А потом они услышали плач.
Сперва он был тихим, едва различимым, сливающимся с посвистом ветра и хриплым дыханием обоих мужчин. Но постепенно звук принялся нарастать, завладевая вниманием ожидающих, они словно окаменели, и усмешка с лица Лайама сошла. Сперва этот звук напоминал детские рыдания, затем мужские, такие глубокие и надрывные, что волосы на затылке бесстрашного квестора зашевелились сами собой.
А плач все продолжался. Теперь он сделался таким громким, что ветер уже не мог его заглушить. Боулт удивленно развел руками, но Лайам прижал палец к губам, призывая стражника к молчанию и неподвижности.
Над мостовой стало разгораться сияние. Оно будто сочилось сквозь щели булыжного покрытия улицы и колыхалось, стремясь принять некую форму. Постепенно в пустом пространстве обрисовались очертания ног. Свечение двигалось медленно, словно текущая вверх краска, – от ног к поясу, от пояса к туловищу, и так продолжалось до тех пор, пока оно не образовало белый светящийся мужской силуэт. Призрак стоял спиной к Лайаму, опустив голову, обхватив себя руками за плечи, и безутешно рыдал.
Лайам глянул на Боулта. Глаза стражника расширились, но испуганным он не выглядел – скорее, ошеломленным.
– Боулт, – шепнул Лайам. Призрак медленно выпрямился и, очевидно, глянул на стражника, потому что голова Боулта дернулась, как от удара. Затем белый светящийся силуэт развернулся и бросился прочь – с протяжным, леденящим кровь завыванием. Лайам, очнувшись от шока, кинулся следом. В голове его билась одна мысль: лицо! Только бы увидеть лицо!
Лайам слышал грохот сапог Боулта, слышал собственный топот, – но звука шагов бегущего привидения он не слышал и вообще не был уверен, что белые мелькающие впереди ноги касаются мостовой. Разглядеть, как движется призрак, было трудно из-за окружающего его фигуру сияния, но перемещался он быстро, намного быстрее, чем те, что гнались за ним. Призрак петлял по улочкам Муравейника, но рыдающий вой выдавал его, он полоскался в воздухе, словно длинный вьющийся шлейф.
Лайам ускорил бег, и пламя факела лизнуло ему грудь. Лайам выронил факел и помчался еще быстрее. Белый светящийся силуэт приблизился, но тут же куда-то свернул. Домчавшись до поворота, Лайам узнал Портовую улицу и понесся по ней.
Белое свечение сказало ему, что беглец направляется в сторону богатых кварталов. Лайам, собрав последние силы, попытался еще раз наддать. Горло саднило, холодный воздух обжигал легкие, но Лайам продолжал бежать в темноте, не разбирая дороги. Все, что он видел, – это белое пятно впереди, скачками несущееся мимо запертых лавок. Вой призрака словно бы проникал в мозг, это был вой животного, обезумевшего от боли.
А потом призрак исчез.
Лайам, охнув, остановился. Пошатываясь, он хрипло выругался в свой адрес: не стоило бросать факел! Луна скрылась за тучами, и Лайам все равно что ослеп; он скорчился от колотья в боку и никак не мог отдышаться. Ему пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы заставить себя выпрямиться. Ступая наугад и вытянув руки перед собой, Лайам стал искать, на что опереться. В конце концов пальцы его коснулись холодного камня. Придерживаясь стены, Лайам рысцой припустил вперед – вслед за стихающим воем. Это казалось бессмысленным, но отступать от задуманного ему никак не хотелось.
Раз-другой он споткнулся, пока не рассадил голень обо что-то невидимое, но сумел устоять. Дальше пришлось двигался уже шагом, держась за стену двумя руками. Просто поразительно, как сложно существовать в темноте!
“Возможно, он сделает петлю, как заяц, и выскочит опять на меня!” Лайам по-прежнему слышал далекие завывания. А потом, вечность спустя, стена закончилась, и он сообразил, что стоит на углу перекрестка. Но какого из них?
– Квестор!
Лайам подскочил от неожиданности. Ниже по улице мелькал огонек – искорка в непроглядной дали.
– Боулт! – позвал Лайам и мысленно благословил стражника за то, что тот догадался подобрать факел. – Я здесь!
Огонек бодро запрыгал, и минуту спустя стражник подбежал к Лайаму. В одной руке у него была алебарда, в другой – тускло горящий факел.
– О боги, квестор, я уже думал, что вас потерял!
В голосе Боулта звучало неприкрытое беспокойство, но Лайаму было не до того.
– Где мы?
Теперь, когда Боулт остановился, пламя факела вспыхнуло ярче и позволило им осмотреться. Боулт покрутил головой, потом указал налево.
– Там – подворье Пряностей, а выше уже начинается улица Бондарей.
Лайам бесцеремонно забрал у него факел. Теперь вой призрака слышался словно сквозь слой ваты, но все же угадывалось, что беглец забирает к востоку. Если это и вправду Двойник, он сейчас вполне может направляться к своим укрытиям, расположенным в среднем районе. Но внезапно Лайам отказался от этой мысли. Он вспомнил о Щелке, о грубом владельце грязного кабачка, бессовестно лгавшем ему в глаза, что знать не знает, о ком говорит посетитель, и о лишенном души покойнике, лежащем в мертвецкой матушки Джеф. О том, которого он поначалу принял за мелкого клерка.
– За мной, – велел Лайам и, невзирая на усталость, побежал к подворью Пряностей. Внезапное озарение придало ему сил. Боулт вздохнул и побежал следом, чтобы не оставаться в кромешной тьме…
Они миновали подворье, поднялись по улице Бондарей вверх и свернули у бани направо. Они бежали молча, чтобы не сбить дыхание, и вскоре вбежали в Щелку. Завывания стихли, но Лайам продолжал бег. Он был уверен, что вскоре достигнет цели. Свет факела выхватывал из темноты уступы домов, нависающих над мостовой, на их поверхностях плясали длинные жутковатые тени.
Когда они приблизились к повороту подковы, Лайам перешел на шаг. Впереди угадывалась громада здания городского суда. Жестом велев Боулту остановиться, Лайам отдал ему факел, а сам ощупью двинулся дальше.
Призрак стоял у дверей того самого кабачка, и вокруг него разливалось все то же мертвенное свечение. Белые отблески подрагивали на булыжнике мостовой и заставляли искриться кучки грязного снега. Призрак протянул руку. Длинные белые пальцы царапнули дверь.
– Пожалуйста, Фай, впусти меня, – взмолился беглец. – Здесь так холодно, Фай, и за мной гонятся!
Лайам замер. Его поразила невероятная худоба привидения. А еще ему пришла в голову мысль, что мозоли на подушечках пальцев могут иметь не только прилежные клерки.
– Проваливай! – донесся из-за двери голос владельца лавчонки. – Не смей сюда больше таскаться!
“И почему я только не сообразил этого раньше?!”
– О боги, Фай, ты не можешь так со мной поступить! – застонал призрак. – Меня преследуют птицы. И стража вот-вот схватит меня, а мне холодно, мне надо согреться! Ты же мой друг, Фай! Погляди, как они со мной обошлись! Они вырезали у меня сердце! – Беглец начал всхлипывать. Белое свечение заколебалось.
– Убирайся! – истерически завопил Фай.
– Мое бедное сердце…
– Двойник, – тихо шепнул Лайам. – Эй, Двойник!
Призрак медленно повернул голову к окликнувшему его человеку.
– Смотри, что они со мной сделали, – сказал он, указывая на свою грудь. Сквозь мертвенное сияние проступила тусклая пурпурная черточка – ножевая рана, точно такая, какую Лайам уже видел в мертвецкой матушки Джеф, и лицо призрака было лицом мужчины, убитого в Щелке.
– Кто это сделал, Двойник?
– Здесь так холодно, – пожаловался призрак, глядя на рану, – а птицы все ждут. Но я не могу им помочь, ведь у меня кто-то вырезал сердце.
“Он сошел с ума, – подумал Лайам с жалостью. – И я, кажется, тоже”.
– Кто вырезал твое сердце, Двойник? Но призрак уже ничего не слышал. Он вновь принялся выть. Жалобный вой все нарастал, пока не достиг самой высокой ноты. Белые ноги несчастного привидения стали уходить в мостовую, а мертвенное свечение делалось все бледней и бледней. Из-за закрытой двери неслись вопли кабатчика, пытающегося заглушить нечеловеческие стенания. Лайам метнулся вперед.
– Двойник! – крикнул он, но призрак уже исчез. Лайам выругался и в ярости топнул ногой, потом резко развернулся. – Боулт!
Стражник с факелом и алебардой тут же выскочил из-за угла. Кабатчик все еще продолжал что-то орать, и Лайам бешено пнул дверь. Та сорвалась с петель и с грохотом рухнула внутрь. Вопли тотчас умолкли.
Лайам ринулся в темный проем, Боулт, подняв факел повыше, последовал за командиром. Лысый кабатчик сидел на полу, придавленный дверью. Одной рукой он держался за лоб, а вторую вытянул перед собой. Из глаз его ручьями текли слезы.
– О боги, Двойник, я не хотел ничего плохого! Пощади!
Лайам наклонился, ухватил владельца лавочки за грудки и одним рывком поставил его на ноги.
– Как он умер? – крикнул он, прижав перепуганного мужчину к стене. – Кто вырезал ему сердце?
– Моряк, – давясь слезами, пролепетал тот, – это моряк!
– Когда?
Ситуация складывалась довольно странная. Живой Двойник вряд ли сумел бы вызвать у Лайама сочувствие, но его мыкающийся в поисках пристанища призрак пробудил в нем жгучее желание восстановить справедливость.
– Четыре… нет – пять ночей назад, после того, как в небе загорелась комета.
Кабатчик мало-помалу стал приходить в себя, и потому Лайам сильно встряхнул его, постаравшись, чтобы лысая голова как следует приложилась к стенке затылком.
– Здесь?
– Нет, на улице, – проскулил тот, кого призрак называл Фаем. – Клянусь – я там не был! Я ни о чем не подозревал, пока стражники не обнаружили труп! Клянусь!
– Заткнись! – велел Лайам.
– Я умоляю вас, мастер…
– Заткнись! – прорычал Лайам и еще раз встряхнул кабатчика. – Они о чем-нибудь говорили? Что-нибудь делали? Почему им захотелось его убить?
– Я не знаю! – пролепетал Фай и вновь зарыдал, но никакого сочувствия к себе этим не вызвал. Вид крупного, глотающего слезы мужчины только вызвал у его мучителя новый прилив злости.
– Так подумай, ублюдок!
– Я не знаю, мастер, – клянусь вам, не знаю! Возможно, они поссорились, но тут всегда так много народу… не бейте меня, не надо! Он и так теперь изводит меня каждую ночь!
Несколько бесконечно долгих мгновений Лайам яростно глядел на съежившегося от страха кабатчика, затем брезгливо его от себя оттолкнул.
– Пошли отсюда, – он вдруг почувствовал прилив отвращения. Ему захотелось скорее убраться прочь.
Боулт двинулся за Лайамом, с трудом управляясь с факелом и алебардой, мешавшими ему выбраться из кабачка.
– Может, арестуем его? – предложил он, когда они уже шагали по улице. – У него ведь наверняка рыльце в пушку.
– А зачем? – раздраженно поинтересовался Лайам. – В тюрьме ему хуже, чем здесь, не будет. Призрак теперь не отвяжется от него до скончания дней.
– И то правда, – кивнул Боулт. – Что ж, и поделом.
– Нет, – после длительного молчания отозвался Лайам. Его раздражение успело улечься. – Это несправедливо. Ему приходится отвечать за других.
Боулт счел за лучшее промолчать, потом спросил безразличным тоном:
– Так это тот человек, которого вы искали?
– Да, – ответил Лайам.
Они как раз выходили на главную площадь, и Лайам окинул задумчивым взглядом здание городского суда. Конечно, он свалял дурака, не предположив вовремя, что Двойник мог попасть в подопечные матушки Джеф, но теперь, хоть и с небольшим опозданием, дело все-таки сделано.
– Боулт, окажите мне услугу. Постарайтесь достучаться до привратника этого заведения и втолкуйте ему, что завтра утром квестор Ренфорд хочет с матушкой Джеф повидаться и надеется отыскать ее здесь. А еще сообщите эдилу о том, как прошла наша вылазка, и передайте, что призрак – Двойник.
– А вы теперь прямиком домой?
– Да. Хотя нет, погодите. Не говорите, что это Двойник. Просто скажите, что призрак – тот самый вор. И сами забудьте это имечко – ладно?
– Можете быть уверены, – усмехнулся Боулт. – Как только я доберусь до бочки в казарме, я тут же забуду всю эту чертову ночь.
Лайам мрачно усмехнулся в ответ:
– Только не пейте слишком много, Боулт. Завтра ночью вас также ожидает работа.
Озадачив стражника этой репликой и забрав у него факел, Лайам зашагал к конюшне.
Добравшись до бухты, он ощутил, что предельно измотан, но мозг его при этом работал до странности четко, продолжая трудиться над вопросами, которые все еще не удалось разрешить.
Хотя, на первый взгляд, все выглядело отлично. Теперь, когда установлено, что Двойник мертв, а его сообщник и убийца ушел в море, расследование можно было закрыть. Кессиас может объявить о результатах сыска Клотену, а уж утихомирится тот или нет, это другой вопрос. Сам Лайам умудрился вернуть себе часть имущества (вот он – ковер, а о жезле и книге придется забыть). В общем, у него появился веский предлог уйти на заслуженный отдых.
Но… Об этом “но” Лайам сейчас и раздумывал, стряхивая перед тем, как войти в дом с сапог мокрый песок.
– Фануил! – позвал он. – Ты где?
“В кабинете”.
– Топай на кухню. Нам нужно поговорить.
Добравшись до кухни, Лайам бросил плащ на спинку стула и подошел к магической печке.
Топоча коготками, мимо него прошествовал Фануил и, трепыхнув крыльями, вспрыгнул на стол.
“Добрый вечер, мастер”.
– И тебе добрый вечер, приятель. Ты спал?
“Да”.
В ответе дракончика не было и намека на недовольство, но Лайаму все равно стало неловко, и он счел нужным сотворить для уродца чашечку кофе.
– На, наслаждайся. – Он вновь повернулся к печке и извлек из нее тарелку с густой похлебкой. – Я хочу рассказать тебе кое-что, в чем, надеюсь, ты поможешь мне разобраться.
“Хорошо”, – дракончик, изогнув длинную шею, принялся водить мордочкой над напитком, распространяющим вокруг восхитительный аромат.
– Значит, так, – начал Лайам, не забывая погружать ложку в похлебку, – пожалуй, ты и сам знаешь всю эту историю, но я хочу пересказать ее целиком. Начнем с Двойника и его приятеля-моряка. Они задумали предстоящее дело и обдумывали его, наверно, с неделю. Мопса говорит, что Двойник любил все хорошенько обдумать. И у них наконец появился план. Я правильно рассуждаю?
“Похоже, что да”.
Лайам взмахнул ложкой, показывая, что он согласен с мнением Фануила.
– Вот именно. Очень похоже. Итак, руководствуясь планом, они приплыли сюда. Двойник вошел в дом и украл кое-что из вещей Тарквина.
“Из твоих вещей”, – поправил дракончик.
– Неважно. Мы знаем, что в дом входил только один человек, потому что видели только одну цепочку следов.
Лайам умолк, занявшись едой, и дракончик немедля воспользовался этой заминкой.
“Как он прошел через охранное заклинание Тарквина?”
– Пока позабудь об этом. Рассмотрим всю историю целиком – с теми деталями, которые нам известны. Загадки на время отставим в сторону. Можешь мне поверить, их будет более чем достаточно. Итак, в доме обнаружилась лишь одна цепочка следов…
Лайам продолжил рассказ, стараясь как можно подробнее излагать события той ночи. Двойник с украденными вещами сел в лодку, и двое сообщников морем вернулись в порт. Затем они пришли к храму Беллоны и, предположительно, с помощью ковра забрались на крышу. Они открыли окно в куполе и каким-то образом спустились вниз. Там один из них попытался взломать (а может быть, забрать с собой) храмовую сокровищницу, набитую драгоценностями и планами рудников Кэрнавона. За этим занятием его застал Клотен, и тогда второй злоумышленник ударил иерарха так, что тот потерял сознание. Затем воры бежали, скорее всего, через крышу, – черный ход был заперт, а перед парадным стоял Сцевола, – оставив там при этом ковер.
– Некоторое время спустя, – подытожил Лайам, – они появились в Щелке, в заведении Фая. Там моряк заколол Двойника, а затем – где-то под утро – вместе со своей мнимой сестрой отплыл на “Удальце”. Итак, у нас имеется труп одного из воров, лежащий в мертвецкой, а второй вор обретается в бескрайних морских просторах, там, где до него не достать. Конец истории.
“Перечислить загадки?”
– Да. Будь уж так добр.
Дракончик принялся перечислять, а Лайам считал, загибая пальцы.
“Как Двойнику удалось пройти сквозь магическую защиту? Как воры спустились в помещение храма? Как они убежали из храма? Почему они бросили ковер?”
Лайам улыбнулся:
– Превосходно! Но ты кое-что упустил – причем самое важное.
Фануил склонил голову набок. “Что?”
– Зачем они поплыли на лодке в порт? Добраться до храма Беллоны по суше куда легче, чем по морю, а по воздуху и совсем просто. Почему им не пришло в голову воспользоваться ковром? Ведь они должны были знать о его свойствах, раз уж так тщательно спланировали, что у меня украсть. Если на то пошло, зачем им вообще было соваться в море? Идти от Саузварка до бухты недолго, а обратно их мог доставить ковер. Как эти люди спустились в храм, меня не слишком интересует. Например, по веревке. Морякам это дело знакомо, а уж о ворах нечего и говорить.
Лайам перевел дух, набрал в грудь побольше воздуха и продолжил:
– Еще вопрос: почему не разорался грифон? Я минуту побыл на крыше возле окна, и он тут же начал вопить. Теперь о том, как они выбрались из храма на крышу. Это хороший вопрос, и ответа на него у нас пока нет. Есть лишь факт, что Клотен, засекший воров, был сшиблен с ног, но не получил при том ни синяка, ни шишки. По крайней мере, заметных следов нападения на его башке не осталось. А напоследок я приберег самый загадочный из относящихся к делу вопросов. Зачем ворам понадобились книга заклинаний и жезл?
Последовало длительное молчание. Лайам заканчивал трапезу, а Фануил сидел перед ним, словно заяц, на задних лапах. Кофе его давно остыл.
В конце концов дракончик решился нарушить паузу.
“Их нанял какой-нибудь маг?”
– Но какой? Насколько нам известно, в Саузварке был всего один чародей, твой бывший хозяин, но он теперь мертв. И потом, ты сам говорил, что деятельность другого мага была бы тебе заметна.
“Он мог наложить на Двойника нужное заклинание не в самом Саузварке, а где-нибудь вдали от него”.
– Да, и тогда бы ты этого не заметил. Но зачем столько хлопот? Зачем стараться скрыть магию, если других магов тут нет? Кроме жрецов, но те занимаются не магией, а теургией.
“Ты думаешь, что ворам помог какой-нибудь жрец”.
– Да, – сознался Лайам. – Думаю. Но это только предположение. Точнее нельзя ничего сказать, пока Кессиас не получит ответ от Акрасия Саффиана – самого известного во всем герцогстве мудреца.
“Значит, надо дождаться ответа”.
– Но я не хочу ждать! – раздраженно воскликнул Лайам. – Я хочу все знать сейчас!
“Ты так нетерпелив потому, что у тебя есть и другие вопросы, – заметил дракончик. – Не относящиеся к нашему делу”.
– Полным-полно, – признался Лайам. – Например, я хочу выяснить, что означала улыбка настоятельницы самого мрачного в городе храма? Еще мне хочется знать, действительно ли у Сцеволы было видение, и если да, то что оно означает? А ведь существуют еще и кометы, и свечи, гаснущие во всех храмах одновременно. И еще, раз уж мы взялись обсуждать всякие чудеса, я не прочь бы понять, что имел в виду дух Двойника, когда говорил, что его преследуют птицы? Одним лишь богам ведомо, что это за мука – быть привидением, но это, похоже, выше даже их разумения.
Внезапно Лайам почувствовал, что смертельно устал и от разговоров, и от размышлений. Плюс к тому у него разболелись ноги.
– Ты уже донюхал свой кофе?
“Да, мастер”.
– Я пошел спать. Разбудишь меня утром?
“Хорошо, мастер”.
– Только без этих страниц из бестиария. И без древних развалин. Изобрази что-нибудь простенькое. Скажем, красивую девушку с длинными темными волосами. – Лайам крепко зажмурил глаза и представил знойную красотку из дальних земель. – Видишь ее?
“Вижу”, – отозвался дракончик. Лайам открыл глаза и расхохотался. Фануил сидел, обкрутив лапы хвостом и устремив взгляд в потолок, являя собой воплощенное высокомерие.
– Вот пусть она меня и разбудит, – весело заключил Лайам и отправился в библиотеку – спать.
12
Всю ночь напролет Лайама душили кошмары, потом появилась экзотическая красотка и закричала: “Проснись!” Громко, словно грифон, потому что сидела в его клетке, а грифон тем временем кружился под сводом купола, и Сцевола на нем восседал.
Когда знойная дива вновь закричала: “Проснись!” – она уже стояла на крыше храма Беллоны, держа в руках скользкую от крови веревку, а Двойник пытался взобраться по этой веревке на небо, где, словно пчелы, роились сверкающие кометы.
Потом она кричала “Проснись!” со ступеней храма Лаомедона. Тем временем люди Клотена маршировали по безукоризненно точной окружности вокруг людей Гвидерия, маршировавших в обратную сторону вокруг чаши фонтана.
В конце концов девушка опустилась на колени рядом с диваном, нежный воркующий голосок прошептал ему прямо в ухо: “Проснись!” – и Лайам проснулся.
– О боги! – проворчал он, с трудом поднимаясь с постели, и провел рукой по лицу. Ладонь его тут же сделалась липкой, и Лайама бросило в дрожь.
– Не делай больше этого, ладно? По крайней мере, до тех пор, пока у тебя не начнет хорошо получаться.
“Это твои сны”.
Лайам не нашелся с ответом, а потому просто заковылял прочь из библиотеки, на ходу протирая глаза. День лишь разгорался, в окнах виднелось небо, покрытое снежком перистых облаков, освещенных зимним неярким солнцем.
Лайам побрился, наскоро вымылся, оделся, позавтракал – и лишь после этого почувствовал, что приходит в себя.
“Мастер, а как же кофе?” – поинтересовался Фануил, заглядывая на кухню.
– Будет тебе кофе, не беспокойся, – пробурчал Лайам. – Слушай, ты зовешь меня мастером, а с домашним хозяйством вожусь я один. Почему бы тебе хоть раз не приготовить себе завтрак?
“Печь слушается только владельца дома”.
– Но ведь в тебе заключена частица моей души. Значит, ты – отчасти – также владелец дома. Или тебе интересно быть хозяином только во время еды?
“Даже если бы мне удалось заказать печке еду, – возразил дракончик, – я все равно не сумел бы ее достать. У меня ведь нет рук”.
– Это неважно, – сказал Лайам, вытаскивая из печи миску с сырой бараниной. – Ты можешь выучиться носить тарелки на кончике носа?
“Я к этому не приспособлен”.
– А к чему же ты приспособлен, дружок? Дом убирает в комнатах сам, за Даймондом ухаживаю я, а больше здесь и делать вроде бы нечего. Может, продать тебя в зверинец мадам Рунрат?
“Ты стал бы по мне скучать”.
– Это вряд ли, – заявил Лайам, но тон его был несерьезен. Он знал, что действительно стал бы скучать по дракончику. И вовсе не потому, что с тем удобнее размышлять вслух. Без маленького уродца дом потерял бы половину своей прелести. Дракончик давно стал для Лайама чем-то вроде семьи, являясь одновременно и домашним любимцем и другом.
– Скажи-ка, а ты стал бы по мне скучать?
Дракончик склонил голову набок и уставился на Лайама. Похоже, такая мысль никогда его не посещала.
– Ладно, неважно. Тогда ответь, скучаешь ли ты по Тарквину?
“Мастер Танаквиль был хорошим хозяином”.
Лайам на мгновение призадумался, что мог бы означать этот ответ, потом махнул на эту затею рукой. Понять ход мыслей рептилии было попросту невозможно.
“Ты сегодня будешь встречаться с отмычкой?”
– Да, и еще с черной жрицей, и с призраком Двойника.
“А с призраком зачем?”
Лайам досадливо мотнул головой:
– Точно не знаю. Мне нужно сперва переговорить с матушкой Джеф. Возможно, раз уж тело лежит у нее в мертвецкой, она сумеет найти способ помочь призраку обрести покой. Тогда хоть что-то будет завершено, да и жалобщики из Муравейника оставят Кессиаса в покое.
“Тебе его жалко, этого Двойника?”
– А тебе нет?
Лайам внимательно следил за реакцией маленького уродца. Фануил вытащил нос из миски и потянулся к чашечке с кофе.
“Нет. Он умер, но не понимает, что умер. Это глупо”.
– Глупо, – эхом отозвался Лайам. – Странное ты все-таки существо, Фануил.
Впрочем, тон его голоса был вполне дружелюбен, и, прежде чем выйти, он почесал за ухом толстокожую тварь.
“Я скоро сделаю из этого конюха богача”, – подумал Лайам, недовольно поглядывая на кучку монет, лежащую у него на ладони. Затем он ссыпал деньги в карман и зашагал в сторону порта.
Конечно, денежки у Лайама имелись. В его сундучке хранился солидный, по меркам города, капитал. С учетом того, что платить за еду и жилье Лайаму практически не приходилось, его накоплений должно было хватить на несколько лет. Но, памятуя о временах, когда ему случалось сидеть без единой монеты, Лайам старался поаккуратнее обращаться с деньгами. Ладно, махнул он рукой, пока в кармане звенит, нечего поджиматься, а когда перестанет, тогда пойдет другой разговор…
Портовая улица была забита народом. Похоже, местные рыботорговцы решили с толком использовать погожий денек. Холодный воздух пропитался запахом соли. Прямо под стенами домов стояли бочки с устрицами и корзины с омарами, на привольно раскинувшихся лотках красовались груды всяческой рыбы, а рыбаки все подносили с пристаней новые кошелки с уловом, и перекупщики забирали их, не торгуясь, переправляя товар дальше, ибо Саузварк рыбу любил.
“Интересно, – подумал Лайам, – знает ли кто-либо из этих людей, что всего лишь несколько часов назад тут с воплями бегал чокнутый призрак, а за ним не разбирая дороги носился примерно такой же дурак?”
Лайам дошел до порта и, свернув на восток, побрел к тому месту, где они условились встретиться с Мопсой.
В порту также кипела бурная деятельность. Гавань была заполнена кораблями, стоявшими на рейде или приткнувшимися к причалам, но все они были безмолвны и неподвижны; с пустыми палубами и оголенными мачтами эти гордые каравеллы и галионы пережидали зимний сезон. Теперь тут заправляли лишь рыбаки; одни шныряли на своих шустрых лодчонках вокруг грузных торговых судов в поисках рыбацкой удачи, другие уже волокли улов по скользким сходням на берег. Колеса несчетных повозок, увозящих добычу, то гулко постукивали по доскам пирса, то весело грохотали по булыжнику мостовой. Картина была настолько отрадной, что, несмотря на висящую в воздухе брань, Лайам невольно приободрился, напомнив себе, что кроме воров, убийц, бродячих призраков и охочих до драки жрецов в городе существуют люди, занятые нормальными человеческими делами.
Он понял, что Мопса крадется за ним, он позволил девчонке залезть в свой карман, но когда ее лапка цапнула кошелек, звонко хлопнул юную карманницу по запястью.
– И это все, на что ты способна? – Лайам нахмурился и покачал головой. – Неудивительно, что ты всего лишь отмычка.
Мопса с застенчивой улыбкой вернула ему кошелек.
– Я просто проверяла тебя и делала все понарошку.
– Конечно-конечно. А стражники что, тоже понарошку отрубят тебе руку, если поймают на воровстве?
Мопса пренебрежительно усмехнулась:
– В Саузварке меня не тронут. Я еще маленькая. Подержат несколько дней в тюрьме и отпустят.
Ну что ж, по крайней мере, отмычка знала законы. Но самодовольства в ней было, хоть отбавляй. Дурочку следовало осадить, и Лайам, скривившись, сказал:
– Сидеть в тюрьме – удовольствие небольшое. А потом стражники возьмут тебя за руку и проведут по всем городским рынкам, чтобы каждый торговец понял, кого ему опасаться. Кончится тем, что тебе нельзя будет появиться на улице – все станут приглядывать за тобой.
Мопса обдумала сказанное, и оно явно не пришлось ей по вкусу. Состроив кислую мину, она предпочла сменить тему беседы.
– Ты подумал, с чего мы начнем?
Вот этого-то Лайам как раз и не сделал, понадеявшись, что саузваркский порт не так уж велик. Он никак не подозревал, что здесь толчется такая прорва народу. Нельзя же соваться с расспросами к каждому встречному. А потом, ему не давал покоя еще один, не менее неотложный, вопрос. Он знает, что Двойник мертв, а Мопса не знает. Говорить об этом девчонке или не говорить?
– Ну, а я подумала, – заявила Мопса секунду спустя, так и не дождавшись ответа. – Я думаю, нам надо сходить к Вальдасу, он может что-нибудь подсказать.
– Кто такой Вальдас?
– Никто. Просто старик. Но он всегда тут торчит и обо всем знает.
Эта мысль показалась Лайаму разумной. В каждом порту, неважно, мал этот порт или велик, всегда найдется старик (чаще всего – бывший матрос), который способен в подробностях изложить историю каждого корабля, каждого моряка и каждой бухты пеньки.
– А ты с ним знакома?
– Знакома? – переспросила Мопса с таким видом, словно Лайам ее оскорбил. – Ха! Да он в каждый Праздник богов кормит меня хлебом!
– Тогда веди, – буркнул Лайам, но тут же опомнился и чопорно поклонился.
И Мопса повела его, уверенно пробираясь через толпу торговцев, погонщиков и рыбаков и время от времени поглядывая через плечо, не отстает ли ее спутник.
Они нашли Вальдаса на боковой пристани. Он – по чьей-то, видимо, просьбе – приглядывал за разгрузкой лодки, заставленной горшками с угрями. Старик оказался очень древним, но выглядел бодро; на выдубленном ветрами лице его были отчеканены все годы, проведенные в море, а из впалого рта гордо торчали три желтых зуба. Наряд ветерана состоял из нескольких слоев разнообразных одежек, прикрытых для верности грубой морской робой, обмотанной сверху ярко-красным шарфом. Один из рукавов робы был пуст, и Мопса подергала за него.
– Вальдас, – позвала она и дернула еще раз. – Можно с тобой поговорить?
Старик повернулся, и морщинистое лицо его засветилось от радости.
– Клянусь всеми богами, это же… нет, не Тарпея… да и не Доркас, конечно… это уж точно нет!.. Это… да, что же я?.. Ба! Да это же Мопса! Только подросшая и одетая как мальчишка!
– И вовсе не как мальчишка!
Старик продолжал сиять – возмущение Мопсы его нисколько не огорчило.
– Ты пострижена коротко, вот и выглядишь как мальчишка.
– Но одета не как мальчишка!
– Ну да, но подстрижена-то так. Ну, давай-давай, маленькая Мопса, поговори со стариком. Ты теперь нечасто забегаешь сюда – не то, что раньше. А в таком красивом наряде тебя тут и сроду не видывали.
Девочка подавила вздох и указала на Лайама:
– С тобой хочет поговорить мой дядя.