Глава 8. Планета Немезида

«Когда мы смотрим в Бездну, Бездна смотрит в нас», – сказал гениальный Ницше.

Бездна Космоса смотрела на Солнечную систему. И из этой бездны медленно, по космическим масштабам, разумеется, выплывала блуждающая планета. Какими закономерностями небесной механики объяснить ее периодическое появление на окраине Солнечной системы астрономы планеты Земля затруднялись.

Первоначально по косвенным данным несколько ученых предположили ее существование на дальних окраинах планетной системы нашей звезды. Потом появились данные, позволяющие говорить, что эта планета своим поведением напоминает скорее комету. Она то удаляется от Солнца, и отсутствует несколько тысяч лет, то приближается к нему, хотя и остается за пределами орбиты Плутона.

Еще больше загадок добавило таинственное поведение американского космического зонда, который, выйдя за пределы орбиты Плутона, вдруг повел себя совершенно необычно. Поразительно, но наиболее четкое объяснение его полета можно было дать, если предположить, что вне Солнечной системы гравитационная постоянная меняет свое значение.

С точки зрения современной физики это казалось бредом. Но факты упрямая вещь. И если предположить, что это так, то периодическое приближение к Солнечной системе таинственной планеты становилось вообще трудно предсказать. Как, впрочем, и ее дальнейшее поведение.

И кто знает, остановится ли в очередной раз эта космическая гостья так далеко от нас, или захочет подойти поближе? А это было чревато многими бедами для обитателей планеты Земля.

Именно поэтому, еще не зная всех деталей поведения этой загадочной планеты, астрономы, предположившие ее существование, назвали ее именем богини возмездия Немезиды.

В этом году Немезида заняла свою дальнюю орбиту уверенно и откровенно демонстрировала себя земным наблюдателям. Хотя как можно применять такие термины к космическому объекту? Но, тем не менее, было что-то, что заставляло астрономов говорить о Немезиде чуть ли не как об одушевленном предмете.

И душа этого, с позволения сказать, предмета явно пылала гневом.

Великие русские мыслители Вернадский и Чижевский были больше, чем учеными. Они были пророками, как сказали бы люди более ранних исторических эпох. И эти ученые-пророки неопровержимо доказали влияние Космоса на дела земные. Тупые людишки считали их пророчества чем-то вроде научно-популярной фантастики, баловством заслуженных мэтров, этаким довеском к вполне корректным с академической точки зрения, научным трудам этих ученых.

Между тем, обыватели как всегда заблуждались. Космос пылал гневом на отупевшую людскую биомассу. И Немезида, еще не заняв свою орбиту, какими-то неизвестными пока землянам флюидами уже врывалась в их жизнь.

Мощнейшее землетрясение в Индийском океане вызвало цунами, обрушившееся на Таиланд и Индонезию. Десятки тысяч праздных землян, прожигающих деньги в теплых краях, нашли свой конец в волнах вздыбившегося океана.

Земная ось сместилась. И на Европу обрушились снега и холода. Замерзали Мюнхен и Неаполь, снег выпал даже в Тунисе. И многие европейцы, из тех, кто не отучился думать, вдруг осознали, какими героями являются их русские соседи, каждую зиму живущие в таких условиях, которые стали бедствием для изнеженной Европы.

Миру пора было задуматься, сразу задуматься, над этими знамениями. Но мир пока ничего не понял.

Между тем, Немезида заняла свою дальнюю орбиту.

И смотрела на Землю своими глазами из замерзшего метана.

Этот взгляд был понят Богами, покровителями арийских народов.

– Надо помочь нашим детям, – сказал покровитель славян Сварог, бывший при жизни кузнецом, подарившим людям тайну железа.

Его германский коллега Тор был скептичен.

– Как помочь им, как! – с чувством воскликнул он. – Неужели непонятно, зачем пришла Немезида?! Неужели непонятно, кто и за что пострадал от цунами?! Неужели непонятно, о чем говорят арктические холода в Европе?!

Чтобы разъяснить им все это с нашей помощью, – продолжал он, – надо, чтобы они вновь поверили нам, а не чужому им средиземноморскому фокуснику Иисусу.

Но кто готов поверить нам?!! Кто?!!

– Наверное, такие все же есть, – сказал Сварог.

– Это все твоя славянская мягкотелость, – грубовато заметил Тор. – Были бы, так уже уверовали бы. И действовали так, как надо истинным арийцам.

– А это твоя германская дубовость! – возмутился Сварог. – Что, не было что ли среди этого быдла тех, кто сам, своим сердцем и своим умом пришел к нам?! Помнишь, этого, твоего и моего внука, Зигфрида?! А его друзей?! Надо помочь им, и они совершат то, чего мы от них давно ждем.

– Мироповорот, коллеги? – спросил их ирано-арийский товарищ, легендарный Кова.

– Да, мироповорот. Поворот, который исправит роковую ошибку и уничтожит раковую опухоль семитской, по самой своей сути, государственности на планете. Который сделает Землю вновь планетой творцов, а не чинуш. Который вернет роду человеческому смысл жизни, ради которого они и создавались Творцом.

– Ладно, кузнецы, не надо горячиться. Но, по моему мнению, они все же слабоваты. И я не знаю, что может им помочь.

– Им может помочь любовь, – сказал Сварог.

– Любовь?! – изумился Тор.

– Себя вспомни, братец, – усмехнулся Сварог.

Тор вдруг замолчал. И взгляд его стал мечтательным. И то сказать, германский гений не только тверд, но и сентиментален.

«Я всегда всем говорю, что я неземная. Но они считают, что у меня мания величия. А ты понял все сам. И теперь мы оба неземные. Я заразила тебя этой болезнью. Очень люблю тебя. Твоя неземная фея-марсианка».

«Силу любви не измерить, ее можно только почувствовать. Но силой моей любви можно поменять местами небо и землю».

– Они поменяют местами небо и землю. Они смогут, – твердо сказал Сварог, в упор глядя в глаза друга своими глазами серо-стального цвета. Цвета арийского металла, который они подарили своим детям.

Глава 9. Наука и революция

Зима проходила, можно сказать, бездарно. Затянувшиеся праздники скорее раздражали, чем радовали. Одолевали мелкие заботы. Особенно раздражала Чугунова необходимость ради заработка жить в Москве. Он, похоже, окончательно стал провинциалом в душе. И теперь, что называется, не умом, а шкурой понимал, как же ненавидит столицу остальная Россия.

Изредка они перезванивались с Булаевым и Зигфридом.

– Чего там думают наши спонсоры! – с нетипичным для него возбуждением часто говорил Юра, – возмущение народа несносной жизнью нарастает. Сейчас можно так легко завоевать на этом политический капитал. А никто не чешется!

Юра был прав. Общественные настроения менялись стремительно. Чего уж далеко ходить, если в обожаемой президентом Северной столице его встретила толпа с плакатами «Ты хуже Гитлера». В устах пережившего блокаду и помнившего об этом Питера это много значило.

Однако пока никто активно этот вал протестных настроений не использовал.

Чугунов мог ошибаться, но его версия сводилась к тому, что публичная политика в России закончилась. Поэтому народные настроения в легальных политических целях использовать было бессмысленно. Просто не было уже таких целей. А до идеи использовать эти настроения для национальной революции пока никто не дошел. Во всяком случае, в России.

Впрочем, соответствующие идеи носились в воздухе.

Мероприятия в Александер-хаусе всегда отличались респектабель– ностью. Вот и сейчас обсудить тему инновационных перспектив страны собралась публика весьма уважаемая. Массовку, если в данном случае так можно было сказать, составляли «простые» доктора наук и профессора. Между ними мелькали академики, директора и заместители директоров крупных институтов, представители крупных компаний. Были здесь и министры. Правда, бывшие. И деятели второго эшелона региональных администраций. В частности, несколько действующих вице-губернаторов.

Чугунов попал на это мероприятие в общем-то закономерно. Он много профессионально занимался взаимодействием науки, производства, экологии и социальной сферы. Но все же, наверное, не обошлось без некой «невидимой руки», которая в последние дни не то чтобы толкала, но так, подталкивала его в определенном направлении.

В знаменитом стеклянном холле Александер-хауса, окруженном прозрачными лифтовыми шахтами, толкался степенный народ. Петр увидел нескольких знакомых. Но не спешил подходить к ним. Ему казалось, что он несет некую печать обитателя владимирских лесов, чуждых этой публике. Странно, но эту печать чувствовал не только он сам. В любом обществе провинциальных работяг профессор Чугунов смотрелся «своим мужиком». Наверное, если бы кто-то хотел бы использовать его на роль «народного вождя», эта органичная простота была бы весьма кстати. Но вот на подобных мероприятиях она была несколько «нефункциональна».

Но к великому для него удовольствию публику вскоре пригласили в зал. Начались выступления. И вот тут Чугунов просто оторопел.

Никто почти не говорил об инновациях.

Все говорили о неизбежной революции.

Особенно понравилось Чугунову выступление заместителя директора одного института.

– Революция в России неизбежна, – спокойно, как общеизвестный факт, сообщил он. – И если она произойдет в ближайшие полтора-два года, то будет бескровной. Почти бескровной, – добавил выступающий. – А если через три-четыре года, то кровавой. Возможно, с полным физическим уничтожением нынешней элиты.

Эти сентенции были выслушаны публикой, среди которой были и чиновники категории «А» совершенно спокойно. Более того, каждый старался уточнить и конкретизировать данный тезис.

Разумеется, инновации упоминались. Но только для иллюстрации того, что их использование в нынешней России невозможно в принципе. И именно поэтому режим не умеющий «прибавлять и умножать», а умеющий только «отнимать и делить» должен быть уничтожен.

Председательствующий в целом спокойно и даже с юмором отнесся к такой подмене темы. Однако не мог не вставить реплику.

– Коллеги, я бы попросил вас быть ближе к теме. Что все же мешает в нынешней ситуации именно инновациям. В каких отраслях, кто, и при каких обстоятельствах мешает. Почему это возможно. Иными словами, кто субъект инноваций, кто субъект их торможения. И желательно, – он иронично усмехнулся, – все же хотя бы пару слов о самих инновациях.

После этого настала очередь выступать Чугунову.

Для иллюстрации он выбрал несколько совершенно убийственных примеров. Метод коммунального теплообеспечения, который был дешевле нынешних методов в тридцать тысяч раз, радикальный метод лечения рака, прикладную военную технологию использования радиоуправляемых моделей и геологические данные о гигантских запасах нефти в центральной России. В каждом из примеров он указал разработчиков, тех, кто мешает внедрению и размер взяток, которые могли бы устранить бюрократическое блокирование этих методов.

Завершая свое выступление, он сказал.

– Выполняя пожелание уважаемого председателя, я привел конкретные инновации. Кто субъект их разработки? Отбрасывая частности, можно сказать – частная инициатива. Причем инициатива лиц почти не пользующихся поддержкой каких-либо больших структур. А в примере с авиамоделями, никакой поддержки, даже символической, вообще нет.

Теперь, кто субъект, тормозящий внедрение? Российское государство. Главный враг русского народа и русской цивилизации.

Вы ждете в развитие этой темы разговоров о революции? Я их вести не буду. На русскую национально-освободительную революцию я хоть и немного, но реально работал, начиная с моего участия в обществе «Память». В то время как иные нынешние революционеры были министрами в антинародном правительстве.

По окончании прений, все высыпали в знаменитый стеклянный холл Александер-хауса к фуршетным столам. Но добраться до них Чугунову было трудно. Его буквально обступила толпа. Задавали какие-то вопросы, давали визитки, просили книги.

Он был не тщеславен и, к тому же, изрядно голоден. Поэтому такое внимание его скорее раздражало, нежели льстило ему. Он бесцеремонно рванулся к столу, где громоздились столь любимые им рыбные деликатесы.

И почти добрался до него. Но был остановлен буквально у края стола.

– Извините, вы говорили о методе лечения рака?

– Да.

Раздражение, помноженное на голод, переполняло его.

– В нашей организации, – говорящий дал визитку с реквизитами весьма солидной полуправительственной организации, – на должности заместителя директора работает один весьма уважаемый человек. Бывший полковник спецслужб. У него рак в последней стадии. Диагноз поставили внезапно. Можно дать координаты разработчиков метода, о котором вы говорили?

– Но этот метод в России, формально говоря, запрещен. Лично министром.

– Мы можем организовать его лечение с выездом в любую страну СНГ.

– А у кого нет таких возможностей? Кто мог бы лечиться здесь, если бы метод не был заблокирован, но не может вот так организовать выездную клинику на одного человека на Украине или в Белоруссии?

– Причем здесь это? Хотя я вас понимаю.

– Нет, вы меня не понимаете. Я дам вам координаты разработчиков и походатайствую, чтобы к вашей просьбе отнеслись благосклонно…

– Спасибо…

– Не спешите благодарить. У меня встречное условие. Пусть ваш полковник, которому терять нечего, поработает напоследок по специальности.

– Как?

– Убьет министра здравоохранения, затормозившего внедрение этого метода.

– Как он это сделает?

– Он же профессионал.

– Вы шутите.

– Нисколько. Я хочу жить на этой земле, где родился я, и родились все мои предки. И я хочу жить здесь, а не на Западе, но по канонам современного, демократического, цивилизованного общества. А не перебив всех нынешних министров, и их замов этого нельзя добиться. О чем, кстати, так убедительно говорили многие здесь выступающие. Но кто должен это сделать? Соответствующие профессионалы. Тем более это уместно тем, кому нечего терять, и у кого есть счеты с соответствующими министрами. Я думаю, у вашего полковника есть претензии к нынешнему министру здравоохранения.

– Вы чем-то раздражены, и, наверное, не склонны к серьезной беседе. Но я надеюсь, мы вернемся к этому разговору позже.

– В чем-то вы правы, но я говорил серьезно. Может, излишне резко. Но я не раздражен, я голоден. А горячую осетрину уже почти всю съели.

Спрашивающий посмотрел на Чугунова как на идиота, и отошел в сторону. Чугунов же, наконец, набрал в тарелку стейков из осетрины и семги и, чуть ли не мурлыча как кот, устроился у одного из столов.

– А вы шутник, Петр Петрович, – подошел к нему давний знакомый.

– Ба, Михаил Сергеевич, а вы что тут делаете. Вроде мероприятие далекое от политики и пиара.

Давний знакомый Чугунова по работе в ИТАР-ТАСС владел собственным пиар-агентством.

– Петр Петрович, пиара больше в России нет. Он исчез вместе с политикой.

– Так что, значит, включились в оранжевый процесс?

Проходивший мимо коллега кремлевского «генератора идей» бросил косой взгляд на Чугунова. Этот, похожий на жабу бывший диссидент, озвучивал ныне идеи контрреволюции. На самом деле, он был не диссидентом, а осведомителем КГБ. И никогда не прерывал своей холуйской службы любой власти. Но, срубив 50 миллионов долларов от кандидата в президенты Украины, ставленника бюрократической мафии Якубовича, за поддержку его кампании со стороны президента России, он стал чрезвычайно трусливым. Он понимал, что следующая власть действительно не пощадит его. И поэтому ратовал за недопущение революции в России искренне и страстно.

Его жирная сальная рожа не сходила с телеэкранов. Плоские продолговатые очечки зловеще поблескивали на огромном толстом носу. Колыхая своим необъятным пузом, и гаденько ухмыляясь, он елейным голосом угрожал всем, кому осточертело существовать в недобитой империи.

Он привык, что ему возражали исподволь, с оговорками. Услышав громкий голос Чугунова, не скрываясь оравшего про оранжевую революцию, эта политическая жаба затряслась от ненависти и страха.

Чугунов полным превосходства взглядом нормального здорового мужика посмотрел на этого в прямом смысле слова недочеловека. И тот, спрятав глазки, прошел мимо.

Наблюдавший сцену Михаил Сергеевич, тонко улыбнулся.

– Что вы Петр Петрович. Я не такой резкий человек, как вы. Мне бы чего-нибудь поспокойнее.

– И что же вы здесь намерены найти поспокойнее? Я имею в виду данное мероприятие.

– Уже нашел, Петр Петрович. Это мероприятие показало, что в России, несмотря ни на что есть еще масса перспективнейших, но не востребованных, ноу-хау. Поиск этих ноу-хау и потенциальных покупателей такой интеллектуальной продукции сродни журналистской работе. Это тоже работа с информацией и людьми. Поэтому я закрываю свое агентство, ищу солидных компаньонов и намереваюсь открыть соответствующее бюро. В этом плане мне было бы чрезвычайно интересно привлечь к сотрудничеству и вас. У вас разносторонний опыт и в науке, и в научно-организационной сфере, но при этом вы еще и опытный пиарщик и аналитик. То есть, можете понимать одновременно и заказчика и поставщика.

– Михаил Сергеевич, вижу, что вы уже продумали проект и подошли ко мне не с праздной беседой. Есть проблемы, которые вы хотели бы обсудить прямо сейчас?

– Вы проницательны, Петр Петрович. Для окончательного принятия решения, и разговоров с потенциальными компаньонами мне надо прояснить один вопрос.

– Какой?

– Сейчас в России идет планомерное наступление на разработчиков и носителей ноу-хау. Все эти уголовные дела против заслуженных ученых есть не только давление на научно-техническое сообщество, но имеют цель парализовать соответствующий инновационный бизнес. Ибо…

– Ибо инновационный бизнес в наименьшей степени подконтролен бюрократической сволочи. А существования хоть какой-то структуры, могущей иметь свободные деньги, независимые от чиновничьего рэкета, смертельно для этого ублюдского государства.

– Вы резки, но точны. Ну, и как же, позвольте спросить, действовать в этой ситуации?

– Так и хочется сказать, «это элементарно, Ватсон».

Собеседник интеллигентно рассмеялся.

– Так скажите это. И просветите меня заодно.

– Охотно. Итак, что хотят купить заказчики. То ноу-хау, которое сделано в неких полугосударственных организациях. Планы по соответствующим разработкам были вполне официально утверждены. Хотя бы часть их финансировалась казной. Здесь есть масса заведомо двусмысленных позиций, позволяющих пристрастным правоохранителям дать по рукам продавцам этих ноу-хау. Тем более, что эти продавцы сами являются сотрудниками организаций-разработчиков.

– Правильно, но это означает, что блокировать можно продажу любых ноу-хау.

– А вот и нет! Вы же слышали на этом заседании, что есть масса ноу-хау, которые были разработаны в порядке частной, даже личной инициативы. Он ни под какое законодательство не подпадают. Формально говоря, их нет в природе.

– А много таких ноу-хау?

– Да большинство! Во-первых, это частные ноу-хау, которые никак не соответствуют никаким научным планам никаких госструктур. В частности все те примеры, о которых говорил я в своем выступлении. Во-вторых, это ноу-хау, которые как-то соответствуют профилю организации, но не входят в ее планы, обгоняя их.

– Поясните.

– Например, организация работает над истребителем пятого поколения. А молодой гений работает над принципами создания истребителя шестого поколения. С одной стороны он находится в соответствующей профессиональной среде, откуда и черпает идеи и аналогии. С другой стороны никто его научные фантазии ни в какой план не включит. Ибо еще истребитель пятого поколения не доделан толком.

– Но все же, как нам искать все эти ноу-хау, и как их потом выставлять на продажу? Как вывозить?

– Сливки можно снять немедленно. Хотя бы из тех примеров, о которых знаю я. А если еще подключить коллег, то просто в неформальном общении можно почерпнуть знания о полусотне перспективнейших инноваций. Пусть потенциальные компаньоны выберут из них с десяток самых выигрышных. Теперь, как вывозить. Те, разработки, которые сделаны в частном и личном порядке, надо патентовать за рубежом и потом цивилизованно этими патентами торговать. А те, которые сделаны в порядке личной инициативы, но сотрудниками казенных контор надо вывозить вместе с соответствующими носителями.

– Как вы это мыслите?

– Частный институт где-нибудь на Украине.

– Почему там?

– Среда для наших ученых привычная. Языковая в том числе. Да и бытовое обеспечение дешевле, чем в Германии или Франции. Итак, этот частный институт нанимает носителей соответствующих знаний. Они увольняются из своих нищих контор, и делают соответствующие разработки за пределами России. Так что наши жадные чинуши и силовики до них не дотянутся. И, кстати, если будет надо, легко приехать в Россию в отпуск. И пообщаться за кружкой пива с бывшими коллегами.

– Да вы гений промышленного шпионажа!

– Какой это шпионаж. Это спасение лучшей части русского народа – русских интеллектуалов. Не более того.

– Ладно, сливки мы сняли. А что потом?

– А потом надо искать нетривиальные пути. Разумеется, нельзя делать контору, которая бы громогласно объявляла конкурсы на те или иные работы, а потом бы скупала результаты победителей. Контора должна быть неформальная.

Например, общественная организация «Союз русских инженеров». Там за кружкой пива молодые интеллектуалы клянут чинуш и старых тупиц, рассказывая какие гениальные разработки они не могут претворить в жизнь. А мы потом эти разговоры обобщаем, в своем экспертном совете анализируем, и по наиболее перспективным работаем в нашем частном институте вне территории России.

– Гениально!

– Вот и докладывайте соответствующие соображения потенциальным компаньонам.

– А все-таки, если интерес представляет то, что уже сделано официально?

– Никаких краж чертежей и схем. В науке и технике всегда реальную работу делают младшие сотрудники. Нам не нужны толстопузые старперы и то, что они понаписали разным комиссиям. Младшие сотрудники увольняются и без визы и оформления загранпаспортов едут отдыхать в Крым. Где… на неопределенное время «задерживаются». Надеюсь, нынешние украинские власти не станут чинить препятствия в этих делах. Тем более, если компаньоны у нас будут солидными и уважаемыми в цивилизованном мире, куда сейчас вступает Украина, избавившись от своих недобитых совков.

Но потенциально интересных ребят тоже лучше всего отбирать через неформальный инженерный союз.

Ну, как? Убедил?

– Более чем. Тогда к делу. На что вы сами рассчитываете в этом проекте?

– На должность Председателя «Союза русских инженеров».

– Лучшую кандидатуру трудно подобрать.

Он вышел на улицу. Страстно хотелось увидеть ее и поделиться с ней своей победой. Ибо он не сомневался, его разговор с бывшим коллегой это победа, это прорыв. Он вынул мобильник. Ого, три смс-ки. А он в беседах и спорах не услышал сигналов.

«Привет, моя родная половинка. Мне плохо без тебя. Очень одиноко и пусто, хотя я не бываю одна. Обожаю свою работу. Этим и спасаюсь».

«Тугодум, чучундра. Почему молчишь? Но так и быть, очень люблю».

«Петр, даже если обстоятельства будут сильнее нашей любви, или злыдни нас разлучат, то все равно Ты будешь для меня самой большой находкой в этой жизни, самым дорогим самоцветом, который украсил и осветил мою жизнь новым светом».

Боже, она приняла мое молчание черт знает за что! И чуть ли не прощается со мной. Болван! Тумба чугунная!

Он немедленно набрал и отправил.

«Выше стропила, плотники! Господь Бог наш правый пилот! Невозможное – наша профессия! Все отлично! Был занят. Извини за молчание. Вскоре увидимся. Спасибо за смс-ки».

Уже выходя из метро, около своей проклятой коммуналки получил ответ.

«Сладкий, любимый, единственный родной. Верю – быть добру. Целую. Успехов. Жду. Спасибо за все. Спокойной ночи».

С этими ее словами он поднялся к себе и, наскоро умывшись и почистив зубы, рухнул спать.

Ему снился рыцарский замок. Нет, это был не замок, а языческий монастырь. Монахи-воины и жрецы окружали огненный алтарь. И он приносил какую-то клятву. Клятва была связана с неким обрядом. Он должен был пройти через боль инициации. Но он не боялся, а радостно взял голыми руками раскаленный кинжал и воткнул его себе в бок.

Боль сначала пронзила его, а потом отпустила. И он провалился в новый спокойный сон. Сон в сне.

Глава 10. Брызги шампанского

Он проснулся не по-московски бодрым. С предчувствием успехов. Ибо не только беда не ходит одна. Победы тоже не любят одиночества. Он не ошибся.

– Петр? – голос Виталия в трубке он сразу не узнал.

– Виталя, богатым будешь. Не узнал.

– Ну, богатым, не богатым, а наш план начинает осуществляться. Приезжай ко мне в офис.

– Мчусь!

– Как идет распространение? – спросил Виталий, имея в виду продажу книг Чугунова в России.

– Через жопу, – грубо, не по профессорски ответил Петр. – Каждая книга сначала вызывает сильный интерес. Продажи идут стремительно и экстраполяция подобных тенденций обещает быструю реализацию. Но потом как занавес падает. Продажи резко падают. При этом не важен тираж. После распространения примерно половины хоть от пяти тысяч, хоть от восьми сот, как будто кто-то перекрывает кислород.