Но сколько времени? И закончился ли ночной кошмар? Она дважды попыталась позвать Джошуа, пока действительно издала какой-то звук, и первый звук, который она издала, показался смехотворной попыткой даже ей самой. Эллин попробовала снова, и ее последнее усилие привело в комнату не Джошуа, а Мисси, которая с материнской озабоченностью насупила брови.
      – Где Джошуа? – спросила Эллин, надеясь таким образом предотвратить неизбежный поток заботливых вопросов Мисси.
      – Его здесь нет! – воскликнула Мисси, как будто удивилась тому, что Эллин спросила об этом. – Что…
      – Мисси, мне нужны ответы, а не вопросы. Скажи мне прежде всего, какой сегодня день?
      – Пятница, – подсказала Мисси, поправляя подушку Эллин. – Пятница. Джошуа принес тебя позавчера поздно вечером, в среду, и мы послали за доктором. Джошуа переоделся – он выглядел так, как будто побывал в смертельной переделке – и потом сразу же ушел, даже не дожидаясь врача. Все что он сказал – это что мы не должны выходить из номера и не должны впускать никого, кроме доктора. С тех пор он не вернулся. Эллин, что произошло с Райфом? Как случилось, что у тебя такая рука?
      Джошуа пошел за Райфом. Облегчение смешалось с опасением, когда Эллин подумала об очевидной ненависти, которая характеризовала отношения обоих мужчин. Она не хотела думать о них, встретившихся друг с другом на поле боя. С тех пор прошло уже больше одного дня, дня, который она пребывала в забвении. А о Джошуа ничего не было слышно. Ее пробрала дрожь. В этом не было ничего хорошего.
      Эллин решительно сбросила одеяло и села. Тут же у нее потемнело в глазах, но она закрыла их и силой воли прогнала эту темноту.
      – Помоги мне одеться, Мисс, – сказала она своей подруге. – Нам надо ехать в Джером-парк. Я обо всем расскажу тебе по дороге.
      Мисси запротестовала, аргументируя тем, что Джошуа велел ей оставаться в гостинице, но Эллин не хотела и слушать. Бельмонт должен состояться завтра, напомнила она своей младшей подруге. Сейчас можно открыто поставить вопрос об истинном владельце Шейка, а пока у них есть шанс использовать Шейка в своих интересах, они не должны его упускать.
      – А как насчет бала? – с любопытством напомнила ей Мисси. – Ты уже не собираешься идти туда, да?
      Бал Бельмонт.
      Эллин снова удобно оперлась на подушки, закрыв глаза. Если супруги Джошуа Мэннерс не появятся на этом торжестве, то это создаст почву для появления новых слухов. Приняв приглашение, Эллин обязана была пойти, с Джошуа или без него. В данный момент Эллин обязана была подчиниться пожеланиям Джошуа.
      – Да, я поеду на бал, – выдохнула она, остро чувствуя слабость своего состояния. Ее рука начала пульсировать, а может быть она пульсировала постоянно, но раньше Эллин этого не замечала. У нее было такое ощущение, как будто маленькие демоны пронзали лоб, и поджала губы.
      – Что, если Джошуа не вернется? – тихо спросила Мисси. – Что тогда?
      Эллин сделала резкий вздох. Она не хотела допускать возможности, что Джошуа не вернется. От одной этой – мысли ей стало не по себе.
      – Он вернется, – сказала Эллин, наполовину самой себе. – Он должен вернуться.
      Она рассказала Мисси о событиях прошлой ночи, впервые за это время вспоминая некоторые из них сама. Ей пришло в голову что-то, о чем она раньше не думала, что-то, что ее озадачило. Райф и Джошуа, кажется, знали друг друга. Она ничего не сказала об этом Мисси, но эта мысль причиняла ей беспокойство. Если это правда, почему Джошуа раньше ничего об этом не сказал? Ей пришло на ум несколько ответов, но ни один из них ее не успокоил. Самой назойливой, подстрекаемой дьяволом, была та мысль, что Джошуа Мэннерс с самого начала был частью разработанной загадочной махинации, чтобы путем надувательства увести у них с Мисси Шейка.
      Нет, твердо сказала она себе. Это не махинация покалечила ей руку, а нож. Нож, который мог бы убить Джошуа Мэннерса.
      Но где был Джошуа сейчас?
      К восьми часам этого же вечера Джошуа не вернулся. Он не собирался возвращаться, насмешливо говорил Эллин внутренний голос, когда она рассматривала свое отражение во весь рост в зеркале. Ее изумрудно-зеленое платье из тафты было экзотическим нарядом, а чисто белые перчатки скрывали не только ее повязку, но и заходили выше локтя, почти до заниженной проймы платья. Мисси предусмотрительно переделала пальцы правой перчатки, чтобы не было заметно и намека на ранение.
      Фактически, Эллин могла полностью забыть о своем ранении. Эта боль была несущественной по сравнению с болью в сердце.
      Джошуа Мэннерс тщательно подготовил ее к этому моменту, продолжал шаловливый внутренний голос. Он намеревался сполна заплатить ей за каждую рану и царапину, нанесенную ею со дня их знакомства, бросив ее в безжалостную пасть Нью-Йоркского общества, чтобы она терпела насмешки и унижения. Или, может быть, он мстил ей за ее беременность. Беременность, которой не существовало на самом деле.
      Сердцем она чувствовала, что Джошуа не заслуживает ни одну из этих мыслей. Но тем не менее сердце не сдерживало ее мысли.
      – Я должна идти, – заявила Эллин с энергичной решительностью, которой она далеко не чувствовала, и встретила вопросительный взгляд Мисси. – Просто скажи Джошуа, когда он придет, куда я ушла. Он поймет. Скажи, что я во дворце Бельмонт.
      Мисси выглядела несчастной.
      – Я должна поехать с тобой, – выпалила она жалобным голосом, который проник прямо в сердце Эллин.
      Эллин выпрямилась, представив, что у нее в спине появился стальной стержень. Ей даже показалось, что она чувствует его твердость и холод. Этого было достаточно, чтобы сдержать подкатившиеся к глазам слезы.
      – Не волнуйся, Мисс. Со мной все будет хорошо. Ты оставайся здесь и жди Джошуа.
      Она потрепала Мисси по щеке рукой в перчатке и вышла из комнаты, но как только закрыла за собой дверь, почувствовала себя в пустыне.
      Дворец Бельмонт был жемчужиной Пятой авеню. Через окно своего экипажа Эллин увидела перед собой ряд экипажей вдоль улицы, выстроившихся как просители перед королем. Свет уличных ламп поддерживал атмосферу праздника, а отдаленные звуки струнного оркестра смешивались со звуками смеха и разговоров высаживающихся из экипажей и идущих к дому гостей.
      Несколько раз Эллин хотела приказать извозчику повернуть и возвратиться в Пельер, и каждый раз она заставляла себя не поддаваться искушению.
      Наконец лакей распахнул для нее дверь. Он не смог скрыть своего удивления, увидев, что она одна. Действительно, он сунул голову внутрь и осмотрел экипаж, как будто в нем мог кто-нибудь прятаться. Эллин напустила на себя неприступный и властный вид, и лакей, вспомнив свое место, просто закрыл дверь экипажа и махнул извозчику, чтобы тот уезжал.
      Главный входной зал был огромной, богато отделанной комнатой, с розовыми полами итальянского мрамора и высоким потолком с кессонами. В доме меньших размеров она вполне могла бы служить бальной комнатой. Эллин на откровенные взгляды отвечала поверхностными кивками и небрежными улыбками. Она почти слышала замечания за своей спиной, которые произносили шепотом, прикрыв рот перчаткой: «Без сопровождения? Где ее муж?»
      Она бочком шла по комнате, осторожно обходя толпы вновь прибывающих гостей, с гордо поднятой головой и глядя прямо перед собой.
      Вдруг Эллин почувствовала в шее боль, как будто кто-то буравил ее металлическим сверлом.
      У входа в бальную комнату она мельком заметила принимающий ряд, и представила, что он похож на строй стрелков, только вместо винтовок стоящие в нем использовали улыбки.
      Тут же Эллин поняла, что ее буравит не сверло, а взгляды окружающих.
      В конце концов силы оставили ее. Она не могла этого вынести. Джошуа, ее мужа, не было. Может быть, он ранен. Может быть, мертв. Эллин не могла, не зная правды, смотреть в лицо этим людям.
      Она захотела уйти, но ее ноги пристыли к глянцевому розовому льду мрамора. В следующую же минуту эти люди вокруг начнут замечать, что что-то не так. Если бы она могла заставить свои ноги сдвинуться с места!
      Эллин почувствовала, что задыхается в маленьком пространстве. Она смотрела на вереницу гостей, волнообразно движущуюся, подобно большой змее, к принимающему ряду. Их слаженное движение очаровало ее, и она наблюдала, как они один за другим исчезают в бальной комнате. Потом ее взгляд неожиданно остановился на высоком, стройном, безупречно одетом Джошуа Мэннерсе, который улыбался так, как будто уже давно за ней наблюдает.
      Облегчение накатывалось на нее волна за волной, как теплый солнечный свет после снежной бури. На мгновение Эллин почувствовала себя плохо. Тяжелый вздох заполнил ее и вышел на лицо улыбкой.
      Джошуа был цел и невредим, и если бы не небольшой пластырь над левым глазом, то он выглядел так, как будто его не тревожило ничего на свете.
      Ей хотелось убить его.
      Она смотрела, как он приближается, зачарованная его знакомой самоуверенной походкой, которой не хватало развязанности. Джошуа пробирался через сгущающуюся толпу, ни на мгновение не отрывая от нее глаз, пока не подошел к ней так близко, что она ощутила тепло его присутствия. Его темные глаза поглотили ее, а от улыбки ей захотелось взъерошить его волосы, которые были аккуратно уложены. Он подал ей руку.
      – Моя милая миссис Мэннерс, – сказал он ей таким проникновенным голосом, от которого сразу все исчезло. – Пошли?
      Сам звук его ласкового голоса вызвал слезы в ее глазах, но они не вышли наружу. Эллин взяла его под руку и пошла в ногу с ним неспешным шагом к приемному ряду.
      – Джошуа, с тобой все в порядке? Где ты был? – чуть слышно прошептала она, улыбаясь. Теперь было легче улыбаться, и боль в спине исчезла. Она почувствовала что-то теплое на своей руке в перчатке, которой взяла его под руку. Посмотрев вниз, она увидела, что он положил сверху свою другую руку. Это был такой интимный жест, что ей захотелось всегда так держать его под руку.
      – Ты беспокоилась? – спросил Джошуа, и удивление в его голосе заставило ее гневно посмотреть ему в лицо.
      – Беспокоилась! – воскликнула Эллин разъярившимся шепотом. – Как ты смеешь спрашивать такое! Я с ума сходила! Тебя чуть не убили в ту ночь, или ты забыл?
      Джошуа выглядел так, как будто забыл об этом. В ответ он поднес ее руку к своим губам и поцеловал ее пальцы, и этот поцелуй прожигал сквозь перчатку. Она затрепетала.
      – Тебя тоже, – мягко ответил он, все еще держа ее руку возле своего лица. – Я с трудом поверил, когда Мисси сказала, что ты пошла сюда. Потом вспомнил, как ты намертво вцепилась в Шейка еще там, в Дедвуде, и подумал: «Вот это похоже на Эллин Кэмерон». Извини, Эллин Кэмерон Мэннерс.
      Он снова поцеловал ей руку, и Эллин зарделась.
      – Джошуа, ты привлекаешь внимание, – прошептала Эллин, задыхаясь, как будто бежала всю дорогу от Пельера. Оглядываясь вокруг так, чтобы ей не пришлось смотреть на него, она заметила, как увеличивалась толпа в фойе. Никто не обращал на них внимания.
      – Как так? Стало немодным выражать своей жене признательность на людях? Ты все еще моя жена, не забыла?
      В его голосе был тот легкий вежливый оттенок, который ее так раздражал. Она посмотрела на него, не только потому, что хотела этого. Что-то в его тоне привлекло ее внимание. Она была смущена блеском в его темных глазах, который был не столько неприятным, сколько приводил в замешательство.
      Джошуа насмехался, или… ухаживал за ней? От мысли, что он ухаживает за ней, она еще больше покраснела и поймала себя на том, что смотрит на его галстук.
      – После той ночи, – осмелилась начать она, надеясь, что он поймет ее тонкий намек, – я подумала, что ты не захочешь, чтобы тебе лишний раз напоминали об этом факте.
      – Ты неправильно подумала, – просто сказал он.
      Эллин проглотила комок в горле и ощутила возбуждение. Она почувствовала себя ужасно.
      – Не играй со мной, Джошуа, – негромко предостерегла она его. – Я этого не перенесу.
      – Эллин, – выдохнул он настойчивым шепотом. – Я… – Он оглянулся вокруг, как будто вспомнил, что они не одни. – Давай «не стирать здесь свое грязное белье», – сказал он, снова просовывая ее руку себе под руку. – Мы сможем поговорить после приема.
      Принимающий ряд был подобен строю, сквозь который проходили, прежде чем войти в бальный зал. В его состав входило около десятка Бельмонтов, более или менее значимых по рождению и по браку, молодых и старых. Эллин не могла не восхищаться способностью Джошуа всех их очаровать. Миссис Пемберли была права, вспомнила Эллин откровения этой дамы о Мэннерсах и его политике, Джошуа был прирожденным собеседником. В отличие от большинства политиков, которых она знала из своего сравнительно небольшого опыта, он наряду с шармом обладал честностью и открытостью.
      Она любила его до боли.
      Осуществив эти общественные обязанности, Джошуа опять взял ее за руку и, не говоря ни слова, повел сквозь ослепительную, поражающую великолепием бальную комнату, мимо танцующих пар, которые двигались по полу как сверкающие светлые и черные звезды. За стеклянными дверями находился внутренний дворик. Джошуа вывел Эллин на улицу. И контраст безлунной июньской ночи и яркой комнаты, оставшейся позади, был ошеломляющим.
      Эллин пробрала внезапная дрожь, и она прижала руки к груди. Где-то возле гладкой гранитной стены цвели розы. Она не видела их в темноте, но аромат был тонким и волнующим, как первые слова любви, произнесенные робким шепотом. Теплое прикосновение рук Джошуа к ее плечам вызвало знакомый трепет во всем теле. Через минуту, к ее изумлению, Эллин почувствовала его губы, и от его теплого дыхания неожиданные волны восторга нахлынули на нее.
      – Джошуа!
      Она хотела упрекнуть его, но ее восклицание, произнесенное шепотом, звучало как одобрение даже для нее самой. Конечно же, Джошуа понял все правильно и повернул ее к себе уверенным, но нежным жестом. В свете, падающем из бальной комнаты, она видела его лицо, а в его темных глазах было невыносимо нежное выражение.
      – Мы пережили уже много плохого, – начал Джошуа хриплым шепотом, – но что-то или кто-то снова сводит нас вместе. Ты спасла мне жизнь на конюшне, Эллин. Индейцы говорят «если ты спас жизнь, то эта жизнь принадлежит тебе». Зачем ты тогда схватилась за нож?
      Эллин почувствовала, как будто с разбегу ударилась о стеклянную стену. Так вот что все это значило! Все это – нежное любовное представление благодарности. От этой мысли Эллин задохнулась. Благодарность, она знала, была близка к жалости и никакого отношения к любви не имела. Неожиданно Эллин почувствовала, что больше не может выносить его прикосновений.
      – Инстинкт, – тупо ответила она, пытаясь не выдать голосом своего разочарования. Эллин отступила назад и больше не могла смотреть на него, выбрав вместо этого спасительную сцену в бальной комнате. – Рефлекс. Я видела, как умер Берт. Честно говоря, я сделала это, не задумываясь, – Эллин замолчала, почувствовав, как боль ее открытия отняла у нее способность трезво мыслить. Она овладела собой и продолжала говорить более медленно и осторожно. – А теперь расскажи мне, как там Шейк и те бумаги, что я подписала?
      Эллин была такой ошеломленной и опустошенной, что даже не слышала, что он ответил. Все, что она могла слышать – это звук его голоса и оркестра, что сливались в ее ушах подобно звуку моря. У нее все поплыло перед глазами.
      – Эллин! – его восклицание наконец привлекло ее внимание, и она была вынуждена взглянуть на него. Свет, падающий из бальной комнаты, четко обрисовывал его силуэт. – Ты плачешь!
      Она едва сдержала желание ударить его.
      – Джошуа Мэннерс, – выдавила Эллин тихим дрожащим голосом, – ты либо самый бесчувственный, либо самый глупый человек из всех, которых я встречала.
      Больше она не могла оставаться с ним ни на секунду среди празднества и веселья дворца Бельмонт. Эллин отвернулась от него и побежала в темноту. Забвение. Она слышала, как он звал ее, но не отвечала. Она не останавливалась, пока не смогла уже дышать, и в груди не заболело сердце. Больше у нее не было сил сдерживать рыдания.
      Джошуа почувствовал себя, как будто его мгновенно перенесли в другую страну, где он ничего не понимал и его не понимал никто. Глупый и бесчувственный? Он никогда не думал о себе такого. Но тогда, решил Джошуа, он не имел дела с женщинами. Очевидно, было какое-то фундаментальное непонимание. Но кто не понимал кого? Обиженный, заинтригованный, он побежал за Эллин, но на полпути его остановил знакомый насмешливый голос.
      – Джошуа! Играем в прятки со своей женой? – Морган Меллетт появилась из тени как черный паук, облаченный в эбонитовую тафту. На ее шее блестело огромное вульгарное украшение из бриллиантов, а на лице была самодовольная уверенная улыбка, которую Джошуа хотелось стереть.
      Он хотел догнать Эллин, но у него было так же несколько слов для жены губернатора. Большинство из них могло подождать до лучших времен.
      – Не сейчас, Морган, – выдохнул он, отвернувшись от нее.
      – Ты знаешь, я удивлена, – продолжала она более высоким тоном и более грубым тембром. – Никогда не думала, что ты принадлежишь к тому типу мужчин, которые пляшут под дудку женщины. Но тогда, – добавила Морган, – я никогда не могла представить, что ты можешь довольствоваться «отбросами» Реда.
      Джошуа снова повернулся к ней, и она отпрянула. На ее лице появился страх. Какая-то горькая радость – убить ее – была написана у него на лице.
      – Пока что, кажется, он довольствуется моими, – сказал Джошуа. – В данное время.
      Она подобралась.
      – Я не понимаю, о чем ты говоришь, – в ярости сказала Морган, но не осмелилась встретиться с ним взглядом.
      – А я уверен, что понимаешь, – ответил Джошуа, сдерживая гнев. – Но оставь при себе свои объяснения. Мне они пока что не нужны, а тебе потом пригодятся.
      Он оставил ее, сдерживая свое желание выбить из нее все планы Райфа, а если понадобится, то и силой.
      Он должен был найти Эллин.

Глава 26