– Еще какая кокетка, – стоял он на своем. – Просто сама не отдаешь себе отчета, кокетство – твоя вторая натура.

Бладсуорт так выразительно произносил слово «кокетка», что в конце концов мне надоело его слушать. Да, иногда я действительно флиртую, но это вовсе не превращает меня в записную кокетку. И я совсем не финтифлюшка. Никогда не могла и сейчас не могу обвинить себя в легковесности, а Уайатт упорно пытается превратить меня в типичную глупую и пустую блондинку.

– Ну вот, теперь надулась, – заметил он, проводя пальцем по моей нижней губе. Возможно, она действительно немножко выпятилась. Уайатт наклонился и поцеловал меня – медленно, тепло и нежно. Поцелуй согрел и утешил, наверное, потому, что мы оба знали, что дальше него не продвинемся ни на шаг. Уайатт целовал меня просто для того, чтобы поцеловать, а не для того, чтобы заманить в постель.

– С чего это вдруг такие нежности? – поинтересовалась я, едва он отстранился, причем постаралась придать голосу сварливый оттенок, чтобы не было заметно, насколько мне приятен этот неожиданный поцелуй.

– Просто так, потому что выдался очень тяжелый день, – ответил Уайатт и поцеловал меня еще раз.

Я вздохнула и позволила себе расслабиться: ведь день действительно оказался просто ужасным. На этот раз Бладсуорт не разомкнул объятий даже после того, как поцелуй закончился; он нежно прильнул щекой к моей макушке.

– Оставь полицейскую работу полицейским, – попросил он. – Если, конечно, не вспомнишь вдруг о каком-нибудь заклятом враге, который грозился тебя убить. В этом случае сразу расскажи.

Я обиженно отвернулась и нахмурилась:

– Значит, ты все-таки считаешь, что я настолько тупа, что не в состоянии сразу вспомнить важный факт собственной биографии?

Бладсуорт вздохнул:

– Этого я не сказал. И не мог сказать, потому что ты вовсе не тупа. Ты обладаешь массой самых разных качеств, но тупости среди них нет.

– О, неужели? Так какие же это качества? – В душе кипела откровенная злость, потому что было больно и страшно, и эти отвратительные ощущения требовалось как можно скорее на кого-нибудь выплеснуть. Уайатт казался большим и сильным, следовательно, вполне мог выдержать натиск.

– Отвратительные, – с выражением произнес он, и я едва его не стукнула. – Раздражающие. Ты упряма и в то же время хитра, потому что в нужный момент готова прикинуться простенькой блондиночкой и таким образом получить желаемое. Очевидно, прием работает безупречно. За ходом твоих мыслей уследить невозможно. Вдобавок ты безрассудна, забавна, сексапильна. И при этом совершенно восхитительна.

Да уж, в этом мире хитростью отличаюсь не одна я. Все шло к приступу ярости, и вдруг негодник совершенно обезоружил меня. Так, значит, он находит меня восхитительной? Узнать об этом оказалось удивительно приятно. Уайатт снова наклонился и поцеловал меня в губы, добавив:

– За такую и умереть не жалко. – Я прищурилась:

– Это девчачья фраза. Парни так не должны говорить. – Уайатт выпрямился.

– Это почему же?

– Слишком по-женски. Тебе лучше сказать что-нибудь в духе мачо, например, «я готов принять за тебя пулю». Чувствуешь разницу?

Бладсуорт изо всех сил прятал улыбку.

– Еще как чувствую! Пойдем в дом.

Я вздохнула. Предстояло приготовить целых два пудинга, а сил не было. Но обещание есть обещание. Нет, конечно, сотрудники полицейского департамента даже не знали, что я собиралась угостить их пудингом, но мысленное обещание тоже считается.

Уайатт достал с заднего сиденья пакет с пончиками и сгущенным молоком, потом открыл багажник и вытащил большой джутовый пакет с торчащими из него зелеными ниточками. Аккуратно закрыл багажник и хмуро взглянул на пакет.

– Что это? – удивилась я.

– Ты же просила куст. Вот тебе куст.

Растение выглядело несчастным и пожухшим. Жалкие зеленые ниточки, должно быть, когда-то были ветками.

– И что же с этим кустом делать?

– Но ты же заявила, что в доме нет ни единого растения и от этого в нем невозможно жить. Так вот тебе растение, пожалуйста.

– Но это же не комнатное растение! Это кустарник. Ты купил мне кустарник?

– Растение есть растение. Поставь его в комнате, и оно тут же станет комнатным.

– Совсем ничего не соображаешь, – набросилась я на Уайатта и выхватила несчастное создание из рук мучителя. – Ты весь день продержал его в багажнике? На такой жаре? Оно же задохнулось и теперь погибнет. Впрочем, может быть, мне и удастся его выходить при помощи неустанной нежной заботы. Будь добр, открой дверь. Надеюсь, ты догадался купить для него какой-нибудь еды?

Уайатт отпер дверь и осторожно уточнил:

– А что, разве растения едят? Поразительное невежество!

– Разумеется, едят. Все, что живет на свете, должно питаться. – Я взглянула на куст и печально покачала головой. – Впрочем, скорее всего этому несчастному существу пища уже не потребуется.

Пока провинившийся носил сумки, я направилась в ванную и начала обливать бедное растение прохладной водой.

– Срочно необходимо ведро, – потребовала я. – Причем ненужное, чтобы можно было пробить в дне дырки.

В этот момент Уайатт ташил из прачечной голубой пластиковый пакет. Услышав мои слова, остановился.

– Ты что, собираешься испортить хорошее ведро? Зачем?

– Затем, что ты умудрился приговорить несчастное растение к смерти. Ему срочно необходима вода, но корни размокнуть не должны. Это значит, что нужен хороший дренаж. Если в твоем хозяйстве не найдется нормального горшка с дырочками – а его, конечно, не найдется, поскольку здесь нет растений, – то придется испортить ведро.

– Вот потому-то мужчины и не заводят растений. Слишком сложно и много возни.

– Но растения украшают дом, создают уют и очищают воздух. Я бы ни за что не смогла жить в доме без растений.

Уайатт тяжело вздохнул:

– Хорошо, хорошо. Сейчас проковыряю в ведре дырки.

О, мой герой!

Герой взял дрель и быстро проткнул пластик. Через несколько минут несчастный кустик уже уютно сидел в собственной посудине. Корни пили воду, а все лишнее вытекало. Оставалось лишь надеяться, что к утру пациент оживет. Я включила духовку и начала собирать необходимые для приготовления пудингов продукты.

Уайатт положил руки мне на плечи и осторожно нажал, заставив опуститься на стул.

– Сядь, – попросил он. Мог бы и не просить, потому что я уже и так сидела. – Пудинги могу приготовить и я. Только говори,что делать.

– Зачем? Ты же все равно никогда меня не слушаешь.

Интересно, научусь я когда-нибудь держать язык за зубами?

– Я все-таки попытаюсь, – сухо возразил Бладсуорт. – Один-единственный раз.

Грандиозно, правда? Вообще-то, учитывая, какой у меня выдался день, он должен был по крайней мере торжественно пообещать, что отныне и впредь всегда готов обращать внимание на мои слова.

Потом я руководила приготовлением пудингов, что на самом деле вовсе не трудно. Разрывая прекрасные пончики на кусочки, Уайатт попросил:

– Объясни мне кое-что, пожалуйста. Эта пара, о которой рассказывала твоя мама: муж старался сделать жене приятное, а она за это решила его убить... Почему вы все дружно встали на ее сторону?

– Джаз хотел сделать Салли приятное? – переспросила я, с ужасом глядя на того, кто мог такое сказать.

– Конечно. Пригласил специалиста, чтобы в подарок жене украсить общую спальню. Даже если ей не понравился стиль, почему бы просто не поблагодарить мужа за внимание и оригинальную идею?

– Ты считаешь нормальным то, что, несмотря на брак продолжительностью в тридцать пять лет, муж даже не заметил, с какой любовью его жена обставляла и обустраивала спальню и как эта спальня была ей дорога? Прекрасную старинную мебель раскупили сразу же, Салли даже не успела ничего вернуть. Потерю уже не возместишь.

– Какую бы любовь ни питала к ней дама, это всего лишь мебель. А мы говорим о ее муже. Неужели этот человек не заслужил лучшей участи, чем погибнуть под колесами машины собственной жены?

– Правильно. Он – ее муж, а она – его жена. Не кажется ли тебе, что и жена заслуживает лучшей участи, чем полное и окончательное разрушение всего, что ей дорого, в обмен на то, что она не приемлет? Наверное, после тридцати пяти лет совместной жизни можно было сказать дизайнеру, что бедная Салли ненавидит металл и стекло.

На лице Уайатта появилось выражение, показывающее, что он и сам не слишком склонен к ультрасовременности, однако словами он его не подкрепил.

– Так что же, женщина взбесилась только потому, что мужчина не знал, какой именно стиль спальни ей по душе?

– Нет, она почувствовала себя оскорбленной, когда поняла, что он всю жизнь не обращал на нее ни капли внимания. Не забывай к тому же, что Джаз продал ее любимые вещи.

– Но разве мебель в той же степени не принадлежала и ему?

– А разве он потратил месяцы на поиски каждой из драгоценных вещиц? Сам, собственными руками довел все до совершенства? Я бы сказала, что спальня вообще не его.

– Пусть так. И все же это еще не повод для убийства.

– Видишь ли, на самом-то деле Салли вовсе не собиралась убивать мужа. Она всего лишь хотела заставить его почувствовать хотя бы часть той боли, которую испытывала сама.

– Тогда ей действительно следовало избрать в качестве оружия не машину, а газонокосилку. Ведь, несмотря на все страдания Салли, убей она этого бедолагу, мне пришлось бы ее арестовать.

Я немного подумала, а потом сделала вывод:

– Есть вещи, за которые не жалко и под суд пойти.

Правда, мне самой и в голову не пришло бы зайти так далеко, как Салли, но знать это Уайатту было совсем ни к чему. Женщины должны держаться вместе и проявлять солидарность, а этот случай мог стать для лейтенанта хорошим уроком: не вмешивайся в женские дела. Если бы Уайатт смог преодолеть привычку рассматривать события жизни только через призму нарушения закона, ему скорее удалось бы увидеть зерно истины.

– Женские глупости также важны для нас, как для мужчин важны их собственные игрушки, например машина... – Я замолчала, как громом пораженная, и уставилась на Уайатта. – У тебя же нет машины!

Да, единственной машиной в гараже был «форд», принадлежавший городскому муниципалитету и во весь голос кричавший: «Коп!»

– У меня есть машина, – миролюбиво ответил Уайатт, рассматривая две большие миски, в которые успел раскрошить сорок пончиков. – Что делать дальше?

– Разбей яйца. Я не говорю о казенной машине. А что случилось с твоей «тахо»?

Я помнила, что два года назад он ездил на большой черной «тахо».

– Отдал в счет покупки новой. – Уайатт быстро взбил два яйца, потом в другой мисочке взбил еще два.

– Какой новой? В гараже ничего нет.

– «Аваланш». Купил три месяца назад. Тоже черную.

– И где же она?

– У сестры. Лайза позаимствовала две недели назад, когда отдала в ремонт свою. – Уайатт нахмурился. – Вообще-то уже можно было бы и вернуть. – Секунду подумал, потом взял телефон, набрал номер и зажал трубку между плечом и подбородком. – Привет, Лиз. Вот вспомнил, что у тебя моя тачка. Твоя еще не готова? И в чем же проблема? – Сестра что-то объясняла. – Ну хорошо, ничего страшного. Я же сказал , что просто вспомнил. – Уайатт замолчал, и в трубке снова раздался женский голос, однако слова оставались неразборчивыми. – Правда? Возможно. – Он засмеялся. – Да, это так. Подробности сообщу позже, когда все выяснится. Пока. Целую. Увидимся. – Уайатт отключился и положил телефон на место. Потом внимательно осмотрел поле кулинарной деятельности. – Итак, что же дальше?

– В каждую миску надо вылить банку сгущенного молока. – Я с любопытством взглянула на него. – Что значит «да, это так»?

– Ничего особенного. Просто одна проблема, над которой я сейчас работаю.

У меня возникло подозрение, что той проблемой, над которой он работал, была именно я. Однако для того, чтобы достойно вступить в поединок, требовалось находиться в нормальной физической форме, так что пришлось сделать вид, будто все в порядке.

– Когда будет готова ее машина?

– Надеется, что в пятницу. Правда, я подозреваю, что сестренке просто нравится водить мою. Ведь там присутствуют всевозможные лампочки, свисточки и колокольчики. – Уайатт подмигнул. – Раз тебе нравятся пикапы, то и мой экипаж тебе придется по вкусу. Кстати, он тебе очень пойдет.

Силы мои стремительно истощались, а потому я поспешила перечислить остальные необходимые ингредиенты: соль, корица, еще немного молока и ванильный сахар. Уайатт все смешал, а потом разлил содержимое мисок по формам. Духовка уже нагрелась, и потому оставалось лишь поставить формы с тестом и завести таймер на тридцать минут.

– Все? – удивился Уайатт – процесс показался ему слишком простым.

– Все. Если не возражаешь, я почищу зубы и лягу спать. Когда таймер зазвенит, вытащи пудинги, заверни в фольгу и поставь в холодильник. Утром я приготовлю глазурь.

Я устало поднялась на ноги. Силы уже почти иссякли. Лицо лейтенанта смягчилось; не говоря ни слова, он взял меня на руки.

Я положила голову на надежное плечо.

– В последнее время тебе часто приходится это делать, – заметила я, пока Уайатт нес меня наверх. – Носить на руках женщину.

– Очень приятное занятие. Правда, лучше бы это происходило при других обстоятельствах. – Лицо Уайатта утратило нежность, выражение его стало мрачным. – Ты снова ранена, и терпеть это уже невозможно. Я готов собственными руками убить подлеца, который виноват в твоих страданиях.

– Ага! Теперь ты, наверное, понимаешь, какие чувства испытывала Салли! – торжествующе воскликнула я. Для завоевания лишнего очка годятся любые пути, хотя по большому счету я бы не рекомендовала такие методы, как огнестрельное ранение и автомобильная авария. С другой стороны, раз уж подобные события произошли, то почему бы этим не воспользоваться? Глупо выбрасывать козырную карту, каким бы путем она ни досталась.

Я почистила зубы. Потом Уайатт помог мне раздеться и в буквальном смысле засунул в кровать, не забыв тщательно подоткнуть одеяло. Не успел он выйти из комнаты, как я уснула.

Проспала всю ночь напролет, не проснувшись даже тогда, когда он лег рядом. Разбудил меня только будильник. Уайатт протянул руку, чтобы его заткнуть, а я сонно прижалась к теплому плечу.

– Как ты себя чувствуешь? – Уайатт лег на спину и повернул ко мне голову.

– Могло быть и хуже. Во всяком случае, значительно бодрее, чем вечером. Конечно, я еще не пыталась встать с кровати. Под глазами чернота? – Я затаила дыхание, с опаской ожидая ответа.

Уайатт внимательно посмотрел.

– Ненамного больше, чем вчера. Наверное, помогло коллективное колдовство на кухне мамы.

Слава Богу. Сегодня непременно надо снова подержать на лице пакет со льдом – так, на всякий случай. Енот, конечно, замечательный зверь, но походить на него не очень-то хочется.

Уайатт не встал с постели, как, разумеется, и я. Он потянулся, зевнул и снова задремал. Под одеялом, ниже пояса, в это время происходили какие-то увлекательные события, и мне очень бы хотелось выяснить, какие именно. Но ведь я твердо решила не заниматься с этим человеком сексом. Нет, формулировка не совсем точна; дело вовсе не в том, что мне не хотелось этого делать, – хотелось, и даже очень. Просто, на мой взгляд, мы не должны были этого делать до тех пор, пока не выясним и не урегулируем массу самых разных вопросов.

Чтобы в очередной раз не поддаться искушению, я честно постаралась переключить внимание на другое и осторожно села в постели. Сидеть оказалось больно. Очень больно. Собрав все силы, я сползла с постели, встала и сделала шаг. Потом еще один. Согнувшись и волоча ноги, словно древняя старушка, поплелась в ванную.

Плохая новость заключалась в том, что мышцы болели гораздо сильнее, чем накануне, однако этого следовало ожидать. Но была и хорошая новость: я знала, как вывести собственный организм из подобного состояния. Завтра должно было стать гораздо лучше.

Пока Уайатт готовил завтрак, я приняла теплую ванну. Стало заметно легче. Помогли также пара таблеток ибупро-фена, несколько осторожных упражнений на растяжку и первая чашка кофе. Кофе, конечно, в большей степени помог морально, но ведь и это тоже очень важно.

После завтрака я приготовила глазурь и покрыла ею пудинги. Рецепт совсем прост: всего лишь кусочек масла и пачка сахарной пудры, ароматизированной ромом. Содержание сахара здесь, конечно, превышало разумные пределы, но уже от одной лишь мысли о первом кусочке текли слюнки. Уайатт даже и не пытался противостоять искушению; глазурь еще не успела застыть, а он уже отрезал солидный ломоть аппетитного пудинга и с жадностью набросился на него. Прикрыв глаза, промычал что-то невнятное, но явно одобрительное.

– Ну и вкуснотища, черт возьми! – наконец объявил он. – А давай оставим себе оба?

– Если ты это сделаешь, я пожалуюсь на тебя твоим сотрудникам.

Лейтенант тяжело вздохнул:

– Ну хорошо, хорошо. Ты ведь будешь каждый год готовить такой пудинг на мой день рождения, правда?

– Теперь и сам умеешь его готовить, – по привычке возразила я, однако сердце подпрыгнуло от счастья: подумать только, быть с ним рядом год за годом, от одного дня рождения к другому... – Кстати, а когда твой день рождения?

– Третьего ноября. А твой?

– Пятнадцатого августа.

О Господи! Не то чтобы я очень верила в астрологию, но Скорпион и Лев – поистине гремучая смесь. Оба упрямы, горячи, несдержанны и вспыльчивы. Впрочем, я исключение из правила – я вовсе не вспыльчива. Но зато компенсирую это отклонение высшей степенью упрямства.

– О чем задумалась? – Уайатт осторожно провел пальцем по моему наморщенному лбу.

– Ты Скорпион.

– Ну и что? – Он положил руку мне на тал ию и прижал к себе, одновременно наклоняясь и целуя за ухом. – Хочешь увидеть мое жало?

– А ты не хочешь узнать, чем плох Скорпион? Не то чтобы я очень верила в астрологию...

– Если ты сама не веришь в астрологию, то с какой стати мне интересоваться, чем плох Скорпион?

Безупречные логические построения отвратительны.

– Чтобы понимать, что с тобой творится.

– Я и так прекрасно понимаю. – Уайатт провел ладонью по моей груди и поцеловал в шею. – Творится следующее: блондинка ростом в пять футов и четыре дюйма, стройная, красивая, с чувственными губами и круглой упругой попкой, сводит меня с ума.

– Моя попа вовсе не упругая, – моментально возмутилась я. На самом-то деле я упорно работала над тем, чтобы ягодицы оставались твердыми.

– Ты же не видишь себя сзади, когда ходишь.

– Что правда, то правда.

Уайатт улыбнулся прямо мне в шею. Голова моя сама собой запрокинулась, я вцепилась в его плечи и совсем забыла, как больно двигаться.

– Она прыгает вверх-вниз, как два мячика. Тебе не приходилось замечать, как идущие следом мужчины вытирают с подбородков слюни?

– Разумеется, приходилось, но я относила это за счет какого-то сбоя в эволюции.

Уайатт весело рассмеялся:

– Возможно. Черт возьми, если бы только ты не была сейчас такой избитой и больной...

– На работу опоздаешь. – Не имело ни малейшего смысла кричать, что я ни за что не буду заниматься с ним сексом, потому что практика показала полное отсутствие у меня самообладания.

– И к тому же все сразу поймут, чем я занимался, если я явлюсь в департамент с улыбкой до ушей.

– В таком случае даже хорошо, что я избитая и больная, потому что и сама терпеть не могу, когда опаздывают на работу.

Раз уж на самообладание нельзя положиться, то стоит попробовать сыграть на собственных болячках и извлечь из них максимально возможную пользу. Не отрицаю, подход не особенно достойный, но«на войне, как на войне»,тем более если противник побеждает.

Уайатт снова поцеловал меня в шею, просто для того, чтобы напомнить, что я теряю, хотя напоминания и не требовалось – я и так все прекрасно помнила.

– Чем собираешься заниматься в мое отсутствие?

– Посплю. Может быть, сделаю кое-какие упражнения из йоги, чтобы размять и растянуть мышцы. Поброжу по твоему дому и суну нос во все закоулки. Потом, если хватит времени, составлю алфавитный список имеющихся в наличии продовольственных запасов, наведу полный порядок в кладовке и займусь пультом дистанционного управления, чтобы телевизор сразу включался на канале «Лайфтайм». – Если честно, я даже не знала, возможно ли такое, но угроза прозвучала внушительно.

– Боже милостивый! – В голосе Уайатта был неподдельный ужас. – Одевайся быстрее. Поедешь со мной в департамент.

– Но ведь все равно не удастся отложить инспекцию навечно. Если хочешь, чтобы я здесь осталась, придется смириться с неизбежными последствиями моего присутствия.

Уайатт поднял голову и задумчиво прищурился.

– Ну хорошо, действуй. Только помни, что вечером придет отмщение.

– Я ранена, не забыл?

– Если ты в состоянии совершить все, что перечислила, то жалобы на здоровье не принимаются. Вечером все и выясним, договорились? – Он легонько хлопнул меня по попе. – Весь день буду предвкушать.

О, как уверен в себе этот человек!

Я пошла следом за Уайаттом наверх, посмотрела, как он принял душ и побрился, а потом села на кровать и принялась наблюдать за процессом облачения. Сегодня выбор пал на темно-синий костюм, белую рубашку и желтый галстук с узкими темно-синими и красными полосками.

– Сначала отвезу пудинг ребятам – они будут страшно рады, – а потом встречусь с твоим бывшим мужем. – Лейтенант надел пиджак.

– Пустая трата времени.

– Вполне возможно. Но все-таки хотелось бы увидеть все своими глазами и услышать собственными ушами.

– А почему его не допрашивают Макиннис и Форестер? Как они относятся к тому, что начальство лезет в их работу?

– Во-первых, им и так дел хватает, а во-вторых, парни осознают личный компонент и потому идут на уступки.

– Коллеги очень возмущались, когда тебя повысили через их головы?

– Не без этого, конечно. Люди есть люди. Я стараюсь никому не наступать на мозоли, но то, что я их босс, они отлично понимают.

Я проводила Уайатта до гаража. На прощание он нежно поцеловал меня.

– Когда будешь бродить по дому и совать нос во все углы, ничего не выбрасывай, хорошо?

– Обещаю. Если, конечно, это не письма прежних подружек или что-нибудь подобное. Такие вещи обычно почему-то вдруг загораются. Сам знаешь, как это бывает.

Да, Бладсуорт должен знать, как это бывает: не случайно он собирался допрашивать Джейсона по подозрению в покушении на убийство только потому, что услышал на автоответчике его сообщение.

Уайатт широко улыбнулся.

– Никаких писем здесь нет, – успокоил он меня, садясь в машину.

Я, разумеется, наблюдала. Впереди простирался целый долгий день – без спешки, без забот, без разговоров. При таком огромном количестве свободного времени я просто не могла не посмотреть, как лейтенант Бладсуорт отправляется на работу. Наводить порядок в кладовке и устраивать ревизию припасов я не стала, так как эти занятия предполагали движение и поднятие тяжестей.

В результате весь день я провела в приятной праздности и неге. Посмотрела телевизор. Поспала. Загрузила в стиральную машину целый ворох грязного белья и придвинула к окну немного пришедший в себя куст, чтобы он мог увидеть солнышко. Это занятие тоже требовало движения и поднятия тяжестей, а значит, вызывало боль, но помощь растению того стоила. Потом я позвонила Уайатту на сотовый и наткнулась на автоответчик. Оставила сообщение с просьбой купить кустику еды.

Уайатт перезвонил во время ленча.

– Как ты себя чувствуешь?

– Все болит, но в целом неплохо.

– Насчет Джейсона ты оказалась права.

– Видишь, я же говорила.

– У него такое алиби, что круче не бывает: сам шеф Грей. Твой бывший муж и мой шеф в воскресенье днем играли в гольф в парном турнире в клубе «Литл крик», так что стрелять он никак не мог. Не вспомнила, кто еще мог бы попытаться расправиться с тобой?

– Понятия не имею. – Я и сама постоянно искала ответ на этот вопрос, но пока не могла придумать ничего стоящего. В итоге пришла к выводу, что кто-то пытался убрать меня по причине, неведомой мне самой. Радости эта мысль не доставила.