В тексте постоянно упоминалась Гризельда. Ее имя появлялось на каждой странице. Попадались мелкие, очень личные детали: "Вчера вечером Гризельда накрутила мне волосы на папильотки. Оказывается, в них неудобно спать, но Гризельда говорит, что необходимо потерпеть, чтобы на следующий день у меня были локоны". "Гризельда подобрала к моему белому платью голубую кружевную косынку. Прелестную". Встречались описания балов, на которых она присутствовала. Она писала об отвращении к ним, вызванном ее болезненной застенчивостью. Продолжая читать, я добралась до первого упоминания о Диконе.
      "Сегодня я познакомилась с самым красивым молодым человеком за всю мою жизнь. Он приехал в Лондон из провинции, где, по словам моего отца, у него большие владения. Он пригласил меня на танец, и я танцевала с ним.., довольно неуклюже. Он сказал, что и сам неважный танцор, так что совершенно не заметил никаких ошибок с моей стороны. Он много говорил со мной - весело и остроумно. Думаю, мне не удалось блеснуть тем же. Мой отец доволен этим знакомством.
      Вчера отец вызвал меня, и я поняла, что он хочет сказать мне нечто очень серьезное, поскольку назвал меня "дочь". "Дочь, - сказал он, - у меня просят твоей руки". Отец сообщил, что им является Ричард Френшоу - тот самый восхитительный мужчина, который танцевал со мной. Просто не знаю, что об этом и думать. Я почти в панике, хотя, конечно, женихом мог бы оказаться этот ужасный старик - лорд Стендинг. А вместо этого появился чудесный, красивый жених. "Однако, - сказала я Гризельде, - лорда Стендинга не заботило бы, что я недостаточно умна, что мои волосы не завиваются в локоны, если не держать их всю ночь на папильотках, что, танцуя, я спотыкаюсь и что я застенчива". Гризельда возразила, что все это чепуха. Он будет счастлив, получив меня, и знает об этом. За мной давали богатое приданое, а мужчины это очень любят. Кроме того, она всегда будет рядом со мной. Это меня очень утешило".
      Потом следовал подробный отчет о платьях, которые шились для нее, и как во время бала, который давал ее отец, было объявлено о помолвке. Встречи с Диконом - краткие, и никогда с глазу на глаз. А затем фраза: "Завтра я выхожу замуж за Ричарда Френшоу".
      Очевидно, после этого она довольно долго ничего не писала. Потом следовали краткие заметки:
      "Сегодня во второй половине дня шел дождь и была небольшая гроза". "Ездили на бал к Чарлтонам". "Устроили званный обед на двадцать персон".
      Констатация голых фактов без всяких комментариев к ним. Затем тон дневника изменился.
      "И вновь разочарование. Сбудутся ли когда-нибудь мои сокровенные мечты? Если бы я могла иметь ребенка, это возместило бы мне все. Дикон хочет мальчика. Все мужчины хотят этого. Мне все равно, кем он будет, лишь бы был ребенок. Я хочу только этого.
      Сегодня я виделась с доктором Барнеби. Он сказал, что, может статься, мне вообще больше нельзя беременеть, и ему следует по этому поводу поговорить с моим мужем. Я упрашивала его не делать этого. Я говорила ему, как много значило бы для меня появление ребенка. Он качал головой и говорил: "Нет. Нет". Затем он сказал: "Вы попытались и потерпели неудачу. Вы сделали все, что могли. Больше нельзя". Они ничего не понимают. Я обязательно должна иметь ребенка. Если это не получится, я окончательно потеряю Дикона. Это единственный выход.
      Похоже, появился еще один шанс. Гризельда будет в гневе. Из-за этого она ненавидит Дикона. Это глупо с ее стороны, но иногда она вообще ведет себя глупо. Я понимаю, что это объясняется ее чувствами ко мне, но иногда она становится просто невыносимой. Все время чем-то озабочена и обеспокоена. Она меня пугает. Пока я ничего не говорила ей. Я никому ничего не говорила. Я хочу быть полностью уверенной. Я решила, что на этот раз обязательно рожу ребенка.
      Они знают. Дикон очень рад. Поэтому и я счастлива. Он очень внимателен ко мне и требует сохранять предельную осторожность. Я была бы счастлива, если бы только.., но на этот раз все будет в порядке. Должно быть".
      "Сегодня у нас был доктор Барнеби. У нас с ним был продолжительный разговор. Он озабочен моим состоянием. Говорит, что ему не следовало слушаться меня и переговорить с моим мужем. "Так или иначе, - сказал он, дело сделано. Вы должны быть очень осторожны. Покой и еще раз покой. Если в течение первых трех месяцев все будет в порядке, мы можем надеяться"".
      "Три месяца.., и пока все в порядке. Как бы мне хотелось, чтобы время летело побыстрее. Каждое утро я просыпаюсь и говорю себе, как кто-то там говорил в Библии: "Благословенна та, что во чреве носит"".
      "Время родов приближается. Я вижу сны.., иногда кошмарные. Из-за всех этих мелочей. Сегодня я виделась с доктором Барнеби. У нас с ним был долгий разговор. Я сказала ему: "Я обязательно должна на этот раз родить. Это мне нужно более всего". "Я хорошо вас понимаю, - ответил он, - ни в коем случае не расстраивайте себя. Это очень вредно для малыша". "У меня уже было так много разочарований, - возразила я, - что еще одного я не перенесу". "Строго выполняйте все предписания, - ответил он, - и.., и тогда, скорее всего, все будет в порядке". "Иногда, - проговорила я, - возникает необходимость выбирать между жизнью матери и ребенка. Если возникнет ситуация такого выбора, я хочу, чтобы спасли именно ребенка". Он сказал, что я несу чепуху, но я знала, что права, и потребовала от него дать мне соответствующие обещания. Он начал проявлять признаки раздражения, и я припомнила, как он пугал меня, когда я была маленькой девочкой и забывала приготовить уроки. "Это вздор, - резко бросил он. - Вы расстраиваетесь из-за того, что еще не случилось". Но теперь я уже не боялась его и решила настоять на своем: "Но это может случиться. У меня уже были беременности с осложнениями, и все они завершились неудачно. Я знаю, что если и на этот раз произойдет то же самое, другого шанса у меня не будет. Я хочу, чтобы вы обещали мне.., что если возникнет именно такая ситуация, вы будете спасать ребенка, предоставив меня судьбе". "Такие вопросы решают врачи в тот момент, когда они возникают", - сказал он. "Я знаю! - воскликнула я. - Я просто говорю, если., если.., если!.." Он начал говорить, что я слишком возбуждена, и это может вредно отразиться на ребенке, а я заявила, что приду в еще большее возбуждение, если не получу от него клятвы. Он заявил, что это неэтично, но я решила не отпускать его просто так. Я заставила его поклясться. Зная, что он очень религиозный человек, я принесла в комнату Библию, а он, видя, в какое я пришла состояние, наконец сдался. Он сказал: "В случае, если возникнет такая ситуация, а у меня нет причин полагать, что она может возникнуть, и если встанет выбор между жизнью ребенка и жизнью матери, я клянусь в этом случае спасти жизнь ребенка". Ему пришлось после этого еще на некоторое время задержаться, чтобы удостовериться, что я успокоилась. Я была спокойна - спокойна и счастлива, поскольку что-то подсказывало мне: что бы ни произошло, ребенок будет жить". После этого следовал всего один абзац:
      "Время близится. Теперь это может произойти в любой момент. Сегодня я ходила осматривать детскую. Для ребенка уже готова колыбелька. У меня было видение. Довольно странное. Казалось, колыбель окружало сияние, и я знала, что в ней лежит здоровенький ребенок. Себя я не видела. Это, похоже, было неважно. Главное, что был ребенок".
      Я положила тетрадь. Я была очень взволнована. На следующее утро, когда я вручала Сабрине дневник Изабел, она вопросительно взглянула на меня. Я сказала ей, что очень тронута прочитанным.
      - Она была милой доброй девушкой. Я хорошо все помню. Роды были очень долгими. Джонатан родился без особых осложнений. Все дело было в Дэвиде. Ребенка извлекали с большими трудностями, и она этого не пережила. Доктор Барнеби был вне себя от горя. Причину этого я поняла, прочитав дневник. Я так и не знаю, можно ли было спасти Изабел, пожертвовав Дэвидом. Мне и в голову не пришло думать об этом, если бы я не прочитала дневник. Но я хотела, чтобы и ты прочитала его, из-за Гризельды. Думаю, после того случая она окончательно свихнулась. Она считала Изабел своим ребенком... Изабел значила для нее все. Когда Гризельда потеряла ее, ей стало незачем жить и она постоянно возвращалась к прошлому. Гризельда озлобилась и во всем обвиняла Дикона. Она считала, что был выбор между жизнью Изабел и ребенком и что именно Дикон сделал выбор в пользу ребенка. Она называла его убийцей. Не знаю, рассказывала ли Изабел о своих чувствах Гризельде. Как видно из дневника, ей было над чем задумываться. Но после смерти Изабел в доме жизнь стала невыносимой. Сначала я хотела избавиться от нее, но твоя бабушка была против. И теперь я думаю, что Гризельда не смогла бы жить, если бы ее не окружали вещи, принадлежавшие Изабел. Когда она умерла, мы все вздохнули с облегчением.
      - Понимаю, - сказала я.
      - Было время, когда я боялась, что она может как-то навредить Дэвиду. Слишком уж много она возилась с Джонатаном. Так, будто пыталась настроить мальчиков друг против друга.., и разумеется, против их отца. Если бы только...
      Она просительно взглянула на меня.
      - Лотти, - продолжила она, - если бы ты вернулась к нам, это означало бы, что мы все начнем новую жизнь. Именно этого мы и хотели - твоя бабушка и я. А вот твоя мать была против. Ты же осуждала Дикона, не так ли? Гризельда тебе что-то наговорила. А теперь ты уже не веришь ей, правда?
      - Из дневника Изабел совершенно ясно, что именно произошло.
      - Теперь ты понимаешь, что в отношении Дикона к Изабел не было никакого бессердечия. Он всегда был добр к ней. А уж то, что он не был влюблен в нее, так это не его вина.
      - Я понимаю.
      Она наклонилась ко мне и поцеловала меня.
      Я рада, что ты теперь понимаешь это, - сказала она.
      Я действительно понимала. Я ясно видела, что в этом отношении я возводила на Дикона напраслину.
      Они продолжали завоевывать меня.
      Через несколько дней Дикона вызвали в Лондон.
      - Я буду отсутствовать не больше недели, - сказал он.
      Я спросила Сабрину, какими делами он занимается в Лондоне.
      Она колебалась.
      - О, после смерти Изабел ему досталось довольно большое наследство.
      - Я знаю, что она была очень богата и именно поэтому он на ней женился.
      Она бросила на меня быстрый взгляд.
      - Отец Изабел очень хотел этого брака. Как и сама Изабел. Между ними было заключено какое-то соглашение, и когда ее отец умер, большая часть имущества перешла к Изабел.
      - А потом к Дикону, - сказала я. - Это как-то связано с банковскими делами?
      - Что-то вроде этого, - ответила Сабрина. - Он часто ездит туда. Хотя в последнее время, пока ты здесь, он никуда не ездил. Но вообще он очень много разъезжает. А когда шла эта война в Америке, он вообще был страшно занят.
      - Да, я заметила. Он ездил во Францию, ведь французы помогали колонистам.
      - Он ездил во Францию встречаться с тобой, - мягко произнесла Сабрина.
      Прошло всего два дня после отъезда Дикона, когда прибыл посыльный с письмом от Лизетты. Вскрывая его, я уже знала, что не все в порядке. Она писала:
      "Тебе следует немедленно выезжать. Твоему отцу очень плохо. В бреду он постоянно зовет тебя, а когда приходит в сознание, говорит, чтобы не смели посылать за тобой, но мы решили, что тебя надо поставить в известность. Мне кажется, что, если ты хочешь застать его в живых, тебе нужно немедленно вернуться".
      Сабрина, видевшая приезд посыльного, спустилась вниз, чтобы выяснить, что случилось.
      - Мой отец, - ответила я, - в тяжелом состоянии.
      - Ах, моя дорогая Лотти!
      - Я немедленно выезжаю, - сказала я.
      - Да.., конечно. Вскоре вернется Дикон. Давай подождем, что он скажет на это.
      - Я выезжаю немедленно, - твердо заявила я. Посыльный остановился у нас. Сабрина заметила, что он выглядит истощенным, и велела слугам проводить его на кухню и хорошенько накормить. А потом ему надо отдохнуть.
      Уладив эти вопросы, она повернулась ко мне.
      - Не думаю, чтобы Дикон одобрил твой отъезд. Он рассказывал мне о событиях во Франции и очень радовался тому, что ты наконец покинула эту страну.
      - Дикон не имеет к этому никакого отношения, - возразила я. - Я собираюсь уезжать и отправляюсь завтра утром.
      - Лотти, этого нельзя делать!
      - Я могу и должна это сделать. Ах, Сабрина, мне очень жаль, но вы должны меня понять. Это мой отец. Я ему нужна. Мне вообще не следовало оставлять его.
      - Ты сама говорила, что он хотел, чтобы ты уехала сюда, правда?
      - Да, потому что...
      - Я уверена, он считал, что здесь ты окажешься в безопасности. Он уверен.., так же, как и Дикон...
      Мне хотелось, чтобы она прекратила наконец говорить о Диконе. Я уезжала - это было решено. Я не могла оставаться здесь, зная, что мой отец болен.., и, возможно, умирает и зовет меня.
      - Я немедленно начинаю собираться, - сказала я. Она схватила меня за руку.
      - Подожди, Лотти. Не спеши. Давай, я пошлю кого-нибудь в Лондон за Диконом.
      - Это займет слишком много времени, и в любом случае Дикон ничего не может изменить.
      - Он огорчится, если ты уедешь.
      - Значит, ему придется расстроиться, потому что я уезжаю.
      - Дети... - начала она.
      Я заколебалась. И тут же приняла решение.
      - Они могут остаться здесь, если вы не будете возражать. Они могут отправиться домой позже. Я поеду одна как можно быстрее.
      - Дорогая моя Лотти, мне это не нравится. Мне это совсем не нравится. Дикон...
      - Пойду, поговорю с посыльным. За ночь он хорошенько отдохнет, и назад мы поедем вместе. Мы отправимся рано утром.
      - Если бы здесь был Дикон!
      - Ничто не остановит меня, Сабрина. Детям здесь будет хорошо. Они могут остаться?
      - Конечно, конечно.
      - Возможно, Дикон и вы приедете вместе с ними и погостите у нас в замке.
      Она взглянула на меня испуганно.
      - Если ты действительно намереваешься уезжать, тебе следует взять с собой хотя бы двух слуг. Тебе понадобятся кое-какие вещи... И с ними будет безопасней. Тебе обязательно нужно это сделать. Я настаиваю.
      - Спасибо, Сабрина, - сказала я и пошла на кухню, чтобы поговорить с посыльным.
      ПРОЩАЙ, ФРАНЦИЯ!
      Все-таки я надеялась, что Дикон успеет вернуться домой. Я знала, что он попытается убедить меня не уезжать, но если я проявлю настойчивость, то, скорее всего, решит меня сопровождать.
      Мне очень хотелось, чтобы он поступил именно так. Я боялась того, с чем могла встретиться по возвращении во Францию, и упрекала себя за то, что оставила отца, хотя именно он хотел, чтобы я уехала.
      Эверсли находился недалеко от Дувра, и путешествие было недолгим. Ла-Манш мы тоже пересекли без приключений, поскольку стояла прекрасная погода. Только ступив на землю по ту сторону пролива, я ощутила, как изменилась обстановка.
      Июльское солнце палило немилосердно, воздух был неподвижен, словно сама природа затаила дыхание в ожидании решительных событий. Что-то неуловимое носилось и в атмосфере городов, через которые мы проезжали. На улицах собирались кучки людей. Они украдкой поглядывали на нас, когда мы проезжали мимо. Некоторые городки выглядели опустевшими, но мне чудилось, что из-за закрытых окон домов за нами наблюдают.
      - Такое впечатление, что все как-то странно изменилось, - обратилась я к слуге. Он ответил, что ничего не замечает.
      Мы прибыли в Эвре, и я вспомнила, как в свой первый приезд во Францию мы с отцом останавливались здесь. Теперь все выглядело иначе. В городке царил дух молчаливой враждебности, тот самый, который я уже почувствовала в городах и деревнях, через которые мы проезжали.
      Я вздохнула с облегчением, когда, наконец, показался замок. Пришпорив коня, я въехала во двор. Один из слуг принял его, а я поспешила в замок. Лизетта, которая, должно быть, следила за дорогой из окна, тут же сбежала в холл.
      - Лизетта! - воскликнула я.
      - Итак, ты приехала, Лотти.
      - Я хочу сейчас же повидать отца. Пристально взглянув на меня, она покачала головой.
      - Что ты хочешь сказать? - быстро спросила я.
      - Его похоронили неделю назад. Он умер на следующий день после того, как я послала тебе письмо.
      - Умер! Отец! Это невозможно.
      - Да, - ответила она, - он был тяжело болен. Врачи сказали ему об этом.
      - Когда? - воскликнула я. - Когда врачи сообщили ему об этом?
      - Давно. До вашего отъезда.
      - Тогда почему же?..
      - Должно быть, он хотел, чтобы вы уехали. Я села за большой дубовый стол и уставилась невидящим взглядом в высокое узкое окно. Теперь я все поняла. Он давно знал, что серьезно болен, и именно поэтому настоял на нашей поездке в Англию. Отец вообще не собирался ехать со мной, но все время говорил, что поедет, только для того, чтобы заставить меня завершить подготовку к отъезду, и лишь в самый последний момент признался, что не может сопровождать нас.
      - Мне не следовало уезжать, - произнесла я. Лизетта пожала плечами и слегка склонилась над столом, поглядывая на меня. Если бы я не была настолько ошеломлена, я наверняка заметила бы изменения в ее отношении ко мне. Но я была слишком поражена происшедшим, слишком подавлена обрушившимся на меня горем.
      Я пошла в спальню отца. Лизетта последовала за мной. Полог был отдернут, открывая пустую кровать. Я встала возле нее на колени и закрыла лицо руками.
      Лизетта стояла рядом.
      - Это бесполезно, - сказала она. - Его больше нет. Я прошлась по комнатам. Пусто. Затем направилась в церковь и примыкающий к ней мавзолей. Там стояло его надгробие. "Жерар, граф д'Обинье. 1727 - 1789".
      - Это произошло слишком быстро, - пробормотала я и увидела, что Лизетта стоит сзади.
      - Ты отсутствовала довольно долго, - напомнила она мне.
      - Мне следовало сообщить обо всем.
      - Он не позволял. Только тогда, когда он уже был не в состоянии приказывать, не мог запретить послать за тобой, я решила поступить так, как считала нужным.
      Я отправилась в свою комнату. Она последовала за мной. И тогда я заметила, что она изменилась. Все изменилось. Я не могла понять Лизетту. Она не выглядела несчастной. В ней появилась какая-то скрытность. Мне трудно выразить этого словами. Как будто она втайне чему-то радовалась.
      "Мне все это кажется, - подумала я. - Я еще не оправилась от потрясения".
      - Лизетта, - сказала я, - я хочу побыть одна. Она заколебалась, и на секунду мне показалось, что она откажется оставить меня. Затем она повернулась и вышла.
      Я лежала в постели и не могла уснуть. Ночь была жаркой.., душной. Я думала об отце - мысли о нем не оставляли меня с того момента, как я узнала, что он болен и нуждается во мне.
      Ну зачем я уехала! Почему не догадалась? Ведь я же видела, что он как-то внезапно постарел. Я объясняла это переживаниями по поводу смерти моей матери. В общем-то, я чувствовала, что, потеряв ее, отец потерял желание жить. И все это время он прекрасно знал, как серьезно болен, и все же стремился отправить меня в Англию.., выдать замуж за Дикона. Он был встревожен событиями в стране и хотел, чтобы я нашла безопасное убежище за ее пределами.
      Я вспоминала как была счастлива в Эверсли - прогулки верхом, пешие прогулки, словесные стычки с Диконом.., как я всем этим наслаждалась: и все это время отец был здесь.., умирал в одиночестве.
      Дверь неожиданно открылась, и я, подскочив от испуга в кровати, увидела скользнувшую в комнату Лизетту. Чувствовалось, что она с трудом подавляет возбуждение.
      - Я не слышала стука, - сказала я.
      - Я не стучалась, - ответила она. - Это произошло. Наконец это случилось.
      - Что ты имеешь в виду?
      - Я только что получила известие. Ты не слышала шум во дворе?
      - Нет. Кто...
      - Новости, - взволнованно произнесла Лизетта. - Новости из Парижа. Толпы народа вышли на улицы, и лавочники баррикадируются в своих лавках.
      - Опять беспорядки! - воскликнула я. Ее глаза сверкали.
      - В садах Пале-Рояля выступают великие люди. Демулен, Дантон. И другие.
      - Кто они? - спросила я.
      Она, не отвечая, продолжала:
      - Они носят цвета герцога Орлеанского.., красный, белый и синий... Но послушай, Лотти, самую главную новость. Народ взял Бастилию. Они убили коменданта де Лони и ворвались в тюрьму с его головой, насаженной на пику. Они освободили заключенных...
      - Ах, Лизетта, что это значит? Эти беспорядки... И вновь многозначительная улыбка.
      - Я думаю, - медленно произнесла она, - это значит, что началась революция.
      ***
      Время до наступления утра тянулось невыносимо долго. Я сидела возле окна, ожидая сама не знаю чего. Вид из окна был такой же, как всегда, тихий и мирный. На рассвете замок проснулся. Я слышала, как возбужденно переговаривались слуги. Они кричали, смеялись, и я понимала, что они обсуждают события в Париже.
      В течение всего дня мы ждали новых сообщений. Люди стали вести себя по-иному. Похоже, они тайком наблюдали за нами и, казалось, втайне чему-то радовались.
      Я не видела ничего забавного в страшных беспорядках, когда народ безумеет от ярости и гибнут невинные люди. Дикон предупреждал, что это грядет. Неужели это уже произошло?
      За нелегким днем последовала нелегкая ночь. Мне было одиноко без детей, но в то же время как хорошо, что их не было здесь!
      Что-то должно было произойти. Я размышляла над тем, что мне следует предпринять. Следует ли мне вернуться в Англию? Теперь, когда мой отец умер, меня здесь ничего не удерживало.
      "Беспорядки улягутся, - убеждала я себя. - Военные подавят их. Но Бастилия.., штурмовать тюрьму! Это действительно очень серьезные беспорядки.., разительно отличающиеся от тех погромов лавок, которые в течение последних лет постоянно происходили в небольших городах по всей стране".
      Я пыталась вести себя как обычно, но и сам замок не был прежним. Да и как здесь могло быть как прежде, если моего отца больше не было на свете?
      Встав на следующее утро, я, как обычно, позвонила, чтобы мне принесли горячей воды. Я ждала.., уедала, но никто не приходил. Я снова позвонила.
      Потом, устав ждать, надела халат и спустилась вниз на кухню. Там было пусто.
      - Есть здесь кто-нибудь? - крикнула я. Наконец откуда-то появилась тетя Берта. Она сказала:
      - Почти все слуги уже ушли, а те, кто еще не ушел, собираются уйти.
      - Ушли! Почему? И куда? Она пожала плечами.
      - Некоторые говорят, что больше никогда и никому не собираются прислуживать. Другие считают, что их могут обвинить в том, что они служили аристократам и с ними случится то же самое, что и с их хозяевами.
      - Что же происходит?
      - Мне самой бы хотелось это знать, мадам. Эти беспорядки.., везде. Кружат слухи, что они собираются двинуться на замки и перебить всех, живущих в них.
      - Это чепуха.
      - Вы же знаете, каковы эти слуги.., без образования.., готовы поверить в любые бредни.
      - Но вы же не уйдете, тетя Берта?
      - В течение многих лет здесь был мой дом. Граф был очень добр ко мне и моей девочке. Я думаю, он ждал бы от меня, что я останусь. Я остаюсь - и будь, что будет.
      - А где Лизетта?
      И снова она пожала плечами.
      - Я почти не видела ее с тех пор, как приехала. Могу поклясться, она знает, что делает. А зачем вы спустились сюда?
      - Мне нужна горячая вода.
      - Я принесу вам.
      - А кто остался в замке? - спросила я.
      - Эти двое в башне.
      - Значит, Жанна осталась?
      - Неужели вы думаете, что она могла бы покинуть мадемуазель Софи?
      - Нет, не думаю, что она на это способна. Жанна - верный человек, и Софи играет важнейшую роль в ее жизни. А кто еще?..
      - Если кто-то из слуг и остался здесь, то вскоре, как я сказала, они уйдут. Некоторые поговаривают о том, чтобы отправиться в Париж и присоединиться к тому, что они называют "забавой". Не думаю, что для этого надо отправляться в Париж. Они смогут позабавиться гораздо ближе.
      - Неужели дела обстоят настолько плохо?
      - Это назревало уже давно. Я благодарю Господа за то, что Он прибрал графа раньше, чем все началось.
      - Ах, тетя Берта! - воскликнула я. - Что же теперь будет с нами?
      - Подождем, посмотрим, - спокойно ответила она.
      Она пошла за горячей водой, а я стояла, ожидая, и Тишина замка начала подавлять меня.
      Это случилось вечером следующего дня. Тетя Берта оказалась права. Нас покинули все слуги, кроме нее и Жанны. Нам было страшно одиноко в огромном пустом замке, где над нами нависало ощущение грядущей опасности. Я не удивилась бы ничему.
      Днем я несколько раз поднималась на дозорную башню и осматривала окрестности. Ничего - лишь мирные поля. Трудно было поверить в то, что где-то невдалеке происходят эти ужасные события. Я должна ехать в Англию, к детям, к Дикону. Мне следует взять с собой Лизетту.., и тетю Берту; и Софи с Жанной, если они согласятся. Нельзя медлить. В этом я была уверена. Я должна поговорить с Лизеттой. Мы должны составить план.
      Тишина была нарушена шумом во дворе. К нам прибыли посетители. Я сбегала вниз с чувством облегчения, хотя и не знала, чего следует ожидать. Возможно, явились как раз те, кто собирался причинить нам зло, но это, по крайней мере, прерывало невыносимое ожидание. Что-то наконец стало происходить.
      Вновь откуда-то появилась Лизетта.
      Приезжими оказались двое мужчин. Они были очень грязными, нечесаными. Один из них поддерживал другого, поскольку тому явно было трудно стоять на ногах. Оба были в ужасном состоянии.
      - Кто?.. - начала я.
      Тут один из них заговорил.
      - Лотти... - произнес он.
      Я подошла поближе и внимательно посмотрела на него.
      - Лотти, - вновь произнес он. - Я.., я вернулся домой.
      Я узнавала голос, но не могла узнать человека.
      - Арман?! - воскликнула я. Но нет, это грязное существо не могло быть Арманом.
      - Мы проделали долгий путь... - пробормотал он.
      - Ему нужен отдых.., и уход, - сказал его товарищ, - Мы.., нам обоим... Лизетта спросила:
      - Вы бежали из тюрьмы?
      - Нас освободили... Народ. Они штурмовали тюрьму.
      - Бастилия! - воскликнула я. - Значит, именно там ты и был!
      Я тут же поняла, что сейчас не время для объяснений. Арман и его товарищ нуждались в немедленной помощи. Ноги Армана кровоточили, и это причиняло ему огромную боль, так что он с трудом мог стоять. Впрочем, в любом случае в его состоянии любой стоял бы с трудом.
      Мы с Лизеттой принялись помогать им, практичная тетя Берта пришла нам на помощь. Мы вымыли мужчин, раздели и уложили в постель.
      - Одежду надо сразу же сжечь, - сказала тетя Берта, решив, что даже в такие времена не следует" пачкать замок.
      Мы накормили мужчин, опасаясь при этом давать им пищу в большом количестве, так как было очевидно, что они долго голодали. Несмотря на огромную слабость, Арман желал поговорить с нами.
      - В тот день я отправлялся на встречу, - сказал он. - Возле реки меня встретило подразделение королевских гвардейцев. Их капитан вручил мне ордер на арест, и я понял, что это происки герцога Орлеанского. Я работал на благо страны. Я не был изменником. Но они посадили меня в Бастилию. Бастилия! - его начало трясти, и он никак не мог справиться с дрожью.
      Я настаивала на том, чтобы он замолчал, перестал говорить. Позже он несколько окрепнет и сможет рассказать нам все подробности. Мы нуждались в помощи. На наших руках были два больных мужчины, а мы могли присматривать за ними лишь втроем. Но в доме было еще два человека, и я решила, что они больше не имеют права уединяться в своей башне. По винтовой лестнице я поднялась к Софи.
      Постучав в дверь, я вошла. Софи с Жанной сидели за столом и играли в карты.
      - Нам нужна ваша помощь, - выкрикнула я. Софи холодно взглянула на меня.
      - Уходи, - сказала она. Я воскликнула:
      - Послушай, вернулся Арман. Ему удалось бежать из Бастилии.
      - Арман мертв, - возразила Софи. - Арман убит.
      - Пойди и убедись, - предложила я. - Арман здесь. Он не был убит. Кто-то предал его, и он получил ордер на арест. Он был заключен в Бастилию.
      Софи побледнела, и карты выпали из ее рук.
      - Это не правда, - сказала она. - Это не может быть правдой.
      - Пойди и убедись сама. Ты обязана нам помочь. Ты не имеешь права сидеть здесь и играть в карты. Неужели ты вообще не понимаешь, что происходит? Нам нужна помощь. Все слуги покинули нас. У нас двое мужчин, которые умрут, если не обеспечить им должный уход. Они пришли сюда пешком из Парижа, они бежали из Бастилии.
      Софи сказала:
      - Пойдем, Жанна.
      Она стояла возле кровати, глядя на своего брата.
      - Арман, - прошептала она, - неужели это ты?
      - Да, Софи, - ответил он. - Я твой брат Арман. Вот видишь, что может сделать с человеком Бастилия. Она упала на колени рядом с кроватью.
      - Но почему? В чем они обвиняли тебя.., тебя?..
      - Когда есть ордер на арест, нет никакой необходимости в обвинении. Кто-то предал меня. Я вмешалась:
      - Сейчас не время для разговоров. Для ухода за ними мне нужна помощь, Софи. Вы с Жанной должны помочь. У нас больше нет слуг. Все они ушли.
      - Ушли? Почему?
      - Думаю, - сухо ответила я, - они полагают, что грянула революция.
      Софи работала не покладая рук, как и Жанна, и с их помощью мы сумели привести наших мужчин в относительный порядок. Из них в худшем состоянии был Арман. Его кожа была цвета грязной бумаги, а глаза совершенно тусклыми. Он потерял почти все волосы, его щеки глубоко ввалились. Годы, которые он провел в тюрьме, убили былого Армана, превратив его в дряхлого старика.
      Его напарник, без которого Арман никогда бы не добрался, быстрее реагировал на лечение и, хотя оставался еще слабым, явно поправлялся, чего нельзя было сказать об Армане.
      Он рассказал нам, что нашел Армана возле тюрьмы после того, как толпа штурмовала ее, и Арман объяснил, что ему необходимо попасть в Обинье. Ему самому было некуда податься, поэтому он помог Арману, и они вместе пересекли Париж. Он описал некоторые виденные ими сцены. Народ восстал. Повсюду собирались митинги, толпы формировались в банды, отправляясь громить лавки и нападая на всех, кого, судя по внешнему виду, стоило грабить, крича при этом: "Долой аристократов!"