Впервые за все время бега в голове появилась мысль. Она была предельно простой: Ковбой ушел через черный ход. Выскочил из двери на той стороне дома и пропал, растворился в терпком воздухе Приморска. Ноги умоляли об отдыхе. Он перешел с бега на ходьбу и сразу захромал.
      Из подъезда на него дохнуло сыростью, мочой и запахом сгоревшей картошки. Света, как и положено в подъездах провинциальных городов, не было. Ощупывая правой рукой шершавую стену, Санька прошел до противоположной части подъезда, толкнул проступившую из полумрака бурую дверь и с удивлением убедился, что она закрыта.
      Полумрак медленно серел, привыкал к гостю, и Санька тоже привыкал к нему. Из небытия всплыли ступеньки лестницы, стальные ребра перил с оторванной накладкой, коричневые челюсти лифта. И лестница, и перила, и лифт молчали, упрямо храня тайну синего парня. Дом тоже принадлежал Приморску.
      В отчаянии Санька ударил кулаком по закрытой двери черного входа, и она, неожиданно щелкнув, распахнулась.
      -- Тебе чего? -- стоял в ее проеме пузатый мужик с волосатыми плечами и что-то пережевывал.
      Он делал это так старательно, будто в пережевывании состоял смысл его жизни, а Санька пришел доказать ему, что никакого смысла в этом нет.
      -- Ты к кому? -- пережевал и эти слова мужик.
      Плечики у его майки от долгого висения вытянулись и выглядели шнурками. А сама майка на животе казалась чехлом, наброшенным на огромный арбуз. На ногах хозяина квартиры синело что-то мятое и престарелое. Этим трикотажным трико было как минимум двадцать лет.
      -- Это... я парня знакомого ищу... значит. Он это... роллер. На коньках, ну, типа на колесиках бегает...
      Мужик молчал, со стахановским трудолюбием двигая челюстями. Почудилось, что он сжевал все произнесенные Санькой слова и даже не подавился.
      -- Его Ковбоем зовут. Загорелый такой. У него ботинки оранжевые...
      -- У нас все загорелые, -- перестав жевать, объявил мужик, посмотрел на грязные санькины носки и, резко перестав жевать, захлопнул дверь.
      Забег был проигран. Сто призовых очков достались не Саньке.
      Глава шестая
      СБЫВШЕЕСЯ ПРЕДСКАЗАНИЕ
      По приоткрытой двери гостиничного номера Санька сразу определил, что внутри есть чужие. А поскольку Приморск ничего хорошего им еще не подарил, то он взялся за ручку с нарастающей тревогой у сердца.
      -- А вот и Башлыков, -- почему-то назвал его по фамилии Андрей, вставший с чемоданов, и Санька машинально поздоровался, хотя еще не увидел ни одного чужого в номере.
      Просто в воздухе висело что-то холодное, отделяющее людей друг от друга невидимыми барьерами.
      Подчиняясь кивку Андрея, Санька сделал еще два шага влево, и глаза снова натолкнулись на синий цвет. Полчаса назад он гнался за джинсовой синевой, сейчас у окна стоял человек в милицейской синеве. На погончиках его рубашки хлебными крошками лежали три звездочки, а крупное крестьянское лицо было таким кислым, что если бы к его щеке сейчас прижали стакан с молоком, то оно бы тут же прокисло.
      -- Познакомьтесь, -- предложил Андрей. -- Это -- участковый... Вот...
      Старший лейтенант дополнять его речь своей фамилией не стал. На
      вошедшего он смотрел так же, как и на всех других, -- со
      снисходительностью представителя власти на неразумных обывателей.
      К тому же обыватели оказались с московской пропиской, и
      снисходительность как на дрожжах стала набухать и вот-вот могла перейти в явное презрение.
      -- Башлыков -- ваш коллега, -- не замечая этого перехода, объявил Андрей. -- И в вашем же звании...
      Участковый посмотрел на плечи Саньки. Они были серыми от пота и вовсе не выглядели плечами, на которых могли бы лежать милицейские звездочки.
      -- Он, правда, уволился, -- нехотя продолжил Андрей и тут же постарался ослабить впечатление от этого факта: -- Недавно. Совсем недавно.
      -- Это к делу не относится, -- подал голос участковый.
      Он оказался у него еще грубее лица. Саньке тоже захотелось ответить с такой же хрипотцой. Может, для того, чтобы хоть в чем-то уменьшить исключительность, которую олицетворял в комнате участковый.
      Но сказал он все-таки своим обычным голосом. Лишь чуть-чуть севшим после ошалелой пробежки.
      -- А что случилось? -- спросил Санька всех сразу.
      -- Я все-таки решил вызвать следователя, -- пояснил Андрей. -- Ты ж до обеда не появился. И потом эти следы. И кровь.
      -- Следователи вашим делом заниматься не будут, -- вставил участковый. -- Нет факта преступления.
      -- А кровь?! -- подпрыгнул с кровати Игорек.
      До этого он сидел в уголочке, прижавшись боком к Виталию, и
      старался не дышать. Участковый раздражал его с первой минуты
      появления в номере, но он все-таки думал, что его явная
      снисходительность к ним -- следствие его профессиональной
      уверенности в собственных силах, а теперь, когда убедился, что старший лейтенант никакого профессионализма и не думал здесь применять, не сдержался.
      -- Человека убили, похитили, а вы... вы... -- не мог он остановить себя.
      -- Сядь! -- приказал Андрей.
      -- Факта нет, -- упрямо повторил участковый. -- Где труп, где свидетели, где улики? В вашем деле все предельно ясно. Пропал, предположим, человек. Значит, вы должны подать об этом заявление в отделение милиции. Желательно приложить фото. Объявим городской розыск. Но объявим, если его не будет довольно длительное время. Например, неделю...
      -- А если все-таки убили? -- так и не сел Игорек.
      -- Предъявите труп.
      -- А следы... Эти отпечатки на подоконниках...
      -- Глупость. Человек не может так спрыгивать по этажам. Мы же с вами внизу все осмотрели. Следов падения нет.
      Санька остро почувствовал, что пришло его время.
      -- К кому нужно обратиться, чтобы провести экспертизу капель крови? -сухо спросил он участкового.
      -- К начальнику отделения. Точнее, к его заму по профилактике. Начальник сейчас в отпуске. Только он все равно не разрешит. Уголовное дело же не возбуждено.
      -- Понятно. Нет факта, -- словами участкового ответил Санька. -- А записка -- не факт?
      -- Какая записка? -- спросил он, и снова ничего не всколыхнуло его кисло-снисходительное лицо.
      -- Ты что, не показывал? -- удивился Санька.
      -- Думаешь, это нужно? -- густо покраснел Андрей.
      Это далось ему тем легко, что он до белизны выбрился и уже совсем не походил на горца.
      -- Покажи, -- приказал Санька.
      Ему очень хотелось присесть, но сейчас, когда это мог позволить себе лишь куняющий в дреме Виталий, он только ослабил левую, подвернутую в беге ногу и посмотрел на кроссовки. Внутри них скрывалась его тайна. Он только сейчас понял, почему с таким удивлением смотрела на него Маша, когда он вернулся на набережную. Он, оказывается, одел кроссовки прямо на грязные изорванные носки. А может, и не только это удивило Машу. Люди часто дают друг другу повод удивляться.
      Нахмурившиеся брови участкового скрыли глаза, когда он читал записку роллера.
      -- Это анонимка, -- вернул он ее Андрею. -- По анонимкам следствий не ведем.
      -- И что же нам теперь делать?
      -- Поищите вашего дружка где-нибудь на пляже. Поближе к пивному ларьку.
      -- Спасибо за совет, -- напрягся Андрей.
      -- Пожалуйста, -- на полном серьезе ответил участковый. -- И больше не тревожьте меня по пустякам. Вы уедете, а у меня тут и без вас работы...
      Он ушел из номера с видом победителя. От мощи его шагов звенели два стакана, выставленные на тумбочку. Рядом с ними возвышалась пластиковая бутылка минеральной воды.
      Взяв один из стаканов, Санька оборвал позванивание. И сразу стало тихо. Невыносимо, когда в маленькой комнате стоят сразу четверо мужиков и молчат. К такому молчанию полагался покойник.
      -- Ты где был? -- недовольно спросил Андрей.
      -- Загорал.
      Поднеся наполненный стакан к губам, Санька выпил его с постаныванием. Когда закончил, показалось, что жажда стала еще сильнее.
      -- А что с регистрацией? -- спросил он Андрея.
      -- Да при чем тут регистрация! -- всплеснул тот руками. -- Если не найдется Эразм, эту регистрацию можно засунуть в одно место!
      -- Сколько конкурентов?
      Вопрос был задан с таким спокойствием, что Андрей дрогнул. Копившаяся внутри ярость на неизвестно куда пропавшего Саньку как-то враз улеглась, но улеглась странно. Вроде бы на дно желудка. Сразу захотелось пить. Может, только вода могла растворить остатки ярости?
      Он тоже выглотал стакан, бережно поставил его рядом с триадой Эразма -- джинсы, шапочка, очки -- и вынул из нагрудного кармана курточки пластиковые карточки.
      -- Чуть не забыл в этом дурдоме. Это визитки для участников
      конкурса. Чтоб охрана на входе в дворец культуры пропускала.
      Он раздал их по очереди музыкантам. Санька взглянул на свою и чуть
      не подпрыгнул. А может, и подпрыгнул бы, но после стакана воды
      ноги почему-то уже не слушались его.
      -- Что это? -- спросил он Андрея.
      -- Я ж сказал, визитка!
      -- Нет. Вот это, -- отчеркнул он ногтем левый верхний угол пластиковой карточки с прищепкой.
      -- Где?.. А-а, это символ конкурса. Морская раковина. Та девчонка, Нина, говорила, что и главный приз вроде тоже сделан в форме раковины. Она, кажись, позолоченная...
      -- А не рог изобилия?
      -- Нет. Раковина.
      Перед санькиными глазами сначала всплыла простыня транспаранта, висящая над набережной. На ней был нарисован не рог изобилия, а раковина. Наверное, местный художник ни разу не видел настоящих раковин, а может, и видел, но рисовал на уровне новичка.
      -- Красивая раковина. Четыре колеса. Совсем рядом, -- пробормотал Санька.
      -- Ты что, перегрелся? -- сделал озабоченное лицо Игорек.
      -- Его нужно спать уложить, -- предложил Виталий.
      Все болезни мира он лечил только одним лекарством. Тем, которое и сам предпочитал всем другим.
      -- Точно -- рядом, -- уже громче сказал Санька.
      В ноги возвращалась жизнь. То ли вода вышла потом, то ссадины на ступнях зажили сами по себе.
      -- Помните, что нагадал Витя-красавчик? -- обернулся он к Виталию и Игорьку.
      -- Какой Витя? -- нараспев ответили они одновременно.
      Рядом с сонным тенорком Виталия испуганный, неизвестно откуда прорезавшийся баритон Игорька смотрелся вполне прилично. Ему б не свои четыре струны дергать, а петь.
      -- А что он нагадал? -- запрокинув голову, вслушался в свои воспоминания Андрей. -- Я про горох помню, а что -- рядом?
      -- Он сказал что-то типа того, что один из нас станет невидим, а потом... потом... Вот, точно! Потом мы будем упрямо разыскивать его по всему городу, а он окажется совсем рядом!
      -- Где -- рядом? -- наклонился под свою кровать Игорек.
      Там ничего не было, кроме полумрака и невымытых плинтусов.
      -- Километр -- тоже рядом, -- посомневался Андрей. -- Все относительно.
      -- Может быть, -- временно согласился Санька.
      Глава седьмая
      РЯДОМ, РЯДОМ, ВСЕ ВРЕМЯ РЯДОМ
      С улицы гостиница выглядела еще хуже, чем изнутри. На ней вполне уместно смотрелась бы табличка "Памятник старины. Охраняется государством". Если бы только не ржавые потеки по фасаду. Железобетона в старину не существовало. Наши умные предки не догадались, что можно строить дома из пыли, называемой цементом.
      -- По расписанию у нас с шести до семи вечера репетиция на сцене дворца культуры, -- негромко объявил Андрей после того, как провел взглядом по ржавым потекам и гирляндам маек и трусов на самодельных вешалках-выстрелах, торчащих из окон.
      Получилось, что он как бы прочел это сообщение на фасаде. Но никто ему не ответил. Наверное, остальные трое членов группы "Мышьяк" тоже пытались вычитать что-нибудь новое на обшарпанном фасаде гостиницы.
      -- Теперь наш порядковый номер -- одиннадцатый, -- грустно выдохнул Андрей.
      -- Почему одиннадцатый? -- удивился Санька. -- Ты же сам говорил, что мы -- тринадцатые.
      -- Две группы почему-то на регистрацию не явились. Как раз те, что были перед нами по списку.
      -- Опоздали?
      -- Нет, они типа того что уезжают...
      -- Ты точно знаешь?
      -- Не совсем. Кто-то сказал... А-а, кавказец брякнул. Как его?..
      -- Джиоев, -- вставил Виталий.
      Он хорошо запомнил фамилии. Он вообще все хорошо запоминал. Может, потому и находился в вечной дреме, что не хотел больше ни на что, кроме запоминания, тратить силы.
      -- А откуда кавказец знает? -- нахмурился Санька.
      -- Эти две группы с ним в один номер поселили. Там группы-то по два человека. Одно название!
      -- Значит, есть пятиместные номера, -- после двух арифметических действий в голове решил Санька.
      -- Нет, у них тоже четырехместный. Джиоев на раскладушке спал...
      -- Ну вот! А ты говорил, у него спонсоры богатые.
      -- Ничего я не говорил!
      -- Мы что, загорать вышли? -- вяло поинтересовался Виталий. -Прикиньте, если мы еще час простоим?
      Если нормального человека солнце может усыпить за полчаса, то Виталию хватило и пяти минут. Его веки вновь потяжелели, будто все льющееся на Приморск солнечное тепло впиталось именно в его веки.
      -- Ладно. Идите в номер, -- решил Санька. -- Я сам.
      -- Я с тобой, -- не согласился Андрей.
      Вдвоем они залезли по ржавой пожарной лестнице на крышу гостиницы. Горячий битум плавал под ногами болотной коркой. Его едкий запах сразу смел аромат хвои и моря, который мягко овевал внизу и хоть немного но облегчал пытку жарой.
      -- Значит, конкурентов осталось двадцать четыре, -- опять став на время математиком, самому себе под нос пробурчал Санька.
      -- Боюсь, что мы уже не конкуренты, -- нашел ошибку в его расчетах Андрей.
      -- Не накликай!
      -- А что толку? Как мы без соло-гитары выступать будем? Ты же не можешь...
      -- Могу, но плохо...
      Глазами Санька что-то отмерял по фасаду гостиницы, повернулся к антеннам, стоящим рядом друг с дружкой и оттого похожим на раздвоенный ствол молодого деревца, и сразу направился к ним. Зачем-то изучил основания. Одна антенна стояла ровно, а вторая, согнувшись у самого битума, ложилась, ластилась к соседке.
      -- Вы чего тут, гад, делаете? -- встряхнул Саньку незнакомый голос.
      Он обернулся на него и глаза в глаза встретился со скуластым небритым мужиком в тельняшке. Рваные шлепки на его ногах прилипали к битуму. Он шел по нему, будто по вязкой весенней грязи.
      -- Зачем вы антенну трогали? -- укорил он Саньку.
      -- Он ничего не касался, -- постоял за друга Андрей.
      -- А чего ж так плохо, гадство, сигнал идет?
      -- Какой сигнал?
      -- По "ящику". Дюдик смотреть, гад, невозможно.
      -- Чего смотреть? -- не расслышал Андрей.
      -- Дюдик... Ну, детектив...
      -- Ты давно телек включил? -- приложив ладонь козырьком ко лбу и только теперь внимательно рассмотрев мужика, спросил Санька.
      -- Токо што.
      -- Понятно, -- врастяжку произнес он.
      Мужик доплыл до антенн-близнецов и стал старательно выравнивать
      ту, что любовно склонялась к своей подружке.
      -- А ты давно в гостинице живешь? -- поинтересовался Санька, хотя
      уже многое понял по внешнему виду собеседника.
      -- Лет пятнадцать, гад.
      -- А квартира что... Не дают?
      -- Три года назад стоял первым в очереди по порту и все, кранты...
      -- Больше не дают? -- понятливо спросил Санька.
      -- Как отрезало! Порт, гадство, -- банкрот. К директору в том месяце ходил, за грудки брал... А что толку? Мычит, гад, как теленок. Все разворовал, гаденыш, а теперь за банкротство прячется. А я где денег на фатеру достану? Вот ты -- москвич. Верно?
      -- А как определил?
      -- Ну, во-первых незагорелый. А во-вторых, у нас таких шмоток, гадство, на базаре не сыскать. Я знаю точно. Сам эти тряпки из Туретчины, гад, в родной Приморск вожу. Тем и живу...
      Осматривать свои "шмотки" прямо при мужике было нехорошо, но Санька представив себя со стороны, внимательно изучил сменивший его взмокшую рубашку сине-белый, в полосочку, балахон BAD + BAD, клетчатые штаны SN SPEED и кроссовки NIKE последней модели и только теперь понял, что сыщик из него не получился. Главная заповедь сыщика на улице -- быть незаметным. А если ты торчишь как дерево в пустыне, то на тебя даже слепой обратит внимание.
      -- А при чем здесь москвич? -- не понял логику мужика Санька.
      -- А при том, что у вас в столице можно приличную деньгу, гад, заколотить и купить квартиру. А у нас загнешься, пока на один квадратный метр, гад, заработаешь! Цена ж почти такая, как, гад, в Москве! Курорт, гадство!
      -- Правда? -- наконец-то проникся уважением к Приморску Санька.
      -- А то нет! Вот вы на конкурс приехали? Точно?
      -- Ну, вообще-то да...
      Осведомленность мужика в тельняшке удивляла уже не меньше, чем пропажа Эразма.
      -- А кто хозяин конкурса, знаете?
      -- Знаю, -- ответил Андрей. -- Я его сегодня видел. Молодой, но почти лысый. Фамилия у него такая... двойная...
      -- Буйнос! -- первым произнес ее мужик. -- Вот он, гад, и сделал, что в Приморске цены на жилье как в Москве.
      -- И как же он сделал? -- удивился Санька. -- Мэром, что ли, был?
      -- Ни хрена не мэром! Из ниоткуда, гад, всплыл. И сразу торговлю квартирами развернул. У дедов и бабок за копейки скупил, новым бандюгам, гад, по аховым ценам продал. А когда, гад, цены встали и бандюг с деньгами не осталось, открыл магазины, ночной клуб, казино. А теперь, видать, решил на музыке пошустрить. Буйнос, гад, такой мужик! Он зазря ничего делать не будет. Значит, гад, выгода у него с вас большая.
      Мужик рассказывал интересно, но почему-то утомил. А может, солнце напару с вонючим битумом сделали свое дело. Хотелось пить, хотелось спрятаться в тень, и Санька спросил о совсем неожиданном для мужика, который, кажется, готов был рассказывать о ненавистном Буйносе еще час:
      -- Ты гостиницу, ну, все номера хорошо знаешь?
      Мужик поплыл с лица. Ему как будто сказали, что вся его жизнь прошла напрасно.
      -- Глаза завяжи -- обойду, ни разу, гад, не стукнусь! -- выпалил он.
      -- Тогда... тогда... вот скажи, есть такое место в гостинице, куда реже всего заглядывают?
      -- Не-е, таких нету. -- Покачал он нечесаной головой. -- Номера утрамбованы, гад, под завязку. Даже в комнатах для глажки, а они на каждом этаже, и то проживают. Время, гад, такое. Я ж говорил про квартиры...
      -- Правильно, говорил, -- поддержал мужика Санька. -- А может, все-таки есть?
      -- Да чего ты пристал?! -- одернул его Андрей. -- Пошли в номер. Надо думать, как без Эразма репетировать. Может, еще успеем из приморских ребят найти гитариста. Вот у вас ансамбли здесь есть? -- спросил он у мужика.
      -- Никого у нас тут нету! -- выставленной ладонью оттолкнул от себя вопрос бывший портовый работник. -- У нас все жители, гад, делятся на бандитов и остальных. Остальные -- голь перекатная. Типа меня. Вот дай мне автомат в руки -- всех, гад, перестреляю! В решето!
      -- Ладно. Пошли в номер, -- согласился с Андреем Санька.
      Руки мужика вздрагивали. В них будто бы прыгал автомат, которым он косил людей. Других людей, кроме Андрея и Саньки, на крыше не было.
      Они гуськом прошли к пожарной лестнице, и Санька, идущий первым, ощущал себя неприятно от шарканья шлепок за спиной и думал о том, что руки у мужика все еще трясутся.
      -- А это что за здание? -- остановившись у бетонного барьера на краю крыши, показал вниз Санька.
      -- Иде? -- спросил отставший мужик.
      -- Вон. С тыла гостиницы.
      -- А-а, это бойлерная... Ну, для горячей воды. Токо горячей воды, гад, уже лет пять как нету. Гостиница -- банкрот, не платит за нее. Мы и холодной рады.
      -- Там дежурный есть какой-нибудь?
      -- Я ж сказал, воды, гад, горячей нету. Сантехник последний года три как уволился. Кто ж будет в канализации и трубах, гад, за двести тыщ ковыряться! Токо больной какой-нибудь! Гадство сплошное!..
      На массивной двери бойлерной висели два пудовых замка. Один из них приржавел к дужкам.
      -- О, сразу, гад, видно, что сто лет не открывали! -- обрадовался ржавчине мужик.
      Всегда приятно, если предметы подтверждают твою правоту.
      Поднятой с земли веточкой Санька ткнулся в приржавевший замок, и он сдвинулся вправо. Замок не хотел, чтобы мужику в тельняшке верили.
      -- Смотри, -- позвал Санька и мужика, и Андрея одновременно.
      Первым слева раздалось табачное сопение. Показалось, что к левой щеке приблизилась не щетина мужика, а век не мытая пепельница.
      -- Чего смотреть-то, гад? -- не понял он.
      -- Вот здесь. По ободу замочной скважины стерта ржа. Даже металл проступил.
      -- Ну, и что? Может, гад, кто из гостиничных начальников сюда
      лазил. Тут у некоторых краска хранится, струмент кой-какой. Не
      стоять же помещению, гадство, без дела!
      Окон в бойлерной не было. Вентиляционный квадрат под крышей с
      навечно приваренными металлическими полосами жалюзи манил Саньку, но для того, чтобы добраться до него, требовался ящик, лучше из-под пива, еще лучше из-под артиллерийских снарядов, но самым большим кандидатом в округе на эту роль был ржавый остов трехколесного велосипеда. Он дал на себя встать Саньке, а потом так ловко качнулся, подсекая своего обидчика, что только рука Андрея спасла от падения на груду мусора под стеной бойлерной.
      -- У кого могут быть ключи? -- отшвырнув на эту кучу непослушного ржавого уродца, спросил Санька.
      -- А зачем вам туда? -- напрягся мужик.
      -- Украли у нас кое-что.
      -- Украли?
      Крупные ногти мужика с толстой черной окантовкой громко почесали шею. На ней сразу проступили белые полосы. Ногти словно хотели показать, что знают истинную душу мужика настоящего, светлого, а не того загорело-немытого, что стоит перед ними.
      -- Так вы чо думаете?.. Что ворованое там спрятали? -- кивнул он на бойлерную.
      -- Не знаем мы ничего, -- еле сдержался, чтобы не крикнуть, Санька. -Ну, ты можешь нам ключи добыть? Поллитра гарантирую...
      -- Без бэ? -- замерли ногти, занятые раскопками на шее.
      -- Без чего? -- не понял Андрей.
      -- Да, без брехни, -- ответил Санька. -- Век воли не видать!
      -- А ты чего зековским божишься? Сидел, что ли? -- опустил руку к бедру мужик.
      -- Сидел, -- разрешил Санька уравнять себя по статусу с мужиком.
      -- И я тоже, -- в улыбке расширил он небритые щеки. -- Заместо армии. Два года. За драку...
      -- Так добудешь? -- оборвал его воспоминания Санька.
      -- Мы втроем одного мужика прикантовали, а он... Ладно! Ждите тут!
      Подвигав ступнями, он поплотнее вбил их в то рвано-перелатанное, что с трудом можно было назвать обувью, шарахнул соплей по бетонной стене бойлерной и засеменил черными ножками к гостинице. Причем, гораздо быстрее, чем делал это на крыше. И дело не в битуме. Он бы и по битуму сейчас бежал с не меньшей скоростью.
      -- Думаешь, добудет? -- глядя на его качающуюся полосатую спину, спросил Андрей.
      -- Пятнадцать лет на одном месте! Он тут не меньше, чем администратор по статусу...
      -- А зачем тебе эти ключи? Ты думаешь, он там?
      Маленьким, по-женски аккуратненьким ушком Андрей прижался к двери, на которой струпьями висела отшелушившаяся зеленая масляная краска. Дерево молчало. Все, что слышал Андрей, это ровный гул в ухе и пульсирующее внутри этого гула сердце. Его собственное сердце. Но не Эразма.
      -- Никого там нет, -- объявил он и, отлепив ухо от двери, стер с него зеленые крошки.
      Санька тоже хотел сказать, что больше уверен, что там никого нет, чем в то, что в бойлерной кто-то есть, но серая майка, появившаяся в проеме между дальними гаражами, привлекла его внимание. До нее было не меньше двухсот метров, и с такого расстояния ничего толком он бы не разглядел, но цвет майки, не совсем обычный для юга, где царствовал белый цвет, вдруг воскресил в памяти сцену их беседы с Ниной. Роллер с оранжевыми ботинками еще не привез черную метку. Нина еще не опустила лопату-транспарант. Слева и справа, спереди и сзади шли, бежали, хромали, шаркали люди. Река прилетевших, смешиваясь с рекой встречающих, обтекала их, и во всем мире, казалось, не двигались только он, Нина и люди, стоящие под зонтиками уличного кафе. В счет не двигавшихся не включались даже Игорек с Виталиком. Черные нитки, связавшие их головы в один концертный зал, раскачивались в такт спешащей толпе. Они были ее важной частью, они выпадали из замершего мира. А внутри этой временно остановившейся части вселенной находились Санька, Нина, девушки, ожидающие, когда их подружка принесет мороженое, и парень в серой майке. Он уже не помнил, были ли у парня очки и что он вообще делал. И только сейчас, ощутив его внутри замершей части вселенной, он вдруг понял, что он ничего не делал. Он сидел неподвижнее всех внутри этой части, и ничего хорошего от этой его исключительности быть не могло. Хотя, возможно, он просто сидел. Все-таки под зонтиком жила тень.
      -- Подожди меня здесь, -- попросил Санька Андрея и с подчеркнутой небрежностью пошел к серой майке.
      И чем ближе она становилась, тем быстрее торопились глаза запомнить все остальное: джинсы цвета вареной синевы, кроссовки с черными, но не адидасовскими полосками (у "Адидаса" их три, у парня -- четыре), короткую стрижку, скорее темный, чем светлый цвет волос. Полумрак между гаражами был на стороне парня. Он не давал рассмотреть многое. И когда он всосал в себя незнакомца целиком, всосал так, будто бы навсегда его уничтожил, Санька не сдержался и побежал.
      Включившийся в голове секундомер зачем-то отсчитывал секунды. Вряд ли это были реальные секунды, но когда он щелкнул цифрой семнадцать, Санька нырнул в чужой полумрак. Никого там уже не было. Полумрак пах сыростью и мочой. Будто слева и справа стояли не гаражи, а туалеты.
      Выскользнув из него с облегчением, Санька оглядел влево и вправо улицу из гаражей с одинаково выкрашенными зелеными воротами и почему-то подумал, что на них пошла краска, украденная из той, которой должны были покрыть двери бойлерной.
      Одинокий автолюбитель, ковыряющийся в чреве реликтовой "Победы", недоуменно посмотрел на чистенького и совсем не загорелого парня, без внимания выслушал его вопрос и лениво ответил:
      -- Не-а... Ни-икаво не видел...
      Губы при этом у него совершенно не смыкались. Наверное, их роль играли зубы.
      -- А что там? -- непонятно зачем спросил Санька.
      Ничего внятного он уже не ждал от рта, где говорят зубами.
      -- Два-ары... Ча-астные...
      Даже не видя их, но зная южную привычку к плотности застройки, Санька представил дворы, обнесенные штакетником, сараи, сарайчики, халабуды, со времен Брежнева приспособленные к размещению как можно большего количества постояльцев-курортников, и обреченно, а одновременно и облегченно вернулся в полумрак, через который можно было попасть к бойлерной.
      В нем было все так же сыро и по-туалетному вонюче. Взгляд зацепился за правую стену, и только сейчас Санька разглядел потек на ней. Здесь и вправду был туалет. Импровизированный. Парень в серой майке сходил по-малому и облегченно ушел по своим делам.
      Санька улыбнулся собственной глупой недоверчивости и пошел к бойлерной. Ноги после второго за день забега казались полыми изнутри. У бетонного куба бойлерной стоял рядом с Андреем мужик в тельняшке и старательно озирался. Его голова перестала двигаться только когда он увидел Саньку.
      -- Ну чо, корефан, открываем? -- еще издалека крикнул мужик Саньке и посмотрел на его руки.
      Его лицо стало чуть скучнее, чем до этого.
      -- У Саньки слово -- закон, -- защитил его Андрей. -- Сказал -бутылка, значит будет бутылка... Как вскроем...
      -- Ага, вскроем, гад!
      Мужик не глядя вогнал рыжий ключ в верхний замок, неожиданно легко провернул его, и массивная, в палец толщиной, дужка с щелчком выскочила из проржавевшего замка.
      -- Один ноль, -- объявил мужик и облизнул губы.
      Нижний замок выглядел поновее, но ключу поддался с трудом. Видимо, у замков, как и у людей, внешность очень обманчива.
      -- Два ноль, -- назвал победный счет мужик и снова облизнул губы.
      -- Я сам, -- облапил ржавую ручку двери Санька и потянул ее к себе.
      Дверь открылась, не издав ни звука. Значит, обманчивая внешность была не только у людей и замков, но и у дверей. Хотя, возможно, этот закон действовал только в Приморске.
      Санька невольно скользнул взглядом по петлям и с удивлением обнаружил на их ржавой бугристой поверхности маслянистый блеск. Кому-то очень не хотелось, чтобы двери открывались с пением и хрипом.
      Прямо перед Санькой еще одной стеной дыбились поставленные друг на дружку банки с краской. Справа ободранным стволом дерева торчала труба. Под ладонью она была теплой, но теплой явно не от воды, а от духоты, скопившейся в бойлерной.
      Между банками и трубой чернел проход вглубь. По пыли, усеявшей пол густым серым порошком, тянулись две полосы, а по полосам и слева-справа от них -- еще чьи-то следы.
      -- Ни хрена себе! -- громко объявил мужик. Из-за плеча Саньки он в полутьме рассмотрел то, что не видели ни Санька, ни Андрей. И только после вскрика, словно он обладал силой вспышки, в дальнем, самом темном углу бойлерной проступили бледные босые ступни, а потом -- дальше и дальше -ноги в густой россыпи черных волос, плавки, впалый живот, ребра, тощая грудь с татуировкой гитары, плечи с красными полосами, тянущимися из-под мышек, кадыкастая шея и лишь после них -- лицо. Оно было незнакомым.
      С тревогой, обжавшей сердце жесткими, неприятными пальчиками, Санька сделал еще пару шагов, нагнулся к лицу и чуть не отшатнулся. На лице неожиданно прорезались глаза. Наверное, они были закрыты до этого, потому что даже сейчас оставались какими-то сонно-пьяными.
      -- Эразм! -- первым узнал Андрей.