– Ну, так какие у нас новости?

– Сегодня утром я встретился с Анкусом Марциусом.

Кессиас, казалось, ждал чего-то в таком роде. Во всяком случае с языка его сразу слетел вопрос:

– И много ли с этого было пользы?

– Достаточно, чтобы заплатить за обед, но не намного больше.

Пока они ели, Лайам подробно описал свою беседу с торговцем. Эдил слушал и время от времени понимающе хмыкал.

– Мне кажется, его угроза, что я могу разделить участь Тарквина, была сделана от души, – подвел итог Лайам. – Думаю, это он убил старика и потому хочет убрать меня со сцены: он считает, что я могу что-то знать.

– Или он принял вас за придурка, каковым вы столь талантливо притворились, и решил усугубить ваши страхи, чтобы не дать вам заключить сделку с Неквером. Тогда цена вашим подозрениям – грош.

Лайам приуныл. Замечание эдила было убийственно верным. В душе его вновь разгорелась досада на самого себя.

– И Марциус ожидает, что я покину Саузварк, – уныло сказал Лайам.

– Естественно, ожидает. В общем, Ренфорд, пользы никакой, вреда может быть много.

Безапелляционный тон сказанного подействовал на Лайама подавляюще, и он понурился. Еда вдруг показалась ему совершенно безвкусной.

– Ну, с этим уже ничего не поделаешь, – пробормотал он.

– Это верно – ничего. А значит, не стоит из-за этого себя изводить. Давайте лучше подумаем о другом – скажем, выясним, куда это вы умчались прошлой ночью…

На лице эдила изобразилось неприкрытое любопытство. Лайам скривился:

– Я… мне сделалось нехорошо.

– Представление было не настолько скверным, чтобы людей от него начинало тошнить, Ренфорд. Ну да ладно. И что же, вам потом полегчало?

– Нет.

Лайам поднял голову и встретился с испытующим взглядом Кессиаса. Прошло несколько напряженных мгновений. Потом эдил вздохнул и расслабился.

– Надеюсь, теперь-то вам стало лучше? – с сарказмом поинтересовался он.

– Спасибо, да, – тем же тоном отозвался Лайам.

Напряжение снова было вернулось, потом собеседники сочли за лучшее улыбнуться друг другу. Кессиас заговорил первым:

– Ну, если вы себя чувствуете нормально, у нас еще есть дела.

И эдил начал излагать свои новости. Отыскать официантку Доноэ его людям не удалось, но они еще не прочесывали богатый район. Лучшие таверны эдил придержал для себя и намеревался завтрашним утром их обойти.

– Они, в общем-то, ребята неплохие, – пояснил Кессиас, – но мне бы не хотелось, чтобы они напугали бедную девушку. Я уж лучше сам с этим управлюсь и прослежу, чтобы все было честь по чести. Если хотите, можете присоединиться ко мне.

Они сошлись на том, что Лайаму действительно стоит составить компанию эдилу, поскольку он знает, о чем расспрашивать девушку, а эдил – нет. И потом, в процессе опроса могут возникнуть тонкости, которые эдил также может и упустить.

Кроме того, эдил “приставил ребят” к дому, в котором снимала комнаты “таинственная блудница в плаще с капюшоном”.

– Завтра к полудню мы будем знать, кто ее содержал – Тарквин или кто-то другой. Но кроме всего этого, – оживившись, добавил Кессиас, – у нас имеется этот комедиант. Когда он был только номером в списке, я не так уж рвался его сцапать. Теперь же мы знаем, как он выглядит и где обретается. И у него, как у актера, есть доступ к ножам вроде того, которым был убит волшебник. Все это кажется мне чрезвычайно любопытным.

– Так, значит, вы намереваетесь взять его под арест?

Нахмурившись, Кессиас подергал бороду, потом задумчиво произнес:

– На самом деле нет. Повидаться с ним – да, хватать его – нет. Пока нет, чтоб мне пусто было! Все подозреваемые достаточно изворотливы, чтобы отвести подозрения от себя! Но из них из всех теперь актер первым идет мне на ум. Виеску – человек уважаемый, женщину мы не знаем, Марциус – слишком крупная шишка, чтобы его можно было тронуть без очень серьезных на то оснований, однако этот актер…

Эдил умолк, погрузившись в свои размышления.

– Однако что? – попытался вывести его из раздумий Лайам.

– Однако… ну, похоже, не того склада он человек. По правде говоря – вы видели, как ненатурально он зарубил того негодяя на сцене? Ведь тот герцог явно куда больше заслуживал смерти, чем Тарквин, но нашего красавчика прямо-таки перекосило, когда он его рубил, – а это всего лишь представление! Вы видели?

– Я смотрел на девушку.

– А! – Кессиас рассмеялся. – Ясно! Ну так вот, мне кажется, что если уж его на сцене так воротит от крови, вряд ли он может что-то такое проделать взаправду.

– Согласен. Я видел его в другой обстановке и тоже думаю, что он трусоват.

Брови эдила вопросительно поползли вверх, и Лайаму пришлось вкратце описать вечеринку у Неквера, точнее ее эпизод с участием Лонса.

– Неквер только двинулся к двери, как этот красавец тут же пустился бежать.

– И все-таки я бы предпочел взглянуть на него поближе, а может быть, даже и припугнуть. Если ваш Лонс – тот, кого мы ищем, то пока что он держится достаточно хладнокровно: остается у всех на виду, преспокойно играет в своем театре. Мы с ним поговорим, а потом приставим к нему человека. Возможно, после беседы с нами он попытается смыться.

– И тогда мы его возьмем.

– Непременно. Значит, идем в театр. Актеры по утрам репетируют, а где-то около полудня у них перерыв. Если мы поспешим, то успеем перехватить этого типа, пока он снова не примется за работу. Пойдем-ка скорей.

Лайам бросил на стол одну из серебряных монет, полученных от Марциуса, и они с эдилом поспешно покинули “Белую лозу”.

Театр выглядел вяло и тускло, словно истощенный любовник в свете нового дня. Позолоченный шар казался облезлым, а двери смотрелись так, словно их не открывали лет сто. Впрочем, это не помешало им отвориться, и Лайам с Кессиасом вошли в пустой вестибюль.

Актеров они обнаружили в зрительном зале, но не на сцене, а в партере; некоторые из них перекусывали, другие мирно беседовали или просто прохаживались в ожидании хлопка режиссера. Огромное помещение, лишенное окон и освещенное каким-то десятком свечей, несмотря на присутствие людей, казалось мрачным, унылым.

Мужчина, приветствовавший эдила прошлым вечером на входе в театр, оторвался от приглушенного разговора с товарищем и подошел к ним. Сегодня он был уже не в шутовском наряде, а в скромной одежде простолюдина. Он поклонился, довольно вежливо и все-таки чуть насмешливо.

– К вашим услугам, милорд эдил. Вы все-таки решили закрыть нас?

Кессиас нахмурился, но предпочел пропустить дежурную реплику мимо ушей.

– Нет, мастер актер. Мне нужно поговорить кое с кем из вашей труппы. Где Лонс?

Актер восторженно округлил глаза, потом произнес с ироничным благоговением:

– Лонс? Наш великий герой? Лонс Великолепный? Боюсь, его светлости нет здесь, милорд эдил, но если вы подождете чуть-чуть, то он почтит нас своим присутствием – я в этом уверен.

– Когда?

– Скоро. – Актер отбросил насмешливый тон. – Он пошел куда-то перекусить и должен вот-вот вернуться. Можете подождать его здесь, если хотите.

И, отвесив очередной поклон, он отвернулся и хлопнул в ладоши, давая сигнал к началу репетиции.

Кессиас мрачно посмотрел ему вслед.

– Вот его я бы с удовольствием загнал куда-нибудь в глухомань.

– А кто это? – поинтересовался Лайам, наблюдая, как актер разводит людей по сцене.

– Кансаллус. Он пишет все их несчастные сценарии, руководит постановками и сам неплохой актер. Кроме того, он наполовину содержит этот театр, впрочем, говорят, что в кредит. Редкостный мошенник, но обладает рядом достоинств: умом, талантом, здравым смыслом. И никогда не поднимает скандала, когда я прихожу их закрывать.

В голосе эдила проскользнула нотка признательности.

– Если этот человек вам по нраву, зачем же вы их закрываете?

– Так хочет герцог. Он недолюбливает этот театр, особенно после того, как они тут начали выпускать на сцену женщин. А потому через несколько дней после праздника Урис их ждут гастроли по деревням.

Кессиас шумно вздохнул, и они, умолкнув, принялись наблюдать за репетицией. Актеры трудились над пасторальной комедией с пастушками и волшебным народцем. Плутишка Хорек играл в ней роль пьяного хуторянина. Хотя роль его была эпизодической, шут очень удачно насыщал ее юмористическими деталями, так что оба непрошеных зрителя то и дело посмеивались.

Услышав этот смех, Кансаллус подошел к ним – не забывая, впрочем, приглядывать за тем, что творится на сцене.

– Вам нравится? – поинтересовался он с деланным равнодушием.

– По правде говоря, недурная вещица.

– Да, очень забавно, – сказал и Лайам.

Услышав похвалу, Кансаллус расцвел и, повернувшись в сторону сцены, несколько раз взмахнул рукой, словно показывая актерам, что все идет распрекрасно.

– Скажите, а почему вы не поставили на главную роль ту девушку, которая вчера играла роль героини? – спросил Лайам, дождавшись перерыва между двумя мизансценами. – Она бы очень неплохо смотрелась в костюме пастушки.

– Ах, вон вы о ком! – произнес Кансаллус, закатывая глаза. – За подобное предложение я мог бы тут же стать инвалидом или вовсе лишиться жизни. Видите ли, она предпочитает играть в трагедиях, и только в трагедиях. Она считает себя великой актрисой, гениальной актрисой. Низкие комедии не для нее. Кривляться? Подмигивать? Спотыкаться и шлепаться на задницу? Никогда! Скорее она покончит с собой, чем согласится играть комедийные роли!

– Такая красотка и такая гордячка? – спросил Кессиас с сальной ухмылочкой. – Жаль. У нее чудные ножки.

Лайам согласно кивнул.

– О, этого я отрицать не могу. Ножки чудные, и фигурка, и личико. Наслаждайтесь тем, что видите на сцене, добрые господа. Потому что нигде вам больше не представится случая увидеть Рору обнаженной, и уж тем более – на ложе любви.

– Рору? – Лайаму пришло в голову, что свои поиски ему следовало начать с театра, а попавши в театр – прямо с Кансаллуса. Он все больше и больше начинал казаться ему весьма дельным и сведущим человеком.

– Да, ее зовут Рора, – подтвердил актер. – Никто не может назвать Рору своей игрушкой, никто не может похвалиться, что она ласкала его или согревала ему постель в зимние ночи. Наша Рора слишком чиста, слишком талантлива и слишком хороша для комедии… Нет! Нет! Нет! Хорек, баранья твоя башка, сифилитик несчастный, мокрая курица!.. Что ты себе позволяешь?..

И он с воплями кинулся к сцене. Плутишка Хорек замер с видом оскорбленной невинности; прочие актеры тем временем давились от смеха.

– Я-то в чем виноват, мастер драматург, если мои товарищи по сцене не в состоянии сдержать свои низменные инстинкты… – его голос с нарочито раскатистым “р” громыхал словно гром. Но тут за спиной у Лайама и Кессиаса скрипнула дверь, и они обернулись.

Через порог шагнула та, о которой они только что говорили, и Лайаму показалось, что у него вот-вот остановится сердце. Даже сейчас, в полумраке огромного зала, в теплом зимнем плаще, девушка выглядела потрясающе. Выпуклые, чуть поджатые губы и безукоризненный абрис лица придавали ей сходство со старинной скульптурой. Неяркий свет сообщал волосам девушки тускло-золотистый оттенок. Лайам попытался мысленно сравнить ее с леди Неквер, но леди Неквер не сочла возможным явиться на конкурс. Завидев чужих, девушка остановилась. Остановился и шедший за ней Лонс.

– Добрый день, эдил Кессиас, – произнесла девушка звучным, мелодичным голосом. Однако при этом смотрела она на Лайама. Рора улыбнулась – с легким налетом недоумения – и приподняла бровь. Она явно понимала, какое впечатление производит.

“Ну еще бы ей не понять, когда у меня челюсть отвисла чуть ли не до колен”, – пристыжено подумал Лайам и взглянул на Кессиаса. Тот откашлялся.

– Актер Лонс – это вы?

Красавчик явно не ожидал, что эдил обратится к нему. Было видно, что он слегка растерялся.

– Да.

– Нам надо с вами поговорить, если вы в состоянии уделить нам немного времени.

– Но репетиция…

– Кансаллус не возражает, – твердо сказал Кессиас, складывая руки на широкой груди.

– Ну, тогда, я полагаю…

Молодой актер обошел Рору, продолжавшую глядеть на Лайама. Лайам же, в свою очередь, упорно смотрел в сторону, с ужасом осознавая, что заливается краской.

– Так что же вам нужно, эдил? – спросил Лонс, чуть играя голосом. Он уже вполне овладел собой. Эдил указал жестом на девушку:

– Может, нам лучше поговорить наедине?

Лонс напрягся. Рора тоже.

– Все, что вы можете сказать моему брату, вы можете сказать и мне, – холодно произнесла она.

– Ну хорошо, – покладисто согласился эдил и повернулся к Лонсу: – Итак, братец, не скажете ли вы, что за дела вас связывали с Тарквином Танаквилем?

Лонс стиснул кулаки и, запинаясь, пробормотал:

– Танаквиль? Чародей? Так это он вас послал? Условия сделки не выполнены, сроки не соблюдены, и я…

– Лонс! – предостерегающе воскликнула Рора.

– Тихо! – прикрикнул на нее Кессиас, но этого мгновения хватило, чтобы к Лонсу вернулось спокойствие.

– Нас связывают кое-какие дела, – официальным тоном произнес он. – Дела личного толка, и они не окончены, так что вам нет нужды в них вмешиваться.

– А я вот в этом сомневаюсь, почтеннейший. Вы уже не закончите никаких дел с мастером Танаквилем.

– Что?! – гневно воскликнул Лонс. – Вы не можете мне этого запретить!..

– Никто больше не сможет вести никаких дел с мастером Танаквилем. Нельзя вести дела с человеком, которому в грудь всадили кинжал, Лонс.

Лонс только и смог, что ошеломленно выдохнуть:

– Как? Танаквиль убит?

Лайам напомнил себе, что перед ним – актер. Однако изумление Лонса казалось предельно искренним. Лайам был разочарован, но не очень-то удивлен. Хотя актер ему и не нравился, Лайаму все же казалось, что на убийство он не способен. Кессиас же тем временем продолжал гнуть свое:

– Да, он убит, и потому отныне все частные дела, которые вы с ним вели, становятся моими делами. Я повторяю вопрос: зачем вы обращались к нему?

Молодой человек, нервно облизывая губы, обвел взглядом лица окружающих: выжидающие – Лайама и Кессиаса, настороженное и предостерегающее – Роры.

– Мне нужна была его помощь… в одной небольшой любовной истории.

Рора одобрительно кивнула, а эдил громко захохотал:

– Любовное зелье?! Вы обратились к волшебнику ради несчастного любовного зелья? Да его вам даже моя бабушка сварит!

– Некая леди, – отозвался Лонс с плохо сдерживаемым гневом, – попросила меня о значительной услуге. Я не мог выполнить ее просьбу, опираясь лишь на свои силы, и потому обратился за помощью к чародею.

– Видно, она задала вам непростую задачу, – заметил эдил, подсекая рыбку.

– Клыки! Она хотела уничтожить Клыки. Или хотя бы обезвредить их на какое-то время. Клыки угрожали гибелью ее мужу, – заявил актер, невзирая на негодующие жесты сестры.

– Ничего себе поручение! – Эдил был искренне потрясен. – Надеюсь, леди того стоит.

– Стоит! – отозвался Лонс, бросив взгляд на Лайама. Тот кивком подтвердил его правоту и рискнул краем глаза взглянуть на Рору.

– И как же зовут эту леди? И кто ее муж?

– В данный момент это не имеет значения, – негромко произнес Лайам. Ответом ему были удивленные взгляды эдила и Лонса. – Я все объясню позднее. А сейчас давайте вернемся к нашим вопросам.

И он, повелительным жестом руки заставив эдила примолкнуть, обратился к актеру:

– Скажите, какую плату вы предложили мастеру Танаквилю? Услуги такого мага стоят недешево, и я знаю, что это задание потребовало от него огромных усилий.

– Я ничего не предлагал. Он назвал сумму, я согласился.

– И какова же была сумма?

– Десять тысяч золотом, – с легким оттенком гордости отозвался актер.

Рора задохнулась. Кессиас негромко присвистнул. Лайам же лишь задумчиво кивнул.

– И он поверил вам на слово, что вы сможете расплатиться?

– Полагаю, он знал, каково мое положение. Но он согласился заключить договор.

– Но десяти тысяч золотом у вас нет.

– Нет.

Лонс беспокойно задвигался. Очевидно, эти расспросы были ему не по вкусу.

– Следовательно, вы не могли ему заплатить. Но тем не менее он сотворил то, что вы ему заказали.

– Возможно, он понимал, что совершает благородное деяние – помогает истинной любви восторжествовать.

И снова в голосе молодого актера проскользнули нотки уязвленной гордости и презрения к тем, кто осмелился грубо вламываться в его внутренний мир. Лайам расхохотался.

– Скорее уж вы его одурачили каким-нибудь способом. Ну, например, нарядились в самый богатый костюм, какой только нашелся в гардеробе театра, и выдали себя за сына какого-нибудь богача!

Молодой человек побледнел, но ничего не ответил.

– А теперь он мертв, и вам никому не нужно платить, так?

– Я не убивал его! – приглушенно произнес Лонс, облизывая пересохшие губы.

– Конечно-конечно! – Лайам одарил его отработанной волчьей усмешкой. – Никто ничего такого и не предполагает. Возможность заполучить красивую женщину, избавиться от непосильного долга и избежать гнева могущественного чародея – это все никак не может толкнуть на убийство. Конечно же нет.

Волчья усмешка сделала свое дело. Молодой человек лишился дара речи и только и мог, что хватать воздух ртом.

– Думаю, эдил Кессиас, мы с вами выяснили все, что хотели, – произнес Лайам и приподнял бровь. Эдил внимательно посмотрел на него и кивнул.

– Благодарю вас, Лонс, за то, что вы согласились уделить нам немного времени. Думаю, сегодня мы больше не станем вас беспокоить.

И Лайам, еще раз одарив Лонса волчьей усмешкой – дабы закрепить успех, – подтолкнул эдила к двери и пропустил его вперед. Эдил вышел из зала, Лайам продолжал стоять, словно ожидая чего-то.

Рора опомнилась первой и яростно набросилась на Лайама:

– Да кто вы такой? Как вы смеете вмешиваться в личную жизнь моего брата?..

Лайам сменил волчью ухмылку на вежливую улыбку, но это не помешало ему решительно произнести:

– Кстати, госпожа Рора, любопытная деталь. Тарквин был убит не обычным ножом, а одним из тех, какими часто пользуются актеры. Одним из пары. Было бы любопытно проверить – возможно, именно такого ножа и недостает в реквизите театра? Вам не кажется?

Дружелюбно улыбнувшись, Лайам поклонился девушке, а затем повернулся к Лонсу.

– Держитесь подальше от леди Неквер, – тихо прошептал он. – Вы меня слышали? Держитесь от нее подальше!

– И не подумаю! – отозвался Лонс. Он явно прилагал все усилия, чтобы вернуть себе былое спокойствие, и явно в том не преуспевал. Руки его дрожали.

– Держитесь от нее подальше, – повторил Лайам. – Если мастер Неквер узнает…

– Неквер ее недостоин! – пылко воскликнул актер, словно обрадовавшись возможности перейти в наступление. – Он – не более чем заносчивый…

Рора предостерегающе шикнула, и Лонс умолк, но во взгляде его читались гнев и отчаяние.

– Просто держитесь от нее подальше, – произнес Лайам во внезапно воцарившейся тишине. Актер угрюмо кивнул. Лайаму хотелось на прощанье взглянуть на Рору, но он отказал себе в этом удовольствии и вышел на улицу, где его дожидался Кессиас.