Глава ОДИННАДЦАТАЯ

Саванна сидела в дальнем углу бара, погруженная в безмолвную тишину, словно изолированная от мира какой-то пленкой, хотя отовсюду неслись, смешиваясь, резкие, хриплые, пронзительные звуки. Надрывался музыкальный автомат, играя «Две забытые ночи». В шуме музыки посетители вынуждены были орать, чтобы перекричать общий гул. Саванна ничего этого не слышала. Внутри нее бушевал горький гнев.

Звонок из больницы Сан-Джозефа вторгся в ее с Купером время, как неожиданно заговоривший репродуктор. У миссис Купер неожиданно начался приступ, и она просила мужа приехать в больницу. Эгоистичная, жадная сука. Ей было мало, что он думал и заботился о ней, она отстаивала право на него самого тоже. Он пробыл там все утро и половину дня.

— Я ненавижу ее, — злобно пробормотала Саванна. Ее чувство было слишком сильно, чтобы остаться невысказанным.

Никто даже не заметил, что она говорила. Никто не обращал на нее внимания.

Она глотнула водки с тоником и через темные стекла очков медленно осмотрела бар. Как обычно, в воскресный вечер бар был переполнен. Благодаря Лорел. Лорел. Маленький кумир каждого. Для всех — маленькая спасительница.

Гнев разгорался все ярче, вспыхнув, когда она добавила еще немного спиртного в огонь. Слишком горькой была ирония. Ведь Лорел была тем, кем стала, благодаря Саванне. Она осталась непорочной и чистой, потому что Саванна была ее спасительницей и защитницей.

Она тяжело, не отрываясь, смотрела в сторону бара, где Ти-Грейс и завсегдатаи «Френчи Ландинга» развлекали ее сестру и поднимали за нее стаканы, а Джек Бодро стоял рядом с ней, по меньшей мере, как рыцарь в белом. Считалось, что Лорел должна быть дома, мрачная, нелюдимая, слабая, нуждающаяся в своей старшей сестре, которая поддерживала бы ее, обеспечивала ей комфортную жизнь. Черт бы ее побрал. Она крепла с каждым днем, с каждой минутой, лишая Саванну возможности быть сильнее, снова играть роль защитницы, возвыситься над своим положением городской шлюхи и представлять собой нечто более значительное. Она взяла со стола коробок и судорожно ломала его, наблюдая, как Джек кружил вокруг Лорел, дотрагиваясь до ее плеча, спины, наклоняясь ближе, чтобы прошептать что-то на ухо, а потом, откинув голову назад, смеялся, когда она била его кулаком по плечу. Саванне все это совсем не нравилось!

Конечно, ей он никогда не нашептывал нежности на ухо, черт бы его побрал! Даже если вновь перебрать в памяти все эпизоды их встреч, ей не вспомнить, что он хотя бы раз заинтересовался ею, кроме случайного флирта, а он заигрывал с любой женщиной, попадавшейся на его пути.

— Чтоб тебе провалиться, Лорел, — пробормотала она с угрозой, приканчивая содержимое своего стакана.

— Ты говоришь со мной, ma belle [35]? — Леон наклонился над ней сзади, скользя костлявой рукой по плечу к груди.

— Ты чертовски прав, — пожаловалась она, — ты совсем не обращаешь на меня внимания.

Его шрам отталкивал ее. Омерзительные шишки на концах шрама, расплывшийся нос между ними притягивали ее взгляд. Однажды она услышала историю, как некая особа полоснула его горлышком разбитой бутылки. Но Леон, казалось, ничего не затаил против прекрасного пола и с готовностью пускался в новые приключения.

— Я заплачу, сколько захочешь, если ляжешь голенькой со мной в постель, chere.

Ты проститутка, ты не что другое, как проститутка, Саванна…

Злость кипела и жалила, прорываясь сквозь внешнее безразличие и скуку. Она не поддавалась. Она делала что хотела, когда хотела, с кем хотела. Это делало ее обычной шлюхой, но не проституткой. И это различие жгло ее, горело внутри, как язва, и разные противоречивые и возмущающие покой чувства переполняли ее, разрывая грудь.

Ей нужно было на ком-то сорвать злость, выместить то, что накопилось, и она, схватив его за бороду, со всей силой ударила кулаком. Леон взвыл, отлетая назад, и врезался в бильярдный стол. Затем он потер щеку и ошарашенно уставился на Саванну.

— Какого черта ты это сделала?

Саванна встала, оттолкнув стул.

— Иди и трахайся сам с собой. Рожа со шрамом. Прибереги денежки, чтобы купить себе мозги, ты, педераст.

Она схватила стакан и запустила им в Леона.

— Сумасшедшая сука! — выдохнул он, не обращая внимания на издевки и смешки окружающих и потирая ушибленное стаканом плечо. — Ты — проклятая сумасшедшая сука!

Саванна даже не обратила на него внимания и, подхватив на ходу свою сумочку, незаметно стала пробираться через толпу. Ей ни к чему был Леон Камю, в баре полно молодых привлекательных ребят, которые оценят ее общество и ее искусство. Ее взгляд остановился на Тори Хеберте, который угощал своих дружков сказкой о недавней ссоре с охотинспектором.

Какое-то время она присматривалась к этому двадцатитрехлетнему широкоплечему парню, которого прозвали Быком. Казалось, наступило самое подходящее время, чтобы проверить его.

Но когда она решительно направилась к ним, покачивая бедрами и вложив все умение и энергию в то, чтобы превратиться в нечто манящее и очаровательное, у стола появилась Эни Делахаус-Жерар. Тори и его товарищи нежно и заинтересованно поглядывали на Эни, пока она подавала напитки и флиртовала с ними.

Саванна подавила дикое желание закричать. Это была ее территория. Что воображает о себе эта дешевенькая официанточка?

У молоденькой и хорошенькой Эни была солнечная улыбка и приятный, нежный смех. Как и ее мать, Ти-Грейс, Эни отдавала предпочтение слишком тесной одежде, затягивая свои формы в облегающие джинсы и топики, не оставляя пищи воображению. Перепутанные цепочки медной бижутерии украшали шею, почти на каждом пальце — дешевенькие колечки.

Полное отсутствие стиля, с горечью подумала Саванна, дотронувшись до длинной нити настоящего жемчуга, который был на ней, и представив свои жемчужные бусы на молодой хорошенькой шейке Эни Жерар. Нечего маленькой сучке вертеться около мужчин. У нее есть свой мужчина — муж. Саванна почему-то забыла, что Тони Жерар — муж Эни — только что вышел из тюрьмы, где сидел за то, что избил жену. Ходили слухи, что они разводятся.

Саванна, прохаживаясь рядом со столом, вклинилась между Тори и официанткой, обвив рукой крепкую загорелую шею Тори, как будто они были старыми любовниками. Она не обратила внимания на его пораженный взгляд и тяжело посмотрела на Эни.

— Почему бы тебе не сбегать и не принести мне порцию виски с тоником, дорогуша? Это ведь твоя работа, не так ли?

Эни сузила темные глаза, оперев пустой поднос на идеально круглое бедро.

— Mais yeah [36], это моя работа. — Эни с нескрываемым презрением с ног до головы осмотрела соперницу. — А твоя работа, grand-mere[37], приставать к мальчикам?

Саванна даже не слышала тех непристойных ругательств, которые сорвались с ее губ. Вся накопленная горечь разом выплеснулась наружу. и Саванна бросилась на официантку, схватив ее за пережженные перманентной завивкой темные волосы. Другой рукой она с неистовой силой ударила Эни и угодила ей в ухо.

Тори и его дружки с округлившимися от изумления глазами вскочили со своих мест. Кто-то, перекрывая звук музыкального автомата, завопил;

— Кошки подрались!

Другие подзуживали в восторге:

— Ринг!

Мгновенно вокруг Саванны и Эни столпились зрители, а женщины врезались в столик, опрокидывая на пол бутылки и стаканы. Пиво текло по деревянному полу пенистым потоком, ноги опасно скользили, и теперь у Эни, которая была в кроссовках, появилось преимущество.

Саванна, отрешившись от всего, что не имело отношения к Эни, видела только близко мелькающее лицо соперницы, ничего не слышала, кроме громких, хаотичных, сливающихся звуков — хриплых и визгливых выкриков и треска ломающейся мебели. Она даже ничего не чувствовала — ни руки, выдирающей ее волосы, ни ногтей, впивающихся в ее тело, ни боли в подбородке от удара локтем. Ею безраздельно владел гнев. Она извивалась, царапалась, кричала, крепко цеплялась за те места Эни Жерар, которые ей удавалось ухватить. Спотыкаясь, они двигались внутри круга зрителей, как заведенные куклы в безумном танце.

Ти-Грейс издала звук, который был чем-то средним между воплем гнева и военным кличем, выскочила из-за стойки бара и, расшвыривая всех, кто попадался ей на пути и не успевал отскочить, рванулась к дерущимся. Крича во всю силу своих легких, дико выкатив глаза, она думала не о дочери — Эни сама о себе позаботится, — она бросилась спасать посуду и мебель.

Лорел повернулась на своем стульчике, чтобы посмотреть, из-за чего поднялся шум, и сердце сжалось у нее в груди, когда она увидела красное с белым платье.

— О Боже! Саванна!

Забыв о собственной безопасности, Лорел соскочила со стула и кинулась в толпу. Джек даже сбил дыхание, когда схватил ее сзади и отшвырнул назад. Через мгновение он присоединился к Ти-Грейс, которая кружила вокруг дерущихся, стараясь ухватить какую-нибудь из них и разнять. Ти-Грейс отбросила дипломатию. Она, ни минуты не колеблясь, нанесла несколько ударов — Саванне, чтобы вытащить свое молодое чадо из драки, которая наносила ущерб бару.

Джек, работая руками, старался развести двух женщин, за что здорово поплатился. Ему заехали локтем в левый глаз, пока они, как игроки в регби, двигались по кругу, окруженные возбужденной толпой. Какой черт понес его ввязываться в эту драку? Он не был бойцом; он был наблюдателем. Если две женщины жаждали рвать друг другу волосы, ему следовало стоять где-нибудь сзади и отпускать шуточки. Он отшатнулся, выругавшись по-французски, когда острый каблук задел его по лодыжке. Ему было не до шуточек, его тело, казалось, превращалось в живописное свидетельство сумасшедшей драки двух больших кошек. Он получил локтем по ребрами и, пытаясь получше ухватиться за Саванну, поскользнулся на разлитом пиве.

Лорел металась где-то сзади, на задворках сцены действий. Ей свело от боли живот, легкие пульсировали, как у спринтера на дистанции, беспорядочные мысли шрапнелью простреливали мозг. Она даже не подозревала, что Саванна в баре. Обнаружить ее в таком виде, сцепившейся в драке с другой женщиной, казалось слишком фантастичным, чтобы в это поверить. Она поднесла руку к губам и с силой прикусила ноготь на большом пальце.

Неожиданно раздался взрыв. На какую-то долю секунды все замерли, и наступила тишина. Лорел была уверена, что у нее остановилось сердце, уверена в том, что какую-то из женщин убили. Но дерущихся удалось разнять Джеку, который, крепко держа Саванну, оттащил ее в сторону, и Ти-Грейс, которая так вцепилась в свою дочь, что та еле могла дышать. Овид держал в здоровом кулаке дымящееся ружье 38-го калибра. Ствол был направлен в потолок, а в воздухе плавало плотное облако порохового дыма. Лицо буфетчика было, как обычно, бесстрастным. Он не проронил ни единого слова, поставил ружье за прилавок, спокойно взял стакан и продолжил тереть его какой-то тряпкой, которую даже не удосужился положить во время выстрела, Ти-Грейс грубо встряхнула дочь:

— Драка с посетителями. Мы еще поговорим! Тыльной стороной руки Эни вытерла струйку крови из носа и все еще возмущенным и злым взглядом пристально смотрела на Саванну Чандлер.

— Она первая начала, мама…

Диким, неистовым взглядом Ти-Грейс заставила свою дочь замолчать.

— Я больше не хочу ничего слышать. Довольно. Иди, приведи себя в порядок. — И она резко указала дочери в сторону дамской комнаты, а затем, повернувшись к толпе, хлопнула в ладоши над головой: — Allos danser[38], — крикнула она, в то время как из музыкального автомата донеслась музыка Родди Ромеро.

Завсегдатаи бара вернулись на свои места продолжить прерванный вечер, несколько пар бросились танцевать, пытаясь израсходовать накопившийся за время драки заряд энергии.

Саванна еще продолжала чувствовать дикое раздражение, и ее, черт возьми, не волновало, кто видел эту сцену и что об этом подумал. Через плечо она стрельнула глазами в Джека:

— Если ты хотел прикоснуться ко мне, Джек, единственное, что тебе нужно было, это сказать об этом.

Джек резко отпустил ее. Затем вытащил из кармана платок и предложил ей:

— У тебя из губы идет кровь.

Очень медленно и очень неохотно она провела языком по верхней губе, слизывая кровь.

— Бьюсь об заклад, ты обожаешь такие штучки, ну, так ведь? Пишешь свои несчастные книжонки и смакуешь все это, ведь так, Джек?

Джек ничего не ответил. Не один раз он уже подумывал о том, чтобы все-таки поддаться очарованию Саванны Чандлер, но что-то всегда удерживало его и заставляло уходить в сторону в самый последний момент. Какая-то инстинктивная осторожность заставляла его сохранять дистанцию. До настоящей минуты он не понимал, что это был страх. Он боялся не женщины, а того, что может случиться, если они будут вместе. Вместе они окажутся на, краю пропасти, и только Бог, le bou Dieu[39], знает, что произойдет, если они вдвоем впадут в безумие. При этой мысли мурашки побежали у него по спине.

— Мы же с тобой одного поля ягоды, Джек, — прошептала Саванна, пристально глядя на него.

Лорел подошла к сестре, бледная как мел, испуганная и негодующая, ее руки дрожали, когда она дотронулась до Саванны.

— О Боже! С тобой все в порядке? Боже, Саванна, о чем ты думала!

Саванну передернуло от прикосновения, и она пристально поглядела на сестру.

— Я не думала, — резко возразила она. — Это твое дело — думать, беби. Ты — думаешь, я — действую. Если бы кто-нибудь смог соединить нас вместе, мы составили бы гармоничное целое.

Она резко отвернулась и наклонилась, чтобы поднять с пола свою красную сумку телячьей кожи, не обращая внимания на то, что подол ее юбки задрался и все могли видеть ее голый зад. У Лорел где-то в горле перехватило дыхание, и она шагнула к сестре, чтобы одернуть юбку, если, конечно, удастся.

— Саванна, ради Бога!

Доставая из сумки сигареты и тонкую золотую зажигалку, Саванна выразительно фыркнула.

— У Бога нет ничего общего с этим, — сказала она, прикуривая. Она сделала глубокую затяжку, чтобы успокоиться, и выдохнула дым в потолок, не спуская при этом глаз с Лорел. — Как бы там. ни было, он — садист. Неужели ты не поняла этого до сих пор? — Горько улыбнувшись улыбкой, страшной оттого, что нижняя губа была в крови, она добавила: — Подшути над нами.

Довольная, что последнее слово осталось за ней, она развернулась и вышла из бара, покачиваясь на каблуках-шпильках своих алых туфель, будто ничего не случилось.

— Эта допрыгается до чего-нибудь, — сказала Ти-Грейс дрожащим от злости голосом. Она стояла рядом с Лорел, уперев руку в бок, широко расставив ноги в ярко-синих ковбойских сапогах. Башня из рыжих волос, сооруженная на голове, съехала набок. Лицо пылало румянцем, глаза оставались безумными. Выглядела она так, словно кто-то держал ее за горло.

Лорел не стала спорить. У нее замирало сердце при мысли о том, что это, видимо, правда. Саванна, казалось, намеренно делала все, чтобы с ней так или иначе что-то случилось. Лорел не представляла, что предпринять, чтобы остановить беду. Ей хотелось верить, что они могут управлять своими судьбами, но она не обладала силой повлиять хоть на что-нибудь. У нее было чувство, что она пытается остановить крутящуюся с бешеной скоростью карусель. Надо просто схватить и остановить ее. Но каждый раз, когда она хваталась за нее, оказывалась на земле.

— Мне очень неприятно за все случившееся, — тихо проговорила она. — Пожалуйста, не сомневайтесь ни минуты, отправьте счет за причиненные убытки в дом моей тетки.

Ти-Грейс грубо обняла ее и потрепала по плечу, почти по-матерински.

— Не извиняйся, милочка. Тебе не за что извиняться, но выручи нас, как тогда, с этим чертовым Джимми Ли. Пойдем, я угощу тебя раками. Ты такая маленькая, что я могу поднять тебя над головой.

— Ти-Грейс, — ответил Джек, с усилием выдавливая из себя улыбку, — а ты можешь поднять меня над головой?.

Она погрозила ему костлявым пальцем, натягивая улыбку на тонкие красные губы:

— Пытаешься соблазнить меня, милок? Я запросто могу показать тебе, кто здесь хозяин. Я. Давай садись, пока я не двинула тебе, а ты не стал еще глупее, чем есть.

Ти-Грейс подозвала Леона и приказала ему проследить за порядком. Леон мгновенно сорвал свою панаму и сделал вежливый поклон, полы его гавайской рубашки опустились до полу. С широкой ухмылкой, которая еще больше уродовала его лицо, он подошел к Джеку и толкнул его в плечо:

— Влез в кошачью драку! Что ты собираешься устроить дальше? Грязную оргию с женщинами и аллигаторами?

Джек сердито глянул на своего друга и, быстро сорвав с Леона панаму, нацепил ее на себя.

— Тебе просто завидно, потому что ты-то был для разминки.

Лицо Камю помрачнело при этом напоминании, шрам сделался ярко-красным, как барометр, показывающий настроение. Он попытался вернуть панаму, но схватил воздух, так как Джек увернулся.

— Чтоб тебя трахнули, Бодро!

— Размечтался, — ядовито усмехнулся Джек, — иди разбавляй ликер, чешская потаскуха.

Ти-Грейс взвилась и несильно ударила его кулаком в ухо.

— Мы здесь ничего не разбавляем.

Лорел усмехнулась, сцена была очень забавной. Джек потер ухо и бросил на нее недовольный взгляд из-под полей соломенной панамы, но блеск его глаз смягчал суровый вид.

Они вышли на улицу, прошли через стоянку автомобилей на берег залива, где стояли уличные столики и стулья, специально предназначенные для клиентов. У задней стены «Френчи» располагался алтарь Девы Марии, украшенный цветами. Этот уютный уголок был слабо освещен подвешенными между двумя столбами дешевыми пластиковыми китайскими фонариками и желтыми светильниками, похожими на жуков.

Солнце село, но ночь еще только кралась по небу. Залив отсвечивал мягким золотым светом и какими-то прозрачными тенями.

Овид тяжело опустился на один из стульев, расставленных на лужайке, и молчал, Грейс придирчиво проверяла, как накрыт стол. Лорел забеспокоилась и отступила назад, не понимая, почему ее принимают как гостью. Она взглянула на часы и собралась уходить.

— Я благодарна за приглашение, миссис Делахаус, но я думаю, мне лучше уйти, я должна найти Саванну.

— Оставь ее, — властно— бросила Ти-Грейс. — Неприятности— вот что она приносит тебе, милочка, неважно, сестра она или нет.

Довольная собой, подперев руками бока, она сочувственно посмотрела на Лорел.

— Ты одинока, ты любишь ее, но твоя сестра будет делать то, что хочет, вот так. Садись.

Джек положил руки на плечи Лорел и повел ее к столику.

— Садись, сладенькая. Мы здорово поработали, когда унимали этих сумасшедших.

Она послушалась — не потому, что была голодна или решила сделать им приятное, просто ей не хотелось думать о том, что она будет делать, когда найдет Саванну, Необходимо поговорить с ней, но ведь разговор непременно перейдет в спор. Когда Саванна бывала — в таком настроении, ничто не могло подействовать на нее. У Лорел сильно разболелась голова, и, чтобы справиться с болью, она закрыла глаза.

— Ешь, — сказала Ти-Грейс, ставя перед ней тарелку с вареными креветками, красным картофелем и блюдом из кукурузы с кусочками помидора и перца. Аромат вкусной еды с душистыми специями раздразнил Лорел, и у нее заурчало в животе, хотя еще две минуты тому назад ей совсем не хотелось есть.

Джек швырнул панаму на другой конец стола и, оседлав скамейку, сел рядом с Лорел настолько близко, что она чувствовала его бедро и прикосновение застежки его брюк на своем бедре. Ее дыхание участилось.

— Она новичок, Ти-Грейс, — сказал он. — И вероятно, не знает, как есть креветки без девяти видов серебряных вилок.

— Знаю, — резко возразила Лорел, стрельнув в него взглядом через плечо.

Она решительно отломила хвостик рака, уверенно запустила пальцы в его панцирь, раскрыла его и достала великолепное белое мясо, а затем, не колеблясь ни минуты, принялась есть его руками. Запах и вкус были великолепны, а прикосновение к губам влажной мякоти пробудило воспоминания. Перед глазами возник образ отца, который с восторгом ел креветки на празднике в Байю Бро и широко улыбался ей.

— Ты будешь настоящей кейджун и высосешь сок из головки?

Она с сожалением оставила печально-сладкие воспоминания и, нахмурившись, посмотрела на Джека, который потихоньку протянул руку, чтобы стащить еду с ее тарелки.

— Лучше высосите сок из своей головы. Это должно занять вас на какое-то время.

Овид ухмыльнулся в усы. Ти-Грейс хлопнула ладонью по стулу и захихикала.

— Мне нравится твоя девчонка, Джек. У нее хватает духу справляться с тобой.

Лорел безуспешно пыталась оторваться от него.

— Боюсь, вы ошибаетесь, миссис Делахаус. Джек и я — мы никак не связаны. Мы просто… — Она неожиданно замолчала в поисках нужного слова. Друзья — это что-то близкое, знакомые — слишком далекое.

— Ты можешь сказать «любовники», и мы непременно станем ими позже, — прошептал он властно, покусывая ей ухо в темноте, когда потянулся еще за одной креветкой.

Ти-Грейс говорила, не вникая в то, что мямлила Лорел об их отношениях:

— У девочки есть сила. Как у нашей Эни — Эни ты знаешь? Правда, она попадала в потасовки раз или два, но она заботится о себе сама. Она славная девчонка, наша Эни, правда, не может найти себе хорошего парня, вот и все. Не то, что ее мать.

Она протянула руку и любовно потрепала Овида по плечу, ее грубое лицо осветилось нежностью и любовью. Овид фыркнул, что могло означать одобрение или сомнение.

— В этом доме мы воспитали семерых детей, — гордо сказала Ти-Грейс. — Мы с Овидом работали целыми днями, чтобы создать хороший дом, организовать надежное дело. И теперь явился этот проклятый Джимми Ли, чтобы создавать нам проблемы. Говорит, что «Френчи» — то место, откуда идет вся беда. Хотела бы я отправить его туда, откуда у нас все неприятности. У Овида откроется язва от всех этих беспокойств, но что этот чертов Джимми Ли собирается делать дальше? — Она снова потрепала мужа по плечу, пригладила седые волосы, которые еще оставались на голове и густыми пучками лезли из ушей. Она искоса проницательно посмотрела на Лорел: — Так ты поможешь нам с этим делом или как, дорогуша?

Лорел почувствовала себя, как в ловушке, пойманной, с одной стороны, Джеком, а с другой —Ти-Грейс. Она чувствовала себя не в своей тарелке, ерзала на скамейке и хотела только одного — исчезнуть. Закончив ужин, она поднялась и поблагодарила кивком головы.

— Я думаю, мы уже говорили на эту тему, миссис Делахаус. Я не практикую.

— Вам и не надо практиковать, — сухо сказала Ти-Грейс, — просто сделать это.

Расстроившись, Лорел тяжело вздохнула.

— Единственное, что вам нужно сделать, — это позвонить шерифу, когда преподобный Болдвин посягнет на вашу собственность.

— Xa. Такой тупой осел, как он, не будет беспокоиться о нас!

— Но он — шериф!

— Ты не понимаешь, сладенькая, — протянул Джек. Он перекинул ногу через скамейку и вытянул их перед собой, опершись локтями о стол.

— Дувайн Кеннер побеспокоится, если твое имя Лай-тон или Стефан Данжермон. У него слишком много важных дел, чтобы думать о простых людях или что-то делать для них. Он не станет связываться с Джимми Ли и его. йерковью.

— Но это абсурд! — воскликнула Лорел, обернувшись к Джеку. — Это…

Он удивленно поднял брови.

— Но это так, дорогая.

— Он же давал присягу защищать справедливость, — возразила Лорел.

— Не у всех такие убеждения, как у тебя, моя дорогая.

Она ничего не ответила. У Джека были свои правила, и, вероятно, он безнаказанно нарушал их. Он подшучивал над системой, высмеивал людей, которые пытались сделать все, чтобы она действовала. Но он знал, что у них ничего не получится и все останется по-прежнему.

Он взглянул на нее. Глаза — бездонно-черные, взгляд — напряжен. Он пытался прочитать ее мысли. Ей казалось, что его глаза проникают ей в душу. Лорел резко повернулась к Ти-Грейс.

— В городе есть несколько адвокатов, которых ничего не волнует, — ответила Ти-Грейс. Она поставила тарелку на землю, отдавая остатки еды Хью, который появился из-под столика и собирался заняться креветками. Не обращая внимания на собаку, Ти-Грейс угрюмо посмотрела на Джека. Она подошла к нему, руки на бедрах, подбородок вызывающе вздернут. — Джек здесь, и он может помочь нам, но вот сидит тут на своем маленьком остром корешке…

— Господи Иисусе, Ти-Грейс! — взорвался Джек. Он так быстро вскочил со скамейки, что она повалилась назад, напугав охотничью собаку.

С пылающим лицом он наклонился над своей обвинительницей, упрек явно разозлил его.

— Меня лишили звания адвоката, какого черта, что я могу сделать?

— О, ничего, Джек, — ответила она мягко и чуть насмешливо, не отступая ни на шаг. — Мы все знаем, что тебе просто хочется хорошо проводить время. Она подняла руку и потрепала его по худой щеке, конечно, она позволила себе больше, чем мог вытерпеть любой мужчина. — Иди развлекайся, Джек. Не беспокойся о нас. Мы выпутаемся.

Джек кипел от злости и не находил ей выхода. Он схватил со стола бутылку с пивом и швырнул ее, только случайно не попав в святой источник Богоматери.

— Дерьмо!

Ти-Грейс смотрела на него мудрыми старыми глазами.

— Все в порядке, Джек. Мы все знаем, что ты не вмешаешься. Ты никогда ни во что не вмешиваешься, ты не за что не хочешь отвечать.

Он с ненавистью смотрел на нее, горя желанием схватить ее и трясти до тех пор, пока ее паучьи глаза не вылезут из орбит. Черт бы ее побрал, будь она проклята за то, что заставила его чувствовать… что? Чувствовать себя хамом, подлецом? Ни на что не-годным, никчемной кучкой мусора?

Джек… bon a rien[40]. Вот что он из себя представляет. Ничего хорошего. Он знал эту правду, она жила с ним с тех пор, как он достаточно подрос, чтобы понимать язык. И он снова и снова доказывал, подтверждал своими поступками, что это была правда.

Его взгляд остановился на Лорел, которая стояла, спокойно сложив руки, пряча за очками совершенно круглые голубые глаза. Защитница правды. Готовая пожертвовать репутацией, личной жизнью, карьерой — все из-за этого дела. Боже, что она должна думать обо мне… И все это правда.

Это было горько — у него появилось ощущение, что он действительно был тем, кем считала его Ти-Грейс, и даже хуже. Он воплощал в себе все качества, в которых она его обвинила, он был именно таким, каким хотел быть. Сейчас этот сложившийся образ преследовал его, и он сопротивлялся этому.

— Мне это не нужно, — злобно заметил он. — Я не впутываюсь в это.

Лорел смотрела, как он потихоньку отходил, потрясенная его взрывом. Какой-то частью своей души она рвалась к нему, чтобы успокоить его, спросить, почему все так. Не выйдет, Лорел. У тебя достаточно своих проблем, чтобы взять на себя груз Джека Бодро… или проблемы «Френчи Ландинга»…

Но когда она повернулась к Ти-Грейс, она не смогла! заставить себя сказать «нет». Это не такое уж большое дело, уговаривала она себя. Нужно зайти в суд, позвонить один или два раза. Она не собиралась помогать всему свету. Просто пара трудолюбивых, честных людей, которым нужно немного справедливости. На самом деле у нее достанет сил для этого.

— Хорошо, — сказала она со вздохом. — Я подумаю, что можно сделать.

Какое-то время Ти-Грейс не могла даже говорить, едва сумела улыбнуться и кивнуть. Овид поднялся со стула и стряхнул с живота остатки шелухи от креветок. Положив широкую ладонь на ее плечо, он заглянул ей в глаза и проворчал:

— Merci, pichouette [41].

Глава ДВЕНАДЦАТАЯ

Джимми Ли сидел на подоконнике в одних грязных белых брюках. Он ужасно жалел самого себя и был очень хмур. Пот тоненькими струйками стекал по груди и капал на живот. Он потягивал бренди, угрюмо размышляя о случившемся, вновь и вновь переживая это унижение, мучая себя. Эта толпа была у него в руках, думал он, сжимая пальцы в кулак. А потом эта проклятая сука Чандлер все разрушила. Конечно, он быстро отреагировал и ему удалось спасти ситуацию, но все равно — наслаждение славой было испорчено.

Женщины были проклятием его жизни. Шлюхи, проститутки, все. Некоторые из них выглядели более респектабельно, были лучше одеты, но в своей сущности под парадной шуршащей оберткой они были все одинаковы. Порочные, как Ева.

Это библейское сравнение его немного развеселило, и он сделал огромный глоток бренди. Дерьмо, он начинает даже думать, как священник.

Ночью было спокойно и жарко, как в аду, а в воздухе витало нечто, и он ждал, что что-то должно произойти, чувствовал какое-то непонятное беспокойство и пил, стараясь утопить это ощущение в вине. Тишина давила на него, действовала на нервы, как если бы кто-то царапал ногтями по стеклу. Он скучал по шуму Нового Орлеана, звукам и запахам улицы Бурбонов, грязи и темноте аллей квартала — в эти места туристы не заглядывали никогда.

Любой человек в Новом Орлеане мог получить все, что хотел и каким хотел способом.

Но он застрял здесь, рядом с этим Богом забытым болотом. У него была квартира в Лафейетте, но он выбрал местечко Байю Бро, чтобы начать свою кампанию, и поэтому снял это однокомнатное бунгало на краю малонаселенного района, чтобы быть подальше от людей.