Визит к императору

Это Хлоя Валькер, дама сердца моего однополчанина Ивана Щедрина. Когда полк наш доблестно бился под Полтавою, где была славная виктория одержана, Хлоя последовала за своим амантом к местам боев и исполняла обязанности маркитантки, снабжая солдат и офицеров всем, что потребно, прямо в боевых порядках. Выпивку ли, закуску, свежее белье, крепкие сапоги, целебный бальзам для лечения ран или новую шпагу – только заикнись, Хлоя все добудет и в военный лагерь доставит. Весьма расторопная и услужливая особа. Если бы не Иван, многие были бы не прочь к ней и посвататься. Такая жена – находка для героя и странника, а в славные времена Петровы каждый из верных слуг его выступал в этих ролях…
      Яков перебил брата:
      – Постой-ка, Роман, но если спустя триста лет мы имеем счастье созерцать госпожу Хлою живою, красотой и юностью блистающею и бодрою, причем очевидно, что дама сия не есть призрак, явившийся из мира иного, стало быть…
      – Стало быть, мы имеем это счастье! И излишне замудряться о дивных причинах сего происшествия толку не вижу. Уж ты-то, брат, лучше других знаешь, что в мире найдется немало предметов, простого объяснения не имеющих. Однако объяснения сии есть, однако суть их – вне разума нашего, неспособного проникнуть в темные тайны бытия. Но очи мои не врут – мы лицезреем красавицу Хлою, и сердце подсказывает мне, что Хлоя не откажет нам в чарке-другой.
      – Госпожа Хлоя в этом доме не хозяйка, она и сама пользуется гостеприимством под кровом сиим… Соблюдая законы учтивости, мы должны явиться в княжеские хоромы с парадного хода, представиться хозяйке, княжне Оболенской, и только опосля…
      – Опосля того, брат, мы можем остаться без чарки! И даже наверняка останемся! Старая княжна примет нас в каминной зале, подальше от обеденного стола, обменяется парой велеречивых любезностей и укажет на дверь! Давай с презрением отнесемся к законам учтивости! Обстоятельства это извиняют!
      И Роман прошел сквозь стену, оказавшись внутри дома в компании валькирии и дворецкого. Для призраков, впрочем, такие штучки вполне привычны. Яков вздохнул, не будучи уверенным, что поступать следует именно так, но все же последовал за братом.
      Нельзя сказать, что сцена в людской напоминала немую сцену из классических постановок или картину Репина «Не ждали», но валькирия и старый дворецкий не смогли скрыть удивления при виде двух материализовавшихся призраков, хотя в жизни своей повидали всякое.
      Призраки поторопились рассеять недоразумение:
      – Госпожа Хлоя! Увидел вас и по старому приятельству не сдержался, дабы не засвидетельствовать почтения! – церемонно раскланялся Роман и счел нужным добавить пышный комплимент – женскому сердцу сие всегда приятно: – За века, пардон, за годы, промчавшиеся с нашей последней встречи, красота ваша столь предивно расцвела, что ныне просто ослепляет!
      С языка у призрака случайно сорвалось слово «века», и он прикусил язык – напоминать даме о возрасте весьма неучтиво; это уж не комплимент, а невесть что выходит. Теперь можно было бы представить госпоже Хлое брата, но… Людскую огласил радостный крик Вальки:
      – Брюс! Брюсик, голуба, ты ли это, друг сердешный? Вот уж не чаяла тебя вновь повидать! Радость-то какая!
      И валькирия, сорвавшись с места, кинулась к пришельцу с объятиями. Правда, повиснуть у него на шее не удалось – привидение являло собой некую субстанцию, опираться на которую, а тем более – виснуть на ней, возможным не представлялось. Ведь Роман даже не стоял на полу, а парил в воздухе, не касаясь плит пола ногами. Но Валька, ловко подпрыгнув и зависнув рядом с ним, все же ухитрилась обнять старого приятеля.
      Дворецкий выразительно молчал и неодобрительно наблюдал за этой сценой.
      Валька обернулась к нему:
      – Эй, старина, чего надулся как сыч?
      Старый слуга наконец разжал тонкие губы:
      – Мадемуазель, вы знакомы с этими господами, явившимися в дом без приглашения?
      Валькирия фыркнула:
      – Знакома? Да я уже лет триста как терпеть не могу этого ученого сухаря! Знаешь, кто перед тобой? Роман Вилимович Брюс, сподвижник государя императора Петра Алексеевича, комендант Петропавловской крепости. Кстати, во время основания Петербурга эта должность фактически соответствовала посту коменданта города! А это, если я не ошибаюсь, Яков Вилимович Брюс, которому за подписание Ништадтского мира государь Петр Алексеевич пожаловал титул российского графа. Так что будь-ка попочтительней! Особы к нам залетели знатные! ВИП, как нынче принято говорить! Благородные люди прибыли с визитом в дом твоей хозяйки, а ты тут кислые рожи строишь!
      Выражение лица дворецкого тут же поменялось.
      – Господа! Счастлив приветствовать вас под крышей дома князей Оболенских. С вашего позволения, я отлучусь, чтобы доложить хозяйке о визите столь знатных особ.
      И дворецкий, демонстрируя безукоризненную осанку, покинул помещение людской. Валька подмигнула призракам: – Пусть докладывает, старый зануда! А мы, пока суд да дело, пропустим по стаканчику за встречу! Ну, Брюсик, со свиданьицем! Не забыл еще, как рюмочку опрокидывают?
      Призраки переглянулись, и Валька заметила, как один другому подмигнул. Интересно, что бы это значило?
 
      Маргариту разбудили громкие голоса, причем были они мужскими и довольно низкими и нисколько не походили на тенорок дворецкого, а ведь никаких других мужчин в этом доме не было.
      Вскочив с помпезного ложа и накинув халатик, Маргарита выскользнула в коридор, выводящий в одну из зал, анфилада которых тянулась к площадке лестницы (что и говорить, особняк тетушки теснотой не отличался). Откуда шел гул голосов, понять удалось не сразу – в просторном помещении с высокими потолками гуляло эхо, и казалось, что каждый звук доносится со всех сторон одновременно.
      Прислушавшись, Маргарита установила, что источник шума, скорее всего, находится внизу, где-то в районе кухни, людской и прочих «служб». Устремившись к лестнице, она столкнулась с тетушкой, величественно поднимавшейся по ступеням. Судя по виду хозяйки дома, ничего особенно страшного, вроде нашествия бандитов или революционных матросов, не случилось, хотя нахмуренные брови княжны свидетельствовали о крайнем недовольстве.
      – Что происходит, ма тант? – спросила Маргоша, чтобы внести в дело полную ясность.
      Губы тетушки искривились в язвительной улыбке.
      – Что там может происходить? Мадемуазель Хлёкк пьянствует с двумя офицерами! Увы, надо смотреть правде в глаза. А она заключается в том, что эта троица, развлекающаяся в нижних комнатах, пьяна в стельку. Честно говоря, подобного я и боялась, когда вынуждена была предложить этой особе, я имею в виду валькирию, гостеприимство.
      Маргарита почувствовала себя пристыженной – ведь это она привела в дом Вальку, не оправдавшую тетушкиных надежд. А вернее, оправдавшую ее худшие опасения…
      – Ма тант, я немедленно прекращу это безобразие! – заявила Маргоша. – Ваш дом – не место для попоек!
      Конечно, пообещать много проще, чем сделать! Ведь для этого придется ссориться с Валькой, чего не хотелось бы… И все же… Волей-неволей, но порой валькирию следует осадить, иначе она зарывается и забывает, что находится не в казарме.
      Тетушка повела рукой, словно намеревалась остановить Маргариту жестом.
      – Остынь, дитя мое. Нужно уметь быть терпеливой и снисходительной. С одной стороны, в дом пожаловали важные особы – Яков и Роман Брюсы… Надеюсь, тебе не нужно объяснять, кто они такие? Нельзя же указать на дверь людям из нашего круга, даже если они – призраки и явились в дом не совсем привычным образом. Впрочем, может быть, то, что они – призраки, как раз их и извиняет… Не будешь же требовать, чтобы привидения вели себя, как люди? А с другой стороны, в доме все-таки появились мужчины, к тому же – военные, отличающиеся отменной храбростью. В силу некоторых обстоятельств мне намного спокойнее ощущать себя под защитой этих господ. Я даже, грешным делом, предложила им задержаться в моем доме. Граф Яков прибыл из Москвы повидать брата, который покоится здесь, в Петербурге, на Комендантском кладбище Петропавловской крепости. Что ж, в самом деле, не на кладбище же Роману Вилимовичу принимать родственника?
      Маргарита растерялась. В противоречивых настроениях тетушки разобраться было непросто. Одно только радовало – с Валькой по поводу попойки объясняться, видимо, не придется. Если кого-то и следовало осадить, брать эту миссию на себя Маргоше все равно не очень хотелось – бесцеремонное осаживание друзей не относилось к числу ее любимых занятий. А раз тетушка примирилась с появлением Валькиных приятелей, это меняло дело…
      – В таком случае мне, вероятно, следует спуститься вниз и поприветствовать гостей? – уточнила Маргарита (никогда не угадаешь, что именно тетушка посчитает достойным для представительниц благородного семейства).
      Тетушка вновь повела рукой, предостерегая Маргариту от поспешных решений.
      – Я полагаю, бывают обстоятельства, от которых молодым дамам лучше держаться подальше. Сегодня неподходящий момент для знакомства, господа, как я упоминала, уже изрядно подшофе. Гости осведомлены, что ты почиваешь, и не будут держать на тебя обиду, душа моя. При иных обстоятельствах тебе, без сомнения, будет весьма интересно познакомиться с этими господами. Братья Брюсы – потомки шотландских королей, хотя и родились в Москве. У них было множество интересных встреч, путешествий и приключений, да к тому же Яков Брюс работал вместе с самим Ньютоном. Им есть о чем рассказать. А когда еще тебе доведется поговорить с человеком, лично знавшим Ньютона?
      Маргарита решила умолчать, что такие люди встречаются ей довольно часто. К примеру, ее близкий друг Роман Лунин, известный в магическом сообществе как дон Раймундо Луллий, испанский алхимик, начинавший карьеру в XIII веке при Арагонском дворе, но перешедший со временем на службу к английским королям, тоже хорошо знавал сэра Исаака Ньютона, как и многих других известных людей – за семьсот-то лет кого только не встретишь на жизненном пути!
      Яков Брюс, приближавшийся к трехсот сороковому юбилею, был вдвое моложе дона Раймундо. К тому же, так и не сумев создать философский камень и получить эликсир бессмертия, Яков давно пребывал в мире ином и являлся лишь в облике привидения, да и то изредка… А Раймундо жил себе и жил, пополняя свой круг общения и житейский опыт.
      Но рассказывать о Раймундо Маргарита не торопилась – неизвестно, как тетушка с ее представлениями о жизни отнесется к тому факту, что у Маргариты есть возлюбленный, к тому же – такой необычный? Лучше вообще не вылезать со всякими бестактными замечаниями по поводу сэра Ньютона, чтобы не спровоцировать ненужные дискуссии!
      А познакомиться с графом Брюсом и вправду интересно… Ведь именно его имя в качестве ближайшего сподвижника Петра упомянул даже Пушкин в «Полтаве»:
 
Сии птенцы гнезда Петрова —
В пременах жребия земного,
В трудах державства и войны
Его товарищи, сыны:
И Шереметев благородный,
И Брюс, и Боур, и Репнин…
 
      Если людей, лично знавших Ньютона, среди магов и чародеев хоть пруд пруди, то сподвижников Петра в нынешние времена так просто не встретишь. Их вообще осталось раз-два, и обчелся!
      Кстати о Пушкине… не помешает напомнить тетушке о давнем обещании рассказать мистическую историю, связанную с тропининским портретом солнца русской поэзии.
      Тетушка охотно откликнулась на расспросы Маргариты:
      – Хорошо, дорогая моя, я расскажу тебе это семейное предание. Но ты пообещай вернуться в свою спальню, лечь в постель и, как только я закончу рассказ, сразу уснуть. Время уже позднее, будем считать это сказкой на ночь.
      Тетушка явно считала Маргариту ребенком, о котором следует позаботиться. Впрочем, если принять во внимание разницу в возрасте, Маргоша и вправду должна была казаться своей тете юной и несмышленой особой – шутка сказать, и до сотни лет еще недотянула!

ГЛАВА 14

      Уложив Маргариту и заботливо подоткнув одеяло, тетушка уселась в кресло рядом с постелью и спросила:
      – Ты помнишь прижизненный портрет Пушкина кисти Василия Тропинина, который сейчас находится в Третьяковской галерее? Его называют «Портрет Пушкина в халате»…
      Маргарита кивнула. Хрестоматийный портрет Пушкина известен каждому, к тому же репродукции этого портрета вечно украшают школьные классы, институтские коридоры, залы библиотек, клубов, страницы учебников…
      – Сейчас трудно представить, что эта бесценная работа долгие годы считалась утраченной. Только в тысяча восемьсот шестидесятом году князь Михаил Оболенский, о котором мы с тобой недавно говорили, вернул в число национальных святынь спасенный им портрет. Предшествовала этому грустная история из тех, что так часто случаются в России… Пушкин позировал Тропинину в начале 1827 года. Портрет, выполненный художником, никто поначалу шедевром не считал и вообще не воспринимал всерьез. Пушкин подарил его своему приятелю Сергею Соболевскому, в доме которого на Собачьей площадке прожил несколько месяцев. Нечто вроде фото на память… Соболевский служил в Архиве министерства иностранных дел под началом князя Оболенского, и твой предок оказался осведомленным о прощальном подарке поэта. Но жизнь не стояла на месте. Соболевский собрался за границу, причем путешествие предполагалось длительным. Уезжая, он оставил свои главные ценности – портрет Пушкина и уникальную библиотеку – на сохранение еще одному из «архивных юношей», Ивану Киреевскому. Тот, будучи человеком легкомысленным, позже передал их историку Степану Шевыреву, все из той же дружеской компании. Некий художник попросил у Шевырева разрешение сделать копию портрета и в процессе работы подменил оригинал подделкой. И вот тут началась мистика. Бесценный портрет Пушкина бесследно исчез… Никто не знал о его судьбе ничего! Если бы его продали в чужие руки или передали в музей, был бы шанс отыскать хоть какие-то следы, но портрета не было нигде, и все расследования заходили в тупик. Вернувшийся в Россию Соболевский впал в отчаяние.
      Князь Оболенский, хорошо знавший многих персонажей этой детективной истории, естественно, оказался в курсе роковой пропажи. Несколько десятилетий судьба портрета была окутана тайной, но князь Михаил не опускал рук и использовал все способы розыска, которые только можно было учинить при помощи магии… Годы спустя портрет, грязный и запущенный, вероятно извлеченный с какого-то пыльного чердака, возник среди прочих товаров в одной из московских антикварных лавок. Говорили, что князь Оболенский узрел этот предмет внутренним взором и притянул его в лавку силой своего магнетизма.
      – Круто! – У Маргариты от восхищения вырвалось словечко, почерпнутое из словарного арсенала Вальки. Даже не успев договорить второй слог расхожего словца, Маргоша поняла, что тетушка будет недовольна подобным сленгом.
      Предчувствие не обмануло… Нотация чопорной родственницы не заставила себя ждать.
      – Марго, я бы попросила тебя никогда больше не употреблять подобных выражений, – заявила княжна. – Будь любезна последить за своей речью. Это ни на что не похоже. Таким арго не пользуются не только уважающие себя чародеи, но и просто воспитанные люди. В конце концов, ты отличаешься благородным происхождением, не забывай об этом и постарайся быть достойной своих предков.
      При свете ночника, наверное, было не так уж заметно, что Маргоша покраснела, но сама она почувствовала, как кровь приливает к лицу и стучит в висках. Легко ли исполнять роль Элизы Дуллитл, не умеющей выражаться, как настоящая леди? Особенно если исполнять эту роль приходится не на сцене самодеятельного театра, а в жизни?
      А тетушка, не вдаваясь в дальнейшие подробности недочетов Маргошиного воспитания, вернулась к теме разговора:
      – Ну а с портретом Пушкина после его мистического появления в антикварной лавке все было уже просто – князь выкупил полотно и привез его к себе на Арбат. Василий Тропинин, друживший с князем, подтвердил, что это тот самый давно потерянный портрет Пушкина в халате, который был создан при жизни поэта. Оболенский просил старого мастера реставрировать живопись, но Тропинин побоялся испортить то, что писалось «молодою рукой», и к тому же с натуры, и только почистил полотно… Но если бы не старания князя Михаила, потомки могли бы и не увидеть тропининский шедевр. Полагаю, это было бы большой потерей для нашей культуры. Ну все, дорогая, будем считать, что сказка на ночь тебе рассказана. А теперь пора спать.
 
      До ночи полнолуния, с которой были связаны тетушкины секреты, оставалось не так уж много времени. Маргарита была уверена, что ее командировка завершится прежде, чем луна войдет в полную фазу; но даты в командировочном удостоверении загадочным манером сами собой поменялись. Маргарита, верная своему правилу ничему не удивляться (хотя эта поездка давала немало поводов для удивления), совершенно спокойно отнеслась и к этому факту. Ну придется задержаться в Северной столице подольше, стало быть, так надо. Вообще-то в Петербурге было очень интересно и домой не хотелось.
      Правда, Валька, встретив старых приятелей, братьев Брюсов, теперь постоянно проводила время в их обществе. Компания старых друзей решила устроить ознакомительные экскурсии по городу, к основанию которого эксцентричные братья были в свое время причастны. В конце концов, Яков появлялся тут нечасто, а будучи в Санкт-Петербурге, не осмотреть город – это же чистый нонсенс!
      Вылетая из дома на первую экскурсию, братья долго в дорогу не собирались. Привидениям в этом отношении много проще, чем живым. Все свое ношу с собой, как говорится. А вот валькирия продумала свою экипировку в деталях и прихватила некоторые довольно странные на первый взгляд предметы. Например, саперную лопатку.
      – Что есть сие? – без обиняков осведомился старший Брюс.
      – Сие есть предмет замечательный и ко многой пользе годный, – пояснила Валька. – Малая саперная лопатка. Предназначается для отрытия индивидуальных окопов. И для всяких других нужд можно использовать… Как-нибудь покажу при случае. А сейчас – айда в город, робя!
      Для начала решено было произвести облет Петербурга по воздуху, чтобы насладиться видом открывающейся панорамы и прикинуть, насколько град Петров за прошедшие века расстроился. Для Вальки такие полеты были не в диковинку, Яков Брюс тоже нередко баловался левитацией, а вот Роман и при жизни летать не любил, и нынче это дело не жаловал, но, раз уж пошло такое веселье, компанию поддержал. Единственное, о чем следовало позаботиться, – создать эффект невидимости.
      – Ты, Яша, горожан-то не дразни! Не порхай тут, как фанера над Парижем. Скромнее надо быть. В Москве и по сию пору байки сказывают, как ты вкруг Сухаревой башни летал…
      Яков спорить не стал:
      – Ну летал, положим. Летал… Воля твоя, но это умение человеку не в укор. Кому оно дадено, тот и парит, а кому нет, тот пущай на земле сидит да в небо глядит…
      – Знаю, знаю, – отмахнулась Валька. – Рожденный ползать летать не может!
      – Это ты, матушка, хорошо сказанула! – восхитился Яков.
      – Да это не я сказанула, это Горький.
      – Какой такой горький-сладкий?
      – Да был один такой… Максим Горький. Певец максимально горькой жизни. Говорил, желаю изображать свинцовые мерзости и ничего более. Ну и доизображался… ладно, о Горьком мы потом потолкуем. Ну что, ребята, летим? От винта, как говорится!
      Братья переглянулись. При чем тут винт? Заговаривается Хлоя! То о горечи что-то несусветное ляпнет, то о Париже, то о винтах… И все ни к селу ни к городу! Что годы-то делают – хоть собой она баба и справная, красоту сберегла, а вот головой за долгие века скорбна стала!
      Впрочем, полет над городом быстро отвлек братьев и пустил их мысли в другое русло. Град Петров зело расширился, прежние его границы уже и определить было трудно. Правда, крыши оказались староваты, кровельное железо все ржавое и в заплатах, но это сути не меняло. Здесь и помимо крыш найдется на что посмотреть.
 
      Ужинать Маргарите и тетушке отныне все чаще приходилось вдвоем. После еды они переходили в гостиную, где пили чай и беседовали у камина. Мебель здесь была обтянута тканями в сиреневых тонах – как оказалось, лет сто с хвостиком назад императрица Александра Федоровна оформила в сиреневых тонах свой будуар в Царском Селе, после чего сиреневые тона в интерьере вошли в большую моду. Вообще, княжне было о чем рассказать…
      Вот и в этот раз Маргарита полагала, что тетушка предастся каким-нибудь занимательным воспоминаниям, но княжна неожиданно заявила, что Маргарите необходим «придворный наряд», и сшить его следует срочно…
      – Ма тант, если вы полагаете, что мне необходимо обзавестись нарядным платьем, я попытаюсь создать его при помощи чар. Помните, как фея-крестная наколдовала наряд для Золушки, перед тем как отправить ее на бал? У меня не такой уж большой опыт, но приличный наряд при помощи волшебной палочки я, наверное, наколдую.
      Тетушка поморщилась:
      – Опять колдовство? Ты, дитя мое, попала в настоящую зависимость от магического процесса. А это небезразлично для твоего душевного здоровья и общего самочувствия. Иногда отдаленный эффект от самого заурядного колдовства сказывается роковым образом… И предположить трудно, к чему приведет какая-нибудь сущая ерунда, если бездумно вмешиваться в естественное течение дел. Я лично давно не занимаюсь вульгарным колдовством при помощи палочки и тебе не советую. Это забава для слабых, изломанных людишек. Нечто сродни кокаину, которым сто лет назад так увлекалась богемная молодежь!
      Маргарита хотела было заметить, что наркотики – страшная проблема и в наши дни, к тому же теперь на борьбу с ними направлено гораздо больше сил, потому что люди наконец осознали суть этого зла, но промолчала. Просвещать тетушку по вопросам современных социальных проблем – дело неблагодарное. С одной стороны, уединившись от мира, княжна о многом не знает и знать не желает, а с другой… просвещение тетушки в практическом плане ничего не даст и только уведет разговор в сторону, затянув его до бесконечности.
      – А что касается наряда, – продолжала между тем тетушка, – запомни: в важных, судьбоносных случаях ты должна бытьпрекрасно одета! Именно быть,а не казаться!
      Маргарита задумалась. Вообще-то она терпеть не могла всяких дилетантских философствований по вопросам осмысления жизненных проблем. Но фраза: «Именно быть,а не казаться!» – в устах княжны звучала особенно странно.
      Ведь всего того, что их в данный момент окружало – и этого камина, украшенного резным мрамором, и наборного паркета, и кресел, обитых шелком в мелких розочках, и вазы с пионами, – фактически не было,хотя вещи казалисьвполне материальными, и ими можно было воспользоваться. Но старый особняк Оболенских на самом-то деле давно превратился в руины, и на месте этой уютной гостиной случайный человек, попавший в этот дом без приглашения, наверняка увидит лишь некое мрачное помещение с осыпавшейся штукатуркой, выбитыми окнами и провалившимися перекрытиями. А Маргоше эти руины кажутся почти дворцом…
      Или, наоборот, дворец кажется руинами… Хотя тетушка ведь уверяла, что этого дома фактически нет. Но при этом она сама говорила: «Согласись, сейчас ты ощущаешь себя вполне комфортно и уютно, и по твоим субъективным ощущениям и дом, и вся его обстановка есть».
      Значит, естьто, чего нет?Так что же это, как не колдовство?
      Однако дискуссию по вопросу колдовства тетушка решительно пресекла:
      – В колдовстве чаще всего нет никакой нужды. Я не колдую, я просто исполняю свою волю. Надо уметь заставлять окружающую действительность изменяться по твоему желанию. Хотя бы в каком-то небольшом, локальном сегменте. Сознание настоящего мага превыше материальных законов. Сильной личности никакие заклинания, котлы с зельем и волшебные палочки не нужны. Надеюсь, со временем ты это поймешь. Но запомни: следует проявлять большую осторожность, когда произносишь слово «хочу»! Желания сбываются, и, увы, не всегда это приводит к добру.
      Встав с кресла, тетушка дала понять внучатой племяннице, что разговор закончен. Но прежде чем величественно покинуть комнату, она заметила:
      – Тебе пора переодеться, ма шер. У нас сегодня будет важная гостья. Я пригласила мадам Ламанову.
      Мадам Ламанову? Маргарите показалось, что она ослышалась. Хотя фамилия была довольно редкой и ошибиться было трудно. По работе Маргоше часто доводилось составлять биографические справки о самых разных людях, и множество разнообразных сведений застревали при этом в памяти.
      – Неужели вы говорите о Надежде Петровне Ламановой? – осторожно осведомилась она.
      – Именно, – подтвердила тетушка, воздержавшись, впрочем, от дальнейших комментариев.
      Надежда Петровна Ламанова была знаменитой дамой-кутюрье в дореволюционной России. Впрочем, тогда ее чаще называли на российский манер «моделисткой», а не кутюрье, но Ламанова выделялась из общего ряда модных портних. Она обшивала очень важных персон, в том числе – царскую семью, и была удостоена права именоваться «поставщиком Двора Его Императорского Величества».Российские дамы, от самых знатных аристократок до жен богатейших промышленников и популярных актрис, почитали за великую честь и милость, если Надежда Петровна соглашалась сшить им платье в своем салоне. Хотя процесс создания наряда от Ламановой был для клиентки утомительным…
      Прежде чем начать работу, мадам внимательно изучала облик заказчицы, а потом долго прикладывала куски ткани к ее фигуре, вдохновенно колдуя над складками шелка, бархата, тафты, кружевами и лентами. Да, именно – колдуя! Все были уверены, что без волшебства в этом деле не обходилось. Как иначе можно было заставить простой отрез ткани слушаться приказов мадам и превращаться в нечто чудесное, следуя прихотливым извивам ее фантазии?
      Будущий шедевр скалывался булавками прямо на модели, и, когда измученная клиентка начинала походить на большой кокон из ткани, эту заготовку осторожно снимали и отдавали закройщицам. Платья получались уникальными и стоили дорого, но все главные модницы Российской империи стремились шить у Ламановой…
      Неужели та самая? Но ведь… Она, как известно, умерла в более чем солидном возрасте, успев дожить до начала Отечественной войны. Хотя-удивляться ведь ничему не приходится.
      И все же Маргарита не удержалась, чтобы не уточнить:
      – Ма тант, вы имеете в виду знаменитого модельера?
      – Модельера? – Тетушка удивилась. – В наше время Ламанову называли моделисткой. Она все-таки дама, зачем же говорить о ней в мужском роде? А ты что, знакома с Надеждой Петровной?
      Маргарита промолчала. Как-то неловко было объяснять, что Ламанова скончалась в 1941 году, задолго до того, как Маргарита появилась на свет. Они разминулись на несколько десятилетий. Впрочем, тетушка говорит об этой даме так, словно она до сих пор жива… И лучше своевольной родственнице не перечить!
      – А разве мадам Ламанова обитает не в Москве? – Маргарита придумала такой вопрос, который не должен был бы вызвать у княжны раздражение – вроде бы продолжение светской болтовни о том о сем… Но если тетушка в своей обычной манере даст развернутый ответ, ситуация может немного проясниться. Княжна вполне оправдала ожидания:
      – Ламанова и прежде жила, что называется, на два города – с тех пор как в тысяча восемьсот девяносто шестом году молодая императрица Александра Федоровна посетила ее мастерскую и свела с Надеждой Петровной доброе знакомство, мадам сочла необходимым открыть собственный салон и в Петербурге. В двадцатом веке, в силу известных событий, обстановка в Москве становилась для Ламановой все более и более неприятной. После того, что бедняжке довелось испытать в сорок первом году, она вообще сочла за лучшее покинуть этот мир и является сюда лишь в исключительных случаях… Надеюсь, наш с тобой случай она сочтет именно исключительным и поможет тебе не ударить лицом в грязь. Ну все, дорогая моя, мы слишком заболтались. Пора привести себя в порядок. У Надежды Петровны настолько развито эстетическое чувство, что предстать перед ней в образе замарашки я никому не посоветовала бы.
      Тетушка снова шагнула к двери и тут же снова остановилась, чтобы сказать то, что, судя по всему, давалось ей непросто:
      – Не знаю, удобно ли попросить твою валькирию, чтобы она под благовидным предлогом увела куда-нибудь из дома этих буйных Брюсов? Они, конечно, люди славные, мужественные, но, пардон, во всех смыслах – представители своего века, если ты понимаешь, о чем я… Люди Петровской эпохи отличаются от людей декаданса, как грубая рогожка от point de Venise!
      Маргарита, никогда прежде не владевшая французским, каким-то внутренним чувством поняла, что тетушка упомянула венецианские кружева… Да уж, отличие и вправду бросалось в глаза – люди Петровской эпохи создали из сонного Московского царства мощную империю, а люди декаданса с их утонченными чувствами сумели лишь потерять то, что было оставлено им в наследство предками… Но язык снова пришлось прикусить – раз велено привести себя в порядок, стало быть, нужно привести. А на это тоже требуются время и силы.
 
      Валька вернулась из города, нагруженная каким-то грязным мешком (рогожа мешка уж точно сильно отличалась от point de Venise), и гордо поставила его на столик в гостиной. Антикварный одноногий столик маркетри жалобно скрипнул, но выдержал доверенную ему тяжесть.
      Княжна в ожидании объяснений скорбно уставилась на предмет, вносивший дисгармонию в утонченный интерьер. Но усталая валькирия, упав в кресло, молчала.
      – Что это такое, милочка? – не выдержала княжна. – Нам было бы весьма интересно узнать…
      – Да вот… Мальчики откопать помогли, – невнятно буркнула Валька. – Пригодилась саперная лопаточка-то!
      – Я спрашиваю – что это? – повторила княжна.
      – О, – валькирия закатила глаза, давая понять, что содержимое мешка – просто высший класс. – Долежал-таки, родненький, дождался меня. В тыща девятьсот четырнадцатом году в тайнике припрятала, и все недосуг забрать было.
      Валька открыла свой мешок, и все увидели, что внутри скрывается ларец – кованый и, судя по всему, очень тяжелый. Ларец был весь в пыли и паутине. Как следует очистить свою находку Валька то ли не успела, то ли не сочла нужным, тем более что главное скрывалось внутри ларца. Маргарита, давно почувствовавшая вкус к тайнам, не смогла скрыть своего любопытства, как и тетушка: