Когда я проснулась, его не было рядом со мной. Было очень рано, и первой моей мыслью была мысль о Лизетте. Я была счастлива, что она вернулась, пусть даже при столь печальных обстоятельствах, и я была тронута тем, что в тяжелых обстоятельствах она вспомнила именно меня. Потом я подумала о слуге, с которым она приехала, и мне пришло в голову, что ему следовало бы отдохнуть денек перед тем, как отправиться в трудный обратный путь.
      Одевшись, я спустилась вниз и прошла к конюшне. Я уже подходила к воротам, когда заметила, что в конюшню кто-то входит. И хотя я видела этого человека со спины, мне было ясно, что это посторонний.
      Я окликнула его:
      - Подождите минутку...
      Человек скрылся в конюшне, видимо, не услышав меня. Я решила, что это слуга, с которым приехала Лизетта, и что он собирается седлать своего коня, чтобы отправиться в путь. Я хотела снабдить его на дорогу провизией и подсказать ему, чтобы он зашел за нею на кухню.
      Я заглянула в конюшню, но там никого не было видно. В это время во дворе раздались шаги. Это был главный конюх Леру. Я пошла ему навстречу.
      - Доброе утро, Леру, - сказала я. - Вы позаботились о слуге, который сопровождал даму, приехавшую вчера?
      - О да, мадам, - ответил он. - Он плотно поужинал и хорошенько выспался.
      - Кажется, он собирается уезжать. Я видела, как он вошел в конюшню, но, заглянув туда, не увидела его. Думаю, следует дать ему с собой в дорогу провизии.., может быть, мясного пирога или еще чего-то. А может быть, ему лучше отдохнуть день перед отъездом. Дорога ведь неблизкая.
      - Кажется, он собирался уехать рано утром, мадам.
      - Ему виднее. Но все же его следует снабдить едой на дорогу. Он должен быть где-то в конюшне. Я видела, как он входил туда.
      - Я отыщу его, мадам, и передам ваши слова. Но в этот момент мы услышали цокот копыт, и из конюшни выехал всадник.
      - Постой, дружище! - воскликнул Леру. Всадник, не обращая внимания на оклик, проехал дальше.
      - Он не заметил нас, - сказал Леру.
      - Он даже не слышал, как вы его позвали.
      - Возможно, он глуховат, мадам.
      - Вообще, он вел себя странно.
      - Ну, теперь, так или иначе, а он уехал, мадам. Его уже не остановишь и ничего ему не предложишь.
      - Меня удивляет, что он так и не показался нам и не захотел переброситься даже словечком.
      Леру почесал в затылке и направился в конюшню. Я поднялась в комнату Лизетты. Она все еще лежала в кровати и с распущенными локонами и заспанными глазами выглядела прелестно.
      - Ты, наверное, очень устала, - сказала я.
      - Просто истощена, - ответила она. - Ты даже не представляешь, до чего же хорошо оказаться здесь.., в таком чудесном месте.., с тобой...
      - На твою долю достались тяжкие испытания...
      - Бедный Жак! Я просто не могу забыть эту картину... Как он упал на землю, а вся эта ужасная толпа набросилась на него. И все же.., мне следовало быть...
      - Тебе следует забыть об этом, - сказала я. - Бесполезные сожаления ни к чему не ведут. Да, кстати, этот твой слуга - странный какой-то. Я окликнула его, но он не ответил. Он что, глуховат?
      Мгновение она колебалась, а потом сказала:
      - Да.., думаю, что глуховат, но не сознается в этом.
      - Я позвала его, а он не ответил мне. Я была уверена, что он вошел в конюшню, но, когда я заглянула туда, там никого не было.
      - А ты вошла внутрь?
      - О, нет...
      - Ну, наверное, он нагнулся, чтобы осмотреть подковы или копыта. Он очень заботится о Лошадях. Так значит, ты говоришь, он уехал?
      - Да. Он даже не повернул головы, когда выезжал из конюшни. Его окликнул Леру, но он просто-напросто проехал мимо.
      - Он очень спешит домой. Его просили вернуться как можно скорей. Вообще, они сделали мне большое одолжение, отпустив его со мной, поскольку без него там трудно обойтись.
      Я продолжала думать об этом человеке, и неожиданно что-то мелькнуло у меня в голове.
      - Знаешь, - сказала я, - мне кажется, я где-то уже видела его раньше.
      - Где ты могла его видеть?
      - Не знаю. Просто мне так показалось.
      - Ну, говорят, у каждого человека на земле есть свой двойник. Интересно бы встретить своего двойника, верно?
      Она рассмеялась и сразу стала похожей на ту девчонку, которую я давным-давно знала и любила.
      Я горячо и искренне воскликнула:
      - Ах, Лизетта, я так рада тому, что ты приехала.
      ***
      Я была очень счастлива, что снова со мной Лизетта. Теперь моя жизнь изменилась. Она сама устранила все шероховатости, которые могли бы возникнуть а связи с ее присутствием в доме, согласившись стать моей камеристкой.
      - Дама твоего положения просто обязана иметь камеристку, - сказала она. - И уж не знаю, кто лучше меня сможет справиться с ее обязанностями.
      Она сама отказалась есть за одним столом с нами, на чем я собиралась настаивать, несмотря на предполагаемые протесты со стороны Шарля. Я понимала, что ему не слишком нравится моя идея обращаться с Лизеттой как с членом семьи; и кроме того, я понимала, что Лизетта весьма чувствительна к своему положению, столь же неопределенному, каким оно было и в Обинье, человека, находящегося со мной и с Софи на дружеской ноге, но не являющегося нам ровней. Как раз мне-то хотелось относиться к ней как к равной, но она этого не желала.
      Она решила есть в небольшой комнатке, примыкающей к ее спальне, вместе с Луи-Шарлем и сама ходила на кухню за едой, так что никто из прислуги не занимался ее обслуживанием.
      Сначала я заявила, что все это ненужная чепуха, но чуть позже поняла, что даже в таком, избавленном от лишних формальностей хозяйстве, как у Турвилей, среди прислуги всегда найдется место для зависти и недоброжелательства.
      Лизетта оказалась крайне тактичной. С членами семьи она вела себя весьма сдержанно и, лишь оставаясь наедине со мной, вновь превращалась в мою проказливую подружку.
      Со стороны родителей Шарля возражений не было. Его отец большую часть времени проводил в своих комнатах, а его жена старалась держаться поближе к нему. Она всегда была со мной приветлива, и хотя оба они казались весьма бесцветными людьми, я была благодарна им за то, что они не вмешивались в мою жизнь и предоставили мне возможность самой руководить домашним хозяйством. Амелия быстро подружилась с Лизеттой, которая взялась причесывать ее, и они проводили вместе много времени, занимаясь обсуждением приданого. Будущая свадьба Амелии была главным событием в доме, и поэтому прибытие Лизетты не привлекло большого внимания, и понемногу все устроилось. Я сказала ей, что она похожа на хорошенького котеночка, когда лежит в своей кровати, свернувшись в клубок.
      - Да, и при этом я мурлыкаю, зная, что ежедневное блюдечко сливок мне обеспечено, - рассмеялась она.
      С ее прибытием моя жизнь в самом деле изменилась. Месяцы беременности вместо того, чтобы тянуться до бесконечности, были заполнены веселым смехом и болтовней. В основном мы вспоминали прошлое и лишь изредка, при воспоминании о Софи, в разговорах проскальзывала грустная нота.
      В это время много говорили об американских колонистах, вступивших в контакт с правительством Англии из-за налогов, которые, по словам многих, были немилосердно взвинчены. Шарль заявил, что, вне всяких сомнений, вскоре начнется война между Англией и ее колонией, если англичане не образумятся.
      Ему нравилось посмеиваться над англичанами, и я знала, что он делает это в шутку, и все равно отказывалась принимать участие в таких развлечениях. Да и в любом случае мои мысли были заняты в основном грядущим появлением на свет ребенка.
      Зима шла к концу. Стоял февраль, наступила пора родов.
      Лизетта постоянно была рядом. У нее не было особых склонностей к исполнению обязанностей няньки, но отсутствие этих качеств с лихвой искупалось ее жизнерадостностью, которая передавалась мне.
      Роды прошли нормально. Я была довольна тем, что на этот раз у меня родилась дочь, а Шарль был вне себя от счастья. После некоторых споров мы, наконец решили назвать ее Клодина.
      ГРИЗЕЛЬДА
      Все мои радости сосредоточились в детской, где новорожденную почтительно разглядывали Шарло и Луи-Шарль. Поэтому я почти не интересовалась событиями, происходящими в окружающем мире. Клодина оказалась шумным ребенком с хорошими легкими и глоткой и с первых же дней решительно заявила о своих правах.
      - Она не похожа на месье Шарло, - сказала нянька. - Своевольная девочка, ничего не скажешь.
      Родилась она, по правде говоря, довольно страшненькой, но с каждым днем на глазах хорошела. У нее были пушистые темные волосы, весьма густые для младенца такого возраста, и ясные голубые глаза.
      Ее все обожали, а когда она плакала, то одно удовольствие было смотреть на Шарло, стоящего у ее колыбельки и бормочущего: "Тихо! Тихо! Шарло с тобой".
      Я была счастлива со своими детьми.
      Шарль в последнее время, похоже, не мог говорить ни о чем больше, кроме как о стычках англичан со своими колонистами. Сначала мне казалось, что он принимает сторону колонистов лишь из желания поддразнить меня как англичанку. Он часто напоминал мне, отчасти с сожалением, что я больше похожа на англичанку, чем на француженку, и это было правдой, хотя трудно было найти более типичного француза, чем мой отец, да и Жан-Луи, так долго воспитывавший меня, по странному совпадению, был наполовину французом и в Англию попал благодаря моей маме-англичанке. Однако я была англичанкой - по внешности, по манерам - по всему. Несмотря на то что я совершенно свободно говорила по-французски и часто даже думала на этом языке,. Шарль нередко вспоминал мое английское происхождение, а когда нам случалось ссориться, любил говорить: "Ну да, чего еще ждать от англичанки".
      То ли он питал естественную для француза антипатию к англичанам, то ли поддразнивал меня, но так или иначе словесная война между нами продолжалась, а война реальная, конечно, подогревала ее.
      Не очень разбираясь в ситуации, я тем не менее защищала англичан, что доставляло ему удовольствие, позволяя вновь и вновь доказывать мне, как я не права - Вот увидишь, - как-то сказал он, - это может означать войну между Англией и Францией.
      - Ну, знаешь, не очень-то похоже на французов, чтобы они бескорыстно согласились за кого-нибудь воевать.
      - В данном случае речь идет об идеалах свободы, моя дорогая.
      - Франции вполне хватает собственных неприятностей, - возразила я. - С чего это вам беспокоиться о колонистах чужой страны, расположенной на другом краю света, когда ваши крестьяне постоянно готовы восстать. Возможно, как раз им больше всего и нужно то самое справедливое отношение, о котором вы так много болтаете.
      - Ты говоришь как революционерка, - сказал Шарль.
      - А ты говоришь как дурак. Как будто Франция пожелает вступить в войну из-за дела, которое касается совершенно иной страны.
      - Здесь сильны именно такие настроения.
      - С единственной целью - досадить Англии.
      - Они сами загнали себя в такую ситуацию. Это не мы ее создали.
      - Но вы желаете на ней нажиться. Вот такие у нас шли беседы.
      Примерно к тому времени, когда Клодине исполнилось пять месяцев, была опубликована Декларация о независимости Америки, и Шарль ликовал.
      - Эти храбрые люди сражаются с могучей страной за свою свободу. О Боже, я хотел бы присоединиться к ним. Знаешь, ходят разговоры о том, что Франция собирается послать туда свою армию?
      Я решила, что Шарлю попросту наскучила жизнь в Турвиле. Он был мало приспособлен к роли хозяина такого большого поместья. Я кое-что знала о том, как положено вести дела в таких крупных имениях, - я видела, как отец управляет Обинье, наблюдала жизнь наших поместий в Клаверинге и в Эверсли, поэтому понимала, что у Шарля просто нет к этому склонности. Разумеется, у нас был управляющий, но управляющий, даже самый лучший, не может заменить настоящего хозяина.
      К разговорам об войне колоний за независимость и о роли, которую собиралась играть в ней Франция, я прислушивалась вполуха - по-настоящему меня занимали только мои дети. К тому же мы вели долгие разговоры с Лизеттой, ездили верхом, бродили по окрестностям. Мне доставляло большое удовольствие общество Лизетты.
      В декабре Шарль отправился в Париж и пробыл там несколько недель. Когда он вернулся, выяснилось, что его энтузиазм относительно этой войны напоминает лихорадку. В Париже он познакомился с тремя представителями Америки - Бенджамином Франклином, Сайласом Дином и Артуром Ли. По его словам, весь Париж говорил только о них, их приглашали в самые знатные дома, и никто не принимал во внимание их необычную внешность - французы горели желанием выслушать рассказы о войне за независимость.
      - Их манеры исключительно просты, - рассказывал Шарль, - Волосы у них не напудрены, а одежда очень простого покроя и сшита из такой простой ткани, какой я никогда не видел. Но Париж от них без ума. Народ требует, чтобы мы немедленно начали войну против англичан.
      Еще раньше в этом же году он вступил в общество маркиза де Лафайета. Огромное впечатление произвела на него покупка маркизом боевого корабля, который он нагрузил оружием и после преодоления некоторых осложнений отправил в Америку.
      В стране были очень сильны антианглийские настроения, но король твердо стоял на своем: Франция не должна вмешиваться в эту войну.
      Так обстояли дела в тот момент, когда прибыл посыльный из Обинье.
      Моя мать получила письмо из Эверсли, в котором сообщалось, что бабушка очень больна и непременно хочет видеть нас. Сабрина писала, что, если у нас есть хоть какая-то возможность приехать, мы сможем обрадовать этим Клариссу, но если мы не поспешим, то, может статься, упустим возможность попрощаться с ней.
      Сабрина явно была расстроена, так как они с бабушкой бок о бок прожили всю жизнь.
      Дикон так и не оправился после смерти своей жены, - продолжала она. Это, конечно, страшно опечалило всех нас. Бедный Дикон! К счастью, сейчас он очень занят и большую часть времени проводит в Лондоне. Дела не позволяют ему полностью предаться скорби по поводу понесенной утраты...
      Меня интересовало, как он выглядит. И чем занимается? Наверное, высматривает новую богатую наследницу, - цинично думала я. - Впрочем, теперь меня это не интересует. Я жена и мать.
      Моя мать приписала от себя:
      "Моя милая, я знаю, что требую от тебя слишком многого, прося оставить дом и детей, но мы не пробудем там долго.., ровно столько, сколько нужно, чтобы повидаться с твоей бабушкой. Как говорит Сабрина, другой возможности у нас может и не быть. Я отправляюсь в любом случае, но было бы просто чудесно, если бы, ты могла сопровождать меня. Бабушка очень хочет видеть именно тебя".
      Когда я показала письмо Шарлю, он сказал, что я обязательно должна ехать.
      Лизетта решила, что мне будет интересно повидать родной дом. Она тоже была бы не прочь отправиться со мной, но об этом не могло быть и речи.
      - Не задерживайся, - умоляла она меня. - Я просто не представляю, как буду здесь без тебя. Шарль напутствовал меня:
      - Постарайся хоть ты вразумить их. Если они не образумятся, их ждет унизительное поражение. Они дождутся, что Франция отправится воевать за Атлантику - Я еду не с дипломатической миссией, а всего лишь навестить больную бабушку, - напомнила я.
      - Но тогда постарайся не задерживаться, - сказал он. - А то здесь без тебя будет очень скучно.
      ***
      Мои чувства были смешанными, когда мы с матерью направлялись к побережью вместе с моим отцом, провожавшим нас до самого пакетбота, отплывавшего в Англию. Было очень грустно прощаться с детьми, Шарлем и Лизеттой, но одновременно я волновалась за бабушку и, честно говоря, ощущала радостное возбуждение при мысли о том, что снова увижу Эверсли. Наверное, мать чувствовала примерно то же самое, хотя выглядела весьма подавленной.
      Путешествие через Ла-Манш прошло без происшествий, и мы прибыли в Дувр во второй половине дня, так что к вечеру уже добрались до Эверсли.
      Старое семейное гнездо выглядело точно таким, каким я его запомнила, возможно, не столь впечатляющим, как замок Обинье, но по-своему величественным.
      Услышав, как мы въезжаем, во двор выбежала Сабрина и бросилась обнимать нас.
      - Ах, как чудесно вновь видеть вас! - воскликнула она. - Как я рада, что вы смогли приехать.
      - Как дела у мамы? - спросила моя мать.
      - Она слаба.., но очень оживилась, узнав, что сможет повидаться с вами. Я уверена, это пойдет ей на пользу. А вот и Дикон.
      Действительно, появился Дикон - человек, который долгое время один занимал все мои мысли. Он был именно таким, каким я его запомнила, "слишком крупным человеком", как однажды кто-то сказал о нем; и выглядел он, как всегда, великолепно. К сожалению, его светлые локоны покрывал парик, но глаза, похоже, стали еще более пронзительно синими.
      - Сепфора! - воскликнул Дикон, бросившись к моей матери. Он обнял ее, и я заметила, что она попыталась высвободиться из его объятий, но он, как бы не замечая этого, продолжал обнимать ее.
      И только потом Дикон посмотрел на меня. Он тихо произнес мое имя.
      - Лотти... Лотти... Взрослая Лотти. Я протянула ему руку, но он не обратил на это внимания и со смехом, подхватив меня, подбросил в воздух. ; - Как чудесно... Лотти здесь.
      Сабрина смотрела на него с тем смешанным выражением восхищения, нежности и обожания, которое я так хорошо помнила. Я увидела, как мать поджала губы, и подумала: ничто не изменилось. Что же касается меня, я ждала этого Момента с тех самых пор, как узнала о предстоящем визите.
      - Они, должно быть, устали с дороги, - произнесла Сабрина. - Как прошло ваше путешествие? Комнаты для вас готовы.., ваши прежние комнаты. Я решила, что это вам понравится. Но, может быть, вы сначала поздороваетесь с Клариссой?
      - Конечно, - отозвалась мать, - мы сейчас же пойдем к ней.
      Сабрина повела нас наверх по лестнице путем, который я прекрасно помнила.
      Дикон шел рядом. Он положил мне руку на плечи.
      - Лотти, - сказал он, - как я рад твоему приезду. Я сухо ответила:
      - Надеюсь, бабушка не слишком серьезно больна.
      - Годы берут свое, - проговорила Сабрина, - а за последние месяцы она сильно сдала. Вот почему я и решила, что вам лучше приехать сейчас.
      - Впрочем, им следовало бы приехать раньше, - добавил Дикон.
      Сабрина улыбнулась.
      - Ну конечно, им следовало бы. Мы все были огорчены тем, что вы покинули нас, уехав за границу.
      - Вам в утешение остался Эверсли, - сказала я, посмотрев на Дикона.
      Я говорила себе: "Теперь все совсем иначе. Я наконец разобралась в тебе. Я знаю, что тебе был нужен Эверсли, а не я".
      Я должна все время помнить об этом, так как с первых же минут встречи я стала подпадать под обаяние Дикона, но меня переполняло чувство обиды.
      Мы прошли в бабушкину комнату. Она сидела в кровати и выглядела слабой, но очень милой в украшенной кружевами розовой ночной кофточке.
      - Сепфора! - воскликнула она, и мать бросилась к ней. - И Лотти! Ах, вы мои дорогие. Как прекрасно, что вы приехали. Сколько же времени прошло...
      Мы обнялись, и она попросила нас сесть по обеим сторонам кровати.
      - Ну, рассказывайте мне свои новости, - потребовала она. - Расскажите о милых малютках Шарло и Клодине. Ах, Лотти, как странно думать, что ты уже мать. Ты еще сама выглядишь как дитя.
      - Время идет. Я больше не дитя, бабушка.
      - Милая Лотти, она, как всегда, прелестна. Ведь верно же, Сабрина? Дикон?
      Сабрина кивнула, а Дикон сказал:
      - Она стала еще прелестнее. Взрослая Лотти, Лотти-женщина. Она очаровательнее, чем Лотти-ребенок.
      Сабрина и бабушка взглянули на него, и у них на лицах появилась улыбка, которую я так хорошо помнила. А на лице моей матери появилась жестокость, и все мы словно вернулись на много лет назад, в те дни, когда существовал конфликт из-за желания Дикона жениться на мне.
      - Теперь ты отец, Дикон, - произнесла она.
      - Ах, эти ужасные близнецы, - снисходительно заметила Сабрина, - они обиделись из-за того, что им не разрешили встретить вас и уложили в постель. Вы увидите их утром.
      - Теперь им, должно быть, что-то около восьми лет, - сказала моя мать.
      - Так ты помнишь, - одобрительно сказала бабушка.
      - Ну, у вас еще будет время поговорить, - сказала Сабрина и улыбнулась бабушке, - а сейчас я провожу их в комнаты. Вам, конечно, нужно умыться с дороги и поесть. Ты скоро снова их увидишь, Кларисса.
      Бабушка с удовлетворенной улыбкой кивнула, и Сабрина вывела нас из спальни и проводила в комнаты.
      Сколько воспоминаний было связано с этой комнатой! То же самое, должно быть, чувствовала в своей комнате моя мать. Не всегда она была здесь счастлива, и у нее были печальные воспоминания. Для нас обеих этот визит нес не только радость. Одного взгляда на Дикона было достаточно, чтобы убедиться в этом. Он сохранил свое обаяние, и я продолжала покоряться его чарам. Мне пришлось убеждать себя в необходимости быть начеку.
      Я умылась, переоделась и вместе с матерью спустилась вниз, к столу.
      - С тобой все в порядке? - спросила я ее. Она испытующе взглянула на меня.
      - Боюсь, я излишне эмоциональна. Все возвращается.., так много воспоминаний... Да, многое произошло здесь. Дядя Карл.., а потом Жан-Луи и я с ним.
      - Тогда здесь не было бабушки, Сабрины и Дикона.
      - Да, они приехали после нашего отъезда.
      - Я уверена, что здесь многое изменилось.
      - О, в этом я тоже уверена. Но твоя бабушка не столь плоха, как я боялась. Это меня радует. Похоже, мы здесь задержимся ненадолго, верно, Лотти? Я имею в виду.., тебе будет все время хотеться домой.., и твой отец просил меня не задерживаться надолго.
      - Мы только что приехали, - напомнила я. Но даже на столь ранней стадии я уже понимала, что мне не надо было приезжать сюда, поскольку Дикон явно был полон решимости восстановить наши отношения на том уровне, на котором они в свое время разорвались, - и это было вообще характерно для его отношения к жизни. Я была убеждена, что он считал себя центром вселенной, вокруг которого вращаются все остальные и служат удовлетворению его нужд. Все были обязаны исполнять свой долг, чем они и занимались; к Дикону это не относилось. Если он желал действовать вопреки законам чести, то именно так и действовал. Я была уверена: он находил себя таким очаровательным, что все должны ему прощать любые поступки.
      Нет, говорила я себе, не все. Я никогда не забуду о том, что он выбрал Эверсли и бросил меня.
      Когда в тот вечер мы сели за стол, Дикон сразу же начал оказывать мне знаки внимания.
      - Ты часто ездишь верхом во Франции. Лотти? - спросил он.
      - Сколько угодно, - ответила я.
      - Прекрасно. Завтра мы покатаемся. У меня есть для тебя подходящая лошадь. Сабрина улыбнулась.
      - Это будет тебе полезно, Лотти. А с Диконом ты будешь в безопасности.
      Мне хотелось расхохотаться. Даже одна я была бы в большей безопасности, чем в обществе Дикона.
      Моя мать рассказывала про Клодину и про то, каким очаровательным ребенком она растет.
      - Правда, по словам няни, она уже показывает свой характер. Ах, как мне хотелось бы почаще видеть внука и внучку. Маленький Шарло - прелестный мальчик.
      - А чего еще можно было ожидать от сына Лотти? - спросил Дикон Интересно, - съехидничала я, - а что можно ожидать от твоих детей?
      - Странно думать о нас как о родителях, правда, Лотти? - спросил Дикон.
      - Отчего же? Мы уже не так молоды.
      - Чепуха, - возразил Дикон. - Я чувствую себя молодым. Ты выглядишь молодой. Таким образом, мы молоды. Не так ли, мамочка?
      - Дикон прав, - поддержала его Сабрина. "Интересно, - подумала я, - а был ли он когда-нибудь по твоему мнению не прав?"
      Мать начала расспрашивать о соседях.
      - А что там с этим старым домом в Эндерби?
      - Он стоит пустой, - ответила Сабрина. - После пожара Фостеры покинули его. Они не хотели больше радеть это место, что можно понять. Туда въехала другая семья, но прожила там недолго. Такая уж судьба у Эндерби. Дикон вел себя как герой на этом пожаре.
      - Моя мама всегда видит во мне лучшие черты, - сказал Дикон.
      - Да, - сухо заметила моя мать, - этого у нее не отнимешь.
      - Ну и что? Разве не так должна относиться всякая мать к своему отпрыску? - спросил Дикон. - Разве вы не смотрите на свою милую Лотти сквозь розовые очки?
      - Мне нет в этом нужды, - сообщила моя мать. - Лотти без всяких прикрас способна доставить мне радость.
      - А Сепфора действительно стала самой настоящей светской дамой, сказал Дикон. - Ничего не скажешь, графиня. Вы, должно быть, ведете великолепную жизнь в замке.
      - Там и в самом деле очень приятно, - признала мать.
      - Вы выглядите моложе, чем в ту пору, когда покидали Англию. Впрочем, понятно, тогда.., тогда вас угнетало множество забот.
      Мать ничего не ответила. Она молча продолжала есть, но я была уверена, что Дикон раздражает ее именно тем, что умышленно старается пробудить воспоминания, которые она предпочла бы стереть из своей памяти. Тем не менее, она решила не показывать своего настроения, но я, настолько близко знавшая ее, чувствовала, что она далека от спокойствия.
      Я была рада, когда ужин закончился и мы смогли встать из-за стола. Мать сказала, что сразу же пойдет к себе, поскольку путешествие действительно было весьма утомительным.
      Мы по пути зашли к бабушке, поболтали с нею с четверть часа, а затем разошлись по своим комнатам.
      Я недолго оставалась одна. В дверь постучали. Я почувствовала, как заколотилось мое сердце. Я подумала: "Нет. Даже он не решился бы".
      - Можно войти?
      С облегчением я поняла, что это Сабрина.
      - Ах, Лотти, - сказала она, - надеюсь, ты удобно устроилась. Я так рада вашему приезду. Бабушка просто в восторге. С тех пор, как она узнала о вашем приезде, она не говорит ни о чем другом. Мы все очень довольны.
      - Мне хочется поскорее посмотреть на сыновей Дикона.
      - Они тебе понравятся. Чудные маленькие разбойники. Дикон говорит, что Джонатан пошел в него, так что можешь себе представить - тот, который непоседа, это Джонатан.
      - Наверное, занятно иметь близнецов.
      - Да... И очень удачно, принимая во внимание все случившееся. Я думаю, он до сих пор оплакивает Изабел. Это было так ужасно. А ведь больше всего они хотели именно сына.
      - Я слышала, у нее вообще было довольно слабое здоровье.
      - Да, до этого у нее было несколько выкидышей. Затем им наконец повезло, она родила двойню, но по иронии судьбы их рождение стоило матери жизни.
      - Да, это очень печально. Насколько я понимаю, у них был счастливый брак.
      - Да, они прекрасно подходили друг другу. Хотя и были разными людьми. Она была очень тихой, спокойной и обожала его.
      - Стало быть, он сумел найти еще одну почитательницу.
      - Твоя мать всегда насмехалась над тем, как мы с ним носимся. Но тебя-то это не удивляет, не правда ли? В Диконе ведь есть что-то особенное. Мне кажется, ты в свое время тоже это ощущала.
      Она испытующе взглянула на меня, и я покраснела.
      - Это было чем-то вроде детского обожания, - пробормотала я.
      - Дикон был очень расстроен, когда вы уехали во Францию.
      - Я думаю, что он был счастлив получить Эверсли. Если бы моя мать не вышла замуж и не уехала, он бы его не получил. Это должно возместить все его сожаления по поводу утраты.
      - Ну, конечно же, он любит Эверсли и превосходно им управляет. Бедному Жан-Луи это не удавалось. Что ж, все вышло к лучшему.
      - А вы часто ездите в Клаверинг?
      - Почти никогда. У Дикона там очень хороший управляющий, а сам он проводит все время здесь, если, разумеется, ему не надо быть в Лондоне.
      - Да, я помню, вы писали, что он умудряется одновременно сидеть на нескольких стульях.
      - Дикон не из тех, кто способен похоронить себя в глуши. Он действительно много времени проводит в Лондоне. У него там есть друзья.., во влиятельных сферах. Ты, возможно, знаешь о том, что отец Изабел был преуспевающим банкиром.
      - Я слышала, что он женился на богатой наследнице.
      - Да, это так. После смерти отца Изабел унаследовала все. Так что, имея банковское дело в Лондоне и друзей при дворе, Дикон живет очень напряженной жизнью. Но, услышав о том, что вы приезжаете в Эверсли, он решил, что ему необходимо быть здесь.
      Она встала и внимательно посмотрела на меня. Она, несомненно, считала, что я разделяю ее восхищение Диконом. В конце концов, до отъезда из Англии я, как и все остальные, приходила от него в восторг.
      - Ты оправдала надежды Лотти. Ты действительно стала красавицей.
      - Спасибо, - сказала я.
      - Я уверена, что ты настоящая копия Карлотты. В доме есть ее портрет. Ты сама убедишься в поразительном сходстве. Ах, моя дорогая, как замечательно, что ты здесь. Надеюсь, ты не торопишься уехать, - она поцеловала меня. - Ну, спокойной ночи, приятных сновидений.
      Когда она вышла, я села на краешек кровати и стала размышлять о браке Дикона с Изабел, дочерью банкира, богатой наследницей. Он женился вскоре после того, как я уехала во Францию. Я цинично подумала: он неплохо наживается на женщинах. Через меня он получил Эверсли. А его жена Изабел принесла ему состояние и обширные связи в Лондоне. Придворные круги, не меньше! Да уж, Дикон берет от жизни все, что можно.
      Я не переставала думать о нем. Попытавшись разобраться в своих чувствах, я пришла к выводу, что надо мною нависла опасность.
      Я повернула в замке ключ. Только так я могла чувствовать себя в безопасности.
      ***
      В течение следующих дней мне пришлось проводить много времени в компании Дикона. Этого было невозможно избежать. Куда бы я ни направлялась, везде оказывался он. Он смотрел на меня с легкой усмешкой, как бы говоря: "Бесполезно пытаться убежать. Ты же знаешь, что никогда не сможешь от меня скрыться".
      По сто раз на день мне приходилось напоминать себе, что он авантюрист, для которого свои интересы всегда ближе. Он очень гордился своими мальчиками. Мне они показались весьма занятными, они были похожи друг на друга и, вне всяких сомнений, на Дикона, однако характеры у них были разные: Дэвид - тихий и сосредоточенный, Джонатан - шумный и подвижный.