Глава 7. Стоянка в Авлиде

Слух об оскорблении Менелая троянским царевичем разнесся со скоростью степного пожара. Братья цари были переполнены праведным гневом и менее праведным желанием от души пограбить богатенькую Трою.

На этот раз собрались быстро. Да, первый совместный поход в Египет был неудачным. Но подготовка-то была успешной! Сумели же собраться тогда все вместе, не имея никакого опыта.

А теперь опыт был. И собрались, даже не очень уповая на помощь богов. Умеем, умеем, когда хотим! – так мог бы сформулировать свои чувства любой из участников предприятия.

И то сказать, кораблей, моряков и воинов было, несмотря на потери в Египте, в избытке. И возможность занять их пришлась весьма кстати.

Первоначально инициаторы проекта собрались в Авлиде. Рябило в глазах от обилия богатых доспехов, скопища снующих туда сюда добровольцев.

В гавани было тесно от кораблей. А в окрестностях знаменитых алтарей у высокого платана встали шатры вождей.

Поближе к богам хотели быть все.

Первоначальная эйфория длилась довольно долго, но постепенно запасы съестного и вина стали убывать, а ясности в ситуации не прибавилось.

Вдруг стало ясно, что в Авлиду приплыли далеко не все, на кого рассчитывали. Добровольцы стали все интенсивнее злоупотреблять вином и азартными играми. Нарастала агрессивность друг к другу. Драки и стычки стали делом обыденным.

– Пора трогаться в путь, брат, – сказал как-то Агамемнон Менелаю.

– Но собралось едва ли половина из тех, кто обещал приплыть!

Мудрый и честный царь Паламед, присутствовавший при разговоре, возмутился:

– Что думают эти не явившиеся! Для них честь Эллады пустой звук! Начинать братья надо с себя.

Менелай с Агамемноном тупо уставились на Паламеда.

– Что значит, с себя?

– Да не с вас, не с вас, – досадливо ответил Паламед. – А с тех царей Эллады, которые не удосужились приплыть. Разобьемся на отряды и поплывем к ним. Уговоры колеблющихся надо подкреплять силой авторитета.

Вероятно, он оговорился и имел в виду авторитет силы.

Одиссей, царь Итаки был среди тех, кто с самого начала проявили весьма прохладное отношение к предприятию.

Он был одним из немногих царей Эллады, в чьих жилах не текло ни капли северной крови. Родственных связей с олимпийскими богами у него тоже не было. Поэтому среди арийских царей он был белой вороной. Обрезанной, кстати, как и большинство простых ахейцев по ближневосточному обычаю.

Южная хитрость и прагматичность до поры позволяла ему, оставаясь самим собой, сохранять свое положение в сообществе эллинских царьков. Но сейчас хитрость была бесполезна.

Он понял это, когда увидел перед воротами своего дворца представительную делегацию во главе с Паламедом.

Не надо было быть очень умным, чтобы понять, не решившись плыть в Трою, собравшиеся в Авлиде начнут занимать своих воинов искоренением внутренней крамолы и «воспитанием патриотизма». И начнут, скорее всего, с таких как Одиссей, не имеющих родни на Олимпе, и не являющихся их «белым братом».

Одиссей, скрепя сердце, согласился плыть в Авлиду. Но выставил только двенадцать кораблей. Что было более, чем скромным, если сравнивать с другими, теми, кто выставлял по сто, или по восемьдесят кораблей.

Это была по существу, принудительная мобилизация. И он прибыл в Авлиду, с трудом скрывая досаду.

Особенно злясь на старика Паламеда.

Ишь, нашелся моральный авторитет, – злобно негодовал Одиссей. – Честь Эллады для него, видите ли, превыше всего! Надутый болван. Посмотрим, двинетесь ли вы в путь теперь, сорвав с места таких же бедолаг, как я.

Его скепсис только утвердился, когда он исподволь начал знакомиться с ситуацией. Сила, надо признать, была собрана внушительная. Но порядка не было. Верховное командование Агамемнона было чисто номинальным. Снабжение войск из рук вон плохим.

Это все было бы еще терпимым, если бы ахейцам противостояла одна Троя. Но если Трою поддержит весь Восток? Если против ахейцев двинутся все вассалы Египта и царства хеттов, от Эфиопии до Кавказа?

Похоже, эти родственнички жителей Олимпа об этом даже не подумали.

Но об этом подумали дальновидные жрецы, поддержавшие поход в самом начале.

Глава 8. Олимп дискутирует

– Да, заварила ты кашу, сестренка.

Аполлон и Афродита осматривали с высоты птичьего полета сбор войска в небольшом городке Авлиде.

– И что теперь? – продолжил Аполлон.

– Давай не надрывать глоток, присядем где-нибудь поблизости.

После приземления Аполлон повторил свой вопрос.

– Вот они собрались. Что дальше?

– Пойдут на Трою.

– Потом?

– Потом перебьют друг друга.

– А при чем тут Зевс и Олимп? Ты, кажется, хотела разогнать олимпийское сборище. Но я не понимаю, почему это случится. Даже если большая часть поклонников Зевса перебьют друг друга.

– Понимаешь, Купала, Зевс давно не волхв. Он царь. Обычный царь. Только царствует иными методами, чем Рамзес. Но не в этом суть. Не Рамзес меня обманом завлек на этот Олимп, не Рамзес натравил убийц на братьев и сестер с Лысой горы.

– Все это я знаю.

– Хорошо, так вот, Зевс царь, и его царство это те, кто верят в него. Но одно дело вера простолюдина, а другое дело вера царя. Все эти царьки, связанные родственными узами с Олимпом и друг с другом и есть основа царства Зевса.

Они перебьют друг друга, и его царство рухнет.

– Все верно, но есть два возражения. Первое. Среди этих царьков и их вельмож немало и наших детей. Ты сама рожала и от Гефеста, и от Ареса. Твои чада тоже будут среди этих, перебивших друг друга?

Афродита задумалась. А потом, тряхнув головой, сказала:

– Наверное, будь я смертной, это остановило бы меня. Но зачем-то всемогущая Судьба сделала меня бессмертной. И я не могу рассуждать, как обычная баба. Да, я буду стараться спасти своих детей.

Что мне, кстати, удастся лучше в том случае, когда я сама причастна ко всему происходящему, чем если бы это гнилое царство неожиданно стал крушить кто-то иной.

Но, повторяю, у детей своя судьба. И пусть они делают ее сами. Но отказываться ради них от того, что мне велит моя Судьба, Судьба богини, я не буду. Как не отказываюсь я, бессмертная богиня, от любви. А ведь смертная давно забыла бы о любви на моем месте, погрязнув в делах и заботах.

Впрочем, проявляя эту ровную холодность в отношении своих детей, Афродита отнюдь не выделялась в худшую сторону среди богинь и героинь того времени. Она, можно сказать, была верхом проявления материнской нежности. Гера так та выбросила надоевшего ей сына, младенца Гефеста с обрыва. А легендарная Медея вообще перебила всех своих детей от не менее легендарного Ясона, чтобы просто досадить изменившему ей мужу.

Неплохой метод выяснения отношений с супругом для любящей матери семейства.

Так что действительно поразительно нежна и добра была богиня любви на этом фоне.

– Да, трудно тебе будет возвращаться в наши родные холодные места. Там и люди и богини теплее и добрее.

– А может, наша роль как раз в том, чтобы эти добрые родовичи немного подтянулись? Ведь может статься, не спасет их холод наших равнин от нашествия злых и энергичных откуда-нибудь из этих мест. А как вести себя с ними северяне не знают.

– Знают, Афродита, знают. Сварог это отлично показал. Но тогда второй вопрос. Царство Зевса разрушится. И придет на его место какой-нибудь потомок твоего Рамзеса. Который будет похуже. Что тогда делать будешь? И не пожалеешь ли?

– Не знаю. Но мне кажется, что само рамзесово царство еле дышит. Он не то что придти куда-то не сможет, а вообще с места двинуться.

Афродита хоть и была неплохой ведуньей, но видела далеко не все. И не все понимала.

Не видела она, в частности, как несколько раз за ее полетами попыталась проследить Афина. Поначалу это было просто пристрастное любопытство обиженной женщины. Все же в свое время Парис не купился даже на ее обещания побед на поле брани. И предпочел эту глупенькую куколку.

Но потом, Афину стали терзать смутные сомнения. Костлявая воительница, разумеется, не смогла проследить все перемещения Афродиты в воздухе, ибо сама летала еле-еле.

Но коренная южанка Афина, не будучи искушенной в полетах и волховстве, была от рождения гораздо искуснее в интригах.

Всей игры Афродиты, она, разумеется, до конца не поняла. Но общее направление угадала в целом верно.

Папочка Зевс, хоть и царь богов, и царство, надо признать, организовал оригинально, но все же, как был, так и остался северным простаком, – думала Афина.

Игры этой куколки, вот же какой умной оказалась, стерва, – невольно прервала сама себя Афина, – он не поймет.

Поэтому от идеи примитивного, как бы мы сейчас сказали, политического доноса Афина отказалась.

Но не отказалась от игры в целом. Ибо крушение олимпийского царства Зевса будет и ее крушением. И поэтому игру куколки Афродиты надо было сломать.

Они сидели с Герой в одном из дворцов, которыми теперь часто являлись их храмы. В сущности, Эллада давно была примитивно поделена на сферы влияния олимпийскими богами. Многие из них уже не стесняясь нелепостью такого положения, когда помимо того, что они были богами, становились еще и царями. Например, Арей, был царем Фракии.

Но Зевс с ним, с этим истеричным красавчиком.

Итак, богини сидели в покоях одного из дворцов Геры. Царица богов как всегда была слегка навеселе.

– Мамочка, – после случая с яблоком, они сдружились, и уже без злобы, шутя называли друг дружку «мамочка» и «доченька», – не кажется ли тебе, что настала пора отомстить потомкам твоих обидчиков.

– Кого ты имеешь в виду?

– Ну, этих, о которых ты как-то рассказывала. Кажется Соломона и Харона.

Геру передернуло.

– Я тебе о них рассказывала?!

– Да, мамочка.

– Это надо же было так напиться! Я никогда никому об этом не говорю. Надеюсь, ты будешь деликатна, доченька?

– Мамочка! За кого ты меня принимаешь?!

– Ладно, ладно. Так что ты там говорила?

– Дело в том, что троянский царевич Парис похитил жену Менелая Елену…

– Это дочь этой потаскухи, Леды? Наверное, сама такая же потаскуха. И не он ее похитил, а она сбежала от мужа с любовником.

– Это не важно, мамочка. Главное, что теперь ахейцы идут мстить троянцам. И надо бы им помочь.

– Кому? – не поняла Гера. Она уже за время их разговора успела опорожнить еще одну свою любимую чашу, подарок сынка Гефеста.

– Ахейцам, разумеется! Ты же хотела уничтожить троянцев.

Гера, наконец, поняла в чем дело. Зад засвербел. Сколько лет прошло, а напоминание о порках Соломона всегда вызывало легкое жжение маленького, почти незаметного рубца на правой ягодице.

– Куда смотрит царь богов! – вдруг истерично заорала она. – Тут у него на глазах эти враги Эллады, тайные союзники египетского фараона и царя хеттов хотят унизить, а потом уничтожить Олимп, а мы спокойно на это смотрим?!

Вот это да! – подумала Афина. – Тут и на трезвую голову так не скажешь. А она после третьей гефестовой чаши так гладко все излагает. Иногда она действительно кажется царицей.

– Ты права, мамочка, но папашке не стоит это говорить так сразу и без подготовки.

– А как ему говорить?

– Предоставь это мне. А сама только поддакивай.

Горячая пузырящаяся газом вода из глубин земли била из расщелины в скале. У самого устья источник был взят в широкую медную трубу, которая направляла бег воды в нужном направлении.

Вода падала на широкую мраморную плиту. Вернее, это была не плита, а скорее очень мелкая плоская ванна, слегка наклоненная в сторону от источника.

Царь богов нежился в этом потоке горячей целебной воды. А с двух сторон его массировали две верные подруги, Гера и Афина.

Раскрасневшаяся кожа Геры лоснилась. Сейчас она была похожа на ту Яру, какой она была в молодости. Этакая сладкая гладкая молодуха.

Стройная худая Афина тоже выглядела весьма неплохо. И глаз Зевса переходил на нее, когда он все же замечал на животе и бедрах царицы богов довольно заметные складки.

А когда вертлявая худоба Афины надоедала, он снова смотрел на Геру. Купание в этом источнике всегда возбуждало Зевса. И он готов был сказать своим девочкам, что пора заканчивать это омовение и массаж, а переходить к иным процедурам.

– Папик, обещай своим девочкам маленький подарок, – вдруг сказала Афина тоном маленькой девочки.

У этой костлявой девицы с глазами убийцы данный пассаж получился весьма смешным из-за несоответствия тона и вида.

Зевс расхохотался.

– Обещаю. И что за подарок вы хотите?

– Выслушай нас после того, как мы тебя ублажим.

– Это, смотря как ублажать будете, – с деланной строгостью сказал царь богов, и снова расхохотался.

А Афина незаметно подмигнула Гере.

«Девочки» Зевса превзошли сами себя. И он выслушал их. Сначала лениво и снисходительно, а потом все боле внимательно.

Боги редко появлялись в своих храмах. Еще реже жрецы, даже заслуженные, поднимались на Олимп.

Но просьба седого Калхаса была уважена. И Зевс, уже подготовленный Герой и Афиной выслушал жреца не просто внимательно, но даже с напряжением.

Разгром Сварогом верных Зевсу племен скифов-работорговцев, а потом провал нашествия на Египет сделал царя богов весьма чувствительным к проблеме сохранения своего царства. При всех своих достоинствах и способностях, Зевс все же не был, говоря словами потомков, «профессиональным» царем.

Тем более, что организованное им царство управлялось по совершенно новой для тех времен модели.

Поэтому иногда он чувствовал себя в политике, как офицер боевого управления ВВС на первом самостоятельном дежурстве.

Впрочем, о чем мы, читатель. Опять автора занесло на тридцать пять веков вперед. Но ты-то понимаешь, мой друг, что мы имеем в виду.

Итак, угрозу своему царству от троянского инцидента Зевс почувствовал.

Но решения пока не принял, ибо в некоторых вещах все еще сомневался.

Можно ли допустить разгром Трои? – думал царь богов и людей. И отвечал сам себе, – нет. Пока, во всяком случае, нет. Ибо что такое разгром Трои ахейцами, почитающими Зевса? Это демонстрация его, Зевса немилости троянцам. А будут ли они потом верить ему? Сомнительно. Между тем, Троя это форпост влияния его жрецов в Азии. Да, политически Троя входит в орбиту влияния восточных империй. Ее окружают вассалы царства хеттов.

Но эти вассалы поклоняются не старым египетско-вавилонским богам, а ему, Зевсу и его олимпийским богам и богиням!

И еще неизвестно, что важнее, политическая зависимость или вера.

В случае падения Трои ситуация однозначно изменится. Он станет богом врагов. И его влияние в Азии упадет. Его храмы будут разрушены, его жрецы останутся без приношений.

Но Троя не может победить без помощи извне! А помощь придет именно от восточных империй. И оставят ли победители и их союзники веру в богов Олимпа? Не потребуют ли египетский фараон и царь хеттов в уплату за помощь вернуть не только безоговорочную политическую зависимость, но и вернуться к старым богам?

Вопрос.

Но, о чем я?! – прервал Зевс свои размышления. – Разве могу я допустить поражение ахейцев?! Верных мне, и только мне, безоговорочно.

Ни в коем случае.

Но что же тогда делать?

Не допуская поражения ахейцев, посмотреть, как развивается ситуация. И принять окончательное решение потом, по ходу дела.

Зевс, конечно же, рассуждал верно. Да, то, что можно Зевсу, нельзя быку. Но верно не только это. И то, что доступно современному специалисту по стратегическому планированию, было недоступно царю олимпийских богов. Не учел царь богов всех последствий затяжной войны. Не учел. Не знал он, что такая война гибельна для всех участников. И победителей и побежденных. Поэтому в такой войне победителей нет.

Как это ни странно, гораздо более легкомысленная Афродита интуитивно поняла это, хотя и не пыталась свой вывод сформулировать. Но ее убеждение о том, что не надо бояться в этой войне чьей-то победы, ибо победителей не будет, гораздо вернее отражало суть дела.

Впрочем, цели Афродиты и Зевса в отношении начинающейся войны были совершенно противоположны.

Богиня любви хотела уничтожить как можно больше царств. Ибо любовь всегда противостоит насилию, а именно насилие и обман основа всех царств на земле.

Но война – это высшее проявление насилия! – воскликнул бы иной современный оппонент Афродиты.

Мы не знаем, что бы ответила ему богиня. Возможно, если бы хотела переубедить, просто предложила бы провести ночь вместе с ней.

А может, и нет.

Но такому оппоненту ответим за богиню мы.

Помимо насилия любви противостоят еще подлость, обман, мелочность, низость. Тоже, кстати, столпы любого царства. Поэтому чтобы уничтожить царства, война вполне приемлема. Лучше одно насилие, да и то, ограниченное во времени, чем бесконечное насилие в сочетании с подлостью, обманом и низостью чинуш и царедворцев.

Поэтому, пусть ветер наполняет паруса ахейских кораблей!

И пусть царь хеттов и египетский фараон готовят армады своих колесниц на помощь Трое!

Лучше ужасный конец, чем ужас без конца!

Глава 9. Козырный король по имени Ахилл

Дальновидные жрецы олимпийских богов, поддержавшие идею похода, имели гораздо больше информации о положении в Трое и вокруг нее от своих коллег из храмов на азиатском берегу.

И были настроены весьма скептически в отношении перспектив ахейцев. Это спонтанно возникшее сборище вольных царей имело все шансы проиграть. А этого не мог допустить Зевс. И, разумеется, его жрецы, тоже.

Поэтому они придумывали все новые и новые условия, которые якобы диктовали боги. Без выполнения этих условий, поход, по мнению прорицателей не мог быть успешным.

– У нас нет союзников на том берегу Гелеспонта, у нас мало союзников на островах близ Троады, не все ахейцы пока собрались. В таком состоянии нам не видать победы, – говорил жрец Калхас своим коллегам.

– А эти царьки только пируют и в мелких стычках, якобы в интересах кампании, хватают себе новых рабынь, – возмущенно поддержал его один из молодых жрецов.

– Правильно! До каких пор мы будем реально руководить всеми делами, а они жить во дворцах и…

– Иметь молодых рабынь? Ты это хотел сказать? – спросил Калхас.

– Да хотя бы это! – с вызовом ответил говорящий.

Другие жрецы одобрительно зашумели.

Калхас тонко улыбнулся.

– Не надо так волноваться, друзья! Наши храмы пополнятся дарами при любом исходе этой войны. И большая часть из нас останется в живых. А эти драчливые дураки почти все будут перебиты. Те же, кто останется в живых к концу войны, будут израненными развалинами. Так что пусть пока резвятся.

Не завидуйте им.

Он задумался, и продолжил.

– И не пытайтесь занять их места. Каждому свое.

Какое емкое утверждение! Как много в нем различных слоев скрытого смысла.

Очередной доклад Калхаса Зевсу расстроил царя богов. Калхас рассказал шефу почти то же, что он говорил недавно своим коллегам.

– Сколько еще продержатся эти драчливые дураки, если не двинутся на Трою? – спросил царь богов.

– Не больше четырех, пяти лун.

Зевс задумался. Подтягивающиеся к Трое союзники вполне могли обеспечить повторение недавней катастрофы в Египте. Нужно было хотя бы гарантировать свою паству от очередного разгрома.

Как?

Надо было бросить в игру некую силу, способную переломить ход событий.

И Зевс кажется понял, что это будет за сила.

После разгрома Сварогом скифов-работорговцев, единый скифский мир был разрушен.

Восточные скифы, возглавляемые потомками Тамрис, участвовавшие в кампании наказания своих западных сородичей, стали называться сарматами. Они освоили подаренное Сварогом железо и жили зажиточно, мирно и вольно.

Впрочем, искушение военным превосходством они не преодолели. И постепенно со все большим вкусом стали совершать походы на юг.

Весело и легко было бить железным оружием былых хозяев мира времен бронзового века. А потом набивать мешки их сокровищами.

А вот на север сарматы не совались. Знали и помнили, откуда пришел волшебный металл, и какие мечи могут ковать потомки Сварога и Перуна.

Западная же часть скифского мира, вернее та ее половина, которая не была связана с уничтоженными охотниками за людьми, занялась земледелием.

Тучные степи легко поддавались железному плугу, и скифское зерно потекло на юг, в обмен на эллинское золото.

Впрочем, узнавшие железо от северных соседей тавроскифы, не получили всех его секретов.

Поэтому их вооружение было, конечно лучше эллинского, но значительно хуже того, чем обладали воины Перуна. Ибо теперь, с появлением нового металла, именно северяне заняли место, говоря современным языком, промышленного лидера тогдашнего мира.

Впрочем, тавроскифы и не стремились превзойти северян. Усеянные скифскими трупами берега черноморских лиманов надолго отбили охоту тягаться с кузнецами и воинами, не забывшими родных Богов.

Однако, не мечом единым. И железные наконечники копий тавроскифов пробивали эллинскую бронзовую броню, а железные доспехи были несокрушимы для бронзовых мечей.

Но воевать тавроскифам не хотелось. Зачем, если можно набивать золотом кошельки, торгуя бесценным в Элладе хлебом?

Эта связь с Элладой проявляла себя во всем. И тавроскифы почитали олимпийских богов. А их вожди были в родстве со многими полубогами полуцарями Эллады.

Таким был и сын богини Фетиды Ахилл.

В отличие от своих подданных пахавших черноземные степи тавроскифов, он был гораздо теснее связан с Элладой, ибо был сыном царя мирмидонцев Пелея. И довольно рано понял силу своего копья с железным наконечником.

Ему не терпелось проявить себя в намечавшихся в Элладе и вокруг нее войнах. Однако, его мать, богиня Фетида всячески препятствовала этому, понимая, что никакие железные доспехи не спасут ее сына, если он ввяжется в события, где победителей не будет.

Странно, но Фетида понимала это так же хорошо, как и Афродита.

Гораздо лучше, чем царь богов Зевс.

– Как поживает твой сынок? – спросил Зевс у Фетиды во время очередного сборища на Олимпе.

– Не знаю, – потупила глаза Фетида, – гуляет где-то по белу свету. Большой уже. Матери не докладывает. Да и потом, мы с его отцом давно в разводе. Я, увы, лишена возможности опекать и воспитывать сына.

– В разводе… – протянул Зевс. Легенда о том, как Пелей в состоянии алкогольного бреда чуть не убил жену за то, что та, якобы хотела сжечь сына, нашла отражение у Гомера.

Гомер, правда, заметил, что Фетида держа младенца Ахилла над огнем, делала сына неуязвимым, а Пелей этого просто не понял.

Да, трудно понять что-либо, находясь в многодневном запое. И подобные гомеровские легенды могли бы появляться с периодичностью местных газет в любом провинциальном русском городке, если бы на каждого алкоголика, пытающегося убить жену в состоянии белой горячки, находился бы свой Гомер. Увы, русские мужики не эллинские цари и подобного летописца при себе не имеют.

Зевс, разумеется, не Гомер. Он знал подоплеку развода Фетиды с мужем. Он давно хотел переспать с этой загорелой ведуньей с фиалковыми глазами, обожающей морские купания.

И Фетида сейчас готова была подыграть в этом царю богов, только бы отвлечь его внимание от сына.

– Как насчет сегодняшней ночи, громовержец? – прямо спросила она.

– Буду рад провести ее с тобой.

Фетида в радости упорхнула, махнув ему рукой.

– Не прощаюсь, царь богов!

Зевс усмехнулся ей вслед. Ночь ночью, а сейчас он встретится с Калхасом.

– Что удалось выяснить про Ахилла? – спросил Зевс.

– Фетида где-то прячет его.

– Где?

– Выясняем.

– Живее выясняйте!

– Стараемся.

– Пока вы стараетесь, под Трою подтягиваются все малоазиатские вассалы царя хеттов. Высадившихся ахейцев просто сбросят в море. И не надейся, Калхас, что неудача царей не станет неудачей и для жрецов.

– Я не думаю так, царь богов!

– Не думаю, – передразнил Зевс. – «Наши храмы пополнятся дарами при любом исходе войны». Твои слова?!

– Прости, всемогущий! – пал на колени Калхас. – Ты все видишь. И знаешь наверняка, что я не хотел оскорбить тебя этими словами, я только желал успокоить молодых жрецов.

Все вижу, – усмехнулся про себя Зевс. – Не мудрено все видеть, если тебе спешат обо всем доложить. Но вот душу твою, Калхас, я не вижу. Ибо докладывать о том, что там твориться, некому. Впрочем, тебе об этом знать не надо. Кстати, не вижу я своим божественным взором, и где сейчас Ахилл.

Но царь богов не сказал всего этого, а величественно произнес.

– Я действительно знаю все. И скажу тебе вскоре, где Ахилл. Но и ты, Калхас, наконец, уясни, что эта война не только Менелая и Агамемнона. Это и моя война. Моя! А, значит, и твоя. Понимаешь!

– Понимаю, царь богов.

– А если понимаешь, действуй решительнее. И инициативнее. Я не собираюсь вести эту войну один за вас за всех. Как только я тебе скажу, где Ахилл, вытаскивайте его. Он и его железные воины сокрушат троянцев.

– Но чем мы сможем его заинтересовать?

– Во-первых, он мальчишка. Вскружи ему голову жаждой подвигов и славы. Во-вторых, он царевич без царства. Пелей выгнал его мать из дворца, пьянствует с любовницами, и, того гляди, лишит его наследства. Собственные же владения Ахилла у тавроскифов не столько царство, сколько просто большое поместье.

– И что из того?

– Обещай ему венец царя царей Эллады.

– А такой венец есть?

– Будет! Будет у Агамемнона, который приведет ахейцев к победе.

– Но при чем здесь Ахилл?

– Обещай ему в жены дочь Агамемнона Ифгению, и корону тестя в наследство.

– Да, предложения заманчивые. Думаю, он согласится. Но не мне же обращаться к царевичу с такими посулами. Это должен сделать Агамемнон.

– Агамемнон дурак. Есть среди вашего сборища хотя бы один умный человек?

– Паламед.

– Слишком честен. Не ему делать такие двусмысленные предложения.

– Тогда Одиссей.

– Гм. Этот обрезанный, которого еле-еле удалось вовлечь в дело?

– Он самый.

– Что, ж. Подлец, конечно, но как раз сгодится. Судя по тому, как он противился своему участию в этой войне, человек умный. А судя по тому, что в итоге согласился, и не пошел против всех, хотя и выставил только двенадцать кораблей, еще и хитрый.

Давай, посылай к Ахиллу его.

– Но где Ахилл?

– Узнаешь завтра.

Фетида на ложе была несравненна, она отдавалась Зевсу со страстью. И эта страсть не была наигранной. Морская богиня надеялась, что таким образом оградит от притязаний Зевса своего сына Ахилла.

Хороша, нимфа, – думал Зевс, – хороша. И как старается. Глупышка.

– Не устала? – ласково спросил он после очередного всплеска любовных ласк.

– Что ты, громовержец! – почти искренне ответила Фетида.

– А может вина?

– С удовольствием!

Она была готова на все, лишь бы ублажить царя богов.

Вино содержало дурман, изготовленный богиней колдовства Гекатой. Кое-какие секреты олимпийские боги переняли из арсенала государственных жрецов Египта. А у тех, разумеется, были в запасе методы, способствующие развязыванию языков. С времен появления первого в мире государства, а оно появилось в долине Нила, такое искусство всегда было в почете у правителей.

– Так, где твой сын, Фетида? – ласково спросил Зевс.

Морская богиня, выпив два кубка вина с дурманом, глупо улыбалась.

– Не скажу! – пьяно расхохоталась она.

– Нехорошо так вести себя с царем богов. В конце концов, это и мой сын.

– Нет, он сын Пелея.

– Рассказывай это толпе.

– Правда, Зевс, не знаю от кого он. От тебя, или этого винопойцы.

– Вот видишь, таких вещей не знаешь. А где сейчас Ахилл, знаешь?

– Ну, это-то я знаю!

– Врешь, не знаешь!

– Нет, знаю!

– Не знаешь!

– Знаю!

– Так, где же он?

– На острове Скирос. Вот где!

– И что он там делает?

– Крутит любовь с дочерью тамошнего царя Ликомеда Деадемией. Кажется, даже заделал ей ребенка.

– Да? Это просто чудесно. Мы сейчас займемся тем же.

– Не надо, Зевс. Хватит. Что-то у меня болит голова.

– Тогда спи, красавица моя.

– Давай, посылай Одиссея на Скирос. Ахилл там, – сказал Зевс Калхасу на следующее утро.

– Зевс, что мы вчера пили? – спросила, просыпаясь в полдень, Фетида.

Голова трещала. Она плохо помнила прошедшую ночь.

– Да так, обычное коринфское вино. А что?