Лайам прибавил шагу. Какое счастье, что меченый не бил его по ногам! Редкие дождевые капли продолжали падать на плащ, оставляя мокрые пятна. К тому времени, как Лайам добрался до площади – точнее, до расположенной там тюрьмы, моросило уже довольно сильно.
Кессиаса на месте не оказалось, но дежурный стражник предложил ему посидеть в маленькой, холодной приемной.
– Эдил скоро вернется, – сказал стражник и ушел, оставив Лайама одного. Лайам принялся размышлять. В мозгу его теснилось множество мыслей, но Кессиас множество не воспримет. Придется хорошо поработать, чтобы хоть чтото связно ему изложить.
Если таинственная особа любовница Неквера, значит, она беременна от него. Тогда, в общем, понятно, почему она стремится избавиться от ребенка. Богатый торговец вряд ли признает побочного отпрыска, появившегося на свет в Муравейнике. Потому и встал вопрос о сантракте, который Виеску, конечно, ей продал хотя он это и отрицает. Однако во всем этом не было ничего такого, что можно было бы привязать к смерти Тарквина, – не считая того, что женщина упоминала имя старика и, возможно, наведывалась к нему в гости.
А что могли означать кровь девственницы и второе заклинание, предназначенное не для перемещения предметов, а для того, чтобы делать эти предметы незримыми? Похоже, он наткнулся на еще какуюто тайну, лишь косвенно связанную со смертью Тарквина. Слишком уж много разных деталей вращается вокруг одного и того же стержня. Лайам вообще стал опасаться, что таинственная незнакомка, кутающаяся в глухой плащ, не более чем обычная горожанка, чьи шашни, наряду с их последствиями, касаются только ее. Ну, и еще, разумеется, любовника, от которого она залетела. И мужа, если он в курсе и есть.
Некоторое время Лайам размышлял, не махнуть ли ему рукой на Неквера и не позволить ли Кессиасу объявить Лонса виновным. Актерского ножа и серьезного мотива для преступления вполне хватало, чтобы покончить с красавчиком, а Лайам всегда мог сказать Роре – если ему вообще придется чтото ей говорить, что он ничего не сумел поделать.
В конце концов Лайам похерил эту идею, и вовсе не потому, что чувствовал себя чемто обязанным танцовщице. Впрочем, он признавал что должен ради нее попытаться вытащить Лонса, но истинная причина была иной. Лайаму про сто хотелось выяснить, кого же взял в любовницы Фрейхетт Неквер. Ему хотелось сравнить эту особу с Поппи, чтобы понять, каковы его шансы на… а, собственно говоря, на что?
К тому моменту, как промокший, недовольно ворчащий эдил ввалился в приемную караулки, Лайам уже болееменее определился, что он ему может сказать.
– Небо взяло и раскололось, а боги решили наплакаться досыта, чтобы как следует вымочить землю! – пожаловался Кессиас, отряхивая воду с плаща и бороды. К присутствию Лайама эдил отнесся как к чемуто само собой разумеющемуся. – Я за вами посылал, но вас не оказалось дома. Неужто после утренних переживаний вам захотелось прогуляться?
– Ну, мне досталось не так уж крепко, как казалось сначала, – отозвался Лайам, поднимаясь с места. И я успел выяснить коечто.
– По правде говоря, у меня тоже есть новости. Если, конечно, вам это интересно.
Лайам кивнул. Он снисходительно относился к попыткам Кессиаса его обставить.
– Давайтека поначалу пройдем внутрь, – сказал эдил. – Мне нужно хлебнуть чегонибудь для согрева.
Лайам двинулся следом за Кессиасом в караульное помещение. По сути дела, это была казарма. Под стенами стояло несколько грубых коек, а к стенам были приколочены вешалки, на некоторых и сейчас висели плащи и шляпы. В углах стояли алебарды, а посреди центральной площадки, забросанной тростником, красовалась солидная бочка. Лайам заметил в дальней стене массивную дверь, окованную железом, – там начиналась тюрьма.
Помещение обогревали два огромных, напоминающих пещеры камина. Тот самый стражник, который столь любезно оставил Лайама дрожать в холодной приемной, возился сейчас у одного из них. Завидев Кессиаса, стражник ограничился приветственным кивком. Эдил кивнул в ответ и направился прямиком к бочке, прихватив с какой – то койки пару жестяных кружек. Кессиас склонился над бочкой, потом протянул одну из кружек Лайаму.
Полагая, что там окажется пиво, Лайам сделал большой глоток. И просчитался. Бочка была заполнена чемто существенно более крепким, и Лайам едва не задохнулся, когда огненная жидкость обожгла ему горло. Кессиас сделал аккуратный глоток и прищурился, наблюдая за муками неосторожного сотоварища.
– Вы бы лучше пили помалу, Ренфорд.
Кашляющий и отплевывающийся Лайам дал понять, что полностью с ним согласен.
– Ну так вот, значит, что удалось разузнать мне. Гериона сказала, что Виеску действительно бывал в ее заведении – раз, а может быть, два, но это было давно, два года назад. Чего он желал и что делал – этого Гериона не вспомнила. Ей и так пришлось залезть в свой архив и просмотреть пару учетных книг, чтобы сыскать крохотную отметку о посещении. Значит, грехи нашего маленького аптекаря ее не оченьто впечатлили.
– Однако даже одинединственный визит в этот дом мог весьма и весьма впечатлить самого Виеску. И настолько, что он впоследствии мог решить подыскать себе чтото еще. Ведь женщины Герионы обходятся дорого, верно?
– Еще бы! Там же одни принцессы или королевы!.. – расхохотался эдил. Впрочем, это не помешало ему с жадностью подхватить мысль Лайама. – Так вы думаете, что он гденибудь нашел себе развлечение подешевле и теперь то грешит, то терзается в смертных муках?
– Для этих терзаний есть основания. Всякий, кто разузнает – или уже знает – об этом, может держать Виеску в руках. Он ведь имеет возможность в одно мгновение сокрушить репутацию ревностного почитателя Урис, которой пользуется аптекарь, – ведь верно? И тем самым уничтожить Виеску как личность – ведь для него собственная набожность имеет очень большое значение, разве не так?
Кессиас снова расхохотался, на этот раз словно бы изумляясь словам Лайама и, слегка посмеиваясь над собой.
– Да вы не ищейка, Ренфорд, вы прямотаки провидец. Вы – орел, что взирает с небес на мелких людишек и читает в сердцах их, словно в открытой книге. Итак, у нас появилась уверенность, что таинственная особа имеет возможность влиять на Виеску. И что дальше?
– Да ничего, собственно. Нам нужно знать, чего она от него хотела помимо сантракта и почему. А узнаем мы это лишь после того, как выясним, кто она такая. – Лайам помолчал, потом добавил, сделав вид, будто разговаривает с собой: – И кажется, я знаю, как это сделать.
Кессиас приподнял лохматую бровь и вопросительно посмотрел на Лайама, приглашая того объясниться.
– Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что эта дама должна сегодня вечером встретиться со своим благодетелем. И мне хотелось бы подобраться как можно ближе к месту их встречи.
Лайам не стал объяснять, на основании чего он пришел к такому выводу. Если окажется, что между таинственной женщиной и смертью Тарквина никакой связи нет, то вовсе незачем сообщать кому бы то ни было о том, что Неквер изменяет своей жене.
– Чтобы проникнуть в самую глубину ее души и извлечь на белый свет ее сокровенные тайны? Тогда вам захочется прихватить с собой спутника – верно?
– Нет, – медленно промолвил Лайам. – Как я уже сказал, я могу ошибиться, а я предпочитаю ошибаться в одиночестве, без свидетелей.
Кессиас зашелся смехом, затем обошел стражника, продолжавшего возиться с огнем.
– Хорошо сказано, Ренфорд! Ейей, хорошо! Я предпочитаю ошибаться в одиночестве! Каково, а? Но всетаки Муравейник, да еще в штормовую ночь, – неподходящее место даже для очень зубастой ищейки. А потому вы всетаки прихватите с собой Боулта, – произнес эдил, ткнув толстым указательным пальцем в сторону стражника, присевшего у камина.
– Боулт, дружище, если ты увидишь нечто такое, о чем мастер Ренфорд велит тебе забыть, – скажем, если тебе на глаза попадется какойнибудь человек, выходящий оттуда, где ему находиться не полагается, – ты это выбросишь из головы, словно оплаченный счет. Ты все понял, Боулт?
Стражник кивнул – ему эта затея явно не нравилась, и он с трудом скрывал свое неудовольствие. Эдил усмехнулся Лайаму:
– Гденибудь к половине восьмого.
Кессиас снова опередил Лайама и разобрался в его чувствах лучше, чем сам Лайам. И почему только он не взялся сам решать загадку Тарквина? Этот неуклюжий, грубоватый на вид человек был куда толковее всех, с кем до сих пор приходилось сталкиваться Лайаму.
Боулт кивнул. Но распоряжение начальника каким бы веселым тоном оно ни было сделано – явно не приводило стражника в восторг.
– Тогда вам лучше бы отправиться на свой чердак, Ренфорд, пока шторм не разбушевался окончательно, и подождать нашего неунывающего Боулта там.
Лайам согласно кивнул. Но прежде чем уйти, он вылил остатки содержимого кружки обратно в бочку – так и не сделав больше ни одного глотка.
14
К ТОМУ МОМЕНТУ, когда Лайам вышел из тюрьмы, едва моросящий дождь сменялся более сильным. Но всетаки Лайам успел добраться до своего жилья прежде, чем буря разбушевалась вовсю. Когда Лайам снял плащ, раз дался первый раскат грома, в стук дождевых капель по крыше перерос в непрерывную дробь, словно по небу несся табун лошадей. Лайам выругался в адрес Неквера, выбравшего для свидания такой паршивенький вечерок.
В мансарде было тепло. Лайам посмотрел на постель, прикидывая, сколько же времени он спал прошлой ночью. Немного. Отставив на время размышления о причинах, породивших его недосып, Лайам решил исправить это упущение и малость вздремнуть. Он аккуратно развесил свой плащ – сохнуть – и сложил прочую одежду на стул. К счастью, она была почти сухой, новый плащ действительно неплохо удерживал влагу. Когда Лайам задул свечу, комнату озарила вспышка молнии, и Лайам, уже собиравшийся лечь застыл на мгновение. Дождь пошел с такой силой, что уже не воспринимался как ливень.
За окном стояла сплошная водяная стена, она чуть качалась. Да, буря наконецтаки разгулялась.
Несмотря на грохот дождя – а может, и благодаря ему, равно как и благодаря недосыпу, – Лайам уснул, едва успев нырнуть под одеяло. Последнее, что он успел сделать, – это повернуться на спину, чтобы пощадить Многострадальные грудь и живот.
Лайам проснулся оттого, что стук дождя ослабел. Основной натиск бури миновал. Смыть Саузварк с лица земли ей не удалось, буря впустую растратила свои силы на дождь, который сейчас казался совсем слабым по сравнению с недавним буйством стихии. Эта перемена разбудила Лайама. Усевшись в темноте на постели, Лайам даже подумал, что погода совсем наладилась.
После сна в голове у него окончательно прояснилось, но тело от пояса до шеи превратилось в сплошной сгусток боли. Лайам поначалу решил одеваться, не зажигая света, чтобы не видеть, во что его превратил меченый со своими Дружками. Но потом он подумал, что возня с одеждой в темноте неминуемо приведет к новым ушибам. Нет, хватит с него синяков. Кривясь при каждом движении, Лайам принялся шарить вокруг в поисках свечи. Когда свеча нашлась и загорелась, он наконец получил возможность взглянуть на себя.
Грудь и живот были сплошь покрыты огромными гематомами. В трепещущем свете свечи темнофиолетовые пятна выглядели одновременно отталкивающе и живописно. Со стороны все это напоминало, скорее всего, боевую татуировку дикаряканнибала. То и дело вздрагивая и стараясь действовать как можно осторожнее, Лайам натянул сухую одежду.
Боулт еще не появился. Исходя из этого, Лайам предположил, что восьми еще нет. Впрочем, Лайам был доволен, что проснулся сам, а не был разбужен угрюмым стражником Кессиаса. Интересно, сколько же сейчас времени? Вместо ответа раздался стук в дверь. Ага, а вот и Боулт. Значит, пора собираться. Лайам двинулся к двери.
Обнаружив на пороге Рору, Лайам на мгновение впал в ступор. Воспользовавшись этим, девушка проскользнула в комнату. За ее плащом тянулся мокрый след, а на густых золотистых волосах блестели капли дождя.
– Мастер! – беззвучно выдохнула Рора, прильнув к груди Лайама.
Лишившийся дара речи Лайам попятился, придерживая девушку за плечи, чтобы удержать ее на расстоянии.
– Простите меня, я не могла дольше ждать! – взмолилась Рора, не обращая внимания на потерянный вид Лайама. – Вы поговорили с эдилом?
Что она здесь делает? Лайам с трудом шевельнул онемевшей челюстью и произнес:
– Нет еще… то есть я с ним говорил, но…
– Вы не говорили!
Ярость, прозвучавшая в голосе Роры, напугала Лайама.
– Нетнет, я говорил, но не так, – поспешил он утихомирить незваную гостью. – Я же не могу просто велеть эдилу не брать Лонса под стражу. Эдил – человек недоверчивый, он может меня заподозрить в сговоре с вашим братом. Мне нужно выяснить, кто настоящий убийца. Или по крайней мере добыть доказательства, которые подтверждали бы, что чародея убил не Лонс, а ктото другой.
Лайаму захотелось прикрикнуть на эту непроходимую идиотку, грубо толкнуть ее, выгнать за дверь, но гневное пламя в глазах девушки остановило его. А еще капризногорделивый изгиб ее губ. А еще узкий вырез ее платья. Перед мысленным взором Лайама опять встало воспоминание: темнота, тело Роры, ее учащенное дыхание… Который сейчас час? Когда же придет Боулт?
– А вдруг вы не сумеете отыскать убийцу? Что же тогда?
Рора произнесла эти слова с заметным усилием. Лайам не понял, что мешает ей говорить – гнев или страх перед возможностью подобной развязки.
– Тогда я заставлю Кессиаса оставить Лонса в покое, – солгал Лайам. Он просто не мог сей час ответить иначе. – Но лишь после того, как я пойму, что все мои усилия тщетны.
– А где вы собираетесь искать истинного злодея?
И сам вопрос, и напряжение, с кот он прозвучал, опять испугали Лайама.
– Нне знаю, – запинаясь, пробормотал он. – У меня есть одна идея, но мне нужно время, чтобы проверить ее.
Лайам снова солгал, никакой идеи у него не было – одни лишь зацепки, не ведущие ни к чему. Что скажет Боулт, обнаружив здесь Рору? Расскажет ли стражник об этом Кесснасу?
К его несказанному облегчению, девушка успокоилась.
– Я знаю, мне не следовало сюда приходить, – печально произнесла она, потом с отчаянной надеждой взглянула на Лайама. – Но вы ведь поможете мне, правда?
– Конечно, помогу, – заверил ее Лайам и начал потихоньку подталкивать незваную гостью к двери. – А теперь вам нужно уйти. Я жду одного человека, и вам не следует попадаться ему на глаза.
– Дада, я уйду. Мне все равно пора в театр. Внезапно Рора кинулась на шею Лайаму, пылко расцеловала его, потом неохотно разомкнула объятия.
– Будьте благословенны, мастер! – произнесла девушка и выскользнула за дверь. Но перед тем, как исчезнуть окончательно, Рора обернулась и бросила на Лайама исполненный обещания взгляд.
Лайам, пошатываясь, добрел до стула и сел, стараясь не прикасаться к спинке. Пока Рора была здесь, он както крепился, к тому же его силы поддерживали периодически возникающие спазмы желания, с которыми он, несмотря на идиотскую ситуацию, не мог совладать. Теперь же грудную клетку Лайама сжимали пыточные тиски – эхо прощального объятия Роры. Лечь грудью на стол Лайам не мог – для этого пришлось бы напрячь мышцы. Потому он просто сидел, выпрямившись как истукан. Чтобы унять боль, Лайам несколько раз глубоко вздохнул.
«О боги, какой же я дурень! – подумал Лайам. – Правда, везучий дурень, но тем не менее дурень». Он пылко возблагодарил неведомо кого за то, что Боулт не объявился прямо во время визита нежданной гостьи. Лайам теперь просто представить не мог, что он ей скажет, когда выяснится, что виновен всетаки Лонс. Оставалось лишь надеяться, что это не произойдет или произойдет очень не скоро.
Чтобы не думать о неприятностях отдаленных, Лайам заставил себя поразмыслить о том, что его ждет в ближайшее время. Если ему удастся установить личность любовницы Неквера, это может послужить отправной точкой для дальнейшего поиска. Правда, Лайам в этом сомневался, но старался не позволять этим сомнениям взять над ним верх.
Таинственная особа была беременна. Теперь, скорее всего, – от Неквера. Она сообщила Виеску, что пойдет к Тарквину, и пошла, и говорила с ним обольстительным тоном. Предположительно, она сделала магу какойто заказ. Предположительно, ей хотелось, чтобы он сделал чтото незримым. Что? Предположим – Клыки.
Както все это не оченьто вяжется, оцепенело подумал Лайам. Хотел того Лонс или нет, но заказанное им исчезновение Клыков спасло жизнь Некверу Если таинственная особа желала Некверу смерти, почему она не уговорила Тарквина попросту отменить действие первого заклинания? Зачем пускать в ход другое заклинание? Чтобы создать впечатление, что первое заклинание еще работает? Ну, допустим. Но откуда взять для второго заклинания кровь девственницы? Беременной женщине ее явно неоткуда взять Лайам представил, как эта барышня, уже находясь на сносях, вручает Тарквину графинчик и преспокойненько сообщает, что вот вам, мол, кровь девственницы, я только что откачала ее у себя.
Лайам расхохотался, невзирая на боль, и с испугом понял, что в его смехе проскальзывают истеричные нотки.
Тяжелый стук в дверь заставил его успокоиться. Лайам вздохнул поглубже и крикнул:
«Войдите!»
Вошел Боулт – в плотном дорожном плаще, в высоких сапогах, все с тем же выражением сдержанного неудовольствия на лице.
– На улице попрежнему льет как из ведра, а сточные канавы стали смахивать на реки во время половодья. Вы уверены, что имеет смысл соваться в Муравейник в такую ночь, квестор Ренфорд?
– Квестор?
Лайам уже привык, что саузваркцы на редкость небрежно обращаются с титулами, но так его еще никогда не величали. Квесторами в Торкнее когдато называли королевских агентов для особых поручений. Это звание вышло из обихода много десятилетий назад. Примерно тогда же, когда и титул эдила.
– Эдил Кессиас велел мне называть вас так, чтобы подчеркнуть, что вы – его офицер и что вы имеете право приказывать мне.
Похоже, Боулту все это было до фонаря, и Лайам обнаружил, что начинает симпатизировать стражнику. Тот был типичным саузваркцем, темные волосы ни короткие, ни длинные, спускающиеся чуть ниже ушей, ни низкорослый, ни высокий, ни тощий, ни толстый, с невозмутимым лицом, темными глазами и тяжелыми веками. Он терпеливо взирал на Лайама, всем своим видом давая понять, что ему могли бы найти и лучшее применение.
– Увы, Боулт, боюсь, с этим ничего не поделаешь. Мне нужно посмотреть кое на что в Муравейнике, а почтеннейший эдил считает, что мне не следует идти туда без сопровождения.
Боулт пожал плечами. По его виду можно было предположить, что он, в общемто, согласен с соображениями эдила.
– Я ценю ваше доверие, Боулт, – саркастически произнес Лайам. – Ступайте за мной.
Втайне Лайам радовался, что в спутники ему достался именно этот неразговорчивый непрошибаемый стражник. Такой не станет болтать о том, что увидит.
Говоря о погоде, Боулт малость преувеличил, сточные канавы были попрежнему полны, но на реки в половодье уже не походили, а ливень сменился размеренным ледяным дождем. Стук дождя по крышам и мостовым создавал ритмическую подкладку для мелодии журчащей в канавах воды. Но Лайам был уютно завернут в свой теплый плащ, а рядом с ним шагал стражник, несший фонарь с колпаком, – и Лайам пребывал в отличном расположении духа. Возможность выяснить наконец, что же за таинственная особа водила его столько времени за нос, наполняла все существо Лайама особенным возбуждением. Он вдруг исполнился уверенности, что вотвот разгадает загадку и выполнит свои обязательства перед Кессиасом, Ророй и Фануилом. Лайаму даже представилось, как он принимает поздравления от каждого из заинтересованных лиц – отстраненно и со слегка скучающим видом. Лайам улыбнулся и глубже упрятал голову в капюшон.
Дождь все еще оставался довольно сильным, но фонарного пламени не заливал. Кроме того, время от времени улицы освещал свет, падающий из окон. Кварталы города были пустынны, а клокотание воды заглушало все прочие звуки, но Лайам дважды споткнулся и между его лопатками неприятно свербило. Случись это в походе, Лайам решил бы, что за ним наблюдают, но сейчас он списал свои опасения на дождь и темноту. И погрузился в размышления о предстоящей охоте.
Как только они добрались до Муравейника, Боулт передал Лайаму фонарь и пропустил его вперед. Они принялись петлять по улицам, ведущим к заветному дворику. На этот раз дорога показалась Лайаму более долгой, и он уже стал бояться, что заблудился. Но тут мечущийся свет фонаря внезапно выхватил из темноты вход в переулок, запомнившийся ему по дневному визиту. Лайам облегченно перевел дыхание и свернул в переулок. Боулт последовал за ним.
В окошках верхних этажей зданий, обступающих дворик, все еще горел свет, но все окна, расположенные пониже, были темны. Дворик был погружен в темноту, что как нельзя больше устраивало Лайама. До сих пор Лайам не особо задумывался о том, каким образом он организует засаду, и потому пришлось соображать на ходу.
Кивком велев Боулту следовать за ним, Лайам принялся протискиваться мимо груды мусора и обломков, цепляясь за чтото плащом и чувствительно ударяясь о чтото, в конце концов торчащая клепка какойто бочки ткнула его прямо в грудь. На миг Лайам даже остановился, и из глаз у него невольно потекли слезы. Да, пробираться здесь при дневном свете и посуху было бы куда легче, да и от фонаря особой помощи не было, – он освещал лишь небольшую часть баррикады. Но как бы там ни было, в конце концов Лайам обогнул преграду и остановился перед обвисшей на кожаных петлях дверью многоквартирного дома. Лайам передал фонарь Боулту и толкнул дверь. Та подалась на несколько дюймов, затем, заскрежетав, остановилась. Лайам просунул руку в образовавшуюся щель и понял, что дверь не закрыта на крючок или засов, а потому он стал дергать ее взадвперед. Дверь перевалила через какоето невидимое препятствие и уже легко отворилась. Взору незваных гостей предстало подобие вестибюля, едва освещенного единственной свечой: Свеча была закреплена высоко на стене, и в отблесках неверного света видна была лестница без перил и под ней – груды вся кого хлама. Они громоздились и под стенами, подобно осыпям у подножий утесов.
Да, не самое замечательное местечко для романтических встреч. Зато расположено удобно, неподалеку от склада Неквера и далеко от богатых кварталов. Лайам сделал несколько шагов в глубь вестибюля, чтобы взглянуть вверх, в лестничный колодец. Лестница маршами уходила во тьму – к самому верхнему этажу здания, по край ней мере так показалось Лайаму. Другого выхода из вестибюля, похоже, не имелось. Боулт ковырнул чтото носком сапога и с отвращением пробормотал.
– Муравейник!
– Значит, так, – негромко произнес Лайам. – План действий следующий. Мы ждем во дворе. Когда нужные нам особы появятся, ты на безопасном расстоянии следуешь за ними и поднимаешься по лестнице. Смотришь, в какую квартиру они входят, и поднимаешься дальше. Когда они войдут к себе и закроют дверь, ты вернешься и сообщишь обо всем мне. Ясно?
– Яснее ясного, квестор, – отозвался стражник, позволив себе лишь легчайший намек на иронию. – Все, кроме одной мелочи, как я узнаю, кого мы высматриваем?
Лайам усмехнулся и получил в ответ едва заметную улыбку.
– Я дам вам знать, когда они появятся. А пока пошли.
Боулт пожал плечами и двинулся следом за Лайамом, обратно во двор. Они вновь коекак обошли баррикаду, но уже справа, и устроились между ней и стеной дома. Отсюда виден был вход в дом, и Лайам надеялся, что груда обломков и дождь помогут им самим остаться незамеченными. Ради пущей предосторожности Лайам переставил фонарь назад и полностью приспустил колпак, они остались в темноте.
Сколько времени они провели в ожидании – Лайам не знал. Боулт помалкивал, а сам Лайам пытался вернуть себе хорошее настроение. Это оказалось нелегкой задачей, поскольку плащ его постепенно промокал, все ушибы от промозглой сырости разболелись еще сильнее, и он снова начал ощущать всей кожей спины чьето пристальное внимание. Лайам задумался над зацепкой, которую он вотвот мог бы получить, и это помогло ему отстраниться по крайней мере от последнего ощущения. Да и правда, следить за ними было некому и незачем. Никто не мог знать, что Лайам вплотную подошел к разгадке убийства старого мага, ибо и сам Лайам не был в этом уверен. Лайам, впрочем, подумал, что слежку за ним мог организовать Марциус, но тут же от казался от этой мысли. Сделав строптивому книгочею внушение, заносчивый торговец должен выждать хотя бы денек, чтобы посмотреть, подействовало ли оно на упрямца.
Поэтому Лайам решил, что странное ощущение порождено его расшалившимся воображением, и снова принялся размышлять.
Какую роль могло играть заклинание номер два? Если бы Тарквин сотворил его, оно привело бы к гибели Неквера. Ясное дело, любовница удачливого торговца вряд ли бы стала желать своему благодетелю смерти. А если бы всетаки стала? Отбросив пока вопрос о мотивах – их он надеялся уяснить, установив личность загадочной дамы, – Лайам сосредоточился на новом повороте проблемы. Женщина пришла к Тарквину с определенным заказом, но чародей по какимто причинам не выполнил этот заказ, и Неквер вернулся домой целым и невредимым. Достаточно ли тут оснований, чтобы убить старика? Пожалуй, это он тоже сможет понять только выяснив, кто эта особа.
Ожидание затянулось. Несколько раз Лайаму казалось, будто он слышит звон колоколов, отбивающих восемь часов, хотя он и знал, что это невозможно – в глубь этого дворика колокольный звон пробиться не мог. И Лайам, и Боулт несколько раз пересаживались, пытаясь поудобнее устроиться на жестких обломках, но нужного эффекта не добивались. Лайам привстал, чтобы пересесть в очередной раз, и тут стражник тронул его за руку. Лайам застыл с поднятой ногой, чтобы не производить шума. Боулт молча его поддержал.
Из переулка выскользнула фигура, укутанная в просторный плащ с капюшоном. Лайам мгновенно понял, что это женщина. Он принялся сверлить взглядом пелену темноты. О небо, пусть этот капюшон упадет! Капюшон, конечно же, не упал, и женщина, обогнув груду обломков, проплыла, словно призрак, в нескольких метрах от наблюдателей и скрылась в доме. Она оказалась меньше ростом, чем представлял Лайам, но плащ был столь широк, что с легкостью мог скрывать огромный живот, которым он мысленно наделял незнакомку. Лишь после того, как женщина исчезла за дверью, Лайам сообразил, что у нее не было при себе фонаря, но тем не менее передвигалась она с легкостью кошки. Это его чемто обеспокоило.
Стоявший позади Боулт перевел дыхание. Лайам последовал его примеру и наконецто нашел для ноги опору.
– Это – наш человек? – шепотом поинтересовался стражник, снова тронув Лайама за руку, чтобы привлечь его внимание.
– Нет. Ждите.
На этот раз долго ждать не пришлось. О приближении незнакомца возвестил свет его фонаря. Он появился из того же переулка, что и опередившая его дама, и двигался столь же быстро, как и она, но не столь же удачливо. Незнакомец споткнулсятаки обо чтото. Послышался треск ткани, затем раздалось ругательство в тишине оно прозвучало особенно громко. Лайам придержал Боулта за плечо, он ждал, когда мужчина откроет дверь. Тот сделал это и остановился в дверном проеме. Он скинул капюшон, расправил полу плаща, убедился, что там и впрямь образовалась прореха, встряхнул головой и сердито сплюнул. Лайам узнал его это был Неквер – и осторожно подтолкнул Боулта.
Неквер вошел в дом. Стражник исчез за грудой хлама, чтобы несколько секунд спустя появиться у дверного проема. Он застыл на мгновение, прислушался, затем вошел в дом. Лайам подождал, насколько хватило терпения, затем сам, крадучись, двинулся в обход баррикады. К тому времени, как ему удалось обогнуть злосчастную груду, Боулт вернулся. Он привалился к дверному косяку, скрестив руки на груди.
– Чердак, сказал стражник и указал большим пальцем наверх. Я чуть не вломился за ним туда, но вовремя остановился.
– Его там ктонибудь встретил?
– Он постучал трижды, на особый лад. Отозвалась женщина, велела входить. Стенки там тоньше носового платка – все слышно.
– Тем лучше.
Увидеть женщину ему не удастся, но зато он как минимум услышит ее, а разговор любовников, возможно, чтонибудь приоткроет.
– Ну что ж, пошли?
И Лайам двинулся к лестнице. Боулт равнодушно пожал плечами – кажется, других способов выражения своего отношения к происходящему стражник просто не признавал – и послушно зашагал следом. По крайней мере, в доме хоть было сухо.
Лестница зловеще поскрипывала у них под ногами. Этот скрип заставлял Лайама страдальчески морщиться, даже когда они одолевали первый по счету марш. Они двигались медленно, тщательно выбирая, куда ставить ногу, но казалось, что это лишь сводит на нет все их попытки не очень шуметь. Лайам ни капли не сомневался, что стоны старых ступеней разносятся по всему зданию и уж конечно долетают до чердака. До него внезапно дошло, чем он сейчас занимается: он, как какойнибудь извращенец, собирается заглянуть в замочную скважину чьейто спальни, он намеревается вторгнуться в интимную жизнь посторонних людей. На ум ему невольно пришел Фануил, он столь же бесцеремонно вторгается в его мысли.
На площадке третьего этажа обнаружилась свеча; далее никакого источника света не наблюдалось. Изпод некоторых дверей выбивались полоски света, но они лишь усугубляли непроницаемый мрак лестничной клетки. Сердце Лайама забилось чаще, по телу пошла испарина. Из квартир, мимо которых они пробирались, доносились обрывки звуков, гдето укладывали ребенка, гдето ссорились, гдето пировали и пели. Лайам и Боулт продолжали крадучись пробираться на верх, я все эти звуки постепенно от них отстали. Когда они добрались до пятого этажа, их сопровождало лишь поскрипывание плохо уложенных в гнезда досок. А там, где должны были находиться ступени, ведушие к чердачной двери, зияла непроглядная темнота.
Боулт остановил Лайама и, наклонившись прошептал ему на ухо:
– Еще один марш. Ваши сапоги, квестор. Пол тут жутко скрипучий. Добыча сама здорово нашумела, пока поднялась.
Так, значит, стражник считает, что им нужен Неквер? Лайам не стал разуверять его. Но сам он идет по другому следу. Ему нужна женщина и только она. Ему нужно знать, что связывает ее с Тарквином.