Можно было стоять на лестнице и видеть прямо над головой кусочек неба в маленьком окне на крыше. Ее всегда завораживало это зрелище.
Но сейчас, начав спускаться, она думала о маленьких принцах в Тауэре. Под каменной лестницей, как говорили, их тела нашли через много лет. Что они чувствовали, когда проснулись среди ночи и увидели убийц рядом с собой? Закричали ли они? Или были слишком напуганы, чтобы раскрыть рты? Или же просто задохнулись во сне?
Бедные маленькие мальчики! Возникли ли у них какие-нибудь подозрения в тот последний день, когда поблизости слышался шум, производимый убийцами, готовившими потайное место, которое должно было стать их могилой?
Их убили, потому что кто-то хотел получить то, что, несомненно, принадлежало им – корону. Это та же самая корона, которая в один прекрасный день будет принадлежать Виктории, если никто не отнимет ее у нее.
Почему она здесь стоит, глядя вверх на небо? Она пыталась напугать себя.
А затем… она подумала, что слышит шаги на лестнице под ней. Виктория затаила дыхание, собрала складки юбки в руке и поспешила вниз.
У подножия лестницы девочка почти упала в объятия баронессы Лезен.
– Что случилось? – строго спросила баронесса. Виктория была слишком напугана, чтобы притворяться.
– Мне… мне показалось, что кто-то гонится за мной… по лестнице.
– Чушь, – сказала баронесса. – Кому нужно гнаться за вами по лестнице?
Но они не могли обмануть ее. Баронесса была напугана… так же, как ее мать.
И после этого появился новый приказ.
Виктории запрещалось подниматься и спускаться по лестнице в одиночку. Кто-нибудь должен ее сопровождать. Если возможно, то баронесса Лезен, либо камеристка самой герцогини, баронесса Спат.
– Не подниматься и не спускаться без сопровождающего, который держит меня за руку! – воскликнула Виктория.
– Именно так я и говорю, – приказала герцогиня.
– Ну что ж, – сказала Виктория своим куклам, – теперь я знаю, что они боятся, что кто-то собирается меня убить, и причина та же самая, которая принесла смерть маленьким принцам в Тауэре.
Она не смогла до конца поверить, что это произойдет, потому что невозможно было представить себе мир без Виктории.
* * *
Герцог Камберленд много думал о своей племяннице. Уильям не столь важен. Он был уверен, что Уильям сам предоставит доказательства против самого себя, и в любом случае его брат старше его на шесть лет и страдает подагрой и астмой. В сочетании с психическими отклонениями это помогало герцогу Камберленду уверовать в то, что брат недолго будет стоять на его пути.
Все по-другому с Викторией, драгоценным ребенком, которому не позволяли и шагу ступить без охраны.
Он ошибся, изображая ее слабенькой. Мадам Кент быстро положила конец этому, выставляя здоровую маленькую девчонку на всеобщее обозрение. От друзей в семье Кентов он знал, что ребенок никогда не остается один в своей спальне, и что теперь введено правило, согласно которому она даже не может одна ходить вверх и вниз по лестнице.
Ясно, что ее надо убрать из Кенсингтонского дворца, из-под орлиного взора ее матери и другого сторожевого пса – Лезен.
Он твердо решил оторвать ее от охранников и придумал, как это сделать.
Слухи о герцогине и управляющем ее семьи сэре Джоне Конрое должны распространяться. Возможно, что ему не удастся убедить короля с помощью слухов, но они могут помочь убедить других.
Для короля он придумал другой метод.
Когда они бывали вместе, он часто говорил о принцессе Виктории.
– Я видел, что этот ребенок произвел на тебя глубокое впечатление.
– Я нашел ее забавной.
– Ты должен чаще ее видеть.
– Да, мне этого хотелось бы.
Но сделает ли он это? Как эта масса разлагающегося мяса будет выглядеть в проницательном взгляде пытливых детских глаз?
– Я думаю, что нехорошо воспитывать ее так, как это делается. Семья, состоящая из женщин… немецких женщин. Ее мать, которая едва говорит по-английски, и Виктория разговаривает с ней по-немецки. Затем эти Лезен и Спат.
Обе немки. Думаю, что иногда она говорит по-английски, но я слышал, как люди судачат об этой семье. Кажется, что есть какой-то барьер между тобой и ребенком.
– Нет никакого барьера.
– Как часто ты с ней видишься? Она должна жить здесь, в Виндзоре. Она должна находиться рядом с тобой. Ведь ты почти не знаешь этого ребенка.
Король задумался.
– Я полагаю, – сказал герцог Камберленд, и на его лице задергался нерв, – что ты думаешь о том, чтобы приказать привезти Викторию в Виндзор.
* * *
Герцогиня Кентская была в панике. Она послала за сэром Джоном Конроем.
– Что нам делать? Король пока не отдавал никаких приказов, но я слышала, что он собирается принять решение. Он хочет, чтобы Виктория приехала в Виндзор.
– Вы должны сопротивляться всеми силами.
– Я знаю. Но что, если он отдаст приказ? А в Виндзоре… Камберленд.
– Ребенок не должен ехать. Скорее вы должны пойти на конфликт с королем. Я не поручился бы за ее жизнь, если она покинет Кенсингтон. Здесь мы можем защитить ее, но она не должна покидать нас. Принцев, убитых в Тауэре, забрали у их матерей. С Викторией этого не должно произойти.
– Не произойдет. Я скорее вывезу ее из страны. Приехала герцогиня Кларенская. Она с тревогой обняла герцогиню Кентскую.
– До вас дошли слухи, – сказала герцогиня Кентская. Аделаида кивнула.
– Она не должна ехать. Вы не должны упускать ее из вида.
– Я ни за что этого не сделаю. Все… все, что угодно, но такого я не допущу. Я просто в ужасе.
– Когда Уильям взойдет на трон, она будет в безопасности, – сказала Аделаида. – Он будет королем, и я знаю, что муж защитит ее. Но… сейчас… говорят, правит Камберленд, потому что король так болен, что почти не знает о происходящем вокруг него. Я знаю, что он один из добрейших людей. Уверена, он пришел бы в ужас, если бы ему стало известно, о чем мы думаем.
– Создается впечатление, что им овладел злой дух.
– Так и есть. Я не знаю источника власти Камберленда над ним, но она есть, и пока король жив, нам следует опасаться Камберленда.
– Моя дорогая Аделаида, – призналась герцогиня, – я живу в страхе. Что если король пришлет за ней?
– Думаю, это дело премьер-министра. Я обращусь к нему и посмотрю, есть ли выход. Скажу ему, что вы никогда не оставите Викторию, и я уверена, что народ будет на вашей стороне.
– Вы поговорите с премьер-министром?
– Я не люблю его. Он бесцеремонно обошелся с Уильямом при рассмотрении дела лорд-адмирала, но считаю его честным человеком и верю, что он поступит так, как сочтет правильным.
– О Аделаида, вы успокоили меня. Я знаю, почему Виктория так сильно любит вас.
Аделаида отбросила свою кротость. Один из ее детей в опасности, и она намерена спасти этого ребенка.
* * *
Самым злым и разочарованным человеком в Англии был герцог Камберленд.
Герцог Веллингтон навестил короля в тот же день и встретился с ним наедине. Если бы Камберленд знал, что герцог приедет, то сделал бы все, чтобы встреча не состоялась. Но Веллингтон приехал неожиданно, и Камберленд узнал о том, что произошло, только после беседы.
Король вручил брату «золотой жезл», означавший, что тот получил большую власть в Виндзоре, и никто не имел права писать королю, если эта переписка сначала не проходила через его руки.
– Я имею полномочия Его Величества, – объявил герцог. И действительно казалось, что Камберлденд стал неофициальным королем.
Веллингтон это знал. Именно потому он и приехал неожиданно.
Камберленд не терял зря времени, стараясь узнать цель визита Веллингтона.
– Речь шла всего лишь о переезде Виктории из Кенсингтона, – сказал король.
Всего лишь! Для Камберленда это был один из самых важных вопросов в мире.
– Герцогини Кентская и Кларенская услышали, что мы собирались привезти ее сюда. Они категорически против того, чтобы девочка покидала свою мать. Камберленд издал смешок.
– Конечно, они против. Эта парочка глупых женщин.
– Я не думаю, что они глупы. Напротив, я считаю Аделаиду одной из умнейших женщин. Она очень настаивала. Сказала, что это разобьет сердце девочки.
– Герцогиня не понимает, что ребенок должен воспитываться как королева… которой вполне может однажды стать.
– Я не хочу, чтобы она была несчастна.
– Она должна быть совершенно счастлива здесь.
– Здесь, Эрнест? О чем ты говоришь? В Виндзор-Лодж? В Виндзорском замке? В Виндзор-Коттадж? Здесь не место для ребенка.
– Бог мой, Георг, это не обычный ребенок. Это королева.
– Вот-вот, люди и забывают о детях королевской семьи. Что им суждено быть не только королями и королевами, но и обычными людьми. Я помню наше воспитание. Думаю, в нем причина моего неистовства в юные годы. Нет. Ребенок счастлив. Она останется там, где живет сейчас.
– Георг, ты должен учесть…
Бывали моменты, когда король мог действовать с королевской непреклонностью.
– Я тщательно обсудил это дело… с Веллингтоном, который со мной согласен. Виктория останется в Кенсингтоне.
– Я уверен, когда мы еще раз обдумаем… Король был раздражен.
– Мой дорогой Эрнест, я уже сказал тебе, что вопрос решен.
Спорить с ним было бесполезно. Веллингтон убедил его, и они решили этот вопрос, столь важный для планов Камберленда, без него.
Слухи привели к его поражению. Следовало отдать приказ и забрать ребенка еще до того, как узнали о его намерении привезти ее в Виндзор.
Еще один план рухнул.
Но это не конец.
КОРОЛЬ УМЕР
Здоровье короля быстро ухудшалось. До одиннадцати пиявок одновременно ставили на его ногу. Чтобы откачать жидкость, делали проколы на бедрах и лодыжках; водянка раздула его до невероятных размеров. Стало ясно, что долго он не проживет.
Это известие распространилось по Лондону и дошло до Брайтона. Король умирает.
Миссис Фитцерберт, живущая теперь в Брайтоне, заплакала, когда услышала эту весть. Они давно не виделись, но она всегда считала его своим мужем, всегда надеялась, что они воссоединятся перед смертью.
Она не сомневалась в том, что Георг любил ее так глубоко, как вообще был в состоянии кого-либо любить. К сожалению, недостаточно глубоко, чтобы сохранять верность, а она закрывала глаза на столько измен. Король понял слишком поздно, что им не следовало расставаться никогда. Но существовало два больших препятствия на пути к их счастливой совместной жизни: его корона и ее религия. Георг не посмел признать, что он, король, женат на католичке, а она так и не смогла отказаться от своей религии.
Несчастные любовники, думала Мария, и тем не менее у них были счастливые годы.
Счастье моей жизни, шептала она.
Думает ли он о ней сейчас, когда умирает? Помнит ли тот день сорок пять лет назад, когда в гостиной ее дома на Паркстрит они принесли брачный обет? Тогда ей исполнилось двадцать девять, а ему на несколько лет меньше. Сейчас ей семьдесят четыре. Старая женщина, но не слишком старая, чтобы забыть и не слишком старая, чтобы надеяться на то, что теперь, когда Георг уходит из этой жизни, он захочет уйти, сжимая ее руку.
Она не могла оставаться в Брайтоне и поэтому поехала в Лондон. Кто знает? Возможно, король выразит желание видеть ее, и если пожелает, она должна быть к этому готова.
Мария ждала какого-нибудь знака. Его не было. И наконец она не смогла воспротивиться желанию взять перо и написать ему.
«После долгой борьбы с самой собой, опасаясь показаться навязчивой или нарушить покой Вашего Величества после многих лет непрерывного молчания, моя тревога за Ваше Величество взяла верх над моей щепетильностью, и я уверена, что Ваше Величество поверит в то, что я абсолютно искренна, когда заверяю вас в том, как глубоко опечалило меня сообщение о ваших страданиях…»
Это было правдой, и она не видела страницу, так как слезы залили ей глаза.
«Как много зря потерянных лет, – подумала она. – Мне следовало быть с ним. Я – его жена. Почему не смог он сохранить верность нашему браку? Если бы он сумел, мы могли бы избежать множества несчастий».
Но они расстались. Он всегда говорил, что этого не хотел, но не смог отказаться от леди Хертфорд ради нее. А когда покинул леди Хертфорд, появилась леди Конингхэм, эта гарпия, которую больше интересовали бриллианты и сапфиры, чем король, чего она не скрывала.
О, какая глупость!
А теперь слишком поздно. Но по крайней мере он должен знать, что она думала о нем.
Она продолжала писать и когда кончила, вызвала посыльного, чтобы доставить свое письмо королю.
* * *
Король уже не мог ясно видеть. Казалось, что лица вокруг его постели витают в пространстве. Он даже не был уверен в том, где это происходит.
Король слышал, как они говорили:
– Мы должны передать это ему. Миссис Фитцерберт… Ее имя пробудило его.
– В чем дело? – воскликнул он.
– Письмо от миссис Фитцерберт, сир. Он улыбнулся:
– Дайте его мне.
Она не забыла! Она написала ему. Георг держал бумагу в руке. Ее письмо… ее почерк. «Мария, – подумал он, – значит, ты не забыла. Все эти годы ты помнила и в конце написала мне».
Он не мог прочитать, что она написала, да это и не имело значения. Она ему написала. Георг положил письмо под подушку. Оно принесло ему большое утешение.
* * *
В ожидании миссис Фитцерберт стояла у окна. Неужели посыльный не придет? Георг захочет увидеть ее, чтобы сказать последнее прости. Георг должен. Он не может без этого умереть. Она ясно написала в своем письме, что очень хочет его увидеть, услышать, как он попрощается с ней. Возможно, чтобы сказать, что никогда не забывал ее, что только ее любил всегда.
Если бы она смогла его увидеть, хранила бы память об этом до конца своих дней. Ее очередь тоже скоро придет.
Он должен послать за ней. Он должен.
Она лежала на кушетке, прислушиваясь. Стучат колеса кареты по мостовой? Нет, проехала мимо.
Всю ночь миссис Фитцерберт пролежала не раздеваясь, ожидая вызова, который так и не пришел.
А король быстро уходил. Единственное, о чем он думал – письмо под подушкой. Ее письмо. В конце она написала ему.
«Мария, Мария, – думал он. – Нам никогда не надо было расставаться».
И Мария прождала всю ночь послание, которое так и не пришло.
* * *
Он умер – король Георг, потрясавший страну своими скандальными похождениями, известный как Первый Джентльмен Европы, элегантный денди, обладатель изысканного вкуса, обогативший страну великолепными зданиями, давший ей Карлтон-хаус, «Павильон», дома Нэша и Риджент-стрит, превративший Букингем-хаус во дворец и Виндзорский замок – в пригодное для жизни сооружение. Принни, которого любили в молодости и ненавидели в зрелом возрасте и старости, несравненный Георг.
Никто так не скорбел, как Мария Фитцерберт. Она так тяжело заболела, что слегла. Она вспоминала прошлое и ужасно страдала от того, что он не ответил на ее письмо.
Так было до того, как она узнала. А потом ей сообщили, что король умер с ее портретом на шее и в своем завещании оставил указание:
«Я хочу, чтобы этот портрет моей любимой жены, моей Марии Фитцерберт был погребен вместе со мной. Наденьте его мне на шею на ленте, как я обычно носил его при жизни, и положите его мне на сердце».
Его пожелания были выполнены.
«И после смерти, – сказала она, – мы не будем разлучены». Ей сообщили также, что король был уже не в силах прочитать ее письмо. Но он потребовал, чтобы письмо отдали ему и держал его под подушкой.
Так что в последний час Георг думал о ней.
И ТОГДА – ВИКТОРИЯ
Король Георг умер. Страной должны были править новый король и королева. Король Уильям IV и королева Аделаида.
Леди Конингхэм паковала чемоданы. Она хотела уехать быстро и увезти с собой как можно больше.
Королевский врач, сэр Генри Хэлфорд, поспешил в Буши, чтобы нанести визит новому королю, который, безусловно, должен был первым получить это известие.
Было раннее утро, но Уильям уже встал, в то время как Аделаида еще спала.
Увидев врача, Уильям все понял.
Ему поцеловали руку, и он услышал магические слова: «Ваше Величество».
– Значит, ушел, – сказал Уильям. – Бедный Георг, он трудно умирал. А сейчас мы должны сказать королеве.
Уильям послал одного из слуг разбудить Аделаиду, и как только она увидела Уильяма, все поняла.
– Ваше Величество, – сказал сэр Генри. Она растерянно посмотрела на него и сказала:
– Да, это произошло, – и в голосе ее слышалась глубокая грусть.
Уильям не хотел притворяться, что он горюет о своем брате, ведь благодаря его смерти он осуществил свою честолюбивую мечту. Корона принадлежала ему.
– Возвращайся в постель, – сказал он Аделаиде. – Спешить ведь не к чему.
– Я не могу отдыхать… сейчас.
– Тем не менее возвращайся, – сказал Уильям, – и я присоединюсь к тебе. Я еще никогда не лежал в постели с королевой.
Новый король пользовался популярностью. Он так резко отличался от своего брата. Король свободно чувствовал себя среди простых людей и не важничал. Это был грубый моряк.
Вскоре у него начался конфликт с братом Эрнестом, потому что Эрнест думал, что король скоро окажется в смирительной рубашке, будет учреждено регентство над Викторией, и он станет членом регентского совета, и тогда никто не сможет воспрепятствовать его планам.
Первые трения начались, когда Уильям обнаружил лошадей брата в конюшнях королевы в Виндзоре.
– Убери их, – сказал он. – Это место для кареты королевы.
– Будь я проклят, если я трону их с места, – резко возразил Камберленд.
Но Уильям был королем и не допускал непослушания. Поэтому лошадей убрали, а Камберленд лишился «золотого жезла».
– Я король по праву, – сказал Уильям, – и я буду королем.
Именно Камберленд распустил слухи о нем, и Аделаида рассказала Уильяму несколько историй о его отвратительных планах, касающихся Виктории.
– Черт возьми, – сказал Уильям, – я король, и лучше бы всем помнить об этом.
Он воспользовался первой же возможностью, чтобы показать свои намерения относительно брата, когда на обеде, где присутствовали Камберленд и несколько других гостей, король встал, чтобы произнести тост.
– За страну, где мы живем, и пусть те, кому она не нравится, покинут ее.
Говоря это, он смотрел на Камберленда и давал понять: «Я разгадал тебя, брат. При этом дворе нет места для нас двоих. А поскольку это мой двор и я король, то здесь нет места для тебя».
* * *
Герцогиня Кентская ликовала в Кенсингтонском дворце.
– Теперь он не сможет причинить ей вреда, – сказала она Лезен. – Его власть сломлена.
– Но Ваше Высочество все равно захочет, чтобы ее охраняли.
– Я не забываю, как она дорога нам, баронесса. И никто из нас не должен забывать.
Поэтому она продолжала спать в комнате Виктории, и Виктория не должна была спускаться по лестнице одна. Но напряжение спало. Они могли свободней дышать в Кенсингтонском дворце, и герцогине Кентской пришлось внушать своей дочери настойчивей, чем прежде, что однажды она станет королевой Англии. И она не сомневалась в том, что этот день недалек.
* * *
Прекрасный июльский день больше походил на праздничный, чем на день траура. Ярко светило солнце, и казалось, что жители не только Виндзора, но окружающих деревень вышли, чтобы проводить в последний путь Георга IV.
Его похоронили в королевской усыпальнице с миниатюрой Марии Фитцерберт на сердце. И новый король едва мог сдержать свою радость, так счастлив он был наконец-то заполучить корону.
Добросердечная королева шептала ему, что он должен скрывать свое удовлетворение. Вряд ли уместно демонстрировать такую радость от смерти брата.
Уильям же был в недоумении. Он любил старину Георга. Но еще больше любил свою корону. Нужно объяснить это Аделаиде, когда они останутся одни.
Звонили колокола, гремели залпы салюта. Хотя не многие были опечалены смертью короля, все же это должны быть королевские похороны.
Больше того, это был конец эпохи.
Великая георгианская эра подошла к концу. Теперь наступила очередь Уильяма – Уильяма и Аделаиды, – а в Кенсингтонском дворце герцогиня Кентская обняла свою дочь и подвела ее к окну.
– Всю свою жизнь, – сказала она, – ты будешь помнить этот день.
Виктория плакала. Дядя король так нравился ей. Но она давно не видела его и уже понимала, что это значит.
Однажды – и, вероятно, довольно скоро – состоятся еще одни королевские похороны, и новый правитель взойдет на трон.
И тогда – Виктория.
