– Я просто не могла в это поверить, – говорила она, – все вокруг говорили о какой-то Ленор... о ее замечательных моделях... каких-то изумительных шляпках... (мы начали делать шляпки по предложению графини – немного, только в комплекте с костюмами)... и все это говорилось про вас!
Она тратила у нас много денег: ее муж был богат, и она могла себе это позволить. Я часто вспоминала, какой она была раньше – неуверенная девочка, переживающая из-за своих неудач в первый сезон.
Графиня считала, что Джулия сделала хорошую партию. «В конце концов, у Джона Грантли есть деньги, и он ни в чем ее не ограничивает», – говорила она.
А потом муж Джулии умер, и она стала богатой вдовой. Она и не скрывала, что восприняла свое вдовство с облегчением.
– Замужество Джулии было очень удачным, – заметила по этому поводу графиня.
В своем элегантном доме рядом с площадью Пиккадилли Джулия начала устраивать званые вечера. Среди ее гостей были преимущественно политики, слегка «разбавленные», как она их называла, «представителями богемы» – художниками, музыкантами, писателями и прочими представителями искусства. Иногда она приглашала и меня. Вечера ее подразделялись на музыкальные, карточные и просто ужины. На музыкальных вечерах у нее играли виолончелисты и пианисты (каждый раз кто-нибудь из знаменитостей), и вскоре Джулия стала хозяйкой самого известного и занимательного салона.
Касси очень нравилось жить в Лондоне. Она много работала, и бабушка считала ее ценным приобретением. Был недолгий период, когда Джулия загорелась найти ей мужа, но Касси так испугалась, а шансы на успех были так малы, что Джулия, которая быстро охладевала к своим затеям, если им не сопутствовал немедленный успех, вскоре оставила свои попытки.
Я не играла в карты и не особенно жаловала гостей Джулии – среди них было довольно много заядлых картежников и горьких пьяниц; но музыкальные вечера мне очень нравились. Джулия вскоре поняла это и только на них меня и приглашала.
Кэти исполнилось семь лет. У нее был блестящий характер и очаровательная внешность – не то, чтобы ее можно была назвать красивой в строгом смысле слова, но внутреннее обаяние делало ее черты необыкновенно привлекательными. Она любила весь мир и считала, что весь мир любит ее. Я очень гордилась дочерью. Каждый вечер я читала ей перед сном и пела церковный гимн – она почему-то очень любила гимны, а потом ложилась с ней рядом, и она вкладывала свою ручонку мне в руку. В эти минуты я чувствовала себя по-настоящему счастливой. Если бы так могло быть всегда, я была бы довольна своей жизнью.
Джулия прислала мне приглашение на музыкальный вечер. Я раздумывала – идти или не идти. Подошла бабушка и сказала:
– Ты же любишь эти вечера. На твоем месте я бы пошла. Касси тоже с удовольствием пойдет.
И мы с Касси отправились к Джулии.
Я никогда не забуду этот вечер – элегантный зал с пальмами в углу, огромный рояль на возвышении и Джулию – любезную хозяйку в лиловом бархатном платье с отделкой из небеленого кружева. Это платье сшила ей бабушка.
Джулия скомандовала какому-то джентльмену средних лет заняться Касси, и он неохотно подчинился, определенно предпочитая обойтись без своей подопечной. Пианист заиграл Шопена, и раздались вежливые аплодисменты. Я прослушала весь концерт до конца, не вставая с места. После того, как затихли заключительные аккорды, я увидела, что ко мне направляется человек. Он был высок, очень красив и чем-то смутно знаком мне.
– А ведь мы уже встречались, – сказал он с лукавой улыбкой.
И тут я узнала его.
– Да, да. Дрэйк Олдрингэм собственной персоной, а вы – Ленор. Я узнал бы вас, где угодно, хоть вы и изменились. Как я рад, что снова встретил вас.
Он взял мою руку и с чувством пожал ее.
– Тогда я уехал, не попрощавшись. Вы помните? Я не мог оставаться там долее ни минуты.
– Я все хорошо помню.
Он засмеялся.
– Как это было давно. – Он посерьезнел. – Я знаю о Филиппе. Джулия рассказала. Мне очень жаль.
– А как поживаете вы? – спросила я.
– Жил за границей. Вернулся около года назад. У моего отца свои интересы на Золотом берегу. Ну, теперь я вернулся насовсем. Недавно на дополнительных выборах был избран членом парламента от Свэддингхэма.
– Поздравляю вас.
– Спасибо. Мне нравится это занятие. Я всегда к этому стремился, но мои родители считали, что я должен сначала попутешествовать... посмотреть мир. Возможно, они и правы. Но как бы там ни было, теперь я здесь.
– Вы живете в Свэдцингхэме?
– У меня дом поблизости... мне повезло, что я живу рядом со своими избирателями. У меня есть дом и в городе... недалеко отсюда. У каждого члена парламента должно быть два дома – один там, где его избрали, а второй – в парламенте. Я слышал, у вас преуспевающий салон модного платья.
– Да, но не только мой – там работают моя бабушка, Касси... вы помните Касси?... И графиня Бэллэдер.
– Ну, я вижу вы стали действительно серьезной деловой женщиной.
– Что ж... можно сказать и так.
– Это редкость в наше время.
– Для женщины это всегда нелегко. Ей приходится работать вдвое больше, чем мужчине, чтобы добиться равного успеха.
– Очень несправедливое положение вещей, но полагаю, что это действительно так. Я часто думал о вас.
– Правда?
– Да. Вы остались в этом доме, где вам угрожала такая опасность. С моей стороны было непростительно. Уехать вот так. Я должен был набраться мужества и остаться.
– Но как вы могли? Вы ведь были гостем Чарльза.
– Он поступил отвратительно. У меня до сих пор вскипает кровь в жилах, когда я думаю об этом.
– Было очень любезно с вашей стороны заступиться за меня.
– Слишком поздно... ведь злодеяние все равно совершилось.
– И все равно спасибо.
– Мне бы хотелось зайти к вам как-нибудь, посмотреть, как вы устроились. Вы позволите?
– Конечно. К нам заходят и мужчины, – правда, обычно они сопровождают дам.
– Тогда я попрошу Джулию привезти меня к вам.
– Отличная мысль.
– Джулия говорит, у вас маленькая дочка.
– Ей уже семь лет. Она очаровательна. – Я почувствовала, что начинаю светиться, как бывало всегда, когда речь заходила о Кэти.
– Глядя на вас, я мог бы об этом догадаться, – с улыбкой сказал он.
К нам подошла Джулия.
– О, Дрэйк... так ты нашел Ленор.
– Да, мы предавались воспоминаниям.
– Ну, это совсем старая история.
– Не такая уж старая.
– Послушай, Дрэйк, все мы были тогда детьми. Иди поговори с Роскоффом. Он, конечно, божественно играет, но разговорить его трудновато. Увидимся позже, Ленор.
Он улыбнулся мне и ушел вместе с Джулией.
Меня взволновала эта встреча.
В этот вечер нам больше не представилось шанса поговорить. Касси захотела домой, и так как мы никогда не задерживались после концерта, я уехала вместе с ней.
По дороге я спросила у нее:
– Ты видела Дрэйка Олдрингэма?
– Дрэйка Олдрингэма? Это не того...
– Да, тот самый, что приезжал к нам когда-то с Чарльзом. Потом был скандал, и он кинул твоего брата в озеро.
– Да, я помню. Он наказал Чарльза за то, что тот запер тебя в мавзолее. Так он был здесь сегодня?
– Да, и он определенно подружился с Джулией.
– Как странно! Но вряд ли между ними есть что-то серьезное. Джулия встречается с таким количеством народу. Они неизбежно должны были когда-нибудь встретиться.
Когда мы приехали домой, я рассказала об этой встрече бабушке. Она всегда любила послушать, как мы провели вечер.
– Я так удивилась, когда увидела его, – сказала я.
– Ты сразу его узнала?
– Конечно. Он из тех людей, кого не забудешь. В нем всегда было что-то особенное. Помнишь, как Чарльз гордился, что он соблаговолил провести каникулы в Шелковом доме?
– Интересно, увидитесь ли вы с ним снова, – произнесла бабушка, внимательно глядя на меня.
– Он сказал, что заедет, – ответила я, – с Джулией.
Он и правда заехал – и действительно с Джулией. Бабушка с Касси вышли их встречать, я представила ему графиню.
– Ну разве не странно видеть Ленор в таком месте? – сказала Джулия. – Кто бы мог подумать такое лет десять назад?
– С тех пор мы все изменились, – напомнила я ей. – Не хотите ли выпить кофе? В это время мы часто пьем кофе.
– Да, пожалуйста, и мне хотелось бы здесь все осмотреть.
– О, Дрэйк, – воскликнула Джулия, – ты же не интересуешься модой.
– Зато я интересуюсь Ленор, – парировал он.
– Это просто чудо, что им удалось такое сделать, – заметила Джулия.
– Они очень способные, – улыбнулся мне Дрэйк.
Бабушка была очень радушна.
– Графиня Бэллэдер вывела меня в свет, – сказала Джулия.
– Сейчас я оставила это занятие, – объяснила графиня, – мне больше по вкусу этот магазин.
Касси приготовила кофе, и мы расселись в приемной с красными коврами и белой мебелью. Обстановку выбрала графиня – она считала, что эта комната должна производить впечатление роскоши.
Дрэйк часто задерживал на мне взгляд. Я догадывалась, что он сравнивает меня с той маленькой испуганной девочкой, которую когда-то заперли в склепе.
– Ну и как у вас идут дела? – спросила Джулия.
– Прекрасно, – ответила графиня.
– Да, ваши платья действительно в моде, – сказала Джулия, – я только вчера разговаривала с леди Бронсон, она по чьему-то совету купила себе бальное платье в другом месте... не у Ленор, и, Боже, как теперь расскаивается в своей ошибке.
– Надеюсь, у нее достаточно здравого смысла, чтобы не повторить ее, – улыбнулась графиня.
– Мне хочется заказать себе новое утреннее платье, – сказала Джулия. – Нужно будет потом посмотреть, что у вас есть, раз уж мы заехали.
Беседа текла легко и непринужденно. Дрэйк рассказывал о своем загородном доме:
– Это совсем небольшое поместье, которое принадлежит нашей семье уже несколько поколений. До меня там жила моя тетя, недавно она умерла, и я переехал туда. Его расположение просто идеально, учитывая, что там живут мои избиратели.
– Да, в этом вам повезло, – согласилась я.
– А мой городской дом еще меньше. Поэтому я, по возможности, живу загородом.
– Как это, наверное, интересно – находиться в центре всех событий, – сказала я. – Мы только читаем о них в газетах, а вы являетесь их непосредственным участником.
– Это меня всегда и привлекало в политике. Честно говоря, я не ожидал, что пройду на выборах с первого раза. Отчасти мне повезло. Я оказался в нужное время в нужном месте.
– Это общее правило жизненного успеха, – включилась в разговор бабушка, – оказаться в нужном месте в нужное время.
– И как редко это удается, – добавила я.
– Но когда удается, следует быть благодарным судьбе. Нужно хватать удачу и держаться за нее обеими руками.
– Когда вы хотели бы посмотреть платья? – спросила у Джулии графиня.
– Может быть, прямо сейчас? – предложила Джулия.
– Пойдемте, я провожу вас.
Джулия с графиней ушли, и я почувствовала себя свободнее. У меня вызывало легкую досаду ее поведение по отношению к Дрэйку. И мне все время казалось, что она наблюдает за нами обоими, когда мы обращаемся друг к другу.
– Вы – либерал, – сказала я, когда они ушли, – а это значит, что ваша партия сейчас не у власти.
– Мы исправим это на следующих выборах.
– Ив кабинет снова придет мистер Гладстон. Кажется, уже в третий раз?
– В четвертый.
– Он уже немолод, вы так не считаете?
– Это величайший политик нашего столетия.
– О, слова истинного последователя! Но я думаю, что кое-кто на верхних ступенях власти не согласится с вами.
– Вы намекаете на Ее Величество королеву.
– Разве я не права?
– Она – человек стойких пристрастий и предубеждений. К сожалению, последнее относится к мистеру Гладстону.
– А это не повлияет на его назначение премьер-министром?
– Конечно, повлияет. Никак не могу понять, почему она так настроена против него.
– Полагаю, все мы питаем к одним людям необъяснимую привязанность, а к другим – стойкую антипатию.
– Вы тоже?
– К большинству людей я отношусь с симпатией, но есть отдельные личности, которых я никогда не полюблю.
В эту минуту я думала о Чарльзе. Даже до инцидента с мавзолеем я испытывала к нему неприязнь.
– Мистер Гладстон – не столь блестящий придворный в том смысле, в каком им был лорд Мельбурн. Юная королева была ему предана.
– А позже – Дизраэли, – прибавила я.
– Никогда этого не понимал. Но он ловко манипулировал словами.
– А Гладстон – нет?
– Он был хорош как оратор... но не как льстец. Гладстон – великий человек, и ради торжества своих идеалов он готов рискнуть даже своей политической карьерой. Такие люди – большая редкость.
Его глаза горели энтузиазмом. Мне нравилась его пылкость. Я находила, что прекрасно провела это утро.
Бабушка извинилась и ушла по делам, прихватив с собой Касси; мы с Дрэйком остались одни.
Мы говорили легко и естественно. Я рассказала Дрэйку про магазин и про то, как, оставшись вдовой с ребенком на руках, я не захотела жить в Шелковом доме. Я жаждала независимости, и в конце концов пришло время, когда отъезд стал просто необходим.
– Так я бухнула весь свой капитал в это предприятие, – закончила я.
Он внимательно меня слушал. Я была благодарна ему за то, что он ничего не спросил о Филиппе. Потом я рассказала ему, как трудно мы начинали и как графиня спасла нас от краха.
– Салон очень много значит для вас, да, Ленор? – спросил он.
– Этим я зарабатываю себе на жизнь.
– Но ведь дело не только в этом, правда? Магазин знаменует для вас свободу и что-то еще, что вы хотите доказать всему миру.
– Что же это?
– То, что женщина по своим деловым качествам ни в чем не уступает мужчине.
– Я не задумывалась об этом, но думаю, вы не ошиблись.
– Уверен в этом. Вы ненавидите всякую несправедливость и во всем хотите докопаться до истины. Вы хотите, чтобы в любом деле преобладала логика.
– Полагаю, что так.
– Я разделяю этот взгляд на вещи. Поэтому и пошел в парламент. Я хочу справедливости... для всех. Я не принимаю на веру расхожие мнения, а предпочитаю основываться на собственных суждениях. Такой же тактики придерживается и Гладстон. Он стал очень непопулярен, когда выдвинул законопроект о самоуправлении в Ирландии. Это и позволило консерваторам во главе с Солсбери победить на последних выборах.
– Я нахожу все это очень интересным, – сказала я.
– Хорошо бы нам встречаться иногда... чтобы вот так посидеть, поговорить. Я часто бываю в Лондоне. Что вы на это скажете?
– Скажу, что мне нравится эта мысль.
– Значит, решено.
Вошла Джулия и вклинилась в наш разговор:
– Оно поистине божественно. Бледно-лиловое с лентами более глубокого оттенка – не гелиотроп, а скорее, лаванда, правда, графиня?
– И сидит на вас великолепно, – сказала графиня. – Мы пришлем вам его.
– У тебя такой серьезный вид, – сказала Джулия, бросив быстрый внимательный взгляд на нас обоих. Видимо, ее удивило, что мы одни, и я сочла необходимым объясниться.
– У бабушки срочная работа, и она попросила Касси помочь ей.
– У нас туг была очень интересная беседа, – сказал Дрэйк, – о политике.
Джулия состроила гримаску.
– Об этом ты мог и не говорить. Я и сама бы догадалась. Твоя излюбленная тема, Дрэйк. Ни о чем другом ты говорить не способен.
– Наверное, ты права. – Он посмотрел на меня. – Надеюсь, я не наскучил вам?
– Отнюдь.
– Ленор всегда очень вежлива, – сказала Джулия.
– Причем тут вежливость, я просто сказала то, что думаю, – запротестовала я.
– Дрэйк так предан лидеру своей партии, верно, Дрэйк? – сказала Джулия.
– У меня есть на то веские основания.
– Какая жалость, что не все разделяют твою преданность, – рассмеялась Джулия.
– Но многие, – защищался Дрэйк.
– И многих удивляют его ночные похождения, – продолжала веселиться Джулия.
Дрэйк повернулся ко мне.
– Джулия говорит о кампании мистера Гладстона по спасению падших женщин.
– Да, – усмехнулась Джулия, – он бродит по ночным улицам, выискивая дам легкого поведения.
– Чтобы спасти их, – быстро проговорил Дрэйк. – Он очень хороший человек. Конечно, он уже немолод, но он в течение сорока лет ходил по маршруту от Пиккадилли до Сохо, по набережной Темзы, где обычно встречаются такие женщины. Он приглашал их к себе домой, кормил ужином и укладывал спать, а наутро они с миссис Гладстон беседовали с ними и пытались убедить их прекратить вести такой образ жизни.
– Очень опасная разновидность филантропии, – заметила Джулия, – могут найтись люди, которые заподозрят, что он преследовал при этом совсем иные цели.
– Это еще больше делает ему честь. – Дрэйк повернулся ко мне. – Вы согласны, Ленор?
– Да, люди всегда готовы подозревать в других дурное и из имеющихся у них фактов всегда выстраивают самую неприглядную версию.
Мне вспомнилось, какие взгляды бросали на меня после загадочной гибели Филиппа. Когда совершает самоубийство человек, который совсем недавно женился, в этом обязательно как-то замешана его жена.
– Ленор явно на твоей стороне, – сказала Джулия.
– Я сказала, что думаю.
– Что ж, Дрэйк, а я думаю, что нам пора. Ведь ты в это время занимаешься делами, верно?
– Я провел чудесное утро, – он задержал мою руку. – Аи revoir.
– А где остальные? – спросила Джулия. – Нужно же с ними попрощаться.
Я позвала их, и мы проводили Джулию с Дрэйком до дверей, где их ожидал экипаж.
Глядя вслед удаляющемуся экипажу, я вдруг подумала, что Джулия обращалась с Дрэйком так, словно имеет на него какие-то права. И они, кажется, очень хорошо знали друг друга.
Я вспомнила, как он ей нравился когда-то и как она злилась на меня из-за того, что он уехал. «Наверное, она в него влюблена, – подумала я. – Она кажется мягче, добрее. И тогда, давно, она тоже была к нему неравнодушна».
– Какой очаровательный мужчина! – заметила графиня.
– Он был очень привлекателен еще юношей, – сказала Касси.
– Мне он нравится, что-то есть в нем хорошее. – Бабушка посмотрела на меня с любящей улыбкой. – Надеюсь, он еще придет.
По пятницам мы обычно устраивали совещания, на которых обсуждали текущие дела и новые идеи, если таковые имелись. С некоторых пор графиня регулярно ездила в Париж. «Париж – центр мировой моды, – говорила она, – и мы должны следить за тем, что у них там происходит в этом направлении».
Раза два вместе с графиней во Францию ездила бабушка. Графиня была знатоком по части фасонов, в которые вносила свои поправки – или улучшения, как она их называла, а бабушка прикидывала, насколько реально осуществить эти улучшения на практике.
Я не могла ездить вместе с ними из-за Кэти. Мне не хотелось оставлять ее одну. Из этих поездок бабушка каждый раз возвращалась помолодевшей. Думаю, помимо радости от свидания с родиной, она получала огромное удовольствие от всего, что было связано с одеждой и модой.
На этот раз по возвращении графиня потрясла нас заявлением.
– Мы откроем филиал в Париже, – сказала она.
Мы молча уставились на нее. Открыться в Париже! Нам и в Лондоне было неплохо – с каждым годом мы расширялись и постепенно стали хорошо известны в придворных кругах.
– Во-первых, – продолжила графиня, – большинство фирм имеют там свои магазины. А во-вторых, я сама берусь все это устроить и до самого открытия магазина буду проводить там почти все время. Я знаю, как все это сделать. Поймите, нашим вещам нужно придать французский блеск. «А это, мадам, только что доставили из нашего парижского салона... « – и так далее в том же духе.
– И сколько нам все это будет стоить?
– Недешево.
– И где же мы возьмем для этого деньги? – спросила бабушка.
– Займем.
Я вздрогнула, бабушка побледнела.
– Никогда! – хором воскликнули мы.
– Почему?
– Кто даст нам деньги?
– Да любой банк. Мы заложим этот магазин... процветающее предприятие.
– А как мы будем выплачивать проценты по ссуде?
– Придется много работать.
– Я всегда была против того, чтобы занимать деньги, – сказала бабушка, и я с ней согласилась.
– Вы что же, собираетесь навсегда застрять на достигнутом?
– Сейчас мы очень хорошо устроены, – напомнила я ей.
– Но развитие необходимо как воздух любому предприятию.
– Иногда это кончается крахом.
– Жизнь – вообще рискованная штука.
– Лично я не хочу никакого риска, – решительно заявила бабушка.
Я поддержала ее. Мысль о ссуде приводила меня в ужас.
– А через сколько лет это парижское предприятие начнет приносить доход? – спросила я.
– Года через три... четыре...
– И все это время мы будем платить проценты по ссуде?
– Мы справимся с этим, – завершила графиня.
– А если нет?
– Мы еще даже не начинали, а ты уже предрекаешь поражение.
– Надо трезво смотреть на вещи. Я вижу, что мы можем разориться, а я должна думать о ребенке.
– Не волнуйся, когда придет время, я выведу ее в свет бесплатно.
– Но до тех пор я должна кормить и одевать ее, и дать ей образование – сейчас это для меня дело первостепенной важности.
– В тебе нет ни капли авантюризма, – сказала графиня.
– Скорее, я предусмотрительна, – ответила я.
– Значит, вы обе против?
Мы кивнули.
– Хорошо, придется на время отложить этот вопрос.
– Да уж, придется, – сказала я.
– А пока, – продолжила графиня, – я буду ездить в Париж и потихоньку присматривать помещение.
– Каким бы оно ни было, мы не можем себе этого позволить.
– Как знать, – не унималась графиня.
Мы перешли к другим вопросам.
Позже, оставшись вдвоем, мы с бабушкой снова вернулись к этой теме.
– Конечно, она права, – сказала бабушка. – Все известные фирмы имеют дочерние предприятия в Париже. Это действительно центр моды, и иметь там магазин – вопрос престижа. И в самом деле, было бы замечательно, если бы мы могли продавать там свои вещи. Это был бы триумф... и для нашего дела тоже было бы неплохо. Насколько лучше пошли бы у нас дела...
– Бабушка, тебя тоже захватила эта идея? – сказала я.
– Просто я хорошо осознаю все положительные стороны этого дела, но тем не менее я против того, чтобы занимать деньги. Я всегда придерживалась этого правила. Уж лучше оставаться как есть, чем нервничать из-за этих ссудных процентов. Помнишь, как мы начинали и думали, что уже не выбьемся?
– Никогда этого не забуду.
– А сейчас у нас все хорошо. Удобно. И пусть все остается, как есть.
Но несмотря на это, мы обе продолжали думать о предложении графини, и периодически этот разговор повторялся. Мысль об открытии салона в Париже крепко засела в наших головах. Графиня помалкивала, строя планы пока про себя. Я начинала склоняться к мысли, что со временем мы с бабушкой наконец поддержим ее точку зрения.
Неделю спустя бабушка и графиня отправились в очередную поездку в Париж.
ВСТРЕЧИ В ПАРКЕ
Одной из самых приятных сторон нашего процветания было то, что я смогла больше времени посвящать Кэти. Мы наняли гувернантку, мисс Прайс, – очень достойную леди, серьезно относившуюся к своим обязанностям; но очень часто я отпускала ее и занималась с Кэти сама, потому что она любила бывать со мной не меньше моего.
Каждый день после уроков мы ходили на прогулку. Иногда кормили уток в Сент-Джеймском парке, а иногда гуляли у Серпентина[15]. Кэти росла очень общительным ребенком и везде находила себе друзей. Мне нравилось наблюдать за тем, как она играет с детьми.
Как-то, дня через два после отъезда бабушки и график ни, мы с Кэти сидели на скамейке и вели свой обычный разговор, который состоял из бесчисленных «почему» да «что», как вдруг перед нами остановился человек и, приподняв шляпу, произнес:
– Итак, я нашел вас.
Это был Дрэйк Олдрингэм.
– Я зашел к вам, – сказал он, – и мисс Кассандра сообщила, что вы гуляете в Сент-Джеймском парке или здесь. К сожалению, я начал с Сент-Джеймского парка, но, наконец, вознагражден.
Я была страшно рада этой встрече.
– Это моя Кэти, – сказала я. – Кэти, познакомься с мистером Дрэйком Олдрингэмом.
Она посмотрела ему прямо в лицо.
– Вы не утка, – сказала она, – вы всего лишь человек.
– Кажется, я разочаровал вас, – ответил он.
– Да как вам сказать... просто я слышала, как они говорили о каком-то селезне[16].
Я ужасно смутилась, но он, похоже, был доволен, что стал предметом нашего обсуждения.
Кэти улыбнулась ему своей обольстительной улыбкой.
– Не обращайте на меня внимания, – сказала она.
– Постараюсь не принимать это близко к сердцу.
Я видела, что девочка нравится ему, и была рада этому.
– Мы любим это место, правда, Кэти? – сказала я. – И часто здесь бываем.
– Да, – подтвердила Кэти, – тут как в деревне... только слышен топот лошадиных копыт, и от этого здесь еще лучше. А бабушка во Франции, – сообщила она Дрэйку.
– Да, – сказала я, – они с графиней уехали в Париж.
– Когда-нибудь я тоже поеду, – заявила Кэти. – С мамой, конечно.
– Конечно, – сказала он. – Тебе очень этого хочется?
Она кивнула.
– А вы там были?
Он утвердительно кивнул и стал увлеченно рассказывать о Париже. Она с интересом слушала. К нам подошел маленький мальчик, который часто играл вместе с Кэти. По ее вопросительному взгляду я поняла, что ей хочется пойти с ним.
– Хорошо, – разрешила я, – только недалеко. Находись в пределах видимости, чтобы мне не пришлось разыскивать тебя.
Она повернулась к Дрэйку, улыбнулась ему и убежала. – Какой прелестный ребенок! – сказал он.
– Мне так повезло, что она у меня есть.
– Могу понять ваши чувства.
У меня навернулись слезы на глаза, и мне стало стыдно за свою несдержанность.
– Наверное, она для вас – большое утешение.
Я кивнула.
– Да, она всегда была моим утешением. Не представляю, что бы я без нее делала.
– Мне жаль, что так случилось. Должно быть, это было для вас страшным ударом.
– Его смерть была бы для меня ударом в любом случае, но...
– Не говорите об этом, если вам не хочется.
Несколько минут я молчала. Как ни странно, мне хотелось ему рассказать. Я чувствовала, что могу ему довериться.
– Все думают, что это самоубийство. Все так думают. Таков был вердикт коронера. Но я никогда не поверю в это.
– Вы знали его лучше, чем кто бы то ни было.
– Он не мог это сделать! Мы были так счастливы. Мы как раз только что решили купить собственный дом. Как можно быть таким счастливым, а через несколько часов... Это бессмысленно.
– Вы ни о чем не подозревали?
– Абсолютно. Все это было совершенной загадкой. У меня есть своя версия: кто-то намеревался убить его... и пытался сделать это раньше.
Я рассказала ему про Лоренцо, который был найден убитым в одежде Филиппа.
– Как странно! – задумчиво сказал он.
– Кажется, все считали, будто я что-то знаю, но не хочу разглашать. Я была так несчастна... Никаких причин... ничего! Все было просто прекрасно.
Он накрыл мою руку своей и пожал ее.
– Простите, – сказала я, – меня что-то занесло.
– Мне не следовало заговаривать об этом.
– Вы этого и не делали.
– Боюсь, что делал. Может быть, когда-нибудь... вы забудете о своем горе.
– Я уже забыла до некоторой степени. Мне помогла Кэти. Но... иногда она так на него похожа... Так напоминает мне его... Наверное, я никогда его не забуду.
– Конечно, не забудете. Но ведь вы сейчас по-своему счастливы?..
– Да, наверное, счастлива. У меня есть Кэти, бабушка... добрые друзья...
– И дело, – закончил он. – Вы убежденная деловая женщина, и для вас это многое значит.
– Вы правы. Мы начали через год после смерти Филиппа. Я больше не могла жить в этом доме. Это дом Чарльза, и я никогда не забывала об этом.
– Конечно.
– Графиня была для нас просто бесценным приобретением. Конечно, мне повезло.
– Я уверен, что успех в делах тоже вносит радость в вашу жизнь.
– Поначалу наше дело вряд ли можно было назвать успешным. Мы с бабушкой были новичками в Лондоне. А графиня оказалась весьма искушенной особой, и я считаю, что своим успехом мы обязаны ее руководству.
– Только не станьте слишком уж искушенной, – сказал вдруг он.
– Это необходимо, чтобы работать в таком деле, как наше... да и в любом другом тоже.
– Успех много значит для вас?
– Конечно. Он означает, что я смогу дать Кэти любое образование, какое захочу... смогу ввести ее в свет... открыть для нее неограниченные возможности.
– Вы очень амбициозная мама.
– Я амбициозна, потому что хочу ей счастья. Но мы слишком много говорим обо мне. Расскажите о себе, о своих избирателях и о обо всем, что приходится делать добросовестному члену парламента.
Дрэйк умел заинтересовать слушателя. Он рассказал о письмах, которые шлют ему его избиратели.
– Они думают, что член парламента, как джинн из лампы Алладдина, может все. – Потом упомянул о своих заграничных путешествиях, о том, как жил на знойном Золотом берегу и мечтал о возвращении домой, и о том, как запел от счастья, завидев скалистые белые утесы английских берегов, чем немало позабавил остальных пассажиров корабля.