Какая странная жизнь! Если бы он не вошел в мою жизнь, я никогда не отправилась бы в ту поездку, к его семье, а значит, не встретилась бы с Колумом? Значит, каким-то образом его жизнь была связана с моей?
      Я не могла от него уйти и осталась с ним на берегу. Там Колум и нашел меня. Как потемнело его лицо, когда он увидел меня с головой мертвеца на коленях. Он крикнул:
      - Какого черта?..
      - Да, - прошептала я. - Это еще одна твоя жер-7ва!
      - Все время вмешиваешься не в свое дело! Твое место в детской! Иди туда!
      - Ты разбил один из кораблей моего отца.
      - Если бы его капитан умел водить корабль...
      - Хватит! - закричала я. - Вот кто был его капитаном. Корабль назывался "Лэндор Лайон" - это был корабль, который построили мой отец и Лэндоры для мирной торговли. Они везли богатый груз из Ост-Индии, и тебе нужен был этот груз. Дьявольская работа одной ночи - и ты получаешь то, на что они потратили месяцы совместного труда. Я ненавижу тебя!
      - Интересно увидеть жену, скорбящую над своим любовником.
      - Он никогда не был моим любовником.
      - Да, у него не хватило духу. Он хотел тебя, но, будучи трусом, с удовольствием отдал тебя и взял другую. Думаешь с ним ты проводила бы такие же ночи, как со мной?
      Я осторожно положила голову на песок и поднялась.
      - Он должен быть достойно похоронен. Я настаиваю на этом.
      - Кто вы, мадам, чтобы настаивать?
      - Твоя несчастная жена, а не раба.
      - Его выбросят обратно в море.
      - Если ты это сделаешь, я расскажу, как ты нажил свое состояние.
      - И ты говоришь мне, что я смею? Знай, что я сделаю, как считаю нужным, и ты подчинишься мне. Иначе ты будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
      - Мне все равно, делай со мной, что хочешь. Убей меня, если можешь, моя смерть для тебя не первая. Я не оставлю Фенимора Лэндора, пока его с надлежащим почтением не унесут отсюда. Я хочу, чтобы его тело в гробу было поставлено в часовне, а потом он будет похоронен возле своей сестры, этой бедной женщины, которая когда-то была твоей женой!
      Он посмотрел на меня, и в его глазах промелькнуло сдержанное восхищение.
      - Поражаюсь, - сказал он, - что я так мягок с тобой!
      - Я буду ждать здесь, - сказала я, - пока его не унесут в часовню. Я хочу еще немного побыть с ним.
      - А если я скажу "нет"?
      - Тогда я покину замок, уеду в дом отца и расскажу ему, что случилось с "Лэндор Лайон" и его капитаном.
      - Донесешь на своего мужа, которого поклялась слушаться! Нарушишь данную мне клятву?
      - Сделаю это без колебания. Он схватил меня за руку.
      - И ты думаешь, я отпущу тебя?
      - Я попытаюсь.
      - Ей-Богу, - сказал он, - ты попытаешься, я верю. Ты бросаешь мне вызов, и все же я с тобой так мягок! Хорошо, жена, будь по-твоему, его похоронят возле сестры, но на его надгробье не будет имени, и чтобы я больше не слышал названия его корабля! Пусть думают, что он погиб далеко от этого места. Видишь, как я снисходителен к тебе?
      Я не ответила ему. Я опустилась на колени и посмотрела в мертвое лицо Фенимора.
      Колум ушел, и вскоре четверо мужчин пришли на берег. Они унесли тело Фенимора в часовню. На следующий день его похоронили возле сестры на кладбище Касвеллинов, около башни Изеллы.
      Это был конец, я никогда не смогла забыть этого. Меня все время преследовало мертвое лицо Фенимора. Я не знала, что произойдет, когда матушка приедет ко мне: я больше не могла ничего от нее скрывать. Я даже была рада, что мы еще не встречались, потому что она сразу заметила бы во мне перемену.
      В начале октября был шторм. Как ни странно, но Колум пытался ухаживать за мной, добиваясь возврата нежных чувств. Но я была бесчувственна: вид мертвого Фенимора на берегу что-то убил во мне навсегда.
      ***
      Вновь наступил Хэллоуин - ночь, когда ведьмы на метлах летали на свой шабаш, где поклонялись дьяволу в образе рогатого козла. День был туманный, обычный для октября в нашей стороне - теплый и сырой.
      Слуги, как всегда в Хэллоуин, рассказывали всякие истории. Интересно, вспоминали ли они Марию? Уже семь лет прошло с тех пор, как она ушла, и Сенаре было уже почти семь. Для памяти это был большой срок. Но, должно быть, Дженнет рассказывала детям о ведьмах, потому что, когда я вошла в детскую, Сенара задавала вопросы, а Тамсин отвечала, а она могла повторять только то, что слышала от Дженнет.
      - Они собираются на шабаш, - говорила Тамсин.
      - Что такое шабаш? - спрашивала Сенара.
      - Это место, где они встречаются. Они летят туда на метлах, у них есть и хозяин - дьявол. Иногда он бывает большой черной кошкой, а иногда он - козел. Он такой большой, больше всех на свете, и они танцуют.
      - Я хочу пойти туда, - сказала Сенара. Коннелл ответил:
      - Если ты пойдешь, тогда ты - ведьма! Тогда мы поймаем тебя, привяжем к твоему домашнему духу и бросим в море.
      - Какой домашний дух?
      - Это, наверное, кошка.
      - А может быть, это - собака?
      - Да, собака! - воскликнул Коннелл. - Все равно кто. Иногда это - мышь, или крыса, или.., жук, или лошадь.
      - Значит, может быть, и Нонна? - спросила Сенара. Нонной была ее кукла, которую она назвала по имени башни. Глаза ее округлились. - Может быть, Нонна - мой домашний дух?
      - У тебя не может быть домашнего духа, - сказала Тамсин. - Если бы он у тебя был, сказали бы, что ты - ведьма.
      - И мы тогда взяли бы тебя и повесили на виселице! - закричал Коннелл с удовольствием - сын своего отца.
      - Он не сделает этого, - защищала ее Тамсин. - Я ему не дам.
      - Я бы его лучше повесила! - сказала Сенара.
      - Хотел бы посмотреть, как ты попытаешься! Коннелл схватил Сенару за волосы, она оттолкнула его. Наступило время мне вмешаться. Почему я не прервала эту беседу в самом начале?
      - Хватит, вы все говорите чепуху. Никто не собирается никого вешать, и здесь нет никаких ведьм.
      - Дженнет сказала... - начала Тамсин.
      - А я говорю, что не следует слушать всякие бредни служанок. Пусть у них будут ведьмы, если они хотят. Нас нельзя обмануть!
      Затем я заставила их вынуть книги, и мы читали с ними "Утопию" сэра Томаса Мора, которая была весьма далека от неприятной темы колдовства.
      В ту ночь вернулась Мария...
      Колум и я ужинали в зимней гостиной. Как всегда теперь, это была молчаливая трапеза. Колум не пытался заводить разговор. Иногда он быстро съедал, что хотел, и оставлял меня одну за столом. Видимо, он понял, что после смерти Фенимора между нами встал непреодолимый барьер. Напряжение нарастало, но беспокоило ли это его? Теперь он не всегда приходил в спальню. По несколько ночей подряд он проводил вне дома, организуя сбыт товара с "Лэндор Лайона", но, когда он приходил ко мне, я понимала, что он делал это, чтобы доказать мне, что он все еще предъявляет свои права. Я ненавидела эти свидания и в то же время находила в них удовольствие, а когда Колума не было со мной, испытывала разочарование. Такова была обстановка до той ночи.
      Должно быть, Мария прошла прямо в замок, потому что она вошла в нашу комнату. На какой-то момент я подумала, что опять вижу призрак. Потом она заговорила.
      - Я вернулась, - сказала она.
      Колум в недоумении смотрел на нее, я тоже.
      - Вернулась? - воскликнул Колум - Помилуй Бог! Мария!
      - Да, - сказала она. - Я вернулась, и буду опять здесь жить.
      - Но... - начал Колум. Я встала, вся дрожа.
      - Где ты была? И почему вернулась? - потребовала я объяснений.
      - Тебе это ничего, где я была, - сказала она на своем ломаном английском. - Не иметь значения. Я опять здесь.
      - И ты думаешь, что можешь просто так войти?.. - сказал Колум.
      - Думаю, да. Ты взял мой корабль.., ты убил моих друзей. Ты обязан предоставить мне крышу над головой, я остаюсь. Не пытайся выгнать меня, если попытаешься.., пожалеешь. Ты должен мне это, и я беру.
      Я сказала:
      - Но этого не может быть!
      - Да, - ответила она. - Может. - Она посмотрела на Колума в упор.
      Она стала еще красивее. На ней был бархатный плащ с капюшоном, откинутым назад и открывающим ее блестящие черные волосы, собранные высоко на затылке. Ее черные глаза удлиненной формы спокойно улыбались. В ней было что-то неземное. Я подумала, что мне снится сон.
      - Я иду в свою комнату, мою Красную комнату.
      - Ты не можешь здесь оставаться! - воскликнула я.
      Мария, будто не слыша меня, повернулась к Колуму.
      - Мои вещи скоро прибудут, - сказала она. - Я на некоторое время останусь здесь. И ушла. Я смотрела на Колума.
      - Что это значит? Она пошла в Красную комнату. Этого не может быть! Откуда она пришла?
      - Она останется здесь, - сказал он.
      - Это цена, которую ты должен заплатить за убийство ее людей, да?
      - Говори, что хочешь. Она останется!
      И он ушел.
      Вот так Мария вернулась в замок Пейлинг.
      ***
      Все домашние сгорали от любопытства. Поползли слухи: "Ведьма вернулась!" Она не могла выбрать лучшего времени для своего появления, чтобы подтвердить их. В первый раз она появилась в ночь Хэллоуина, через год в такую ночь она исчезла, а теперь, через семь лет, она опять вернулась в Хэллоуин.
      Она жила в Красной комнате, в той самой комнате, где слуги слышали странный шум и где я сама видела - или думала, что видела, - ее дух.
      Я послала за Дженнет.
      - Дженнет, Мария вернулась. Дженнет с мрачным видом кивнула.
      - Готова поклясться, опять говорят, что она - ведьма.
      Дженнет опять кивнула.
      - Я не хочу, чтобы такой разговор дошел до детей. На днях я слышала, как они говорят о ведьмах. Я не хочу, чтобы это касалось их.
      - Она - мать Сенары, - медленно сказала Дженнет.
      - Все эти слухи не должны касаться Сенары.
      - Они и не коснутся.
      - Я знала, что могу доверять тебе. Слуги следили за Марией украдкой. Если она отдавала распоряжения, они бросались исполнять со всех ног. Они очень боялись "злого глаза".
      Она продолжала выезжать на прогулки одна. Однажды я встретилась с ней: не глядя на меня, она поехала в другую сторону, волосы развевались у нее за спиной.
      Скоро будет Рождество, я очень хотела видеть свою матушку и была очень подавлена, когда от нее пришло письмо:
      "Дорогая моя Липнет! Лэндоры проводят Рождество с нами. Как ты знаешь, у них ужасная трагедия. Мы уже все уверены, что Фенимор пропал, и "Лэндор Лайон", который должен был вернуться еще месяц тому назад и который видели в десяти милях от нашего берега, не вернулся. Мы боимся, что судно попало в шторм в конце октября. Твой отец и капитан Лэндор все время говорят о чем-то, потеря корабля для них большой удар. Но то, что Фенимор погиб вместе с ним, этого его бедная мать не может вынести, она обезумела от горя. Я хочу, чтобы она приехала к нам вместе с женой бедного Фенимора и его детьми, я пытаюсь помочь им забыться немного. Это значит, дорогая моя, что нам надо воздержаться на этот раз от совместной встречи Рождества. Ведь ты не можешь приехать без Колума, а он не сможет приехать по вполне понятным причинам: потеря Фенимора обострила горечь потери Мелани! Как только они уедут, я приеду к тебе, или, может быть, ты приедешь к нам?"
      Дни казались очень длинными. Солнце всходило поздно, садилось рано. Матушка говаривала: "Самые темные дни - перед Рождеством".
      В дом вкралось что-то зловещее. Если бы здесь была Эдвина, она опять меня предупредила бы. Я чувствовала это. Зло исходило из Красной комнаты и угрожало мне.
      Может быть, и правда Мария была ведьмой? Может быть, она и не была на корабле? Может быть, она лежала в море, ожидая, пока я найду ее? Меня стали одолевать разные фантазии.
      Но Мария была здесь, и никто не смел сказать ей, чтобы она уходила. Я сознавала ее растущее влияние на домочадцев, ее дьявольскую власть, даже Колум попал под ее чары.
      Какая она была красивая! Может быть, это была порочная красота, но тем не менее соблазнительная. Казалось, она обладала множеством лиц и сбрасывала их, как змея сбрасывает шкуру. Я так и думала о ней - красивая грешная змея!
      Дети тоже были восхищены ею.
      - Мама Сенары теперь живет с нами? - спросила Тамсин.
      Я ответила:
      - Немного, наверное, поживет.
      - Все мамы все время живут со своими детьми, правда? Но мама Сенары отличается от всех мам. Сенара сказала:
      - Ты - моя настоящая мама, а она - моя сказочная мама. Мне нравится смотреть на нее, но я люблю больше, когда ты здесь.
      - Я всегда буду здесь, если ты хочешь, Сенара, - ответила я.
      Коннелл заметил:
      - Она самая красивая мама в мире. Тамсин смотрела на меня, и лицо ее медленно покрывалось румянцем.
      - Это не правда, - сказала она и еще более покраснела, потому что лгала. Моя мама самая красивая.
      Дорогая моя Тамсин-защитница! Как странно, что в эти дни тридцатилетняя женщина вынуждена была искать защиты у десятилетнего ребенка! Защита? Какое странное слово пришло в голову!
      Как всякие дети, они отнеслись к затянувшемуся визиту Марии как к вполне естественному событию. В том, что слуги при них вели разговоры об этом, я не сомневалась, но Мария была, и они приняли ее. У Сенары была странная красивая мать, которая вела себя, не подчиняясь обычным правилам. Она появилась внезапно и стала членом семьи. Спустя некоторое время это никому уже не казалось странным. Теперь Мария интересовалась дочерью, ибо Сенара была похожа на нее - такие же удлиненные глаза, черные волосы, правильные черты лица. Но в Сенаре не было таинственности, она была обычной девочкой.
      Мария действительно "сбрасывала шкуру". Она была уже другой, отличной от той, которая когда-то давно целый год провела в нашем доме. Она становилась обычной женщиной: слушала, как занимаются дети в классной комнате, ласкала Сенару, дарила ей подарки, ибо вещи ее прибыли и в них были золотые украшения и богатые ткани, приглашала швею, чтобы та сшила платья для нее и Сенары.
      Сенара, конечно, была немного тщеславна: такой ребенок не мог не знать о своей красоте. Она наивно гордилась ею, и моя дорогая Тамсин - простушка по сравнению с ней - тоже гордилась.
      Я рада была видеть, что приезд Марии не повлиял на отношения девочек. Они спали в одной спальне, и им не нравилось, если их разлучали надолго.
      Мария пыталась очаровать и мою дочь. Иногда мне казалось, что она хотела разорвать глубокую связь между нами, но ей это не удавалось. Наоборот, Тамсин стремилась еще больше защитить меня, как будто осознавала какую-то угрозу в доме, а может быть, я сама нервничала и по мне это было видно.
      Но больше всего меня тревожило влияние Марии на Колума. Я чувствовала, как росло напряжение. Зная его, я понимала, что он хочет ее так же безумно, как когда-то меня. Я видела огонь в его глазах, когда он смотрел на нее. Она присоединялась к нам, когда мы с ним ужинали, и мы сидели втроем за столом, свечи отбрасывали свет на наши лица. Я знала, что выражение моего лица было настороженным, и еще я знала, что они не обращали на меня никакого внимания.
      Я не могла больше этого переносить: я должна уехать, поехать домой, к матушке. Мне давно надо было ей довериться, и она мне посоветовала бы, что делать.
      Красота Марии была неземная, какая-то сатанинская, и я понимала, что Колум не мог противиться ей. Иногда я думала, что они любовники, иногда не была так уверена. В те ночи, когда он не был со мной, где он был? В Красной комнате?
      Из головы у меня не выходил тот случай, когда я пошла в ту комнату и увидела ее призрак. Это могло быть предупреждением. Почему я не рассказала Эдвине? Может быть, она посоветовала бы мне что-нибудь?
      Ночью я лежала в постели, не в силах заснуть. Когда я начинала дремать, меня одолевали сны - дикие, фантастические, и всегда в них присутствовала Мария. Иногда снился Колум, я видела их вместе, сплетенных в объятии. Я просыпалась в холодном поту от страха, уверенная, что в комнате кто-то был.
      Тамсин однажды сказала мне:
      - Тебе нехорошо, мама? Сделать тебе настой трав, которые тетя Эдвина дала нам? Я знаю, как его делать.
      - И что же ты мне дала бы, Тамсин? - спросила я.
      - Очный цвет заставляет смеяться, я дала бы тебе его, но сейчас не сезон очного цвета. Мак приносит сон, но мака тоже нет. Если под подушку положить ветку ясеня, она отгонит злых духов.
      - Дорогое мое дитя, я счастлива, когда я с тобой!
      - Я твой самый любимый ребенок, дороже всех других, я знаю, и я тоже счастлива. Я буду всегда о тебе заботиться.
      - Господь благослови тебя, родная моя! - сказала я.
      Тамсин немного помолчала, потом сказала:
      - Если бы я была старше, ты рассказала бы мне, что тебя беспокоит?
      - Меня ничего не беспокоит.
      - А я думаю, что-то беспокоит. Но я присмотрю за тобой.
      - Тогда скоро со мной все будет хорошо, - сказала я и прижала ее к груди.
      ***
      Мария въехала во двор, я видела ее из окна. Она спрыгнула с лошади, грум поспешил ей навстречу. Она вошла в замок и, как я подозревала, в Красную комнату. Я сидела у окна, думая о ней. Десять минут спустя Колум вошел вслед за нею.
      Я сказала себе: "Он пошел в Красную комнату", - я была уверена. Что он там говорил ей? Не надо много слов, они были любовниками, я чувствовала это. Две недели он не приходил ко мне. Я была зла на Марию за то, что она была красивее меня и более желанна для него.
      Я ненавидела Колума, я боялась его. Во мне всегда были эти чувства, но я и тосковала по нему. Это было необъяснимо, но это было так.
      Если бы я могла поговорить с матушкой, она поняла бы. Я рассказала бы ей об этих внезапных приступах страха. Но не было никого, с кем я могла бы поговорить. Казалось, я слышала голос дочери: "Если бы я была постарше, ты могла бы сказать мне?" О, Тамсин, если бы я могла!
      Они занимались любовью в Красной комнате, а потом они будут разговаривать. Будут ли они говорить обо мне? Что они говорили обо мне? А зачем им говорить? Какое значение имела я для них? Конечно, если они хотели пожениться, я стояла на их пути.
      Колум устал от меня, я знала это. Он не будет больше снисходителен ко мне, я раздражала его. Может быть, Мелани так же чувствовала себя? Он презирал ее. Приводил ли он своих любовниц в замок? Неужели она так мало значила для него, что ему было все равно?
      Со мной такого не могло быть. Когда-то он хотел меня так, что ни перед чем не остановился, чтобы получить меня. Теперь он ко мне не придет. Может быть, уже никогда. Я не дала ему столько детей, сколько он хотел: только двоих, из которых одна - девочка. А он хотел сыновей, много сыновей, здоровых, которых мог учить своей отвратительной профессии.
      Я легла, откинув полог. Я не могла его задернуть, иначе меня мучили всякие фантазии о том, что происходит в Красной комнате.
      Я услышала шаги в коридоре.., медленные, крадущиеся шаги. Кровь вдруг заледенела во мне. Кто-то остановился у моей двери. Я вдруг услышала звук поднимаемого засова.
      - Кто там? - тревожно крикнула я. Ответа не было.
      - Кто там? - опять спросила я.
      Я лежала, ожидая. Покушение на меня? Кто бы это мог быть? Кого я испугала? Марию? Колума?
      Несколько секунд я лежала, потом встала и открыла дверь. Никого не было.
      ***
      Дети украшали зал остролистом и плющом. Я пошла с ними во двор, чтобы принести большое полено для святок. Они кричали от радости, и я на время забыла о своих проблемах. Влажный мягкий ветер благотворно подействовал на мою кожу, и я почувствовала себя лучше.
      Даже замок казался менее угрюмым: дух Рождества вошел в дом. И, когда праздник пройдет, я пообещала себе, что уеду к матушке. Я приняла решение, что все ей расскажу. Она может посоветовать мне не возвращаться в замок, а это было то, чего я хотела.
      Я всегда тщательно скрывала свой дневник, боясь, чтобы Колум его не увидел. С самого начала мысль о том, что он его читает, приводила меня в смущение. А теперь я и подумать об этом не могла, поэтому, когда я заканчивала очередную запись, я убирала его в такое место, где только я могла его найти. Поскольку Мария вернулась, теперь еще более необходимо было прятать его понадежнее.
      Так как дневник был спрятан от всех, я знала, что могу писать свободно, а это было единственным способом, каким следовало вести такой документ. По мере приближения Рождества Мария и Колум так изменились, что, если бы я не вела записей, я бы забыла половину и могла бы убедить себя, что я преувеличивала. Я часто прочитывала свои записи. Это помогало мне понять истинную ситуацию, в которой я оказалась.
      Теперь Колум стал очень домашним, он со всеми готовился к Рождеству. И Мария стала человечней, менее замкнутой. Казалось, что добрый дух Рождества, желающий всем добра, незаметно прокрался в дом.
      - В это Рождество к нам не приедет твоя семья, мы тоже к ним не поедем, сказал Колум. - Но мы что-нибудь придумаем. К нам приедут артисты и сыграют пьесу. Как ты думаешь?
      Дети были в восторге. Тамсин и Сенара сделали рождественские ясли, и, пока они их делали, Тамсин решила, что они сами сыграют пьесу Рождества Христова, а взрослые будут зрителями.
      Тамсин была способнее всех, и она написала пьесу, которую дети решили представить в пантомиме, потому что Коннелл отказался учить слова. Были приглашены сквайры-соседи, а так как и у них были дети, то роли было оставлены и для них.
      Сенара должна была быть Девой Марией, но она не подходила к этой роли, зато из нее получился чудесный мальчик-пастушок, который видел звезду на Востоке, и Тамсин, к своему удивлению, стала Девой Марией. Я была довольна, потому что, несмотря на ее курносый нос и большой рот, в ней была чистота, и я стала изобретать для нее костюм. И здесь Мария показала себя в новом свете: она дала материал для костюмов и радовалась, помогая наряжать детей. Даже Колум наблюдал за ними с удовольствием, а Коннелл, который сначала считал пантомиму годной только для девочек, с удовольствием согласился быть одним из трех королей.
      Всех очень интересовало, кто найдет серебряный пенни и будет Королем рождественской ночи. Коннелл хвастался, что он сделает, если будет королем. Будут танцы, музыка и пение. Дети будут петь мадригалы, к ним присоединятся все присутствующие; затем они покажут умение играть на лютне и флейте.
      Из кухни доносился запах пирогов. Праздник будет такой, какого никогда не было. И я почувствовала себя почти в безопасности, но, как только я удалилась в спальню и осталась одна, я начала думать, что меня ожидает, и вспоминать взгляды, которые я перехватила - или думала, что перехватила - между Колумом и Марией. Рождественские волнения не могли развеять подозрений, что они были любовниками. Я думаю, мои страхи были основаны на том, что Колум пытался это скрыть от меня. Я была уверена, что от Мелани он не скрывал ничего. Почему он должен пытаться обмануть меня, если мои чувства его больше не интересовали? Может быть, потому, что он понимал, что страсть к Марии была скоротечной? Он боялся, что она опять исчезнет, как уже исчезала. Как только я легла, страх вернулся ко мне. Я спала урывками, будто мой инстинкт не давал мне спать, будто он предупреждал меня, что опасно это делать.
      Однажды ночью, за неделю до Рождества, я не могла справиться со своими страхами. Я ворочалась на кровати, но после полуночи я не могла больше оставаться в постели, встала, завернулась в халат и села у окна.
      Какие мысли вернулись ко мне, когда я глядела на море, спокойное, как озеро, с лунной дорожкой на зеркальной поверхности? Я видела "Зубы дьявола", выглядывающие из воды, потому что прилив обещал быть высоким. Мягкий шелест волн убаюкивал меня; и я начала дремать.
      Вдруг я проснулась. Мурашки побежали по спине, и волосы встали дыбом. Я тихо вскрикнула, потому что в комнате послышался шум, и в полусонном состоянии мне показалось, что дверь открылась и кто-то посмотрел на кровать, потом на меня. Я была уверена, что слышала щелчок замка, когда дверь закрылась.
      Как и раньше, я подбежала к двери. Там никого не было. Это был плохой сон? Но я дрожала, я не могла вернуться в постель. Я боялась, что если лягу, то усну, даже в таком испуганном состоянии, а что-то предупреждало меня: я не должна спать! Дважды кто-то хотел войти в комнату: первый раз я подала голос, и тот, кто там был, не вошел; второй раз этот человек вошел и увидел меня у окна. А если бы я крепко спала.., что тогда?
      Утром у меня был измученный вид, я почти не спала ночью. Тамсин посмотрела на меня внимательно:
      - У тебя все в порядке, мама? Ты плохо выглядишь.
      - Я плохо спала, видела плохой сон. Она с серьезным видом кивнула. В тот же вечер Дженнет принесла настой.
      - Господин сказал, чтобы вы выпили это, госпожа.
      Почему? - резко спросила я.
      - Он сказал, что вас слишком утомили приготовления к Рождеству и вы устали. Он сказал, что тревожится о вашем здоровье, и, если вам не будет лучше, он позовет врача.
      Это подняло мое настроение. Значит, он мне небезразличен? Если бы он относился ко мне, как вначале, я тоже относилась бы к нему хорошо, несмотря ни на что. Я вспомнила о другом питье, приготовленном для меня в первую ночь, когда я попала в замок. Я спросила Дженнет с тревогой:
      - Это Колум приготовил настой?
      - О нет, госпожа! Он попросил меня приготовить его.
      - Тогда ты знаешь, что в нем?
      - Конечно, знаю, госпожа. Этот настой я всегда делаю, когда дети заболевают. У меня свои высушенные травы, и все в своих горшочках, как я научилась у вашей матушки, а она у своей. Это хороший настой из сухих трав. Здесь есть гусиная трава, чтобы успокоить кровь, и трава для вашей печени, которая часто вас тревожит.
      - Дай мне его, Дженнет, - сказала я. - Я выпью его, и утром ты увидишь меня совершенно здоровой.
      Я выпила настой, и, действительно, он успокоил меня так, что, едва коснувшись подушки, я крепко уснула.
      И вдруг я проснулась. Кто-то был в моей комнате, стоял возле кровати. Я почувствовала, будто тысячи муравьев поползли у меня по коже. Я плохо видела, наверное, тучи заслонили лунный свет. Ко мне протянулись руки.
      - Нет! - закричала я.
      Вдруг знакомый голос произнес:
      - Все в порядке, мама?
      - Тамсин!
      Она засмеялась и забралась ко мне в постель. Я крепко прижала ее к себе.
      - Родная моя Тамсин!
      - Я тебя напугала? - сказала она. - Мне надо было разбудить тебя тихонько. Как ты дрожишь!
      - Это потому, что меня разбудили. Почему ты пришла, Тамсин?
      - Я беспокоилась о тебе, не могла уснуть. Вчера ты была такая усталая, совсем на себя не похожа. Потом я подумала: пойду и буду с ней, я могу быть нужна ей, и, не долго думая, пришла.
      - О, Тамсин, я так рада, что ты со мной!
      - Тебе лучше, что я здесь? Тогда я с тобой останусь.
      - Да-да, останься. Я счастлива, что ты здесь. Мне так хорошо, Тамсин! Уже намного лучше. Помолчав немного, она сказала:
      - Я думала, увижу папу с тобой.
      - Он всегда бывает здесь... Она задумалась, потом сказала:
      - Он часто и надолго уезжает! Он, наверное, не хочет беспокоить тебя.
      - Может быть, и так...
      - Я останусь с тобой, потому что чувствую, как тебе нравится, когда я здесь.
      - Я так счастлива, что ты у меня есть, Тамсин.., мне так спокойно!
      - Давай спать, мама. Тебе надо поспать, тогда ты будешь веселая и счастливая, как раньше.
      Мы уснули, а утром я чувствовала себя лучше. Тамсин сказала: "Я останусь с тобой, мама, пока ты совсем не поправишься. Я думаю, что я тебе нужна. Кто знает, может быть, ночью тебе что-нибудь надо будет?" Это может показаться глупым, но мне стало легче, потому что, действительно, в присутствии моей маленькой дочурки я чувствовала себя в безопасности.
      Наступило Рождество, и утром прибыли певцы рождественских гимнов. Был поставлен большой чан с подогретым вином, из которого пили все, и мы приняли участи в пении. Мы дарили друг другу подарки, целовались и уверяли, что никакие другие подарки не доставили бы нам столько радости, как те, которые мы получили.
      Во второй половине дня дети показали свою пьесу. Было трогательно видеть, как Тамсин исполняла свою роль. Все согласились, что она очень хорошо справилась с ней, все дети радовались, и мы вместе с ними, Я сидела с гостями и наблюдала за Колумом и Марией. Может быть, другие ничего не замечали, но мне это бросилось в глаза. Было что-то в том, как они избегали смотреть друг на друга, а потом вдруг будто тянулись навстречу. Это была испепеляющая страсть, я чувствовала это.
      Дети играли на флейтах и лютнях, и начался пир. Стол ломился под тяжестью всевозможных кушаний - говядина, баранина, молочный поросенок, кабанья голова, всевозможные пироги и все сорта вин. Все усердно ели, а потом были танцы, пение и выбор Короля рождественской ночи. Странно, но выбор пал на Колума. Поднялись громкие крики протеста, когда он предъявил серебряный пенни: ведь он и так был хозяином замка. Коннелл был горько разочарован. Потом начались игры, и, когда мы стали искать "сокровище", Колум выбрал меня.
      Я почувствовала себя счастливой и сказала себе, что ошибалась в нем. Я действительно была ему небезразлична. Он мог бы выбрать Марию, которая ушла с одним из гостей-сквайров, а ведь для взрослых эта игра означала возможность побыть наедине. Колум заметил:
      - Все прошло хорошо?
      - Дети в восторге, а это самое главное.
      - Нет, - возразил он, - мы имеем такое же право радоваться Рождеству, как и дети. Пошли! - позвал он, и мы стали подниматься по лестнице на крепостной вал.
      Холодный ночной воздух встретил нас. Вид был великолепный - спокойное море, чуть видны "Зубы дьявола", слева от нас Морская башня, на которой горел фонарь. Колум перегнулся и посмотрел вниз.
      - Как высоко! - сказал он.
      - Долго падать, - ответила я.
      Он подошел ко мне, схватил за талию, и меня вдруг охватила паника: мне показалось, что он собирается сбросить меня вниз. Я окаменела от ужаса.
      - Да, - медленно промолвил он, - очень долго надо падать, Линнет!
      Я отпрянула от него и посмотрела в упор. Глаза его сверкали. Я подумала: "Он собирается мне что-то сказать! Он собирается сказать, что любит Марию!" Потом вдруг у меня мелькнула мысль, что он предоставляет мне возможность самой броситься вниз. Удивительно, но голос мой был тверд, когда я сказала: