Принц-странник - Тень рыси

Я отложила шитье.

— Джессика, я очень признательна тебе, но, знаешь, и сама могу за себя постоять.

— Не очень-то у тебя это получилось у ручья Керри.

Мне хотелось уйти. Она вызывала страшные воспоминания, тот ужас, что я испытала тогда. Но теперь я хорошо понимала чувства Джессики. Все то, что произошло со мной, что я пережила, сделало меня взрослой.

Наступила зима, и пастбища затопило водой. Это было тревожное время, но Джеймс Маддер оказался искусным управляющим. С помощью Стирлинга он сделал все, чтобы урон был не так велик, как того опасались. Дули обжигающе холодные ветры, и выпал снег; трудно было поверить, что на Рождество стояла почти невыносимая жара.

На руднике произошел взрыв, и несколько человек были ранены. Стирлинг с отцом отправились туда и провели там две недели. Я уж и не знала, какое еще несчастье обрушится на нас.

И вот однажды утром принесли труп мальчика. Очевидно, он сбился с дороги и погиб от холода и голода. Я расстроилась еще больше, когда узнала, что этим мальчиком был Джимми. Он, вероятно, пытался найти дорогу, чтобы вернуться к нам, хотя прекрасно знал, что его ожидало. Наверное, он надеялся, что я замолвлю за него слово и мое заступничество снова поможет ему, как тогда, на корабле.

— Бедняжка, он заблудился, — сказала Аделаида. — Здесь это может случиться со всяким.

— Если бы он только остался с нами.

— Если бы только они все оставались, но нет, их гонит страсть к богатству.

Мы похоронили бедного Джимми, а я все думала о том, что заставило его тогда убежать из Лондона. Теперь этого уже никогда не узнать. Надо же было проделать такой долгий путь ради того, чтобы здесь погибнуть.

Линкс говорил со мной о мальчике в своем прежнем насмешливом тоне.

— Твои усилия оказались напрасными, — сказал он.

— Сколько же ему пришлось выстрадать за свою короткую жизнь!

— Не жалей его. Этот мальчишка по натуре беглец. Он бы нигде не прижился. Даже если бы он нашел золото, то промотал бы его и опять оказался в нужде.

— Откуда вы знаете?

— Знаю. Так поступают слишком многие, а Джимми такой же, как и все. Поэтому не сокрушайся из-за него. Ты сделала все, что могла. Он сам выбрал свою дорогу. Давай, больше не будем горевать о нем. Лучше сыграем в шахматы на твоей доске и твоими прекрасными фигурами.

— Вы, наверное, жалеете, что дали отыграть их у себя?

— Да… очень.

— Хотя они никогда и не были вашими.

— Значит, я поступил правильно, что вернул их тебе. — Он грустно рассмеялся. — Какое это имеет значение, Нора, твои они или мои? Они здесь, в этом доме, а этот дом — твой дом.

Он принес доску и разложил ее на столе. Минуту постоял, глядя на меня.

— Надеюсь, Нора, так будет всегда.

Никогда прежде он не говорил со мной так нежно.

Кончилась зима, и наступил сентябрь. Я часто гуляла в саду и опять полюбила ездить верхом одна. Утро было ясным и солнечным. Над головой каркали вороны, веселя вездесущих кукабурр, порхали красавицы розеллы. Я любовалась полевыми цветами — красными, синими, розовыми и лиловыми. Через несколько дней они станут просто восхитительны. Так хотелось насмотреться на них, ведь здесь даже летом цветов бывало мало.

Раньше я всегда избегала места, где убили отца, но в то утро мне внезапно захотелось туда поехать. Я не собиралась предаваться размышлениям о прошлом, вызывать его призраки. Мой отец умер. Я потеряла человека, который был мне дороже всех… тогда. Но сейчас жизнь моя изменилась, и в ней появился другой… другие, должна я, наверное, сказать.

Я любила Стирлинга, хотя и не была уверена, что влюблена в него. Я восхищалась Линксом, наверное, даже благоговела перед ним. Я так ждала наших бесед, мне нравилось встречать в его глазах блеск одобрения.

Я произнесла вслух:

— Я счастлива.

И это было, действительно, так.

Я подъехала к той памятной поляне. Дух захватило от волшебной красоты! Она была совсем не такой, какой я увидела ее впервые, настолько преобразил все вокруг пестрый ковер полевых цветов.

Мне захотелось пить. Спешившись, я привязала Королеву Анну и подошла к ручью. В солнечном свете вода серебряной струйкой сбегала с высокого плато. Я набрала пригоршню, но сразу поняла, что пить эту воду нельзя: она была грязной и оставляла на пальцах осадок.

Присмотревшись внимательней, я с трудом поверила своим глазам. Осадок был похож на золотой песок.

Меня охватила дрожь. Подставив руки, я вновь набрала пригоршню. В воде был все тот же желтый песок. Возможно ли это? Золото!

Я подняла голову и снова взглянула на плато, его крутые склоны. Журчащая вода словно нашептывала:

«Здесь есть золото». Но если так, почему до сих пор его никто не обнаружил? Да просто потому, что кто-то должен был это сделать первым.

Я вспомнила рассказы о том, как пастухи овец находили золото на пастбищах и становились богачами. Это случалось не раз.

Я постояла в нерешительности. Потом услышала, как смеются кукабурры.

Если все это правда, то самое смешное заключалось в том, что именно я нашла золото, я, которая так его ненавидела.

Но полно. Золото ли это? Не заразилась ли я сама этим сумасшествием? Я дрожала от волнения. Может быть, это вовсе не золото. Что я знаю о нем? А вдруг это просто песок, окрашенный горной породой? Отец месяцами гнул спину, сносил немыслимые тяготы ради этого металла, а я без всякого намерения, совершенно случайно наткнулась на золото.

Но вот на берегу ручья блеснул маленький желтый кусочек размером с мускатный орех. Нагнувшись, я подобрала его. Сомнений не было. Это золото!

Не знаю, как долго я стояла, глядя на самородок. Мне захотелось выбросить его, уехать отсюда и никому ничего не рассказывать.

Я посмотрела вверх на высокие эвкалипты, как бы прося их принять за меня решение, но они лишь лениво покачивали листьями, надменные и равнодушные к судьбам людей. Эти деревья росли здесь уже сотни лет. Они видели, как приехали заключенные, как началась золотая лихорадка, помнят, что было прежде, еще тогда, когда в стране жили только темнокожие.

Смогу ли я промолчать, сумею ли, встретив Линкса, скрыть от него свою тайну?

Положив самородок в карман, я возвратилась домой.

Я направилась прямо в библиотеку. Линкс был там. Он встал, увидев меня.

— Нора, — воскликнул он. — Что случилось? Я молча вынула самородок из кармана и на ладони протянула ему. Осторожно взяв блестящий кусочек, он стал пристально его разглядывать. Лицо Линкса внезапно порозовело. Глаза стали похожи на две пылающие точки. Он весь горел, как в лихорадке.

— Боже мой! — воскликнул он. — Где ты это нашла?

— У ручья, там, где был убит отец. Я набрала в пригоршню воды из ручейка, стекающего с плато. Она оставила на моих руках осадок, какой-то желтый песок. Я не была уверена, что это золото. А потом увидела это.

— Ты нашла его! На берегу ручья! Потянет на все двенадцать унций. Оно где-то там. И там его много… — Линкс засмеялся. — И Нора его нашла. Моя девочка, Нора! — Он притянул меня к себе, почти задушив в объятиях.

Но я подумала: «Он обнимает не меня, а золото». Отпустив меня, он продолжал смеяться.

— Представить только! Годы тяжкого труда, пота, жизнь, полная напрасных надежд… И вот Нора едет кататься, хочет напиться, и золото само падает ей в руки!

— Может быть, там ничего особенного нет.

— Ничего особенного! Песок просто падает тебе с водой в руки. А самородок лежит на берегу! И ты говоришь: «Ничего особенного». Ты не знаешь, как это бывает на месторождениях. — Внезапно он опомнился. — Ни слова никому… Мы сейчас же поедем туда. Возьмем Стирлинга. И никто не должен знать, куда мы едем. Никто не должен догадаться, что там, пока этот участок не станет моим.

Я заразилась его возбуждением. Золото! Какое счастье! Какая победа! Но разве я ликовала просто потому, что нашла золото? Нет. Потому, что нашла его для Линкса.

Неделя сменялась неделей, а лихорадочная напряженность не исчезала, тем более что новость нужно было хранить в строжайшей тайне. Мы жили в постоянном страхе, что кто-то еще обнаружит наше золото.

Линкс со Стирлингом исследовали местность и были абсолютно уверены: там находятся богатейшие в Австралии залежи. На вершине плато, куда забраться было трудно, пряталось целое состояние. И все эти годы оно было так близко. Они смотрели на меня как на какое-то чудо. Я и сама гордилась собой, отказываясь слушать внутренний голос, который спрашивал:

«Много ли хорошего принесло золото людям?»

По вечерам вместо игры в шахматы мы совещались. Обычно к нам с Линксом присоединялся Стирлинг. Чтобы не вызывать подозрений, Линкс покупал не только ту землю, где находилось плато, но и соседние участки. Он якобы хотел расширить свои владения, увеличить стада овец.

Линкс был уверен, что настоящие сокровища скрыты под землей.

— Обычно золотые жилы залегают на разных уровнях, — объяснил он. — Мы станем копать шахты на ту глубину, которая потребуется.

И вот наступил день, когда Линкс позвал сына и меня в библиотеку. Открыв бутылку шампанского, он наполнил три бокала.

— Земля моя! — торжественно объявил он. — Мы будем богаче всех.

И вручил бокал сначала мне, потом — Стирлингу, затем взял себе.

— За Нору, — сказал он, — которая нашла наше богатство.

— Это была просто удача, — настаивала я. — Но вас я не знала бы, что с ним делать.

— Ты поступила правильно. Ты пришла прямо ко мне. — В его глазах светилась любовь и одобрение. Я подумала, что никогда в жизни не была так счастлива.

— А теперь, — сказал он, — за нас, за ликующий триумвират!

Мы выпили. Я спросила:

— А вы уверены? В конце концов, шахты еще не вырыты.

Линкс рассмеялся.

— Нора, уже сейчас мы нашли самородок, который стоит не менее десяти тысяч фунтов. Там, наверху, золото, золото, много золота! Не волнуйся. Мы богаты. Мы ждали этого долгие годы, и вот ты привела нас к победе.

Я протянула к ним руки. Линкс взял меня за одну, а Стирлинг — за другую.

— Я хотела этого больше всего на свете, — сказала я.

— Так у тебя тоже была золотая лихорадка, Нора, — поддразнил меня Линкс.

— Нет, мне просто хотелось дать вам обоим то, о чем вы больше всего мечтали.

Потом Линкс обнял меня и нежно прошептал:

— Нора, моя девочка.

Затем отпустил и как бы вручил Стирлингу, я прижалась к нему.

— Мне кажется, я плачу, — сказала я. — Те, кто не плачет, когда их обижают, плачут, когда счастливы.

И вот началась работа. Все вокруг только и говорили, что о находке. Они всегда знали, что Линкса ждет удача, что ему повезет — это же не земля, а золотые россыпи.

Линкс закрыл старую шахту, переведя всех рабочих на новое место, а кроме того, нанял еще людей. Поляну, где убили отца, было не узнать, улетели вспугнутые взрывами птицы. Для того, чтобы взбираться на плато, в нем вырыли ступени. По дороге постоянно шли подводы: они везли золото в мельбурнский банк. Теперь эта земля называлась «Норины горы».

Я реже и реже видела Линкса и Стирлинга. Почти все время они проводили в шахте, возле которой даже построили домик, где могли переночевать. Состояние росло. Я неизменно слышала рассказы о найденных самородках. Один из них был свыше двух футов длиной! О нем упоминали все мельбурнские газеты, оценивая его стоимость в двадцать тысяч фунтов.

Всюду царило какое-то радостное ожидание, но мое возбуждение куда-то испарилось. Я уже не испытывала прежнего воодушевления.

К нам приехал какой-то человек, и долго о чем-то совещался с Линксом. Аделаида мне сказала, что это поверенный ее отца, который по делам Линкса собирается ехать в Англию.

Говорили, что мой опекун стал миллионером. Возможно, так оно и было, хотя и теперь он не выглядел вполне довольным. Я вообще сомневалась, что такое может когда-нибудь случиться.

Однажды я ему сказала:

— Вы ведь очень богаты. Он признал это.

— Ты тоже, дорогая. Разве я не говорил, что мы — триумвират?

— Насколько богаты?

— Тебе нужны цифры?

— Нет. Они бы мне мало что сказали. Но богатство, наверное, достаточно велико?

— Что ты имеешь в виду?

— То, что сейчас вы могли бы прекратить всю эту лихорадочную деятельность, и пусть другие работают на вас.

— Никто не постарается ради тебя лучше, чем ты сам.

— А зачем? У вас уже достаточно всего.

— Я собираюсь вынуть из этой шахты все золото, Нора.

— Вы ненасытны… в том, что касается золота.

Его глаза заблестели.

— Нет, — сказал он. — Но мне нужно стать очень богатым.

— А потом?

— А потом я сделаю то, что давно намеревался.

Я ждал очень долго, но сейчас, похоже, мои надежды сбываются.

Он больше ничего не сказал и только крепко сжал губы. Я знала, что он думает о мести. О мести человеку, который выгнал его более тридцати пяти лет назад! Могут ли люди так долго мечтать о мести? Такие, как Линкс, могут. И это тревожило меня, потому что я знала: месть не приносит счастья.

Проходил месяц за месяцем, и вот, настало новое Рождество. Мы встречали его в традиционном английском стиле: горячий обед (а на улице жара!), сливовый пудинг, пропитанный бренди, какое-то растение, похожее на белую омелу. Я вспомнила последнее Рождество, приход и изгнание Лэмбсов. Что с ними сейчас, где они?

В начале января поверенный приехал еще раз, и долго разговаривал с Линксом и Стирлингом. Меня на эту беседу не позвали, но после нее я заметила победный блеск в глазах Линкса.

Однажды вечером он пригласил меня сыграть в шахматы. Подойдя к его комнате, я увидела, что дверь распахнута.

— Иди сюда, Нора, — сказал Линкс.

И когда я подошла к нему, закрыл мне ладонями глаза. Затем повернул лицом к стене и отвел ладони.

— Смотри!

И я увидела свой портрет! Стройная девушка в изящной амазонке, на темных волосах — цилиндр. Глаза широко открыты, на щеках — румянец.

— Это моя работа, — сказал он.

— Когда вы его написали?

— И это твой первый вопрос? Я показываю тебе твой портрет, и все, что слышу от тебя: «Когда»?

— Но я не позировала вам.

— А ты думаешь, это необходимо? Я знаю каждую черточку твоего лица, каждое мимолетное его выражение.

— Но вы были так заняты.

— Не настолько, чтобы не думать о тебе. Скажи, он тебе нравится?

— Не слишком ли он мне льстит?

— Такой я тебя вижу.

— Вы, но не я.

— Ты выглядишь такой, когда смотришь на меня.

— А почему он висит здесь?

— Это хорошее место для него… Самое лучшее в комнате.

— Но здесь был другой портрет. Линкс кивнул, и тогда я увидела: тот, прежний, стоял повернутый лицом к стене.

— Сидя за столом, мы могли смотреть прямо на него.

— Теперь я смотрю на твой портрет. Я подошла ближе. Неужели у меня и впрямь столько жизненной энергии? Такие блестящие глаза, такой нежный румянец?

— А Арабелла?..

— Она мертва.

— Так вот почему вы повесили меня здесь. Когда вы узнали, что она умерла?

— Морделл — поверенный, который ездил в Англию по моим делам, побывал в Уайтледиз. Он и привез эту новость.

— Понятно.

— Тебе, действительно, понятно, Нора? — спросил Линкс.

Мне показалось, что он хочет сказать мне что-то сокровенное, но, внезапно изменив решение, предложил сыграть в шахматы.

Жара была неимоверной, гораздо более сильной, чем прошлый раз. Трава засохла, гибли овцы. Да что овцы! Несколько рабочих не выдержали этого пекла. Однако новая шахта продолжала выдавать на-гора огромное количество золота.

Со времени своей находки я так редко видела Стирлинга, что однажды, столкнувшись с ним на лестнице, попеняла ему на это.

— Мы очень заняты в шахте, Нора.

— Вы всегда заняты. Иногда я жалею, что встретила золото.

Он рассмеялся.

— Куда ты направляешься?

— В летний домик.

— Через пять минут я буду с тобой.

— Мне очень приятно твое общество, — сказала я ему, когда он пришел.

— Это взаимно, — ответил он.

— Мне бы только хотелось, чтобы не было этой безумной лихорадки — добывать все больше и больше золота.

— Шахта должна постоянно работать.

— Разве сейчас, когда у вас уже целое состояние, нельзя продать всю землю?

— В свое время отец так и сделает.

— Ты думаешь, он когда-нибудь решится на это? Чем больше он получает, тем больше ему хочется.

Стирлинг сразу же встал на сторону отца. Другого я от него и не ожидала.

— Он знает, когда остановиться. Он обогащает всех нас. Нора.

— Ну и что же нам дало это богатство? Все по-прежнему, только я реже вижу тебя.

— И это тебя огорчает?

— Больше всего на свете.

Он улыбнулся мне счастливой улыбкой. Я подумала: «Он любит меня. Но почему же не говорит об этом? Сейчас самое время. Пора подумать о чем-то более важном».

— Вряд ли, — продолжала я, — ты разделяешь мои чувства.

— Ты же знаешь, что не права.

— Что ж, я рада. Скажи, отец доверяется тебе? Ты знаешь, что у него на уме?

— Думаю, что да. Мне кажется, он собирается в Англию.

— Собирается в Англию? — Я увидела его на лужайках Уайтледиз. — А мы останемся здесь?

— Я не знаю его планов в отношении нас.

— Его планов? Не следует ли нам строить собственные планы?

Он смотрел мимо меня, явно пытаясь скрыть смущение. Я подумала: «Линкс что-то ему сказал. Есть что-то такое, чего я не знаю».

Я надеялась услышать от него, что у нас будет общее будущее. Что он тотчас же попросит моей руки. Это так важно для меня. Я чувствовала: где-то рядом — опасность. Я любила Стирлинга и была уверена, что он меня любит. «Сейчас, — хотелось мне крикнуть, — сейчас как раз время».

Но он ничего не сказал.

И время ушло.

Только неделю спустя я увиделась с Линксом наедине. Жара была еще более гнетущей. Мы с нетерпением ждали ночи, но она не приносила ни облегчения, ни прохлады.

Мы как обычно склонились над шахматной доской, на которой мой король терпел поражение, осаждаемый конем, слоном и пешкой. Я сказала:

— Что-то затевается.

— Как ты смотришь на то, чтобы поехать в Англию? — спросил Линкс.

— Одной?

— Конечно, нет. Мы все отправимся, — ты, я и Стирлинг.

— А Аделаида?

— Она останется здесь поддерживать огонь в очаге, если, конечно, не захочет присоединиться к нам.

— Ей разрешена свобода действий?

Он засмеялся.

— Резкость твоего тона позволяет мне судить, что ты не особенно благосклонно относишься к идее посетить свою родину?

— С какой целью?

— Завершить небольшое дело.

— Месть?

— Можно сказать и так.

— Мы сейчас очень богаты?

— Достаточно для того, чтобы сделать все, о чем я мечтал… За исключением одного.

— И что же вам мешает?

— Время. Смерть!

— Даже вы не в силах победить таких противников!

— Даже я, — признал он.

— Вы склонны пооткровенничать?

— А ты склонна выслушать мои откровения?

— Ваши — всегда.

Он радостно засмеялся.

— Моя дорогая Нора, моя милая Нора, ты для меня очень много значишь.

— Знаю. Я нашла золото.

— Не только. Еще важнее то, что ты… вернула мне молодость.

— Это немного загадочно.

— Может быть, в один прекрасный день ты поймешь.

— В один прекрасный день? Почему не сегодня? Он замолчал, и у него угрожающе поднялась бровь. Мне было знакомо это выражение.

— Посмотрим, — сказал он. Откинувшись на спинку стула, он серьезно взглянул на меня. — Ты знаешь, что мой поверенный побывал в Англии, где заключил для меня несколько сделок. Речь идет о покупке и продаже неких акций. Но не буду утомлять тебя деталями. Словом, я крайне доволен тем, как все складывается.

Я спросила:

— Это связано с Уайтледиз?

— Ты умная девочка. Нора. Должен сказать тебе, единственное, что помогло мне выдержать самые ужасные годы, были мечты о том, как я буду жить в Уайтледиз… Уже не в качестве скромного учителя рисования, а как хозяин. Видела бы ты этот зал. Нора! Он грандиозен. Величественен. На потолке вырезан герб семьи и девиз «На службе у страны и королевы». Королевой этой была Елизавета, а на гербе — тюдоровские розы в честь, конечно же, той династии, что подарила семье дом. После того, как оттуда были изгнаны благочестивые леди, обреченные нищенствовать и умирать от голода в деревнях. Стены отделаны деревянными панелями. Огромный каменный камин, по обе стороны которого стоят доспехи: в них-то мужчины рода и служили стране и королеве. В одном конце зала на возвышении водружен стол — за ним обедали короли и королевы. И я хочу обедать за этим столом. Я буду хозяином Уайтледиз и отомщу человеку, который погубил мою жизнь. Я знал, что он любил больше всего на свете, больше жены и дочери, Уайтледиз. И я поклялся, что в один прекрасный день я отберу это у него. Я женюсь на его дочери. Я окину взглядом этот зал и скажу: «Уайтледиз принадлежит мне». Но он умер. Умерла и его дочь.

— И вы собираетесь в Англию, чтобы отнять Уайтледиз у его законных владельцев? Зачем? У вас здесь дом, люди, которые любят вас и восхищаются вами.

Его горящий взор пронизал меня.

— Ты принадлежишь к этим людям, Нора?

— Вы знаете, что принадлежу. Он наклонился вперед.

— Тогда, Нора, я мог бы назвать себя почти счастливым.

— Если вы мудрый человек, вам этого будет достаточно, — сказала я. — Вы откажетесь от своей глупой идеи. Да, она помогла вам выжить, но сейчас она бесполезна.

— Ты отваживаешься поучать меня, Нора!

— Да, так.

— Никто другой на это не осмелится.

— Тогда вы должны быть благодарны Богу, что есть хоть один человек, который вас не боится.

— Я и благодарен Ему. Но Уайтледиз так прекрасен. Нора. Неужели ты не мечтаешь жить в таком доме?

Я ответила не сразу.

— Мне нравится наш дом.

— Ты ведь знаешь, что это всего лишь копия — плохая копия. Ну, признай же это!

— Я признаю, что подлинный Уайтледиз прекрасен.

— И тебе не хотелось бы называть его своим?

— Хотелось бы, если бы он был моим по праву.

— А если бы ты его купила?

— Но семья, которая живет там уже много поколений, никогда не продаст его.

— Я не рассказывал тебе всю историю, Нора? Арабелла вышла замуж за человека, которого выбрал для нее отец. За ничтожество по имени сэр Хилари Кэрдью. Его предки восходят к Вильгельму Завоевателю — их род еще старше, чем у Дорианов. Довольно состоятельный. Дом семьи Кэрдью находился приблизительно в десяти милях от Уайтледиз. Обе семьи издавна дружили, и Хилари с юных лет предназначался в женихи Арабелле.

— И когда вы уехали, она вышла за него замуж.

— Я узнал об этом только годы спустя, когда смог послать туда человека.

— Почему же не поехали сами?

— Я поклялся, что не ступлю на землю Англии до тех пор, пока не стану миллионером. Кроме того, я был женат на Мейбелле. У меня были свои сын и дочь. Но… Я хотел иметь Уайтледиз… и в то время — Арабеллу.

— Но у нее был муж, а у вас — жена.

— Моя жена умерла при рождении Стирлинга. Я тогда думал, что вернусь назад, к Арабелле. По правде, если бы у меня тогда было достаточно денег, я бы, действительно, сделал это. Я говорил тебе, что сэр Генри не любил, когда кто-то тратил время впустую? Каждый день я давал Арабелле урок рисования, но он длился самое большее два часа. Проживающий в доме учитель рисования был невыгоден, поэтому я стал еще и секретарем сэра Генри. У меня были неплохие способности, и вскоре я начал заниматься его делами. Поэтому точно знал, что с ними. Сэр Генри был расточителен, понимал толк в винах, пил сверх всякой меры, играл в азартные игры. Его благополучие уже тогда слегка пошатнулось. Поэтому он хотел породниться с семьей Кэрдью — поправить свое положение. Но сэр Джеймс Кэрдью — такой же, как и он. Мне многое известно о состоянии обеих семей.

— И это вам пригодилось?

— Совсем недавно, да.

— Совсем недавно?

— Моему поверенному в Лондоне кое-что удалось. Это меня обогатило… а кого-то сделало беднее. У меня перехватило дыхание.

— Линкс! — воскликнула я. И он, действительно, был похож сейчас на рысь — в его глазах горела беспощадность зверя.

— Вы умышленно разорили этих людей?

— Ты не разбираешься в этом, Нора.

— Но что бы вы ни предприняли, они никогда не продадут дом.

— Если они не смогут содержать его, то вынуждены будут продать.

— Я бы никогда не пошла на это. Что-нибудь придумала, чтобы сохранить его. Сдавала бы часть дома; сама бы стала работать; особенно, если знала, что кто-то хочет отобрать его у меня.

— Но не все люди похожи на тебя. Нора.

— Они никогда не продадут его. Я просто знаю это. Я там была. Я помню эту девушку.

— Получить его можно не только за деньги.

— Как же еще?

— Ты поймешь. Одно я знаю. Нора. Я желаю видеть своего сына хозяином Уайтледиз. Мои внуки будут играть на его лужайках. Они будут воспитываться в благородном окружении. Это мой план, и я собираюсь сделать все, чтобы он исполнился.

— А Стирлинг… Он этого хочет?

— Сыну известно о моих замыслах. Так было всегда. Он больше, чем кто-либо знает, как я страдал. Я помню, как он рыдал от гнева, гладя на мои шрамы, как сжимались у него кулаки, слышал, как он клялся заплатить по счету.

Я молчала, и Линкс тихо произнес мое имя. Я подняла голову — он ласково смотрел на меня.

— Я хочу, чтобы ты поняла это. Ты сейчас одна из нас. Из года в год ты будешь становиться все ближе. Я никогда не думал, что смогу к кому-то так привязаться, как к тебе.

— Я знаю. Так же, как и то, что вы не правы — Подожди, пока ты не увидишь эти сады, эти лужайки, покрытые зеленой, как бархат, травой, которую подстригали сотни лет. Брызги из фонтана падают на статую Гермеса, по воде плавают лилии. Этот сад на воде — точная копия сада в Хэмптон Корте. В солнечные дни в саду царит полный покой. По лужайкам важно расхаживают павлины. Я никогда не встречал такой красоты, Нора.

— Это ужасно, — сказала я. — Вся ваша жизнь прошла в поисках мщения. А должна была пройти в поисках счастья.

— Ты читаешь мне проповедь, Нора.

— Я говорю, что чувствую.

Он вдруг рассмеялся, и у него, как всегда, немного вздернулись брови.

— Ой, Нора, что бы я делал без тебя?

— Не знаю, но не предлагаю вам проверить это. Откажитесь от своих планов. Останьтесь здесь, забудьте о мести и наслаждайтесь счастьем.

— Я буду счастлив. Не сомневайся. И получу то, чего хочу. Мне надо поговорить с тобой. Нора… О будущем.

— Тогда пообещайте, что будущее пройдет здесь. Он покачал головой.

— Уайтледиз, — сказал он. — Только Уайтледиз.

— Это неверно.

— Мне придется убедить тебя.

— Вы собирались поговорить со мной о будущем?

— Ты сегодня слишком рассудительна. Может быть, завтра?

На этом мы и разошлись, но у меня осталось неприятное ощущение. Линкс никогда не колебался, и смерть для него мало значила. Он мог убить человека и не мучиться угрызениями совести. Я подумала о его женитьбе на бедняжке Мейбелле, о том, как он настоял, чтобы она родила ему сына. Не начала ли я понимать Линкса? Его ненависть страшна, но возможно, такой же ужасной будет и его любовь.

Он любил Стирлинга. Он любил меня. Он все сделает по-своему, и мы все подчинимся его воле. Нет, не все. Я не позволю собой повелевать, даже Линксу.

На следующий день всю округу охватила паника. Огонь, бушевавший в лесу где-то в тридцати милях от нас, шел теперь к дому. Когда я проснулась, повсюду стоял едкий запах гари, от которого некуда было деться. Из окна я увидела зарево.

Аделаида была встревожена.

— Он придет сюда, — сказала она. — Надеюсь, что мы никого не потеряем. Несколько хижин пастухов находятся в том направлении.

— Они наверняка успеют уйти. Они же должны видеть приближение огня.

— Ты не представляешь, каким может быть лесной пожар, Нора. Деревья взрываются, потому что содержат масла, и начинаются новые пожары.

— Разве не принимаются меры предосторожности? На ее лице опять появилась печальная улыбка.

— Милая Нора, ты просто не знаешь, что это такое, и, дай Бог, не узнаешь никогда.

Жизнь в доме изменилась. Все стали серьезны. Слуги выполняли свои обязанности молча, а когда говорили, то исключительно о пожаре.

— То, что он начался, неудивительно — какая была погода. Ты слышала прошлой ночью гром? Должно быть, молния ударила в рощу эвкалиптов.

Ветер неистовствовал. Горячий и свирепый, он несся с севера. Сердитые раскаты грома грохотали в небе. Я вышла в сад. В доме мне было тяжко, однако снаружи, казалось, еще хуже. Куда все подевались? Наверное, Линкс в шахте — пожар его вряд ли испугал. Я надеялась, что огонь пройдет, не потревожив ее недра и в худшем случае уничтожив лишь оборудование.

Я зашла в дом и поднялась наверх. Выглянув из окна, заметила вдали темные клубы дыма. Вновь спустилась вниз, и когда проходила мимо двери Джессики, она позвала меня. Джессика лежала на кровати, и на голове у нее был холодный компресс.

— Этот отвратительный запах! — сказала она. — У меня от него головная боль. Он напоминает о том, что случилось однажды в Розелле. Мы оказались в кольце огня. Это было до того, как появился он. Дядя был в ужасе. Он думал, что мы все потеряем. Мейбелла хотела убежать, но дядя не пустил ее. Он сказал: «Лучше останемся здесь. Мы можем оказаться в еще более опасном месте. Никогда не знаешь, где вспыхнет пожар».

Я не хотела слушать ее и ушла. Проходя мимо комнаты Линкса, я знала, что его там нет. Я опять почувствовала огромное желание выйти из дома, ускакать как можно дальше от этого дыма, затянувшего горизонт.

Я отправилась в конюшню и оседлала Королеву Анну. Она, похоже, нервничала. Я заговорила с ней, пытаясь успокоить.

Но, проехав около мили, я все еще ощущала невыносимый запах. Остановившись, посмотрела назад. Дым стал гуще. Я не могла понять, почему. Кажется, я сделала глупость, покинув дом.

— Нора! — раздался внезапно голос Стирлинга. Поднеся ко рту сложенные трубочкой руки, я закричала: