— Трахни меня, Луанна! Трахни! Ну-у, во-още! Мэри выключила настольную лампу, но в комнате все же было достаточно светло, чтобы разглядеть каждую мелочь унылого интерьера. Безжалостно яркий свет люминесцентных фонарей, освещавших стоянку, проникал сквозь тонкие занавески, упорно не желавшие сойтись в середине окна. Антураж дополнял тускло-красный свет старого неонового указателя, приглашавшего завернуть в мотель «Райский».

Но ничто здесь даже отдаленно не походило на рай. Тень циничной улыбки тронула губы Мэри при мысли, что Луанна и ликующий Боб, возможно, считали иначе. Мэри никак не ожидала, что проведет свою первую ночь в Монтане в пункте удовлетворения плотских желаний для шоферов-дальнобойщиков.

Все было бы достаточно потешно, если бы сейчас здесь была Люси и они могли поразвлечься и распить полдюжины пива «Миллер Лайт Мэри», которое Мэрили тащила из самого Сакраменто. Но Люси не было.

Мэри поднесла банку к губам и отхлебнула глоток показавшегося выдохшимся и теплым пива. Она нашла в бардачке машины полпачки сигарет и выкурила их, одну за другой, без перерыва, отчего в горле запершило, а во рту остался стойкий вкус горечи. Дым жег полные слез глаза, которые Мэри так и не сомкнула до самого утра. Голова раскалывалась от усталости и пива, выпитого на пустой желудок.

Мэри была слишком потрясена, чтобы расплакаться перед Джеем Ди Рафферти, что оказалось к лучшему. Вряд ли она могла рассчитывать на сочувствие с его стороны. Рафферти не проявил ни малейшего сожаления по поводу смерти Люси.

— Господи!.. — бормотала Мэри, качая головой и меряя шагами расстояние от платяного шкафа до кровати. — Сейчас бы мне хотелось, чтобы рядом со мной лежал мужчина. Это прежде всего. Где ты, Бредфорд, когда я так в тебе нуждаюсь?

После двух лет «серьезных», по определению Бредфорда Инрайта, отношений он бросил Мэри и успел вступить в связь с мисс Джуниор Патнер, не удосужившись даже сообщить Мэри о ее отставке. Мисс Джуниор Патнер, по словам Бредфорда, подходила ему больше, поскольку разделяла его цели и философию.

Мэри чувствовала себя полной дурой. И как только ее угораздило связаться с адвокатом, на которого она работала! Семья Мэри принимала Бредфорда, Возможно, они и считали карьеру Мэри в качестве судебного секретаря огромным шагом назад в свете возлагаемых на нее надежд, но Бред в этом плане стал для них великолепным утешением. Они могли связывать с ним еще какую-то надежду на то, что Мэри сможет устроиться в столь привычной для них всех жизни, полной приятного снобизма.

Какой же лицемеркой она была! Сердцем Мэри знала, что никогда по-настоящему не любила Бреда. Он был прав: они совершенно по-разному смотрели на вещи, включая самих себя. Пришло время в этом признаться.

Мэри слишком долго прожила в роли человека не на своем месте. Она потратила слишком много времени на попытки вписаться в стиль жизни, вполне нормальный для ее семьи. Мэри не была ни Аннализой, ни Лизабет. Она была Мэри Неприспособленной. Она слишком долго пыталась приспособиться. Хватит!

Мэри распродала все свое секретарское оборудование, сдала в поднаем на лето свою квартиру, погрузила костюмы и гитару на заднее сиденье «хонды» и отправилась в Монтану. Она не строила никаких планов дальше лета и выбросила из головы всю заумь просвещения. Наконец она стала свободной, могла быть самой собой. Заново родилась в двадцать восемь лет.

И все же, несмотря на все свои саморазоблачения за последние две недели, она не смогла полностью вырвать из сердца жало предательства Бреда. Люси, имевшая собственные победы, поражения и отставки у бесчисленного множества мужчин, поняла бы Мэри. Сейчас Люси должна была бы сидеть в ночной рубашке на своей кровати, жевать какую-нибудь гадость собственного приготовления и честить на чем свет стоит Бреда и всех мужиков вообще, и подруги в конце концов закончили бы общим смехом до слез. Черт тебя побери, Люси.

Но негодование Мэри тут же сменилось острым чувством вины. Ей хотелось, чтобы Люси была здесь ради нее. Ну не эгоизм ли это? Мэри смогла, наконец, справиться с раненой гордостью и нервным возбуждением, найдя в себе силы успокоиться и сосредоточиться. Люси умерла. А смерть — это навсегда.

Почувствовав себя одинокой и неприкаянной, Мэри села на край кровати. Она на ощупь дотянулась до прислоненной к стулу гитары и взяла ее в руки, точно ребенка, крепко прижав инструмент к груди. Старенькая гитара была ее единственной подругой за долгие годы безнадежного одиночества. Она никогда не винила Мэри. Не устраивала судилищ. Не отрекалась. Знала все, что было у нее на сердце.

Пальцы непроизвольно тронули струны: мозолистые кончики пальцев левой руки принялись брать лады, пальцы правой руки нежно забегали по струнам, извлекая звуки, гармонировавшие с болью, теснившей душу. Чувства, подобно дерущимся медведям, боровшиеся и путавшиеся в ее сердце, просто выкристаллизовались в музыку. Сладкие, печальные аккорды, проникновенные, словно тоскующий голубиный призыв, наполнили тяжелый воздух комнаты.

Обильные слезы потекли у Мэри по щекам, но она не хотела дать им волю, не получив твердого доказательства, что ее подруга, вальсируя, не ворвется сейчас в дверь с глуповатой улыбкой на лице. Это было бы совершенно в стиле Люси, которой жизнь казалась всего лишь шуткой, сыгранной над человечеством скучными и циничными богами.

На этот раз шутка сыграна с тобой, Люси.

Мэри отставила гитару, растянулась поперек кровати и уставилась полными слез глазами в водянистые разводы на потолке. Тишина ночи звенела в ушах. Сверху на нее меланхолическим взглядом взирал нарисованный каким-то голодным художником печальный лось. Никогда еще Мэри не чувствовала себя такой одинокой.

Сны ее представляли собой жуткую смесь лиц, мест, звуков — и все это подчеркивалось низким, напряженным гудением и сумраком, зловещим ощущением падения в глубокую черную ледниковую расселину. Над Мэри неясно вырисовывались затененные широкими полями шляпы гранитные черты лица Джея Ди Рафферти. Она чувствовала его большие огрубевшие руки на своем теле. Руки эти мяли голые груди Мэри, поскольку, к величайшему своему ужасу, она забыла надеть что-либо еще, кроме стареньких боксерских трусов и спортивных ботинок.

Прятавшаяся в тени Люси похотливо хихикала, наблюдая за ними:

— Прокатись на нем, ковбойша, Он разрешит тебе сесть верхом.

Рафферти не обратил на Люси внимания. Продолжая тискать груди Мэри, он пробормотал низким, хриплым голосом:

— Черт, Луанна, в жизни не видал таких здоровенных титек.

Мэри задрожала. Ее смутило имя, которым ее назвал Рафферти. Джей Ди выхватил из висевшей на поясе кобуры револьвер и начал палитъ в воздух: Бум! Бум! Бум!

Мэри резко вскочила и увидела падающего на нее нарисованного лося. Она пронзительно закричала и вытянула руки, чтобы предотвратить удар, отшвырнув картину на пол. Звуки, которые она приняла во сне за пистолетные выстрелы, не прекращались.

Луанна и Боб снова принялись за свое. Мэри взглянула сквозь щель в шторах в окно и увидела первые бледно-розовые лучи зари, занимавшейся за снежными вершинами гор на востоке. На краю парковочной площадки гудела и мерцала рекламная вывеска мотеля «Райский». Ни одной живой души… если не считать Боба и Луанну в соседнем номере.

Мэри медленно ехала по широкой Мэйн-стрит — главной улице Нового Эдема, — неторопливо разглядывая разукрашенные фальшивые фасады кирпичных домов, бывших, возможно, очевидцами того, как сотню лет назад по этой улице гнали скот или устраивали горячие разборки со стрельбой. Дома эти сейчас смешались с магазинами, фасады которых были обиты дранкой, и разрозненными невысокими «современными» постройками, возведенными в шестидесятые годы, когда архитекторы окончательно лишились хорошего вкуса.

Новый Эдем выглядел довольно потрепанным и запыленным. Уютный. Тихий. Странная помесь убожества и гордости. Некоторые магазины были пусты и закрыты; витрины их слепо уставились на улицу. В других производился косметический внешний ремонт. Из обычных для небольших городков центров деловой активности Мэри насчитала четыре художественные галереи, три магазина рыболовных снастей и полдюжины мест, рекламирующих кофе-эспрессо.

Дорогу перед машиной Мэри пересекло трио собак, бегущих трусцой по тротуару. Псы покосились на Мэри, казалось, ничуть не сомневаясь в том, что она ради них не преминет сбросить скорость. Мэри хохотнула, наблюдая за собаками, направившимися прямиком к заведению, именовавшемуся кафе «Радуга».

Доверившись их чутью, Мэри втиснула свою маленькую «хонду» в щель в ряду громоздких, лоснящихся пикапов и заглушила мотор.

Оправдывая название заведения, фасад кафе «Радуга» украшали пять разноцветных полос. Деревянная вывеска была расписана от руки в стиле, заставившем Мэри подумать о детских каракулях, — свободная форма, наивное искусство. Вывеска обещала вкусную еду и широкий выбор блюд. В животе у Мэри заурчало.

Стоявшая на пороге кафе маленькая черноволосая официантка одной рукой придерживала открытую дверь, давая возможность чудным запахам раннего завтрака и звукам голоса Джорджа Стрейта, раздававшимся из музыкального автомата, распространяться по улице. Другой рукой, со свисавшим из нее мягким кухонным полотенцем, она упиралась в роскошное бедро. Внимание официантки занимала троица собак, усевшихся на крыльце. Они смотрели на женщину глазами, полными страдания и надежды, на что, по безошибочному собачьему инстинкту, покупались люди. Официантка притворно нахмурилась.

— Попрошайки, — проворчала она, и губы ее растянулись в улыбке.

Мэри подумалось, что этой женщине следовало бы сниматься в кино — ее артистические глаза притягивали внимание и запоминались. Согласно бирке на груди, звали женщину Нора, было ей около сорока, и каждый прожитый день выгравировался чудесными морщинками у нее на лице. Что, впрочем, нисколько не портило его настоящей земной красоты. Под дешевым макияжем угадывалось лицо человека с мягким характером, женщины, разбившей немало сердец, честно и много работавшей. Розовая с белым униформа из полиэстера сохранилась еще с семидесятых годов. Она застегивалась на пуговицы на плоской груди, спускалась на тонкую талию и плотно облегала крутые бедра.

— Должно быть, это лучший ресторан в городе? — сказала Мэри, постукивая по лацкану своего большого, не по размеру хлопчатобумажного жакета пачкой путеводителей по Монтане.

— Придется поверить, милочка, — усмехнулась официантка. — Если перед домом выстроилась череда пикапов, а на пороге сидит куча псов-попрошаек, знайте, что здесь вы получите хорошую, настоящую еду. Тут не скаредничают, а кофе всегда горячий и крепкий.

— Вы меня купили.

Нора бросила быстрый взгляд на ее коричневое в белый горошек платье, почти закрывавшее икры, на спортивные башмаки и длинные носки, но в глазах у нее не вспыхнуло неодобрения. Мэри она мгновенно понравилась.

— У вас замечательные волосы, — сказала официантка. — Это ваш естественный цвет?

— Ага, — хмыкнула Мэри.

Она вошла вслед за Норой в ресторан и проскользнула за высокую перегородку в кабинку у широкого окна, из которого открывался вид на город.

Мэри бросила книги на пластиковый столик и тут же о них забыла, стараясь впитать в себя первые впечатления от «Радуги».

Воздух в ресторане был теплый и влажный, пропитанный густыми, жирными запахами бекона и сосисок, сладким ароматом блинного сиропа. Все это смешивалось с сочным благоуханием кофе и мужских тел и было затянуто пеленой сигаретного дыма. Возраст дешевых столов и прочных красных стульев из металла и пластика исчислялся, вероятно, не одним десятком лет. Мэри подумала о том, понимает ли кто-либо из присутствующих, что подобный дизайн даже в дешевых забегаловках Северной Калифорнии считался бы апофеозом китча. Хотя, с улыбкой решила она, вряд ли подобные мысли приходят в голову кому-либо из посетителей кафе «Радуга» в Новом Эдеме, штат Монтана.

Окинув посетителей быстрым взглядом, Мэри обнаружила, что она — единственная женщина в кафе, не одетая в розовую униформу. Независимо от роста и телосложения все мужчины выглядели людьми физического труда, работающими на воздухе: обветренные, загорелые лица в морщинах, прищуренные глаза, которыми они твердо и прямо смотрели на Мэри и тут же, почти застенчиво, отводили взгляды.

Совершенно не заботясь подсчетом калорий, Мэри заказала все, что было в меню жирного и содержащего холестерин. Неделями она сидела на диете, а сегодня ей предстоял длинный день. Лучше уж встретить его на полный желудок. В ожидании заказа Мэри разглядывала видимую из окна часть города.

— Собираетесь купить землю? — поинтересовалась Нора, ставя на стол одну тарелку с горкой золотистых оладий и другую — с беконом и денверским омлетом.

— Нет, я… — Мэри решила, что в свете смерти Люси ей не стоит говорить о своем отпуске. — Скорее, это остановка на одном из жизненных перекрестков.

Официантка вздернула тонкую, выщипанную бровь и посерьезнела, выразив свое понимание утвердительным кивком:

— Кажется, мне и самой доводилось миновать несколько подобных.

Мэри отрезала дюймовый кусок бекона и отправила его в рот.

— Я приехала на время — навестить подругу, но оказалось, что это невозможно.

Нора понимающе хмыкнула:

— Мужские дела, а?

— Нет. Она… гм-м… Она умерла.

— Господи! — Темные глаза Норы широко раскрылись от удивления. Она одернула передник, словно подол юбки подхватил неожиданный порыв ветра. — Ну да… значит, дело обернулось достаточно мрачно, а?

— Да. — Мэри подцепила на вилку кусок омлета и задумчиво пожевала, обозначив минуту молчания в память Люси. — Может быть, вы ее знали? — наконец произнесла она. — Люси Макадам. Она прожила здесь около года.

При упоминании имени Люси несколько завтракавших посмотрели в сторону Мэри, но ее внимание было занято официанткой. Мэри уже считала Нору из кафе «Радуга» честным и надежным человеком, женщиной, знающей все о своем родном городе.

— Нет… — Нора сосредоточенно прищурила большие карие глаза и покачала головой, как бы пытаясь вытряхнуть из памяти что-либо связанное с названным именем. — Нет… Ах, погодите! Это не ее ли застрелили на горном хребте Рафферти?

Рафферти. Имя пронзило Мэри, словно удар тока.

— О-о, милочка, простите!.. — сочувственно проворковала Нора, с материнской заботой пожав плечо Мэри. — Я ее не знала. Компания, в которой она вращалась, появляется здесь не слишком часто.

— Какая компания?

— Вся эта чертова шатия-братия. Брайс и прочие. Вы их не знаете?

— Нет. Здесь я не встречалась с друзьями Люси. — Мэри имела о них лишь краткие и отрывочные сведения — детали, которыми Люси экстравагантно пересыпала свои немногочисленные письма и телефонные разговоры. Подробности эти были подобны ярким разноцветным драгоценным камешкам, ограненным так, чтобы сверкать и поражать. Знаменитости. Важные люди. Влиятельные лица, приехавшие в Новый Эдем — в соответствии с современной тенденцией к общению с природой. Толпа, в которую Люси погружалась ради острых ощущений, новизны, известности. Она всегда стремилась быть в центре заварухи.

— Что ж, для меня это говорит только в вашу пользу, — сухо заявила Нора. — Они большие шишки, но я не очень-то интересуюсь их отношениями. Я не дрессированная собачка, чтобы они приходили сюда и ржали надо мной. Могут взять все свои денежки и играть где-нибудь еще, что меня вполне бы устроило.

— Да брось ты, Нора, — раздался из-за перегородки за спиной у Мэри мягкий мужской голос. Повернув голову, она увидела ковбоя, который поднялся из-за стола и обнял официантку. Он был подтянут, атлетического телосложения, шелковистые темные волосы падали на высокий лоб, а небесно-голубые глаза сияли озорством.

Щеки Норы невольно вспыхнули, несмотря на то, что лицо притворно нахмурилось:

— Я говорю, что тебе лучше держать свои руки при себе, Уилл Рафферти.

Парень проигнорировал приказ, покачивая Нору из стороны в сторону — в такт мелодии, звучащей из игрового автомата. Он прижался худой щекой к ее щеке и мечтательно прикрыл глаза.

— Сейчас ты у меня увидишь небо в алмазах! — фыркнула Нора. Достав из нагрудного кармашка книжечку для записи заказов, она стукнула ею Уилла по лбу.

— Ой! — Уилл отшатнулся, изобразив на лице гримасу боли, и потер ушибленное место.

Нора бросила на него негодующий взгляд.

— Напомню тебе, Ромео, если забыл: ты женат. — Она подхватила кофейник и пошла прочь, но, пройдя три столика, обернулась, и на ее накрашенных губах появилась нахальная улыбка.

Уилл Рафферти откинул голову и довольно расхохотался:

— Нора, ты бесподобна!

— Не забывай об этом, парнишка, — протянула официантка и, покачивая бедрами, плавной походкой направилась в кухню.

Из-под опущенных ресниц Мэри изучала стоящего рядом с ней человека. Рафферти. Должно быть, родственник, да и внешне похож. Он был моложе мужчины, встреченного Мэри прошлой ночью — скорее всего одних с нею лет, — и обладал более изящным телосложением. У него была гибкая, атлетическая фигура танцора. Но самое большое отличие заключалось в том, что этот Рафферти запросто улыбался.

Уилл обратил силу своей сияющей белозубой ухмылки на Мэри, сверкнул взглядом блестящих голубых глаз, и на щеках у него появились ямочки. Поразительно привлекательная улыбка!

— Уилл Рафферти, — представился он с шутливо вычурным полупоклоном и протянул Мэри руку для приветствия. — Добро пожаловать в эдемский сад!

— Мэрили Дженнингс. А вы выступаете в роли Адама или змея? — спросила она, с легкой улыбкой пожимая протянутую руку.

— Каина. — Уилл плюхнулся на стул против Мэри и приподнял брови. — Каин-озорник.

— И ваша жена находит такое сравнение забавным?

Улыбка Уилла стала напряженной, он отвел взгляд:

— Мы разошлись.

Воздержавшись от комментариев, Мэри подцепила вилкой пористый кусочек блина.

— Так вы были подружкой Люси, да?

— Мы водили компанию, когда она жила в Сакраменто. А вы ее знали?

— Да, мэм, — Уилл стащил ломтик бекона с тарелки у Мэри и откусил кусок; взгляд его светящихся неоновым светом глаз снова сошелся со взглядом Мэри. — Это, доложу вам, была штучка!

Уилл не стал уточнять какая. Мэри подумала, был ли Джей Ди единственным Рафферти, познавшим Люси в библейском смысле этого слова. К слову сказать, отношение Люси к сексу вообще, на взгляд Мэри, было чересчур свободным. Люси называла подругу ханжой. Но это было не так; просто Мэри не нравилась идея заводить картотеку, пополняемую именами любовников.

— Нора сказала, что Люси была… Что инцидент произошел в каком-то месте, называемом горным хребтом Рафферти, — сказала она. — Вы не из тех Рафферти?

— Из тех самых. — Уилл стащил треугольный тост с края тарелки с недоеденным омлетом. — Вы всегда так много едите?

— А вы всегда таскаете еду с тарелок у незнакомых людей?

— Только когда я голоден, — усмехнулся Уилл и потянулся к очередному ломтику бекона. Мэри ударила его вилкой по руке. — «Старз-энд-Барз» [1] находится на холме, неподалеку от владений Люси. Это земли Рафферти.

Большая часть хребта принадлежит нам. Часть земли — Бюро по управлению землями, часть — лесничеству…

— В таком случае вы, должно быть, родственник Джея Ди Рафферти?

— Ага. Именно так мне всегда и говорила мамочка, — сказал Уилл с дьявольской усмешкой. — Он мой старший брат. Хотя, по правде говоря, у меня никогда не было братьев. Похоже, вы повстречались со святым Иоанном, а?

Мэри убрала прядь непослушных волос за ухо и допила вторую чашку кофе. Нора выскочила из-за перегородки и, сверкнув на Уилла взглядом, снова наполнила чашку Мэри. Рафферти послал ей воздушный поцелуй и довольно засмеялся, когда Нора округлила глаза.

— Он до смерти напугал меня, без всяких предисловий сообщив, что моя подруга погибла, и ясно дал понять, что ни капельки не сожалеет о случившемся.

— Ага. — Уилл откинулся на стуле, вытянул перед собой руки и передернул плечами. — Это Джей Ди. В нашей семье он самый тактичный.

— Он может преподать конкретный урок.

Звуки этого голоса отозвались в ушах Мэри чудовищными раскатами грома. Сердце, подобно камню в болоте, утонуло в трясине обильного завтрака, как только Джей Ди Рафферти появился из-за перегородки. Он встал у столика, не удостаивая Мэри взглядом, и неторопливо поправил на голове бледно-серую шляпу, не спуская пристального взгляда с брата.

— Ты закончил трепаться? — спокойно спросил Джей Ди, и его низкий голос вызвал диссонирующую вибрацию у Мэри в груди. — У нас есть работа.

— Вот за что я люблю тебя, братец, — выходя из-за перегородки, заявил Уилл самым язвительным тоном, на который был способен. — Ты у нас величайший забавник.

— Забавник? — Уголок рта Джея Ди насмешливо изогнулся. — Это еще почему?

Атмосфера вокруг братьев неожиданно наэлектризовалась до того, что казалось, волосы встанут дыбом. Уилл первым отвел взгляд и молча повернулся к выходу.

Джей Ди повернулся к Мэри: серый лед в его глазах сменился блеском расплавленного олова, как только взгляд Рафферти упал на нижнюю губу Мэри.

Она поборола в себе желание пошевелиться на стуле. Это было все, что она могла сделать, чтобы избежать искушения прикрыть рот рукой.

Рафферти поймал ее взгляд и по-мужски надменно улыбнулся.

— Тебе вовсе не обязательно любить меня, Мэри Ли, — промурлыкал он.

Значение его слов было кристально ясно. Мэри смотрела на Рафферти и желала лишь одного: чтобы они оказались в не столь людном месте и она могла бы свободно высказать все, что думает об этом мужлане. И все же она не могла дать Джею Ди уйти безнаказанно. Мэри бросила на ковбоя полный отвращения взгляд и произнесла одними губами:

— Пошел ты…

Рафферти наклонился ближе, в упор глядя на Мэри, взялся ручищами за лацканы ее жакета и свел их на груди.

— Лучше застегнись, милочка. Я чувствую, что грядет похолодание.

Мэри резко отбросила его руки.

— Это называется отвали! — процедила она сквозь зубы. — Подыщи себе здесь учительницу из местной школы.

Джей Ди отступил, усмехнувшись ее дерзости, и слегка прикоснулся к полям шляпы, уступая этот раунд, но не победу в войне:

— Мисс Дженнингс.

Мэри не ответила. Она чувствовала обиду и бешенство. Уилл Рафферти раздразнил ее и подбил на стычку со своим братцем. А Джей Ди… Мэри решила, что он заслуживает звания задницы.

В кабинке с тряпкой в руке появилась Нора. Наклонившись над столом, она смахнула крошки, оставленные Уиллом.

— Эти Рафферти какое угодно девичье сердце прикуют, — констатировала она. — С мужиками они этого не делают.

— Да уж, — согласилась Мэри, мрачно наблюдая за проходившим мимо витрины Джеем Ди Рафферти. Он влез в разбитый серо-голубой «форд»-пикап с надписью «Старз-энд-Барз» на борту. — Кажется, каменный век испортил их характер.