- Готов поспорить, ваш новый квестор никогда прежде не видал скатертей!
      Лайам взглянул на шутника. Эдил широко ему улыбался, однако глаза великана отнюдь не были дружелюбны.
      - Ну, - отозвался Лайам, припомнив намеки Кессиаса на то, что его уоринсфордский коллега не прочь запустить руки в герцогскую казну, - если бы я знал, что щедрость герцога в такой степени превосходит все ожидания его скромных чиновников, я куда раньше присоединился бы к их числу.
      Шутка не возымела успеха. Эдил нахмурился и, отвернувшись, взял с блюда серебряный колокольчик. На его звон из боковой двери появился слуга, и Куспиниан принялся отдавать ему какие-то распоряжения.
      "Глупый поступок, - подумал Лайам, пробираясь к пустому креслу, на которое легким движением брови указала ему госпожа Саффиан. - Так друзей не заводят".
      Но делать нечего. Усевшись по левую руку от председательницы ареопага, Лайам решил, что постарается поискать пути к примирению, ибо круг собравшихся был очень узок и тем самым располагал к приватной беседе. Эдил Куспиниан восседал во главе богато убранного и заставленного изысканными закусками стола, вдова Саффиан с другой стороны занимала столь же почетное место. Прямо напротив Лайама сидела какая-то пожилая особа, закутанная во что-то серое и бесформенное, напоминавшее саван, с ней соседствовал самодовольно улыбавшийся Проун. Самому же Лайаму достался в соседи Эласко, по лицу которого также блуждала улыбка, правда, лишенная какой-либо тени самодовольства.
      - Думаю, вы не знакомы с матушкой Хэл, - сказала вдова Саффиан, трогая Лайама за рукав. - Матушка Хэл, позвольте вам представить квестора Ренфорда, который впервые принимает участие в выездной сессии герцогского суда. Господин Ренфорд - это матушка Хэл, уоринфордская искательница теней.
      - Квестор Ренфорд, - еле слышно пробормотала сидящая напротив особа, пряча глаза.
      Лайам учтиво привстал и поклонился. Это движение так напугало матушку Хэл, что она даже пискнула от волнения.
      - Я знаком с вашей саузваркской товаркой по ремеслу - матушкой Джеф.
      "Вот уж кто точно не станет пищать, когда ей вздумают поклониться". С саузваркской искательницей теней он свел знакомство тогда же, когда и с Кессиасом, то есть более полугода назад. Они сразу завоевали его симпатию как люди прямые, честные и знающие свое дело. Интересно, а много ли таких в Уоринсфорде? Если себялюбивый Куспиниан и это запуганное существо характерны для здешнего общества, то встает вопрос: а все ли тут хорошо?
      Матушка Хэл опять что-то пробормотала - слишком уж, правда, тихо, но прежде, чем Лайам успел попросить ее повторить свою фразу, рядом появился слуга и стал наполнять его кубок вином. Эдил Куспиниан с торжественным видом встал.
      - Я хочу провозгласить тост, - сказал он, и слуга торопливо бросился дальше, чтобы успеть плеснуть вина в кубки других гостей. - Этот тост более подходит для завершения ужина, и все же мне не терпится его произнести. Хвала и слава ареопагу!
      Все кубки поднялись, все головы повернулись в сторону вдовы Саффиан, которая, в свою очередь, всем поклонилась. На этом официальная часть трапезы словно бы и закончилась, гости выпили, и вино стало развязывать языки. За столом мало-помалу пошли разговоры, по направлял их один человек Куспиниан. Великан вел себя, как радушный хозяин, расспрашивая приезжих, не труден ли был их путь, он сыпал шутками, он расточал улыбки и даже сочувственно покивал, когда квестор Проун пожаловался, что владельцы придорожных гостиниц не знают своего места и не могут должным образом вычистить человеку платье. Эдил сделал вид, что страшно разгневан, и пообещал чиновнику вышколить наглецов.
      Когда после очередного тоста трое слуг принялись разливать по тарелкам дымящуюся уху, Лайам решил воспользоваться воцарившимся на это время молчанием и спросил:
      - Прошу простить, что занимаю ваше внимание, любезный эдил, но не могли бы вы в двух словах обрисовать ваш взгляд на историю с чародеем?
      - А? Что? - вскинулся Куспиниан и озадаченно отстранил руку слуги, собиравшегося подлить вина в его кубок. - С каким таким чародеем?
      - С тем, что умер на постоялом дворе.
      Судя по изученным Лайамом документам, этого чародея нашли в своей спальне мертвым, причем на теле покойного никаких следов насилия не имелось. Однако гримаса, застывшая на лице мертвеца, была столь ужасна, что обнаруживший труп человек упал в обморок и его едва откачали.
      - Эге, квестор, так вы, никак, говорите о деле?
      Лайам помедлил, стараясь сообразить, не свалял ли он дурака, и осторожно ответил:
      - Да... с вашего позволения.
      - Сегодняшним вечером, квестор, мы не разбираем дела, - заговорил терпеливо эдил, словно увещевая расшалившегося ребенка. - У нас для того будет довольно времени завтра. Кстати, откуда вам стало известно об этой истории? Особо тяжкие преступления - это хлеб квестора Проуна.
      "Особо тяжкие преступления? А было ли тут преступление вообще?"
      - Квестор Проун сам дал просмотреть мне бумаги по этому делу...
      - На этот раз особо тяжкими преступлениями займется наш новый коллега,пробурчал Проун, выхватывая из серебряной хлебной корзинки булочку и обмакивая ее в суп.
      Глаза Куспиниана беспокойно забегали, потом остановились на госпоже Саффиан.
      - Это действительно так?
      Председательница ареопага с неохотой оторвалась от еды. Спокойствие, с которым она игнорировала возникшее за столом напряжение, восхитило бы Лайама, не будь он главным зачинщиком того, что происходило.
      - Да, - веско сказала она. - Квестор Ренфорд будет заниматься тяжкими преступлениями, а квестор Проун - остальными делами. Прошу прощения, возможно, я не поставила вас об этом в известность. Это как-то влияет на ваши планы?
      - Нет-нет,- быстро отозвался эдил.- Никоим образом. Просто я был уверен, что... ну, да это неважно. Наш славный Уокен будет помогать квестору Ренфорду с тем же рвением, с каким помогал бы и любому другому уполномоченному ареопагом лицу. - Он откинулся на спинку кресла, чтобы дать слугам возможность переменить посуду, а потом вновь подался вперед. Всякая тень неуверенности в его голосе бесследно исчезла. - Веселенькая, говорят, была у вас нынче зима. Правда ли, что новая богиня Беллона разгуливала прямо по улицам Саузварка? Давненько боги не навещали наш Таралон.
      Вопрос был направлен вдове Саффиан, но та переадресовала его.
      - Квестор Ренфорд знает об этом событии больше, чем мы с квестором Проуном. Эдил Кессиас даже известил герцога о немалых его заслугах в улаживании конфликта, вспыхнувшего между городскими святилищами.
      "Попридержал бы лучше эдил Кессиас свой язык",- подумал Лайам. Он и впрямь видел Беллону в тот день - и гораздо ближе, чем остальные жители Саузварка, но не любил о том вспоминать.
      - Вряд ли я смогу сообщить что-нибудь сверх того, что вы уже слышали, любезный эдил. Богиня явилась, чтобы унять распри внутри своего храма и сделать порядок поклонения ей более четким. Смею вас заверить, что сейчас ее храм процветает. Я веду с ним кое-какие дела.
      - Торговые? - спросил Куспиниан.
      - Да.
      - Квестор Ренфорд в свободное от службы его высочеству время не гнушается заниматься торговлей, - пояснил Проун, поморщившись. - Но храм Беллоны - надежный храм. Я вложил в него немалые деньги.
      - Значит, торговые? - протянул эдил нараспев, впрочем, его внимание отвлекло водруженное перед ним блюдо с отменными на вид отбивными.
      - Да, - поклонился еще раз Лайам.
      - А куда вы засылаете экспедиции? - с неподдельным интересом спросил вдруг Эласко.
      - Мы осваиваем новые пути, спускаясь на юг по Колиффскому океану.
      Молодой человек понимающе кивнул.
      - На юг по Колиффу? Значит, вы набираете экипажи во Фрипорте. Таралонцы туда не поплывут.
      - И будут правы, - заявил Куспиниан, брезгливо скривившись. - Там одна лишь нечисть да бесконечные пустыни. Но торговля - неподобающая тема для застольного разговора. Возможно, вашему отцу, Уокен, все это и было бы интересно, но не нашим досточтимым гостям.
      Эласко вспыхнул и потупил голову. Лайам, прекрасно осознавая, что упрек адресован и ему, просто пожал плечами. Между тем слуги переменили посуду, и пустые тарелки присутствующих одна за другой стали перемещаться к эдилу, чтобы возвратиться обратно наполненными до краев. Великан с видимым удовольствием раскладывал отбивные, сдабривая их чудовищным количеством соуса и расхваливая достоинства гостиничных поваров.
      Лайам вынужден был признать, что местные кулинары действительно превосходны, и, хотя переедать он не любил, отбивные с его тарелки исчезли достаточно быстро, впрочем, их тут же сменила вареная рыба, не уделить внимание которой также было нельзя. Ловкие слуги так и сновали вокруг стола, следя, чтобы кубки господ не пустели. Их тут вертелся по меньшей мере десяток. Вскоре к этому хлопотливому рою присоединился и сам владелец гостиницы, внесший в помещение жареного гуся. Он сиял улыбкой и, потирая руки, принимал расточаемые ему похвалы.
      Отпустив удовлетворившего свое тщеславие бодрячка, неугомонный эдил переключился на вина, предлагая гостям сравнить качества подливаемых в их кубки напитков. Не правда ли, красное риальское из Альекира не так вяжет рот, как фрипортское опорто, однако именно в этой терпкости и заключается вся прелесть опорто, вы в том убедитесь, сейчас его принесут!.. Эдил говорил один, но видимость беседы все-таки сохранялась, ибо Проун постоянно ему поддакивал и улыбался, время от времени восклицая: "да неужели?.. да что вы?" - а вдова Саффиан каждый раз, когда к ней обращались, кивала со значительным видом. Остальная мелкая сошка помалкивала. Матушка Хэл самоотверженно копалась в содержимом своей тарелки, а Эласко был занят процессом опустошения кубка, который, как Лайам заметил, наполняли уже тринадцатый раз.
      Еда Лайаму нравилась, хотя его весьма беспокоило то, что вечер проходит впустую. Дело, которое он проглядел, таило неясности, разобраться в которых пока что не представлялось возможным.
      "А этим все как с гуся вода, - уныло раздумывал он.- Они-то не одну собаку на подобных казусах съели. Им можно посвящать свободное время ничего не значащей болтовне. Сидят себе и слушают, как разглагольствует этот осел".
      Впрочем, упоминание об опорто - особенно редком и дорогом вине из одноименной колонии, снова напомнило ему о намеках Кессиаса в адрес Куспиниана, и Лайам от скуки взялся подсчитывать, в какие денежки встанет этот ужин казне.
      Когда опорто действительно принесли, а на закуску к нему - сыр и коврижки с медом, мысленный счет Лайама вырос до сотни крон. "И это только еда и питье, - отметил он, смакуя редкий напиток. Он старался поменьше пить, и голова его оставалась ясной, хотя в комнате уже становилось довольно душно. - А оплата дополнительных слуг, номеров, корма для лошадей, а расходы на жилье и стол для клерков и слуг?.." Счет возрастал скачкообразно и в округленном виде подошел к полутысяче крон. Если верить Кессиасу, уоринфордский эдил вполне способен еще раз округлить эту сумму и преспокойно положить разницу в свой карман.
      "Герцог сам виноват, не ограничивая подобных расходов..." - подумал снисходительно Лайам и, оставив эти мысли, вернулся к вину.
      Слуги все сновали туда-сюда, убирая со стола съеденное и заменяя его новыми деликатесами, от их быстрых перемещений Лайама порой овевали благодатные дуновения ветерка. По лицу Проуна струился пот, стекая на жесткий воротник крупными каплями, матушка Хэл украдкой дергала свой саван, пытаясь ослабить ворот. Даже вдова Саффиан беспокойно поерзала в кресле и вопрошающе посмотрела на Куспиниана, который все наслаждался опорто, любуясь сквозь хрустальные стенки кубка его рубиновым цветом. Но вскоре и до него дошло беспокойство гостей.
      - Тут и впрямь сделалось душновато - слишком много свечей. Еще один тост - и все мы, пожалуй, удалимся на отдых.
      Он встал, и все поднялись вместе с ним, с затаенным облегчением отодвигая кресла и поднимая кубки.
      - Еще раз - за ареопаг!
      Кубки, один за другим, опустели, вдова Саффиан поблагодарила эдила за трапезу, и все потянулись к выходу из банкетного помещения. Лайам приостановился, ожидая огибавшего стол Проуна.
      - Я хочу прогуляться, - сказал он мокрому от пота чиновнику.
      - А ваша тварь все еще в комнате?
      - Да.
      - Мне будет там с ней неуютно. Заберите ее с собой.
      - Неуютно? - с нажимом спросил Лайам, но успел взять себя в руки и заговорил более вежливым тоном. - Уверяю вас - мой дракончик совершенно безвреден. Но если вы откроете дверь, он уйдет.
      Проун недоверчиво фыркнул, словно такой вариант чем-то его не устраивал, затем молча перевалился через порог. Лайам - уже посвободней вздохнул и покачал головой.
      "Фануил,- мысленно приказал он,- когда квестор Проун войдет в комнату, выйди и разыщи меня".
      Он представил себе, как дракончик спускается в общий зал и какой шум там поднимается.
      "Постарайся, чтобы тебя не заметили".
      Из-за боковой двери, ведущей в кухню, послышался визгливый голос владельца гостиницы, который, судя по тону, говорил со слугой:
      - И не вздумай выбрасывать свечи, они по медяку штука, и в каждом огарке еще порядочно воска!
      Лайам быстро прикинул количество свеч и включил их общую стоимость в свой мысленный счет.
      Прохладный ночной воздух выгнал хмель из головы Лайама и вялость из его расслабленного духотой тела. Он стоял в одиночестве на ступеньках крыльца, глубоко дыша и поглаживая набитый живот.
      "Надо было заботиться не о том, как бы не перепить, а о том, как бы не переесть".
      Он спустился на улицу, поднял голову и посмотрел на звезды, еле мерцающие над крышами зданий.
      "Мастер, ты не мог бы открыть мне дверь?"
      "Уоринсфорд вряд ли сделается моим любимым местечком, - подумал Лайам, возвращаясь к дверям гостиницы. - Слишком уж многие тут меня достают".
      "Если бы этот Проун открыл окно, я бы мог просто вылететь, никого не обеспокоив",- заявил дракончик, сбегая на мостовую. Его коготки звучно клацнули по камню ступеней.
      "Ты же знаешь, он ночью окон не открывает".
      В первый же вечер их совместного проживания Проун недвусмысленно дал понять, что считает ночной воздух слишком вредным для человека. "Пагубные испарения, миазмы и все такое".
      "Может быть, в отношении этого города он и прав",- ответствовал Фануил, деловито обнюхивая брусчатку. Что-то в непроглядной темноте переулка его привлекло. Дракончик напрягся, затем стрелой метнулся во мрак. Мгновением позже оттуда послышался сдавленный визг.
      "На кого бы ты ни охотился, - взмолился мысленно Лайам, - не вздумай тащить добычу сюда!"
      "Это всего лишь бродячая шавка".
      "Не надо лишних подробностей! И не выходи, пока не покончишь с едой!"
      Визг прозвучал еще раз, но глуше, затем все стихло.
      "Да, мастер".
      "Все, хватит с меня!"
      Скривившись от отвращения, Лайам повернул обратно к гостинице. Тут двери ее распахнулись и на крыльцо вывалились Куспиниан и Эласко. Оба они словно остолбенели, завидев на ночной улице кого-то еще, затем на лице эдила засияла улыбка.
      - Квестор Ренфорд, - с неожиданным добродушием произнес великан. Вышли малость развеяться, а?
      Он спустился на мостовую, его примеру, пошатываясь, последовал и молодой человек. Лайама этот дружеский тон сильно смутил.
      - Вышел, - сказал он с некоторым напряжением в голосе. - Прогулка после хорошего ужина способствует пищеварению.
      - Короткая - да, - согласился эдил. - Однако ночью на улицах Уоринсфорда темно...
      Он не договорил. Какое-то время мужчины стояли, глядя друг на друга в неловком молчании. Затем Куспиниан, прочистив горло, сказал;
      - Боюсь, начало нашего знакомства было не слишком приятным. Но таков уж мой скорбный удел. Мне мало кому удавалось понравиться с первого взгляда. Однако... не переиграть ли нам все сызнова, квестор? Забудем нашу небольшую размолвку и станем друзьями! - В тусклом свете, лившемся из окон гостиницы, Лайам увидел руку, протянутую ему. Он чуть помедлил и протянул свою. Рукопожатие состоялось. Эдил улыбнулся, сверкнув зубами. - Отлично! Итак, начнем с чистой страницы?
      Что бы ни послужило причиной такой разительной перемены, Лайам решил ею воспользоваться.
      - Боюсь, чистая страница - самое подходящее определение для меня, - с сожалением произнес он. - Честно говоря, эдил Куспиниан, мое настоящее положение меня сильно смущает. Я словно бы попал не в свою колею.
      - И где же это? У нас в Уоринсфорде? Ну нет, дорогой квестор, я просто отказываюсь верить своим ушам! Вы - доверенное лицо герцога и рангом не уступаете ни Проуну, ни Эласко! - Он бросил взгляды на молодого красавца. Тот продолжал пошатываться, хмурясь и глубокомысленно тараща глаза. Впрочем, сейчас вы даже во многом его превосходите. Спрашивайте - и на все ваши вопросы вам будут даны обстоятельные ответы, приказывайте - и все, что вам понадобится, будет сделано. Весомее вашего слова в этом городе, как, собственно, и в округе, ему подчиненном, лишь слово его высочества, госпожи Саффиан и мое!
      "Вот как? А я и не знал".
      - Это все, безусловно, очень приятно слышать, но корни моего беспокойства лежат несколько глубже. Понимаете ли, я принят в штат ареопага совсем недавно, и ни госпожа председательница, ни квестор Проун не имели возможности посвятить меня в суть моей новой работы. Я слишком мало знаю о деятельности выездного суда. Надеюсь, вы поможете мне рассеять мое невежество... хотя бы отчасти?
      - Конечно, конечно! - заулыбался Куспиниан. - О чем бы вам хотелось спросить?
      - Ну, для начала я хотел бы узнать, в чем состоит разница между особо тяжкими преступлениями и простыми.
      Эдил изумленно вытаращил глаза, чем на мгновение стал очень схож с собственным квестором.
      - Но это же основы основ! Как же вы служили у Кессиаса? Почтенная Милия утверждала, что вы - опытный и проверенный дознаватель!
      Лайам пожал плечами и удрученно вздохнул.
      - Я распутал совместно с эдилом Кессиасом несколько сложных дел, но... не совсем обычным путем. Я... э-э... вычислял злоумышленников, а он осуществлял все остальное - производил аресты, оформлял бумаги, отправлял арестованных к герцогу, в Дипенмур...
      Лайам несколько преувеличил. К аресту с последующей отправкой преступника в Дипенмур привело только одно из расследований, которыми он занимался. Остальные два дела разрешились таким образом, что брать под стражу никого не пришлось.
      - Так что теперь, получив большую самостоятельность, я барахтаюсь как кутенок, брошенный в воду. Я не уверен, что госпожа Саффиан понимала это, возводя меня в ранг своего заместителя, ведь на нее в эти дни свалилось столько всего.
      Она и не пыталась ничего понимать. Ей прислали квестора, значит, он должен работать.
      Эдил нахмурился.
      - Но ведь какой-то опыт у вас должен иметься? Эдил Кессиас отрекомендовал вас госпоже Саффиан как человека с исключительным нюхом.
      - Что ж, наверное, у него были к тому основания, - Лайаму все-таки не хотелось, чтобы его держали за полного дурака. Но и превозносить собственные достоинства ему не хотелось также.- Кое-что мне действительно удавалось. Я неплохо беру след и разбираюсь в поступках людей. Я лишь не знаю всех тонкостей процедуры...
      - И как отличить тяжкое преступление от простого? - Эдил несколько долгих мгновений не сводил с него глаз, все еще хмурясь, затем решительно кивнул. - Хорошо, вас, видимо, следует принимать таким, каков вы и есть. Заходите - мы выпьем для бодрости еще по стаканчику и попытаемся рассеять туман, какой вы тут напустили.
      Лайам облегченно вздохнул.
      - Спасибо.
      Когда они зашли в гостиницу, выражение лица эдила все еще оставалось скептическим, но Лайама это не волновало. "Лучше уж показаться дурнем сейчас, чем на заседании ареопага". Эласко послушно, как привязанный, следовал за начальником, Лайам шел рядом, придерживая уоринфордского квестора за плечо.
      Гостиничная таверна уже закрывалась. Усталые слуги выметали из опустевшего зала опилки и подтирали лужицы пролитого вина. Однако Куспиниан, не глядя по сторонам, прошел к одному из столиков и зычно спросил воды и вина. Ему тут же повиновались. При тусклом свете немногих свечей стало видно, что Эласко совсем худо, смазливое личико юноши было зеленым, и, когда принесли заказанное, эдил заставил его выпить чуть ли не полграфина воды. Потом он из другого графина налил себе и Лайаму по стакану молодого вина и улыбнулся.
      - Итак, сударь мой, о чем вам хотелось бы узнать?
      - Да, собственно, обо всем, - усмехнулся ответно Лайам. - Но поскольку надо с чего-нибудь начинать, может быть, мы оттолкнемся от дела, о котором я спрашивал раньше. Тот чародей, найденный мертвым на постоялом дворе. Я не уверен, что этот случай вообще представляет интерес для выездного суда. Следов насилия нет, значит, он мог умереть и естественной смертью. Но даже если это убийство, откуда известно, что в нем замешана магия?
      Эласко устремил на Лайама затуманенный взгляд и издал какой-то неразборчивый звук.
      - Вы не видели его предсмертной гримасы, - кивнул Куспиниан. - Вы ее не видели, иначе не говорили бы так. Только магия может вызвать на лице человека подобный оскал. Но подумайте, - продолжал он, - даже если бы у нас не имелось столь весомого указания на характер деяния, все равно уже одно то, что покойный был чародеем, отсылает это дело под юрисдикцию ареопага. Во-первых, чародея трудно убить иначе, чем при помощи магии, и, во-вторых, ареопаг - последняя инстанция, которая может что-либо прояснить. Только вы устанавливаете, что на самом деле произошло и каковым должно быть наказание.
      - Наказание?
      - За простое убийство преступнику в худшем случае грозит лишь повешение. За убийство, отягощенное магией, сожжение или четвертование.
      Лайам поморщился. Эта новость произвела на него неприятное впечатление.
      - Значит, я не просто должен выяснить, кто совершил преступление, но и каким способом?
      Эдил постучал костяшками пальцев по столу.
      - Вот именно, квестор. Тут вы, наконец, угодили в самую точку. Ваша работа заключается не только в том, чтобы понять - кто, но еще и как, и насколько тяжким был данный проступок. Этот чародей, Пассендус, у нас не один. Вы читали отчет об убийстве Элдина Хандуита?
      Лайам успел ознакомиться и с этим делом. Богатый уоринсфордский купец Хандуит был растерзан в клочья демоном, которого вызвали его брат и невестка. Хотя в мрачноватости этой истории и таилась некая притягательность, загадки она не несла в себе никакой.
      - Да, но вы ведь уже и сами знаете, кто тут виноват. Так зачем же мне во все это вникать?
      - Дело на первый взгляд кажется легким, но это как раз тот самый случай, когда надо определить степень отягощенности преступления,- воздел перст к потолку Куспиниан. - Если брат купца со своей женой призвали демона, чтобы убить Хандуита, то наказание должно быть самым суровым, даже более суровым, чем за убийство при помощи магии. Всех тонкостей я не знаю, в них разбирается Милия, но, насколько я помню, таким преступникам перед казнью вырезают язык. Наш герцог косо посматривает на магию, а уж демонология просто выводит его высочество из себя. Но сами Хандуиты клянутся, что всего лишь гадали и что демону удалось вырваться на свободу против их воли. А за случайное убийство им полагается лишь по сотне ударов плетью - и все.
      И все?! Сотни ударов плетью не выдержит ни один человек.
      - Значит, я должен выяснить, намеревались ли эти люди убить бедолагу-купца.
      - И как, и что именно они хотели с ним сделать. Все это ареопаг должен знать, иначе председательница не сможет вынести правильное решение. Когда вы досконально уясните себе все обстоятельства произошедшего, вы предоставите ей отчет, на основе которого она подготовится к разбирательству дела. Потом обвиняемые предстанут перед судом, все показания и свидетельства будут зачитаны. Возможно, этой парочке позволят сказать что-нибудь в свое оправдание, но такое бывает редко, поскольку суд обычно опирается на заключение квестора. Затем ареопаг вынесет свой приговор, то есть председательница назначит преступникам наказание, которое сочтет подходящим для данного случая.
      - Которое сочтет подходящим? То есть она решит, что с ними делать, сама?
      - Конечно. А кто же еще?
      - Но разве нет общего уложения о наказаниях?
      Куспиниан озадаченно наклонил голову.
      - А откуда бы ему взяться? Разновидностей преступлений великое множество, их куда больше, чем законодатели могут себе представить, и никакой кодекс не может всего охватить. Более того, ареопаг, связанный жесткими рамками, просто не сможет работать. Понимаете, один убивает, чтобы ограбить, другой - чтобы защитить свою жизнь, третий мстит, а результат одинаков. Честно говоря, определяя вид наказания, глава ареопага руководствуется пожеланиями герцога и прецедентами, имевшими место быть, но при этом, конечно, взвешиваются все обстоятельства дела. То есть те же самые как и насколько.
      "Как и насколько, - хмуро подумал Лайам. - Насколько повесить и каким образом сжечь!"
      - Ладно, - сказал он наконец, - задача моя приблизительно мне ясна, и думаю, я с ней справлюсь. Меня угнетает только отсутствие четких правил.
      - Оно угнетает всех, и Милию в первую очередь, - пожал плечами эдил. Но ничего не попишешь, приходится делать на это скидку.
      Лайам рассеянно кивнул, размышляя, о чем бы еще спросить. Но ничего больше придумать не мог, хотя и понимал, что, как только они расстанутся, в голове его тут же зароятся сотни вопросов.
      - Я понимаю. И от души сочувствую ей. Удивительно, что госпожа председательница вообще не отменила эту поездку. Смерть мастера Саффиана несомненно извинила бы ее.
      Эласко начал икать, пытаясь поднести руку ко рту. Куспиниан сурово посмотрел на своего упившегося помощника, затем столь же сурово глянул на Лайама.
      - Суд был делом жизни этой супружеской пары, квестор. Держу пари, без хлопот, связанных с выездом, Милия сделалась бы сама не своя. Только работа дает ей силы справляться с горем. И дурную услугу окажет этой достойной женщине тот, кто своей недобросовестностью введет ее в заблуждение. Ареопаг ошибаться не может, так что если у вас в чем-либо возникнут сомнения, смело обращайтесь по спорным вопросам к квестору Проуну или ко мне. Эта сессия лучший памятник Акрасию Саффиану, если вы понимаете, о чем я говорю.
      - Постараюсь сделать все, что в моих силах,- ответил совершенно искренне Лайам.- И думаю, что не раз еще обращусь к вам за советом.
      Куспиниан расцвел в радушной улыбке.
      - Тогда я спокоен, - сказал он, вставая и протягивая Лайаму руку.Репутации ареопага ничто не угрожает.
      Лайам встал, и собеседники пожали друг другу руки.
      - Надеюсь.
      "Интересно,- подумал он,- а репутация эдила Куспиниана как-то связана с репутацией выездного суда?"
      - Готов поручиться, что все будет в порядке, - эдил дружески ему подмигнул. - А теперь мне надо позаботиться о моем квесторе. Он, кажется, немного устал и хочет бай-бай.
      Вдвоем они легко поставили юношу на ноги и повели к выходу, где и распрощались, пожелав друг другу доброй ночи. Лайам некоторое время постоял у порога, глядя вслед подгулявшей парочке. Эдил уверенно передвигался по улице, Эласко, как тряпка, висел на плече великана.
      "Фануил, - позвал Лайам, когда тьма окончательно поглотила его новых приятелей. - Я иду спать".
      Далекий колокол стал отбивать полночь. На шестом ударе послышалось знакомое хлопанье крыльев. Дракончик возник из темноты и легко опустился на ступени крыльца.
      Они неслышно прошествовали по темным лестницам и едва освещаемым гостиничным коридорам к своей комнате. Раскатистый храп Проуна был слышен издалека. "О небо, пошли мне побольше терпения!" - тихонько взмолился Лайам. За долгие годы странствий ему приходилось делить ночлег с людьми разного сорта, но никогда не попадалось соседа неприятнее, чем этот толстяк.
      Открыв дверь как можно тише и осторожно затворив ее за дракончиком, он стал ощупью пробираться к своей постели.
      3
      Рыжеволосая женщина легко ускользала от Лайама. Роскошный огненный водопад обрушивался на ее обнаженные плечи, и он целую вечность гонялся за ней, пока она не повернулась к нему лицом.
      - Проснись,- сказала красавица, и Лайам проснулся.
      Он открыл глаза и, сообразив, где находится, снова опустил веки, страстно желая оказаться в каком-нибудь другом месте.
      "Пробило шесть, мастер, - заявил Фануил. - Ты хотел, чтобы я поднял тебя в шесть".
      По утрам дракончик делался совершенным занудой, так что пришлось вставать. Проун все еще довольно похрапывал, и Лайам рискнул затеплить свечу. В одной из своих сумок он нашел льняное полотенце, потом умылся чуть теплой водой, остававшейся в тазике с вечера, и быстро оделся. Его костюм никак не должен был повредить репутации ареопага - коричневые кожаные брюки, снежно-белая сорочка, длинный камзол из темно-бордовой парчи. Все вполне чистое и добротное, малость, правда, помявшееся в дороге.
      После минутного раздумья он набросил сверху дорожный плащ - пусть поношенный и пропыленный, но удобный и с такими вместительными карманами, что репутацию ареопага можно было чуточку потеснить. В его недрах легко разместились и довольно пухлая книжица, выполненная в четверть общепринятого формата, которую Лайам решил с собой прихватить, и обе связки бумаг, полученные от первого квестора.
      Сунув под мышку свои сапоги, он присел на корточки возле тючка и задумчиво посмотрел на мечи. Первый - обычный - был просто завернут в кусок кожи. Лайам отложил его в сторону и взял в руки второй. В глубине драгоценного камня, врезанного в тусклое серебро рукояти, горел темный огонь. Он обнажил меч - клинок был молочно-серым, с причудливыми прожилками, также отливавшими серебром. Меч принадлежал прежнему хозяину Фануила, весьма искусному чародею, и считался заговоренным против всех магических тварей. Дракончик, по крайней мере, думал, что это так.