3

– Никаких духов, – негромко объявила старуха, вернувшись в прихожую, где дожидались Лайам и эдил.

Они ждали ее уже около часа. Все это время ведьма бродила по дому, что-то бормоча себе под нос, а ее блестящие птичьи глазки беспокойно сновали вокруг. Она несколько раз высовывалась в прихожую, и каждый раз Лайаму становилось не по себе.

После того как Кессиас убедился, что Тарквин действительно мертв, он кивнул матушке Джеф, и та тут же принялась за работу, а Кессиас вытолкал Лайама за дверь.

– Пока ведьма проверяет, есть ли здесь духи, ее нельзя беспокоить, – прошептал эдил.

– А как она это делает? – так же шепотом спросил Лайам, движимый любопытством.

Эдил пожал плечами:

– По правде говоря – понятия не имею. Но если дух Тарквина здесь, если он гневается или жаждет мести, она это почувствует и, может быть, сумеет кое-что у него выяснить.

Голос эдила звучал беспечно, но рука его при этом, словно бы невзначай, коснулась рукояти меча.

Лайам никогда прежде не слыхал об искательницах теней, и любопытство его все возрастало. Если ведьма сможет поговорить с духом Тарквина, возможно, тот назовет ей имя убийцы. Лайам встал, чтобы пройтись.

Двое стражников за окном чуть шевельнули копьями. Они продолжали стоять на каменной открытой террасе, несмотря на то, что с моря дул холодный, пронизывающий ветер и чахлое солнце было не в силах разбавить его теплом. Кессиас раздраженно посмотрел на своих подчиненных, но не сказал ни слова.

– Вообще никаких призраков, – продолжала ведьма. – И никаких блуждающих духов. Ни жаждущих мщения, ни каких-либо других. А это значит, что убийцы здесь нет.

Вынеся этот приговор, ведьма неожиданно улыбнулась Лайаму, а Кессиас странно хмыкнул. Лайам озадаченно посмотрел на него, потом в мозгу его промелькнула догадка.

– Так вы решили, что все это сделал я? Вы оба думали, что это я убил мастера Танаквиля? Так или нет? Отвечайте!

Кессиас хмуро взглянул на старуху. Та ответила ехидной усмешкой.

– Я подозревал нечто такое, но…

– Но зачем бы я тогда стал вас разыскивать?! – гневно воскликнул Лайам. – Зачем бы я потащился сюда вместе с вами?

– Полегче, приятель. Не надо на меня кидаться. Многие именно так пытаются спрятать концы в воду. Я всего лишь хотел кое-что проверить. Ведь вы – Лайам Ренфорд, верно?

– Ну и что?

Лайам просто пылал от благородного возмущения. Этот болван и впрямь посмел заподозрить его в убийстве! Да, пожалуй, он слишком поторопился с выводом, что эдил Кессиас – неплохой человек.

– По правде говоря, нам известно, Ренфорд, что вы общались со стариком. Общались более тесно, чем кто-либо другой в Саузварке. Так кого же еще мне было подозревать? И вы бы никогда не узнали бы о моих подозрениях, если бы эта глупая баба не распустила язык!

Он снова смерил ведьму хмурым взглядом, а Лайам рассерженно отвернулся, намереваясь уйти.

Но тут кто-то коснулся его руки. Морщинистое лицо матушки Джеф сияло.

– Не обижайся, парень. Я тоже думала, что это твоих рук дело. У тебя слишком невинный вид, – пояснила она, – а это лучшая маска для шельмы.

Лайам промолчал, но слова старухи задели его за живое. Тарквин однажды сказал ему то же самое и почти в тех же словах. Как-то в пылу спора Лайам заявил, что всегда говорит то, что думает, на что старый кудесник расхохотался.

– Вы бы хоть бороду отрастили, что ли, Ренфорд, – сказал он. – Человеку с таким невинным лицом никто никогда не поверит.

– А теперь, эдил Кессиас, я бы хотела отправиться восвояси. Если, конечно, вы дадите мне в провожатые кого-то из ваших перепуганных, но бравых вояк.

Кессиас встряхнул головой и велел одному из гвардейцев проводить ведьму до дома. Когда эдил вернулся в прихожую, Лайам все еще думал о словах матушки Джеф. И о том, насколько они оказались созвучны словам Тарквина.

– Старуха попала в самую точку, Лайам Ренфорд. У вас чересчур невинный вид. Это вам не на пользу.

– Что же, мне обзавестись жутким шрамом и потерять глаз, чтобы выглядеть добропорядочным человеком? – язвительно поинтересовался Лайам.

Кессиас расхохотался и хлопнул Лайама по плечу. Лайам почувствовал, что гнев его понемногу стихает, и невольно улыбнулся в ответ.

– Шрам, повязка! Да, это бы сработало! – Эдил снова рассмеялся, потом, все еще посмеиваясь, добавил: – К несчастью, матушка Джеф редко ошибается, а значит, мне не удастся упрятать вас под замок. Следовательно, не остается ничего другого, кроме как пораскинуть мозгами и отыскать истинного убийцу. Давайте обыщем дом.

Эдил двинулся в глубь дома, Лайам – следом за ним. Его подстегивало вновь разгоравшееся любопытство. Эдил продолжал расспросы. Его интересовало все, что связывало Лайама со стариком.

– Так вы не догадываетесь, кто мог желать его смерти?

– Понятия не имею. На самом деле я не так уж и хорошо его знал. Я просто иногда купался в его бухте да время от времени беседовал с ним. Боюсь, тут никакой зацепки не сыщешь.

Они вошли в библиотеку Тарквина, располагавшуюся рядом с гостиной. Стены помещения были снизу доверху увешаны полками с книгами; окон тут не было, и тусклый свет проникал сюда лишь сверху – через небольшой стеклянный купол, вделанный в потолок. Когда Лайам произнес слово “купался”, эдил смерил его недоверчивым взглядом.

– Вы что плавали? В море?

– Ну да, – сказал Лайам.

– Но никто не плавает в море!

– Я плаваю, – просто сказал Лайам, не потрудившись что-либо объяснять. Кессиас пожал плечами, но чувствовалось, что он не поверил.

Несколько мгновений они стояли молча, зачарованно глядя на бесчисленное множество книг. Библиотека производила сильное впечатление. Лайам двинулся вдоль полок, время от времени прикасаясь к кожаным корешкам переплетов. Кессиас встал под самым куполом и, разглядывая библиотеку, медленно поворачивался на каблуках.

– Так когда, вы говорите, вы его нашли?

– Еще ночью. Я…

– Еще ночью?! – вскинулся эдил. – Почему же вы сразу не явились ко мне?

Лайам замялся на мгновение и уже совсем было решился рассказать эдилу о Фануиле, но что-то остановило его.

“Ты был пьян”.

– Понимаете, я был пьян, – выдавил Лайам из себя. – А когда я увидел его, я… э-э, растерялся, упал и ударился головой.

“Покажи ему шишку”.

– И набил изрядную шишку. – Лайам ткнул пальцем в собственный затылок и только теперь ощутил, что там и впрямь имеется изрядная выпуклость. – Я пришел в себя только утром.

– Хватили лишнего, да?

Эдил улыбнулся, и Лайаму чуть полегчало, хотя лицо его оставалось по-прежнему красным.

– Должно быть, это единственная причина, которая может заставить доброго человека глухой ночью отправиться в гости к магу.

Кессиас вышел из библиотеки и двинулся к коридору, ведущему в сторону спальни. Лайам, злясь на весь свет, поплелся следом за ним. Интересно, известно ли маленькой твари, что этот тип заподозрил Лайама в убийстве?

“Я знал, что это возможно, – возник в его сознании ответ. Лайам оступился от неожиданности и замер посреди коридора. – Именно поэтому я и хотел, чтобы он прихватил с собой искательницу теней”.

Кессиас толкнул дверь кабинета и оглянулся:

– Не хотите присоединиться?

Лайам взял себя в руки и поспешно нагнал эдила. Тот уже стоял возле стола, на котором лежал Фануил.

– А это что? Домашняя ящерица Тарквина?

Кессиас осторожно и медленно протянул руку к дракончику, стараясь всем своим видом выказать дружелюбие. Фануил внимательно за ним наблюдал. Эдил коснулся шеи рептилии, намереваясь ее почесать, но тут голова дракончика вскинулась и Кессиас потрясенно отдернул руку.

– Ах ты тварь! – воскликнул эдил, потирая руку, словно дракончик и вправду его укусил. Но Лайам знал, что Фануил даже не прокусил кожи.

– Жаль, что этот зверек не умеет говорить. Думаю, он многое мог бы нам рассказать.

– Увы, – пробормотал Лайам, снова краснея.

– Здесь ничего не тронуто, – сказал эдил, бросив косой взгляд на макет Саузварка, и, резко развернувшись, вышел из кабинета. Лайам задержался, глядя на маленького уродца. Потом протянул к нему руку – медленно, как это только что делал эдил. Фануил позволил Лайаму почесать себе шейку и даже выгнулся от удовольствия. Мягкая чешуя его опять удивила Лайама, и он несколько мгновений мял ее пальцами. Никаких новых мыслей при этом в его сознание не вошло, а потому Лайам погладил Фануила еще раз и вышел.

Кроме тех помещений, которые они уже осмотрели, в доме обнаружилась лишь еще одна комната, с таким же куполом, как и в библиотеке, но – в отличие от нее – с огромными окнами. В лучах неяркого света кружились пылинки.

– Что-нибудь пропало? – спросил Кессиас.

– Не знаю. Я здесь никогда прежде не бывал.

Комната была похожа на склад, ее заполняли странного вида предметы. Они были прикреплены к белым оштукатуренным стенам и лежали в ящиках из темного полированного дерева с застекленными крышками. В одном из таких ящиков хранилась коллекция тонких жезлов, покрытых искусной резьбой, в другом тускло мерцали монеты неведомой Лайаму чеканки, в третьем посверкивали драгоценности причудливой формы: кольца, браслеты, перстни. На глухой стене висел искусно вышитый гобелен размером с каминный коврик – со стилизованным изображением орла, величественно парящего над пурпурными горными пиками. С шеи орла свисала круглая лютня без струн. Ниже на той же стене, рядом с рогом, оправленным в серебро, помещались меч и щит – меч выщерблен, щит изрядно помят.

– По правде говоря, – сказал эдил, – не похоже, чтобы тут что-то украли. Так что возиться дальше нет смысла.

Он развернулся и двинулся к выходу. Лайам удивленно посмотрел на него:

– Простите?

– Возиться дальше нет смысла.

Лайам смотрел на Кессиаса все так же вопросительно, и потому эдил произнес, отчетливо выговаривая каждое слово:

– Здесь ничего не украдено, Лайам Ренфорд. А значит, дальнейший осмотр не поможет найти убийцу.

– Э-э, да, конечно! Понятно.

Лайама уже интересовали не умозаключения эдила, а таинственные предметы, собранные Тарквином. Он медлил, ему не хотелось из этой комнаты уходить.

– Раз воровство исключается, – продолжал эдил, – остаются лишь личные счеты. Были ли у покойного враги? Ненавидел ли его кто-нибудь до такой степени, чтобы убить?

Лайам покачал головой:

– Не знаю. Не думаю, чтобы у него было так уж много знакомых в Саузварке – ну, конечно, кроме меня.

– О, нет, знакомых у старика хватало. Ходят слухи, что кое-кто совсем не гнушался вести с ним дела. Я это проверю и посмотрю, оставил ли он завещание.

– Завещание?

– Ну да, завещание.

Кессиас, кажется, решил, что Лайам, как чужак, не очень-то хорошо разбирается в тонкостях южного диалекта, и потому счел за лучшее пояснить:

– Он мог составить завещание и зарегистрировать его в канцелярии герцога. Многие горожане так делают.

Лайам промолчал; по его мнению, Тарквин был не из любителей составлять завещания.

– Теперь встает вопрос о похоронах. Кто-то должен этим заняться.

Эдил выжидательно взглянул на Лайама.

“Ты обо всем позаботишься”.

– Я обо всем позабочусь, – произнес с натугой Лайам, побледнев от столь наглого вторжения в его мысли. – Мы как-то обсуждали с ним что-то такое. Теоретически, конечно. Мне бы и в голову не пришло…

На лице эдила промелькнуло удивление, и Лайам занервничал. Дракончик устраивал дела на свой странноватый лад и толкал его на такие дорожки, по каким ему еще не доводилось ходить. Но Кессиас истолковал замешательство Лайама по-своему.

– Сколько вам лет, Лайам Ренфорд?

– Тридцать, – отозвался Лайам.

– Тридцать… – пробормотал эдил. Он был старше Лайама лет на десять. Суровое лицо Кессиаса немного разгладилось. – Вы что, никогда не видели мертвецов?

Лайам нахмурился. Мертвецов он повидал предостаточно. Наверно, куда больше, чем бравый эдил, и, пожалуй, в гораздо более худших видах.

“Нет”.

– Нет, – ответил он дрогнувшим голосом.

– Может, мне оставить своего человека, чтобы он вам помог?

“Нет”.

– Нет, спасибо. Думаю… – Лайам запнулся и судорожно сглотнул. – Думаю, я справлюсь.

– Ну ладно, – сказал наконец Кессиас. – Раз вы в этом уверены, я, пожалуй, вернусь к своим делам.

Лайам коротко кивнул.

Эдил ответил таким же коротким кивком и двинулся было к двери, но тут же остановился и спросил, где Лайам проживает.

– Мало ли – вдруг мне удастся что-то разнюхать. И понадобится срочно с вами поговорить.

Лайам объяснил, как его найти, и Кессиас удалился, прихватив стражника, одиноко топтавшегося возле входной двери. Лайам, выйдя на террасу, смотрел, как они уходят по узкой тропе, ведя своих лошадей в поводу. Когда они взобрались на утес, Лайам вернулся в дом.

Фануил по-прежнему лежал на столе в кабинете. Он смотрел на Лайама спокойно, даже словно бы безмятежно.

“Почесывание – хорошо”.

– Полагаю, ты хочешь еще? – саркастически поинтересовался Лайам, но все-таки почесал мягкую, словно ткань, чешую. – Что из того, что тут было, ты предвидел заранее?

“Довольно многое”.

Дракончик потянулся, поворачиваясь так, чтобы Лайаму было удобнее его чесать, – простое движение удовольствия, мало вяжущееся с холодком его мыслей.

– Зачем ты заставил меня соврать и сказать, что я грохнулся в обморок в спальне Тарквина?

“Ты знаешь”.

К собственному удивлению, Лайам понял, что он и вправду это знает. Кессиас принял Фануила за домашнего зверька чародея. Похоже, бравый эдил ничего не слышал о фамильярах, и если бы Лайам попытался растолковать ему, что это такое, Кессиас наверняка предположил бы…

– Ты не хотел, чтобы он заподозрил, будто мы с тобой вместе убили Тарквина.

“Это тут же пришло бы ему в голову, и тогда все стало бы много сложнее”.

– Зато теперь эдил считает меня рохлей, человеком, которому становится дурно от одного вида крови. Он думает, что я никогда прежде не видал мертвецов.

“Тебя это волнует?”

Лайам покачал головой и убрал руку. Его посетила неожиданная мысль, ему представилось, как Фануил, зажав кинжал в маленьких лапах, подбирается к спящему старику.

Но эта картинка тут же исчезла, словно что-то стерло ее влажной тряпкой.

“Глупость. Я не способен на это”.

– Конечно нет, – поспешно согласился Лайам, чуть отступив от стола. Мысль и вправду была дурацкой. Дракончик не мог предугадать, что Лайам напьется и ему взбредет в голову навестить старика. Он никак, ну никак не мог знать, что среди ночи в этом доме появится еще одна живая душа, часть которой он сможет присвоить.

“Ты должен выполнить условия сделки”.

– Да. – Лайам встряхнул головой, окончательно отгоняя непрошеное видение. – Ты научишь меня, как ухаживать за тобой?

“Ухаживать не нужно. Нужно только меня кормить”.

– И все?

“И другое”.

– Другое, – тупо повторил Лайам, потом вспомнил: – То, что ты обещал мне сказать, когда эти люди уйдут?

“Да”.

– И что же это?

“Ты должен выяснить, кто убил мастера Танаквиля”.

– Найти убийцу? Это дело Кессиаса, – с подозрением произнес Лайам.

“Ты не веришь, что человеку герцога это удастся”.

– Ну да, не верю. Но если это не удастся ему, как смогу это сделать я? Ты просто бредишь.

Лайам выпрямился и отошел к модели, повернувшись спиной к дракону.

“Ты знаешь мастера Танаквиля лучше, чем человек герцога. Я тоже знаю его лучше. Вместе мы сумеем понять, кто мог это сделать, мы найдем того, кто убил. Ты ведь уже занимался такими вещами”.

– Я… – Лайам резко обернулся. – Откуда ты знаешь?

“Мы одно целое. Твои воспоминания – мои, а мои будут твоими. Потом. Я знаю все твои мысли”.

Фануил не подчеркивал последней фразы, но уши Лайама загорелись, словно от внезапного прилива стыда.

– Ты знаешь все о моей жизни?

“Конечно”.

Лайам помотал головой:

– Ну, неважно. Это было давно, и обстоятельства были другими. Мне просто очень везло.

“И тем не менее тебе уже случалось идти по следу убийц. И находить их. А еще ты уверен, что к тебе благосклонна удача”.

В общем, все было правдой. Лайам втайне действительно думал, что где-то в районе небес существует некое божество, наблюдающее лично за ним. К тому же ему и впрямь приходилось раз-другой участвовать в раскрытии загадочных преступлений.

– Даже если предположить, что я сумею найти убийцу, – зачем это тебе? Почему ты хочешь, чтобы я это сделал? Какова твоя цель?

И в первый раз за все время мысли Фануила сделались путаными, нечеткими. Дракончику понадобилось довольно много времени, чтобы сформулировать внятный ответ:

“Я не знаю”.

– Что мы станем делать, когда отыщем убийцу?

И снова ответная мысль проступила медленно, словно вода сквозь плотное полотно.

“Я не знаю”.

– Мы отдадим его эдилу?

“Да. Может быть”.

Лайаму подумалось: возможно, дракончик жаждет отмщения? Око за око, зуб за зуб и т. д. Он снова вспыхнул, когда Фануил отозвался:

“Нет, это не месть. Я просто чувствую, что это следует сделать. Мастер Танаквиль был добр ко мне”.

Лайам вздохнул, снова повернулся к модели Саузварка и стал разглядывать причудливое сооружение. Он думал сейчас о Тарквине, точнее о том, каким тот ему казался. Он ведь еще вчера выглядел в воображении Лайама угрюмым, но на свой лад приятным, вроде безвредным и несколько эксцентричным отшельником – в общем, чокнутым старичком. Но это именно он заставил Клыки провалиться куда-то, это именно он битком набил целую комнату странными артефактами, которые просто нуждались в немедленном изучении.

“Я покажу тебе, как эти вещи работают. Они будут твоими. Это входит в условия сделки”.

Лайам снова вздохнул и подался вперед, осторожно опершись руками о край модели.

– Не мог бы ты несколько минут не лезть мне в голову, а?

Он уже понял, что возьмется за это расследование. Даже если забыть обо всем прочем – старик, в конце концов, позволял ему купаться в своей бухте. А если дракон лжет и за его предложением кроется какой-то подвох – что ж, тогда…

Но Лайам не довел эту мысль до конца. Он просто не стал ее додумывать, потому что сам толком не знал, как в этом случае он поступит.

– Ладно, сделка так сделка. Учти, с этой минуты мне нужно будет знать все, что ты только сумеешь вспомнить о своем повелителе.

“Я расскажу что знаю”.

Четыре часа спустя, когда блеклое солнце уже клонилось к горизонту, Лайам ехал по покрытой грязью дороге обратно в Саузварк. Его снова подташнивало. Лодыжка больше не болела, но зато шишка на затылке начала неприятно пульсировать.

Лайам очень долго и скрупулезно допрашивал дракончика, вытягивая из уродливой твари малейшие сведения обо всех, кто только бывал у Тарквина. Он весьма удивился, узнав, как много людей помимо него спускалось по узкой тропинке меж скал, – но еще сильней удивился, уяснив, как мало дракончик знал о делах своего хозяина. Фануил мог припомнить какие-то имена, лица, обрывки фраз, но Тарквин, судя по всему, явно имел обыкновение бесцеремонно отключать своего фамильяра, когда речь заходила о чем-то серьезном. Это показалось Лайаму странным, зачем таить что-либо от того, с кем ты по собственной воле делишь свою душу? Но Фануил воспринимал это как нечто само собой разумеющееся.

Чтобы похоронить чародея, потребовалось какое-то время. Лайам солгал Кессиасу. В их беседах с Тарквином никогда не затрагивалась похоронная тема, но Фануил заверил Лайама, что старику было всегда наплевать, как и где его похоронят.

Потому Лайам спустился на берег и нашел неподалеку от скал местечко с плотным, слежавшимся песком, более-менее напоминающим почву. Воспользовавшись валявшейся тут же доской, он вырыл узкую глубокую яму, проклиная осыпающийся песок. Лайам даже упарился, хотя с моря тянуло холодом. В конце концов он решил, что могила достаточно глубока, и вернулся в дом за телом.

Он завернул покойника в алое покрывало. Хотя старик был худощав, он оказался намного тяжелее, чем ожидал Лайам. Но он был таким же окоченелым, как и все мертвецы, каких Лайам во множестве повидал на полях сражений. Лайам кое-как дотащил тело до приготовленной ямы, ругая себя за глупость. Кой черт его дернул вырыть могилу так далеко?

Уложив наконец Тарквина на место упокоения, Лайам постоял над могилой, глядя на алый сверток. Он казался маленьким и жалким, словно игрушка, потерянная или брошенная беспечным ребенком. До Лайама долетел запах соли и гниющих водорослей, пронзительный и холодный.

Лайам так долго прожил среди чужаков, с их странными верованиями и ритуалами, что никак не мог сообразить, какому божеству сейчас следует молиться и следует ли. Так и не придя ни к какому выводу, он махнул на все рукой и просто постоял молча, прислушиваясь к плеску волн и рокоту дальнего шторма.

– Наверное, я могу только… – сказал он в конце концов, да так и оставил фразу.

На то, чтобы засыпать могилу песком, много времени не ушло.

Он заглянул в дом лишь затем, чтобы попрощаться с уродцем.

“Тебе незачем возвращаться сегодня в город”, – просигналил дракончик, когда Лайам вошел в кабинет.

– Я не могу оставаться здесь, – пробормотал Лайам.

“Так было бы проще”.

– Все концы дела, которое ты мне поручил, находятся в Саузварке. Будет проще, если я поеду туда.

“Это так. Но здесь тебе было бы гораздо удобней”.

Что-то подсказывало Лайаму, что это действительно так.

– Это не мой дом, – сказал Лайам. – Я вернусь завтра утром.

С этими словами он повернулся и вышел, дракончик молчал.

Было холодно – приближалась зима – и Лайам старательно кутался в плащ. Вскоре после того, как он въехал в город, ему преградила путь храмовая процессия. Лайам остановил коня, терпеливо ожидая, пока верующие пройдут. Впереди процессии выступали жрецы – бритые наголо, в белоснежных одеждах; они несли восковые таблички и громко пели. За ними, склонив головы, толпой тянулись миряне; следом за ними обособленно двигалась торжественная группка чисто одетых детей. Лайам заметил, что шумливые обычно уличные торговки помалкивали, пока процессия двигалась мимо, и что однорукий побирушка-калека проворно укрылся в водосточной канаве; он выбрался из укрытия лишь после того, как верующие скрылись из виду. Лайам бросил нищему монету и пришпорил коня.

Вернув Даймонда в конюшню, Лайам приостановился возле палатки, где торговали горячей едой. Он купил пяток горячих колбасок и ломоть теплого хлеба. Ему вспомнилась было магическая печь на кухне Тарквина, но Лайам тут же прогнал эту мысль. Понадеявшись, что колбаски удастся донести до дома горячими, он заспешил к своему жилью.

Колбаски действительно остыть не успели, а хлеб пропитался жиром. Лайам счел эту снедь восхитительно вкусной и поспешно убрал со стола бумаги и книги. Покончив с едой, он не удержался и облизал пальцы.

Из его окна было видно, как Саузварк готовится к ночи. Пышные огни факелов и фонарей вспыхивали возле храмов и городских гостиниц. Кроме того, по городу сновали туда-сюда оранжевые язычки пламени: это стражники отправились на ежевечерний обход улиц, проверяя, заперты ли двери в домах, и разгоняя попрошаек.

Устало вздохнув, Лайам вымыл руки холодной водой, оставшейся с утра, потом заточил перо и приготовил чернила. Затем, положив перед собой несколько чистых листов бумаги, он принялся записывать то, что ему сообщил Фануил.

За неделю, предшествовавшую смерти Тарквина, у старика побывали четыре человека. Немалое, в общем-то, количество для затворника, но если вспомнить, что покойный был не просто затворником, а еще и могущественным чародеем, то ничего странного усмотреть в этом было нельзя. Итак, вот эта четверка: аптекарь, с которым Тарквин был хорошо знаком, красивый юноша (возможно – менестрель), высокопоставленный торговец с телохранителем и некая дама в плаще. Лайам старательно зафиксировал на бумаге все, что только смог припомнить о них фамильяр. Ясно было одно: у любого из этих людей могла иметься причина – возможно, совершенно невинная – искать помощи чародея.

“Если просишь мага помочь тебе раздобыть серебро, приготовься платить ему золотом”, – сказала как-то Лайаму госпожа Доркас, стремясь остеречь своего постояльца от визитов к “ужасному колдуну”.

Интересно, кто сложил эту поговорку? Уж не тот ли самый человек, что вонзил кинжал в грудь старика?

Лайам яростно тряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями, и сосредоточил внимание на составленном списке. В конце концов он решил, что начнет с аптекаря. Фануил припомнил, что хозяин с ним поругался, да так, что гость вылетел пулей из дома и предпочел удалиться, бормоча себе под нос что-то вроде угроз.

Да, именно этот вариант следовало первым делом проверить, и не только из-за ссоры, которая могла оказаться пустячной, но еще и потому, что аптекарь был единственной личностью в списке, чье имя Фануил твердо знал.

“Завтра, – подумал Лайам. – Завтра я схожу повидаться с этим Томом Виеску. Только что я ему скажу? Прошу прощения, господин аптекарь, не вы ли случайно убили господина Танаквиля? Или, может быть, лучше зайти с другого конца? Господин аптекарь, у вас, случайно, в последнее время не пропадал какой-нибудь ножик?”

Лайам недовольно скривился. Фануил не имел свободного доступа к мыслям Тарквина, но зато основательно покопался в его голове. Лайаму действительно довелось распутать пару головоломок преступного плана, но тогда он располагал соответствующими полномочиями. Он имел право допрашивать и подозреваемых (и тех, кто кажется таковыми), и свидетелей (и тех, кто себя за таковых выдает). Короче, он мог допрашивать всех, кто ему был нужен, ибо за его плечами стоял вооруженный отряд.

Лайам выругался и внезапно вспомнил о ноже, торчащем из груди мертвеца. Он так и не успел рассмотреть его повнимательнее, а к моменту похорон ножа уже не было. Должно быть, его забрал Кессиас, хотя своими глазами Лайам этого не видел. Ох, этот эдил, видно, главное его назначение – совать порядочным людям палки в колеса!

“Мне нужно осмотреть этот нож. Но как теперь это сделать? Извините, досточтимый эдил, нельзя ли взглянуть на нож, который вы вытащили из трупа Тарквина? Понимаете, я недавно потерял свой перочинный ножик, и мне пришло в голову, что убийца мог его подобрать…”

Может, просто сказать дракончику, что он, Лайам, от природы туп и что это дело ему не под силу? Но Лайаму вспомнился немигающий взгляд фамильяра. Нет, Фануил ни за что не позволит расторгнуть сделку.

Стук в дверь прервал его размышления. Лайам неспешно подошел к двери. На пороге стояла хозяйка жилья.

– Вы уже дома, мастер Лайам? Я не знала, что вы вернулись, а то зашла бы пораньше. Вам письмо от дамы, мастер Лайам, – добавила она многозначительно и с понимающей усмешкой протянула пахнущий тонкими духами конверт. Лайам довольно резким движением выхватил конверт из рук госпожи Доркас и недовольно поджал губы – ему не понравился намек.

– Спасибо! – буркнул он и собрался захлопнуть дверь, но передумал.

– Госпожа Доркас… – начал он, ему пришло в голову, что хозяйка может ему рассказать что-нибудь о Томе Виеску.

– Да? – с явной готовностью отозвалась хозяйка, и Лайаму тут же расхотелось расспрашивать ее о чем бы то ни было. Госпожа Доркас была, несомненно, порядочной женщиной, но имела слишком уж длинный язык.

– Нет, ничего. Спасибо.

Лайам вежливо улыбнулся и закрыл дверь, невзирая на недовольство почтенной матроны.

Он с интересом осмотрел причудливую восковую печать. Письмо было от леди Неквер. Та сообщала, что извиняет Лайама и приглашает его в гости на завтра. Письмо было составлено безупречно, и все же казалось, что в нем звучат нотки мольбы, словно леди Неквер отчаянно нуждалась в этом визите. Она даже указала точное время и приписала, что весьма огорчится, если их встрече вновь помешают дела. Эта приписка могла быть, конечно, ничего не значащим актом вежливости, но Лайаму так не казалось. Ну, не то чтобы леди Неквер и вправду могла огорчиться, но все же…

– Возможно, она влюбилась в тебя, плутишка, – сказал он себе вслух. – Лайам Ренфорд, похититель сердец!

Он рассмеялся своим словам, но почему-то почувствовал себя на седьмом небе.

Как бы там ни было, Лайам решил, что на этот раз надо идти. Леди Неквер ждала его во второй половине дня, так что у него оставалось целое утро, чтобы поговорить с Виеску и, возможно, с кем-то еще.

Лайам улегся в постель, и перед его мысленным взором закружился хоровод лиц.

Кессиан, матушка Джеф, леди Неквер и ее странный супруг, госпожа Доркас, бедняга Тарквин, Фануил… Он провел в Саузварке четыре длинных и скучных месяца, и, собственно говоря, купание в бухте Тарквина было его единственным развлечением. И вот внезапно все разом переменилось: в одни сутки он умудрился напиться на званом вечере, получить приглашение в гости от знатной дамы, взяться за расследование убийства и потерять часть души.

Не многовато ли всего этого для одного человека, особенно после четырех месяцев спячки? Его словно втягивал в себя водоворот событий, который только набирал силу. И за всем этим маячил крохотный дракончик с желтыми, как у кошки, глазами и мыслями, гладкими и холодными, словно морская галька.

Заснул Лайам не скоро.