».

– Мог бы поступить совершенно иначе.

«Но он просто не знал, как ему следует поступать. Он растерялся. Посчитал, что для тебя будет лучше, если ты ничего не узнаешь обо мне».

– Поэтому заявился сюда и с помощью денег уничтожил все следы, так? А потом отдал меня врачам, пичкающими лекарствами до такой степени, что я сама себя не помнила. Какая трогательная забота! Заставить дочь ничего не знать о своих возможностях и не уметь контролировать их.

«Отец не выбирал ни врачей, ни лечение, потому что сам ничего не понимал. Он представления не имел о том, что случилось с нашей мамой, но боялся, что и с тобой может произойти что-то подобное. Он всего лишь предотвращал беду, Дайана».

– Допустим, я тебе поверю. – Дайана остановилась возле густого кустарника, росшего недалеко от служебного входа в главный корпус, и огляделась. – Ну и куда мне дальше идти? – спросила она. – Черт подери, когда мне нужен проводник, никого не дождешься. – Девушка вздохнула и обхватила себя руками, чтобы согреться. – Ну и холод! Я вся продрогла.

«Иты знаешь почему».

– Знаю, знаю, – пробормотала она. – Слушай, а почему ты не стала выполнять свой план раньше?

«Не могла, потому что тогда была еще очень слаба».

– И я тоже?

«Да, и ты тоже. Выполнение плана потребует и от тебя, и от других много сил. Все вы должны быть к этому готовы».

– Значит, все это время ты ждала меня?

«Да. Ждала возможности остановить его».

– Ты все время говоришь «оно». Но Сэмюэль Бартон когда-то был мужчиной.

«Оно никогда не было мужчиной. Оно всегда было злом. Убив плоть, люди высвободили его. Помогли ему стать еще сильнее».

– Стало быть, оно может войти в любого, кто окажется неспособным оказать ему сопротивление?

«Иногда может. Если кто-то недостаточно силен для того, чтобы отразить его, то и слаб, чтобы оно оставалось в нем долго. Оно... сжигает тех, в кого вселяется. Подпитывается их энергией, а когда начинает ослабевать, ищет другую жертву. Более сильную, в которой можно оставаться подольше».

– Оно ищет меня, – уверенно сказала Дайана.

«Как только оно узнало о твоих способностях, о том, что ты начала вспоминать и осознавать, насколько ты сильна. Мы думали, что у нас еще есть время, не предполагали, что оно начнет искать тебя так скоро. Извини».

– Чуть раньше, чуть позже – какая разница! – пробормотала Дайана. – Раньше я о своих способностях не задумывалась. И может быть, правильно, а то снова бы оказалась в психиатрической лечебнице.

«Теперь такого не случится, ты сейчас очень сильная».

– Хотелось бы верить. – Дайана снова огляделась и скользнула через кусты к служебному входу. Она надавила на ручку и открыла дверь. Сигнализация была включена – это Дайана поняла по мигающей бледно-серым цветом лампочке на металлической панели, – но она не сработала.

В «сером времени» электроника вообще не работала. А возможно, ее там не существовало, если не считать внешних признаков. Дайана над этим не думала.

«Та-тум».

– Вот зараза, – прошептала она.

«Дайана».

Дайана непроизвольно вжалась в ледяную стену, почувствовала, как ноги ее задрожали и стали подкашиваться. Еще немного, и она бы сползла по стене на пол, сжалась в комочек – испуганная, жалкая, бессильная.

И бесполезная.

«Дайана! Не дай ему тебя запугать. Оно тем и берет, что парализует страхом. Оно так и побеждает».

– Я могу сделать так, что дверь появится, – прошептала Дайана. – Я ношу ее с собой. Я ее...

«Нет, Дайана, дверь ты не откроешь. По крайней мере, здесь и в одиночку».

Дайана набрала полную грудь воздуха, заставила себя подняться, успокоиться и усилием воли вернуть себе силы. Это оказалось гораздо труднее, чем она предполагала, но ей это удалось.

– Где оно? – твердеющим голосом спросила девушка.

«Здесь, совсем рядом. Но ты не забывай, что у тебя есть спасительная комната, где ты будешь в безопасности. Зеленая дверь. Дайана, ищи зеленую дверь».

– Я такую создавала сама.

«Сейчас тебе нужна не мысленная дверь, а настоящая. Которая связывает твой мир и наш. Найди зеленую дверь, Дайана».

– Почему ты не приведешь меня к ней?

«Потому что у меня есть свои дела на этой стороне. Но ты не волнуйся, я помогу тебе. Иди, не останавливайся».

«Понятно. У нее есть план, и она решила его во что бы то ни стало выполнить», – подумала Дайана и, оторвавшись от стены, двинулась вдоль бесформенного и казавшегося бесконечным коридора.

Глава 18

Квентин не надеялся найти Дайану в оранжерее, но на всякий случай прежде отправился туда. Девушки там, как он и предполагал, не оказалось. Он постоял в дверях, оглядел ряды мольбертов с рисунками и альбомами на них. Квентин попытался успокоиться и сконцентрироваться, после чего мысленно принялся искать ее следы в других местах. Он должен был до предела обострить все свои чувства, заставить себя видеть и слышать намного дальше, чем обычно. Ощутить предметы, находившиеся рядом с Дайаной. Однако все, что ему удалось услышать, было биение его собственного сердца.

«Между нами что-то есть. Между мной и тобой», – вспомнилось ему.

Ему нужно было ответить ей, сказать правду. Он с болью представил, что в этом случае все сейчас было бы иначе.

– Квентин, что происходит?

Рядом с ним возникли фигуры Ната и Стефании. В руках у обоих были пистолеты. Квентин вздрогнул от неожиданности, повернулся к ним, увидел их встревоженные лица.

Ему казалось, что «паучье чутье» изменило ему. Как Квентин ни старался, он не почувствовал присутствия Дайаны.

– Дайана пропала, – немного помолчав, ответил он.

– Вот черт, – пробормотал Нат и потянулся к висевшей на поясе рации.

– А что она делает на территории Пансиона в такое время? – спросила Стефания.

Квентин не стал тратить время на ответ, да ему и не хотелось говорить правду. Внезапно в памяти всплыла брошенная вскользь фраза Дайаны, и он спросил:

– Стефания, есть в Пансионе зеленые двери?

– Зеленые двери? – Директор недоуменно посмотрела на него. – Вроде нет. Хотя подожди-ка... – Она задумалась. – Слушай, есть одна. Ее из уважения к старине не стали перекрашивать. Единственная уцелевшая после пожара дверь, массивная, из дуба.

– Ты имеешь в виду пожар в северном крыле?

– Да. Хотя, мне кажется, ее не стали перекрашивать не из ностальгии, а из суеверия.

Квентин изумленно посмотрел на Стефанию:

– Мой номер находится в северном крыле, но такой двери я там не заметил.

– Вполне естественно. – Она пожала плечами. – Дверь находится в самом конце коридора, за поворотом, в противоположной стороне от лестницы. После восстановления крыла там разместили служебные помещения – кастелянскую, мастерские, склад. Ты туда просто не ходил.

– Ты говоришь, что это единственная зеленая дверь в Пансионе?

– Другой я не знаю. А что такое?

Квентин увидел в глазах Стефании сомнение и понял, что выглядит диковато. Или совсем дико.

– Где она? – спросил он. – Как к ней пройти?

– Северное крыло, третий этаж. От центральной лестницы налево, дальше по коридору до конца.

Квентин сразу бросился бежать к северному крылу. Нат что-то кричал вслед, но он не слушал. Ему показалось, что лейтенант упомянул имя Каллена Руппе в связи с каким-то нападением, но не вслушивался в его слова. Все его мысли крутились вокруг Дайаны.

На полпути к цели, уже поднимаясь бегом по лестнице, он едва не рухнул на колени от видения – перед его глазами пронеслась вся его жизнь. Но не только прошлое.

Впервые он увидел будущее.

Дайана подумала, что у нее не хватит сил идти дальше, тем не менее она продолжала двигаться в направлении, указанном Мисси. Поворот. Затем лестница. Вверх на один этаж. Снова поворот.

Дайана сильно испугалась, заметив, что из ее рта не идет пар. Только через минуту она вспомнила, что никогда и не видела его в «сером времени».

«Та-тум.

Та-тум».

Девушка попыталась идти быстрее и не смогла – ноги у нее онемели настолько, что она едва переставляла их. Каждый шаг стал даваться ей с невероятным трудом. Внутри началась и поднималась все выше странная дрожь. Дайана уже не понимала, что слышит – стук собственного сердца или тот страшный древний звук.

«Слушай меня, Дайана. Зеленая дверь находится прямо перед тобой. Открой ее, но не входи».

– Что? Оставаться здесь?

«Да. Квентин идет к тебе. Он станет для тебя линией жизни».

– Мне никогда не была нужна линия жизни.

«Теперь понадобится. Доверься ему. Он не отдаст тебя ему. Он поможет тебе, Дайана».

– Потому что ты для него так много значишь, – прошептала Дайана.

«Нет. Я – его прошлое. Ты – его будущее. Вот почему он рядом с тобой».

Дайана не знала, верить сестре или не верить, но времени разбираться в своих ощущениях не было. Она достигла странного полукруглого поворота в конце коридора, за которым наконец увидела зеленую дверь.

«Та-тум.

Та-тум».

Невероятным усилием воли она заставила себя сделать несколько последних шагов к двери и взялась за ручку. «Если я открою ее...» – подумала она.

«То на самом деле откроются сразу две двери, в ваш и в наш мир. Не отпускай ручку, Дайана. Не дай ей выскользнуть из пальцев. Отпустишь, когда все закончится».

– Но...

«Дотянись до Квентина и только потом открывай дверь».

Дайана взялась за ручку, вытянула свободную руку. Сейчас ее влекло в свой мир не просто желание выйти из «серого времени», а нечто гораздо большее.

Почти сразу темноту прорезала яркая вспышка молнии, и «серое время» исчезло. Дверь из серой превратилась в светло-зеленую, вокруг нее показались тисненые, викторианского стиля, обои, неуместно роскошные для этого закутка, расположенного в конце узенького коридора.

Сверкнула еще одна вспышка, и Дайана ощутила тепло и силу чьей-то руки. Кто-то крепко взял ее за запястье. После третьей вспышки она увидела Квентина.

Девушка поняла, что вернулась. Одной рукой она продолжала сжимать дверную ручку.

– Дайана...

«Та-тум!

Та-тум!»

Она уловила наводящую ужас тяжелую поступь, похожую не на мерные шаги, а на причудливую, прерывающуюся дробь громадного барабана. Шаги приближались.

«Не дотрагивайся до его оболочки».

– Не дотр... – зашептала она Квентину, но тот перебил ее.

– Я знаю, – прошептал он и крепче сжал пальцы вокруг ее запястья. Они прижались к стене, оставляя проход открытым, и посмотрели в глубь коридора, откуда слышались грозные шаги.

Она заговорила сразу, как только появилась:

– Ах, так вот вы где! А я вас все ищу, ищу. В такую поздноту вам следовало бы лежать по кроваткам. Зачем вы заставляете меня ходить по всему Пансиону?

Они увидели странный огонь в ее глазах и дергающиеся черты лица, какие-то неестественно правильные и оттого страшные, колдовские. Перед ними стояла миссис Кинкейд.

Окровавленный мясницкий нож в ее руке не оставлял сомнений в цели поисков.

– Говорил я Каллену, – продолжила она как ни в чем не бывало, – чтобы он не вставал на моем пути. Никто из вас меня не остановит. Он попытался помешать мне, он хотел предупредить Элли. Не нужно было ему совать нос в мои дела. Он разозлил меня.

– Ты убил Элли, – произнес Квентин.

– Считай это милостью от миссис Кинкейд... – Она рассмеялась. – Она так обрадовалась, подумала, что это ее хахаль прискакал с деньгами откупаться от нее. Но она его очень боялась, опасалась, что пристукнет ее где-нибудь в темном углу. Я не мог такого допустить. Это вызвало бы ненужные слухи и подозрения. Поэтому я обо всем позаботился сам.

– О Каллене ты таким же образом позаботился? – прошептала Дайана.

– Я его предупреждал. Зачем полез не в свое дело? С какой стати вернулся сюда? Нет бы спасибо сказать, что я дал ему ноги унести отсюда подобру-поздорову много лет назад. Он все-таки тогда докумекал, но кто б ему поверил? Полицейские? Ой, не смешите меня. Только меня расстроил.

– Зачем же он вернулся? – спросил Квентин.

– Видите ли, голос услышал. Голос не нашел ничего лучшего, кроме как позвать его сюда. Меня остановить надумал. Надеялся кому-то помочь. Ой, умора! Допомогался – лежит как свинья в крови.

– Значит, ты... миссис Кинкейд – медиум? – спросил Квентин.

Она опустила нож, но было видно, что в любой момент может вскинуть его и пустить в ход.

– Да. И всегда была медиумом. Правда, она не училась и потому не обладает большой силой. Зато в нее легко попасть. Долго в ней оставаться небезопасно, но и этого вполне достаточно, чтобы устроить кое-какие дела. – Миссис Кинкейд медленно повернула голову и посмотрела на Квентина с чудовищной улыбкой. – А ты, дурачок, сколько лет здесь околачиваешься, а так ничего и не понял. Ездил сюда, ездил, и все напрасно. А почему, спросишь? Потому что ты не хотел видеть будущего. Потому и не замечал, что у тебя творится под самым носом. Тупой слепец!

– Теперь-то я прозрел, – ответил Квентин.

– Да? Благодаря ей, конечно. – Она ткнула ножом в сторону Дайаны. – Я знал, что кто-то открывает дверь, только никак не мог догадаться, кто именно. Понял, когда увидел, что она посещает «серое время».

– Когда-то ты был убийцей, – зло сказала Дайана. – Много лет назад ты часто убивал.

– Случалось. И сейчас убиваю. Благодаря тем ублюдкам, что живьем меня сгноили. Никогда до тех пор я не испытывал такой ярости и никогда прежде так жадно не хотел жить. Вот и живу-поживаю.

– Только как голос, – четко проговорил Квентин. – У тебя был слабый рассудок и хилое тело. Вот почему ты своими жертвами выбирал беззащитных детей.

– Ничего ты не понимаешь. Я получал удовольствие не от убийства детей. Самый смак был в том, чтобы заставить родителей убить собственных детей.

– Значит, Мисси была убита...

– Да, милочка. Ее задушила та, что называла себя Лаурой Тернер. Ну, не без моей помощи, конечно. – Лицо миссис Кинкейд исказила жуткая гримаса. – Я просто довел ее до сумасшествия. Такое возможно с людьми слабыми. Кроме того, нужно было поторапливаться. Убив дочь, она стала неуправляемой.

– И ты же... миссис Кинкейд обеспечила Лауре алиби, – проговорила Дайана.

– Ну, разумеется! Как я мог допустить, чтобы на Пансион пала хотя бы тень подозрения? Это же мой дом. И он должен быть моей крепостью. Между прочим, я собирался использовать Лауру еще разок, но тут приехал отец девочки, и чокнутая дура выболтала ему все – и об убийстве, и о том, что должна понести наказание. Я не стал дожидаться, когда сюда понаедут полицейские, и все взял в свои руки. Наказал, так наказал.

– Значит, Лаура Тернер никуда не уезжала?

– Нет, но я устроил так, что все поверили в отъезд. – Управительница затряслась от беззвучного смеха.

– Отец девочки предпочел все замять, – сказала Дайана.

– Разумеется. Что меня в высшей степени устраивало.

Дайана почувствовала, как пальцы Квентина еще сильнее сжали ее запястье. Он понимал, что Дайане требуется много сил, чтобы держать дверь приоткрытой, и пытался передать ей часть своей энергии. В этот момент Дайана вдруг ощутила легкие толчки – кто-то, дергая дверь, старался закрыть ее.

Дайана крепче сжала ручку двери и потянула на себя. Изнутри стремились дверь захлопнуть.

Дайана поняла, что настал момент, когда требуется полная концентрация. Побороть противостоящую им энергию зла они могли только одним способом – выбросить ее в «серое время», откуда бы она вылетела в лимб, а из него ушла еще дальше. Теперь от Дайаны и Квентина зависело, исчезнет ли эта страшная первобытная энергия из физического мира раз и навсегда.

Пальцы Дайаны начали неметь. Даже помощи Квентина оказывалось мало. На какое-то мгновение ей почудилось, что еще немного – и она выпустит ручку. Вдруг позади стоящего перед ними чудовища Дайана заметила фигурку Мисси. Некоторое время девочка стояла, словно собираясь с духом, а затем, вытянув руки, устремилась вперед и с разбегу толкнула монстра.

Квентин и Дайана изо всех сил потянули дверь, раскрыв ее настежь. Они держали ее недолго, но этого времени им хватило.

Чудовище с ревом, нелепо болтая руками, влетело в дверной проем, где его подхватили обитатели «серого времени» – пожилая дама в викторианском платье, бородатый рабочий, несколько маленьких мальчиков и десятки других теней. Слившись воедино, объединив энергии, они вытянули из человеческой оболочки первобытное зло, ставшую вдруг бесформенной черную энергетическую массу, оставшуюся от Сэмюэля Бартона. Она неистово билась и извивалась в их руках. В какой-то миг всем внезапно показалось, что зло увлечет за собой Дайану. По лицу девушки скользнул ужас, но в тот же миг дверь с шумом захлопнулась, скрыв за собой рваные куски первобытного мрака.

– Ну, вот и все. – Квентин тяжело вздохнул. – Теперь это самая обычная дверь.

Обессиленная Дайана прильнула к его груди, и они оба посмотрели на стоящую рядом Мисси.

Это была другая Мисси, девочка из плоти и крови, а не призрак. Такая же худенькая, как и прежде, но с лицом не испуганным, а радостным и улыбающимся.

– Ну и дела! Тили-тили тесто, жених и невеста, – пропела она.

Дайана едва не рассмеялась.

– Почему я вижу тебя? – спросил девочку Квентин, продолжая сжимать руку Дайаны.

– Потому что Дайана может. Впервые после того, как вы прикоснулись друг к другу, вы соединились. – Улыбка Мисси стала еще шире. Девочка подняла руку, разжала ладошку и показала лежащий в ней медальон. – Вот почему то, что сидело внутри миссис Кинкейд, взяло этот медальон у Элли. Чтобы я могла его забрать.

Дайана слишком устала, чтобы понять ее слова:

– Мисси, объясни...

– Она спит с миром. Наша мама. Она пересекла порог давно, очень давно, когда нашла меня.

– Но зачем?

– Когда меня похитили, она подумала, что может за счет своих способностей найти и вернуть меня. Но ее способности были слабые. Мама смогла открыть дверь только один раз...

– А тело, оторванное от духа, не может существовать долго, – тихо договорил Квентин.

Мисси кивнула.

Дайана хотела бы задать сестре много вопросов, но она понимала, что времени у них мало. Поэтому она расспрашивала Мисси только о самом главном, о том, что по-настоящему много значило для нее и для Квентина.

– Теперь с тобой все в порядке?

– Да, – ответила Мисси. – Как видишь, наш план сработал. Энергии всех, кто был готов пересечь порог, оказалось достаточно для того, чтобы вытянуть злую силу из человеческой оболочки и выбросить из «серого времени» по ту сторону. Теперь она никому не опасна.

Квентин взглянул на Дайану:

– Основной закон физики помнишь? Энергия не исчезает бесследно, она трансформируется в другую.

– Это правда, – задумчиво подтвердила Мисси. – Здесь все – физика.

И снова Дайане захотелось рассмеяться, но вместо этого она, стараясь сохранить на лице серьезность, сказала:

– Слушайте, как вы думаете... утром, когда взойдет солнце, мне не покажется, что это всего лишь сон?

Мисси посмотрела на сплетенные пальцы их рук и рассмеялась.

– Наверное, нет. Думаю, теперь ты научилась отличать реальное от нереального. – Девочка прошла мимо них и открыла зеленую дверь. Сначала возник странный туман, а когда он рассеялся, Квентин и Дайана увидели за дверью уютную спальню, обставленную красивой старинной мебелью.

– Мисси...

Девочка обернулась и посмотрела на Квентина.

– Спасибо тебе, – произнесла она. – За то, что ты сюда приезжал. Это дало мне силы дождаться. И не печалься, ты ни в чем не виноват. Ты не сделал ничего, чтобы так расстраиваться. Откуда ты мог знать про злую темную силу? И смог бы ты остановить ее? Кроме того, некоторые события должны случаться в свое время.

Дайана хотела попрощаться с сестрой, но не успела – Мисси ласково улыбнулась им и вошла в спальню, затворив за собой дверь.

Квентин и Дайана продолжали недоуменно смотреть друг надруга, когда из-за угла вдруг выскочил Нат с пистолетом в руке.

– Слава тебе Господи! – воскликнул он. – Вы живы! Каллен сказал, что эта старая мегера, миссис Кинкейд, рехнулась и пыталась убить его. Он тяжело ранен, потерял много крови. А она где?

Дайана помолчала, затем потянулась к ручке, открыла дверь. Они увидели небольшую комнатку с длинными полками вдоль стен, на которых высились стопки чистого постельного белья и полотенец. На полу, рядом с пустой тележкой, на каких в Пансионе горничные развозили белье в стирку, распластав руки, лежала Вирджиния Кинкейд. В ее правой руке все еще был зажат длинный нож с окровавленным лезвием.

Нат осторожно вошел в комнату, наклонился над управительницей, пощупал пульс на ее шее.

– Она жива, – сказал он.

– Да, дышит, во всяком случае, – пробормотал Квентин.

– Врачи сказали, что у нее был удар, – рассказывал Нат через несколько часов. – Сейчас она находится в коме и неизвестно, когда выйдет из нее. И выйдет ли вообще.

– У меня складывается такое ощущение, что не выйдет, – вздохнула Дайана. Она также думала, что с годами собственный дух Кинкейд разрушался и, наконец, просто вышел из нее. Бежал от нескончаемой цепи зла, скрылся от ада.

Не поняв или осторожно проигнорировав намек, Нат прибавил:

– Жизнь Каллена Руппе вне опасности. Кровотечение удалось вовремя остановить. Он говорит, что знает, почему Кинкейд набросилась на него. По мне, так тут все совершенно ясно – рехнулась старушка. Здешний воздух к этому сильно располагает.

– Конечно. Что же еще? – согласился Квентин.

Нат подозрительно рассматривал Квентина и Дайану, сидящих напротив него на диване. Сам он устроился в кресле.

– После такой насыщенной ночки вы неплохо выглядите, – проговорил он.

– Кофе много выпили, – объяснила Дайана.

– Да? Я тоже литра два выпил, не меньше. А чувствую себя кошмарно. И работы впереди – по горло. – Лейтенант вздохнул и покачал головой. – Картина складывается такая. Кинкейд призналась вам, что убила Элли. В переднике девушки мы нашли мобильный телефон, с которого она делала междугородний звонок. По номеру мы определили, что разговаривала она с одним из бывших здешних постояльцев. Кстати, вскрытие показало, что девушка беременна. Вы понимаете, к чему я клоню?

– Но Кинкейд же призналась, – напомнил Квентин.

– Да, это существенно облегчает нашу задачу. Будем считать, что преступление раскрыто. Кстати, мне звонили спелеологи – те самые, с которыми ты советовал мне связаться. Они сказали, что на будущей неделе приедут осматривать наши пещеры. Вот и отлично. В бытовке Руппе я установлю круглосуточное дежурство. Мы же тем временем поработаем с патологоанатомами-антропологами. Они обещали исследовать и тот скелет, что мы нашли в саду. Пусть займутся, если так хотят. Правда, думается мне, ничего нового они нам не скажут – наши специалисты уже подтвердили, что кости действительно принадлежат Джереми Гранту. Молодцы, неожиданно быстро справились. Благодаря твоей помощи, Квентин. Спасибо большое.

– Не за что, – улыбнулся Квентин.

– Ну что ты. Если бы ты не нажал на федеральную патологоанатомическую лабораторию, результатов анализа ДНК пришлось бы месяца три ждать, не меньше.

Квентин всегда стеснялся слов благодарности, поэтому перевел разговор на другую тему:

– Мать мальчика уже уведомили?

– Да, конечно. Похоже, мы успокоили ее.

– Иногда, – тихо произнес Квентин, – нам всем нужно обрести спокойствие, прежде чем проститься с прошлым. А затем смотреть только вперед, не оглядываясь назад.

– Прощание с одержимостью? – заметила Дайана.

– Можно и так сказать.

В гостиную вошла Стефания и взволнованно заговорила:

– До сих пор в голове не укладывается. Управительница Пансиона – убийца. Конечно, с такими уликами глупо в это не поверить, и все равно жутко делается.

Несмотря на бессонную ночь, Стефания не выглядела уставшей.

– Считайте ее психически больной, – предложила Дайана. – Так будет легче пережить.

– Жутковатая у нее болезнь. – Стефания покачала головой. – Я собираюсь нанять новую управительницу. Скоро приедет.

Квентин посмотрел на директора:

– Которая не станет заносить в журнал тайны о постояльцах?

– Именно. Я уверена, что миссис Кинкейд делала это не ради денег, а из особого удовольствия.

– Тем не менее, директорам Пансиона платили за компромат. Кстати, судя по датам записей и списку директоров, эта практика закончилась лет пять назад?

Стефания кивнула:

– Двое предыдущих директоров ничем подобным не занимались. Я тоже. Да я и не подозревала о существовании журнала. Знаете, если бы я его нашла, то, возможно, и не открыла – в нем нет ничего подозрительного. А что касается списка директоров и дополнительных платежей им, я сначала подумала, что это премия за хорошую работу. Внешне все нормально, ничего необычного. И только когда я копнула бухгалтерские ведомости, то поняла, что речь идет не о премиальных. Я взялась за балансовые отчеты и выяснила, что пару раз эти так называемые премиальные выплачивались наличными.

– Подозрительно, – заметил Нат.

– Интересно, почему записи закончили вносить пять лет назад? – спросил Квентин. – Стефания, у тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет?

Она коротко кивнула:

– Не скрою, я долго думала об этом и пришла к следующему выводу. Начало сбору компромата положил Дуглас Уоллес. Пять лет назад он организовал нечто вроде целой системы слежки за постояльцами, в результате чего появилось несколько записей. Что его заставило пойти на это? Полагаю, он был просто сволочью по натуре. Но долго он сбором информации о постояльцах не занимался – нашел старый журнал, наткнулся в нем на что-то, испугавшее его, и занялся систематизацией сведений. Я сопоставила несколько дат и выяснила: пока он шуровал со старыми сведениями, сидя в подвале, подальше от посторонних глаз, умер последний отпрыск одного из первых владельцев Пансиона.

– И тайна Пансиона ушла вместе с ним, ты хочешь сказать? – спросил Нат.

– Официальная тайна, – поправила его Стефания. – Думаю, я права. Практика вымогательства денег у финансовых баронов, заработавших себе состояния не самым честным путем, зародилась давно, стала своего рода традицией и продолжалась долго. Впоследствии, как и все атавизмы, она отмерла.

– Все правильно. В последнее время записей никто не вел, – подтвердила Дайана. – Хотя мне кажется, в вещах миссис Кинкейд мы наткнемся на что-нибудь похожее. Могу поспорить, что она была основным сборщиком тайн последних лет.

– Она была человеком старой закалки. Возможно, не желала, чтобы добрая – по ее мнению – традиция умерла.

Дайана не стала спорить, поскольку не была уверена – собственный ли дух Кинкейд толкнул ее на этот путь или она поддалась воздействию духа Сэмюэля Бартона.

Стефания покачала головой:

– Интересно, здесь когда-нибудь будет нормальная жизнь?

– Наверное, – сказала Дайана. – Например, сейчас.

– Посмотрим. – Стефания вдруг улыбнулась. – Послушайте, я не знаю, чем вы питаетесь – может быть, пищей духовной, но я предпочитаю материальную кухню. И я страшно проголодалась и отправляюсь завтракать. Кто хочет составить мне компанию?

– Меня дважды просить не придется, – ответил Нат и сразу же поднялся.

Дайана и Квентин последовали за ним.

– Кстати, вы не против, если я выложу кое-какую информацию о Пансионе – и для широкой публики, и для его владельцев? – поинтересовалась Стефания. – Я нашла среди бумаг одну папку с газетной вырезкой десятилетней давности. Маленькую заметочку, в которой рассказывается об автокатастрофе, случившейся на дороге между Пансионом и Лежэ. В ней намек, будто водитель страдал депрессией и испытывал суицидальные наклонности. Но вот странное совпадение – в то же время из Пансиона был уволен один официант, решивший поделиться с газетчиками информацией о происходящем здесь. К заметке приколота записка тогдашнего директора, где он просит уведомить семьи пострадавших о появлении в прессе лживых измышлений о Пансионе. Их, правда, никто ни о чем не уведомлял.

– Откуда тебе это известно? – удивился Квентин.

– Копий писем в папке нет. Директор был человеком, по всей видимости, педантичным. Он бы обязательно подколол их.

– У тебя еще будет время всем этим заняться. – Нат улыбнулся и, взяв Стефанию под руку, вышел с ней в коридор.

Квентин и Дайана собирались уже направиться за ними, как вдруг из боковой двери, соединявшей гостиную с библиотекой, появилась маленькая девочка, которую они уже не раз видели на территории Пансиона. На руках она держала сонного щенка.

– Бобби должен об этом знать, – сказала девочка необычайно серьезно.

– Знать что? – поинтересовалась Дайана.

– Что папа не собирался убивать нас, – ответила девочка и потерлась щекой о мягкую шерстку своей собачки. – Бобби, моего младшего братика, не было с нами тогда. Он заболел и остался с бабушкой. А мы приехали сюда. Когда мы уезжали, шел сильный дождь и был густой туман. Папа не справился с управлением, он не умел ездить по горным дорогам. Вот так все и произошло.

Квентин остолбенел. Дайана же, давно знакомая с подобными явлениями, оставалась совершенно спокойной. Она кивнула девочке:

– Хорошо, мы обязательно скажем об этом Бобби. Как тебя зовут?

– Мэдисон. А это – Анджело. Он был с нами. Я всегда беру его с собой.

– Хорошо. Теперь можешь идти к своим родителям, – мягко произнесла Дайана.

Мэдисон вздохнула:

– Знаете, а мне казалось... что они здесь. Впрочем, я всегда что-нибудь придумываю. Может быть, придумала, что они здесь. Я по ним очень скучаю... Ладно, до свидания, мы пошли. Спасибо вам.

– Приходи к нам, Мэдисон.

Они молча смотрели, как девочка со щенком на руках подошла к дверям и растаяла, уйдя в небытие.

– Господи, – прошептал Квентин. – Что это было?

Дайана посмотрела на него и улыбнулась:

– После всего, что ты пережил ночью, тебя так взволновал вид этой малышки с собачкой?

– Я много раз видел ее. Начиная с того утра, когда мы с тобой встретились, – задумчиво произнес он.

– Считай, что Мисси права. Мы соединились.

Квентин сжал ее руку в своих ладонях:

– Полагаю, да. И что ты чувствуешь?

– Надежду.

– Поедешь со мной в Виргинию?

– Да, мне хотелось бы поговорить с Бишопом.

– Дайана...

Она широко улыбнулась и перебила:

– Договоримся так. Мы уедем в Виргинию только после того, как ты поможешь мне убедить моего отца в том, что он ошибался. Я вполне здоровый человек, и зря он скрывал от меня все свои тайны... Ну как, договорились?

– Конечно, договорились, – ответил Квентин и поцеловал Дайану.

1

Японский сад камней – планомерное расположение объектов, используемое для организации ландшафтов и архитектурных пространств. Сад камней – это вид пространства, которое связано с расположением наблюдателя и образует поле зрения, где наблюдатель воспринимает гармоническое расположение объектов.

2

Лимб (лат. limbus – рубеж, край), в католическом вероучении, промежуточное состояние или место пребывания не попавших на небеса душ.

3

Акупрессура – массаж биоактивных точек большим и указательным пальцами руки.

4

Особое учение в буддизме. Без священных текстов, вне слов и букв, оно учит о сущности человеческого сознания, проникая прямо в его природу, и ведет к просветлению.