Глава 12. Важный гость

Говоря по правде, я очень боюсь за твое счастье, поскольку полагаю, что так долго это больше не может продолжаться…Перемены могут быть жестокими и, возможно, по твоей собственной вине.

Император Иосиф — Марии Антуанетте

Моя семейная жизнь приняла надлежащую форму. Вчера попытка была повторена, и она оказалась даже более успешной, чем в первый раз… Я не думаю, что уже забеременела, но надеюсь, что это случится в любой момент.

Мария Антуанетта — Марии Терезе

…Надеюсь, что следующий год не пройдет без того, чтобы я не подарил Вам племянника или племянницу… Именно Вам мы обязаны этим счастьем.

Людовик XVI — императору Иосифу

До меня дошли новости, что мой брат прибыл в Париж и остановился в австрийском посольстве, где его принимает Мерси. Я хотела бы знать, что Мерси говорит обо мне моему брату в данный момент. Едва ли что-нибудь лестное. Я вспомнила обо всех наставлениях, полученных из Вены. Ничего не скрывалось от моего брата, императора Австрии, правящего вместе с матушкой.

Последний раз я видела его, когда прощалась со своим домом и он на первом этапе поездки в Париж сопровождал меня. Я вспомнила, как зевала, слушая его рассуждения о моем блестящем будущем, о том, как много лошадей подготовлено для моей поездки. Тогда мне было не жалко распрощаться с Иосифом, но сейчас я была очень рада увидеть члена своей семьи.

Иосиф дал указание не устраивать никакой суматохи, никаких церемоний в связи с его приездом. Он даже совершал поездку не как император Австрии, а как граф Фалькенштейн, и прибыл в посольство под сильным дождем в открытой карете. Конечно, в этом не было необходимости. Он мог прибыть и с государственным визитом.

Я догадывалась, что он будет читать мне нравоучения по поводу моей экстравагантности, — это было именно то, о чем он особенно сожалел, так как сам вел спартанский образ жизни. Он всегда стремился быть правителем, чьи первые помыслы посвящались улучшению жизни народа, и часто совершал поездки инкогнито, тайно творя добро, но злые языки говорили, что он всегда любил, чтобы его узнавали в самый разгар приключений. Тогда он мог патетически заявить:» Да, я император «.

Я отказывалась верить в это — мало ли злопыхательских сплетен, но в конце визита Иосифа я уже не была так уверена в обратном.

Сегодня, подумала я, будет важный день.

Я находилась в своей туалетной комнате. Мои волосы свободно спадали на плечи, так как монсеньер Леонар еще трясся по дороге из Парижа в Версаль, когда я услышала звук копыт во дворе. Была половина десятого, и я не обратила на это внимания, поэтому крайне удивилась, узнав, что прибыл аббат Вермон и с ним посетитель, который хочет видеть меня. Этот посетитель не стал ждать, чтобы о нем объявили, и без церемоний зашел в комнату.

— Ты… — вскричала я. — Это и вправду ты, Иосиф!

Я почувствовала себя ребенком, словно перенеслась в Шенбрунн. Я подбежала к нему и обняла, Иосиф также был растроган, и когда он заключал меня в объятия, в его глазах стояли слезы.

— Моя маленькая сестренка… Моя красивая маленькая сестра!

— Иосиф, как я рада видеть тебя! Это было так давно… Я так много думала о тебе и о нашей дорогой мамочке, о доме…

Я бессвязно заговорила на немецком, неосознанно перейдя на родной язык.

Иосиф сказал, что рад меня видеть, и совсем не напоминал строгого брата, который отчитывал меня за проделки в Вене. Мы, немцы, сентиментальные люди. Живя так долго среди французов, я совсем забыла об этом.

Мы продолжали болтать. А как дорогая мамочка? А что с парками Шенбрунна? Так ли играют фонтаны, как раньше? Что с нашим маленьким театром в Хофбурге, где мы обычно ставили пьесы? Как слуги? Что с моими собаками, которых я оставила?..

Мы смеялись и плакали, и Иосиф сказал, что я выросла красавицей. Я была миленьким маленьким созданием, когда уезжала, теперь я стала красивой женщиной. Если бы он смог встретить такую же красивую женщину, как я, то снова бы женился.

В общем, наше свидание было волнующим. Прошел целый час или около того, прежде чем он приступил к неприятной задаче, которая привела его во Францию. Конечно, она заключалась в том, чтобы прочитать мне нравоучения, покритиковать меня и научить, как исправить глупости.

Когда моя почти истерическая радость прошла, я взглянула на него более спокойно и, должна признать, несколько критически. Едва ли его можно было считать привлекательным. Он был одет подчеркнуто просто. Цвет его костюма был известен при дворе как красновато-коричневый, поскольку Роза Бертен сшила мне платье такого же оттенка, но только из шелка, и король, увидев его, вскричал, что это цвет блохи. С того момента красновато-коричневый цвет стал модным. Но он едва ли подходил моему брату. Мне не нравились его ботинки, придававшие ему облик простолюдина. А его прическа определенно не подходила императору. Он ссутулился и значительно постарел с того времени, когда я видела его последний раз.

— Ты думаешь о том, что я не похожу на императора Австрии. Признайся.

— Ты выглядишь как мой брат Иосиф, и этого достаточно.

— А, они научили тебя говорить модные комплименты, но я прямой человек и люблю откровенность. Теперь давай побудем совершенно одни — я хочу поговорить с тобой.

— Не проводить ли тебя к королю, который очень хочет встретиться с тобой?

— Все в свое время, — сказал Иосиф. — Во-первых, я хотел бы услышать из твоих собственных уст, есть ли в слухах правда. Ты должна быть откровенна со мной, поскольку именно из-за этого я в Версале, по этому и по другим вопросам. И я должен знать правду — всю, без утайки.

Я провела его в небольшой кабинет и заперла дверь.

— Вся Европа, — заявил он, — судачит о вашей супружеской жизни. Правда это или нет, что король не способен осуществлять брачные отношения?

— Это правда.

— Хотя он делал много попыток?

— Он сделал много попыток.

— И доктора исследовали его и нашли, что необходимо хирургическое вмешательство, чтобы сделать его нормальным мужчиной?

Я кивнула.

— Он уклоняется от операции? Я снова кивнула.

— Понимаю. Его нужно убедить, чтобы он выполнил свой долг.

Иосиф принялся ходить по комнате взад в вперед, разговаривая сам с собой. Несмотря на его простую одежду, у него был вид члена императорского дома. Я начала сомневаться, такой ли уж Иосиф простой человек, за какого выдает себя. Он задал много интимных вопросов, и я откровенно на них отвечала. Он сказал:

— Я приехал вовремя.

Я послала служанку сообщить королю, что во дворце мой брат, и я предлагаю привести его без промедления, затем взяла Иосифа под руку и повела в апартаменты короля. Людовик поспешил навстречу моему брату и обнял его.

Я отметила, что король выше, и хотя он никоим образом не был самым элегантным человеком при дворе, он выглядел привлекательнее рядом с Иосифом. Но у Иосифа были манеры старшего брата. Ему, возможно, нравилось путешествовать инкогнито, но он сразу же давал понять, что, по его мнению, король Франции стоит ниже императора Австрии. Людовик был одет в пурпурный бархат, так как носил траур по королю Португалии, который скончался незадолго до этого.

Они обменялись любезностями, и Людовик заверил моего брата, что весь дворец в его распоряжении, на что Иосиф, засмеявшись, покачал головой:

— Нет, брат, я предпочитаю жить как простой человек. Мое жилье в Версале меня вполне устраивает. У меня две достаточно хорошие комнаты в доме одного из ваших банщиков.

— Там вы, конечно, не найдете комфорта, к которому привыкли.

— Я не уделяю много внимания комфорту, брат, и я не привык к нему, как вы. Походная кровать и медвежья шкура — вот все, что мне надо.

Во время разговора он осматривал покрытое позолотой помещение, и его взгляд стал печальным, как будто он увидел что-то греховное в нашем великолепии.

Он должен встретиться с членами королевской семьи и с некоторыми из его министров, сказал король. Ну и, конечно, с монсеньером Морепа. И все утро было посвящено приему людей и их представлению Иосифу. Я чувствовала себя несколько неудобно — мои волосы не были причесаны, и не было времени для этой продолжительной процедуры. Бедный монсеньер Леонар, догадывалась я, был в отчаянии, но, естественно, я не могла покинуть брата. Если бы он сообщил время прибытия — это было бы удобнее для всех! Но простые привычки Иосифа осложняли нашу жизнь во время его пребывания в Париже.

Мы пообедали в моих апартаментах. Никаких церемоний, потребовал Иосиф. Поэтому внесли стол, и мы сидели на стульях, что было не совсем удобно. Обед проходил в высшей степени неофициально, но ни один из нас не чувствовал себя раскованным, и я была уверена, что и Людовик, и я держались бы менее напряженно, если бы мы ели в нормальных условиях.

В течение следующих нескольких дней мы много беседовали. Иосиф приехал во Францию с тройной целью: убедить меня отказаться от легкомысленного поведения, укрепить союз между Францией и Австрией и, возможно, наиболее важным делом было выяснить правду о нашей неудовлетворительной супружеской жизни и выправить положение. Иосиф считал, что он способен справиться со всеми тремя задачами.

В первые дни мы испытывали сентиментальные чувства от нашей встречи, хотя я замечала, что он считает французский двор весьма экстравагантным местом и настроен критически.

На второй день брат ужинал в узком кругу с семьей в апартаментах Элизабет. Я хотела, чтобы Элизабет понравилась ему, как нравилась мне — она превращалась со временем в обворожительное создание. Мне пришла в голову мысль, что Иосифу нужна жена, он уже пережил два несчастливых брака — первый с красивой и странной Изабеллой, которую любил, а затем с женой, которую ненавидел. Его единственный ребенок умер. Он был императором Австрии, и ему необходим наследник, хотя, конечно, у него есть братья — наследники.

Мне показалось, что Артуа смеется над моим братом за его спиной. Он и граф Прованский могли посчитать Иосифа неэлегантным и некультурным. Поэтому это была нелегкая церемония принятия пищи. О, Боже, как я хотела, чтобы Иосиф вел себя как нормальный представитель королевского дома, прибывший с визитом!

В этот вечер, кажется, что-то произошло со всеми тремя братьями. Позволю себе предположить, что это было вызвано высокопарностью Иосифа. Когда мы поднялись, граф Прованский вытянул ногу. Людовик споткнулся и упал на графа, и они стали бороться. К ним присоединился Артуа. Это была не более чем игра, но она показалась Иосифу необычной. Я видела и ранее, как мой муж и его братья поднимают возню, чаще в шутку, но порой доходило до гнева, поскольку граф Прованский так ревниво относился к Людовику, что борьба давала отдушину его чувствам. Что касается самого Людовика, он всегда наслаждался подобного рода игрой, возможно, потому, что обычно выходил победителем. Артуа, конечно, был достаточно вредным, чтобы удивить и шокировать посетителя.

Элизабет и я с ужасом обменялись взглядами, но Иосиф проигнорировал возившихся молодых людей и заговорил с нами, не проявляя ни малейшего удивления.

Позднее я сказала ему:

— Мадам Элизабет уже вполне сформировавшаяся женщина!

А он ответил твердо:

— Лучше бы король был вполне мужчиной. Мне очень хотелось показать Иосифу Малый Трианон, и на следующий день я взяла его туда в сопровождении только двух дам, сказав Иосифу:

— Трианон — мое убежище, где я могу жить просто.

С гордостью я показала ему английский парк, который был почти завершен. Он не проявил никакого интереса и снова начал читать мне нравоучения. Разве я не понимаю, что иду к катастрофе? Я окружила себя мужчинами и женщинами сомнительной морали. Не будет ничего удивительного, если подвергнут сомнению и мою собственную нравственность.

— У тебя пустая голова! — вскричал он. — Ты ни о чем не думаешь, кроме развлечений.

— Я должна чем-то занять свое время.

— Тогда занимай его с толком.

— Если бы у меня были дети…

— А, вот в чем вопрос. Но твое поведение по отношению к королю мне не нравится.

— Тебе не нравится!

— Жена должна подчиняться мужу. А ты не пытаешься даже ублажать его. Ты должна ухаживать за ним. Ты должна без посторонней помощи удовлетворять его.

— Его вкусы весьма отличаются от моих.

— Ты должна сделать его вкусы своими.

— Можешь ли ты представить меня в кузнице? Можешь ли ты представить меня делающей замки, борющейся на полу со своими невестками? Мне невозможно следовать вкусам короля.

— Конечно, ты не должна этого делать. Но ты должна быть более послушной. Ты должна показывать, что находишь удовольствие в его обществе. Ты можешь многое сделать, чтобы он стал нормальным.

Я замолчала. А Иосиф продолжал читать мне нотации относительно моих танцев на протяжении всей ночи, о моих азартных играх, о моем выборе друзей и о моей экстравагантности. Я жалобно сказала:

— Я попытаюсь изменить свое поведение, Иосиф.

И действительно, с тех пор, как я усыновила маленького Армана, я немного изменилась в лучшую сторону. Но хотя я и любила этого мальчугана, он только еще больше разжигал во мне страстное желание иметь своих собственных детей.

Иосиф отказывался покинуть свои меблированные комнаты и заявил, что хочет познакомиться с Парижем как турист, а не как император. Он мог выехать из Версаля в открытой маленькой карете, скромно одетый в простое пальто красновато-коричневого цвета, взяв с собой двух слуг в неброском сером одеянии. Когда он доезжал до столицы, то оставлял карету и бродил по улицам, надеясь, что его примут за человека из народа, но как-то так получалось, что большинство людей догадывалось, какая это важная персона, а поскольку было известно, что мой брат находится здесь с визитом и ему нравится быть неузнанным, его быстро узнавали.

Он мог заходить в лавки, делать покупки, и он сам нес их, пока лакеи ждали снаружи. Если он слышал шепот:» Это император «, — то делал вид, что не слышит его. Он возвращался из подобных поездок немного забрызганный, но довольный. Я видела, что Париж начинал очаровывать его. Он говорил о закате солнца на набережной Бурбонов и о производящем сильное впечатление силуэте Нотр-Дам. Вид Парижа — захватывающее зрелище, говорил он мне. Взглянула ли я когда-нибудь сзади на шпиль Святой часовни в башенки Консьержери5? Нет, отвечал он за меня. В Париже есть только одно место, к которому я проявляю какой-то интерес — театр Опера, где я танцую.

Он также читал наставления и Людовику. Что он знает о своем народе? Долг правителя заключается в общении со своим народом. Инкогнито, конечно. Людовику следовало бы встать однажды утром пораньше и посмотреть на крестьян из провинции, прибывающих в» Чрево Парижа» со своими товарами. Он мог бы пообщаться с булочниками, увидеть зеленщиков, катящих в город ручные тележки, полные фруктов и овощей, мелких чиновников, спешащих на работу, и торговцев, подающих ранним покупателям кофе с булочками. Он должен купить кофе у одной из продавщиц, несущих кофейники на спине, остановиться на улице и выпить из глиняной чашки. Ему следовало бы проехаться в дешевых наемных экипажах. Вот способ для короля узнать, что его народ думает о своем правительстве и своем короле. И он должен все это проделать инкогнито.

Действительно, казалось, что Иосиф был более заинтересован в народе Франции, чем любой из членов королевской семьи. Он включал в маршруты поездок музеи, типографии и фабрики; он хотел увидеть, как приготовляют красители, бродил по улицам Жюиври и Мармузе и в подобных неприятных местах, чтобы поболтать с рабочими. Его акцент, его решимость остаться неузнанным выдавали его. В очень короткое время население Парижа узнало, что среди горожан ходит император Австрии, и они искали с ним встречи. Они сразу узнавали его по простой красновато-коричневой одежде, по ненапудренным волосам, его простым манерам и по искреннему стремлению показать, что он один из них и обходится без всяких правил этикета. Они восхищались им, и он скоро стал весьма популярным. В редких случаях, когда его видели вместе с нами, все приветствия были адресованы только ему.

Я заметила его тайное удовлетворение и поняла тогда, что его любимая роль — быть императором, которого узнавали бы как императора.

Из мыловарен он направлялся к мастерам по гобеленам, в ботанические сады и больницы. Это интересовало его гораздо больше, чем театры и балы в опере, хотя он и снизошел до посещения Комеди Франсез. Он нанес визит мадам Дюбарри, которая в то время была в Лувесенне, куда переехала с помощью старого друга Морепа после двух с половиной лет пребывания в женском монастыре. Поступок брата я не поняла, если только это не было простым любопытством взглянуть на очень красивую женщину… или желанием показать, что он ко всему относящийся терпимо свободомыслящий человек и его не шокирует образ жизни, который она вела. Удивительно, что у него не нашлось времени для герцога де Шуазеля, хорошего друга Австрии, до момента его отставки ответственного за подготовку моего брака.

Смешно, что народ, который критиковал меня за пренебрежение к французскому этикету, обожал Иосифа за аналогичные действия.

Но мой брат не ограничивал себя посещениями Парижа, он также пытался навести порядок в нашей семье. Не только я выслушивала нотации, которые, без сомнения, заслуживала, но также и мои девери. Он заявил Артуа, что тот щеголь. Ему не следует думать, что младший брат может вести легкомысленный образ жизни. Он должен быть более серьезным. Во время своего пребывания он, Иосиф, попытается чаще беседовать с Артуа, и тот должен обсудить с императором свои затруднения, чтобы воспользоваться императорскими советами. Я могу представить себе реакцию Артуа! Он реагировал с внешней серьезностью, но я слышала, как он смеялся в своих апартаментах, развлекая друзей.

К графу Прованскому Иосиф не навязывался со своими советами, но предупредил меня:

— В нем есть что-то холодное. Что касается его жены, то она интриганка. Она груба и безобразна, но не думай, что она из-за этого не играет никакой роли при дворе, и не сбрасывай ее со счетов.

Естественно, что тетушки стремились быть в его обществе. Им нужно так многое рассказать ему, заверяла Аделаида, а Иосиф никогда не упускал возможности заполучить информацию. Однако он был весьма озадачен, когда Аделаида пригласила его в небольшую комнату «показать некоторые картины», а там обрушилась на него и заключила в страстные объятия. Иосиф удивился ее ласкам, но она заверила его, что все в полном порядке — подобные вольности могут быть позволены старой тетушке.

Иосиф, рассказывая мне это, потребовал, чтобы я гарантировала, что он никогда больше не окажется наедине с какой-либо из тетушек.

— Они всегда ведут себя немножко странно, — сказала я ему.

— Действительно, это так, но при дворе они не играют никакой роли. Ты должна быть осторожной с другими. Граф Прованский, холодный, как змея, и его жена интриганка. Другой брат короля слишком легкомысленный, и тебе его компания не подходит. Он относится к тем, кто способен только на то, чтобы обрюхатить тебя, а когда я объясню твоему мужу, как преодолеть нерешительность и ты забеременеешь, то тогда и вовсе не следует проявлять излишне дружеское расположение к Артуа. Ты слишком часто бываешь в его обществе. Это может дать повод для сплетен.

Я заверила брата, что мне тоже не нравится Артуа, но он самый веселый член семьи, всегда готов развлечь меня, а мне это так необходимо.

— Эх ты! — сказал Иосиф. — Следует знать, что в жизни есть многое помимо развлечений.

Поучительные наставления Иосифа начали нам всем надоедать. Мне хотелось, чтобы он был немного более легкомысленным, играл и проигрывал в азартные игры, участвовал в обычных, вовсе не предосудительных развлечениях двора. Но это было совсем не свойственно его натуре.

Спустя некоторое время он стал критиковать меня в присутствии придворных дам, что мне совсем уже не нравилось. Он мог зайти, когда я занималась туалетом, и неодобрительно отозваться о моих искусно сделанных платьях. Если мне на лицо наносили румяна, он смотрел на меня с циничным удивлением. Я могла бы заявить, что румяниться так же необходимо, как носить придворные платья. Даже Кампан, когда она впервые попала ко двору в качестве скромной чтицы, была вынуждена заниматься косметикой.

Он посмотрел на одну из моих придворных дам, которая была сильно нарумянена, и заявил:

— Немножко больше. Немножко больше. Нанесите побольше, как это нравится мадам.

Я была так раздражена, что решила попросить брата избавить меня от его критики в присутствии придворных. Когда мы одни, то я не возражаю против его замечаний, но, конечно, не подобает королеве Франции выслушивать выговоры в присутствии подданных, как будто она ребенок. Что может нанести больший ущерб ее престижу, чем это?

До крайности возмущенная, я сидела перед зеркалом, пока монсеньер Леонар причесывал меня.

— Ах, мадам, — сказал он, — у нас будет такая прическа, что она должна понравиться самому императору.

Я в зеркало улыбнулась Леонару, который продолжал демонстрировать свое мастерство, как вдруг с обычной бесцеремонностью вошел Иосиф.

— А, брат, тебе нравится этот стиль? — спросила я.

— Да, — ответил он скучным голосом.

— Это звучит не слишком похвально. Ты думаешь, это мне не идет к лицу?

— Ты хочешь, чтобы я сказал откровенно?

— А ты разве говоришь неоткровенно?

— Хорошо. Я думаю, что эта прическа слишком нежная, чтобы выдержать корону.

Монсеньер Леонар посмотрел так, как если бы мой брат был виновен в самом ужасном преступлении. Мои придворные и друзья были шокированы, что мой брат говорит со мной подобным тоном в их присутствии, поскольку речь шла как-никак о королеве Франции. Когда я возразила, он ответил:

— Я откровенный человек. Я не могу кривить душой и говорю то, что думаю.

Мерси чувствовал себя немного неловко из-за поведения Иосифа. Я представила себе, как Кауниц давал советы брату, как вести себя со мной, а братец, конечно, не мог принять совет ни от кого. Иосиф забыл, что прошло семь лет с тех пор, как я покинула Австрию, он все еще представлял меня глупенькой маленькой девочкой, его младшей сестренкой.

Иосиф сам рассказал мне, что Кауниц подготовил письменный документ с инструкциями, которые он должен был передать мне.

— Но я не нуждаюсь в документах, — сказал брат. — Я приехал сюда, чтобы повидаться и побеседовать с тобой. И я теперь располагаю сведениями из первых рук о том, что происходит.

Он дал мне ясно понять, как я огорчаю мать своим поведением, он пытался объяснить мне всю неразумность моего поведения. Он бывал среди парижан, видел их трудности и нищету. А что, если эти люди узнают о моей экстравагантности? Он вызвал у меня слезы раскаяния в своем поведении.

— Я стану другой, Иосиф, — заявила я. — Умоляю, расскажи маме, что она не должна беспокоиться. Я буду более серьезной. Обещаю.

Я действительно так думала.

К несчастью, когда он сопровождал меня в апартаменты принцессы Гемене, там произошла сцена. Он не хотел идти, но я убедила его. Они играли в фараона, и свободные отношения между полами шокировали моего брата. Их оживленный разговор был довольно фривольным, и, что всего хуже, мадам де Гемене обвинили в жульничестве. Иосиф пожелал уйти.

— Это не что иное, как игорный притон, — заявил он.

За этим последовало длинное нравоучение об опасностях азартных игр. Я должна бросить играть. Из этого ничего хорошего не выйдет. Друзей следует выбирать с большей осмотрительностью.

Что бы мы ни делали, всегда находился предлог для нравоучений, но мы выслушивали Иосифа — ведь многое из того, что он говорил, было правильно. Он часто беседовал наедине с моим мужем, поскольку целью его визита было укрепление австро-французских отношений, и, конечно, другие вопросы.

Я не знала, что он говорил Людовику, но не сомневаюсь, что он указывал на его долг, говорил ему об опасности для монархии при отсутствии наследников. У Артуа есть сын, но граф Прованский идет перед ним. Возникают ревность и антагонизм, когда престолонаследие не идет от отца к сыну.

У самого Иосифа не было сына, но это обстоятельство не мешало ему поучать короля. И Людовик признался, что бесконечно сожалеет о том, что у него нет детей.

Самое важное значение визита заключалось в том, что брат вырвал у Людовика обещание больше не мириться со сложившимся положением вещей. Необходимо что-то предпринять, и Людовик постарается это сделать.

Иосиф уехал в конце мая, пробыв с нами с середины апреля. На прощанье он потребовал, чтобы я не вела себя слишком легкомысленно и не была «бестолочью», чтобы как можно больше усвоила из разговоров с ним. Сожалею, но и вправду во время его нудноватых поучений иногда думала совсем о другом. Поэтому он записал свои «инструкции», и я должна была внимательно изучить их после его отъезда.

Довольно странно, что, хотя он нередко меня раздражал, сейчас, когда уезжал, я была полна печали. Брат был частью моего дома и детства, и вызвал во мне множество воспоминаний. Он говорил о нашей маме, и она стала ближе мне. Я горько плакала, расставаясь с ним.

На прощание он тепло обнял нас — меня и короля. И когда Иосиф вышел, Людовик повернулся ко мне и сказал с искренней нежностью:

— Во время его посещения мы чаще и больше проводили время вместе. Поэтому я испытываю к нему чувство благодарности.

Это был приятный комплимент, и в глазах моего мужа зажглись незнакомые мне раньше огоньки.

Когда я осталась одна, то прочитала инструкции Иосифа. Они были на нескольких страницах.

«Теперь ты выросла, и больше нельзя делать скидки на детство. Что случится с тобой, если ты станешь колебаться? Тебе никогда не приходило в голову спросить саму себя? Несчастливая женщина — это несчастливая королева. Используешь ли ты все возможности? Искренне ли ты отвечаешь на привязанность, которую король проявляет к тебе? Холодна ли ты или сдержанна, когда король ласкает тебя? Не кажешься ли ты утомленной или испытывающей отвращение? Если это так, то как можно ожидать, что мужчина с холодным темпераментом может заигрывать и любить тебя со всей страстью?»

Я серьезно задумалась над этим. Прав ли Иосиф, при всей своей напыщенности тонкий наблюдатель? Не предала ли я свои чувства? Я часто испытывала возбуждение, когда король приближался ко мне.

«Поощряла ли ты когда-нибудь его желания и подавляла ли свои собственные? Пытаешься ли ты убедить его, что любишь? Жертвовала ли ты чем-нибудь ранее него?»

На некоторых страницах он резко критиковал меня за мое отношение к мужу. Он обвинял меня в существующем положении, хотя и соглашался, что я не виновата в физическом недостатке мужа, но все же подразумевал, что его можно преодолеть проявлением симпатии и понимания с моей стороны.