Всю свою любовь он отдавал лошадям, которая не распространялась на людские существа. Возможно, ко мне и Джекко он испытывал определенное чувство, - он не забыл, что мы спасли ему жизнь в ту памятную ночь. Но, кроме нас, он, казалось, ни к кому не испытывал дружеских чувств и держался в стороне.
      Кроме того, само присутствие Дигори вызывало недовольство, хотя никто не осмеливался его высказывать.
      Едва ли кто-нибудь смог забыть, что он был "ведьмин шалопай".
      Джекко и я помогали ему, как могли. Я испытывала гордость и удовлетворенность, потому что мы спасли Дигори жизнь. Нет ничего, что привязывает одного человека к другому так, как осознание того, что этот человек оказал тебе большую услугу. Но есть ли большая услуга, чем спасение жизни?
      Дигори никогда не искал общества, он не нуждался в других людях. Мне казалось, что он живет в своем собственном мире, где он всесилен. Гордость была глубоко укоренена в его природе.
      Ему нравился "Собачий дом". Он разбил окно и через него пробирался в дом. Там было его маленькое убежище - место, где он мог быть совершенно один.
      Когда Джекко обнаружил, что окно разбито, он велел вставить стекло и отдал Дигори ключи от сарая. Я думаю, что они стали его величайшей драгоценностью.
      Наверное, Дигори испытывал некоторую благодарность ко мне и Джекко, но был слишком глубоко ранен, чтобы полностью доверять кому-то. Он избегал нас, наверное потому, что не любил быть в долгу.
      Каждый день я ждала возвращения Рольфа и боялась его одновременно. Я думала о том, что скажу ему. Я думала о той памятной ночи, о трагедии, случившейся по вине Рольфа. Временами я не могла поверить, что он был там, но я видела это своими глазами.
      Однажды на ужин к нам приехал мистер Хансон.
      Он сказал, что Рольф поехал прямо в университет, не заезжая домой, но он уверен, что скоро увидит его.
      Мистер Хансон говорил о Рольфе с такой гордостью и воодушевлением! Что бы он сказал, если бы узнал, что его сын был зачинщиком расправы?
      В определенном смысле я была рада, что мне не придется увидеть Рольфа. Я убеждала себя в том, что должно быть какое-то объяснение случившемуся.
      Это было грустное лето. Мама изо всех сил старалась скрыть свое горе, и до определенной степени ей это удавалось, но я чувствовала, как она глубоко скорбит по дедушке.
      Только присутствие отца помогало рассеяться грусти. Я выезжала с ним на прогулки верхом, и мы говорили о происходящем в Лондоне.
      - В один прекрасный день ты будешь представлена в свет и начнешь выезжать, Аннора, - сказал он.
      - Это обязательно?
      - Думаю, да. Ты должна найти мужа. Здесь выбор небогатый.
      - До этого еще далеко.
      - Да, но время летит быстро. Твоя тетя Амарилис скоро будет заниматься судьбой Елены.
      - Но Елена намного старше меня.
      - Шесть лет - это много? Сейчас это кажется много, но когда ты вырастешь, разница будет не так заметна.
      - Лучше я останусь дома - Посмотрим, что ты скажешь потом. Жизнь здесь должна стеснять молоденькую девушку.
      - Но тебе же здесь нравится?
      - Не забывай, что я уже "вышел на покой", а Кадор - хорошее место, чтобы жить спокойно. Когда молод, хочется большей свободы. Это придает жизни большую цену.
      - А как ты жил?
      - Немногие люди моего положения могут похвастаться пребыванием в английской тюрьме. - В глазах отца появилось мечтательное выражение, которое появлялось, когда он мысленно обращался к годам, проведенным в Австралии. - Вот что я тебе скажу, - продолжал он. - Однажды все мы поедем в Австралию. У меня там есть немного земли. Ты хочешь увидеть, где трудился твой отец в годы заключения?
      - Мы все поедем? О, вот было бы здорово!
      - Однажды это произойдет.
      Мы ехали верхом, когда происходил наш разговор.
      Мы повернули по береговому изгибу. Перед нами расстилался Кадор С такого расстояния можно было оценить все величие замка.
      - Он великолепен, - сказала я.
      - Я рад, что тебе нравится.
      - Он выглядит таким огромным, таким неприступным, словно говорит: "Приди и покори меня, если можешь".
      - Его неприступность и внушительность в рыцарские времена играли значительную роль в жизнях наших предков.
      - Никому никогда не удавалось захватит его?
      - Нет, но здесь происходили стычки. Даже сейчас видны следы тарана на воротах, но никому не удалось захватить его. Нечто большее, чем грубая сила, нужно было, чтобы ступить ногой в Кадор.
      - Значит, он непреступен?
      - Да, только хитростью можно попасть внутрь.
      - Ты им гордишься, папа?
      - Конечно, горжусь.
      Когда мы возвращались обратно, он продолжал говорить о замке. Он рассказывал о том, как одна из башен была повреждена во время Гражданской войны, когда здесь прятался король. Кадорсоны твердо стояли за Эдуарда IV во время войны Алой и Белой розы и играли в ней большую роль.
      - Большая часть истории Англии написана на стенах нашего дома, Аннора. Этим можно гордиться.
      ***
      Мистер Хансон часто приезжал к нам на ужин.
      Рольф не возвращался. За столом оживленно беседовали о волнениях, которые происходили в разных частях страны. Мы жили в глубинке, поэтому казались оторванными от страны, но, как говорил отец, происходящее в Лондоне обязательно коснется и нас.
      Джекко и я сидели за одним столом с родителями с тех пор, как отказались от няни. Мама говорила, что она с ранних лет обедала вместе с родителями, и считала, что и нам полезно слушать беседы взрослых.
      Я была уверена, что она права, и мы получаем от этого пользу.
      Проведя некоторое время в столице, отец вернулся с новостями. Около года назад скончался король Георг IV. Он долгое время болел и под конец совсем ослаб. На него оказывал сильное влияние его брат, герцог Камберленд, который был довольно темной личностью и подозревался в попытке убийства юной принцессы Виктории, которая жила со своей могущественной матерью в Кенсингтон-паласе.
      Придворные скандалы и интриги произвели на меня огромное впечатление. С тех пор меня стало интересовать происходящее в стране.
      Как только умер король, Камберленда удалил от двора новый монарх, Вильгельм IV, который женился на принцессе Аделаиде, и в скором времени ожидалась их коронация.
      - Возможно, мы поедем в Лондон на коронацию, - сказал отец.
      - Там сейчас много проблем, я думаю, - сказал мистер Хансон.
      - О да, - ответил отец. - Благодаря программе реформ, более того, везде среди трудящихся классов чувствуется брожение. Они намерены восстать и образуют союзы против работодателей. Родственник моей жены, Питер Лэнсдон, сейчас в центре этого движения.
      - О, этот Питер Лэнсдон, - сказал адвокат. - Если он будет продолжать в том же духе, то скоро займет пост премьер-министра.
      - Питер - очень честолюбивый человек, и, похоже, ему удается все, за что бы он ни взялся.
      О Питере Лэнсдоне говорили много. Родственные связи нашей семьи были довольно сложны, потому что дедушка Дикон женился на бабушке Лотти, когда у него уже были два сына от первого брака. Брат моей матери по отцу, Дэвид, был отцом Амарилис, поэтому моя мать была с ней почти одного возраста, и их чаще воспринимали как сестер, нежели как тетю и племянницу. Это родство всегда приходилось объяснять людям.
      Именно Амарилис вышла замуж за Питера Лэнсдона, и их дети, Питеркин и Елена, были для меня чем-то вроде кузенов.
      Питер Лэнсдон, однако, слыл очень колоритной личностью. Он был чрезвычайно удачливым бизнесменом: экспортировал ром и бананы с Ямайки, где провел свое детство. Значительно преуспев в бизнесе, он заинтересовался политикой и, как следовало ожидать, скоро заставил о себе говорить.
      Мать испытывала к нему неприязнь. Она никогда об этом не говорила, но я видела, что как только речь заходит о Нем, ее лицо меняется.
      Остальные члены семьи им восхищались. Мы с Джекко тоже гордились родственником, чьи имя время от времени появлялось в газетах, которого прочили на самый высокий пост в государстве.
      - Питер считает, что реформа должна произойти, - говорил отец. - Не только в избирательной системе, но и в рабочем законодательстве. Он считает, что лучше успокоить рабочих сейчас, чем позволить им организовывать общества, которые заставят работодателей выполнить их требования.
      Адвокат значительно кивал.
      - Все это хорошо, - сказал он, - но чем больше эти люди получают, тем больше они хотят.
      - Сейчас они имеют не так уж много, - напомнил ему отец.
      Мама сказала:
      - Не думаю, что те, кто обрабатывает землю, понимают, какое это счастье, что у них есть заботливый хозяин, который в состоянии опекать их.
      Мистер Хансон согласился:
      - Поначалу они благодарны, но люди ко всему быстро привыкают и желают уже большего. Трудная проблема. Попомните мои слова. Они на этом не остановятся и будут хотеть все больше и больше.
      - Что обычно называют порочным кругом, - вставила я.
      Все посмотрели на меня, а отец улыбнулся:
      - Ты попала в точку, Аннора, - сказал он.
      ***
      Рольф вернулся в августе. Мы с отцом совершали верховую прогулку, когда встретили его. Он не изменился, и улыбался мне так же тепло, как всегда.
      Он рассказал нам, что его заинтересовал дом, который покупала семья его друга. Он помогал им заниматься реставрацией дома. Нужно было использовать старые записи, потому что дом находился в состоянии крайнего упадка, и существовала опасность, что его оригинальные черты будут утрачены бесследно. Трудно было поверить, что это тот же самый человек, который прыгал через костер и подстрекал толпу к убийству беспомощной женщины.
      Рольф приехал к нам на ужин с отцом. Разговор постоянно крутился вокруг программы реформ и волнений среди трудового люда. Затем мистер Хансон завел разговор о приобретении земли. Он с гордостью рассказывал о фазанах, которых выращивал в своих лесах.
      - Осенью будет хорошая охота, - гордо сказал он.
      - Люк уже готовится к этому, - добавил Рольф.
      - Этот парень до сих пор оправдывает ваше доверие? - спросил отец.
      - Лучше некуда, - ответил ему мистер Хансон.
      - Но наше поместье никогда не станет похожим на Кадор, - с сожалением сказал Рольф.
      - Но у вас чудесный дом, - утешала его мама. - Лестница у вас просто великолепна.
      - Построенная для королевы Елизаветы, - уточнил мистер Хансон. - Рольф говорит, что резьба на ней, в виде тюдоровских роз и лилий, лучшая в своем роде.
      - Это вы - счастливые люди, - вздохнул Рольф. - Большая честь - жить в подобном замке.
      Рольф не единственный человек, которого интересовал Кадор. Существовал еще один человек, и, должна сказать, меня это удивляло.
      Пришел октябрь. Весь сентябрь говорили о ярмарке. Первого и второго октября в Восточном Полдери на рыночной площади обычно проходила ярмарка Святого Матвея. Когда Джекко и я были маленькими, нас часто водили туда. Мы покупали конфеты и имбирные хлебцы, потешались над толстой и бородатой женщиной, цыганка Роза предсказывала нам судьбу. Все это нам очень нравилось. Сейчас, когда мне исполнилось двенадцать лет, а Джекко четырнадцать, мы уже не довольствовались такими простыми забавами и высокомерно отказались идти.
      Слуги, конечно, обычно ходили все. За несколько недель они уже начинали говорить о матвеевской ярмарке.
      Мои родители отправились с визитом к знакомым и собирались вернуться только поздно вечером, а мисс Кастер пригласили на чай в дом викария. У Джекко появились какие-то планы, которыми он не хотел поделиться со мной.
      Так оказалось, что в этот октябрьский день дом был совершенно пуст, и я поняла, как редко остаюсь здесь одна. В доме, подобном Кадору, как нельзя острее ощущаешь навязчивое присутствие прошлого, особенно когда нет ни души, чтобы напомнить тебе о настоящем.
      Я читала в своей комнате, а потом решила выехать на прогулку, посмотреть на леса Хансонов, которыми они так гордились. Сейчас они занимали площадь, равную примерно половине нашей, что очень расстраивало Рольфа. Он как-то сказал:
      - В один прекрасный день наши леса смогут соперничать с вашими!
      Я вспомнила события той ужасной ночи. Я постоянно пыталась себя убедить в том, что глаза обманули меня и Рольфа там не было.
      Занятая этими размышлениями, я бродила по комнатам, как вдруг у меня появилось чувство, что я не одна в доме. Я подошла к смотровой щели в алькове и взглянула вниз, в холл: длинный стол, за которым сидели солдаты Оливера Кромвеля, которые пришли в поисках короля; оружие на стене, принадлежавшее предкам Кадорсонов; генеалогическое древо, распростершееся на стене.., все, что я видела много раз. И все-таки было безошибочное чувство, что в доме кто-то есть.
      И вдруг я увидела его. Крадучись, он вышел из-за ширмы, с любопытством глядя по сторонам. Дигори? Что он делал в доме?
      Некоторое время я смотрела на него. Он изучал семейное древо, потом подошел к стене и благоговейно прикоснулся к оружию. Повернувшись к столу, взял один из оловянных кубков, пристально его изучил, несколько мгновений стоял, неотрывно глядя на сводчатый потолок. Затем стал на цыпочках подниматься по лестнице.
      Я появилась перед ним, когда он добрался до верхней площадке лестницы.
      - Привет, Дигори, - сказала я.
      Он молча смотрел на меня, и выражение ужаса застыло на его бледном лице. Затем он пробормотал смущенно:
      - Почему ты не на ярмарке?
      - Потому что я осталась дома. Конечно, у меня не было ни малейшего представления, что ты собираешься зайти в гости.
      Он повернулся и уже собирался бежать вниз по лестнице, но я схватила его за руку:
      - Но это неважно. Мне показалось, что тебе здесь очень нравится?
      - Я не хотел сделать ничего плохого.
      - Я этого и не говорю. А ты почему не на ярмарке?
      Он посмотрел презрительно.
      - Ты предпочел посетить Кадор? - спросила я. - Он и в самом деле тебе нравится?
      - Он совсем неплох.
      - Я помню, в лесу ты часто спрашивал меня о нем.
      Ты хотел посмотреть на него?
      Я увидела, как тень пробежала по его лицу, и упрекнула себя. Возможно, сейчас он вспомнил о своей бабушке.
      Я ласково сказала:
      - Я рада, что тебе нравится мой дом, Дигори. Ты правильно сделал, что пришел. Я проведу тебя по всему дому и все покажу.
      Он подозрительно посмотрел на меня.
      - Все в порядке, - заверила я его. - Ты же знаешь, что я - твой друг.., и Джекко тоже.
      Он немного успокоился.
      - Тебе нравится работать в конюшне? - спросила я.
      Он пожал плечами.
      Я вспомнила птицу, которую нашел Джекко. Она выпала из гнезда, и мы ее выкармливали. Какое-то время казалось, что она чувствует себя хорошо, потом вдруг она стала бить крыльями о решетку клетки. Я выпустила ее на волю. Дигори напомнил мне эту птицу: он был в безопасности, его хорошо кормили, но он не был свободен.
      - Я покажу тебе дом, - повторила я.
      Он старался скрыть возбуждение, но не смог справиться со своими чувствами.
      - Пойдем, - сказала я. - Мы начнем снизу и поднимемся на самый верх. Внизу находится тюрьма. Ты хочешь ее посмотреть?
      Мы прошли через кухонные помещения и спустились по небольшой винтовой лестнице.
      - Внизу очень холодно. Миссис Пенлок хранит здесь продукты.
      Мы проходили мимо полок, на которых стояли кувшины и бутыли, и, пройдя по узкому коридору, оказались перед железной решеткой тюрьмы.
      - Можешь заглянуть внутрь, - сказала я.
      - Там никого нет, - произнес Дигори разочарованно.
      - Конечно, нет. В наше время люди не сажают своих противников за решетку.
      - Некоторых не мешало бы, - жестко возразил он, и опять я увидела, что он вспомнил о той страшной ночи.
      - Не в наши дни, - настаивала я твердо и подумала: "Я была не права, что привела его сюда".
      - Давай поднимемся наверх, - сказала я. - Здесь холодно.
      Мы вернулись через кухню, мимо печей, которые служили на протяжении веков, минуя вертела, огромные котлы, помещения прачечных, и вошли в большой холл.
      Я рассказывала Дигори о войнах, которые сотрясали страну, и о том, какую роль в них играли мои предки. Я отвела его в столовую и объяснила, о чем повествуют гобелены на стенах. Он внимательно слушал, что удивило меня. Я рассказывала ему о войне Алой и Белой розы и о Великом Восстании, об этом противостоянии аристократов и пуритан, которое разделило страну. Я чувствовала себя мисс Кастер, которая дает урок истории, но Дигори был весь внимание.
      Я показала ему смотровое отверстие, которое произвело на него особое впечатление; он долго стоял, глядя сначала в холл, потом в церковь. Я отвела его наверх, в башни, и мы прогуливались по зубчатой стене. Я никогда бы не поверила, что дом способен произвести на него такое впечатление Но это и в самом деле был удивительный дом, потому что всегда старались не разрушить его первозданный вид. Когда я говорила с Дигори, у меня было такое чувство, возможно, словно мы совершаем путешествие во времени, благодаря тому, что мы были одни в доме.
      Дигори не имел никакого образования; думаю, он никогда не слышал о событиях, о которых я рассказывала, но они производили на него огромное впечатление. Он то и дело прерывал меня настойчивыми вопросами.
      Мы стояли некоторое время, глядя на море.
      - Только представь, Дигори, оттуда Кадор выглядит почти таким же, как пять столетий назад. Не удивительно ли это?
      - Откуда ты знаешь? - спросил он. - Тебя же тогда не было.
      - Нет, конечно. Но он мало изменился.
      Дигори посмотрел на меня и сказал:
      - У тебя на лбу - поцелуй дьявола.
      Я провела рукой по лбу, его рука оказалась рядом.
      Он прикоснулся к моему виску рядом с левым глазом, и я поняла, что он имеет в виду. Это была небольшая родинка. Отец называл ее "пятнышком красоты".
      - Что значит "поцелуй дьявола"? - спросила я.
      - Говорят, что такой знак остается, когда дьявол поцелует тебя.
      - Какая чепуха! Меня даже мужчина никогда не целовал.
      - Он делает это ночью, когда ты спишь.
      - Какая нелепая мысль! Это родинка. Отец говорит, что она привлекательна, причем здесь дьявол?
      В глазах Дигори опять появилось ненавистное воспоминание:
      - Люди говорят, что такие вещи бывают от дьявола.
      Опять я сказала опрометчиво. Мне стало очень жаль его, и я положила руку на его плечо:
      - Послушай, Дигори. Мы должны забыть все, что с этим связано, это прошло. Это было жестоко, ужасно, но с этим покончено, и ничего уже нельзя исправить.
      Он молчал, глядя вдаль, переживая все опять, - я была в этом уверена, - и я переживала это вместе с ним. Мне казалось даже, что я чувствую запах горелой соломы.
      - Мы должны забыть, Дигори! Ты должен привыкнуть к жизни здесь. У тебя хорошая работа. Ферри добр к тебе, не так ли? Это ведь лучше.., лучше, чем воровать рыбу. Тебя ведь могли поймать.
      Он покачал головой.
      - Да, Дигори, могли. Если тебе что-то не нравится, ты можешь сказать нам.., мне или Джекко. Мы всегда поможем.
      Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом и снова напомнил мне птицу в клетке. Он прикоснулся к моему виску:
      - Вот что я тебе скажу. Я избавлю тебя от поцелуя дьявола.
      - О, Дигори, родинка меня не беспокоит. Мой отец говорит, что, когда я вырасту, она будет привлекать ко мне внимание.
      Я поняла, что его желание вывести мою родинку было способом выразить мне благодарность за то, что я для него сделала. "Никогда не отвергай желание людей отплатить тебе благодарностью, - говорила мама. - Может быть, ты в этом и не нуждаешься, но этого требует их гордость. Прими это с благодарностью" Теперь я поняла, что она имела в виду.
      - Хорошо, Дигори. Можешь вывести мою родинку. Мы вошли в башню и спустились в дом. Дигори то и дело останавливался и с удивлением разглядывал окружающее. Мне это было очень приятно: Дигори предстал передо мной совсем с другой стороны. Он, конечно, был необразован, но у него был вкус к прекрасному. Казалось, ему трудно оторваться от гобеленов, и я вновь и вновь рассказывала ему о войнах, которые послужили для них сюжетами.
      Не знаю, как долго продолжалась экскурсия по дому, но время было уже на исходе. Исаак и миссис Пенлок должны были скоро вернуться. Я сказала об этом Дигори.
      Выражение страха появилось на его лице. Сейчас он был полон желания убраться отсюда. Я вела его к главному входу, но ему не терпелось уйти тем же путем, каким пришел: через одно из открытых окон в кухне.
      После его визита я почувствовала, что теперь лучше понимаю Дигори. Я решила рассказать об этом Джекко и предложить чаще наведываться к Дигори, чтобы он чувствовал себя в безопасности.
      Но последствия нашего путешествия не заставили себя ждать и застали меня врасплох. Джекко и я поехали вместе с отцом. Джекко часто совершал объезды вместе с отцом, чтобы больше узнать об управлении хозяйством. Я была вольна их сопровождать, когда мне захочется. Меня интересовали люди, которые арендовали землю в наших владениях.
      Когда мы вернулись в конюшню, нам навстречу торопливо вышел Джон Ферри.
      - О, сэр Джейк! У нас неприятности. Этот мальчишка...
      Слегка сжатые губы означали, что Дигори попал в какую-то неприятность.
      - Что случилось? - спросил отец.
      - Слэттери поймал его с поличным, сэр Джейк. У него был большой кусок говядины. Он запихивал мясо в сумку, когда его поймали. В этом нет никакого сомнения, сэр.
      - С какой целью он воровал мясо? - спросил отец, - Его ведь здесь хорошо кормят, не так ли?
      - Бывают воры по природе, сэр. Это становится их привычкой.
      - Где сейчас мальчишка?
      - У Слэттери, он собирается наказать его. Мы решили, что нужно, сообщить вам, чтобы вы знали, кого держите в доме.
      Джекко и я с беспокойством посмотрели на отца.
      Он сказал:
      - Скорее, идем к Слэттери и выясним все.
      Том Слэттери, мясник, краснолицый человек, похожий на те свиные туши, которые висели в его лавке, с той лишь разницей, что у них во рту торчали апельсины, а у него - гнилые зубы. На нем всегда был передник в синюю и белую полоску, обрызганный кровью. Он постоянно стоял у разделочной доски с тесаком в руках.
      Мы оставили лошадей, привязав их к ограде у лавки, и вошли.
      Дигори находился в заднем помещении лавки, безуспешно пытаясь скрыть страх. Мы удивились, увидев Люка Трегерна, егеря Хансона, сидящего в компании Слэттери.
      - Добрый день, Слэттери, Трегерн, - сказал отец. - Что здесь произошло с моим мальчишкой?
      - Добрый день, сэр Джейк, - сказал Слэттери. - Он просто вор. Я отвернулся всего лишь на минуту, и слышу крик. Счастье еще, что вошел мистер Трегерн. Он как раз увидел, как мальчишка кладет мясо в сумку и готов уже выскочить из лавки.
      - Я поймал его с поличным, сэр Джейк, - сказал Люк Трегерн.
      Он выглядел весьма самодовольно.
      - Он ворует всю свою жизнь, - добавил Слэттери. - Скользкий, как угорь. Я так бы и не узнал никогда, что он был в моей лавке, если бы не мистер Трегерн.
      - Я рад, что пришел вовремя, - сказал Люк Трегерн.
      Дигори поднял умоляющие глаза на отца.
      - Это правда? - спросил отец. - Ты действительно украл это мясо?
      Дигори не ответил. Я не могла сдержаться:
      - Зачем ты это сделал, безумный мальчишка? У тебя ведь достаточно еды.
      Он не отвечал.
      - Должна же быть какая-то причина? - спросил Джекко.
      - Расскажи нам, почему ты украл мясо? - спросил отец. - Ты голоден? Если у тебя есть какая-то причина, ты должен нам сказать.
      Какое-то время Дигори молчал, потом пальцем показал на меня:
      - Это было для нее.
      - Не понимаю...
      - Это должно было быть секретное мясо. Чтобы никто не знал, откуда оно, иначе бы не подействовало.
      - О чем он говорит? - спросил отец.
      - Поцелуй дьявола. Ты же хотела, чтобы я помог, - пояснил Дигори.
      Тогда я, наконец, поняла и прикоснулась к виску.
      - Я, кажется, понимаю. Дигори хотел что-то для меня сделать. Он заметил это, - я показала на родинку, - и захотел меня от нее избавить. Для этого нужно было мясо, Дигори?
      Он кивнул:
      - Она будет расти, но я приложу варево и она исчезнет за два дня.
      - Но почему ты его украл? Я могла взять немного мяса для тебя на кухне.
      - Мясо должно быть секретным. Ты не должна знать, откуда оно.
      Я умоляюще посмотрела на отца:
      - Он хотел отплатить нам добром, Джекко и мне.
      - Я никогда еще не слышал подобной ерунды, - сказал отец. - Видите, Слэттери, это детская игра.
      Оставьте мальчика, я с ним разберусь. - Он положил на стол золотой соверен. - Возмещаю вам убытки.
      Думаю, то, что было у мальчика в сумке, не нанесло вам большого урона. Я поговорю с мальчиком и дочерью. Не стоит придавать большого значения детским играм.
      Мы вышли из лавки. Я заметила, что Люк Трегерн насмешливо посмотрел нам вслед, и у меня появилось чувство, что он явно разочарован исходом дела. Вероятно, он думал, что его должны были похвалить за ловкость.
      Отец строго сказал Дигори:
      - Никогда не бери ничего, что тебе не принадлежит, мальчик, иначе неприятностей не избежишь. А теперь возвращайся к работе.
      Дигори побежал стремглав, и отец повернулся ко мне:
      - Я не понимаю, как ты могла оказаться такой глупой? Он мог изуродовать тебя своим колдовским питьем.
      - Я только подумала, что он хочет чем-нибудь отплатить нам, а мама говорит, что мы должны помнить о человеческой гордости и уважать ее.
      - Думаю, она права, но этот сумасшедший должен быть осторожен. Люди и так настроены к нему враждебно. Они чувствуют вину за то, что случилось в ту ночь, но никто не хочет брать ответственность на себя.
      Думаю, мама сказала бы тебе, что люди ненавидят быть виновными и стремятся оправдаться в собственных глазах. Если бы они смогли доказать, что внук мамаши Джинни - вор, это было бы для них хоть каким-то оправданьем. Поэтому, если ты имеешь хоть какое-то влияние на мальчика, скажи ему, чтобы был осторожен.
      - Мы ему обязательно скажем, - заверил Джекко.
      Я согласно кивнула.
      ***
      Когда мы молоды и неиспорченны, мы верим в легкие решения. Волшебные сказки всегда хорошо заканчивались. Я думала, что, если Дигори обеспечен работой, едой, жильем и находится под защитой моего отца, этого достаточно для счастливой жизни Но жизненные удобства не смогли изменить Дигори. Он был диким, свобода была единственным, о чем он мечтал. Когда мамаша Джинни была жива, Дигори был лишен многого. Люди относились к нему с подозрением, потому что его бабка была ведьмой, но он был счастлив и свободен.
      Дигори сделал "Собачий дом" своим пристанищем.
      Он спал там, отказавшись от комнаты над конюшней.
      За "Собачим домом" раскинулась небольшая лужайка, где он разводил костер и готовил себе пищу.
      Ему не нравилась компания остальных конюхов.
      Ферри был терпелив с Дигори но, как я думаю, надеялся на то, что в конечном итоге мальчик на чем-нибудь попадется. Миссис Пенлок никогда ни слова не говорила против Дигори, зато всегда очень многозначительно фыркала, когда упоминалось его имя.
      Это случилось примерно спустя две недели после случая в мясной лавке. Ферри вошел в дом, и по его торжествующему виду я поняла, что с Дигори что-то случилось. Мы с отцом встретили его.
      Ферри стоял, комкая в руках шапку все время, пока говорил:
      - Опять этот мальчишка, сэр Джейк.
      - Что случилось?
      - Он в тюрьме, сэр Джейк.
      - Что?
      - Его поймали в лесах Хансона, сэр. У него в сумке был фазан. Теперь ясно, чем он занимался все это время.
      Отец посмотрел на него отсутствующим взглядом:
      - Ненормальный. Он что, не знает закона? На что ему фазан? Он сыт...
      - Этот мальчишка - прирожденный вор. Его поймал егерь мистера Хансона, мистер Трегерн, и отвел куда надо. Это серьезный проступок, сэр.
      - Очень серьезный, - согласился отец. - Хорошо, Ферри.
      Ферри потер лоб и вышел. Я посмотрела на отца с отчаянием.
      - Кажется, - сказал отец, печально глядя на меня, - на этот раз молодой сумасшедший влип по-настоящему.
      ***
      Как он был прав!
      Я и Джекко были расстроены. Как Дигори мог быть таким безумцем! При помощи отца нам удалось спасти его от мясника, но сейчас было совсем другое дело.
      - Ты можешь ему помочь? - спросил Джекко отца.
      - Он уже в руках закона. Егерь Хансона сделал все очень быстро. Я не сомневаюсь, что они попросят Слэттери свидетельствовать против Дигори.
      - Ты можешь им запретить?
      - Нет, сын. Я не могу вмешиваться в судебный процесс. То, что говорит Слэттери, правда, мальчишка - прирожденный вор. Он попался уже во второй раз. Мне кажется, уже было достаточно предостережений.
      - Но это только бравада! - воскликнула я.
      - Подобную роскошь, которую он, в его положении, не мог себе позволить.
      Скоро стало ясно, что помочь ничем нельзя. Отец попросил мистера Хансона поговорить со своим егерем, но тот вернулся ни с чем: Люк Трегерн не хотел оставить поступок Дигори безнаказанным. Мистер Хансон дал понять отцу, что они оба достаточно знают законы, чтобы понимать: добиваться для мальчишки особых привилегий - напрасная трата времени.
      Отец сказал нам:
      - Конечно, я понимаю настойчивость Люка, потому что в прошлый раз Дигори не удалось наказать.
      Я предупреждал этого безумца, а он посмеялся надо мной. Нет, здесь ничего нельзя поделать. Мальчишка должен получить урок. Он, конечно, будет тяжелым, но это его собственная ошибка, за которую он должен платить. Думаю, это единственный способ заставить его образумиться.
      Я хотела увидеть Дигори и поговорить с ним, но это было невозможно.
      Джекко и я выезжали в вересковые поля и, лежа в траве, строили безумные планы его спасения. Но ничего нельзя было сделать, хотя мы не хотели признаться себе в этом.
      "Как он мог быть таким безумцем?" - продолжала я задавать себе вопрос. Дигори просто нравилось рисковать. Это давало ему возможность ценить себя и напоминало о былых днях, когда он жил с бабушкой. Отец прав: если бы его не поймали сейчас, это все равно бы когда-нибудь случилось.