Лайам печально покачал головой.
– К сожалению, нет.
– Почему – к сожалению? – настороженно спросил чародей.
– Тогда в нашем расследовании, по крайней мере, выделились бы две версии, – пояснил Кессиас. – А сейчас все подозреваемые одинаковы, словно горошины в стручке. Мы не можем выбрать, с кого нам начать.
Ответ, казалось, удовлетворил Дезидерия, и все же какая-то напряженность в нем сохранилась.
– Могу ли я еще вам в чем-то помочь? Если нет, разрешите откланяться, ибо мне, как я понял, надо готовиться к дальней дороге…
– Вообще-то, кое-какая помощь нам, конечно нужна, – медленно произнес Лайам, искоса глянув на Кессиаса. Тот неопределенно крякнул и уткнулся в кубок с вином. – Поскольку следствие склонно считать, что главным мотивом преступления остаются все-таки деньги, можно предположить, что вор попытается сбыть этот камень. Но вот вопрос – где ему отыскать покупателя. Кристалл стоит так дорого, что…
– …что, попросту говоря, ни у кого во всем Саузварке не наберется достаточно денег, чтобы его купить, – подхватил неожиданно для Лайама Кессиас. – И вор наверняка это знает. К кому же ему в таком случае обратиться? Конечно, к заезжему чародею, у которого туго набита мошна!
Брови Дезидерия поползли вверх, но Лайам не дал ему заговорить:
– Люди, возможно без всяких на то оснований, привыкли считать, что чародеи богаты. Вполне вероятно, что вор заявится к вам. Саузварк – городок небольшой, тут все на виду. Будьте уверены, слух о вашем приезде уже разошелся среди горожан.
– Так что не удивляйтесь, если кто-то поскребется к вам в дверь с предложением приобрести редкостную вещицу, – сказал, откидываясь на спинку стула, эдил.
– И что из этого следует? – с вызовом спросил чародей.
Лайам с Кессиасом переглянулись.
– Мы будем бесконечно вам благодарны, если вы сообщите нам о таком посещении, – сказал эдил.
– Ах вот вы о чем… – Дезидерий облегченно вздохнул, потом кивнул. – Конечно. Я непременно сделаю это.
– Вы так любезны. Поверьте, если бы дело не было столь запутанным, мы бы не стали вас затруднять, – с искренней признательностью произнес Лайам.
Дезидерий пожал плечами.
– Пустяки. Посильная помощь властям – долг каждого честного человека.
– Хотелось бы мне почаще слышать такие слова! – улыбнулся эдил. – Да, вот еще что, маг Дезидерий… Не скажете ли, где вас можно найти? Это на случай, если у нас возникнут еще какие-нибудь вопросы.
Лайаму хотелось зааплодировать – вопрос прозвучал совершенно естественно, и чародею пришлось на него ответить. После недолгого колебания маг сообщил, что снимает комнату в «Трех лисицах». Лайам знал эту гостиницу, знал ее, несомненно, и Кессиас, ибо удовлетворенно кивнул.
– Вот и прекрасно, вот и прекрасно… Как я понимаю, на этом мы можем расстаться, – голос эдила внезапно обрел твердость металла. – Благодарю вас еще раз, маг Дезидерий. Не стану больше вам докучать. У вас, я полагаю, много своих хлопот, да и нас с квестором ожидают дела.
Кессиас встал.
«Это уже перебор», – подумал Лайам, но чародея, казалось, нисколько не смутил начальственный тон стража порядка. Он также встал и смерил эдила холодным взглядом.
– Вы правы, мне нужно готовиться к поездке в Торквей. Но, если позволите, я хотел бы переговорить с квестором Ренфордом кое о чем, только нас с ним касающемся.
– Ну разумеется, – кивнул Кессиас. – Всего вам хорошего, маг Дезидерий, – он с развальцей двинулся в дальний конец зала к возвышающейся там стойке.
Приподнятое настроение Лайама, вызванное благополучно проведенной беседой, вдруг испарилось. Дезидерий сел, развернув свой стул так, чтобы оказаться спиной к эдилу. Он хищным движением языка облизнул губы и медленно, с расстановкой, заговорил, глядя собеседнику прямо в глаза.
– К вам может приехать женщина. Имя ее – Грантайре. Она назовется магессой, но это ложь. Грантайре изгнали из Гильдии. Она убила двоих наших людей, и мы тоже убьем ее, как только поймаем.
Лайам только кивнул, не зная, что на это ответить.
– Вы можете верить ей или не верить, но не должны помогать. Возможно, она потребует какие-то вещи мастера Танаквиля. Расскажите ей ту же сказку, что рассказали мне. – Слабый протест Лайама был оборван в зародыше. – Спокойно! Вещи Танаквиля у вас. Может быть, вы сами его и убили – судя по тому, что я знаю и о чем догадываюсь. Это меня не касается. Но если выяснится, что вы вступили с этой женщиной в сговор, – мы до вас доберемся, маг Ренфорд. Вы хорошо меня поняли? Вся гильдия магов пойдет против вас.
– Но я не…
– Перестаньте! – тихо сказал Дезидерий и встал. Всего вам хорошего, маг Ренфорд.
Лайам остался сидеть, как сидел, а чародей уже шел к лестнице. Он дружески помахал рукой Кессиасу, болтавшему с Хелекином.
– Как я понял, дела ваши плохи?
Когда это страж порядка успел подсесть к его столику? Лайам помотал головой, сдерживая горестное мычание, готовое вырваться из груди.
– Плохи? Да, наверное, этим словом вполне можно описать положение человека, которому пригрозили всей мощью гильдии магов. Да, дела мои плохи…
Кессиас вскинул голову.
– Гильдия угрожает вам? Это еще почему?
– Им не нравится моя гостья – та, о которой я вам говорил. Она с ними что-то не поделила.
– В моем городе моим людям никто не смеет грозить! Может быть, отряду патрульных есть смысл наведаться в «Три лисицы»?
Лайам покачал головой.
– Нет. Именно этого делать как раз не надо.
И вовсе не потому, что Дезидерий опасен. Он вряд ли осмелится выступить против герцогской стражи. Просто не стоит будить в нем ненужные подозрения, поскольку Грантайре уже здесь.
– Не думаю, что эти угрозы повлекут за собой что-то серьезное. Тот, кто собирается действовать, не станет много болтать.
Он знал, что это не так. Он чувствовал, что его ожидают крупные неприятности. Но… насколько они крупны? Не станет же гильдия уничтожать каждого, кто имел несчастье перемолвиться парой слов с опальной волшебницей. А если станет? Гильдия магов весьма многочисленна, и сила ее велика.
«Если уж ты решился обзавестись врагами, выбирай сразу таких, которые не оставят от тебя мокрого места!» – мрачно подумал Лайам, а вслух сказал:
– Меня волнует другое. Как вы полагаете, он действительно даст нам знать, если к нему заявится вор?
– Да ни за что на свете, – уверенно отозвался Кессиас. – Похоже, надо приставить к нему человека.
– Вы сможете сегодня же кого-нибудь отрядить?
Кессиас помолчал, что-то высчитывая на пальцах, потом сказал:
– Думаю, что смогу. Да, кстати, а как теперь быть с ловушкой, которую мы собирались устроить?
– Даже не знаю… Хорошо бы сделать приманкой самого Дезидерия, но это слишком опасно. Нет, мы, пожалуй, не будем так рисковать. Тот человек, который пойдет в «Три лисицы»… пусть он особое внимание обратит, не получает ли маг откуда-нибудь весточек и сам не отправляет ли куда-либо посланий.
– Ладно, я этим займусь. А вы позаботьтесь, чтобы рыбка как следует заглотила наживку. И потом… вы все еще собираетесь поговорить с Герионой?
– Да. Но, наверное, не сегодня, а завтра. Сегодня, боюсь, у меня на нее не останется времени.
Лайам должен был еще раз увидеться с Окхэмом, потом отвезти Грантайре обратно в домик на берегу, а дальше… дальше маячило свидание, назначенное ему графиней Пинеллой. Лайам прикинул, а не отправиться ли к госпоже Присциан прямо сейчас, чтобы предупредить Грантайре о происках рыжебородого мага, но тут же решил, что не стоит этого делать. Харкоутский чародей мог установить за ним слежку, и идти к вдове так сразу, не оглядевшись, значило давать Дезидерию шанс напасть на след опальной волшебницы. Лайам сосредоточился и мысленно обратился к своему фамильяру:
«Если заметишь еще где-нибудь всплески магической силы, немедленно мне сообщи».
«Хорошо, мастер».
«Я имею в виду любую магию, неважно какую».
«Да, мастер».
– Вот ведь что еще любопытно…– сказал нерешительно Кессиас и замолчал.
– Что же? – спросил Лайам, уже догадываясь, о чем пойдет речь.
Эдил покачал из стороны в сторону кубок с вином, потом повторил:
– Вот ведь что любопытно… вы так внезапно вскочили и вышли, а потом так же внезапно вернулись, но уже в компании с интересующим обоих нас человеком. Что это, невероятное стечение обстоятельств или?.. – Кессиас вновь умолк.
«Он ведь уже знает про Фануила», – подумал Лайам и сказал, медленно подбирая слова:
– Нет, игра случая тут ни при чем. Дезидерий искал меня, искал с помощью магии. Фануил это почувствовал – и тут же мне сообщил.
– Хотя вы и отрицаете свою принадлежность к клану всяких там магов и колдунов, Ренфорд, но ведете себя в точности как чародей. Вы хоть сами-то это осознаете?
– Осознаю… – покаянно сказал Лайам. – Но я все же не чародей!
«Исходя из твоего же недавнего рассуждения», – добавил мысленно он. Кессиас живет в доме, ранее принадлежавшем сапожнику, но он никакой не сапожник. Он не тачает сапог, не вощит нитки, не водит дружбу с торговцами кожей… Тут Лайам себя выбранил – сравнение получалось не очень уклюжим. Выходило, что сам он тачает, вощит и водит. То есть живет в магическом доме, кормится из магической печки, а его ближайшим приятелем является миниатюрный дракон, умеющий творить заклинания. Лайам ежедневно соприкасается с магией. А кто еще постоянно соприкасается с магией, как не завзятый маг?
Кессиас смотрел на него, улыбаясь.
– По правде говоря, Ренфорд, много я повидал мошенников и шарлатанов, которые лезут вон из кожи, стараясь всех убедить, что они обладают таинственной силой… А вам это счастье само валится в руки, но вы не хотите его принять. Вы, наоборот, готовы выскочить из себя, чтобы всем доказать, насколько вы заурядны. И, знаете ли, мне страшно нравится эта ваша черта.
– Шутите, – сказал Лайам, горестно усмехаясь. – Все-то вы шутите… Однако должен предупредить, что у чародеев с чувством юмора туго. А вдруг в ответ на какую-нибудь подковырку мне взбредет в голову превратить вас в бородатую жабу? – Кессиас отшатнулся в притворном испуге, Лайам не выдержал и рассмеялся. – Ладно, не буду… Я придумал штуку получше. Сейчас я исчезну, а платить за обед будете вы.
И, не обращая внимания на протесты эдила, Лайам ушел.
Веселое настроение его улетучилось, как только он сообразил, что не знает, куда себя деть. Лайам в растерянности пошатался по площади. Было около пяти часов вечера, так что Грантайре, возможно, успела удовлетворить свое любопытство. Правда, по известным причинам, ему не хотелось идти прямо к вдове. Впрочем, слежки за ним, кажется, не наблюдалось, да и госпожа Присциан, пожалуй, уже ждет не дождется, когда гостья уйдет. Лайам улыбнулся, представив себе такую картину: почтенная дама в который раз намекает, что час уже поздний, а молодая самоуверенная особа только кивает и как ни в чем не бывало продолжает рыться в пыльных заплесневелых бумажках.
Зимнее солнце успело скрыться за крышами, и город – как и всегда, неожиданно – погрузился во тьму. Забрав Грантайре от госпожи Присциан, он должен будет не мешкая отвезти ее в домик Тарквина, а ему почему-то не очень хотелось покидать Саузварк прямо сейчас. Что-то можно успеть еще сделать, но что? Идти к Герионе уже поздновато – она наверняка занята подготовкой к вечернему наплыву гостей. Лайама терзала неотвязная мысль, что он напрочь забыл о чем-то очень и очень важном, однако, сколько он ни старался, никак не мог припомнить о чем.
Недовольный собой, Лайам побрел к конюшням.
– Топ-шлеп, топ-шлеп, – бормотал он себе под нос. В последние дни Лайам только и делал, что рыскал по городу, сбивая свои сапоги. Пожалуй, во всем Саузварке нет более прилежного пешехода. Кессиас и его стража – не в счет: они занимаются делом. А рекордсменом по части бесполезных прогулок является все-таки он.
«Прекрати ныть!» – мысленно приказал себе Лайам. Это же просто глупо. Человеку незачем загонять себя в беспросветное состояние, когда обстоятельства и без него прекрасно справляются с этой задачей. Лайам попытался отвлечься, глазея по сторонам. В окнах то здесь, то там загорались праздничные фонарики. Стены многих домов украшали венки и гирлянды, сплетенные из сосновых веток и перевитые лентами. Такие же ленты – в большинстве своем красные – свисали с крыш и подоконных карнизов. Во дворе конюшни вокруг небольшого костра толклась компания легко одетых людей. Женщины были в белых передниках и чепцах, коротко стриженные мужчины – в добротных коричневых фартуках. Персонал гостиницы, которой принадлежала конюшня, вносил свой вклад в праздничные гуляния.
Не обращая внимания на сгущавшийся холод, слуги и служанки самозабвенно распевали незнакомую Лайаму песню, передавая по кругу большую бутыль с вином. Через короткое время три девушки убежали в гостиницу, оттуда на смену вышли другие и присоединились к поющим, потребовав передать им бутыль. Это требование было встречено взрывом хохота и одобрительными восклицаниями.
Лайам сделал знак мальчишке, топтавшемуся в той же толпе. Тот на удивление быстро вывел коня и, коротко поблагодарив важного господина за чаевые, бросился обратно к костру. Важный господин не успел даже его расспросить, что за песню они распевают, а вмешиваться в чужое веселье опять ему не хотелось.
Он вскочил в седло, глянул еще раз на окутанную аурой беспричинного счастья компанию и легкой рысью погнал Даймонда к Макушке. Морозный воздух, смешанный с дымком факелов, вдруг показался ему на удивление сладким, и приободрившийся Лайам с неожиданным удовольствием стал поглядывать на праздничную толпу. Смех, гомон, веселые возгласы, шутки – неделя беззаботных пиров побирушек шла своим чередом. Какой-то подросток долгое время бежал рядом с чалым, на бегу распевая ту песенку, что звучала возле конюшни, и когда весельчак свернул в переулок, Лайаму отчаянно захотелось свернуть вместе с ним.
Но он поехал дальше – по улице Герцогов, которая все хорошела и хорошела. Чем выше он поднимался, тем больше фонариков сияло за стеклами окон, тем пышней становились венки и гирлянды на фасадах домов. И даже то невзрачное кирпичное здание, что, по словам Кессиаса, принадлежало Кэвуду, было от фундамента до конька крыши декорировано разноцветными лентами. Днем, когда Лайам проходил здесь вместе с Окхэмом, их еще не было, как не было и тяжелой зеленой гирлянды, сплошь обрамляющей вход.
На Крайней улице оформление фасадов не было столь крикливым, но все ее окна просто сияли, а из особняка Годдардов на мостовую лился такой поток оранжевого света, что казалось, будто это не дом, а пылающий десятками зевов камин.
Так что к крыльцу дома Окхэмов Лайам подъехал в приподнятом настроении. Его не слишком расстроила даже кислая мина Тассо, и он от всей души пожелал угрюмцу веселых пирушек.
– Уверен, что и вам удастся отменно повеселиться, – проворчал оторопело слуга и исчез в глубине коридора. Через короткое время к Лайаму вышел лорд Окхэм.
– Рад видеть вас, Ренфорд, – буркнул он с явным неудовольствием в голосе. – Я все еще нянчусь с Квэтвелом. Вы с новостями?
– Он пришел в себя? – спросил Лайам с нажимом. Как ни крути, а вызов следовало каким-то образом передать.
– Вроде бы, – поморщился лорд, – но барон слишком ослаблен. Я понимаю, вас гнетет поручение графа, однако Ульдерик может и подождать. Вы нашли вашего чародея?
– Да. Он остановился в «Трех лисицах». Кажется, это где-то недалеко.
Окхэм кивнул.
– Я знаю, где это.
– Что там еще за лисицы? – спросил кто-то капризным тоном. – И кто это топчется у порога?
Квэтвел, как призрак, возник в полумгле прихожей. Вся голова его была обмотана чем-то белым – виднелись лишь губы и красные, слезящиеся глаза.
– Это Ренфорд? – Квэтвел взялся рукой за голову и чуть покачнулся.
– Послушай, кузен… Тебе не стоило подниматься с постели, – мягко произнес Окхэм.
– Да, это он! – воскликнул молодой барон, ткнув в сторону Лайама пальцем. – Эй, Ренфорд, я знаю, у вас есть новости для меня!
– Сейчас не время для объяснений, – сказал Окхэм и нежно обнял молодого человека за плечи. Квэтвел, высвобождаясь, слабо дернул плечом и сделал несколько нетвердых шагов к двери.
– А я говорю – есть, и если жалкий пес Ульдерик чего-то там от меня хочет, мне желательно услышать это прямо сейчас!
Прекрасное настроение Лайама уже улетучилось, но спокойствие его пока что не покидало.
– Ну же?! – потребовал Квэтвел.
– Кузен!
– Трус! – крикнул барон, потом покачнулся и повалился лицом вперед. Окхэм успел его подхватить, но не сумел удержать, однако Лайам был начеку и поспешил прийти лорду на помощь. Они вдвоем отнесли молодого барона в солярий.
– Благодарю, – сказал Окхэм, когда недвижное тело его кузена распростерлось на одной из кушеток. Раненый застонал и умолк.
– Откуда он знает о вызове?
Окхэм помрачнел.
– Наверное, ему сказал кто-то из слуг. Мне это не нравится. Квэтвелу сейчас необходим полный покой. Он получил очень жестокий удар.
– Да, я вижу.
Под льняными повязками нос Квэтвела вздувался как огромный комок. Это вздутие распространялось и на половину щеки под левым глазом. Пока Лайам производил осмотр, раненый еле приметно шевельнул веками.
– С дуэлью придется подождать, – сказал Окхэм негромко, сделав знак Лайаму вести себя тише. – Так что там ваш чародеи?
– Дайте собраться с мыслями, – Лайам выпрямился, стараясь сосредоточиться. Дыхание Квэтвела не походило на дыхание спящих или находящихся в обмороке людей. – Я недавно виделся с ним, – хмуро сказал он и чуть наклонил голову, чтобы краем глаза видеть кушетку. – Этот чародей действительно интересуется камнем, но только как объектом для магических опытов.
Веки Квэтвела опять шевельнулись, наполовину приоткрывая глаза. «Он слушает! Он притворяется! – понял Лайам. – Интересно, зачем?»
Рыбка сама подплывала к его бережку, оставалось лишь забросить наживку. Возможность была исключительной, и Лайам не преминул ею воспользоваться.
– Чародей сказал, что специально приехал сюда из Харкоута – с целью приобрести кристалл Присцианов или хотя бы его изучить. В случае, если камень не продается, он собирался договориться об аренде сокровища и даже намеревался создать его точную копию, чтобы на время исследований эта копия оставалась у вас.
– Точнее, у тетушки Трэзи, – аккуратно поправил его Окхэм.
Лайам нетерпеливо кивнул, принимая поправку. Он надеялся, что Квэтвел сумел все расслышать.
– Да, да, безусловно – у госпожи Присциан. Бедняга, узнав, что камень похитили, пришел в большое расстройство. Да это и не мудрено, ведь получилось, что он впустую проделал такой долгий путь, – Лайам умолк на мгновение, заметив, что Окхэм слушает его с нескрываемым любопытством. – Впрочем, для нас с вами все это не важно.
– Как странно, однако, – задумчиво сказал лорд. – Такой сильный интерес к камню – и в такое неудачное время. Как, вы сказали, зовут этого чародея?
– Дезидерий, – ответил Лайам. – Да, это немного странно, но к краже отношения не имеет.
Окхэм отвернулся, покусывая губу.
– Погодите… Как все-таки странно… Камень после столетий забвения чудесным образом появляется – и тут же в Саузварк прибывает интересующийся им маг. – Лорд вновь повернулся к Лайаму, глаза его были подернуты дымкой. – Скажите, Ренфорд, вы верите в рок?
– Нет. Это всего лишь случайное стечение обстоятельств, – сказал Лайам и счел нужным прибавить: – Тем более что камень вовсе не был забыт. Семья Присцианов прекрасно знала, где он находится, знала об этом и госпожа Присциан.
– Это правда, – признал Окхэм и окончательно вынырнул из моря грез. – И, как вы правильно заметили, не имеет отношения к делу. Что я должен сказать Кэвуду?
– Скажите ему, что в Саузварке сейчас находится чародей, который очень интересуется камнем. Можете сослаться на эдила Кессиаса – будто он сообщил вам, что у приезжего при себе много денег. А еще присовокупите, что послезавтра этот маг собирается выехать из… – Лайам назвал гостиницу, возле которой он видел веселящуюся прислугу, – чтобы отправиться восвояси.
– А настоящий чародей? Он еще долго пробудет в городе?
– Точно не знаю, – сказал Лайам, и это была чистая правда. Вряд ли Дезидерий поедет в Торквей. Но Квэтвела следовало пришпорить, и потому он пустил добавочный шар: – Ему здесь уже нечего делать. Так что завтра, я думаю, харкоутский маг тронется в путь.
Окхэм рассеянно кивнул. Внезапно Квэтвел издал громкий стон, делая вид, что он только что очнулся от обморока.
– Этий… ты здесь?
– Я, пожалуй, пойду, – сказал Лайам, прежде чем Окхэм успел сказать что-то еще. – Постарайтесь говорить с Кэвудом поубедительнее.
– Я постараюсь, – морщась, пообещал лорд. Он склонился к раненому кузену, тихо сказал ему несколько успокоительных слов, а потом проводил Лайама к выходу.
– Сколько времени вы проведете с Кэвудом? – спросил Лайам, уже открывая дверь. Окхэм пожал плечами.
– Мы договорились встретиться в восемь… Может быть, час или два.
– К восьми я снова буду в городе, у меня назначена встреча. После того как вы побываете в банях, нам надо бы опять повидаться.
Окхэм на мгновение нахмурился.
– Даже не знаю… Кулачные бои так выматывают меня, – сказал он, но Лайам знал, что это лишь отговорка. – Ну ладно. Приходите ко мне, когда уладите свое дело. Я гашу свечи, когда ложусь спать. Если они все еще будут гореть, смело стучитесь. А если нет – что ж, значит, увидимся утром.
Лайам кивнул. Он понимал, что общение с ним для лорда совсем не подарок. «Местами ты даже переходишь границы, совершенно не щадя его щепетильности», – покаянно подумал Лайам, выходя на крыльцо.
Но что же ему еще оставалось делать? Что же еще?
14
Не успел Геллус открыть дверь, как Лайам тут же пожелал ему веселых пирушек. Слуга расцвел и пожелал гостю того же.
– Госпожа Присциан и магесса Грантайре сейчас в кабинете, господин Ренфорд, – сказал он и повел Лайама вверх по лестнице. Поскольку планировка домов, принадлежащих вдове, была одинаковой, неудивительно, что они подошли к комнате, в которой у Окхэмов располагался кабинет лорда.
– Войдите, – отозвалась на стук госпожа Присциан, и слуга открыл перед Лайамом дверь. Хорошо освещенное помещение, обставленное тяжелой мебелью темного дерева, как нельзя лучше отвечало своему назначению. Госпожа Присциан сидела за массивным столом, заваленным бумагами разного рода, перед ней лежала толстая конторская книга. Грантайре сидела напротив хозяйки за таким же точно столом, только листала она не гроссбух, а большой фолиант в кожаном переплете. Обе женщины повернули головы к двери, обе чуть наклонились вперед, на лицах обеих застыло выражение терпеливого ожидания.
Лайам чуть было не рассмеялся. Вдова и Грантайре сейчас удивительно дополняли друг друга и вместе смотрелись, как почтенная матушка и благонравная дочь, словно бы олицетворяя альянс величавой старости с добродетельной молодостью. Но он не стал говорить этого вслух, опасаясь, что его не поймут, а просто поклонился и пожелал дамам доброго вечера.
Обе женщины – практически одновременно – кивнули.
– Добрый вечер, – сказала госпожа Присциан. – Надеюсь, у вас был удачный день, господин Ренфорд? – Она указала ему на свободный стул.
Лайам присел на краешек обитого плотной тканью сиденья.
– В некотором смысле – более удачный, чем другие, мадам. Но в основном все только еще больше запуталось.
Вдова фыркнула.
– Лорд Окхэм носится с глупой мыслью, будто вы найдете камень уже завтра к вечеру.
Поморщившись, Лайам смущенно сказал:
– Боюсь, это я внушил ему эту мысль. Такая возможность действительно существует, однако мне иногда кажется, что я ее выдумал сам.
Зашуршала бумага – Грантайре осторожно закрыла старинный том. Вдова посмотрела на волшебницу и улыбнулась, покровительственно и в то же время с легким оттенком неудовольствия.
– Магесса Грантайре, похоже, узнала о нашей реликвии кое-что любопытное. Как, впрочем, и о нашем загадочном родиче.
Грантайре положила обе ладони на крышку книги и придавила ее, словно опасаясь, что нечто, таящееся под ней, может прорваться наружу.
– Да, это так. Эйрин был гением.
– И чудовищем, – добавила госпожа Присциан со странной смесью гордости и высокомерия в голосе.
– Да, и чудовищем тоже. – Волшебница, посмотрев на Лайама, похлопала ладонью по фолианту. – То, что он пишет, – это… Это превосходит многое из того, что сейчас можно прочесть!
Лайам учтиво склонил голову. С виду это была книга как книга. Обложка местами потерта и даже засалена, – но больше ничего необычного в ней не наблюдалось.
– Что это? – спросил он, чтобы что-то спросить.
– Его записи. Они зашифрованы, но шифр очень прост. И то, что мне удалось здесь прочесть!.. – Грантайре в избытке чувств всплеснула руками. – Неистовый Эйрин решает сложнейшие вопросы с таким блеском и изяществом, каких гильдия не знает уже много веков!
– А почему он – чудовище?
– Он изучал черную магию, – сказала госпожа Присциан таким тоном, будто сообщала о гадких проделках любимого внука.
– Не только ее, – осмелилась поправить хозяйку Грантайре, и Лайам забеспокоился – не слишком ли много его рекомендантка берет на себя. – Помните, я говорила, что Эйрин исследовал дух?
– Да.
– Его труды в этой области воистину неоценимы. Они… они…
Грантайре запнулась, подыскивая слова для выражения степени своего восхищения, и госпожа Присциан воспользовалась этой заминкой.
– Расскажите о камне.
Грантайре кивнула.
– Камень был средоточием усилий всей его жизни. Эйрин хотел сделать его хранилищем и источником духа.
– Чтобы дух мог существовать вне тела, в котором он должен поддерживать жизнь?
Волшебница чуть склонила голову и посмотрела на Лайама с удивлением и любопытством.
– Да, совершенно верно. – Она покачала головой, а Лайам мысленно пообещал себе быть поласковее с Фануилом. – И эту часть задачи ему удалось разрешить. Он создал кристалл, могущий сохранять дух сколь угодно долгое время. Однако… Я, правда, не успела прочесть его труд до конца, но, судя по прочим записям, – Грантайре указала на ворох бумаг, притулившийся к фолианту, – ему так и не покорилась другая проблема…
– Как восполнять запасы духовной энергии? – предположил Лайам и был вознагражден еще одним взглядом, исполненным любопытства.
– Да. – Волшебница аккуратно перебрала бумаги и выложила на стол старинный пергамент.
Лайам встал и подошел к столу. Документ потемнел от времени, чернила поблекли, а в нижней его части виднелись несколько подписей, скрепленных тремя растрескавшимися печатями.
– Указ об изгнании из гильдии мага Эйрина Присциана, – пояснила Грантайре.
Глаз Лайама выхватил строчку – «…за чудовищные и отвратительные в своей сути деяния, сходные с действиями вампиров…» Он ошеломленно повторил ее вслух.
– Значит, он похищал дух у людей?
Обе женщины кивнули.
– В гильдии считали, что да, – сказала Грантайре и вновь показала на ворох листов. – Там имеется и более раннее постановление городского совета, в котором обещано вознаграждение за убийство или поимку вампира, ставшего настоящим бедствием для округи. Оно подписано за несколько месяцев до того, как Эйрина изгнали из гильдии. И самое любопытное, что сам он тоже его подписал – вместе с другими именитыми горожанами.
Госпожа Присциан вздрогнула.
– Я же говорю он был чудовищем, – произнесла она горько.
По мнению Лайама, подпись Эйрина под указом, требующим его собственной смерти, явно свидетельствовала, что чувством юмора, возможно, правда, несколько извращенным, он все-таки обладал. Но госпоже Присциан о том сообщать не стоило, ибо ей вряд ли бы сделалось легче. Лайам поскреб подбородок.
– М-да, любопытный факт… Так вы, значит, еще не успели дочитать труд Эйрина до конца?
– Нет.
– Мой кабинет и далее в полном вашем распоряжении, дорогая, – сказала вдова, не слишком, впрочем уверенно.
– Благодарю, – сказала Грантайре. – Но сегодня, боюсь, мое присутствие уже успело вас утомить. Можно мне будет прийти завтра?
– О, безусловно! В какое время вас ожидать?
Грантайре посмотрела на Лайама.
– Господин Ренфорд?
– Мне нужно быть в Саузварке с рассветом. Девять утра – это не слишком рано?
Пожилая дама фыркнула, давая понять, что в девять утра за работу берутся одни лежебоки, и Лайаму было велено привезти Грантайре к восьми. Когда гости выходили за дверь, госпожа Присциан стояла посреди кабинета и, потирая сухонькой рукой подбородок, недобро поглядывала на объемистый труд своего родича, умершего пять столетий назад.
И снова Лайаму сделалось неуютно, когда Грантайре обхватила его за талию. Он послал Даймонда быстрой рысью и велел спутнице надвинуть капюшон плаща на лицо. Та молча повиновалась.
На небе зажглись звезды, ранняя зимняя ночь полностью вступила в свои права. Обычно в такое время Лайам пускал по городу чалого только шагом, чтобы во тьме на кого-нибудь не наехать, но сейчас во всех окнах горели праздничные огни, хорошо освещавшие мостовую.
«Фануил!» – мысленно позвал Лайам.
«Да, мастер?»
«Чародей может почувствовать, что ты за ним наблюдаешь?»
«Нет, если не заподозрит слежки».
«Где ты?»
«Над вами».
Лайам едва сдержался, чтобы не посмотреть вверх.
«Тебе не холодно?»
«Нет, мастер».
Лайам объяснил дракончику, как найти гостиницу «Три лисицы».
«Лети туда и следи за входом. Обо всех перемещениях Дезидерия сразу же сообщай мне».
«Хорошо, мастер».
«Погоди!»
Лайам ясно представил себе лица всех участников злополучной пирушки у Окхэмов.
«Посмотри-ка на них!»
Связь Лайама с фамильяром была в некотором роде односторонней. Лайам не мог знать, что творится в голове магической твари, однако дракончик мог свободно копаться в мыслях и воспоминаниях своего господина. Впрочем, Лайам всегда внушал Фануилу, что этого без особого разрешения делать нельзя.