Первая Глава

Они шли на восток, двигаясь ровным, неторопливым шагом. До оазиса Серебряный Источник было около шестидесяти миль от того места, где они разбили свой лагерь на горном кряже. Сорак решил, что им потребуется примерно два дня, чтобы пройти это расстояние, если они будут идти по восемь-десять часов в день. Можно будет делать короткие, регулярные остановки для отдыха, но нельзя позволить себе ничего такого, что замедлит их шаг.

Риана знала, что Сорак может идти намного быстрее, если будет один. Его эльфийские и халфлингские корни позволяли ему чувствовать себя в пустыне намного лучше ее, он был идеально приспособлен для таких путешествий. Риана была виличчи, ее физическое состояние было намного лучше, чем у большинства обычных людей, а специальная подготовка, которую она получила в монастыре, еще добавила ей силы и выносливости. Но даже и так, ей было не тягаться с природной силой и выносливостью Сорака. Темное солнце быстро выпивало силу у большинства путешественников, но даже на безжалостной, обжигающей жаре Атхианского лета, эльфы были способны пробегать многие мили с такой скоростью, которая разорвала бы сердце любого человека, попытавшегося бежать вместе с ними. Что касается халфлингов, у которых отсутствовал и рост и скорость, то их благополучно заменяли грубая сила и выносливость. В Сораке соединились лучшие качества обеих рас.

Как Риана и напомнила ему, пустыня попыталась однажды победить его, и неудачно. Человеческое дитя, оставленное в пустыне, умирало через несколько часов, в самом лучшем случае. Сорак же провел там несколько дней без еды и воды, пока его не спасли. Тем не менее, Сорак уже давно не видел пустыни, и ее мрачная красота очаровала его. Он всегда считал своим домом Поющие Горы, но родился он именно в пустыне. И там же чуть не умер.

Пока Риана шла рядом с ним, Сорак молчал, как бы забыл о ее присутствии. Риана знала, что он не то, чтобы игнорирует ее, но просто занят, погружен в свой молчаливый разговор со своим племенем. Она легко распознавала знаки такого разговора. В этих случаях Сорак был очень далек и отстранен, как если бы он был за тысячи миль от нее. Его лицо не выражало ничего, как обычно, но тем не менее передавало впечатление настороженности, напряженного вниманию. Если она заговаривала с ним в такие моменты, он слышала ее — или, точнее, Наблюдатель слышала ее и сообщала Сораку о внешнем сигнале. Поэтому Риана молчала, не жалая прерывать его разговор, который она была не в состоянии услышать.

Так же долго, как она знала Сорака, то есть почти всю свою жизнь, Риана спрашивала себя, что это означает: иметь так много других личностей, живущих внутри тебя. Это была странная и привлекательная команда. Некоторых из них она знала хорошо, других знала очень мало. А были и такие, которых она не знала совсем. Сорак рассказывал ей о по меньшей мере дюжине личностей, живуших внутри. Она знала только девять.

Был Путешественник, который чувствовал себя как дома, скитаясь в горных лесах или охотясь в глуши. Он не любил город и только изредка выходил на поверхность, пока Сорак был в Тире. В детстве, когда Сорак и Риана вместе бродили по лесам Поющих гор, именно Путешественник чаще всего шел рядом с ней. Это была сильная и молчаливая личность. Насколько Риана знала, едиственный из внутреннего племени Сорака, с кем общался Путешественник, был Поэт, чьи ребячливые и немного детские чувства удивления и восхищения окружаюшим миром компенсировали Путешественнику его собственную суровость и прагматизм.

Риана много раз общалась с Поэтом, но в детстве она любила его намного сильнее, чем сейчас. Она и Сорак повзрослели, а Поэт так и остался ребенком по своей природе. Когда он выходил наружу, он или собирал дикие цветы, или пел песни и играл на деревянной флейте, которую Сорак всегда таскал с собой в рюкзаке специально для него. Инструмент был размером с его руку и был искуссно вырезан из твердого голубого дерева пагафа. Сам Сорак не умел играть на нем, зато Поэт имел врожденную способность играть на любом музыкальном инструменте, который попадал в его руки. Риана не имела ни малейшего понятия о том, сколько лет Поэту, но, вероятно, он «родился» после того, как Сорак попал в монастырь. Ей казалось, что он не существовал до этого времени, потому что все эти свойства принадлежали самому Сораку. Его раннее детство должно было быть, видимо, сплошным кошмаром. Риана не могла понять, как Сорак сможет жить, если ему удастся вспомнить его.

Эйрон тоже не мог этого понять. Если Поэт был ребенком внутри Сорака, то Эйрон был усталым от жизни и циничным взрослым, который всегда оценивал последствия любых действий, предпринимаемых другими. На всякий довод, согласно которому Сорак хотел что-нибудь сделать, Эйрон обычно находил три-четыре контрдовода, доказывая, что это не надо делать. Нынешний поиск Сорака был как раз таким случаем. Эйрон считал раньше и продолжал считать сейчас, что Сораку лучше всего вообще не знать своего прошлого. Что изменится, спрашивал он, когда Сорак узнает, из какого он племени? Самое лучшее, что он узнает — какое племя бросило его умирать. Что ему даст, если он выяснит, кто были его родители? Один из них был эльф, другой — халфлинг. Что за настоятельная необходимость узнать больше? И что изменится, если Сорак никогда не узнает обстоятельств, приведших к его рождению? Возможно, что его родители встретились, влюбились и стали любовниками, пренебрегая всеми запретами и обычаями их рас и племен. Если так, то скорее всего их тоже изгнали из племени, а может быть и еще хуже. С другой стороны, может быть и так, что мать Сорака была изнасилована во время нападения на ее племя, и Сорак был следствием этого прискорбного события — не просто нежеланный ребенок, но вообще проклятие и для его матери и для ее племени. Какая бы ни была правда, настаивал Эйрон, никто ничего не выиграет, узнав ее. Сорак очутился в монастыре и жизнь началась заново. Он может жить так, как он хочет.

Сорак не соглашался, утверждая, что он никогда не сможет найти настоящий смысл или настоящую цель своей жизни, пока не откроет, кто он такой и откуда появился на свет. Даже если он решит оставить свое прошлое позади себя и больше не вспоминать о нем, прежде всего он должен знать, от чего отказывается.

Когда Сорак рассказал Риане об этой дискуссии, она решила для себя, что он спорит сам с собой. Это был спор между двумя совершенно разными людьми, но в тоже самое время это был спор между двумя аспектами одной и той же личности. В случае Сорака, конечно, эти различные аспекты полностью развились и стали различными личностями.

Основным примером была Страж, в которой воплотились такие черты личности Сорака, как настойчивость, стремление научить и защитить. В результате получилась личность, воплотившая в себе функции матери по отношению к племени, она не только защищала его, но и поддерживала равновесие среди всех разнообразных личностей, составлявших его.

Когда Риана читала записки двух монахинь-виличчи, которые тоже были племя в одном, она узнала, что сотрудничество между этими личностями не появилось с самого начала. Наоборот. Обе женщины писали, что в раннем возрасте они вообще не понимали, кто они такие, и у них часто случались «провалы», так они называли это, периоды времени, о которых они не помнили абсолютно ничего, и эти провалы могли длиться от нескольких часов до нескольких дней. В это время одна из других личностей выходила наружу и брала контроль на себя, зачастую действуя таким образом, который вообще был полностью несовместим, а зачастую и противоречил поведению главной личности. Поначалу ни одна из них не понимала, что внутри нее живут много других личностей, и даже сами эти личности не всегда знали друг о друге. Это было, писали жертвы, очень странное и пугающее состояние.

В случае с Сораком, однако, которому женщины-виличчи помогали справиться с его проблемами, личности достаточно быстро перезнакомились друг с другом и с самим Сораком и пришли к соглашению. Обучение Пути не только спасло его рассудок, но и открыло новые, дополнительные возможности для них всех вести полную и насыщенную жизнь.

Именно Страж первая ответила на призыв аббатиссы и стала чем-то вроде связуещего звена между Сораком и остальными членами племени. Она обладала псионическими талантами, телекинезом и телепатией, тогда как сам Сорак, вопреки первоначальным впечатлениям, не обладал вообще никакими псионическими способностями.

Это приводило к огромным разочарованиям во время обучения, и когда это разочарование достигало пика, Страж выходила на поверхность и делала упражения. Госпожа Варанна впервые осознала это, и заставила Страж открыться, после чего сумела убедить ее, что не в интересах Сорака защищать его от правды о самом себе. Это была поворотная точка в развитии Сорака.

Так как Страж всегда говорила голосом Сорака, Риана даже и не подозревала, что Страж — женщина. Она так бы и осталась в неведении, но когда она призналась Сораку, что хочет его, тут то и выяснилась правда о поле Страж. Не менее шокирующим известием стало то, что в племени Сорака было еще по меньшей мере две женщины — Наблюдатель, которая не спала никогда и говорила только в случае опасности, и Кивара, озорная и лукавая юная девица, любознательная и пытливая, с бурным темпераментом, открытая для любых чувственных пережеваний. Риана никогда не говорила с Наблюдателем, которая, кстати, редко выходила на поверхность, и никогда не встречалась с Киварой. Даже если Наблюдатель выходила наружу, поведение Сорака, его манеры и внешний вид совершенно не изменялись. Но из того, что Сорак говорил о Киваре, однако, было ясно, что Кивару будет легко узнать. Но Риана не могла себе представить, на что это будет похоже. Впрочем она и не хотела это знать.

Она знала о еще трех личностях, которыми обладал Сорак. Или которые обладали им. Был Скрич, похожая на животное сущность, которая была способна общаться только с любыми дикими тварями, был Темный Маркиз, мрачная, пугающая личность, обычно находившая глубоко в глубине подсознания Сорака и выходившая наружу только тогда, когда племени грозила смертельная опасность. И, наконец, был Кетер, самая большая загадка сложной мультиличности Сорака.

Риана видела Кетера только однажды, хотя они с Сораком много раз обсуждали эту загадочную личность. Тот единственный раз, когда она видела его, Кетер излучал силу, которая казалась почти магической, хотя она должна была быть псионической, так как Сорак никогда не изучал магию. Тем не менее это было просто логическое предположение, а когда дело касалось Кетера, Риана не была уверена, что к нему применима логика. Даже Сорак не знал и не понимал, что и как делал Кетер.

— В отличии от других Кетер не настоящая часть моего внутреннего племени, — сказал ей как-то Сорак, когда она поделилась с ним своими мыслями. Он, казалось, нервничал, пытаясь объяснить ей то малое, что он сам знал о странной, эфирной личности по имени Кетер. — По меньшей мере, мне так кажется. Другие знают о нем, но они не общаются с ним и не знают, откуда он приходит.

— Ты говоришь так, как если бы он приходит откуда-то снаружи, — сказала Риана.

— Да, я знаю. И тем не менее, так мне кажется.

— Но…Я не понимаю. Как это может быть? Разве это возможно?

— Я просто не знаю, — ответил Сорак, пожимая плечами. — Хотел бы я объяснить это лучше, но не могу. Ведь именно Кетер пришел тогда, когда я умирал в пустыне, пришел и позвал на помощь с такой силой, что его призыв долетел до Старейшины Ал'Кали, находившейся на вершине Зуба Дракона. Ни я, ни кто-нибудь другой из племени не в состоянии повторить такой подвиг. У нас нет такой силы. Госпожа Варанна всегда считала, что сила исходит из меня, но я подозреваю, что на самом деле сила принадлежит самому Кетеру, а я только посредник, проводник, по которому она течет. Кетер самый сильный из нас, намного сильнее, чем, скажем, Маркиз, но он не часть нас. Я не чувствую его в себе так, как могу ощущать остальных.

— Возможно ты не ощущаешь его потому, что он находится очень глубоко, гораздо ниже уровня твоего сознания, как и то начальное ядро, о котором ты говорил, — предположила Риана.

— Возможно, — сказал Сорак, — хотя я могу ощущать начальное ядро, хотя и смутно. Я также знаю и о других, которые схоронились очень глубоко и вообще не выходят наружу… или, по меньшей мере, пока отказываются выходить наружу. Я ощущаю их присутствие; я чувствую их через Страж. Но с Кетером, это совсем другое чувство, его трудно описать словами.

— Попробуй.

— Хорошо, это… — Он потряс головой. — Я не знаю, могу ли я действительно передать свои ощущения. Это глубокое тепло, которое течет по моему телу, а потом меня наполняет чувство…головокружения, нет, это не то слово. Это ощущение какой-то легкости, вращения, как если бы я падаю с большой высоты… а потом я просто растворяюсь и исчезаю. Когда я возвращаюсь, мне по-прежнему тепло, хорошо, и так длится некоторое время, а потом проходит. И сколько бы времени Кетер не владел мной, я не помню ничего.

— Когда ты говоришь о других, ты обычно используешь слова «они выходят на поверхность», — заметила Риана. — А когда ты говоришь о Кетере, то «он владеет мной».

— Да, именно так я это ощущаю. Кетер не выходит наружу из моего подсознания, наоборот, он как бы… опускается на меня.

— Откуда?

— Хотел бы я знать. Из мира духов, быть может.

— Так ты думаешь, Кетер — демон?

— Нет, ты что. Демоны — выдумки бардов. Мы знаем, что их просто не существует. Но мы также знаем, что существуют призраки, духи. Они могут вселяться в тела живых существ. И неживых тоже. Путь учит нас, что Дух никогда не умирает, он просто покидает умирающее тело и объединяется с огромной жизненной силой вселенной. Нас учили, что элементали — это низшая форма духа, сущность природы, привязанная к физическому плану бытия. Но существуют и высшие формы духа, живущие на более высоких планах, мы не можем их ощущать, так как наш дух не может подняться туда.

— И ты думаешь, что Кетер как раз такой дух, который нашел мост, ведущий сверху вниз?

— Возможно. Не могу сказать. Я только знаю, что от Кетера исходит безграничная доброта, аура спокойствия и силы. И он не кажется частью меня. Скорее он добродушный, щедрый гость, легко приходящий и уходящий. Я не знаю его, но и не боюсь. Когда он опускается на меня, я засыпаю, а потом просыпаюсь, наполненный спокойствием, миром и силой. Я не могу объяснить большего. Я по-настоящему хотел бы, но не могу.

Я знаю его почти всю свою жизнь, подумала Риана, и, тем не менее, в некоторых отношениях я не знаю его совсем. Впрочем, в некоторых отношениях он сам себя не знает.

— Ну, хватит, возвращайся к жизни, — внезапно сказал Сорак, вырывая ее обратно в действительность из мира ее мыслей.

— Она улыбнулась. — Ты прочитал мои мысли?

— Страж единственный телепат среди нас, — мягко ответил он, — но она не осмеливается читать твои мысли, пока ты не согласишься. По меньшей мере я не думаю, что она так сделает.

— То есть ты не уверен?

— Если она почувствует, что это важно для благополучия племени, она, скорее всего, так и сделает, но мне не скажет, — ответил Сорак.

— Мне не страшно, пусть читает, — сказала Риана. — Мне нечего скрывать от тебя. От всех вас. Вот сейчас, например, я думала о том, как мало я знаю о тебе, а ведь мы знаем друг друга десять лет.

— Это потому, возможно, что во многих отношениях я сам не знаю себя, — добродушно ответил Сорак.

— Именно это я и подумала, — отозвалась Риана. — Ты уверен, что не читал мои мысли?

— Я же сказал тебе, я никогда не соглашусь-

— Я только пошутила, — сказала Риана.

— А, я вижу.

— Ты должен попросить Поэта привить себе немного чувства юмора. Ты всегда слишком серьезен.

Она заметила это легко, шутя, но Сорак кивнул, восприняв ее замечание всерьез.

— Поэт и Кивара забрали себе все наше чувство юмора. И Эйрон, тоже, я полагаю, хотя его юмор скорее едкий и мрачный. Я никогда не способен понять, шутят ли люди со мной или говорят серьезно. Даже ты. Это заставляет меня ощущать себя…неполноценным.

Да, вот пример того, что должно быть у полноценной личности, а оказалось разделено между всеми другими, с печалью подумала Риана. Когда они были моложе, она частенько подшучивала над ним, так как он был такой легкой жертвой. Она спросила себя, не сохранить ли все ее шуточки для Поэта, который может быть очень нудным, потому что ни к чему не относится серьезно, или попытаться помочь Сораку развить в себе более легкое отношение к жизни.

— Я никогда не чувствовала в тебе никакой неполноценности, — сказала она ему. — Ты просто другой, вот и все. — Она вздохнула. — Когда мы были детьми, я просто принимала тебя таким, какой ты есть. А теперь я обнаружила, что сражаюсь за то, чтобы понять тебя — всех тебя — как можно полнее. Если бы я сделала эти усилия раньше, я никогда бы не прогнала тебя.

Он нахмурился. — Так ты думаешь, что это ты заставила меня уйти из монастыря? — Он покачал головой. — У меня были свои собственные причины для этого.

— Но, честно, можешь ли ты сказать, что я не была одной из этих причин? — прямо спросила она.

Он поколебался какое-то мгновение, потом ответ. — Нет, я не могу.

— Как много в тебе двуличности эльфов, — сказала она.

— Я эльф только наполовину, — ответил Сорак. Тут он сообразил, что она его немного поддразнила и улыбнулся. — У меня были свои собственные причины для ухода, это верно, но мне также не хотелось, чтобы в монастыре оставался кто-то, кто будет вызывать у тебя сильнейшие страдания, и решил ликвидировать его.

— И вызвал еще большие страдания своим уходом, — весело заметила она. — Я понимаю. Это должна быть логика эльфлинга.

Он взглянул на нее. — А что, я должен страдать от твоих колючек всю дорогу?

— Ну, возможно только часть, — ответила она. Она вытянула руку и развела на дюйм большой и указательный пальцы. — Очень малую часть.

— Ты почти также плоха, как и Поэт.

— Хорошо, если ты чувствуешь себя обиженным, можешь нырнуть вниз, и пускай Эйрон или Страж выходят наружу. С любым из них можно побеседовать более возбуждающе, это точно.

— Я не могу не согласиться с тобой, — ответил Сорак, внезапно заговорив совсем другим тоном, невыразительным, безразличным и абсолютно сухим. Это больше не был Сорак, сразу сообразила Риана, это был Эйрон. Опять Сорак воспринял ее слова буквально. Он, вероятно, решил, что ей скучно с ним, нырнул вниз и дал возможность Эйрону выйти наверх.

Изменилась даже его осанка. Спина слегка сгорбилась, плечи поникли. Немного изменилась и походка, он пошел более короткими шагами, тяжелее ступая своими мокасинами, так, как обычно ходит человек постарше его, среднего возраста. Случайный наблюдатель, возможно, и не заметил бы этого, но Риана была виличчи, и к тому же уже давно научилась замечать любые, самые слабые изменения в его внешнем виде и поведении. Она узнала Эйрона даже раньше, чем он сказал первые слова.

— Я только чуть-чуть поддразнила Сорака, — сказала она, оправдываясь. — Я не хотела обидеть его.

— Я знаю, — ответил Эйрон.

— Я знаю, что ты знаешь, — сказала Риана. — Я имела в виду, чтобы ты передал это Сораку. Я вовсе не хотела его прогонять. Просто мне бы хотелось, чтобы он не был таким мрачным и серьезным все время.

— Он всегда будет мрачным и серьезным, — ответил Эйрон. — Он мрачный и серьезный от его внутренней душевной боли. Ты не сможешь изменить его, Риана. Оставь его в покое, дай ему странствовать одному.

— Ага, это то, чтобы ты хотел от меня, не правда ли? — зло сказала она. — Это позволило бы вам, всем остальным, чувствовать себя в большей безопасности.

— Безопасности? — повторил Эйрон. — Ты считаешь, что представляешь какую-то угрозу для нас?

— Я не имела в виду какие-то угрозы.

— Ой ли? А что ты имела в виду?

— Ну почему мы всегда должны спорить? — возразила она.

— Потому что я всегда радуюсь, когда есть возможность поспорить, и хорошо поспорить, как ты радуешься возможности поддразнить Сорака, время от времени. Однако между нами есть и различие, так как я получаю удовольствие, когда удается завязать оживленную дикуссию, а ты подкалываешь Сорака только потому, что знаешь, что он совершенно безнадежен и не в силах ответить тебе тем же.

— Это неправда, — запротестовала она.

— Да ну? А я заметил, что ты никогда не пытаешься поддеть меня. Почему, хотел бы я знать?

— Потому что поддразнивание — просто способ весело провести время, а твой юмор чересчур едкий, он него плакать хочется.

— А, так тебе хочется повеселится? В таком случае я сейчас позову Поэта.

— Нет, подожди…

— Почему? Я подумал, что ты хочешь пообщаться с ним.

— Ты всегда стараешься исказить мои слова!

— Я просто стараюсь найти смысл в твоих словах, — сухо ответил Эйрон. — Ты никогда не пыталась поддеть меня своими шуточками не потому, что ты боишься, что я отвечу тебе тем же, а потому, что ты не питаешь ко мне чувства обиды, как к Сораку.