А еще существовали Фрейхетт и Поппи Неквер, и о них тоже стоило поразмыслить. Впрочем, Лайам понимал, что их пути разошлись, что между ними уже никогда не возникнет ни дружеских, ни деловых отношений. Он слишком многое знает об этой паре – и они знают, что он это знает, – так что Лайам мысленно сказал Поппи прощай.
Но дело сделано, оно было кончено не лучшим образом, но в конечном итоге Лайам постановил все оставить, как есть. Возможно, в другой раз он будет более проницательным и расторопным.
На исходе третьего дня в двери дома Тарквина постучал Боулт и оторвал Лайама от чтения исторического труда. Стражник принес копию завещания мага, подтверждающего право Лайама владеть частью саузваркского побережья со всеми строениями, возведенными там. Недоверие, которое, похоже, Лайам внушал ему прежде, сменилось опасливым уважением.
Лайам понял по этой перемене и по некоторым словам Боулта, что Кессиас успел многим порассказать обо всей этой истории и что теперь простодушные жители Саузварка считают его чемто вроде всезнающего провидца, читающего в людских душах, словно в открытой книге, но которому – вот ведь беда! – становится дурно от одного вида крови. К собственному удивлению, Лайам обнаружил, что особо не возражает против подобной славы. Он чувствовал, правда, что не очень достоин ее, поскольку знал, что успешным завершением дела обязан вовсе не собственной проницательности, а воле случая, или удаче, или тому, кто опекает его, взирая с небес. Но в глубине души Лайам был польщен.
Кроме того, Боулт принес записку от эдила. Это было краткое послание, небрежно нацарапанное на клочке бумаги. Кессиас приглашал Лайама отобедать с ним завтра и упоминал, что Неквер полностью оправился от последствий отравления. В конце он сообщал, что его отмеченный шрамом знакомец, а также крысовидный дохляк и их достойный приятель пойманы и томятся в кутузке, ожидая приговора эдила.
Лайам попросил Боулта передать Кессиасу, что он завтра будет.
Все эти дни Лайам периодически выходил на берег или присаживался на балюстраду веранды; он вглядывался в небо, выискивая там Фануила. Но обнаруживал лишь пустоту.
Рептилия вызывала у Лайама сложные чувства. Дракончик солгал ему, уверяя, что слишком слаб, чтобы летать. Теперь Лайам знал, что Фануил следил за ним и по его следам добрался до Роры. Это поначалу тяготило его, но, поразмыслив, Лайам решил, что с этим он все равно ничего не мог бы поделать. Дракончик так или иначе прочел бы все, что ему нужно, в его сознании.
Фануил был нужен Лайаму. Вопервых, затем, чтобы завершить заключенную сделку. А вовторых, у Лайама имелось еще одно дельце, в котором ему могла бы пригодиться помощь дракона.
«Проснись. Проснись».
На четвертый день после смерти Роры Лайам вновь бродил во сне по руинам древнего города, и эти руины снова были исписаны однимединственным словом.
«Проснись Проснись»
Лайам проснулся и обнаружил, что лежит на диване, а дракончик сидит рядом и смотрит на него немигающими, как у кошки, глазами.
– Ты вернулся… – пробормотал Лайам.
«Да, мастер. Мне надо было поохотиться. И еще я думал, что ты будешь сердит на меня». Сейчас, сидя на задних лапах и покорно согнув шею, Фануил походил на пса, ожидающего заслуженной выволочки.
– Я и был сердит, – согласился Лайам, спустил ноги с дивана и провел рукой по взъерошенным волосам. Почему ты ее убил?
Ответная мысль сформировалась медленно:
«Это показалось мне правильным. Она убила мастера Танаквиля».
Следующая реплика появилась быстрее:
«Ты научил меня, как поступить».
– Я? Ты имеешь в виду, что эту идею ты позаимствовал у меня?
«Да. Ты делал такое прежде».
Лайам рассмеялся, но смех его был горек – он смеялся над собой.
– Да, делал. Но тогда я был намного моложе. Намного. И дорого за это платил.
Он вдруг осознал, насколько плохо дракончик понимает людей и насколько сильна его способность заимствовать чужие мысли и представления.
«Прости, мастер».
Последовала долгая пауза.
– Так, значит, ты признаешь меня своим хозяином? И ты выполнишь свою часть сделки?
«Теперь я буду во всем подчиняться твоей воле. Я сделал то, что…»
Мысль Фануила застопорилась, словно колесо, переваливающее через бугор. Дракончик явно пытался сообщить о чемто, ему не присущем.
«…сделал то, что хотел».
Лайам понял. И ощутил внезапную легкость. У него словно камень свалился с души. Их сделка, кажется, пришла к завершению.
– Ты научишь меня, как выставлять тебя из моей головы?
«Все, что прикажешь, мастер».
– А сейчас ты знаешь, что заботит меня? Что я хочу уладить?
«Да»
Дракончик опустил голову, словно стыдясь того, что попрежнему читает мысли хозяина.
– Ты поможешь мне выполнить этот замысел?
«Да»
– Тогда обсудим детали.
* * *
После полудня Лайам приехал в Саузварк и свел Даймонда на конюшню. Он сказал, что вечером его окончательно заберет, и оплатил счет.
Затем Лайам двинулся к порту. Холодный сильный ветер еще вчера разогнал тучи, и небосклон был чистым. Ушибы Лайама еще побаливали, но общее болезненное состояние уже прошло и Лайам себя чувствовал сносно.
Припортовый район кишел народом: люди и животные суетились, спеша вывезти последние в этом сезоне грузы. Лайам подошел к складу Марциуса и постучал в неприметную дверь. От туда выглянул незнакомый верзила и молча по сторонился. На складе было тихо, словно в гробу, и Лайам не удержался от злорадной улыбки. Тишина была вызвана тем, что лучшие надежды Марциуса покоились на дне моря. Лайам обнаружил, что злосчастье торговца действует на него животворно.
– Думаю, ваш хозяин захочет повидаться со мной, – сказал Лайам и двинулся мимо верзилы в глубь помещения.
Но дорогу ему заступили еще две мрачные фигуры.
– А я думаю, что ты задержишься здесь! – рявкнул верзила, схватив посетителя за плечо, но тут глаза его закатились и он тяжело осел на пол. Лайам чуть отступил и увидел, что остальные наемники также лежат на полу.
Откудато сверху к Лайаму спорхнул Фануил.
– С ними все в порядке?
«Спят. Это ненадолго»
Лайам зашагал к лестнице. Фануил лениво всплеснул крыльями и уселся у него на плече, словно птица. Дракончик был крупным, размером с собаку, но Лайам словно не ощущал его веса. Пока он поднимался по потрескивающим ступенькам, Фануил слегка покачивался, чтобы сохранить равновесие.
Когда дверь кабинета с грохотом распахнулась, Марциус гневно вскинул голову – и пода вился сердитым окриком, в одно мгновение растеряв всю свою спесь.
По тому, как побледнел торговец, Лайам окончательно уверился, что он – в паре с драконом являет собою зрелище не для слабонервных.
– Мастер Марциус, вы меня помните?
– Дда, – запинаясь, выдавил торговец. Лайам выпятил челюсть, отчасти для того, чтобы дополнительно нагнать страху на Марциуса, но пуще для того, чтобы не расхохотаться.
– Это очень неразумно с вашей стороны, Марциус, пытаться вступить в борьбу с чародеем. Вы меня понимаете?
Марциус кивнул.
– Это может привести к весьма неприятным последствиям. Понимаете?
Марциус снова кивнул.
– А я не желаю никаких неприятностей. Ваши люди теперь сидят в тюрьме, и там они и останутся. Я позволил им так легко отделаться лишь потому, что знал, что они действуют по приказу. Теперь вы отмените все приказы подобного плана и больше никогда не посмеете меня потревожить. Вам ясно?
Марциус кивнул несколько раз подряд, не сводя глаз с Фануила. Дракончик зевнул во всю пасть, обнажив острые, словно иголки, зубы.
– Карты, которые я вам продал, достоверны, и они не будут проданы никому более. Полагаю, вы сумеете найти им применение и забудете обо мне. Это вам тоже ясно?
Когда Лайам уходил, торговец все еще продолжал кивать. Фануил меж тем перепорхнул на шкаф с книгами.
«Я улечу отсюда через несколько минут, мастер, а потом буду ждать дома на берегу».
Не потрудившись ему ответить, Лайам просто кивнул и вышел.
Оказавшись на улице, Лайам широко улыбнулся. Он добился желаемого эффекта и знал, что торговец его больше не побеспокоит. Ему понравилось устроенное им представление (хотя, по правде сказать, главным героем спектакля был вовсе не он). Лайам понимал, что страх на Марциуса по большей части нагоняло присутствие Фануила.
А маленький уродец действовал точно по плану. Похоже, он и вправду будет ему хорошим слугой. Эта мысль приятно согрела сердце Лайама, и он вновь улыбнулся.
Интересно, зачем дракончик задержался в кабинете торговца? Ему ведь велено не причинять Марциусу никакого вреда. Лайам позволил себе немного поразмыслить на эту тему, а ноги тем временем сами несли его к дому эдила.
От праздника Урис осталась целая прорва пахнущего корицей напитка, но за плотной трапезой, которую подал Бурс, и многочисленными попытками спеть нее варианты песенки «О, безгубый флейтист!» трое мужчин не заметили, как выпили весь сидр без остатка.