- Да, - удивленно произнесла я" - полагаю, что так оно и есть.
      Моя мать немедленно взялась за подготовку.
      - Очень удачно, что здесь и Турвили, - сказала она. - Мы можем все сразу же уладить. Хотя, возможно, свадьба произойдет не так скоро. Нужно, чтобы прошел, скажем, год после того ужасного события. Думаю, лучше всего в мае. Чудесный месяц для свадеб. И есть еще проблемы. Я думала устроить все в Париже.., но, наверное, не стоит... В замке же будет нехорошо из-за...
      - Из-за Софи, сидящей в своей башне. Она кивнула.
      - Ну, де Турвили сделали предложение, и оно показалось мне стоящим. Почему бы вам не устроить свадьбу в их замке? Я знаю, что это несколько непривычно, и свадьбу положено устраивать в доме невесты.., но в данных обстоятельствах...
      Я поняла, что они все решают без меня и с удовольствием позволила им продолжать это делать. Меня очень радовала возможность брака с Шарлем, избавлявшая, наконец, от необходимости бороться со своими инстинктами.
      Я не могла с уверенностью сказать, когда полюбила его. Конечно, я была влюблена в него, если влюбленность значит, что в отсутствие любимого все кажется скучным.
      Я хотела изменений. Я хотела радости. Я не хотела возвращаться в Обинье, где Софи жила в своей башне как угрюмое привидение.., преследуя меня. Хотя я не могла понять, отчего должна чувствовать хотя бы частичную вину за случившееся. Действительно, во время этих страшных событий Шарль бросился спасать меня. Но если бы он покинул меня и попытался пробраться к Софи, ему не удалось бы спасти ее.
      И все-таки меня не оставляло постоянное чувство вины, преследовавшее меня в Обинье, где Софи вечно напоминала мне об этом.
      Мне нужно было бежать, и Шарль предоставлял мне возможность устроить побег. Я готовилась к приключениям - к эротическому приключению, которое, насколько я знала, будет затрагивать мои чувства. К неизвестному - да, конечно, к неизвестному. Но будущее должно было разрешить все мои проблемы.
      Мы вернулись в Обинье, и долгие зимние недели я проводила в размышлениях о грядущей свадьбе.
      Более чем когда-либо мне не хватало Лизетты. Я пообещала себе, что, когда стану замужней женщиной и получу большую свободу, чем та, которой обладаю сейчас, я непременно отправлюсь и разыщу Лизетту на ее ферме, где бы та ни находилась. Тетя Берта давно вернулась и начала выполнять свои старые обязанности как ни в чем не бывало, но она оставалась, как всегда, необщительной, и я так и не смогла получить от нее адрес, по которому могла бы написать Лизетте.
      Она все еще путешествовала со своим мужем - настаивала тетя Берта. Она должна будет въехать в свой новый дом с наступлением весны. Наконец, я написала письмо, в котором сообщала, что выхожу замуж за Шарля де Турвиля и надеюсь, что Лизетта со своим мужем смогут приехать ко мне на свадьбу. Я отнесла это письмо тете Берте, которая заявила, что немедленно отошлет его, как только узнает адрес Лизетты. О Лизетте ничего не было слышно, и постепенно я стала вспоминать ее все реже и реже, потому что была занята своими собственными делами.
      Мы отправились в Париж подобрать для меня приданое, и меня полностью поглотили дела, связанные с шитьем новых платьев. Главным, конечно, было свадебное платье из белой парчи, изящно украшенное жемчугом, а также фата, которая должна была спадать с жемчужной диадемы на моей голове. В моде были высокие прически, так что волосы приходилось укладывать на специальные подушечки. Эту моду ввели придворные парикмахеры, потому что такая прическа очень шла к высокому лбу Марии-Антуанетты. Прическа действительно шла очень многим, если моду, как это часто с нею бывает, не доводили до абсурда.
      В общем я приятно проводила время в Париже, и в первый раз после того ужасного случая смогла проехаться по Елисейским полям, не ощущав при этом невыносимо тяжелых переживаний.
      Весь мой гардероб должны были доставить в Обинье, чтобы мы могли проверить, все ли необходимое я заказала, а уж потом отправить его в Турвиль. После свадьбы Обинье переставал быть для меня домом, Я должна была жить с семьей мужа. Некоторое время мысли об этом меня печалили. Теперь все было иначе. Более всего я хотела убежать отсюда, хотела распрощаться с детством, глубже познать те чувства, которые впервые пробудил во мне Дикон, когда я еще не понимала их смысла. С тех пор я повзрослела и знала, что Шарль станет моим наставником.
      Часто я примеряла свои платья. Это доставляло мне удовольствие. Шелковые и бархатные, полные очарования дневные платья и элегантная жемчужно-серая амазонка. Возбуждение от примерок действовало на меня почти так же, как любовь действовала на Софи.
      - Сразу же видно влюбленную, - заявила одна из служанок, собравшихся поглазеть на то, как я примеряю платья.
      Была ли я влюблена? Я не знала. Но чем бы ни были на самом деле мои чувства, они меня радовали.
      Свадьба должна была состояться в мае, ровно через год после трагедии, происшедшей с Софи, причем не предполагалось никаких пышных торжеств, ведь все еще помнили, что не так давно Шарль собирался жениться на Софи.
      Я не могла дождаться дня выезда в Турвиль, и все-таки эти дни ожидания доставляли какое-то своеобразное удовольствие. Как часто потом мне приходило в голову, что предвкушение чего-то может приносить больше радости, чем обладание. Я наслаждалась ожиданием будущего, находясь в блаженном неведении относительно того, что оно для меня готовило.
      Так проходили дни. Это случилось вечером накануне отъезда. Одна из служанок уже после нашего отъезда должна была заняться упаковкой моего свадебного платья, которое отправляли вместе со всей остальной моей одеждой. Пока же платье висело в шкафу, и я время от времени любовалась им.
      В этот вечер я легла рано, поскольку мы должны были встать на рассвете, чтобы успеть покрыть за день расстояние до ближайшего ночлега. Я быстро уснула, так как за день устала.
      Я проснулась от страха и не сразу поняла, где нахожусь, так как еще была во власти сна.
      Ярко светила луна. И в комнате, куда проникал ее свет, было светло, почти как днем.
      Неожиданно я похолодела. Я чувствовала, что вот-вот мои волосы встанут дыбом... Кто-то был в моей комнате. Кто-то, напоминающий призрак. Я лежала неподвижно, не в силах шевельнуться.., уставившись на странную фигуру. Девушка.., я сама.., одетая в свадебное платье. Я видела вуаль, спадавшую почти до самого полу.
      Затем она повернулась, и я увидела ее лицо.
      Я чуть не задохнулась от ужаса. В лунном свете ясно были видны обезображенные черты лица, синеватые шрамы, сморщенная кожа на одной стороне лица, жуткие голые пятна на том месте, где должны расти волосы.
      Я приподнялась и хрипло прошептала:
      - Софи...
      Она стояла в ногах кровати, глядя на меня, в ее глазах светилась холодная ненависть.
      - Это должно было быть моим свадебным платьем.
      - Ах, Софи, - воскликнула я, - если бы ты захотела, оно стало бы твоим. Ты сама отказалась.
      Тогда она рассмеялась, и горечь ее смеха, как нож, вонзилась в мое сердце.
      - Ты хотела его с самого начала. Ты думала, что я об этом не знаю. Ты сманила его у меня. Ты.., ты знаешь кто? Ублюдок! Зачатый в грехе! Я никогда тебе этого не прощу.
      - В этом я не виновата, - сказала я.
      - Не виновата!
      Она вновь рассмеялась, и в ее смехе звучала такая боль, что я вздрогнула.
      - Ты красавица. Ты прекрасно знаешь об этом, и я никогда не могла сравниться с тобой, не так ли? Мужчины любят тебя... Мужчины вроде Шарля... Даже когда он был помолвлен со мной... Ты увела его у меня. Ты решила заполучить его. Я знала, что ты была его любовницей еще до того.., до того...
      - Софи, это не правда. Я никогда не была ничьей любовницей.
      - Ты лжешь. У меня есть доказательство.
      - Какое доказательство?
      - Я нашла твой цветок в его комнате. Он лежал на полу.., в его спальне.
      - О чем ты говоришь, Софи? Я никогда не была в его спальне.
      - Это был день, когда... - она отвернулась. Затем, продолжала:
      - Ведь он купил тебе красный цветок, не так ли? У меня был бледно-лиловый. Красный цветок страсти, не так ли? Я все поняла, когда он приложил его к твоим волосам. Я знала обо всем еще до того, как нашла его. Но я пыталась не верить этому. Я зашла в их отель, чтобы поговорить с его матерью. Речь шла о каких-то приготовлениях к свадьбе. Она сказала: "Он в своей комнате. Давайте поднимемся вместе". Я пошла, цветок лежал на полу.., там, где ты его уронила.
      - Я помню этот цветок.., хотя никогда его не носила. Я и не вспоминала о нем до сего дня. Это не мог быть мой цветок. Я уверена, что он а сейчас здесь.., только не помню, где именно. Она умоляюще сложила руки.
      - Пожалуйста, не лги мне. Я все знала.., а это только подтвердило мои предположения.
      - Это все твое воображение, Софи. Прошу тебя, поверь мне.
      - Ты хотела, чтобы это случилось, - она откинула голову и повернула ко мне обезображенную сторону своего лица. - Миленький вид, правда? В этот вечер он был с тобой. Вы меня там бросили, он собирался спасти только тебя. Вы оба надеялись, что я погибну, - Это не правда. Ты же знаешь, что это не правда. Он же хотел жениться на тебе.., даже после этого. Он вновь и вновь просил тебя об этом.
      - Он никогда не хотел на мне жениться. Обо всем уговорились без нас. Как только он увидел тебя, он воспылал желанием. Ты считаешь меня глупой и слепой. Возможно, это и так.., но я не настолько слепа, чтобы не видеть, что творится прямо у меня под носом. Я никогда не прощу тебе.., никогда.., и надеюсь, что ты никогда не сможешь забыть, что ты со мной сделала.
      - Ах, Софи! - восклицала я - Софи. Я хотела подойти к ней, но она предостерегающе подняла руку.
      - Не приближайся ко мне, - сказала она. Я закрыла лицо руками, настолько мне было нестерпимо видеть ее. Я знала, что бесполезно что-то объяснять ей, пытаться что-то доказать. Она была уверена в том, что во всем виновата я.
      Когда я открыла глаза, она была уже без фаты и судорожными движениями цепляла ее на вешалку. Платье она уже повесила в шкаф, успев переодеться в свою длинную ночную рубашку.
      - Софи, - тихо произнесла я.
      Но она лишь отмахнулась, и тихо, как привидение, скользнула к двери.
      В дверях она остановилась.
      - Помни обо мне, - сказала она, глядя мне прямо в глаза. - Всякий раз, когда он будет с тобой, помни обо мне. А я буду думать о тебе. Я никогда не забуду о том, что ты сделала со мной.
      Дверь закрылась за ней. Я смотрела на фату и думала: я тоже никогда не забуду этого. Она всегда будет появляться передо мной, словно призрак.
      Когда я буду в этом платье, когда я буду в этой фате, я буду вспоминать ее, стоящую здесь, возле моей кровати, обвиняющую меня, проклинающую меня.
      Это было несправедливо. Если бы она захотела, она могла бы выйти за него замуж. Сумев убедить себя в том, что на самом деле он вовсе не хочет на ней жениться, она, безусловно, как я теперь понимала, ощущала себя глубоко оскорбленной, и раны в ее сердце были не менее глубокими, чем те, что обезобразили ее лицо.
      Она со злостью говорила об этом цветке. Теперь я живо вспомнила день, когда Шарль купил его. Я забыла о нем. Он должен где-то здесь валяться, где-то среди моих вещей. Но чей же пион видела Софи? Какой-то гостьи Шарля? Эти цветы не были редкостью. Их продавали по всему Парижу, а Шарля вполне могла навестить какая-нибудь женщина.
      Я не смогла бы объяснить этого Софи. Ей никогда не понять таких мужчин, как Шарль. Бедная Софи! Она сказала, что не забудет меня. Я могла бы ответить ей тем же. Меня всегда будет преследовать призрак этой трогательной фигурки в моем подвенечном платье и фате.
      ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛИЗЕТТЫ
      Стояла весна 1775 года, прошло четыре года с тех пор, как я вышла замуж за Шарля. Я совсем не напоминала ту девушку, что прибыла в Турвиль на свое бракосочетание. Под руководством Шарля я быстро повзрослела; он научил меня тому, как следует уживаться с жизнью, и в целом я была благодарна ему за это.
      Наш брак следовало бы назвать удачным. Между нами существовало совершенно явное физическое влечение, и как оказалось, я в не меньшей степени, чем он, получала удовлетворение от физической близости.
      В течение первых месяцев нашего брака мы оба не могли думать ни о чем другом, кроме страстного влечения, которое вызывали друг в друге. Шарль признал, что я, как он цинично выражался, "подходящий партнер по будуару". Это означало, что я принадлежу к тем женщинам, которые не стыдятся своих желаний и способны достигать таких высот страсти, к которым устремлялся и он, так что оба партнера могли получать удовольствие от физической близости.
      Сначала я много думала о Софи и утешала себя тем, что она, наверняка, никогда не смогла бы стать достойной спутницей Шарля. Он был знатоком в вопросах любви - хотя, возможно, это следовало назвать похотью, - и женщин. Как-то раз он сказал мне, что может с первого взгляда определить, имеет ли женщина - по его определению - любовный потенциал.
      - Как только я увидел тебя склоняющейся над хрустальным шаром, я сразу понял, что в тебе это качество чрезвычайно развито, - сообщил он мне.
      Любила ли я его? А что такое любовь? Не раз спрашивала я себя. Была ли между нами та же любовь, что между моими родителями? Нет, ничего подобного. Они пребывали в некоем идеальном состоянии, К которому, возможно, люди приходят, когда становятся старше и мудрей, когда их уже не ошеломляет страстное желание. Что это, должно быть, за великолепные отношения! Нет, конечно, между мной и Шарлем не существовало ничего подобного.
      В течение первых месяцев, когда мы, казалось, были друг для друга всем, мое сердце готово было выпрыгнуть из груди от радости при его появлении, а когда нам приходилось расставаться, я всегда ощущала разочарование; во время долгих вечеров, когда вся семья собиралась в длинной гостиной замка Турвиль, мне всегда не терпелось поскорее удалиться и остаться с ним наедине.
      В ту пору мне и в голову не приходило задуматься над тем, долго ли продлится это состояние безумной страсти. Я предполагала, что мои родители когда-то, давным-давно, тоже ощущали нечто подобное, и именно тогда я и была зачата. Потом они расстались на долгие годы и встретились вновь уже зрелыми людьми, имея за плечами огромный опыт, не позволявший затмить их суждения страстному желанию. Только таким образом они и сумели достичь своих совершенных взаимоотношений. Шарль, безусловно, был великолепным любовником. Я могла быть уверенной в том, что он не симулирует свои страстные чувства ко мне. Я ни на секунду не сомневалась в их искренности. И все-таки где-то в глубине сознания я понимала, что это не может длиться вечно.., во всяком случае не может оставаться на такой, захватывающей дух высоте. Но будет ли то, что у нас останется, достаточно сильным, чтобы на нем построить такую любовь, которую я видела у своих родителей и которой я несколько завидовала?
      Само семейство Турвилей было не очень интересным. Отец Шарля был инвалидом; его мать была мягкой женщиной, обожавшей свою семью. Кроме того, у него была сестра Амелия, которая вскоре должна была выйти замуж.
      Их семья считалась богатой, хотя и не такой, как мой отец. Они откровенно радовались альянсу наших семейств. Конечно, они предпочли бы Софи, однако этот альянс был для них настолько желательным, что согласились принять незаконнорожденную дочь. Тем более, за мной давали приданое, которое предназначалось для Софи.
      Если бы не Шарль, жизнь в Турвиле показалась бы мне очень скучной.
      Вот так я и жила в этом возбужденном состоянии, пока не забеременела, и случилось это примерно через восемь месяцев после нашей свадьбы.
      Все в Турвиле были обрадованы этим известием, а когда оно дошло до Обинье, там тоже пришли в восторг. В первые три месяца я чувствовала себя отвратительно, а потом, когда мои формы начали округляться, была уже не в состоянии предаваться прежним ночным забавам с Шарлем. Я решила, что он нашел себе любовницу, так как не принадлежал к мужчинам, которые способны хоть в чем-то себе отказать. Будучи же воспитанным в известных традициях, он, безусловно, считал это совершенно естественным.
      Как ни странно, предстоящее материнство изменило и меня. Теперь меня интересовал лишь ребенок, и этого для меня было вполне достаточно.
      Шарль был преданным мужем, довольным тем, что я так быстро доказала свою способность к деторождению, и не проявлял никакого недовольства по поводу того, что я перестала допускать его в свою постель.
      Из Обинье прибыла моя мать, чтобы присутствовать при родах, и, к огромной радости всех окружающих, я родила здоровенького мальчика.
      Мы назвали его Шарлем, но вскоре между собой стали называть Шарло, и с того момента, как я услышала его первый крик, он стал самым важным в моей жизни.
      Эти месяцы были одними из самых счастливых для меня. Я прекрасно помню, как сидела в своей постели, держала на руках младенца, а меня постоянно посещали люди, восхищались ребенком и поздравляли.
      Шарль любил разгуливать по комнате, держа ребенка на руках.
      - Умница, умница Лотти, - говорил он, целуя меня.
      Мой отец приехал полюбоваться на внука. Он поднял ребенка на вытянутых руках и стал разглядывать его с такой гордостью, что я рассмеялась.
      - Я вижу, ты им доволен, - сказала я. Он бережно уложил ребенка в колыбельку и присел на край моей кровати.
      - Дорогая Лотти, - с гордостью произнес он, - счастливым был день, когда я впервые увидел тебя, и теперь именно ты подарила мне первого внука, - он взял мою руку и поцеловал ее. - Твоя мать так горда тобой.., так же, как и я.
      Я ответила:
      - Вы переоцениваете меня. Это нельзя назвать великим достижением. В данный момент во всем мире тысячи женщин занимаются тем же самым.
      - Некоторые неспособны к этому, - вздохнул он. Я понимала, что он имеет в виду Армана и Марию-Луизу. Его очень огорчало то, что их брак оставался бездетным.
      После рождения сына мои взаимоотношения с мужем изменились. Он больше не был многоопытным учителем, а я уже не была благодарной ученицей. Я просто повзрослела.
      Мы продолжали быть любовниками, но любовные игры, похоже, превратились в рутину, перестав доставлять нам прежние потрясающие эмоции.
      Видимо, в этом и состоял брак. Тем не менее, у меня был сын, и это было вполне достаточной компенсацией за все.
      ***
      Пришла весна, и я собралась в Обинье навестить родителей. Я редко ездила в Обинье, находя какой угодно предлог, лишь бы отказаться, и предлагая моим родителям приехать в Турвиль. Они часто гостили у нас, поскольку им нравилось смотреть, как подрастает внук. Мой отец, очень может быть, предпочел бы, чтобы мы жили в замке Обинье, но об этом, само собой разумеется, не могло быть и речи. Турвиль был родным домом Шарля, он нес за него ответственность, а я была его женой.
      Таким образом, я постоянно объясняла, что с ребенком путешествовать очень трудно, и мои родители приезжали к нам сами.
      Шарло было два года - возраст достаточный, чтобы оставить его под присмотром надежной няньки, а я была вынуждена поехать в Обинье, так как мать подвернула ногу и не могла нанести обещанный весенний визит в Турвиль.
      - Она очень скучает по тебе, - писал мой отец, - постарайся как-нибудь приехать. Я знаю, что маленький Шарло еще не готов к таким путешествиям, но если бы ты смогла уделить нам хотя бы недельку, это очень порадовало бы твою мать.
      Я решила, что мне придется побороть свое нежелание посещать Обинье. Я все еще помнила ночь перед отъездом и Софи, стоящую возле моей кровати, такую печальную, в подвенечном платье, которое, как она полагала, должно было принадлежать ей, в фате, скрывающей ее обезображенное лицо. Конечно, за эти годы она должна была смириться со своей судьбой; здравый смысл должен был подсказать ей, что я не виновата в случившемся. Приложив немало усилий, я все же так и не нашла искусственного цветка, вид которого так ее потряс, и решила, что его куда-нибудь засунули, упаковывая мои вещи.
      Я приехала в Обинье в первой половине дня. Меня встречали родители. Отец чуть не задушил меня в объятиях, и мне пришлось со смехом отбиваться от него. Мать наблюдала за нами с тем выражением радости и удовлетворения, которое всегда появлялось на ее лице, когда она видела меня вместе с отцом.
      Меня забросали множеством вопросов. Как идут мои дела? Как поживает Шарло? Как прошло путешествие? Надолго ли я приехала?
      - Вскоре твой сын уже сможет ездить вместе с тобой, - сказала мать. Мы подумали, что ты захочешь остановиться в своей старой комнате. С тех пор, как ты уехала, в ней никто не жил. Мне не нравится даже мысль, что кто-то другой может в ней поселиться. Наверное, это глупо с моей стороны, но в замке вполне достаточно других комнат.
      Она просто сияла от радости, да и я была счастлива, что нахожусь вместе с ней.
      Но пребывание в комнате, наполненной воспоминаниями, поубавило мою радость. Оставалось надеяться, что мне не приснится жалкая фигура, входящая в мою комнату.
      Обедали мы втроем.
      - Арман вернется завтра, - сказал отец. - Сейчас он при дворе. Возможно, назревают крупные неприятности. Причиной тому является прошлогодний урожай. Ты помнишь, какой суровой была зима. Очень трудно удержать рост цен на зерно. Король очень расстроен. Его это, несомненно, по-настоящему беспокоит. Получить такое наследство от дедушки... Этого старого распутника.
      Прошел год с момента смерти Людовика XV, и молодой Людовик со своей женой Марией-Антуанеттой был, как мы слышали, очень неуверен, вступая на трон. Людовику тогда было восемнадцать, а королеве - девятнадцать. Рассказывали, что оба упали на колени и взмолились: "О Господи, укрепи нас и направь. Мы слишком молоды, чтобы править страной". Вся нация была тронута озабоченностью этих двух молодых людей и тем, что они сознавали свой долг и решили исполнять его, что резко контрастировало с поведением старого короля. Казалось, что во Франции наступает новая эра, но, к несчастью, новое правление началось с суровой зимы, вызвавшей неурожай.
      - Молодой Луи поступил правильно, поставив Тюрго во главе министерства финансов, - говорил мой отец, который, похоже, и минуты не мог провести без разговоров о политике. - Это хороший честный человек, готовый отдать все свои силы стране. Но будет очень нелегко сбить цены на зерно, и, если стоимость хлеба возрастет, что кажется неизбежным, могут начаться народные волнения.
      - Ах, дорогой папа, - вздохнула я, - у страны всегда существуют какие-нибудь затруднения. Мне хотелось бы услышать побольше об Обинье. Софи..
      Наступило молчание.
      Затем мать сказала:
      - Она продолжает сидеть взаперти в своей башне. Мне бы очень хотелось, чтобы она проводила побольше времени с нами. Она становится настоящей отшельницей. Жанна сама выбирает слуг, которые должны заниматься уборкой ее комнат. Теперь там всем распоряжается она. А что нам остается делать? Мы обязаны кланяться ей в ноги. Софи и в самом деле очень нуждается в ней.
      - Надеюсь, мне все-таки удастся повидаться с Софи.
      - Она отказывается от встреч. Очень грустно представлять ее, сидящую там в башне.., в то время как жизнь проходит мимо.
      - Неужели ничего нельзя для нее сделать?
      - Существуют различные лосьоны и кремы. Жанна постоянно ходит на рынки и покупает их. Насколько они эффективны, я не могу сказать. По-видимому, не особенно, поскольку Софи продолжает сидеть взаперти и поддерживать связь с внешним миром только через Жанну.
      - Было бы лучше, если бы она отправилась в монастырь, - заявил отец.
      - А она собирается?
      - Нет, более склонна к этому Мария-Луиза.
      - Мария-Луиза - очень хорошая девушка, - возразила моя мать.
      - Слишком хороша для нашего грешного мира, - коротко бросил отец. Мать пожала плечами.
      - Ей вообще не следовало выходить замуж, - сказала мама. - Она не может иметь детей. По-моему, они уже оставили попытки.
      - В этом нельзя осуждать Армана, - опять вмешался отец. Было ясно, что он не питает особой любви к своей невестке. - Она настоящая святоша. Церковь теперь открыта чуть ли не круглые сутки. Вполне достаточно было бы и одного раза в день. Она же проводит там большую часть времени. Кроме того, требует, чтобы с ней были и ее слуги. Это очень угнетает всех. В данный момент она пребывает в монастыре Де-ла-Форэ-Верт. Ты его знаешь. Он в милях трех от нашего замка. Она решила подарить им новый алтарь. Да, Лотти, здесь многое изменилось с тех пор, как ты покинула нас.
      - Твой отец с радостью вспоминает дни, когда ты жила здесь, Лотти, сказала мать. - Тогда и Софи вела себя более нормально. Она, конечно, всегда была тихой, но здесь ведь жила еще одна девушка...
      - Лизетта! - воскликнула я. - Я часто о ней думаю. Я писала ей, но ни разу не получала ответа. Как поживает тетя Берта?
      - Как обычно.
      - Я хочу поговорить с ней до отъезда. Мне действительно очень хотелось бы вновь повидать Лизетту.
      - Она была очень милой девочкой, - сказала мать.
      - И осталась, я уверена, - ответила я. - Было бы так интересно вновь встретиться с ней. Я непременно посещу тетю Берту в ее берлоге. Полагаю, она живет все там же?
      - Конечно. Она очень гордится своими апартаментами и не позволяет посещать себя без приглашения.
      - Она всегда была педанткой!
      - Но всегда прекрасно управлялась с домом, - заметил отец. - Мы никогда не жалели о том, что пригласили ее.
      - Я удивлена тем, что она позволила Лизетте ускользнуть из-под ее опеки. Она ведь все время следила за ней. Лизетта ее действительно побаивалась... Единственный человек, которого она в самом деле боялась.
      Затем мы сменили тему разговора, но я продолжала думать о Лизетте и вспоминать, как весело нам с нею жилось. Здесь, в замке, такие воспоминания были неизбежны.
      На следующий день приехала из монастыря Мария-Луиза. Ее никак нельзя было назвать миловидной, а всевозможные современные хитрости, придуманные женщинами, чтобы приукрасить себя, она явно презирала. Ее волосы были гладко зачесаны назад. Никаких хитроумных причесок в стиле Марии-Антуанетты. Ее темно-серое платье было грязным. Когда я выразила свое удовольствие по поводу встречи с ней и предложила вместе проводить время, она сообщила, что каждый день шьет одежду для бедняков, и если я пожелаю присоединиться к ней, то она найдет дело и для меня, кроме того я смогу выслушать описание нового алтаря, который она решила подарить монастырю Де-ла-Форэ-Верт.
      Мне эта перспектива не показалась соблазнительной, а уж рукоделие мне и вовсе никогда не нравилось, так что я пропустила приглашение мимо ушей.
      Было приятно встретиться с Арманом. Неудачный брак, кажется, совсем не повлиял на него. Безмятежный по натуре, он, видимо, все происходящее воспринимал философски. Я была уверена в том, что на стороне у него есть хорошенькая любовница, а может быть, и не одна, и что он предоставляет событиям идти своим чередом.
      Между тем граф гораздо менее был склонен принимать существующее положение дел. Мать сказала мне, что он очень расстроен бездетным браком Армана.
      - Ведь существует линия наследования.., имения и все прочее. Твой отец этим обеспокоен. Однако он очень рад за твоего маленького Шарло.
      Тут мы заговорили о моем сыне, и ей непременно нужно было знать, что именно он сделал и что сказал - он уже вполне связно говорил, что мы обе расценили как чудо. Мы провели довольно много времени в разговорах о нем.
      Я получила разрешение и посетила тетю Берту в ее апартаментах. Я подумала - как бы мы с Лизеттой над этим посмеялись, если бы она была здесь и могла веселиться вместе со мной.
      Тетя Берта в платье из черной бумазеи, очень простом, но элегантно скроенном, выглядела весьма важной дамой. Для меня она приготовила чай, тем самым показав знакомство с современными правилами хорошего тона, поскольку чаепития вошли во Франции в моду. В общем-то, как сказал мне отец, сейчас вообще пошла мода на все английское. Парижские лавки были завалены одеждой из Англии; в моде были длинные плащи с тройной пелериной и английские шляпы. В окнах лавок можно было видеть вывески;
      "Здесь говорить английски". Торговцы лимонадом теперь предлагали Ie punch, утверждая, что он приготовлен по английскому рецепту.
      Я выразила отцу свое удивление, поскольку особой дружбы между нашими странами никогда не было.
      - Дело здесь вовсе не в дружбе, - ответил отец. - Большинство французов ненавидит англичан сейчас точно так же, как и раньше. Это всего-навсего мода, которая должна отвлечь умы народа от трудностей" в стране.
      Так или иначе, тетя Берта приготовила чай.
      - В точности такой, как пьют англичане, - заявила она. - Вы должны знать. Ведь вы наполовину англичанка.
      Я подтвердила, что чай просто великолепен, а она стала расспрашивать, как поживаю я и мой малыш.
      На эти вопросы я ответила, но постаралась перевести разговор на Лизетту.
      - От нее редко поступают вести, - сказала тетя Берта. - Она очень занята.
      - Я мечтаю с ней увидеться.
      Эти слова были встречены молчанием.
      - Она довольна своей жизнью?
      - У нее есть малыш.
      - Малыш? Ребенок?
      - Да, мальчик.
      - Ах, как мне хотелось бы повидать ее. Скажите мне, как я могу связаться с ней. Я хочу послать ей приглашение к нам.
      - Не думаю, что это будет разумно, мадемуазель Лотти.
      - Неразумно? Но мы всегда были с ней подругами.
      - О, теперь у нее своя собственная жизнь. Это, конечно, не та жизнь, что она вела в замке, но она уже начинает привыкать.
      - Пожалуйста, скажите, как я могу разыскать ее.
      - Она этого не захочет.
      - Я уверена, что она хочет встречи не меньше, чем я сама.
      - После той жизни, какую она вела здесь, ей было очень трудно привыкать к ферме. Это была выше ее сил. Теперь у нее жизнь устоялась. Оставьте ее в покое. Она сейчас счастлива. Не следует напоминать ей о прежних днях.
      - Вообще очень странно, что она вышла замуж за фермера. Она всегда говорила, что выйдет замуж за дворянина.