– Мы должны поговорить об этом, – продолжал он.
      – Я собиралась сказать Вашему Величеству, что мне, возможно, придется покинуть двор на несколько недель.
      Он понял намек и отступил весьма изящно. Король никогда не забывал о своих изысканных манерах.
      – Ваше Величество поймет, насколько обременителен долг жены дипломата.
      Конечно, она не собиралась покидать двор. Просто будет держаться подальше от него несколько недель. Она не может открыто отвергнуть притязания короля, но в то же время не обязана их принимать.
      Король заговорил о своих строительных планах. Они оказались ужасно запутанными, и он жаждал добиться их претворения в жизнь. Однажды, после ее возвращения ко двору, он организует их показ для нее.
      Его Величество действительно очень любезен, сказала мадам де Ливен.
      Когда она покинула короля, ей не терпелось скорее взяться за перо. Какая новость! Король устал от Конингхэм. Он считает ее скучной дурой. Он пытается заменить ее – причем не кем иным, как женой русского посла!
      Как интересно! И как приятно рассказать об этом. Князь поймет, какая роковая женщина его друг.

* * *

      В тот вечер королю было очень грустно.
      Мадам де Ливен дала ему совершенно ясно понять, что она не хочет стать его близким другом.
      Он представил себе, как ухаживает за привлекательными женщинами, которые вежливо дают понять, что не хотят разделить с ним жизнь. Кто бы мог в это поверить в те дни, когда он был просто принцем Уэльским. Стоило ему только намекнуть на свое желание поговорить с женщиной, и она была готова отдать все, что он просил.
      А теперь он король. Но какое значение имело положение, когда молодость прошла.
      А теперь еще должен потерять Елизавету.
      Король послал за своим секретарем по иностранным делам.
      Джордж Каннинг одно время поддерживал Каролину, однако король привык доверять ему.
      Когда Каннинг приехал, король сказал:
      – Я слышал Понсонби вернулся с Корфу.
      – Это правда, Ваше Величество.
      – Кажется, он умный человек.
      – Я не видел никаких доказательств этого, сир.
      – Но достаточно представительный. Сколько ему лет?
      – О… немногим больше пятидесяти, я думаю. «Моложе меня», – подумал король.
      – Я думаю, он обладает достаточными качествами для службы за границей. Хороших послов нелегко найти.
      Конечно, Каннинг знал об интересе леди Конингхэм к Понсонби. Дела короля ни для кого не составляли секрета. Он отнюдь не был уверен в том, что одобряет выбор послов страны с целью удалять соперников короля в его любовных приключениях. Но король был болен и нуждался в утешении, которое может дать женщина. Леди Конингхэм не лучшим образом подходила на роль утешительницы короля, но он выбрал ее сам, и было важно, чтобы король не чувствовал себя несчастным.
      Каннинг подумал: если он умрет, его место займет Йорк, который временами кажется еще большим инвалидом, чем король. А за ним последует Кларенс, известный всем как дурак, да к тому же не очень молодой. А за ним – маленькая Виктория, которой, должно быть, примерно семь лет.
      Нет, необходимо, чтобы король был счастлив.
      – Мы можем использовать Понсонби в Южной Америке, – сказал он. – Я прощупаю его.
      – Предложите ему привлекательный пост.
      – Ваше Величество может положиться на меня. Таким образом, дело было улажено тактично.

* * *

      Весь год король то опасно болел, то поправлялся. Временами он появлялся на приемах, очаровывая всех, смеясь, отпуская колкости и поглощая огромное количество вина. Затем уезжал в Брайтон и запирался там, не покидая своей спальни по несколько дней. Из комнаты в комнату его приходилось перевозить на коляске. Сообщали, что водянка усиливается и он не сможет долго протянуть.
      Герцог Йоркский страдал теми же болезнями. Неоднократно сообщали, что он тоже недалек от смерти.
      В модных клубах заключались пари. Станет ли герцог Йоркский когда-нибудь королем Англии? Один день «фаворитом» бывал король, на следующий – герцог.
      В тот год Уильям опять решил вывезти свою жену за границу. Некоторых членов семьи он взял с собой. Они посетили все старые места, нанесли визит матери Аделаиды, королеве Вюртемберга, и Иде в Генте. Уильям от души наслаждался поездкой и нашел, что воды в Эмсе полезны ему.
      Когда до него дошли сообщения о болезни короля и герцога Йоркского, он осознал все масштабы того, что это может означать для него. Уильям обсудил это с Аделаидой.
      – Понимаешь, – сказал он, – я всегда считал, что Фред станет королем в случае смерти Георга. И между нами небольшая разница в возрасте. Если говорить точно, то два года. Но если они оба уйдут…
      – Ты станешь королем, Уильям.
      – Король Уильям, – повторил он.
      В его глазах было странное выражение. Он начал понимать, что честолюбие – великая сила.
      – Я никогда, в общем-то, не думал о том, что Георг может умереть. Вся моя жизнь прошла при нем. Первым человеком, чье присутствие я осознал, был Георг. Мы большие друзья, Аделаида.
      – Я знаю о твоей любви к королю. Уильям кивнул.
      – Да, Георг был мне хорошим братом.
      – И есть.
      – Но он болен, ты должна это понять. Он не может жить вечно, и Фред тоже больной человек… и если он уйдет… о Боже, Аделаида, я стану королем.
      Такая его реакция казалась странной. Он всегда знал, что существует вероятность того, что однажды может стать королем. Но эта вероятность приближалась и теперь казалась почти реальностью.
      – Понимаешь, Аделаида, они оба больны. Там, дома, задаются вопросом о том, кто умрет первым. Понимаешь, Аделаида?
      Ее встревожило волнение в его голосе, и она заметила дикий взгляд его глаз.
      – Это может произойти… скоро. Возможно, происходит сейчас… Аделаида, возможно, даже сейчас…
      – Если бы было так, ты бы быстро услышал, – сказала она ему спокойно. – Король болен уже так давно и поправлялся так много раз. То же самое происходит и с герцогом Йоркским.
      – Но говорят… Ты только представь себе, Аделаида. Король Уильям.
      – Тебе будет больно, если Георг умрет, – сказала она. – Мне тоже. Он был хорошим братом нам обоим.
      – Да, да, да. Я люблю Георга. Но… – потом он медленно улыбнулся. – Аделаида, – продолжал он. – Я думаю, что сейчас нам нужно быть в Англии.
      Она полностью согласилась с ним, но у нее возникло странное беспокойство. Аделаида никогда не видела его таким раньше. Она хорошо знала его – простой человек, заботящийся о своей семье в Буши, живущий довольно скромно для человека его положения, играющий в «папессу Иоанну» по-маленькой. Такая жизнь устраивала его.
      «Я буду чувствовать себя неловко, если когда-нибудь случится так, что ему придется надеть корону», – подумала она.

* * *

      Когда они вернулись в Англию, то нашли положение дел почти таким же, как в момент отъезда. Король болел и поправлялся, герцог Йоркский несколько раз был близок к смерти, но поправлялся и строил себе новый дом в Сент-Джеймссе.
      Казалось, что эта новость не привела Уильяма в уныние. Аделаида надеялась, что он помнит о том, что любит своих братьев.
      В семье все было хорошо. София, леди Сидней, назвала свою дочь Аделаидой – так что теперь трое внучек Уильяма носили ее имя. Это было приятной данью уважения Аделаиде.
      Дела семьи Фицкларенсов всегда могли поглощать все внимание Уильяма, и Аделаида разделяла его любовь к семье. Ее радовал также тот факт, что Уильям перестал размышлять о возможности стать королем.
      Зима выдалась ужасно холодной, и в январе герцог Йоркский серьезно заболел. Он так распух от водянки, что не мог вылезти из кресла. И однажды, укутанный в старый халат грязно-серого цвета, который не снимал все последние недели, он сидел и, казалось, спал. Когда его слуги, встревоженные долгим молчанием, подошли, чтобы спросить, не нужны ли они ему, то обнаружили, что он мертв.

* * *

      Когда известие о смерти Фредерика принесли королю, он впал в глубокую меланхолию. Фредерик был его любимым братом, и его захлестнула волна воспоминаний детства. Именно Фредерик помогал ему в его тайных любовных свиданиях с фрейлинами в Кью-Гардене, именно Фредерик стоял на страже на острове Ил-Пай, когда он бывал там с Пердитой Робинсон. Фредерик поддерживал его во время всех его неприятностей с Марией. Не было двух братьев более близких, чем они.
      И теперь Фред ушел, хотя и был на год младше, чем он. Это давало серьезный повод для грусти. Он постоянно разговаривал с леди Конингхэм, которая угрюмо слушала его. Она сердилась, потому что лорда Понсонби отправили в Бразилию.

* * *

      День, когда проходили похороны, выдался самым холодным даже из всего периода морозной погоды. Король, несомненно, искренне горевал, однако люди заметили, что герцог Кларенс находился в очень возбужденном состоянии. Конечно, он сделал очень большой шаг к трону, став престолонаследником, и по внешнему виду короля можно было сказать, что ждать ему придется недолго. Но, как говорили зрители, он, конечно же, мог бы соблюдать приличия и сдержать свое возбуждение.
      – Черт возьми, – произнес Кларенс громким шепотом, – холод пронизывает до костей. – И, повернувшись к герцогу Суссекскому, продолжал: – Это событие должно привести к изменению в обращении со мной… с тобой тоже. Нет никаких сомнений.
      Секретарь по внутренним делам Пил шепнул своему коллеге, который посинел от холода:
      – Снимите свою треуголку и встаньте на шелковую оторочку. Будет хоть небольшая защита от ледяных камней.
      – Это прикует некоторых из нас к постели, – шепнул Кларенс. – Увидите, за похоронами последует ряд смертей. Такой… убийственный холод.
      Не посмотрел ли он с надеждой на короля? – спрашивали себя люди.
      Что случилось с Кларенсом? Его считали добрым простаком, и не ослепил ли его блеск близкой короны, лишив всех привязанностей к семье?
      Король открыто плакал. Но ведь ему всегда легко давались слезы. И тем не менее на сей раз они были искренними, а когда зазвонили колокола, он закрыл лицо руками.
      – Я чувствую себя так, будто в сердце мне вогнали гвозди, – сказал он герцогу Ратлендскому. – Он был моим самым близким другом и братом. В молодости мы были неразлучны, и когда мой отец отправил его в Германию, мы были безутешны. Считали это величайшей трагедией нашей жизни, а когда он вернулся, все стало, как прежде. Мир, в котором нет Фредерика, лишился для меня своего очарования.
      Как только закончились похороны, король тут же уехал в Брайтон, потому что, как он объяснил, хочет отгородиться от мира, а лучше всего это можно сделать там.
      Колокола будут продолжать звонить как в Виндзоре, так и в Лондоне. Он не может выносить такой звон.

* * *

      Герцогиня Кентская позвала свою дочь. Виктория росла. В мае ей исполнится восемь. Мать сказала, что она уже достаточно взрослая, чтобы осознать колоссальные масштабы своей ответственности.
      Звон колоколов заполнил апартаменты, и Виктория рассказала своим куклам, что звонят потому, что умер бедный дядя Фредерик.
      Герцогиня считала этот интерес к куклам чрезмерным. Так она сказала фрейлейн Лезен, однако фрейлейн, преданная своей подопечной, не всегда соглашалась с герцогиней. Это несколько раздражало, но герцогине приходилось признать, что, как бы ни ошибалась Лезен, она никогда не забывала о благе Виктории и отдавала все силы заботе о ребенке. Воспитательница также обладала несравненными методами обучения, и Виктория невероятно блистательно справлялась со своими уроками; она была талантлива и умна, даже развита не по годам, однако ей не нравилось сидеть за партой и узнавать вещи из книг.
      Лезен полагала, что как будущая королева воспитанница в первую очередь должна изучать историю, а поскольку Виктория отказалась усваивать холодные голые факты и даты, Лезен превращала исторические факты в захватывающие истории, которые рассказывала Виктории, пока горничные одевали девочку.
      Ребенок был слишком активный и склонный к болтовне в присутствии слуг, и такой метод имел двойную цель – удержать от неосторожных высказываний и в то же время научить тому, что ей необходимо знать. Виктория очень полюбила эти рассказы.
      Фрейлейн Лезен была до крайности строга. Она разработала свод правил поведения в детской комнате, от которых не позволяла отступать, и вместе с тем сумела внушить ребенку большую любовь к себе.
      Герцогиня это прекрасно знала, и потому, хотя между ними существовали разногласия, ценила Лезен.
      Она сказала достойной женщине:
      – Теперь мы должны удвоить наши усилия. Кто знает, великий день может наступить раньше, чем мы думаем.
      Одно из препятствий – а так она называла тех, кто стоял между Викторией и троном, – удалено.
      – Дитя мое, – сказала герцогиня, когда Виктория пришла на зов матери, – ты знаешь, что произошло?
      Виктория сказала, что знает, и спросила, чего хочет мама, чтобы она выглядела печальной или довольной? Не всегда легко было это понять, потому девочка и выбрала компромиссный вариант и выглядела наполовину печальной, наполовину выжидающей.
      – Бедный дядя Фредерик скончался.
      – Да, мама.
      – И, конечно, мы очень опечалены.
      В этих словах заключался намек. На время они должны казаться опечаленными.
      – Он был очень добрый, – сказала Виктория, – подарил мне моего ослика и моего любимого Петрушку, а также Джуди Шоу.
      Герцогиня взглядом дала понять дочери, что не время говорить об осликах, Петрушке и Джуди Шоу.
      «Конечно, – подумала Виктория, – я его почти никогда не видела. Я практически не вижу никого из своих дядей. Дядя Уильям не приходит вместе с тетей Аделаидой. Дядя Адольф все время уезжает в Германию. Дядя Эрнест живет в Германии, а дядя король слишком занят своими обязанностями, чтобы видеться со мной». Она жалела об этом, потому что из всех дядей она хотела бы чаще видеться с дядей королем. Есть дядя Леопольд, который приезжает по средам и разговаривает с ней очень серьезно, но сердечно. Он всегда очень печальный, и происходит что-то такое, чего мама не одобряет. Что-то связанное с актрисой, его подругой, считала Виктория. Она держала открытыми свои глазки и ушки и любила слушать то, что говорили слуги. Визиты в Клэрмонт были одними из самых счастливых моментов в ее жизни, хотя там дядя Леопольд бывал еще печальней, чем всегда. Но она могла наслаждаться печалью дяди Леопольда, потому что не сомневалась в том, что он сам наслаждается этим состоянием. Дядя рассказывал ей о кузине Шарлотте, о том, что она говорила и делала, показывал ее комнату. Кузина Шарлотта была веселой и немного неуправляемой и шокировала людей самым приятным образом. Как ни странно, если бы она осталась жива, то стала бы королевой, и это означало бы, что сама Виктория оказалась бы обычной девочкой и все, что она говорила и делала, не имело бы такого большого значения. Виктория не думала, что хотела бы этого. Временами жизнь ставила очень жесткие ограничения, и девочка возмущалась этим. Но в глубине души она знала, что другого она не примет. Она – Виктория с великим будущим и не желает ничего другого. Луиза Льюис, камеристка Шарлотты и очень старая женщина, все еще живущая в Клэрмонте, очень любила Викторию. «Я полагаю, – думала Виктория, – иногда она видит во мне Шарлотту». Луиза Льюис рассказывала разные истории про Шарлотту – как она вечно рвала свою одежду, – причем говорила так, как будто считала это ее достоинством, по крайней мере то, как это делала Шарлотта. «Она была самым прекрасным, самым любящим созданием на земле», – заявляла Луиза Льюис. Затем она начинала плакать, и Виктория вытирала ей слезы. «Ну, ничего, Луиза, – утешала Виктория. – Такова была воля Божья».
      Это была приятная мысль. Шарлотта умерла по воле Бога, чтобы Виктория стала самой важной маленькой девочкой в королевстве.
      – Ты не слушаешь меня, Виктория, – сурово сказала герцогиня.
      – Теперь слушаю, мама.
      – Теперь тебе придется быть более серьезной. Ты понимаешь, что означает смерть твоего дяди Фредерика?
      – Да, мама. Она означает, что он умер, и мы больше его не увидим.
      Герцогиня посмотрела на нее сердито, но с любовью.
      – Это означает, дитя, что ты немного приблизилась к трону. Увы, твой дядя Георг (такая довольная улыбка мамы дала ясно понять, что она не любит дядю Георга) очень больной человек. Если он завтра умрет, королем станет твой дядя Уильям.
      – Тетя Аделаида станет королевой. Я думаю, мама, что из нее получится очень хорошая королева.
      Мама игнорировала такое бесполезное замечание.
      – И если у них не будет ребенка, ты знаешь, что произойдет, если умрет дядя Уильям?
      – Но дядя Уильям не собирается умирать… и тетя Аделаида тоже…
      – Тетя Аделаида не имеет к этому никакого отношения. Дядя Уильям не бессмертный. Все мы умрем, а он человек немолодой. Если умрут дядя Георг и дядя Уильям, ты станешь королевой Англии.
      Виктория сжала ручки и подняла глаза к потолку с выражением восторга на лице. Герцогиня была рада.
      – Я вижу, ты понимаешь свою ответственность. Виктория не думала об ответственности, она думала о сверкающей короне на своей голове и о мантии из пурпурного бархата, обшитой горностаем.
      – Мы должны помнить это, – сказала герцогиня, – и вести себя менее легкомысленно. Мы должны готовиться.
      – Да, мама.
      – Мы поговорим об этом при более подходящих обстоятельствах.
      Она имела в виду, конечно, то время, когда перестанут звонить колокола по дяде Фредерику, так как похороны считаются грустным моментом, а как можно испытывать грусть, когда размышляешь о том, чтобы стать королевой.
      – Теперь ты можешь идти, Виктория.
      Девочка сделала красивый реверанс и отправилась в детскую. Ей ужасно захотелось поиграть с куклами. Она их любила, разговаривала с ними. У них у всех имелись имена, и большинство из них представляло известных людей. Часть из них сделала сама фрейлейн Лезен, которая была мастерица на это и следила за тем, чтобы куклы были правильно одеты. Там была королева Елизавета, которая находилась в тюрьме Тауэра, прежде чем стала королевой, а также Мария Стюарт, лишившаяся головы. Девочка хотела знать все о куклах и что с ними произошло, прежде чем они стали членами ее семьи. Фрейлейн Лезен знала много историй о них обо всех, и все эти истории были захватывающими. Там находился стремительный граф Лестерский, который мог бы жениться на Елизавете. Он этого хотел, но имел жену, Эми Робсарт. Ей всегда нравилась Эми Робсарт, потому что ее история была такой печальной и она была одной из самых красивых кукол. Девочка так и не полюбила Елизавету из-за Эми Робсарт.
      Виктория взяла в руки Елизавету и нетерпеливыми пальчиками расправила круглый воротник ее платья.
      – Опять неряшливая, – сурово сказала она. – И я действительно считаю, что ты участвовала в убийстве Эми. – Потом она взяла Эми и поцеловала ее. – Вот! Это утешение за то, что тебя сбросили с лестницы.
      До чего волнующими были куклы! Не все знаменитые персонажи. Большая Кукла, подаренная тетей Аделаидой, была просто… Большой Куклой, более крупной, чем остальные, и похожей на младенца. Она любила Большую Куклу, однако другие были интересней. Это была коллекция, достойная девочки, которая однажды сама станет королевой.
      – Слушайте колокола, – сказал она им. – Они звонят по дяде Фредерику, и поскольку он умер, я приблизилась к трону. В один прекрасный день я стану королевой.
      Девочка задумалась. В один прекрасный день она станет как одна из ее кукол – королевой Викторией – сделанной из древесных опилок с деревянным лицом и мантией из пурпурного бархата и горностая и с короной на голове.
      Как странно думать о себе как о кукле! Но, конечно, сначала нужно пожить, а перед ней открывалось волнующее будущее.

* * *

      Эрнест, герцог Камберленд, услышал о смерти брата Фредерика с нескрываемым удовольствием. В конце концов нет нужды скрывать то, что казалось ему естественным чувством, от своей умной герцогини.
      После рождения их сына герцогиня стала немного мягче.
      Она души не чаяла в маленьком Георге, который был умным и красивым. Если бы она могла увидеть его на троне Англии, то исполнилась бы ее самая честолюбивая мечта.
      И ей непереносима мысль о том, что есть самодовольная жирная девчонка в Кенсингтонском дворце, которая стоит между ней и ее желаниями.
      Она знала, что те же чувства испытывал Эрнест, хотя, вероятно, он больше думал о том, чтобы заполучить трон для самого себя, а не для Георга.
      Георг неизбежно наследует своему отцу – и, как обычно, их амбициозные мечты совпадали.
      – Брат долго не протянет, – говорил Эрнест. – Чудо, что продержался столько. Он – сплошное средоточие болезней, и большую часть времени его возят на коляске. Фредерик устранен. Остается только Уильям.
      – У Уильяма достаточно хорошее здоровье.
      – Неужели? Разве он не принимал по какой-то причине ванны в Эмсе? Я больше думал о его душевном здоровье. Я слышал, что он ведет себя очень странно. Конечно, есть пример нашего отца, так что никто особенно не удивится.
      Фредерика подняла брови.
      – То же самое может касаться любого члена семьи.
      – Только если он проявляет склонность к этому.
      – Так говорили о Георге.
      – Ну что ж, время от времени Георг вел себя несколько ненормально. Теперь послушай, если Георг умрет, а Уильям сойдет с ума…
      – Все равно остается мисс из Кенсингтонского дворца. Этот маленький кошмар, кажется, пышет здоровьем и полон энергии. Как ты предлагаешь убрать ее со своего пути?
      – Такой вопрос надо изучить очень тщательно, и вряд ли удастся это сделать с большого расстояния.
      – Понимаю, значит, ты предлагаешь поехать в Англию?
      – Это единственное, что можно сделать. Я выеду немедленно. Возможно, что остается очень мало времени.
      – А твой сын и твоя герцогиня?
      – Конечно же, последуют за мной. Важно, чтобы Георг воспитывался в Англии. Мы должны показать, что он так же важен, как его кузина в Кенсингтонском дворце… и намного больше подходит, чтобы стать их правителем.
      – Разве они примут его, если он отпрыск младшего сына?
      – Именно это мы и должны выяснить, моя дорогая – средство, с помощью которого можно сделать желательное событие приемлемым для народа Англии.
      – Есть только одна вещь, которая заставит людей принять это событие – смерть Виктории.
      – Не будь такой мрачной, дорогая. Ты говоришь так, будто считаешь этого ребенка бессмертным.
      Она засмеялась.
      – Значит, ты поедешь в Англию, чтобы найти способ? Он задумчиво кивнул головой.
      – Я согласна, – сказала она. – Это действительно неотложное дело.

ВИКТОРИЯ И ДЯДЯ КОРОЛЬ