– Он прав, – сказала Кэсси.
– Я могу с этим справиться, – упрямо повторил Бен.
– Возможно. Но зачем вам это? Зачем проходить через это, если у вас есть выбор?
– У меня нет выбора. Это моя работа, Кэсси.
Она не отвечала, пока городские огни не скрылись в ночной тьме у них за спиной, а когда заговорила, ее голос зазвучал глухо:
– Спросите себя, хотела бы Джилл, чтобы вы увидели ее такой? Если вы не знаете ответа, я вам подскажу: ответ отрицательный.
Бен понимал, что она права.
– Ладно. – Несколько миль прошло в молчании, затем он снова заговорил: – Мне очень жаль, что Мэтт так с вами обращается. Он просто упрям, как мул. И впервые столкнулся с делом, которое может оказаться ему не под силу.
– Я понимаю.
– Не обижайтесь на него.
– Я не обижаюсь. Мне и раньше не раз приходилось сталкиваться с подобным отношением, поверьте. С его стороны совершенно естественно мне не доверять.
– Он просто не может примириться с мыслью о том, что в нашем тихом городке появился маньяк-убийца.
– В это и впрямь нелегко поверить.
Бен почувствовал, что состояние шока, в котором он пребывал до сих пор, постепенно проходит, сменяясь леденящим душу ужасом.
– Господи боже мой, три женщины убиты меньше чем за неделю! И мы понятия не имеем, кто их убил и почему! И не знаем, скольких еще он убьет, прежде чем мы его схватим. Вы были правы. У нас появился серийный убийца.
– Боюсь, что так.
– Бекки… Айви… Джилл. Помимо того, что все они были белыми женщинами, между ними практически не было ничего общего.
– Нет. Бекки и Джилл – да, они принадлежали к той же баптистской церкви, что и я, но Айви была методисткой. А что?
– Я точно не знаю. Было что-то такое в том, как он выложил эти монеты, – словно они были на алтаре или что-то в этом роде. Это заставило меня подумать о церкви. – Кэсси пожала плечами. – Но это не ясновидение, просто предположение.
– Продолжайте, тут есть рациональное зерно.
– Думаете, я смогу вам помочь своими догадками? Вряд ли, если не появятся новые данные. Сознание серийного убийцы так… необычно, так субъективно, что почти не поддается осмыслению, если не считать очевидных выводов, а они нам уже известны. Белый мужчина, поскольку он убивает белых женщин. Молод, видимо, страдал в детстве. Но помимо этих общих фактов, мотивации убийцы понятны только ему одному и связаны с переживаниями, о которых мы понятия не имеем. Гадать о них бесполезно, во всяком случае, пока мы не будем знать гораздо больше, чем сейчас.
– Должен быть какой-то общий мотив.
– Такой мотив есть, и для самого убийцы он очевиден. Но сумеем ли мы когда-нибудь воспроизвести его рассуждения – я сомневаюсь, – вздохнула Кэсси. – В безумии нет логики.
– Я бы воздержалась от такого совета, – очень тихо сказала Кэсси. – Эта бездна куда коварнее, чем вы можете вообразить.
Глава 6
На этом дискуссия завершилась, и несколько минут спустя они подъехали к дому Кэсси в полном молчании. Поскольку спешить обратно в город ему было незачем, а впереди – он в этом не сомневался – его ждала бессонная ночь, у Бена не было желания просто высадить ее у крыльца и уехать. Но, провожая ее до крыльца, он заметил, как поникли ее плечи. Она была истощена и телесно и духовно. Вряд ли ей сейчас покажется желанной его компания.
Она его удивила.
– Мне бы не помешала чашка кофе. А вы что скажете? – спросила Кэсси, отпирая дверь.
– О, я с удовольствием, большое спасибо. Кэсси отключила сигнализацию, а потом провела Бена в свою уютную, ярко освещенную кухню.
Бену не сиделось на месте, пока она варила кофе, он и сам не заметил, что мечется по комнате, пока Кэсси не заговорила снова:
– Вы не должны себя винить.
Он проверил заднюю дверь, убедился, что она заперта, а новый прочный засов задвинут до упора.
– В чем именно?
– В смерти Джилл.
Бен обернулся и увидел, что она стоит спиной к раковине, скрестив руки на груди и не спуская с него глаз… Этих серьезных и печальных серых глаз. Ему хотелось возразить, объяснить, что его это вовсе не волнует, но он не слишком удивился, когда с языка сорвались совсем другие слова:
– Я должен был ее предупредить.
– От этого ничего бы не изменилось, – возразила Кэсси. – Шериф верно заметил: Джилл и в голову не пришло соблюдать осторожность воскресным днем, направляясь в свой собственный магазин. Никто не может быть настороже двадцать четыре часа в сутки.
– Но вы же можете.
На этот раз нотка досады, прорвавшаяся в голосе, безусловно, его удивила. Почему ее сдержанность и отчужденность так его раздражают?
– Это совсем другое дело.
– Неужели?
Она передернула плечами и отвела от него взгляд.
– Мы говорим не обо мне. Вы ничего не могли предпринять, чтобы спасти Джилл. Примиритесь с этим.
– И что я должен делать? Жить дальше, как будто ничего не было?
– У нас нет выбора. Вся наша жизнь – это череда потерь. Смерть уносит близких, дорогих нам людей. А нам надо жить дальше. Или самим умереть.
– Знаю, знаю. – Настала очередь Бена беспомощно пожимать плечами. – Но от этого не легче. Ей было тридцать два года, Кэсси. Всего тридцать два года. Она прожила здесь всю свою жизнь и считала, что ей ничто не угрожает.
– Не ваша вина в том, что произошло.
– А чья в этом вина?
– Его. Этого подонка, крадущегося в тени. Если его не остановить, он запятнает себя новой кровью.
– Он запятнает себя не только этим. Он нарушил жизнь этого города. Все уже изменилось; Мэтту пришлось удвоить количество дежурных, чтобы только отвечать на звонки, с тех пор, как стало известно об убийстве Айви. А когда в утренних газетах появится известие о смерти Джилл… Мы не успеем оглянуться, как этот город превратится в осажденную крепость. Три убийства за четыре дня. Три женщины жестоко убиты, одна из них – в своем собственном доме.
Кэсси отвернулась, чтобы разлить кофе по чашкам, и еле слышно проговорила:
– Очень скоро люди начнут искать, на кого бы свалить эти убийства.
– Верно.
– Есть подходящие кандидаты? – С этими словами Кэсси поставила перед ним чашку с ароматным кофе и отступила на несколько шагов, держа свою на весу.
– Вы имеете в виду наиболее очевидные мишени? Бездомных, умственно неполноценных, ранее судимых?
– Да.
– Таких в нашем городке очень немного. – Бен взял свою чашку и отпил немного горячего кофе, опираясь, по ее примеру, боком на буфетную стойку. – Бездомных, в прямом смысле слова, у нас тут нет; церкви по всей округе проводят большую работу, оказывая помощь нуждающимся, и прекрасно справляются. Что касается умственно неполноценных, есть у нас несколько подобных типов – не настолько «заторможенных», чтобы считать их не пригодными ни к какой работе, но и не настолько сообразительных, чтобы освоить более сложные инструменты, чем швабра и газонокосилка. И есть еще одна старуха, которая вот уже лет десять считается у нас городской сумасшедшей; когда ей удается ускользнуть от бдительного надзора своего сына, она бродит по городу и подбирает с тротуара какие-то невидимые вещи. – Бен помолчал и покачал головой: – Никто не знает, что она там ищет, но стоит попытаться ее остановить, как она начинает рыдать так, что сердце разрывается. Ее сын говорит, что однажды она просто… перестала быть собой. Кэсси заглянула в чашку с кофе.
– Хотела бы я знать, чем это вызвано, – задумчиво проговорила она. – Когда такое случается, должен срабатывать какой-то пусковой механизм.
– Если и было подобное событие, мне о нем ничего не известно. Эта семья держится очень замкнуто, расспросы не поощряются. Но в здешних местах такое не редкость.
Кэсси рассеянно кивнула. Затем она, по-видимому, напомнила себе, что пора переходить от сентиментальных рассуждений к практическим делам.
– Я бы сказала, что этой женщине ничто не угрожает, но вот мужчины… эти слабоумные… шерифу следует присматривать за ними.
– Он так и сделает. Хотя мне все они кажутся совершенно безобидными.
Кэсси кивнула:
– А что насчет ранее судимых?
– Есть в нашем городке и такие. Но завсегдатаи местной каталажки в основном работают по мелочам: незаконное вторжение, драки, мелкие кражи, пьяный дебош и тому подобное. У этих дебоширов уже есть свое привычное место за решеткой, на ночь с субботы на воскресенье Мэтт их запирает, и все довольны. По-настоящему жестокие и тяжкие преступления в здешних местах редкость. Пару раз мне приходилось выступать в суде по делам о непредумышленных убийствах, но в обоих случаях речь шла о выяснении отношений в пьяном виде. Несколько раз грабили кассы магазинов, много лет назад была совершенно идиотская попытка ограбить банк. Но никогда ничего такого… ни единого намека на то, что в этом городе – да в этом округе, если на то пошло! – живет человек, способный зарезать трех женщин. Бен вздохнул:
– В прошлом году Мэтт ухитрился выжать из своего бюджета сумму на приобретение лаборатории на колесах. Целый фургон, набитый всякими хитрыми штуковинами для проведения экспертиз. Так вот, до прошлого четверга вся эта высокая технология в основном собирала пыль.
Кэсси кивнула:
– Значит, нет такого человека, которого город, охваченный паникой, мог бы превратить в козла отпущения?
– Я такого не знаю.
– Если не считать меня.
Он дождался, пока она посмотрит ему в глаза, и только после этого согласился.
– Кроме вас. Кэсси, вас здесь почти никто не знает. Как только по городку поползут слухи на ваш счет, тут же появятся и подозрения. Остается надеяться, что город, даже охваченный паникой, не лишится последних остатков своего коллективного рассудка и не заподозрит вас в этих чудовищных преступлениях. Для этого достаточно один раз взглянуть на вас. Конечно, чтобы совершить убийство, не обязательно иметь атлетическое сложение, но Джилл в юности занималась карате, а Айви явно боролась за свою жизнь, как дикая кошка. Вы не могли их убить, это совершенно очевидно.
– Когда вы так рассуждаете, это и в самом деле очевидно. Но потребность свалить вину на кого-нибудь, порожденная паникой, не имеет ничего общего с логикой, и это вам тоже известно.
– Все верно, – согласился Бен, – и все же я не думаю, что кто-нибудь будет всерьез подозревать вас. Люди наверняка будут провожать вас взглядами и шептаться у вас за спиной, вы скорее всего получите пару-тройку анонимных писем и телефонных звонков, кто-то назовет вас ведьмой, кто-то еще похуже, но тем дело и кончится. Я не верю, что город объявит вас убийцей.
Кэсси ничего не ответила.
– Вам не о них следует думать, а о нем, – продолжал Бен. – Об этом монстре. Угроза для вас исходит от него.
– Я знаю.
– Сегодня днем я говорил с Мэттом, и он согласился никому не сообщать о том, что вы нам помогаете. Я, разумеется, тоже буду молчать. Чем дольше мы сумеем продержать это в секрете, тем меньше шансов, что мерзавец прознает о вас.
Она горько усмехнулась:
– Так сколько, по-вашему, у нас времени, пока весь город не узнал? Сорок восемь часов? Или еще меньше?
– Скорее всего что-то около этого, – со вздохом согласился Бен. – В маленьком городе трудно удержать что-то в секрете.
– Ладно, не будем опережать события.
– Просто будьте осторожны, хорошо? Я вас очень прошу.
– Я постараюсь. – Кэсси подняла чашку, словно намереваясь произнести тост. – Кстати, спасибо вам, что прислали сюда техников из «Охранных сетей». Теперь мой дом похож на крепость.
– Хотел бы я надеяться, что вам удастся отсидеться за ее стенами.
Кэсси встретила его взгляд, но сразу отвернулась и решительно опустила пустую чашку на стойку.
– Со мной все будет в порядке.
Бен воспринял это как знак того, что ему пора уходить, но тут она опять откинула волосы со лба, и этот жест снова привлек его внимание к ее забинтованной руке.
– У вас кровь идет, – заметил он. Кэсси взглянула на свою руку: на белом бинте проступала тонкая красная полоска.
– О, черт!
Он поставил чашку, подошел к ней и протянул руку.
– Дайте мне взглянуть…
Она резко отшатнулась.
– Нет! Нет-нет, спасибо, я сама о себе позабочусь.
Бен заставил себя остановиться.
– Кэсси, вы так устали, что вряд ли сумеете сейчас прочитать чьи бы то ни было мысли. Но в любом случае кто-то должен осмотреть вашу руку. Либо я, либо доктор, выбирайте сами. Я могу привезти сюда врача через полчаса, не больше, но он, конечно, будет настаивать на противостолбнячной инъекции. Это их любимое занятие – делать уколы. Они говорят, что лучше перестраховаться, чем потом сожалеть. А я бы ограничился тем, что наложил бы свежую повязку с антисептиком и заново перебинтовал. Но выбор за вами.
Кэсси смотрела на него так, будто видела впервые.
– Вам кто-нибудь когда-нибудь говорил, что вы бываете назойливым до невозможности?
– Мэтт часто об этом упоминает, – улыбнулся Бен. Она нерешительно улыбнулась в ответ, поколебалась еще секунду и наконец согласилась:
– Ну ладно.
Бен не знал, что произойдет, когда он прикоснется к ней, но отступать было поздно.
– Так, где тут у вас аптечка?
– Вон в том шкафу у задней двери.
– Я ее найду. А вы пока присядьте и начинайте снимать бинт, идет?
Кэсси послушно направилась к столу и села. К тому времени, как он подошел к ней с аптечкой в руках, она успела размотать бинт и обнажить ладонь, поперек которой тянулся кровоточащий порез.
Внимательно глядя на свою руку, Кэсси сказала:
– Странно, как я раньше не обратила внимания. Порез точно следует по линии судьбы. Будь я суеверной, я бы, наверное, забеспокоилась.
– А вы и судьбу умеете предсказывать? – шутливо спросил Бен, вынимая из ящичка с медикаментами все, что ему могло понадобиться.
– Мне никогда не удавалось предсказать будущее, и я вам об этом уже говорила при нашей первой встрече. Но моя мать обладала такой способностью и тетя Алекс, насколько мне известно, – тоже.
– Правда? До меня доходили удивительные истории. Она якобы знала такие вещи, которых не должна была знать. Но я всегда считал все эти байки просто досужей болтовней. Мисс Мелтон так редко бывала в городе, что мало кто мог похвастать близким знакомством с ней.
– Мне неизвестно, как далеко простирались ее возможности, – сказала Кэсси. – Моя мать не слишком распространялась о своей сестре, а ее собственные прозрения бывали очень редкими.
– Значит… ее основным талантом, как и у вас, была способность проникать в чужие мысли?
– Да.
Решив, что подходящий момент настал, Бен обронил как будто между прочим:
– Ну-ка давайте посмотрим вашу руку. А какой-нибудь дополнительный талант у вас есть? – спросил он точно таким же тоном.
Колебание Кэсси было почти незаметным. Она протянула ему руку ладонью вверх и спокойно ответила:
– Если есть, я его пока не обнаружила. Но, говоря по правде, я его и не искала.
Держа ее прохладную руку в своей, Бен внимательно осмотрел ладонь и принялся осторожно промокать выступившую кровь с пореза, но все его внимание было сосредоточено на ее голосе: первое прикосновение сделало его еще более волнующим.
– А почему вы его не искали? – задал он первый пришедший в голову вопрос. – Боялись того, что могли бы обнаружить?
– Давайте скажем так: мне более чем достаточно моего основного таланта. И дополнительный мне просто не нужен.
Бен внимательно осмотрел рану.
– Думаю, порез не настолько глубок, чтобы накладывать швы. Я смажу антисептиком и заново забинтую. Вы говорите, что порезались разбитым стаканом?
– Да. Между прочим, стакан был чистый. Можно не бояться столбняка.
Бен открыл тюбик с антисептиком и начал осторожно и тщательно накладывать мазь ей на ладонь. Ему не хотелось, чтобы молчание стало неловким, поэтому он снова заговорил:
– Раньше вы называли свою способность «даром ясновидения». По-моему, это несколько старомодное название. Отдает древностью.
– Да, наверное. Но так его всегда называли в нашей семье.
Он оторвался от ее руки и заглянул ей в лицо.
– Всегда?
Кэсси смотрела на него необычайно твердо, ее светлые глаза казались непроницаемыми, лицо было спокойным; Бен понятия не имел, может ли она читать его мысли, и сам он, в отличие от того, как это с ним бывало раньше, не воспринимал ее взгляд как прикосновение. Может быть, потому что в эту минуту она действительно прикасалась к нему?
Кэсси задумчиво кивнула:
– Это похоже на какую-нибудь старинную легенду. Я не являюсь седьмой дочерью седьмой дочери, но дар ясновидения существовал в моей семье на протяжении многих поколений и всегда передавался по женской линии.
– Как насчет сыновей?
– В моей семье по материнской линии их не было в нескольких последних поколениях. Дальше в глубь веков я не забиралась. Согласно семейным преданиям, это был чисто женский дар.
Бен улыбнулся:
– Может… таким образом природа решила уравнять шансы в игре?
– У мальчиков мускулы, у девочек дар ясновидения? – Кэсси улыбнулась в ответ. – Может быть.
Он снова сосредоточил внимание на ее руке, наложил чистый марлевый тампон и забинтовал ладонь Кэсси, чтобы его закрепить.
– Значит, если у вас родится дочь, она тоже будет экстрасенсом?
– Наверное, – согласилась Кэсси.
С большой неохотой Бен отпустил ее руку.
– Ну вот, дело сделано. Признайтесь, все было не так уж страшно?
– Спасибо вам.
– На здоровье, – небрежно отмахнулся он. – Итак, вы смогли прочесть мои мысли?
Кэсси ответила не сразу. Она смотрела вниз, на свою руку, осторожно сгибая и разгибая пальцы. Наконец она подняла голову, и он разглядел еле заметную вертикальную морщинку между ее сдвинутых бровей.
– Нет. Я не смогла.
– Совсем ничего?
Она покачала головой:
– Совсем ничего. Совершенно… закрытая книга.
Поначалу Бен немного удивился, а потом спросил себя, стоит ли ему удивляться.
– Как я уже говорил, должно быть, вы сегодня слишком устали и ничьих мыслей прочесть не сможете.
На мгновение она впилась в него глазами, ее взгляд заострился, стал пристальным, и Бен ощутил то самое прикосновение – все еще прохладное, но на этот раз до того сильное, что ему показалось, будто она протянула руку через стол и надавила ладонью ему на грудь; он чуть было не опустил глаза, чтобы убедиться воочию. Впрочем, и без того было ясно, что она всего лишь смотрит на него.
Легкая улыбка тронула губы Кэсси, она повела плечами, словно сбрасывая невидимую тяжесть.
– Вы правы. Я устала.
– Я ухожу. Вам надо отдохнуть.
Кэсси не стала возражать. Она проводила его до входной двери со словами:
– Было бы неплохо, если бы я завтра могла осмотреть дом миссис Джеймсон. Не знаю, удастся ли мне что-нибудь уловить, но я постараюсь.
– Я за вами заеду – ведь вы остались без машины. Вскоре после полудня, вас устроит?
– Да, прекрасно.
– Вот и договорились. Встаньте завтра попозже, выспитесь как следует, ладно?
– Ладно, Бен. Спокойной ночи.
– Увидимся завтра.
Кэсси проводила его взглядом, пока он не дошел до джипа, потом закрыла дверь, заперла ее на замок и включила сигнализацию. Она вернулась в кухню, спрятала на место аптечку и сполоснула кофейные чашки. Все ее движения были чисто автоматическими. Она с самого утра ничего не ела, но не ощущала голода и даже думать не могла о готовке.
Голова у нее болела, но это уж по ее собственной вине. Мигрень началась только с тех пор, как она нарочно вонзила ногти в бинт и разбередила рану, чтобы привлечь к ней внимание Бена.
И все ее усилия пропали даром.
Не то чтобы у нее были серьезные основания подозревать Бена, просто ей не раз приходилось встречать внешне вполне приличных и порядочных людей с черными душами, и она не хотела никого сбрасывать со счетов – по крайней мере, не прочитав их мысли. Увы, с ним она так и не сумела вступить в контакт и подозревала, что ей мешает вовсе не усталость.
Он отгородился стенами, высокими и прочными.
Люди, не наделенные экстрасенсорными способностями, редко нуждаются в психологической защите такого рода… Подобные стены выстраивает только тот, кто пережил некую эмоциональную или психическую травму.
Неужели с Беном что-то такое было? Неужели этот открытый и честный на вид человек прячет какую-то тайную боль или переживание, заставляющее его быть постоянно настороже и оберегать самые сокровенные глубины своей души? Ничто в его прошлом не указывало на наличие подобных обстоятельств, но Кэсси знала, даже слишком хорошо знала, сколь поверхностной и ненадежной бывает официальная информация о прошлом.
Скорее всего стены, которыми окружил себя Бен, возникли из-за какой-то обиды или горького разочарования, пережитого когда-то. Такие люди среди не экстрасенсов ей встречались очень редко, и их непроницаемая скрытность объяснялась травмами, а не холодным расчетом.
Он не был экстрасенсом.
Но он не был и убийцей.
Хотя ей и не удалось проникнуть в его мысли, такой убежденностью Кэсси – по крайней мере, отчасти – была обязана своим телепатическим способностям. Эта убежденность пришла к ней в тот момент, когда он бережно осматривал ее руку, а она внимательно следила за ним. Ей вдруг вспомнился убийца, вскинувший руку с ножом над несчастной Джилл Керквуд.
Рукав у него засучился, обнажив запястье, и на этом запястье с внутренней стороны был явственно виден шрам.
У Бена такого шрама не было.
В принципе такое открытие должно было ее приободрить, и Кэсси оценила его по достоинству, но она не ощущала подъема чувств и смотрела в будущее со страхом. Хотя Бен проявил определенное понимание и сочувствие к тому, что ей предстояло вынести, истинной цены, которую ей предстояло заплатить, он представить себе не мог.
Но он был абсолютно прав, когда сказал ей, что, если она останется здесь, в Райанз-Блафф, ей придется им помогать. Не только потому, что в этом состоял ее долг (понятие о долге мать вбивала ей в голову с самого детства), но еще и потому, что она могла стать очередной – даже внеочередной! – жертвой этого убийцы. Остановить его вовремя – вот единственный способ спасти свою собственную жизнь.
Велико было искушение просто сбежать. Почти непреодолимо. Но Бен оказался прав еще в одном отношении: он напомнил ей, что монстры встречаются повсюду. К тому же в этом городе она впервые за всю свою жизнь нашла пусть временный, но все-таки покой и теперь чувствовала себя обязанной помочь хотя бы из благодарности.
Если только она сможет помочь.
Кэсси заварила себе чашку крепкого чая, потом долго лежала в горячей ванне, стараясь ни о чем не думать. После ванны она сразу легла в постель, моля бога, чтобы ей ничего не приснилось.
Эта молитва не была услышана.
* * *
Господи, до чего же он ненавидел сны! Почему они не хотят оставить его в покое? И голоса.
Хватит шептать ему в уши! Он хочет спать. Он просто хочет отдохнуть. Зачем они заставляют его все это делать? Руки у него пахнут… монетами. Его одежда. Кажется, и волосы тоже. Монетами. Кровью.
Ш-ш-ш… Больше никаких голосов. Только не сегодня. Никаких снов. Он так устал.
* * *
22 февраля 1999 г.
Не кто иной, как шериф Данбар, заехал за ней на следующий день после полудня, и по его лицу сразу было видно, что он доволен этим не больше, чем сама Кэсси.
– Бен застрял в суде, – объявил он вместо приветствия. – Мы договорились, что он подъедет прямо к дому Айви.
– Я понимаю.
– Если, конечно, вы готовы… «Еще немного любезности, – подумала Кэсси, – и лицо у него треснет».
– Я готова, – сказала она вслух. – Сейчас только запру дом.
Пять минут спустя они оба были уже в патрульной машине и неслись по направлению к городу. Молчание напоминало стопудовую гирю.
Хотя в разговоре с Беном она это отрицала, на самом деле Кэсси остро ощущала подозрительность и недоверие шерифа. За прошедшие годы у нее завязались хорошие отношения со многими полицейскими, но приходилось признать, что их первая реакция была точно такой же, как у шерифа Данбара, и это никак не облегчало ей жизнь.
В первые годы она чуть ли не до слез расстраивалась из-за того, что в начале каждого расследования ей неизменно доставалась роль главной подозреваемой. Трезвые, опытные, много повидавшие детективы рассматривали предоставленное ею описание преступления и положения жертвы как неопровержимое доказательство того, что она сама побывала на месте, и их нелегко было переубедить. Зачастую только железобетонное пуленепробиваемое алиби могло заставить некоторых полицейских если не доверять ей, то хотя бы не смотреть на нее как на убийцу.
Что до Мэтта Данбара, он всем своим видом давал понять, что надежного алиби на момент по крайней мере одного из убийств ему мало. Хотя, может быть, проблема заключалась не только в этом…
– Вы думаете, я втираю очки Бену и вам? Считаете меня мошенницей?
– Такая мысль приходила мне в голову, – согласился он.
– И зачем, по-вашему, мне это нужно? Он бросил на нее быстрый взгляд и цинично ухмыльнулся:
– Откуда мне знать? Может, вы жаждете славы. А может, вам просто нравится играть с людьми. Кэсси ощутила вспышку подлинного веселья.
– Позвольте мне высказать догадку. Кто-то часто водил вас по шатрам гадалок, когда вы были ребенком, верно?
– Почти угадали, но сигары я вам не предложу. Скажем так: я знал немало людей, облапошенных по-крупному самозваными экстрасенсами.
Приступ веселости сошел на нет.
– Мне очень жаль, – сказала Кэсси, – теперь я понимаю, почему вы так недоверчивы. Но я не из таких, шериф. Я не сижу в шатре или в комнате, затянутой черным бархатом, и не пялюсь в хрустальный шар. Я никому не даю советов насчет того, как улучшить свою жизнь, и не предсказываю встречу с высоким темноволосым незнакомцем. Я не подсказываю, какая лошадь придет в забеге первой, не сообщаю выигрышную последовательность карт в блэк-джеке, не вытаскиваю счастливые лотерейные билеты. И я никогда, ни разу в жизни не брала денег за использование этого моего… дара. Разве мои рекомендации не говорят сами за себя??
– Способов надувательства существует множество. А причин для надувательства еще больше.
– Вы хотите сказать, что я их всех провела? Всех этих опытных, проницательных полицейских? Вы действительно в это верите?
– Может, вы их провели, а может, вы и вправду что-то умеете, – пожал плечами Мэтт. – Но я бы сказал, что шансы тут пятьдесят на пятьдесят.
– Значит, по вашему ведомству я пока что числюсь «под подозрением»? – уточнила Кэсси.
– Безусловно.
Она понимающе кивнула.
– Некоторые люди просто не в состоянии примириться с тем, что экстрасенсорное восприятие существует, а другие начинают испытывать страх, когда понимают, что это не выдумка. – Кэсси повернула голову и задумчиво посмотрела на него. – Но многое упростилось бы для нас обоих, если бы вы хоть постарались поверить, что это не надувательство.
– И каким же образом вы собираетесь меня убедить? Расскажете мне, какого цвета трусики были на Эбби вчера вечером?
– Зеленые, – сказала Кэсси. Когда он бросил на нее свирепый и вместе с тем растерянный взгляд, она поморщилась. – Извините. Я знаю, вы это спросили просто в шутку. Но ответ был буквально написан у вас на лбу светящимися буквами, шериф. Так что, если захотите меня испытать, придумайте что-нибудь потруднее.
– Испытать? – Это мысль, задумчиво протянул он.
– А почему бы и нет? Вы будете не первым и, я полагаю, не последним. Вы можете пойти по протоптанной дорожке и потребовать от меня ответа на вопрос, на который сами заведомо ответить не можете, или проявить изобретательность и подвергнуть меня испытанию, когда я меньше всего этого ожидаю. По правде говоря, мне все равно. Просто помните, что есть вещи, которых я, безусловно, делать не умею. Я не предсказываю будущее и не передвигаю предметы усилием воли.
– Зато вы умеете просто забираться в чужие головы.
– В некоторые головы. Не во все. – Она помедлила, но потом все-таки призналась: – Я не умею читать мысли Бена.
– Даже когда прикасаетесь к нему?
– Даже в этом случае.
С минуту шериф молчал, затем пробормотал:
– Вот это больше похоже на правду, чем все, что я от вас слышал до сих пор.
Кэсси взглянула на него с любопытством.
– Правда? А почему?
Настал черед шерифа задуматься. В конце концов он так и не ответил, только пожал плечами.
Кэсси не стала его расспрашивать, потому что его мысли прочитывались так легко, словно он размышлял вслух. Он думал о том, что Бен никогда и никого не удостаивал своим полным доверием, с самого детства. О том, что его старик был одним из тех домашних деспотов, о которых так часто приходится читать в книжках, особенно если действие происходит на Юге. Старый Райан сам был уважаемым в округе судьей, он обладал железной волей и был абсолютно убежден, что его слово – закон. Мэтт думал, что одна из причин, побудивших Бена так рано оставить судейскую скамью, заключалась в том, что его отец умер и больше не мог влиять на решения своего единственного сына.
Кэсси потерла лоб ладонью и попыталась прервать слишком простую и легкую связь с мыслями шерифа, но прежде, чем это ей удалось, он одарил ее еще одним откровением. Оказалось, что Бен был поздним ребенком, родившимся от второго брака судьи Райана с некой Мэри, которая была моложе его на много лет. Мэтт считал Мэри одной из тех очаровательных и ребячливых пустышек, которые либо пленяют мужчин, либо бесят их до чертиков.