Время давно перевалило за полночь, и лишь редкие окна домов на продуваемом всеми ветрами Ленинградском шоссе продолжали светиться. Ночная жизнь Москвы ощущалась здесь не так явно, как в центре, где-нибудь на вечно не спящей Тверской, в сторону которой убегали по асфальтовой полосе одинокие автомобили.

Но и на окраине спали еще не все жители стоящего на отшибе микрорайона. Кто-то гулял с собакой, кто-то возвращался со свидания, кто-то торопился в ночной магазин (потому что как всегда неожиданно кончился хлеб, а хотелось бы приготовить к позднему футбольному матчу бутерброды под пивко)…

Никто из этих людей, занятых своими повседневными делами, конечно же не следил за тем, что происходит на плоской крыше шестнадцатиэтажной башни. Да и не разглядеть это было снизу в ночной темноте.

А на крыше копошился крошечный старичок в ватнике, снимая криво сбитые деревянные щиты с какого-то агрегата. Наверное, сотрудник РЭУ приводил в готовность некое техническое устройство. Такие хлопоты из-за внезапной бытовой аварии – дело обычное. Может быть, в многоквартирном доме что-то стряслось с коммуникациями?

Но старичок освободил из-под щитов нечто, напоминающее старинный телескоп и мало пригодное для устранения аварий, и с усилием, преодолевая порывы ветра, развернул громоздкий прибор, припав к окулярам, чтобы разглядеть звезды. Можно было подумать, что шустрый старичок – любитель астрономии и вышел к ночи на крышу, чтобы полюбоваться на какое-нибудь загадочное явление в звездном небе. Может быть, ожидалось затмение Луны или звезда Альфа в созвездии Центавра вела себя нынче необычным образом?

Но старый звездочет считал себя вовсе не астрономом, а астрологом и полагал, что звезды способны открыть тайны человеческих судеб. В данный момент его интересовала грядущая жизнь одной молодой женщины, с которой он даже не был знаком, но надеялся вскоре познакомиться. По просьбе некоей весьма влиятельной особы старик составлял космограмму, в которой намеревался отразить все предначертанные роком события, ожидающие юную даму…

– Так-так… – пробормотал он вскоре. – Весьма интересно. Весьма. Эк ведь, как оно все складывается… Встреча состоится! Да-да, состоится, без всякого сомнения. И она близка. Что ж, придется привыкать к переменам…

И дедок снова замаскировал под неопределенный хозяйственный объект свой телескоп, стоявший у вентиляционной трубы рядом со старой бетономешалкой, примотанной к трубе цепью. Крышу дома, обнесенную высокими бортами, вообще использовали как хозяйственный двор.

ГЛАВА 1

Здание суда, бывшее в незапамятные времена, лет сто назад, престижной женской гимназией и сохранившее в силу этого некоторое благородство фасада, выходило в старинный переулок, давным-давно разрушенный и перестроенный до такой степени, что уже и очертания его утратились и казалось, что это лишь бессмысленное нагромождение зданий и дорога между ними, ведущая из ниоткуда в никуда.

Маргарита обогнула случайно уцелевший квартал старой застройки с ампирным особнячком, растерянно глядевшим низкими окнами на своих многоэтажных соседей, и вышла на набережную Москвы-реки.

Впрочем, собственно набережная, с гранитными парапетами, тротуаром и речной водой, плещущей в выложенный камнем берег, была где-то далеко внизу. А тут, над рекой, на высоком холме, поросшем зеленой травкой, устроили нечто вроде скверика – разбили газоны, проложили дорожки и даже поставили пару лавочек, с которых открывался впечатляющий вид на противоположный берег. Благородное, дореволюционной архитектуры здание Киевского вокзала со знаменитой башенкой, фонтан, украшенный суперсовременной скульптурой из никелированных труб (устроители клялись, что эта конструкция символизирует «Похищение Европы»), сверкающий фасад дорогой гостиницы (одного из совладельцев которой, по слухам, уже застрелили на крыльце собственного дома в период передела собственности)… Пешеходный мост, закрытый стеклянным куполом, играл на солнце всеми своими гранями, вдалеке плыл над рекой шпиль университета, а с другой стороны, за Бородинским мостом, отливал рафинадными боками Белый дом. Если бы не две безобразные трубы, торчащие на Бережковской набережной, открывавшаяся панорама была бы просто замечательной…

Но Маргарита водила глазами по родному московскому пейзажу, не замечая никаких красот. Она только что, вот сейчас, в здании Хамовнического суда, развелась с мужем, и теперь ей было о чем подумать, кроме архитектурно-ландшафтных изысков.

Что ж, омерзительная процедура развода и раздела имущества завершилась. Квартиру сохранить удалось, дачей пришлось пожертвовать, но это не самая страшная из потерь… Маргарита уже привыкла, что постоянно чего-то лишается. Сперва из ее жизни исчезли друзья мужа, осыпавшие Марго комплиментами и любившие устраивать в их с Игорем доме веселые застолья, – просто вдруг, в один день, все как-то враз перестали приходить и даже звонить. Потом из дома исчезли деньги – их почему-то перестало хватать даже на самое необходимое. Потом стал исчезать муж, медленно, постепенно, проводя с женой все меньше и меньше времени, пока не исчез из ее жизни окончательно…

Впрочем, как раз окончательно он все-таки не исчез – нет-нет и появлялся, чтобы унести что-нибудь из вещей, на что, как полагал, имел полное право. Из дома исчезал то телевизор, то сервиз, то торшер, то теплый плед, и квартира приобретала все более и более аскетичный вид.

Марго решила, что разумнее махнуть на все рукой. Не биться же насмерть за каждую кастрюлю или электроприбор с бывшим любимым человеком (неприятное слово – «бывший», ведь всего каких-то полгода назад Маргоша, несчастная дурочка, пребывала в уверенности, что ее брак близок к идеалу). Если Игорю нужна кастрюля, но не нужна Маргарита, с этим, увы, ничего не поделаешь.

Только квартиру, оставленную ей отцом и матерью, она уступать не собиралась. И, можно сказать, битва выиграна. Муж, окончательно переставший с сего дня быть мужем, обещал обжаловать решение суда, но адвокат утверждал, что шансов у него почти нет.

М-да, битва выиграна… и что же дальше? Маргарите двадцать восемь лет, уже и тридцатник не за горами. Возраст вполне зрелый – а чего она добилась? Одинокая женщина, если не сказать «брошенная», ни семьи, ни ребенка, ни близких, ни престижной работы, ни интересного дела… И что ее ждет? Будет теперь возвращаться вечерами в пустую квартиру, чтобы посмотреть очередной дурацкий сериал или почитать библиотечную книгу о жгучей латиноамериканской любви. А ее единственным верным другом станет холодильник, услужливо предлагающий то бутербродик; то пирожное и нашептывающий, что никому не нужной одинокой женщине хорошая фигура вовсе ни к чему и глупо отказываться от последних мелких радостей в этой унылой жизни.

И тут перед Маргаритой, погрузившейся в неприятные раздумья, прошла, нет, не прошла, скорее прошествовала, старушка. Впрочем, слово «старушка» как-то не подходило к этой особе, несмотря на весьма солидный возраст. Скорее ее можно было назвать пожилой дамой. Дама была элегантной и ухоженной до кончиков ногтей, а на голове у нее красовалась потрясающая шляпа. В таких безукоризненных по фасону головных уборах обычно щеголяет английская королева, а здесь, в Москве, в районе Плющихи, такая шляпка – большая редкость…

Хотя как знать, может быть, у респектабельной пожилой леди и королевы Елизаветы и вправду одна модистка – по нынешним временам ничего невероятного в таком предположении быть не может. Вдруг здесь гуляет любимая теща какого-нибудь олигарха, который проживает в Лондоне и, чтобы побаловать «дорогую мамулю», присылает ей посылочки с изысканными шляпками, шотландским виски, настоящим английским кексом и чаем «Эрл Грей»…

Но если Марго обратила внимание прежде всего на шляпку, а потом уж на пожилую даму, то дама, неизвестно почему, тоже задержала на одинокой страдалице взгляд, хотя никаких изысканных головных уборов на Маргоше не наблюдалось.

– Не надо плакать, деточка, – мягко произнесла она. – Ведь ничего страшного не случилось.

Марго удивленно дотронулась до своей щеки. Щека была мокрой. Надо же, и сама не заметила, как пустилась в слезы… А дама разразилась следующей загадочной сентенцией:

– В жизни часто приходится терять нечто нужное. Но это вовсе не повод для отчаяния: вскоре это «нечто» может оказаться не просто ненужным, но даже совершенно лишним. И поверьте моему опыту, дорогая, юность быстротечна, но зрелого возраста бояться не стоит, зрелый возраст нередко бывает самым интересным периодом в жизни. Тридцать лет – восхитительный возраст для женщины!

Легонько похлопав Маргариту по плечу, леди в роскошной шляпке удалилась в сторону Смоленской улицы. А Марго осталась сидеть на лавочке. Только мысли ее теперь приняли совсем другое направление.

Интересно, эта дама случайно угадала, что надо сказать в нелегкий момент, чтобы попасть в точку, или Марго, задумавшись, разговаривала сама с собой вслух, а сердобольная старушка ее слова услышала? Нет, скорее всего она присутствовала в зале суда, где несчастной Маргарите, было, увы, не до того, чтобы разглядывать публику. Одинокие люди часто скрашивают себе жизнь любопытством, пытаясь прикоснуться к чужим бедам, а уж судебные заседания, где нешуточные страсти бушуют, для них слаще мексиканских сериалов. Спасибо, что хоть пожалела, а не буркнула: «Так тебе, дуре, и надо…» Мудрая старушка.

Вот была бы у Маргариты такая бабушка… которая могла бы выслушать, пожалеть, сказать какие-нибудь правильные утешительные слова. Сейчас Маргарита пришла бы к ней с судебного заседания, измотанная, уставшая, еле сдерживая слезы, и рассказала, как ей плохо, как тяжело и обидно, а бабушка напоила бы чаем, уложила на диван, укрыла пледом и пошептала на ушко: «Не надо плакать, деточка. Ведь ничего страшного не случилось».

Жаль, что бабушка с маминой стороны давно умерла. Она-то как раз принимала все дела и проблемы Маргариты близко к сердцу. А вторую бабушку, отцову мать, Маргарита никогда и не знала… Какая-то ссора произошла в семье давным-давно – то ли сын разругался с матерью из-за того, что та не приняла невестку, то ли невестка наговорила чего-то свекрови, но бабушка в их доме с тех пор никогда не появлялась и даже на внучку, названную в ее честь, не пришла взглянуть.

Ну что ж, в конце концов, это все дело прошлое. Родителей уже нет в живых, а Маргарита перед незнакомой бабушкой ни в чем не виновата. Если старушка до сих пор жива, то уже, наверное, пребывает в более чем преклонном возрасте и нуждается в помощи. Одинокая старость с болезнями, немощью и беспомощностью – дело еще более неприятное, чем одинокий средний возраст, когда просто хочется быть кому-то нужным. Вдруг бабуля обрадуется встрече с внучкой? Вдруг два одиноких человека смогут друг другу помочь?

Маргарита направилась домой в твердой решимости разыскать бабушку. Если еще не поздно, конечно. Отцу было пятьдесят восемь лет, когда он умер, а случилось это четыре года назад. Мать должна быть хотя бы лет на восемнадцать-двадцать старше своего сына (легенд о том, что бабушка, согрешив, родила в школьном возрасте, в семье не сохранилось), и стало быть, ей теперь уже за восемьдесят… Возраст серьезный.

Но тем более надо постараться отыскать старушку – если она и вправду жива и из-за собственной гордости и старых обид осталась в одиночестве, появление взрослой внучки может ее только порадовать. Хоть будет кому в аптеку сходить и по хозяйству помочь.

Дома, в ящике старой «хельги», полученной в наследство от другой, известной и любимой бабушки (вот почему с этой видавшей виды рухлядью, некогда произведенной в исчезнувшей с карты мира стране ГДР, было так тяжело расстаться – все-таки памятная семейная вещь), Маргарита нашла коробку из-под печенья «Мечта». Сюда она сложила когда-то все папины бумажки – разнообразные удостоверения, дипломы, справки, записные книжки. В выцветшем отцовском свидетельстве о рождении в графе «мать» была указана Маргарита Стефановна Горынская. О, Стефановна – это вам не хухры-мухры, не Епифановна какая-нибудь (наконец-то Маргоша удосужилась узнать отчество бабушки Маргариты, и оно нисколько не разочаровало!). В графе «отец» стояло – Петр Ильич Оболенский. Странно, но ребенка записали на фамилию матери, а не отца.

Видимо, с аристократической фамилией Оболенских в те годы жить было трудновато… Зато теперь Маргарите такая изысканная фамилия пришлась бы очень даже впору. А то, из принципа вернув после развода свою девичью, она сразу подумала, что вновь для всех друзей станет Горынычем. Ритка Горыныч, Змей Горыныч или просто Змей – с такими прозвищами Маргоша прожила почти всю свою жизнь. А разве они хоть чуть-чуть соответствуют ее сущности?

Установить прежний адрес отца, порывшись в его бумагах, не составило большого труда. Там, где когда-то жила мадам Горынская с сыном (а может статься, и до сих пор проживает в гордом одиночестве), как раз и следовало начинать поиски. Оказалось, это совсем недалеко – в Гагаринском переулке.

Надо же, такие близкие родственники жили буквально в двух шагах друг от друга и при этом практически не общались. Во всяком случае бабушка порога квартиры собственного сына никогда не переступала. Странные люди Маргошины родичи!

ГЛАВА 2

Подъезд дома в Гагаринском был закрыт на кодовый замок. Маргарите пришлось потоптаться у подъезда минут пятнадцать, пока какая-то тетка не вышла из дверей, не оглядела незваную посетительницу и не осведомилась строго:

– А вы, девушка, собственно, к кому?

– Здесь прежде жила Маргарита Стефановна Горынская… в третьей квартире, – начала Марго, при1 кинув, что тетке лет шестьдесят и если она проживает в этом доме давно, то вполне может знать бабушку. Такие тетки обычно всех соседей знают и помнят годами и десятилетиями. Тетка не обманула ожиданий.

– Почему прежде? Она и теперь здесь живет! Так ты к Стефановне? Батюшки-светы! То-то она мне давеча говорила – внучку, дескать, жду со дня на день. А ты не Виктора, часом, дочка будешь? Ну да, ну да, похожа на папку, вылитый Витек, копия просто. Мы с отцом твоим в одном классе когда-то учились. А потом, как школу закончили, он от матери своей ушел и больше сюда ни ногой. Слышно было, женился со временем, к жене переехал, ребенка завел… Тебя, стало быть.

– Папа четыре года назад умер, – перебила ее Маргарита. – А бабушка…

Но тетка не слушала:

– Вот так раз, Витек умер! Ну надо же! А я-то его пацаном еще помню, за одной партой сидели, за косы меня, бывало, дергал, Змей Горыныч… Ой, что жизнь делает! Ведь молодой еще мужчина, в сущности! Думаю, что же это он к матери носа не кажет, бросили старуху совсем. Обиды можно бы и забыть за давностью-то лет. А его уже прибрал Господь… Вот оно как, мать-то сына пережила, да так и не простила! Ну, это, милая, ваше дело, семейное, со стороны соваться нечего. Иди уж, порадуй бабушку. Внученька родная нашлась! А то к ней только чужие люди шастают, а по нынешним временам сама знаешь, как доверять чужим-то. Обведут бабку вокруг пальца. А Стефановна, она из зажиточных, и квартира опять же в центре… Конечно, лучше уж родне все оставить, внученьке, кровиночке, чем чужим-то. Иди-иди, не бойся.

Маргоше не приходило в голову, что ее порыв со стороны может показаться меркантильной охотой за наследством, и она даже не нашлась, что бы сказать отцовой однокласснице в ответ. А та уже отправилась по своим делам, никакого ответа и не дожидаясь.

По мраморной лестнице с затейливыми витыми перилами Марго поднялась на второй этаж. У дубовой двери квартиры номер три был прикручен старинный звонок, украшенный медной птичьей лапкой. Наверное, сохранился с тех далеких времен, когда был построен этот старый московский дом. Даже странно, что такие места еще уцелели…

Марго повернула лапку – и за дверью разнеслась мелодичная трель. Ну и кто ей сейчас откроет двери? Какой она окажется, эта загадочная бабушка? Вот и пришел момент испытать собственное великодушие на прочность.

Замок тут же щелкнул – вопреки московскому обыкновению, никто не поинтересовался, что за гость пожаловал в дом, прежде чем распахивать двери. На пороге стояла пожилая дама с очень знакомым лицом.

– Ну наконец-то, – с легким упреком произнесла она, словно Маргарита договорилась с ней о встрече и позволила себе опоздать. – Проходи, внученька. Давно тебя жду.

Марго шагнула в дверной проем и еще раз внимательно посмотрела на свою бабушку (а это явно была хозяйка квартиры, Маргарита Стефановна Горынская собственной персоной, сомневаться не приходилось). Узнать в ней даму в королевской шляпке, ту, что утешала Маргошу после злосчастного суда, было несложно. Странное совпадение. Но о чем оно говорит? Да, скорее всего, ни о чем. Москва – город тесный.

Квартира у бабушки была очень красивой, как бывает в старых, благородной архитектуры домах: высокие потолки с лепным бордюром, эркер, уставленный цветами, даже мраморный камин сохранился. Неужели в доме так никогда и не делали капитальный ремонт с заменой перекрытий – при таком глобальном катаклизме обычно вытряхивали всю начинку дома полностью (включая и коренных жильцов с их пожитками) и перестраивали жилища за старым фасадом по убогому современному образцу.

Но бабушкина квартира явно не была тронута подобными веяниями и сохраняла уют и очарование старомосковских обиталищ. Мебель тоже была под стать этому дому (насколько могла судить Маргарита): карельская береза начала XX века, изящный русский модерн, причем в прекрасном состоянии. Но что больше всего удивило Маргошу, так это ее собственные портреты и фотографии, расставленные и развешанные там и сям.

Вот двухлетняя девочка с мишкой, вот первоклассница с букетом и большими белыми бантами на «хвостиках»; вот Маргоша на катке, на даче в панамке, на море в купальнике и с надувным крокодилом; вот семнадцатилетняя кокетка в первом взрослом макияже; вот вручение приза школьной олимпиады, аттестата зрелости, институтского диплома; даже свадебная фотография здесь нашлась – на каминной полке в красивой рамке под стеклом… Похоже, бабушка все-таки не была полностью равнодушна к жизни своей внучки, а отец, несмотря на ссору, снабжал ее Маргошиными фотографиями, иначе откуда они здесь взялись бы.

Через полчаса женщины сидели за столом, сервированным к чаю. Перед каждой стояла полная чашка ароматного, заваренного на травах чая, но к нему никто не прикасался – бабушка и внучка, прежде толком и не знакомые, не переставая, разговаривали обо всем на свете и на такое прозаическое занятие, как чаепитие, просто не могли отвлечься.

– Как жаль, что мы не подружились раньше и ничего друг о друге не знали, – говорила Маргарита.

– Ну дружить со мной сложно, дорогая моя, это не каждому удается. А что ничего друг о друге не знали, тут ты не права. Я по крайней мере всегда интересовалась твоими делами. И помогала, когда нужно было.

– Неужели?! – удивилась Марго.

Может быть, бабушка и не во всем приврала – фотографий на стенах дома явно свидетельствовали о некотором интересе к внучке. Но вот насчет помощи… Это, мягко говоря, явное художественное преувеличение.

– Помнишь, как ты недобрала один балл, чтобы пройти в институт по конкурсу, и думала, что провалилась? – спросила вдруг бабушка. – А через три дня вывесили дополнительные списки, в которых ты нашла свою фамилию. А помнишь, как твой дом собирались продать богатому инвестору, чтобы он переоборудовал его в гостиницу, а всех жильцов переселил в Бибирево? А потом вдруг, ни с того ни с сего, инвестор отказался от этого проекта и о выгодной покупке дома в центре Москвы «забыл»? А когда у тебя, прости за напоминание, не было денег на свадьбу и ты, разбирая антресоли, к собственному удивлению, нашла в старом цветочном горшке спрятанную пачку долларов?

– Да, – растерянно прошептала Маргарита, которой и в голову никогда не приходило, что кто-нибудь может знать о подобных событиях и тем более влиять на них. – Я думала, это была тайная заначка моей – бабушки. Той бабушки, другой, покойной…

Все это прозвучало ужасно глупо, и Маргоша предпочла замолчать. Если хоть на секунду задуматься, версия дурацкая – откуда у пенсионерки взялись лишние баксы? Но Марго тогда от радости ни о чем не задумалась.

– Да, это был подарок к твоей свадьбе от бабушки, только не от покойной бабушки, а от живой, – строго уточнила Маргарита Стефановна. – Мне твой жених, признаться, никогда не нравился, так себе молодой человек. Но свадьба есть свадьба. Я не могла допустить, чтобы мою единственную внучку выпихнули замуж кое-как, в подержанном платье из вторых рук…

У Маргоши в голове тут же запрыгали скептические мысли: неужели бабуля прокралась к ним в дом, залезла на антресоли, спрятала там в глубине темной полки в глиняном горшке деньги, которые могли бы не найтись и до сих пор? Ведь это чистая случайность, что Маргоша вспомнила об убранных туда в незапамятные времена горшках и решила посадить в них пару фиалок, хотя перед свадьбой было вовсе и не до пересадки цветов…

А бабушка рассказывала уже о чем-то совершенно непонятном:

– Ты с мужем три года назад отдыхала в Сочи. Помнишь? Вы собирались вылететь в Москву двадцать пятого августа. А с билетами на конец августа на юге традиционно дело швах. Вы чуть ли не с ночи стояли в очереди в кассу, а билетов вам все равно не хватило.

Действительно, Марго простояла с трех часов ночи до двенадцати дня, а потом какой-то толстый дядька бесцеремонно влез прямо перед ней и купил два последних билета на Москву. Пришлось трястись поездом, да еще и в плацкартном вагоне… Но откуда об этом известно бабушке? Неужели она тоже была тогда в Сочи где-то рядом с ними и даже не назвалась?

– А ты помнишь, что было двадцать пятого августа?

Да уж, такое забыть тяжело. Утром перед отъездом Марго решила последний раз сходить на пляж. Лежа на деревянном топчане, она смотрела, как в небе набирал высоту взлетевший с адлерского аэродрома самолет. Маргоша и сама предпочитала покидать курорт воздушным путем и теперь завидовала тем, кто оказался удачливее. Ей был хорошо знаком и всегда нравился этот момент расставания с Сочи, когда лайнер летит над морем вдоль берега и из иллюминаторов пассажирам как на картинке видны пляжи, и полоса Курортного проспекта с крошечными автомобильчиками, и кубики санаторных корпусов, и можно даже разглядеть свое бывшее окошко или балкон. А потом самолет поднимается все выше и выше, а оставшийся внизу город быстро тает в дымке…

Марго думала, что и она могла бы сейчас сидеть там, во вместительном брюхе «Ила», и любоваться на оставленный сочинский пейзаж, предвкушая скорую встречу с Москвой, но ей вот не повезло. Придется сесть в набитый людьми, шумный, грязноватый, прогретый южным солнцем вагон и неспешно двигаться по длинному пути, выматывающему силы и нервы.

И вдруг… самолет, уже успевший набрать высоту, на секунду замер и стал медленно-медленно падать в море. Казалось, время тоже замерло и падение это длится бесконечно. Маргоша приподнялась с топчана и, прикрывая глаза ладонью от слепящего солнца, с ужасом уставилась на самолет – ведь в нем были люди! И эти люди уже были обречены, и как им помочь, что сделать в эти секунды, никто не знал… Где-то вдалеке взмыл столб брызг и водяной пыли, и снова перед ней лишь синее, безмятежное море. Вокруг закричали, заметались, уже весь пляж вскочил на ноги, а Марго снова и совершенно отчетливо осознала, что вполне могла сейчас быть в самолете… То есть уже просто не быть, перейдя в вечное небытие.

– Вы хотите сказать, что каким-то образом вмешались в ход событий? – поинтересовалась она у бабушки.

– Именно, дорогая моя. У меня не было должной силы, чтобы предотвратить катастрофу и спасти всех этих несчастных, но остановить тебя, сделать так, чтобы ты не попала на обреченный рейс, я смогла.

– Но это же невозможно! – воскликнула Марго, в волнении отпив одним глотком полчашки остывшего чая.

– Очень даже возможно, просто тебе, дитя мое, это пока непонятно. Скажи, ты что, совсем не веришь в паранормальные способности некоторых личностей?

– В вопросах паранормального я агностик. Я верю только в то, что могу попробовать своими руками, – усмехнулась Марго, решившая блеснуть интеллектуальной формулировкой.

Бабуля посмотрела на нее со скрытым упреком, как на несмышленого ребенка, болтающего страшную чушь. Старушка, видимо, как многие теперь, увлекалась мистикой. Что ж, не самое нелепое хобби; бабушка-мистик – это даже забавно.

– Разумный подход, деточка, – произнесла бабушка после долгой паузы. – Тебе многое придется «попробовать» своими руками. Я намерена передать тебе свою силу, свою власть и свои тайные знания.

Эге, бабушка-то воображает себя колдуньей! Что ж, в ее возрасте некоторые странности объяснимы. Внешне она выглядит очень неплохо, ни за что не скажешь, что перешагнула порог восьмидесятилетия, но вот голова, похоже, слабеет…

– Ты о глупостях-то не думай, – тут же цыкнула на Маргошу бабушка, словно прочла ее мысли. – Диву даешься, до какой степени примитивно мыслящая молодежь у нас выросла!

Да уж, порассуждать о недостатках современных поколений любят все бабушки на свете… Но Маргоше вовсе не хотелось предстать в бабушкиных глазах воплощением всех пороков нынешнего века. Вовсе не для того она решилась разыскать Маргариту Стефановну.

– Простите, – извинилась Маргарита-младшая, словно сказала какую-то бестактность. – Я не хотела вас обидеть.

– Ладно, дитя мое, для тебя извинительно. От неожиданности люди еще и не такое творят. Но раз уж ты считаешь себя агностиком, придется дать тебе возможность приобщиться к чудесному. Я ведь, повторяю, намерена передать тебе свои тайные знания. А ты должна осознать, что это за дар такой. Магическую силу человек принимает сознательно и по доброй воле. Так что смотри, учись и примеряй на себя – понравится ли. Давай-ка для пробы что-нибудь простенькое наколдуем.

Наколдуем? О господи! Несмотря на все бабушкины откровения, Марго по-прежнему казалось, что это всего лишь безобидные чудачества милой старушки. Ну пусть поиграет в чародейство и волшебство, если уж такая блажь пришла. И все же, когда поступило неожиданное предложение «наколдовать» что-то конкретное, мысли Маргоши вдруг приняли совершенно определенное направление.

– Бабушка, меня муж бросил, – сказала Маргоша неожиданно даже для самой себя. – Может быть, приворожим его обратно, если уж колдовать собираемся…

Бабуля снова посмотрела на нее со снисходительным упреком, как на неразумное дитя.

– Не уподобляйся глупым бабам. Что значит «муж бросил»? Ты не вещь, не старая тряпка, чтобы тебя можно было бросить. Нет, какова дурочка, а! Я тебе готова передать необыкновенную силу, а ты хочешь размениваться на фокусы с любовными приворотами и отворотами. Тебе такое подвластно будет, девочка моя, что ты сейчас и вообразить-то не можешь, а у тебя дальше возвращения в твою постель какого-то беглого козла, вовсе тебе и ненужного, фантазия не идет. Я-то сразу поняла, что из этого брака добра не выйдет.

– Так почему же вы меня не остановили, как тогда с самолетом, не развели вовремя с женихом и даже денег на свадьбу подкинули? – не удержалась Маргоша.

– А опыт житейский откуда бы у тебя взялся, если держать тебя в тепличных условиях? Чтобы принять тайные магические знания, надо, чтобы душа была опытной, по-житейски мудрой, бывалой, чтобы знала, что такое боль, любовь, разлука, ненависть, слезы, смерти… Как семнадцатилетняя девчонка сможет хоть что-то понять, если у нее в голове нет главных знаний – что такое хорошо и что такое плохо, что есть добро и что зло? Вот когда шишек по жизни набила, слезами поумывалась, близких похоронила, несправедливые обиды вытерпела, в любви обожглась – мудрость-то и появляется.

– Так все плохое в моей жизни было для приобретения мудрости? – разочарованно выдохнула Маргоша.

– Все – и плохое, и хорошее. И в большинстве случаев это последствия твоих собственных поступков и желаний. Разве тебя кто-то заставлял влюбиться в Игоря и выйти за него замуж? Могла бы понять, что человек он ненадежный. А что разладилось все у вас – тут вины твоей нет. Приворот на него был сделан, – сказала бабушка.

– Ну вот, все-таки приворот. Магическое воздействие! Значит, и его вины в этом нет. И пусть он вернется.

– Есть его вина, дорогая моя, без вины в злые сети не попадешь. Кто ему велел любовницу заводить? А ведь завел и тебя обманывал. Зачем бабенке этой голову заморочил и надежды заронил? Зачем позволил ей думать, что он ее любит и она с ним будет счастлива? Вот и нарвался на приворот. А уж таскаться к ней в дом, садиться за стол, есть там, пить, подарки от любовницы принимать – это все производное. Тут уж только самая ленивая любовница не опоит или заговоренную вещь не всучит. Так-то, дорогая моя. Ладно, дай-ка мне фотографию вашу свадебную. Вон, на камине стоит. Да из рамки-то вытащи.

Бабушка впилась взглядом в лицо Игоря – молодую и счастливую физиономию жизнерадостного жениха, только что расписавшегося со своей невестой.

– Так, приворот двойной, как я и думала. Но колдунья хоть и злая была, а слабая, так, формально все сделала, лишь бы деньги отбить. Эти чары я с твоего бывшего сниму, оно не помешает. А к тебе привораживать, дорогая моя, не буду, уж извини. Счастья в такой любви не бывает. Да ты сейчас еще и сама не понимаешь, что тебе нужно. Ты через месяц себя не узнаешь, так все переменится. Тогда и разберешься, кто тебе будет нужен. Пойдем-ка на кухню, поможешь мне. Учись, пока бабка жива.

ГЛАВА 3

Кухня в квартире оказалась не менее удивительной, чем все остальное. Судя по обстановке дома, Маргоша ожидала каких-нибудь старинных резных буфетов, громоздких, как готические соборы, и развешанных по крючьям медных тазов времен расцвета прижизненной славы Льва Толстого. Но выложенная дорогим испанским кафелем кухня была подчеркнуто современной, уставленной разнообразными электроприборами: миксерами, блендерами, микроволновками, соковыжималками… Такие кухни обычно изображают на страницах рекламных каталогов, чтобы подбить граждан раскошелиться на дорогой ремонт и многочисленные покупки ради приобщения к благам современной цивилизации.