Внезапно Мария приложила левую ладонь ко лбу. Затем негромко произнесла:
      – Что-то у меня устали глаза. Ладно, на сегодня хватит. Пойду прогуляюсь в саду.
      Анна Трелони закрыла книгу; леди Бетти взяла из рук госпожи недорисованную миниатюру и положила на стол, вместе с грифелем; принцесса подошла к окну – взглянуть на сад, зеленеющий под лучами яркого апрельского солнца.
      Она что-то хотела сказать, но вдруг охнула от боли и схватилась за живот.
      Анна Трелони уже держала ее под локоть.
      – Миледи…
      – Я знаю, что со мной… – через силу выдавила Мария. Договорить она не смогла – рухнула на руки Анны.
 
      Она лежала в постели, бледная и изможденная. За дверью чуть слышно перешептывались служанки и слуги. Во дворце говорили, что ее жизни грозит серьезная опасность.
      Она потеряла ребенка, но еще не знала об этом. Ее оберегали от потрясений и в случившемся не винили никого – разве что превратности судьбы, не позволявшей королевским семьям вовремя обзаводиться наследниками.
      Ее личные служанки гадали, какое будущее ожидает их всех и каждую в отдельности. Если бы она умерла, Елизавета Вилльерс уже не смогла бы оставаться в Голландии. Или наоборот? Ей казалось, что принц так просто не бросит ее. Джейн Ротт размышляла о том, что будет делать, если ей придется расстаться с Цайльштайном; Анна Вилльерс думала о Вильгельме Бентинке.
      Одна лишь Анна Трелони всеми мыслями и чувствами была со своей госпожой.
      Это его вина, говорила себе Анна. Он никогда не берег ее, все время был жесток и несправедлив к ней.
      Она навестила капеллана принцессы, преподобного отца Хупера, и они обсудили отношение, сложившееся у принца к Марии.
      – Все ее недомогания и болезни – оттого что он груб с ней, – сказала Анна. – Из-за него она каждый день плачет.
      – Такое обхождение ни одному Стюарту не понравится, – согласился преподобный отец Хупер. – Уверен, ее отец не оставит этого дела без внимания.
      Когда Мария немного поправилась, принц пришел ее проведать. Она жалобно посмотрела на него. Выражение его лица осталось таким же холодным, каким было и минуту назад, когда он отворил дверь в ее спальню. Он не собирался проявлять снисходительность – пусть даже она лежала без сил и еще не могла говорить.
      Это она во всем виновата, говорил его взгляд.
      После его ухода она уткнулась в подушку и зарыдала.
 
      Вильгельм показал Бентинку письмо, полученное из Англии. Его глаза недобро поблескивали. Бентинк прочитал:
      «Не передать словами, как огорчило меня известие о выкидыше, случившемся у моей дочери. Надеюсь, в следующий раз она будет бережней относиться к себе. О своем пожелании я напишу ей самой».
      Бентинк взглянул на своего друга.
      – Его Светлость герцог Йоркский?
      – Выражает опасение, что я не забочусь о его драгоценной дочери. Дурак, ему просто не нравится наш брак – мог бы так и написать.
      – Присоединяюсь к вашему мнению, – согласился Бентинк.
      Вильгельм злорадно ухмыльнулся.
      – С тех пор, как он обнародовал свои католические убеждения, его популярность в Англии падает с каждым днем.
      – Англичане никогда не примут монарха, приверженного римской религии.
      – Не примут, – кивнул Вильгельм. – А в таком случае – что же произойдет после смерти Карла? Как будут развиваться события, Бентинк?
      – Если народ Англии не примет Якова…
      – Католика, Бентинк! Они никогда не согласятся на католика!
      – Он считается законным наследником… причем – первым в линии наследования. Но англичане не желают видеть католика на троне… и в то же время почитают закон – по крайней мере, большинство англичан…
      Вильгельм махнул рукой.
      – Ладно, там посмотрим. А пока что мне нет никакого дела до идиотских нравоучений моего тестя.
      – Ваше Высочество, не обращайте внимания на его письма. У герцога вздорный характер, это всем известно.
      Вильгельм снова кивнул. Затем взял Бентинка под руку и улыбнулся – что позволял себе не часто. Ему было хорошо с Бентинком, и он знал, что может полностью доверять ему.
      Бентинк и Елизавета – вот его настоящие друзья, думал Вильгельм.
      Вильгельм и Бентинк переглянулись. Они не сказали того, что было у них на уме – слишком опасная тема для разговора, – но оба не сомневались в том, что когда-нибудь Вильгельм будет править не только Голландией, но также и Англией.
 
      Выздоравливала Мария медленно; однако, поправившись, почти сразу вновь забеременела. Это ее обрадовало. Мария решила на сей раз доказать принцу, что способна подарить ему наследника. Она соблюдала все необходимые меры предосторожности: отказалась от танцев, которые так любила; не ездила верхом; большую часть дня проводила сидя со служанками и разговаривая о своем будущем ребенке.
      Отец написал ей теплое письмо.
      Он надеялся, что она отходит весь положенный срок. Советовал беречь себя и поменьше стоять на ногах, что плохо сказывается на самочувствии женщины, находящейся в ее положении.
      Она улыбнулась, вспомнив детство – как сидела у него на коленях, а он рассказывал ей то одни, то другие забавные истории. Он был хорошим отцом. Добрым, отзывчивым. Никогда не бывал черствым или грубым…
      Мария покраснела. Она подумала о своем супруге – не так, как ей хотелось думать о нем.
      В спальню вошел Вильгельм; с тех пор, как она забеременела, это случалось не часто. Она вновь вспомнила о его отношении к занятиям любовью. Ему казалось, что они служат только для деторождения, ни для чего другого.
      Он прав, размышляла она. Он всегда прав. Если кто-то считает его чересчур черствым, то это потому, что он живет по строгому нравственному закону, и если кем-то пренебрегает, то собой пренебрегает еще больше.
      – Я получил письмо от твоего отца, – сказал он.
      – О!..
      Она даже захлопала в ладоши от удовольствия. Он поморщился. Ему не хотелось, чтобы она так открыто проявляла свои чувства – радость или горе, все равно.
      – Мне сделано замечание – дескать, с тобой здесь дурно обращаются.
      – Ох… нет. Я ничего не говорила. Он поднял брови.
      – А ты и не могла ничего сказать.
      – Да… разумеется. Конечно, не могла.
      Он смотрел на нее строгим, холодным взглядом.
      – Он посылает к нам двоих типов… полагаю, для слежки за нами.
      – Для слежки?.. За нами?
      – Пожалуйста, не повторяй за мной все, что я говорю. Это и глупо и утомительно.
      – Я не… прости меня, Вильгельм.
      – И постарайся не заикаться, когда разговариваешь со мной.
      – Не… не буду, Вильгельм.
      Ее замешательство доставляло ему удовольствие. По крайней мере, она сознавала свою зависимость от него – уже хорошо.
      А теперь он хотел посмотреть, как смятение перейдет в радость.
      – Ты не спросила, кто эти двое… которым поручено шпионить за нами.
      – О нет, Вильгельм, не шпионить! Разве могли бы им поручить такое?
      Он ухмыльнулся.
      – Приезжают твои мачеха и сестра. В Голландии они будут инкогнито – очень инкогнито, как пишет твой отец.
      Все было так, как он ожидал. Раскрасневшиеся щеки, слезы на глазах. Не то плачет, не то смеется – истеричка, когда же она повзрослеет?
      – О Вильгельм… я так счастлива!..
      – Приготовься к приему гостей, – сказал он.
 
      Анна, розовая и пухленькая; Мария-Беатрис, смуглая и неотразимо красивая. Мария не могла отвести глаз от них – обнимала то одну, то другую, целовала, смеялась и снова обнимала.
      – Дорогая, успокойся же ты наконец, – улыбнулась Мария-Беатрис. – А то принц Оранский отчитает нас за твой перевозбужденный вид.
      – Да как же я могу успокоиться, когда ко мне приехали такие дорогие гости? А кроме того, Вильгельм уехал – уж вы-то можете не волноваться.
      – Часто он уезжает? – поинтересовалась Анна.
      – Все время занят государственными делами, – вздохнула Мария.
      – Мог бы приехать на денек-другой, – заметила Анна. В ее голосе прозвучало явное неудовольствие.
      – Не забывай, мы приехали инкогнито, – напомнила ей мачеха.
      Они остановились недалеко от замка Вуд – всего на несколько дней, сказала Анна.
      – Видишь ли, мы здесь с неофициальным визитом, – пояснила Мария-Беатрис. – И с нашим «очень инкогнито» не можем слишком задерживаться.
      Позвали служанок. Принцессе Анне не терпелось поведать им обо всем, что в последние месяцы происходило при английском дворе. Она по очереди обняла сестер Вилльерс, Бетти Селборн, Джейн Ротт и Анну Трелони.
      – Кажется, целую вечность не видела всех вас! – воскликнула она.
      Затем, оставшись с Марией, она рассказала, в какое пришла отчаяние, когда оправилась от оспы и узнала, что ее сестра уехала в Голландию.
      – Не передать словами, как мне было плохо, дорогая Мария. Ведь если бы не Сара, я бы осталась совсем одна-одинешенька!.. Да, у меня есть новости, касающиеся Сары. Пока что это секрет… О нем знаем только я и Мария-Беатрис. Но тебе-то я могу кое-что шепнуть на ушко. Сказать, а? Сара вышла замуж!
      – Сара! Вышла замуж! – захлопав в ладоши, воскликнула Мария. – Надеюсь, ее муж – достойный мужчина?
      – Достойнейший из достойных! Самый храбрый мужчина на свете. Другого Сара не выбрала бы, можешь мне поверить.
      – Не сомневаюсь, дорогая сестренка, не сомневаюсь. Всю жизнь провести рядом с Сарой – на это отважится не каждый.
      – Да, Мария, ради нее он готов на все. А хочешь узнать, как его зовут? Джон Чарчхилл. Ты его помнишь?
      – Как не помнить – брат Арабеллы Чарчхилл, – вздохнула Мария.
      Ей стало немного грустно. Отношения ее отца с этой женщиной были темой сплетен, омрачавших ее детство и заставлявших жить в другом, выдуманном мире. Да, тогда она не принимала реальности и думала, что сможет заменить ее своими детскими фантазиями.
      – Арабелла нашла ему хорошее место в армии – как говорят, не без помощи Монмута. Но все равно, Мария, он так хорош, так обаятелен и так предан Саре, что она не может не любить его… хотя и не все знает о нем. Но она решила сделать из него очень важного человека, а если уж Сара чего-то хочет, то непременно добивается своего, это ведь тебе известно. – Анна засмеялась. – Он был очень, очень бесшабашным повесой… а потом влюбился в Сару, и теперь она не позволяет ему никаких вольностей. Но это огромный секрет, Мария.
      – Не понимаю! Почему?
      – Потому что Чарчхиллы взбеленятся, если узнают об этом. Дело в том, что Сара очень хороша собой, очень обаятельна и умна – и очень, очень бедна. Чарчихиллы полагают, что Сара недостойна носить их имя, но она им еще покажет!
      – Сара-то? Уж надо думать!
      – Но на нашей дружбе это не отразится – я имею в виду их брак. Мы дали клятву.
      – А как там Франциска?
      – Ах, дорогая Франциска. Она все так же мила и все так же любит тебя. Я привезла письма от нее.
      О, какое это было счастливое время!
      Мачеха сказала ей, что дома все время вспоминают их прекрасную Марию. Король жалеет о том, что отдал ее замуж за иностранца, и очень скучает по своей племяннице. Что касается ее отца, то он выглядит более грустным, чем кто-либо другой.
      Увы, ее родственницы не могли задерживаться в Голландии – срок их пребывания здесь был оговорен заранее, и вскоре им пришлось собираться в дорогу.
      Прощаясь, Анна всплакнула.
      – По крайней мере, мы выяснили, что находимся не так далеко друг от друга, как нам казалось, – сказала она. – Я еще приеду – и это будет еще более «инкогнито». Мы обязательно увидимся, потому что я не могу слишком долго жить без вас.
      Мария-Беатрис нежно обняла ее; на следующий день они уже плыли в Англию, где могли сказать герцогу Йоркскому, что нашли его дочь такой же красивой и счастливой, какой он привык видеть ее в прежние дни.
 
      Вскоре после их отъезда у Марии произошел второй выкидыш, на этот раз – без всякой видимой причины.
      Горе ее было безутешно. Мария плакала, тосковала по уехавшим гостьям – уж они-то сумели бы как-нибудь успокоить ее. Сама она не могла понять, что случилось с ней. Все ли меры предосторожности она предприняла?
      Вильгельм не мог не винить ее. Она была молода и глупа; она не могла сделать даже того, что запросто получалось у любой крестьянки, – родить здорового ребенка.
      – О Вильгельм, Вильгельм, – уткнувшись лицом в подушку, рыдала она, – неужели мне суждено всю жизнь разочаровывать тебя?
 
      Когда пришел Вильгельм, Мария уже поужинала. Его лицо было бесстрастно, но она поняла, что для столь позднего визита существовала какая-то причина; со времени второго выкидыша она его почти не видела и начинала подозревать, что он окончательно уверовал в ее неспособность родить ребенка, а потому не находил повода делить с ней супружеское ложе.
      Небрежным взмахом руки он удалил служанок из комнаты. Затем подошел к письменному столу, нахмурился и процедил:
      – Полагаю, эти книги тебе принес преподобный отец Хупер. Не так ли?
      У нее учащенно забилось сердце.
      – Да… это он принес их.
      Вильгельм бегло пролистал одну из книг.
      – Так я и думал. Опусы по истории протестантской церкви. – Он бросил книгу на стол. – Этот человек – такой же фанатик, как и твой отец.
      Мария вздрогнула. Она не выносила, когда кто-то ругал ее отца, и знала о неприязненных отношениях между ним и ее супругом. Сам ее брак имел целью примирить их друг с другом – что, увы, не удавалось сделать никакими средствами.
      – Он с таким же фанатичным упорством борется против кальвинизма, с каким выступает за католицизм. – Вильгельм посмотрел на нее с чуть заметной улыбкой, скорее походившей на ухмылку. – Если я когда-нибудь буду иметь дело с Англией, преподобный отец Хупер сможет забыть о своей мечте стать епископом.
      Эти слова задели Марию не меньше, чем предыдущие. Она любила своего капеллана и его жену и сейчас испугалась, что ее супруг намеревается отослать их в Англию.
      Не глядя на нее, Вильгельм добавил:
      – Твой отец находится на пути в Голландию.
      – Мой отец?!
      Она вовремя спохватилась. Ему не нравилась ее привычка повторять все, что ей говорят. Странное дело, это случалось только в разговорах с ним.
      – Да, решил нанести визит своей дочери. Он настолько заботится о ее благе, что приедет сам и все увидит своими глазами. Так он написал мне. А на самом деле – мчится на всех парусах в Голландию, потому что в Англии его больше не выносят.
      – Больше не выносят моего отца? – не сдержалась уязвленная Мария. – Но Англия это его родина. Он наследник трона!
      – Он – католик. Вот в чем корень проблемы: англичане не желают видеть католика на английском троне. Потому-то твоего отца и отправили в изгнание.
      – Но они будут обязаны признать его…
      – Полагаю, англичане – не из тех людей, которым можно говорить, что они должны и что не должны.
      Глаза Марии расширились от ужаса.
      – Но дело не может обстоять настолько плохо. Ты не преувеличиваешь?
      – Думаю, скоро ты сама поймешь, что происходит в Англии, хотя и не была там больше года.
      Эти слова он произнес с таким холодным сарказмом, что у нее вспыхнули щеки – но она, забыв о страхе перед мужем, встала на защиту отца.
      – Я знаю только одно: мой отец – человек, с честью послуживший своей стране. Когда он возвращался с победами, одержанными в нелегких морских сражениях, народ встречал его как героя.
      – Ну а теперь провожает как изгнанника.
      – Неправда.
      Вильгельм изумленно поднял брови.
      – Я в это не верю, – твердо произнесла она.
      В ее голосе не чувствовалось прежнего надрыва; он звучал так же холодно, как и голос ее супруга.
      – Когда я могу увидеть моего отца?
      Вильгельм опешил – он не был готов к такому отпору.
      – Через несколько дней. А если будет попутный ветер…
      – В таком случае я должна устроить достойный прием наследнику английской короны.
      Мария повернулась и вышла из комнаты. Глядя на закрывшуюся за ней дверь, Вильгельм вдруг забеспокоился. Она явно взрослела: из этой короткой встречи он вынес такое чувство, будто говорил не со своей ранимой и безропотной супругой, а с какой-то другой женщиной. Очевидно, сказывалось влияние ее отца. Пагубное влияние, разлагающее. Поэтому предстояло быть начеку. Не потому, что он боялся ее перехода в католическую религию – нет, в этом смысле Яков не смог бы на нее повлиять. Но он был ее отцом, а такая чувствительная и сентиментальная женщина, как она, вполне позволила бы забить себе голову ненужными понятиями о дочерних обязанностях наследной английской принцессы.
      Он должен был помнить о том, что после смерти Якова – или его отречения – корона перейдет к Марии. На роль супруга царствующей королевы он не согласился бы ни при каких условиях. Следовательно, Мария должна была уяснить, что муж превосходит ее во всем, по всем статьям; а это в свою очередь значило, что Марию предстояло как можно скорее настроить против ее отца.

СУПРУЖЕСКАЯ НЕВЕРНОСТЬ