Мадемуазель Леклер сказала, что пришла забрать Кэти на прогулку.
– Хорошо, иди, Кэти, – разрешила я.
– Вы еще будете здесь, когда я вернусь? – спросила она графа.
– Надеюсь, что да, – ответил он.
Довольная, она последовала за гувернанткой.
– Какой очаровательный ребенок, – сказал он. – Только у вас мог быть такой. Мне бы хотелось, чтобы она чаще виделась с Раулем.
Я все еще думала о гувернантке.
– Так вот, раз уж я в Париже, – продолжил он прерванный разговор, – я покажу вам этот город.
– Я уже сказала вам, что знаю его.
– Я говорю о настоящем Париже... который может показать только француз. Я знаю столько мест, в которых вам необходимо побывать.
Все последующие дни я была безумно счастлива. Я знала, что начала поддаваться его обаянию, но уверяла себя, что мне нечего бояться. Я уже не та неопытная девочка и все время буду помнить, с кем я имею дело...
Но когда он оказывался рядом, все становилось другим. Он был неутомим в своих попытках доставить мне удовольствие, и все эти дни стали сплошным калейдоскопом сменяющих друг друга эмоций... слишком приятных, чтобы оставить их без внимания. Счастливая и беззаботная, какой уже не была много лет, я сквозь пальцы смотрела на его капризы, но всегда, даже на самой вершине счастья, меня предостерегал мой внутренний голос. Даже сейчас меня посещал образ Элоизы, лежащей у кромки воды. Она любила бездумно и безрассудно. Я могла понять ее чувства. С таким человеком можно забыть обо всем.
Но, несмотря на это, я всецело отдалась удовольствиям этих золотых дней. Я многое узнала о нем. Он мог быть серьезным, и нельзя сказать, чтобы он предавался только чувственным удовольствиям. Он был прекрасно образован и разбирался в искусстве. Его очень занимала история горячо любимой им Франции и, находясь рядом с ним, нельзя было не разделить его увлеченности. Он обладал критическим складом ума, и с ним было интересно беседовать. Общаясь с ним, я многое узнала – в том числе, и о себе.
Как я радовалась нашим встречам! Отца это страшно тревожило, но я уверяла его, что бояться нечего. Однако мои уверения его слабо успокаивали. Графиня тоже была как в лихорадке. Граф умел обращаться с женщинами, умел с помощью нехитрых приемов завоевывать их расположение. Он преподносил графине цветы, а Кэти – подарки. Я видела, что скоро он примется за отца. В его стратегию входило стать добрым другом для всех в этом доме.
Он сводил нас в оперу на «Орфея и Эврйдику», сказав, что это его любимая опера, потому что в ней человек смеется над богами. Нам тоже понравился спектакль. Смеялся даже отец. Когда мы ехали домой, у меня в ушах все еще звучала завораживающая музыка, ставшая с этого дня моей любимой.
Графиня все время выпроваживала меня, как только появлялся граф. Я говорила, что мне надо работать, но она не хотела и слышать об этом.
– Мы прекрасно обойдемся без тебя, – уверяла она. – Ведь обходились же как-то, пока тебя не было. Считай что тебе продлили отпуск. У тебя еще будет масса времени, чтобы поработать... потом.
Дни летели с невероятной быстротой. Я знала, что никогда не забуду их. Париж сам по себе замечательный город, но, узнав его лучше под руководством графа, я была покорена окончательно. Иногда я брала с собой Кэти, но чаще мы бывали одни.
Мы посетили Монмартр, и он держал меня под руку, когда мы поднимались по крутому спуску. Побывали в Кафедральном соборе. Это довольно причудливое здание в восточном стиле, которое всегда было одной из главных достопримечательностей Парижа. Граф рассказал мне о Сен-Дени – покровителе Франции, и о мучениках, которые расстались здесь с жизнью. Он показал мне большой колокол в девять футов высотой. Назывался он Франсуаза-Маргарита, или La Savoyarde de Montmartre. Граф дал мне послушать его необычный тембр. Я уже была здесь с отцом, но теперь все воспринимала в каком-то новом радостном свете. Многое я видела раньше, но только теперь обратила на это внимание. С ним все обретало иной смысл, и то, что раньше казалось незначительным, теперь вдруг становилось необычайно интересным.
Рассказывая о прошлом, он будто окунался в то время. Он с грустью говорил о Революции, которая разрушила старый уклад жизни и покалечила судьбы стольких его предков. Он считал, что только исключительное везение помогло сохраниться их роду.
– Они жаждали крови и разрушения, – говорил он о революционерах, – потому что их бесило, что мы имеем то, чего не было у них.
Мы побывали с ним в зале Сен-Луи со сводчатым потолком. Этот зал называли еще Залом Ушедших, видимо, потому, что через него должны были проходить приговоренные к гильотине. Он грустно усмехнулся, когда мы подошли к келье, в которой закончила свои дни Мария-Антуанетта. «Униженная со всем тщанием, на какое способны только мелкие тираны», – с горечью сказал он.
Теперь я узнала другие стороны его натуры. Он не переставал удивлять меня.
Посетив Лувр, я обнаружила, что он прекрасно разбирается в искусстве. С ним я по-новому увидела картины, которые уже знала. Он обожал Леонардо да Винчи, и мы долго простояли в Большой галерее, обсуждая «Мадонну в гроте». Конечно, у него нашлось много, что сказать и о «Моне Лизе», которая находилась в стране с 1793 года. Он рассказал мне, как Франсуа вывез Леонардо из Италии с тем, чтобы иметь преимущественное право на его работы.
– Любовь к живописи была его недостатком, – сказал он, – в этом мы с ним похожи. Правда, у меня есть еще множество других.
– За исключением, пожалуй, одного – вы знаете свои недостатки, – сказала я ему.
Какие счастливые дни! Каждое утро встречало меня новыми приключениями. В этом нет ничего особенного, говорила я себе, это просто образ жизни. Но по сто раз на дню я думала о том, что все это временно. Этому должен прийти конец... и скоро.
И я упивалась каждой секундой этой жизни, стараясь насладиться ею сполна. У меня было смутное чувство, что я все-таки стала его жертвой, как он того и хотел. Я как-то упустила этот момент, занимаясь изучением новых сторон его натуры.
Мы побывали на кладбище Пэр-Лашез. Я давно хотела узнать, кто такой этот Пэр-Лашез, и он поведал мне, что это был любимый духовник Луи XIV и что кладбище названо его именем, потому что на месте теперешней часовни раньше стоял его дом. Мы посмотрели памятники и могилы разных знаменитостей.
– Урок всем нам, – сказал он, глядя на могилы, – жизнь коротка, и мудрец тот, кто сполна наслаждается каждой ее секундой.
Он сжал мою руку и улыбнулся.
Я очень любила открытые пространства. Любила элегантный парк Монсо, полный детей с их гувернантками и самых необыкновенных скульптур – таких, например, как Шопен за роялем или «Ночь и гармония», «Гуно и Маргарита». Детям там очень нравилось, и когда я сводила туда Кэти, то с трудом смогла увести ее оттуда.
Как-то днем, когда мы все вместе были в Ботаническом саду, я вдруг поняла, что безмятежные дни на исходе. Мы сидели на скамейке и смотрели на воробьев; и мне вспомнилось, как однажды я сказала ему, что бывают моменты, когда человек понимает, что он счастлив. Я чувствовала, что для меня этот момент наступил.
– Скоро я должна буду уехать домой, – сказала ему я.
– Домой? А где ваш дом?
– В Лондоне.
– Почему вы должны ехать?
– Потому что давно уже там не была.
– Но Париж тоже стал вашим домом, разве нет?
– У человека может быть только один дом.
– Значит, вы скучаете по дому?
– Просто я чувствую, что должна ехать. Я уже очень давно не видела бабушку.
– Надеюсь, вы не уедете вот так сразу. Мы провели вместе столько хороших дней, вы согласны?
– Очень хороших. Но боюсь, что вы потратили на меня слишком много своего времени.
– Я потратил его так, как мне хотелось. Вы же знаете – эти встречи были необходимы мне так же, как, надеюсь, и вам.
– Давайте говорить прямо, – сказала я. – Вы тем самым преследовали некую цель, поэтому я и говорю, что, возможно, вы зря потратили время.
– Моей целью было получить удовольствие. Я получил его, следовательно, потратил время не зря.
Я молчала. Едва ли я смогла бы отказать ему в том, о чем он так и не попросил... разве что в завуалированной форме.
– О чем вы задумались?
– Я думаю о доме.
– Этого я не могу вам позволить. Куда мы идем завтра?
– Завтра я буду готовиться к отъезду.
– Прошу вас, останьтесь. Подумайте, как одиноко мне тут будет без вас.
– Мне почему-то кажется, что вы быстро найдете себе другое развлечение.
– Вы считаете себя... развлечением?
– Нет. Это то, чем я не намерена стать.
– Вам известны мои чувства к вам.
– Да, вы их выразили предельно ясно.
– Вам нравились наши экскурсии?
– Они восполнили пробелы в моем образовании.
– Вы будете скучать, когда уедете?
– Наверное, буду. Но у меня очень много дел в Лондоне. Там многое нужно будет переделать на новый лад.
– Значит, вы забудете меня?
– Конечно, я буду думать о вас.
Он взял меня за руку.
– Почему вы боитесь? – спросил он.
– Боюсь? Я?
– Да. Боитесь. Вы... боитесь подпустить меня слишком близко.
– Просто я не такая, как знакомые вам женщины.
– Это и в самом деле так. И это является одной из причин, почему я нахожу вас такой привлекательной.
– По этой же причине я и веду себя иначе, чем вы того ожидали.
– Как вы можете знать, чего я ожидаю?
– Потому что ясно представляю себе ваш образ жизни.
– Вы так хорошо меня знаете?
– Достаточно, чтобы сделать некоторые выводы.
Он крепко сжал мою руку.
– Не уезжайте. Давайте узнаем друг друга... действительно хорошо.
Я понимала, что он мне предлагает, и устыдилась того, что мне ужасно хотелось согласиться. Сердясь сама на себя, я попыталась стряхнуть это наваждение. Любовная связь? Она будет жаркой и иссушающей... до тех пор, пока не спалит сама себя без остатка. Такие приключения – не для меня. Я хотела устойчивых отношений. Несколько недель, возможно, месяцев, пылкой страсти не могли мне их заменить.
А если предположить, что он предлагает брак? И даже в этом случае я бы заколебалась. Чувство здравого смысла подсказывало мне, что я должна обдумать все самым тщательным образом, прежде чем решиться вступить в какие-либо отношения с этим человеком. Но он, конечно, не предлагал мне замужество. Он женился когда-то по настоянию семьи, а теперь хотел только свободы... и никаких обязательств. У него уже есть сильный здоровый наследник. Он выполнил свой долг перед Карсоннами и больше не свяжет себя брачными узами. Он будет свободен.
«И почему я позволила зайти этому так далеко? – думала я. – Как я допустила, чтобы он завладел моими чувствами? « Но это случилось, и я понимала, что этот человек может погубить меня.
Я смотрела на горделивого воробья, важно распушившего свой хвостик, и на маленькую воробьиху, неотступно скакавшую за ним чуть позади.
Почему-то это придало мне силы.
Никогда. Никогда, сказала я себе.
Думаю, нам уже пора, – произнесла я довольно холодно, поднимаясь со скамьи.
ШАНТАЖ
Вскоре после этого разговора мы с Кэти вернулись в Лондон. В пути нас сопровождал отец, который был категорически против того, чтобы мы путешествовали одни. Я знала, что он рад нашему отъезду, потому что настойчивое преследование графа, особенно после того, как он появился вслед за нами в Париже, вызывало у него безумную тревогу за меня.
– Ты рада, что побывала во Франции? – осторожно спросил он меня.
Я ответила, что это был один из интереснейших периодов в моей жизни, после чего он замолчал и больше уже ни о чем не спрашивал.
Я была очень рада снова видеть бабушку. Она внимательно приглядывалась ко мне, и как только мы остались вдвоем, приступила к допросу.
– Ты очень изменилась... стала выглядеть как-то моложе. Я заметила это, как только ты вошла.
Я рассказала ей, что видела Рене на кладбище.
– Я ходила туда посмотреть на могилу матери, – объяснила я ей.
– Так значит, ты виделась с братом твоего отца. Он говорил с тобой?
– Да, и был очень приветлив. Он приходил на могилу Элоизы. Он сразу понял, кто я такая, так как до него доходили слухи, что я нахожусь в гостях у отца. Он сказал, что я очень похожа на маму. Она растроганно кивнула.
– Интересно, что он подумал, когда увидел тебя там. Вряд ли он рассказал об этом старику. Иначе бы тот уже поднял шум.
– Знаешь, мне показалось, его больше заинтересовал мой шарф, чем я сама.
– Шарф?
– Да. Я уронила его, а он поднял и увидел, что это «Салонный». Тогда он заговорил о Филиппе. Он думал, что это было его изобретение. И когда я сказала, что изобрел его Чарльз, он был просто потрясен.
– Это семейство не в состоянии думать ни о чем, кроме шелка. Их, должно быть, здорово выбило из колеи, когда они узнали, что кто-то другой, а не они, сделал такое изобретение. Но, по-моему, случилось что-то еще?
– Знаешь, там есть замок?
– Карсонн? Конечно. Все знают замок и де ла Туров.
– Я познакомилась с Гастоном де ла Тур.
– С нынешним графом!
Я кивнула.
– О-о, – с непонятной интонацией произнесла ба бушка.
Я рассказала ей, как наткнулась на его собак в лесу и о том, что он пригласил нас к себе на vendange и Кэти очень подружилась с его сыном.
– Да, это интересно, – сказала она, пристально глядя мне в лицо.
– А потом я встретила его в Париже.
То есть он последовал за тобой в Париж.
– Нет, просто мы оказались там в одно и то же время.
– И там вы тоже иногда виделись.
В подтверждение я опустила голову.
– Понятно. Так вот оно что.
– Что ты хочешь этим сказать... бабушка?
– Я хочу сказать, что перемены, которые произошли в тебе, следует отнести на его счет.
– Не знаю, о каких переменах ты говоришь.
– Уж поверь мне, они есть. О, Ленор, это самое страшное, что могло с тобою случиться. Я так волновалась за тебя. Ведь со времени смерти Филиппа ты все время была одна.
– Одна! С тобой, Кэти, графиней и Касси?
– Ты тосковала по мужу.
– Конечно, мне не хватало его.
– И этот Гастон де ла Тур... кажется, он произвел на тебя сильное впечатление.
– Это действительно впечатляющая личность.
– Тебя ошеломили его титул и положение... его власть...
– Думаю, все эти понятия просто неразделимы с ним.
– Вы много встречались?
– В Париже – каждый день. Он возил меня по разным местам. Он так много знает об искусстве, истории и архитектуре. Благодаря ему я на многие вещи взглянула иначе.
– О, Ленор, неужели ты сама-то не видишь?..
– Послушай, бабушка, ты напрасно волнуешься. Ведь я вернулась в Лондон, правда? Хотя могла остаться в Париже. Он все еще там.
– Я знаю, что он очень привлекательный мужчина и имеет подход к женщинам. Но все его связи очень поверхностны. Такой мужчина не для тебя, Ленор. Я хорошо знаю их семью. Они уже многие поколения владеют этими землями и считают, что имеют право на любую женщину, которая им понравится. Так было в старину, но и сейчас мало что изменилось.
– Я все понимаю, бабушка. И я помнила об этом все время, но мне было приятно встречаться с ним. Он такой... энергичный... интересный... и совсем не похож на тех мужчин, которых я знаю. Как ты сама сказала, моя жизнь была довольно тусклой с тех пор, как умер Филипп. Мне очень нравилось бывать с ним, но я никогда не упускала из виду, что наша дружба мало что значит для него и какова его конечная цель. Я была настолько же решительно настроена, чтобы он не добился ее, насколько он стремился к обратному. Чтобы это случилось нужно два человека, бабушка, а мы не пришли к согласию в этом вопросе. Я знаю, о чем ты думаешь, поэтому могу тебя заверить, что я по-прежнему честная вдова.
– Если это не так, у тебя будет разбито сердце. Я жалею, что ты его встретила.
– Не надо жалеть, бабушка. Мне было с ним интересно... и я ничего не потеряла от этого.
Она облегченно вздохнула.
– Слава Богу, что ты дома.
– Он был очень галантен с Кэти, и она в восхищении от него.
– Неудивительно, что он добивался ее расположения. Через нее он хотел подобраться к тебе. Mon Dieu, если бы я знала, что это зашло так далеко, я бы себе здесь места не находила.
– Я никогда не забывала, что это за человек.
– Но я вижу, что он не оставил тебя равнодушной.
– Ну, если честно, противиться его обаянию довольно трудно. Когда я жила там, мне рассказали о дочери Рене – Элоизе. Она покончила с собой из-за неверности возлюбленного. Все считают, что этим человеком был граф. Говорят, ему было бы приятно соблазнить дочь Сент-Аланжера. У них старая семейная вражда. По-моему, это так бессмысленно. Полагаю, мой дед далеко не такой святой, каким себя считает.
– Ты права. Большего лицемера свет еще не видел.
– Я пришла к такому же выводу. У тебя на родине, бабушка, людьми владеют сильные страсти. И зная об этом, я вряд ли могла дать волю своим чувствам, ведь правда, бабушка?
– Надеюсь, что так. Я часто вспоминаю, как я была рада, когда вы с Филиппом поженились. Каким он был хорошим человеком. Я думала, что твоя жизнь устроена навсегда. Я была так счастлива.
– Ну разве можно знать, что с нами случится завтра, бабушка.
– Увы, это правда. Подумать только, как все перевернулось... А потом я хотела, чтобы ты и Дрэйк Одцрингэм... Этому мужчине тоже можно было доверять. Я никогда не перестану жалеть, что у вас ничего не вышло.
– Ты не можешь заставить жизнь идти так, как тебе хотелось бы.
Она кивнула. Я расспросила ее о делах и о том, что происходило в мое отсутствие, а потом начала думать о Дрэйке. Его образ значительно побледнел с тех пор, как я встретила Гастона де ла Тур.
Касси была очень рада, что мы вернулись. Она сказала, что очень скучала по нам с Кэти.
– Иногда я жалею, что мы уже не можем быть все время вместе, как в самом начале, – сказала она. – Этот парижский салон разъеденил нас.
– Ты тоже должна съездить в Париж, Касси. Тебе там понравится.
Она покачала головой.
– Мне лучше остаться здесь.
Это было правдой. Касси была бесценна для нашего лондонского салона. Из нее получилась прекрасная деловая женщина; она решила забыть о своих недостатках и сосредоточиться на достоинствах. Они с бабушкой очень сблизились, пока нас не было, и прекрасно ладили вместе.
После того, как она показала мне мастерскую, где была полностью ее территория, так как Касси старалась избегать общения с клиентами, она рассказала мне, что ее очень беспокоит Джулия.
– Она пьет много, как никогда. О ней уже стали поговаривать. Все говорят, что Дрэйк совершил ужасную ошибку, женившись на ней. Он женился, чтобы продвинуться вверх, а получилось, что она стала препятствием для его карьеры. Я навещаю ее. Дрэйк редко бывает дома.
Джулия несчастна. Я думаю, она очень любит его... но он не может ответить ей тем же. Он почти все время живет в своем загородном доме. Вряд ли это способствует его политической карьере: Иногда я застаю их вместе... и тогда мне кажется, что он почти ненавидит ее.
– Как это все печально.
– Ты должна сходить к ней как-нибудь. Возможно, она узнает, что ты вернулась, и ей будет больно, если ты не зайдешь повидаться.
– Не думаю, что она захочет видеть меня.
– Она хочет. Она каждый раз говорит о тебе.
– Ну тогда я зайду как-нибудь.
И в один из дней мы с Касси пошли к Джулии домой, где теперь был и лондонский дом Дрэйка.
Когда нас проводили в гостиную, я была поражена произошедшими в Джулии переменами. Она очень располнела, цвет лица стал еще ярче и имел уже багровый оттенок, глаза немного слезились.
Она выразила большую радость по поводу того, что я зашла.
– Ленор... ты недавно вернулась из Парижа! Это сразу видно, моя дорогая, правда, Касси? Такая элегантная! Как тебе удается быть такой тоненькой? А я расплылась... даже моя горничная уже видит, что бесполезно пытаться затянуть меня в корсет. Однажды наступает момент, когда бросаешь попытки выглядеть лучше, чем ты есть на самом деле. Давайте выпьем шерри. Касси, позвони, пожалуйста. Скажи, чтобы нам принесли к вину сухого печенья.
Касси позвонила, а Джулия разлила шерри – себе изрядное количество.
– Ну, это здорово! – сказала она, поднимая бокал. – Как в старые времена. Помните... в Шелковом доме? Сколько с тех пор всего произошло. Бедного Филиппа уже нет... а-ты, Ленор, – вдова. Ты никогда не думала снова выйти замуж?
Действительно ли в ее глазах промелькнуло некое сожаление? Хотела ли она показать, что помнит о том, что было когда-то между мной и Дрэйком?
– Я осталась вдовой, – ответила я.
– Бедная Ленор! Должно быть, ты сама сделала этот выбор.
Я промолчала. Она снова наполнила свой бокал и быстро выпила.
– Быть женой политического деятеля оказалось не так уж занятно, – сказала она. – Иногда я думаю, что лучше бы уж я, как ты, осталась вдовой. – Она пожала плечами. – Ну, я хотя бы знаю, как порадовать себя.
Касси чувствовала себя неловко, и я уже подумывала, как бы поскорее уйти, когда в гостиную вошел Дрэйк.
– Это ты, Ленор, – сказал он, ринувшись ко мне и беря меня за руки.
– Рада видеть тебя, Дрэйк, – сказала я.
– Я слышал, что ты была в Париже.
– Я не так давно вернулась.
– Выпей с нами шерри, дорогой, – сказала Джулия.
– Нет, благодарю.
Она поджала губы.
– Полагаю, ты считаешь, что я уже выпила слишком много.
– Я не упоминал этого обстоятельства.
– Нет, но ты говоришь это всем своим видом. Когда ты выйдешь замуж, Ленор, сначала убедись, что твой муж не будет к тебе относиться слишком критически. Это так надоедает.
Дрэйк не ответил на это и повернулся ко мне.
– Надеюсь, в Париже дела идут хорошо.
– Да, очень. Графиня – прекрасный организатор.
– Полагаю, ты тоже. Касси держит нас в курсе ваших дел.
Повисло тягостное молчание.
– Тебе следовало выбрать тот же род бизнеса вместо политики, Дрэйк, – сказала Джулия. – Может быть, тогда ты чаще появлялся бы дома... если тебя удерживает только это.
Румянец на ее щеках становился все ярче. Я подумала, сколько она успела выпить до нашего прихода. Она повернулась к нам:
– Он так редко бывает дома... так, залетает ненадолго, когда ему необходимо быть в городе. И рвется скорее обратно в деревню. Я верно говорю, Дрэйк? Вечно носится со своими глупыми старыми избирателями. Не очень-то благодарная работа, верно? В последний раз ему еле-еле удалось наскрести голоса.
Дрэйк попытался внести ноту светскости в этот разговор.
– Обычная на выборах ситуация, – сказал он.
– Он, конечно, надеялся на пост в правительстве. Но в политике ничего нельзя предугадать заранее. Проигрывает твоя партия – проигрываешь ты. Ни один здравомыслящий человек не стал бы этим заниматься.
Дрэйк примирительно засмеялся.
– Боюсь, ты права, – сказал он.
– А я думаю, что это очень интересная профессия, – сказала я. – Конечно, здесь многое зависит от удачи и от того, какая партия пользуется популярностью, но следить за развитием страны должно быть очень интересно.
– Еще шерри? – спросила Джулия.
Мы с Касси отказались, а она наполнила свой бокал до краев.
Дрэйк нахмурился.
– Джулия, может, не стоит?
Она засмеялась.
– Он говорит – не стоит! Это потому, что здесь вы. А так ему безразлично, сколько я пью. Она надеется, что однажды я напьюсь до смерти.
Неожиданно она заплакала. Все это было ужасно неловко. Я знала, что она изрядно перебрала. Дрэйк подошел к ней и положил руку ей на плечо.
– Джулия не очень хорошо себя чувствует, – сказал он.
Он достал платок, вытер ей глаза и мягко отобрал у нее бокал.
Она страстно приникла к нему. Касси поднялась.
– Ну, нам пора. Мы еще зайдем к тебе, Джулия.
Джулия кивнула.
Дрэйк проводил нас до дверей. Он взял меня за руку и сказал:
– Ленор, мы должны встретиться. Можно я буду ждать тебя в парке... где мы когда-то... там, где утки?
Я кивнула.
Когда мы вышли из дома, Касси сказала:
– Как неудачно все вышло. У нее было тяжело на душе. Ты видела, как она пьет. Она очень несчастлива. Так страстно любит Дрэйка... а он ее не любит. Он – очень хороший и пытается притворяться, но ведь это видно, правда? Обычно она не так плоха. Думаю, это из-за тебя. Она всегда ревновала его к тебе, Ленор. Я уверена, что если бы Дрэйк смог полюбить ее, это спасло бы ее.
– Он – ее муж.
– Это не имеет значения. Он никогда не любил ее по-настоящему. Он женился на ней из-за карьеры, это все знают.
– Не думаю, что все было именно так.
– Когда-то все мы считали, что он любит тебя.
Я не ответила.
– Но он женился на Джулии. Наверное, потому что она богата. Люди делают ошибку, вступая в брак по этой причине. Он тоже понял это, но слишком поздно.
– Я думаю, ты неверно судишь о нем. Никто не знает истинных причин, по которым люди совершают те или иные поступки.
– Конечно, ты права, и мне отчаянно жаль их обоих. Должно быть, он тоже думал, что все будет совершенно иначе, когда женился на ней... и она тоже так думала. Но у них сразу не заладилось... а теперь стало «овеем плохо. Тяжелая атмосфера их дома подействовала на меня очень угнетающе.
Мне было не по себе от предстоявшей встречи с Дрэйком. Так странно было встретиться с ним в нашем парке при таких грустных обстоятельствах. До сих пор это место ассоциировалось со счастливыми временами.
Он ждал меня на одной из скамеек, где мы любили сидеть.
Когда я подошла к нему, он взял меня за руки и тревожно посмотрел в лицо.
– Как хорошо, что ты пришла, Ленор, – сказал он.
– Как в старые времена, – ответила я.
Он вздохнул.
– Как бы я хотел их вернуть. Я бы все сделал по-другому.
– Иногда всех нас посещают такие мысли.
– Я должен был поговорить с тобой. Я должен был рассказать тебе, что в действительности произошло. Иногда жизнь кажется мне невыносимой, и когда я думаю о том, как все могло бы быть... Ленор, я не знаю, как я вообще могу жить.
– У тебя есть твоя работа.
– Слава богу. Я все время стараюсь чем-то занять себя, но работать здесь очень тяжело. Я почти все время живу в Свэддингхэме и все равно потерпел поражение по всем статьям.
– Бедный Дрэйк! Мне так жаль.
– Это замечательно, что ты снова в Лондоне. Я так скучал по тебе. Ленор, если бы все могло быть иначе. Пожалуйста, не уезжай больше от меня.
– Наверное, я пробуду здесь еще какое-то время, – сказала я.
– Ты догадываешься... насчет Джулии. Очень быстро я понял, что никакого ребенка не будет. Она обвела меня вокруг пальца. Господи, прости меня, но я ненавижу ее за это. Я пытался бороться с этим чувством. Иногда она бывает очень трогательна. Когда ты была у нас, ты видела, какой она может быть, но ты даже представить себе не можешь, до какого неистовства она может доходить. Отчасти это моя вина. Она очень привязана ко мне. Если бы я только мог ответить на ее чувства... если бы только мог убедить ее... но я не могу, Ленор. Все это – сплошная фальшь. Я не могу притворяться до такой степени.
Она знает, что я никогда не любил ее. Знает, что женила меня на себе обманом, и ненавидит себя за это. Бедная Джулия, я хочу помочь ей. Я хочу вылечить ее от этого пьянства... но это выше моих сил, и иногда я не могу скрыть своего отвращения. Я постоянно думаю о тебе. И все время говорю себе: если бы только... мы должны встречаться иногда, Ленор. Пожалуйста, не отказывайся.
– В подобных обстоятельствах едва ли это будет разумно, Дрэйк.
– Я был уверен, что ты небезразлична ко мне и хотел попросить тебя стать моей женой. Но я колебался. Я много думал о твоем первом муже. Я знал, что ты любила его, и говорил себе: я должен подождать... подождать, пока не придет время... пока ты полностью не порвешь со своим прошлым. Но я ждал слишком долго...
Я не могла говорить. Если бы он тогда спросил меня, я бы ответила: «Да». Я была уверена, что люблю его; он был частью моего прошлого: галантный молодой человек, который освободил меня из мавзолея и который потом снова вошел в мою жизнь, чтобы увести меня из прошлого, в котором была трагедия с Филиппом – так же, как он увел меня когда-то из того ужасного места. Я бы с благодарностью пошла за ним. Я не сомневалась, что буду с ним счастлива... тихим, спокойным счастьем, как того желала для меня моя бабушка. Мы растили бы детей в его чудесном загородном доме, иногда наезжая в Лондон. Я бы продолжала заниматься салоном. Да, я понимала, что это была бы счастливая жизнь.
Но теперь я находилась в смятении. Было ли бы мое счастье действительно полным? Перед моими глазами возник смеющийся, ироничный и смущающий образ графа. Я по-прежнему находилась под впечатлением его темной, довольно мрачной красоты, его магнетического обаяния и неординарной личности. Теперь я уже никогда не смогу вести тихую мирную жизнь, не думая о нем и о том, от чего отказалась, побоявшись выйти за рамки своего благородного воспитания.
С его появлением в моей жизни все изменилось. Глупо было думать о нем. Эти мысли были для меня столь же запретны, как и мысли о Дрэйке.
– Все в прошлом, Дрэйк, – сказала я. – Если все время думать о том, что могло бы быть, ничего хорошего не выйдет.
– Мне было бы легче, если бы я знал, что ты любишь меня. Если бы я предложил тебе, ты бы вышла за меня замуж?