В примечательном для всех, кто интересовался российской угрозой, 1885 году Марвин издал не менее трех книг на эту тему. Одна была посвящена угрозе для Индии от новой Транскаспийской железной дороги. Другая — «Русские на пороге Герата» — была написана и издана в течение одной недели (показывая, что в «моментальной» книге нет ничего необычного). Подобно другим работам Марвина, она оказалась бестселлером, 65 тысяч экземпляров сразу разошлись. Вообще говоря, позиция Марвина непосредственно противостояла действиям нескольких британских правительств, особенно либеральных, создающих проблему своей бесхребетной и нерешительной политикой по отношению к Санкт-Петербургу. По поводу нынешней администрации Марвин говорил: «Кабинет г. Гладстона известен склонностью к уступкам, и Россия, прекрасно это знающая, ищет любой способ их заполучить». Другими появившимися в том году работами на тему Большой Игры стали книги Деметриуса Боулгера «Среднеазиатские вопросы», полковника Дж. Б. Мейлисона «Русско-афганский вопрос и вторжение в Индию» и X. Сазерленда Эдвардса «Русские проекты против Индии» — если назвать только три. Кроме них выходили неисчислимые брошюры, статьи, обзоры и письма редактору тех или иных комментаторов, главным образом из числа русофобов.

Возможно, лучшим из известных авторов публикаций о российской опасности после Чарльза Марвина был не англичанин, а венгерский англофил-востоковед по имени Арминиус Вамбери, который отстаивал интересы Британии. За двадцать лет до описываемого времени, чтобы доказать мысль о том, что венгры произошли из Центральной Азии, он переоделся под нищего дервиша и предпринял долгую и смелую поездку по этому региону. Блестящий лингвист, уже говоривший по-арабски и по-турецки, он быстро осваивал местные языки, что позволило ему, оставаясь неразоблаченным, посетить Хиву, Самарканд и Бухару. В то время все они еще оставались независимыми, но, вернувшись в Будапешт, Вамбери уверял, что очень скоро они будут захвачены Россией. Увидев, что соотечественников мало интересуют проблемы Центральной Азии, Вамбери обратил свои взоры на Британию, надеясь, что там учтут его предупреждения, особенно насчет Индии. Когда в 1864 году он прибыл в Лондон, то обнаружил, что вести о его замечательных подвигах в Средней Азии шли впереди, и он немедленно стал знаменитостью. Отпрыск бедной еврейской семьи был поражен тем, как все его принимали, включая принца Уэльского, Пальмерстона и Дизраэли. Хотя каждый хотел услышать о его приключениях в роли дервиша, в главном Вамбери потерпел неудачу. Тогда, с уходом сэра Генри Роулинсона, наступательная политика была не в почете, и Вамбери не смог убедить никого, кроме «ястребов», принять его предупреждения всерьез.

Вернувшись в Будапешт, где он стал в университете профессором турецкого, арабского и персидского языков, Вамбери принялся бомбардировать «Таймс» и прочие британские газеты письмами, в которых убеждал правительство занять более жесткую позицию по отношению к русским. И тут одно за другим пали среднеазиатские ханства, как никогда раньше приближая русских к конечной цели их экспансии — к Индии. Когда после падения Мерва не появилось никаких признаков того, что российское наступление остановилось, Вамбери ощутил, что его час пробил. Весной 1885 года он направился в Лондон с намерением изложить свои взгляды относительно амбиций Санкт-Петербурга по отношению к Индии. Он вновь стал популярен, но на сей раз его предупреждения звучали на многолюдных митингах, которые прошли по всей стране. Он получил так много приглашений, что вынужден был от большинства из них отказаться. Некий поклонник отдал в его распоряжение на время пребывания в Лондоне роскошную квартиру с поваром, слугами и винным погребом. Не единожды во время поездок доброжелатели, подписывавшиеся просто «поклонник» или «благодарный англичанин», запихивали в его вагон корзины дорогих деликатесов. После трех изнурительных, но триумфальных недель, за которые он повидал многих выдающихся людей того времени, Вамбери вернулся в Будапешт, чтобы работать над книгой под названием «Будущая борьба за Индию». Написанная за двадцать дней, книга содержала мало из того, что не было сказано им прежде. Но на сей раз и настроение, и момент были подходящими. Книга с привлекательной ярко-желтой обложкой быстро присоединилась к списку бестселлеров года вместе с самой последней работой Чарльза Марвина.

Большинство книг, наспех написанных после падения Мерва, ограничивались простой полемикой. Направленные на то, чтобы привлечь внимание публики к растущей русской угрозе, они основывались на аргументах и стратегическом мышлении, выработанных еще Киннейром, де Ласи Эвансом, Макнейлом и другими. По общему признанию, начиная с той поры русские все время продвигались к границе Индии. Однако никто из нового поколения аналитиков не имел ни малейшего личного опыта или знания военных аспектов ситуации. Даже Вамбери, некогда побывавший в этих местах, ничего не знал о современной стратегии или тактике. Полковник Мейлисон действительно служил в индийской армии, но после многих лет нестроевой службы долго пребывал в отставке и закончил свою карьеру опекуном молодого магараджи Майсура.

Лишь один аналитик действительно знал, о чем говорил, но экземпляров его книги — истинной энциклопедии Большой Игры — нельзя было достать ни за какие деньги. Ее автор, генерал-майор сэр Чарльз Макгрегор, обладал уникальными познаниями для того, чтобы исследовать российскую угрозу Индии во всех ее аспектах. Как генерал-квартирмейстер индийской армии, он был также главой ее недавно организованного разведывательного департамента. Мало того, что он был ветераном многочисленных кампаний на границе, он еще и много путешествовал по Афганистану и Северо-Восточной Персии, даже посещая Саракс. Ясно, что по работе он имел доступ к самым последним относящимся к Индии разведывательным данным, как военным, так и политическим. Если говорить о серьезном исследовании российской опасности, то сделал это именно Макгрегор, а не Марвин или Вамбери.

До назначения Макгрегора сбор военных сведений велся от случая к случаю и мало походил на хорошо организованную и эффективную российскую систему. Новый разведывательный отдел, основанный в Симле, был намного ближе к сфере российской деятельности, чем Калькутта, состоял сначала всего из пяти офицеров (два из которых были заняты только частично) и нескольких доверенных туземных клерков и картографов. Основной работой был сбор и оценка информации о дислокации и численности российских войск в Центральной Азии и их потенциальной угрозе Индии в случае войны. Они же занимались переводом на английский соответствующих русских книг, статей и других материалов. Политические сведения по-прежнему собирали офицеры-пограничники, которые отправляли их в тыл, в политический департамент — настоящее Министерство иностранных дел индийского правительства, где они числились на службе. За сбор топографических данных, которые имели военное значение, отвечала Служба Индии, расположенная в Дехра Дан. Эта организация, которая недавно наняла туземных агентов — пандитов для сбора географической информации в чувствительных районах, имела задачу картографировать весь субконтинент, как в пределах, так и вне границ Индии, и хранить эти новейшие карты. Военные, политические и топографические сведения пополнялись также инициативными молодыми офицерами и другими путешественниками, в основном неофициальными. Но вопреки картине, нарисованной Редьярдом Киплингом в «Киме», в то время в Индии не существовало никакого организованного сбора сведений или координации подобных действий. В отношениях между тремя существующими службами процветали конкуренция и ревность.

Роль Макгрегора как руководителя военной разведки была лишь одной из его обязанностей генерал-квартирмейстера, но он, будучи, подобно большинству прочих генералов, горячим сторонником «наступательной школы», исполнял ее с особенным рвением. Уехав в Лондон летом 1882 года, он посвятил немало времени исследованиям в недрах отдела разведки военного министерства, прочесывая тамошние досье в поисках полезных для его собственного отдела данных. Однако, вернувшись в Индию, он вскоре столкнулся с обструкцией и недовольством как политического департамента, большинство работников которого в то время разделяли политику «искусного бездействия», так и некоторых членов Совета Индии. Макгрегор был убежден, что от русских следует ожидать неприятностей, и решил встряхнуть своих политических и гражданских коллег, разрушить их самодовольное спокойствие, продемонстрировав им, как легко начать нападение на Индию. Летом 1883 года он приступил к сбору материалов для конфиденциального руководства, которое должно было называться «Оборона Индии».

Чтобы собрать материалы, ему понадобился почти год. В дополнение к его собственным разведданным о российских возможностях и дислокации их сил он смог привлечь соображения большинства высокопоставленных чиновников и лучших стратегических умов индийской армии. Многие из консультантов были его личными друзьями, включая генерала Робертса, под командой которого во время второй афганской войны он командовал колонной. У них он искал обоснованный ответ на вопрос, сколько времени понадобится двадцатитысячной русской армии, чтобы в случае наступления достичь Герата, и сколько для этого потребуется равной по численности британской армии. Аналогичной оценке подверглись и другие ключевые точки на границах Индии, с которых могло начаться вторжение. Наконец в июне 1884 года его сообщения и рекомендации объемом более 100 000 слов, с обширными приложениями, таблицами и большой картой Средней Азии, были готовы к печати.

Макгрегор предупредил, что если русские решат напасть на Индию, то, скорее всего, сделают это из пяти различных точек одновременно. Это был призрак, которого никто прежде не тревожил. Одна колонна шла бы на Герат, другая — на Бамиан, третья — на Кабул, четвертая — на Читрал и пятая — на Гилгит. Тщательные вычисления показывали, что таким образом русские могли расположить вдоль северных границ Индии до 95 000 регулярных войск и оттуда в нужный момент хлынуть в Индию. Макгрегор доказывал, что индийская армия ни количественно, ни качественно не в состоянии противостоять такому нападению. Он заявлял, что «заставить Россию понять безнадежность вторжения» могут только определенные действия, предпринятые британским и индийским правительствами. Убеждал, что индийскую армию следует увеличить настолько, чтобы она имела возможность отразить подобную угрозу. И еще предложил Британии немедленно занять Герат, чтобы знать о любом российском передвижении в том направлении, а также вернуться в Кандагар. Он предупредил, что задержка может стоить слишком дорого. Если за это время Герат попадет в руки русских, то вооруженные силы Индии придется наращивать куда больше. Если же падет и Кандагар, потребуется еще более значительное увеличение армии. Заодно он потребовал безотлагательно проложить в пределах приграничных областей стратегические шоссейные и железные дороги, указывая, что русские выкладываются, приближая сеть своих железных дорог к Афганистану.

Вспоминая «достижения» Санкт-Петербурга по части нарушения гарантий, Макгрегор отвергал любые надежды на то, что когда-либо с русскими можно будет прийти к соглашению. Единственный способ ограничить их аппетиты, считал он, заключался в оказании на них давления, предпочтительно в союзе с Германией, Австрией и Турцией. В части «бесплатных советов», данных с позиций военного, генерал явно далеко выходил за пределы своих полномочий и нарушал границы областей, признанных монополией государственных деятелей и дипломатов, куда вход солдатам строго запрещен. Но Макгрегор на этом не остановился, а закончил трактат словами настолько провокационными, что даже его коллеги-«ястребы», должно быть, перечитывали их, чтобы удостовериться, что правильно поняли.

«Я торжественно заявляю о моем убеждении, — писал он, — что реальное урегулирование англо-российского вопроса невозможно до тех пор, пока Россию не вытеснят с Кавказа и из Туркестана ». (Выделение — Макгрегора.)

Документ со словом «КОНФИДЕНЦИАЛЬНО » красным шрифтом на титульном листе был официально предназначен только для членов Совета Индии и высших правительственных и военных руководителей. Однако по распоряжению автора несколько экземпляров в Лондоне разослали тщательно отобранным политическим деятелям и редакторам. Макгрегор был убежден, что Большую Игру сначала надо выиграть в Вестминстере, чтобы получить какие-то шансы на победу в Азии, и стремился подтолкнуть правительство к энергичному, пусть даже запоздалому действию. Но он понимал, что многие материалы могут иметь серьезное значение для российских стратегов, и внушил адресатам необходимость соблюдать секретность. В то же самое время он убеждал их использовать свое влияние, чтобы заставить правительство действовать, пока еще было не поздно. Результаты генеральской акции не заставили себя ждать.

Кабинет Гладстона, уже переживший изрядную встряску в связи с событиями в Судане и искренне тревожившийся за Герат, расценил поступок Макгрегора как скандальную попытку посягательства на свою власть. Между Уайтхоллом и Калькуттой запорхали гневные телеграммы с обвинениями и оправданиями. Правительство Индии нажало на Симлу, и по распоряжению вице-короля дальнейшую рассылку копий документа поспешно приостановили. Из других мест копии отозвали. Макгрегору официально сделали выговор. Большинство высокопоставленных чиновников в Индии соглашались с его заключениями, но не разделяли его методов. Тем не менее стало широко известно, что лица, занимающие аналогичные должности в российской императорской армии, теперь открыто похвалялись будущим покорением Индии — вопреки тому, что говорил Санкт-Петербург. И едва давление ослабло, как русские вновь двинулись вперед. Это привело Англию и Россию на грань войны и, без сомнения, вызвало мрачное удовлетворение Макгрегора, Марвина, Вамбери и других, давно все это предсказавших.

Горячей точкой стал отдаленный, малоизвестный оазис Панджшех, находившийся на полпути между Мервом и Гератом. Его названию вскоре суждено было стать нарицательным. Англичане, равно как и афганцы, всегда расценивали его как собственность Афганистана. Но с некоторых пор, после аннексии Мерва, на него положили глаз русские. В ходе переписки по поводу назначения англо-российской пограничной комиссии Санкт-Петербург бросил вызов притязаниям Афганистана на Панджшех, упорно утверждая, что оазис принадлежит России на том основании, что она владеет Мервом.

Лондон этому энергично сопротивлялся, поскольку Панджшех занимал стратегические высоты на подходе к Герату, что четко объясняло острый интерес к нему Санкт-Петербурга. Кроме того, главный британский специальный уполномоченный генерал Ламсден обнаружил скрытные перемещения российских войск. Зимой 1884/85 года он находился в близлежащем Сараксе и вскоре понял, что русские не намерены посылать своего представителя на переговоры, пока не вырвут Панджшех у афганцев. Казалось маловероятным, что они предпримут такую попытку до прихода весны, когда растает снег и крупные воинские соединения смогут захватить высоты, обеспечив успех операции. Все это Ламсден сообщил руководству в Лондоне, и Гладстон с коллегами по кабинету встревожились еще больше.

Русским, сознававшим огромный риск своего предприятия, приходилось соблюдать осторожность. Ведь в Санкт-Петербурге знали, что Британия — пусть даже в несколько расплывчатых выражениях — обязалась помочь Абдур Рахману, если когда-либо тот подвергнется нападению северного соседа. Но не знали, как далеко готовы пойти англичане в выполнении своих обязательств. Стоило ли рисковать возможностью полномасштабного конфликта из-за отдаленного оазиса, который к тому же им даже не принадлежал и о котором мало кто в Англии вообще когда-либо слышал? Учитывая силу Гладстона и пылающий Судан, это казалось неправдоподобным. И даже если бы англичане решили вмешаться, их войскам понадобились бы недели, если не месяцы, чтобы попасть на место. Тем не менее русские продвигались украдкой, применив свою старую тактику «кошачьих шагов» — тщательно отслеживая реакцию Британии на каждое передвижение и одновременно как ни в чем ни бывало продолжая переговоры с Лондоном через Афганскую пограничную комиссию.

Однако теперь англичане точно знали, что происходит. В Индии два армейских корпуса, один — под командой генерала Робертса, были готовы в случае необходимости пересечь Афганистан, чтобы защитить Герат. В то же самое время три военных инженера присоединились к команде генерала Ламсдена, которую отправили в Герат, чтобы изучить его укрепления и решить, как лучше оборонять город. Другие офицеры его штаба принялись за работу по картографированию маршрута российской армии на случай ее вторжения. Генерал Макгрегор поделился с Робертсом своими наблюдениями, что наконец появились обнадеживающие признаки того, что «наше жалкое правительство» начало прислушиваться к их настойчивым предупреждениям. Тем временем Афганистан, отчасти благодаря британской подсказке, послал в Панджшех войска для усиления его защиты. Когда про это узнал российский командующий генерал Комаров, он пришел в ярость. Заявив, что оазис принадлежит России, он приказал им немедленно удалиться. Афганский командующий отказался. Комаров сразу же обратился к Ламсдену, требуя, чтобы тот велел афганским отрядам убираться. Ламсден отказался это делать.

Полный решимости не допустить, чтобы Панджшех ускользнул из его рук, Комаров решил сменить тактику. 13 марта под нажимом Британии Санкт-Петербург дал клятвенную гарантию, что его войска не станут атаковать Панджшех, если афганцы воздержатся от военных действий. Через три дня министр иностранных дел Николай Гирс это повторил и добавил, что такое обязательство было дано с полного одобрения царя. Ранее сама королева Виктория телеграфировала Александру о своем желании предотвратить «бедствие» войны. Теперь у Комарова оставался только один путь, чтобы оправдать захват Панджшеха. Афганцы должны были выглядеть агрессорами. И именно его выбрал коварный Алиханов, который уже стал губернатором Мерва. По слухам, достигшим лагеря Ламсдена, он, переодетый туркменом, тайно посетил Панджшех и изучил его укрепления. Затем поручил Комарову с оперативной группой спровоцировать защитников на первый выстрел. Зная, что афганцы горды и вспыльчивы, Алиханов написал личное письмо их командующему в чрезвычайно резких и оскорбительных выражениях. Помимо всего прочего, тот обвинялся в трусости, что заведомо должно было привести в дикую ярость афганца, для которого сражение — естественный образ жизни. Ламсден предупреждал того о возможных провокациях русских, убеждал не реагировать на них, объясняя, что в этом случае англичане ничем помочь не смогут. Афганцам, несмотря на интенсивные провокации, удавалось сдерживать свой нрав и палец на спусковом крючке.

Все это время, несмотря на повторные обещания Санкт-Петербурга, войска Комарова постепенно окружали Панджшех. К 25 марта они находились на дистанции меньше мили от его защитников. Взявшись спровоцировать афганцев на открытие огня, Комаров теперь предъявил их командующему ультиматум: либо через пять дней тот отводит войска, либо русские сами их выгонят, ибо Панджшех, по утверждению генерала, являлся законной вотчиной царя. До той поры Ламсден внимательно контролировал события и сообщал обо всем в Лондон. Но, сделав все, что было в его силах для предотвращения столкновения, теперь решил передвинуть свой лагерь подальше, чтобы не оказаться втянутым в сражение. В результате о том, что произошло, известно лишь по российским отчетам.

31 марта, когда срок ультиматума генерала Комарова истек, а афганцы не подавали никаких признаков отхода, он приказал своим частям перейти в наступление, но первыми огня не открывать. В результате, как посчитал Алиханов, первыми открыли огонь афганцы, ранив лошадь одного из его казаков. Все случилось так, как он и рассчитывал. «Кровь пролилась», — заявил он и отдал приказ своим войскам открыть огонь по афганской коннице, которая была сосредоточена в пределах видимости. Конница не выдержала убийственного огня и в беспорядке бежала. Но афганская пехота сражалась храбро. Алиханов позднее рассказывал, что пока русские постепенно овладевали их позициями, две роты почти полегли на месте. Впоследствии они тоже бежали, оставив более 800 трупов, причем многие утонули, в поисках спасения пытаясь одолеть разлившуюся реку. Потери Комарова составляли только 40 человек погибших и раненых.

Новости о том, что русские захватили Панджшех, добрались до Лондона через неделю. Они были встречены со смесью ярости и тревоги, и даже правительство признало, что сложилась «чрезвычайно опасная» ситуация. Большинство наблюдателей, включая иностранных дипломатов в Лондоне, предполагали, что война между двумя огромными державами теперь неизбежна. Гладстон, которого Гирс, не говоря уже о самом царе, выставлял дураком, осудил резню афганцев как акт ничем не спровоцированной агрессии и обвинил русских в захвате территории, которая, бесспорно, принадлежала Афганистану. Он заявил в палате общин, что ситуация серьезная, но не безнадежная. Хотя на фондовой бирже наметились кое-какие признаки приближающейся паники, от взволнованных парламентариев обеих партий он получил кредит в 11 миллионов фунтов — самую крупную сумму со времен Крымской войны. Министерством иностранных дел были подготовлены официальные заявления относительно начала военных действий. Королевский флот был переведен в состояние боевой готовности и получил инструкции наблюдать за передвижениями всех российских военных кораблей. На Дальнем Востоке флоту было приказано занять Порт Гамильтон в Корее, с тем чтобы тот можно было использовать как плацдарм для проведения операций против крупной российской военно-морской базы во Владивостоке и других объектов в северной части Тихого океана. Рассматривалась возможность нанесения удара по русским на Кавказе, предпочтительнее при поддержке Турции.

Чтобы царь и его министры не сомневались в твердости намерений правительства, британский посол в Санкт-Петербурге получил инструкции предупредить Гирса, что любое дальнейшее продвижение на Герат однозначно будет подразумевать войну. В случае, если и это не остановит русских, вице-король подготовился отправить двадцатипятитысячное войско в Кветту, где им предстояло ждать согласия эмира Абдур Рахмана на поход к Герату. В Тегеране шах Персии, изрядно встревоженный агрессивными действиями России в непосредственной близости от его собственной границы с Афганистаном, убеждал Британию захватить Герат прежде, чем это сделает Санкт-Петербург, заявляя при этом, что в случае войны между могущественными соседями намерен строго соблюдать нейтралитет.

Отголоски кризиса прокатились по всему миру. В Америке, где от новостей содрогнулся Уолл-стрит, только и разговоров было что о раздоре между двумя гигантскими империями. В обычно трезвой «Нью-Йорк Таймс» появилась статья под громадным заголовком «АНГЛИЯ И РОССИЯ СРАЖАЮТСЯ». Статья начиналась словами: «Это — война». И так бы все и вышло, если бы один человек не сохранил здравый рассудок, когда все прочие его утратили.