– Мне уж было показалось, что это не вы, – сказала она, и то же самое сказал появившийся через какоето время Кессиас. Он помедлил пару секунд, прежде чем усесться. – Вы неплохо принарядились, Ренфорд.
– Старое платье совсем износилось, – пояснил Лайам, небрежно взмахнув рукой.
– Ну, так какие у нас новости?
– Сегодня утром я встретился с Анкусом Марциусом.
Кессиас, казалось, ждал чегото в таком роде. Во всяком случае с языка его сразу слетел вопрос:
– И много ли с этого было пользы?
– Достаточно, чтобы заплатить за обед, но не намного больше.
Пока они ели, Лайам подробно описал свою беседу с торговцем. Эдил слушал и время от времени понимающе хмыкал.
– Мне кажется, его угроза, что я могу разделить участь Тарквина, была сделана от души, – подвел итог Лайам. – Думаю, это он убил старика и потому хочет убрать меня со сцены: он считает, что я могу чтото знать.
– Или он принял вас за придурка, каковым вы столь талантливо притворились, и решил усугубить ваши страхи, чтобы не дать вам заключить сделку с Неквером. Тогда цена вашим подозрениям – грош.
Лайам приуныл. Замечание эдила было убийственно верным. В душе его вновь разгорелась досада на самого себя.
– И Марциус ожидает, что я покину Саузварк, – уныло сказал Лайам.
– Естественно, ожидает. В общем, Ренфорд, пользы никакой, вреда может быть много.
Безапелляционный тон сказанного подействовал на Лайама подавляюще, и он понурился. Еда вдруг показалась ему совершенно безвкусной.
– Ну, с этим уже ничего не поделаешь, – пробормотал он.
– Это верно – ничего. А значит, не стоит изза этого себя изводить. Давайте лучше подумаем о другом – скажем, выясним, куда это вы умчались прошлой ночью…
На лице эдила изобразилось неприкрытое любопытство. Лайам скривился:
– Я… мне сделалось нехорошо.
– Представление было не настолько скверным, чтобы людей от него начинало тошнить, Ренфорд. Ну да ладно. И что же, вам потом полегчало?
– Нет.
Лайам поднял голову и встретился с испытующим взглядом Кессиаса. Прошло несколько напряженных мгновений. Потом эдил вздохнул и расслабился.
– Надеюсь, теперьто вам стало лучше? – с сарказмом поинтересовался он.
– Спасибо, да, – тем же тоном отозвался Лайам.
Напряжение снова было вернулось, потом собеседники сочли за лучшее улыбнуться друг другу. Кессиас заговорил первым:
– Ну, если вы себя чувствуете нормально, у нас еще есть дела.
И эдил начал излагать свои новости. Отыскать официантку Доноэ его людям не удалось, но они еще не прочесывали богатый район. Лучшие таверны эдил придержал для себя и намеревался завтрашним утром их обойти.
– Они, в общемто, ребята неплохие, – пояснил Кессиас, – но мне бы не хотелось, чтобы они напугали бедную девушку. Я уж лучше сам с этим управлюсь и прослежу, чтобы все было честь по чести. Если хотите, можете присоединиться ко мне.
Они сошлись на том, что Лайаму действительно стоит составить компанию эдилу, поскольку он знает, о чем расспрашивать девушку, а эдил – нет. И потом, в процессе опроса могут возникнуть тонкости, которые эдил также может и упустить.
Кроме того, эдил «приставил ребят» к дому, в котором снимала комнаты «таинственная блудница в плаще с капюшоном».
– Завтра к полудню мы будем знать, кто ее содержал – Тарквин или ктото другой. Но кроме всего этого, – оживившись, добавил Кессиас, – у нас имеется этот комедиант. Когда он был только номером в списке, я не так уж рвался его сцапать. Теперь же мы знаем, как он выглядит и где обретается. И у него, как у актера, есть доступ к ножам вроде того, которым был убит волшебник. Все это кажется мне чрезвычайно любопытным.
– Так, значит, вы намереваетесь взять его под арест?
Нахмурившись, Кессиас подергал бороду, потом задумчиво произнес:
– На самом деле нет. Повидаться с ним – да, хватать его – нет. Пока нет, чтоб мне пусто было! Все подозреваемые достаточно изворотливы, чтобы отвести подозрения от себя! Но из них из всех теперь актер первым идет мне на ум. Виеску – человек уважаемый, женщину мы не знаем, Марциус – слишком крупная шишка, чтобы его можно было тронуть без очень серьезных на то оснований, однако этот актер…
Эдил умолк, погрузившись в свои размышления.
– Однако что? – попытался вывести его из раздумий Лайам.
– Однако… ну, похоже, не того склада он человек. По правде говоря – вы видели, как ненатурально он зарубил того негодяя на сцене? Ведь тот герцог явно куда больше заслуживал смерти, чем Тарквин, но нашего красавчика прямотаки перекосило, когда он его рубил, – а это всего лишь представление! Вы видели?
– Я смотрел на девушку.
– А! – Кессиас рассмеялся. – Ясно! Ну так вот, мне кажется, что если уж его на сцене так воротит от крови, вряд ли он может чтото такое проделать взаправду.
– Согласен. Я видел его в другой обстановке и тоже думаю, что он трусоват.
Брови эдила вопросительно поползли вверх, и Лайаму пришлось вкратце описать вечеринку у Неквера, точнее ее эпизод с участием Лонса.
– Неквер только двинулся к двери, как этот красавец тут же пустился бежать.
– И всетаки я бы предпочел взглянуть на него поближе, а может быть, даже и припугнуть. Если ваш Лонс – тот, кого мы ищем, то пока что он держится достаточно хладнокровно: остается у всех на виду, преспокойно играет в своем театре. Мы с ним поговорим, а потом приставим к нему человека. Возможно, после беседы с нами он попытается смыться.
– И тогда мы его возьмем.
– Непременно. Значит, идем в театр. Актеры по утрам репетируют, а гдето около полудня у них перерыв. Если мы поспешим, то успеем перехватить этого типа, пока он снова не примется за работу. Пойдемка скорей.
Лайам бросил на стол одну из серебряных монет, полученных от Марциуса, и они с эдилом поспешно покинули «Белую лозу».
* * *
Театр выглядел вяло и тускло, словно истощенный любовник в свете нового дня. Позолоченный шар казался облезлым, а двери смотрелись так, словно их не открывали лет сто. Впрочем, это не помешало им отвориться, и Лайам с Кессиасом вошли в пустой вестибюль.
Актеров они обнаружили в зрительном зале, но не на сцене, а в партере; некоторые из них перекусывали, другие мирно беседовали или просто прохаживались в ожидании хлопка режиссера. Огромное помещение, лишенное окон и освещенное какимто десятком свечей, несмотря на присутствие людей, казалось мрачным, унылым.
Мужчина, приветствовавший эдила прошлым вечером на входе в театр, оторвался от приглушенного разговора с товарищем и подошел к ним. Сегодня он был уже не в шутовском наряде, а в скромной одежде простолюдина. Он поклонился, довольно вежливо и всетаки чуть насмешливо.
– К вашим услугам, милорд эдил. Вы всетаки решили закрыть нас?
Кессиас нахмурился, но предпочел пропустить дежурную реплику мимо ушей.
– Нет, мастер актер. Мне нужно поговорить кое с кем из вашей труппы. Где Лонс?
Актер восторженно округлил глаза, потом произнес с ироничным благоговением:
– Лонс? Наш великий герой? Лонс Великолепный? Боюсь, его светлости нет здесь, милорд эдил, но если вы подождете чутьчуть, то он почтит нас своим присутствием – я в этом уверен.
– Когда?
– Скоро. – Актер отбросил насмешливый тон. – Он пошел кудато перекусить и должен вотвот вернуться. Можете подождать его здесь, если хотите.
И, отвесив очередной поклон, он отвернулся и хлопнул в ладоши, давая сигнал к началу репетиции.
Кессиас мрачно посмотрел ему вслед.
– Вот его я бы с удовольствием загнал куданибудь в глухомань.
– А кто это? – поинтересовался Лайам, наблюдая, как актер разводит людей по сцене.
– Кансаллус. Он пишет все их несчастные сценарии, руководит постановками и сам неплохой актер. Кроме того, он наполовину содержит этот театр, впрочем, говорят, что в кредит. Редкостный мошенник, но обладает рядом достоинств: умом, талантом, здравым смыслом. И никогда не поднимает скандала, когда я прихожу их закрывать.
В голосе эдила проскользнула нотка признательности.
– Если этот человек вам по нраву, зачем же вы их закрываете?
– Так хочет герцог. Он недолюбливает этот театр, особенно после того, как они тут начали выпускать на сцену женщин. А потому через несколько дней после праздника Урис их ждут гастроли по деревням.
Кессиас шумно вздохнул, и они, умолкнув, принялись наблюдать за репетицией. Актеры трудились над пасторальной комедией с пастушками и волшебным народцем. Плутишка Хорек играл в ней роль пьяного хуторянина. Хотя роль его была эпизодической, шут очень удачно насыщал ее юмористическими деталями, так что оба непрошеных зрителя то и дело посмеивались.
Услышав этот смех, Кансаллус подошел к ним – не забывая, впрочем, приглядывать за тем, что творится на сцене.
– Вам нравится? – поинтересовался он с деланным равнодушием.
– По правде говоря, недурная вещица.
– Да, очень забавно, – сказал и Лайам.
Услышав похвалу, Кансаллус расцвел и, повернувшись в сторону сцены, несколько раз взмахнул рукой, словно показывая актерам, что все идет распрекрасно.
– Скажите, а почему вы не поставили на главную роль ту девушку, которая вчера играла роль героини? – спросил Лайам, дождавшись перерыва между двумя мизансценами. – Она бы очень неплохо смотрелась в костюме пастушки.
– Ах, вон вы о ком! – произнес Кансаллус, закатывая глаза. – За подобное предложение я мог бы тут же стать инвалидом или вовсе лишиться жизни. Видите ли, она предпочитает играть в трагедиях, и только в трагедиях. Она считает себя великой актрисой, гениальной актрисой. Низкие комедии не для нее. Кривляться? Подмигивать? Спотыкаться и шлепаться на задницу? Никогда! Скорее она покончит с собой, чем согласится играть комедийные роли!
– Такая красотка и такая гордячка? – спросил Кессиас с сальной ухмылочкой. – Жаль. У нее чудные ножки.
Лайам согласно кивнул.
– О, этого я отрицать не могу. Ножки чудные, и фигурка, и личико. Наслаждайтесь тем, что видите на сцене, добрые господа. Потому что нигде вам больше не представится случая увидеть Рору обнаженной, и уж тем более – на ложе любви.
– Рору? – Лайаму пришло в голову, что свои поиски ему следовало начать с театра, а попавши в театр – прямо с Кансаллуса. Он все больше и больше начинал казаться ему весьма дельным и сведущим человеком.
– Да, ее зовут Рора, – подтвердил актер. – Никто не может назвать Рору своей игрушкой, никто не может похвалиться, что она ласкала его или согревала ему постель в зимние ночи. Наша Рора слишком чиста, слишком талантлива и слишком хороша для комедии… Нет! Нет! Нет! Хорек, баранья твоя башка, сифилитик несчастный, мокрая курица!.. Что ты себе позволяешь?..
И он с воплями кинулся к сцене. Плутишка Хорек замер с видом оскорбленной невинности; прочие актеры тем временем давились от смеха.
– Ято в чем виноват, мастер драматург, если мои товарищи по сцене не в состоянии сдержать свои низменные инстинкты… – его голос с нарочито раскатистым «р» громыхал словно гром. Но тут за спиной у Лайама и Кессиаса скрипнула дверь, и они обернулись.
Через порог шагнула та, о которой они только что говорили, и Лайаму показалось, что у него вотвот остановится сердце. Даже сейчас, в полумраке огромного зала, в теплом зимнем плаще, девушка выглядела потрясающе. Выпуклые, чуть поджатые губы и безукоризненный абрис лица придавали ей сходство со старинной скульптурой. Неяркий свет сообщал волосам девушки тусклозолотистый оттенок. Лайам попытался мысленно сравнить ее с леди Неквер, но леди Неквер не сочла возможным явиться на конкурс. Завидев чужих, девушка остановилась. Остановился и шедший за ней Лонс.
– Добрый день, эдил Кессиас, – произнесла девушка звучным, мелодичным голосом. Однако при этом смотрела она на Лайама. Рора улыбнулась – с легким налетом недоумения – и приподняла бровь. Она явно понимала, какое впечатление производит.
«Ну еще бы ей не понять, когда у меня челюсть отвисла чуть ли не до колен», – пристыжено подумал Лайам и взглянул на Кессиаса. Тот откашлялся.
– Актер Лонс – это вы?
Красавчик явно не ожидал, что эдил обратится к нему. Было видно, что он слегка растерялся.
– Да.
– Нам надо с вами поговорить, если вы в состоянии уделить нам немного времени.
– Но репетиция…
– Кансаллус не возражает, – твердо сказал Кессиас, складывая руки на широкой груди.
– Ну, тогда, я полагаю…
Молодой актер обошел Рору, продолжавшую глядеть на Лайама. Лайам же, в свою очередь, упорно смотрел в сторону, с ужасом осознавая, что заливается краской.
– Так что же вам нужно, эдил? – спросил Лонс, чуть играя голосом. Он уже вполне овладел собой. Эдил указал жестом на девушку:
– Может, нам лучше поговорить наедине?
Лонс напрягся. Рора тоже.
– Все, что вы можете сказать моему брату, вы можете сказать и мне, – холодно произнесла она.
– Ну хорошо, – покладисто согласился эдил и повернулся к Лонсу: – Итак, братец, не скажете ли вы, что за дела вас связывали с Тарквином Танаквилем?
Лонс стиснул кулаки и, запинаясь, пробормотал:
– Танаквиль? Чародей? Так это он вас послал? Условия сделки не выполнены, сроки не соблюдены, и я…
– Лонс! – предостерегающе воскликнула Рора.
– Тихо! – прикрикнул на нее Кессиас, но этого мгновения хватило, чтобы к Лонсу вернулось спокойствие.
– Нас связывают коекакие дела, – официальным тоном произнес он. – Дела личного толка, и они не окончены, так что вам нет нужды в них вмешиваться.
– А я вот в этом сомневаюсь, почтеннейший. Вы уже не закончите никаких дел с мастером Танаквилем.
– Что?! – гневно воскликнул Лонс. – Вы не можете мне этого запретить!..
– Никто больше не сможет вести никаких дел с мастером Танаквилем. Нельзя вести дела с человеком, которому в грудь всадили кинжал, Лонс.
Лонс только и смог, что ошеломленно выдохнуть:
– Как? Танаквиль убит?
Лайам напомнил себе, что перед ним – актер. Однако изумление Лонса казалось предельно искренним. Лайам был разочарован, но не оченьто удивлен. Хотя актер ему и не нравился, Лайаму все же казалось, что на убийство он не способен. Кессиас же тем временем продолжал гнуть свое:
– Да, он убит, и потому отныне все частные дела, которые вы с ним вели, становятся моими делами. Я повторяю вопрос: зачем вы обращались к нему?
Молодой человек, нервно облизывая губы, обвел взглядом лица окружающих: выжидающие – Лайама и Кессиаса, настороженное и предостерегающее – Роры.
– Мне нужна была его помощь… в одной небольшой любовной истории.
Рора одобрительно кивнула, а эдил громко захохотал:
– Любовное зелье?! Вы обратились к волшебнику ради несчастного любовного зелья? Да его вам даже моя бабушка сварит!
– Некая леди, – отозвался Лонс с плохо сдерживаемым гневом, – попросила меня о значительной услуге. Я не мог выполнить ее просьбу, опираясь лишь на свои силы, и потому обратился за помощью к чародею.
– Видно, она задала вам непростую задачу, – заметил эдил, подсекая рыбку.
– Клыки! Она хотела уничтожить Клыки. Или хотя бы обезвредить их на какоето время. Клыки угрожали гибелью ее мужу, – заявил актер, невзирая на негодующие жесты сестры.
– Ничего себе поручение! – Эдил был искренне потрясен. – Надеюсь, леди того стоит.
– Стоит! – отозвался Лонс, бросив взгляд на Лайама. Тот кивком подтвердил его правоту и рискнул краем глаза взглянуть на Рору.
– И как же зовут эту леди? И кто ее муж?
– В данный момент это не имеет значения, – негромко произнес Лайам. Ответом ему были удивленные взгляды эдила и Лонса. – Я все объясню позднее. А сейчас давайте вернемся к нашим вопросам.
И он, повелительным жестом руки заставив эдила примолкнуть, обратился к актеру:
– Скажите, какую плату вы предложили мастеру Танаквилю? Услуги такого мага стоят недешево, и я знаю, что это задание потребовало от него огромных усилий.
– Я ничего не предлагал. Он назвал сумму, я согласился.
– И какова же была сумма?
– Десять тысяч золотом, – с легким оттенком гордости отозвался актер.
Рора задохнулась. Кессиас негромко присвистнул. Лайам же лишь задумчиво кивнул.
– И он поверил вам на слово, что вы сможете расплатиться?
– Полагаю, он знал, каково мое положение. Но он согласился заключить договор.
– Но десяти тысяч золотом у вас нет.
– Нет.
Лонс беспокойно задвигался. Очевидно, эти расспросы были ему не по вкусу.
– Следовательно, вы не могли ему заплатить. Но тем не менее он сотворил то, что вы ему заказали.
– Возможно, он понимал, что совершает благородное деяние – помогает истинной любви восторжествовать.
И снова в голосе молодого актера проскользнули нотки уязвленной гордости и презрения к тем, кто осмелился грубо вламываться в его внутренний мир. Лайам расхохотался.
– Скорее уж вы его одурачили какимнибудь способом. Ну, например, нарядились в самый богатый костюм, какой только нашелся в гардеробе театра, и выдали себя за сына какогонибудь богача!
Молодой человек побледнел, но ничего не ответил.
– А теперь он мертв, и вам никому не нужно платить, так?
– Я не убивал его! – приглушенно произнес Лонс, облизывая пересохшие губы.
– Конечноконечно! – Лайам одарил его отработанной волчьей усмешкой. – Никто ничего такого и не предполагает. Возможность заполучить красивую женщину, избавиться от непосильного долга и избежать гнева могущественного чародея – это все никак не может толкнуть на убийство. Конечно же нет.
Волчья усмешка сделала свое дело. Молодой человек лишился дара речи и только и мог, что хватать воздух ртом.
– Думаю, эдил Кессиас, мы с вами выяснили все, что хотели, – произнес Лайам и приподнял бровь. Эдил внимательно посмотрел на него и кивнул.
– Благодарю вас, Лонс, за то, что вы согласились уделить нам немного времени. Думаю, сегодня мы больше не станем вас беспокоить.
И Лайам, еще раз одарив Лонса волчьей усмешкой – дабы закрепить успех, – подтолкнул эдила к двери и пропустил его вперед. Эдил вышел из зала, Лайам продолжал стоять, словно ожидая чегото.
Рора опомнилась первой и яростно набросилась на Лайама:
– Да кто вы такой? Как вы смеете вмешиваться в личную жизнь моего брата?..
Лайам сменил волчью ухмылку на вежливую улыбку, но это не помешало ему решительно произнести:
– Кстати, госпожа Рора, любопытная деталь. Тарквин был убит не обычным ножом, а одним из тех, какими часто пользуются актеры. Одним из пары. Было бы любопытно проверить – возможно, именно такого ножа и недостает в реквизите театра? Вам не кажется?
Дружелюбно улыбнувшись, Лайам поклонился девушке, а затем повернулся к Лонсу.
– Держитесь подальше от леди Неквер, – тихо прошептал он. – Вы меня слышали? Держитесь от нее подальше!
– И не подумаю! – отозвался Лонс. Он явно прилагал все усилия, чтобы вернуть себе былое спокойствие, и явно в том не преуспевал. Руки его дрожали.
– Держитесь от нее подальше, – повторил Лайам. – Если мастер Неквер узнает…
– Неквер ее недостоин! – пылко воскликнул актер, словно обрадовавшись возможности перейти в наступление. – Он – не более чем заносчивый…
Рора предостерегающе шикнула, и Лонс умолк, но во взгляде его читались гнев и отчаяние.
– Просто держитесь от нее подальше, – произнес Лайам во внезапно воцарившейся тишине. Актер угрюмо кивнул. Лайаму хотелось на прощанье взглянуть на Рору, но он отказал себе в этом удовольствии и вышел на улицу, где его дожидался Кессиас.
9
Кессиас ждал его, прислонившись к стене театра и наблюдая за ватагой мальчишек, гоняющих кожаный мяч. Завидев Лайама, эдил отвлекся от этого приятного зрелища и со смешком произнес:
– У вас на лбу, Ренфорд, должно быть написано: «Не удивляйтесь: я могу выкинуть все что угодно». Написано большими буквами. Или нужно вышить это яркими нитями у вас на груди.
– Что вы имеете в виду?
Они зашагали по улице, оставив мальчишек позади и направившись, по молчаливому соглашению, в сторону респектабельного района. Кессиас принялся перечислять, загибая короткие толстые пальцы:
– Сперва вы совершенно не принимали актера в расчет и решили всем своим весом обрушиться на торговца. Во время разговора вы не обращали на актера никакого внимания и только и делали, что пялились на его красотку сестру. Затем вы внезапно снова переключились на актера и вцепились ему в глотку. Вы четко показали, что у него имелись и мотив преступления, и возможность его совершить, и выказали такую осведомленность в его делах, о которой я даже и не подозревал. Вы фактически доказали, что он – убийца. А потом – потом вы извинились перед ним и ушли! Вы почти что прямым текстом заявили: «Сударь, вы убийца!», а затем просто отпустили его! Да.
– Но вы ведь не возражали, – заметил Лайам.
Эдил раздраженно развел руками:
– Именно! Я не назвал вас набитым дурнем и не схватил Лонса, как следовало бы! Я предпочел сделаться таким же дурнем, как вы! И всетаки, Ренфорд, вы оказали мне большую услугу. Всем полезным, что я извлек из этого разговора, я обязан вам, и я намерен и впредь использовать вас как ищейку. У вас острый нюх, Ренфорд. Возможно, я просто отстегну поводок, а вы выведете меня к убийце.
От этого высказывания Лайаму сделалось не по себе. Он пожал плечами, оглядел улицу, потом уставился под ноги. Глядеть на Кессиаса ему категорически не хотелось.
– С тем же успехом я могу завести вас в тупик.
– Сомневаюсь. Вы странно мыслите и странно действуете, но я предпочту пойти следом за вами, Ренфорд, и не сомневаюсь, что только выиграю от этого.
Спутники замолчали: Кессиас – удовлетворенно, Лайам – озадаченно.
У них действительно имелось предостаточно причин считать Лонса убийцей, ведь все ниточки вели к молодому актеру. Нож, долг, время убийства – все указывало на Лонса, но Лайаму не хотелось принимать эту версию как окончательный вариант. Вопервых, он опасался, что в его суждения затесалась предвзятость, и корни этой предвзятости – в его неприязни к молодому актеру и в теплом отношении к леди Неквер. Эти два фактора вполне могли подсознательно толкать его к Лонсу, то есть на ложный след. Вовторых, Лайам просто не верил, что в самовлюбленном актере может таиться хладнокровный убийца. Да, тот был горд и заносчив, но гордость и заносчивость подобного типа Лайам часто встречал у трусов, у людей, которых бросало в дрожь при одном виде крови. Лонс явно был слабоват.
А втретьих… втретьих, существовала сестра Лонса – Рора. Лайам обнаружил, что никак не может выбросить эту девушку из головы. Она была катастрофически хороша, и хотя Лайам чувствовал, что девушка очень высокомерна и относится к окружающим холодно и пренебрежительно, ее образ и посейчас неотступно стоял перед его внутренним взором.
Итак, Лонсу велено держаться подальше от леди Неквер – и довольно с него. Однако из этого следует, что убийцу надо теперь искать гденибудь в другом месте. И наиболее предпочтительным кандидатом на эту роль опять выдвигался князь саузваркской торговли. Пускай мотивы Марциуса еще неясны, да и улик против него нет, но в нем ощущались та сила воли и способность к насилию, которые, на взгляд Лайама, должны быть свойственны истинному убийце. Да и угроза торговца в его адрес, хотя и не оченьто явная, сама говорит за себя.
Лайам не стал пересказывать эти свои рассуждения Кессиасу. Тому важен результат, он не способен плести кружева логических построений, а уж тем более – их оценить.
Двое мужчин двигались через город. Лайам продолжал думать. Ему опять вспомнилось о леди Неквер и о ее маниакальноболезненном отношении к саузваркским Клыкам. Она ведь всерьез полагала, что эти скалы грозят гибелью ее дорогому супругу, и, чтобы ликвидировать эту угрозу, вполне могла решиться на крайность. Например, переспать с мужчиной, способным устранить с пути Неквера эту преграду.
А сотворил это чудо Тарквин. Следует ли, исходя из всего вышесказанного, включить в число подозреваемых и молодую даму, которая так тепло его принимала и которой он должен опять нанести визит? В голове у Лайама машинально начали вертеться вопросы, которые не худо было бы задать леди Неквер во время сегодняшней встречи. Лайам инстинктивно чувствовал, что к убийству женщина непричастна. А вот ее муж мог оказаться причастен, особенно если любящая супруга сочла своим долгом обо всем ему рассказать.
– У вас лицо темнее неба, – заметил Кессиас, нарушив молчание, и взмахнул рукой, указывая на затянутый тучами небосклон.
– Усиленная работа мозга и пасмурная погода действуют угнетающе на умников вроде меня.
– Это правда. Но может быть, если глотнуть горячительного, вам полегчает?
Впереди уже замаячила вывеска «Белой лозы», слегка покачивающаяся от свежего бриза. Ветер крепчал. Возможно, он нес шторм.
– Пожалуй.
* * *
На то, чтобы распить бутылкудругую местного белого вина, изрядно разбавленного водой, потребовалось какоето время. Лайам оторвался от стакана, лишь услышав звон колоколов, возвещающий, что приближается время визита к леди Неквер. Он поднялся изза стола со смешанными чувствами. Кессиас на прощанье напомнил ему, что поутру им предстоит отправиться на поиски Доноэ, – и они условились о времени встречи.
Шагая в сторону богатых кварталов, Лайам размышлял о странной натуре эдила. Он еще не встречал человека, способного столь резко менять курс. То он смотрит на него подозрительно и подвергает сомнению все его выкладки, то практически предоставляет ему право единолично распоряжаться ходом расследования. Неужели эдил восхитился тем, как быстро и грамотно Лайам расколол Лонса?
Лайаму не оченьто нравилось, что на него смотрят как на своего рода человекаищейку. Он вовсе не считал, что способен заглядывать в темные закоулки человеческих душ. Если бы это было действительно так, люди бы инстинктивно сторонились его. Лайам знал, что и сам бы не потерпел рядом с собой соглядатая, способного выведать самые сокровенные его тайны.
Однако люди от него отнюдь не шарахались. Тарквин счел возможным сделать его своим собеседником, эдил делит с ним трапезу. Леди Неквер, похоже, вполне искренне радуется его визитам. Значит ли это, что люди не видят в нем особой опасности? Или они не чувствуют этой опасности, потому что он, Лайам, умеет прекрасно маскироваться?
Уж не эту ли способность узрел в нем и Фануил? И не потому ли он счел возможным поручить ему розыск убийцы?
Лайам Ренфорд, человекищейка. Лайам Ренфорд, читающий в людских душах, как в открытой книге. Лайам Ренфорд, идеальный сыщик.
Лайам расхохотался и прогнал эти рассуждения прочь.
«Я просто задаю вопросы, – подумал он, усмехаясь, – и так уж удачно все складывается, что они попадают в точку. Просто моя удачливость не покидает меня».
Он снова рассмеялся, и его самочувствие заметно улучшилось. Впереди уже показалась зажатая меж высоких стен зданий улица, на которой жили Некверы.
* * *
– Мастер Лайам, вы, как всегда, вовремя!
Лайам дружелюбно поклонился слуге, и тот с улыбкой впустил его в дом.
«Ну, по крайней мере этому старику я не внушаю ни малейшего недоверия», – подумал Лайам и улыбнулся в ответ.
– Это уже превращается в ритуал, Ларс. Скоро моей точности будут завидовать городские колокола.
Леди Неквер ждала его все в той же гостиной. Когда Ларс объявил о приходе гостя, молодая женщина встала и подбежала к нему. Она взяла руки Лайама в свои и коснулась губами его щеки. Лайам подумал, сколько раз в последнее время он мысленно ее предавал, нервно кашлянул и постарался побыстрее отнять руки.
– Итак, сэр Лайам, – спросила леди Неквер, изящно присаживаясь на краешек кресла, – о чем мы поговорим в этот раз?
Сегодня лицо женщины уже не казалось бледным, и на губах ее светилась улыбка, которую леди Неквер, похоже, была не в силах сдержать. Казалось, будто она втайне радуется чемуто, и Лайам невольно улыбнулся в ответ.
– Боюсь, я специально не готовился к сегодняшней беседе. Но, думаю, у вас у самой есть какието новости. Что вас так радует?
Женщина рассмеялась, потом спрыгнула с кресла и закружилась по комнате.
– О, сэр Лайам, сегодня мой муж вернется домой и уже не покинет меня до конца зимы! Мое сердце готово разорваться от счастья!
Она замерла, обхватив себя руками за плечи. Ее детская непосредственность растрогала Лайама чуть не до слез.
– Когда он появится?
– Скоро! Скоро! Скоро! Сегодня вечером он будет ужинать со мной! – Она снова, словно маленький вихрь, закружилась по комнате, и Лайаму вдруг вспомнилась хищная грация танцующей Роры – полная противоположность легкомысленной прелести леди Неквер. Одарив гостя сияющей улыбкой, молодая женщина прошлась в танце мимо диванчика, на котором он помещался, мимоходом коснувшись его плеча.
– Он уже в городе, улаживает неотложные дела. Но скоро он придет домой – и тогда он мой, мой на всю зиму!
– Прекрасные новости, мадам. Думаю, у меня есть и другие новости, которые тоже вам будут приятны.
– Правда? – Леди Неквер неохотно остановилась. Пышные юбки на миг обвились вокруг ее бедер. Лайам смущенно отвел взгляд. – О, простите меня, сэр Лайам. Из меня сейчас плохой собеседник. Я не в силах думать ни о чем, кроме своего счастья. Ну, рассказывайте скорей, с чем вы пришли!
Женщина присела на диванчик рядом с Лайамом, положив руку на его локоть и показывая всем видом, что готова прилежно слушать, но на губах ее попрежнему проступала улыбка.
– Так уж получилось, – медленно начал Лайам, – что мне представился случай переговорить с неким человеком, доставлявшим, как мне кажется, вам неприятности.
Леди Неквер кивнула, сохраняя веселость, но улыбка стала сходить с ее уст. Лайам продолжал:
– Это некий молодой человек – актер, выказывавший вам нежелательные знаки внимания.
Тень улыбки исчезла, и женщина глубоко вздохнула.