Для воинов вселенная матрицы это не что иное, как божество, играющее само с собой, но воины, конечно же, задают себе вопрос: а есть ли другие игры, кроме пряток?
      Разоблачение матрицы связано с волей — волей к росту, волей к изменению. Кажется, что на первых этапах борьбы воинов матрицы эта воля была неразрывно связана с жертвоприношением, но это лишь иллюзия. На протяжении всей своей жизни средний хуматон то и дело спотыкается о то, что он понятия не имеет, что для него хорошо, а что плохо. Это как игра в кости: что-то делает его счастливым и сильным, что-то ослабляет и приводит в отчаяние. Идея подлинной альтернативы (путь воина, возможность отключиться) представляется далекой и туманной, даже не существующей. Со временем, если повезет, идея начнет приближаться и проясняться, хуматоны заметят, что в жизни есть ритм и разум, карма, если угодно, которая руководит их действиями и определяет их благосостояние. Некоторые моменты хуматоны приписывают воле, другие нет. Выяснить, какие из них есть какие, хуматоны, постепенно превращающиеся в воинов матрицы, могут, наблюдая затем, какие чувства вызывают у них их собственные действия и мысли и каков их результат.
      Начиная путь воина в матрице, никогда не знаешь, что ждет тебя в конце: успех или провал. Будущие воины почти никогда не испытывают настоящей уверенности, но даже если это и так, подчиняться инстинктам и твердо следовать «правильному пути» невероятно трудно. Это период между блаженным неведением синей таблетки и болезненным знанием красной: потенциальные воины напоминают детей, которые еще ходить не умеют, но которым детская кроватка надоела до смерти. Они знают, что делать, но это дается с трудом; поступать правильно и не замечать коварного шепота матрицы: «Спи, спи, спи» — бремя и тяжкий труд. Между ложным «я» и «я» истинным идет война.
      Период вечных страданий кажется бесконечным, и большинство хуматонов живут и умирают, загнанные в круг боли и желаний. Но если хуматон их вынесет, со временем начнутся перемены. Он понемногу начинает ощущать радость от движения по пути воина. Привычки, заведенный порядок, зависимости — все это вполне естественным образом отступает, пока он не почувствует, что легче быть воином, чем им не быть. Происходит сдвиг, ложный ум утрачивает свои позиции, а истинное «я» занимает подобающее ему место. По мере того как приближается Король, в королевстве Души воцаряется порядок. И в конце концов то, что для хуматона было жертвой, для воина становится радостью. «Делаю то, что должен», превращается в «делаю то, что хочу». В конечном счете спонтанный поступок не отличается от поступка безупречного, доставляющего удовольствие. Но для большинства хуматонов это желаемое обретение благодати так и остается смутной и неуловимой идеей, и все потому, что им не хватает энергии. Путь безупречности для воина матрицы — единственный способ накопить энергию, необходимую для того, чтобы увидеть код и понять все «почему» и «для чего».
      На ранних этапах в той или иной форме необходимы вера, доверие и даже слепая преданность некой Великой Силе. Воины матрицы должны поверить, что существует Нечто, которое знает; что для них хорошо. Они верят в Просветленных реального мира, даже если не могут с ними общаться. Поскольку собственные желания приводят их к еще большему смятению и отчаянию, воины матрицы знают, что не могут доверять собственным суждениям. Именно отчаяние гонит многих хуматонов из матрицы и подталкивает к красной таблетке. Цена за то, чтобы стать полноценным Просветленным, — это не проданная дьяволу душа, а данный нам матрицей ложный ум. К власти приходят Просветленные, и матрица повержена. Затем происходит забывание, которое на самом деле есть воспоминание, так называемое просвещение.
      В первых сценах фильма «Матрица», пока Томас еще очень смутно осознает свою цель (так как он воин матрицы со своим собственным киберименем, справедливо будет сказать, что свой путь он осознает, но пройти его еще только предстоит), из окружающего его мира к нему поступают разнообразные «сигналы» касательно его цели. После того как его разбудило загадочное послание Тринити «Ты увяз в матрице» и ему посоветовали «следовать за белым кроликом», у него состоялся разговор с клиентом Чои. Чои говорит Томасу: «Ты меня спас. Ты мой личный Иисус Христос». Томас поделился с Чои, что он в замешательстве и не может сказать, спит он или проснулся, на что Чои ему отвечает: «Тебе нужно оттянуться». Очевидно, хуматон Чои не знает, о чем он говорит, не подозревает того, что он — носитель незакодированного послания, предназначенного специально для Нео. И тем не менее Чои разговаривает с подсознанием Нео, с его альтер-эго. То же самое касается подружки Чои с татуировкой белого кролика на плече. Сама того не желая, она ведет Нео к Тринити.
      Вопрос состоит в следующем: Морфеус и его команда взломали головной компьютер и запрограммировали этих двоих «носителей» послания? Или же эти двое — свидетельство того, что матрица реагирует на подсознательные процессы Томаса? Но не все ли равно? И хотя появление татуировки белого кролика перед самым визитом Томаса в страну Чудес кажется простым совпадением, уже здесь можно предположить, что Морфеус и его команда умеют вызывать какие-то события в матрице, находясь в это время в реальном мире (больше в фильме эта способность ни у кого не обнаруживается). Тогда более вероятно, что жизнь в матрице отдается эхом в работе подсознания хуматонов (или же братья Вачовски настолько умны, что создали диалог, смысл которого становится понятным только при повторном просмотре). Будучи воином матрицы, Томас сам себе посылает сообщение, используя элементы сна. Это начало просветления, но еще не само просветление. Томас не знает, что он видит сон, но уже начинает это подозревать. В результате он бессознательно начинает так формировать содержание сна, чтобы пробудиться внутри него, а в конце концов пробудиться и от него.
      На ранних этапах, когда воины матрицы начинают сомневаться в реальности окружающего их мира и надежности своего собственного восприятия и мышления, то есть бросают программе вызов, они становятся все менее совместимыми с программой, и матрица отторгает их как вирусы. По этой причине кажется, что матрица помогает воину. У воина и матрицы общая цель — разделение, и они в некотором роде сотрудничают, хотя и не всегда гладко. Матрица хочет удалить вирус, а воин хочет выйти из программы. Так происходит непростое, почти бессознательное взаимодействие, в котором жизнь воинов приобретает странное иррациональное качество: она полна «совпадений», а события словно намеренно организованы так, чтобы смутить воинов, сбить их с толку, свести с ума. Они начинают осознавать матрицу, а ИИ — в каком-то смысле осознавать их. Для большинства хуматонов такое наложение сна и реальности, внутреннего и внешнего, субъективного и объективного означает начало шизофрении. Для воинов матрицы это нечто иное: первое движение воли, самое начало пробуждения.
      По мере того как в жизни воина остается все меньше реального и появляется все больше скрытых смыслов и причудливых особенностей, она начинает превращаться в миф. На этом этапе воины матрицы вынуждены по-новому оценить не только свое нынешнее положение, но и то, что было. Они должны поставить под сомнение всю свою жизнь, тщательно изучить все свои воспоминания и найти там скрытые смыслы, код и подтекст, которые не уяснили в первый раз. Этот процесс известен как «памятка волшебника», и для воина это главный способ накопить энергию, необходимую для полного отключения и вхождения в полноту себя, своего «я» (то есть в реальный мир). Объясняется это тем, что каждое отдельное воспоминание — это имплантант, точка подключения матрицы, и каждая из них должна быть удалена. Каждую мысль, каждое чувство, каждое ощущение следует пережить заново и признать ослепляющей иллюзией и в то же время исследовать их на предмет содержания в них определенных инструкций.
      Когда воины матрицы отключаются и становятся волшебниками матрицы, их прошлая жизнь превращается в сон, в воспоминание о чем-то, чего никогда не было, И все же они сохраняют эти воспоминания, хотя они уже и не характеризуют самих воинов. Итак, воины отвергают программу, которая дала им имплантанты (чтобы обмануть их и заставить поверить, что они есть то, чем они не являются), но сохраняют переживания, знания, мудрость и понимание, которые приобрели в этих квази-событиях. Они отвергают имплантанты, но сохраняют данные или, как минимум, ту их часть, которую можно использовать. Таким образом, они все еще помнят, кто они есть, хотя и знают, что они не есть это, как знают и то, что, что бы ни сказала им о них матрица, они несравненно больше этого. Их личность становится точкой переключения для входа в матрицу, она обеспечивает ситуацию и направление и при этом не лишает их свободы.
      Благодаря «памятке» воины осознают, что их жизнь — всего-навсего имитация, и тем самым учатся жить, освободившись от ограничений и преград фиксированной индивидуальности. Они утверждают, что их могущество — это видимость, голограмма. Они не есть что-то одно, потому что они — все. «Памятка» — это способ вернуть матрице все имплантанты и полностью отключиться. Так как при отключении без необходимой подготовки воины умирают или сходят с ума, то, прежде чем избавиться от своей жизни, необходимо подвести ей итог. Удачное сравнение здесь — создание дубликата со всеми необходимыми данными перед очисткой жесткого диска. Таким образом воины матрицы сохраняют главные события своей жизни или, скорее, их точную копию, а исходные остаются на жестком диске. Теперь они могут отключиться от головного компьютера и стереть запись. Следовательно, у матрицы (на жестком диске) больше нет записи о существовании воинов, а значит, они как бы не существуют. И все же воины матрицы, теперь волшебники, сохраняют свою индивидуальность. Они фактически умерли и родились вновь, сохранив воспоминания о своей прошлой жизни.
      Для воинов матрицы время, как и пространство, — это нечто изменчивое. Его можно растянуть и сжать, ускорить и замедлить, можно даже заставить его исчезнуть. Жизнь волшебника матрицы измеряется не годами, а секундами. А если это так, то время волшебника в матрице тянется бесконечно долго, и в то же время, в силу того, что каждый удобный момент они немедленно используют, это все равно краткое, мимолетное мгновение. Воины матрицы могут по желанию входить в жизнь в матрице и выходить, при этом возвращаясь в тот самый момент, из которого ушли, как будто это было только что. Морфеус говорит Нео, что Оракул была с ними «с самого начала», имея в виду примерно двести лет (ясно, что у голограммы нет периода полураспада, однако нам не объясняют, как ее сознание в течение столь долгого времени оставалось интегрированным, не имея физического тела). Движение времени в матрице — это, конечно же, только видимость. Так как у цивилизации, которую оно имитирует, нет будущего, то и у ИИ нет способа такое будущее «сконструировать». Итак, в сущности, время неподвижно, и все хуматоны замерли в момент сверхактивности, в момент, когда «миллиарды людей проживают свои жизни».
      Теоретически, отключившись однажды, воины больше никогда не должны входить в матрицу. Но на практике, учитывая то, что жизнь в реальном мире 2-го внимания не вполне устроена и, вероятно, не устраивает их, у них на самом деле нет выбора. Как и бодхисатвы, они не могут полностью освободится от матрицы до тех пор, пока не отключен последний хуматон, даже если в процессе отключения они (хуматоны) погибнут. Воины отказываются от своей жизни в матрице и от своего места в программе, они стирают свои данные с жесткого диска. Но на случай, если им когда-нибудь захочется или понадобится подключиться снова, у них сохранились копии, дубликаты. Входя в матрицу, воины делают это осознанно, потому что они этого хотят и потому что у них есть особая цель и стратегия. Когда Нео осознает, что, несмотря на свое неверие в избранничество, он может спасти Морфеуса, он немедленно берет на себя инициативу и начинает миссию спасения. Тэнк уверяет его, что это самоубийство, а Тринити говорит: «Никто раньше не делал ничего подобного».
      «Поэтому это должно сработать», — отвечает Нео. Он уже начинает верить.
      Нео верит, что поскольку матрица построена вокруг программы, которая является всего-навсего суммой различных команд и поддерживается некой случайной и ошибочной последовательностью, то ему достаточно нарушить эту последовательность, отвергнуть программу, и тогда правила начнут меняться, программа — разрушаться. Он вирус. Все меняет одно его присутствие.
      Об этом не знает даже Морфеус, по крайней мере пока не знает. (По иронии судьбы примерно в то же время, когда Нео планирует спасение, агент Смит насмехается над Морфеусом и говорит, что люди — это не млекопитающие, а разновидность вируса, «чума», от которой излечит ИИ). Морфеус знает, что без Избранного сопротивление тщетно, потому что любой волшебник, столкнувшись со Стражем Врат, обязательно умрет. В таком случае даже все волшебники вместе взятые ничего не изменят, если не увидят код и не перейдут в стадию Просветления. Войдя на этом этапе в программу, они смогут расшифровать ее и начнут переделывать мир по своему усмотрению. Заключительный этап — отключение всех до последнего хуматонов и блокировка жесткого диска.
      Потенциал действующего Просветленного (Нео — первый из них) в рамках программы не ясен и безграничен. Поэтому-то в конце Стражи и убегают от Нео. Они не могут приспособиться к его существованию, а тем более бороться с ним. Сам факт его существования означает конец всего. Сейчас Нео изумлен своими навыками. Он превратился в бабочку Он все еще видит кокон (как остаточное воспоминание), но теперь понимает, для чего он — что это не темная тюремная камера, а точка перехода в новый мир. Он видит код. Когда Стражи вновь пытаются его убить, он просто говорит: «Нет». Это его первая команда в старой программе, слово могущества Мага: «Программа отменена». Самые быстрые движения агента Смита кажутся ему медленными. Ни время, ни пространство больше его не сдерживают. Он Просветленный, и этот сон — его.
      Нео атакует агента Смита и проходит его насквозь. Это знак законности его перерождения, а агент Смит превращается в кокон, взорвавшийся изнутри. Теперь Нео даже не надо думать, что он делает, он не может думать. Все это ушло из него. Он — чистое воображение, истинная воля, совершенство во всем. Все, что он может-это действовать, а поскольку он Избранный, он не может поступать неправильно. Началась перезагрузка.

XII. Точка зрения Просветленных

 
       Секс (Женщина в красном)
      И хотя мир спасет поцелуй (поцелуй Тринити вернул Нео к жизни), в «Матрице» о сексе сказано очень мало. Из этого следует, что на секс у волшебников, как минимум, не хватает времени. Вряд ли их интересует секс виртуальный, а настоящий — и того меньше. Мы так и не узнали, кто с кем спит на борту «Навуходоносора» и есть ли среди них вообще пары (хотя Апок и Свитч, кажется, любовники). Единственная ссылка на секс — «женщина в красном», виртуальная кукла, созданная Маусом как тренировочная программа-предупреждение о том, как опасно отвлекаться, когда находишься в матрице. Женщина в красном оказывается Стражем, и, будь ситуация реальной, она непременно схватила бы Нео. Будьте осторожны со своими плотскими желаниями. «Виртуальный сводник» Маус предлагает Нео организовать встречу с женщиной в красном в более интимной обстановке. И то, что другие члены экипажа знают об этом маленьком бизнесе Мауса, наводит на мысль, что время от времени они все же поддаются искушению, хотя и в обстановке строгого контроля (безопасный компьютерный секс). Поскольку у них есть тренировочные программы, логично допустить, что они могут обзавестись любой, в том числе и для занятий сексом. На что же это похоже — заниматься сексом с имитацией человека и знать при этом, что он не существует даже как проекция твоего спящего ума? (Тренировочные программы — это не совсем матрица, а значит, не остаточные воспоминания, а обычные компьютерные конструкты.) Нетрудно себе представить, как свои инстинкты столь сомнительным способом удовлетворяют Сайфер и Маус, но вообразить, что искушению поддаются Морфеус и Тринити, гораздо сложнее. (Сайфер и Маус не слишком напоминают воинов и тем более волшебников матрицы.) Тринити чиста как Мадонна, ее сосредоточенность и дисциплина не оставляют места таким чувствам, как сентиментальность и желание, а тем более похоть и одиночество. Ее любовь к Нео — это исполнение пророчества и необходимое средство перерождения Нео в Избранного, В фильме у Нео красивые глаза и сам он привлекательный, но трудно себе представить, что у Томаса Андерсона насыщенная сексуальная жизнь. «Заноза в мозгу» просто не позволяет ему этого. Что касается Морфеуса, то он вопросами секса озабочен не больше, чем статуя. И хотя он — сама мужественность и привлекательность, что-то в нем погасло, он явно обречен. Секс интересует его не больше, чем клубничное мороженое или поп-музыка.
      В общем, для волшебников матрицы секс — это или непристойное и жалкое потворство своим желаниям, потенциально смертельное развлечение, нечто совершенно необязательное, или акт сверхъестественного спасения мира. Поскольку интерес воинов матрицы в первую очередь сосредоточен на энергии, а секс — акт потребления и/или создания максимального количества энергии, было бы вполне логично отнестись к нему с соответствующей серьезностью и уважением.
      Для хуматонов секс, наряду с пищей и деньгами, — одна из трех частей порочной триады желаний. Они упорно стремятся к сексу, но при этом, кажется, совершенно не способны им наслаждаться. И секс, и смерть матрица использует в качестве главного механизма эмоционального контроля, чтобы держать хуматонов в подчинении. Программа матрицы, нацеленная против природы и органики, исполнена глубочайшего недоверия ко всем телесным функциям человека. (Агент Смит признается Морфеусу что он стремится разрушить Зион главным образом потому, что тогда ему удастся покинуть матрицу, где невыносимо дурно пахнет.) Это недоверие и неприязнь к телу внушаются хуматонам с самого рождения (ритуал сам по себе непристойный и грязный), а это вызывает страх и отвращение ко всему, что связано с физиологией. Хуматоны любят спорт потому, что он заменяет им секс с его интимностью и непристойностью. Вместе с тем страх хуматонов перед сексом гораздо глубже, чем неприязнь к отправлениям организма (напоминающих о том, что мы смертны), он связан с угрозой незащищенности, которую влекут за собой сексуальные отношения. Реальный секс (даже в матрице, где нет ничего реального) подразумевает близость, преодоление разума и эгоистичных мыслей, «малую смерть» «я» и возвращение к изначальному состоянию сознания. Потенциально это самый творческий акт из всех существующих, а следовательно, самое действенное средство отключения, хотя бы и временного. Чтобы предотвратить это, ИИ создал программу, согласно которой естественная сексуальность для хуматонов — почти проклятие (так, нагота в матрице приравнивается к непристойности), секс превращен в предмет потребления, в средство приятно возбуждать и волновать и, в конце концов, загонять в тупик своей недоступностью: секс предлагают всюду, но нигде невозможно его получить. Эта ситуация вызывает у хуматонов чувство напряженности — они жаждут секса, но никакой радости от него не получают. Жажду им внушает приторная реклама по телевидению и на плакатах, и в результате хуматоны ищут секса точно так же, как потребитель ищет нужный ему товар. Тем не менее изначальная потребность в сексе остается, но несовместимость физической потребности с сознательным желанием радости вызывает шизофрению: хуматоны боятся того, чего желают, и желают того, чего боятся. Когда у хуматонов появляется возможность заниматься сексом, они слишком смущены, психологически неуравновешенны и попросту не способны наслаждаться им. В итоге они занимаются сексом потому, что так положено, как животные (на самом деле — как машины). Так воспринимает секс ИИ, а хуматоны подражают своему хозяину. ИИ не способен на близость и сопереживание, и поэтому любое действие хуматонов, включая секс, — действие холодное, отчужденное и контролируемое. Для большинства хуматонов занятие любовью — просто потакание своим желаниям, они мастурбируют парами, реальной связи между ними нет. При этом они даже закрывают глаза. Если хуматоны и производят что-то помимо детей, которыми питается ИИ, то это явно не любовь. Поэтому воины матрицы склонны к одинокой жизни, хотя при определенных обстоятельствах и впадают в другую крайность. Таким образом, самая эффективная красная таблетка — это волшебный секс с волшебником матрицы.