“Да что это со мной?” – подумал он.
– Давайте-давайте, – произнес он вслух. – И налейте мне, пожалуйста, вина вон из того кувшина.
Сцевола поспешно сходил за кувшином, наполнил бокал вином, заботливо поставил его перед Лайамом, затем полез в печь. Юноша аккуратно разрезал пирог ножичком, отстегнув его от своего пояса, и уселся напротив измотанного хозяина дома. Он явно чувствовал себя неловко.
– Извините меня, Лайам Ренфорд, – произнес он, наконец. – Мне не следовало втягивать вас в это.
Лайам покачал головой. Он успел сделать несколько глотков из бокала, и у него, наконец, перестали трястись руки.
– Я просто давно не фехтовал, только и всего. Мне какое-то время вообще не доводилось брать в руки оружие. А в те времена, когда я его носил, – добавил Лайам, – обычно только этой делал. В смысле – просто носил. Я могу сосчитать по пальцам те случаи, когда мне приходилось пускать его в ход.
Это не вполне соответствовало действительности; на самом деле Лайаму приходилось драться много и порой беспощадно, однако в этих схватках отнюдь не фехтование выручало его. Но объяснения, похоже, сделали свое дело: Сцевола успокоился и с аппетитом принялся за пирог. Через несколько минут, когда Лайам окончательно пришел в себя, он снова принялся размышлять о своем госте. Симптомы болезни, как видно, не очень беспокоили юношу, хотя Лайам не мог не признать, что выглядит он ужасно. Но отвращения Лайам не испытывал, и он с любопытством задумался о той странной смеси весьма разнородных качеств, которой наделял человека этот недуг. На вид Сцевола был сущим чудовищем – и при этом он, несомненно, являлся самым проворным фехтовальщиком из всех, что Лайаму доводилось в своей жизни встречать.
Гость почувствовал пристальный взгляд хозяина и, оторвавшись от еды, вопросительно посмотрел на него.
– Да, – подтвердил Сцевола. Это не было хвастовством – обычная констатация факта. – Я учу других. Только сейчас из-за усиленных караулов и всей этой суматохи времени на тренировки почти что не остается.
– Ах да, суматоха, – протянул Лайам. – Вокруг несостоявшейся кражи. Насколько я понимаю, иерарх Клотен очень… разволновался из-за нее.
Сцевола возвел глаза к потолку. Окружающие глаза его кожистые чешуйки остались при этом недвижными.
– Разволновался – не то слово. Он обвиняет в злокозненных умыслах всех и каждого. Я просто представить себе не могу, зачем ему затевать скандал с почитателями отца нашей глубокочтимой богини, но он именно это и делает.
– Какого отца? Отца богини Беллоны? Юный служитель нового культа положил ложку на стол.
– Многие из нас полагают, – глубокомысленно произнес он, – что бог Раздора – отец Беллоны, а мать… Ну, касательно матери существуют различные мнения. В храме еще не пришли к согласию по этому вопросу. Эластр, хранитель оружия, полагает, что ее мать – Урис, хотя лично я в том сомневаюсь. А Клотен утверждает, что у Беллоны нет ни матери, ни отца. Что она просто есть, вот и все. – Тон юноши недвусмысленно свидетельствовал, что в утверждениях иерарха Клотена он сомневается еще больше.
– Я ничего об этом не знал.
– Культ Беллоны молод, – снисходительно пояснил Сцевола. – Многие подробности ее возвышения еще следует установить. Но большинство почитателей богини верят, что она – дитя божественного союза.
– Нет. Он спорит по этому поводу с Эластром, иногда очень бурно, и я слыхал, будто он игнорирует многие распоряжения, поступающие из Кэрнавона. Но Клотен – племянник великого иерарха Лоустофта, и с этим нельзя не считаться.
Лайам внимательно слушал юношу. Он никогда особо не интересовался религиозными распрями – боги Мидланда были древними, укрепившимися, в их величии никто не смел усомниться – но эти сведения могли пригодиться Кессиасу. Самого же Лайама волновал лишь один вопрос.
– Для жертвоприношения, – неуверенно отозвался Сцевола. – Иерарх Клотен сказал, что мы принесем его в жертву в день официального открытия храма.
– Поймали по дороге из Кэрнавона сюда. Когда мы уже спустились с гор, на нас напали разбойники.
Глаза юноши вспыхнули. Он на мгновение смолк, словно перебирая в памяти эпизоды кровавой схватки.
– Когда все закончилось, мы решили посвятить нашу победу Беллоне и стали проводить должный обряд. На краю поля среди мертвецов сидел этот грифон. Он был какой-то странный. Грифоны вообще-то стервятники, но этот просто смотрел на убитых и даже не попытался от нас улизнуть.
Лайам озадачился. Грифоны, по его сведениям, были яростными бойцами и ревностно отстаивали свою свободу.
– Мы с легкостью заковали его в цепи, – продолжал тем временем Сцевола, – и с тех пор он не доставлял нам хлопот. – А чем вы его кормите?
– Ничем, – отозвался Сцевола, отводя глаза. – По дороге мы пытались его кормить, но он от всего отказывался. Хотя Эластр каждый день пробовал давать ему то одно, то другое. К тому времени как мы добрались сюда, иерарх Клотен велел ему прекратить эти попытки.
– Давайте я угадаю, что было дальше, – шутливо сказал Лайам. – Эластр его не послушался и Клотен приказал подвесить грифона под потолком, чтобы хранитель оружия не мог до него добраться.
Однако Сцевола не был склонен шутить.
– Вы правы. Все так и было, и вызвало новые разногласия. Древние служители храма, который мы заняли, что-то подвешивали к потолку. Не знаю что, – хранитель Эластр думает, что это была большая статуя их бога, – но когда мы прибыли, цепь там уже висела. И иерарх Клотен сразу же решил приковать к ней клетку с грифоном. Но многим из нас это не понравилось. И не нравится до сих пор.
– В самом деле? – переспросил Лайам, поскольку не знал, что тут еще можно сказать. Похоже, у почитателей Беллоны имелось предостаточно причин для внутренних распрей.
Некоторое время они молчали, погрузившись в размышления. В конце концов Сцевола отодвинул тарелку и встал из-за стола:
– Мне пора возвращаться. Спасибо за трапезу – и за тренировку.
– Не за что, – отозвался Лайам. – Жаль только, что я не оказал вам должного сопротивления.
Он тоже встал, чтобы проводить гостя к выходу. – Вы просто недостаточно подготовлены, только и всего. Если бы вы захотели, из вас получился бы отменный боец.
Это замечание вызвало у Лайама усмешку.
– Что-то я сомневаюсь.
Они пожали друг другу руки, и Лайам чуть задержался на пляже, чтобы полюбоваться, с какой легкостью юноша взлетает вверх по скалистому склону. Затем он потянулся и вернулся на кухню. Повинуясь желанию хозяина, печь тут же предоставила ему ведро с горячей водой. Лайам разделся и смыл с тела засохший пот, размышляя попутно обо всем, что успел рассказать ему молодой человек. На первый взгляд, теологические разногласия почитателей Беллоны особого интереса не представляли, но, пораскинув мозгами, Лайам решил, что тут имеется парочка закавык. Если Клотен и вправду племянник Ботмера Лоустофта, значит, он вдвойне заинтересован в сохранности пергаментов своего дядюшки, особенно теперь, когда его авторитет пошатнулся. Возможно, столь бурная реакция Клотена на ночное происшествие объясняется тем, что главный жрец новой богини отчаянно пытается укрепить свое положение.
Постепенно к тому моменту, как Лайам облачился в чистую тунику и натянул брюки, в мозгу его сформировалась цепочка вопросов, которые он с удовольствием бы задал Клотену, Эластру, Сцеволе и даже Гвидерию – иерарху храма Раздора. Но он тут же себя одернул. Расскажи об этом Кессиасу, и хватит с тебя, сказал он себе. Занимайся своим делом.
И он вновь принялся размышлять.
Расположенный в богатых кварталах заброшенный дом был неплохой зацепкой, и Лайам уже знал, как будет действовать вечером, после встречи с эдилом. Но если ночной посетитель все-таки не обычный вор, а чародей, то все дело зайдет в тупик, из которого нет выхода.
“А что вообще выдает в человеке мага?” – подумал Лайам. Фануил говорил, что может засечь выброс энергии, если где-то начнут творить сильное заклинание. А матушка Джеф утверждала, что от чародеев как-то особенно пахнет. Но все это было слишком расплывчато. Ему требовались признаки понадежнее.
Тяжело вздохнув, он направился в библиотеку и принялся снимать книги с полок.
5
Час спустя у ног Лайама выросла солидная гора книг, но он так и не продвинулся в своих поисках ни на шаг. В этих книгах шла в основном речь либо о способах обретения магической силы, либо о всевозможных случаях ее применения. Многие трактаты подробно описывали, как работают различные заклинания, кое-какие из них даже рассматривали действие псевдозаклятий, зрелищно чрезвычайно эффектных, но нимало не эффективных на деле. Однако во всех этих фолиантах не было ни словечка о магах. О свойствах, какими они обладают, об их поведении или привычках. Лайам разочарованно откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.
Впрочем, он не заснул, а лишь впал в приятное оцепенение. Схватка с юношей и последующая возня с книгами изрядно утомили его.
“Какой из меня чародей? – лениво думал Лайам. – Я и половины слов в этой писанине не понимаю”.
Издав невнятное ворчание, он поворочался, устраиваясь поудобнее, и скривился от боли. Сцевола своим деревянным оружием сумел-таки наставить ему синяков. Итак, что же ждет его в ближайшее время? Ужин с Кессиасом, который вряд ли что-нибудь даст. Затем ему, пожалуй, стоит понаблюдать за домом, куда наведывался старик-перекупщик, а может быть, даже и попытаться проникнуть в него. Затея довольно рискованная, но деваться Лайаму некуда. Других идей у него пока что не густо, то есть нет вообще. Если сегодняшние усилия не увенчаются хоть каким-нибудь результатом, то – все. Дело придется бросить.
Проблема в том, что у него слишком мало исходных данных. Когда Лайам искал убийцу Тарквина, ему было от чего оттолкнуться. Фануил поначалу назвал несколько лиц, которые могли быть замешаны в преступлении, да и потом снабжал его вспомогательными сведениями разного рода.
А сейчас Лайам не располагает ничем, кроме вопросов. Почему, например, ночной посетитель забрал только ковер, жезл и книгу? Истинный вор, даже если бы его наняли украсть лишь эти три вещи, унес бы из дома все, что не прибито гвоздями. Значит, это был не истинный вор. Кроме того, непрошеный гость прошел через магическую охрану, что вновь подталкивало Лайама к мысли о вмешательстве в дело человека, наделенного магической силой. Но и Фануил, и матушка Джеф совершенно уверены, что никаких магов ни в Саузварке, ни в его окрестностях нет.
“Кроме меня”, – мысленно заметил Лайам и вновь заворчал, как недовольный лев. Слишком много вопросов, и слишком мало возможностей получить на эти вопросы хоть какой-то ответ.
Лайам заставил себя выпрямиться и открыл глаза. Все тело его ныло. Он потянулся, пытаясь стряхнуть сонное одурение. “Соваться к преступникам в таком виде нет никакого смысла”, – подумал он и направился на кухню, чтобы омыться холодной водой. Кессиас сказал, что эти люди чрезвычайно опасны. Лайам стал прикидывать – не прихватить ли с собой меч?
“Обязательно”, – стороннее утверждение камешком вкатилось в его мозг.
– Они могут неправильно это истолковать, – вслух отозвался Лайам.
“Пошли мне мысль”, – повелел дракончик.
Лайам тяжело вздохнул, но тут же обнаружил, что мысленное общение дается ему куда легче, чем раньше.
“Их оскорбит визит вооруженного человека”.
“Ты должен взять меч”.
“Кинжал, – нашел компромисс Лайам. – Я прихвачу кинжал”.
“Тогда я лечу с тобой”.
– О, нет! – воскликнул Лайам, выходя из кухни и направляясь к кабинету. – Что-что, а твое появление там будет и вовсе лишним!
Фануил лежал в своей корзинке, свернувшись в клубок. Он даже не взглянул на хозяина.
– Они тут же решат, что я – чародей!
“Ну так и что же?”
– Преступники недолюбливают чародеев, а здешних воров, судя по словам Кессиаса, лучше не злить. Воровские гильдии северных народов неохотно прибегают к насилию, там существует свой кодекс чести, но кто разберет, какие порядки в ходу у южан.
“Тогда я спрячусь поблизости – на крыше соседнего дома”.
Лайам обдумал предложение и решил с ним согласиться.
– Ладно. Ты можешь мне пригодиться. Только не вмешивайся ни во что. Даже если заметишь, что мне угрожает опасность. Понял?
“Да, мастер. Мы будем тренироваться?”
– Нет, вряд ли, – отозвался Лайам, бросив взгляд в окно, выходящее к скалам. Узкое пространство между домом и каменными громадами заполнили предвечерние сумерки. – Пожалуй, мне пора собираться.
Они договорились встретиться с Кессиасом в “Белой лозе”, небольшой таверне, расположенной неподалеку от городской площади, но достаточно далеко от конюшен, где обычно Лайам оставлял Даймонда. Однако пешая прогулка лишь помогла ему пробудить аппетит. Лайам выбрал столик и сел, с нетерпением поглядывая на дверь. Девушка, уже знакомая с привычками посетителя, принесла ему пива.
– Опаздываете, – несколько резковато заметил он Кессиасу, когда тот соизволил наконец появиться. – Я заказал два морских пирога.
– По правде говоря, вам еще повезло, что я вообще смог сюда выбраться. Меня вконец заморочил трижды клятый Клотен. Я просто не знаю, что мне с ним делать!
Эдил стащил с себя теплую куртку и тяжело опустился на стул. Прежде чем он успел еще что-либо сказать, на стол перед ним опустилась огромная кружка. Кессиас одним глотком осушил половину ее содержимого.
– Ренфорд, – заявил он, вытирая пену с бороды и усов, – ваше пиво – лучшее из всего, что выпало мне в этот паршивый денек!
– Значит, Клотен по-прежнему вас донимает?
– Еще как! Я же вам говорил: он дал мне всего день сроку на розыски злоумышленников, предупредив, что иначе возьмется за дело сам! А что это означает? То лишь, что бесноватый жрец затеет войну, осадив храмы Раздора и Лаомедона одновременно!
– Так, значит, вы еще не нашли, за что зацепиться?
– Нет, – с унылой усмешкой признался ему эдил. – Да и откуда бы этой зацепке взяться? Клотен клянется, что на него напала дюжина вооруженных людей, а его служки в один голос твердят, что ничего не слыхали.
– Вы успели поговорить со всеми жрецами?
– Да. Клотен просто бесился, когда я их расспрашивал. “Зачем вы возитесь с этими недоумками? – передразнил эдил иерарха. – Я один защищал сокровища храма! Вы должны слушать только меня!” Тьфу!
Кессиас очень удачно вплел в свой голос визгливые нотки, присущие перебранкам портовых торговок, и Лайам не сдержал улыбки.
– Когда он выкрикивает такое вам прямо в лицо, это ни капельки не смешно, Ренфорд. К тому же этот бесноватый всего меня забрызгал слюной.
Кессиас брезгливо отер бороду здоровенной ручищей и рассмеялся.
– Впрочем, я все равно опросил его молодцов, но лишь один косвенно подтвердил слова иерарха. Странный малый, закутанный с головы до пят и весь какой-то дерганый, словно его блохи заели. Он сказал, будто слышал на улице нечто вроде звяканья шпор осторожно идущих людей.
– Закутанный? В глухом капюшоне и длинном плаще? Пожалуй, он мне знаком. Его мучит сквернавка.
– Сквернавка? Кэрнавонская лихорадка? – простонал эдил, прикрывая глаза ладонью. – Мало мне Клотена, так тут еще и лихорадка!
– Но она не заразна. Это врожденный недуг. – Кессиас медленно опустил руку.
– Правда? Вы точно в этом уверены?
– Да. Насколько мне известно, сквернавка не передается другим.
– Гм. Ну, если вы так говорите, я готов поверить, но все равно это известие мне не по нраву. Беллона, хотя она богиня, конечно, и славная, пока что доставляет Саузварку одни неприятности, и конца им что-то не видно.
Лайам несколько мгновений смотрел на обеспокоенное лицо эдила, потом медленно произнес:
– Боюсь, тут вы правы.
Он рассказал Кессиасу о том, как свел знакомство с юношей, пораженным сквернавкой, и о том, что успел у него узнать.
– Клотен – самодур. Он отрицает версию божественного происхождения Беллоны, которой придерживается большинство служителей нового культа, он вздорит с Эластром, своим заместителем, и игнорирует указания, поступающие от лиц, стоящих над ним.
– Пожалуй, тогда становится ясно, отчего он так взвинчен, – задумчиво пробормотал Кессиас, ухватывая нить рассуждений Лайама. – Но можно ли из всего этого почерпнуть что-либо полезное для дела, которое я расследую? Насколько я понимаю, нет.
– Ну, – медленно отозвался Лайам, – это, конечно, только предположение, но… Но что, если грабитель шел вовсе не за сокровищами? Что, если это вообще был не грабитель?
Кружка эдила зависла в воздухе, и несколько мгновений он беззвучно шевелил губами. Потом Кессиас медленно опустил кружку на стол.
– Насколько я понимаю, – осторожно произнес страж порядка, – вы ведете речь о наемном убийце.
Лайам пожал плечами:
– Ну, не совсем. Наемный убийца берет за работу деньги. А я говорю о каком-нибудь фанатичном верующем, которого оскорбляют какие-либо положения нового культа, или, скорее, о нескольких таких людях. В конце концов, Клотен ведь заявил, что на него напала целая дюжина злоумышленников. Да и Сцевола слышал на улице звяканье многих шпор.
– Ага, ага, – пробормотал эдил, подергивая себя за бороду. Он совсем позабыл и о пиве, и о еде – Но отчего же – на улице? Отчего – не в помещении храма? В Саузварке истовых приверженцев нового культа пока что не завелось. Все почитатели Беллоны собраны под одной крышей – так почему же угроза исходила извне? И что-то я сомневаюсь в словах Клотена. Раз бандиты успели скрыться до того, как подоспела храмовая стража, значит, их было… ну, два, ну – от силы – три человека. Дюжина нападавших просто не успела бы так запросто ускользнуть. И вообще, разве ночные воришки ходят на дело с оружием? Нет, не ходят. И они уж точно не носят шпор. Все это как-то не вяжется и лишено смысла.
Тут в головы собеседников одновременно вошла одна мысль. Кессиас откинулся на спинку стула, Лайам изумленно присвистнул.
– Так все же Гвидерий? – высказал предположение эдил.
– Или жрецы Лаомедона.
– Возможно, но скорее – Гвидерий. Культ Беллоны может нанести его храму больший урон.
– Если на то пошло, Беллона со своими сокровищами представляет угрозу для каждого святилища Саузварка. Впрочем, я не могу представить, чтобы низкие денежные расчеты могли подвигнуть на тяжкое преступление кого-либо из жрецов.
Кессиас фыркнул:
– Сразу видно, что вы новичок в Саузварке. Такое здесь уже случалось не раз. Но вы правы: скорее всего, в дело замешаны храмы. Раздора или Лаомедона, или какие-то там еще – неважно. – Эдил глубоко вздохнул. – А это означает, что мне придется взять этот след, да притом действовать изворотливо. Хотя попробуй тут извернись! Представляю себе эти опросы. Милый Эластр, ответьте, из-за ваших разногласий с начальством вы случайно не вздумали вступить в преступный сговор с соседями?
– Да, дело кажется немного запутанным, – сочувственно произнес Лайам.
– Запутанным? Да это сложнее, чем зимней безлунной ночью промаршировать впотьмах через комнату, набитую черными кошками, и ни одной твари не отдавить хвост! Прошу прощения, почтенный Гвидерий, не вы ли случайно пытались убить иерарха Клотена? Немного запутанным! Ну надо же такое сказать!
– Прибавьте к тому, что некоторые служители богини Беллоны считают ее дочкой бога Раздора. Но надо бы выяснить, довольны ли жрецы храма Раздора, что у их кумира появилась взрослая дочь.
Кессиас хлебнул пива и нахмурился. Вид у него был разнесчастный.
– По правде говоря, Ренфорд, это дело становится все хуже и хуже. С меня хватило бы и простенького воровства. Но тут стал поддавать жару Клотен. А теперь еще и вы принимаетесь раздувать религиозные распри!
– Ничего я не раздуваю! Это делает кто-то другой, я же просто подкинул вам похожее на правду соображение.
– Впредь, – безрадостно проворчал Кессиас – лучше держите подобные соображения при себе.
“Просто странно, – подумал Лайам, воспользовавшись минутой затишья, – до чего же мы с ним не любим кого-то опрашивать. Строить предположения – это пожалуйста. Тут мы оба на высоте. Но от самого процесса опроса нас просто воротит. И скорее всего, потому, что ответы, которые мы получаем, лучше бы подчас и не слышать”.
Кессиас меж тем занялся успевшим остыть пирогом. Отодвинув через какое-то время пустую тарелку, он откинулся на спинку стула и смерил Лайама долгим взглядом.
– Что ж. Теперь, когда вы основательно запутали мое дело, расскажите-ка о своем. Может, и я смогу кое в чем подставить вам ножку?
Собеседники усмехнулись.
– У меня полная тишина, – сообщил наконец Лайам. – Я сходил по адресам, которые вы мне дали. Там явно не поняли, о чем я толкую. Еще я перерыл все книги Тарквина, но так и не разобрался, по каким признакам можно узнать чародея.
– Матушка Джеф, кажется, говорила вам, что в Саузварке таких нет?
– Да, говорила, но она ведь могла и ошибаться. Как-то ведь вор проник через магическую защиту?
– Еще она сказала, что показывала вам мертвецов?
Лайам кивнул и тут же сообразил, что этим кивком выдает себя с головой. Кессиас ведь до сих пор считал, что он боится покойников.
– Ну да, – неуверенно произнес Лайам и почувствовал, что краснеет. – Это было весьма познавательно.
– Она также сказала, – продолжил эдил, слегка улыбаясь, – что вы угадали в одном из покойников мелкого чиновника, только взглянув ему на руку.
Запинаясь, Лайам подтвердил, что так оно и было. Лицо его горело. Ему и в голову не приходило, что матушка Джеф может выложить все эдилу и что тот сможет его подловить. В конце концов, скрытность – порок небольшой, но Лайам все равно чувствовал себя виноватым. Улыбка Кессиаса сделалась шире.
– У меня появилось одно соображение, Ренфорд, и я думаю, что вы поможете мне с ним разобраться. Помните, вы спрашивали меня насчет сыщиков? Ну, людей, которые умеют искать преступников?
– Да, – подтвердил Лайам, не понимая, к чему клонит Кессиас. Он уже был готов сознаться во всех прегрешениях, какие только бывают на свете, но простодушно-восхищенное выражение, появившееся на лице бравого стража порядка, удержало его.
– Вы всегда выдавали себя за ученого, Ренфорд, но теперь мне в это не верится. Знаете, что я думаю?
Лайам покачал головой и выжидательно уставился на Кессиаса. Эдил довольно улыбнулся и, ткнув в Лайама пальцем, объявил:
– Я думаю, что вы – такой вот сыщик и есть! – Лайам расхохотался – так от души смеяться ему уже не приходилось давно. Он хорошо относился к эдилу и весьма ценил его оборотистость и смекалку, но он и представить себе не мог более странного предположения в свой адрес. Было бы менее нелепо, если бы эдил заподозрил его в воровстве или, например, в шпионаже в пользу того же Фрипорта. Вором Лайам в силу обстоятельств бывал. Шпионом? Тоже пару раз приходилось. Но предположить, что он – сыщик?! Его смех рассердил Кессиаса.
– Но ведь все концы сходятся, разве не так? С вашим-то нюхом на всяких мерзавцев и с вашими познаниями о воровских обычаях, кем же еще вы можете быть?! Ну объясните мне, откуда тогда порядочный человек может знать подобные вещи?
– Такое бывает, – выдавил Лайам, утирая выступившие на глазах слезы. – Я готов признать, что ваши рассуждения вполне основательны. Но я никогда не бывал сыщиком. Честное слово.
– Тогда откуда вы все это знаете? – возмущенно спросил Кессиас.
– Я просто внимательно слушаю, что мне говорят, – пояснил Лайам. – И многое запоминаю. Если так делать достаточно долго, со временем будешь знать обо всем. Вот, например, с ваших слов я немало знаю о том, каково это быть представителем герцога в Саузварке. Но это еще не означает, что я – эдил, ведь так?
Кессиас мрачно кивнул, и на мгновение Лайам забеспокоился. Ему показалось, что эдил всерьез на него рассердился. Но затем он понял, что раздражение прямодушного стража порядка вызвано разочарованием, – тот надеялся, что ему удалось разобраться с загадкой, какую Лайам в его глазах собою являл. Большинство жителей Саузварка занимали определенное положение в обществе – вот моряки, вот торговцы, вот наемники, вот жрецы. С ними все было просто, а Лайам ни в какой определенный список не попадал. Он жил в доме мага и приручил маленького дракона, но при том чародеем не был. Он считался ученым, но не писал книг и никого не учил. Он помог эдилу найти убийцу Тарквина, но стражником не являлся. Да, Кессиасу с ним приходилось трудненько.
Лайам вздохнул и сказал:
– В любом случае, если бы я и был сыщиком, то очень бедным. Уже прошло два дня, а я еще никого не поймал.
– Но я готов поспорить, что у вас есть какая-нибудь задумка.
Эдил, похоже, смирился с тем, что его попытка закрепить за Лайамом какое-нибудь местечко на общественной лестнице Саузварка не удалась, но это ничуть не подорвало его веры в способности собеседника.
– И что же вы будете делать теперь?
– Точно пока не знаю. Но хочу выйти на кое-кого из местных воров.
Судя по энергичному взмаху руки, Кессиас так и думал.
– Это мне ясно, но что будет дальше? Как вы думаете, смогут они вам чем-то помочь?
– Не знаю.
Лайам и вправду не знал. Если местная воровская гильдия и вправду крепка, она не потерпит, чтобы какой бы то ни было вор действовал без ее дозволения в Саузварке. Следовательно, вор, обокравший Лайама, известен здешним преступным кругам. Но согласятся ли они выдать его Лайаму?
– Посмотрим, как будут развиваться события, – пробормотал Лайам.
– Это как?
– Может получиться так, что здешние воры не укажут мне на того, кто меня обокрал. Но возможно, они согласятся передать ему мое предложение.
– Какое? А, понял! Вы хотите выкупить вещи. Иногда Кессиас просто схватывал все на лету. Впрочем, Лайам, справедливости ради, припомнил, что не раз также расшибался о его твердолобость.
– Ну, да, что-то в таком духе – если только вас это не беспокоит.
– Беспокоит? А почему это должно меня беспокоить?
Похоже, эдил был искренне озадачен. Лайам мысленно испустил вздох облегчения.
– Я думал, что вы, как лицо, облеченное властью, будете возражать, если кто-то за вашей спиной вознамерится заключить сделку с ворами.
– У меня нет ни малейших на этот счет возражений. Если это – единственный способ вернуть ваши вещи, значит, быть по сему. Только смотрите, Ренфорд, – серьезно произнес эдил, перегнувшись через стол и ткнув собеседника толстым пальцем в ребро, – я это вам говорю по секрету. Хотя, наверно, вы и сами все понимаете. Есть круг вещей, которые я делать могу. Я могу патрулировать улицы и предотвращать или раскрывать большую часть преступлений. Я могу подавлять беспорядки и пресекать скандалы. Я могу следить, чтобы в портовых тавернах не разбавляли вино водой или не травили моряков какой-нибудь дрянью. Я могу присматривать за порядком в публичных домах, могу закрывать театры и игорные заведения. Я ревностно забочусь о том, чтобы рыночная братия не обвешивала горожан, и умею прижать к ногтю распоясавшихся карманников. Но есть много вещей, что мне не под силу. Я не могу брать в оборот крупных торговцев или дворян, я не могу вмешиваться в дела храмов и – самое главное – не могу одолеть преступную гильдию. На это у меня нет ни времени, ни сил, ни охоты.
Это была необычно длинная для Кессиаса речь; покончив с ней, эдил уселся на место. Похоже, собственная откровенность его изрядно смутила. Но Лайам лишь кивнул. Он ведь родился не на облаке, а в Таралоне. – Значит, первое, что я попытаюсь сделать, – это выкупить вещи.
– Возможно, это и к лучшему. Но если у вас появится случай поймать вора – хватайте его и волоките в тюрьму. Я буду только рад заполучить в свои руки хорошего взломщика. Мало ли на что он меня натолкнет.
Мужчины молча допили пиво. Оба размышляли, что из всего этого выйдет.
К тому времени, как они покинули гостеприимное заведение, на Саузварк опустилась холодная, ясная ночь. В темном небе сверкали алмазами звезды, и с губ редких прохожих срывались облачка пара. Выйдя из таверны, мужчины расстались. Кессиас направился к главной площади, проверять патрули, а Лайам сделал вид, будто идет к городской конюшне.
Лайам слукавил, сказав эдилу, что собирается ехать домой. На деле он вознамерился посетить один заброшенный дом в богатых кварталах, но рассудил, что сейчас еще слишком рано; и к тому же ему требовалось какое-то время, чтобы обдумать детали рискованного визита.
Миновав несколько перекрестков, Лайам обнаружил, что этих деталей не так уж много и что по-настоящему обдумать следует лишь одну вещь, а именно – стоит ли ему вообще куда-то идти. Если саузваркское воровское сообщество настолько опасно, что его не решается тревожить сам Кессиас, то, возможно, Лайам совершает ошибку. Может статься также, что здешнее ворье вовсе не придерживается правил, принятых во многих сообществах подобного толка, или совсем не склонно держать себя в каких-либо рамках. Тогда вполне вероятно, что они обойдутся с незваным гостем по-свойски. Воображение Лайама тут же услужливо нарисовало впечатляющую картину: его обнаженное тело лежит на столе в мертвецкой матушки Джеф, между ног – мешочек, предохраняющий ткани от разложения, из уст вырываются струйки голубого огня.
“Если, конечно, моя душа к тому времени не двинется по следу убийцы”, – подумал Лайам и поплотней завернулся в плащ.
Интересно, а способна ли его душа на самостоятельные блуждания? Ведь часть ее присвоил себе Фануил. Удержит ли это обстоятельство душу в пределах тела? Или, наоборот, вынудит ее покинуть его? Лайам решил было окликнуть дракончика, чтобы тот высказался по этому поводу, но воздержался. Ему вдруг расхотелось заглядывать в эту пропасть.
Он уже забрел в ту часть города, где проживал люд средней руки. Темные улицы там лишь изредка освещались светом, падающим из окон, или скудным пламенем факелов, прикрепленных на перекрестках к углам зданий. Лайам ощутил себя призраком, скользящим через ночной город мимо уютных, натопленных жилищ горожан. Это ощущение доставило ему переживание более неприятное, чем, то, которое он только что испытал, вообразив свое тело в мертвецкой. Лайам зябко передернул плечами.