1-й батальон с поставленной задачей справился блестяще. Он не только упредил противника и захватил высоты, но, отбив несколько его ожесточенных атак, сам стал теснить фашистов и продвигаться вперед.
      В конце дня ко мне прискакал лейтенант-кавалерист, представился и сообщил, что его командир полка находится на ферме в полутора километрах от дороги и, если можно, просил меня подъехать к нему для уточнения обстановки.
      Командир кавалерийского полка подполковник М. Т. Шевченко встретил меня тепло, дружески. Подробно проинформировал о создавшейся обстановке. Сказал, что их корпус продвигается в направлении Алленштайна, встречая на пути ожесточенное сопротивление гитлеровцев. Особенно оно сильно у перекрестков дорог и в населенных пунктах. Много разрозненных групп фашистов пытаются сейчас пробиться через наши боевые порядки к Алленштайну и вообще на запад. Его полк командиром корпуса остановлен на этом рубеже. Приказано развернуть часть сил на восток и не пропускать выходящие из наших тылов вражеские группы.
      На основании полученных от Шевченко сведений мною тоже было принято решение развернуть один батальон на восток вправо от дороги. А главные силы полка сосредоточить побатальонно в лесу, что слева, -в готовности действовать в любом, исходя из обстановки, направлении.
      * * *
      В 18.00 подполковник М. Т. Шевченко получил радиограмму из штаба своего корпуса, в которой его полку предлагалось продвигаться дальше, к Алленштайну. За ним выступили и мы. Но где-то около полуночи пришла, радиограмма командира 290-й стрелковой дивизии, приказывающая нам развернуться в обратном направлении, совершить марш и сосредоточиться в назначенном районе в готовности с утра принять участие в наступлении.
      Дивизия в составе главных сил армии к этому времени уже вышла к переднему краю второго укрепленного района противника, созданного им еще задолго до войны. В полосе наступления армии он проходил от Ортельсбурга на Пассенхайм и далее на Алленштайн по перешейкам Между Мазурскими озерами. Берега озер почти везде высокие, обрывистые, поросшие густым сосновым лесом. Плотины везде взорваны, низменности и овраги затоплены водой.
      Здесь против нас стояли понесшие значительные потери, но все еще достаточно боеспособные части танковой дивизии "Великая Германия", 24-я танковая дивизия, 558, 129 и 299-я пехотные дивизии, немало отдельных полков и батальонов.
      ...Где-то около часу ночи в лесу, куда прибыл полк, нас встретил представитель штаба дивизии и передал мне пакет. В нем комдив приказывал нам выдвинуться в район межозерных дефиле, что в лесах северо-западнее Вартенбурга, и, зайдя фашистам в тыл, наступать в направлении Пассенхайма, навстречу главным силам дивизии.
      В темную ночь, да еще в лесу, сориентироваться довольно сложно. А еще тяжелее выбрать правильно путь. Поэтому я спросил представителя штаба дивизии, ре ему ли приказано вывести наш полк в указанный район. Тот ответил отрицательно. Пояснил, что ему приказано лишь встретить полк, вручить пакет командиру, а самому немедленно вернуться назад.
      Мы расстались с представителем у развилки дорог. Но по какой из них вести полк дальше? Стояли в раздумье. Какое-то шестое чувство подсказало: по той, что идет влево. Двинулись...
      И сейчас, уже после войны, фронтовые друзья при встречах часто спрашивают, что помогло мне выбрать именно левую дорогу и тем самым выполнить поставленную задачу.
      Что ответить им? Сослаться на шестое чувство? Да, на войне всякое бывало...
      Прошли километров восемь - десять по лесу. Уже начало светать. Вернулись разведчики и доложили, что впереди и чуть справа они наткнулись на огневые позиции вражеской батареи. Орудийные расчеты греются у костров.
      Эта весть обрадовала - вышли-таки в тыл противнику! К тому же если фашисты греются у костров, беспечно себя чувствуют, значит, не ждут нас отсюда. И воспользовавшись этим, надо атаковать внезапно, всем полком, не ожидая полного рассвета.
      Вызвал в голову колонны командиров батальонов, начальника артиллерии. Накоротке поставил им задачу: "Полнейшая тишина. Орудия и минометы тянуть на руках в боевых порядках батальонов. С выходом на опушку леса - атака. Сигнал - серия красных ракет. Все батальоны - в линию. Атаковать на возможно более широком фронте, чтобы создать видимость наступления больших сил".
      Роту автоматчиков капитана А. З. Эдыгарова оставил в резерве.
      Через час батальоны начали вытягиваться на опушку леса. Как ни добивались командиры соблюдения полнейшей тишины, это не совсем удалось. А услышав шум сзади, в лесу, фашисты тут же выслали несколько солдат в этом направлении. Те, наткнувшись на цепь нашей пехоты, подняли тревогу. Но поздно! Наши батальоны с дружным "ура" ринулись в атаку...
      А я тем временем связался по рации с комдивом, доложил, что вышел фашистам в тыл и уже атакую. Полковник Н. А. Вязниковцев (после гибели полковника И. Г. Кального он вступил в командование 290-й дивизией), внимательно выслушав меня, указал по карте рубеж, на который полку категорически запрещалось выходить, так как в этом случае он мог попасть под огонь своей же артиллерии. А затем сообщил, что через пятнадцать минут 882-й и 885-й полки тоже начнут атаку противника с фронта и будут развивать наступление на город Едвабно.
      А у фашистов тем временем царила паника. Бросая орудия, артиллеристы убегали в лес, пехота, выделенная для их прикрытия, металась в траншеях, переставляя пулеметы стволами в свой тыл. Но не успела закончить это дело, так как в траншеях и около них начали густо рваться снаряды и мины. Это войска корпуса, а следовательно, и нашей дивизии, пошли в наступление на противника с фронта.
      В результате обходного маневра (882-й стрелковый с 1812-м самоходным полком - с юго-запада, а наш ударил с северо-запада) город Едвабно в этот же день был полностью очищен от оборонявших его частей 299-й пехотной дивизии врага.
      Развивая наступление дальше, части нашей 290-й дивизии вскоре овладели и городом Пассенхаймом. Затем, круто повернув на северо-запад, в течение четырех суток вели упорные бои в межозерных дефиле с отошедшими сюда потрепанными полками 299-й пехотной дивизии, поддерживаемыми на этот раз танками и бронетранспортерами.
      К исходу 27 января дивизия сражалась юго-восточнее города Вартенберга, а к 1 февраля ее части были уже на подступах к Гудштадту, надежно прикрывая активными действиями правый фланг 35-го стрелкового корпуса.
      К трем часам ночи над этим городом взвился красный флаг.
      * * *
      С падением Гудштадта обстановка для врага еще более осложнилась. Наши войска подходили к внешнему обводу Кенигсбергского оборонительного рубежа и находились всего в полусотне километров от залива Фришес-Хафф, по ту сторону которого шла узкая коса, по которой гитлеровцы эвакуировали в Данциг местное бюргерство, запасы продовольствия, угоняли скот.
      В это время до нас дошла весть, что командующий немецко-фашистскими войсками в Пруссии генерал Госбах смещен фюрером со своей должности, а вместе с ним и целый ряд старших офицеров. Все они обвинялись якобы в преднамеренной сдаче русским Восточной Пруссии. Вместо Госбаха командующим был назначен генерал от инфантерии Мюллер.
      В добавление к этим мерам Гитлер издал еще и приказ, который был доведен до всех немецких солдат и офицеров. В нем говорилось, что каждый дезертир будет расстрелян как предатель фатерланда, а его семья подвергнута репрессиям, имущество ее реквизировано. Всякий, кто сдастся в плен, заочно приговаривается к смертной казни, а его семья опять-таки будет отправлена на каторгу или в концлагерь.
      Мюллер в свою очередь тоже издал ряд таких же драконовских приказов. В частности, по его инициативе были, созданы заградительные отряды, проведена чистка тылов, за счет личного состава которых пополнялись боевые соединения.
      Геббельсовская пропаганда лезла из кожи вон, чтобы внушить деморализованным солдатам и офицерам фюрера, что "планы большевиков вот-вот рухнут", что "надо еще немного продержаться", что "в тылу Германпи созданы уже крупные резервы", которые придут к ним на помощь.
      Все это, вместе взятое, в какой-то мере укрепило боеспособность вражеских соединений. Уже при подходе наших войск к Вормдиту, который входил во внешний обвод Кенигсбергского оборонительного рубежа, мы почувствовали, что сопротивление противника значительно возросло.
      Кстати, Кенигсбергский оборонительный рубеж немцы начали создавать еще в начале тридцатых годов. По своему оборудованию он мало чем отличался от пресловутых линий Мажино и Зигфрида на франко-германской границе. Здесь были мощные железобетонные доты, связанные между собой сетью траншей и ходов сообщения, блиндажи для личного состава, которые выдерживали прямые попадания даже снарядов самого крупного калибра, многочисленные бронеколпаки. А перед проволочным заграждением в несколько рядов были отрыты еще и противотанковые рвы, установлены густые минные поля.
      5 февраля наш полк, наступая на левом фланге дивизии, вел бой с противником в лесном массиве Вормдит-Терштадтвальд. Против нас действовало всего лишь до двух с половиной сотен гитлеровцев. Но и с этими силами, к тому же опирающимися на доты, сеть которых раслолагалась по просекам и полянам, обескровленному в предыдущих боях полку справиться было нелегко.
      Перед вечером противник к тому же предпринял и сильную контратаку. Организованным огнем она вначале была отбита, но с наступлением сумерек положение ухудшилось: гитлеровцы начали обтекать полк со всех сторон.
      Надо что-то предпринимать. Но что? Хорошо бы, подумалось, зайти в тыл противнику и внезапным ударом оттуда посеять панику в его боевых порядках. Но кого послать?
      После недолгого раздумья выбор пал на взвод разведки старшего лейтенанта Маякина.
      ...Скрытно проведя свой взвод во вражеский тыл, Маякин, рассредоточив людей в цепь, приказал им по команде как можно громче кричать "ура", вести на ходу интенсивную стрельбу и бросать гранаты. Словом, создать у противника убеждение, что его обошли довольно крупные силы русских.
      Так и сделали. У фашистов сразу же началась паника. А разведвзвод, продолжая наращивать огонь из, автоматов, кидая гранаты (конечно же противотанковые), стал фронтально передвигаться по лесу, создавая видимость окружения.
      Одновременно были подняты в атаку и остальные подразделения полка. Оказавшись под двойным ударом, противник начал поспешно отходить. Преследуя его, мы вскоре вышли к реке Древенц, где и закрепились, ожидая подхода остальных частей дивизии.
      * * *
      Форсировав Древенц, наша дивизия, как и другие соединения армии, вклинилась уже во второй рубеж Кенигсбергского укрепленного района. Развивая наступление дальше, она 11 февраля штурмом овладела городом Мегинен. И снова двинулась вперед, общим направлением на Мельзак.
      Противник подразделениями из 19-й механизированной и 14-й пехотной дивизий упорно оборонял этот город. Ареной особенно ожесточенных схваток стал кирпичный завод с его массивными строениями. Он располагался на окраине города. Здесь засел довольно сильный гарнизон с двумя десятками тяжелых пулеметов. И все-таки объединенными усилиями нашего и 882-го полков кирпичный завод, а затем и город были взяты.
      В полутора-двух километрах севернее Мельзака с востока на запад тянется возвышенность с отдельными господствующими даже над ней высотами. Именно здесь противник, выбитый из Мельзака, и занял заранее подготовленный оборонительный рубеж. Хутора и окраины населенных пунктов Лилиенталь и Гайль были им тоже приспособлены к долговременной обороне.
      290-я же дивизия получила задачу прорвать эту оборону и, развивая наступление в направлении Брайтлинда, к исходу дня выйти на шоссе, ведущее от Брайтлинда до Линдэнау.
      Следует сказать, что к началу этих боевых действий наш полк насчитывал в своем составе всего лишь 355 человек. Они были сведены в две стрелковые, одну минометную и пулеметную роты в батареи ПТО, 76-мм пушек и 120-мм минометов. Другие полки были примерно такого же состава. Так, в 882-м стрелковом имелось 450 активных штыков, в 885-м - 422. И все-таки в 14.00 22 февраля после короткой артподготовки части дивизии перешли в наступление. Вернее, попытались перейти. Ибо противник, подтянув резервы, сосредоточив севернее Лилиенталя самоходки и пехоту, почти сразу же сам предпринял контратаку. И так получилось, что из наступающих мы превратились в обороняющихся.
      С 23 по 25 февраля мы неоднократно пытались сбить противника с занимаемого им рубежа. Но все эти попытки успеха не имели. Мощным организованным огнем артиллерии, самоходных орудий и пулеметов гитлеровцы отбивали наши атаки. Полк и другие части дивизии в этих боях понесли новые и довольно значительные потери. Чтобы хоть как-то восполнить их, пришлось проводить жесткое сокращение тыловых и специальных подразделений и высвободившимся личным составом пополнять стрелковые роты.
      Но и противник понес большие потери. Поэтому в конце концов он вынужден был оставить занимаемый им рубеж. Наши части продвинулись вперед на глубину до пяти километров. И тут снова остановились, завязав ожесточенные бои.
      Так километр за километром наши войска шли вперед на запад. А фашисты? В связи с тем что линия фронта постоянно сжималась, их командование получало возможность уплотнять боевые порядки за счет маневра своими хоть и значительно потрепанными, но все еще боеспособными частями. И прорывать вражескую оборону становилось все труднее и труднее. К тому же погода по-прежнему не позволяла нашей авиации действовать в полную силу, поддержать обескровленные в непрерывных боях стрелковые части и соединения.
      18 марта погода наконец-то стала проясняться. И наши войска при поддержке авиации снова перешли в наступление. К утру 21 марта 885-й и 878-й стрелковые полки овладели населенным пунктом Грунау и вышли к железной дороге Хайлигинбайль - Браунсберг, что проходила в пяти-шести километрах от побережья залива Фришес-Хафф. Она-то и была последним оборонительным рубежом врага, на который отошли и стали закрепляться битые нами части 131-й и 102-й пехотных, а также 24-й танковой дивизий.
      * * *
      В течение 22 и 23 марта наши войска безуспешно пытались прорвать оборону противника на этом рубеже. Дело осложнялось тем, что железная дорога с высокой насыпью, к тому же и сплошь уставленная вагонами с песком, скрывала от нас противника. Под этим прикрытием он мог свободно маневрировать своими резервами даже днем. С насыпи, где находились его наблюдательные пункты, хорошо просматривались все наши тылы. И фашисты били но ним не только из орудий наземной артиллерии, но даже с боевых кораблей: у противника стояли на рейде крейсер и два эсминца. Они причиняли нам особенно много неприятностей.
      24 марта командир дивизии полковник Н. А. Вязниковцев вызвал к себе всех командиров полков. А начальник штаба предупредил, чтобы мы захватили с собой данные о боевом и численном составе вверенных нам частей.
      И действительно, комдив прежде всего поинтересовался, сколько у кого осталось людей. Буквально с карандашом в руке подсчитывал личный состав. А подсчитав, тяжело вздохнул, сказал:
      - Да-а, не жирно. - После этого продолжил: - Приказано всех людей свести в один полк. И с завтрашнего дня наступать этим полком. А у нас с вами и батальона не получается...
      Полковник Вязниковцев посмотрел на нас и вдруг спросил:
      - Кто хочет командовать этим сводным полком?
      В комнате, где мы сидели, наступила какая-то неловкая тишина. Комдив переводил взгляд с одного командира полка на другого. Ждал ответа. И тут наши глаза встретились. Я поднялся.
      - Я так и знал, - улыбнулся Вязниковцев. - Товарищи Бахолдин и Чернов, к вечеру передать всех людей в распоряжение Хомуло. И еще, Михаил Григорьевич, - снова обратился ко мне комдив, - к вечеру получишь в свое распоряжение и сто тридцать первую отдельную штрафную роту. Завтра на рассвете - атака. Задачу уточню в боевом распоряжении.
      Командиры 882-го стрелкового полка подполковник И. Д. Чернов и 885-го подполковник И. Г. Бахолдин людей прислали. Прибыла и 131-я отдельная штрафная рота. Светлого времени для работы с офицерами на местности не хватало. А ведь завтра на рассвете - атака. Пришлось задачу командирам рот ставить наспех. Выводили подразделения на рубеж атаки непосредственно представители штаба полка.
      Атака началась на рассвете после пятнадцатиминутного огневого налета нашей артиллерии. Дружным ударом железная дорога вскоре была очищена от противника. Гитлеровцы, предприняв несколько безуспешных контратак, отошли в направлении Браунсберга.
      Этот город не входил в полосу действия нашей армии, но находился вблизи нее. И мой сводный полк, развивая наступление в направлении Прейсиш-Банау и Карбена, вскоре попал под сильный фланговый огонь артиллерии и минометов противника, который он вел из Браунсберга. Пришлось развернуть батальоны непосредственно на этот город.
      Части соседней армии, наступавшие на Браунсберг, где-то отстали. А в моем сводном полку и даже в дивизий артиллерии, чтобы подавить огневые точки в Браунсберге, было явно недостаточно. Поэтому я попросил комдива обратиться за помощью непосредственно к командующему армией. Через несколько минут полковник Вязниковцев сообщил, что по восточной окраине Браунсберга будет дан залп реактивной артиллерии.
      - Используй его, врывайся в город. Но в нем не задерживайся, ускорь продвижение к заливу, - потребовал комдив.
      Вскоре огромной силы удар наших легендарных "катюш" буквально потряс землю. Столбы черного дыма и пламени окутали почти весь город. Полк по моему сигналу дружно поднялся и, ведя огонь на ходу, устремился к Браунсбергу. Подоспели и части соседней армии. К 11.00 Браунсберг был взят. Действия нашего полка получили высокую оценку командования, он был награжден орденом Суворова III степени.
      Продолжая развивать наступление дальше, в направлении на Дойч-Банау, расположенный на побережье залива Фришес-Хафф, полк за полтора-два километра до этого населенного пункта был встречен заградительным огнем корабельной артиллерии. Затем с безымянной высоты и прилегающей к ней рощи его контратаковали довольно крупные силы вражеской пехоты. Мы начали нести ощутимые потери. Особенно от огня боевых кораблей противника, которые курсировали в заливе. Достать же их наша артиллерия не могла, а пасмурная погода исключала возможность вызова на помощь авиации.
      Здесь был тяжело ранен командир сводного батальона капитан А. М. Ларин. Вместо него в командование этим подразделением вступил капитан М. М. Загайнов, начальник разведки полка.
      В районе населенного пункта Дойч-Банау у гитлеровцев была построена пристань, используемая ими для эвакуации войск и боевой техники. Именно туда, к пристани, и должен был ворваться батальон Загайнова.
      Первым под покровом темноты к пристани проник взвод разведки старшего лейтенанта Маякина. Он начал забрасывать фашистов противотанковыми гранатами, расстреливать из автоматов. А это послужило сигналом для перехода в атаку всего батальона. К утру 26 марта противник был выбит из Дойч-Банау, полк вышел на побережье залива Фришес-Хафф.
      Глава седьмая.
      На Берлин!
      В первых числах апреля мы получили приказ грузиться в эшелон. Причем грузился только личный состав. Артиллерийские же подразделения и обоз должны были совершить марш в назначенный район своим ходом.
      К 11 апреля дивизия сосредоточилась в районе Клян-Киршбаум, восточнее реки Одер.
      Вся 3-я армия составила второй эшелон 1-го Белорусского фронта.
      В течение десяти дней наши части пополнялись личным составом и вооружением, шли занятия по боевой подготовке. А 16 апреля на рассвете мы услышали впереди сильную канонаду. Оказалось, что это войска первого эшелона 1-го Белорусского фронта перешли в наступление на Берлин.
      3-я армия вводилась в сражение 23 апреля южнее Берлина, должна была действовать навстречу войскам 1-го Украинского фронта с задачей завершить окружение франкфурт-губенской группировки войск противника, а затем во взаимодействии с соседями уничтожить ее.
      Эта группировка состояла из пятнадцати дивизий 9-й полевой и 4-й танковой армий и насчитывала в своем составе двести тысяч солдат и офицеров, свыше двух тысяч орудий и минометов, более трехсот танков и штурмовых орудий.
      Местность, на которой предстояло действовать нашим войскам, представляла собой лесной массив с цепью больших озер, имеющих между собой лишь узкие перешейки. Немало было здесь и судоходных каналов.
      Ближайшая наша задача состояла в том, чтобы к 25 апреля замкнуть кольцо окружения вокруг вражеской группировки и перерезать дорогу Берлин - Цоссен. А завершив окружение, к обороне не переходить, продолжать наступать, все больше и больше сжимая кольцо вокруг фашистских полков и дивизий.
      23 апреля наши части, начав наступление, к исходу дня уже форсировали реку Шпрее и вышли на рубеж юго-восточнее Нойцитау. А с рассвета 24 апреля 878-й стрелковый полк, получив задачу прикрыть левый фланг корпуса, продолжил наступление в направлении озера Трибш и за день, очистив от противника леса к северу и юго-востоку от озера, овладел населенным пунктом Альт-Гармансдорф.
      На следующее утро части 290-й стрелковой начали форсирование реки Даме. К полудню оно было закончено. Захватив на противоположном берегу плацдарм, дивизия перерезала узел дорог севернее Кенингс-Вустерхаузен. А к исходу дня овладела и этим населенным пунктом, захватив в полной исправности Центральную берлинскую радиостанцию.
      26 апреля на рубеже городов Топхин и Грас Бештен, а также леса на западном берегу озера Гульден Зее нам пришлось вести упорный бой с подразделениями 5-й танковой, 169-й пехотной дивизий и 511-м полком связи 9-й армии фашистов.
      С утра 27 апреля дивизия получила приказ наступать на юго-западную окраину Вендиш-Бухгольц. Свой боевой порядок она построила следующим образом: справа действовал наш 878-й стрелковый полк, слева - 885-й. 882-й полк находился во втором эшелоне.
      В результате упорного дневного боя мы овладели Гросс-Керисом, а наш левый сосед - Кляйн-Керисом.
      * * *
      28 апреля наш полк в составе дивизии продолжал наступление, встречая все более нарастающее сопротивление противника. Особенно ожесточенный бой разгорелся под вечер, когда мы подошли к деревне Лептен. С трех сторон ее окружал лес. Самое подходящее место для организации противником какой-либо каверзы для нас. Потому мы и шли к деревне со всеми мерами предосторожности.
      Но высланные вперед разведчики вскоре доложили, что деревня пустая, лишь по просеке, с юга, к ней движется механизированная колонна врага. В голове - до десятка танков, а за ними - бронетранспортеры.
      Нужно было как можно быстрее захватить Лептен и организовать по ее южной окраине оборону.
      1-й батальон под командованием капитана А. С. Бибича быстро выдвинулся на намеченную окраину деревни и встретил огнем голову колонны врага, уже вытягивающуюся на опушку леса. Первый танк был подбит пэтээровцами. А идущий сзади, не успев затормозить, таранил головной и сам тут же вспыхнул ярким пламенем. В колонне началось замешательство. Из других танков и бронетранспортеров стали выпрыгивать фашистские солдаты и офицеры, но тут же попадали под меткий пулеметный и автоматный огонь наших воинов.
      К этому времени открыли беглый огонь по лесу и наши изготовившиеся к бою минометчики.
      Все попытки гитлеровских офицеров навести среди своих солдат хоть какой-нибудь порядок успеха не имели. Губительный огонь бойцов 1-го батальона буквально косил охваченных паникой фашистских вояк. Сдаваться они, видимо, не хотели, а идти вперед не могли, так как плотный пулеметно-автоматный огонь не давал им поднять головы. Пути же отхода отрезали артиллеристы, а по самой середине этого огненного мешка метко били наши минометчики.
      Большая группа противника, следовавшая в хвосте колонны, попыталась было по просекам обойти деревню Лептен с северо-востока. Но к этому времени 3-й батальон тоже изготовился там к бою и встретил ее метким огнем.
      В течение всей ночи не смолкали выстрелы. А когда рассвело, фашисты отошли, оставив перед деревней и в лесу сотни трупов, три сожженных танка, двенадцать бронетранспортеров, несколько орудий и минометов, много грузовых автомашин и другой техники.
      Доложил обстановку командиру дивизии.
      - Что думаешь делать дальше? - спросил полковник Вязниковцев.
      - Пойду вперед, товарищ полковник, - ответил я.
      - Правильно. Иди на деревню Хальбе, - сказал комдив. - Задача у тебя прежняя - соединиться с войсками 1-го Украинского фронта.
      Вперед, как всегда, ушла разведка. Разведчики то и дело радировали, что в лесах между Лептеном и Хальбе они наблюдают большое скопление танков, бронетранспортеров, артиллерии и штабных машин противника. Все это построено на просеках в колонны головой на запад.
      Впереди каждой колонны - по нескольку танков, затем бронетранспортеры с пехотой, за ними артиллерия, а потом уже штабные машины. Значит, гитлеровцы намерены прорываться не на север, на Берлин, а на запад.
      Посоветовавшись с начальником штаба, решил наступление вести двумя батальонами, пустив их вдоль двух основных просек. Третий батальон оставил обороняться в Лептене. Полковую артиллерийскую батарею расположил там же, выдвинув два орудия к восточной окраине деревни - для прострела просеки и опушки леса, а два других - для ведения огня вдоль ее главной улицы.
      * * *
      Утром 29 апреля батальоны первого эшелона втянулись а лес и начали продвигаться вперед, пока еще не встречая сопротивления. Но спустя час эту обманчивую тишину нарушили залпы орудий, разрывы снарядов и мин, автоматные очереди.
      Первым вступил в бой с противником 2-й батальон. На него по просеке двинулось сразу двенадцать танков, ведя за собой густые цепи пехоты. Наши бойцы вначале залегли, дружно отстреливаясь. Но затем под натиском превосходящих сил врага вынуждены были отойти назад, к деревне.
      1-й же батальон захватил к этому времени две выгодные возвышенности, с которых хорошо просматривались сразу несколько просек, и огнем из всех видов оружия начал расстреливать двигавшиеся по ним колонны. Но, уклоняясь в сторону, идущие сзади гитлеровцы начали обтекать батальон капитана Бибича, и он вскоре оказался как бы в тылу у противника.
      К полудню несколько колонн врага снова появилось у деревни Лептен. Только на сей раз они вышли к ней уже с восточного и юго-восточного направлений.
      2-й батальон, уже отошедший к этому времени на линию 3-го, окопался на огородах юго-восточной окраины деревни.
      И когда гитлеровцы появились на опушке леса, по ним был открыт дружный огонь. Весь день 29 апреля и ночь на 30-е этот батальон мужественно отбивал все атаки врага, уничтожив 6 танков, более двух десятков бронетранспортеров и сотни фашистских солдат и офицеров.
      Вышел на связь командир 1-го батальона, сообщил, что держится на высотах прочно, потери имеет незначительные, только вот боеприпасов осталось маловато. Добраться же до него возможности пока нет. Поэтому я приказал Бибичу держаться, беречь боеприпасы, используя и трофейное оружие.
      ...В час ночи наступившую было тишину разорвали мощные орудийные раскаты, шум танковых моторов и автоматная трескотня. Сотни ракет повисли в небе. У противника все пришло в движение. Командование 9-й гитлеровской армии предприняло последнюю попытку прорваться на запад, навстречу стремившейся к Берлину армии генерала Венка, на которую так надеялся Гитлер.
      Бой длился около двух часов. Мы отбили все вражеские атаки, нанеся противнику тяжелый урон. С рассветом стрельба на нашем участке стихла. Но справа, в направлении города Тойпиц, что вблизи автострады Берлин - Дрезден, канонада продолжалась еще долго. Как оказалось, крупная колонна противника, насчитывавшая в своем составе более трех тысяч человек, прорвалась там на стыке двух соседних дивизий. Но и ее вскоре ликвидировали. Так к утру 30 апреля окруженная двухсоттысячная франкфурт-губенская группировка гитлеровских войск прекратила свое существование...
      Только я отдал распоряжения командирам 2-го и 3-го батальонов продолжать движение вперед, как меня вызвал к телефону командир дивизии. Сказал, что скоро будет у меня, и не один.
      Действительно, часа через полтора на восточную окраину Лептена приехали командующий 3-й армией генерал-полковник А. В. Горбатов, член Военного совета армии генерал-лейтенант И. П. Коннов, командир 35-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант Н. А. Никитин, наш комдив полковник Н. А. Вязниковцев и начальник политотдела дивизии полковник И. М. Поляков. Я доложил командарму о том, как мы отбивали атаки врага, а затем предложил осмотреть поле боя. Александр Васильевич ответил, что он уже видел, когда проезжал, как храбро сражались бойцы полка, а особенно артиллеристы.
      Действительно, подчиненные капитана Д. А. Червонцева в этом бою отличились - четыре подбитых танка, около сотни трупов гитлеровцев лежало перед огневыми позициями их батареи.
      - Я видел посреди деревни, - сказал между тем командующий, - подбитый фашистский танк. Он стоял буквально в пяти метрах от орудия, которое тоже было разбито прямым попаданием снаряда. Выходит, и наш, и фашистский наводчик выстрелили одновременно. Но меня поразило другое - сколько же нужно было выдержки и мужества тому расчету, чтобы подпустить фашистский танк вплотную и влепить в него снаряд наверняка!
      Я знал, о ком говорил генерал-полковник. Речь шла о расчете сержанта Расщупкина, подбившем в тот день два танка. Последний-то из них и подошел вплотную к орудию. Выстрелы прогремели одновременно как из вражеского танка, так и из этого орудия. Экипаж же загоревшегося T-IV уничтожил из автоматов уже другой, соседний расчет сержанта Еремина.
      * * *
      Командарм и сопровождающие его лица вскоре уехали из полка. Они, оказывается, решили объехать все части и соединения армии. А наши батальоны, не встречая почти никакого сопротивления, начали двигаться лесом по направлению к деревне Хальбе.
      Чем ближе мы продвигались к ней, тем отчетливее был слышен гул орудий. Это громили врага наступавшие навстречу нам войска 1-го Украинского фронта.
      К полудню 30 апреля в деревне Хальбе мы встретились с войсками генерала В. Я. Колпакчи, которые входили в состав 1-го Украинского фронта.