К джипу бросилась какая-то фигура, и Флемингу показалось, что это Андре. Потом он узнал Джуди: ее темные волосы были растрепаны, пальто кое-как наброшено на плечи. Джип остановился, и Кводринг что-то коротко бросил ей, а затем джип снова рванул вперед, а Джуди побежала к домику Флеминга. Она без стука ворвалась в комнату и несколько секунд обводила безумным взглядом все вокруг, пока не увидела его.
      — Что случилось? — задыхаясь, выпалила она. Флеминг не оборачиваясь сказал:
      — Она сделала это, Андре. Это горят записи.
      — Андре?! — Ничего не понимая, Джуди подошла к нему. — Но она же умерла. Времени для длинных объяснений не было, и Флеминг в двух словах рассказал ей, что произошло, пока она неподвижно стояла рядом, глядя в окно.
      — Я думала, это ты, — сказала она, осознав лишь часть того, что он ей говорил. — Все равно, слава богу, что это не так.
      — Что сказал Кводринг? — спросил он.
      — Только чтобы я ждала его здесь.
      — Он нашел ее?
      — Не знаю. По-моему, он ничего не подозревает. Он отдавал патрулям приказы прочесать территорию, а если кто-нибудь окажет сопротивление — стрелять без предупреждения. Крики я шум машин становились все более приглушенными, если что-нибудь и происходило, то это было далеко от домика Флеминга. Столб дыма над зданием счетной машины разбухал, становился все толще, и в центре его пробился язык пламени, отчетливо видимый между белыми лучами прожекторов. Флеминг и Джуди молча смотрели и слушали, но вот из всей этой сумятицы выделился резкий треск выстрелов. Флеминг весь напрягся.
      — Значит, они ее нашли? — спросила Джуди. Он не ответил. Теперь пространство перед домиком опустело. Его наискось прорезал луч прожектора, но сначала в этом луче не двигалось ничего, кроме снежных хлопьев. И вот на эту «ничейную землю» нерешительно вступила маленькая светлая фигурка, возникшая из тени между двумя строениями.
      — Андре! — прошептала Джуди. Девушка бежала пошатываясь, словно сама не знала куда. Она попала в луч света, на мгновение замерла, ослепленная, затем повернула обратно. Прожектористы, по-видимому, не заметили ее, но где-то поблизости грохнул еще один выстрел и между зданиями просвистела пуля. Пальцы Джуди впились в руку Флеминга.
      — Они ее убьют! Флеминг оттолкнул ее и кинулся к дверям.
      — Джон! Не выходи!
      — Это я ее послал! — Флеминг схватил лежавший на тумбочке электрический фонарик и выбежал не оглянувшись. Джуди бросилась к двери, но Флеминг уже исчез в снежном мраке между домиками. Он прятался за ними до тех пор, пока это было возможно, а затем метнулся через световой луч в простирающуюся за ним темноту. На этот раз прожектористы были на чеку. Белый луч качнулся вместе с ним и ослепительно вспыхнул на стене ближайшего здания, но это только помогло Флемингу. Он успел разглядеть, что девушка прижалась к стене недалеко от него. Снег затруднял движения, но Флеминг продолжал бежать, а оказавшись возле Андре, потащил ее за угол, в спасительную темноту. Тяжело дыша, они прислонились друг к другу. Андре не узнавала его. Флеминг поддерживал ее одной рукой.
      — Это я, — сказал он и, вспомнив о фляжке в кармане, вытащил ее и силой влил остатки виски ей в рот. Андре поперхнулась, судорожно проглотила виски, а затем с усилием выпрямилась и перестала опираться на Флеминга.
      — Я сделала это, — сказала она, и, хотя было очень темно, Флеминг почувствовал, что она улыбается.
      — Как ты оттуда выбралась?
      — Через заднее окно.
      — Тсс! — Он прижал палец к ее губам и притянул ее к себе. По открытому пространству, которое он только что пересек, мотался взад и вперед луч прожектора; внимательно всматриваясь в темноту, мимо них быстро прошел патруль, держа наготове автоматы. Флеминг стал думать, что делать дальше. Возвратиться назад в домик было невозможно, а попытка спрятаться еще где-нибудь на территории означала лишь, что патруль их может захватить врасплох и обстрелять, даже не сообразив, что, собственно, происходит. Попытка сдаться в темноте и суматохе этой ночи тоже могла кончиться для них смертью. Флеминг решил, что они могут спастись, только если сумеют спрятаться где-нибудь до рассвета, когда поиски станут менее истеричными и беспорядочными. С того места, где они стояли, они могли бы достигнуть внешней ограды, не попав под лучи прожекторов, только по тропе над обрывом, которая вела к пристани. Воспоминание, очень давнее воспоминание, всплыло в памяти Флеминга, и все его мысли сразу сосредоточились на причале и лодке. Он крепко обнял Андре за талию, чтобы поддержать ее.
      — Пошли, — сказал он и почти понес ее по заснеженным прогалинам между зданиями, прячась в их тени и сворачивая в сторону в поисках другого пути, едва впереди раздавались голоса. Казалось, их не могли не обнаружить в течение первых же нескольких минут, но снежная завеса скрывала их, снег заглушал шаги. Андре часто и неглубоко дышала, и было ясно, что ее сил хватит ненадолго. Тут Флеминг вспомнил, что, выйдя к береговому обрыву, они окажутся перед оградой, протянутой в море после смерти Бриджера, а у ближайших ворот, несомненно, стоят часовые. Их положение казалось безнадежным, но какая-то смутная подсознательная мысль гнала Флеминга туда, и он упрямо брел вперед, почти ослепленный снегом, и волочил повисшую на нем девушку. И тут он вспомнил, что именно искал. Весь день у конца ограды над обрывом трудились рабочие, расчищая грунт для нового здания, к тут же стоял бульдозер, который они, окончив работу, оставили здесь. Возможно, мотор слишком остыл и не заведется, но, с другой стороны, ведь рассчитывал же водитель завести его утром. Стоило попробовать, если только они сумеют добраться до бульдозера. Когда они достигли последнего здания, Флеминг тоже задыхался, а от темного пятна бульдозера их отделяло добрых пятьдесят ярдов открытого пространства. Они прислонились к стене, обращенной к морю, и Флеминг стал жадно, большими глотками вбирать в себя холодный воздух. У него жгло в груди. Он не пытался заговорить с Андре, да она, казалось, и не ждала этого. Либо она безоговорочно верила ему, либо была слишком измучена, чтобы думать, а может быть, и то и другое вместе. Между ними и проволокой проехал патрульный грузовик с прожектором на кабине — в кузове темнели смутные силуэты солдат, и снова все вокруг стало тихо и спокойно.
 
      — Ну! — бросил он, указывая на бульдозер, и, подхватив Андре, побежал по покрытой снегом траве. Не пройдя и половины пути, она дважды споткнулась, а последние двадцать ярдов Флеминг нес ее на руках. К тому времени, когда они достигли бульдозера, его голова и грудь, казалось, разрывались; он поставил Андре на ноги, и она со стоном опустилась на землю. Флеминг залез в кабину бульдозера и осмотрелся. По-видимому, их никто не заметил, и ему оставалось только надеяться, что если мотор и заведется, то его по ошибке примут за шум мотора какой-нибудь из машин охраны. Мотор завелся с первого же оборота стартера, и через несколько секунд Флеминг оставил его тяжело урчать на холостом ходу, а сам слез, чтобы помочь девушке взобраться в машину. Сначала она не пошевелилась.
      — Ну, давай, — задыхаясь, сказал он. — Скорее! Все идет хорошо! Андре слабым голосом ответила:
      — Оставьте меня. Не беспокойтесь обо мне. Флеминг поднял ее на руки и, не совсем понимая, как ему это удалось, посадил на ящик рядом с сиденьем водителя.
      — Ну, держись крепче, — сказал он и притянул ее к себе. К этому времени патрульный грузовик, наверное, уже заканчивал объезд и возвращался к ним. К этому времени Кводринг, наверное, уже побывал в его домике и узнал от Джуди, что они с Андромедой прячутся где-то на территории городка. К этому времени помещение счетной машины, наверное, превратилось уже в мокрую, дымящуюся массу пепла и головешек и послание, пришедшее откуда-то из-за тысячи миллионов миллионов миль, и все, что из этого вышло, исчезло навсегда. И теперь оставалось только как-то спасти девушку, спрятаться и остаться в живых. Он выпрямился, нажал на сцепление и включил передачу. Когда он отпустил сцепление, бульдозер рванулся вперед и мотор чуть было не заглох, но Флеминг резко прибавил газу и рывком развернул тяжелую машину к ограде. Через плечо он увидел приближающийся свет фар, но останавливаться было уже поздно. Он отжал акселератор до самого металлического пола и держал до тех пор, пока передняя кромка ножа не вгрызлась в проволоку. Проволочные звенья лопались, рвались, гусеницы подминали их — и вот бульдозер оказался внутри разрушенной ограды. Флеминг выключил мотор и, сойдя на землю, стянул с ящика девушку. Тяжелая громада машины затыкала разрыв в ограде, словно пробка, а они с Андре стояли в снегу снаружи. Флеминг осторожно подвел ее к краю обрыва и, согнувшись вдвое, перебежал, чтобы укрыться за кустами, заслонявшими верхний конец тропинки, которая вела к причалу. Фары приближающегося грузовика становились все ярче, и из-за кустов было видно, как они осветили бульдозер. Флеминг был слишком ослеплен светом и снегом, чтобы разглядеть грузовик, — он боялся, что это патрульная машина, полная солдат. Затем фары повернули, снег на мгновение поредел, и Флеминг увидел фургон с радиолокатором, который беспомощно полз вдоль ограды, а его антенна продолжала бесцельно вращаться. Взяв Андре за локоть, Флеминг повел ее вниз с обрыва. За вторым поворотом он включил свой фонарик и замедлил шаги, чтобы Андре могла сама поспевать за ним. Она собрала последние силы и, крепко держась за его руку, не отставала. У нижнего конца тропинки не было охраны, а на причале стояла мертвая тишина; только волны негромко плескались о сваи. Казалось, тысячи миль отделяли Андре и Флеминга от хаоса, царившего над их головами, и это создавало обманчивое ощущение безопасности. На зиму все маленькие суда вытаскивали на берег и консервировали. На плаву оставалась лишь небольшая моторная шлюпка — сейчас она терлась и толкалась о край причала. Флемингу и раньше случалось пользоваться ею, когда летом хотелось побыть одному, и он испытывал к ней своеобразную смесь любви и ненависти, какую может питать жокей к норовистой и упрямой старой лошади. Он погрузил Андре в шлюпку, отвязал веревку и пошарил лучом фонарика в поисках заводной ручки. Завести этот мотор было не так легко, как бульдозер. Флеминг крутил ручку, пока по его лицу не побежал пот, смешиваясь со снегом; он уже потерял надежду на то, что мотор когда-нибудь оживет. Андре скорчилась у борта, а снег все падал на них, и таял, и смешивался с водой, плескавшейся у них под ногами. Она ни о чем не спрашивала, пока он, задыхаясь и бормоча проклятия, крутил ржавую рукоятку, и лишь время от времени негромко стонала. Флеминг тоже ничего не говорил я крутил, крутил — до тех пор, пока, чихнув несколько раз, мотор не завелся. Флеминг дал ему немного поработать вхолостую; шлюпка вибрировала, а над самой водой раздавались негромкие хлопки глушителя; затем он включил сцепление, открыл дроссель. Причал сразу же исчез из виду, и они остались одни среди пустынной черноты водного пространства. Флемингу никогда не случалось выходить в море при снегопаде. Море было удивительно спокойно. Вокруг них крутились, опускаясь, снежинки и таяли, едва коснувшись воды. Пока шлюпка шла в закрытой бухте, казалось, что на воде даже теплее, чем на суше. Перед штурвалом, похожим на рулевое колесо допотопного автомобиля, был укреплен небольшой компас, и Флеминг управлял одной рукой, а другой освещал фонариком картушку. Ему не пришлось долго вспоминать хорошо известный пеленг островка; знал он и приблизительную поправку на снос течением. Спокойное море позволяло оценить скорость шлюпки, и, справляясь каждые несколько минут с часами, он мог приблизительно подсчитать расстояние. Он так часто плавал здесь прежде, что рассчитывал благополучно подойти к берегу вслепую. Флеминг надеялся, что сможет услышать плеск разбивающихся о скалы волн с достаточного расстояния. Он окликнул Андре и попросил ее пройти на нос и смотреть вперед, но сначала она даже не ответила. Он же не решался ни на минуту оставить штурвал и компас.
      — Если можешь, пройди вперед, — повторил Флеминг. Он Увидел, что Андре начала медленно пробираться к носу.
      — Теперь уже недолго, — сказал он, чтобы ободрить ее, хотя сам не был в этом уверен. Шлюпка равномерно продвигалась вперед уже десять, пятнадцать, тридцать минут. Отойдя подальше от берега, они попили в слабую зыбь, и шлюпка стала слегка зарываться носом и покачиваться. Но снег прекратился и ночь стала чуть менее тельной. Флеминг думал о том, не попала ли она на экран какого-нибудь радиолокатора, и о том, что происходит за их спиной, в городке, и о том, что их ожидает в непроглядном мраке впереди. У него болели глаза, голова, спина — ныло все тело, и, чтобы совсем не расклеиться, он все время думал о том, как болят обожженные руки девушки. Минут через сорок Андре окликнула его. Он сбросил газ и предоставил шлюпке скользить по инерции к чернеющему впереди во мраке острову. Затем повернул штурвал, и они пошли вдоль скалистого берега. Они шли очень медленно, почти ощупью и вслушивались, не раздастся ли впереди шум бурунов. Так продолжалось до тех пор, пока минут через десять каменная стена постепенно не отодвинулась в сторону и не стали слышны мягкие всплески волн, шуршащих по песку. Флеминг подвел шлюпку к берегу и побрел по ледяной воде, неся девушку на руках. Небо заметно посветлело, — возможно, всходила луна, — и он узнал эту укромную бухточку, на которую они с Джуди наткнулись в тот давний весенний день, когда отыскали бумаги Бриджера. Это было печальное, но в то же время сладкое воспоминание: почему-то Флемингу показалось, что здесь он сможет постоять за себя. Он огляделся в поисках какого-нибудь пристанища. Было слишком холодно, чтобы пойти на риск и спать под открытым небом, даже если бы им удалось уснуть. Флеминг первым вошел в отверстие пещеры и двинулся по коридору, который когда-то исследовал вместе с Джуди. Теперь он не мог держать Андре за руку, но он продвигался вперед медленно и разговаривал с ней, обернувшись через плечо, чтобы ее подбодрить.
      — Я чувствую себя Орфеем, — говорил он сам с собой. — Хотя, кажется, я что-то напутал в мифологии — вроде бы это был Персей. От утомления у Флеминга кружилась голова, а мысли путались, и он дважды неверно выбирал дорогу в темных переходах. Он разыскивал высокий зал, где они тогда обнаружили озерцо, так как помнил, что пол там песчаный и на нем можно отдохнуть. Однако вскоре он сообразил, что пошел неправильно. Он обернулся, чтобы сказать об этом Андре, и осветил проход сзади, но ее там не было. В панике он, спотыкаясь, побежал назад, выкликая ее имя и лихорадочно шаря лучом фонарика по стенам туннеля. Его голос отдавался жутким эхом, и это был единственный звук в пещере, кроме стука его каблуков о камни. У выхода он остановился и снова повернул обратно. Он говорил себе, что его тревога нелепа, так как они прошли по коридору совсем немного. В первый раз он почувствовал злость на девушку, что было совсем уж нелогично, но ему было не до логики. Он пошел назад по проходу и вдруг заметил больше ответвлений, чем ему запомнилось. Словно играя с ним в какую-то лукавую игру, черные проходы бесшумно множились в темноте. Флеминг сворачивал в них, но каждый раз они оказывались тупиками. И вдруг он увидел, что находится в том самом высоком зале, который не сумел найти в первый раз. Флеминг остановился и снова позвал, медленно скользя лучом фонарика по сторонам. Он не сомневался, что Андре была тут. Ведь она совсем обессилела и не могла уйти в темноте далеко. Он осветил лучом фонарика песчаный пол и увидел ее следы. Они вели к озерцу посреди зала, и там Флеминг остановился как вкопанный, чувствуя, как по его телу пробежала дрожь ужаса. Последний след виднелся на скользкой поверхности камня у края озерца, а в воде плавала его автомобильная перчатка. И больше ничего. Он так ничего и не нашел. Ее научили стольким вещам, подумал он мрачно, но не научили плавать. Его охватил приступ невыразимого горя и раскаяния, и еще целый час он упрямо и безнадежно обследовал пещеру, а затем уныло вернулся на берег. Там он забился в щель между двумя скалами и стал ждать рассвета. Уснуть он не боялся. Им владел другой бредовый страх: он ждал, что из пасти пещеры вот-вот возникнет нечто невообразимое, не поддающееся уничтожению, присланное оттуда, из-за тысячи миллионов миллионов миль, — нечто говорившее с ним впервые в такую же, как эта, темную ночь. Однако ничего так и не появилось, а примерно через час после рассвета из-за мыска вышел военный катер. Флеминг не пошевельнулся, даже когда катер подошел к берегу, и команда увидела, что он широко открытыми глазами смотрит на вечно меняющийся лик океана.