- Да, милорд. Не могу ли я просить вас еще об одной малости?
      - Ну разумеется, - сказал Окхэм, хотя и не очень охотно.
      - Может быть, вы согласитесь описать мне ваших вчерашних гостей?
      - Я не совсем понимаю, чего вы хотите.- Лорд выпрямился в кресле и с подозрением воззрился на Лайама.
      Лайам тоже сел прямо и с невиннейшим видом продолжил:
      - Я всего лишь прошу рассказать, как они выглядят, милорд. Мне известны только их имена, а люди, которых я буду расспрашивать, могут этих имен и не знать. Зато они могут описать внешность людей, с какими общались в последнее время.
      - Ах, вот в чем дело,- облегченно сказал Окхэм. Его подозрительность рассеялась так же быстро, как и недавний энтузиазм.- Тогда я к вашим услугам. Начнем, пожалуй, опять с Ульдерика...
      Лорд Окхэм описывал своих знакомцев в общих чертах, словно стараясь покончить со всем побыстрее. Он явно предпочитал галоп рыси, но Лайам всеми силами старался придерживать проворную лошадку его речи, чтобы выудить у собеседника как можно больше подробностей. Правда, преуспеть ему в этом не удалось. Впрочем, пару раз лорд все-таки не сдержался и высказался кое о ком довольно крутенько, и Лайам взял эти случаи на заметку. Сообразив, что большего ему от Окхэма не добиться, он стал сворачивать разговор.
      Они уговорились о встрече, и Окхэм вызвал Тассо, чтобы тот проводил посетителя к выходу.
      - Значит, увидимся в восемь?
      - Да, ваша светлость, - ответил Лайам и, поклонившись, вышел из кабинета. Тассо почтительно сопроводил его вниз по лестнице, но в прихожей вновь показал норов. Он захлопнул за гостем дверь с такой поспешностью и с таким стуком, словно выгнал из дома надоедливую собаку.
      Сойдя с крыльца, Лайам остановился, прикидывая, все ли он выжал из ситуации. Конечно, не все. Ему следовало осмотреть комнаты, где спали гости, и можно было также еще раз попробовать поговорить с леди Окхэм...
      "Так почему же ты этого не сделал?" - спросил себя Лайам, хотя прекрасно понимал почему. Ему помешал лорд Окхэм, он подавил его своей ухоженностью, родовитостью, изысканностью манер. "Ты и сам не из захудалого рода", - укорил себя Лайам, но это не помогло. С тех пор как враги разграбили замок отца, юный лорд Ренфорд стал бездомным скитальцем - как в самом Таралоне, так и за пределами королевства. И дружбу он уже водил преимущественно с простыми людьми. Солдаты, моряки, контрабандисты, шпионы, караванщики, воры, бродяги - среди них Лайам чувствовал себя своим, с ними он знал, как себя держать. А тут вдруг словно бы оробел, столкнувшись с холеным представителем высшего класса.
      "Боги, как свободно он держит себя! И как прост в общении! - мысленно восхитился Лайам. - Впрочем, он может себе это позволить. Всю простоту и приветливость господина с лихвой компенсируют наглые слуги. Да и потом приятны в общении далеко не все титулованные особы. Взять, хотя бы, того же Квэтвела..." Лайам подумал, что Кессиасу приходится тяжко, если ему хоть раз на дню встречается подобный наглец. "И как он только все это выносит?" Да, собственно говоря, никак - ответил он сам себе. Раздражается, конечно, но принимает выходки знати как данность. И уж точно - ни о чем не задумывается. Считает, что таково положение вещей.
      Он пожал плечами и твердо решил следовать достохвальному примеру приятеля, после чего повернулся и двинулся к дому госпожи Присциан.
      Но внезапно остановился, почувствовав на себе чей-то внимательный взгляд.
      Лайам вскинул голову, и глаза его встретились с глазами лорда. Тот, отдернув занавеску в окне, явно за ним наблюдал. Увидел, что Лайам его заметил, лорд улыбнулся и сделал рукой жест - дружелюбный и снисходительный одновременно, так машут тому, с кого все получено и чье присутствие делается докучным.
      Лайам еще раз поклонился и зашагал к зданию, очень похожему на то, где он только что побывал.
      Дверь ему открыл Геллус, который сообщил, что госпожи Присциан сейчас нет.
      - Леди Окхэм болеет,- сказал слуга, многозначительно кивнув в сторону соседнего дома. - И моя госпожа присматривает за ней. Может быть, вы подождете, господин Ренфорд?
      - Нет, ждать я не буду,- решил Лайам.- Но передай госпоже, что сегодня я еще зайду.
      Слуга почтительно поклонился, подождал, пока Лайам спустится с крыльца, и только тогда закрыл дверь.
      "Я должен составить какой-нибудь план,- думал, неспешно продвигаясь по улице, Лайам. - Это не дело - вот так отираться вокруг места происшествия, ожидая, что все как-нибудь само собой разрешится". Еще он обдумывал вопросы, которые следует задать гостям Окхэмов, но лениво, понимая, что диктовать ход и форму беседы будет ситуация, а вовсе не то, что он сейчас напридумывает. "А как славно было бы их огорошить прямым ударом. Сразу же после того, как Окхэм меня представит. Добрый вечер, граф Ульдерик! Неплохая сегодня погода. Знаете ли, мне кажется, что сокровище Присцианов украли именно вы!"
      Он свернул на улицу Герцогов, гадая, как отреагировали бы на такое Фурзеусы, а потом вдруг вспомнил, что где-то тут должен проживать Рейф Кэвуд. Особняк Фрейхетта Неквера Лайам узнал, он тут неоднократно бывал, он какое-то время даже дружил с торговцем и его очаровательной юной супругой. Но обстоятельства сложились так, что дружба распалась. Кессиас, кажется, говорил, что Кэвуд живет ниже по улице - через пару домов. Лайам пошел медленнее, отсчитал два здания от дома Некверов и присмотрелся к третьему повнимательнее.
      Простенький особнячок из красного кирпича, с узким и лишенным каких-либо украшений фасадом не слишком бросался в глаза на фоне соседних внушительных зданий, от которых за милю веяло богатством и роскошью. Он казался паузой в вычурной речи, запятой в длинном предложении из больших и значительных слов. Мимо такой малости взгляд праздного наблюдателя просто проскальзывает, если вообще ее замечает.
      Со стороны моря повеяло холодом. Лайам зябко передернул плечами и двинулся дальше.
      "Может быть, этот Кэвуд мечтает о доме побольше? И тоже хочет, чтобы в нем был театр?" - подумал он. Но продать в Саузварке фамильную реликвию Присцианов нельзя, а если продать ее где-нибудь далеко, не стоит рассчитывать потратить здесь выручку. В таком захолустье не скроешься от завистливых глаз. Доходы каждого распрекрасно известны соседям. Так что же надеялся выгадать похититель?
      Может быть, впрочем, им руководила лишь жажда этим сокровищем обладать. Лайам знавал людей, которые делались одержимыми от желания овладеть чем-нибудь, для них недоступным, - женщиной, кораблем, королевством. И, как верно заметил Кессиас, скряги вовсе не строят себе золотых дворцов.
      Сокровище Присцианов могли, конечно, украсть и из других побуждений. Например, чтобы отомстить за какую-нибудь обиду или чтобы повредить торговым делам вдовы. Но это казалось Лайаму не очень-то вероятным. Вряд ли Трэзия Присциан могла кому-нибудь так насолить, да и доля ее дела в общем торговом обороте города была невелика. И потом, утрата символа торгового дома мало сказалась бы на его прибылях или убытках. Символике этого рода в Саузварке придают гораздо меньше значения, чем, скажем, во Фрипорте. Там потеря торговой марки означала бы полный крах предприятия. Там, но не здесь.
      Постепенно дома становились все ниже, а улицы - уже. Погруженный в свои раздумья, Лайам не заметил, как миновал границу Макушки и спустился в район, где обитали горожане со средним достатком. За какой-то квартал до храма Повелителя Бурь он свернул с улицы Герцогов и направился к городской площади.
      Лайам опять думал о Кэвуде и о его более чем скромном по меркам Макушки особнячке. Если камень украл этот торговец, то вряд ли он поспешит с ним расстаться, даже если у него на примете есть покупатель. Сначала ему следует озаботиться поисками надежной легенды, объясняющей, откуда на него свалилось такое богатство, - как, впрочем, и любому другому участнику вечеринки. Правда, Ульдерику там или Квэтвелу в этом смысле полегче. Они владеют землями в других частях герцогства и могут сослаться на них, как на источник доходов. Но все равно продать украденный камень они где-то должны. А это сделать ой как непросто.
      Хотя бы потому, что в Саузварке ни у кого из частных лиц таких денег нет. В сокровищницах некоторых храмов достаточные средства, может быть, и нашлись бы, но ни одно святилище не станет связываться с крадеными вещами. Камень Присцианов можно сбыть с рук только в каком-нибудь большом городе например во Фрипорте, Харкоуте или Торквее. Но для этого нужно поддерживать с такими городами контакты. Допустим, Кэвуд ведет с ними торговлю... А остальные подозреваемые? Все они принадлежат к аристократии Южного Тира, а та не очень легка на подъем. Во всяком случае, за все годы учебы в Торквее Лайам никого из Южного Тира там не встречал. Хотя герцогство почти граничит с Торквеем, а в столичный университет съезжается молодежь со всего Таралона.
      "Итак, если камень похитили ради денег, то Кэвуд выходит в подозреваемые номер один", - заключил Лайам и покачал головой. Что-то он слишком спешит с выводами... Такого рода умозаключения не строятся на песке. Нужно выждать, пока у него не накопятся сведения о каждом из гостей Окхэмов. А тем временем следует порыться в других местах.
      5
      Дух всеобщего веселья на площади ощущался еще сильнее, чем утром. Гуляк вокруг палаток, где торговали подогретым вином, прибавилось. Из окон таверн лилась громкая музыка. Лайам поначалу даже чуть растерялся, он совсем позабыл, что сегодня праздник, причем самый развеселый в году. Что с того, что кому-то под окна море вынесло мертвеца, что кого-то там обокрали, - горожане ничего не желали об этом знать. О мертвецах и о кражах пусть болит голова у эдила.
      "И как только Кессиас не свихнется? - спрашивал себя Лайам, направляясь к ларьку, где торговали жареными каштанами. - Ведь он сталкивается со всем этим почти ежедневно. Драки, кражи, убийства. Все празднуют, Кессиас разбирает помойную кучу". Продавец взял у него монетку и насыпал ему полную горсть лакомства, радушно улыбнувшись и пожелав веселых пирушек. Лайам кивнул в ответ и отошел от прилавка, пересыпая горячие каштаны из ладони в ладонь.
      Продавец понятия не имел о том, что заботит его покупателя. Он знал только, что сегодня - пиры побирушек и что ему надо успевать поворачиваться, чтобы получить хорошую прибыль. Лайам вдруг ощутил некоторую неприязнь к беззаботным гулякам, гомонящим вокруг, одновременно проникаясь сознанием собственного превосходства. "Они не знают, что случилось, а я - знаю", - подумал Лайам и тут же устыдился своей мысли. Он ничем не лучше этих людей. Даже участие в расследовании не дает ему перед ними никаких преимуществ. Вот Кессиас, тот - да. Тот в Саузварке - весьма значимая фигура. Эдил стоит на страже порядка, и делает это, кстати, очень неплохо. Эдил несет службу, а для Лайама это расследование - всего лишь забава, игра. Конечно же, не пустячная, но все же забава.
      "Для госпожи Присциан в этом нет ничего забавного. Как и для того злосчастного моряка", - укорил себя Лайам. Мертвый моряк, впрочем, не был его заботой. А вот украденный камень - был. И ему придется с ним разбираться. Точнее, с теми, кто украл или имел возможность украсть эту вещь. Лайам осторожно разгрыз первый каштан. Еще горячий, он немного обжег нёбо, но Лайам быстро и с удовольствием его разжевал и взялся за следующий.
      Прямо сейчас он с гостями Окхэмов разобраться не мог. С этим придется подождать. До вечера или до того времени, когда лорд Окхэм сочтет нужным его им представить. Эдил проверяет скупщиков, на тот случай если кто-то уже пытался сбыть украденный камень или хотя бы разузнавал, можно ли его сбыть. (Лайам понимал, что опрос скупщиков вряд ли что-нибудь даст, но поспрашивать все-таки стоило.) А значит, пока что на его долю остается только одно - попытаться вычислить вора, который вскрыл замки госпожи Присциан. И тут ни Кессиас, ни Окхэм ему не помощники.
      "Тут способны помочь либо Оборотень, либо Мопса".
      За годы странствий Лайам перепробовал много занятий. Он успел побывать и писарем, и солдатом, и судовым лекарем, и капитаном. Однажды ему довелось освоить и ремесло охотников до чужого добра. Случай свел Лайама с Палицей легендарным харкоутским вором, и тот счел нужным обучить юношу кое-чему. Лайам крайне редко потом использовал приобретенные навыки. Однако, когда месяц назад кто-то забрался в дом мастера Танаквиля и унес оттуда кое-какие вещи, полученных знаний ему хватило, чтобы войти в контакт с воровской гильдией Саузварка и убедить ее главаря, что Лайам и сам - удалившийся от дел декламатор (так на преступном жаргоне именуются опытные воры).
      Местная воровская гильдия была не особенно мощной, скорее даже она являлась не гильдией, как таковой, а небольшой бандой, правда, неплохо сколоченной. В конце концов, оказалось, что к происшествию в доме Тарквина никто из преступного клана касательства не имел. Но, тем не менее, Лайам умудрился оказать этим людям что-то вроде услуги (с его помощью душа одного убитого вора по кличке Двойник смогла обрести покой) и потому рассчитывал на некоторую признательность с их стороны. Правда, из всей гильдии более-менее приятельские отношения у него установились лишь с Мопсой дерзкой, но смышленой девчонкой, которую Оборотень (главарь клана) тогда приставил к нему. Ее-то Лайам и решил теперь разыскать. Однако как это сделать, он мог только гадать.
      У воровской братии не имелось постоянно действующего представительства, куда можно было бы обратиться с запросом, а тайный притон клана, известный Лайаму, уже не существовал. Поэтому ему оставалось одно - бродить по улицам в надежде на случайную встречу.
      Он вздохнул и отправил в рот последний каштан, уже остывший. Потом отряхнул ладони и направился к Муравейнику.
      Муравейником прозывался самый нижний из жилых городских районов. Самый нижний, самый грязный и самый темный. Зимой даже в разгаре дня его накрывала тень от Клыков - грозных иззубренных скал, поднимавшихся из морской пучины и защищавших местную гавань от бурь и штормов. Граница гигантской тени пересекала Портовую улицу, и Лайам видел ее издалека.
      Он брел к этой границе по солнышку мимо бесчисленных лавок, ларьков и палаток, увешанных лентами и гирляндами из зеленых ветвей. Тут торговали праздничной снедью - ощипанными тушками жирных гусей, крабами, устрицами, омарами. Но Лайама все это изобилие не привлекало. Он целеустремленно протискивался сквозь толпу покупателей, время от времени оскальзываясь на мокрых камнях мостовой. Чем ближе он подходил к Муравейнику, тем скудней становились прилавки. Ряды ларьков постепенно редели, пока не сошли на нет. Здания по сторонам улицы все ветшали, среди них стали попадаться заброшенные строения с провалами вместо дверей и забитыми досками окнами. Вступив в затененный Клыками квартал, Лайам поплотней завернулся в плащ там резко похолодало. Кучи снега под стенами были грязными и ноздреватыми, а попытки здешних жителей украсить дома к празднику выглядели убого.
      Определенного маршрута поисков у Лайама не имелось. Он собирался просто бродить по трущобам до тех пор, пока ему не встретится Мопса или пока не стемнеет. Добротная одежда его теперь выгодно отличалась от одеяния остальных прохожих и привлекала к себе внимание подозрительной публики, толкущейся в подворотнях. Но Лайам не придавал косым взглядам значения - он шел, куда ноги несут, погруженный в свои раздумья.
      Дома Муравейника были в основном деревянными. Каменные или кирпичные здания, изредка среди них попадавшиеся, служили всего лишь напоминанием, что когда-то этот район знавал лучшие времена. Все этажи противоположных строений словно тянулись друг к другу, нависая уступами над мостовой, и местами даже соединялись вверху, закрывая небо. Эти мрачненькие тоннельчики Лайам старался поскорей миновать.
      Как-то раз он остановился возле группы одетых в лохмотья детишек, чтобы спросить, не видели ли они Мопсу. Оборвыши как зачарованные уставились на его сапоги и принялись бормотать что-то невразумительное. Вид богатого горожанина их явно смущал, и ему пришлось удалиться.
      Проблуждав таким образом около часа, Лайам хлопнул себя по лбу и выругался, а потом улыбнулся.
      "Ну что я за дурак?! В первый праздничный день, когда весь город закупает угощение и подарки, с чего бы ей торчать в Муравейнике?" А в следующее мгновение он подумал о Фануиле.
      "Мастер наконец обо мне вспомнил?" - мгновенно отозвался на его мысленный призыв Фануил. Лайам сосредоточился и приказал фамильяру поменяться с ним зрением. Через миг он уже глядел глазами дракончика на черепичную крышу галереи писцов.
      Лайам не очень любил проделывать этот фокус и старался как можно реже к нему прибегать. В момент обмена у него начинала кружиться голова, а потом - если опыт затягивался - появлялись боли в затылке. Тому виной, скорее всего, было иное устройство глаз магической твари, и привыкание к новому роду зрения не давалось без напряжения.
      "Ты мог бы и сам о себе напомнить, - сердито проворчал Лайам. - Будь добр, сместись чуть левее и ниже".
      Поле обзора дернулось и заскакало, потом вновь застыло. Наверное, дракончик перепорхнул на крышу соседнего дома. Теперь Лайам видел и самих писцов, устроившихся под сводами галереи. Одни - те, что победнее,горбились над маленькими деревянными ящичками, другие - у кого дела шли получше - восседали за широкими столами. Возле них на специальных досках были вывешены образцы работ. Такие писцы держали при себе небольшие жаровни, чтобы не замерзали чернила и руки. Писцы поскромней просто отогревали и то и другое на теле, периодически пряча руки под мышки, а чернильницы - в складки плащей. Сегодня работа была у каждого, тут толпилось гораздо больше народу, чем обычно. Многим хотелось обзавестись красочными поздравлениями, ведь перед праздниками мастера каллиграфии пускали в дело чернила пяти разных цветов.
      Лайам велел Фануилу обследовать Храмовую улицу и городскую площадь. Сам он тем временем неторопливо побрел к центру города, иногда останавливаясь, когда дракончик занимал очередную наблюдательную позицию. Тогда Лайам закрывал глаза и переключался на зрение фамильяра. Однако ни возле святилищ, ни на площади маленькой воровки не оказалось, хотя и там, и там сновали толпы празднично разодетого люда, довольно оглаживающего толстые кошельки. Мысленно выбранившись, Лайам приказал фамильяру вернуться к галерее писцов.
      Мопса была там!
      Лайам узнал ее по светлой, отливающей каштановой рыжинкой головке. Маленькая воровка с самым невинным видом стояла возле одной из колонн галереи, изображая из себя пай-девочку, дожидающуюся родителей. Одета она была в тот самый наряд, который Лайам купил ей с месяц назад. Правда, плащ уже выглядел изрядно замызганным, равно как и подол платья, высоко поддернутый для свободы маневра. В крепко сжатом кулачке Мопсы что-то опасно поблескивало. Девчонка определенно присматривалась к стоявшему в очереди нарядному господину - точнее, к свисавшему с его пояса кошельку.
      Лайам снова переключился на собственное зрение и, стараясь не обращать внимания на тупую боль в затылке, поспешил к галерее писцов, благо та была от него в трех кварталах. К тому времени, как он до нее добрался, мужчина в красном плаще уже собирался делать заказ, а Мопса изготовилась к действию. Лайам тихонько подошел сзади и похлопал девочку по плечу.
      - Привет, карманница! - прошептал он и схватил Мопсу за руку.
      Маленькая воровка так испугалась, что даже не пыталась удрать, и Лайам пожалел о своей шутке. Но уже в следующее мгновение на чумазой мордочке отразилось такое облегчение, что он рассмеялся.
      - Ты не очень-то осторожна, - сказал Лайам и отпустил ее руку.
      - Никогда больше так не делай! - прошипела Мопса. - Я чуть было не окочурилась от страха!
      - Сама виновата. Надо поглядывать по сторонам. Что, если бы к тебе подкрался не я, а кто-то другой?
      Мопса беспокойно завертела головой, всматриваясь в толпу.
      - А что, тут есть и такие?
      - Нет, - успокоил ее Лайам. - Но если бы были, то могли бы заметить у тебя кое-что. Я, например, заметил, - и он похлопал девочку по руке, в которой та прятала нож. - А теперь пойдем, мне надо с тобой поговорить.
      Мопса нахмурилась.
      - Не могу. Я работаю,- она взглянула через плечо на человека в красном плаще, который как раз заказывал писцу несколько поздравительных писем.
      - Ты опоздала,- сказал Лайам.- Его уже грабят. И потом, ты все равно не смогла бы незаметно перерезать обе завязки. Пойдем...
      - Смогла бы! - заупрямилась Мопса. Лайам покачал головой.
      - Идем со мной, это важнее,- он повлек упрямицу за собой, но та вывернулась и с подозрением спросила:
      - Насколько важнее?
      - Настолько, что нам перед разговором придется перекусить, - со вздохом сказал Лайам.
      Девчонка, что-то недовольно ворча, засунула ножик поглубже в рукав.
      - И где же мы перекусим?
      Лайам заметил неподалеку ларек, где торговали горячей пищей.
      - Там,- сказал он и показал рукой. Мопса ухмыльнулась и стрелой метнулась к ларьку. Прежде чем Лайам ее нагнал, она успела заказать три порции горячих колбасок.
      - Дядюшка платит, - сказала Мопса розовощекой торговке. Та с сомнением оглядела бедно одетую покупательницу, но тотчас успокоилась, увидев подошедшего Лайама.
      Торговка улыбнулась хорошо одетому господину и повернулась к жаровне.
      - Добавьте еще одну для меня, и, будьте добры, с хлебом, - сказал Лайам.
      - Мне тоже с хлебом! - потребовала Мопса. Когда торговка, разрезав колбаски вдоль и поместив их на хлеб, выложила заказ на прилавок, девчонка быстро схватила свою долю. Два бутерброда она упрятала в карманы плаща, а в третий жадно вонзила зубы.
      - Малышка проголодалась,- заметила продавщица.
      - Я не кормлю ее неделями, - сказал Лайам, доставая деньги. - Так выходит дешевле.
      Он положил на прилавок несколько мелких монеток, лучезарно улыбнулся опешившей женщине и, прихватив свой бутерброд, повел Мопсу в сторонку.
      - Туда, - Лайам показал на пустующий уголок в дальнем конце галереи. Увлеченная своим занятием маленькая воровка покорно потащилась за ним. По дороге она успела разделаться с первой порцией пищи и приступила ко второй. Лайам откусил разок от своего бутерброда и скривился - хлеб был черствым, а в колбаску переложили хрящей. Покачав головой, Лайам отдал бутерброд Мопсе. Та запихнула его в карман, не переставая жевать.
      Лайам уже в который раз задумался о том, сколько же Мопсе лет?
      "Двенадцать? Или тринадцать? Но никак не больше четырнадцати! Вся перемазанная и худющая, однако выглядит довольно неплохо. От нее уже не воняет, как прежде, и она как будто не голодает". Мопса теперь, несмотря на темные круги под глазами, действительно разительно отличалась от той изможденной и дурно пахнущей оборванки, какой она была месяц назад.
      Между тем маленькая воровка, расправившись со второй колбаской и облизав пальцы, сказала:
      - Ну так чего тебе надо?
      - Мне нужно свидеться с Оборотнем.
      - И зачем?
      - Чтобы сказать, как сильно я его уважаю.
      Мопса весело рассмеялась, захлопав в ладоши.
      - Тогда ты точно его не увидишь! Нет, честно - зачем он тебе?
      - Это тебя не касается. Просто скажи ему, что я хочу с ним поговорить.
      - И ты думаешь, что он побежит к тебе, как собака на звук рожка? Нет, с этим я к нему не пойду.
      Лайаму пришлось признать, что девчонка права. Кто он такой, чтобы тревожить главаря воровской гильдии по пустякам? Волк прежде всего блюдет свои интересы.
      - Хорошо. Тогда скажи ему, что на Макушке что-то пропало. И что я хотел бы потолковать с ним об этом.
      - Ты хочешь вернуть то, что пропало?
      - Не обязательно. Но - возможно. Главное - поскорее встретиться. Передай ему так.
      Мопса ухмыльнулась:
      - Я тебе не девчонка на побегушках.
      - Верно,- согласился Лайам.- Но ты ела мои колбаски. И вот еще что... Если сделаешь, что я прошу, и вернешься с ответом, получишь подарок.
      Глаза девочки вспыхнули. Она спросила, немного недоверчиво:
      - Какой такой подарок?
      Лайам таинственно усмехнулся. Он сам пока не знал, что ей подарит.
      - Одну потрясающую вещицу.
      Мопса прищурилась:
      - И сколько денег она будет стоить?
      Лайам удивленно хмыкнул:
      - Я и забыл, как плохо тебя воспитали! Нельзя спрашивать, сколько стоит подарок.
      - Можно, если его дарят не просто так, а в обмен на услугу.
      Лайам наклонился и ткнул строптивицу пальцем в плечо.
      - Слушай, ты, маленькая нахалка! Если не сделаешь то, что тебе сказано, то не только ничего не получишь, но я еще постараюсь, чтобы Оборотень сильно испортил тебе настроение. Ты меня поняла?
      - Да ладно, чего там.- Мопса оттолкнула палец и потерла плечо, хотя тычок был вовсе не сильным.- Нечего задираться. Я сделаю все и так.
      Удовлетворенный ее ответом, Лайам кивнул.
      - Когда получишь ответ, оставь мне сообщение у Хелекина. Знаешь, где это? - Хелекин был известной в городе личностью, он держал таверну на главной площади - напротив здания городского суда.
      - Знаю, ясное дело, - насупившись, сказала девчонка. - Но сегодня может не получиться - сегодня Волк отсыпается. Скорее всего, он назначит тебе встречу на завтра.
      - Завтра так завтра. Но прямо с утра. Это важное дело.
      - А когда я получу подарок?
      - Великие боги, ну ты и зануда! После моей встречи с Оборотнем. Это тебя устроит?
      Мопса недовольно поморщилась, но, не проронив больше ни слова, развернулась и припустила вниз по улице, явно направляясь в сторону Муравейника.
      Лайам только покачал головой, глядя ей вслед. Когда маленькая воровка скрылась из виду, он тоже повернулся и пошел вдоль галереи. Внимание его привлекли красочно разрисованные образцы поздравлений. Лайам даже задержался возле одной доски. Там висела картинка, изображавшая неестественно упитанных нищих в ярких одеждах на фоне вполне узнаваемой Храмовой улицы.
      На мгновение Лайам задумался, не подарить ли такую картинку Мопсе, но тут же одернул себя. "Девчонка не дурочка и может обидеться! Лучше уж купить ей что-то полезное, например... новый нож".
      Еще раз покачав головой, Лайам покинул галерею писцов и направился к городской площади, одновременно ломая голову над тем, чем же ему порадовать маленькую воровку.
      Полдень давно миновал, и, дойдя до площади, Лайам почувствовал, что страшно проголодался.
      Кессиас сидел за тем же самым столом, что и утром, и с подобным утреннему прилежанием корпел над каким-то письмом. Завидев Лайама, он радостно хохотнул, скомкал бумагу и швырнул через плечо в огонь.
      - А вы легки на помине, Ренфорд! Я как раз сочинял вам писульку.
      - Вы уже отобедали? - поинтересовался Лайам.
      - Да, я поел. Я не ждал вас так рано... Но если вы голодны, можно послать кого-нибудь за едой. - Эдил привстал со своего места, но Лайам жестом остановил его.
      - Не нужно. - Он взял стул и сел против приятеля. - Так о чем говорилось в вашей... писульке?
      Кессиас откинулся на спинку своего стула и задумчиво поскреб щеку.
      - Я узнал кое-что, и весьма интересное... Весьма интересное, да. В общем, когда мы расстались, я сразу решил пройтись по ломбардам, но по пути... Я шел по улице Самоцветов - знаете это местечко? Там живут, почитай, все наши ювелиры и золотых дел мастера. Я шел и как раз думал, что никакому скупщику камешек Присцианов нипочем не купить. У скупщика просто денег на то не хватит. И тут мне вскочило на ум, что там, где скупщик спасует, на сцену может выступить ювелир. Богатенький ювелир, покряхтев, вполне может собрать нужную сумму. Поэтому я решил малость подзадержаться на улице Самоцветов и заглянуть к Ежайди, поскольку он держит самую богатую лавку в этом квартале. И не промахнулся, представьте себе. Этот Ежайди мне тут же сказал, что один человек имел с ним разговор о сокровище Присцианов!
      - Как он выглядел? - быстро спросил Лайам, не веря своим ушам.
      - Кто? Ежайди?
      - Да нет, человек, который пытался продать камень?
      Кессиас торжествующе вскинул руку.
      - Придержите коней, Ренфорд, не забегайте вперед. Тут-то и начинается самое интересное. Он вовсе не собирался продать камень. Он хотел этот камень купить!
      - Что? Купить?
      - Вот именно! И это еще не все, - продолжил эдил. - Наш друг Ежайди готов поклясться чем угодно, что это был не простой покупатель, а маг!
      - Постойте, постойте... Как это - купить?
      - Да очень просто! Какой-то маг заявился к Ежайди вчера утром и стал расспрашивать его о сокровище Присцианов. Ювелир, надеясь, что тот что-нибудь у него купит, выложил ему все, что знал. Ну, в общем, то, что в городе знает всякий мальчишка. А потом этот чародей, или человек, похожий на чародея, поинтересовался, не хотят ли Присцианы этот камень продать!
      Лайам помрачнел и, нахмурив брови, уставился в пол.
      - Но это не лезет ни в какие ворота!
      - Скажите что-нибудь поинтереснее, Ренфорд. Куда это не лезет, я знаю и сам. Но Ежайди клянется, что так оно все и было.
      - И что он ответил?
      - Насчет того, не продают ли Присцианы свою драгоценность? Сказал, что не продают. Что это фамильная реликвия, что камень бесценен и все такое прочее. А потом чародей ушел.
      Лайам вдруг вскинул голову, его поразила внезапная мысль.
      - Вы уверены, что к Ежайди приходил именно чародей, а не какая-нибудь волшебница или колдунья?
      - А то как же. Ювелир описал мне, как выглядел гость. Это был точно мужчина, если только волшебницы не отращивают себе пышных бородок. А что?
      Лайам пожал плечами.
      - Видите ли, у меня сейчас гостит одна дама, волшебница. Впрочем, она, кажется, камнями совсем не интересуется...
      "Или все-таки интересуется?" - подумалось вдруг ему.
      К его удивлению, Кессиас хитро подмигнул, очевидно, пропустив последнюю фразу мимо ушей.
      - Волшебница, говорите, вот, значит, как? Небось, ждет не дождется, когда вы вернетесь? Нет, Ренфорд, вы все-таки не перестаете меня удивлять.
      - Да ну вас, Кессиас! - хмурясь, сказал Лайам. - Это просто знакомая Тарквина, он оставил ей кое-какие вещи, и она приехала их забрать. - Эдил понимающе усмехнулся, и Лайам поспешно продолжил: - Но к делу это никак не относится. Опишите-ка лучше мне этого мага. И поподробнее, насколько возможно.