Сорак вырос среди сестер-виличчи. Одна из них, Риана, девочка-виличчи почти его возраста, стала ему самым близким другом. Они вместе росли, вместе играли, вместе тренировались в экзотическом боевом искусстве виличчи и вместе изучали Путь Друида. Но когда они стали старше, их детская дружба сменилась любовью и сексуальным притяжением. И Сорак обнаружил что страдает, что его разрывают на части его собственные желания и желания его личностей.
Женские личности, находившиеся в его сознании, еще могли принять Риану, как с друга или сестру, но не как любовницу, и Сорак ушел из монастыря на поиски своей судьбы и правды о своем происхождении. Но Риана не могла жить без него. Когда она узнала, что он ушел, она нарушила свои клятвы, в полночь убежала из монастыря и последовала за ним через пустыню.
Вместе они пустились на поиски Мудреца, волшебника-сохранителя, ведущего отшельническую таинственную жизнь, который вступил на длинный и трудный путь превращения в аванжеона, единственное создание, способное сражаться на равных с могучими королями-драконами. Только магия Мудреца могла помочь Сораку узнать свое прошлое, и только магия сохранителей, не истощающая и без того постоянно уменьшающиеся природные ресурсы Атхаса, могла помочь ему в его редчайшем случае. Принять помочь осквернителя означало предать все, во что он верил, и привело бы к тому, что он был бы вынужден покинуть Дорогу Сохранения. Однако, в поисках Мудреца, Сорак привлек внимание королей-драконов и их приспешников-осквернителей, которые рассматривали любого сохранителя как настоящую угрозу для своей власти.
В Бодахе Сораку и Риане пришлось сражаться не только с армией немертвых, но и с лучшим убийцей Короля-Тени, неутомимым охотником на людей Валсависом. Они сумели победить его, но дорогой ценой. Руководимые пиреной Карой, известной под именем «Молчаливый», они нашли дорогу в Святилище Бодаха. Это оказалась магическая дверь, которая вела в другое время, когда Атхас еще был зеленый. Это и был величайший секрет Мудреца, и вот почему ни один король-дракон не мог найти его. Они искали его в настоящем, по всему миру, но он использовал свою магию и нашел убежище в прошлом.
В Санктуарии Сорак нашел ответы, которые так долго искал. Еще раньше он сделал вывод, что Мудрец был личностью, известной под именем Странник, который описал свои путешествия по Атхасу в книге, известной как Дневник Странника. Но он не знал и даже не подозревал, что волшебник-сохранитель был его дедом.
Мудрец произнес заклинание, которое дало возможность Сораку увидеть свое прошлое. Он узнал, кем были его родители, свое настоящее имя, и что случилось с его народом. Благодаря магии Мудреца Сорак увидел, как небольшое эльфийское племя Бегунов Луны было полностью уничтожено некромантом по имени Безликий, нанятым другим дедом Сорака — халфлингом.
Однако, узнав ответы на свои вопросы, он не только освободился от мрачных теней прошлого. Ему пришлось расстаться с теми, кто жил в его расщепленном сознании и защищал его от всего. Их голоса никогда больше не заговорят внутри него. Мудрая Страж, которая была для него как мать, суровый Путешественник, рассчетливый Эйрон, игривая Кивара, похожий на животного Скрич, нежный, ребячливый Поэт и многие, многие другие… они ушли все. Они соединились с Мудрецом и стали жить внутри него, когда тот вошел в следующую стадию своих превращений в аванжеона. Это дало возможность Мудрецу сделать следующий шаг, вылечило расщепленную душу Сорака и сделало его еще более одиноким, чем раньше.
— Все живые создания одиноки, — сказала ему Риана, пытаясь утешить его и облегчить его страдания. — Вот для чего всем нужна любовь и дружба.
— Да, я знаю, — ответил он. — Но одно дело знать это, а совсем другое действительно испытать, что такое быть одному, в первый раз в жизни. Я никогда не испытывал такого чувства. Насколько я себя помню, со мной всегда были другие. И теперь я физически ощущаю их отсутствие, пустоту в моей душе. Я чувствую себя так, как будто из меня вырвали самый лучший кусок меня самого.
Но он потерял не только расщепленность своего сознания.
Когда он уходил из монастыря, Аббатисса Раванна дала ему подарок, удивительный меч по имени Гальдра — зачарованный клинок эльфийский королей. Он был в свое время отдан ей на сохранение одной из старейшин пирен, которая в свою очередь получила его из рук самого Аларона, последнего из длинной линии королей эльфов. Сорак не знал природу заклинаний меча, когда получил его, но быстро выяснил, что меч может резать все и вся, а другие мечи разлетаются на куски, столкнувшись с эльфийской сталью. Он узнал, со временем, что если Гальдра попадет вруки осквернителя, то сам разлетится на куски, и именно это и случилось, когда он сражался с Валсависом, лучшим наемным убийцей Короля-Тени. Когда Валсавис схватил Гальдру, клинок разлетелся на куски с ослепляющей вспышкой белого света. Теперь от него осталась только рукоятка и примерно один фут сломанного клинка. От надписи, когда-то выгравированной на лезвие, старинными эльфийскими рунами «Сильный духом, верный в беде, закаленный в вере», осталось только начало «Сильный духом». Рука осквернителя коснулась его, и заклинание разрушилось.
* * *
Стоя в одиночестве на низкой каменной гряде, окрашенной в оранжевое первыми лучами рассвета, Сорак снял сломанный меч с пояса и вытянул перед собой, глядя как он слабо светится сверхъестественным голубым светом, остатками энергии заклинания. Почему он сохранил его? Как меч он был бесполезен, а на поясе Сорака висел великолепный железный меч Валсависа. Но Риана настаивала, что легенда о Гальдре никуда не делась, и даже такой меч будет полезен им. Сорак иронически улыбнулся, подумав об этом.
В эльфийски песнях говорилось, что тот, кто носит Гальдру, станет Короной Эльфов, правителем, который однажды объединит разрозненные эльфийские племена под властью единого короля. Во время путешествия Сорак встречал эльфов, которые верили, что именно он будет этим королем, но сам он не хотел никакой части эльфийской короны.
Хотя его мать и назвала его Алароном, в честь давно умершего последнего эльфийского короля, Сорак чувствовал, что это имя ему не принадлежит. Насколько он себя помнил, он был Сорак, Кочевник, и теперь, когда он наконец узнал свое настоящее имя, оно не подходило ему. Он не был ни королем эльфов, ни создателем королей.
Так для чего хранить сломанный меч? Риана думала, что это важно, Кара тоже. — Храни его как символ того, что ты совершил, и за что мы сражаемся, — сказала пирена перед расставанием.
Сорак спросил себя, был ли это действительно символ того, что он совершил, или символ той жизни, которая осталась позади? Он больше не был племенем в одном, эльфингом с дюжиной разных личностей. Теперь онн был просто Сорак, Кочевник, вокруг которого и так вилось слишком много разных легенд. Такая дурная слава приносит только неприятности и проблемы, а их у него и так было более, чем достаточно.
В первый раз в своей жизни он действительно один и очень уязвим. Правда, несмотря на все потери, он кое-что приобрел, такую вещь, которая, как он всегда думал, не будет его никогда. Риана.
Он отвернулся от огромной соляной пустыни и посмотрел вниз, с откоса, где в маленьком оазисе спала Риана, свернувшись в клубочек в своем спальнике около остатков почти догоревшего костра. Он опять мысленно вернулся назад, в тот день, когда она сказала, что любит его. Казалось, это было целую жизнь назад.
* * *
В тот день, как обычно, после тренировки с оружием ученицы-виличчи пошли к горному ручью, вымыться и поплавать. Для пустынного мира Атхаса ручей с холодной, весело бегущей водой был редчайшей роскошью, но Сорак и его сестры-виличчи воспринимали его как самую обыкновенную вешь, существовавшую всегда. Поющие Горы вокруг них были покрыты густыми вечно-зелеными лесами, и он проводил целые дни, бродя среди роскошных деревьев или бегая наперегонки с Тигрой, молодым тигоном, который с детства был его постоянным товарищем. Вместо того, чтобы присоединиться к другим, плескавшимся в маленьком естественном бассейне, Сорак и его лучший друг, Риана, прошли немного вниз по течению к своему любимому месту. Там они забрались на большой камень, лежавший посреди потока, и пока они наслаждались холодной водой, омывавшей их тела, Риана сказала ему, что она чувствует. — Сорак… есть кое-что, что я хотела спросить у тебя-
— Я знаю, что ты собираешься спросить. Я уже какое-то время знаю это, — ответил он ей. Он видел, куда все идет, и боялся момента, когда она наконец откроет ему свои чувства. Она знал, что он — племя в одном, но так как все его многочисленные личности говорили его голосом, голосом мужчины, она даже не подозревала, что среди них есть женщины, а он струсил и не сказал ей об этом. Когда она узнала правду, ее изумлению не было предела.
Потрясенная и испуганная его неискренностью, Риана сбежала и закрылась в башне монастыря, где она предавалась одиноким медитациям.
Вот почему Сорак пришел в Аббатиссе Варанне и сказал ей, что собирается уйти из монастыря. Он чувствовал, что его присутствие принесет Риане одни страдания, а он ее любил, и очень сильно, но было ясно, что вместе им не бывать. Клятвы, приносимые монахинями-виличчи, не позволяли им иметь любовников, а даже если бы она нарушила свои клятвы, его женские личности никогда не согласились бы на такое.
Хотя он и жил среди сестринства виличчи, он никогда не был одним из них, и как взрослый мужчина мог стать только источником беспорядка и больших проблем. Он думал, когда уходил, что освободил Риану от тяжелого бремени любви к нему.
Но вместо этого она нарушила свои клятвы и пошла вслед за ним.
* * *
Теперь, избавившись от расщепленного сознания, Сорак был способен принять ее любовь, и все стало по другому. Яркие утренние лучи темного солнца смягчались в его глазах, когда он смотрел на Риану, спящую внизу. В Санктуарии они впервые стали любовниками, и поклялись друг другу всегда быть вместе, какое бы будущее их не ожидало.
Он погладил рукой поверхность сломанного меча. Он мог бы сделать из него хороший нож, если бы обломанный кончик не сопротивлялся любым попыткам заострить его. Бесполезный, ни на что не годный, и только голубые искры магической энергии время от времени соскакивали с обломанного конца. Что-то вроде догоревшей свечи…
И как много в нем от легенды о Короне Эльфов, подумал он. Сломанный меч, сломанный народ, рассеянные по всему Атхасу маленькие племена кочевников пустыни или еще более несчастные эльфы, живущие в городе, где они выполняют самую грязную работу, а то и просто доживают жизнь как игроки или мелкие торговцы в убогих перенаселенных эльфийских кварталах. Легенда, возможно, дает им надежду, крохотную надежду на лучшее будущее. По меньшей мере тем, кто в нее верит. Но что будет, если они повстречаются с действительностью, если они увидят странника со сломанным клинком, а не зачарованный меч, который должен произвести на свет короля эльфов? И что, он должен разбить вдребезги их илюзии, как прикосновение осквернителя разбило на куски стальной клинок?
Зачем разбивать их жизни и надежды? Предки Сорака и так сделали это, и не один раз…
* * *
Мудрец, дед Сорака по матери, был единственный из его семьи, которого он знал. Он не знал, жив ли дед по отцу, халфлинг по имени Рагна, но надеялся что нет. Если Рагна еще жив и Сорак наткнется на него, халфлинг проживет не дольше нескольких секунд.
Сорак никогда не поймет, каким отцом надо быть, чтобы осудить своего собственного сына на сожжение только за то, что тот полюбил женщину другой расы. Собственно говоря Рагна хотел и его смерти, но, случайно, когда заклинание начало действовать, Сорак уцелел.
Рагна нанял Безликого, чтобы тот, при помощи заклинания, убил всех эльфов в племени Бегунов Луны, до последнего младенца. Но Сорак выжил, так как он не был чистокровным эльфом. Он был полукровкой, рожденный от смешания крови двух рас, двух смертельных врагов. Но хотя заклинание Безликого обошло его стороной, все остальное племя погибло, до последнего эльфеныша, и хотя Сорак поклялся быть врагом всем осквернителям, Безликого он ненавидел больше, чем всех остальных вместе взятых. Он ничего не знал о волшебнике, кроме его имени, но не сомневался, что рано или поздно найдет его. И тогда его отец, мать и все племя будет отомщено. Смерть волшебнику, и заодно деду, который нанял его.
Это было холодное, жестокое решение. Тревожная мысль.
Впрочем за эти дни через его голову пробежало слишком много мыслей. И он никак не мог привыкнуть к странному чувству: быть одним.
У него появились проблемы со сном. Когда он был племенем в одном, Сорак легко мог заснуть, пока одна из его личностей выходила наружу и брала на себя управление телом. Так что он легко растворялся, «уходил вниз», в теплую темноту, иногда осознавая, что присходит снаружи, иногда нет, но его тело оставалось активным и его контролировала одна из доброй дюжины личностей, живущих в его сознании.
Но теперь он был один, сам по себе, и должен был научиться спать, как это делают все остальные. Рано или поздно он устанет, и сон придет. Однако, так как он был наполовину халфлингом, наполовину эльфом, и позаимствовал лучшие черты обоих рас, его тело обладало невероятными физическими резервами. После того, как они покинули Санктуарий, он обнаружил, что может идти целыми днями и не спать. Даже тогда, когда он ложился передохнуть, как он сделал прошлой ночью, и Риана быстро уснула, он лежал и не спал, его мозг оставался активным, как если бы он искал чем заполнить пустоту, оставшуюся после ухода остальных.
Это была новая жизнь, новый способ существования, и он еще не привык нему.
Частенько, после того, как Риана засыпала, он начинал говорить сам с собой, привычка, которая есть у многих людей, но Сорак наполовину ожидал, что ему кто-то ответит. Он мог начать что-то рассказывать вслух одной их своих личностей, как он не раз делал раньше, но когда не получал ответа, то опять вспоминал, что ответа и не будет, и опять одиночество страшным бременем обрушивалось на его грудь, а сердце сжимали невидимые тиски.
* * *
Сорак почувствовал, как лучи темного солнца начали согревать его кожу, пока оно само медленно поднималось над горизонтом. Скоро Риана проснется, они наполнят свои меха водой из маленького бассейна в оазисе и опять отправятся в путь, по дороге к Северному Ледополусу, одному из двух дварфских поселков, расположенных на противоположной стороне Дельты Раздвоенного Языка, где-то в тридцати милях на юго-запад. Оттуда они собирались пересечь дельту и добраться до Южного Ледополуса, через который шел караванный путь от Алтарука в Балик.
Ни он ни Риана никогда не были в этой части мира, и о нем они знали только то, что дед Сорака написал в своем Дневнике, копию которого эльфлинг всегда возил с собой. Однако, все это было написано много лет назад, и поди знай, что произошло с того времени и насколько информация там достоверна.
Согласно Дневнику дварфы Южного Ледополуса пытались построить дамбу на остров Ледо, давным давно погасший вулкан, который находился в середине дельты. Одновременно дварфы Северного Ледополуса делали то же самое, и жители обеих поселков собирались встретиться посредине и связать свои поселки мостом, который открыл бы более короткий караванный путь из Галга и Нибеная в Балик и другие города, находившиеся южнее района Тира. Мост помог бы жителям обеих поселков и увеличил бы число караванов, проходяших через них.
Но гиганты, жившие на Ледо, вовсе не были в восторге от этой затеи. Им совершенно не хотелось, чтобы их остров стал связующей точкой между двумя поселками дварфов, еще меньше им нравились купцы и караваны, так что они благополучно разрушали любую дамбу, которую строили дварфы. В результате гиганты и дварфы постоянно сражались между собой, и Сорак понятия не имел, будет ли мост через дельту, когда они окажутся в поселке или нет.
У дварфов имелись и паромы, которые пересекали дельту выше и ниже острова Ледо, но гиганты часто нападали и на них. Поэтому двафры ездили на них очень осторожно, стараясь пересекать дельту в самых глубоких областях и держаться подальше от гигантов. Но ил двигался, шевелился, было довольно трудно оценить глубину дельты, в результате каждая переправа превращалась в игру со смертью.
И тем не менее Сорак собирался идти именно этим путем. Единственная альтернатива — путь на север через Великую Желтую Пустыню, а потом караванный путь вдоль ее северной границы. Однажды они уже пересекли соляную пустыню, и Сорак не собирался повторять это долгое и мучительное путешествие.
Но если они пересекут дельту и доберутся до караванного пути, проходящего через Южный Ледополус, куда им идти дальше? Сорак не имел об этом ни малейшего понятия. Он надеялся получить какое-нибудь указание от Мудреца, но, увы, посланий не было. А пока он знал только одно — на что бы они не решились, они пойдут прямо навстречу неприятностям, а не от них.
Во всех крупных городах Атхас правили короли-драконы. В более мелких гордках и деревнях было полно их приспешников, осквернителей, которые постоянно стремились увеличить свою власть. Сохранителей было намного меньше, чем осквернителей, так что они и их сторонники обычно были вынуждены находиться в подполье.
Они концентрировались в полунезависимые группы, называвшиеся Союз Масок. Быть уличенным в принадлежности к Союзу означало верную смерть, поэтому его члены действовали тайно, в обстановке глубочайшей секретности, но они действовали и старались противостоять осквернителям всеми возможными способами.
Сама структура Союза преполагала анонимность. Он делился на тайные ячейки, в которой члены каждой ячейки знали в лучшем случае членов только двух ячеек, того же уровня, и одну над ними. Таким образом если одна из ячеек была разоблачена, ее быстро отрезали, а членов тех ячеек, которые контактировали с провалившейся, распределяли по уцелевшим. Такая система не давала осквернителям проникнуть в Союз.
К счастью, осквернители не были организованы. Короли-драконы враждовали друг с другом, чем дальше тем больше. Но даже и так, они располагали намного большей властью и силой, чем сохранители. И это сила медленно но неуклонно уничтожала Атхас.
Да, темное солнце поднималось над умирающим миром. С каждым годом все больше и больше ресурсов планеты выкачивались осквернителями в их жадной борьбе за могущество. Правда некоторые говорили, что наука предков изменила климат и превратила большую часть планеты в выжженную пустыню, но Сорак точно знал, что это сделала магия осквернителей.
Он спустился с каменной гряды и подошел к небольшому бассейны в центре оазиса. Какое-то время он просто стоял, глядя в темную голубую воду.
За его спиной Риана зашевелилась. — Доброе утро, — сказал она, села и потянулась. — Ты уже давно проснулся?
— Я не спал.
— Опять?
Он тяжело вздохнул. — В моей голове слишком много мыслей.
— И о чем ты думал этой ночью?
— О легендах, — ответил он. — И о разнице между сказкой и реальностью. Иногда реальность такова, что врагу не пожелаешь. — С этими словами он бросил сломанный меч в бассейн.
Риана прыгнула на ноги и подбежала к нему. — Нет! Что ты делаешь?
Он схватил ее за руку прежде, чем она успела нырнуть в бассейн.
— Пускай он остается там, Риана.
Она уставилась на него, ничего не понимая. — Почему?
— Потому что я не король, — сказал он. — А легенда или не легенда, меч сломан.
— Но он все еще может быть символом!
— Символом чего? Эльфийского пророчества? Да любой осквернитель, увидев сломанный меч, немедленно завопит на всех углах, что поскольку Гальдра сломан, пророчество никогда не осуществится. Я сам не слишком в него верю, но совершенно не хочу видеть, как осквернители выворачивают его наизнанку. Если когда-нибудь и появится у эльфов король, пусть им будет мой дед. У аванжеона хватит силы и мудрости править как следует, на благо народу. Мне кажется, что это намного лучше, чем если бы правил я сам.
— Но подумай, что именно ты выбросил! — с тоской сказала Риана.
— Я уже сделал это, — ответил Сорак, глядя в бассейн, вода которого уже успокоилась и Гальдру не было видно. — Я выбросил реальность, и, поступив так, сохранил легенду. И я не сожалею о моем выборе. Пошли, наполним наши меха. У нас впереди долгая дорога.
Вторая Глава
Они были там всю ночь, ожидая. Они ждали, с потными руками и оживленными лицами, облизывая губы своими языками, их глаза сверкали, предвкушая добычу. Крикет, девушка-полуэльф, могла слышать, как они громко кричали и смеялись, колотили по столам и требовали больше пива. Караван из Балика пришел в Южный Ледополус после обеда, и сегодня весь поселок был полон купцами, путешественниками и наемниками. Люди были самыми худшими из них всех. Обычно в доме было только несколько человек, но теперь, когда караван был в городе, они приходили толпами, в их кошельках звенели монеты и грязные руки тянулись к ним, потрогать, почувствовать, пощипать…
— Все в порядке, мои красотки, сегодня ночью у нас будет полный дом народа, — сказал Турин, откидывая занавес из бус и входя к комнату для переодевания. Высокий, даже визгливый голос дварфа не изменился ни на йоту, хотя те, кто находился в комнате, были в самых разных стадиях переодевания. — Они хотят потратить свои денежки, и я знаю, что вы им дадите взамен, не правда ли?
— Потому что когда посетители получают за свои деньги то, что они хотели, они счастливы, а когда посетители счастливы и Турин счастлив, — пропела Рикка, имитируя его высокий голос. Турин говорил одно и тоже каждый раз, когда в город приходил очередной караван. Было бы неплохо, для разнообразия, услышать хоть раз что-нибудь другое, подумала Крикет.
— Не волнуйся, Турин, — сказала Рикка, плавной походкой подходя к нему, приплясывая и притопывая на ходу, ее большие груди тряслись при каждом шаге. Она остановилась перед Турином, который доходил ей до пояса, и взлохматила густые рыжие волосы дварфа. — Мы освободим их от их денежек, а ты освободишь нас от наших, все как обычно.
Турину показалось, что в ее словах случайно проскользнула дерзинка. — Просто я хочу напомнить вам, мои хорошие, что чем больше вы возьмете-
— Тем больше у вас останется, — сказали в унисон все остальные девушки, продолжая одевать свои танцевальные костюмы и накладывать грим.
— Абсолютно точно, — сказал Турин, потирая своими толтыми маленькими пальцами в предвкушении добычи. — И что самое лучшее, на этот раз богатый караван, из Дома Джамри. Они только что продали все свои товары в Балке, и теперь в их кошельках полным полно денежек. Это наш долг — облегчить им их непомерную ношу, чтобы обратная дорога была как можно легче. Так что давайте покажем им сегодня замечательное зрелище, и постарайтесь пообщаться с гостями, когда будете не на сцене. Мы хотим их пьяными, расслабленными и восхищенными.
— Заманить, соблазнить и ограбить, — с улыбкой пропела Рикка, целуя Турина в макушку.
— В точности, — сказал дварф. Он любяще потрепал ее по заду, и его рука задержалась там чересчур долго. Турин похож на старуху во фруктовом киоске, подумала Крикет. Он должен потрогать все. У него есть свои любимицы среди девушек, те, которые разрешают ему заходить очень далеко. Тем не менее Крикет не следовала их примеру, и когда бы Турин не пытался ущипнуть ее, ловко уходила.
Турин не давил на нее, по крайней мере по отношению к себе, но пару раз отзывал ее в сторону и объяснял, что она обязана быть поласковее с посетителями. «Поласковее» означало сидеть вместе с клиентом за столом, а еще лучше у него на коленях, разрешать ему несколько вольностей, пока он пьет свое питье — которое на самом деле было только подкрашенной водой — и предложить ему подняться на второй этаж для личного шоу. За деньги посетители Девчонок Пустыни могли снять комнату, на полчаса, и насладиться личным танцем. Любое другое, что происходило за закрытыми дверями, было за дополнительную плату. Именно таким образом остальные девушки зарабатывали большую часть своих денег.
Крикет была исключением. Она никогда не поднималсь наверх ни с одним посетителем, и она сидела за столом с ними только до тех пор, пока они не начинали распускать руки. В тот момент, когда кто-нибудь из них пытался дотронуться до нее, она вежливо извинялась и уходила.
— Крикет, можно тебя на пару слов? — сказал Турин, обращаясь к ней и подходя поближе, когда все остальные девушки уже выскользнули из маленькой комнаты для переодевания, смеясь и переговариваясь.
— Если это будут те же слова, ответ будет тем же, — сказала Крикет, проверяя в зеркале свой грим. Даже когда она сидела, их головы были на одной высоте.
Торин покачал головой. — Крикет, Крикет, Крикет, — раздраженно сказал он. — Почему ты такая… тяжелая?
— Я абсолютно не тяжелая, — ответила она, добавляя немного красного на щеки. — Я всегда прихожу на работу вовремя, всегда говорю точно, сколько получила чаевых и отдаю часть дому, и никогда не утаиваю, как делают некоторые. Я никогда не граблю посетителей и никогда не шарю по их карманам, сидя на коленях. Меня наняли танцевать и это именно то, что я делаю. Если вы ожидали от меня чего-нибудь другого, кроме танца, вы должны были сказать мне об этом в самом начале.
Толстый дварф разочарованно вздохнул. — У тебя есть нечестное преимущество передо мной, — сказал он молящим голосом. — Ты — сама привлекательная девушка во всем доме, и к тому же лучшая танцовщица. Ты же знаешь, что я не могу потерять тебя… Кстати, а какие именно девушки не додают мне чаевые?
Крикет усмехнулась. — О, это был бы долгий рассказ.
Турин состроил гримасу. — Да, я ожидаю, что большинство из них, — сказал он, пожимая плечами. — Но почему ты другая?
— Потому что я никогда не нарушаю своего соглашения, — ответила на, поворачиваясь к нему лицом. — Если я нарушу соглашение с тобой, останется только совсем короткий шаг до нарушения соглашения с самой собой, а я совершенно не собираюсь потерять свой фокус и стать баньши после смерти.
— Твой фокус? — повторил он с презрительной улыбкой. — Это идея дварфов, и только дварфов. Что девчонка-полуэльф может знать о фокусе?
— Я знаю то, чему дварфы научили меня, — ответила она. — Это очень полезная идея, а я быстро учусь.
— И какой же твой фокус? — спросил Торин, его усмешка куда-то исчезла.
— Из всех, кто есть здесь, ты лучше других должен знать, что можно а что нельзя спрашивать, — сказала Крикет, поднимая брови.
Турин кивнул. — Действительно, — сказал он. — Фокус — личное дело каждого. Я вижу, что ты на самом деле кое-что выучила. Прости меня за грубость.
— Не было оскорбления — не за что извиняться.
Турин улыбнулся. — Да ты и говоришь, как дварф. Кто бы ни учил тебя, ты хорошо усвоила уроки.
— Я жила какое-то время в деревне дварфов, — ответила она. — Я старась изучать не только обычаи, но и правила этикета.
— Ты совершенно необычная молодая женщина, — сказал Турин. — Ты не похожа на остальных.
— Да, — согласилась она, — и это большая часть моего очарования.
— А некоторым из других девушек, уверен, это сильно не нравится.
— Им всем это не нравится, — сказал она. — Но я пришла сюда не для того, чтобы завести друзей, а за деньгами.
— И только на твоих собственных условиях, — сказал Турин. — Другие девушки, отплясав, выходят в зал, садятся к клиентам, но ты всегда остаешься за кулисами, даже если не твоя очередь танцевать. Ты бы сделала намного больше денег, если бы была поближе к посетителям, ты же понимаешь, о чем я говорю.
— Напротив, тогда я зарабатывала бы меньше, — ответила Крикет.
Турин непонимающе уставился на нее, потом поджал губы и неохотно кивнул, — Может быть ты и права, — сказал он. — Ну хорошо, бард закончил петь, так что я должен идти и начинать представление. — Он оскалился. — Нет ничего лучше, чем бард, чтобы раскачать народ. К тому времени, когда он закончит, они все уже умирают от скуки и требуют настоящих развлечений. Эта толпа голодна. Давай обеспечим им безумную, незабываемую ночь.
— Это то, что я могу сделать, — сказала Крикет.
Турин вернулся в главный зал, потом Крикет услышала крики толпы, когда бард закончил петь и на сцене появился Турин, чтобы объявить первую танцовщицу.
Мгновением позже занавес из бус откинулся в сторону и вошел бард, Эдрик, выглядевший усталым и сердитым. Он был одет, как обычно, в свободную серую тунику, удерживаемую поясом, поношенные штаны из коричневой кожи и высокие мокассины. Насколько Крикет знала, другой одежды у него не было. С тяжелым вздохом он снял с себя арфу и погрузил свое длинное худое тело чистокровного эльфа в мягкое кресло, а руками пробежал по своим длинным серебряным волосам, красиво падавшим ему на плечи.
— Сегодня грубый народ, а? — сочуственно спросила Крикет.
Эдрик скривился. — Равнодушный до боли, — сказал он тяжелым, разочарованным голосом. — Все равно, что петь во время песчаной бури. Я вообще не понимаю, зачем я взялся за эту работу. Они приходят поглазеть на девчонок, вроде тебя, а не слушать баллады и легенды. Они говорят, кричат и ругаются во время всего выступления. Тем не менее, по меньшей мере сегодня в меня никто ничем не кинул. За это я должен благодарить судьбу, я думаю.
— Прошу прошения, Эдрик, — сказал Крикет. — Ты заслуживаешь намного более внимательной и отзывчивой публики.
— Да, но я боюсь, что здесь ее не бывает, — насмешливо заметил бард.
— А почему бы тебе не спеть для меня? У меня есть немного времени, до выхода на сцену. — Он бросила ему монету. — Спой мне, Эдрик.
Бард ловко схватил монету на лету. — Нет необходимости в этом, Крикет, — сказал он. — Ты же знаешь, я с удовольствием спою тебе бесплатно.
— А я с удовольствием заплачу тебе, — ответила она. — Я переживу это, а труд артиста должен быть вознагражден.
Эдрик улыбнулся и взял арфу. — Ну хорошо. Ты хочешь услышать какую-нибудь особую песнь или тебе все равно?