I. ПАСХАЛЬНЫЕ ЦВЕТЫ

Вскоре после переезда к тетушке Софи я познакомилась с довольно странными сестрами Люси и Флорой Лейн, и их домом, который я про себя назвала Домом Семи Сорок. Никогда не узнала бы я об этом месте, если бы не хлопоты об убранстве церкви в ту далекую Пасху. Вероятно, это не совсем так, да и произошло все не только из-за цветов — они лишь довершили дело.

Тетушка Софи редко посещала наш дом, но между ней и моей матушкой и речи не было о разладе. Тетя жила в Уилтшире, откуда до Лондона довольно долго ехать поездом, а потом из столицы добираться до Мидлмора, что в графстве Суррей. По-моему, она полагала, что приехать навестить нас стоит очень больших усилий, а моя матушка, конечно, считала путешествие в Уилтшир слишком тяжелым для себя, особенно, если ожидалась не очень приятная встреча с тетушкой Софи.

В те далекие времена тетушка Софи была для меня почти посторонней. Моя мать и тетя Софи, родные сестры, были совершенно не похожи друг на друга. Мать была красивой, высокой, стройной женщиной с чертами лица, словно высеченными из мрамора. Ее светло-голубые глаза иногда становились холодными, как лед, а длинные ресницы, брови совершенной формы и прекрасные, всегда тщательно уложенные волосы, довершали ее аристократический облик.

Она постоянно давала понять каждому — даже тем из прислуги, кто это хорошо знал, — что воспитана не для той жизни, которую ее вынуждали вести обстоятельства.

Тетушка Софи была старше моей матери. Думаю, их разделяли года два. Она была среднего роста, но полной, отчего казалась еще меньше. На круглом и румяном лице сверкали маленькие пронзительные глаза, похожие на ягодки черной смородины. Когда она смеялась, их почти не было видно, а смеялась тетушка Софи довольно громко, что, как говорила мама, «скребло» по ее нервам. Не было ничего удивительного в том, что они держались порознь. В тех редких случаях, когда матушка заводила речь о тетушке Софи, она неизменно поражалась, что они выросли вместе.

Мы жили, как говорится, в «благородной бедности» — матушка, я и две служанки: Мэг, реликвия тех «лучших дней», и Эми, девочка десяти с небольшим лет из Мидлмора.

Мама уделяла много внимания поддержанию светских приличий. Она выросла в Сидер-Холле, и я всегда жалела, что этот особняк располагался достаточно близко и постоянно был у нас на виду.

Он стоял во всем своем, величии и казался еще значительнее по сравнению с Левиндер-Хаусом1 в Мидлморе. Церковные празднества проводились на лужайке Холла, и одна из его комнат всегда предоставлялась для религиозных собраний. Певцы рождественских псалмов каждый сочельник собирались на его дворе, чтобы выпить подогретого вина и отведать пирогов с мясом, которыми их потчевали хозяева после окончания «представления». В особняке жило множество слуг, и он господствовал над всей деревней.

Моей матери пришлось пережить две трагедии. Она не только лишилась своего старого дома, когда умер ее отец и стала известна сумма его долгов, но в довершение удара дом купили Картеры, нажившие состояние продажей сладостей и табака в каждом городе Англии. Они были неприятны по двум причинам: из-за своей простонародности и огромного богатства. Каждый раз, когда мама смотрела в направлении Сидер-Холла, ее лицо застывало, губы сжимались, а глубокая ярость, которую она испытывала, была совершенно очевидна. И, конечно, так бывало всякий раз, когда она подходила к окну своей спальни. Мы все привыкли к ее ежедневным жалобам. Они занимали нашу жизнь так же, как и ее.

Мэг говорила:

— Лучше бы мы уехали отсюда. Нет ничего хуже, чем смотреть на старое гнездо!

Однажды я спросила маму:

— Почему мы не уедем отсюда? Куда-нибудь, где бы ты не смотрела все время на него!

Я увидела ужас в ее глазах и, хотя была очень молода, поняла: она хочет жить здесь и не переживет разлуки с родными местами. Тогда мне и в голову не приходило, что она получала удовольствие от своей трагедии и чувства обиды. Мама хотела, чтобы все было так же, как в старое время в Сидер-Холле. Ей нравилось принимать участие в церковной жизни, задавать тон в благотворительных базарах и прочих подобных делах. Ее злило, что летний праздник не может быть проведен на нашей собственной лужайке.

Мэг смеялась над этим и говорила Эми:

— Еще что! На шести футах травы? Не смешите меня!

Для меня держали гувернантку. В нашем положении это главное, говорила мама. Она не могла отослать меня учиться далеко, а о том, чтобы посещать деревенскую школу, не могло быть и речи. Гувернантки, впрочем, подолгу не задерживались, ибо разговоры о былом величии не заменяли его отсутствия в Левиндер-Хаусе. Когда мы сюда переехали, это был Левиндер-Коттедж, и все дело в том, что вместо «Коттедж» написали «Хаус»! — рассказывала мне Мэг. Матушка не отличалась разговорчивостью, и, хотя я много слышала о былом великолепии, она очень мало говорила о том, что интересовало меня больше всего: о моем отце.

Когда я однажды спросила ее о нем, она сжала губы и более, чем когда-либо, стала похожей на статую, в которую она всегда превращалась ври упоминании Картеров из Сидер-Холла.

Мама ответила:

— У тебя нет отца… теперь….

Я возразила.

— Но был же он когда-то!

— Не говори глупостей, Фредерика. Разумеется, у каждого когда-то был отец.

Меня назвали Фредерикой, потому что в семействе из Сидер-Холла было много Фредериков. Мама рассказывала, что портреты шестерых из них висят там в картинной галерее. Я слышала о сэре Фредерике, посвященном в рыцари на Босвортском поле, о том, который отличился при Ватерлоо, и о блистательном роялисте времен гражданской войны.

Будь я мальчиком, меня назвали бы Фредериком. Но я должна была носить имя Фредерика, которое нашла неудобным и старалась сократить его до Фредди или даже Фред, что иногда вызывало у посторонних совершенно очевидное смущение.

— Он умер? — спросила я.

— Я тебе уже сказала. У тебя теперь нет отца. Все! Я поняла, что его имя окружено какой-то тайной. Не припоминаю, чтобы я когда-нибудь видела его. В самом деле, я не помню, чтобы жила где-нибудь, кроме этого дома. Городская площадь, коттеджи, церковь — и все это в тени Сидер-Холла — вот мои детские впечатления.

Много времени я проводила на кухне с Мэг и Эми: они были разговорчивее матушки.

Мне не разрешалось дружить с деревенскими детьми, а что касается Картеров, живущих в Сидер-Холле, мама держалась с ними холодно-вежливо.

Вскоре я узнала, что моя мать была очень несчастлива. И вот, когда я подросла, Мэг обычно подолгу говорила со мной.

— Эта жизнь, — сказала она однажды, — вовсе не жизнь. Левиндер-Хаус, как же… Каждый знает, что это был Левиндер-Коттедж. Изменив название дома, нельзя сделать его больше, вот что я вам скажу, мисс Фред…

Хотя при матушке меня называли мисс Фредерика, оставаясь наедине с Мэг, я становилась просто мисс Фред или мисс Фредди. Имя Фредерика, как слишком замысловатое, Мэг не нравилось, и она называла меня так не чаще, чем это было необходимо.

— Вот что я скажу вам, мисс Фред. Надо называть вещи своими именами, и я должна признать, что жили мы гораздо лучше в симпатичном домике в Клепеме, как бы он ни назывался. Ведь там мы были теми, кем были, а не теми, кем старались быть. Там было неплохо!

В глазах Мэг появлялось мечтательное выражение. Она выросла в Лондоне, в Ист-Энде, и гордилась этим.

— Да, неплохо! Субботние вечера на рынках, где на прилавках чего только нет: моллюски и мидии, морские улитки и волнистые рожки… А заливное из угрей… Какие угощения, а? А здесь что? Скажите-ка?

— Здесь праздники и хоровое общество.

— Не смешите меня! Множество самонадеянных людей, возомнивших о себе больше, чем есть на самом деле. Нет, дайте мне Лондон!

Мэг любила говорить о великом городе. О запряженных лошадьми омнибусах, которые могли доставить вас прямо в Вест-Энд. Она была там во время юбилейных торжеств. Это было восхитительно! В ту пору она была еще девочкой на побегушках, а потом сглупила, устроившись на работу в деревню еще до того, как попала в Сидер-Холл. Она видела королеву в экипаже! По ее словам, смотреть было не на что, но все же это была королева! — Да, мы могли бы жить там, а не прозябать здесь. В каком-нибудь симпатичном местечке: Бромли-на-Боу, может быть, Степни. Там можно купить за бесценок какой-нибудь дом, а не ехать сюда-в Левиндер-Хаус. Да и лаванда здесь не лучше, чем та, что мы обычно выращивали у себя в саду в Степни! Вздыхая по лондонской жизни, Мэг о многом мне рассказала.

— Ты долгое время жила с моей мамой, Мэг? — спросила я.

— Все пятнадцать лет.

— Ты должна знать моего отца.

Мэг снова переводила разговор на лондонские рынки и студень из угрей по субботним вечерам. Она неохотно отвлекалась от этих приятных воспоминаний. Я же продолжала настаивать.

— Это была личность, — засмеялась она.

— Что за личность, Мэг?

— Ну, неважно! — ее губы скривились в улыбке, и я заметила, что ее мой вопрос явно позабавил. Должно быть, она вспоминала моего отца.

— Я могла сказать ей, могла.

— Что ты могла сказать?

— Это не должно было длиться долго. Я сказала кухарке-у нас тогда была кухарка, этакая мегера, а я всего лишь прислуживала на кухне, вот кем я была. Я сказала ей: это не протянется долго. Он не из тех, кто остепеняется, а она не из тех, кто со многим мирится!

— А с чем она должна была мириться?

— С ним, разумеется. А ему приходилось мириться с ней. Я тогда сказала кухарке: ничего не выйдет, и я была права!

— Я его совсем не помню!

— Вам должно было быть не больше года, когда он ушел.

— Куда он ушел?

— С ней, я думаю… с другой.

— Ты не считаешь, что мне пора узнать?

Думаю, вы все узнаете, когда придет время.

Я знала, что этим утром Мэг и матушка не поладили между собой, так как мама заявила, что мясо было слишком жестким. Мэг отрезала, что не самая лучшая говядина и должна быть жесткой, на что мама ответила: ее надо было дольше варить. Мэг готова была предупредить о своем уходе, чем всегда пользовалась, как самым сильным оружием в подобных конфликтах. Где бы мы взяли другую Мэг? Хорошо иметь человека, который живет в семье много лет. Что же касается Мэг, я догадывалась, что и она не хочет затруднять себя переездом. Это просто была угроза, используемая во время кризисных ситуаций: ни одна из них не могла поверить, что другая, будучи доведенной до крайней степени раздражения, не предпримет никаких действий, и обе могли оказаться в положении, когда отступление будет выглядеть недостойно!

Конфликт был улажен, но Мэг еще продолжала негодовать, а в такие моменты из нее было легче выудить необходимую мне информацию.

— Ты знаешь, что мне почти тринадцать лет, Мэг? — спросила я.

— Конечно, знаю.

— Мне кажется, я уже достаточно взрослая!

— У вас умная головка, мисс Фред. Так я вам скажу! И вы не похожи на нее.

Я знала, что Мэг относится ко мне довольно нежно. Мне доводилось слышать, как в разговоре с Эми она называла меня «эта бедняжка».

— Я считаю, мне следует знать о своем отце, — не отступала я.

— Отцы… — произнесла она, уйдя в собственное прошлое, что делала нередко. — Они могут быть очень разными. Вам повезло, а ведь бывают такие, которые всегда готовы побить вас за малейшую провинность. У меня был один из таких. Скажи поперек ему хоть словечко, так он снимал ремень и вы его отведывали. Субботние вечера… Ну, он любил выпить, да любил, а когда напивался, держись от него подальше… Вот вам и отцы…

— Это должно было быть ужасно, Мэг! Расскажи мне о моем!

— Он был очень красивым, вот что я о нем скажу. Они были красивой парой и обычно ходили на эти полковые балы. Выглядели, как картинка. У вашей матушки был тогда еще не такой кислый вид — вовсе нет. Мы бывало подходили к окну и смотрели, как они садятся в экипаж, он в своей форме…

Ее глаза сверкнули, и она покачала головой.

— Полковые балы? — переспросила я.

— Ну да, он был военным, так кажется. Кухарка говорила, что имел высокий чин… офицер… майор или что-то в этом роде. О, он был очень красив! У него был, что называется, «блуждающий взгляд»!

— Что это такое?

— О, он любил смотреть по сторонам.

— На что?

Она слегка толкнула меня, и я поняла, что Мэг не будет продолжать разговор на эту тему. Поэтому я поспешно спросила:

— Что с ним стало? Он ушел на войну?

— Я этого не знаю. Да ведь и войны не было, правда. Так что он не мог уйти на войну. Мы время от времени переезжали. Так бывает в армии. Только осядешь на месте и опять срываться! Походы, переходы и все такое. Вот это была жизнь!

— И ты путешествовала с ними?

— О да. Я была с ней еще до того, как она вышла замуж. Это была роскошная свадьба… в Сидер-Холле. Как сейчас вижу ее, выходящей из церкви. Тогда еще не было преподобного Джона Мэтерса. Так кто же там был?

— Неважно. Что случилось?

— Они отправились праздновать медовый месяц, а затем мы жили на квартире там, где стоял полк. Не прошло и трех месяцев после их свадьбы, как умер ваш дедушка. И поднялся весь этот шум о том, что Сидер-Холл продается и в него переезжают Картеры. Ну, я-то видела, что долго это не протянется. Ваш отец не создан для семейной жизни. У него был кто-то…

— Ты хочешь сказать, после того, как он женился на маме?

— Для некоторых такие вещи не имеют значения. Они ничего не могут с этим поделать.

Разговор принимал очень интересный оборот, и я боялась, чтобы что-нибудь не остановило поток излияний Мэг, чтобы она не вспомнила о моем возрасте и о том, что сказала уже слишком много.

— Ну, вы уже были на подходе, и это тоже меняло дело. Она уже не могла танцевать на балах, правда?

— А потом? — спросила я.

— Все так и продолжалось. Родились вы, но все равно что-то было не так. Пошли слухи… Она не хотела что-либо предпринимать на этот счет. Она всегда была из тех, кто соблюдает внешние приличия!

— Что ты имеешь в виду, Мэг?

— Ну, она знала о той, другой. Та была прелестна, кокетлива! Это же то, что ему было нужно, правда? Однако у нее был муж. Он застал их на месте преступления. Разразился настоящий скандал. Потом был развод, и, думаю, через некоторое время он женился на ней. А затем они жили счастливо… Вероятно. Ваша матушка так и не оправилась после этого. Если бы Сидер-Холл не продали, она могла бы вернуться туда и это было бы не так уж плохо. Но после продажи и уплаты долгов мало что осталось. Все было разделено между нею и мисс Софи. Мисс Софи купила себе дом, а ваша матушка получила этот. У нее осталось кое-что от вашего отца, разумеется, но вы же видите, как обстоят дела…

— Он еще жив?

— Жив и полон сил, полагаю. Ваша матушка так и не справилась с потрясением. Она не говорит об этом. Если бы только она могла вернуться в Сидер-Холл, думаю, ей было бы не так плохо. А теперь ни слова об этом. Но вы спросили о вашем отце, а каждый имеет право знать, кто его отец.

Мне интересно, увижу ли я его когда-нибудь?

Она покачала головой.

— Сюда он, конечно, не приедет, дорогая. Но вот что я вам могу сказать. Более приятного джентльмена трудно и представить. Это было так… ну, вы знаете, как бывает у некоторых. Они просто не подходят друг другу, и их пути расходятся. А жили мы здесь, в Левиндер-Коттедже… прошу прощения — в Левиндер-Хаусе.

Так как Мэг рассказала мне слишком много, ей трудно было остановиться, и, когда мне удавалось ускользнуть от гувернантки, я разыскивала ее.

На самом деле она и не возражала и с удовольствием сплетничала. Я узнала, что ей хотелось бы жить в богатом доме с многочисленной прислугой, как ее сестра в Сомерсете. Там есть дворецкий, домоправительница, помощницы кухарки, горничные, и много других. А еще они держат экипаж, так что есть и конюшни, и чего там только нет. В таком месте много чего случается. А здесь… ну ни то, ни се.

— Интересно, почему ты живешь здесь, Мэг?

— Ну, можно, конечно, прыгнуть из огня да в полымя!

— Выходит, здесь огонь?

— Можете назвать и так!

— Расскажи мне еще о моем отце!

— Я же рассказала вам, разве нет? Только не передавайте вашей матушке, что я вам тут наговорила. Но, думаю, это правильно, что вам надо было узнать… кое-что. Как-нибудь она вам расскажет… со своей стороны, конечно. Но, по-моему, ему приходилось кое с чем мириться, и здесь всегда две стороны вопроса. В нем было много привлекательного. Все слуги его любили. Он всегда был очень мил с ними.

— Кажется, ты на его стороне?

— С этим действительно ничего не поделаешь. Та, другая женщина, и все такое. Думаю, в некотором смысле… ваша матушка по его вине такая какая она есть… а он такой, какой он есть…

Когда я однажды разговаривала с Мэг, в кухню вошла мама. Она была поражена, увидев меня там.

— Мэг, — сказала она, — я хочу обсудить с вами меню на сегодняшний вечер.

Мэг подняла глаза к потолку, а я убежала.

Вчера был филейчик из говядины, так что сегодня полагалась холодная говядина, но матушка всегда приходила на кухню обсудить меню с Мэг. Она с удовольствием бы послала за нею, но послать было некого, кроме Эми, а это значило бы оторвать Эми от ее обязанностей, да к тому же она была медлительной. В Левиндер-Хаусе не было звонков: их установка обошлась бы в немалую сумму. Назначить же определенное время для встречи с Мэг было неудобно, так как Мэг и так весь день проводила на ногах и отказывалась связывать себя определенным временем. Так что моей маме ничего не оставалось, как самой заходить на кухню.

Я задумывалась, возможно ли объяснить маме, что нелепо держать себя как состоятельная леди, когда мы далеко не богаты. Мне на ум приходили слова Роберта Бернса:

Ах, если бы у себя могли мы увидеть все, что ближним зримо…

2

Какой это был бы чудесный мир для моей матушки! Обладай она им, может, муж не бросил бы ее и я знала бы своего отца. Он представлялся мне веселым человеком, с огоньком в глазах, находившим отклик в людях, даже подобных Мэг.

Однажды я увидела, что Мэг как бы хорошеет, когда речь заходит о моем отце. Она так же вела себя перед мистером Бэрром из мясной лавки, который, разделывая мясо на доске, всегда зазывал покупателей. Это был очень веселый человек в полосатом переднике и соломенной шляпе со щегольски загнутыми полями. Его глаза сверкали, когда он шутил с покупателями, особенно с женщинами. Мэг говорила, что его замечания «попадают в самую суть», но тем и смешны. Однажды она сказала ему:

— Убирайтесь! Думайте, что говорите и делаете, молодой человек!

Он подмигнул ей и спросил:

— Важничаете сегодня, сударыня? Пойдемте со мной в гостиную, и все будет иначе.

— Нахальный чертенок, — огрызнулась Мэг, сверкнув глазами.

А мой отец был из тех мужчин, при которых она будет вести себя так, как при мяснике мистере Бэрре. Это было очень интересно и давало мне пищу для размышлений.

Я направлялась к дому викария с запиской преподобному Джону Мэтерсу. Моя мать часто общалась таким способом, когда была чем-то недовольна. В данном случае ее недовольство было вызвано некоторым расхождением во взглядах по поводу расстановки цветов в церкви. В прошлом году, жаловалась она, ее постигло большое разочарование при виде убранства церкви на Пасху. Миссис Картер и мисс Оллдер в сущности ничего не понимали в искусстве составления букетов.

Да и что можно ожидать от выскочки-лавочницы, сделавшей состояние на продаже сладостей и табака? Выполненная ими расстановка цветов отличалась откровенной безвкусицей. Что касается мисс Оллдер, это было жалкое создание с глупой жеманной улыбкой, проявлявшее повышенное внимание к помощнику приходского священника, и, совершенно очевидно, марионетка в руках миссис Картер. Было абсурдным поручать им убранство церкви, когда моя мать обладала обширным опытом в этом вопросе еще с тех времен, когда жила в Сидер-Холле и когда дворянство имело некоторое влияние на дела церкви.

Я знала, что мама очень переживает из-за того, что было абсолютно неважно для любого другого человека. Пренебрежение ее опытом она считала оскорблением своего достоинства, а оно было для нее самым главным.

Она написала несколько вариантов записки преподобному Мэтерсу, но ни один из них ее не удовлетворял. Она рвала записки и разъярялась все больше. Это привело ее в состояние напряжения, совершенно несоизмеримое с причиной, которой оно было вызвано.

Со времени моего последнего разговора с Мэг об отце я неоднократно и безуспешно пыталась соблазнить ее снова поговорить о нем, но, кроме впечатления, что Мэг скорее симпатизирует моему отцу, нежели маме, мне ничего нового узнать не удалось.

Стоял чудесный весенний день. Я пересекала площадь вблизи пруда, на берегу которого сидели два старика. Я сразу же их узнала, потому что они приходили сюда почти каждый день. Двое рабочих с фермы, вернее бывших рабочих, так как они были слишком стары, чтобы работать, коротали свои дни, сидя на берегу и тихо беседуя. Проходя, я пожелала им доброго утра.

Тропинка вела меня к дому викария. Природа была прекрасна в это время года: цвели каштаны, а вдоль изгороди пробивались фиалки и щавель. Разве можно сравнить такую красоту с заливным из угрей на лондонских рынках, о которых тосковала Мэг!

Я засмеялась про себя. Должно быть, это очень забавно: матушка, стремящаяся к былому великолепию, и Мэг, мечтающая о лондонских рынках! Хотя большинство людей склонны хотеть того, чего не имеют,

Наконец, я подошла к дому викария — длинному серому каменному зданию с приятным садиком перед ним и, увы, кладбищем позади.

Викарий принял меня в неубранной гостиной, окна которой выходили на кладбище. Он сидел за конторкой, где громоздились разные бумаги.

— А, мисс Хэммонд! — произнес он, подняв очки на лоб.

Викарий был м.ягким человеком, и я сразу же прочла дурные предчувствия во взгляде его водянистых серых глаз. Он был миролюбив и догадался, что над его счастливым состоянием может нависнуть угроза, что часто случалось после получения посланий от моей матушки. Когда же я сказала, что принесла ему записку, в его глазах появился страх.

— Думаю, нужен ответ! — вежливо заметила я, протянув ему записку.

— О да, да…

Он спустил очки на нос и слегка повернулся так, чтобы я не увидела его реакции на мамино послание.

— Господи, Господи, — произнес он с ужасом в глазах. — Это касается пасхальных цветов. Миссис Картер закупила их и, естественно…

— Разумеется, — ответила я.

— И она… попросила мисс Оллдер помочь ей расставить их, а мисс Оллдер, думаю, согласилась это сделать. Так что видите…

— Да, вижу! Я понимаю.

Он благодарно улыбнулся мне.

— Итак… если вы передадите вашей матушке мои извинения и… объясните, что дело не в моей власти… Полагаю, писать нет необходимости?

Хотя я прекрасно знала свою матушку, но мне было жаль и его.

— Я объясню! — сказала я.

— Благодарю вас, мисс Хэммонд. Пожалуйста, передайте мои сожаления!

— Передам, — пообещала я ему.

Я вышла из дома викария, но домой не спешила: я понимала, что будет гроза. Мне не терпелось, конечно, узнать, какое может иметь значение, кто расставляет цветы. Почему для мамы это было так важно? Неужели дело в этом пугале — миссис Картер? Конечно, в дни своего влияния цветы расставляла бы мама. Она решала, будут ли они украшать кафедру или алтарь. Но все это казалось мне таким мелким… Я одновременно и сердилась, и жалела ее. Хорошенько обдумывая, как сообщить ей неприятное известие, я не спешила домой.

Она уже ждала меня.

— Ты долго пропадала. Ладно… Принесла ответ?

— Не было необходимости писать, — ответила я. — Миссис Картер уже закупила цветы, а мисс Оллдер помогает их расставлять, потому что ее попросили об этом.

Мама посмотрела на меня так, как будто я сообщила о каком-нибудь великом несчастье.

— Нет! — закричала она.

— Боюсь, так он и сказал. Ему очень неловко и, кажется, действительно жаль тебя расстраивать!

— О, да как он смеет! Как он смеет!

— Ну ты же видишь, он объяснил, что не может больше ничего сделать, так как миссис Картер закупила цветы!

— Эта простолюдинка!

— Викарий тут не при чем.

— Не при чем?

Ее обычно бледное лицо побагровело. Она тряслась, и губы ее дрожали.

— В самом деле, мама! Это всего лишь пасхальные цветы! Ну какое имеет значение, кто их расставит?

Она закрыла глаза. Я увидела, как на ее виске быстро пульсировала жилка. Вдруг она тяжело вздохнула и покачнулась. Я успела подбежать к ней и подхватить, когда она начала падать. На губах ее я заметила пену.

Мне захотелось закричать: «Это абсурдно! Это смешно!» Но я испугалась: это было нечто большее, чем гнев.

К счастью, рядом стояло большое удобное кресло. Я сумела усадить в него маму и позвала Мэг.

Втроем — я, Мэг и Эми — мы уложили маму в постель.

Пришел доктор, и Мэг проводила его к маме, а я стояла на ступеньках и слушала.

Мисс Гловер, моя гувернантка, вышла и увидела меня.

— В чем дело?

— Мама заболела.

Мисс Гловер постаралась изобразить сочувствие, но не очень успешно. Она, как и другие до нее, оставалась в нашем доме только до тех пор, пока не найдется местечка получше. Однако она прошла со мной в гостиную, чтобы дождаться ухода доктора.

Я слышала, как он спустился с Мэг и сказал:

— Я загляну во второй половине дня. А там посмотрим.

Мэг поблагодарила его и вошла к нам в гостиную. Она посмотрела на меня глазами, полными тревоги. Я поняла, что она тревожилась скорее за меня, чем за маму.

— Что случилось? — спросила мисс Гловер.

— Он говорит, что это апоплексический удар.

— Что это такое? — поинтересовалась я.

— Это плохо. Но мы еще точно не знаем. Подождем.

— Как ужасно, — сказала мисс Гловер. — Она?..

— Он, кажется, не уверен. Он вернется. Она… очень плоха…

— А ничего, что она одна? — спросила я.

— Он ей что-то дал. Сказал, что она не будет об этом ничего знать…пока. Он собирается вернуться и привести с собой молодого доктора Эгхэма.

— Это ужасно, — сказала я. — Она, должно быть, действительно больна.

Мэг посмотрела на меня грустным взглядом и печально произнесла:

— Думаю, так.

Мисс Гловер предложила:

— Ну, если я чем-нибудь могу помочь…

И тут же она вышла. Мисс Гловер не была заинтересована работой у нас. Сегодня утром ей пришло письмо. Я догадалась, что это было предложение нового места, которое подходило ей больше, чем воспитание девочки из коттеджа, даже если он назывался домом, в котором жила особа с манерами светской дамы, но без средств, чтобы удовлетворить свои претензии.

Я начинала читать мысли людей.

Когда она ушла, я обрадовалась. Мэг же выглядела очень озабоченной.

— Что же с нею будет? — спросила я.

— Я понимаю не больше вашего, дорогая. Она очень больна. У моей тети Джей был удар вроде этого. Она не могла пошевелить одной стороной тела. И говорить не могла… только бормотала. Так продолжалось год. Ода стала совсем как дитя.

— О нет, нет…

— Да, иногда после такого не поправляются. Это может случиться с каждым из нас в любое время. Вы можете делать свое дело, а Господь выберет вас, чтобы поразить ударом.

Я все думала о маме, такой величественной, такой гордящейся своим воспитанием, ожесточившейся из-за жизненных невзгод, и переполнялась жалостью к ней. Мне так хотелось сказать ей, что я все понимаю.

Мне стало очень страшно, что я никогда теперь не смогу этого сделать, и мною овладела злоба! И все это из-за дурацких цветов! Всему виной ее гнев. О нет! Тут больше, чем цветы. Все это зрело внутри нее — это ожесточение, негодование. Цветы лишь довели до высшей точки гнев и зависть, сдерживаемые годами.

Вернувшийся доктор привел своего коллегу Эгхэма. Они пробыли в маминой спальне довольно долго. Мэг тоже была там. Спустившись в гостиную, они послали за мной.

Доктор Кентон ласково посмотрел на меня, что еще больше увеличило мой страх.

— Ваша матушка очень больна, — сказал он. — Возможно, она поправится. Если так, боюсь, что она будет нуждаться в специальном уходе, — он недоверчиво посмотрел на меня, а затем с надеждой повернулся к Мэг:

— Подождем несколько дней. Тогда многое может проясниться. Есть ли у девочки какие-нибудь родственники?

— У меня есть тетя, мамина сестра, — ответила я.

— Она далеко?

— В Уилтшире.

— Полагаю, вам следует немедленно дать ей знать обо всем происшедшем.

Я кивнула.

— Тогда ладно. Подождем, скажем, до конца недели. К этому времени ситуация должна проясниться.

Доктор Эгхэм ободряюще улыбнулся мне, а доктор Кентон похлопал меня по плечу.

Я чувствовала себя слишком взрослой, чтобы заплакать, но слезы уже были близко.

— Будем надеяться на лучшее, — произнес доктор Кентон. — А тем временем дайте вашей тетушке знать о случившемся, — он пристально посмотрел на Мэг. — Вы не можете многого сделать. Если что-нибудь изменится, известите меня. Я загляну завтра.

Когда они ушли, мы с Мэг в молчании посмотрели друв На друга. Мы обе думали, что же с нами будет.

В конце недели приехала тетушка Софи. Мой восторг при виде ее был так велик, что я бросилась к ней в объятия. Она обняла меня в ответ; ее глаза, похожие на ягодки черной смородины, вокруг которых были заметны морщинки, увлажнились.

— Дорогое мое дитя, — произнесла она. — Какая беда! Твоя бедная мама! Надо посмотреть, что мы тут можем сделать.

Я сказала:

— Это Мэг.

— Здравствуйте, Мэг! Это тяжелый удар для всех вас, я знаю. Ничего, что-нибудь придумаем.

— Не хотите ли сначала пройти к себе в комнату, мисс Кардинхэм? — спросила Мэг.

— Пожалуй. Отнесите туда этот чемодан. Ну и путешествие!

— Потом, думаю, вы захотите увидеть миссис Хэммонд?

— Кажется, это неплохая идея. Как она сейчас?

— Она, по-моему, мало что понимает и может не узнать вас, мисс Кардинхэм.

— Ладно. Пойду вымою руки. Какая же грязь в этих поездах! Потом приступим к работе. Идем со мной, Фредерика.

Мы отправились в комнату, приготовленную для нее, и Мэг оставила нас вдвоем.

— Славная женищна, — заметила тетушжа Софи, кивнув в сторону двери, за которой скрылась Мэг.

— О да!

— Сколько ей, должно быть, беспокойства. Нужно посмотреть, что мы должны сделать. Что говорит доктор?

— Он считает, что надежд на полное выздоровление немного, нужен кто-то, чтобы ухаживать за ней.

Она кивнула.

— Ну, я теперь здесь! — тетушка печально улыбнулась, — Бедняжка… и все это на такие юные плечи… Тебе сколько?

— Тринадцать, — ответила я.

— Гм, — пробормотала она.

Эми принесла горячей воды, и тетушка Софи умылась, пока я сидела на постели и рассматривала ее. Вытерев руки, она выглянула в окно и скорчила гримасу.

— Старая усадьба! И она видела это все время!

— Этот вид обычно расстраивал ее.

— Знаю. Жаль, что она не могла уехать отсюда.

— Она не хотела.

— Я знаю свою сестру. Впрочем, теперь слишком поздно, — тетушка повернулась ко мне с нежной улыбкой:

— Тринадцать лет! Слишком мало для такой ноши. Тебе бы радоваться жизни. Ведь юной бываешь только раз!

Я обнаружила, что тетушка отличается отрывистой речью, а в мыслях часто витает далеко от темы разговора.

— Ничего, — продолжала она. — Что сделано, то сделано. Жизнь продолжается. Старая тетушка Софи найдет выход из положения. Мэг долгое время была с вами?

— Всегда!

Она кивнула в сторону окна.

Она была с нами еще там. Хорошая женщина. Таких не так уж много.

Я повела тетушку Софи к маме, которая, я была уверена, не узнает ее. Для меня было почти невыносимо смотреть на маму. Она безучастно глядела перед собой, губы ее шевелились. По-моему, она пыталась что-то сказать, но никто из нас не мог понять ее бессвязного бормотания. Мы пробыли с нею недолго. Не было смысла.

— Бедная Каролина! — вырвалось у тетушки Софи. — Подумать только, что с нею стало. Надеюсь, она этого не понимает. Это причинило бы ей такие страдания!

Затем она повернулась и обняла меня.

Не волнуйся, дорогое дитя! Что-нибудь придумаем.

С приездом тетушки Софи я почувствовала себя гораздо лучше.

Когда пришел доктор Кентон, он совершенно очевидно пришел в восторг, увидев здесь тетушку Софи, а после осмотра мамы имел с ней долгий разговор. После его ухода тетушка Софи увела меня к себе и объяснила, как обстоят деда.

— Я понимаю, что ты очень молода, но иногда такие события обрушиваются на нас, невзирая на возраст… Теперь я буду откровенна. Твоя мама действительно очень больна, Она нуждается в квалифицированном уходе. Мэг хорошая и сильная женщина, но она одна с этим не справится. Можно взять сиделку, но это было бы нелегко. Маму нужно кормить и смотреть за ней. Есть другой выход. Ее можно поместить в частную лечебницу, где за ней будет хороший, квалифицированный уход. Такая есть неподалеку от меня. Можно поместить ее туда.

— Это будет очень дорого стоить?

— Э, да на этих плечах умная головка! — при этом тетушка Софи засмеялась тем самым смехом, который скреб маме по нервам, а для меня звучал как успокоительная музыка. Я услышала его впервые с тех пор, как она приехала. — Да, моя дорогая, это обойдется недешево. Но я не так стеснена в средствах, как твоя мама. У меня небольшой дом и всего одна служанка — моя добрая, верная Лили. Мне не нужно соблюдать великосветские приличия. Мне хорошо и в моем маленьком домике. У нас большой сад, и мы выращиваем собственные овощи. По сравнению с твоей мамой — хотя и при одинаковом доходе, так как мы пополам разделили то, что осталось от имущества нашего бедного отца — я живу в относительном комфорте! Боюсь, я не так богата чтобы оплачивать содержание твоей мамы в частной лечебнице, но у меня есть план!

Она очень нежно посмотрела на меня.

— Я всегда питала к тебе слабость, Фредерика! Какое величественное имя! Так назвала тебя мама, а я про себя всегда называю тебя Фредди!

— Это звучит по-дружески, — ответила я, а в голове у меня мелькнуло: «Только бы она не уехала!» Мне захотелось уцепиться за нее, умолять ее остаться. Она пробудила во мне надежду, что все не так плохо, как кажется.

— Хорошо, — продолжала она. — Пусть будет Фредди. А теперь послушай. Тебе тринадцать лет. Ты не можешь жить здесь одна, дорогая. Я предлагаю тебе, если тебе нравится моя идея, переехать ко мне. Я единственный человек, который у тебя есть. Боюсь, что выбор небольшой!

Я устало улыбнулась ей.

— Ну, я не так плоха и, полагаю, мы поладим!

— В каком смысле? А как же…

— К этому я и подхожу. Есть небольшое затруднение. Мэг и Эми. Им придется поискать другое место. Дом можно продать. Вырученные деньги пойдут на лечение мамы, а остаток обеспечил бы небольшой доход; сложив его с моим, мы могли бы на это жить. Ты поедешь со мной. Правда, Фредди, я не вижу другого выхода. С доктором я поговорила. Он считает, что это очень хорошая идея, и не только хорошая, но единственная, имеющая здравый смысл.

Я потеряла дар речи. Мне показалось, что моя жизнь рушится. Тетушка Софи пристально посмотрела на меня.

— Мне кажется, что подумав, ты найдешь это предложение не таким уж плохим. Лили иногда бывает несколько резка, но у нее самые добрые намерения. Она из лучших людей, Да и я не такая уж плохая старушка!

Не отдавая себе отчета, я прижалась к ней.

Ну, ну, — успокаивала она меня.

Мэг сказала:

— Мне будет тяжело после стольких лет, но ваша тетя права! Это единственный выход. Я не полажу с кем-то другим и не вынесу, если в доме будет сиделка. Они могут быть шумными, хотеть то, другое, третье и не только для пациентки, но и для себя. Самым худшим для меня будет расставание с вами, мисс Фред!

— Тебе придется найти другую работу, Мэг.

— Я уже написала сестре в Сомерсет. Там большой дом, и она говорила, что хозяевам всегда не хватает в доме слуг. Не знаю, что это будет, но для начала все пойдет… Я всегда хотела жить в таком доме, ведь я начинала в Сидере, так? Я намекнула также и про Эми, может, и для нее что-нибудь найдется!

— О Мэг, мне так будет не хватать тебя!

— И мне будет не хватать вас, моя милая. Но такова жизнь. Все меняется. А вам, думаю, будет хорошо с мисс Софи. Я помню ее с очень давних дней. Она всегда была немного осторожна, иногда шумлива, но всегда очень добросердечна, а это самое главное! С нею вам будет веселее, чем с вашей матушкой.

— Я тоже надеюсь, что все будет в порядке!

— Будет! Едва приехав сюда, она, как говорится, пролила свет в это темное царство. Надо смотреть правде в глаза: вашей матушке не станет лучше. Ей нужен правильный уход, а там она его получит. Вы сможете ее часто навещать, а лучшего и не придумать. Доверьтесь мисс Софи. Она всегда выполняет то, что задумала.

Это было правдой. Дом быстро приготовили к продаже. Место его расположения было очень приятным, и от покупателей не было отбоя. Тетушка Софи оказалась весьма практичной и оговорила с покупателями право Мэг и Эми оставаться в доме, пока они не найдут себе другую работу: нельзя же выставлять преданных слуг за дверь! В этом отношении дела сложились удачно. Сестра Мэг сообщила, что для нее нашлось только место горничной, но был шанс «подняться по службе». Для Эми пока ничего не нашлось, но через многочисленных слуг и их знакомых удалось выяснить, что в одном доме требуется молодая девушка для выполнения различных домашних работ. Сестра Мэг обещала замолвить за Эми словечко, а это много значило.

Мы были полны оптимизма, и наши надежды оправдались.

Все происходило так, будто тетушка Софи, подобно крестной-волшебнице, делала чудеса взмахом своей волшебной палочки!

Однажды я осведомилась у тетушки Софи:

— Как насчет моего отца?

Она слегка изменилась в лице. Оно стало, я бы сказала, настороженным.

— Что насчет него? — спросила она довольно резко.

— Надо ли ему сообщить?

Она задумалась, а потом покачала головой.

— В конце концов он же ее муж и мой отец! — настаивала я.

— Ну, с этим все кончено, они же развелись, ты знаешь.

— Да, но он еще… он, все-таки, мой отец?

— Все это было так давно…

— Должно быть, лет двенадцать назад…

— У него теперь новая жизнь.

— С новой семьей?

— Возможно.

Так вы думаете, он не заинтересуется мной?

Она улыбнулась, и лицо ее стало нежным.

— Он вам нравился, правда?

— Он нравился многим. Разумеется, он был не очень серьезным… тогда.

Я ждала продолжения, но так как тетушка Софи молчала, я опять спросила:

— Вы не считаете, что ему нужно сообщить? Или думаете, он не захочет вновь услышать о нас?

— Это было бы… неудобно. Когда люди разводятся, они иногда становятся врагами. Он был из тех, кто не любит трудности… кто отворачивается от них. Нет, дорогая, забудем об этом. Ты едешь со мной!

Я задумалась, озадаченная мыслью об отце, но тетушка Софи, как бы прочтя мои мысли, положила свою руку на мою и произнесла:

— Не будите спящую собаку.

— Я это слышала.

— Ну, вот так, если ты ее разбудишь, она поднимет лай, а может быть, начнутся и более серьезные неприятности. Поедем в Уилтшир. Увидишь, как тебе там понравится. Ты будешь ходить в школу, должна же ты получить образование, не так ли? Это очень важно. Нам с тобой придется принять много решений. Мы не должны обременять себя тем, что ушло. Нужно идти вперед. Вот в этом несчастье твоей мамы. Постоянно оглядываясь назад, нельзя добиться ничего хорошего. Думаю, мы с тобой прекрасно поладим!

— О да, тетя Софи. Не знаю, как вас благодарить. Вы приехали сюда после стольких лет и так нам помогли!

— Вот это разговор! Должна сказать, мне приятно, что племянница теперь будет полностью моя.

— Дорогая тетя Софи, я так счастлива, что у меня есть вы! Мы поцеловались, прижались друг к другу, и я, наконец, почувствовала, как мной овладевает удивительное чувство безопасности.

В течение следующих нескольких недель произошла масса событий. Состоялся аукцион, на котором мы получили гораздо большую сумму, чем надеялись, так как среди обстановки дома были кое-какие ценные вещи, которые мама перевезла из Сидер-Холла. Мэг и Эми уехали в Сомерсет, и дом был готов к продаже.

Маму поместили в частную лечебницу в Дивайзизе, недалеко от дома тетушки Софи, так что мы могли навещать ее по крайней мере раз в неделю. Тетушка Софи сказала, что у нее есть почти что собственный экипаж.

— Всего лишь двуколка и на самом деле она принадлежит старику Джо Джоббингсу, который работает примерно час в неделю в нашем саду и, конечно, доставит нас туда, куда мы захотим.

Левиндер-Хаус продали. Я без сожаления в последний раз взглянула на Сидер-Холл, так как его близость постоянно напоминала об утраченном величии, «лучших днях» моей мамы и стала причиной ее болезни, и с легким сердцем уехала с тетушкой Софи в свой новый дом в Уилт-шире.

II. СЕНТ-ОБИН

Мне очень повезло, что после столь трагического поворота событий я не только получила опекуншу в лице тетушки Софи, но и переехала в одно из самых потрясающих графств Англии.

В этой части страны было что-то необыкновенное, что я немедленно поняла. Когда я сказала об этом тетушке Софи, она ответила:

— Это очень старинное место. Люди, жившие здесь давным-давно, оставили свои следы, и глядя на эти камни, увековечившие историю, поневоле думаешь и о них.

На склоне холма высилась скала, напоминавшая белого коня. Чтобы ясно увидеть его, нужно было отойти на некоторое расстояние, тогда он приобретал весьма таинственный вид. Но главной достопримечательностью здесь были камни, происхождения которых никто не мог объяснить, хотя догадывались, что они были положены здесь задолго до Рождества Христова и, видимо, служили местом поклонения.

Деревня Харперз-Грин была очень похожа на многие другие английские деревни. Здесь возвышалась старая норманнская церковь, постоянно нуждающаяся в реставрации; зеленая лужайка перед нею; утиный пруд; ряд коттеджей времен Тюдоров на его берегах, а также помещичий дом — в данном случае Сент-Обин Парк, построенный примерно в шестнадцатом веке.

Дом тетушки Софи был небольшим, но в высшей степени комфортабельным. В плохую погоду во всех комнатах всегда горел огонь. Лили, приехавшая из Корнуэлла, сказала мне, что не выносит холода. Они с тетушкой Софи круглый год запасались дровами, благодаря чему дровяной сарай всегда был полон.

Лили жила еще в Сидер-Холле, куда приехала из своего родного Корнуэлла, как Мэг из Лондона. Она, разумеется, помнила Мэг, и мне было приятно поговорить с человеком, знавшим моего лучшего друга.

— Она уехала с мисс Каролиной, — рассказывала Лили. Мне же повезло: я осталась с мисс Софи.

Я писала Мэг, но она была не в ладах с карандашом, поэтому я мало знала о ней, не считая ее надежды, что я поживаю так же хорошо, как и она, а дом в Сомерсете в полном порядке. Это утешало, и я была счастлива, ярко описывая подробности моей новой жизни. Если ей самой будет трудно прочесть мое письмо, я была уверена, что кто-нибудь ей в этом поможет.

В округе было два выдающихся дома. Один из них — Сент-Обин Парк, а другой — Бэлл-Хаус, изящное строение из красного кирпича.

— Его называют так, — рассказывала тетушка Софи, — потому что там над дверью висит колокол. Он висит очень высоко, почти под самой крышей, с незапамятных времен. Должно быть, когда-то это был молитвенный дом. Там живет семья Дорианов. Девочка примерно твоих лет, сирота, потеряла родителей. Полагаю, она дочь сестры миссис Дориан. Ну, и, конечно, в Сент-Обине живут его владельцы.

— Что это за люди?

— О, это древний род Сент-Обинов… Такой же, как и их дом. Они живут там с тех пор, как дом был построен. Это можно вычислить. Дом построен в конце шестнадцатого века… А Белл-Хаус почти на сто лет позднее.

— Так что же это за семья Сент-Обин?

— У них двое детей… Еще чего, дети! Мистеру Криспину не понравилось 6ы, если бы его так назвали! Ему сейчас, по меньшей мере, лет двадцать. Очень высокомерный джентльмен. Затем есть девочка — Тамарикс. Необычное имя. Это же название дерева. Симпатичное резвое существо примерно твоего возраста. Так что тебя могут пригласить на чашку чая.

— Мы никогда не пили чай с теми, кто купил Сидер-Холл!

— В этом, наверное, была виновата твоя мама, дорогая.

— Она презирала их за то, что они держали лавки.

— Бедная Каролина. Она всегда сама себя наказывала. Ведь никому не было дела, что она потеряла то, что когда-то имела… кроме ее самой. Да, семья Сент-Обинов влиятельна. Полагаю, обитатели Бэлл-Хауса идут непосредственно за ними. Но меня никогда не беспокоило, что я выросла в Сидер-Холле, а сейчас живу в Роуэнзе!

Роуэнзом наш дом назывался потому, что перед ним росли две рябины — одна из них за воротами.

Я любила слушать рассказы тетушки Софи о деревне. Она с юмором говорила о преподобном Хетерингтоне, который был «не от мира сего» и проповеди которого отличались поразительной бессвязностью, о мисс Мод Хетерингтон, ведавшей его хозяйством, а также заодно хозяйством всех, проживающих в деревне.

— Очень властная леди, — комментировала тетушка Софи, — и особенно крепко держит в руках несчастного преподобного.

Меня заинтересовали камни неподалеку от Роуэнза. Впервые я увидела их, проезжая с тетушкой Софи в двухколесном экипаже Джо Джоббингса в Солсбери за покупками, недоступными в Харперз-Грине.

— Можно здесь остановиться, Джо? — попросила тетушка. Джо любезно остановился.

Мы с тетушкой подошли к груде валунов, и, стоя среди них, я чувствовала, как прошлое наступает на меня. Я была возбуждена и оживлена, но мне почему-то стало немного страшновато.

Тетушка Софи немного рассказала мне об этом месте.

— Никто до конца не уверен, но некоторые считают, что эти камни здесь положили друиды за семнадцать веков до Рождества Христова. Это что-то вроде храма, тогда ведь они поклонялись небесам. Говорят, что камни положили так, чтобы определять время по восходу и закату солнца.

Я крепко ухватилась за руку тетушки Софи и была счастлива, что стою здесь именно с ней. Когда мы вернулись в экипаж и Джо повез нас домой, я все еще пребывала в глубоком раздумье. И все-таки я была счастлива, побывав на этом месте.

Мы регулярно посещали маму. Ей, кажется, стало лучше, но она не понимала, что с ней произошло и где она находится. Я каждый раз покидала ее с чувством печали и, глядя на тетушку Софи, не могла не думать о том, насколько счастливее сложилась бы наша жизнь, будь моя мать похожа на нее. С каждым днем я все больше любила тетушку Софи.

Нужно было уладить множество практических дел — на первом месте среди них стояло мое образование.

Тетушка Софи играла выдающуюся роль во всех делах Харперз-Грина. Она обладала неуемной энергией и любила руководить делами: заправляла церковным хором, организовывала ежегодные религиозные праздники и благотворительные базары и, хотя они с мисс Хетерингтон не всегда приходили к согласию, обе были достаточно мудры, чтобы не признать таланты друг друга.

Тетушка Софи действительно жила в небольшом доме, который не шел ни в какое сравнение с Сент-Обином Парком или Бэлл-Хаузом, но она выросла в Сидер-Холле и знала, к чему это обязывает, а также была сведуща в том, как вести сельскую жизнь. Вскоре я поняла, что, будучи менее богатыми, мы обладали тем же влиянием, что и местная знать.

Прежде чем встретиться с людьми, которым суждено было сыграть важную роль в моей жизни, я кое-что узнала о них из рассказов тетушки Софи.

Я узнала, что старый Томас, проводящий свои дни в созерцании утинего пруда, работал садовником в Сент-Обине пока ревматизм не «подобрался к его ногам» и не положил конец его стараниям. У него был небольшой коттедж в усадьбе Сент-Обин, который он, как обычно сообщал каждому, кто имел неосторожность сесть рядом с ним, имеет «пожизненно». Это звучало скорее как приговор суда, а не упоминание о благодеянии его хозяев, чем он гордился. Меня предупредили, что я должна лишь быстро поздороваться с Томасом, проходя мимо него, если не хочу быть втянутой в воспоминания о былых днях.

Затем следует упомянуть о бедном старике Чарли, давно распрощавшимся с умом, если он у него когда-нибудь был, и Мейджере Каммингсе, служившем в Индии во времена восстания 1857 года и проводящем свои дни в воспоминаниях об этом знаменательном событии.

Тетушка Софи называла их «стариками из Грина». Они собирались каждый раз, когда позволяла погода и, как говорила тетушка, их разговор напоминал окрошку из коттеджа с ревматизмом Томаса и индийского восстания, тогда как бедный Чарли сидел тут же, слушая с сосредоточенным видом, будто все это было ему в новинку.

Некоторые фигуры оставались в тени, составляя церковный хор.

Меня больше всего интересовали мои ровесники, особенно две девочки из Сент-Обин Парка и Бэлл-Хауса.

Тетушка Софи объясняла:

— Эта Тамарикс Сент-Обин немного дикарка. И не удивительно. Ее отец и мать витали в облаках. Никогда не уделяли много времени детям. Конечно, о них пеклись няни… Но ребенок нуждается в особой заботе, а это могут дать только родители.

Она почти грустно посмотрела на меня. Ей-то было известно, что моя матушка была слишком поглощена утраченными «лучшими днями», чтобы попытаться дать мне немного тепла.

— Это была веселая парочка, — продолжала она. — Балы танцы… Переехали в Лондон, вели там бурную жизнь. Потом продолжили ее на континенте. Ну, что ты на это скажешь? Они всегда держали нянь и гувернанток… Лили говорит что это противоестественно.

— Расскажите мне о детях.

— Их зовут Криспин и Тамарикс. Тамарикс примерно твоя ровесница. Криспин постарше, думаю, лет на десять. Сын у них уже был, и, думаю, больше иметь детей им не хотелось, несмотря на то, что малышей, едва они появлялись на свет, можно было отдавать в чужие руки. Сюда они приехали, уже промотав значительную часть своего богатства, а это оказалось совершенно несовместимым с тем образом жизни, который любила миссис Сент-Обин. Все считали, что Криспин останется единственным ребенком. Он не мешал веселой жизни в Сент-Обине. Полагаю, они едва замечали его. Мальчик был предоставлен самому себе, и невнимание родителей унижало его. Конечно, у него была няня, которая прекрасно о нем заботилась. Он ее не забывает до сих пор. Это о нем можно сказать! У няни есть сестра — она странновата, бедная Флора. Они всегда жили вместе, и обе никогда не были замужем. Криспин предоставил им небольшой коттедж в усадьбе, заботится о них и следит, чтобы они не нуждались. Он любит свою няню. Но ты спрашивала о молодых. Итак, отец умер. Говорят, его доконала слишком бурная жизнь. Но так всегда говорят, правда? Поздние ночи, частые шатания в город и за город… злоупотребление алкоголем. Во всяком случае для Джонатана Сент-Обина это все оказалось слишком. Вдова с тех пор совершенно опустилась; злые языки утверждают, что миссис неравнодушна к бутылке… Но люди ведь скажут все, что угодно! Благо, Криспин был уже в сознательном возрасте, когда умер его отец. Он и взял хозяйство в свои руки.

— И он хорошо управляется в имении?

— Как настоящий помещик, так, чтобы ничего не упустить. Большинство признает, что это именно то, в чем нуждается старая усадьба, но есть и те, кто не скажут о нем доброго слова. Впрочем, он достаточно высокого мнения о себе, чтобы обращать внимание на пересуды. Он теперь хозяин усадьбы!

— А хозяйка усадьбы есть?

— Полагаю, можно сказать, это миссис Сент-Обин, его мать. Но она вряд ли когда-нибудь выходит из дома. После смерти мужа покинула свет и ведет жизнь затворницы. Они очень любили друг друга, и ей ни до чего не было дела, кроме сумасшедшей жизни с ним. Кстати, Криспин был женат…

— Женат? — переспросила я.

— Она сбежала и оставила его. Никто не удивился.

— Так у него еще есть жена?

— Нет. Она сбежала в Лондон, а вскоре после этого произошел несчастный случай на железной дороге. Она погибла.

— Как ужасно!

— Некоторые говорят, это наказание за ее грехи. Набожный старик Джозиа Дориан из Бэлл-Хауса уверен в этом. Более милосердные говорили, что понимают бедняжку, пожелавшую сбежать от такого мужа.

— Это звучит очень драматично!

— Ну, дорогая, как посмотреть. Здесь смесь всякой всячины, но так же обстоит дело в любой деревне. Все выглядит мирно и спокойно, но стоит пошевелить это спящее болото, как обнаружатся самые неожиданные вещи! Это все равно, что перевернуть камень, чтобы посмотреть, что под ним. Ты когда-нибудь делала это? Попробуй и увидишь, что я имею ввиду!

— Итак, этот Криспин, он женат… и в то же время не женат?

— Это называется быть вдовцом. Он довольно молод для этого, но, полагаю, бедняжка не вынесла бы жизни с ним. Может, это послужит предостережением другим. Хотя, должна заметить, возможность обладать таким огромным имением, как Сент-Обин Парк, может быть предметом искушения для некоторых!

— Расскажите мне о Тамарикс!

— К этому я и подхожу! Она где-нибудь на месяц моложе тебя а может быть старше. Я не уверена. Она из тех, кто не слишком задумывается! Я ни на мгновение не предполагала что веселая парочка хотела второго ребенка. Подумать только, что на несколько месяцев мадам пришлось бы расстаться с беззаботной жизнью, которой она наслаждалась! Но, тем не менее, Тамарикс родилась… Это, должно быть, случилось лет через десять после рождения Криспина.

— Они, наверное, очень расстроились, что она появилась на свет?

— О, все было в порядке. Сразу же после рождения ее передали на руки няне. Она росла, не навязываясь родителям. Неудивительно, что ее считают упрямой и своенравной, как и ее братца. Думаю, няни уступали им во всем, не очень утруждая себя их воспитанием. Бедняжки! Родители, наверное, были им почти посторонними. Вернее, бедняжка миссис Сент-Обин. Ее жизнь была в муже, а его она потеряла. Мы с Мод Хетерингтон по очереди посещали ее, но она не хотела нас видеть, впрочем, как и мы ее. Но Мод уверяла, что это нужно делать, а противоречить Мод невозможно!

— Я их всех узнаю?

— К этому я и собираюсь подойти. Но сначала я расскажу тебе про Дорианов из Бэлл-Хауса. Милое местечко! Расположено в стороне от дороги. Красный кирпич! Двухстворчатые окна. Жаль!

— Что жаль?

— Жаль, что там живут Дорианы. Это мог бы быть счастливый дом. Я бы хотела в нем жить. Великоват для меня, правда, но мы могли бы использовать его, как следует. Думаю, старый Джозиа Дориан не мог забыть, что когда-то это был молитвенный дом, скорее всего квакеров. Дом, похожий на церковь, достался людям, которые, полагаю, считают, что смеяться — значит получить прямой билет в ад! Что-то такое еще есть в этой семье, прямо висит в воздухе. Думаю, что Джозиа Дориан не из тех, кто может это изменить…

— Там живет девочка, правда? Вы сказали, примерно моя ровесница… как Тамарикс Сент-Обин.

— Да, почти! Бедняжка! Некоторое время тому назад она потеряла родителей. Жаль ее, что она переехала жить к своим дяде и тете.

— Я тоже переехала к своей тете…

— Ну, дорогая, я же не Джозиа Дориан, — засмеялась она.

— Думаю, мне очень повезло!

— Благослови тебя Бог, дитя! Нам обеим повезло. Мы принесем счастье друг другу. Мне очень жаль, что бедная Рэчел попала в такую обстановку! Там всегда так же тоскливо, как во время воскресного богослужения, если ты понимаешь, что я имею в виду. Прислуга у них не задерживается… Хильда Дориан сама отвешивает сахар и запирает чай… говорят, по приказанию мужа. Джозиа Дориан ужасно скуп. Мать Рэчел была сестрой Хильды Дориан. Вот мы и подошли к главному. Я потратила время на все эти рассказы, потому что хочу, чтобы ты имела представление о людях, с которыми будешь жить. Если я смогу все устроить. Я имею в виду твое образование. Я хочу, чтобы ты пошла в школу… в хорошую школу.

— А это не будет дорого стоить?

— Мы осилим, если это необходимо. Но еще не сейчас. Думаю, на будущий год. У Тамарикс и Рэчел одна гувернантка — мисс Ллойд. Она каждый день ходит в Сент-Обин Парк и занимается с ними. Видишь, к чему я клоню?

— Вы думаете, что я?..

Она энергично покачала головой.

— Я еще не решила, но собираюсь это сделать. Не вижу, почему бы тебе к ним не присоединиться. Мне кажется, что затруднений быть не должно. Я сделаю так, чтобы миссис Сент-Обин согласилась, но ей, похоже, нет дела ни до чего, поэтому противодействия ожидать не приходится. Думаю, я заставлю и старого Джозиа Дориана не препятствовать этому. Как бы то ни было, посмотрим. Это, конечно, на какое-то время решит нашу проблему.

Такой план привел меня в возбуждение.

— Это значит, что тебе каждое утро придется ходить в Сент-Обин Парк. Будет очень хорошо, если ты сможешь общаться со своими ровесниками.

Пока мы разговаривали, Лили просунула голову в дверь.

— К вам мисс Хетерингтон, — сообщила она.

— Проводи ее сюда, — крикнула тетушка Софи и повернулась ко мне. — Сейчас ты встретишься с дочерью нашего викария — его правой рукой и доброй советчицей, в чьих способных руках находится судьба Харперз-Грина.

Когда дочь викария вошла в комнату, я увидела, что она именно такова, какой ее описала тетушка Софи. От нее веяло внутренней силой. Высокая, широкая в кости, со строго зачесанными назад волосами под маленькой шляпкой, нацепленной прямо на макушку и украшенной незабудками; в блузке, ворот которой почти доходил до ее подбородка и придавал ей чрезвычайно строгий вид; с живыми карими глазами, поблескивающими сквозь очки и со слегка выдающимися вперед зубами. Весь ее вид безошибочно указывал на властность характера.

Взгляд ее сразу же обратился ко мне. Я вышла вперед.

— Так это и есть ваша племянница, — сказала она.

— Действительно, — улыбнувшись, согласилась тетушка Софи.

— Добро пожаловать, дитя. Вы станете членом нашей семьи. Вам здесь будет хорошо.

Это звучало скорее как приказ, чем приветствие.

— Да, я знаю, — ответила я.

Она, казалось, удовлетворилась и несколько секунд пристально смотрела на меня. Думаю, она оценивала, какие полезные поручения мне можно доверять.

Тетушка Софи выразила надежду, что я могла бы вместе с девочками брать уроки в Сент-Обине.

— Разумеется, — согласилась мисс Хетерингтон, — это очень благоразумно. Мисс Ллойд может заниматься с тремя так же легко, как и с двумя.

— Мне нужно будет заручиться согласием миссис Сент-Обин и Дорианов.

— Конечно, они должны согласиться!

Мне было интересно, что она предпримет, если те не согласятся, но я и думать не могла, что они осмелятся ее ослушаться.

А теперь, Софи, нам надо кое-что обсудить…

Я выскользнула из комнаты и оставила их одних.

Через несколько дней тетушка Софи сообщила мне, что вопрос с гувернанткой улажен. Я присоединяюсь к Тамарикс и Рэчел в классе в Сент-Обине.

Подумав и решив, что мне было бы хорошо узнать своих подруг, прежде чем я присоединюсь к ним в классе, тетушка Софи пригласила обеих девочек на чашку чая в Роуэнз.

Я очень волновалась от предстоящей встречи и спустилась в гостиную, полная любопытства и некоторых опасений.

Первой пришла Рэчел Грей. Она была маленькой девочкой с карими глазами. Мы посмотрели друг на друга несколько настороженно и с серьезным видом обменялись рукопожатием. Тетушка Софи, улыбаясь, смотрела на нас.

— Вы с Рэчел поладите, — сказала она. — Моя племянница Фредди — новый человек в Харперз-Грине, Рэчел. Ты покажешь ей окрестности, не правда ли, дорогая?

Рэчел грустно улыбнулась и ответила:

— Если смогу!

— Ну вот, теперь вы знакомы, садитесь и давайте побеседуем!

— Ты живешь в Бэлл-Хаусе, — начала я. — Думаю, это очаровательное место.

— Симпатичный дом, — подтвердила Рэчел и замолчала.

— Строение славных времен, — сказала тетушка Софи. — Почти такое же старинное, как Сент-Обин Парк.

— О, но не такое величественное! — ответила Рэчел.

— В нем есть большой шарм, — настаивала тетушка. — Тамарикс опаздывает.

— Тамарикс всегда опаздывает, — заметила Рэчел.

— Гм — пробормотала тетушка Софи.

— Она так хотела встретиться с тобой, — сообщила мне рэчел. — Она скоро будет здесь. Рэчел была права.

— А, вот и ты, моя дорогая, — приветствовала вошедшую тетушка Софи. — Задерживаемся, да?

— О да, — ответила привлекательная девочка со светлыми вьющимися волосами, сияющими голубыми глазами и коротким вздернутым носиком, придававшим ей веселый бойкий вид. Она смотрела на меня с нескрываемым любопытством. — Так значит ты и есть племянница?

— А ты — Тамарикс из Сент-Обина?

— Из Сент-Обин Парка, — поправила она, пробегая глазами по гостиной тетушки, не очень большой, но со вкусом обставленной. Взгляд выразил чуть заметное презрение.

— Как поживаешь? — прохладно спросила я.

— Хорошо, спасибо, а ты?

— Хорошо!

— Ты будешь брать уроки вместе с Рэчел и мной?

— Да, я жду этого с нетерпением! Она поморщилась, слегка надулась, как бы не одобряя мое рвение.

— Старая Лэлли настоящая эксплуататорша, правда, Рэчел? — произнесла она.

Рэчел не ответила. Она казалась робкой и, кажется, побаивалась Тамарикс.

— Старая Лэлли? — переспросила я.

— Лэлли Ллойд. Ее зовут Элис. А я зову ее Лэлли!

— За глаза, — спокойно вставила Рэчел.

— Назвала бы и в глаза, — отрезала Тамарикс.

— Я начинаю заниматься с понедельника, — сообщила я им.

Вы можете знакомиться друг с другом, а я позабочусь о чае, — нашла выход из положения тетушка Софи.

Мы остались втроем.

— Ты, полагаю, приехала сюда жить, — осведомилась Тамарикс.

— Моя мама больна. Она в частной лечебнице неподалеку отсюда. Вот почему я здесь,

— А у Рэчел папа и мама умерли. Поэтому она живет здесь с дядей и тетей.

— Да, я знаю. Она живет в Бэлл-Хаусе.

— Он не так хорош, как наш дом, хотя не так уж и плох, — процедила Тамарикс, вновь осматривая гостиную тетушкии Софи взглядом, полным жалости и презрения.

— Мы потом пойдем в школу, — сообщила мне Рэчел. — Мы с Тамарикс будем учиться вместе.

— Я, вероятно, тоже.

— Тогда нас будет трое, — хихикнула Тамарикс. — Я буду, рада пойти в школу. Жаль, что мы так молоды, — продолжила она.

— Ну, это со временем изменится, — утешила я ее, вероятно, немного чопорно, потому что она засмеялась.

— Ты уже говоришь, как старая Лэлли, — сказала она. — Расскажи нам о доме, где ты жила раньше.

Они внимательно слушали мой рассказ. В это время Лили принесла чай и вслед за ней вошла тетушка Софи.

— Ухаживай за гостями, Фредди. Предоставляю это тебе. И дальше, я думаю, вы лучше обойдетесь без помощи взрослых.

Я поняла, что самое важное сейчас разлить чай и обнести всех пирогами.

— Какое забавное имя, правда, Рэчел? Фредди! Прямо как мальчик!

— На самом деле Фредерика.

— Фредерика? — она презрительно посмотрела на меня. — Мое имя более необычное! Бедная старушка Рэчел, твое имя самое обыкновенное! Упоминается ли оно в Библии?

— Упоминается, — невозмутимо ответила Рэчел.

— Мне больше нравится Тамарикс. Я не хотела бы, чтобы меня звали как мальчика!

— Тебя никто и не примет за мальчика, — ответила я, что вызвало у Тамарикс взрыв смеха.

Чем дальше, тем свободнее мы болтали, и я почувствовала, что они меня приняли в свою компанию. Они рассказали мне о причудах старой Лэлли, о том, как легко ее провести, хотя и надо быть при этом осторожной; как у нее был возлюбленный, умерший молодым от какой-то таинственной болезни, и что поэтому она осталась незамужней и ей приходится работать гувернанткой у таких, как Тамарикс, Рэчел и я, вместо того чтобы иметь собственный дом с любящим мужем и детьми.

К тому времени, как чаепитие подходило к концу, мои опасения рассеялись и я поняла, что могу наравне общаться с Тамарикс и нисколько не боюсь Рэчел.

В следующий понедельник я отправилась в Сент-Обин Парк, полная осторожного оптимизма, на встречу с мисс Элис Ллойд.

Сент-Обин Парк представлял собой большой особняк времен Тюдоров. К нему вела извилистая дорога, по обе стороны которой росли цветущие кусты. Мы с тетушкой Софи прошли мимо оригинальной сторожки у ворот и оказались на вымощенном булыжником дворе. Тетя Софи в первый раз пошла со мной, чтобы, как она выразилась, представить меня.

— Не позволяй Тамарикс держать тебя в страхе, — сказала она. — Это случится, если ты дашь ей для этого хоть малейший повод. Помни, что ты ничуть не хуже ее.

— Хорошо, — пообещала я.

Горничная проводила нас в дом и сообщила:

— Мисс Ллойд ждет юную леди, мисс Кардинхэм.

— Благодарю вас. Нам подняться наверх?

— Будьте любезны, — последовал ответ.

Холл имел величественный вид. Посередине стоял длинный обеденный стол с несколькими стульями вокруг него, а на стене висел портрет королевы Елизаветы в полный рост, где она выглядела очень строго в платье с брыжами и усыпанной драгоценными камнями мантии.

— Она однажды гостила здесь. Семья этим очень гордится, — шепнула мне тетушка Софи.

Мы поднялись по лестнице и, миновав небольшую площадку, поднялись еще на несколько ступенек вверх в галерею, где стояли несколько диванов, стулья, спинет и арфа. Интересно, играет ли на ней Тамарикс? Потом было еще несколько ступенек.

— Классные комнаты, кажется, всегда на самом верху, — прокомментировала тетушка. — В Сидер-Холле было так.

Наконец мы пришли. Тетушка Софи постучала в дверь и вошла в классную комнату, которая позже стала мне такой знакомой. Она была просторной, с высокими потолками. В центре стоял длинный стол, за которым сидели Тамарикс и Рэчел. Я заметила большой шкаф, через полуоткрытые дверцы которого виднелись книги и грифельные доски. На одной из стен висела классная доска. Типичная классная комната!

К нам подошла женщина, высокая, бледная, лет сорока. Это, конечно, была мисс Ллойд.

Обращало на себя внимание робкое, страдальческое выражение ее лица, и я подумала, что это вызвано тем, что ей приходится учить таких, как Тамарикс Сент-Обин. Лицо ее было овеяно печалью, что я немедленно связала с рассказом Тамарикс о ее бывшем возлюбленном и несостоявшихся надеждах.

— Мисс Ллойд, это моя племянница Фредди… Фредерика.

Мисс Ллойд улыбнулась мне, и улыбка преобразила ее лицо. С этого мгновения я полюбила ее.

— Добро пожаловать, Фредерика, — приветливо сказала она. — Ты должна мне все рассказать о себе. Тогда я определю твой уровень по сравнению с другими моими ученицами.

— Уверена, что вы прекрасно поладите, — произнесла тетушка Софи. — До скорой встречи, дорогая!

Она попрощалась с мисс Ллойд и вышла.

Меня попросили сесть, и мисс Ллойд задала мне несколько вопросов. Кажется, она осталась довольна мной, и занятия начались.

Я всегда стремилась к знаниям, много читала и вскоре обнаружила, что нисколько не отстаю от подруг.

В одиннадцать часов горничная принесла на блюде три стакана молока и три бисквита.

— Вашу порцию я поставила в вашей комнате, мисс Ллойд, — сказала она.

— Благодарю вас, — ответила мисс Ллойд. — А теперь, девочки, в вашем распоряжении только пятнадцать минут!

Когда она вышла, Тамарикс скорчила гримасу за ее спиной. Теплое молоко было великолепным, бисквиты, впрочем, тоже.

— Свободны на некоторое время, — прокомментировала Тамарикс.

Так бывает каждый день? — осведомилась я.

Тамарикс кивнула.

Молоко в одиннадцать, с одиннадцати пятнадцати и до двенадцати снова занятия, а потом Рэчел идет домой.

Рэчел кивком головы подтвердила ее слова.

— Полагаю, ты считаешь, что этот дом очень велик, — сказала мне Тамарикс.

— Он не так велик, как дом, в котором выросла моя мама, — ответила я, чувствуя, что немного преувеличения не помешает. — Это в Сидер-Холле, ты, должно быть, слышала о нем?

Тамарикс отрицательно покачала головой, но я не собиралась останавливаться. Я начала расписывать великолепие Сидер-Холла, разумеется, воображаемое, ведь я никогда не видела Сидер-Холл внутри.

Мое богатое воображение подсказывало мне его изьысканный интерьер, исходя из того, что я увидела в Сент-Обине, но я делала его еще более великолепным.

Рэчел сидела, внимательно слушая, и, казалось, все больше погружалась в кресло.

— Кажется, Рэчел не понимает, о чем мы говорим, — произнесла Тамарикс, взглянув на нее.

Отлично понимаю, — возразила Рэчел.

— О нет, не понимаешь! Ты только живешь в Бэлл-Хаусе, а откуда ты приехала? Ты не можешь ничего знать о таких домах, правда, Фред?

— Чтобы разбираться в таких домах, не обязательно в них родиться. Ведь Рэчел живет в не менее интересном доме, правда?

Рэчел благодарно посмотрела на меня, и с этой минуты я решила никогда не давать ее в обиду. Она была такая маленькая и трогательно-обаятельная. Мне нравилась Рэчел определенно, а вот насчет Тамарикс я сомневалась.

Мы продолжали болтать о наших домах, пока не вошла мисс Ллойд с горничной. Блюдо унесли, и мы продолжили занятия.

Помню, в это первое утро мы занимались географией и английской грамматикой, и я так увлеклась ими, что вызвала явное удовольствие у мисс Ллойд. Утро прошло вполне удовлетворительно, если бы не инцидент, происшедший на пути обратно.

Нам с Рэчел предстояло идти домой вместе, так как Бэлл-Хаус и Роуэнз находились неподалеку друг от друга, На прощание мисс Ллойд доброжелательно улыбнулась мне и сказала, что она довольна мной и уверена, что я буду хорошей ученицей. Затем она покинула нас и отправилась в комнатку рядом с классной, которую называла «кабинетом».

Тамарикс спустилась вместе с нами. |

— Ух! — произнесла она, слегка подтолкнув меня. — Вижу, ты станешь любимицей Лэлли. Подлизываешься, вот как я это назову, Фред Хэммонд! «Уверена, что ты будешь хорошей ученицей», — передразнила она мисс Ллойд. — Не люблю подлиз! — зло добавила она.

— Я была сама собой. Мне нравится мисс Ллойд, и я буду хорошей ученицей, если захочу. Ей необходима, по крайней мере одна, — тут я посмотрела на Рэчел, которую решила защищать, и добавила:

— или мы обе!

— Зубрилка! — сказала Тамарикс. — Ненавижу зубрилок!

— Я пришла сюда учиться, что, кажется, мы все должны делать! Иначе зачем же ходить сюда?

— Нет, ты только послушай ее, Рэчел!

Рэчел опустила глаза. Несомненно, она привыкла к задираниям Тамарикс и считала, что должна принимать их как плату за возможность учиться вместе с ней. Я же не собиралась потакать Тамарикс, так как все было согласовано взрослыми.

Тамарикс решила замять этот неприятный разговор. Я заметила, что ее настроение может быстро меняться. Она могла оскорбить меня, но в следующее мгновение вести себя вполне по-дружески. В глубине души я понимала: она даже в некотором смысле довольна, что я буду учиться вместе с ними, а то, что я не испытывала страха к ней, даже забавляло ее. Это вносило разнообразие в ее отношения с нами.

Когда мы спускались по широкой лестнице, навстречу нам поднялся молодой человек.

— Привет, Криспин! — обратилась к брату Тамарикс.

Криспин! Брат! Так вот он какой, хозяин имения, который хочет, чтобы люди об этом не забывали!

Именно таким я представляла его по описанию тетушки Софи. Высокий, худощавый, с темными волосами и светлыми зеленоватыми глазами, холодными глазами, презрительно смотрящими на мир. Он был в костюме для верховой езды и, казалось, только что вошел.

Он небрежно кивнул на приветствие сестры, и его взгляд мимолетно скользнул по мне и Рэчел. Не выразив никаких чувств, он прошел мимо нас и поднялся по лестнице.

— Это мой брат Криспин!

— Поняла! Ты только что назвала сто по имени!

— Все это принадлежит ему! — гордо сказала она, широко раскинув руки.

— Он не обратил на тебя особого внимания!

— Это из-за того, что вы здесь!

Вдруг я услышала голос. Это был один из тех чистых голосов, что слышны далеко.

— Кто эта некрасивая девочка? Новенькая? — спросил он у дворецкого.

Тамарикс еле сдерживала смех. Я же почувствовала, как кровь прилила к моему лицу. Я знала, что не красавица, как Тамарикс, и не хорошенькая, как Рэчел, но «некрасивая девочка»! Я почувствовала себя глубоко задетой и униженной.

— Ну ладно, — сказала Тамарикс, не отличавшаяся уважительным отношением к другим. — Он просто хотел узнать, кто ты такая. В конце концов, это его дом, не правда ли, а ты действительно некрасивая!

— Мне до этого нет дела. Я нравлюсь мисс Ллойд. Моя тетя любит меня. Мне нет дела до того, что думает твой грубый брат!

— Это не грубость. Это всего лишь правда. «Правда превыше всего…» или что-то в этом роде. Ты должна это знать. Ты же способная любимица старой Лэлли.

Мы подошли к двери, и Тамарикс произнесла как ни в чем не бывало:

— До свидания! До завтра!

Я шла по дороге вместе с Рэчел и думала: «Я некрасива!» Никогда в жизни я не обращала внимания на это, а сейчас столкнулась с обнаженной правдой. Рэчел взяла меня под руку. Она сама испытывала в своей жизни унижения и понимала, как я себя чувствую. Мы обе молчали, и я была ей благодарна за это молчание. А в голове все время билась одна мысль: «Я некрасива!»

Мы подошли к Бэлл-Хаусу, который при солнечном освещении выглядел очень привлекательно. Когда мы подошли ближе, из ворот вышел мужчина средних лет. У него были рыжеватые, похожие на ржавую проволоку волосы, начинающие седеть на висках, и короткая острая бородка, руки покрыты рыжеватыми волосами, рот прямой и плотно сжатый, а глаза маленькие и светлые.

— Добрый день! — сказал он и посмотрел на меня. — Так ты новенькая из Роуэнза? Ты занималась в Сент-Обине?

— Это мой дядя, — спокойно сказала Рэчел.

— Здравствуйте, мистер Дориан! — поздоровалась я. Он кивнул, быстро облизывая губы. Внезапно я почувствовала к нему непреодолимое отвращение, причины которого не смогла понять. Рэчел тоже, казалось, испугалась. Но, предположила я, она всегда была испугана.

— Благослови тебя Бог, — сказал мистер Дориан, глядя на меня.

Я быстро попрощалась и направилась в Роуэнз. Тетушка Софи с Лили уже ждали меня. Обед был на столе.

— Ну, — поинтересовалась она, — как дела?

— Прекрасно!

— Хорошо! Я же говорила, что так и будет, правда, Лили? Полагаю, ты затмила двух остальных?

— Я думаю, так и было! — сказала Лили.

— Мисс Ллойд, кажется, считает, что я делаю успехи. Она рада, что я пришла к ней учиться!

Они обменялись взглядами. Потом Лили проворчала:

Я не для того все утро потела над огнем, готовя еду, чтобы потом студить ее!

Мы сели за стол, и Лили разложила кушанья. Еда не лезла мне в горло.

— Итак, — произнесла тетушка Софи, — утро выдалось бурным!

Я была рада поскорее убежать в свою комнату и посмотреть на себя в зеркало. Некрасивая! Я задумалась. Да, я некрасива. Волосы у меня темные и совершенно прямые, хотя и густые. У Тамарикс волосы кудрявые и прелестного цвета, у Рэчел тоже очень мило завивались! Бледноватые гладкие щеки, светло-карие глаза с длинными светло-коричневыми ресницами, широковатый нос и большой рот.

Я рассматривала себя в зеркало, когда в комнату неслышно вошла тетушка Софи и присела на кровать.

— Скажи мне лучше, что случилось? Что-нибудь не так?

— Вы имеете в виду уроки?

— Я имею в виду все. Это Тамарикс как-то подействовала на тебя? Я бы не удивилась.

— Я могу ладить с ней!

— Я так и думала, что сможешь. Она ведь как надутый шар! Выпусти из нее воздух, и она осядет! Бедная Тамарикс. У нее, должно быть, было не самое лучшее детство. Ну, так в чем же дело?

— Это… ее брат.

— Криспин? А он тут при чем?

— Он был в холле, когда мы выходили.

Что же он тебе сказал?

— Он ничего не сказал мне… но обо мне!

Тетушка Софи недоверчиво посмотрела на меня. Я рассказала ей все о короткой встрече и о том, как я услышала его вопрос: «Кто эта некрасивая девочка?»

— Фу, какой невоспитанный! — возмутилась тетушка Софи. — Ты не должна обращать на него внимания.

— Но это правда. Он сказал, что я некрасива!

— Вовсе нет! Не слушай этот вздор!

— Однако это правда. Я не такая хорошенькая, как Тамарикс и Рэчел.

— Ты лучше, чем просто хорошенькая, дитя мое. В тебе есть что-то особенное: ты интересная, а это гораздо важнее! Я счастлива, что ты моя племянница. Другой я бы не хотела.

— Правда?

— Чистейшая.

— Но у меня же большой нос!

— Я люблю, чтобы нос был носом, а не кнопкой, которую только что придавили!

Я не могла не рассмеяться, а тетушка Софи совершенно серьезно продолжала:

— У больших носов есть характер! Дайте мне большой нос, и я буду счастлива!

— А у вас нос не очень большой, тетя Софи, — шутливо заметила я.

— Ты похожа на своего отца. У него был хороший нос. Он был одним из самых красивых людей, которых я когда-либо встречала. У тебя хорошие выразительные глаза. Яркие. В них отражаются твои чувства. Глаза для этого и даны нам, ну и, разумеется, видеть все насквозь! А теперь не волнуйся! Такие вещи говорят не подумав. Он торопился и просто не разглядел тебя.

— Он лишь мельком взглянул на меня, и все!

— Так я и думала. Он бы это сказал о ком угодно! Если ты некрасива, то я — Наполеон Бонапарт! Вот так!

Я не могла удержаться от смеха. Милая тетушка Софи! Очередной раз она спасла меня.

С понедельника до пятницы я регулярно ходила в Сент-Обин. С Рэчел мы обычно встречались у ворот Бэлл-Хауса и дальше шли вместе. Против Тамарикс мы с Рэчел как бы заключили негласный союз, в котором я командовала робкой Рэчел.

Однако из головы у меня не выходило замечание Криспина. Оно что-то изменило во мне. Я не некрасива. Тетушка Софи ясно сказала мне об этом. У меня хорошие волосы, настаивала она. Тонкие, но густые. Я расчесывала их до блеска и часто распускала по плечам, вместо того чтобы заплетать в строгие косы. Я убедилась, что моя одежда никогда не мнется. Тамарикс заметила это, но воздержалась от комментариев, улыбаясь украдкой.

Со мной она держалась дружелюбно, хотя иногда и пыталась разрушить наш союз с Рэчел. Я была довольна и даже в некотором смысле польщена.

Криспина я видела редко и обычно на расстоянии. Он явно не интересовался младшей сестрой и ее подругами. Тетушка Софи сказала, что он плохо воспитан, и так оно и было, уверяла я себя. Он просто хотел произвести на всех впечатление своей важностью!

Однажды я пришла на встречу с Рэчел несколько раньше. Ворота Бэлл-Хауса были открыты, и я вошла в сад. Усевшись на садовую скамью, чтобы подождать Рэчел, я принялась внимательно разглядывать дом. Он был действительно изысканнее и очаровательнее Сент-Обин Парка. Ему следовало бы быть счастливым уютным домом, однако я знала, что это не так. Если семья Тамарикс не уделяла ей много внимания, бросив на попечение нянь, то за этим стоял образ жизни ее родителей. Рэчел же была не столь беззаботна, как безнадзорная Тамарикс. Она чего-то боялась. Я чувствовала, что в этом доме что-то происходит. Возможно, это были только мои романтические бредни. Мэг говорила, что я витаю в своих фантазиях, сочиняя истории о людях… В половине из них не было и доли правды!

Я услышала голос за спиной.

— Доброе утро, дорогая!

Это был мистер Дориан, дядя Рэчел, и хотя его голос звучал очень мягко, мне захотелось вскочить и убежать от него как можно скорее.

— Ты ждешь Рэчел?

Да, — ответила я, вставая, так как он собирался присесть рядом со мной.

Он положил руку мне на плечо и снова заставил сесть на скамью.

Внимательно посмотрев на меня, мистер Дориан спросил:

— Тебе нравятся занятия с мисс Ллойд?

— Да, благодарю вас.

Хорошо… Очень хорошо.

Он сидел очень близко от меня.

— Нам нужно поторапливаться, а то мы опоздаем, — залепетала я и вдруг к своему облегчению увидела, что Рэчел выходит из дома.

— Прости, я опоздала, — начала Рэчел, но осеклась, увидев дядю.

— Ты заставила Фредерику ждать, — мягко упрекнул ее дядя.

— Да, прости.

— Пойдем же скорее, — заторопилась я, довольная, что можно уйти.

— Будьте хорошими девочками, — наставлял нас мистер Дориан. — Благослови вас Бог обеих.

Выходя из ворот, я заметила, что он следит за нами. Не знаю почему, но я содрогнулась. Рэчел была как обычно молчалива, но мне показалось, она знает, что я чувствую.

Образ мистера Дориана некоторое время преследовал меня, он внушал мне определенную неприязнь, и я пыталась забыть о нем, но заходя за Рэчел по дороге в Сент-Обин, я уже больше не входила в ворота Бэлл-Хауса.

С мисс Ллойд наши отношения складывались очень хорошо, и мне приятно было сознавать, что я стала ее любимой ученицей. Она сказала, что у меня есть чувство ответственности. Мы обе любили поэзию и часто вместе обсуждали стихи. В это время Рэчел выглядела смущенной, а Тамарикс скучающей, но с видом, что обсуждаемый нами вопрос ниже ее достоинства.

Мисс Ллойд намекнула, что было бы мило, если бы Тамарикс пригласила нас с Рэчел на чашку чая.

— Ты не согласна, Тамарикс? — спросила она.

— Не возражаю, — не очень любезно ответила Тамарикс.

Прекрасно. У нас будет небольшое чаепитие.

Тетушка Софи очень заинтересовалась, когда я ей об этом рассказала:.

— Тебе следовало бы получше осмотреть дом, а не только классную комнату. Он достоин твоего внимания. Я рада, что вы с мисс Ллойд друзья. Очень разумная женщина. Она понимает, насколько ты способнее других.

— Вероятно, я учусь лучше, потому что не такая красивая.

— Ерунда. Я имею в виду второе, а первое — правда! Выше голову, дорогая! Думай о себе лучше, тогда и другие тебя оценят!

Итак, я была приглашена на чаепитие. Нам подали вкусные сэндвичи и великолепный вишневый пирог, а мисс Ллойд сказала, что Тамарикс как хозяйка должна нас развлекать.

Тамарикс сделала столь знакомый нам равнодушный жест и продолжала вести себя, как обычно.

Мисс Ллойд, очевидно, спросила миссис Сент-Обин, которую, как выяснилось, Тамарикс навещала в половине пятого, когда та чувствовала себя настолько хорошо, чтобы принять ее, — не хочет ли она познакомиться с девочками, с которыми занимается ее дочь. К удивлению мисс Ллойд, миссис Сент-Обин согласилась при условии, что она это сделает, когда будет достаточно хорошо себя чувствовать, и что девочки не задержатся у нее слишком долго.

Так я познакомилась с хозяйкой дома — матерью Тамарикс и Криспина. Мисс Ллойд проводила нас в комнату хозяйки, и мы с Рэчел смущенно вошли туда.

Миссис Сент-Обин была в малиновом пеньюаре, украшенном кружевами и бантами. Она полулежала на диване, рядом с которым стоял стол с коробочкой леденцов. Она была полновата, но очень красива, с золотыми волосами, такими же, как у Тамарикс, собранными в высокую прическу. На шее красовался бриллиант, пальцы тоже сверкали драгоценностями. Она томно посмотрела на нас, и взгляд ее задержался на мне.

— Это Фредерика, миссис Сент-Обин, — представила меня мисс Ллойд. — Племянница мисс Кардинхэм.

Миссис Сент-Обин знаком предложила мне подойти ближе.

— Я слышала, твоя мама больна, — сказала она.

— Да.

Она кивнула:

— Понимаю… Очень хорошо понимаю… Она, полагаю, в частной лечебнице?

Я подтвердила.

— Это печально, бедное дитя, — вздохнула она. — Ты должна рассказать мне об этом.

Я уже приготовилась рассказывать, когда она добавила:

— Как-нибудь… когда я немного окрепну.

Мисс Ллойд положила руку мне на плечо и увела. Я поняла, что миссис Сент-Обин больше интересовала болезнь моей матери, чем я.

Уходя, мисс Ллойд сказала:

— Вы не должны слишком утомляться, миссис Сент-Обин.

Та покорно кивнула головой.

Соблюдая этикет, мисс Ллойд все-таки заметила:

— Это — Рэчел, и они с Фредерикой подруги.

— Как мило.

— Они хорошие девочки. Тамарикс, попрощайся с мамой… и вы, девочки.

Мы все сделали это с большим удовольствием.

Я думала, какая же это странная семья. Миссис Сент-Обин ни в коей мере не была похожа на своих детей. Мне вспомнились слова тетушки Софи о том, что в прошлом она вела довольно веселую жизнь и ей никогда не было ни до чего дела, кроме собственных удовольствий. Бедная! Теперешняя ее жизнь так отличалась от прошлой! Вдруг меня осенило: да ведь и теперь она наслаждается жизнью, не зная забот и тревог, лежа целыми днями, как больная, на диване в шифоне и кружевах!

Странные все-таки люди!

У нас с Тамарикс установилась несколько воинственная дружба. Она всегда пыталась взять надо мною верх, и, сказать правду, мне это доставляло даже некоторое удовольствие. Она относилась ко мне с большим уважением, чем к Рэчел, и когда я противоречила ей, что бывало нередко, она наслаждалась нашими словесными баталиями. Рэчел она немного презирала и делала вид, что презирает и меня, но я-то думаю, она в некотором роде восхищалась мной.

Иногда во второй половине дня мы совершали очень длинные прогулки по усадьбе Сент-Обин. Тамарикс любила продемонстрировать свое знание различных исторических реликвий на территории усадьбы.

Во время одной из таких прогулок я познакомилась с Флорой и Люси Лейн.

Они жили в коттедже неподалеку от главного дома и, как рассказала мне Тамарикс, обе когда-то нянчили Криспина.

— Люди всегда любят своих старых нянюшек, — продолжала она. — Особенно, если матери и отцы не уделяют им достаточного внимания. Я люблю старую няню Комптон, хотя она слишком шумлива и говорлива. Криспин очень ценит Люси Лейн. Какое странное имя! Звучит, как название улицы. Думаю, о Флоре он и не вспоминает. Она была у него первой, видишь ли, и все было очень забавно. Затем ее сменила Люси. Он заботится о них, чтобы они ни в чем не нуждались. Ты не ожидала, что Криспин может о ком-то беспокоиться, правда?

— Не знаю, — ответила я. — Я же никогда по-настоящему с ним не встречалась.

В моем голосе прозвучали прохладные нотки, которые всегда возникали при упоминании мной имени Криспина, что было нечасто. Я не могла забыть, как он спрашивал «кто эта некрасивая девочка?»

— Ну вот, в этом коттедже они и живут. Может быть, Люси была и моей няней, но она покинула нас вскоре после моего рождения, чтобы ухаживать за сестрой, потому что их мать умерла. За Флорой надо следить. Она вытворяет странные вещи.

— Что же она делает?

— Носит куклу, думая, что это ее ребенок. Поет ей. Я сама слышала. Иногда сидит в саду за коттеджем и разговаривает с тутовым кустарником. Люси не любит, когда люди заговаривают с ней. Говорит, что это ее возбуждает. Мы можем зайти к ним, и ты увидишь ее.

— А это удобно?

— Какое это имеет значение? Они живут в нашем поместье, разве нет?

— Но это же их дом, и так как твой брат благородно подарил им его, это их собственность, которую нужно уважать!

— Хо-хо-хо, — засмеялась Тамарикс. — Я, во всяком случае, иду!

Я пошла с ней.

Коттедж стоял одиноко. Перед ним был небольшой садик. Тамарикс открыла ворота и пошла по тропинке. Я последовала за ней.

— Есть кто-нибудь дома? — крикнула она. В проеме двери показалась женщина. Я сразу же поняла, что перед нами мисс Люси Лейн. Она начинала седеть, выражение лица ее было тревожное, и создавалось впечатление, что оно никогда не меняется. Одета аккуратно, в серую юбку и такую же серую блузку.

— Я привела Фредерику Хэммонд навестить вас, — сказала Тамарикс.

— О, это мило, — ответила Люси Лейн. — Входите. Мы вошли в небольшой холл, а оттуда в маленькую, до блеска отполированную гостиную.

— Так вы и есть новая ученица? — обратилась ко мне Люси. — Племянница мисс Кардинхэм?

— Да, — ответила я.

— И вы занимаетесь вместе с Тамарикс? Это мило. Мы сели.

— А как сегодня Флора? — осведомилась Тамарикс, разочарованная тем, что я не смогу ее увидеть.

— Она в своей комнате. Я не буду ее беспокоить. А как вам нравится Харперз-Грин, мисс?

— Очень приятное место, — ответила я.

— А ваша бедная мама… она больна, я понимаю… Я ответила, что так оно и есть, и почти ожидала услышать: «это мило!»

Но она неожиданно произнесла:

— О, жизнь может быть такой тяжелой…

Тамарикс это начинало надоедать.

— Интересно, а не могли бы мы поздороваться с Флорой? — спросила она.

Люси, казалось, смутилась. Я была уверена, что она готовилась сказать, что это невозможно, но, к ее сожалению и восторгу Тамарикс, дверь открылась, и на пороге комнаты появилась женщина.

Она немного походила на Люси, и не было никаких сомнений, что перед нами Флора. Большие смущенные глаза ее производили впечатление, будто она пытается увидеть что-то, находящееся за пределами обозримого. В руках она держала куклу. Было что-то странно-тревожное в этой женщине средних лет с куклой в руках.

— Привет, Флора, — сказала Тамарикс. — Я пришла навестить тебя, а это Фред Хэммонд. Она девочка, но по ее имени этого не скажешь!

Я поправила:

Меня зовут Фредерика, Фредерика Хэммонд!

Флора кивнула, переведя взгляд с Тамарикс на меня.

— Фред занимается вместе со мной, — продолжала Тамарикс.

— Не хочешь ли ты вернуться к себе в комнату, Флора? — озабоченно спросила Люси.

Флора покачала головой. Она посмотрела на куклу.

— Сегодня у него беспокойный день, — произнесла она. — Зубки режутся!

Это мальчик, да? — поинтересовалась Тамарикс.

Флора села, положив куклу на колени. Она нежно и пристально смотрела на нее.

— Не пора ли ему соснуть? — спросила Люси, — Иди. Пойдем. Извините, — обратилась она ко мне.

Твердо положив руку на плечо Флоры, она увела ее. Тамарикс посмотрела им вслед и постучала по голове. — Я говорила тебе, — шепнула она, — Флора с приветом.

Люси пытается сделать вид, что она не так уж и плоха, но она в действительности не в своем уме.

Бедная женщина! — сказала я. — Это, должно быть, очень печально для них обеих. Я думаю, нам нужно уйти. Мы им здесь не нужны. Нам не следовало сюда приходить!

Хорошо, — согласилась Тамарикс. — Я просто хотела, чтобы ты увидела Флору.

Надо подождать и попрощаться с Люси. Так мы и сделали. По дороге обратно Тамарикс спросила меня:

— Ну, что ты об этом думаешь?

— Это очень печально. Сестра — я имею в виду Люси, она ведь старше Флоры, не так ли? — действительно обеспокоена слабоумной… Как ужасно в самом деле, что кукла для нее это ребенок!

— Она думает, что это Криспин, только Криспин в раннем детстве!

— Интересно, что ее довело до этого?

— Никогда об этом не думала. Криспин был младенцем давным-давно, а когда у Флоры появились странности, им стала заниматься Люси, он тогда еще был совсем маленьким. Потом, в девять лет, он пошел в школу. Криспин всегда любил старушку Люси. Ее отец был садовником, и поэтому они получили коттедж. Он умер еще до того, как Люси вернулась сюда. Сначала она работала где-то на севере. Когда отец умер, мать осталась жить в коттедже; сюда приехала и Люси. Ну вот, это все, что я слышала, а вскоре Флора спятила, и няней Криспина стала Люси.

— Как хорошо со стороны Криспина разрешить им жить в коттедже теперь, когда никто из них не работает у Сент-Обинов!

— Он любит Люси. Я же говорила тебе, что большинство людей любит своих старых нянь.

По дороге домой меня не покидали мысли о странной женщине и ее кукле, которую она считала младенцем Криспином,

Трудно было думать об этом высокомерном человеке, как о младенце.

III. В ХОЛМИСТОМ ЛЕСУ

Мы уже пили чай в Роуэнзе и Сент-Обине. Теперь настала очередь Бэлл-Хауса. Тамарикс нашла предлог, чтобы не пойти, так что я оказалась единственной гостьей.

Войдя в парадный, передний сад, я почувствовала приступ беспокойства. Прошла мимо деревянной скамьи, на которой сидела в тот день, когда ждала Рэчел и ее дядя говорил со мной. Я надеялась, что сегодня этого не будет.

Позвонив, я подождала, и горничная открыла мне дверь.

— Вы юная леди к мисс Рэчел, — догадалась она. — Проходите.

Меня проводили через холл в комнату с двухстворчатыми окнами, выходящими на лужайку. Толстые темные шторы почти не пропускали свет. На стене висело Распятие. Оно поразило меня своим натурализмом. Я четко различала ноздри, руки и ноги Христа, с которых капала кровь. Смотреть на него было невыносимо.

Висела здесь и другая картина, предполагаю, это было изображение какого-то святого, потому что вокруг его головы сиял нимб и он был весь пронзен стрелами. На третьей картине был изображен человек, привязанный к столбу, а ноги его уже заливала вода. Ему, должно быть, суждено было утонуть, как во время потопа. Темой всех этих произведений, казалось, была жестокость людей. Они заставляли меня содрогаться. Мне пришло в голову, что эту комнату сделал такой темной и мрачной мистер Дориан.

Вошла Рэчел. При виде меня ее лицо просияло.

— Я рада, что Тамарикс не пришла, — призналась она. -. Она надо всем смеется.

— А ты не обращай на нее внимания, — посоветовала я.

— Я поневоле обращаю, — ответила Рэчел. — Чай мы будем пить здесь. Моя тетя придет с тобой познакомиться. Я втайне надеялась, что не дядя!

В комнату вошла Хильда, тетушка Рэчел, высокая и несколько угловатая женщина с гладко зачесанными назад волосами, что должно было бы придавать ей строгость, но, почему-то не придавало. В ней было что-то тревожное, ранимое, казалось, что она полна дурных предчувствий. Она совершенно не походила на дядю, который вроде бы был всегда уверен в своей правоте и свободе от всяческих недостатков.

— Тетя Хильда, это Фредерика, — представила меня Рэчел.

— Как поживаешь? — спросила тетя Хильда, пожав мою руку своей прохладной ладонью. — Рэчел говорит, что вы стали с ней хорошими подругами. Хорошо, что ты пришла к нам, сейчас мы будем пить чай!

Чай принесла горничная, открывавшая мне дверь. Она подала также хлеб и масло, ячменные лепешки и кексы.

— Мы всегда произносим молитву перед каждой едой, — сказала мне тетя Хильда. Она говорила так, будто бы повторяла урок.

Молитва была долгой и выражала благодарность несчастных грешников за получение благодеяния.

Разливая чай, тетя Хильда спросила меня о маме и о том, как я привыкаю к жизни в Харперз-Грине. Чаепитие прошло скучнее, чем в Сент-Обине, и я пожалела, что с нами не было Тамарикс, потому что несмотря на некоторую грубоватость, она, по крайней мере, внесла бы оживление.

К моему ужасу, как раз когда мы заканчивали пить чай, вошел мистер Дориан.

Он с интересом рассматривал нас, а потом взгляд его остановился на мне.

— А, — произнес он, — чаепитие!

Мне показалось, что тетя Хильда почувствовала себя виноватой, как будто ее застали во время какой-то вакханалии, но мистер Дориан не сердился. Он стоял, потирая руки, которые, вероятно из-за их сухости, издавали противный скребущий звук. Продолжая пристально смотреть на меня, он произнес;

— Полагаю, ты примерно того же возраста, что и моя племянница.

— Мне тринадцать лет.

— Ребенок еще. На пороге жизни. Ты увидишь, что жизнь полна ловушек, моя дорогая. Тебе придется остерегаться дьявола и всех его козней!

Мы вышли из-за стола, и я села на диван. Он сел рядом и тесно прижался ко мне.

— Ты каждый вечер читаешь молитву, дорогая? — спросил он.

— Ну… да…

Мистер Дориан погрозил мне пальцем и слегка дотронулся до моей щеки. Я отшатнулась, но он, кажется, не заметил этого. Взгляд его был очень веселым и ясным.

Он продолжал:

— Ты становишься на колени у своей постели… в своей ночной рубашечке… — высунув язык, он облизал верхнюю губу. — И ты молишься Богу и просишь его простить тебя за грехи, которые совершила за день. Ты молода, но молодость может быть грешной. Помни, что ты можешь предстать перед Творцом в любой момент. Ты, да, даже ты, дитя мое, можешь предстать перед Творцом со всеми своими грехами.

— Я не думала об этом, — призналась я, пытаясь незаметно отодвинуться от него.

— Нет, в самом деле, нет. И так… каждый вечер ты должна вставать на колени у своей постели в ночной рубашке и молиться, чтобы все грязные дела, которые ты совершила за день, или даже о них подумала, были прощены.

Я содрогнулась. Тамарикс, вероятно, посмеялась бы над всем этим. Я поймала бы ее взгляд, а она скорчила бы одну из своих гримас. Она бы наверняка сказала, что мистер Дориан «с приветом», как и бедная Флора Лейн, но в другом роде: этот распространяется о каких-то грехах, а та считает куклу ребенком, только и всего.

У меня возникло большое желание поскорее вырваться из этого дома и никогда больше не попадать сюда. Я не понимала, почему этот человек так напугал меня, но он, без сомнения, напугал.

Я вежливо сказала тете Хильде:

— Благодарю вас за приглашение. Моя тетя будет ждать меня, и, думаю, мне пора идти.

Это звучало неубедительно. Тетушка Софи знала, где я, и еще не ждала меня, но мне нужно было вырваться из этого дома.

Тетушка Хильда, казалось, чувствовала себя неловко, слушая разглагольствования мужа, и при моих словах явно обрадовалась.

— Ну, тогда мы не должны задерживать тебя, дорогая. Очень мило, что ты пришла. Рэчел, ты проводишь свою гостью до ворот?

Рэчел с готовностью поднялась.

— До свидания, — произнесла я, стараясь не смотреть на мистера Дориана.

Мне хотелось бежать сломя голову. Во мне внезапно родился страх, что мистер Дориан может последовать за мной и продолжать говорить о моих грехах, уставясь на меня своим странным взглядом.

Рэчел проводила меня до ворот.

— Надеюсь, тебе понравилось? — спросила она.

— О да, да, — солгала я.

— Жаль… — она не продолжила, но я поняла, что она имела в виду. — Если бы не вошел мистер Дориан, это было бы обыкновенное чаепитие.

— Он всегда говорит так… ну, о грехах и все такое?

— Да, он очень добрый, видишь ли. По воскресеньям он ходит в церковь три раза, хотя не любит преподобного Хетерингтона. Он говорит, что склоняется к католицизму.

— Мне показалось, он считает каждого полным грехов.

— Так считают все добрые люди!

— Я бы предпочла, чтобы рядом был кто-нибудь не столь добрый. Это, вероятно, утомительно…

Я замолчала, поняв, что слишком много говорю. В конце концов Рэчел приходится жить с ними в этом доме.

Подойдя к воротам, я оглянулась. У меня было жуткое чувство, что мистер Дориан подсматривает за мной из окна. Мне захотелось бежать от этого дома, как можно быстрее.

— До свидания, Рэчед, — сказала я и пошла прочь. Ветер приятно обдувал мое разгоряченное лицо. «Он никогда не сможет бежать быстрее меня! Ему никогда не поймать меня, даже если он попытается», — думала я.

Домой я бежала не прямой дорогой. Этот человек произвел на меня такое жуткое впечатление, что мне хотелось скорее полностью выкинуть его из головы, но не получалось. Я представляла его сухие скрежещущие руки, внимательные глаза со светлыми, едва заметными ресницами, язык, облизывающий губы, когда он смотрел на меня! Все это встревожило меня.

Как может Рэчел жить в одном доме с таким человеком? Но с другой стороны, он же ее дядя. Ей приходится терпеть все это. В сотый раз я подумала, как мне повезло, что у меня есть тетушка Софи!

Бег против ветра заставил меня забыть о неприятном визите. Странное это место! Захватывающее в некотором смысле! Похоже, что здесь могут происходить таинственные события. Здесь и Флора со своей куклой, и мистер Дориан с… что это было? Я не могла понять. Просто я испытывала странное чувство ужаса, когда он подошел ко мне и заставил меня затосковать по приземленным разговорам тетушки Софи и ее спасительной любви. Как повезло мне, что я переехала к тетушке Софи, и бедная, бедная Рэчел!

Впредь я буду особенно добра к ней, чтобы скрасить ее жизнь с таким дядей, как мистер Дориан!

Я прошла уже довольно большой путь, когда увидела, что передо мной возникла задняя стена коттеджа сестер Лейн. Я подошла к изгороди сада и увидела тутовый куст, о котором упоминала Тамарикс, а около него — Флору. Рядом с ней стояла детская коляска, и я догадалась, что в ней лежит кукла.

Чтобы рассмотреть ее поближе, я перегнулась через изгородь, и Флора увидела меня.

— Привет! — сказала она.

— Привет! — ответила я.

— Вы пришли к Люси?

— О нет! Просто я проходила мимо.

— Ворота здесь… Задние ворота.

Это прозвучало как приглашение, и я, подстрекаемая всегдашним моим любопытством, вошла в ворота и приблизилась к ней.

— Шшш, — произнесла она. — Он спит. Он рассердится, если его разбудят.

Понятно, — ответила я.

Она подвинулась на деревянной скамье, освобождая мне место.

— Он создан для своего собственного пути, — продолжала она.

— Могу в это поверить.

— Он не идет ни к кому, кроме меня…

— Его мать… — начала я.

— Ей не следовало иметь детей. Такие люди… убегающие в Лондон… По-моему, им не надо было иметь детей.

— Наверное, — согласилась я.

Флора кивала и смотрела на тутовый куст.

— Там ничего нет, — сказала она.

— Где?

Она кивнула в сторону куста:

— Что бы они ни говорили… Однако, мы не должны этого касаться.

— А почему бы и нет? — поинтересовалась я, делая все возможное, чтобы понять, о чем она говорит.

Однако я тотчас же сообразила, что сказала что-то не то. Она повернулась ко мне и с лица ее исчезло то спокойствие, которое было на нем, когда я пришла.

— Нет, — возразила она. — Там ничего нет. Вы не должны… Это было бы не правильным. Вам не следует…

— Ладно, — согласилась я. — Не буду. Вы часто сидите здесь?

Она повернулась ко мне и тревожно взглянула. В глазах ее все еще читалось подозрение.

— Он спокойный… мой младенец. Он спит, как ангел. Можно подумать, что масло не растаяло бы у него в ротике, — она засмеялась. — Вы бы слышали его, когда он в гневе. Он становится настоящим чертенком! О, он сможет получить в жизни все, что захочет.

Люси, должно быть, увидела меня из окна коттеджа. Она вышла, и я поняла, что ей неприятно видеть меня, сидящей здесь и говорящей с ее сестрой. Она произнесла:

— Это племянница миссис Кардинхэм, не так ли?

Я пояснила, что шла мимо, увидела в саду Флору и та меня пригласила.

— О, это мило! Вы гуляли?

— Я была в Бэлл-Хаусе и возвращалась домой.

— Это мило.

Ей все казалось мило, но я поняла, что она нервничает и хочет, чтобы я поскорее ушла.

— Я пойду, меня ждет тетя.

— Вы не должны заставлять ее ждать, дорогая, — Произнесла она с видимым облегчением.

— Вы правы. До свидания, — сказала я, посмотрев на Флору, улыбнувшуюся мне.

Тут она спросила:

— Там ничего нет, правда, Люси?

Люси нахмурила брови, как будто не была твердо уверена, что поняла Флору. Я предположила, что та часто несет бессвязную чушь.

Люси проводила меня до ворот.

— Роуэнз недалеко. Вы знаете дорогу?

— О да! Я уже вполне освоилась здесь.

— Передайте самый теплый привет мисс Кардинхэм.

— Спасибо, передам.

Я опять побежала, чувствуя, как ветер бьет мне в лицо. Странный день, мелькало у меня в голове. Здесь живут очень таинственные люди, и сегодня я встретилась с двумя из них. Мне было просто необходимо поскорее вернуться домой к моей дорогой здоровой тетушке Софи.

— Я ждала тебя раньше, — сказала она.

— Я увидела в саду Флору Лейн и остановилась поговорить с ней!

— Бедная Флора! Ну, а как чаепитие?

Я замялась.

— Я так и думала, — продолжала тетушка Софи. — Мне известно, что они из себя представляют в Бэлл-Хаусе. Мне очень жаль бедную Хильду. Такие хорошие люди, которым заказано место на Небесах, должно быть, претерпевают немало испытаний на Земле.

— Мистер Дориан спросил меня, читаю ли я молитвы на ночь. Я должна просить прощения на тот случай, если умру ночью.

Тетушка Софи разразилась смехом.

— А ты не спросила его, делает ли он то же самое?

Думаю, должен. Они все время молятся. О тетя Софи, как я рада, что снова с вами.

Она довольно улыбнулась.

— Ну, я делаю все, что могу, для твоего счастья. Если же мы недостаточно молимся, то, надеюсь, Бог простит нас за это. Так как же Флора? Так же безумна, как всегда?

— У нее кукольная коляска и кукла в ней. Она считает ее Криспином Сент-Обином.

— Это потому, что она погружена в прошлое, когда была его няней. Она все еще думает, что она там. Бедной Люси много с чем приходится мириться, но Криспин Сент-Обин к ней очень добр. Он время от времени навещает ее, полагаю. Ну, конечно, она же была его няней, а от своих родителей он не получал любви.

— Она говорила о тутовом кусте и о том, что за ним ничего нет.

— О да, она полна фантазий! Ну, а сейчас, если я не выйду за покупками, у нас ничего не будет на ужин. Лили сегодня предоставила это мне. Как насчет того, чтобы пойти со мной?

— О да, с удовольствием!

Я взяла ее за руку, и мы отправились по деревенским лавкам. Меня переполняла радость, так как я узнала, что может случиться с детьми, потерявшими родителей. Передо мной стоял пример Рэчел, которая вынуждена была переехать в Бэлл-Хаус и жить там со своим неприятным дядей Дорианом; Криспин и Тамарикс, у которых есть мать, но они с таким же успехом могли считаться сиротами. Конечно, у меня где-то был отец, который сбежал, и мать, более озабоченная тем, что она потеряла, чем своим ребенком. Но мне повезло. Судьба послала мне тетушку Софи.

У нас с мисс Ллойд сложились очень хорошие отношения. Я гораздо больше интересовалась уроками, чем любая из моих подруг. Мисс Ллойд обычно говорила:

— История у нас за порогом, дорогие девочки, и как глупо было бы с нашей стороны не воспользоваться этим. Подумайте только, две тысячи лет назад здесь жили люди… на этом самом месте, где сейчас живем мы!

Мои ответы часто приводили ее в восторг, и, может быть, поэтому она решила, что время от времени надо совершать образовательные прогулки вместо того, чтобы сидеть на уроках в классной комнате.

Однажды утром она наняла двуколку, и мы отправились через Солсбери-Плейн в Стоунхендж. Я была возбуждена видом этих старинных развалин, а мисс Ллойд одобрительно улыбалась мне.

— Ну а сейчас, девочки, — спросила она, — можете ли вы ощутить тайну… чудо связи с прошлым?

— О да, — ответила я.

Рэчел несколько смутилась, а Тамарикс всем своим видом изображала презрение. Столько шума по поводу груды камней и только лишь потому, что они лежат здесь целую вечность!

— Их возраст колеблется от 1400 до 1800 года до нашей эры. Только подумайте об этом, девочки! Эти камни лежали здесь еще до пришествия Христа. Расположение камней в соответствии с восходом и закатом солнца позволяет думать, что это было место поклонения Небесам. Так постойте же тихо и посмотрите на них!

Мисс Ллойд улыбалась мне. Она знала, что я разделяю ее чувство благоговения. После этой поездки я очень заинтересовалась реликвиями древней истории, окружающими нас. Мисс Ллойд дала мне почитать кое-какие книги. Тетушка Софи одобрительно слушала мои увлеченные рассказы о Стоунхендже и о том, что здесь молились друиды.

— Мне не очень нравится эта мысль, — возразила тетушка Софи. — А человеческие жертвы еще меньше.

— Дикари, чего с них взять, — сказала Лили, слушавшая нас.

— Они помещали людей в клетки, что было похоже на изображение их богов, и сжигали заживо, — не унималась я.

— Моему терпению конец! — вскричала Лили. — Я думала, вы пошли учиться чтению, письму, арифметике, а не узнавать о банде хулиганов!

— Это же все история, Лили!

— Очень интересно было узнать, что это были за люди, — добавила тетушка Софи. — Твое счастье, что ты не жила в то время!

После этого посещения Стоунхенджа я начала искать вокруг себя следы тех, кто жил здесь тысячи лет назад. Мисс

Ллойд поощряла меня, и однажды повела нас в Холмистый лес. Он был недалеко от Роуэнза, и это привело меня в восторг.

— Его называют Холмистым лесом, — объяснила мисс

Ллойд, — из-за холмов. Вы знаете, что такое эти холмы, девочки? Нет? Это кладбище. Эти холмы были, вероятно, возведены в бронзовом веке. Разве вас это не волнует?

— Да, — подтвердила я.

Тамарикс смотрела ледяным взглядом вокруг, а Рэчел хмурилась, пытаясь сосредоточиться.

— Видите ли, — продолжала мисс Ллойд, — земля и камни были уложены в виде холмов. Под этими холмами находятся захоронения. Судя по величине холмов, можно предположить, что здесь похоронены не бедные люди. Потом, разумеется, вокруг холмов выросли деревья. Да, это должно быть, особенное место… гробницы… Люди, похороненные здесь, может быть, были высокопоставленными жрецами, управлявшими друидами…

Я увлеклась рассказом. Холмистый лес просматривался из окна моей спальни… Эти холмы еще называли курганами…

Потом я часто приходила на это место. Сидела, молча созерцая могилы и поражаясь тому, что люди, лежащие здесь под курганами, жили еще до Рождества Христова.

Летом деревья скрывали кладбище, а зимой становилось видно, как близко оно расположено от дороги.

Однажды, сидя здесь, я услышала на дороге звук конских копыт. Выйдя на опушку рощи, я увидела проезжающего верхом Криспина Сент-Обина.

Здесь же я еще раз встретилась с мистером Дорианом. Он шел в мою сторону, и я онемела от ужаса при виде его. Увидев меня, он как-то странно и торопливо пошел ко мне. Мне захотелось убежать от него как можно скорее. На этом таинственном месте он, казалось, имел еще более угрожающий вид, чем в Бэлл-Хаусе.

— Добрый день, — улыбнулся он.

— Добрый день, мистер Дориан.

— Восхищаешься видом холмов? Он был уже совсем близко.

— Да.

— Языческие реликвии!

Да, но мне нужно бежать. Тетя меня ждет.

Я побежала, и сердце мое бешено билось от непостижимого страха. Добежав до опушки, я оглянулась. Мистер Дориан стоял, глядя на меня. Я прибежала в Роуэнз, радуясь, что избавилась от него.

Флора Лейн очень занимала меня. Вероятно, одной из причин было то, что она считала куклу, за которой ухаживала, Криспином Сент-Обином, хотя мне трудно было представить его ребенком.

О нем я думала часто. Он был надменным и грубым и этим не нравился мне, но я находила для него извиняющие причины. Родители его не любили; правда, Тамарикс они тоже не любили. В чем-то брат и сестра казались мне похожими друг на друга. Оба своевольны и своенравны.

Мистер Дориан также занимал мои мысли. Иногда я даже видела его во сне. Это были всегда смутные сны, без всякого реального смысла, но и тогда он нагонял на меня такой страх, что я просыпалась всегда с чувством освобождения от него.

По натуре я была любопытной и заинтересовалась жизнью обитателей Харперз-Грина. Часто это любопытство приводило меня к коттеджу сестер Лейн. У меня сложилось впечатление, что Флоре нравились мои визиты. Ее лицо всегда загоралось радостью при виде меня. Я взяла себе за правило проходить мимо их коттеджа, когда только могла — не после уроков, конечно, когда я обычно спешила домой обедать, а во время прогулки во второй половине дня. Обычно я подходила к коттеджу с задней стороны и заглядывала через изгородь. Если Флора сидела на своем обычном месте, я здоровалась, и она приветливо отвечала мне. Только один раз она отвела взгляд, как будто бы не хотела меня видеть. Не получив приглашения зайти, я в этот раз прошла мимо.

Вскоре я обнаружила, что мое присутствие нежеланно, когда дома Люси. Я поняла, что Люси не хотела, чтобы я общалась с ее сестрой. Флора это тоже понимала. Несмотря на безумие. Флора была хитра. Ей хотелось поговорить со мной, но не обижать при этом сестру, так что впредь я должна была заходить только в отсутствие Люси.

В это необычное утро меня пригласили зайти. Мы сидели на скамейке, бок о бок, и Флора улыбалась мне с видом конспиратора. Некоторое время она что-то говорила. Я не понимала, о чем она толкует, но видно было, что ей очень приятно, что ее внимательно слушают. Разговор шел, конечно же, о кукле, но несколько раз она упомянула о тутовом кусте, настаивая, что за ним ничего нет. Затем она сказала, что ребенок сегодня неспокоен, может быть, из-за ветра. Он немного чихает, а воздух сегодня холодноват.

— Я лучше унесу его домой, — сказала она и встала. Я сделала то же самое, приготовившись распрощаться, но она покачала головой:

— Нет… пойдемте.

Она показала на коттедж. Я колебалась. Мне было, конечно, интересно, но я не знала, стоит ли входить. Люси, разумеется, не было, иначе она бы уже давно вышла. Любопытство взяло верх: в конце концов меня же пригласили зайти!

Она везла коляску к задней двери, а я шла следом. Мы вошли в кухню. Флора ласково вынула куклу из коляски, шепча:

— Ну, ну. Она отвратительно холодная, вот она какая! Он хочет в кроватку, там ему будет удобнее… Няня Флора позаботится об этом.

В коттедже мне стало жутковато, но я отважно проследовала за ней наверх. Там были детская и две спальни. Коттедж был большим, как и все такие коттеджи. Одна спальня, предположила я, предназначалась Люси, вторая — Флоре, ну а детская, конечно, кукле. Мы вошли в эту детскую, и флора нежно положила куклу в кроватку. Потом она повернулась ко мне:

— Здесь будет лучше маленькому ангелу! Они всегда капризничают, когда становится холодно.

Мне становилось не по себе, когда она говорила о кукле, как о настоящем ребенке, но я вежливо заметила:

— Милая детская!

Лицо Флоры просияло, но тотчас же приняло озадаченное выражение.

— Она не такая, к какой мы привыкли…

Я догадалась, что она вспомнила о детской в Сент-Оби-не, где нянчила настоящего Криспина. Пытаясь как-то поддержать разговор, я огляделась и заметила на стене маленькую картинку. На ней были изображены семь птиц, сидящих на скале. Похоже, что картинку вырезали из книги и вставили в рамку; подойдя поближе, я прочла надпись под картинкой: «Седьмая для тайны».

— Как? — воскликнула я. — Это же семь сорок!

Флора оживленно кивнула, забыв о детской в Сент-Обине.

— Вам она нравится? — спросила она.

— Это, должно быть, картинка к стишку о семи сороках! Я его когда-то учила. Как же там? Сейчас вспомню:

Семь сорок на скале сидят,

Семь сорок со скалы глядят.

Одна для ночи,

Другая для дня,

Третья для всех,

Четвертая для меня,

Пятую помню,

Шестая забыта,

Седьмая для тайны…

Флора следила за мной и закончила:

— …Что не должна быть раскрыта.

— Правильно, теперь я вспомнила!

— Это сделала Люси, — произнесла она и любовно дотронулась до рамки.

Она вставила ее в рамку, да?

Флора кивнула.

— Седьмая — для тайны, чтобы ее никогда не раскрыли. Она никогда не должна быть раскрыта… Никогда, никогда… никогда. Вот что говорят птицы!

Разглядев картинку поближе, я заметила:

— У птиц здесь довольно злое выражение.

— Это потому, что здесь есть тайна. О Господи, он просыпается! — она подошла к кроватке и взяла куклу на руки.

Все это становилось нереальным. Мне захотелось побольше узнать о Флоре и выяснить, что скрывалось за этими странными иллюзиями. Мне было интересно, вернулась бы она в нормальное состояние, если бы смогла понять, что кукла — всего лишь кукла, а тот, кого она считает младенцем, теперь уже взрослый человек. Мне захотелось уйти от этой нереальности, и я услышала свой собственный голос:

— Мне пора идти. Дорогу я найду!

Спускаясь по лестнице, я к своему ужасу услышала внизу голоса. Увлекшись разговором с Флорой, я не заметила, как кто-то вошел.

— Флора! — это был голос Люси. Она была явно поражена, увидев, что я спускаюсь по лестнице.

— Я была с мисс Флорой наверху, — заикаясь, промямлила я.

— О… это она пригласила вас сюда, не так ли?

— Она… показывала мне детскую, — замялась я. Люси, по-моему, рассердилась. Тут в холл вошел Криспин Сент-Обин.

— Это племянница мисс Кардинхэм, — представила меня Люси. — Флора пригласила ее.

Он кивнул в мою сторону.

— Я ухожу!

Люси проводила меня до передней двери, и я помчалась прочь. Какой это был странный день! Я не переставала думать о семи сороках. У тех птиц был довольно зловещий вид. Люси, очевидно, вырезала эту картинку из книжки и вставила в рамку для Флоры, может быть, для того, чтобы заставить ее не забывать о тайне, которую надо хранить? У Флоры ум ребенка. Ей, наверное, надо часто напоминать о некоторых вещах. Вероятно, это картинка из книги, которую флора любила в детстве, и Люси воспользовалась ею, чтобы о чем-то напоминать сестре.

«Во всяком случае, это очень интересно», — думала я, торопясь домой к любимой тетушке Софи.

Несколькими днями позже я узнала о тетушке Софи нечто, о чем раньше не подозревала. В Роуэнзе небольшая комнатка примыкала к спальне тетушки. Это, должно быть, была гардеробная, но она ее использовала как кабинет. Мне надо было поговорить с тетушкой по какому-то заурядному вопросу, и Лили посоветовала мне поискать ее в кабинете, где она, может быть, приводит в порядок шкаф. Я поднялась и постучала в дверь спальни, но не услышав ответа, открыла дверь и заглянула.

Дверь в кабинет была открыта.

— Тетя Софи, — позвала я.

Она вышла и остановилась на пороге. Я никогда не видела ее такой печальной, на ее ресницах блестели слезы.

Что случилось? — испугалась я.

Она некоторое время была в замешательстве, а потом ответила.

— Нет, ничего… Просто я глупая старуха. Я писала письмо человеку, которого знала в прошлом.

— Простите, что помешала. Лили сказала, что вы, наверное, приводите в порядок свой шкаф.

— Да, я действительно сказала, что собираюсь это сделать. Ну, проходи же, дорогая. Тебе пора узнать. Я вошла в кабинет.

— Садись. Я писала твоему отцу!

— Моему отцу?

— Я иногда переписываюсь с ним. Я хорошо его знала, видишь ли… когда была моложе.

— Так где же он?

— В Египте. Служил в армии, но бросил. Я писала ему много лет; это давняя история, — тетушка Софи неуверенно посмотрела на меня, но потом, кажется, приняла решение. — Я познакомилась с твоим отцом первая… раньше, чем твоя мама. Это было на одной из домашних вечеринок. Мы очень подружились с самого начала. Его пригласили в Сидер-Холл. Там он и увидел твою маму. Ей тогда было восемнадцать лет, и она была очень красива. Ну, он и влюбился в нее.

— Но он же ее бросил!

— Это произошло позже. Жизнь у них не наладилась. Он был веселым светским человеком. К тому же, не созданным для оседлой жизни. Попивал… не слишком, но, вероятно, приближался к этому. Играл. Любил женщин. Он не очень серьезный человек. Они расстались примерно через год после твоего рождения. Был развод, как ты знаешь. Другая женщина, но и с ней жизнь не пошла, хотя он и женился на ней…

— Он, кажется, не очень надежный человек?

— В нем масса обаяния, и это затмевает все!

— Понятно. И вы ему пишете?

— Да, мы всегда были хорошими друзьями.

— Вы хотите сказать, что он мог жениться на вас, вместо моей мамы?

Тетушка Софи только печально улыбнулась.

— Он явно предпочел жениться на твоей маме!

— И вы могли быть моей мамой?

— Полагаю, в таком случае, и ты не была бы тем, кто ты есть сейчас! А ведь нам не хотелось бы ничего менять, не так ли?

Она смеялась надо мной…

— Не знаю. Вероятно, тогда я не выросла бы такой некрасивой!

— О, чепуха! Твоя мама была очень красивой женщиной, а я всегда состояла при ней сестрой-дурнушкой!

— Не верю в это!

— Забудем об этой некрасивости. Я просто хочу, чтобы ты знала, что твой отец пишет мне и всегда интересуется тобой. Он знает, что ты теперь живешь со мной и очень доволен этим. Он собирается помочь тебе получить образование, что может обойтись недешево, если ты пойдешь в школу с Тамарикс и Рэчел, а я надеюсь, что ты пойдешь туда через несколько месяцев.

— Я рада, что он это сделает, — сказала я.

— Я бы все равно как-нибудь справилась, но от помощи с его стороны отказываться не буду.

— Ну, да! Ведь он же мой отец.

— Он не видел тебя с тех пор, как ушел, но, Фредди, он бы сделал это, если бы мама позволила ему. Может быть, сейчас…

— Если он приедет домой, вы имеете в виду?

— Этого пока не предвидится. Но, конечно, он можете приехать.

— Вы печальны оттого, что пишете ему?

— Люди иногда становятся сентиментальными! Я вспоминаю дни моей молодости.

— Вы, наверное, очень переживали, когда он женился на маме вместо вас?

Тетушка Софи не ответила, и я обняла ее.

Как жаль, что он не женился на вас! Мы бы тогда были всегда вместе! Он был бы здесь, с нами!

Она покачала головой.

— Он не из тех, кто долго остается на одном месте. Он бы убежал! — тетушка Софи нежно улыбнулась, продолжив:

— А ты теперь и без того моя, не так ли? Ну, как если бы я была твоей мамой! Моя племянница! Его дочь… Вот об этом мне приятно думать!

— Вы чувствуете себя теперь лучше, когда я знаю?

— Намного! Я рада, что ты знаешь. А теперь, давай-ка подсчитаем наши блага!

Я знала, что перечень получится длинным, особенно, когда сравнивала свою судьбу с судьбой Рэчел. Я это делала часто, потому что то, что с нами произошло, было очень похоже. Я жила со своей тетушкой, а она со своими дядей и тетей. Я всегда сознавала, что мне очень повезло в жизни, но, пока не узнала кое-что от Рэчел, не понимала, насколько.

Я видела, что она всего боится, но не признается в этом. Она редко говорила о своей жизни в Бэлл-Хаусе, но я чувствовала, ей есть что рассказать!

Мы с нею были гораздо более дружны, чем каждая из нас с Тамарикс. Мне постоянно хотелось ее защищать, и, полагаю, она считала меня настоящей подругой. Она часто наведывалась в Роуэнз, и мы беседовали с ней, сидя в саду. Иногда у меня возникало чувство, что ей хочется что-то мне рассказать, но она не решается. Я чувствовала, что ей не хочется после уроков возвращаться в Бэлл-Хаус. При одном упоминании о доме она менялась в лице.

Однажды, когда мы сидели в нашем саду, я спросила:

Что происходит у вас там в Бэлл-Хаусе?

Она напряглась и долго молчала. Потом у нее вырвалось.

— О Фредди, мне там страшно…

— Отчего?

— Не знаю. Просто страшно…

— Из-за твоего дяди?

— Он так добр, видишь ли. Всегда говорит о Боге… Как Авраам или один из тех людей в Библии. Что во многих вещах заключается грех… там, где люди и не подумали бы. Думаю, это потому, что он такой добрый…

— По-моему, быть добрым — значит заботиться о людях, а не пугать их.

— Когда тетя Хильда купила гребень, он счел это грехом.

Гребень был славным и украшал тетю Хильду. Мы сидели за обедом, и я похвалила гребень. Он рассердился и сказал:

«Тщеславие, тщеславие, все это тщеславие. Ты выглядишь как вавилонская блудница!» Бедная тетя Хильда! Она побелела и была очень расстроена. Он вырвал гребень у нее из волос, и они рассыпались по плечам. Дядя походил на рассерженного пророка из Библии… Как Моисей, когда люди жаждали золотого тельца. Он не похож на человека… на кого-нибудь из нас…

— Моя тетушка Софи добрая и любящая, она не цитирует Библию и не ведет себя как Авраам. Тот был готов принести в жертву своего сына, когда Бог велел ему. Тетушка Софи никогда бы этого не сделала, чтобы выглядеть хорошей в глазах Бога.

— Тебе повезло, твоя тетя Софи — замечательная! Жаль, что она не моя тетя! Но, конечно, дядя очень добрый человек. Мы молимся каждый день и подолгу. У меня все колени стерты! Мы должны получить прощение у Бога, потому что дядя считает нас очень дурными и говорит, что в любом случае мы попадем в ад.

— А он, конечно, попадет на Небеса?

— Ну конечно, он же все время думает о Боге… Но что-то здесь не то… А как он смотрит на меня! Однажды он сказал, что я искусительница. Не понимаю, что он имел в виду. А ты?

Я покачала головой.

— Я пытаюсь не оставаться с ним… наедине!

— Я тебя понимаю!

— Иногда… Однажды он вошел в мою комнату ночью, когда я была в постели. Я проснулась, а он стоял и смотрел на меня.

Мне вдруг стало холодно, и я содрогнулась. Я прекрасно поняла, что творилось у нее в душе.

— Он спросил меня: «Ты молилась на ночь?» Я ответила: «Да, дядя». «Ты говоришь не правду. Встань с постели и прочитай молитву снова». Он заставил меня встать на колени и все время наблюдал за мной. Потом он стал сам как-то странно молиться. Он просил Бога спасти его от дьявольского искушения. «Я борюсь, Господи, — говорил он. — Ты знаешь, как я борюсь, чтобы победить этот грех, который сеет во мне дьявол» и что-то еще в этом роде. Потом он протянул руку и дотронулся до меня. Я думала, он хочет стащить с меня ночную рубашку, испугалась и выскочила из комнаты, а тетя Хильда стояла как раз под дверью. Я вцепилась в нее, а она успокаивала меня, сказала, что все в порядке.

— А что сделал он?

— Не видела, я спрятала лицо. Наверное ушел. Когда я посмотрела, его уже не было.

— Что же дальше?

— Тетя Хильда продолжала уверять меня, что все в порядке. Она отвела меня обратно в комнату, но я боялась там оставаться одна. Она легла со мной в постель и пробыла со мной до самого утра. Утром она объяснила, что это был просто кошмар. Оказывается, дядя иногда ходит во сне. «Лучше никому об этом не рассказывай, — посоветовала она. — Ему это не понравится». Поэтому я не говорила об этом… до сегодняшнего дня.

— Ты можешь всегда закрывать дверь в свою комнату на случай, если он опять будет ходить во сне. Тогда ты можешь спать спокойно.

— Тетя вынула ключ из связки и отдала его мне. Он всегда при мне. Я теперь каждый вечер для безопасности запираю дверь.

— Жаль, что ты не можешь переехать жить к нам.

— О, мне бы хотелось этого. Однажды… он был там… за дверью. Он повернул ручку. Я вскочила с постели и прислушалась. Он начал молиться, проклиная дьяволов, мучивших его, как мучили святых. Он говорил, что это делает Бог, искушая его. Чертенята посещают его в виде молодых девушек. Он почти плакал, говорил, что сам накажет себя. Он очистит себя от зла. Потом он ушел, а я уже не могла заснуть, хотя дверь в мою комнату была заперта!

— О Рэчел! Я рада, что ты мне все рассказала! Я догадывалась, что здесь что-то есть!

— Теперь, когда я тебе сказала, мне легче, — сказала она, посмотрев на ключ, прежде чем опустить его в карман. — У меня есть это, — многозначительно сказала она.

Некоторое время мы сидели в молчании, а я четко представляла себе, что чувствовала Рэчел, когда мистер Дориан вошел в ее комнату.

О продолжении наших занятий было немало споров. Тетушка Софи вместе с тетей Хильдой посетили миссис Сент-Обин. Обе тетушки были совсем разными. Тетя Хильда была кроткой и очень хотела всем угодить, миссис Сент-Обин только изображала интерес, которого у нее, конечно, не было, но тетушка Софи была энергична и деятельна. Она познакомилась с несколькими школами, и ее выбор пал на школу Святого Стивена. Это было не очень далеко, и заведующая школой показалась ей разумной женщиной. Тете Софи понравился дух школы, она нашла его правильным.

Никто не противоречил.

Дело было в мае, а в сентябре нам предстояло переехать и начать занятия. Тетушка Софи повезла нас всех в Солсбери купить форму.

К концу июня все было улажено к всеобщему удовлетворению.

Вся наша троица была всем этим очень возбуждена, мы часами воображали, как это будет, и немного побаивались школы, но нас воодушевляло, что там мы будем все вместе.

А потом настал день, который, уверена, я не забуду до конца жизни.

Стоял июль, погода была жаркой и душной. Мы с Рэчел пили послеобеденный чай в Сент-Обине и беспрестанно болтали о школе. Рэчел очень радовала перспектива покинуть Бэлл-Хаус, да и Тамарикс жаждала новых приключений.

Я попрощалась с Рэчел у Бэлл-Хауса, но идти сразу же домой мне не хотелось. Тетушка Софи собиралась сделать кое-какие покупки, времени у меня было предостаточно, и я решила пойти в обход через Холмистый лес. Я не могла сопротивляться искушению еще раз посмотреть на холмы, а кроме того, я любила запах земли и деревьев. Было очень тихо, лишь слабый ветерок что-то шептал в листве.

«Мне будет не хватать Холмистого леса, когда я уеду в школу, — подумала я. — Однако пора идти, тетушка Софи, наверное, уже дома».

Я резко повернулась, споткнувшись при этом о камень, выступавший из-под земли на несколько дюймов. Не удержав равновесия, я рухнула на землю, подвернув при падении правую ногу. Меня пронзила сильная боль.

Я постаралась встать на ноги, но боль была нестерпимой, и я вновь села на землю. Ужас охватил меня. Как я могла быть столь неосторожной? Ведь я же знала, что в Холмистом лесу сплошь и рядом попадаются камни, торчащие из земли! Однако что проку упрекать себя? Надо придумать, как добраться до дома.

Я дотронулась до колена и поморщилась. Оно быстро распухало и очень болело. Я сидела и думала, что же теперь делать?

И вот свершилось это… Он был здесь… Он приближался ко мне… Взгляд его меня ужаснул!

— Бедный цветочек, — пробормотал он, — ты ушиблась, малышка?

— Я упала, мистер Дориан, и повредила колено. Может быть, вы пойдете и скажете тете?

Он же стоял, пристально глядя на меня. Потом произнес:

— Меня вело к этому. Это предназначение…

Мистер Дориан стоял очень близко от меня, и мне было страшно, как никогда раньше. Какой-то инстинкт подсказывал мне, что он собирался причинить мне вред, но вот какой?

— Уходите! Уходите! — закричала я. — Приведите мне тетю! Не приближайтесь ко мне!

Он мягко засмеялся:

— Бедный сломанный цветочек. На этот раз она не может убежать! О, это и имелось в виду. Это имелось в виду.

Я закричала еще громче:

— Не прикасайтесь ко мне! Я не хочу, чтобы вы были рядом со мной! Уйдите же и скажите тетушке! Пожалуйста! Пожалуйста, уходите!

Но мистер Дориан не уходил. Губы его шевелились, и я знала, что он говорит с Богом. Я онемела от ужаса.

— На помощь! На помощь! — душераздирающе заорала я и зарыдала.

Мистер Дориан подходил ближе. Опустившись на землю рядом со мной, он зловеще глядел на меня и схватил подол платья.

— Нет… нет… нет… — кричала я. — Уходите! На помощь! На помощь!

Вдруг я услышала звук конских копыт и закричала еще громче:

— Помогите! Помогите! Я в лесу! Пожалуйста, помогите!

Меня обуял ужас, что проезжающий не услышит меня или не обратит внимания. С дороги не было слышно никакого шума, и я решила, что осталась в Холмистом лесу с этим страшным человеком. Вдруг я услышала шаги.

— Боже мой!

Это был Криспин Сент-Обин. Он подбежал ко мне.

— Свинья! — закричал он, схватил мистера Дориана, как куклу, и кулаком ударил его по лицу. Раздался звук хрустнувшей кости, когда он швырнул его на землю. Мистер Дориан затих.

Глаза Криспина сверкали от гнева. Не обращая внимания на мистера Дориана, он повернулся ко мне.

— Ушиблась?

Я рыдала и смогла только кивнуть.

— Перестань плакать. Все в порядке! — он наклонился и поднял меня.

— Он… — начала я, глядя в сторону мистера Дориана, лежавшего без движения.

— Он получил по заслугам!

— Вы… вы убили его!

— Потеря небольшая! Повредила ногу?

— Колено.

Криспин молчал. Я посмотрела через плечо на мистера Дориана, все еще лежавшего на земле. На ею лице была кровь.

Криспин взял меня на руки и, подойдя к лошади, посадил меня на нее, а сам сел сзади.

Он привез меня в Роуэнз. Тетушка Софи уже вернулась с покупками.

— Она повредила колено, — объяснил Криспин. Тетя Софи вскрикнула от ужаса, а Криспин отнес меня наверх и уложил на постель.

— Нам следует позвать доктора, — предложила тетушка Софи.

Они вышли из комнаты, и я услышала, как Криспин, спускаясь по лестнице, говорил тетушке Софи:

— Я должен рассказать вам…

Более я не слышала ничего.

Тетушка Софи быстро вернулась ко мне. Она выглядела очень обеспокоенной и была страшно бледна. Я поняла, что Криспин рассказал ей, как он нашел меня.

Она села ко мне на постель и спросила:

— Как ты сейчас себя чувствуешь? Нога болит?

— Да.

— Держи ее повыше. Полагаю, это растяжение связок.

Надеюсь, у тебя ничего не сломано… Кто бы поверил…

— О тетя Софи! Это было ужасно!

— Я бы убила его на этом самом месте! Он не достоин жить!

Я повзрослела в одночасье, поняв, что бы могло со мной случиться, если бы не Криспин Сент-Обин. Было странно, что именно ему я обязана своим спасением. Я представила себе как он схватил мистера Дориана и тряхнул его, и перед моим взором вновь очутилось лицо мистера Дориана, искаженное ужасом и отчаянием. До сих пор я не видела никогда такого страдания, какое было на его лице. Я вспоминала, что Криспин был в бешенстве, швырнув мистера Дориана, как какой-нибудь комок грязи. Он мог бы убить его. А вдруг он действительно убил его? Тогда Рэчел больше некого бояться…

Пришел доктор.

— Итак, юная леди, — произнес он, — что же вы с собой сделали?

Он ощупал мое колено и попросил меня попробовать встать.

Его приговор был таков: сложный вывих колена и опасное растяжение…

— Пройдет немало времени, прежде чем вы сможете безболезненно стоять на ноге. Как это произошло?

— Это было в Холмистом лесу.

Доктор покачал головой.

— В следующий раз следите, куда ступаете, — укоризнен но произнес он.

Тетушка Софи немедленно занялась моей ногой, ставя мне компрессы то из холодной, то из горячей воды, как посоветовал доктор.

Ничего не говоря, она печально наблюдала за мной. Я понимала, что она боится, не произошло ли со мной нечто худшее, чем вывих колена.

Тетушка Софи относилась к людям, с которыми легко говорить обо всем, и я решила рассказать ей все, не делая тайну из происшедшего со мной случая.

Итак, я рассказала ей обо всем: о моем падении, о внезапном появлении мистера Дориана, о том, что он давно вызывал во мне беспокойство, и о том, как он говорил о моих молитвах в ночной рубашке.

— Ты должна была рассказать мне об этом раньше, — сказала она.

— Я не знала, что это важно.

Затем я рассказала ей о Рэчел.

— Он сумасшедший. Подавлен. Видит грех везде, где появляется. Это то, что называется религиозным помешательством. Жаль его бедную жену!

— По-моему, Криспин убил его. Да, думаю, что убил!

— А я так не думаю. Просто хорошо побил. Считаю, что так ему и надо! Впредь это послужит ему уроком.

Она вдруг крепко обняла меня.

— Я счастлива, что ты цела и невредима. Никогда не простила бы себе, если бы с тобой что-нибудь случилось!

— Вы не были в этом виноваты!

— Я упрекала бы себя, что не досмотрела за тобой. Мне бы следовало знать, что он за человек!

— А как вы могли это знать?

— Не знаю, но должна бы!

Мою кровать перенесли в ее комнату.

— Пока ты не поправишься, — объяснила она. — Ты можешь просыпаться ночью… и тогда я хотела бы быть рядом с тобой…

Я действительно просыпалась ночью от преследовавшего меня кошмара: я лежу в Холмистом лесу, а он приближается ко мне. Кукла лежала рядом со мной на земле, а я звала Криспина…

В такие моменты меня обнимали ласковые руки тетушки Софи, и я засыпала вновь. Она ласково шептала мне:

— Все в порядке. Ты здесь, в своей постели, и я с тобой рядом!

Иногда я тихо плакала от счастья, что она здесь и ухаживает за мной, моя дорогая тетушка Софи.

В Харперз-Грин происшествие со мной вызвало шок. Потом начали болтать об ужасающих событиях в Бэлл-Хаусе. Здесь все знали друг друга, и жители деревни содрогались от ужаса, что такое могло произойти с каждым из них.

Все понимали, что такое случалось и в других местах, но в то что это произошло в Харперз-Грине, верилось с трудом.

Свежие новости принес в Роуэнз Том Уилсон, почтальон вместе с дневной почтой. Тетушке Софи он изложил их в саду, где застал ее за работой.

Когда тетушка Софи поднялась в мою комнату, лицо ее было грустно-торжественным. Она несколько мгновений стояла и смотрела на меня. Потом медленно произнесла:

— Произошла ужасная вещь.

Мысленно я была все еще в Холмистом лесу, происшедшее не отпускало меня, но тут я встрепенулась.

— Мистер Дориан? Он… умер?

Тетушка Софи утвердительно кивнула головой, а у меня немедленно пронеслась мысль: «Криспин убил его! Это убийство! Убийц вешают. И это все из-за меня!»

Полагаю, тетушка догадалась, что было у меня на уме. Она быстро сказала:

— Бедная миссис Дориан нашла его сегодня рано утром в конюшне. Он повесился.

— В конюшне? — заикаясь, переспросила я.

— Он повесился на стропилах, так сказал Том Уилсон. Он рассказал, что вчера мистер Дориан вернулся в Бэлл-Хаус с окровавленным лицом. Объяснил это тем, что упал в лесу. Был очень подавлен, ушел в свою комнату, заперся там и молился несколько часов подряд, никого к себе не пуская. Этой ночью миссис Дориан его не видела, а проснувшись утром, обнаружила, что его нет в доме. Выйдя во двор, она увидела, что двери конюшни не заперты. Она вошла… и нашла его.

Тетушка Софи подошла к кровати и обняла меня.

— Я не знала, говорить ли тебе, но решила, что ты в скором времени все равно узнала бы об этом. Ты так молода, моя дорогая, и с тобой случилась такая неприятность. Это то, от чего я должна была уберечь тебя, но лучше, если ты будешь все знать, раз уж оказалась втянутой в эту историю. Видишь ли этот человек… он хотел быть добрым. Он хотел быть святым, но не справился со своими инстинктами. Он пытался подавить их, а они вырвались из-под его контроля… О, я объясняю беспорядочно!

Я утешила ее.

— Все в порядке, тетя. По-моему, я понимаю.

— Ну вот, он потерпел крах: был застигнут и разоблачен. Слава Богу, вовремя проезжал мимо мистер Криспин Сент-Обин. Но этот ужасный человек не мог посмотреть правде в глаза и смириться, что разоблачен… Тогда он покончил с собой!

Она молчала, а я переживала все заново. Мне казалось, что я никогда не избавлюсь от этих страшных воспоминаний!

— Бедная женщина эта миссис Дориан… и Рэчел. Для них это будет ужасно. И ты была там… о, об этом невыносимо думать! Такая юная…

— Я больше не чувствую себя юной, тетя Софи!

— Не чувствуешь? Такие переживания заставляют повзрослеть. Не знаю, что из всего этого выйдет, но я не хочу, чтобы ты была втянута во все это. Я поговорю с Криспином Сент-Обином. И сделаю это немедленно!

Тетушке Софи не пришлось идти в Сент-Обин, потому что Лили доложила, что внизу ее ожидает мистер Криспин Сент-Обин.

Она поспешила вниз, а дверь оставила открытой, так что я отчетливо услышала его ясный, звучный голос.

— Я зашел спросить о девочке. Как она? Надеюсь, не хуже?

«Девочка!» — подумала я с негодованием. Он долго беседовал с тетушкой Софи и, наконец, она привела его ко мне.

Он посмотрел на меня и спросил:

— Теперь чувствуем себя лучше?

— Да, благодарю вас!

— Растяжение? Ты и оглянуться не успеешь, как встанешь на ноги!

Тетушка Софи обратилась ко мне.

— Мы с мистером Сент-Обином поговорили о случившемся и пришли к выводу: будет лучше для всех, если никто не узнает, что этот человек пытался с тобой сделать.

Версия будет такой: он неудачно упал, разбил лицо и пришел домой в невменяемом состоянии. Закрылся в своей комнате. Миссис Дориан забеспокоилась, потому что он не выходил оттуда весь остаток дня. Утром она обнаружила, что он ушел. Она заметила открытую дверь в конюшню, вошла туда и обнаружила его… Ясно?

Криспин перебил ее.

— Он не мог смириться с тем, что люди узнают, кто он на самом деле. Это разрушало его мнимую святость. Он просто не мог с этим смириться, вот и покончил с собой.

— Да, — согласилась тетушка Софи. — Будет расследование, и вынесут вердикт о самоубийстве, а так оно и есть на самом деле. Но мы с мистером Сент-Обином решили, что самым мудрым будет ничего не говорить о случившемся в лесу ради всех, кого это касается. Ты споткнулась о камень и повредила себе колено. Мистер Дориан тоже упал. Никому не говори о том, что ты встретилась с ним в лесу. Я ненавижу вранье, но в некоторых случаях оно необходимо!

— Тогда, — уверенно произнес Криспин, — решено!

Ему, кажется, не терпелось уйти. Он повернулся ко мне:

— Теперь с тобой все будет в порядке. Не надо бояться. Он уже не причинит тебе никаких неприятностей!

Он кивнул мне на прощание, и тетушка Софи проводила его вниз.

Я лежала и слушала стук копыт удаляющегося коня.

Расследование длилось недолго; был вынесен вердикт: самоубийство на почве потери душевного равновесия.

Я убедилась, что тетушка Софи и Криспин приняли совершенно правильное решение.

Для миссис Дориан и Рэчел был бы невыносимым узнать правду, да и для меня тоже так было лучше.

Меня интересовало, что делается сейчас в Бэлл-Хаусе.

Я не могла представить его без подавляющего присутствия мистера Дориана. Теперь там, наверное, была совсем другая атмосфера.

К миссис Дориан приехала погостить кузина, и тетушка Софи предложила Рэчел переехать пожить к нам, пока все не уляжется.

Она решила поставить кровать для Рэчел в моей спальне, чтобы подготовить нас к жизни в школе.

— Там вы будете спать в одном дортуаре с другими девочками, — сказала она.

Рэчел согласилась с радостью. После смерти мистера Дориана она очень изменилась: в ней не было больше страха!

Мы часто допоздна болтали вечерами, лежа в своих кроватях. У нас обеих были страшные воспоминания, связанные с ее дядей, и вначале мы избегали касаться этой темы в своих беседах; кроме того, я хорошо помнила, что меня предупреждали не болтать о случившемся, но забыть этого я не могла,

Однажды вечером Рэчел призналась мне. j

— Фредди… по-моему, я очень нехорошая!

— Почему?

— Я рада, что он умер.

— Ну, он же сам это сделал!

— Я думала, он был так уверен во всем!

— Подозреваю, что не был. Тогда он должен был бы подозревать, что совсем не так добр, как ему самому казалось.

— Ты так думаешь?

— Да. Но радоваться — не значит быть нехорошей. Я тоже рада.

Мы обе сознавали, что по счастливой случайности избежали угрожавшей нам опасности. В сентябре мы все трое уехали учиться в школу, как и было запланировано.

Лучшего для меня и Рэчел, чем полная перемена обстановки, не могло и быть. Началась новая жизнь, и прошлое, полное ужаса, медленно отступало в тень забвения. Мы поддерживали друг друга, а Тамарикс держалась довольно холодно и отчужденно; в этом она походила на своего брата, считала я. Рэчел все еще выглядела потерянной и затравленной, я ее понимала. Мы все трое дружили, жили в одном дортуаре, учились в одном классе. Я была уверена, что постепенно я и Рэчел избавимся от кошмара, который так легко для нас обеих мог стать реальностью.

В мой первый школьный год умерла мама. На несколько дней в середине семестра я уехала из школы, чтобы присутствовать на ее похоронах.

Тетушка Софи сказала:

— Это к лучшему. Она никогда бы не поправилась, и жизнь не принесла бы ей радости.

Я осведомилась, будет ли на похоронах мой отец. Она отрицательно покачала головой.

— О нет. Он далеко, да и развод на всем поставил точку. Когда такие люди хотят расстаться, они расстаются навсегда.

— Вы сообщили ему?

— Да, — ответила она, и лицо ее стало печальным, как в тот день, когда я застала ее за письмом к нему.

Я пролила несколько слезинок, когда комья земли ударились о крышку гроба, и подумала о том, как же несчастлива она была, тратя силы на стремление к тому, чего не могла иметь. Несколько человек после похорон пришли к нам, и мы угостили их вином и сэндвичами. Наконец, мы остались вдвоем.

— Ну вот, — произнесла тетушка Софи, — теперь ты полностью моя!

Я очень обрадовалась ее словам.

Потом я вернулась в школу, и жизнь потекла как обычно. Когда мы приехали домой на каникулы, я посетила сестер Лейн. Флора не изменилась: она так же сидела в саду с кyклoй в коляске. Остался прежним и коттедж с тутовым кустом и картинкой с семью сороками. Флоре, видимо, не приходило в голову, что ребенок должен бы подрасти. Кукла оставалась для нее младенцем Криспином.

А вот Бэлл-Хаус изменился. Я посетила Рэчел и сначала подумала, что перемена атмосферы в доме связана с тем, что теперь там не было мистера Дориана, которого следовало опасаться. Сейчас все обстояло иначе. На окнах висели светлые цветастые занавески. В холле стояли цветы. Но больше всего изменилась миссис Дориан. Волосы ее были высоко подняты с помощью испанского гребня; одета она была в яркое платье с довольно глубоким декольте; на шее красовалось жемчужное ожерелье. Она была еще одним человеком, не горевавшем о мистере Дориане.

Да, будучи вроде бы добрым человеком, он стольких людей сделал несчастными!

Я уже не боялась Бэлл-Хауса, но вид конюшни все еще приводил меня в трепет.

Итак, Харперз-Грин вновь вернулся к своей обычной жизни. Теперь я была сиротой, или, во всяком случае, наполовину сиротой. Моя мама умерла, но в последнее время она была так далека от меня, что, потеряв ее, я не испытывала большого горя: мне посчастливилось обрести тетушку Софи.

Я вернулась в школу, где имели вес другие ценности: зачислена ли я в хоккейную команду и что сегодня на обед!

Словом, пошла обычная школьная жизнь с ее победами и огорчениями.

IV. БАЛ В СЕНТ-ОБИН ПАРКЕ

Так прошли два года. В наступающем мае мне должно было исполниться шестнадцать лет. Тетушка Софи как-то сказала:

— Полагаю, через год или около того ты закончишь школу. Я думаю, что же мы тогда будем с тобой делать? Тебе надо будет начинать появляться на людях. Когда я была в этом возрасте, это обычно называли «выходом в свет». Думаю, что для Тамарикс будут устраивать балы, а вот что касается Рэчел — тут не знаю. Но, думаю, что ее тетушка тоже имеет мысли на этот счет. Я как-нибудь поговорю с ней.

Я любила приезжать на праздники домой. Тетушка Софи всегда встречала меня на станции, а так как ни Тамарикс, ни Рэчел никто никогда не встречал, тетушка Софи опекала нас всех, как опекала с момента начала нашей учебы. Тамарикс и Рэчел весело воспринимали это, а я гордилась своей тетей.

Отвезя Тамарикс и Рэчел в их почтенные дома, мы отправлялись к себе в Роуэнз, где нас уже ждал чай или ленч — в зависимости от времени — и я взахлеб начинала рассказывать тете Софи о наших школьных делах; а тетя Софи и Лили жадно слушали меня. Я старалась во всю и сама удивлялась, насколько забавнее выглядело все в моих рассказах, чем было на самом деле!

Лили даже сказала:

— Полагаю, что вы весело проводите время в этой вашей школе!

Однажды мы получили свежие новости.

— Ходят слухи, пока только слухи, — сказала тетушка Софи, — что, может быть, в Сент-Обине скоро будет свадьба!

— О? Тамарикс ничего об этом не говорила!

— Ну, так вы только что приехали домой, не так ли? Все произошло скоропалительно, в последний месяц. Это леди Фиона Чаррингтон, дочь графа, ни больше ни меньше! Это очень подходит Сент-Обинам! Даже миссис Сент-Обин начала предпринимать энергичные действия! Конечно, Криспину пора устроить свою жизнь после того несчастья!

— Вы хотите сказать, что он хочет жениться на этой леди Фионе Чаррингтон?

— Официальных сведений нет. Она приехала в Сент Обин со своей матерью. Полагаю, что прежде он посетил в родовой дом. Так что надежда, кажется, есть. Однако, на сколько мне известно, мистер Криспин немного осторожничает после…

— Потому что раньше был женат, хотите вы сказать?

— Неудачи заставляют человека быть осторожным. Не думаю, что он самый легкий человек для семейной жизни. Его первая жена оставила его и, не успев насладиться жизнью, предпочла погибнуть в железнодорожной катастрофе.

— Вы видели эту леди Фиону?

— О да, однажды. Она каталась с ним верхом. Я не была представлена, лишь «доброе утро» при встрече. Она прекрасно держится на лошади. Не красавица, но старинное происхождение затмевает все!

— Тамарикс все об этом узнает, — сказала я.

— Вся округа сгорает от любопытства!

— Как люди любят интересоваться чужими делами!

— Бог с ними. В их жизни так мало событий! Вот они и развлекаются, перемывая косточки другим!

Известие о возможной женитьбе Криспина заставило меня вновь вспомнить о том, как он спас меня от мистера Дориана. Я, правда, и до этого часто думала о нем, особенно о его неудачном замечании, так больно ранившим мое детское самолюбие. Я могла сто раз спросить у Тамарикс, но с ней приходилось всегда держать ухо востро!

Одним из моих первых визитов в Харперз-Грине был визит к Флоре Лейн в Дом Семи Сорок, как я про себя романтично окрестила их коттедж. Я понимала, что Люси предпочла бы, чтобы я не приходила, но Флоре это нравилось, и я выбирала время, когда Люси выходила за покупками.

Улизнуть же оттуда, чтобы Люси не узнала о моем посещении, теперь не представляло для меня труда.

На этот раз Флора опять сидела в саду возле тутового куста. Рядом стояла коляска с куклой. Когда она увидела меня, лицо ее озарилось радостью. Правда, она вела себя всегда так, как будто бы я и не уезжала.

— Я ждала вас! — сказала она.

— О, правда? Я только вчера приехала домой из школы!

Ее взгляд ничего не выражал. Я продолжала:

— Расскажите мне, что у вас происходило, пока меня не было?

— У него был круп. Самый настоящий. Очень тяжелый. Я думала, что потеряю его! Это так страшно, когда у них начинается кашель!

— А сейчас он здоров?

— Здоров. Я вытянула его! Болезнь была опасной, но он — борец! Ничто его не победит!

— Рада, что он выздоровел!

Флора кивнула и начала бессвязно описывать симптомы крупа. Вдруг она сказала:

— Отнесу его наверх. Воздух становится влажноватым. Она повезла коляску к задней двери коттеджа, а я пошла за ней. Мне захотелось снова увидеть тех семерых сорок. Вообразила ли я, что в них было что-то зловещее? Это было бы так похоже на меня!

Флора нежно понесла куклу в детскую, а я по пятам следовала за ней. Она села в кресло, держа куклу, и лицо ее источало нежность.

Я подошла к картинке с семью сороками.

— "Одна для ночи…" — начала я.

— "Другая для дня…" — произнесла Флора. — Продолжайте, скажите все.

Я так и сделала. Она опередила меня на последней строке:

— "Седьмая для тайны…" — она покачала головой. — Чтобы ее никогда не раскрыли. — Флора выглядела очень торжественно и крепко прижимала к себе куклу.

Эта сцена была несколько жутковатой. Слова эти означали для нее нечто особенное. Что же это за тайна? Ум ее, конечно, был помрачен. От человека, считающего куклу ребенком, нельзя ожидать ясных мыслей.

Вдруг я встревожилась. В коттедж явно кто-то вошел. Я сказала:

— Должно быть, ваша сестра вернулась.

Флора не ответила и продолжала смотреть на куклу. На лестнице послышались шаги — тяжелые, разумеется, не шаги Люси. Голос позвал:

— Люси, где ты?

Это был Криспин. Он стоял в дверях, переводя взгляд с меня на Флору. Потом он взглянул на картинку. Тут все и свершилось. Флора резко встала. Кукла выпала из ее рук и разбилась об пол. Несколько секунд мы смотрели на ее разбитое китайское личико. Вдруг Флора издала мучительный вопль, опустилась перед куклой на колени и прижала ее ручки к своей груди.

— Нет! Нет! — кричала она. — Это не правда, это не правда! Я не хотела… Это тайна, которая никогда не должна быть раскрыта…

Криспин подошел к ней и помог встать на ноги. Она все еще рыдала.

— Я не хотела… Я не хотела, не хотела!

Он взял Флору на руки так же, как когда-то поднял меня, и отнес в спальню, где положил ее на постель. Резко повернувшись ко мне, он жестом приказал убрать разбитую куклу. Схватив ее, я побежала на кухню, положила на стол и поднялась обратно.

Флора лежала в постели, горестно рыдая. Криспина рядом не было. Он появился со стаканом в руке, дал выпить флоре лекарство и сказал скорее мне, чем ей:

— Теперь будет лучше.

Я подумала: как странно, что ему удалось сразу найти лекарство, которым можно ее успокоить… Он спокойно сказал мне:

— Все в порядке! Теперь она успокоится и скоро заснет. Я снова поразилась, что он хорошо знает, как нужно обращаться с ней.

Мы стояли у постели Флоры и наблюдали за ней. Менее чем через пять минут она перестала стонать.

— Сейчас она еще помнит. Подождем некоторое время! Как странно было находиться здесь, в этом коттедже, с Флорой, лежащей в постели, и Криспином рядом с ней. Он, конечно, хорошо знал дом, если сразу нашел лекарство, которым пользовалась Люси, чтобы успокоить сестру, да и держался он здесь как хозяин. Впрочем, он везде так держался…

Криспин взглядом велел мне следовать за ним. В кухне || он спросил:

— Что ты здесь делала?

— Я пришла навестить Флору. Я часто к ней захожу. Она пошла наверх и я вместе с ней.

— Мисс Люси не было дома?

— Нет. Полагаю, она ушла за покупками.

Криспин кивнул.

— Теперь мы должны избавиться от этого! — он показал на разбитую куклу, лежащую на столе. — Ее надо немедленно заменить. Я поеду в город и куплю что-нибудь похожее. Она не проснется до вечера. К тому времени кукла должна быть здесь. Флора должна увидеть куклу, лежащую в кроватке.

— Но она узнает…

— Ей скажут, что ей приснился дурной сон. Мисс Люси сумеет справиться с этим, но здесь должна быть похожая кукла, в такой же одежде. Есть один магазин игрушек… не в Харперз-Грине… Нам придется поехать в город. Я напишу записку мисс Люси, предупрежу ее о случившемся и о том что мы вернемся не менее чем через час.

— Мы?.. — начала я.

— Я хочу, чтобы ты поехала со мной, чтобы помочь выбрать куклу. Разбитую мы возьмем с собой, и ты сможешь подобрать похожую лучше, чем я.

— Но мне надо предупредить тетушку. Она будет беспокоиться!

Он задумчиво посмотрел на меня.

— Я пойду за двуколкой, а ты сейчас же иди к тетушке. Расскажи ей, что произошло, и что ты едешь со мной выбирать куклу. Ты видела куклу много раз, а я никогда не обращал на нее внимания, так что мне нужна твоя помощь!

Вот это было приключение! Я согласилась немедленно.

— Бери куклу, а я очень скоро заеду за тобой! Я быстро побежала домой. К счастью, тетушка Софи была дома. Запыхавшись, я рассказала ей о несчастье.

— Разбила куклу? Боже правый! Это убьет ее!

— Он боится за нее.

— Господи! Вот это беда так беда!

— Я поеду с ним. Я не вынесу, если с Флорой что-нибудь случится!

— Да, вы должны заменить эту куклу и побыстрее. Самое разумное сделать так, как он предлагает!

Не успела я закончить разговор с тетушкой Софи, как Криспин уже подъехал на двуколке. Я выскочила из дома и уселась рядом с ним. Двуколка была запряжена двумя резвыми лошадьми, которые тут же пустились рысью. Весело скакать на сногсшибательной скорости, чтобы спасти чью-то жизнь, мелькало у меня в голове. Во второй раз Криспин бросался на спасение человека, но теперь и я участвовала в этом спасении. Криспин был хладнокровен и спокоен, его поведение в этой ситуации производило на меня глубокое впечатление. В пути он почти все время молчал. Примерно через полчаса мы были в городе. Он въехал на гостиничный двор, где его, кажется, все знали и уважали. Выйдя из экипажа, мы пошли в магазин.

Криспин положил остатки флориной куклы на прилавок и произнес:

— Нам нужна кукла. Она должна быть похожа на эту.

— Таких кукол не делают уже несколько лет, сэр.

— Ну, ладно, самую похожую. Нам нужно что-нибудь вроде этой.

Мы присмотрелись к куклам. Криспин доверился мне, и я была переполнена гордостью.

— Она не должна выглядеть как девочка, — сказала я. — У разбитой были короткие волосы, а одежда должна подойти.

Мы перебрали множество кукол, чтобы найти достаточно похожую на разбитую. Но даже после того, как мы выбрали одну из них, неуверенность не покидала меня. Мы переодели новую куклу в одежду разбитой и вышли из магазина.

— Нам нужно немедленно возвращаться, — сказал Криспин, и мы отправились в обратный путь.

— Волосы того же цвета, но нам придется подрезать их. Так она слишком похожа на девочку.

— Это сделаешь ты или мисс Люси.

Мне очень хотелось сделать это самой, чтобы подольше продлить участие в приключении. У ворот коттеджа нас встретила обеспокоенная Люси.

— Все в порядке! Мы нашли замену, — он похлопал ее по руке. — Все будет нормально! Когда она проснется, кукла будет в коляске, а она вряд ли заметит подмену!

Мне позволили подрезать ей волосы, после чего кукла не очень отличалась от старой. Люси ее отнесла наверх.

Мы остались одни в кухне. Криспин внимательно посмотрел на меня, а я подумала, считает ли он меня все еще некрасивой…

— Ты очень помогла, — произнес он.

Я просияла от гордости.

— У мисс Флоры тяжелая душевная болезнь. Мы должны быть с ней очень ласковы и внимательны. Эта кукла — для нее ребенок!

— Да, я знаю. Она считает, что это вы в детстве!

Криспин усмехнулся. Мне трудно было вообразить себе существо, менее похожее на куклу!

— За ней теперь надо тщательно следить. Будем надеяться, что она не помнит, что произошло. Это очень бы ее расстроило!

Спустилась Люси.

— Она мирно спит. Я буду присматривать за ней. Я должна быть при ней, когда она проснется.

— Правильно, — согласился Криспин и нежно улыбнулся ей. Это меня удивило, ведь я раньше никогда его таким не видела.

«Он очень любит Люси, — подумала я. — Разумеется, ведь она была его няней, когда Флора заболела». Теперь он посмотрел на меня.

— Осмелюсь предположить, что твоя тетушка уже заждалась тебя!

— Да, наверное.

— Ну, до свидания и спасибо тебе за все, что ты сделала!

Это была своего рода отставка, но я сияла от радости, спеша домой.

Двумя днями позже я снова отправилась к Дому Семи Сорок. Флора сидела на своем обычном месте в саду; рядом с ней стояла кукольная коляска. Я позвала ее через изгородь, и она улыбнулась мне.

— Как он… сегодня? — испытующе поинтересовалась я.

— Спит прекрасно. Сегодня утром маленький проказник проснулся в пять часов… Он гукал и посмеивался… Вот и разбудил меня, разумеется.

Я подошла и поглядела на куклу. Одежда и подрезанные волосы очень помогли, но все-таки было удивительно, что она не заметила разницы.

— Он выглядит так же хорошо, как всегда, — осторожно произнесла я.

Лицо ее помрачнело.

— Это был кошмар, — сказала она, и губы ее задрожали.

— Конечно, кошмар. Не будем об этом. Все прошло.

— Все в порядке, — Флора умоляюще посмотрела на меня. — Я не хотела, правда же? Я держала его крепко, правда? Я не могла причинить своему малышу никакого вреда… ни за что на свете!

— Нет, конечно же, нет! Теперь с ним все в порядке! Вы только взгляните на него… — тут я замолчала: этого не следовало говорить.

Она пристально посмотрела на тутовый куст.

— Это был кошмар, не так ли? — умоляюще спросила она. — Все это!

— Конечно, — успокоила я ее. — С нами со всеми это бывает.

Я подумала о тех ужасных мгновениях в лесу, до того как появился Криспин… и после.

— С вами тоже? — удивилась Флора. — Вас же там не было!

Мне было непонятно, что она имеет в виду. Ведь когда она уронила куклу, я была с ней рядом, но я решила промолчать об этом и согласиться с ней.

— С ним все в порядке. Только посмотрите на него! С ним не случилось ничего страшного!

— Нет, — прошептала Флора, — ничего страшного… Он здесь… Он все время был здесь.

Она закрыла глаза. Посидев так, она произнесла:

— Когда я смотрю на него… я вижу его… его маленькое тельце.

Ее мысли путались. Было ясно, что падение куклы не прошло даром. Я еще раз сказала;

— Ну, теперь-то все в порядке!

Флора улыбнулась и кивнула. Я еще поболтала с нею, но помня, что скоро должна появиться Люси, попрощалась и пообещала скоро прийти снова.

Выйдя из коттеджа, я увидела Криспина. Он подошел ко мне.

— Так ты была в коттедже? Надеюсь, наша маленькая подделка сделала свое дело!

— А я не думаю, что она полностью забыла, что произошло.

— Почему ты так думаешь?

— Она показалась мне обеспокоенной.

— Чем? — резко спросил он.

— Я не знаю, но она говорила что-то странное.

— А что именно?

— Что-то о том, что он был здесь.

— Ее рассудок не в порядке. Ты не должна принимать всерьез то, что она говорит.

— Нет, конечно, но мне кажется что она говорит все об одном и том же.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что она сказала сегодня, как-то связано с тем, что она скажет на следующий день.

— Ты, кажется, очень проницательная юная леди! Юная леди! Это мне понравилось. Значит не «девочка» больше! Я чувствовала, что к юной леди он относится с большим уважением, чем тогда к девочке.

— Я часто захожу в Дом Семи Сорок.

— Куда?

— Я имею в виду дом сестер Лейн.

— Почему ты его так называешь?

— Там в детской висит картинка…

— Так ты назвала дом из-за картинки?

— По-моему, для Флоры она имеет какой-то особенный смысл…

— Как ты называешь его?

— Дом Семи Сорок. Вы были в той комнате и должны были видеть эту картинку. На ней изображены семь сорок, сидящих на скале.

— Что же тут особенного?

— Стишок. Флора сказала, что Люси вырезала картинку из книги и вставила в рамку для нее, но к картинке есть стишок. Вы его, наверное, тоже учили в детстве, знаете этот стишок о семи сороках: «Одна — для ночи, другая — для дня, и так далее, а седьмая — для тайны, которая никогда не должна быть раскрыта». Флора знает его, она мне его не раз рассказывала.

Какое-то мгновение он молчал. Затем довольно холодно спросил:

— И ты считаешь, в этом есть какой-то скрытый смысл?

— Да, считаю. Флора как-то странно смотрела, когда говорила мне его.

— И поэтому ты так заинтересована этой картинкой?

— Отчасти… Мне очень жаль Флору. Думаю, ее что-то беспокоит.

— И ты хочешь выяснить, что именно?

— Я люблю разгадывать загадки!

— Да, я вижу! Иногда, однако… — он замолчал, но заметив, что я жду продолжения, добавил:

— Иногда это доводит нас до беды…

— Я не вижу… — удивилась я.

— Мы часто не видим, как приближается беда, пока она не застигает нас врасплох!

— Это правда или так обычно говорят любопытным?

— Смею заметить, что при некоторых обстоятельствах, это может быть правдой. Мы подошли к Роуэнзу.

— До свидания, — сказал Криспин. Я вошла в дом, раздумывая над его словами. Шло время, и меня не покидала надежда, что я снова его увижу. Но Тамарикс сказала мне, что он уехал за границу. Меня очень интересовало, уехала ли с ним и леди Фиона.

Вскоре после этого мы вернулись в школу. Начался наш последний семестр. Я часто думала о своем будущем. В прошедшем мае мне исполнилось семнадцать лет.

— Вполне возраст невесты, — говорила Тамарикс.

Она предвкушала, что после окончания школы в Сент-Обине будут устраиваться многочисленные развлечения с целью вывести ее в свет. Мы с Рэчел не могли на это рассчитывать!

Правда, в Бэлл-Хаусе теперь тоже бывали кое-какие развлечения. Мы с тетушкой Софи считали, что миссис Дориан пытается сделать все, чтобы забыть мужа.

Вскоре весь Харперз-Грин был потрясен известием о свадьбе. Это была не свадьба Криспина и леди Фионы, которую все ждали. Это была свадьба миссис Дориан! Она вышла замуж за Арчи Гриндла — вдовца лет пятидесяти, имевшего ферму. Теперь он передал ее двум своим сыновьям, а сам перебрался в Бэлл-Хаус к своей новой жене. Он обладал полной фигурой, красным лицом и шумным смехом, и отличался от мистера Дориана так же, как теперешняя миссис Гриндл от прежней миссис Дориан. Все изменилось, и только конюшня осталась прежней, но никто не заходил в нее из-за мрачных воспоминаний.

Тетя Хильда стала постоянно носить яркие платья и гребень в волосах. Она часто смеялась. Рэчел полюбила Арчи, и атмосфера в доме полностью преобразилась. Меня же не отпускали воспоминания о мистере Дориане, и я часто думала, что бы он сказал, узнав о том, что делается в его старом доме. Нет, я никогда не смогу забыть его, потому что сама сыграла большую роль в его трагедии.

Тетушка Софи была и изумлена и обрадована переменой в Хильде.

— Она заслуживает немного радости после всего, что пережила, — говорила она, — и теперь цепляется за эту радость обеими руками!

Свадьба произвела сенсацию в округе.

— Из одной свадьбы разгорится другая, — пророчествовала Лили.

Но сведений о помолвке Криспина и леди Фионы все еще не было.

Школьные дни остались позади, и это создавало проблему для наших почтенных опекунш. Миссис Сент-Обин не слишком отягощала себя заботой о том, как вывести дочь в свет. Тетя Хильда понятия не имела, как это делается, а у тетушки Софи, которая все прекрасно понимала, имея опыт собственной юности в Сидер-Холле, не было средств.

Тетушка Софи собрала всех на «военный совет», поставив задачу сделать все, что позволят обстоятельства.

Время от времени я видела Криспина. Он замечал меня и улыбался, как мне казалось, улыбкой заговорщика. В конце концов, у нас в прошлом была драматическая встреча, хотя об этом никогда не упоминалось, а также совместное дело, связанное с заменой куклы.

Я часто навещала Флору Лейн. Люси никогда особенно не радовали мои визиты, так что я старалась приходить тогда, когда ее не было дома, чтобы избежать встречи с ней. Флора же всегда встречала меня приветливо.

Наконец, решили устроить бал. Тетушка Софи взялась за его организацию, а миссис Сент-Обин решила предоставить для него свой дом, ибо только в Сент-Обине был танцевальный зал.

Она очень оживилась. Бал напоминая ей о прежней, как говорила тетушка Софи, «бурной жизни». Надо сказать честно, мы все ждали его с большим нетерпением. Я была уверена, что на нем будет и Криспин: ведь бал давался в честь его сестры, хотя на самом деле он устраивался для нас троих.

Имя леди Фионы почти не упоминалось, и, полагаю, было забыто всеми соседями. Теперь пищу для разговоров даивала внезапная свадьба тети Рэчел и Арчи Гриндла. Бэлл-Хаус стал добрым, восхитительным местом, я любила бывать там. И только конюшня навевала мрачные воспоминания. Я полагаю, никто не думал о смерти мистера Дориана так много, как я. Конюшня никогда не использовалась, так как в Бэлл-Хаусе не держали лошадей. Однажды я осмелилась зайти внутрь, закрыла за собой дверь и стояла несколько секунд, глядя на стропила. Меня охватил ужас, мне показалось, что я вижу его… Тело его было безжизненно, но глаза смотрели на меня так же пугающе, как тогда в Холмистом лесу…

Я повернулась и выбежала прочь. Это было безумство! Он теперь не мог причинить мне никакого вреда! Он умер. Покончил с собой, потому что его разоблачили и он не мог смириться с тем, что ему придется жить с этим.

Внутренне содрогаясь, я прибежала в Роуэнз, дав себе слово никогда больше не заходить в конюшню. Этот эпизод остался в прошлом, и о нем надо забыть навсегда, если это будет возможно. Криспин спас меня, и мы стали друзьями… Во всяком случае, его поведение в происшествии с куклой Флоры показало мне, что он не питает ко мне неприязни.

Тамарикс однажды сказала, что люди любят тех, кому сделали доброе дело, потому что, глядя на них, каждый раз они вспоминают, какие они сами хорошие. Ну, а он же спас меня от чего-то ужасного, и если Тамарикс права, то глядя на меня, он вспоминал, как благородно он тогда поступил.

Все трое мы только и болтали о предстоящем бале. Тетушка Софи повезла нас в Солсбери, чтобы купить ткани для платьев. Я выбрала голубовато-лиловый, Тамарикс — огненно-красный, а Рэчел — васильковый цвет. Тетя Софи была немного задумчивой, вспоминая, о домашней портнихе, которая шила платье для ее первого бала, да и мама рассказывала мне об этом. Наши платья придется доверить деревенской портнихе Мэри Таккер.

— Она выполнит все со знанием дела, — уверяла нас тетушка Софи. — Да жаль…

Я все чаще и чаще бывала вБэлл-Хаусе. Арчи Гриндл был очень веселым, и, несомненно, тетя Хильда была счастлива. Она порхала по дому в ярких симпатичных платьях и часто напевала. Я не переставала изумляться такой перемене. В доме стал часто появляться Дэниэл Гриндл-старший, сын Арчи, который теперь управлял фермой со своим братом Джеком.

Дэниэл был высоким и несколько неуклюжим молодым человеком, которому, казалось, Некуда было деть свои руки. Мне он нравился, и я прозвала его Добрым гигантом. Говорил он обычно мало, но его отец рассказывал нам, что он понимает животных, как ни одно существо на свете.

— Дед отличался этим, — сказал как-то Джек Гриндл. — Дэн в него!

Джек был ниже ростом и, подобно отцу, склонен к полноте. Этот любил поговорить! Да и вообще, как и отец, любил жизнь и наслаждался ею.

Именно Джек Гриндл ввел в наш круг Гастона Марчмонта. Гастон произвел на всех большое впечатление, и мы трое часто говорили о нем. Он был высоким, стройным, гибким и тонким, как ива. Очень красив, как определила Тамарикс, светской красотой. Его темные, почти черные волосы и темно-карие глаза придавали ему особую элегантность.

Джек встретился с ним на континенте. Они вместе пересекали Ла-Манш. Когда Джек узнал, что Гастон собирается на некоторое время остановиться в отеле, он тут же предложил ему пожить на Гриндл-фарм.

Джек, кажется, считал это большой снисходительностью со стороны Гастона. Нельзя сказать, что Гастон давал для этого повод. Вовсе нет. Он обладал изысканным шармом. Но я заметила, что Гриндлы, будучи скромными людьми, хотя вполне богатыми и процветающими, считают, что такой человек, как Гастон Марчмонт, оказал им большую честь, остановившись у них.

Джек, не теряя времени, представил этого поразительного джентльмена местному обществу. Мы узнали, что мать Гастона — француженка, отсюда и имя — Гастон. Он уладил свои дела во Франции и теперь должен был заняться имением в Шотландии, которое унаследовал от недавно умершего отца. В его манере одеваться обнаруживался безупречный вкус и естественная элегантность. Костюмы его были скроены по моделям Сэвил Роу, как сказала мне Тамарикс, а в костюме для верховой езды он выглядел божественно. Миссис Сент-Обин немедленно полюбила его и весело кокетничала с ним, а он галантно отвечал ей. Он постоянно повторял, что ему надо быть в Шотландии, но все, включая Джека Гриндла, настаивали на том, чтобы он остался подольше.

— Вы искушаете меня, — отвечал он, — а я так слаб. Тамарикс сказала, что он должен быть на балу, иначе она ему никогда не простит отсутствия.

— Дорогая юная леди, — ответил он, — я не могу отказать просьбе этих прекрасных глаз!

— Тогда, до бала!

Они с Рэчел постоянно говорили о Гастоне. Я их разговоры не поддерживала: мое самолюбие было задето, потому что, хотя он и не игнорировал меня в полном смысле слова, мне адресовались лишь немногие из его комплиментов.

Когда он говорил о нас, как о трех прекрасных грациях, он включал и меня, но это была простая вежливость, и я заметила, что его глаза редко останавливаются на мне, а большая часть его улыбок предназначалась Тамарикс и Рэчел.

Он был, разумеется, в высшей степени привлекательным молодым человеком. Криспин рядом с ним казался суровым, а молодые Гриндлы — деревенскими, неотесанными парнями. Это, по-моему, несправедливо. Молодые Гриндлы на самом деле очень располагали к себе, а улыбка Дэниэла, добрая и мягкая, казалась мне гораздо приятнее, чем шарм Гастона Марчмонта.

Мэри Таккер работала над нашими платьями в швейной комнате в Сент-Обине. Однажды, когда мы пришли на примерку, а Тамарикс и Рэчел как всегда говорили о Гастоне, я заметила:

— Думаю, он не верит в и половину того, что говорит.

— Кое-что заслуживает доверия, — отрезала Тамарикс. — Ты просто ревнуешь, потому что он не очень-то обращает на тебя внимание!

Действительно ли я ревновала?

У Рэчел, первой из нас, появился настоящий поклонник — Дэниэл Гриндл. Рэчел отличалась женственностью и привлекала своей беспомощностью, а Дэниэл был прямо-таки призван опекать и защищать.

От меня не ускользнул мечтательный взгляд Дэниэла, брошенный им на Рэчел. Это же заметила и Тамарикс. У нее не укладывалось в голове, как любой молодой человек может смотреть на кого-нибудь, когда рядом она. Этот же взгляд, полный нежности, я увидела у него еще раз, когда пришла на ферму и увидела его с новорожденным ягненком на руках.

— Ну вот! — заявила Тамарикс. — Он же всего лишь фермер!

— В этом нет ничего плохого, — с жаром защищала его Рэчел. — Он хороший фермер. Тетя Хильда очень довольна, что вышла замуж за его отца!

— Тебе он нравится? — спросила Тамарикс.

— Он очень даже недурен! — ответила Рэчел.

— Ты бы вышла за него?

— Что за вопрос!

— Вышла бы! Вышла бы! Ну, он как раз то, что тебе и надо!

Рэчел смолчала. По-видимому, вопрос о замужестве затруднил ее. А Тамарикс продолжала говорить о Гастоне и радоваться, что он согласился остаться на бал.

— Я сказала ему, что никогда не прощу его, если он уедет, а он ответил: «Вы не оставляете мне другого выхода». Разве это не прелестно?

— Он действительно умеет говорить прелестные слова, — призналась Рэчел.

— Гастон — удивительный наездник, — продолжала Тамарикс. — Он прямо сливается в одно целое с лошадью… как один из тех древних богов!

— Он кажется чем-то средним между разбойником с большой дороги и рыцарем, — сказала я. — Я бы не удивилась, услышав от него: «Стой и снимай с себя все!» или летящим в бой против Кромвеля!

— Я всегда ненавидела Кромвеля, — сказала Тамарикс. — Ужасный старик… Закрыть театры и все остальное… Ненавижу тех, кто портит людям удовольствие!

— Не думаю, что при самом богатом воображении Гастона Марчмонта можно представить портящим кому-то настроение, — улыбнулась я.

— Он аристократ, в этом нет сомнения, — продолжала Тамарикс.

Рэчел мечтательно улыбнулась, а я заявила:

— Если он такой необыкновенный, поразительно, что он с такой легкостью согласился остаться на деревенский бал!

— Вероятно, у него есть свои причины, — таинственно заметила Тамарикс.

Этот разговор произошел только за несколько дней до бала. Наши платья были готовы. Тамарикс рассказала мне, что танцевальный зал будет украшен цветами из теплиц, а в столовой устроят буфет, где гости смогут утолить голод и жажду. Пригласили оркестр. Миссис Сент-Обин каждый день совершала небольшие прогулки по саду, чтобы достаточно окрепнуть и присутствовать на балу, для которого она заказала новое платье. Она также вовремя отправила все приглашения. Это был первый бал в Сент-Обин Парке после гибели жены Криспина.

— Теперь все будет иначе, — заявила Тамарикс. — Я уже взрослая, и даже Криспину придется понять это!

Я пошла навестить Флору. Мы сидели с ней в саду и говорили о предстоящем бале. Не думаю, чтобы она следила за тем, что я говорю, но ей явно нравилось слушать мой голос. Время от времени она вставляла такие замечания:

— Он немного беспокоился сегодня ночью. Думаю, это зубки.

Не обращая на это внимания, я продолжала ей рассказывать, а она сидела, улыбаясь, и, кажется, ей было приятно со мной.

Выйдя из сада, я увидела Криспина, направлявшегося в коттедж. Он бывал там довольно часто и всегда появлялся, когда требовалась его помощь. Мне приятны были воспоминания о заботе, которую он проявил, когда Флора разбила куклу, и вообще мне нравилось, как он относился к своим старым няням.

— Привет, — сказал он. — Могу угадать, где ты была!

— Ей, кажется, это нравится!

— Ты всегда приходишь, когда мисс Люси нет дома?

Я покраснела.

— Ну вот еще! — защищалась я. — Просто Флора любит, когда я прихожу!

— Она полностью доверяет тебе?

— Нет, не до конца…

— Ты хочешь сказать, что она доверяет тебе до известных пределов?

— Ну, может быть. Она все время говорит о кукле, как о настоящем ребенке.

— И это все?

— Да, думаю…

— Ты не уверена?

— Вообще-то, она говорит иногда странные вещи.

— Что именно?

— Например, о тутовом кусте. Она все время говорит; что там чего-то нет…

— Чего-то нет?

— Да. Она постоянно смотрит на него, как будто ее беспокоит что-то, что там было!

— Понятно. Ладно, очень хорошо, что ты заходишь к ней, хотя, наверное, занята балом так же, как и все остальные!

— Все ждут его с нетерпением!

— В том числе и ты?

Я утвердительно кивнула:

— Думаю, там будет очень весело!

— И я слышал, лихой герой обещал присутствовать?

— Вы имеете в виду…

— Ты знаешь, кого я имею в виду! А тебе его присутствие сделает бал особенно приятным?

— Думаю, все рады, что он придет.

— Все? Включая и тебя?

— Да, конечно!

— Понятно. Ладно, я не задерживаю тебя! Криспин улыбнулся, приподнял шляпу, слегка поклонился и отправился к сестрам Лейн.

Наступил день перед балом. Я пошла в Бэлл-Хаус повидать Рэчел. Она вся излучала какое-то сияние. Мне казалось, что она собирается поделиться со мной какой-то радостью, но она колебалась. Я вспомнила тот случай, когда ее напугал мистер Дориан, и тогда она доверилась мне. Ведь она очень отличалась от Тамарикс; та была замкнута и все свои тайны держала при себе.

Я еще раз придирчиво осмотрела ее платье. Свое-то я осматривала уже раз пятьдесят!

— Вы сносите его только глядя, — с кривой усмешкой заметила Лили. — Ручаюсь, милая, вы будете в нем как конфетка!

Мне было страшновато. Пригласит ли меня кто-нибудь танцевать?

Мы снова и снова повторяли наши па и достигли в них совершенства, но меня волновали партнеры… У Тамарикс их будет полно, не только из-за ее красоты и шарма, но и потому, что бал дается в ее доме и хозяйка бала — ее мать. Несмотря на то, что сделала тетушка Софи, чтобы бал состоялся, люди будут считать своим долгом приглашать Тамарикс. И у Рэчел не будет недостатка в кавалерах: в ее беспомощной хрупкости таилось некое очарование. Но я? Может быть, меня пригласит Джек Гриндл или Дэниэл. Криспин? Не могу вообразить его танцующим!

Пока я предавалась этим размышлениям, Рэчел вдруг произнесла:

— Дэниэл сделал мне предложение.

Я изумленно посмотрела на нее. В голове мелькнуло:

«Все-таки ей первой из нас сделали предложение! Тамарикс это не понравится: она считает, что во всем должна быть первой она».

— Как прекрасно! — воскликнула я.

— Не знаю. Все это так сложно…

— Он очень славный и добрый! Вы будете отличной парой! Ты дала согласие?

Она отрицательно покачала головой.

— Почему? Тебе он не нравится?

— Нравится и даже очень. Мы с ним давно были друзьями, еще до того, как его отец женился на тете Хильде. Некоторое время назад… — она замолчала и нахмурилась. — Я… мне он очень нравится, — закончила она.

— Я понимаю. Это слишком быстро. Мы только что закончили школу… Конечно, многие женятся очень молодыми. А вы давно знакомы?

— Да, но здесь дело не в этом…

— Что ты сказала?

— Я невольно ответила ему, что не могу… Я ненавижу себя за это… Он всегда так хорошо относился ко мне, ты же знаешь. Он был так добр. Я чувствовала себя в безопасности рядом с ним… после…

Я вдруг все поняла. Рэчел все еще не могла забыть того ужаса, который испытала у себя в спальне, она все еще слышит приближающиеся шаги, слышит прерывистое дыхание за дверями запертой спальни… Меня не удивляло, что после пережитого она хотела чувствовать себя в безопасности, как и я после того происшествия в лесу.

— Видишь ли, — продолжала она, — он же ничего не знает о дяде… Он думает, что все в порядке… Мы были такими друзьями.

— А все и в порядке! Просто дело в том, что все случилось очень быстро. Ты еще не готова к этому!

Рэчел пристально посмотрела вдаль.

— Не думаю, что я теперь когда-нибудь смогу…

— Но он же тебе очень нравится!

— Да, нравится… но…

— Тебе просто нужно время, — сказала я, подумав, что именно так сказала бы и тетушка Софи. — Подожди, что будет, когда об этом услышит Тамарикс!

— Я ей не скажу. Пожалуйста, Фредди, не говори ей ничего!

— Конечно, нет! Но я бы очень хотела увидеть ее лицо! Она же любит во всем быть первой!

Я улыбалась. Я была убеждена, что Рэчел выйдет замуж за Дэниэла. Это будет правильно, и она будет счастлива, как и ее тетя. Какое замечательное завершение того, что они пережили в доме, где царил мистер Дориан.

Танцевальный зал в Сент-Обине был великолепен. Пальмы в горшках и цветущие кусты, принесенные из теплиц, расположенные в художественном беспорядке; отполированный французским маслом пол; музыканты в ярко-розовых рубашках и черных пиджаках на импровизированной эстраде, — все это выглядело очень величественно и внушало благоговейный трепет.

Миссис Сент-Обин, чудом выздоровевшая по случаю бала, приветствовала гостей. Она сделала себе лишь одну уступку: принимала гостей, сидя в богато украшенном кресле, к которому гости приближались с большим почтением. Тетушки Софи и Хильда находились рядом с ней, как бы желая напомнить гостям, что их протеже не менее важны, чем Тамарикс, но, разумеется, это был Сент-Обин Парк, и миссис Сент-Обин была в нем основной хозяйкой. Мы с Рэчел имели право присоединиться к Тамарикс на этом балу.

Тамарикс сидела по одну сторону от миссис Сент-Обин, мы с Рэчел — по другую. Я чувствовала себя гораздо менее уверенно, чем дома, где тетушка Софи и Лили заявили, что я выгляжу очень красивой.

— Красавица бала, вот кем ты будешь, — заявила тетушка Софи.

А Лили добавила:

— Ну вот, мисс Фред, я никогда не знала, что платье может быть так к лицу девушке! Вы выглядите настоящей конфеткой!

Однако рядом с Тамарикс в огненно-красном шифоне и Рэчел в васильковом крепдешине я поняла, что мне далеко до «красавицы бала», и то, что выглядело «конфеткой» дома, было не столь прелестно в элегантном танцевальном зале.

Как только заиграла музыка, перед нами оказался Гастон Марчмонт. Он поднял глаза к потолку и что-то сказал о трио очаровательниц; затем с изящным поклоном спросил Тамарикс, не окажет ли она ему честь… Она только этого и ждала, и ее как ветром сдуло с места.

К нам подошли братья Гриндл. Дэниэл пригласил Рэчел, а меня Джек. Джек прекрасно танцевал, весело болтая о великолепии пола, размерах танцевального зала и выражал уверенность, что теперь, когда Тамарикс выросла, балы будут устраиваться чаще. Это была легкая, ничего не значащая болтовня.

Второй танец Гастон Марчмонт танцевал с Рэчел, Дэниэл с Тамарикс, а меня пригласил друг Сент-Обинов, джентльмен средних лет, которого я прежде видела один раз.

Я догадалась, что следующий танец буду танцевать с Гастоном. Он, видимо, решил облагодетельствовать каждую из нас, и это мне не понравилось. Мне не хотелось быть выбранной «по протоколу» или по долгу. Я понимала, что на самом деле ему совсем не хочется танцевать со мной.

Когда окончился танец и мой партнер отвел меня на место, я с удивлением увидела Криспина, беседующего с тетушками Софи и Хильдой.

При моем приближении он встал. В этот момент Гастон подвел Рэчел к ее месту. Она раскраснелась и выглядела счастливой.

— Это было очень приятно, — сказал ей Гастон, — я должен сделать вам комплимент: вы божественно танцуете!

Рэчел что-то прошептала в ответ, но в этот момент начался следующий танец, и я поймала на себе взгляд Гастона. Не успел тот вымолвить и слова, как Криспин, положив руку на мое плечо, твердо сказал:

— Этот танец обещан мне!

Когда мы с Криспином заскользили в танце, я увидела, что Гастон поражен.

— Надеюсь, я не разочаровал тебя, вырвав из рук потрясающего Марчмонта? — смеясь, спросил Криспин.

В ответ я тоже рассмеялась. Мне было очень приятно и весело.

— О нет, — успокоила я Криспина. — Он хотел пригласить меня только потому, что считал себя обязанным сделать это!

— Ты уверена, что он считает это своим долгом?

— В данном случае, да!

— Ты говоришь загадками. Имеешь в виду, что в других случаях он может не столь ревностно стараться выполнить свой долг?

— Вовсе нет. Просто я подумала, что он всегда хочет выглядеть безупречным в глазах общества!

— Вижу, на тебя он не произвел столь глубокого впечатления, как на некоторых. Я доволен этим. Правда, боюсь, я танцую не так хорошо, как он! Он действительно отличный танцор! Если речь зашла о танцах, скорее всего, ты найдешь меня неуклюжим. Не присесть ли нам? Полагаю, тебе это будет удобнее!

Не дожидаясь моего ответа, он подвел меня к креслам возле пальм. Мы сели и некоторое время наблюдали за танцующими. Гастон танцевал с одной из дам. Криспин проводил его взглядом и заметил:

— Да, это мастер! Скажи, как ты думаешь, Флоре нравится новая кукла? Она приняла ее?

— Иногда кажется, что приняла, а иногда… не уверена. Мне чудится, что у нее такой взгляд, будто она знает, что это всего лишь кукла. Тогда она морщится и на лице у нее появляются такие складки.

— Да что ты говоришь? А раньше так бывало? Я имею в виду складки на лице?

— Не уверена! Может быть.

— Бедная Флора! — Криспин некоторое время молчал, потом произнес:

— Тогда продолжай периодически навещать коттедж!

— Конечно!

— Трудно говорить в этом шуме. Мы поужинаем вместе? Я подойду к тебе. У тебя с собой карточка для танцев?

Я протянула ему свою карточку. Не спрашивая меня, он небрежно нацарапал свои инициалы против танца перед ужином.

— Ну вот, — сказал он, — у тебя множество шансов потанцевать с теми, кто умеет это делать, но этот танец мой!

Я была разочарована, что он пригласил меня только на этот танец, и в то же время он держал себя несколько повелительно. Он даже и мысли не допускал, что я не соглашусь. Это было типично для него и напоминало мне поведение Тамарикс.

Я не удержалась и спросила:

— Вы всегда говорите людям, что им делать?

Он спокойно посмотрел на меня, поднял брови и улыбнулся.

— Это способ быстро получить то, чего желаешь!

— И всегда успешный?

— Увы, нет!

— А если я уже обещала танец перед ужином?

— Ты же не обещала, правда? Он не был записан в твоей карточке!

— Но ведь она только что начата…

— Так все в порядке, не так ли? Я думаю, мы поужинаем вместе. Я хочу поговорить с тобой.

Мне это было приятно, и я заметила, что когда мы шли к моему креслу, некоторые гости смотрели на нас с интересом.

Один раз я танцевала с Гастоном. Он подошел ко мне вскоре после того, как Криспин проводил меня на место. Полагаю, Криспин не имел ни малейшего желания танцевать несколько презирая это занятие, без сомнения потому, что не умел хорошо это делать!

Он занялся разговором с одним из управляющих имением, а позже с джентльменом, имевшим поместье в нескольких милях от Сент-Обина, который был приглашен на бал с женой и дочерью.

Гастон танцевал прекрасно и всячески давал мне понять, что и я превосходная партнерша… Он находил меня очаровательной, а цвет моего платья — вообще его любимый цвет. Я догадывалась, что когда он танцевал с Тамарикс, его любимым цветом был огненно-красный, а когда танцевал с Рэчел — отдавал предпочтение васильковому. Ну, хорошо, он мог быть не искренним, но пытался сказать что-то приятное, в отличие от Криспина.

Разговор касался Сент-Обин Парка и Криспина.

— Это обширное поместье, не так ли? Вероятно, самое большое в Уилтшире? Тамарикс говорит, что вы проявляете интерес к странной паре из коттеджа на территории поместья.

— Вы имеете в виду сестер Люси и Флору Лейн?

— Их так зовут? А как насчет куклы, которую одна из них нянчит и думает, что это настоящий ребенок?

— Это правда!

— Странно, не правда ли?

— Это продолжается уже много лет.

— Она считает, что кукла — хозяин поместья?

— Когда он был ребенком, она была его няней.

— И он проявляет особую заботу об этих сестрах?

— Они обе были его нянями. Люди часто так относятся к своим няням! Это очень хорошо, что мистер Криспин о них так заботится!

— Действительно щедро! Тамарикс говорит, что у вас прекрасные отношения с сумасшедшей и вас она очень интересует!

— Мне ее очень жаль!

— У вас, вижу, доброе сердце, и вы часто их навещаете. Тамарикс говорит, что вы ходите туда, когда другой сестры нет дома, и пытаетесь выяснить, отчего же бедная женщина потеряла рассудок?

— Тамарикс вам это рассказала?

— А это не так?

— Ну…

— Разумеется, нам всем нравится добираться до сути вещей. А ведь должно же быть что-то, что свело ее с ума, как вы думаете?

— Не знаю…

— Вероятно, с вашей пытливостью, вы это узнаете!

Танец подошел к концу.

— Мы должны потанцевать еще! Для меня это огромное наслаждение! Вы полностью заняты?

— У меня свободны один или два танца, — ответила я, когда он вел меня к моему месту.

Во время следующих танцев с другими молодыми людьми я думала, почему это Гастон Марчмонт проявляет такой интерес к сестрам. Я подозревала, что Тамарикс рассказывала о них много небылиц. Она всегда любила все преувеличивать, а Флора с ее куклой, конечно, необычна.

Вскоре, забыв о Гастоне, я стала ждать танца перед ужином. Боялась, что Криспин забудет обо мне, но как только объявили танец, он уже был тут.

Мы сделали один тур по залу, когда он заявил:

— Теперь мы пойдем и займем тот столик, который захотим. Иначе нам придется сидеть с кем-нибудь еще.

Криспин подвел меня к двум креслам под пальмой, на которых мы сидели раньше. Между креслами был накрыт столик на двоих.

— Этот подойдет, — сказал он. — Положи свою карточку на стол, чтобы видели, что он занят. А теперь пойдем со мной и возьмем что-нибудь поесть.

В столовой был накрыт длинный стол, украшенный зажженными свечами. Стол ломился от всякой всячины: тут были и холодные цыплята, и семга, и паштеты, и всякие салаты. Все выглядело очень соблазнительно.

С полными тарелками в руках мы вернулись к нашему столику, на котором уже стояло серебряное ведерко с бутылкой замороженного шампанского.

Музыка смолкла и гости устремились в столовую.

— Какая предусмотрительность! — заметила я. — Быть первыми! — В самом деле! Мы избежали толпы, а нас здесь уже все ждет! Он сел напротив меня. Один из слуг подошел и налил шампанское в бокалы.

Криспин испытующе посмотрел на меня и поднял свой бокал.

— За Фредерику! — произнес он. — За ее выход в свет! Ты довольна, что детство позади?

— Думаю, да!

— Что ты собираешь теперь делать?

— Я не слишком много размышляла об этом!

— Большинство девочек хотят поскорее выйти замуж; это, кажется, конечная цель. А ты?

— Я не думала об этом!

— О, ладно уж! Все девочки об этом думают!

— Вероятно, вы не знаете всех девочек! Только некоторых!

— Наверное, ты права. Во всяком случае, ты на пороге взрослой жизни. Твой первый бал! Он тебе понравился?

— Очень.

— Однако я слышу удивление в твоем голосе.

— Никогда не знаешь, как все пройдет. А если бы меня никто не пригласил танцевать?

— Это поставило бы тебя в неловкое положение. Готов поклясться, ты не любишь ждать, пока тебя пригласят! Tы бы сама захотела пригласить!

— Любой бы захотел…

— И ты бы пригласила танцевать Гастона Марчмонта?

— Вот уж этого я бы никогда не сделала!

— О! Я забыл, что ты не так впечатлительна, как некоторые! Ты очень проницательна, вот что!

— Надеюсь… Немного…

— Тебя не удивило, что я попросил оставить мне танец перед ужином? — он внимательно посмотрел на меня. — У нас с тобой в прошлом несколько необычных встреч, не так ли? Ты помнишь, как мы с тобой покупали куклу? А событие в Холмистом лесу?

Я вздрогнула. Помню ли я? Этого я никогда не забуду! Я могла мысленно перенестись туда в любое мгновение! Это всегда стояло передо мной!

Он протянул руку через стол и крепко сжал мои пальцы.

— Прости! Я не должен был напоминать тебе об этом!

— Ничего, — ответила я. — Но этого я никак не могу забыть!

— Это было ужасное испытание для тебя! Но, слава Богу, я проезжал мимо!

— Он умер из-за этого, — сказала я. — Я не могу забыть об этом.

— Это лучшее, что могло с ним случиться. У него не были мужества посмотреть правде в глаза, когда он открыл свое истинное лицо, а между тем все время корчил из себя святошу.

— Он, наверное, был в страшном отчаянии, когда пошел в конюшню и повесился…

— Не думай о нем, как о мученике. Будь счастлива, что я оказался рядом. Я не испытываю сожаления!

— А вы не думали, что он умер потому, что знал, как вы его презираете? Тогда в лесу, я была убеждена, что вы его убили. Вас это не волнует?

— Нет. Он был трусом и лицемером, изображая из себя святого, а поступал, как грязное животное! Я могу только paдоваться, что смог помочь тебе и разоблачить его! Лучшее, что он сделал, — это то, что он избавил мир от своего гнустого присутствия — и, дорогая моя Фредерика, твое благополучие гораздо важнее его жалкой жизни! Посмотри на это с такой точки зрения, и у тебя не останется чувства жалости к этому отвратительному созданию. Мир избавлен от него; я был бы оправдан, если бы убил его, но гораздо удачнее что он сам это сделал!

На его лице не было сочувствия, но я все еще не могла отрешиться от мысли, что несмотря на все это мистер Дориан хотел быть добрым,

Криспин продолжал: I

— Просто я не должен был снова это ворошить! Я хотел убедиться, что тебя это не тяготит! Не нужно! Жизнь иногда может быть отвратительной, и ты должна это понять. Вспоминай о приятном и выкинь все дурное из головы!

Теперь он очень доброжелательно улыбался мне, и я вспомнила слова Тамарикс о том, что, если мы спасли кого-то от чего-то ужасного, мы любим их, потому что это напоминает нам, как сами добры и благородны.

— Хочешь еще семги? — спросил Криспин.

— Нет, спасибо!

— Ладно, теперь скажи мне, что ты думаешь о мисс Флоре? Вы с ней часто беседуете, не так ли?

— Немного. Но я говорила вам, что в ее словах мало смысла.

— Ты думаешь, что иногда она понимает, что куклу подменили?

— Кукла действительно не очень похожа на старую, правда? Теперь делают кукол в другом стиле, а та у нее была старинная…

— Но она же не сказала, что это не та…

— Нет, но она выглядит озадаченной… Правда, такой она бывала в последнее время.

— Как будто пытается что-то вспомнить?

— Скорее обратное: пытается не вспоминать…

— Она пробовала что-нибудь тебе рассказать?

Я колебалась, а он пристально наблюдал за мной.

— Да? — выпытывал он. — Как бы пытается что-то тебе открыть?

— Это картинка в детской, — сказала я, — она все время смотрит на нее и в это время что-то тихонько шепчет. Мне удалось разобрать только: «чтобы тайну никогда не раскрыли!»

— Так эта картинка…

— Не знаю! Полагаю, дело в ней. На память мне пришел разговор с Гастоном Марчмонтом во время танца, и я продолжила:

— Должно быть, произошло что-то, лишившее ее рассудка… что-то очень драматичное. Вероятно, это имеет отношение к какой-то тайне, которая никогда не должна быть раскрыта.

Криспин спокойно смотрел в тарелку, пока я говорила.

— Наверное, это случилось давно, когда вы были младенцем. Это так напугало ее, что она лишилась разума. Вероятно, она была виновата и делает вид, что ничего не произошло… и хочет вернуться в более ранние дни. Поэтому она и хочет, чтобы вы для нее оставались младенцем…

Он медленно произнес:

— Интересная теория!

— Меня, правда, смущает, что если бы что-то действительно случилось, люди бы об этом знали. Но, может быть, об этом знает только Флора! Все довольно таинственно. Один или два раза я слышала, как она упомянула Джерри Уэстлейка.

— Джерри Уэстлейка?

— Кажется так…

— Что она о нем говорила?

— Просто назвала его имя.

— Поблизости живет семья Уэстлейков. Супружеская пара средних лет с дочерью, которая где-то служит. Был еще и сын, уехавший за границу. В Австралию или Новую Зеландию. Мне не слишком много известно о них.

— Ну, а я лишь слышала, как она прошептала его имя один или два раза!

— Полагаю, она любит тебя?

— Уверена, ей нравится, когда я захожу.

— Только когда мисс Люси нет дома?

— У меня такое впечатление, что мисс Люси не любит посторонних. Вероятно, она считает, что они могут вывести Флору из равновесия.

— Но это не удерживает тебя?

— Мне нравится беседовать с Флорой, а ей — со мной. Не вижу в этом никакого вреда!

— А ты от природы любопытна!

— Полагаю, что так.

— И ты заинтригована тайной этих сорок, тебе интерес" но знать, в чем же причина того, что лишило рассудка бедную Флору!

— Я все более склоняюсь к тому, что это последствие какого-то ужасного шока. Такие вещи бывают!

— А мисс Хэммонд стала сыщиком-любителем и полна решимости разгадать тайну?

— Вы преувеличиваете!

Криспин засмеялся.

— Но в преувеличении есть доля правды?

— Я полагаю, любому было бы интересно!

— И особенно некоторым! — он поднял бокал. — Я желаю тебе успехов в твоих начинаниях!

— Если известна причина чего-нибудь, больше шансов поставить все на свои места!

— А может быть, истина настолько ужасна, что ее не надо раскрывать? Ведь в этом случае можно многое испортить?

— Подозреваю, что такая возможность есть.

— Мы все время говорим о других. Расскажи мне о себе. Чем ты занимаешься, когда не посещаешь Флору?

— Я совсем недавно окончила школу и еще ничего для себя не решила…

— Тебя впереди ждут много балов и других развлечений. Они будут тебя занимать. Кажется, для моей сестры запланировано несколько приемов, и не ошибусь, если скажу, что ты и Рэчел примете в них участие!

— Да, мы всегда втроем с тех пор, как я переехала сюда.

— Ты счастлива в Харперз-Грине?

— Очень счастлива! Тетушка Софи удивительно хорошо относится ко мне!

— Мне так жаль было услышать о твоей матушке!

— Это было печально, потому что она никогда не получала от жизни удовольствия. Отец бросил нас, а она хотела вернуться в свой старый дом, но его продали. Мы поселились в маленьком доме неподалеку от старого; из наших окон мама постоянно видела их бывший особняк, и это ее убивало…

— Так Харперз-Грин более счастливое место?

— Мне очень повезло, что у меня есть тетушка Софи!

— Твой отец…

— Я не помню его. Они с мамой расстались давно.

— Такое случается, — кивнул Криспин. «Вероятно, вспомнил о жене, покинувшей его», — подумала я.

— Надеюсь, когда ты выйдешь замуж, то будешь счастлива, как сейчас в Роуэнзе.

— Благодарю вас. Надеюсь, вы тоже будете счастливы!

— Ты знаешь, что произошло. В Харперз-Грине немного тайн, кроме той, которая так привлекает тебя. Моя жена оставила меня. Вероятно, ее нельзя упрекнуть за это!

В голосе Криспина звучала горечь, и я чувствовала, что надо сменить тему, но не знала, как это сделать. Мы замолчали.

Наконец, я нашлась. Указывая рукой на роскошно убранный зал, я произнесла:

— Сколько хлопот было, чтобы приготовить все это!

— У нас очень хорошие домоправительница и дворецкий. Они имеют богатый опыт и были счастливы показать свое искусство! Она покинула меня ради другого, — продолжал он, — а потом погибла в железнодорожной катастрофе.

— Это, наверное, было для вас большим ударом?

— Что? Ее бегство или смерть?

— И то и другое, — сказала я.

Криспин не ответил.

Я довольно неосторожно произнесла:

— Ничего. Вы сможете найти себе другую… Я думала о леди Фионе, которая, как говорили, очень ему' подходит. Однако, как мне показалось, разговор принимал несколько необычный оборот, затруднительный для нас обоих.

— О да, — сказал он. — У тебя есть кто-нибудь на примете? Мне пришлось продолжить.

— Ходили слухи о леди Фионе…

Криспин рассмеялся.

— Ходили слухи? Мы с ней хорошие друзья. На брак никогда не было и намека. Она недавно вышла замуж за моего друга. Я был на их свадьбе.

— Так это лишь сплетни?

— Сплетни есть всегда. Будь в этом уверена. Если люди считают, что человеку пора остепениться, они тотчас же попытаются найти ему жену!

Меня поразило облегчение, которое я испытала при этих словах.

Часы били полночь, гости расходились, вставая из-за столов.

— Увы, — сказал Криспин, — этот приятный вечер подходит к концу. Спасибо, что поговорила со мной!

— Я получила от этого огромное удовольствие!

— И ты не жалеешь, что я настаивал, чтобы ты присоединилась ко мне?

— Это была лучшая часть вечера, — честно призналась я, Он улыбнулся, встал и подвел меня к группе гостей, вставших в круг в середине танцевального зала. Оркестр заиграл старинный народный танец, а мы все стали подпевать и хлопать в ладоши.

Арчи Гриндл отвез нас с, тетушкой Софи домой. Лили уже с нетерпением поджидала нас.

— Горячее молоко вас ждет, — сообщила она. — А как прошел бал?

— Он был очень хорош, — ответила тетушка Софи. — Горячее молоко весьма кстати. Оно поможет нам снять усталость и спокойно заснуть. Где же оно?

— На кухне. Идемте. Оно уже готово!

Мы сидели на кухне, пили молоко и отвечали на вопросы Лили.

— Молодые люди, наверное, чуть не дрались друг с другом, чтобы потанцевать с тобой? — спросила Лили.

— Это, конечно, сильно преувеличено, но партнеров у Фредди было полно! — ответила тетушка Софи. — И что ты думаешь? Ею целиком завладел хозяин дома!

— Что вы говорите! — удивилась Лили.

— Правда, он танцевал с ней немного, но танец перед ужином был с нашей юной леди! Он даже записался заранее, чтобы никто его не опередил! Разве не так, Фредди?

— Да, все так и было!

— Ну, черт меня побери! — воскликнула Лили.

— За ужином он угощал ее шампанским!

— Не говорите! Шампанским! Это крепкое зелье!

— Могу тебе сказать, что было все очень торжественно. Я вспомнила балы в Сидер-Холле. Одно время они внушали мне ужас: я всегда боялась остаться без кавалеров, пока не сказала себе, что меня это ни капли не волнует! Если они не хотят танцевать со мной, то я с ними и подавно!

— Это главное, — изрекла Лили. — Глупые молодые люди, они не понимают, наверное, что теряют! Ну, с мисс Фред вовсе не тот случай!

— Конечно. О чем с тобой говорил Криспин, Фредди? Я вспомнила нашу беседу.

— В основном о сестрах Лейн. Он проявляет к ним интерес и хотел знать, что я думаю о Флоре.

— Он действительно очень добр к ним, — сказала тетушка Софи.

Она сидела, прихлебывая молоко, и возвращалась мысленно в те дни в Сидер-Холл, когда, полагаю, партнеры устремлялись к моей матери, а не к ней. Воистину Лили права: молодые глупцы не знали, что они теряют!

Я любила тетушку Софи больше, чем когда-либо.

V. БЕГСТВО

На следующий день после бала мы с Тамарикс были приглашены на чаепитие в Бэлл-Хаус. Каждый раз, входя в этот дом, я не уставала удивляться происшедшим в нем переменам. Создавалось впечатление, что хозяева задались целью уничтожить все следы бывшего обладателя дома. Мрачная дверь в конюшню была накрепко заперта, и, похоже, туда никто не заходил.

Тамарикс оживленно рассказывала о своих победах. Она имела большой успех, и ее матушка была в восторге. Ей это напомнило былые времена, и она решила, что такие праздники надо устраивать почаще.

Тамарикс шесть раз танцевала с Гастоном Марчмонтом. И как ему не стыдно после этого, как раз сегодня, уехать в Шотландию по своим наследственным делам?

— Интересно, а он вернется когда-нибудь? — спросила я.

Тамарикс и Рэчел обе изумленно посмотрели на меня.

— Конечно, вернется! — воскликнула Тамарикс.

— Должен… — подтвердила Рэчел.

Во время чаепития вошел Дэниэл. Он сел рядом с Рэчел, и я спросила, понравился ли ему бал.

— Думаю, он прошел очень хорошо, — осторожно ответил он. — Кажется, все остались довольны.

— Бал удался на славу! — заявила Тамарикс.

Вошла тетя Хильда. Взглянув на нее, я подумала, что привыкла ее видеть с глазами, полными страха, а не в нарядных платьях.

Как, должно быть, мистер Арчи Гриндл отличался от мистера Дориана! Криспин прав. Не могло быть не правильным то, что приносило радость всем!

Я заметила, что Тамарикс холодна с Дэниэлом. Она не могла простить ему, что на балу он больше внимания уделял Рэчел.

Вскоре к нам присоединился Джек Гриндл. Он сообщил, что только что отвез Гастона на станцию и посадил его на лондонский поезд.

— Он поедет прямо в Шотландию улаживать какие-то дела, — сказал он.

— Он вернется, — доверительно вставила Тамарикс.

— Полагаю, он очень занятой человек. Говорит, что приедет еще раз и останется здесь на некоторое время. Он получил большое удовольствие от пребывания у нас, да и нам с ним было очень забавно и весело!

— Разумеется, — согласилась Тамарикс, улыбнувшись. Я подумала, не знает ли она о планах Марчмонта больше нас всех. Вероятно, знала, потому что через три недели Гастон Марчмонт действительно вернулся. Он приехал на ферму Гриндлов и спросил, не может ли он остановиться у них. Если это неудобно, он, конечно, мог бы остановиться в отеле, но ему было у них так хорошо!

Джек ответил, что будет в восторге, и, разумеется, он должен пожить у них. Они были бы очень обижены, поступи он иначе!

Прошло пять дней после возвращения Гастона. Я его очень мало видела за это время.

Мы с тетушкой работали в саду, когда я услышала стук копыт, а в следующее мгновение появилась Лили.

— Здесь мистер Сент-Обин. Он хочет видеть мисс Фред, — доложила она.

Криспин уже входил в сад.

— Тамарикс пропала! — произнес он. — Ты не знаешь, где она?

— Пропала? — воскликнула тетушка Софи. — Куда же она делась?

— Это я и хочу выяснить, — он посмотрел на меня. — Ты не знаешь, где она может быть?

— Я? Нет.

— А я думал, может быть, она сказала тебе.

— Она мне ничего не говорила.

— Ну, а дома ее нет. Она, должно быть, ушла из дому вчера вечером. Ее постель не разобрана.

— Я ее вчера видела… Да, она показалась мне возбужденной!

— Ты не спросила ее, чем?

— Нет. Она обычно говорила, если что-нибудь случалось; так что я не очень об этом задумалась.

Криспин явно был встревожен, но понял, что я ничем не могу помочь, и ушел.

Мы все утро обсуждали это происшествие.

— Это загадочное дело, — сказала тетушка Софи. — Интересно, что же случилось? Она, наверное, что-то замышляет!

Мы продолжали строить догадки, куда она могла подеваться, но так и не пришли ни к какому выводу. Я все ждала, что Тамарикс вот-вот появится. Вероятно, она поссорилась с матерью и убежала в порыве обиды.

Но через некоторое время от Джека Гриндла стало известно, что Гастон Марчмонт тоже уехал. Он не исчез, как Тамарикс, а оставил записку, что его вызвали по срочному делу и он надеется скоро вернуться.

Обитатели Харперз-Грина немедленно связали исчезновение Тамарикс с отъездом Гастона.

Я пошла в Бэлл-Хаус повидать Рэчел. Тетя Хильда сказала мне, что Рэчел во фруктовом саду. Сад Бэлл-Хауса занимал два акра. В нем была приличных размеров лужайка, иногда служившая заменой церковной. Бывало, что на ней проводились праздники под открытым небом, если почему-либо этого нельзя было сделать в Сент-Обине.

Сад был всегда счастливым убежищем Рэчел. Я нашла ее там и, подбежав к ней, сказала:

— Ты слышала новость?

— Новость? Какую?

— Тамарикс и Гастон Марчмонт исчезли! Должно быть, уехали вместе!

— О нет! — вскричала она.

— Может быть, это просто совпадение, но оба уехали в одно и то же время!

— Они не могут быть вместе!

— Почему же?

— Он бы никогда…

— Он танцевал с нею больше, чем кто-либо на балу.

— Он должен был, ведь бал давался в Сент-Обине! Он должен был чаще танцевать с Тамарикс, чем с другими!

— А я думаю, они вместе!

— Мы узнаем это, когда вернется Гастон. Я уверена, он вернется!

— Но их обоих нет. Вместе!

— Должно быть какое-то объяснение!

Она пристально смотрела на маленький ручеек, текущий через фруктовый сад. Лицо ее было омрачено дурными предчувствиями и разочарованием.

Рэчел оказалась права. Гастон действительно вернулся, но с Тамарикс. Тамарикс сияла. На среднем пальце левой руки красовалось золотое кольцо.

— Жизнь замечательна! — заявила она. Она теперь стала миссис Марчмонт!

Они с Гастоном сбежали и поехали в Гретна-Грин, где можно пожениться без всякого шума. Этого они с Гастоном и хотели. Ждать приготовлений, необходимых для приличной церемонии? Нет! Они хотели быть вместе безотлагательно!

Харперз-Грин пришел в возбуждение. Это было самое драматичное событие с тех пор, как мистер Дориан повесился у себя в конюшне.

— Ну и дела творятся в этом месте! — воскликнула Лили. — Интересно, что будет следующим?

Тетушка Софи заметила, что это подозрительно.

— Почему они убежали? Если он действительно тот, за кого себя выдает, не было бы никаких возражений! Подготовка к пышной свадьбе была бы для миссис Сент-Обин настоящим укрепляющим средством, и я не могу поверить, что и Тамарикс это не понравилось бы! Мне кажется, этот джентльмен так поторопился, потому что не хотел, чтобы о нем хорошенько все узнали!

Гастон Марчмонт остановился в Сент-Обине до тех пор, пока не решит все дела. Они рассчитывали зажить собственным домом.

На следующее утро после их приезда я встретила Криспина, возвращавшегося верхом из Дивайзиза. Увидев меня, он остановился и спешился.

— Ты уверена, — спросил он, — что не знала о планах Тамарикс?

— Абсолютно уверена.

— Она никак не намекнула тебе?

— Разумеется, никак!

Он выглядел очень рассерженным. Я сказала;

— По-моему, они очень счастливы, разве не так? Это то, чего она хотела!

Он уставился в пространство, и губы его скривились.

— Она совершенно невежественна, — сказал он. — Это импульсивный поступок, который может разрушить всю ее жизнь. Она только что закончила школу!

Я чувствовала, как во мне растет негодование. Так вот что он обо мне думал: «Дитя, только что закончившее школу!»

— Но они любят друг друга!

— Любят! — презрительно отрезал он.

— Вы можете не верить, но люди действительно влюбляются!

Он испытующе посмотрел на меня.

— Если она намекнула тебе, что замышляет, ты должна была предупредить меня или кого-нибудь другого!

— Она ничего не говорила, повторяю вам, а если бы и сказала, почему я должна вам докладывать? Вы бы попытались все испортить!

Я ушла расстроенная. Ему безразличны чувства людей. После бала я начала надеяться, что он интересуется мной, но теперь поняла, что этот интерес вызван только тем, что я общаюсь с сестрами Лейн. Да, это тот самый человек, который в моем присутствии сказал: «Кто эта некрасивая девочка?»

Я не виделась с Рэчел со времени возвращения Тамарикс, и однажды заглянула к ней в Бэлл-Хаус. Как я и предполагала, она была в саду у ручейка. Ее подавленный вид привел меня в смятение.

Я села рядом и спросила:

— Рэчел, в чем дело?

— Ты слышала, что Тамарикс и Гастон Марчмонт поженились?

— Да все об этом только и говорят!

— Я просто не могу в это поверить, Фредди. Когда они вместе убежали…

— Полагаю, мы должны были догадаться, что здесь что-то в этом роде…

Она молчала, и я поняла в чем дело.

— Рэчел, ты влюблена в него? — я обняла ее, и она затряслась от рыданий.

— И он заставил тебя поверить… Она кивнула.

— Я никогда не считала, что он был искренен, — сказала я. — Он всем девушкам довольно экстравагантно намекал о своих чувствах, так же, впрочем, как и тетушке Софи и миссис Сент-Обин. На самом деле за этим не было ничего серьезного.

— Для меня это было достаточно серьезным, — ответила Рэчел.

— Ты хочешь сказать?..

— Он признался мне в любви, а сам все это время любил Тамарикс!

— Он много танцевал с нею на балу, и ужинали они вместе.

— Я думала, это просто потому…

— Ты не поняла, что эти льстивые комплименты ничего не значат?

— У нас было не так, Фредди! Это было что-то серьезное! А потом он уехал и женился на Тамарикс!

— Бедняжка Рэчел! Ты не поняла! Это ничего не значило!

— Значило! Значило! Знаю, значило!

— Тогда почему… почему он женился на Тамарикс?

— Думаю потому, что она — это она! Она богата, не так ли? Она Сент-Обин!

— Ну, если дело в этом, то ты счастливо от него избавилась. Он не похож на Дэниэла. Дэниэл действительно любит тебя, а не твое приданое!

— Ты говоришь, как старая тетушка Софи, Фредди. Ты не понимаешь!

— Я понимаю, что своей манерой обращения он внушил тебе, что влюблен в тебя, а потом взял да и женился на Тамарикс!

Она в отчаянии произнесла:

— Да, да. Так он и сделал.

— Ну, так считай, что тебе повезло! Кого и надо пожалеть, так это Тамарикс!

— Я бы все отдала, чтобы быть на ее месте!

— Будь благоразумна! Дэниэл любит тебя, и тебе он нравится! Он хороший человек и будет хорошим мужем. Конечно, он не так хорошо танцует, не путешествует и не вращается в высших кругах! Но ведь это не главное. Доброта, верность…

— Не продолжай, Фредди! Не занимайся проповедью! Я этого не вынесу!

— Ладно, — согласилась я. — Но я рада, что он женился не на тебе! Думаю, Тамарикс совершила большую ошибку. Криспин Сент-Обин тоже так считает.

Мы долго сидели, пристально глядя на ручеек, и молчали. Я очень тревожилась за Рэчел.

Миссис Сент-Обин была воодушевлена. Бракосочетание в Гретна-Грин состоялось, но ей хотелось устроить настоящую свадьбу в нашей собственной церкви. Тамарикс и Гастон не возражали. После бала здоровье миссис Сент-Обин удивительно улучшилось. Она строила планы на новые балы для Тамарикс, стараясь ввести ее в общество, но Тамарикс вышла замуж. Однако ей хотелось, чтобы церемония бракосочетания в местной церкви совершилась как можно быстрее, чтобы доказать всем, что брак Тамарикс и Гастона был истинным.

В церкви прочли имена вступающих в брак. Я была подружкой невесты, а вел церемонию преподобный Хетерингтон. На Тамарикс было свадебное платье из шелка, отделанное кружевами, которые были на ее матери в день ее свадьбы. Миссис Сент-Обин внезапно почувствовала легкое недомогание и в церкви не присутствовала, но после церемонии принимала гостей в Сент-Обин Парке. Теперь уже никто не сомневался, что Тамарикс и Гастон Марчмонт по-настоящему женаты!

Рэчел в церкви не было. Нам сказали, что она плохо себя чувствует. Она была мне ближе, чем Тамарикс, и я тревожилась за нее. Передо мной стояла картина: она сидит у ручейка, и глаза выражают неподдельное страдание. Мысли о ней не покидали меня во время всей церемонии и приема.

Когда мы с тетушкой Софи вернулись домой, мной овладело сильное беспокойство за Рэчел. Я почувствовала, что может случиться что-то ужасное. Уже спустились сумерки, но беспокойство все возрастало, и я поняла: надо немедленно увидеть Рэчел. Я выскочила из дому и бегом помчалась в Бэлл-Хаус. Путь проходил мимо конюшни. Дверь в конюшне, обычно закрытая, сейчас была отворена. Сердце мое было готово выпрыгнуть из груди!

Набравшись храбрости, я подошла и посмотрела на дверь. Место это всегда вселяло в меня ужас, а сейчас мне казалось, толкни я эту дверь — и сразу же увижу висящего мистера Дориана. Его глаза, с упреком смотрящие на меня скажут: «Это случилось из-за тебя».

Это безумие! Я ни в чем не виновата! Криспин мне все объяснил.

Пока я стояла, колеблясь, подул легкий ветерок, и дверь открылась шире. Я услышала слабый скрипящий звук. Почему кто-то должен сейчас открыть дверь? Почему я должна была почувствовать этот странный импульс и прибежать в Бэлл-Хауз?

Я ощущала, что Рзчел в опасности и нуждается во мне! Собрав все свое мужество, я толкнула дверь и вошла в конюшню.

— Рэчел! — закричала я.

Она сидела на полу, перебирая пальцами веревку.

— Что ты делаешь?

Она с яростью ответила;

— А что ты здесь делаешь?

— Я должна была тебя увидеть. Я чувствовала, что ты зовешь меня!

— Ты должна уйти!

— Нет! Не уйду! Что ты делаешь в этом жутком месте?

Она посмотрела на веревку в своих руках и не ответила.

— Рэчел! Опомнись!

— Он это сделал, — сказала она. — Это был для него единственный выход!

— О чем ты говоришь?

— Фредди, я больше не хочу жить. Не могу. Это слишком ужасно!

— Что ты говоришь?

— Я не могу это вынести. Не смогу пережить то, что будет!

— Ты болтаешь вздор. Надо суметь пережить все, что бы ни случилось! Это Тамарикс и Гастон, правда? Он внушил тебе, что ты единственная? Ну, так тебе повезло, что ты не связалась с ним! Подумай об этом!

— Ты не понимаешь, что говоришь!

— Ты не должна об этом и думать. Это ужасное место. Уйдем отсюда! Пойдем со мной! Пойдем в сад и поговорим!

— Говорить не о чем. Ничего никак нельзя изменить!

— Вероятно, мы можем придумать что-нибудь!

Рэчел покачала головой.

— Ну, а я постараюсь, — настаивала я, — но не здесь! Я не могу быть в этом месте. Пойдем со мной! Уйдем отсюда!

Я взяла у нее из рук веревку и бросила ее в угол. Обняла ее.

— У тебя есть ключ от конюшни?

Рэчел вынула его из кармана и дала мне. Я повела ее к двери и при выходе оглянулась на стропила, почти ожидая увидеть его, искоса смотрящего на меня.

Я крепко закрыла дверь и положила ключ себе в карман.

— Теперь идем в сад и поговорим!

Мы сели. Она дрожала, а я представила ее, висящей на стропилах. Сделала бы она это? Состояние ее было отчаянным. Она была так несчастна, что не хотела жить. Я подоспела вовремя! Нас связывала совершенно особая дружба, поэтому я знала, что должна пойти к ней! Я здесь для того, чтобы охранять ее.

— Расскажи мне все, — твердо произнесла я.

— Все хуже, чем ты думаешь. Ты ведь думаешь, меня просто обманули?

— Он говорил, что женится на тебе?

— Ну, не совсем так…

— Намекал?

Рэчел кивнула.

— Я думала, мы поженимся. Поэтому… все казалось так естественно. Видишь ли, Фредди, дело не только в том, что он женился на Тамарикс! Я… у меня будет ребенок!

Новость ошеломила меня. Я стояла и смотрела на ручеек, не смея взглянуть на Рэчел, чтобы она не увидела, как я шокирована.

— Что… Что ты собираешься делать? — заикаясь, спросила я.

— Ты видела, что я собиралась сделать. Это, кажется был единственный выход!

— О, нет. Это не выход.

— Что же еще?

— Люди же имеют детей!

— Предполагается, что они женаты. Тогда это было бы замечательно. А если нет… это ужасно! Я обесчещена навсегда!

— Не навсегда. В конце концов все становится на свои места. Тамарикс знает?

— Конечно, нет. Никто не знает, кроме меня… и теперь тебя.

— И… он? Он не знает?

— Нет.

— Он… достоин презрения.

— Не стоит говорить так. Не поможет.

— Это правда. Он теперь женат на Тамарикс. О Рэчел, что же делать?

— Я не вижу выхода, Фредди. Поэтому…

— Ты не должна этого делать. Все же узнают. Так какая же разница?

— Меня уже не будет.

— Но должен же быть выход из этой ситуации!

— Какой? Я не вижу никакого!

— А если сказать ему?

— Ну, и что это даст?

— О бедная, бедная Рэчел! Мы что-нибудь обязательно придумаем! Жаль, что это не Дэниэл!

— Дэниэл?

— Дэниэл такой чудный человек! Он бы не посмел так поступить с тобой! Гастон Марчмонт просто бессердечен! Не понимаю, как ты могла увлечься им!

— Он очарователен… не похож на других. Я почти не слушала ее, так как в голову мне пришла идея. Надо было обдумать ее и до поры держать при себе.

— Я не вижу выхода, — сказала Рэчел. — Фредди, я не могу с этим смириться. Могу только вообразить себе, какой будет скандал! Весь Харперз-Грин будет шуметь об этом!

Я ответила.

— Пока ничего не делай. Никому ничего не говори. Ты обещаешь мне? Пока мы не увидимся с тобой завтра, не смей ничего предпринимать! Обещаешь?

— Что ты собираешься делать?

— Найти выход из этого положения!

— Что ты имеешь в виду?

— Еще не знаю. Я только хочу, чтобы ты ничего не делала, пока не получишь от меня известия!

— Когда я его получу?

— Скоро. Обещаю тебе!

— Завтра?

— Да, завтра! Пока это секрет! Пожалуйста, не предпринимай ничего до этих пор! Думаю, решение можно найти!

— Ты собираешься увидеться с Гастоном?

— Нет! Разумеется, нет! Я вообще не хочу его больше видеть! Пожалуйста, Рэчел, доверься мне!

— В самом деле, Фредди, я не вижу…

— Ну, посмотри. Почему я именно сейчас вошла в конюшню? Потому что что-то меня заставило, я поняла, как это важно! Мы с тобой близкие подруги, и у меня такое предчувствие, что все решится! Пожалуйста, делай как я говорю! Доверься мне, Рэчел!

Она кивнула.

— Тогда, до завтра.

Покинув ее, я побежала к ферме Гриндлов, время от времени проверяя на месте ли ключ от конюшни. Всю дорогу я молила Бога, только бы Дэниэл был там! Господи! Господи, сделай так, чтобы он оказался дома!

Мои молитвы были услышаны. Он был первым человеком, которого я увидела, подбежав к хозяйскому дому на ферме.

— О Дэниэл! — задыхалась я. — Я так рада, что застала вас дома. Мне надо поговорить с вами. Это очень важно!

— Моя дорогая Фредди… ~ начал он.

— Это касается Рэчел! Я очень, очень обеспокоена! Где мы можем поговорить?

При упоминании имени Рэчел он встревожился.

— Пойдемте ко мне в мастерскую, — предложил он, — это здесь.

Я пошла с ним. В комнате стояли два табурета и скамья, на которой были разложены инструменты.

— Теперь, — сказал он, — выкладывайте, в чем дело?

— Она собиралась покончить с собой!

— Что?

— Дэниэл, боюсь, что так и будет! Она очень несчастна! Я знаю, вы любите ее. Я тоже. Она моя лучшая подруга. Я не переживу, если…

— Из-за чего все произошло?

— Из-за Гастона Марчмонта.

Дэниэл побледнел и крепко сжал кулаки.

— Что же он сделал?

— Он женился на Тамарикс!

— А Рэчел?

— Она думала, он женится на ней!

— Боже мой, — спокойно произнес Дэниэл. — Да, он… волокита!

— Он ухаживал за Рэчел.

Я снова тихо молилась: «Господи, пожалуйста, помоги мне сделать все, как следует. Я должна объяснить ему… ради Рэчел. Дай мне сделать все, как надо, и дай ему понять. Это единственный выход. Если у меня ничего не выйдет, она покончит с собой!»

Я снова набралась храбрости.

— Она… у нее будет ребенок. Я нашла ее в конюшне, где повесился мистер Дориан. Что-то привело меня туда. Мы очень хорошие подруги, Дэниэл, я бы сделала для нес все. Я подумала, что вам она тоже не безразлична!

Дэниэл недоверчиво посмотрел на меня. Он был просто в шоке.

«Он не любит ее так сильно», — подумала я.

— Она не сможет перенести это, Дэниэл, — умоляла я. — Она не сможет пережить это, .. одна.

— В конюшне, — пробормотал он, — где старик…

— Может быть, поэтому она и решилась на это! Она собиралась повеситься, не войди я…

— Рэчел, — прошептал он.

— Она так несчастна! О, как я ненавижу этого человека!

Мы долго молчали. Наконец я произнесла:

— Если бы он не вошел в нашу жизнь! Я подумала, может, вы достаточно любите ее… Вы же просили ее выйти за вас замуж!

— Она не приняла моего предложения! Из-за этого человека!

— Люди ошибаются, Дэниэл! Я пришла к вам, думая, что вы действительно ее любите! Теперь очень жалею. Я думала, что если вы ее любите, то могли бы жениться на ней. Тогда ребенок родился бы законным!

Я зашла слишком далеко. Чувство, что я должна сыграть важную роль в этой трагедии — избрана сыграть ее, — быстро исчезало. Я пытаюсь вмешаться в жизнь других людей и самоуверенно лезу не в свое дело! Но на карту поставлена жизнь Рэчел!

— Полагаю, вы считаете, что это не мое дело. Но она моя подруга! Я же не могу позволить ей покончить с собой, если есть хоть малейший шанс!

— Вы хорошая девушка, Фредерика! Вы правильно сделали, что пришли ко мне!

— О, Дэниэл, правда? Так вы женитесь? О, благодарю вас, благодарю вас!

— Я пойду и увижусь с ней!

— У нас немного времени, Дэниэл. Я боюсь покидать ее… вы пойдете сейчас же?

— Да, — успокоил он меня, — я пойду сейчас же!

Мы сели на лошадь и поехали в Бэлл-Хаус. Когда мы подъехали, он сказал:

— Теперь идите домой, Фредди. Я пойду к Рэчел. Я зайду к вам, прежде чем вернуться на ферму!

— О Дэниэл… Благодарю вас.. благодарю вас…

У меня дрожали губы. Я все еще продолжала молиться, чтобы он сделал так, как я задумала. Дэниэл некоторое время смотрел на меня, и я видела, что он тронут. Нагнувшись, он слегка поцеловал меня в лоб и сказал, как раньше:

— Вы хорошая девушка!

Он повернулся и вошел в дом, а я побежала к себе и сразу поднялась в свою комнату. Я ни с кем не говорила о случившемся, даже с тетушкой Софи.

Через месяц Дэниэл и Рэчел поженились. Свадьба получилась тихой и немноголюдной, так как времени на особые приготовления не было. Я понимала, что в свое время все начнут судить да рядить о причинах такой спешки. Дэниэл сиял от счастья, я тоже была довольна и очень горда, что нашла такое прекрасное решение проблемы. Дэниэл — необыкновенный человек!

Как хорошо, что он оказался тогда дома! Я стала свидетельницей редкого феномена — примера бескорыстной любви и думала, какая же счастливая Рэчел, что сумела внушить такую любовь!

Рэчел была согласна со мной. Она сказала, что никогда не забудет, что сделал для нее Дэниэл — и без всяких упреков. Она будет стараться отплатить ему за это до конца своих дней.

А Тамарикс? Как сложилась жизнь у нее?

Они с Гастоном продолжали жить в Сент-Обин Парке, Гастон много внимания уделял самой миссис Сент-Обин, которая была от него в восторге. С Криспиному них сложились прохладные отношения. Я полагала, что Криспин в чем-то подозревает Гастона, уж очень поспешной была свадьба!

Мне было интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что Рэчел ожидает ребенка от Гастона?

Несколько лет назад я отчетливо поняла отвратительную сторону жизни. Теперь, кажется, я расширила свои познания в этой области!

Рэчел, конечно, вышла замуж при необычных обстоятельствах, а Тамарикс? Как сложится ее жизнь с таким человеком, как Гастон?

Я часто думала о тех девочках, которыми мы были на балу, — мечтавших о «выходе в свет», ухаживаниях, свадьбах и счастливой жизни!

Осуществятся ли эти мечты?

Что будет с Рэчел и с ее еще не родившимся ребенком? Дэниэл, добрый Дэниэл, каким бы самоотверженным он ни был, конечно, когда родится ребенок, будет думать о связи Рэчел с Гастоном!

А Тамарикс? Ей предстоит всю жизнь жить с человеком, который, уверяя ее в своей бессмертной любви, одновременно занимался любовью с ее подругой…

Криспин относился к Гастону с такой неприязнью, что я начала подозревать, не обнаружил ли он чего-нибудь. Мне казалось, что Гастон способен на любой обман. Существовали ли огромные поместья во Франции и Шотландии? Не хотел ли он заполучить состояние Тамарикс, пока не обнаружилось, что он не тот, за кого себя выдает?

Все это казалось мне вполне правдоподобным.

Я зашла навестить Тамарикс. Она немного изменилась и как будто повзрослела. Много смеялась и светилась весельем, но мне показалось, что это было напускное веселье. Она повторяла много раз, что ее жизнь — замечательна, но не пыталась ли она сама себя убедить в этом?

Я спросила ее, собираются ли они с Гастоном постоянно жить в Сент-Обин Парке?

— О нет! Мы думаем об этом, но все не можем выбрать, где нам жить! До тех пор, пока не решим, будем в Сент-Обине!

— Это, наверное, правильно. Вы же не собираетесь жить за границей, правда? В этих поместьях во Франции?

— О, ты забыла! Гастон их продал. Мы можем здесь купить другое поместье!

— А в Шотландии? — продолжала я.

— Те тоже продаются. Пока мы будем жить здесь. Маме это приятно: она обожает Гастона!

— А Криспин?

— О, ты же знаешь Криспина! Он никем не увлечен, кроме своего поместья!

Что это? Она была счастлива или за напускной веселостью скрывалась тревога?

Что же касалось меня, то мое будущее представлялось мне весьма туманным. Тетушка Софи думала, что в Сент-Обине будет вестись светская жизнь, устраиваться балы, на которых будут лучшие женихи. Свадьба Тамарикс разрушила ее планы.

Мною занялась мисс Хетерингтон. Она заявила, что я должна участвовать в общественной жизни Харперз-Грина. Это значило, что я обязана вступить в швейный кружок, шьющий одежду для африканских бедняков: кроме того, помогать в проведении благотворительных базаров и церковных праздников; стать членом группы по расстановке цветов в церкви и, наконец, принять участие в состязании на лучший торт!

Тетушка Софи и удивилась и призадумалась: не такое будущее планировала она для меня.

Я сказала ей:

— Все это хорошо, но я чувствую, что должна заняться какой-то работой, чтобы крепко встать на ноги. Ведь не могу же я все время жить за ваш счет и истощать ваш кошелек!

— Истощать мой кошелек? Что за вздор!

— Но вы же не так хорошо обеспечены! Я для вас все-таки обуза!

— Ничего подобного! Ты — моя награда!

— А вы — моя любимая, — ответила я. — И все же я хочу заняться чем-нибудь, чтобы зарабатывать деньги. Вы и так много даете мне!

— Ты тоже мне много даешь. Но я тебя понимаю! Ты не хочешь выглядеть смешной мученицей деревенской.жизни, как Мод Хетерингтон!

— Я думала уже о должности гувернантки или компаньонки!

Тетя Софи пришла в ужас:

— Согласна, что благородная юная леди мало чему научена! Но я не вижу тебя в роли гувернантки какого-нибудь капризного ребенка или компаньонки старой раздражительной леди!

— Ну, какое-то время это может быть и интересным! В конце концов, я смогу бросить работу, если мне не понравится, у меня есть немного собственных денег.

— Выкинь эту мысль из головы. Мне тебя будет очень недоставать. Что-нибудь решим!

Приближалось время рождения ребенка Рэчел. Я зашла проведать ее. Она была спокойна и счастлива.

— Я рада этому ребенку и уже люблю его, Фредди. Это странно, когда подумаешь…

— Вовсе не странно! Это естественно. Это твой ребенок, а когда он родится, то и Дэниэл полюбит его! Только мы трое знаем о нем и никому никогда не скажем!

— Тайна, — сказала она, — которая никогда не должна быть раскрыта…

Мысленно я немедленно перенеслась к картинке с семью сороками в коттедже сестер Лейн.

— Старый стишок, — произнесла я.

— Знаю, — ответила Рэчел. — Меня всегда интересовало, что это за тайна. Как ты думаешь, что имеется в виду в этом стишке?

— Любая тайна, полагаю.

Этот разговор напомнил мне, что я давно не навещала Флору. Бедная! Течение времени ничего не значило для нее! Она пребывала в прошлом!

Рэчел продолжала:

— Я пытаюсь забыть о тех днях. Это было безумством, теперь-то я понимаю! Я думаю, он женился на Тамарикс из-за ее денег!

— Бедная Тамарикс!

— Да. Теперь я могу это сказать.

— А у тебя, Рэчел, есть человек, любящий тебя по-настоящему!

Она кивнула. Я поняла, что она не до конца счастлива, но это уже была не та Рэчел, которую я нашла в конюшне с веревкой в руках.

Вскоре после этого я опять заглянула к Тамарикс. На ней было бледно-лиловое платье с кружевами, и выглядела она превосходно.

— А чем ты теперь занимаешься, Фредди? — спросила она.

— Я только что из швейного кружка. Она скорчила гримасу.

— Потрясающе, — иронически фыркнула она. — Бедняжка! Подозреваю, что Мод Хетерингтон отпускает тебя с трудом!

— Она строго следит за нашей работой.

— Как долго ты собираешься позволять ей командовать собой?

— Не очень долго. Я подыскиваю себе работу.

— Какую?

— Еще не решила. Что делают люди, имеющие хорошее образование и не имеющие средств? Не знаешь? Так тебе скажу. Они становятся гувернантками или компаньонками! Это очень скромное положение, но, увы, единственно доступное!

— О, замолчи, — почти закричала Тамарикс. — Смотри, вот и Криспин!

Он вошел в комнату и поздоровался со мной.

— Я увидел, что ты пришла повидаться с Тамарикс!

— Она как раз говорит, что думает стать чьей-нибудь гувернанткой или компаньонкой, — сообщила ему Тамарикс.

— Присматривать за чужими детьми или прислуживать какой-нибудь старухе?

— Обучение детей — не самый плохой труд, и он привесит свои плоды!

— Детям, которые извлекут пользу из твоей работы, может быть. Но для тебя? Когда гувернантка больше не нужна, ее увольняют!

— Но ведь это относится к любой работе!

— Время, когда требуется гувернантка, ограничено. Я бы не рекомендовал тебе эту карьеру!

— Выбор-то у меня невелик: или гувернантка, или компаньонка!

— Второе еще хуже, чем первое! Те, кому нужны компаньонки, обычно капризны и требовательны.

— Но могут же и среди них быть приятные люди?

— Я бы не выбрал себе такую работу, будь я молодой женщиной!

— Ах, но ведь вы же не молодая женщина!

Тамарикс рассмеялась. Криспин пожал плечами, и мы оставили эту тему. Вернувшись в Роуэнз, я села у окна и долго с грустью глядела на Холмистый лес.

Как-то я была в церкви, помогая украсить ее цветами. Работой руководила Милдред Клавье, у которой в роду были французские корни и которая обладала поэтому отменным вкусом. Я чувствовала себя усталой, не физически, а морально из-за бессмысленности своего существования. По двадцать раз на дню я спрашивала себя, что же делать дальше?

В гостиной тетушка Софи пила чай. К моему удивлению, с ней сидел Криспин, и они оживленно беседовали,

— А, вот и Фредерика, — обрадовалась тетушка. — Мы тут говорили с мистером Сент-Обином, и у него есть идея!

— Простите, что помешала вам! Я не знала, что у вас гость!

— Это касается тебя. Проходи и садись. Я налью тебе чашечку чая?

Тетушка Софи налила мне чай и улыбнулась Криспину.

— У меня есть идея, — сказал он. — Думаю, это тебя заинтересует. Ты, наверное, слышала о семье Меретов? Это один из двух управляющих имением. Его жена, миссис Мерет, очень помогала ему в работе. Так вот, в конце следующей недели они уезжают в Австралию. Его брат держит там ферму и уговорил их присоединиться к нему. Наконец они решились!

— Я что-то слышала об этом, — сказала я.

— Славный малый этот Мерет. Кто-то займет его должность, но дело не в этом. Дело в миссис Мерет. Она очень помогала ему в работе, а следовательно, и нам.

— Жены часто помогают, но им редко воздается должное, пока они живы! — заметила тетушка Софи.

Криспин неохотно улыбнулся.

— Да, пожалуй, это так. Мерет был великолепным работником, но и миссис Мерет имела свое лицо. Она — женщина с характером. Мерет бывал иногда несколько грубоват. Он много говорил и не умел слушать людей, а миссис Мерет знала, как нужно обращаться с ними. Она также прекрасно знала, как сохранить коттеджи… Те коттеджи елизаветинских времен, что на окраинах поместья. Она сделала все, чтобы они не потеряли очарования старины, тогда как сам Мерет мог, экономя деньги на ремонте, повредить им. Миссис Мерет заставляла арендаторов гордиться своими усадьбами и делать все для их сохранности. Понимаешь?

Тетушка Софи, откинувшись, сидела в кресле и выглядела чопорной дамой, а я раздумывала, к чему это он клонит?

— Дело в том, что услышав твои разговоры о работе, я подумал, что это подойдет тебе!

— Подойдет мне? Что вы хотите сказать?

— Я подумал, что ты могла бы выполнять работу миссис Мерет. Заботиться о сохранности зданий, а главное — иметь контакт с арендаторами. Обращаться с ними вежливо и тактично и во всем помогать Джеймсу Перрину, который занял должность мистера Мерета. Что ты об этом думаешь?

— Это просто потрясающе! Я плохо представляю, что от меня ожидается, и не уверена, что справлюсь.

— Ну, ты же всегда интересовалась старинными зданиями, — сказала тетушка Софи. — И с людьми всегда ладила неплохо!

— Попытайся, — предложил Криспин. — Если тебе не понравится, ты сможешь бросить в любое время. О жалованье можно договориться с Томом Мэссоном, он этим занимается. Почему бы не попробовать? Полагаю, это тебе понравится больше, чем утомительные дети или ворчливые старухи!

— Мне бы надо побольше знать, чтобы выполнять такую работу!

— Это мы увидим. Думаю, что работа тебя заинтересует. Ведь некоторые строения в поместье существуют несколько веков. Наша задача — сделать так, чтобы в них было удобно жить, и в то же время, чтобы они не потеряли очарования старины. Если все это разъяснять людям, они начинают ценить старинные места. А в старину умели строить! Посмотри, как они сохранились на протяжении стольких лет!

— Не представляю, что я смогу делать.

— Все очень просто. Ты узнаешь людей. Обойдешь всех с официальным заданием, а они тебе будут рассказывать о своих домах, предъявлять требования и претензии. Ты должна слушать их с вниманием и сочувствием. Мы все дома должны содержать в порядке. Они сами будут тебе подсказывать, где требуется наше вмешательство. Ты же им будешь объяснять, почему нужно сделать так, а не иначе. Увидишь. Во всяком случае, ты не поймешь, хочешь ли заниматься этим, пока не попробуешь. Не так ли?

— Мне кажется, это очень интересно, — сказала тетушка Софи.

— Когда вы хотите, чтобы я начала?

— Чем скорее, тем лучше. Почему бы тебе не увидеться с Томом Мэссрном и Джеймсом Перрином? Они все расскажут в подробностях.

— Благодарю вас, — сказала я. — Очень любезно, что подумали обо мне!

— Разумеется, я думал о тебе, — ответил Криспин. — Нам нужно, чтобы кто-то выполнял работу миссис Мерет.

Когда он ушел и затих топот копыт, тетушка Софи рассмеялась.

— Ну, что ты думаешь об этом?

— Я с трудом могу поверить!

— Кажется, должность подходящая!

— Изумительная! Но как же я все узнаю об этих строениях? — А почему бы и не узнать? Да, загадочный он человек!

— Что вы хотите этим сказать?

— Непонятно, чего он добивается. По-моему, почти за всем, что он делает, что-то стоит!

— Ну, и что же стоит за этим предложением?

Тетушка Софи проницательно посмотрела на меня.

— Мое мнение таково — он проявляет к тебе явный интерес! Ему не понравилась мысль о твоем отъезде.

— Вы хотите сказать, что он придумал эту должность, только чтобы удержать меня здесь? Звучит несколько безумно, особенно из ваших уст, тетя Софи!

— У него свои причины. Я уверена, что он считает обязанным наблюдать за тобой. Когда-то в прошлом…

— Вы имеете в виду Холмистый лес?

— Этого, кажется, никто из нас не забудет, и он в том числе. Скажем так, из-за того, что случилось, он проявляет к тебе особый интерес и не может допустить, чтобы ты совершила опрометчивый поступок!

— Быть гувернанткой — опрометчивый поступок?

— Он так считает, а он спас тебя, помни. После подобных случаев люди чувствуют себя ответственными за судьбу спасенных!

— Трудно себе представить, что он испытывает очень сильные чувства к чему-либо, кроме поместья!

— А он сейчас и думает о поместье… О своих драгоценных коттеджах елизаветинских времен и всем прочем… Немного подумав, я изрекла:

— Признаюсь, меня все это заинтересовало…

— Меня тоже, — ответила тетушка Софи.

На следующий день я пошла в контору поместья Сент-Обин, чтобы увидеться с Томом Мэссоном. Это был высокий человек средних лет, с довольно резкими манерами.

— Мистер Сент-Обин предупредил меня, что вы придете. Он считает, что миссис Мерет прекрасно помогла своему мужу, а это так и есть. Нам будет недоставать ее. Вы будете работать у Джеймса Перрина кем-то вроде ассистентки. Вскоре подойдет миссис Мерет, и вы побеседуете с ней о ваших обязанностях.

— Это очень хорошо. Сейчас мне не очень ясно, что от меня требуется!

— Думаю, вы не сочтете свою работу сверхтрудной! Миссис Мерет с ней справлялась превосходно. Лучше вы поговорите с ней, а тем временем мы уладим все остальное.

Он рассказал о распорядке дня. Часы работы будут неопределенными. Меня могут вызвать в любое время дня и обязательно должна быть возможность застать меня при необходимости. Мне предоставят лошадь, а если потребуется, пони и двуколку. Мы обсудили вопрос о жаловании, и он поинтересовался, будут ли вопросы. Вопросов не возникло, зато было чувство, что я должна еще так много узнать!

Пришла миссис Мерет.

— О, здравствуйте, мисс Хэммонд! Я слышала, вы собираетесь заняться моей работой?

— Да, и я бы очень хотела узнать, что я должна делать? Мне еще не совсем ясно!

У нее было очень приятное лицо и хорошие манеры. Я поняла, почему ее любят.

Миссис Мерет сказала:

— Началось это так. Я стала помогать мужу и обнаружила, что не у всех арендаторов одинаково бережное отношение к доверенной им собственности. В поместье есть несколько уже отреставрированных коттеджей, которые требуют к себе особенно пристального внимания. Некоторые арендаторы считают, что коттеджи принадлежат им, пока они работают в поместье, и относятся к своему жилью безразлично. Ваша задача — следить за тем, чтобы коттеджи содержались должным образом, и не допускать, чтобы отдельные неполадки стали неисправимыми. Вы должны принимать жалобы арендаторов, но суметь отличить их от обычных придирок. А для этого вам нужно получше узнать людей, чтобы различить, у кого действительно возникли какие-то неприятности с жильем, а кто просто ворчит и жалуется по привычке. Я всегда пыталась сделать так, чтобы люди были довольны и счастливы, а еще учила их гордиться тем местом, в котором они живут. Людей здесь много. В мои обязанности входило также обеспечить им на Рождество корзину с лакомствами и подарками. Я обнаружила, что у некоторых сундуки забиты шерстяными одеялами, которые они получали из года в год, когда было плохо с углем, следовательно, нужно проследить, чтобы больше они одеял не получали, а получили в подарок действительно необходимую и приятную вещь. Конечно, есть среди арендаторов и попрошайки, но есть и гордые люди, которые никогда ничего не попросят. Ваша задача — выяснить их нужды. Ну как, вам понятно?

— О да, разумеется!

— Вы узнаете их всех со временем. Наша цель, — чтобы все в поместье жили счастливо, тогда и работать они будут хорошо. Я дам вам свои тетради, в них записаны некоторые сведения о наших людях.

— Благодарю вас.

— Не стоит! У вас будет масса дел. Мистер Перрин найдет вам работу! Мой муж всегда находил ее для меня. Мистеру Перрину действительно нужна ассистентка, и я уверена, что вы будете заняты сверх головы!

— Мне кажется, это довольно необычная работа!

— Для женщины, хотите сказать? Мужчины иногда думают, что мы с ней не справимся. Но мистер Сент-Обин так не считает. Он говорит, что женщины более чутки и лучше понимают людей, да и женский инстинкт чего-то стоит! Я уверена, вы будете успешно работать!

Миссис Мерет протянула мне тетради. Я бегло их просмотрела и увидела краткое упоминание о Тутовом коттедже.

— Это дом сестер Лейн?

— Бедная Флора! Я немного имела с ними дел. Мистер Сент-Обин сам опекает их. Таково его желание.

— Я знаю, он очень внимателен по отношению к ним!

— Миссис Люси одно время была его няней, а мисс Флора — до этого. Печальная история.

— Вы, должно быть, давно их знаете?

— С тех пор, как вышла замуж и приехала сюда.

— И вы всегда знали мисс Флору именно такой, как сейчас?

— О да! С ней это случилось, когда мистер Сент-Обин был еще младенцем.

— Я часто думаю, нельзя ли что-нибудь сделать для мисс Флоры?

— А что, по-вашему, можно для нее сделать?

— Интересно, а нельзя ли довести до ее ума, что кукла, которой она так дорожит, всего лишь кукла, а не ребенок?

— Не знаю. Конечно, ее сестра могла это сделать, если бы считала, что это принесет какую-нибудь пользу. Она прекрасно ухаживает за ней!

Я поинтересовалась, как миссис Мерет относится к своему отъезду.

— У меня смешанное чувство. Муж горит желанием уехать. Он считает, что там перед нами откроются большие возможности! Его брат уехал, купил землю, и сейчас его владения процветают. Земля там дешевая, и, если хорошо работать, говорят, можно добиться больших успехов.

— Это большой соблазн, полагаю, — сказала я.

Она согласилась.

Пришел мистер Перрин, и мы долго беседовали с ним. Он был молод, лет двадцати с небольшим. На его лице сияла широкая дружелюбная улыбка, и я сразу поняла, что мы с ним сработаемся,

Он сказал;

— Вы будете помогать мне составлять отчеты. Не то что бы у нас их было много, но время от времени бывают, а я на силен в цифрах! Есть еще и письма. Мерет сказал, что дел будет полно и без помощника мне не обойтись.

— Боюсь, что у меня нет опыта.

— Ну, я уверен, что мы поладим, а опыт придет!

Когда я пришла домой, тетушка Софи уже сгорала от нетерпения. Я сказала ей, что работы действительно будет много и ее мысль, что Криспин просто хочет удержать меня здесь, лишь полет ее фантазии.

— Это не синекура, — твердо сказала я. — Думаю, я буду очень занята.

— Ну и хорошо, я довольна, — ответила она. — Я, конечно, не хотела, чтобы ты уезжала и не считала, что работа гувернантки — твое призвание!

VI. ДАНИЕЛА

Я начала работать в поместье Сент-Обин. В первое утро Джеймс Перрин был очень внимателен ко мне. Мне дали прочесть кое-какие документы, просмотреть несколько отчетных книг и написать несколько писем (конечно, под его руководством!).

Джеймс показал мне карту поместья, которое оказалось гораздо более обширным, чем я предполагала.

— Почему бы вам не объезжать коттеджи верхом? — предложил Джеймс. — Вы знаете, есть ряд коттеджей времен Тюдоров на окраине поместья, их и надо посетить в первую очередь. Вы можете сказать людям, что теперь работаете вместо миссис Мерет. Ее все очень любили. Она умела проявить сочувствие к людям, и вы, как я думаю, тоже. Конечно, поэтому мистер Сент-Обин и выбрал вас для этой работы. На первый раз я поеду с вами и представлю вас!

Я подумала, что это отличная идея.

— Каких лошадей вы любите? — спросил он по дороге в конюшню.

— Не слишком резвых! Я только один раз ездила верхом, с тех пор как переехала в Харперз-Грин. Это было более пяти лет назад!

— Все ясно! Ладно, подберем вам то, что нужно! Лошади скоро вас узнают, вы можете целиком довериться опыту Дика и Чарльза, они знают, какая лошадь лучше всего подойдет вам!

Вскоре мы ехали верхом по поместью. Он показал мне несколько интересных мест, о которых, как он считал, я должна знать.

— В это поместье вложено немало труда, — сказал он. — Я здесь давно не был, но вижу, что мистер Сент-Обин — рачительный хозяин. Его отец несколько запустил дела…

— Да, я слышала об этом.

— Для поместья очень даже хорошо, что мистер Сент-Обин не похож на своего отца. Большинство домов здесь принадлежит Сент-Обинам, но его отец продал несколько ферм, например, Гриндлам. Купив ферму, Арчи Гриндл привел ее в прекрасное состояние и получал неплохие доходы.

— Он недавно женился на тете моей подруги, — сообщила я.

— О да. Он переехал в Бэлл-Хаус, но его сыновья хороша управляются с фермой. Посмотрите, мы подъезжаем к коттеджам времен Тюдоров, которыми мы сегодня и займемся,

При солнечном освещении красно-кирпичные коттеджи с решетчатыми окнами и выступающими фронтонами выглядели весьма привлекательно. Их было шесть и у каждого свой участок земли. Я видела их много раз. Их называли Старыми коттеджами.

— Они прекрасны, — сказала я.

— Тогда умели строить. Только подумайте, как все эти годы они противостояли всем стихиям… такие маленькие… Они чудесны. Правда, некоторые жалуются, что в них темновато.

— Можно расширить окна…

— Что вы, это было бы преступлением, нарушится стиль.

— Согласна. Разумеется, приятно жить в светлом доме, но придется мириться с этим неудобством ради сохранения духа эпохи!

— Вы вскоре познакомитесь с арендаторами. Мистер Сент-Обин любит, чтобы им были довольны. Он говорит, что это лучший способ заставить их хорошо работать. Большинство арендаторов работают на фермах и живут в арендованных отреставрированных коттеджах. Но самые преданные старые работники получают право жить в коттеджах до конца своих дней, даже когда они не в состоянии работать. Сначала заглянем к миссис Пейн. Она дома: бедняга прикована к постели. Ее муж работал в поместье, а она была кухаркой в доме. Миссис Пейн очень радуется, когда ее навещают! Дверь большую часть дня закрыта, но в полдень невестка приносит ей горячее молоко. Она немного любит поскулить, но кто из больных стариков этого не любит? Он поднял задвижку и позвал:

— Миссис Пейн! Это Джеймс Перрин и мисс Хэммонд. Можно войти?

— Кажется, вы уже вошли, — раздался высокий голос. Джеймс Перрин усмехнулся.

— Ну, ладно, скажите лучше, что вы рады нас видеть!

— Проходите, — согласилась хозяйка, — и закройте дверь!

Кровать стояла так, что старушка могла смотреть в окно. Миссис Пейн была очень старой с морщинистым лицом и седыми волосами, заплетенными в две косы. Она полулежала, опираясь на подушки.

— Так миссис Мерет уезжает в Австралию? Глухое место! Туда обычно ссылают заключенных.

— Это в прошлом, миссис Пейн, — весело ответил Джеймс. — Сейчас это вполне цивилизованная страна! В конце концов, и наши предки когда-то мало отличались от обезьян и жили в пещерах!

— Да ну вас, — сказала миссис Пейн и пристально посмотрела на меня. — Я любила миссис Мерет. Она всегда внимательно выслушивала меня!

— И я обещаю вас выслушивать, — заверила я.

— Жаль, что она уезжает!

— Я займу ее место. Буду почаще заходить к вам! Джеймс принес два стула и мы сели возле кровати. — Вы теперь будете излагать все свои жалобы мисс Хэммонд, — сказал он.

— Хорошо. Передайте этой миссис Портер, что мне не нравятся пироги из обдирной муки. Я люблю симпатичные вкусные сэндвичи с джемом, но в джеме не должно быть мелких косточек: они попадают мне под зубы!

Я записала это в тетрадь, которую принесла с собой.

— Какие новости, миссис Пейн? — осведомился Джеймс и, повернувшись ко мне, пояснил:

— Миссис Пейн просто источник информации! Люди приходят навестить ее и рассказывают все, что происходит вокруг.

— Да, это верно. Я люблю слушать обо всем, что происходит. В прошлую субботу ночью была неприятность. Это Шейла…

— О, Шейла! — Джеймс еще раз повернулся ко мне. — Шейла Джентри из крайнего коттеджа. Ее мать умерла около девяти месяцев назад, и Гарри Джентри еще не оправился от этого.

— Он очень беспокоится о Шейле, — объяснила миссис Пейн, — и не напрасно! Она кокетничает со всеми, а ведь ей нет и пятнадцати! Да, у него с ней будет много хлопот, и этот день не за горами!

— Бедный Гарри! Это один из конюхов. Помещения для конюхов сейчас переполнены, поэтому он живет в коттедже. Мы зайдем к нему, хотя вряд ли он дома. Ну вот, миссис Пейн, вы познакомились с нашей юной леди.

— Да, она молода, — заметила миссис Пейн, как будто бы меня здесь не было.

— Ее молодость не помешает ей выполнять порученную работу!

Старуха проворчала:

— Ну, ладно. Запомните, дорогая, что у меня скоро день рождения и мне, как всегда, из барского дома пришлют пирог. Так вот скажите им, чтобы никакой обдирной муки! Сэндвичи с джемом без косточек!

— Хорошо, я передам ваше пожелание!

Дверь отворилась, и в комнату заглянула женщина.

— Как поживаете, миссис Грейс? — спросил Джеймс.

— Замечательно, сэр! Не буду вам мешать.

— Все в полном порядке. Мы уже уходим, у нас сегодня еще много дел!

Миссис Грейс вошла, и Джеймс представил ее.

— Это жена главного садовника и невестка миссис Пейн.

— А вы племянница мисс Кардинхэм? Я помню, как вы приехали сюда!

— Мне было около тринадцати лет!

— Ну, теперь-то вы уже местная жительница!

— Конечно, я так себя и чувствую!

— Мы должны идти, — сказал Джеймс.

Я попрощалась за руку с миссис Грейс, и мы отправились дальше.

— Бедная старушка. Наверное, очень тяжело быть прикованной к постели?

— Невестка присматривает за ней и, думаю, ей даже нравится, что за ней ухаживают! Посмотрите! Это коттедж Уилберсов. Дик — плотник, а Мэри работает на кухне. Сомневаюсь, что мы застанем их дома.

Так и оказалось.

— А вот это дом старого Джона Крега. Уж этого-то мы обязательно застанем в саду! Он работал садовником до последних лет, а теперь все время копается в своем собственном саду.

Мы зашли в сад, где пышно цвели сортовые розы, а на грядках росли различные овощи. Джон пожаловался, что старый дуб затеняет овощи, а подстричь его он сам не может, так как для этого надо забираться по лестнице, а его ревматизм уже не позволяет ему делать это.

Я записала его просьбу и пообещала попросить садовников помочь ему.

Мы пошли к коттеджу Джентри. Шейла была дома одна. Это была очень хорошенькая девушка с каштановыми кудрявыми волосами и озорными глазами. У меня создалось впечатление, что она ищет приключений.

— Думаю, нам удастся пристроить ее на работу в господском доме. Ее мать работала там иногда, кажется, она была неплохим кондитером, — рассказывал мне Джеймс.

Шейла впустила нас в дом и сказала, что отец на работе а она одна. Приглядываясь ко мне, девушка сообщила, что бросила школу и помогает отцу по дому, но не хочет этим заниматься вечно.

Когда мы ушли, Джеймс заметил:

— Вы представляете, каково Гарри с этой девчонкой?

Когда мы отъехали от Старых коттеджей, я спросила;

— А что вы можете сказать о доме сестер Лейн?

— О, здесь особый случай. Вы знаете о Флоре?

— Конечно. Я часто у них бывала. Заедем к ним?

— Почему бы и нет?

Я была уверена, что Флора-то уж обязательно будет дома, если не будет Люси.

— За ними присматривает сам мистер Сент-Обин. У него к ним особое отношение: ведь они обе были его нянюшками!

— Я это знаю!

Мы прошли в сад. Флора сидела там. Она, кажется, удивилась, увидев нас вместе.

— Флора! Я пришла сегодня как официальное лицо!

Она смотрела на меня, ничего не понимая.

— Я слышала, вы получили работу, — произнесла Люси, вышедшая из дома. — Нас не надо принимать в расчет.

— Да, мы знаем, мистер Сент-Обин сам заботится о вас, — ответил ей Джеймс.

— Он действительно заботится!

— Я хотела, чтобы вы знали, что теперь я выполняю работу миссис Мерет, — объяснила я.

— Это мило, — как всегда заметила Люси. — Она была такая славная женщина и никогда не совала свой нос в чужие дела… если вы понимаете, что я имею в виду.

Я поняла. Слишком уж много любопытства проявляла я к ним. Особенно к Флоре.

Джеймс Перрин очень много помогал мне в первые дни работы. Он всячески давал понять мне, что я необходима и мой труд приносит пользу. Джеймс занимал небольшую квартирку в доме, где помещалась контора поместья. Коттедж Меретов ремонтировался для супружеской пары, которая готовилась поселиться в нем.

Работа увлекала меня все больше. Мне нравилось трудиться на благо такого прекрасного поместья, и теперь я понимала Криспина, который был буквально поглощен работой.

Я приходила домой и рассказывала тетушке Софи разные увлекательные подробности, а она внимательно слушала меня.

— Все эти люди работали здесь. Подумать только! Это дает им средства для существования. А сколько еще таких, как миссис Пейн, за которыми присматривает так называемое поместье, а попросту — мистер Сент-Обин! Да он великий благодетель! — говорила тетушка Софи.

— О да, он содержит поместье в образцовом порядке! Вообразите себе, на что это было похоже, пока он не взял дело в свои руки! Его отец все запустил, и эти люди могли лишиться крова и средств к существованию!

— Он привык появляться в нужный момент! — спокойно заметила тетушка.

Однажды Криспин зашел в контору и увидел, что я сижу за своим столом рядом с Джеймсом и просматриваю вместе с ним отчетные книги.

— Доброе утро! — сказал он и, обратившись ко мне, спросил:

— Все в порядке?

— Все прекрасно! — ответил за меня Джеймс.

— Мистер Перрин очень любезен и многому научил меня! — добавила я.

— Очень хорошо, — произнес Криспин и вышел.

На следующий день мы с Джеймсом отправились на одну из ферм.

— Там повреждена крыша, — пояснил мне Джеймс. — Мы посмотрим, а вы заодно познакомитесь с миссис Дженнингс. Это ваша работа — быть в хороших отношениях с женами арендаторов!

По дороге мы снова встретили Криспина.

— Мы едем на ферму Дженнингсов, — объяснил ему Джеймс. — Там прохудилась крыша.

— Понятно, — ответил Криспин и распрощался.

На следующий день я ехала к коттеджам, чтобы увидеться с Мэри Уилбэр, ошпарившей руку на кухне Сент-Обина.

Ко мне подъехал Криспин.

— Доброе утро! Как поживает миссис Уилбэр?

— Она еще в шоке. Ошпарилась довольно сильно.

— Я заходил в контору, и Перрин сказал, что ты уехала к ней. Я хотел бы знать, как у тебя идут дела. Не могли бы мы где-нибудь пообедать вместе… где-нибудь, чтобы свободно побеседовать? Не против?

Я обычно брала с собой сэндвичи и съедала их в конторе. На кухне у Джеймса всегда можно было приготовить себе чашку чая или кофе. Когда он находился в конторе, то всегда присоединялся ко мне.

— Это было бы очень хорошо, — любезно ответила я.

— Я знаю одно место по дороге в Дивайзиз… Поедем туда, и ты расскажешь мне, как идут дела.

Настроение мое поднялось. Иногда я верила, что мгновенная реакция тетушки Софи на его предложение о работе была правильной и что он действительно не хотел, чтобы я уехала. А иногда считала, что моя работа необходима для его поместья, и он сам совершенно равнодушен ко мне. А сейчас он предложил мне пообедать с ним! Может быть, тетушка Софи все же права?

Дорога проходила мимо Холмистого леса, а это место всегда сильно действовало на меня. Мы оба не произнесли ни слова, проезжая через него. Деревья стояли мрачные, сквозь их листву виднелись курганы. Я подумал, что никогда не забуду это место. Все, что здесь произошло, оставило неизгладимое впечатление и всегда будет со мной.

Криспин заговорил первым:

— Я приглашаю тебя в таверну «Маленькая лисичка». Ты ее видела? Там снаружи на указательном столбе есть изображение очень милой лисички.

— Да, я, кажется, ее знаю. Она стоитв стороне от дороги?

— У них там есть место для лошадей, а нас вкусно покормят!

Он оказался прав. Нам предложили простую, но достаточно вкусную пищу. Мы заказали на закуску ветчину.

— Хозяева сами ее делают, — сказал Криспин. — У них есть небольшая ферма, они держат скот и выращивают овощи.

К ветчине подали салат, помидоры и картофель. Криспин спросил, не хочу ли я вина или сидра, но я отказалась от вина, объяснив, что оно нагоняет на меня сонливость, а у меня еще много работы.

Он улыбнулся.

— Это относится к нам обоим. Возьмем сидр! — За едой он спросил:

— Теперь расскажи мне, как тебе работается?

— Прекрасно, благодарю вас! Мистер Перрин очень добр и помогает мне!

— Я заметил, что вы хорошо работаете вместе!

Я спокойно посмотрела на него и ответила:

— Однако иногда я чувствую…

— И что же ты чувствуешь?

— Миссис Мерет помогала своему мужу, как и многие жены. На самом деле это ведь не была ее работа, она лишь помогала…

Криспин вопросительно поднял бровь.

— Не думаю, что ты ей польстила!

— Я знаю, она имела популярность, и работа у нее шла гладко, но иногда у меня возникает чувство, что работа, которую я делаю, на самом деле придумана, чтобы занять меня…

— Ты хочешь сказать, что недостаточно занята? — Нет, не то. Просто мне кажется, что моя должность несколько надуманна… Вы что, действительно считаете, что кому-то нужно объезжать коттеджи и выяснять, что миссис Пейн любит сэндвичи с джемом без косточек?

— Ты только это и обнаружила?

— Ну, не только это, но много подобного вздора!

Криспин засмеялся.

— Может быть, это смешно, — поспешно промолвила я, — но я хотела бы, чтобы вы сказали откровенно, действительно ли я делаю нужное дело, или… вы просто пожалели меня. Вы же знали, что я искала работу!

— Твоя тетушка не хотела, чтобы ты уезжала.

— Не хотела. А я не хотела оставаться ей обузой!

— Обузой? Я всегда считал, что ей доставляло радость твое присутствие в доме!

— Она небогата…

— Не знал, что у нее денежные затруднения.

— Да нет у нее никаких затруднений! Она вполне обеспечена.

— Тогда почему ты должна быть для нее обузой?

— Это…

— Твоя гордость? — спросил Криспин.

— Если хотите, да. У меня есть немного собственных денег. Дом матери продали, и деньги предназначались для моего обучения. Но мой отец выделил для этого средства, поэтому деньги от продажи вложили, и они дают небольшой доход.

— Так ты независима, — сказал он. — Однако деревенская жизнь, наверное, для тебя скучновата?

— Ну, должна же я чем-то заниматься? У вас поместье, и вы очень заняты. Вы можете понять, что я хочу делать нечто большее, чем расставлять цветы или шить для нищих.

— Я отлично понимаю!

— Расскажите же мне, в чем смысл моей работы у вас?

— Она тебе подходит больше, чем возня с визгливыми отпрысками!

— Хорошо воспитанные дети вовсе не визгливые отпрыски!

— Положение гувернантки недостойно для молодой гордой женщины. Я не мог позволить тебе оказаться ею. В моих силах было помешать этому!

— Вы не позволили этого?

— Я представлял, как это повлияло бы на тебя. Поверь мне, это не принесло бы тебе ничего хорошего.

— Откуда вы знаете?

— Кое-что дает жизненный опыт! Я всегда считал, что у гувернанток и компаньонок весьма печальная жизнь. Они полностью зависимы от настроения детей или требовательных стариков! Нет, сказал я, не такая жизнь нужна Фредерике Хэммонд!

— Поэтому вы и придумали эту должность?

— Это вполне достойная работа. Миссис Мерет доказала это, а так как мы ее потеряли, мне пришло в голову, что ты могла бы отлично пойти по ее стопам. Мне не пришлось придумывать должность: она уже была, и ты удивительно подходишь для нее.

Я недоверчиво посмотрела на Криспина, а он улыбнулся, протянул через стол руку и мягко похлопал по моей руке.

— Пойми, — сказал он, — у меня к тебе особый интерес!

— Из-за Холмистого леса?

— Вероятно, — ответил Криспин. Он убрал свою руку, как будто почувствовал какое-то неудобство. — Это все еще не дает тебе покоя?

— Временами я все вспоминаю…

— Например, сегодня утром, когда мы проезжали?

— Да.

— Как-нибудь на этих днях мы с тобой поедем туда. Мм постоим там, где это произошло, и выкинем все из памяти. Ты должна забыть об этом.

— Не думаю, что смогу забыть!

— Ну, ведь ничего же не случилось, правда?

— Он покончил с собой!

— Он был неуравновешенным человеком. Нельзя о таких людях судить по обычным меркам. То, что с ним произошло — к лучшему! Посмотри на Бэлл-Хаус! Хильда счастливо живет с новым мужем, Рэчел — тоже счастлива. Из зла получилось добро. Взгляни на это именно так!

— Да, вы правы!

— И я заставлю тебя забыть обо всем этом и перестать беспокоиться о том, что ты делаешь в поместье. Уверяю тебя, твоя работа нужна! Я ведь деловой человек и не буду попусту тратить деньги!

Криспин, который сидел передо мной, не походил на человека, которого я знала, и мне это было приятно. Конечно, он придумал эту работу потому, что не хотел отпускать меня отсюда. Что мог он знать о гувернантках и компаньонках? Наверняка очень мало.

— Есть имбирный пудинг с заварным кремом, пирог с яблоками и черной смородиной и бламанже. Я закажу себе пирог с яблоками. А ты?

— Я тоже.

Когда подали пирог, он сказал:

— Я хотел с тобой поговорить о Тамарикс. Ты не часто видишься с ней, не так ли?

— Да, я работаю, а она замужем.

— Разумеется. Мне немного тревожно за нее. Наверное, даже больше, чем немного!

— Почему?

— Мне кажется, там что-то не ладится.

— В каком смысле? Он нахмурился.

— Думаю, ее муженек не совсем тот, за кого себя выдает.

— Что вы имеете в виду?

— Вероятно, мне не следовало бы говорить с тобой об этом, но, думаю, ты могла бы помочь!

— Каким образом?

— Она могла бы довериться тебе, вы же были школьными подругами!

— Она обычно много говорила о себе, но в последнее время…

— Если вы снова станете ближе друг другу, она, может быть, снова будет делиться с тобой. Повидайся с ней и прощупай ее настроение! Мне кажется, все не так, как мы надеялись. В самом деле, я знаю… — помолчав немного, он продолжил:

— Мы с тобой прошли через испытание, о котором недавно говорили. Прав ли я, считая, что оно связывает нас особыми узами?

— Полагаю, да.

— Я в этом уверен. Видишь ли, нас всего трое, кто все знает: ты, твоя тетушка и я. И эта тайна должна быть сохранена. Всегда правильно то, что делается для общей пользы. А для тех, кто посвящен, это особое чувство!

— Да?

— Ты и я. — он тепло, почти трогательно улыбнулся мне.

Я быстро произнесла:

— Вы можете довериться мне!

— Прекрасно! Я с самого начала был недоволен этим браком. Во-первых, Гастон мне не нравился. Во-вторых, мне была непонятна эта поспешность. Правда, иногда мне казалось, что это просто романтическая чепуха… Исчез, чтобы обманом заставить ее бежать, и все прочее… Теперь я понял, что все иначе! Дело в том, что я навел справки! Нет никаких поместий ни во Франции, ни в Шотландии! Сомневаюсь, что и имя принадлежит ему. Я еще не все полностью проверил, но полагаю, что он — Джордж Марш, мошенник и авантюрист!

— Бедная Тамарикс! Она так гордится им!

— Она — глупенькая девочка. Ее легко провели. Этот лжец и плут, увы, ее муж. Он, конечно, понимал, что я наведу справки, вот и устроил этот побег до того, как я смог обнаружить правду. Теперь она его жена, и мы должны принять это. Разумеется, он может остепениться, мы должны дать ему этот шанс… Конечно, если она счастлива с ним… — он пожал плечами. — Я очень хочу узнать кое-что. Мне кажется, она не совсем счастлива. Может быть, она поняла, что он не тот замечательный человек, за которого себя выдает… Но он ведь может начать новую жизнь и остепениться…

— Вы готовы дать ему работу в поместье?

— Может быть, дойдет и до этого. Но я буду очень осторожен. Мне придется сначала убедиться в серьезности его намерений. Ты понимаешь, что в моих глазах он всегда будет оставаться подозрительным. Вот почему я и хочу, чтобы ты осторожно порасспросила Тамарикс. Попробуй узнать что у нее на душе. Действительно ли она любит его? Мы должны найти разумный выход из этой печальной ситуации.

Я подумала, что бы он сказал, узнай, что Гастон Марчмонт — отец ребенка Рэчел, который вскоре должен появиться на свет. Но я не имела права говорить об этом. Это тайна Рэчел, не моя, и я не могу ее разглашать.

Я сказала:

— Не уверена, что Тамарикс будет откровенничать со эмной.

— Ты можешь попытаться. Мне совершенно необходимо в точности выяснить, как у них обстоят дела. Очень боюсь, что может произойти неприятность.

— Сделаю все, что смогу, — пообещала я.

— Спасибо. — Криспин откинулся в кресле и улыбнулся мне. — Это, — сказал он, — была самая плодотворная часта моей утренней работы!

На следующий же день я отправилась повидаться с Тамарикс.

— Как поживаешь? — спросила я.

— Замечательно! Все прекрасно! А Гастон?

— Он так же чудесен, как и всегда! — она засмеялась, a я почему-то усомнилась в ее правдивости. — А ты работаешь, — продолжала она. — Занимаешься «налаживанием отношений с арендаторами», так это, кажется, называется? Звучит весомо! И у тебя хорошие отношения с Джеймсом Перрином?

— Кто это тебе сказал?

— Не делай такой виноватый вид. Или для этого есть причина? Ты же знаешь, как любят здесь посплетничать! Вас, говорят, часто видят вдвоем!

— Мы же вместе работаем!

— Звучит очень невинно.

— Да ладно тебе! Расскажи лучше о себе. Тебе нравится замужняя жизнь?

От меня не ускользнула едва заметная пауза, прежде чем она ответила:

— Это блаженство!

Стало понятно, что рассчитывать на откровенность не приходится. Даже если что-то не так, она еще не готова признаться в этом!

— Полагаю, у вас скоро будет собственный дом?

— Да, конечно! Но нам пока и здесь очень хорошо. Мама обожает Гастона, а он знает, как ей понравиться! Она бы подняла шум, намекни мы, что хотим уезжать.

— И где вы предполагаете жить, когда уедете?

— Мы думали об этом. Вероятно, сначала мы отправимся в путешествие. Гастон хочет показать мне Европу — Париж, Рим, Флоренцию и все остальное.

— Да, звучит грандиозно! Так замужняя жизнь действительно хороша?

— Я же сказала — замечательна! Почему ты все время спрашиваешь об этом?

— Прости. Я просто хотела удостовериться в этом.

— Ты подумываешь предпринять это сама? — лукаво спросила она.

— Эта мысль не приходила мне в голову по вполне очевидным причинам, — сдавленным голосом ответила я.

Визит к Тамарикс расстроил меня. В ней произошла перемена. Она была не совсем естественной, и инстинктивно я поняла, что она вовсе не легкомысленная девочка, уверенная, что все в мире создано только для нее. Гастон Марчмонт, волокита, полностью одурманил и Тамарикс, и Рэчел. Этот жулик умел внушать к себе доверие. Криспин слишком поздно понял, что он собой представляет! Бедная Тамарикс! Рэчел, по крайней мере, любима хорошим человеком, но и она не была полностью счастлива по вине этого проходимца!

Я возвращалась в контору. Мой путь проходил мимо старых коттеджей. Я не переставая думала о Тамарикс и Криспине, тревожившемся о ней. Приблизившись к коттеджам, я, к своему удивлению, увидела Гастона. Он стоял у коттеджа Джентри и беседовал с Шейлой. Увидев меня, он подошел и весело произнес:

— Привет!

— Добрый день! А я только что от Тамарикс.

— Хорошо. Это, наверняка, было ей приятно! Вы теперь очень занятая леди, и это вам идет! У вас цветущий вид!

— Благодарю вас, — сдержанно ответила я.

— Могу я проводить вас?

— Я иду в контору.

— Отлыниваете от работы?

— Вовсе нет. У меня нет строго установленных часов работы!

— Это очень удобно! А я проходил мимо и увидел девочку, которая здесь живет. Я поинтересовался ее отцом.

— О, он плохо себя чувствует?

— По-моему, он говорил, что болен, но, кажется, это не так.

Мне было неловко находиться рядом с ним. Я слишком много о нем знала, а кривить душой и притворяться не умела. Когда мы подошли к конторе, я с радостью с ним распрощалась.

Подходило время родов Рэчел, и в эти дни я часто навещала ее. В течение последних недель она пребывала в безмятежном состоянии, которое я и раньше замечала у беременных женщин. Она была вся поглощена ожиданием ребенка. Но теперь, когда это время наступило, я знала, что ее тревожат некоторые опасения.

Наша дружба стала еще крепче с тех пор, как она вышла замуж. Они с Дэниэлом считали меня своим лучшим другом. Рэчел как-то сказала мне;

— Понимаешь ли ты, какую огромную роль сыграла в нашей жизни? Предположим, ты не нашла бы меня. Предположим, я бы…

— Жизнь всегда такова, правда? Некоторые события происходят именно потому, что люди появляются в нужном месте в нужное время!

— Но то, что сделала ты, удивительно!

— Я действовала интуитивно! Что-то подсказало мне, что Дэниэл очень любит тебя. Тебе повезло, Рэчел, что ты его жена. Это он сделал для тебя так много, а не я!

— Дэниэл любит тебя так же, как я!

— Я рада. Приятно оказаться правой, хотя бы и в результате бессознательного поступка!

— Нам так повезло, и, если бы не ты… — она содрогнулась.

— Тебе вдвойне повезло, раз ты это понимаешь.

— Теперь уже скоро… Я хочу тебе сказать, Фредди…

— Что?

— Дэниэл чудесный, но…

— Но что?

— Дело в ребенке. Если бы малыш был его, это было бы прекрасно, но ведь он не его… И как бы он ни был добр, как бы ни делал вид…

— Делал вид?

— Да, что любит ребенка. Он будет помнить. Боюсь, что он может возненавидеть его… Нет, он не сможет ненавидеть безвинное дитя, но оно будет ему напоминать… А этого я не вынесу! Я уже люблю это дитя. Это мой ребенок, и я не переживу, если Дэниэл не полюбит его!

— Полно, Рэчел! Дэниэл — лучший из всех людей, каких я знаю!

— Да, несомненно! Он постарается любить, но ребенок все время будет напоминать ему, что произошло… Должен напоминать, правда?

— Он всегда это знал!

— Все изменится, когда он родится. Я хочу, чтобы малыш вырос счастливым. Я, наверное, буду любить его больше, потому что ему потребуется моя особая любовь и забота. Я жду его с нетерпением, но все же боюсь смотреть в глаза Дэниэлу. Он не умеет скрывать свои чувства! Представляю, что будет у него на душе, когда появится малыш! Фредди! Ты наш ближайший друг… Никто не знает о нас с Гастоном… только ты. Все считают, что ребенок от Дэниэла и поэтому нам пришлось так быстро пожениться. Об этом шепчутся, и некоторые делают вид, что шокированы, но все понимают, что мы исправили ошибку, поженившись вовремя. Ты единственная знаешь правду, Фредди! Ты понимаешь, о чем я говорю.

— Ты должна забыть Гастона. Все кончено. Лучшее, что ты когда-нибудь сделала, это то, что вышла замуж за Дэниэла… для вас обоих. Надо надеяться на лучшее, Рэчел!

— Я знаю. Но вот о чем я тебя хотела попросить. Когда я буду рожать, будь здесь, рядом с Дэниэлом! Скажи ему, что я его очень люблю. Объясни, что я была молода и глупа, поэтому и соблазнилась Гастоном. Я все поняла! Дэниэл такой скромный. Он считает, что ему далеко до Гастона. Но если бы можно было вернуться назад, то все обернулось бы иначе: только теперь я по-настоящему оценила Дэниэла. Будь с ним, когда родится малыш, и передай ему мои слова! Может быть, тебе он поверит больше!

— Я сделаю это, Рэчел! — пообещала я. — Я сделаю все, что смогу!

Она наклонилась ко мне и поцеловала в щеку.

Через несколько дней во время завтрака работник с Гриндл-фарм доложил, что у Рэчел начались роды и миссис Годбер — повивальная бабка — уже на ферме.

Я быстро прошла в контору, рассказала обо всем Джеймсу и предупредила его, что буду на ферме Гриндлов, если понадоблюсь.

Рэчел лежала в постели, бледная и немного испуганная.

— Фредди! Я знала, что ты придешь! Я рада тебя видеть!

— Как ты себя чувствуешь?

— Все в порядке. Дэниэл здесь?

Ее лицо внезапно исказилось, и миссис Годбер подбежала к ней.

— Вам сейчас лучше уйти, мисс, — обратилась она ко мне. — Я послала за доктором. Похоже, он идет.

Я улыбнулась Рэчел, вышла и на ступеньках встретилась с Дэниэлом.

— Она попросила меня быть здесь.

— Знаю, — ответил он. — Все идет нормально?

— Разумеется. Здесь добрая миссис Годбер. У нее хорошая репутация, да и доктор только что пришел. Куда мы пойдем?

— Пошли в мою контору. Подождем там. Как долго это может продолжаться?

— Не знаю! Надо запастись терпением!

— Да?

— Это трудно!

Он провел меня в небольшую комнату на втором этаже. На полках вдоль стен выстроились гроссбухи, книги по фермерству, сельскому хозяйству, ветеринарии, у окна стоял стол с бумагами и несколько стульев.

— Я не хотел быть с кем-нибудь другим, — признался Дэниэл. — Вскоре здесь появится тетушка Рэчел, она добрая женщина, но уж очень шумная! Это действует на меня угнетающе!

— Так вы не возражаете, если я побуду с вами?

— Нет, нет!

— Меня просила об этом Рэчел. Она волнуется за вас!

— За меня?

— Ну, говорят, некоторые мужья в подобных случаях страдают так же сильно, как и их жены.

— Думаю, у нее все будет в порядке.

— Уверена! Она молодая и сильная! Осложнений быть не должно! И потом, ведь люди рожают не каждый день, не так ли?

— Да… Но это же Рэчел!

— Все проедет благополучно.

— Я молюсь об этом!

— Она сейчас очень счастлива, Дэниэл! Это вы сделали ее такой счастливой.

— Иногда я поражаюсь. Я вижу такую печаль в ее глазах. Может быть, она оглядывается назад… с сожалением.

— Вы знаете причину этого, Дэниэл. Она оглядывается с сожалением за то, что случилось раньше. Она больше всего жалеет о том, что ребенок не ваш.

— Я тоже.

— Она волнуется. Это ее ребенок, Дэниэл, частичка ее.

— Прежде всего я хочу, чтобы она была счастлива, — серьезно произнес он;

— Она будет счастлива, и вы тоже… если вы сумеете сделать себя счастливым!

— Но она не перестает оглядываться назад, а я…

— А вы должны смотреть вперед, Дэниэл! Вы так много для нее сделали. Вы доказали ей, как ее любите! Об этом знает только она. Вы должны продолжать держаться так же. Вам надо забыть, что случилось раньше. Она думает, что вы все время будете помнить, что ребенок не ваш и это создаст барьер между вами и малышом. А это сломает то счастье, которое вы построили сами.

— Я не смогу забыть, кто отец ребенка!

— Ребенок будет вашим с того момента, как появится на свет. Так вы и должны смотреть на это.

— Не смогу! А вы на моем месте смогли бы?

— Я бы попыталась. Попыталась бы изо всех сил, иначе счастья не будет.

— Понимаю, что вы правы. А как же Рэчел?

— Это будет зависеть от вас, Дэниэл! Не так уж трудно любить малыша! А это малыш Рэчел, помните это! И он увидит свет, потому что вы так любите ее!

— Вы много для нас сделали, я этого никогда не забуду!

— Думаю, вам с Рэчел очень повезло, Дэниэл!

Мы сидели и считали часы. Долго ли нам придется ждать? Ребенок родился ближе к вечеру. К нам вышел доктор. Стоило только взглянуть на его лицо, чтобы понять: все хорошо! Он сиял.

— У вас девочка, мистер Гриндл! Здоровая девочка!

— А моя жена?

— Устала, но торжествует. Вы можете увидеть ее на несколько минут. Больше всего ей сейчас необходим отдых.

Мы поднялись в спальню. Рэчел была бледна, но лицо светилось счастьем. Миссис Годбер держала на руках ребенка, завернутого в шаль, откуда виднелась красная сморщенная мордашка.

Она передала сверток Дэниэлу. Я внутренне сжалась: от этого момента так много зависело! Рэчел тоже внимательно наблюдала за ним.

— Да она же красавица, наша дочка, — произнес он.

Какое счастье! Я почувствовала, что слезы выступили у меня на глазах.

Рэчел взглянула на меня:

— Спасибо, Фредди, что ты пришла!

— Разумеется, пришла! Я же хотела тоже посмотреть на малышку! Вы не можете полностью монополизировать свои права на нее, Дэниэл!

Я держала дитя на руках, это крохотное создание, так повлиявшее на их жизнь, и повторяла про себя: «Все идет как надо. Все хорошо!»

Харперз-Грин пребывал в своем обычном возбуждении. Вся жизнь здесь была насыщена рождениями и смертями. Появление ребенка у Гриндлов вызвало большой интерес. Крещение предполагалось совершить в церкви.

Я много времени проводила с Рэчел. Заходила к ней в обед, и мы вместе перекусывали. Девчушка процветала.

— Дэниэл и в самом деле любит ее, — сказала мне как-то Рэчел. — Да и как можно ее не любить? Она самый замечательный ребенок на свете!

Я согласилась. Девочка и в самом деле похорошела и теперь походила на младенца, а не на девяностолетнего джентльмена, какой я ее видела при рождении. У нее были голубые глазки, темные волосики и, к счастью, она не имела никакого сходства с Гастоном Марчмонтом.

Вопрос об имени ребенка обсуждался нами весьма серьезно.

— Будь она мальчиком, — говорила Рэчел, — я бы назвала его Дэниэлом. Это позволило бы Дэниэлу почувствовать, что ребенок и его тоже.

— Это было бы хорошо. Уверена, что Дэниэлу это понравилось бы!

— По-моему, он уже смотрит на нее, как на свою дочку! Фредди, я думаю, мне надо назвать ее в твою честь!

— Фредерика? О, нет! Фред… Фредди… только подумай И я бы не назвала своего ребенка этим именем!

— Но ты так много сделала для нас во всей этой истории!

— Это не причина, чтобы давать ребенку такое некрасивое имя. У меня есть идея! Есть женское имя, полагаю, французское, но это ничего не значит! Даниела! Вот как можно назвать девочку!

— Даниела! — воскликнула Рэчел. — Это почти Дэниэл! Но я все-таки думаю, что ее надо назвать Фредерикой!

— Нет, нет. Это было бы не правильно. Это будет напоминать… а мы хотим забыть о прошлом. Она — твоя и Дэниэла… вот в этом суть. Она просто обязана быть Даниелой!

— Понимаю, что ты имеешь в виду, — ответила Рэчел.

В должное время преподобный Хетерингтон окрестил девочку. В церкви присутствовали почти все жители Харперз-Грина, и после церемонии Дэниэл с гордостью собственника отнес Даниелу на ферму Гриндлов.

VII. УБИЙСТВО В ХАРПЕРЗ-ГРИНЕ

С тех пор, как я начала работать в поместье, у меня не оставалось свободного времени для швейного кружка и прочих общественных забав. Мисс Хетерингтон это понимала и одобряла мою деятельность. Она считала, что женщины вообще должны играть более заметную роль в деловой жизни.

Что же касается тетушки Софи, то она была в полном восторге.

— Вот эта работа как раз по тебе! Не знаю, как и благодарить Криспина Сент-Обина за его предложение, — часто говорила она.

Она с удовольствием слушала мои рассказы о работе с арендаторами, ей нравился Джеймс Перрин, и она приглашала его при удобном случае на чашечку чая.

Некоторые обитатели Харперз-Грина обменивались многозначительными взглядами, когда видели нас вместе с Джеймсом, и я догадывалась, о чем они думают. Это несколько конфузило меня.

Время от времени я навещала Тамарикс, но она была не очень приветлива. Я предполагала, что не все в ее жизни идет гладко, но она не хочет говорить о неприятном.

Еще чаще бывала я на ферме Гриндлов. Девчушка росла, и Рэчел с Дэниэлом души в ней не чаяли.

Однажды в субботу, во второй половине дня (это было мое свободное время), я решила посетить Флору Лейн.

Как всегда, я подошла к задней стороне коттеджа. Флоры в саду не было. Пустая кукольная коляска стояла у скамьи где обычно сидела Флора. Я заметила, что дверь в дом открыта, и решила, что Флора там. Я поднялась и крикнула в открытую дверь:

— Есть кто-нибудь дома?

На мой призыв вышла Флора, неся куклу, и, к моему изумлению, вслед за ней появился Гастон Марчмонт.

— Привет, — сказала Флора, — давно вас не было!

— Вижу, у вас гость!

Гастон Марчмонт поклонился.

— Я проходил мимо, — сказал он, — поговорил с мисс Лейн, и она показала мне детскую, где живет ее драгоценное дитя.

Флора улыбнулась, глядя на куклу.

Мое изумление было очевидным. Мне показалось странным, что она настолько дружна с Гастоном, что пригласила его в детскую. Я сама-то получила на это право только после нескольких встреч!

Флора положила куклу в коляску и села на скамью, а мы с Гастоном — по обе стороны от нее.

— Вы не ожидали увидеть меня здесь? — обратился ко мне Гастон.

— Признаться, не ожидала!

— Я интересуюсь поместьем и всеми, кто в нем живет. В конце концов, я теперь член семьи!

Мне его слова показались несколько дерзкими.

— Я люблю знать, что происходит вокруг, — продолжал он.

Внезапно Флора опять повторила:

— Давно вас не было!

— Теперь я работаю, и у меня не так много свободного времени, — объяснила я.

— Мисс Хэммонд весьма необычная леди, знаете ли, — начал Гастон. — Она пионер. Она стремится доказать всем, что леди может работать не хуже любого мужчины, впрочем, об этом всем известно!

Флора посмотрела на него недоумевающим взглядом.

— Он опять подхватил эту простуду… Так нам никогда не избавиться от нее. Я носила его наверх, чтобы дать настой из трав. Это помогает нам, да, драгоценный?

Гастон с удивлением посмотрел на меня, явно забавляясь. Зная о нем так много, я стала презирать его еще больше.

— Мисс Лейн сделала такую прелестную детскую, — сказал он.

У меня сложилось впечатление, что он навещал ее не в первый раз. Подозреваю, что он заходил к ней так же, как и я, в отсутствие Люси. Когда у Флоры возникла мысль, что «ребенок» заболел", и она пошла наверх дать ему отвар, Гастон просто пошел за ней.

— Со стороны мисс Лейн было очень мило показать мне детскую, — продолжал Гастон. — Слава Богу, малышу, как там его зовут, теперь лучше! Вы видели, мисс Хэммонд, этих зловещих птиц на стене?

Я почувствовала, что холодею при виде сильного любопытства, которое прочла в его взгляде.

Эти проклятые птицы не давали мне покоя, напоминая о старом стишке и тайне, которую хранила Флора в своем затуманенном мозгу. Гастон тоже что-то почувствовал.

— Сороки, — произнесла Флора. — Люси вставила их в рамку для меня. Они говорят, что тайна никогда не должна быть раскрыта… Так они говорят…

— Вы знаете тайну? — быстро спросил Гастон.

Она в ужасе посмотрела на него.

— Знаете! — торжествующе произнес он. — Предположим, вы скажете нам. Это не страшно, не так ли? Мы же никому ничего не расскажем. Вам не о чем беспокоиться!

Флора задрожала.

Я шепнула ему:

— Вы ее расстроили…

— Простите, — прошептал он. — Какой прекрасный День! Как приятно сидеть в саду!

Я увидела, что Флора возбуждена и расстроена. Этого нельзя так оставить.

— По-моему, нам следует уйти, — сказала я. — Я просто зашла узнать, как вы поживаете, — обратилась я к Флоре. — Мы пойдем, ведь скоро придет ваша сестра!

Гастон спокойно смотрел на меня.

Я твердо повторила:

— Нам надо идти!

Флора кивнула. Она посмотрела на куклу и начала катать коляску то вперед, то назад. Потом внезапно встала и покатила ее к дому.

— До свидания! — крикнула я.

— До свидания! — ответила Флора, не обернувшись.

Гастон направился со мной. Выйдя за ворота, он воскликнул:

— Ну и ну! Да она просто сумасшедшая!

— Она расстроена. Вы не должны были говорить об этих птицах.

— Это она говорила о них! Она сама повела меня наверх и показала их!

— С такими людьми надо быть осторожнее!

— Она и в самом деле… далеко зашла! Считает куклу ребенком, Криспином и не кем иным, а он здесь расхаживает, напыщенный и важный.

— Она была его няней и все еще живет в том времени.

— Мне жаль ее бедную сестру!

— Они очень любят друг друга, а Криспин очень добр к ним обеим!

— По-моему, вы сердитесь на меня за эту сцену?

— Все произошло потому, что вы заговорили о птицах и о тайне…

— Я думал, что если она освободится… Весь этот разговор о тайне натолкнул меня на мысль, что именно это и повредило ее рассудок…

— Полагаю, лучше оставить ее в покое… Бог с ней, будем делать вид, что кукла — это ребенок. Так делают ее сестра и Криспин. Они ее лучше знают. Ее сестра была здесь, когда дна лишилась разума, а Криспин… ну, он же так давно ее знает.

— Как свою дорогую нянюшку?

— Не Флору. Ему было всего несколько месяцев, когда она перестала нянчить его. Ее заменила Люси.

— Не очень обычная история, не так ли? Однако интересная. Я же хотел только подбодрить бедную старую деву! Она же живет здесь!

— А вы тоже собираетесь жить здесь?

— Это, дорогая Фредерика, в руках Божьих!

Я с радостью рассталась с ним у ворот Роуэнза.

Однажды за завтраком тетушка Софи сообщила мне:

— Джерри Уэстлейк приехал домой!

— Кто такой Джерри Уэстлейк? — спросила я, смутно припоминая имя.

— Ты же знаешь семью Уэстлейк. У них дом в Пирамидном переулке.

— А Джерри?

— Это их сын. Он уехал много лет назад. Двадцать, нет больше, — двадцать шесть лет назад. Похоже, что так. Он, тогда был совсем мальчиком. Лет семнадцати или что-то около этого. Довольно неожиданно уехал в Австралию. Решил эмигрировать. Нет, не в Австралию, в Новую Зеландию. Да, у него там был друг.

— Интересно, а как у Меретов дела в Австралии?

— Рано или поздно они кому-нибудь напишут, тогда и узнаем. Думаю, у них все должно быть хорошо. Оба они великие труженики.

Когда я пришла в контору, первое, что услышала от Джеймса, было:

— Сын Уэстлейков дома.

— Тетушка Софи сказала мне об этом. Джерри, да? А вы его знали?

— О, Господи, конечно нет! Думаю, что он уехал еще до моего рождения. Но многие в Харперз-Грине помнят его и, разумеется, судачат о его возвращении. Мне сегодня нужно отправиться в том направлении позаботиться о ремонте некоторых зданий. Я хочу заглянуть к Уэстлейкам и познакомиться с Джерри. Почему бы вам не поехать со мной?

Я заколебалась, зная, что люди сплетничают о нас, видя вместе довольно часто. Мне очень нравился Джеймс, но я не хотела, чтобы мое имя связывали с ним. Меня интересовало, слышал ли он об этих сплетнях.

Я спросила:

— А это удобно?

— Ну конечно. Вам представится случай познакомиться с миссис Уэстлейк. Ее муж — один из наших строителей. Теперь, когда его дела идут несколько лучше, он работает только часть рабочего дня. В поместье всегда много мелких строительных работ. Я же хотел бы послушать рассказы Джерри.

Подумав, я отправилась с ним.

Семья Уэстлейков жила в аккуратном домике, окруженном ухоженным садом. Нас встретили очень приветливо. Миссис Уэстлейк подала домашнего приготовления вино из бузины. Джерри оказался приятным человеком: вместе с ним приехали его жена и дочь примерно моего возраста.

Джерри сказал, что это их первый приезд в Англию с момента его отъезда в Новую Зеландию. Случайные работы в поместье его не удовлетворяли, и, когда ему исполнилось семнадцать лет, он решил попробовать счастья в другой стране, где перед ним, как он предполагал, откроются лучшие перспективы. На это решение его натолкнул его друг, который уехал туда и переписывался с Джерри.

Вспоминая минувшие годы, он немного нахмурился.

— Вы, наверное, правильно сделали, — сказала я.

— О да, но сначала было нелегко. Там требовалась молодая рабочая сила и для эмигрантов создавались благоприятные условия. Ехал я, конечно, третьим классом… без удобств, но кто об этом думает в семнадцать лет? А вообще путешествие было захватывающим! Друг ждал меня. Он на десять лет старше и уже приобрел кое-какой житейский опыт, что было очень полезно для нас обоих!

Старая миссис Уэстлейк улыбнулась сыну:

— Ты помнишь, ты здесь очень любил одну девушку? Так вот, все к лучшему, что ты уехал.

— Да, — согласился ее муж. — Бедная девочка. Она стала несколько странной после твоего отъезда.

— Из-за меня, мама?

— Ну, по-моему, у нее и раньше не все было в порядке! Однако, сынок, ты был красивым парнем!

Джерри, кажется, почувствовал неловкость.

— Это все было так давно.. А как поживает мистер Криспин Сент-Обин?

— Думаю, прекрасно, — ответила я.

— Он здоров, не так ли?

— Во всяком случае, я никогда ничего не слышала о его болезнях, а вы, Джеймс? — спросила я.

— Никогда, — подтвердил Джеймс.

— Я полагаю, он красивый молодой человек?

— Да, конечно, — ответил Джеймс. — А вы как считаете?

— Пожалуй, я соглашусь с вами!

— Высокий, статный, крепкий, — прошептал Джерри.

— Абсолютно точно! — в один голос подтвердили мы с Джеймсом.

Джерри довольно рассмеялся.

Старшая миссис Уэстлейк подала к вину маленькие aпетитные пирожки.

— Это уже настоящий праздник, — воскликнул Джеймс.

— Ну, мистер Перрин, — засмеялся старый мистер Уэстлейк, — не каждый же день наш сын приезжает из Новой Зеландии повидать нас!

Утро прошло очень приятно.

Я собиралась зайти к Флоре. Подойдя поближе к коттеджу, я, к своему ужасу, встретила Гастона Марчмонта.

— Добрый день, — весело крикнул он. — Я угадываю, куда вы направляетесь! Знаете, по-моему, и мне нужно зайти к ней?

— Понятно, — озадаченно ответила я.

— По-моему, она любит гостей. Мне так жаль бедную старую деву!

— Не думаю, чтобы ее сестре нравилось, когда в доме бывают посторонние.

— Поэтому вы и заходите, когда мисс Люси нет дома? «Кот из дома…» и так далее?

Пока я старалась скрыть свое раздражение, из ворот коттеджа вышел Джерри Уэстлейк. Он тоже навещая Флору? Это очень странно!

— Здравствуйте! — произнес он.

Я поздоровалась с ним и, повернувшись к Гастону, представила:

— Это мистер Джерри Уэстлейк.

— Знаю, — ответил Гастон. — Должно быть, очень приятно вернуться в родные места и повидать родителей?

— Да, это очень приятно, — ответил Джерри.

— Вы скоро уезжаете обратно? — поинтересовалась я.

— Завтра. Все это было хорошо, но все хорошее, увы, кончается!

Гастон учтиво произнес:

— Осмелюсь предположить, что вы скоро снова приедете обратно?

— Нет, это очень далеко и дорого. На эту поездку мы копили деньги не один год!

— Ну, тогда удачи вам, — сказал Гастон.

— И счастливой дороги назад, — добавила я. Джерри, раскланявшись, удалился. Едва увидев Флору, я поняла, что с ней что-то неладно. Ее глаза сверкали яростью, лицо было искажено.

— Флора, — бросилась я к ней, — что случилось? Она озадаченно и пристально смотрела на меня и горестно качала головой из стороны в сторону.

— Скажите же, Флора, в чем дело?

Она взглянула на куклу, которую держала в руках.

— Это не… Это не… Это — всего лишь кукла, — простонала она.

Внезапно Флора резко отшвырнула куклу, и та полетела в коляску. Она лежала поперек коляски, безжизненная игрушка с глупой китайской улыбкой. Поверить в это я не могла: Флора возвращается к реальности!

Вокруг стояла тишина. Рядом я видела два лица, — измученное Флоры и сгорающее от любопытства — Гастона.

— Почему? — спросил он ее. — Почему такая перемена? Я схватила его за руку, чтобы удержать от дальнейших вопросов, и тут увидела входящую в сад Люси.

— Что случилось? Говорите, что случилось? — закричала она.

— Это всего лишь кукла, — жалобно произнесла Флора. Глаза Люси заполнились страхом. Губы ее беззвучно двигались, как будто она молилась. Ласково обняв сестру за плечи, она сказала:

— Пойдем в дом, дорогая. Все в порядке! Ничего не случилось. — Это кукла, — шептала Флора.

— Ничего подобного! Тебе это приснилось! — уверяла сестру Люси.

— Это только сон? Это был лишь сон… — шептала Флора. Люси через плечо посмотрела на нас.

— Я отведу ее в дом, — спокойно произнесла она. — Я ее успокою. У нее бывают эти заскоки.

Она увела Флору в дом. Мы с Гастоном смотрели им вслед.

— Идемте; — сказала я, — нам надо уйти.

— Что вы об этом скажете? — спросил он, когда мы вышли за ворота.

— Подозреваю, что это был проблеск в ее сознании.

— Мисс Люси, кажется, не очень нравится этот проблеск?

— Она очень встревожена. На ней лежит такая ответственность за Флору.

— У нее только что был гость. Думаю, она что-то вспомнила. Интересно, что же этот наш пионер-колонист мог напомнить ей?

Я не ответила.

Через несколько дней я снова зашла к Флоре, застав Люси дома.

— Хорошо, что вы зашли, — неожиданно приветливо сказала она. Флора сидела в саду. Рядом, как обычно, стояла коляска с куклой. — Он теперь хорошо себя чувствует, дорогая? — спросила ее Люси.

Флора кивнула и начала катать коляску.

— Это катание усыпляет его быстрее всего, — произнесла она.

Казалось, все вернулось на круги своя. Люси проводила меня до ворот.

— Она поправилась! — шепнула она.

Я подумала, что слово «поправилась» в данном случае не соответствует истине. Ведь был момент, когда к Флоре вернулось сознание. Разве это не хорошо?

— С ней и раньше такое бывало, — продолжала Люси. — Это тяжело для нее. Она потом очень плохо себя чувствует. Перевозбуждается, страдает от кошмаров. Доктор дал мне для нее одно успокоительное средство.

— Кажется, тогда она вернулась к реальности и увидела действительный мир.

— Нет, это не совсем так. Ей лучше в ее теперешнем состоянии. Она спокойна и довольна.

— Что же спровоцировало этот срыв?

Люси пожала плечами.

— Интересно, а не в Джерри ли Узстлейке здесь дело?

Люси, казалось, это потрясло.

— Почему вы так думаете?

— Я просто интересуюсь. Он навещал ее. Мы видели, как он выходил из дома.

— О нет. Его не было здесь, должно быть, лет двадцать семь или больше.

— Надеюсь, она придет в себя!

— Спасибо. Я об этом позабочусь.

Я спокойно пошла домой.

Увидев Тамарикс, я пришла в ужас. После разговора с Криспином я догадалась, что не так уж все хорошо в их семье, и попыталась завоевать ее доверие. Моя неприязнь к Гастону возрастала с каждым днем. Меня беспокоил его нездоровый интерес к Флоре. Он явно забавлялся ее подавленным состоянием; мне не давало покоя то, что он повадился навещать ее.

На этот раз Тамарикс была не так сдержанна, как обычно. Она плакала! Теперь-то она поняла, что бесполезно делать вид счастливой супруги.

— Тамарикс, почему ты не расскажешь мне? Это иногда помогает!

— Ничто не поможет!

— Гастон?

Она кивнула.

— Вы поссорились?

Она засмеялась сквозь слезы:

— Мы постоянно ссоримся! Он теперь и не старается выглядеть джентльменом!

— Что же произошло?

— Да все не заладилось! Он сказал, что я дура и он предпочитает Рэчел. Сказал, что она простушка, но понимает это. Я такая же, но этого не понимаю. Вот единственное, чем мы отличаемся друг от друга. Он ненавидит Криспина, а Криспин — его. Чувствую, что он и меня ненавидит. Он был так страстен, я считала его очаровательным…

— Бедняга Тамарикс!

— Я не знаю, что делать. По-моему, Криспин хочет, чтобы мы развелись!

— На каком основании? Нельзя развестись только потому, что вдруг обнаруживаешь, что не любишь человека так сильно, как казалось!

— Полагаю, его можно обвинить в неверности.

— У тебя есть основания подозревать его в неверности?

— Уверена, что основания можно найти. Он сам признался, что был любовником Рэчел до женитьбы на мне. Сказал, что предпочел бы ее. Я знаю, почему он женился на мне. Из-за всего этого, — она широко развела руками, как бы приглашая взглянуть на окружающее нас великолепие. — Потому что я богата. Разумеется, у меня кое-что есть. Ему бы хотелось владеть моим состоянием. Он завидует Криспину и считает, что мой брат не умеет жить!

— А я считаю, что Гастон умеет… делать людей несчастными, обманывать и лгать на каждом шагу!

Слова, сказанные Тамарикс о Рэчел, потрясли меня. Что будет, если все станет известным? Это же конец счастливой жизни Гриндлов! А как же маленькая Даниела, которая для них стала такой радостью? Я не вынесла бы, если бы Гастон все испортил! Нет, он не посмеет сделать это! Ведь он выставил бы себя в таком неприглядном свете — соблазнителем, бросившим юную доверчивую девочку.

— Криспин пытается найти какой-нибудь повод избавиться от него. Он все время всех обманывал, даже скрыл свое настоящее имя! Нет у него и никаких поместий. Он авантюрист без пенни в кармане! О Фред, мне так стыдно!

— Подозреваю, ты не единственная, кого он обманул. Он легко умеет внушать доверие!

— Он слишком много пьет. Вот тут-то многое и выясняется. Много говорит о Рэчел; причем говорит, что мог бы заставить ее бросить все и уехать с ним, если бы он этого захотел.

— Но это же чепуха!

— Знаю. Но думаю, что в этих разговорах есть частица правды. Она ведь была очень увлечена им.

— Рэчел очень счастлива в браке. У нее есть ребенок. Я уверена, что она с презрением отвергла бы его ухаживания!

— Конечно, она хорошая женщина. Да еще и ребенок! В свое время, должно быть, они с Дэниэлом крепко дружили. Это надо было остановить.

Я быстро спросила:

— Что же ты собираешься делать, Тамарикс?

— Не знаю. Думаю, что Криспин найдет какой-нибудь выход. Он очень умен и влиятелен. Не думаю, что он потерпит Гастона в доме. Гастон все еще крутится вокруг мамы со своими цветистыми разговорчиками о том, что она красива, как юная девушка! Она на его стороне, но ему это не поможет. Я верю, Криспин вскоре что-нибудь сделает.

Я подумала, нужно немедленно сообщить Криспину, что беседа с Тамарикс состоялась. Увидев его в конторе, я начала разговор, но он прервал меня, сказав:

— Хорошо. Можем мы встретиться в «Маленькой лисичке» в час дня и вместе пообедать? Я согласилась.

В таверне я рассказала Криспину о своем разговоре с Тамарикс.

— Что же теперь вы намерены делать? — осведомилась я, закончив рассказ.

— Самое лучшее было бы избавиться от него. Но это невозможно. Он сам не собирается облегчить нашу жизнь отъездом! Единственное решение — развод. Иного выхода я не вижу.

— А какое основание?

— Думаю, неверность. Из того, что нам о нем известно, можно найти какое-нибудь основание.

«Только не Рэчел, — закрутилось у меня в голове, — это было бы невыносимым! К тому же все с Рэчел произошло до его женитьбы! Это в расчет не пойдет! Но вся грязь, связанная с поиском оснований для развода, могла бы коснуться и Рэчел. Нет, этого нельзя допускать!»

— Вы знаете наверняка, что он ей изменяет?

— Уверен. Я наблюдал за ним, осторожно… Он не имеет об этом ни малейшего понятия, но если заподозрит… или его предупредят…

— Вы надеетесь что-нибудь найти?

— Пока он очень безрассуден. Он хотя и сообразителен в достижении своих личных целей, но иногда ведет себя глупо. Он женился на Тамарикс, рассчитав, что она обеспечит ему безбедную жизнь. Так и случилось. Но для него оказалось непосильным все время притворяться любящим супругом Он мошенник, обманщик, не умеющий противиться собственным желаниям. Он умен, но недостаточно, чтобы обмануть меня. Фредерика, я должен выдворить его из нашего дома! Я так рад, что Тамарикс начала доверять тебе. Со мной она говорит мало и держится отчужденно; только от тебя я могу узнать, что у нее на душе. Мы должны чаще встречаться!

Он очень тепло улыбнулся мне, а я была довольна интересом, проявленным к моей особе.

— Ты по-прежнему в хороших отношениях с Перрином? — спросил он.

— О да! Он очень добр и любезен.

— А догадываешься ли ты, что я проявляю к тебе особый интерес?

— После Холмистого леса? Да, я понимаю, хотя до этого вы вряд ли замечали меня!

— О, я заметил тебя сразу же, как ты появилась в Сент-Обин Парке!

— Я никогда не забуду, как впервые встретилась с вами!

— Да?

— Это было на лестнице. Мы втроем спускались, а вы поднимались. Вы коротко кивнули нам, а потом мы все трое отчетливо услышали, как вы громко спросили кого-то: «Кто эта некрасивая девочка?», имея в виду меня!

— Нет, — сказал он.

— Да, это правда!

— И это тебя мучило?

— Очень. Тетушке Софи потребовалось немало времени, чтобы успокоить мое уязвленное самолюбие!

— Прости, но я не могу в это поверить! В действительности я хотел сказать: «Кто эта интересная девочка?»

— В тринадцать лет очень обидно, когда тебя называют ребенком, а уж некрасивым — это просто оскорбительно!

— Ты не простила меня?

— Ну, я думаю, что действительно была некрасива!

— Я вспоминаю твои косы, строгий вид и пронзительный взгляд!

— А у вас был пронзительный голос!

— Поверь, мне очень жаль. Это вышло очень глупо и жестоко! Лучше бы я познакомился с тобой, когда ты стала привлекательной леди. Бывает, что самые некрасивые девочки, вырастая, становятся красавицами. Гадкий утенок, как тебе известно, стал лебедем!

— Не надо извиняться. Я действительно была некрасивой! И, знаете, после этого я стала интересоваться своей внешностью! Так что, видите, все в конечном счете пошло мне на пользу. Вы сделали мне добро!

Криспин крепко пожал мою руку.

— Это я и хочу делать всегда! — сказал он.

Мне показалось, что он хотел сказать что-то еще, но передумал.

— Так договорились? Мы будем часто встречаться. Ты будешь рассказывать мне все, что узнаешь, а я посмотрю, можно ли найти выход из этого неприятного положения.

Мы еще немного поболтали о работе в поместье, которое я уже отлично знала. Это очень понравилось Криспину.

Когда мы расставались, он сказал:

— Мне тревожно за Тамарикс, но какой-нибудь выход мы найдем! И еще я считаю, что мы очень приятно проводим время!

Я часто бывала у Гриндлов. Даниела была очаровательным ребенком, я ее очень полюбила. Рэчел сияла от счастья. По-моему, в заботах о Даниеле она забыла обо всем прошлом,

Увы, это счастливое состояние длилось недолго. Вскоре после нашей встречи с Криспином в «Маленькой лисичке» я наведалась к Рэчел и узнала новость.

— Фредди, — сказала мне Рэчел, — он был здесь. Гастон приходил сюда!

— Зачем?

— Сказал, что хочет, чтобы мы с ним снова были друзьями!

— Какая дерзость!

— О Фредди, это было ужасно. Мне страшно!

— Что случилось?

— Он напомнил мне, что я его любила. Я выгнала его. Я не хочу его больше видеть. Он был ужасен, лез обниматься… Я испугалась.

— Как он попал сюда?

— Просто зашел. Служанка проводила его в гостиную, где, к несчастью, была я. Я думала, он никогда не уйдет!

— Ты рассказала Дэниэлу?

— Да. Он очень рассердился. Кажется, он убил бы Гастона, если бы увидел. Дэниэл не часто бывает в таком гневе, а тогда он просто задыхался от ярости. О, я надеюсь, что Гастон никогда больше не придет сюда, а если придет…

— Он не может причинить тебе вреда!

— Я же не о себе! Я думаю о Даниеле!

— Ты полагаешь, он догадался?

— Да. Я сказала ему, когда ждала ребенка, но он никак не отреагировал. Это нарушило бы его планы относительно Тамарикс!

— Он теперь не может навредить тебе, Рэчел!

— Еще как может! Он может всем рассказать, что Даниела — его дочь. Это же будет ужасный скандал! Подумай, что это будет значить для нее? Люди будут годами говорить об этом! О Фредди, что я наделала!

— Все будет в порядке. Он ничего не сможет сделать! Рэчел буквально вцепилась в меня:

— Мне так страшно, я так боюсь…

Я ей ничего не сказала, но тоже испугалась. Как я ненавидела этого человека! Он приносил несчастье всюду, где бы ни появлялся. Я-то думала, что все улажено, когда Дэниэл принял и полюбил девочку… Да, Гастон мог нанести им непоправимый удар… Хоть бы он уехал! Да, но он не уедет! Ему нравилась роскошь, в которой он купался в Сент-Обине. Он достиг своей цели, женившись на Тамарикс, и не собирался терять приобретенное. Он будет бороться за себя, и ему дела нет до того, что может случиться с кем-либо, пока он имеет все, чего хотел.

События развивались. Гарри Джентри обнаружил, что Гастон Марчмонт проявляет интерес к Шейле, девушке шестнадцати лет. Гарри застал их вместе в дровяном сарае у себя в саду. Намерения Гастона были ясны Гарри, и он пришел в ярость. Он пригрозил Гастону убить его.

Гастон пытался извиниться, но Гарри, влетев в дом, сорвал со стены дробовик, из которого стрелял кроликов, и, выскочив на крыльцо, выстрелил вслед убегавшему Гастону. Он не пытался попасть в Гастона, а скорее предупредил его, что будет, если тот попытается приблизиться к Шейле. Гастон убежал. Выстрел услышали соседи и, выскочив из своих домов, стали свидетелями его позорного бегства.

Теперь уже все обсуждали неприятности в Сент-Обине. Было очень романтично убежать в Гретна-Грин и тайно жениться там, но что из этого вышло? Мистер Криспин, наверное, раздумывает, как избавиться от этого типа…

Рэчел пребывала в постоянном испуге. Она не могла даже представить себе, что будет, если ее семья попадет в скандальную историю.

Гастону Марчмонту не было до этого дела. Он думал только о себе и своих удовольствиях,

Однажды узнав, что Джеймса Перрина нет в конторе, Криспин зашел туда ко мне.

— Дела идут все хуже и хуже. Нужно срочно избавляться от этого типа.

— Есть какие-нибудь идеи?

Он отрицательно покачал головой.

— Он гуляет напропалую! Найти что-нибудь против него, думаю, будет нетрудно.

Я дрожала за Рэчел. Мне хотелось заставить Криспина понять, как важно не допустить, чтобы она оказалась замешанной в скандале, но я ничего не могла сказать ему без ее разрешения, а такого разрешения, уверена, она мне никогда не даст!

Криспин сидел на краю письменного стола, покачивая головой и, нахмурившись, пристально смотрел перед собой. Вид его говорил о полном отчаянии. Я прекрасно понимала Криспина и разделяла его настроение.

— Увы, но это маленькое происшествие с Шейлой вряд ли поможет нам.

В дверь постучали.

— Войдите! — ответил Криспин.

Дверь отворилась, и вошел какой-то рабочий с фермы.

— Я проходил мимо коттеджа, когда меня позвала мисс Люси, — заикаясь, начал он. — Она попросила меня передать вам, сэр, чтобы вы немедленно приехали к ним. Что-то случилось.

— Я сейчас же еду, — сказал Криспин, быстро выбежал из конторы и вскочил на лошадь.

— Сейчас приеду тоже, на случай, если понадоблюсь, крикнула я ему вслед.

Когда я приехала в коттедж. Флора, Люси и Криспин стояли на кухне. У Флоры был совершенно безумный вид. Люси снова и снова повторяла:

— Все в порядке, Флора, все в порядке! Криспин как мог тоже успокаивал Флору, но безуспешно. Она плакала и сквозь слезы повторяла;

— Он взял младенца! Он взял его! Он хотел обидеть его. Он сказал, что так и сделает, если я… если я…

— Не плачьте, — утешал ее Криспин, — теперь все кончено!

— Нет, нет, — покачала она головой. — Он сказал: «Скажи… скажи, и я верну ребенка».

— И ты рассказала… — унылым голосом произнесла Люси.

— Это больше не тайна. Ее нельзя было никому никогда раскрывать… Но ребенок! Он собирался обидеть ребенка!

Я понимала, о ком она говорила. Конечно, это был Гастон. Разве я не видела его здесь много раз? Разве я не знала, что его очень интересовала тайна Флоры? Он решил раскрыть ее и нашел для этого верный способ! Бедная Флора! Она сама показала ему картинку с сороками так же, как и мне в свое время, а он решил докопаться до всего, что тщательно скрывалось много лет.

Но почему он проявлял такой интерес к бессвязному лепету Флоры? Почему? Ему же никогда не было дела ни до чего, что ему не могло принести выгоды!

Люси отвела Флору в ее комнату. Криспин остался в коттедже, а я уехала, потому что ничем не могла им помочь.

Весь день я думала о случившемся, а ночью мне приснился страшный сон. Я беспомощно лежала на земле в Холмистом лесу, а мистер Дориан приближался ко мне. Я стала звать на помощь. В деревьях что-то зашумело, и вдруг вместо мистера Дориана появилось семь сорок… Они расселись на дереве и злобно наблюдали за мной. Меня охватил такой ужас, как и при виде мистера Дориана.

Я проснулась в холодном поту. Это сон, только беспорядочный, глупый сон… Чего я так испугалась при виде этих птиц?

Прошел день. Мне очень хотелось узнать, что с Флорой, но я понимала, что мой визит сейчас нежелателен. Я надеялась, что Криспин заглянет в контору, но он не заходил. Слава Богу, Джеймс не заметил моей озабоченности и рассеянности.

На следующее утро во время завтрака пришел почтальон. Обычно, если позволяло время, он оставался у Лили на кухне выпить чашку чая. На этот раз она привела его к нам в комнату. Ее глаза округлились от ужаса и возбуждения, которые могли быть вызваны только дурными известиями.

— Том только что сообщил мне, — сказала она, — что Гастона Марчмонта нашли застреленным в кустарнике в Сент-Обине…

Я внезапно почувствовала дурноту.

— Да, — продолжал Том. — Его нашли сегодня утром в кустарнике. Знаете, там, около задней части дома. Его нашел садовник. Он, должно быть, пролежал там всю ночь!

— Ну и дела! — изрекла Лили.

Сквозь подступающую тошноту я услышала, как мой голос произнес:

— Это, — ответил Том, — придется выяснить.

Итак, свершилось! Многие хотели избавиться от него. Мне было очень страшно, что в убийстве может быть виновен кто-то, кого я хорошо знаю. Прежде всего я подумала о Дэниэле, но тотчас же отмела эту мысль. Этот благородный человек не мог быть способен на убийство! Нет! Думать об этом было невыносимо! Ведь это — конец счастью Рэчел! Гарри Джентри? Он угрожал Гастону и даже стрелял! Тамарикс? Она возненавидела его: он ее обманул, унизил… Она была непредсказуема, безрассудна и больше всего терпеть не могла унижений. Криспин тоже его ненавидел. Он не однажды говорил, что хочет избавиться от него. Гастон угрожал всем. Вывел из равновесия бедную Флору… Где бы ни появлялся этот человек, он создавал невыносимые ситуации.

Нет! Не Криспин! Это было совершенно немыслимо! Я впервые задумалась о своем чувстве к нему. Он привлек мое внимание с самой первой встречи, когда сделал то злосчастное замечание. Оно задевало меня так больно именно оттого, что исходило от него! Холмистый лес? Да, это происшествие повлияло на нас обоих. Что касается меня, то я никогда не забуду тот гнев, с которым он отшвырнул от меня мистера Дориана. Не забуду я и его нежность, когда он повернулся ко мне и взял меня на руки… А какое наслаждение доставляли мне эти незатейливые обеды в «Маленькой лисичке»! Я пыталась скрыть от самой себя, с каким нетерпением жду его визитов в контору!

Но был какой-то барьер, что-то такое, чего я не могла понять. Иногда я замечала, что он очень тепло относится ко мне а иногда между нами вставала стена отчуждения… Вероятно, я влюбилась в него, но временами чувствовала, что почти его не знаю… Впрочем, эта отчужденность проявлялась не только по отношению ко мне. Ко всем, кроме… поместья. Ему он был фанатически предан. Это я могла понять: на нем лежала огромная ответственность, но и еще что-то… Какая-то тайна…

Тайны! Я везде искала тайны из-за этих визитов в коттедж сестер Лейн и дурацкой картинки с сороками. Они даже снились мне!

Тетушка Софи мало о чем говорила, кроме смерти Гастона Марчмонта. Но об этом, естественно, говорили все в Харперз-Грине.

Кто убил Гастона? Это вопрос вертелся у всех на языке. В воздухе веяло ожиданием. Все думали, что скоро узнают ответ.

Лили была уверена, что это Гарри Джентри.

— Он давно это решил, — говорила она, — с тех пор как поймал его с Шейлой. Она-то готова… Если спросите меня, то ставлю шесть против одного, что так оно и было! Пусть это послужит ей уроком!

— Надеюсь, бедный старый Гарри здесь не замешан, — рассуждала тетушка Софи. — Это убийство, как на это ни смотри! Он горяч, я знаю, но сомневаюсь, что способен на хладнокровное убийство. У него достаточно разума, чтобы не пойти на убийство, имея на руках дочь. Нет, я полагаю, это дело рук кого-то из прошлых противников Гастона. Кто-то был еще…

Тетушка Софи всячески успокаивала меня. Она понимала, что я беспокоюсь о Криспине. Должно быть, она понимала мои чувства лучше, чем я сама. Ей было прекрасно известно, что Криспин ненавидел Гастона Марчмонта и пытался выжить его из Сент-Обина, но она упорно повторяла, что это дело рук человека из прошлого… Это меня утешало.

В течение следующих дней полиция постоянно наведывалась в Харперз-Грин. До них дошли сведения об угрозах Гарри Джентри и его допрашивали несколько раз, но у него было алиби. В тот вечер, когда был застрелен Гастон, он до девяти часов красил коттедж соседа, а потом они вместе пили пиво и ели сэндвичи, приготовленные Шейлой, и далеко за полночь играли в покер. Установили, что выстрел, убивший Гастона, раздался между половиной одиннадцатого и одиннадцатью. Таким образом, Гарри Джентри, как говорится, был чист.

Я пошла проведать Рэчел. Пока о ее связи с Гастоном ничего не говорилось. Тайну знали только Дэниэл, я и… Тамарикс! Рэчел очень обрадовалась мне.

— Я знала, что ты придешь!

— Я бы пришла раньше, но не была уверена…

— Фредди, ты же не думаешь, что это Дэниэл?

Я молчала.

— Это не так, — страстно выпалила она. — Он пришел поздно во второй половине дня и был дома до утра. Джек был здесь и может это подтвердить!

— О Рэчел, я так волновалась…

— Я тоже волновалась бы, если бы не знала твердо, что Дэниэл находился дома все это время. Это случилось между десятью и одиннадцатью, не так ли? И он лежал в кустах мертвый… всю ночь…

— Зачем Дэниэлу было бы связываться с этим? Никто же не знает, что у него есть мотив.

— Они и не должны узнать это, Фредди…

— Никто не знает о вас с Гастоном, кроме нас!

— Тамарикс… — она в ужасе посмотрела на меня.

— Он рассказал ей, но она ничего не скажет! Она не захочет, чтобы всем стало известно, что, ухаживая за ней, он имел любовницу! Все в порядке, здесь не о чем беспокоиться. Тетушка Софи вообще считает, что это сделали не местные, а кто-то из его прошлых врагов. У такого человека наверняка темное прошлое и много врагов. Посмотри, даже за то короткое время, что он прожил здесь, он сумел обзавестись ими.

— О Фредди, я знаю, что это плохо, но я рада, что его больше нет! Никакого мира тут бы не было. Я рада! Рада!

— Я понимаю, что у тебя на душе, но не вижу причин для беспокойства.

Она обняла меня и прижалась ко мне.

— Хорошо, что ты здесь, Фредди. Я счастлива, что ты моя подруга. Дэниэл часто говорит, какой замечательный друг ты для нас обоих! Когда я думаю…

— Не думай об этом. Забудь. Теперь это неважно. Ты избавлена от него. Я просто хотела удостовериться, что Дэниэл не…

— Это не он! Клянусь, все это время он был здесь!

Мне так хотелось верить ей. Пока я была с ней, я верила, но когда уходила, у меня мелькнула мысль, как же должен Дэниэл ненавидеть Марчмонта, потому что однажды Рэчел любила его. И ребенок, которого он полюбил, тоже не его. А затем Гастон снова появился, чтобы угрожать Рэчел!

Нет, все-таки Дэниел не виновен. Она клялась, что он был дома. Но какой-то внутренний голос подсказывал мне:

«Ну тогда — она, почему бы и нет?»

Я пошла к Тамарикс. Мне сказали, что она в своей комнате и никого не хочет видеть.

— Скажите ей, что пришла я. Если она не захочет увидеть меня сейчас, я могу прийти в любое время,

Я немного подождала, пока горничная ходила наверх, но, не дождавшись ответа, совсем было собралась уходить, как горничная, поспешно спустившись, передала мне:

— Миссис Марчмонт примет вас, мисс Хэммонд! — Она посмотрела на меня и сокрушенно покачала головой:

— Бедная леди! Полиция опять ей надоедала. Она очень болезненно воспринимает эти допросы!

— Я все понимаю и не задержусь долго, если она не захочет!

Тамарикс лежала на кровати. Она была полностью одета, но не причесана. Ее длинные светлые волосы беспорядочно спадали на плечи. Она была очень бледна.

— Наконец ты пришла, Фред, — произнесла она тихо.

— Я бы пришла раньше, но не была уверена, что ты кого-нибудь хочешь видеть. Меня сегодня почти повернули назад!

— Многих людей я не хочу видеть, но с тобой я бы поговорила!

Я села на край постели.

— Разве это не ужасно? — продолжала она.

Я кивнула.

— Не могу поверить, что больше никогда его не увижу. Не могу поверить, что он мертв. Здесь была полиция, они продолжают задавать вопросы. Допрашивали Криспина… маму… слуг… Мама очень несчастна, она его действительно любила.

— Тамарикс, а что ты чувствуешь?

Она пристально посмотрела вдаль, и я заметила, как у нее скорбно опустились краешки губ.

— Я знаю, что не должна этого говорить, но только тебе… Я рада. Правда. Я его ненавидела.

Меня потрясли ее слова, а она, заметив это, печально улыбнулась.

— Разумеется, полиции я этого не сказала. Они могли бы подумать, что это сделала я. Тебе-то я могу сказать, что иногда я была готова пойти на это!

— Не говори так, Тамарикс!

— Неразумно, правда? Но они почти подозревают меня, хотя прямо об этом не говорят. Я была ужасной дурой, Фред. Ну ты ведь всегда так считала, правда? Я верила всему, что он мне говорил! А он обманывал меня с Рэчел!

— Тамарикс, прошу тебя, не говори об этом! Подумай, что это будет означать для нее и Дэниэла. А у них ребенок!

— Но это же правда, — сказала она.

— Послушай, он при жизни причинил много вреда. Теперь он мертв. Пусть на этом все и кончится!

— Кончится? А как насчет того, что мне надоедает полиция?

— Это неизбежно, ведь произошло убийство!

— Они подозревают Гарри Джентри. Очевидно, Гастон приставал к Шейле. О, какая глупость! Я бы ни капельки не упрекнула Джентри!

— Что тебе сказала полиция?

— О, они очень вежливы! Один мягко разговаривал со мной, а другой все записывал… Мне пришлось рассказать им о нашем браке: ведь я знала его совсем недолго. Они знают, что он приехал сюда под чужим именем, они что-то о нем знают. По-видимому, он был в затруднительном положении, когда приехал сюда. Унизительно думать, что меня так подло обманули!

— Ничего! Обманывают многих, а ты была очень молода!

— Все это появится в газетах… Интересно, кто это сделал? Говорят, Гарри Джентри сидел со своим соседом, когда убили Гастона. Я была все время дома. Криспин тоже. Одно время, я, правда, подумала, не Криспин ли?

— Разумеется, нет! Он бы не пошел на это. Он очень разумный человек!

— Полагаю! Но он его ненавидел! Однако он был во время убийства дома. Думаю, мы скоро узнаем. Полиция все выяснит, не так ли?

— Пожалуй. Они всегда выясняют!

— Я рада, что ты пришла, Фред. Люблю говорить с тобой Ничто не вечно, правда? Когда-нибудь закончится и это, Тогда я буду свободна!

— Тамарикс, надеюсь, все выяснится!

— Знаю, что ты надеешься. Ты меня подбадриваешь? У тебя в запасе много мудрых поговорок: «Любое облако состоит из серебра», «Добро сильнее зла», «Все проходит, все меняется». Все начнется сначала. Я про все забуду. И не устану повторять себе: я свободна!

Да, подумала я. Тебе повезло, что освободилась от него. И еще несколько человек радуются, что Гастон Марчмонт. мертв.

На следующее утро почтальон принес нам свежие новости.

— В Сент-Обине все еще что-то происходит. Они роются в кустарнике!

— Зачем? — спросила тетушка Софи.

— Не спрашивайте меня, мисс Кардинхэм. Но полиция ищет!

— Что бы это значило? — прошептала тетушка Софи. — Что они хотят найти?

— Полагаю, мы вскоре узнаем!

Когда он ушел, мы еще долго обсуждали это событие, и первое, что я услышала от Джеймса Перрйна, войдя в контору, было:

— Вы слышали? Расследование продолжается!

— Они роются в Сент-Обине. Эту новость принес нам почтальон, когда мы завтракали.

— Утомительное занятие это расследование! Должно быть, с убийством еще не все ясно. Я не представляю себе, чем закончится дело. Ходят разные слухи, а множество людей со всей деревни рвутся посмотреть на место, где было совершено убийство.

— Лучше бы ему вообще не появляться здесь!

— Думаю, не вы одна хотели бы этого! Странно! Годами ничего не происходит, а потом сразу все: смерть мистера Дориана, бегство Тамарикс, появление этого человека — и вот теперь убийство!

Хотела бы я знать, что подумал бы Джеймс, скажи я ему о случае в Холмистом лесу.

— Надеюсь, с Криспином все в порядке? — спросил Джеймс.

— Что вы имеете в виду? — со страхом спросила я. Он ничего не ответил и нахмурился. В голове у меня мелькнуло: «Он подозревает Криспина». Мне вспомнился Криспин в Холмистом лесу, его взгляд, когда он схватил мистера Дориана. Позже, когда я сказала ему, что он мог бы его убить, он ответил холодно: «Потеря была бы невелика!»

А что если он и по отношению к Гастону испытывал те же чувства?

В этот день я была рада поскорее вернуться домой. Тетушка Софи ждала меня. Она сгорала от нетерпения поделиться со мной чем-то важным, а у меня, прежде чем она начала говорить, мелькнула мысль: «Они что-то нашли в кустарнике!»

Но тетушка Софи только сказала:

— Заходил Криспин. Он хочет увидеться с тобой. Это важно.

— Когда? — нетерпеливо спросила я. Она посмотрела на каминные часы.

— Примерно через полчаса.

— Где?

— Он сказал, что вернется сюда. Вы можете побеседовать в гостиной.

— Что-нибудь нашли в кустарнике?

— Не знаю.

— Они все еще роются?

— Нет. Прекратили. Он скоро будет здесь. Просил разрешения побеседовать с тобой наедине.

Я вымылась, причесалась и села ждать его в гостиной. Через некоторое время послышался звук копыт, и вскоре, сопровождаемый тетушкой Софи, Криспин Сент-Обин появился в гостиной.

— Не хотите ли бокал вина? — спросила тетушка Софи.

— Нет, благодарю вас!

— Хорошо. Я буду поблизости, если что-нибудь понадобится.

Когда она оставила нас вдвоем, он подошел и взял меня за руки.

— Я прошу вас, скажите, что случилось? — прошептала я.

Он отпустил мои руки, и мы сели.

— Нашли ружье, — спокойно произнес он. — Оно было зарыто в кустарнике, недалеко от того места, где обнаружили тело. Очевидно, это то самое ружье. В этом нет сомнения.

А что заставило их осматривать кустарник?

— Они заметили, что земля, недавно перерыта.

— И что же это дает?

— Это ружье из оружейной комнаты Сент-Обина.

Я в ужасе посмотрела на него.

— Что же это значит?

— Кто-то взял ружье из оружейной комнаты, воспользовался им и, вместо того чтобы вернуть на место, зарыл в кустарнике.

— Зачем?

Он пожал плечами.

— Считают, что это кто-нибудь из дома?

— Кажется, это единственный вывод.

— Но почему кто-то из домашних, взяв ружье, не положил его обратно?

— Это непонятно!

— А что говорит полиция?

— Пока не найдется виновный, они подозревают каждого. Теперь ясно одно: убийца — кто-то, имеющий доступ в дом.

— Так идея, что это мог быть враг из прошлого, не правдоподобна?

— Враг из прошлого?

— Да, именно так думала тетушка Софи. Она считала, что такой человек, как Гастон Марчмонт, умел наживать врагов всюду, где бы ни появлялся, и предполагала, что его могли выследить и убить.

— Интересно! Хотелось бы, чтобы это было правдой!

— Что же теперь будет?

Он покачал головой.

— Вы обеспокоены? — спросила я.

— Обеспокоен. Следы ведут к дому.

— Ну с какой стати кто-то взял ружье, воспользовался им, а потом зарыл его… не очень аккуратно? Странная вещь!

— Полиция докопается.

Криспин повернулся ко мне.

— Я давно хотел поговорить с тобой. Вероятно, сейчас не время, но я не могу больше ждать.

— Что же вы хотите мне сказать?

— Ты, наверное, заметила, что я проявляю к тебе большой интерес?

— Вы имеете в виду то ужасное происшествие?

— И его тоже. Но еще раньше… с самого начала…

— Когда вы заметили некрасивую девочку?

— Это прощено и забыто, Фредерика. Я люблю тебя! Я хочу, чтобы ты стала моей женой!

Я отпрянула в изумлении.

— Я знаю, сейчас не время, — продолжал он. — Но я не мог больше держать это в себе. Много раз я порывался сказать тебе об этом! Я потерял столько времени! — он испытующе посмотрел на меня. — Ты хочешь, чтобы я продолжал?

— Да, — с готовностью ответила я, — хочу…

— Это означает…

— Это означает, что мне приятны ваши слова!

Криспин встал и крепко прижал меня к себе. Несмотря на все страхи и подозрения, я была счастлива!

Криспин страстно, даже неистово целовал меня, у меня перехватило дыхание. Мне казалось, что я во сне. За последнее время произошло так много странного, но это — самое странное из всего.

— Я боялся признаться даже себе в своих чувствах, — сказал он. — То, что было с нами в прошлом, всегда отражается на нас, не так ли? Я думал, что у меня нет будущего, но теперь…

— Сядем и поговорим, — предложила я.

— Скажи мне сначала, что я тебе не безразличен!

— Конечно, нет!

— Тогда я счастлив! Несмотря на все… Я счастлив! Мы будем вместе!

— Я несколько смущена…

— Но ты же знала о моих чувствах!

— Я не была уверена. Когда я заговорила об отъезде, вы удержали меня…

— Разумеется, я не мог позволить тебе уехать!

— Мне и самой этого не хотелось…

— Однако, ты чуть не уехала!

— Я не видела для себя иного выхода.

— Я казался тебе надменным, не так ли?

— Неприветливым. Отчужденным.

— Это — своего рода защита. — Он вдруг рассмеялся. — Но сейчас… среди всего этого…

— Вероятно, из-за всего…

— Так должно было случиться! Я больше не мог сдерживать себя, Фредерика! Какое у вас величественное имя, мисс!

— Да, конечно, я тоже так считаю! Моя матушка назвала меня так потому, что очень гордилась своей семьей. У нас было несколько Фредериков, достигших довольно высокого положения — генералов, политических деятелей и прочих. Она бы предпочла, чтобы у нее родился мальчик, тогда я была бы самым заурядным Фредериком!

Почему мы говорили о таких ничего не значащих вещах? Как будто пытались уйти от чего-то страшного… Я все еще помнила его гнев к мистеру Дориану, ярость по отношению к Гастону и его желание избавиться от него. Почему он выбрал именно этот момент, когда нашли оружие убийства, чтобы сделать мне предложение?

— Я давно влюблен в тебя! Больше всего на свете я хочу, чтобы ты тоже любила меня. Однако я не верю, что ты можешь испытывать ко мне те же чувства. Я не такой прелестник, как…

Его лицо потемнело, а меня снова охватил страх.

— Криспин! Я люблю вас и хочу выйти за вас замуж, но я хочу все о вас знать! Я не хочу, чтобы между нами были какие-то секреты!

От меня не ускользнуло, что он оторопел. Помолчав немного, он произнес:

— Разумеется, мне хочется того же!

И все-таки он о чем-то умалчивал! Я внутренне молилась, чтобы он не оказался замешан в этом ужасном убийстве. Я бы не пережила, если бы… Мне казалось, он умоляет меня говорить только о нашей любви, ни о чем больше, что он просит меня отбросить все, кроме того удивительного открытия, что мы любим друг друга.

Он произнес почти умоляюще:

— Это замечательно, что я тебе не безразличен. И поместье тоже. — Он нахмурился и махнул рукой. — Эти неприятности скоро закончатся! Они выяснят, кто это сделал, и закончат свою работу. Мы должны забыть об этом. Мы — вместе, и это замечательно! Знаешь, дорогая, ты изменила меня. Ты изменила мой взгляд на жизнь. Я был меланхоликом… Не верил в доброту. Я хочу, чтобы ты поняла… мой первый брак…

— Это было так давно!

— Но это сильно повлияло на меня… на то, кем я стал. Только после того, как я понял, что люблю тебя, я снова почувствовал вкус к жизни. Ты должна меня понять. У меня не будет мира на душе, пока ты не поймешь!

Он крепко держал мою руку и продолжал:

— Я был очень молод. Восемнадцать лет, почти девятнадцать. Учился в университете. В город приехала труппа актеров. Она была одной из них. Ей исполнился двадцать один год. Я пошел на представление, на какую-то комедию с пением и танцами. Она стояла в первом ряду хора. Мне показалось, что она красавица. Я был там в первый вечер… и в следующий… Посылал цветы… Меня удостоили встречи… Словом, влюбился до безумия…

— Это случается с многими молодыми людьми!

— Но не извиняет моей глупости!

— Нет, но ведь утешает, что вы не единственный юноша, оказавшийся в подобной ситуации.

— Ты всегда будешь находить мне оправдания, не так ли?

— По-моему, их всегда находишь для тех, кого любишь.

Криспин прижал меня к себе и поцеловал.

— Как я рад, что сказал тебе! Я и в самом деле не могу поверить, что ты любишь меня. Ты будешь всегда заботиться обо мне?

— Вы — сильный человек. Это вы должны заботиться обо мне!

— Я буду изо всех сил… а в минуты моей слабости ты будешь со мной?

— Если вы этого захотите!

Мы стояли молча. Он целовал мои волосы.

— Вы говорили мне… — напомнила я.

Он немедленно опомнился.

— Мне так стыдно, но ты должна понять меня, он заколебался, а мне опять стало страшновато.

— Я хочу знать все, Криспин, — твердо сказала я. — Прошу вас, ничего не скрывайте. Я пойму… что бы то ни было.

Опять короткое молчание.

— Ладно, — решился он, — я женился на ней вопреки советам своих друзей. Бросил учебу. В конце концов, у меня было поместье, я всегда любил его и хотел там жить. Кейт — не думаю, что это ее настоящее имя, — в ней не было ни капли правды, все фальшиво. Кейт Карвел. Ей быстро надоело поместье. Она не хотела жить в деревне. Я уже не строил никаких иллюзий. Мне очень скоро стало понятно, какую ошибку я совершил, а осознавать себя дураком в девятнадцать лет очень унизительно. Это накладывает на тебя отпечаток… иногда на всю жизнь. Так было со мной, пока не появилась ты. Тогда, надеюсь, я начал меняться.

— Я рада этому, Криспин.

— Я не хочу жаловаться, но никто раньше по-настоящему не заботился обо мне, креме Люси Лейн. Поэтому Кейт так легко обманула меня. Она притворялась доброй. Мои родители никогда особенно не интересовались ни Тамарикс, ни мной. Они полностью ушли в собственную жизнь, в которую мы не вписывались. Люси всегда была мне замечательным другом.

— А вы — замечательный друг ей!

— Я делаю только то, что в порядке вещей.

— Мне кажется, вы трогательно заботитесь о ней и ее сестре.

— Когда Кейт сбежала, я почувствовал облегчение; я даже не могу объяснить это чувство!

— Могу представить…

— Ты знаешь о катастрофе. Меня позвали, чтобы опознать ее. Она была сильно изуродована, но к счастью, на ней обнаружили кольцо, которое я ей подарил еще до свадьбы. Фамильное кольцо с уникальной гравировкой. Теперь оно у меня. Нашли также меховое боа с ее инициалами на подкладке. Этого оказалось достаточно. Печальный эпизод моей жизни был закончен.

— И вы должны забыть его!

— Теперь смогу. Твоя любовь вернула мне веру в себя!

Я засмеялась:

— А я всегда считала, что это самое последнее, чего вам не хватало. В самом деле…

— Я был надменным?

— Ну, вероятно!

— Тебе не надо выбирать слова, дорогая. Мне нужна всегда только правда от тебя!

— А мне от вас, — ответила я, снова почувствовав легкий страх.

— Мое поместье… — продолжал Криспин. — Все свои силы я отдавал ему, ты даже не представляешь, как мне это все время помогало!

— Прекрасно понимаю.

— Мы поженимся, как только закончится вся эта история. Это будет замечательно!

— Надеюсь, все неприятности скоро кончатся. Джеймс говорит, что в деревне много посторонних, которым любопытно увидеть место, где убили человека.

— О, Джеймс, — он внимательно посмотрел на меня. — Он славный малый, этот Джеймс!

— Я знаю.

— Ты ему нравишься. Одно время я даже ревновал тебя коему!

— Ну, это совершенно беспочвенно!

— Наверное, он будет хорошим мужем!

— Уверена. Когда-нибудь кому-нибудь он станет хорошим мужем!

— У тебя к нему есть какие-нибудь чувства?

— Он мне нравится.

— Бывает, из этого вырастают чувства посильнее. Я должен быть уверен, что этого у тебя не произойдет! Ты увидишь, мне всегда будут нужны доказательства твоей любви!

— Вы всегда будете их иметь!

Криспин внезапно встал и, схватив меня, поднял и прижал к себе. Его лица в этот момент я не видела.

— Вот так, — сказал он. — Объяснения кончены. Ты все знаешь о моем прошлом и тем не менее согласна выйти за меня! Я готов плясать от радости, но ты же знаешь, какой я танцор! В этом плане у тебя обо мне не очень хорошее мнение!

— Разумеется, я выйду за вас не за ваше бесподобное умение танцевать, — легкомысленно ответила я.

Как же мне хотелось поскорее избавиться от страха, который все еще не покидал меня! Как бы мы были счастливы, избавившись от него!

— Может быть, мы пойдем и расскажем обо всем тетушке Софи? — предложила я.

— Да, так и сделаем! Я хочу, чтобы все знали! Войдя к тетушке Софи, я сообщила ей:

— А у нас для вас новость! Мы с Криспином решили пожениться!

Тетушка вытаращила глаза, но обрадовалась. Она поцеловала меня, а затем Криспина.

— Благослови Господь вас обоих! Я знала… Я так и знала… Но вы с этим так медлили!

Когда ушел Криспин, мы с тетушкой Софи долго сидели за беседой в гостиной. От нашего решения тетушка была в восторге.

— Я всегда считала, что в нем много хороших качеств, а когда увидела вас вместе, поняла, что вы друг другу — пара. Когда он предложил тебе работу, это был первый знак, достаточно откровенный, и он меня рассмешил. Конечно, он был женат, но это можно считать печальной ошибкой молодости. Самая печальная вещь в жизни, что когда ты молод, то думаешь, что все знаешь. Когда же становишься старше, начинаешь понимать, как мало знаешь. Приобретаешь опыт, проходя через всяческие испытания, и учишься не повторять своих ошибок. Я так рада за тебя, Фредди, да и за себя тоже. Замечательно, что ты будешь жить здесь! Я всегда боялась, что ты уедешь.

Я рассказала ей о находке в кустарнике. Восторг ее заметно поубавился, и на лице уже не было той радости.

— Ружье из оружейной комнаты! — воскликнула она. — Что же это значит?

— Пока никто не знает.

— Но ведь можно подумать, что стрелял кто-то из Сент-Обина Парка?

— Кто-то мог пробраться в дом и взять оружие.

— Да, но это должен быть человек, прекрасно знающий дом!

— Таких людей много!

— А зачем нужно было закапывать его? Почему не положить обратно?

— Это неизвестно. Господи, как мне хочется, чтобы все поскорее закончилось!

— Это не закончится, пока не найдут убийцу. Тетушка Софи тревожно посмотрела на меня. Мне хотелось крикнуть ей: «Это не Криспин! Он был тогда в доме. Криспин не мог убить своего деверя только потому, что не любил его».

Мысли тетушки Софи мне были ясны: почему Криспин выбрал именно этот момент, чтобы сделать предложение?

Наступил день дознания. Мы с Криспином решили пока не объявлять официально о нашей помолвке, считая, что сейчас не время для этого. Тетушка Софи согласилась с нами.

Под подозрением находились все жители Харперз-Грина. Событие в Сент-Обине попало на первые полосы всех газет и обсуждалось повсеместно. Строились всевозможные догадки, иногда довольно странные. Всем было тревожно.

Утром, когда я пришла в контору, Джеймс выглядел очень озабоченным.

— Это ужасное дело, — сказал он. — Я не могу смотреть на этих зевак, снующих по всей деревне. Они все стремятся взглянуть на кустарник. Скорее бы нашли убийцу и закончили дело!

— Впереди суд, и говорить о нем будут еще больше! — напомнила я.

— Надеюсь, никто из домашних в этом не замешан, — смущенно произнес он. — Бедная миссис Марчмонт! Ей должно быть очень тяжело.

— Она не выходит из дому. Конечно, вся эта история потрясла ее.

— Ей, разумеется, придется пойти на дознание так же, как бедному Гарри Джентри. Да и слугам, во всяком случае, некоторым из них. Как все это повлияет на жизнь поместья?

— А как это должно повлиять?

— Я думаю, что убийцу никогда не найдут. Обстановка в поместье будет очень неприятной. Я часто подумывал завести свое хозяйство. Начать с малого — заиметь собственную ферму. Самому управлять ею. Ничто не может быть лучше, чем быть хозяином самому себе!

— Полагаю.

— Сначала можно арендовать, а потом выкупить, — он выжидательно посмотрел на меня.

— Сейчас вам и здесь хорошо. Интересно все же, что будет на дознании?

— Жаль, что нашли это ружье, зарытое в кустарнике!

— Я все время надеялась, что это кто-то из его прошлых врагов, а не из знакомых нам людей.

— Прошлое мистера Марчмонта покрыто мраком! Да, для всех было бы хорошо, если бы убийцей оказался кто-то из его прошлой жизни.

Не знаю, как у меня хватило сил прожить этот день. Из конторы я ушла как можно раньше. Тетушка Софи ожидала результатов дознания с таким же нетерпением, как и я. Я была уверена, что Криспин, зная мою тревогу, немедленно придет в Роуэнз. И он пришел.

— Вердикт, — сообщил он, — разумеется, убийство. Убийство, совершенное неизвестным лицом или неизвестными лицами.

— А что же еще могло быть? — спросила тетушка Софи.

— Что же теперь? — поинтересовалась я.

— Полиция будет продолжать заниматься своим делом. Пройти через дознание — довольно жестокое испытание! Бедная Тамарикс была расстроена больше всех. Гарри Джентри держался прекрасно. Он, разумеется, угрожал Марчмонту и даже стрелял. Это видели несколько человек. Но стреляли не из его ружья. Выяснилось, что Марчмонт был очень неприятным типом, но это не дает кому-либо права убивать его. Ружье вызвало большой интерес. Кажется, интерес этот связан с кем-то из соседей. Мне задавали множество вопросов о ружье и оружейной комнате. Когда-то в поместье много охотились, но сейчас оружием никто не пользовался. Странно, что кто-то взял ружье, а потом зарыл его. Ведь если это был кто-то, имеющий доступ в дом, то было намного легче положить его назад.

— Это говорит о том, что этот «кто-то» мог проникнуть в дом, но не живет там, — с некоторым облегчением сказала тётя.

Криспин улыбнулся мне, читая мои мысли.

— Полагаю, именно такое впечатление у них и сложилось, — предположил он. — Не сомневаюсь, нас ждет что-то еще. Боюсь, что конца этой истории еще не видно, но, по крайней мере, дознание уже позади.

VIII. ПРИЗРАК ИЗ ПРОШЛОГО

Стоял конец сентября. В Сент-Обин Парке готовился званый обед, на котором мы с Криспином собирались объявить о нашей помолвке.

— Моя матушка захочет соблюсти все формальности, — сказал Криспин.

В семье всегда придавали им большое значение.

Народ в Харперз-Грине все еще продолжал говорить об убийстве. Дознание не только не умерило интерес к этой болезненной теме, но еще более разожгло его. «Кто-то неизвестный или неизвестные»! В самой этой фразе было что-то зловещее. Во всех домах и во всех магазинах обсуждался один вопрос: «Кто убил Гастона Марчмонта?» Подозрение падало в основном на Криспина, Тамарикс и Гарри Джентри, хотя многие склонны были разделить мнение тетушки Софи, что это был какой-то человек из прошлой жизни Гастона. В конце концов, почему бы не могло оказаться так, что кто-то сумел пробраться в дом и похитить ружье, а потом не имел возможности вернуть его обратно? Это было вполне правдоподобно.

А тем временем званый обед состоялся и новость, объявленная на нем, несомненно, дала пищу для новых разговоров в деревне.

Миссис Сент-Обин присутствовала на обеде. Со времени появления в доме Гастона ее здоровье улучшилось настолько, что она забыла о своих болезнях. Он так откровенно льстил ей, говоря, что она выглядит молоденькой девушкой, что она начала и вести себя соответственно. Она снова привыкла обедать за столом со своей семьей и совершенно не собиралась возвращаться к роли инвалида даже после смерти Гастона. Я подумала, что хоть для одного человека он сделал доброе дело! Она, кажется, была единственным человеком, скорбящим о нем, так как ее искренняя печаль не вызывала сомнений.

На обеде присутствовали Хетерингтоны, друзья-соседи, включая доктора и его жену, поверенный в делах адвокат из Дивайзиза и, конечно, тетушка Софи. Криспин сидел во главе стола, а я по правую руку от него. Миссис Сент-Обин сидела на другом конце стола и, хотя была очень печальной, нисколько не походила на больную. Разумеется, присутствовала и Тамарикс. Она очень изменилась, утратив свои беззаботные манеры и вид легкомысленной девочки.

Хотя все за столом прилагали огромные усилия, чтобы не вспоминать о прошлом, казалось, дух Гастона Марчмонта витал в самом воздухе Сент-Обина.

В конце обеда Криспин встал, взял меня за руку и просто объявил:

— У меня для вас сообщение: Фредерика, мисс Хэммонд, и я решили пожениться.

Последовали приличествующие случаю поздравления, а дворецкий обнес всех гостей шампанским.

Я была очень счастлива, но счастье это омрачал призрак Гастона Марчмонта, преследовавший меня повсюду. Избавлюсь ли я от него когда-нибудь?

В гостиной, куда перебрались гости после обеда, ко мне подошла Тамарикс.

— Для меня это формальное сообщение не было новостью, — сказала она. — Я, разумеется, знала, что это произойдет!

— Это было так заметно?

— Конечно! Особенно с тех пор, как ты начала работать в конторе. Все это он устроил специально!

— С его стороны это очень хорошо!

— Хорошо! Чтоi же думал о себе!

— Тамарикс, а как твои дела?

— Иногда я несчастна. Иногда мне стыдно. Потом страшно. Потом я счастлива, что его нет. И все же в каком-то смысле он здесь. Он всегда будет здесь, пока не найдут убийцу. О, как бы мне хотелось, чтобы я никогда не встречалась с ним!

Я пожала ее руки.

— Мы теперь, в некотором смысле, как сестры, — продолжала она. — Это меня ободряет!

— Я рада!

— Рэчел, ты и я. Нас трое. Мы всегда были вместе, не так ли? Кажется, у тебя все складывается лучше, чем у нас с Рэчел. Ты и Криспин! Кто бы поверил, что Криспин влюбится, да еще и в тебя!

— Но у Рэчел счастливый брак!

— Бедняга Рэчел!

— Да нет же, с ней все в порядке. Она теперь счастлива. Тамарикс, а что же будет с тобой?

— Со мной тоже все будет в порядке, когда все это закончится! Молю Бога, чтобы убийцей оказался кто-то, кого мы не знаем, тогда это забылось бы легче. А сейчас полиция будет торчать здесь, пока не найдут. Они же продолжают поиски и после дознания!

— Нам всем надо продолжать жить, как будто ничего не случилось!

— Некоторые считают, что это сделала я. И всегда будут считать… Ты понимаешь теперь, почему я говорю, что он всегда будет здесь…

— Все пройдет. Полиция найдет убийцу!

— А что, если… убийцей окажется кто-нибудь из наших?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты прекрасно знаешь. Сейчас мы все пытаемся сделать вид, что счастливы; может быть, какое-то время нам это и удастся. А потом… потом найдут ответ! И это может быть взрыв, Фред! Полиция должна найти ответ, кто убил, иначе этот кошмар никогда не кончится!

К нам подошла тетушка Софи с сияющей на лице улыбкой. Она была очень довольна, но и за ее улыбкой я могла увидеть тревожное ожидание.

О да, в самом деле, призрак Гастона Марчмонта не оставлял нас всю эту ночь.

Я не ожидала, что наше предполагаемое бракосочетание вызовет такой интерес. Я имею в виду не только жителей Харперз-Грина, к этому-то я была готова.

Через несколько дней после званого обеда, выйдя к завтраку, я обнаружила за столом тетушку Софи, поглощенную газетами. Она поздоровалась со мной, подняв ко мне лицо, на котором явно читался ужас.

— Доброе утро, тетя Софи, — поцеловала я ее. — Что случилось?

Она пожала плечами:

— Полагаю, в сущности, ничего!

— Вы выглядите расстроенной!

— Так и есть!

Когда я села, она подтолкнула ко мне газету. На первой странице был напечатан портрет Криспина.

— Что это? — воскликнула я.

— Они, должно быть, раздобыли его во время расследования. Пресса везде сует свой нос. А рядом с ним — инспектор Берроуз, он приходил сюда, ты помнишь?

Я прочла: «Бракосочетание. Сообщено о помолвке Криспина Сент-Обина с Фредерикой Хэммонд, которая была его соседкой на протяжении многих лет. Мистер Сент-Обин — землевладелец, на территории поместья которого найдено тело Гастона Марчмонта. Ружье, из которого сделали роковой выстрел, было взято из оружейной комнаты Сент-Обина. Это будет второй брак мистера Сент-Обина. Его первая жена Кейт Карвел, погибла в железнодорожной катастрофе вскоре после свадьбы».

Тетушка Софи наблюдала за мной.

— Почему наша помолвка предается широкой огласке?

— Полагаю, они считают, что людям интересно про это читать!

— Но зачем об этом первом браке?

— О, думаю, драма еще продолжается…

— Кому интересно читать все это?

— Происшествие в нашей деревне стало известно по всей стране.

Да, подумала я, газета ведь не местная. Эта новость обойдет всю страну, тысячи людей прочтут все это. Со временем кто-то забудет, но всегда найдется тот, кто запомнит. От этого не убежишь.

Сам Криспин не был очень обеспокоен газетной заметкой.

— Пока дело не закрыто, оно будет в центре внимания прессы. Не надо обращать на это внимания, будем думать и о приятном. Не вижу повода откладывать свадьбу, давай сделаем это как можно быстрее. Матушка уже строит планы. Она хочет, чтобы это была пышная свадьба в традициях Сент-Обина. Я не должен забывать, что я глава семьи и все такое! Лично я бы поторопился с этим. Я хочу быть с тобой… получить уверенность, что мы вместе… навсегда!

— Мне тоже этого хочется, — согласилась я. — Но я подозреваю, что наша свадьба теперь привлечет большое внимание прессы.

— Боюсь, что этого нам не избежать!

— Вероятно, нам лучше бы немного подождать, не слишком долго. Но только в том случае, если дело получит какое-то развитие.

Он был ошеломлен.

— Что-нибудь откроется, — продолжала я. — Что-нибудь обнаружится.

— О нет! — воскликнул Криспин. Он нахмурился, а я обняла его и прижала к себе. Криспин почти вцепился в меня, как бы ища защиты.

— Никогда не покидай меня! Не говори об отсрочке!

Я была глубоко тронута. У меня было такое чувство, как будто я пыталась скрыться с его глаз, но не смогла. Я чувствовала, что между нами стоит какой-то барьер и его надо преодолеть.

— Криспин, есть кое-что…

— Что ты имеешь в виду? — в его голосе мне почудились нотки страха.

— Между нами не должно быть секретов, — вырвалось у меня.

Криспин отступил. Он снова стал человеком, владеющим любой ситуацией.

— Что ты имеешь в виду? — повторил он.

— Я просто подумала, что может быть что-то важное, чего я не знаю…

Он засмеялся и поцеловал меня:

— Вот это важно.. для меня… важнее всего на свете. Когда мы поженимся?

— Мы должны поговорить с вашей матушкой и тетушкой Софи!

— Думаю, тетушка Софи будет сговорчива.

— Она, разумеется, согласится со всем, что мы решим, но она настоятельно советует из-за всей этой кутерьмы не устраивать пышной церемонии, которую предлагает ваша матушка. Прошло слишком мало времени после этого несчастья…

Криспин молчал.

— Она права, — настаивала я. — В вашей семье произошла смерть. Обычно в таких случаях выжидают год.

— Это невозможно! Не такая уж для нас это тяжелая утрата!

— Но ведь совершено убийство! Полагаю, мы оскорбим множество добропорядочных сердец, если после этого вскоре отпразднуем наше радостное событие. Как это истолкуют люди?

— Да какое нам до этого дело?

— По-моему, мы не должны забывать, что положение в семье Сент-Обинов продолжает оставаться довольно деликатным. Пока дело не закончено, не следует пренебрегать общественным мнением, Криспин!

Он задумался.

— Не хочешь ли ты сказать, что мы должны ждать целый год?

— Нет, не так долго. Но мы же должны посмотреть, как будет продвигаться их работа.

— Подальше от этого места… от всех предположений… от всех воспоминаний об этом. Я хочу думать только о нас и больше ни о чем!

— Это было бы блаженством!

Мне опять показалось, что он хочет открыться мне, поделиться тем, что терзало его душу. Меня снова охватил страх. Какую роль Криспин играл в этом убийстве? Этот вопрос все время не давал мне покоя. Почему он не может полностью довериться мне? Может ли быть, что не смеет?

Как счастливы были бы мы оба, если бы ничто не стояло между нами и я могла бы думать о нашем будущем без страха, с надеждой и доверием! Но передо мной все время стояла картина этого тела в кустарнике и ружья из оружейной комнаты Сент-Обина. Я никак не могла избавиться от этого.

Криспин строил планы на медовый месяц. Его любимым местом всегда была Италия. «Разве это не одна из самых красивых стран в мире? Там столько памятников старины! А Флоренция, Венеция, Рим? Почему бы нам не побывать в Австрии? Могли бы поехать в Зальцбург, где родился Моцарт, побывать во Франции, посмотреть замки на Луаре». Криспин всегда хотел увидеть Шато-Гайар, где все напоминает о Ричарде Львиное Сердце.

Но сколько бы мы ни предавались этим приятным мечтам, меня точила мысль: «Что-то здесь не так!» И он не мог полностью скрыть от меня это ощущение. Я читала в его глазах.

Почему же он не скажет мне все? Я не могу спросить его об этом прямо, не могу оскорблять его недоверием. Зная его и любя, я не могла себе позволить такого шага.

Лили гордилась мною.

— Большой дом, а? И вы хозяйка всего этого! Даю слово, вы будете слишком важной персоной, чтобы приходить и извещать нас в Роуэнзе!

Мы с тетушкой Софи смеялись над этим.

— Вы сами не верите в то, что говорите, Лили! — смеялась я.

— Ну, разумеется, нет! Вы всегда будете нашей маленькой мисс Фредди, правда, мисс Софи?

— Конечно! Когда мы станем дряхлыми старушками, а она сама зрелой матерью семейства, она всегда будет оставаться для нас маленькой мисс Фредди!

В последнее время тетушка Софи часто вспоминала о прошлом.

— Я помню Криспина мальчиком. Славный был парнишка! Хорошо, что он заботится о сестрах Лейн. Я видела его время от времени. Сент-Обины нечасто жили здесь. Они катались то в Лондон, то на континент, доведя поместье до разорения. К счастью, у них был хороший управляющий. А когда дела поместья взял в свои руки Криспин, то лучшего нельзя было и придумать! Это произошло, когда он женился. Он тогда бросил университет и поселился тут. Вот это было время! Забавно, но иногда и несчастье на пользу! Этот брак привел его домой, и с тех пор поместье процветает.

— Вы, должно быть, часто видели его жену?

— О да! Я ее видела. Господи, куда он только смотрел? С самого начала это было несчастьем. Я удивлялась, как можно быть таким слепцом. Безумство юности, я полагаю! Она казалась старше его… думаю, намного старше, чем говорила.

— Она была очень красива?

— По-моему, нет. Вся в румянах, помаде и пудре, а волосы определенно крашенные: слишком уж они были золотыми! Стоило мне только один раз взглянуть на нее, чтобы понять, что их брак долго не продлится!

— Я хочу все знать об этом, тетя Софи!

— Тебе нечего ее бояться, моя дорогая! Иногда во вторых браках новая жена ревнует мужа к прошлому. Тут ты можешь быть спокойна. Он был рад избавиться от нее, и все об этом знали!

— Как текла жизнь в Сент-Обин Парке, когда она жила здесь?

— О, она хотела постоянно развлекаться: балы, приемы и все такое!

— Как и родители Криспина?

— Ну, те большую часть времени жили за границей, а с ней все обстояло иначе. Родители Криспина принадлежали к высшему обществу, это были изысканные люди. Компания же Кейт вела себя шумно, а иногда просто буйно! Полагаю, многие из них работали артистами варьете. Соседи их не очень любили. Бывали и ссоры, даже довольно частые. Бедный Криспин! Он очень скоро осознал, с кем связался. Наконец, ей все это надоело, и она сбежала, а потом произошла эта катастрофа… Люди говорили, что Криспин счастливо избавился от нее…

— Это очень потрясло его?

— Он замкнулся, стал нелюдимым. Как в омут, бросился в работу над поместьем, ничего вокруг не замечая. Конечно, некоторые дамы обращали на него внимание, как говорится, одна или двое «имели на него виды»!

— Вы имеете в виду и леди Фиону?

— И она тоже, но не только. Но ему, кажется, никто не был нужен. Пока он не влюбился в тебя! О Фредди, я верю, что у тебя все будет замечательно! Он очень изменился за последнее время. Постепенно теряет свою замкнутость, освобождается от затравленности, скрытой под маской гордого высокомерия. Это был вызов судьбе. Он презирал себя за свою глупость, благодаря которой так жестоко попался, и вся его самоуверенность служила ему лишь щитом, за которым он прятал свое одиночество и отчаяние, а может быть, и еще что-то…

— Да, — сказала я. — Уверена, что вы правы… Между нами есть нечто, что мешает мне сблизиться с ним так, как мне бы хотелось!

— Ну что же, дорогая! Для того, чтобы полностью порвать с прошлым, нужно время. Но он на правильном пути, и я этому очень рада. Я уверена, вы созданы друг для друга, а твое счастье для меня превыше всего!

— Дорогая тетя, я не знаю, как мне благодарить вас за все, что вы для меня сделали! С тех самых пор, как я переехала к вам, вы были удивительно добры по отношению ко мне!

В ее глазах мелькнули слезы.

— Дорогое дитя, ты же моя родная племянница и…

— Дочь своего отца? Скажите, вы ему написали?

— Да, я написала ему о твоей помолвке!

— Заинтересует ли его это? В конце концов, он ничего не знает о Криспине. Он и меня-то по-настоящему не знает!

— Он тебя хорошо знает по моим письмам. Он всегда очень интересовался тобой. Теперь он уехал на остров в другой части света.

— А я думала, что он в Египте!

— Он уехал оттуда некоторое время назад. Это глухое место называется остров Каскера. Кажется, его открыл много лет тому назад человек по имени Каскер. Немногие слышали о нем. Я тщетно искала его на карте, но не нашла ни в одном атласе. Просто маленькое черное пятнышко на море…

— Что он там делает?

— Он там с некоей Карлой. Полинезийка, думаю. Время от времени он о ней упоминает. Почему он покинул Египет, не понимаю. Подозреваю, что не без причины…

— По-моему, это замечательно, что вы переписываетесь с ним все эти годы!

— Мы же были большими друзьями, остаемся ими и, надеюсь, будем ими всегда!

Мы с Криспином встречались почти каждый день. Он водил меня по поместью и, где бы мы ни появлялись, нас везде встречали поздравлениями. Он очень хотел, чтобы я узнала о поместье как можно больше. Правда, за время работы в конторе я многое узнала и многому научилась, но теперь он хотел, чтобы я смотрела на все хозяйским взглядом. Поместье было его жизнью, и он хотел, чтобы я ее разделила с ним. Этого горячо желала и я сама.

В те дни мы были счастливы. Криспин все более раскрывался передо мной, обнаруживая новые восхитительные грани своей личности. У него оказалась редкая способность радоваться жизни, которую он раньше всячески подавлял в себе. Жизнь теперь казалась полной удивительных открытий, мы постоянно смеялись счастливым смехом влюбленных. Теперь я все чаще повторяла: все образуется! Как-то мы вместе с Криспином зашли на ферму Гриндлов. Рэчел была очень рада нам. Даниела была восхитительным ребенком. Когда на несколько мгновений мы остались вдвоем, Рэчел сказала мне, что рада за меня.

— Ты успокоилась? — спросила я ее.

— Только временами все возвращается… Но, думаю, это неизбежно. Мне очень хочется, чтобы нашли убийцу Гастона и закончили дело раз и навсегда. До этих пор мы все не сможем быть полностью спокойны. Полиция, кажется, начинает терять интерес к делу!

— Полагаю, это назовут одним из нераскрытых преступлений. Их много, я уверена!

— Да. Все это сотрется из памяти людей, несмотря на проявленный в свое время интерес. Так и будет, но мне хочется, чтобы это случилось поскорее!

— Нам всем хочется!

Мы с Криспином часто катались верхом, дни шли весело и счастливо, пока я не заметила в нем перемену. Слишком хорошо я его знала, чтобы он мог обмануть меня натянутым смехом и скрыть тревожное выражение глаз. У него была какая-то проблема, хотя усилием воли он делал вид, что ничего не произошло.

Не выдержав, я спросила:

— Криспин, что-нибудь случилось?

— Нет. Ничего. А что могло случиться?

Смутное тревожное чувство вновь вернулось ко мне. Я-то думала, оно ушло навсегда!

Мне так хотелось вызвать у него полное доверие, узнать, что его беспокоит, и разделить с ним тревогу…

Бывали моменты, когда он становился прежним, и тогда я задавала себе вопрос: а не плоды ли это моего воображения?

Через несколько дней он предупредил меня, что должен уехать по делам в Солсбери и пробудет там целый день. Мне хотелось поехать с ним вместе, но он сказал, что весь день будет занят и не сможет уделить мне внимания.

— Это же только на один день, — добавил он. Но когда вечером мы прощались, он крепко прижал меня к себе, как будто прощаясь надолго.

— До послезавтра! — сказала я.

— Да, — ответил он, все еще удерживая меня.

— Вы, кажется, не хотите отпустить меня! — легкомысленно заметила я.

— Я никогда не отпущу тебя! — горячо ответил он.

Следующим утром тетушка Софи сказала мне:

— Я еду в Дивайзиз во второй половине дня. Почему бы тебе не проехать со мной?

— Не могу, мне нужно пойти в контору, — ответила я. Она кивнула.

— Ну, ладно. Я поеду в двуколке. Мне нужно купить Koe-что из вещей. Вернусь до вечера.

Я отправилась в контору. Джеймс Перрин был там. С тех пор как было объявлено о нашей помолвке с Криспином, он переменился ко мне. Стал спокойнее, сдержаннее. Я догадывалась, что он с присущей ему трезвостью предполагал жениться на мне. Я бы никогда не пошла за него, даже если бы не было Криспина, но все равно он мне нравился.

Разговор пошел об арендаторах и о его беспокойстве за северные стены некоторых коттеджей.

— За ними надо тщательно присматривать, — заметил он. Однако он не предложил мне сопровождать его.

Я спросила его о ферме, которую он собирался взять в аренду.

— Эту я пропущу, — сказал он. — Когда придет время, найдется что-нибудь получше. Да ее уже и взяли в аренду! Слушая его болтовню, я думала о том, как бы скорее очутиться дома. День без Криспина показался мне пустым и унылым.

Когда я пришла домой, тетушки Софи еще не было. Ну, ладно, она же сказала, что вернется вечером. Значит, что-то ее задержало.

Она вернулась около семи часов усталая и чем-то встревоженная.

— Все в порядке? — спросила я ее с тревогой.

— Я очень устала. Путешествие было не из легких. Я пойду прямо к себе.

— Сказать Лили, чтобы она принесла вам что-нибудь? Да что же случилось?

— Ничего. Ничего! Я потом расскажу тебе, а сейчас мне больше всего хочется в постель. Наверное, я становлюсь слишком старой для таких путешествий!

— Могу я чем-нибудь помочь?

— Нет, нет, в постели мне станет лучше!

— Вы уверены, что не хотите поесть? Может быть, тогда горячего молока?

— Нет, — она нахмурилась, и это было так непохоже на нее.

Тетушка поднялась к себе в спальню, а я пошла к Лили.

— Так она, наконец, вернулась? Я позабочусь об ужине!

— Она ничего не хочет. Сразу же легла в постель.

— Наверное, поела в Дивайзизе…

— Она ужасно выглядит и сразу же пошла к себе!

— Ничего не хочет. Я принесу ей немного молока!

— Она твердо сказала, что ничего не хочет! Только лечь в постель и уснуть.

Вечер был грустным. Накрапывал дождь, и в воздухе пахло грозой. Я ждала, что тетушка Софи спустится и со своей обычной живостью расскажет мне о посещении Дивайзиза. Но в доме стояла тишина. Это было необычно, и я забеспокоилась.

Потихоньку я вошла в спальню тетушки. Она лежала в постели с закрытыми глазами, но даже и во сне показалась мне непохожей на себя. Не заболела ли?

Я спустилась к Лили:

— Надеюсь, с ней все в порядке! Я только что заходила к ней, и ее вид мне не понравился!

— Я тоже была у нее. Она просто измучена, вымотана… Всегда так много берет на себя, вот и результат!

Я отправилась к себе. Было около половины десятого. Без тетушки Софи дом казался пустым. Только бы с ней ничего не случилось!

Я сидела у окна. Надвигались грозовые тучи. В этом свете Холмистый лес выглядел особенно мрачно; впрочем для меня он всегда выглядел так. Нет, я должна была ехать в Дивайзиз вместе с тетушкой Софи!

Я разделась и легла. Сон не шел ко мне. Вдруг послышались шаги… Чушь, уговаривала я себя, в доме все спят, это просто доски скрипят от старости… Но что это? Похоже, кто-то тихо открыл дверь…

Я накинула халатик, влезла в тапочки и подошла к двери. Послушав, открыла ее. Да, внизу кто-то был! Может быть, Лили? Она собиралась лечь спать пораньше, но мало ли что могло ей понадобиться на кухне?

Тихо спустившись по лестнице, я приоткрыла дверь в кухню. На столе стояла зажженная свеча в подсвечнике, а за столом сидела тетушка Софи. Вся ее жалкая поза выражала страдание. Она сидела, наклонившись вперед и закрыв лицо руками.

— Тетя Софи! — позвала я негромко.

Она тревожно взглянула на меня.

— Тетя, что случилось?

— О, мне не спалось! Я подумала, может стоит спуститься и выпить чашечку чая… Может, поможет…

— Что-то случилось, не так ли? Она молчала.

— Вы должны мне рассказать! В чем дело?

Она все еще молчала.

— Тетя Софи, так же нельзя. Я чувствую, что-то случилось, что-то плохое! Вы должны мне рассказать все!

— Не знаю, что и делать! Может быть, я ошиблась? Нет, не ошиблась…

— В чем ошиблись? Где? Что вы видели? Это в Дивайзизе?

Она кивнула, повернулась ко мне и обняла. Я поняла, что она приняла решение рассказать мне.

— Я видела их. Они вместе вышли из отеля! — сказала она.

— Кто, тетя Софи?

— Я все еще уговариваю себя, что этого не могло быть, но я видела…

— Рассказывайте дальше, тетя!

— Это был Криспин. Он был с Кейт Карвел!

— Со своей женой? Да ведь она же умерла!

— Я оторопела, подумала, что это сон! Но это была она, ее невозможно спутать ни с кем, нет никаких сомнений!

— Но вы не могли ее видеть, тетя Софи! Она умерла! Она же погибла в железнодорожной катастрофе!

Тетушка Софи грустно посмотрела на меня:

— Я не знала, говорить тебе или нет… Мне нужно было решиться… Я не могла смотреть тебе в глаза, поэтому мне хотелось побыть одной…

— Вы, должно быть, вообразили все это!

— Нет, дитя мое, я не могла ошибиться. У нее те же золотые волосы… Она не изменилась. Все такая же… И они вместе вышли из отеля, постояли перед ним, потом сели в экипаж и уехали.

— Этого просто не может быть!

— Но я же все это видела своими глазами!

— Должно быть, это был кто-то другой!

— Двух таких не может быть на свете! Это была Кейт Карвел, Фредди. Значит, она жива…

— Я не могу в это поверить!

— Она его жена! О Фредди, как теперь он может жениться на тебе?

Я сидела у стола, ослабев от горя и ужаса, пытаясь понять, что все это может значить. Мне страстно хотелось кричать: это не правда!

На улице раздался раскат грома. Я пребывала в полном недоумении, была испугана и ошеломлена. Впереди была ночь. Часы на камине показывали половину двенадцатого. Завтра я увижу его, но как пережить ночь?

Нет, я должна увидеть его немедленно! Должна услышать от него, что тетушка Софи ошиблась!

Я решительно поднялась и сказала:

— Сейчас же иду к нему!

— Сейчас?

— Тетя Софи! Я не могу ждать целую ночь! Мне нужно сейчас же знать, ошиблись вы или нет!

— Ох, я не должна была говорить тебе! Я же знала, что не должна!

— Должны! Для меня лучше все знать! Я иду!

— Я с тобой!

— Нет. Нет, я должна идти одна. Я должна увидеться с ним и все узнать!

Я быстро поднялась к себе, надела ботинки и теплый жакет, спустилась и побежала в ночь под дождем в Сент-Обин, ' Хотя было поздно, на мой звонок отозвались, и слуга быстро отворил передо мною дверь.

— Я хочу видеть мистера Сент-Обина!

Слуга был изумлен.

— Проходите, мисс Хэммонд, — пригласил он, впуская меня в холл, куда уже спускался Криспин.

— Фредерика! — воскликнул он.

— Я должна была прийти. Мне нужно увидеться с вами!

— Все в порядке, Гроувс, — обратился Криспин к слуге. — Проходи сюда, — позвал он меня.

Он провел меня в маленькую комнату рядом с холлом и попытался помочь мне снять жакет. Я остановила его.

— Я должна была прийти! Мне надо узнать, правда ли это? Я не могла ждать!

Он с тревогой смотрел на меня.

— В чем дело?

— Тетушка Софи была сегодня в Дивайзизе и видела вас там с Кейт Карвел! — выпалила я.

Он побледнел, и я поняла, что это была правда!

— Так это действительно Кейт?

Криспин, казалось, боролся с собой.

— Прошу вас, Криспин! Я должна знать правду!

Он сказал:

— Все в порядке. Все будет в полном порядке! Мы поженимся! Говорю тебе, все будет в порядке!

Я знала, что он говорит не правду. Он хотел, чтобы я поверила ему, и тут меня охватил ужасный страх.

— Все улажено, — продолжал он. — Я все устроил. Все будет так, как мы решили!

— Вы сказали, что едете в Солсбери, однако тетушка Софи видела вас в Дивайзизе!

Он молчал, а я знала, что он действительно был там, чтобы увидеться с Кейт! Никакого сомнения не оставалось, что тетушка Софи видела их вместе!

Он нежно положил руки на мои плечи.

— Тебе не надо беспокоиться об этом. Я все уладил! Все у нас с тобой будет, как мы наметили. Иначе я не смог бы все это вынести! И не вынесу. Я это решил.

— Криспин, если у вас будут от меня секреты, если мне нельзя сказать, что глубоко задевает вас, — между нами никогда не будет настоящей близости! Тетушка Софи видела, как вы выходили из отеля с женщиной, на которой женаты. Предполагалось, что она умерла. Как же могло быть, что вы оказались вместе с ней в Дивайзизе?

Он обнял меня и крепко прижал к себе.

— Я расскажу тебе все, что случилось, но это ничего не меняет. Ее заставили замолчать. Я это мог устроить и устроил!

— Заставили замолчать? — в ужасе крикнула я.

— Да, вижу, что должен рассказать тебе все. Несколько дней назад я получил от нее письмо…

— Я знаю, когда это случилось! О Криспин, почему вы не рассказали мне?

— Я не мог. Я не знал, чего она хочет. Я был полон решимости любыми способами не потерять тебя, Фредерика! Ты не должна покидать меня. Она потребовала денег… Ей всегда были нужны только деньги… Поэтому легкий выход заставить ее замолчать — принять ее условия, не устраивать шума и не допустить, чтобы она опеределила нас!

— Но она здесь. Она ваша жена.

— Она прочла сообщение о нашей помолвке. С этого все и началось. Если бы не эта пресса, она бы никогда не узнала, а я по-прежнему считал бы ее мертвой. Получив письмо, я не знал, что мне делать…

— Почему вы не рассказали мне? Я хочу все знать!

— Я не мог тебе рассказать. Я должен был прежде удостовериться, что все может идти своим чередом, так, как мы наметили, а для этого мне нужно было узнать о ее планах. Конечно, не стоило встречаться с ней в Дивайзизе — это слишком близко! Мне следовало подумать об этом! Но дело сделано, я назначил ей встречу в этом отеле. Это было ужасно! Я ее ненавидел! Я ненавидел себя за то, что когда-то связался с ней! Я так благодарил судьбу, когда она покинула меня, а когда она погибла, был счастлив, что никогда больше не увижу ее. Это было самой идиотской ошибкой, которую когда либо совершал человек!

— Но она не погибла.

— Нет. Она все объяснила.

— Но вы же опознали ее после несчастного случая?

— Мне показали фамильное кольцо и меховое боа, которые я ей подарил. У девушки, которую я видел, лицо было сильно изуродовано. Я ее опознал по вещам, и это решило все дело. Были опознаны вещи — и этого оказалось достаточно!

— Криспин! Это потому, что вам хотелось быть уверенным в ее гибели?

— Нет, я в самом деле был уверен. Кольцо и боа… вполне достаточно. Оказалось, что и кольцо и боа она подарила своей подруге-актрисе. Та девушка покинула дом примерно год назад, прежде чем попытать счастья в театре. Она потеряла связь с родителями, или она к тому времени уже умерла, и ее смерть осталась незамеченной. Кейт видела в газетах сообщение о гибели моей жены, то есть о своей собственной гибели, но решила ничего не предпринимать. Несомненно, она поняла, что придет время, когда она сможет извлечь из этого немалую пользу для себя! Когда она увидела в газетах сообщение о нашей помолвке, она решила использовать ситуацию в свою пользу.

— А вы, Криспин?

— Я был настроен решительно. Я не собирался позволить ей снова испортить мою жизнь. Назначил ей встречу в Дивайзизе, в отеле. Она приехала. Господи, как я ее ненавидел! Она смеялась над моим ужасом, смеялась так, что мне хотелось убить ее. Она думала, что я у нее в руках, сказав, что никогда не согласится на развод и изо всех сил будет мешать мне. Я понял, что с ней можно действовать только одним путем: дать ей денег, чтобы она уехала и никогда больше не появлялась!

— И вы верите, что она пойдет на это?

— Я сказал ей, если она когда-нибудь вернется, я вызову полицию, и ее обвинят в шантаже.

— Неужели вы действительно думаете, что это ее остановит?

— Думаю, да!

— Но, если вы готовы поддаться шантажу один раз, почему бы не поддаться снова?

— Я знаю, как с ней поступить!

— Криспин! Разве вы не видите, что это не решает проблемы?

— А что же еще делать?

— Смириться с правдой, полагаю…

— Ты понимаешь, что это означает?

— Понимаю. Но факты есть факты. Нельзя прятать голову под крыло. Она не умерла, вы же на самом деле виделись с ней!

— Но она уедет! Уверяет меня, что уедет в Австралию, и я никогда больше не услышу о ней.

— И вы ей верите?

— Хочу верить!

— Но от вашего желания ничего не зависит! Она шантажистка, и вы поддаетесь на шантаж! Ведь если мы оформим свой брак, он в любую минуту может быть признан недействительным. Если она узнает об этом, она вернется снова с еще большим поводом для шантажа!

— Только я буду иметь с ней дело! Я нашел тебя! Впервые в жизни я почувствовал себя счастливым! Я хочу быть только с тобой до конца моих дней! Я люблю тебя, Фредерика, и сделаю все, да, все, чтобы не потерять тебя!

Меня потрясла сила его чувства, сладкий дурман туманил мне голову. Мне было радостно, что он так любит меня, но сильнее, чем когда-либо, я понимала, что не знаю его. В нем проявлялись черты характера, которые до сих пор были от меня скрыты. Как и прежде, я чувствовала, что он что-то тщательно прячет от меня.

— И вы собирались жениться на мне, зная, что ваша жена жива?

— Да! — твердо ответил он.

— И собирались держать это от меня в тайне?

— Я не мог рисковать. Я не был уверен, что ты согласишься, если узнаешь! Я так люблю тебя! Я хочу быть с тобой и думать только об этом! Ты станешь моей женой в любом случае — законно это будет или незаконно! Все это мишура! Важны лишь чувства!

— И вы бы могли скрывать это от меня? — оторопело спросила я.

— Только для того, чтобы ты согласилась! Я боялся!

— Больше всего меня шокирует именно это, — медленно произнесла я. — У меня такое чувство, что между нами еще есть секреты, которых я не знаю!

— Секреты? — произнес Криспин с такой тревогой в голосе, что сердце мое ушло в пятки.

— Криспин! Почему вы не расскажете мне все, как рассказали об этом?

— Больше мне не о чем рассказывать!

Я молчала, а сама думала: ты сказал мне потому, что у тебя не было иного выхода. Тебя увидела тетушка Софи, а если бы этого не случилось, я так ничего и не узнала бы. Я бы вышла замуж за тебя, и этот обман всегда оставался бы на твоей совести!

— Фредерика, дорогая, я люблю тебя, ты же это знаешь! Это не передать словами! Я хочу быть с тобой и днем и ночью… навсегда… Ничто на свете не может победить меня, если я с тобой!

— Я просто потрясена, сбита с толку… — прошептала я.

— Это, конечно, жестокий удар для нас, но ты не беспокойся! Я все беру на себя! Мы никому об этом не расскажем! Это только наше дело, оно касается только нас двоих! Она уедет, а если когда-нибудь вернется, я найду на нее управу!

Тайна! Весь окутан тайнами! Он и это скрыл бы от меня! Какая же душевная близость может быть при этом?

Я не знала, что ему ответить. Мне надо было уйти и все обдумать. Одна мысль билась в моем мозгу: он бы женился на мне и ничего не сказал… зная, что его жена жива! Это был бы еще один его секрет.

Еще один секрет? А какой же еще?

Я подумала о Гастоне Марчмонте, брошенном в кустарнике, лежащим там, убитым из ружья, взятого из оружейной комнаты Сент-Обина. Он говорил мне о своей любви. Это любовь толкала его на такие поступки! Мне было приятно, что он так любит меня, мне хотелось, чтобы это было всегда! Но… Нет, я должна уйти и все трезво обдумать!

— Криспин, — спокойно сказала я, — мне надо подумать. Это для меня удар! Я должна пойти домой.

— Конечно, дорогая! Ни о чем не беспокойся, предоставь все мне! — Он крепко обнял меня и поцеловал. — Я провожу тебя!

— Нет, нет… Я пойду одна!

— Уже поздно, на улице дождь! Я пойду возьму экипаж и отвезу тебя!

Мы вышли на крыльцо. Он побежал к конюшне, а я, проследив, когда он скрылся из виду, убежала домой.

Была гроза, сверкали молнии и шел проливной дождь. Я бежала, а волосы мокрыми прядями били по лицу. Через несколько минут моя одежда промокла насквозь, но я не чувствовала струек воды, сбегавших по моей спине. Я думала только о том, что случилось в Дивайзизе и что могло бы быть, не узнай я об этом!

Наконец я добралась до Роуэнза, где ждала меня тетушка Софи. Увидев меня, она испугалась.

— Ты вся промокла, — воскликнула она. — Пойдем скорее в спальню! Тебе не следовало ходить туда!

Она буквально затолкала меня в спальню, сорвала мокрую одежду и уложила в постель. Выбежав, она приказала Лили развести огонь в камине и принесла еще ворох одеял.

Лили не сразу сообразила, зачем нужен огонь, но тетушка крикнула ей:

— Она вся вымокла под дождем!

— Господи, помоги нам! — причитала Лили. — Дай нам сил!

Меня трясло. Не уверена, что в этом был виноват холод: никогда в жизни я не испытывала такого удара!

Меня обложили бутылками с горячей водой, закутали в кучу одеял, в камине загорелся огонь. Лили пыталась напоить меня горячим молоком, но я отталкивала его. Даже под столькими одеялами дрожь сотрясала мое тело. Они обе были со мной всю ночь, меняя бутылки, поддерживая огонь в камине.

Утром вызвали доктора.

— Мисс сильно простудилась, — сказал он. — Нужно следить, чтобы это не перешло в воспаление легких!

Моя болезнь в некотором смысле оказалась и моим спасением.

Я часто впадала в беспамятство, у меня был сильный жар, и я частенько бредила.

В бреду мне представлялось, что я замужем за Криспином, но не испытывала счастья от этого. Передо мной возникал в тумане образ женщины, которую я никогда не видела; отделаться от этого видения я не могла. Я догадывалась, что это была жена Криспина — вечно угрожавшая мне. Иногда мне казалось, что всего этого не было, а иногда я хотела сказать ему: «Забудем, что она вернулась!» В минуты просветления у меня мелькала мысль: если бы в тот день тетушка Софи не ездила в Дивайзиз, все вышло бы иначе! Зачем мне надо узнавать об этом?

Иногда, слабая и усталая, я лежала в постели и ни о чем не думала. В этом было какое-то удовольствие.

Тетушка Софи и Лили постоянно были со мной. Однажды я увидела в комнате цветы; их, конечно, прислал Криспин! Его я не видела с той самой ночи, хотя знала, что он приходил — я слышала его голос.

Один раз мне показалось, что тетушка Софи сказала:

— Лучше не надо! Это может ее расстроить!

Вслед за этим я услышала его умоляющий голос. Придет ли он, несмотря на протесты тетушки? Нет, не пришел! Должно быть, вспомнил сцену, происшедшую перед тем, как я убежала…

Мне становилось лучше. Лили все печалилась, что я сильно похудела и всячески пыталась накормить меня, приготовляя мою любимую еду.

— А теперь съешьте это, или вы загоните вашу тетушку в могилу! — уговаривала она.

Против такого аргумента я не могла возражать. Когда я немного окрепла, ко мне снова вернулась мысль: что же мне теперь делать? Я не могла представить себе жизнь без Криспина. Иногда мне хотелось покориться и предоставить ему все заботы о себе. Но потом задумывалась над тем, что он собирался сделать, но держал от меня в секрете, и уговаривала себя: я никогда по-настоящему не узнаю его. Есть что-то, что он постоянно держит в себе, и это что-то, как занавес стоит между нами. Это принадлежало только ему. Но что?

Тетушка Софи сидела у моей постели.

— Тебе становится лучше! Честное слово, ты нас здорово напугала!

— Мне очень жаль!

— Дорогая, уж лучше бы я пережила все это!

Я поняла, что она говорит не только о моей болезни.

— Что мне делать, тетушка Софи?

— Это только ты можешь решить! Ты можешь согласиться с его решением или…

— Но ведь тогда я не буду его настоящей женой!

— Да, ты права.

— Если бы были дети… А так мы же никогда не будем уверены, что она снова не появится здесь…

— В этом все дело.

— И все-таки, я никогда не смогу быть счастлива без него!

— Жизнь меняется, дорогая! Если у тебя есть сомнения, ты должна хорошо подумать. Поэтому я считаю, тебе лучше уехать отсюда. Находясь рядом с ним, ты не сможешь правильно оценить силу своих чувств к нему. Не нужно торопиться. Нужно время. Оно иногда помогает принять правильное решение!

— Я чувствую себя такой утомленной! Тетя Софи, я хочу послушаться его. Никто не узнает. Мы сможем пожениться и жить счастливо!

— Это незаконно. Если бы ты не знала, что его жена жива, тебя никто не мог бы упрекнуть. Но ты пойдешь к алтарю зная, что его жена жива!

— Я не должна этого делать!

— Тебе надо уехать и подумать. Однако ты еще недостаточно здорова. Мы поговорим об этом, когда ты окончательно поправишься. Я знаю, ты не можешь смириться с тем, чтобы потерять его. Я хорошо тебя понимаю, дорогая. Вероятно, мы что-нибудь придумаем!

Через несколько дней пришло письмо. Тетушка Софи села у моей постели и сказала:

— Это от твоего отца.

Я приподнялась и пристально посмотрела на нее. В ее глазах светилась надежда.

— Я написала ему сразу же. Догадывалась, как будут развиваться события. Письма идут туда долго, он, должно быть, ответил сразу. Он хочет, чтобы ты приехала к нему.

— Приехать к нему? Куда?

— Я прочту тебе, что он пишет: «Это место вдали от всего мира. Здесь много солнца и жизнь совсем другая. Это совершенно новый образ жизни, о котором вы никогда не могли и мечтать! Здесь она может подумать и, вероятно, решить, что же должна сделать. Пора мне встретиться с дочерью. В последний раз я ее видел, должно быть, лет двадцать назад, Я уверен, что здесь как раз то место, где она сможет принять правильное решение. Убедите ее, Софи…»

Я была поражена. Мне так давно хотелось увидеть отца, а теперь он предлагает мне приехать к нему на этот уединенный остров…

Тетушка Софи опустила письмо и спокойно посмотрела на меня.

— Тебе надо ехать.

— Каким образом?

— Ты сядешь на корабль в Тилбери или Саутгемптоне и отправишься в путь!

— Где находится этот остров?

— Остров Каскера? Почти на другой стороне света!

— Господи, да это же нелепо!

— Ничего нелепого тут нет, Фредди! Тебе надо подумать и найти ответ! Ты должна узнать своего отца!

— Если бы он хотел видеть меня, он мог бы это сделать раньше!

— Он не мог, пока была жива твоя мама; а потом… он жил далеко. Но теперь тебе нужна помощь, и он готов оказать ее тебе!

— Но это предложение так неожиданно…

— Поверь мне, это то, что тебе сейчас нужно! Ты хочешь избавиться от неуверенности и сомнений, тебе надо принять очень важное решение, а это лучше получится вдали от этих мест…

— Но так далеко?

— Чем дальше, тем лучше!

— Тетя Софи… предположим я поеду… а вы поедете со мной?

Она подумала и твердо произнесла:

— Нет, у меня слишком много дел здесь. Да он и не предлагает мне приехать…

— Вы хотите сказать, я должна ехать одна? А я думала, вы любили моего отца…

— Любила. И люблю. Но понимаю, что сейчас не время.

Она отвернулась от меня, как бы не желая, чтобы я прочла ее мысли.

Что касается меня, я была просто сбита с толку. Это было такое неожиданное предложение! Мысль о том, чтобы покинуть Англию, уехать на какой-то удаленный остров в другой части света, показалась мне слишком дикой, чтобы принимать ее всерьез! Остров Каскера. Где он находится? А увидеть отца, которого я не помнила, но который знал от тети Софи все новости о своей дочери! В прошлом они были добрыми друзьями, да и сейчас оставались ими. Она всегда говорила мне, что он живо интересовался мной, но ведь он не делал никаких попыток увидеть меня! Была ли виной этому вражда между ним и моей матерью? Но мама давно умерла, а он живет на каком-то острове! Я думала, что никогда не увижу его, а теперь он приглашает меня к себе, чтобы в тиши и уединении я могла обдумать свои дальнейшие шаги…

Тетушка Софи принесла ко мне в спальню географические карты.

— Вот он, — сказала она. — Это Австралия. А вот это маленькое пятнышко в океане — остров Каскера. Видишь, он очень маленький, чтобы быть обозначенным на картах. Смотри, здесь есть еще много маленьких точечек. Это все маленькие острова! Только подумай, со всех сторон тебя будет окружать океан!

— Это, конечно, очень привлекательно!

— Именно это тебе и нужно! Тебе нужно окунуться в совершенно новую жизнь!

— Одной?

— Ты будешь со своим отцом.

— Как же я доберусь туда? Это так далеко!

— Но ведь люди добираются! Говорят, морские путешествия очень укрепляют здоровье!

— Я еще так слаба… и не уверена…

— Разумеется. Тебе еще нужно окончательно окрепнуть и подумать. Но он очень хочет, чтобы ты приехала, Фредди!

— После всех этих лет? Как он может?

— Он писал об этом и ждал тебя. Я знаю, что это будет для тебя наилучшим выходом из сложившегося положения!

— Если бы вы тоже поехали…

— Я бы тебе постоянно напоминала обо всем. Нет, тебе нужна полная перемена обстановки. По-моему, ты начинаешь серьезно подумывать об этом?

Пришел Криспин. Я протянула к нему руки, он взял их и начал целовать.

Вот тут-то я и приняла свое решение. Если я останусь здесь, я не устою и сделаю все, что он захочет. Но наша совместная жизнь будет всегда омрачена, пусть даже незримым присутствием этой женщины. Где гарантия того, что она снова не появится и не станет вымогать у него деньги? Она обязательно появится! Жить все время под этой угрозой, в постоянном страхе? Какое же это будет счастье? Мне хотелось иметь детей, да и ему, я верила, тоже. Что же будет с ними? Но как же мне решиться покинуть его?

Он выглядел печальным и смущенным. Этот непривычный для него вид, его умоляющий взгляд просто угнетали меня.

— Я так беспокоился, — сказал он.

— Я знаю.

— Ты убежала в самый дождь, покинула меня… А потом мне не разрешили навещать тебя.

— Мне сейчас лучше, Криспин, и я уезжаю!

— Уезжаешь? — он был потрясен.

— Я много думала и считаю, что так будет лучше всего. Мне нужно на время уехать. Я должна все обдумать.

— Нет, — возразил он, — ты не должна уезжать!

— Должна, Криспин! Я не знаю, что делать…

— Если ты любишь меня…

— Люблю. Но я должна все обдумать. Должна понять, что же лучше…

— Ты вернешься?

— Я еду к своему отцу!

Криспин был изумлен:

— Но он же очень далеко, не так ли?

— Да. Там я смогу подумать и принять решение!

— Не уезжай! Что же я буду делать? Подумай обо мне!

— Я только и делаю, что думаю о нас обоих. Думаю о нашем будущем!

Не хочу останавливаться подробно на этой сцене. Даже сейчас это слишком больно. Он умолял меня, а я почти уступила, но разум мой взял верх над чувствами. Надо ехать!

Тетушка Софи написала отцу, а я присоединила к ее письму свое короткое послание. Я хотела видеть его. После всех лет вынужденной разлуки он станет для меня реальным человеком, а не просто фантазией!

Тетушка Софи полностью отдалась приготовлениям к моему отъезду, пытаясь в работе и заботах заглушить тоску и печаль. Я часто видела на ее глазах слезы, а иногда мы, не таясь друг от друга, рыдали вместе. Тем не менее она без устали повторяла:

— Это правильно! Я знаю, что это правильно!

Тамарикс пришла навестить меня. Она сразу же спросила:

— Так ты уезжаешь?

— Да!

— В другую часть света?

— Вроде того.

— Я знаю, у вас с Криспином что-то не в порядке. Ты уезжаешь из-за этого?

Я промолчала.

Она продолжила:

— Это очевидно. Вы собирались пожениться, и вдруг ты уезжаешь. Это что, секрет? Ты не хочешь об этом говорить?

— Ты права, — подтвердила я, — не хочу!

Тамарикс пожала плечами.

— Итак, ты уезжаешь одна. Не слишком ли смелый шаг?

— И это ты, Тамарикс, говоришь мне о смелости?

Она чуть заметно улыбнулась:

— Фред! Я хочу ехать с тобой!

Моему изумлению не было предела.

— Только не говори, что я не могу. Для меня нет ничего невозможного! Ты принимаешь решение что-то сделать, идешь и делаешь это! Помнишь мисс Блейк в школе? «Девочки, если вы решили добиться успеха, если вы упорно работаете для того, чтобы достичь конечной цели, вы ее достигнете!» Фред! Я должна ехать с тобой!

— Но это все…

— Я знаю. Неожиданно, хочешь ты сказать! Но на самом деле это не так. Я давно хотела уехать отсюда, а теперь представился удобный случай! Я не могу оставаться здесь, Фред, не могу это выносить… Каждый день все напоминает… Здесь меня все время окружает то, о чем я хочу забыть. От этого мне здесь не убежать… каждый раз, когда я смотрю на кустарник… это ужасно! Если бы нашли того, кто убил Гастона, было бы иначе… Но остаются подозрения и, конечно, все думают о жене. Мы знаем, что он был неверен, был жуликом и обманщиком. Кто больше всех страдал от этого? Жена! Почему же ей не пойти в оружейную комнату, не взять это проклятое ружье и не застрелить его?

— Хватит, Тамарикс! У тебя начинается истерика!

— Мне нужно уехать! Я не могу больше жить здесь. Я еду с тобой. Ты не можешь ехать одна, с тобой обязательно должен быть кто-то. Мы всегда были подругами. Напиши своему отцу, что ты не можешь отправляться в столь дальнее путешествие одна, а у тебя есть подруга, которая готова тебя сопровождать!

Я молчала, пытаясь представить, что бы это значило. Я понимала, что ей хочется уехать, чтобы убежать от этой трагедии. Она жила в постоянной тревоге, так же, как и Криспин. А я? Не будет ли и мне лучше, если со мной будет подруга?

Тамарикс прочла мои мысли.

— Все это легко устроить! Фред, лучше, если мы будем вместе. Правда, мне теперь намного лучше. Долгое время моя жизнь была невыносимой, особенно с тех пор, как я поняла, какую ошибку я совершила. А потом это убийство. Пожалуйста, позволь мне поехать с тобой!

— Об этом надо серьезно подумать!

— Мне не нужно думать! Я знаю, что хочу ехать. Когда я услышала, что ты уезжаешь, мне тоже захотелось! Это было, как посланное Небом избавление! О Фред, дай мне шанс убежать от всего этого… начать все снова! Пожалуйста, Фред ну, пожалуйста!

— Давай поговорим об этом с тетушкой Софи?

Лицо ее вытянулось.

— Она очень разумна, — сказала я. — Тетя поймет тебя и обязательно поможет!

— Ладно!

Я позвала тетушку Софи, и когда та вошла к нам, обратилась к Тамарикс:

— Расскажи ей все!

Тамарикс рассказала все тетушке Софи, красноречиво умоляя, объясняя свое несчастное положение в Сент-Обине, где все напоминает ей о происшедшем, где над ней постоянно довлеет эта ужасная тайна об убийстве. Тетушка Софи выслушала ее с сочувствием и пониманием.

— Тамарикс, — сказала она, — я считаю, вы с Фредди должны ехать вместе. Тебе обязательно надо уехать. Я беспокоилась, как Фредди одна проделает весь этот путь. Думаю, вы будете полезны друг другу!

Со свойственной ей импульсивностью Тамарикс подбежала к тетушке Софи и обняла ее.

— Дорогая вы моя, — сказала она. — Что я теперь должна делать? Мне надо заказать билет, не так ли?

— Прежде всего надо написать отцу Фредди, что она едет с подругой. Ждать его ответа мы не можем, слишком мало времени. Уверена, возражать он не будет, потому что писал, что не хочет, чтобы она ехала одна. Но, вероятно, Тамарикс, тебе нужно некоторое время, чтобы окончательно все решить?

— Я долго уже думала об этом, и мое решение остается неизменным!

— Тогда нужно немедленно позаботиться о билете для тебя.

— Это замечательно! Я уже чувствую себя лучше! — она поцеловала нас обеих. — Сейчас я пойду! Мне так много нужно приготовить к отъезду. Я вас обеих очень люблю! Вы самые лучшие друзья, которых мне когда-либо посылал Господь! Когда мы уезжаем?

— Об этом мы еще должны позаботиться! Во всяком случае, решено, что вы едете вместе!

Когда она ушла, тетушка Софи заметила:

— Я думала, она изменилась, но она в сущности все такая же! Приятно видеть, что она немного оправилась от перенесенного. Бедная девочка, у нее были тяжелые времена. Она прошла боевое крещение. Слишком уж она жаждала жизни! Схватила ее обеими руками, прежде чем была к этому готова, и обожглась. Я рада, что она едет с тобой. Вы поедете вдвоем, и у меня не будет так тяжело на душе!

Итак, все было решено. Через месяц мы должны покинуть Англию. Тамарикс и думать не хотела об отсрочке. Теперь она постоянно заходила в Роуэнз; нам надо было так много вместе обсудить.

Она очень изменилась, избавившись от столь несвойственного ей подавленного настроения. Она взялась помогать мне в сборах, заражая и меня своей энергией и энтузиазмом.

Подошел январь, время нашего отъезда. Криспин был очень удручен. Он боялся, что я больше не вернусь. Я всячески успокаивала его, что мне нужно время, чтобы принять столь ответственное для меня решение. Слишком многое поставлено на карту! Если бы я осталась здесь, мне трудно было бы бороться с искушением быть с ним, но я думала о детях, которых мы хотели оба! Криспин должен это понимать!

Расставание было очень печальным.

— У меня такое чувство, Криспин, что я скоро вернусь, и мы будем знать, что делать! — сказала я ему на прощание. Это было слабым утешением для нас обоих. Моя дорогая тетушка Софи была довольно мрачна, хотя и старалась скрыть это, а Джеймс Перрин был очень внимателен и добр. Я знала, что не безразлична ему, и полагала что он думает, если у нас с Криспином что-то не заладилось то со временем я обращу свое внимание на него. Это меня очень тронуло.

Мы провели одну ночь в Лондоне, а на следующий день отправились в Саутгемптон, где на пристани распрощались с тетушкой Софи и Джеймсом. Тетушка Софи чуть не плакала, я тоже еле сдерживала слезы. Я уезжала от всего, что люблю, и от будущего, которое только-только приоткрылось мне. Но решительность тетушки Софи поддерживала мою уверенность, что я поступаю правильно. На этом удаленном острове, в обществе своего отца я пойму, что мне предпринять.

— Нам пора на борт, — нетерпеливо заметила Тамарикс. Итак, последнее прощай, объятие с тетушкой Софи и твердое рукопожатие с Джеймсом, который, не удержавшись, наклонился и поцеловал меня.

— Спасибо, Джеймс!

— Вы вернетесь, я знаю!

Мы с тетушкой Софи еще раз бросились в объятия друг другу.

— Как я могу отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали, дорогая тетя Софи?

— Только будь счастлива, любовь моя! В один прекрасный день ты снова будешь дома, я верю!

Последние прощания, и мы с Тамарикс взошли на борт «Королевы Юга», которая должна была увезти нас в другую часть света.

IX. ПУТЬ ЗА ГРАНИЦУ

Наша каюта была расположена на верхней палубе. Она оказалась небольшой, но нас это не разочаровало. Вдоль стен стояли две койки, так что лежа на них, мы могли видеть друг друга. В каюте был круглый иллюминатор, туалетный столик с зеркалом над ним, раковина и гардероб, которого явно не хватило бы на все туалеты, прихваченные с собой одной только Тамарикс. Наш багаж еще не принесли и, осмотрев каюту, мы с Тамарикс отправились осматривать корабль.

Везде стоял шум, множество людей сновали взад и вперед, груды багажа загромождали все свободное пространства, ожидая доставки в каюты. Мы поднялись в кают-компанию, прошлись по всем помещениям, предназначенным для пассажиров. Это были курительные комнаты, читальный зал, музыкальный салон и большой танцевальный зал. Вернувшись к себе, мы увидели стюарда, разносившего багаж по каютам.

— Интересно, здесь ли наш? — спросила Тамарикс, осматривая груду. — На ярлыках обозначены пункты назначения, посмотри: «Дж. Барлоу. Мельбурн.» Интересно, что из себя представляет этот Дж. Барлоу? «Миссис Креддок. Бомбей.» Наших чемоданов я не вижу. Может быть, они уже доставлены в каюту? О, посмотри только! «Люк Армор. Сидней и остров Каскера».

Она повернулась ко мне, явно заинтересованная этим.

— Вообрази! Он едет на этот же остров! На борту корабля, наверное, немного таких пассажиров!

— Приятно знать, что есть хоть один!

— Люк Армор! Интересно, кто он?

— Вполне возможно, мы выясним это во время путешествия.

Наш багаж был уже в каюте. Распаковав его, мы умылись и спустились в ресторан. Нас усадили за длинный стол с другими пассажирами. Во время обеда завязался общий разговор, и мы немного ознакомились с нашими попутчиками. Однако все были так утомлены предотъездными волнениями, что разговор быстро угас и все разошлись по своим каютам. Легкое покачивание говорило нам о том, что мы уже плывем.

Мы с Тамарикс, лежа на койках, некоторое время еще говорили, пока голос ее не стал совсем сонным и, наконец, утих.

Я не спала, вспоминая полные слез глаза тетушки Софи и Джеймса, верящего, что я скоро вернусь. Но в основном я думала о Криспине, его взгляде, полном безнадежного желания и мольбы. Я знала, что этот взгляд всегда будет со мной.

Когда я оглядываюсь назад, первые дни нашего путешествия видятся мне, как в тумане. Мы с Тамарикс обследовали весь корабль и постоянно где-то терялись. Нам предстояло познакомиться не только с кораблем, но и с массой людей, путешествовавших с нами, увидеть столько интересного вокруг.

Я хорошо помню, что первая ночь в море прошла неспокойно. Качка была настолько сильной, что мы с Тамарикс боялись свалиться со своих коек и малодушно роптали, не зря ли мы пустились в эту авантюру.

Но утром мы снова были на ногах и готовы к новым открытиям. Хорошо, что со мной была Тамарикс!

Джейн, очень внимательная горничная, заверила, что наше состояние изменится к лучшему, когда мы выйдем в открытое море. «Бискайский залив славится своим переменчивым нравом, иногда он бывает спокойным, как деревенское озеро, а иногда… Все зависит от направления ветра! Но, леди, как только мы будем в открытом море, вы сможете начать наслаждаться жизнью!» — утешала она нас.

Она, разумеется, оказалась права. Море успокоилось, и начались приключения! Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что хотя я и не могу не тосковать по Криспину, но вполне готова броситься навстречу новым интересам и увлекательным приключениям. За этим занятием прошлое окутывалось легкой дымкой и утрачивало свои зловещие черты; все происшедшее казалось не таким уж страшным. Похоже, что и Тамарикс испытывала то же.

Мы каждый день обедали за тем же длинным столом и вскоре все перезнакомились и дружески беседовали. Большинство с удовольствием рассказывали нам, новичкам, о своем опыте путешествий на других кораблях. Многие плыли только до Бомбея. Они служили там и возвращались после короткого отпуска на родине. Это были уже опытные путешественники, не впервые пересекавшие океан.

Были среди пассажиров и те, кто ехал в Австралию навестить родственников, и те, кто возвращался домой, погостив в Англии. Но почему-то не было никого, кто направлялся бы на остров Каскера, а таинственный Люк Армор так и оставался только именем на ярлыке, прикрепленном к багажу.

Капитан корабля был очень милым и сердечным человеком, использовавшим любую свободную минуту, чтобы побеседовать с пассажирами. Когда дошла очередь до нас, он изумленно поднял брови, услышав, что мы направляемся на остров Каскера. Я пояснила, что мы едем к моему отцу.

— Неужели? — удивился он. — Немногие из наших пассажиров едут туда. Полагаю, вы знаете, как туда добраться? Вы сойдете, разумеется, в Сиднее. В тот же день отходит корабль на Като-Като, а оттуда уже паромом доберетесь до острова Каскера. Ну и путешествие вы затеяли!

— Да, мы слышали…

— Нет, немногие едут туда. По-моему, паром из Като-Като отправляется не очень часто. На нем перевозят товары утварь и пассажиров, если они находятся. Но вы говорите что едете к отцу! Полагаю, у него там есть какое-нибудь дело. Догадываюсь, что это копра. На кокосовых орехах можно сделать хорошие деньги. Люди еще не пронюхали, какой это полезный продукт. Сейчас кокосовый бизнес — основная индустрия острова.

— Я не знаю, чем он занимается. Знаю только, что он там.

— Ну что же, мы довезем вас до Сиднея. Несколько дней пробудем там, а потом отправимся в обратный путь. Как вам нравится мой корабль?

— Он превосходен!

— О вас хорошо заботятся, надеюсь?

— Да, прекрасно, благодарим вас!

— Хорошо! — с этими словами он покинул нас. Тамарикс заметила:

— Мне кажется, наш капитан считает, что мы едем в одно из самых удаленных мест на земле!

Первый пункт захода корабля — Гибралтар. К этому времени мы познакомились с майором Данстеном и его женой, ехавшими в Бомбей, где майору предстояло присоединиться к своему полку. Эта пара была уже достаточно закалена морскими путешествиями, проделав несколько раз путь в Индию и обратно. По-моему, миссис Данстен несколько шокировало, что две неопытные молодые леди путешествуют одни, и она твердо решила присматривать за нами.

Когда мы подошли к Гибралтару, она сказала, что если мы хотим сойти на берег, в чем она не сомневается, то было бы хорошо пойти осматривать город всем вместе. На берег собирается небольшая группа пассажиров; можно нанять для всех гида и в его сопровождении погулять по городу. Ее предложение мы приняли с радостью.

Проснувшись утром и выглянув в иллюминатор, я увидела впереди впечатляющее зрелище окутанного утренней дымкой Гибралтара. Мы с Тамарикс поспешили на палубу, откуда открывалась величественная панорама неприступной крепости при входе в Средиземное море.

Майор Данстен подошел и встал рядом с нами.

— Чудесно, не правда ли? Меня никогда не покидает гордость, что он наш! Корабль, полагаю, пойдет на запад вдоль побережья. О да, мы уже идем!

Мы проходили вдоль западной части полуострова, на котором располагался Гибралтар. Склоны берега здесь были более пологими, и дома ярусами располагались над оборонительными стенами. Когда корабль зашел в залив, мы увидели верфь и фортификационные сооружения.

— Они служат для защиты города, — сказал майор. — Здесь кипит жизнь, не правда ли?

По заливу сновало множество небольших суденышек, с некоторых из них раздавались приветственные крики в адрес корабля. Мы обратили внимание на лодку, в которой было несколько мальчишек. Они с любопытством смотрели на нас.

— Они ждут, чтобы вы бросили в воду монетки. Тогда они нырнут и поймают их. Но это запрещено. Слишком уж опасное занятие! — объяснил майор.

Мне стало жаль этих мальчишек: они с таким нетерпением ждали эти монетки. Несколько пассажиров, не утерпев, бросили монеты в море; мальчишки, как рыбки, с невероятной быстротой бросились в воду и показались на поверхности, держа в зубах свою добычу.

Корабль замедлял свой ход, а мы любовались красочным зрелищем. Никогда нам с Тамарикс не доводилось видеть ничего подобного.

Майор пояснил:

— К берегу мы отправимся на одном из этих суденышек. Корабль слишком велик, чтобы подойти к причалу. Он останется на рейде. Держитесь к нам поближе и будьте осторожны с местными, они склонны подороже спросить с новичков!

Под присмотром супругов Данстен мы, вместе с небольшой группой пассажиров, благополучно пересекли залив на маленьком суденышке. Мы с Тамарикс смотрели на это, как на веселое приключение, и веселились как дети, забыв обо всем, что привело нас сюда. Пусть и короткая, но это была передышка, необходимая нам обеим.

На берегу мы сразу же затерялись в толпе. Мавры, в широких одеждах и фесках или тюрбанах придавали ей экзотический колорит. Но, кроме них, здесь были и испанцы, и греки, и англичане. Казалось, все кричали друг на друга — такой стоял вокруг шум. На узких кривых улочках расположилось множество разных магазинчиков, где можно было купить безделушки, брелоки, кольца, браслеты, ожерелья, объемистые сумки из нежнейшей кожи с искусно вытесненными узорами и множество других товаров, предназначенных для туристов. Повсюду предлагали местное лакомство — лепешки, выпеченные на камнях. Продавцы назойливо предлагали фески, тюрбаны, соломенные шляпы, туфли, сандалии, мавританские тапки с острыми, загибающимися вверх носами.

Тамарикс остановилась у одного из магазинчиков. Ее внимание привлекла соломенная шляпка, типа канотье, украшенная голубыми лентами и букетом незабудок. Она схватила ее. Продавец был встревожен, тогда как миссис Данстен смотрела на нее с легким удивлением.

— Вы не сможете это носить, дорогая! — сказала она. Но она не знала Тамарикс! Если та что-то задумывала, то выполняла незамедлительно, чем больше вы ее уговаривали не делать этого, с тем большим упорством она это делала. Шляпка делала ее похожей на школьницу молодила, и придавала ей довольно легкомысленный вид.

— Забавно, — сказала она, вертясь перед зеркалом. — Я должна иметь ее! Сколько?

Миссис Данстон немедленно вмешалась, начав оживленно торговаться, потом вынула из сумочки деньги, которые после обмена вручила ей Тамарикс, и отдала продавцу.

Тамарикс надела шляпку, сунув в сумку свой ток. Продавец, расширил глаза от восхищения, сложил молитвенно руки и завел глаза к небу. Так он выразил свое восхищение Тамарикс.

Майор решил увести нас от соблазнов и показать нам диких обезьян. Посещение обезьян всегда входило неотъемлемой частью любой экскурсии по Гибралтару. Нам пришлось подняться выше над городом, потому что обезьяны водились на более высоких склонах.

— Вам они понравятся. Они живут здесь многие сотни лет. Есть легенда, что пока обезьяны здесь, то и британцы будут здесь тоже. Поэтому нам нравится их присутствие! Это, конечно, вздор, но людям нравится в это верить, и поэтому мы любим лишний раз убедиться, что они пребывают в добром здравии!

Обезьяны были забавными созданиями, привыкшими к посетителям. Они бесстрашно приближались к нам, подходя почти вплотную, озорно поблескивая своими глазенками. Им явно нравилось внимание, уделяемое им; они рассматривали нас с тем же любопытством, с каким мы смотрели на них.

— Держите крепче все, что вы несете, — предупредила миссис Данстен. — Они любят вырывать вещи и убегать с ними!

Именно в этот момент раздался крик Тамарикс, и мы увидели, что одна из обезьян, сорвав с ее головы шляпку, скрылась.

— Ну и ну! — растерянно заикалась Тамарикс, а мы не могли удержаться от хохота над ее растерянным видом.

— Шляпка довольно красочна, — с юмором произнесла миссис Данстен. — Не удивительно, что она привлекла и обезьянку! Ну, ничего! Она уже убежала!

Не успели мы отойти от места преступления, как к нам подбежал молодой человек, неся в руках злосчастную шляпку. Он смеялся.

— Я увидел, как эта обезьянка сорвала с вас шляпку! Она быстро убежала, но остановилась рядом со мной и оглянулась на вас. Они совсем как люди, эти создания! Я сумел отнять у нее вашу шляпку!

— Это очень любезно с вашей стороны, — воскликнула Тамарикс.

Кругом нас собрались люди, и все весело смеялись.

— Это было презабавно, — сказала одна леди. — Обезьянка выглядела такой смущенной, когда у нее отняли шляпку. А потом она пожала плечами, честное слово, и убежала!

— Шляпка вам очень идет! — галантно произнес спаситель, улыбаясь Тамарикс.

Он был высоким, светловолосым, с приятной внешностью и манерами, сразу же располагающими к себе.

— Не знаю, как вас и благодарить! — сказала ему Тамарикс.

— Это так легко! Хитрюга только несколько секунд владела своей добычей!

— Я рада, что вы ее смогли вырвать у нее!

— Ну, ладно, — произнесла миссис Данстен, — все хорошо, что хорошо кончается. На вашем месте, Тамарикс, я бы ее снова не надевала. Обезьян тут много, а галантного спасителя может и не оказаться под рукой!

Мы продолжили наш путь дальше, а молодой человек присоединился к нам. Я была уверена, что это один из пассажиров с нашего корабля.

Миссис Данстен спросила его:

— Вы, конечно, с «Королевы Юга»?

— Да. Кажется, сегодня в Гибралтаре большинство с «Королевы Юга».

— Так всегда бывает, когда в порт заходит большой корабль, — добавил майор.

— По-моему, пора спуститься, — предложила миссис Данстен. — Неплохо было бы немного перекусить. Как насчет того места, где мы были в прошлый раз, Джеральд? — обратилась она к мужу. — Помнишь, тебе понравилось какое-то их особенное печенье?

— Прекрасно помню и уверен, что все бы с удовольствием попробовали его. А из кафе можно наблюдать за прохожими, что очень интересно.

Мы начали спускаться, спаситель шляпки шел с нами. Мы быстро нашли кафе, вошли и расселись так, чтобы видеть улицу. Блондин уселся между мной и Тамарикс.

Майор заказал всем кофе, то самое особенное печенье и, пока мы ждали, произнес:

— Невероятно, что можно плыть на одном корабле в совершенно замкнутом пространстве и не знать, сколько у тебя попутчиков!

Это было явное предложение молодому человеку представиться.

— Меня зовут Люк Армор, — сказал он. — Я еду в Сидней.

Мы с Тамарикс восторженно переглянулись.

— Это интересно! — воскликнула Тамарикс.

Миссис Данстен вопросительно посмотрела на нее. Тамарикс объяснила:

— Мы увидели ярлык на вашем багаже в первый же день, когда оказались на корабле. Ваши чемоданы были свалены в общую груду багажа. Мы увидели, что вы направляетесь на остров Каскера.

— Это верно, — выжидающе произнес он.

— Дело в том, — сказала Тамарикс, — что мы тоже!

— В самом деле? Как интересно! Вы, должно быть, единственные, не считая меня! А почему вы едете туда?

— Там живет мой отец. Мы едем к нему. А вы хорошо знаете это место?

— Я никогда там не был!

— Почему-то люди всегда удивляются, когда узнают, что мы едем туда, — заметила Тамарикс.

— Ну, об этом месте никто, кажется, много не знает; я пытался выяснить хоть что-нибудь, но без толку. Все, что мне удалось узнать, так это то, что остров был открыт около трехсот лет назад человеком по имени Каскер. Он жил там до самой смерти. Отсюда и название острова. Ваш отец, говорите, живет там?

— Да, и мы едем к нему!

Он с удивлением посмотрел на меня, как будто спрашивая, почему я ничего не знаю о месте, где живет мой отец. Однако он был слишком вежлив, чтобы дотошно допытываться о наших отношениях с отцом, хотя, по-видимому, и догадался о несколько необычном характере этих отношений.

— Как вы собираетесь добираться туда? — поинтересовалась я.

— Путь только один. Сойти в Сиднее, пересесть на корабль до Като-Като, а оттуда на пароме до острова…

— Да, нам так и говорили…

— Ну, очень приятно найти кого-то, кто едет в такое малоизвестное место!

— Это утешает, — заметила Тамарикс.

— Согласен, — сказал он с теплой улыбкой. Мы обе были рады знакомству с Люком Армором. Он оказался очень знающим человеком и сказал нам, что любит узнавать новые страны, и везде, где ни побывал, старался как можно подробнее знакомиться с бытом и жизнью людей. Его страшно разочаровало, что он ничего не смог узнать заранее об острове Каскера.

— Видеть мир — замечательно интересное занятие! На уроках географии в школе мы слышали о разных странах, но только побывав там, получишь истинные знания. Я люблю думать о Тарике ибн Зияде, пришедшем сюда много лет назад — в 711 году, по-моему. Это около двадцати столетий назад! Только подумайте об этом! А англичане сочли, что Джабаль Тарик звучит для них слишком по-иностранному и переделали Джабаль Тарик в Гибралтар! Теперь это место — единственный вход в Средиземное море из Атлантического океана — в руках британцев и охраняется, как одна из важнейших крепостей мира!

— Это верно, — согласился майор, — и, может быть, он еще долго будет оставаться в наших руках!

— А теперь, — прервала их миссис Данстен, — если все закончили, полагаю, нам пора вернуться на корабль.

Прогулка по городу утомила нас, и мы пораньше улеглись в постель. Лежа на своих койках, мы с Тамарикс обсуждали дневные приключения.

— Это было восхитительно, — говорила Тамарикс, — лучшее, что со мной происходило с тех пор, как…

— Да, было интересно, — прервала я.

— Самое чудесное мгновение было, когда Люк Армор подошел с моей шляпкой и когда он сказал, что именно его имя мы видели на ярлыке! А разве не замечательно, что и он едет на остров Каскера?

— Ну, мы же знали, что он есть где-то на корабле!

— Но то, что именно он вырвет мою шляпку у этой отвратительной маленькой обезьяны? Это просто удивительно! Когда он назвал себя, мне захотелось рассмеяться от этих совпадений! Он мил, правда? В нем что-то есть!

— Ты же совсем не знаешь его!

— Но узнаю, — лукаво произнесла она. — Я так решила и думаю, мы не будем неприятны друг другу.

После этих событий мы часто виделись с Люком Армором. Он так и не рассказал нам, зачем едет на остров Каскера, а мы считали неудобным спрашивать его об этом. Встречались мы обычно на палубе, где сидели и беседовали. Он очень многое знал о разных странах, потому что несколько лет прожил на Карибских островах и на одном из островов недалеко от Борнео. Но остров Каскера был гораздо более глухим местом, чем все предыдущие. К моменту прибытия в Неаполь у нас завязались уже вполне дружеские отношения и, естественно, он предложил нам вместе совершить экскурсию к развалинам Помпеи. Миссис Данстен, уже успевшая достаточно близко познакомиться с Люком Армором, считала, что мы можем принять его предложение.

Этот день остался в памяти. Люк Армор был для нас превосходным гидом. Он прекрасно знал историю и обладал Даром незаурядного рассказчика. Благодаря ему, я живо представила себя живущей в том самом трагическом 79 году до нашей эры, когда произошло знаменитое извержение вулкана Везувия, и процветавшие Помпеи так же, как и Геркуланум и Стабия, были полностью погребены под слоем раскаленной лавы. Под впечатлением от его рассказа, я живо представила себе панику и смятение людей, не знающих куда бежать от неминуемой гибели.

Когда мы вернулись на корабль, Тамарикс заметила:

— Какой серьезный человек этот наш Люк Армор! Он так интересуется античной историей и людьми, жившими в ту эпоху!

— А тебя разве это не заинтересовало?

— Да, конечно. Но ведь все это в прошлом! Не так ли?

— Он очень серьезный и много знает. Мне он нравится.

— Встретились мы забавно, но теперь он, кажется…

— Он, разумеется, не легкомыслен, но, по-моему, тебе следовало бы научиться несколько осторожнее относиться к людям, которые внешне очаровательны, а на поверку немногого стоят!

Я сразу же пожалела о своих словах: они расстроили ее. Несколько часов она пребывала в мрачном раздумье, но когда мы вновь встретились с Люком Армором, она была с ним очаровательна.

Мы обе с нетерпением ожидали, когда же попадем в Суэцкий канал. Наше нетерпение не разочаровало нас. Мимо проплывали золотистые берега с редкими стадами животных, охраняемых пастухами. Все это напоминало библейские картинки, которые я видела в Левиндер-Хаусе. Иногда мимо проходили торжественной поступью верблюды, с пренебрежительным видом шествуя по пескам. За ними обычно следовали люди в длинных одеждах и сандалиях. Все это представлялось очень живописным. С палубы корабля мы с восторгом взирали на невиданные раньше пейзажи.

Люк Армор подошел и сел рядом со мной.

— Впечатляюще, не правда ли?

— Замечательно! Никогда не думала, что увижу все это!

— Какой подвиг — построить в пустыне этот канал! Это же так помогает мореходству!

— Еще бы!

— Но наше путешествие еще продолжается!

— Вы, наверное, часто путешествуете, а представьте себе, какое это удовольствие для новичков!

— Когда что-то делаешь в первый раз, это всегда кажется чем-то особенным!

— Да, конечно! Интересно, каким будет наш следующий корабль?

— Полагаю, не таким большим и комфортабельным, как этот. «Золотая заря», на котором нам предстоит добраться до Като-Като, может быть, и похож на «Королеву Юга», но много меньше. А паромы я хорошо знаю. Они гораздо хуже!

— Вы, должно быть, много путешествуете по вашим делам?

— Да, я бываю в очень глухих местах. И ваш отец, наверное, тоже!

После некоторых колебаний я решила рассказать ему правду. Ведь в свое время он ее все равно узнает, если едет на остров Каскера.

— Я никогда не видела своего отца. Он покинул наш дом, когда я была совсем крошкой. Moи родители в разводе. Мама умерла несколько лет назад, а я живу с тетей. И вот теперь еду увидеться с ним.

Он печально кивнул, и мы некоторое время молчали. Потом он сказал:

— Осмелюсь предположить, что вам интересно знать, чем я занимаюсь. Я миссионер. Я удивилась, а он засмеялся:

— Вы шокированы?

— Шокирована? Чем?

— Многих это шокирует. По-моему, я похож на обыкновенного человека, едущего по своим обычным делам. Люди на корабле не догадываются, кто я есть на самом деле!

— По-моему, это очень похвальное занятие!

— Я вижу свое предназначение именно в этом!

— Итак, вы бываете в этих глухих уголках земного шара…

— Чтобы нести людям христианскую веру. На острове Каскера у нас есть миссия. Там пока только двое — брат и сестра — Джон и Мюриэл Хеверсы. Они поселились там недавно и на первых порах испытывают трудности. Я еду туда чтобы помочь им наладить дело, если смогу. В других местах мне это удавалось… Теперь предстоит сделать то же самое и здесь.

— Успех, должно быть, доставляет вам огромное удовлетворение?

— Успех каждому приносит удовлетворение!

— Но в таком деле особенно!

— Мы пытаемся любыми способами помогать людям. Обучаем их правилам гигиены, правильно выращивать урожай, вести добродетельную и полезную жизнь. Надеемся открыть школу.

— И туземцы настроены к вам дружески?

— Обычно да, но иногда бывают несколько подозрительны! Это понятно. Мы хотим привить им христианский образ жизни, научить прощать своих врагов и любить друг друга.

Он с воодушевлением еще говорил о своих планах, а мне нравилась его искренность.

— Я очень счастливый человек, — признался он. — Я могу и хочу работать. Отец оставил мне небольшой капитал, так что я более или менее независим. Я сам выбрал именно этот образ жизни.

— Вы действительно счастливый человек, потому что знаете, чего вы хотите от этой жизни!

— А вы с миссис Марчмонт?

— Ну… у нас дома у обеих были неприятности, и мы решили, что путешествие нам поможет…

— Я понял, что у вас случилось что-то очень печальное — особенно у миссис Марчмонт.

Он подождал, но я больше ничего не сказала и вскоре покинула его.

Тамарикс была в каюте, но собиралась уходить. Я сообщила ей:

— Только что говорила с Люком Армором. Ты знаешь, он миссионер!

— Что?

— Миссионер, и едет работать на остров Каскера.

— Ты хочешь сказать, обращать туземцев в христианство?

— Вот именно.

Она скорчила гримасу.

— Знаешь, когда он вернул мне шляпку, мне показалось, что нас ждет что-то очень забавное!

— Вероятно, все впереди!

— Ну, не знаю, что и думать! Я считала его обыкновенным человеком. Что же теперь его надо называть. Сент-Люком?

— Это богохульство, ты не думаешь?

— Но он миссионер! — прошептала Тамарикс. Она была явно разочарована.

Дни шли своим чередом. На корабле установился определенный режим, и все дни походили один на другой, пока корабль не заходил в очередной порт. Там наступало время действий, и мы, как губки, впитывали новые впечатления от мира, который был так не похож на Харперз-Грин.

Наша дружба с Люком Армором становилась крепче с каждым днем. Он был очаровательным человеком и интересным собеседником. Рассказывал нам всякие забавные истории о местах, которые мы посещали, но о своем призвании говорил очень редко и только тогда, когда мы его об этом очень просили. Однажды он признался мне, что когда люди узнают о его занятии, они меняют свое отношение к нему, избегают его, будто бы боясь, что он начнет им проповедовать! Он заметил, что миссис Марчмонт не относится к числу этих людей!

Тамарикс, разумеется, поначалу была несколько ошеломлена. Она была в восторге, когда он спас ее шляпку, и нашла это интересным поводом для знакомства. Затем, узнав, что он тоже следует на остров Каскера, она считала забавным познакомиться с ним поближе. Теперь же ей было интересно узнать, как может ухаживать миссионер, и она забыв свой прежний печальный опыт, начала кокетничать с ним. Все происшедшее с ней ничуть ее не изменило!

Супруги Данстен сошли в Бомбее. Мы распрощались с ними, полагаю, к нашему общему сожалению. Они стали нам хорошими друзьями и очень помогли освоиться на корабле.

После того как они покинули корабль, мы с Тамарикс присоединились к другим знакомым и сошли на берег. Красота зданий поразила нас так же, как и удручающая нищета, которую мы увидели. Нищие буквально подкарауливали нас на каждом шагу. Хотелось что-нибудь дать им, но помочь всем, кто толпился около нас, мы были не в состоянии! Я чувствовала, что нас еще долго будут преследовать эти черные, умоляющие глаза. Местные женщины в красочных сари и хорошо одетые мужчины оставались безразличными к просьбам нищих. Этот контраст между богатством и вопиющей нищетой подавлял нас.

В Бомбее с нами случилось приключение, которое вполне могло окончиться плачевно. Супруги Данстен убедили нас, что неразумно сходить на берег без попутчиков, и мы всегда следовали их совету. Вместе со своей группой мы проходили узкими улочками с бесчисленными лавочками. Подобные места всегда привлекали Тамарикс. Товары, выставленные на продажу, действительно выглядели интригующе: изделия из серебра, красиво вышитые отрезы для сари, брелоки и всевозможные изделия из кожи.

Внимание Тамарикс привлек какой-то серебряный браслет. Она примерила его и решила купить. Пока мы копались с деньгами, чтобы рассчитаться за покупку, наша группа скрылась из виду.

Я схватила Тамарикс за руку и закричала:

— Все ушли! Надо сейчас же найти их!

— Зачем? — медлила Тамарикс. — В наемном экипаже мы доберемся до корабля раньше их!

Мы двинулись по незнакомой улице. Среди нашей группы была миссис Дженнингс, которая одно время жила в Бомбее и хорошо знала город. Во время нашей прогулки она присматривала за всеми нами. Теперь же, когда мы потеряли всех своих попутчиков, мне стало страшно. Всюду были толпы народа и пробиться в этой давке было нелегко. Дойдя до конца улицы, я не увидела никого из нашей группы, кроме того, поблизости не было и намека на какой-нибудь экипаж, чтобы добраться до корабля. Пока я в ужасе озиралась вокруг, на меня налетел мальчишка. Вслед за ним — другой. Когда они скрылись из виду, я обнаружила, что сумочка с нашими деньгами пропала. Я закричала:

— Мальчишки украли наши деньги! Посмотри, который час! Корабль отправится чуть больше чем через час, а нас просили быть на борту за час до отплытия!

Теперь мы обе запаниковали. В незнакомой стране мы оказались без денег далеко от корабля и понятия не имели, как вернуться назад!

Я попыталась спрашивать у прохожих, как пройти в порт, но меня не понимали. Европейцев поблизости не было…

Возможные варианты один за другим мелькали у меня в голове. Что же нам делать? Мы оказались в безнадежной ситуации и все из-за того, что увлеклись покупкой Тамарикс.

Вдаль уходила другая улица. Она была шире той, по которой мы шли раньше. Я предложила:

— Попробуем пойти по ней.

— Здесь мы еще не были, — ответила Тамарикс.

— Может быть, здесь нам кто-нибудь подскажет, как добраться до гавани. И тут я увидела его.

— Мистер Армор! — истошно закричала я. Он поспешно подошел к нам.

— Я встретил миссис Дженнингс. Она мне сказала, что вы заблудились на базаре. Я уверил ее, что пойду и поищу вас!

— Мы потеряли деньги! — сообщила ему Тамарикс. — Какие-то противные мальчишки вырвали сумочку у Фред.

— Как неразумно гулять одним!

— О, как я рада, что мы встретили вас! А ты, Фред?

— Так рада, что и слов не нахожу! С каждой минутой мне становилось все страшнее и страшнее!

— Боялись, что мы уплывем без вас? А так бы, разумеется, и случилось!

— Вы наш спаситель, мистер Армор! — сказала Тамарикс. Она, улыбнувшись, взяла его за руку. — Теперь мы попадем на корабль, я знаю!

Он ответил:

— Нам придется немного пройти пешком, а потом, если удастся, поймаем какой-нибудь экипаж. Здесь-то ничего нет. Но мы не очень далеко от гавани!

С моей души свалился камень. Над нами висела реальная опасность остаться одним в этом городе, да еще и без денег! А сейчас с нами был наш спаситель, бросившийся искать нас!

— Как вам удалось найти нас так скоро? — спросила Тамарикс.

— Миссис Дженнингс сказала, что вы отстали от группы на базаре. Я знаю эти места и догадался, что вы выйдете именно туда, где я вас встретил. Ну, погулял здесь некоторое время и, видите, оказался прав!

— Вы уже второй раз пришли мне на помощь, — напомнила ему Тамарикс. — Сначала та дурацкая шляпка, а теперь это. Надеюсь, если мы снова окажемся в опасности, вы и в следующий раз окажетесь поблизости!

— И я надеюсь, что всегда окажусь поблизости, чтобы помочь вам, когда в этом возникнет необходимость!

Когда мы поднялись по трапу и оказались на корабле, я была счастлива. Это было просто невероятное везение, и меня начинало трясти от мысли, что было бы с нами, не найди он нас. И еще я была счастлива, что нас нашел именно Люк Армор! Он нравился мне все больше и больше! Подобные же чувства испытывала и Тамарикс, хотя по-прежнему продолжала иронически называть его Сент-Люком!

Ее отношение к нему, разумеется, изменилось. Несколько раз я видела их сидящими на палубе. Как правило, я присоединялась к ним, и мы все вместе приятно проводили время.

Вскоре нам предстояло покинуть корабль, и Тамарикс признала, что ее радует такой попутчик до острова Каскера, как Сент-Люк.

— Он находчив и всегда сможет нам помочь, — говорила она.

Она рассказала мне, что он поделился с ней, чем собирается заниматься на острове Каскера. Он понятия не имел, что найдет там, но верил, что этот остров не похож ни на один из тех, на которых ему удалось побывать. Миссия на острове еще очень мала, а нужно убедить туземцев, что все делается в их интересах, а не с целью просто вмешаться в их жизнь.

— Он необыкновенный человек, — говорила Тамарикс. — Я никогда не встречала людей, подобных ему. Он очень искренен и честен. Я рассказала о себе, как была до глупости влюблена в Гастона… о своем браке… и вообще обо всем, даже о том, как Гастона нашли убитым. Он слушал меня с большим вниманием.

— Я думаю, эта история привлекла бы внимание многих!

— Он, кажется, понимает, что творилось у меня на душе — это жуткое неведение и подозрения… а также то, что и сама я была под подозрением… Он, правда, сказал, что если бы полиция действительно подозревала меня, мне бы не разрешили уехать за пределы Англии. Я рассказала ему, что под подозрением находились многие — и я, и мой брат, и человек, дочь которого пытался соблазнить Гастон, но у всех было алиби. Убийца так и не найден, и от этого неведения становилось еще тяжелее. Сказала ему, что считаю убийцей кого-то из прошлого Гастона.

Он пообещал, что будет молиться за меня, а я сказала, что молилась за себя без особого успеха, но, может быть, его Господь услышит скорее, потому что он в более близких отношениях с Всевышним. Мне показалось, он обиделся!

— Ты не должна так с ним разговаривать!

— Позже я это поняла, но у меня и в мыслях не было задеть его. Он такой хороший человек, и, по-моему, вполне логично предположить, что его молитвы быстрее будут выслушаны на Небесах, чем мои. Если на свете есть справедливость, то так и будет! Его молитвы должны быть услышаны потому что он больше молится о других, чем о себе! Славный малый, этот наш Сент-Люк! Мне он и в самом деле нравится!

Мы подходили к берегам Австралии. Миновали Фриментал, Аделаиду, Мельбурн… Время расставания с «Королевой Юга» приближалось неумолимо. Наконец мы прибыли в Сидней, в его великолепную гавань, которую капитан Кук назвал одной из самых красивых в мире. Пройдя между мысами из песчаника, выдающимися в море, мы увидели величественный город на берегу, где еще недавно было небольшое селение. Однако любоваться окружающим не было времени. На корабле началась суета. Мы попрощались с людьми, с которыми трижды в день встречались за столом. А теперь они навсегда уходят из нашей жизни и о них останутся лишь воспоминания!

Люк Армор был очень деловит. Он хотел сам удостовериться, что наш багаж в целости и сохранности будет переправлен на «Золотую зарю», на которой мы продолжим наше совместное путешествие.

Жаль, конечно, что нам не удалось вдоволь налюбоваться Сиднеем, поистине одним из самых красивых городов мира, однако для нас самым важным было удачно добраться до места назначения.

— Какой умелый наш святой! — заметила Тамарикс. Она всегда говорила о Люке с некоторой долей иронии. Он ей нравился, но она не могла считать его обыкновенным человеком, который занимается тем, что ему предначертано судьбой.

Наконец мы поднялись на борт «Золотой зари», и она благополучно отчалила от берега. Это грузовое судно лишь в редких случаях занималось перевозкой пассажиров. Тасманское море встретило нас штормом, и большую часть пути вплоть до первой стоянки в Веллингтоне, мы с Тамарикс провели в постели. В Веллингтоне стояли недолго; только для того, чтобы произвести погрузку и разгрузку. Затем «Золотая заря» взяла курс на Като-Като.

Весь день мы провели в безделье. Погода была теплой и безветренной. Мы с удовольствием сидели на палубе, глядя на гладкую морскую поверхность, где резвились летающие рыбки, грациозно выскакивающие из воды, да изредка попадались стайки играющих дельфинов. Люк рассказывал нам о своем детстве, проведенном в Лондоне. Его отец был крупным финансистом и хотел, чтобы его сыновья пошли по его стопам. Но Люку хотелось другого. После смерти отца ему досталось приличное состояние, и он смог заняться любимым делом, а бизнес перешел в руки брата.

Финансовая деятельность не привлекала Люка, но он признавал, что именно она дала ему возможность выбрать себе занятие по душе. А так как брат выполнил волю отца, он считал, что может с чистой совестью пойти своим путем.

— Итак, — своим обычным насмешливым тоном обратилась к Люку Тамарикс, — вам не нравился бизнес вашего отца, но вы признаете, что именно благодаря ему можете заниматься тем, чем хотите! Как же это соотносится с вашей совестью?

— Понимаю, что вы имеете в виду, — с улыбкой ответил Люк. — Но я считаю, что в жизни нужно руководствоваться самой простой логикой. Дело, которым я не хотел заниматься, дало мне состояние, благодаря которому я могу заниматься тем, что мне по нраву. Не вижу причин для угрызений совести, потому что эти деньги помогают мне делать людям добро, в которое я верю!

— Полагаю, — неохотно произнесла Тамарикс, — мне придется согласиться, что в этом есть здравый смысл!

— Надеюсь, вы никогда не будете говорить мне того, во что сами не верите!

Наши дни проходили мирно, несмотря на дружеские подшучивания Тамарикс над Люком, но, кажется, им обоим это нравилось.

Пришло время, и мы подошли к острову Като-Като, где должны были распрощаться с «Золотой зарей» и дождаться парома, который доставит нас на остров Каскера.

Като-Като был маленьким, но очень оживленным островом. Туземцы криками приветствовали «Золотую зарю». Навстречу кораблю направилось много маленьких лодок, и все пассажиры были благополучно доставлены на берег еще до разгрузки багажа.

Нас тотчас же окружила кричащая и жестикулирующая толпа возбужденных людей, горящих желанием что-нибудь продать нам. Они предлагали ананасы, кокосовые орехи, чеканку, резные деревянные изделия и каменные изваяния таинственных богов.

Остров был покрыт пышной растительностью, всюду виднелись огромные пальмы.

Люк оторвал нас от созерцания всего этого великолепия, сказав, что прежде всего нужно позаботиться о жилье.

— Нужно найти отель, где можно остановиться до прихода парома.

Нам предложил свои услуги один из людей, довольно плохо говоривший по-английски, но компенсировавший этот недостаток с помощью богатой мимики.

— Отель? — переспросил он. — О да. Я показываю симпатичный отель… лорд и леди… симпатичный отель. Паром? Он придет. Не в этот день, — он энергично покачал головой, — Не в этот день!

Он раздобыл тачку, на которую мы сложили наш багаж, и, проталкиваясь сквозь толпу зевак, собравшуюся вокруг нас, знаком показал, чтобы мы следовали за ним. В сопровождении шоколадных ребятишек, на которых не было ни клочка одежды, мы последовали за ним, а он постоянно оборачивался, чтобы убедиться, что мы идем.

— Ну, за мной! — покрикивал он.

Он решительно подкатил тачку к белому каменному зданию, стоящему в нескольких сотнях ярдов от берега.

— Симпатичный отель. Очень хороший. Лучший в Като. Вы идите. Вам нравится.

Мы вошли в комнату, в которой было несколько прохладнее, чем на улице. Очень смуглая полная женщина с блестящими черными глазами и ослепительно белыми зубами улыбалась нам.

— Я несу, я несу, — тарахтел наш гид. — Лорд, леди… — Тут он бойко заговорил на родном языке. Женщина продолжала улыбаться нам.

— Вы хотите остановиться у нас? — спросила она.

— Да, — ответил Люк. — Нам нужно дождаться парома до острова Каскера.

— Каскера? — женщина надула губы. — О нет. Лучше здесь. У меня две… — она показала два пальца.

— Две комнаты? Двух комнат нам вполне достаточно, — сказал Люк и, повернувшись ко мне, уточнил:

— Вы ведь хотите вместе?

— Как на корабле, — ответила Тамарикс. — Посмотрим, что за комнаты!

Устроились мы быстро и, так как выбора не было, с благодарностью приняли то, что нам предложили. Полная леди очень обрадовалась нам и сожалела, что мы пробудем только до прихода парома.

Комнаты оказались маленькими и совсем не комфортабельными, но в каждой стояли по две кровати, защищенные противомоскитными сетками, что являлось предметом гордости хозяйки.

Наш проводник наконец ушел со счастливым видом человека, выполнившего честно свою достойную работу.

Была среда. Мы узнали, что паром отправится на остров Каскера в пятницу и очень радовались, что наше пребывание здесь не будет долгим. После продолжительного плавания мы чувствовали себя на суше несколько странно, но, тем не менее, горели желанием хоть немного осмотреть

Като-Като, который, по-видимому, не слишком отличался от острова Каскера.

Вынув из своих чемоданов вещи, которые понадобятся нам в эти два дня, мы приготовились ждать парома.

Тамарикс была все время очень возбуждена новыми впечатлениями.

— Толстая леди мне понравилась! Она так обрадовалась нам и все огорчается, что мы пробудем у нее так недолго! Ну может ли быть прием лучшим?

Паром, связывающий Като-Като с островом Каскера, ходил более или менее регулярно, доставляя туда и обратно необходимые товары и почту.

Жара на острове стояла нестерпимая, но в комнатах у нас было несколько прохладнее, чем на улице. Утомленные переездом, в наш первый день мы поели только какой-то незнакомой рыбы и фруктов и решили пораньше лечь спать, чтобы завтра с самого раннего утра отправиться посмотреть остров. Это можно было сделать только ранним утром или вечером, когда жара не станет нестерпимой.

Тамарикс вскоре заснула, а я лежала, не сомкнув глаз, и вслушивалась в плеск моря и звуки какого-то незнакомого музыкального инструмента.

Что делают сейчас Криспин и тетушка Софи? Они, наверное, беспокоятся о нас. А я вскоре увижу своего отца'. Я всегда хотела этого, но сейчас я бы снова с удовольствием оказалась в милой Англии!

— Если бы, — не уставала твердить я, — если бы эта женщина никогда не существовала! Только бы она никогда не вернулась! Но ведь и это не было бы выходом. Нет, я должна как можно дальше отойти от всего этого и трезво подумать, что со мной происходит и что мне делать в этой жизни!

В одном я была твердо уверена: мне никогда не забыть Криспина! Я посмотрела на Тамарикс. В лунном свете она была прекрасна. Ее золотистые волосы рассыпались по подушке, а противомоскитная сетка, под которой она лежала, придавала ее коже полупрозрачный вид.

Ей здесь было легче. Она так мечтала уехать и забыть про все. Она немного изменилась, но часто становилась прежней Тамарикс. Это путешествие благотворно влияло на нее, и она успешно порывала все связи с прошлым. А я была уверена, что мне это никогда не удастся!

На следующее утро мы совершили экскурсию по Като-Като. Наше присутствие вызвало любопытство у туземцев, хотя нельзя сказать, что они впервые видели европейцев. Особое внимание привлекали светлые волосы Тамарикс. Одна женщина даже подошла и потрогала их.

Никто не пытался скрыть свое любопытство. Нас открыто рассматривали, хихикали, а то и откровенно смеялись, словно мы представляли для них что-то очень забавное. После обеда мы остались в гостинице ждать, когда спадет жара.

— Теперь уже недолго, — сказала Тамарикс. — Скоро мы окажемся на месте, надеюсь, там не будет так жарко!

— Думаю, разница небольшая, — заметил Люк. — Но вы привыкнете. Все ведь привыкают!

— Вы будете заниматься работой… вашим важным делом, — промолвила Тамарикс. — А что я-то буду делать там?

— Может быть, вы доверите мне подыскать вам какое-нибудь занятие?

Тамарикс скорчила гримасу.

— Не думаю, что я вам подойду!

— Уверен, что вы справитесь!

Они улыбнулись друг другу. Тамарикс обратилась ко мне:

— Ты можешь представить, что я могу делать добрые дела?

Я серьезно ответила ей:

— Я верю, что ты можешь сделать все, если очень захочешь.

— Ну вот, видите, Сент-Люк, я, однако, не совсем потерянный для мира человек!

Х. ОСТРОВ КАСКЕРА

Наконец, к нашей радости, на горизонте показался паром. Народ повалил к берегу. Наш проводник пришел со своей тачкой, и к моменту подхода парома мы были уже наготове.

На пароме не было специальных помещений для пассажиров. Нам сказали, что он отойдет во второй половине дня, а на остров Каскера, если все пойдет хорошо, мы прибудем на следующий день. Все время, пока производили загрузку парома, на берегу стоял страшный шум. Оказалось, что мы были единственными пассажирами, следующими на остров Каскера, и наша посадка на паром откладывалась до окончания погрузки.

Я поняла, что прибытие и отход парома всегда были большими событиями в жизни островитян, нарушающими монотонность их дней. А уж прибытие новых людей было вообще чем-то потрясающим для них. Особенно, если эти люди так не похожи на них.

В назначенное время паром отчалил от берега Като-Ка-то. Ночью мы с Тамарикс и Люком сидели на палубе, надеясь хоть немного вздремнуть. Море было спокойным и приветливым, волны мягко бились о борт парома. Ночной воздух нес желанную прохладу, время от времени в воде показывались фосфорецирующие косяки рыб.

То, что я любила больше всего на свете, находилось почти на другом конце света. Мысленно я иногда обзывала себя дурой. Мне надо было жить смелее. Я потеряла Криспина, потому что боялась остаться. И что же теперь? Я же все равно никогда не смогу его забыть!

Мои попутчики уже дремали, а я продолжала любоваться тихим морем, но куда бы я ни посмотрела, мне всюду мерещилось лицо Криспина.

Во второй половине следующего дня, сидя на той же палубе, я услышала крик одного из паромщиков. Он возбужденно размахивал руками, указывая на землю, появившуюся на горизонте.

— Остров Каскера! — кричал он.

Это и был он, коричнево-зеленый горбик в безмятежном голубом море. Моряки на палубе начали приготовления к подходу к острову. Люк, Тамарикс и я, стоя на палубе, неотрывно смотрели на неведомый нам клочок земли. Я была в страшном смятении.

— После стольких лет я увижу отца!

Люк понял меня и положил руку мне на плечо.

— У вас сегодня такой важный день, — тихо сказал он. Я кивнула. — Хорошо, что вы будете вместе!

— По-моему, остров очень похож на Като-Като, — заметила Тамарикс.

Приблизившись, мы увидели, что это на самом деле так. На берегу собралось несколько темнокожих людей в ярких одеждах, с бусами на шее и ногах. Звучала музыка, похожая на ту, что я слышала ночью на Като-Като. Голые ребятишки, визжа от восторга, барахтались в воде. Женщины с детьми, привязанными у них за спинами, ждали парома на берегу. Когда он подошел ближе, они закричали что-то восторженное.

— Надо позаботиться о багаже, — заметил Люк.

— Ну разве нам не повезло, что Сент-Люк так ухаживает за нами? — сказала Тамарикс.

— И в самом деле повезло, — ответила я.

Когда мы нашли наш багаж и сошли на берег, к нам подошел высокий человек с вежливыми манерами. На нем были белые хлопчатые брюки и голубая рубашка.

— Мисси Хэммонд, мисси Хэммонд, — монотонно повторял он.

— Да, да, я здесь, — откликнулась я.

На его большом смуглом лице появилась ослепительная улыбка. Он сложил руки и поклонился.

— Мисси Карла. Она сказала прийти. Я заберу.

— О, благодарю вас! Это замечательно! У меня небольшой багаж и со мной двое друзей!

Он улыбнулся и кивнул:

— Предоставьте Макале. Он делает все.

Я повернулась к Тамарикс и Люку:

— Думаю, это отец прислал его за нами!

Честно говоря, я ожидала, что он сам встретит нас. Но, по-видимому, что-то помешало ему, и он прислал этого человека.

— Карла? — переспросила Тамарикс. — Кто такая Карла?

Макала повелительно хлопнул в ладоши.

— Мандел! — позвал он. — Мандел! — и к нам подбежал мальчик лет десяти.

Макала давал ему какие-то распоряжения, а мальчик внимательно слушал, временами кивая головой. Затем Макала повернулся к нам:

— Вы идите. Следуйте.

Он подвел нас к телеге, запряженной двумя ослами. — Я довезу, — сказал он.

— К мистеру Хэммонду? — осведомилась я.

Макала кивнул:

— Я повезу! — знаком он предложил нам сесть в телегу.

— Мы не поедем без нашего багажа, — запротестовала Тамарикс.

Тут появился Мандел. Он нес один из наших мешков, положил его и пальцем указал обратно. Макала кивнул ему и, повернувшись к нам, ободряюще улыбнулся.

— Я доставлю! — сказал он.

— Вам помочь? — спросил Люк.

— Если вы поедете с ними, вы же бросите нас, — заметила Тамарикс. — Все это очень странно и, в конце концов, мы же важнее, чем наш багаж! Я думаю, Фред, что твой отец живет недалеко. Но предполагала, что он сам встретит нас.

Я не ответила. Как выяснилось вскоре, нам незачем было беспокоиться о багаже. Макала вернулся с мальчиком и другим высоким человеком. Все вместе они несли весь наш багаж.

У нас осталось немного денег после Като-Като. Мы заплатили мужчине и мальчику за их труды, чему они несказанно обрадовались.

Макала, погрузив багаж на телегу, повез ее сквозь заросли пышной растительности, и меньше чем через десять минут мы увидели дом.

Он был построен из белого дерева и представлял собой длинное и приземистое строение, приподнятое примерно на фут от земли деревянными сваями. Вокруг дома цвели какие-то экзотические кусты. Когда мы приблизились, дверь отворилась и на крыльце появилась женщина. Она была поразительно красива, высока и величава, с темными волосами, свободно уложенными валиком на ее голове, и лицом, менее смуглым, чем у большинства островитян, которых мы успели увидеть. Ее спокойное лицо, большие лучистые глаза и белозубая широкая улыбка выражали неподдельную приветливость.

— Так вы и есть Фредерика? — сказала она, глядя на Тамарикс.

— Нет, — сказала я. — Это я!

Она говорила по-английски с легким и очень приятным своеобразным акцентом.

— Наконец-то вы приехали! Рональду так хотелось, чтобы вы были здесь с ним!

Имя моего отца она произнесла с протяжным ударением на первом слоге. Мне стало интересно, кто же она такая?

— Это моя подруга, миссис Марчмонт, которая приехала со мной!

— Миссис Марчмонт! Добро пожаловать!

— И мистер Армор. Он помогал нам в дороге. Он едет в миссию!

Легкая тень пробежала по ее лицу, но потом она вновь приветливо улыбнулась,

— Меня зовут Карла, — представилась она.

— Макала сказал нам, это вы прислали его встретить нас.

— Да.

— Мой отец дома?

— Он так счастлив, что вы приехали! Ожидая увидеть его, я огляделась вокруг, а она продолжала:

— Входите же! Не стойте на пороге!

Она привела нас в комнату, которая показалась нам прохладной после уличной жары. В ней было несколько затянутых сетками открытых окон. «Наверное, от насекомых», — подумала я.

Мебели было немного, и я предположила, что она сделана из бамбука.

— Вы должны сначала увидеться с отцом, — сказала Карла. При этом она несколько озадаченно посмотрела на Тамарикс и Люка. На ее выразительном лице можно было безошибочно прочесть ее мысли: «Это лучше сделать без посторонних свидетелей».

Люк пришел ей на помощь, произнеся спокойно и понимающе:

— Мы можем подождать здесь. Он будет счастлив встретиться с дочерью, а мы, вероятно, сможем познакомиться с ним позже!

У меня мелькнула мысль, что все это неспроста, но почему?

Карла с благодарностью посмотрела на Люка и улыбнулась ему, а Тамарикс молча непринужденно уселась в одно из бамбуковых кресел. Карла повернулась ко мне и сказала:

— Пойдемте!

Она провела меня по коридору, остановилась перед одной из дверей, открыла ее и очень мягко произнесла:

— Ну вот и он!

Он сидел в кресле у окна и даже не повернулся на ее слова, что очень озадачило меня. Я прошла в комнату вслед за Карлой и остановилась у его кресла. Хотя он продолжал сидеть, было ясно, что он очень высок. Его золотистые волосы были изрядно тронуты сединой, а лицо имело правильные классические черты. Он и сейчас оставался очень красивым человеком. Мелодичным голосом, какого я не слышала ни у кого, он ласково произнес:

— Фредерика, доченька, вот ты и приехала повидаться со мной. Наконец-то ты здесь!

Он протянул руку и продолжал:

— Я не могу увидеть тебя, дорогая! Я слеп. — У меня задрожали губы, когда он позвал:

— Подойди поближе!

Он встал, дотронулся до меня, положил мне руки на плечи, а затем, подняв их, стал ощупывать мое лицо. Пройдясь по нему чуткими пальцами, он нежно поцеловал меня в лоб.

— Дорогое мое дитя, — сказал он растроганно, — я так долго ждал этой встречи!

Он быстрее меня овладел собой и выразил желание познакомиться с Тамарикс и молодым человеком, который помогал нам в нашей длинной дороге. Я пошла и пригласила их познакомиться с отцом, предупредив, что он слеп. Их ошеломила эта новость, но когда отец встретился с ними, он был таким же оживленным и легкомысленным, каким я и ожидала его увидеть, судя по описаниям тетушки Софи.

Он очень тепло приветствовал Тамарикс и сказал ей, что очень обрадовался, когда узнал, что она едет вместе со мной. В высшей степени учтиво он поблагодарил Люка за его заботы о нас во время пути. Мы сидели и беседовали, а Карла потчевала нас фруктовыми напитками. Она все время была рядом с отцом и предупреждала каждое его желание: подавала стакан, подвигала столик, чтобы он мог сам поставить…

Да, мне предстояло многое узнать о доме и его хозяйке. Тамарикс тоже сгорала от любопытства. Когда представился удобный случай. Люк сказал, что он должен ехать в миссию, где его ждут.

— Макала отвезет вас, если вы ничего не имеете против старой телеги, — предложила Карла. — Это лучшее, что у нас есть. Эти бедные ослы уже постарели, но пока нам придется их использовать! Они нам служат верой и правдой и давно заслужили отдых, но…

— Дом, где располагается миссия, находится в полумиле отсюда, так что мы будем близкими соседями. А почему вы решили приехать сюда? — спросил отец.

— Мне предложили, и я согласился, — просто ответил Люк.

Отец удовлетворенно кивнул:

— Мы будем рады вам в любое время, если вы зайдете к нам, правда Карла?

— Он обязательно будет заходить, — ответила она.

Когда Люк ушел, отец сказал:

— Бедный молодой человек! Но, кажется, серьезный. Надеюсь, дела у него пойдут не слишком плохо!

— Вы, кажется, не очень высокого мнения о миссии? — спросила я.

— Полагаю, там все в порядке, но обращать язычников очень тяжелое занятие, если, конечно, язычники сами этого не хотят!

— А эти не хотят?

Отец пожал плечами.

— Думаю, они довольны своей жизнью. Это легко, когда духи благоволят к ним и они всегда могут задобрить их какой-нибудь небольшой жертвой! Они не понимают, что значит «Возлюби ближнего своего». Они заботятся только о себе. Им некогда тратить время на своих ближних.

— Люк очень хороший человек, — сказала я.

— Мы называем его Сент-Люк, — добавила Тамарикс.

Отец улыбнулся.

— Да, — согласился он. — Вокруг него какая-то мягкая аура. Надеюсь, он будет здесь частым гостем!

Карла показала нам наши комнаты, расположенные рядом. Вся обстановка была из легкого дерева. На деревянных полах лежали ковры, а окна затянуты сетками. В каждой комнате стоял умывальник с кувшином. Позже я узнала, что воду берут из колодца вблизи дома. Условия были не лучше, чем в отеле на Като-Като. Принимая во внимание обстоятельства, я поняла, что для нашего комфорта было сделано все возможное.

Больше всего мне хотелось побеседовать с отцом наедине. Тамарикс, кажется, поняла это и после обеда, который подавался под наблюдением Карлы, сославшись на усталость, попросила разрешения отправиться в свою комнату отдохнуть.

Отец отвел меня в свою комнату, в которой я впервые увидела его.

— Это мой кабинет. Я провожу здесь много времени. Карла говорит, что ты немного озадачена, и я должен тебе все объяснить.

— Кто такая Карла?

— Это ее дом. Она дочь англичанина и туземки. Ее отец приехал сюда и основал большую плантацию кокосовых пальм. Он не был женат на ее матери, но очень заботился о Карле. Она очень умная женщина. К тому же привлекательная. Она действительно необыкновенный человек! Я знал, что вы сразу же понравитесь друг другу. После смерти ее отца, Дона Марлинга, ей достался этот дом, плантация и приличное состояние. Она хозяйка этого дома.

— И вы живете с ней в одном доме?

Он улыбнулся.

— Мы очень дружны. Она привезла меня сюда, когда… — он дотронулся до глаз, — когда это случилось со мной.

— Тетушка Софи рассказывала мне о вас. Она ни слова не сказала о том, что вы ослепли…

— Она не знает. Я ей не писал об этом.

— Но вы ей писали! Я думала, что вы в Египте, пока не поехала к вам!

— Я и был в Египте. Одно время, как ты знаешь, служил в армии… А потом уехал. Занимался многими делами здесь… и в других местах. Теперь все в прошлом. Нет никакого смысла рассказывать о растраченной молодости…

— Так вы считаете, она была зря прожита?

— Нет. Я наслаждался ею, так как же это могло быть зря? Я придерживался скорее общепринятых взглядов на жизнь, а не своих собственных!

— Я хочу побольше о вас узнать. Все эти годы я знала, что у меня есть отец, но я никогда вас не видела… Я мало знала вас, пока тетушка Софи не рассказала мне немного.

— Ты не должна верить ей. Она всегда была слишком снисходительна ко мне!

— Она всегда говорила о вас с большой теплотой и любила вас!

— Я тоже любил ее. Она держала меня в курсе всех твоих успехов. Я был очень рад, когда ты переехала жить к ней.

— Для меня это просто замечательно!

— Мне всегда приятно думать, что вы вместе и утешаете друг друга. Софи прекрасно умела утешать… всегда.

В его словах почувствовалась нотка сожаления, и мне захотелось поподробнее расспросить его об их отношениях. Я знала, что она любила его. Вероятно, и он ее тоже. Мне нужно было еще многое узнать, но не все сразу, это я понимала.

— Расскажите подробнее о Карле, — попросила я. — Итак, это ее дом и мы ее гости?

— Я тоже здесь живу!

— Как ее гость?

— Не совсем. — После недолгого молчания он продолжал:

— Ты, наверное, слышала о моей беспорядочной жизни? Мы расстались с твоей матерью, и ты знаешь почему.

— Вы не были счастливы вместе!

— Она счастливо избавилась от меня. Мы никогда бы не стали по-настоящему близки. Ты, вероятно, слышала о том, что я никогда не был святым… ничего похожего на твоего Люка. Боюсь, что я слишком сильно отличаюсь от него, а с таким человеком, как я… всегда складываются довольно сложные отношения…

— А с Карлой?

— Мы ведем общее хозяйство, — уклончиво ответил он.

— Но вы могли бы пожениться… или нет?

— В общем, да. Я сейчас свободен. Она была замужем… но на ней женились из-за денег, полагаю. Может быть, я не совсем прав, но думаю, что именно это было главной причиной. Ее муж мог полностью обобрать ее, но ему это не удалось, потому что она умная, деловая женщина. Он умер. Да, мы могли бы пожениться, но… здесь же не английская деревня, где соседи зорко следят за соблюдением внешних приличий! Карла и не думает о браке, да и я тоже. Это никак не мешает нам наслаждаться обществом друг друга. Ну что, доченька, ты не шокирована?

— Не думаю. Я догадалась об этом. Она очень добрый человек!

— Она интересная. Полутуземка, полуанглосаксонка. Это любопытное сочетание. Я познакомился с ней в Египте. Она путешествовала. Мне понравились ее свежесть, искренность и веселый характер. Жить сегодняшним днем — вот ее правило, и мое, думаю, тоже. Мы сблизились в Египте, и, когда со мной произошло это несчастье, она ухаживала за мной. Я тогда был в очень подавленном состоянии, так как боялся своей слепоты, дорогая моя Фредерика, как не боялся ничего в жизни. Я дошел до того, что начал молиться:

«Господи, оставь мне глаза и возьми все остальное!» Господь не услышал мою молитву, но дал мне Карлу!

Отец на мгновение крепко схватил меня за руку и продолжал:

— Карла удивительна! Она прирожденная мать. И почему у таких женщин нет детей? Она была все время со мной" когда я уже совсем отчаялся, и стала для меня самым главным на свете! Карла привезла меня сюда, в свой дом, оставленный ей любящим отцом. По местным понятиям она богата: у нее тысячи высокоплодородных кокосовых пальм. Она деловая женщина и ведет дела плантации не хуже любого мужчины, а за мной ухаживает, как настоящая мать.

Так что, кроме кокосовых орехов, Карла имеет мою вечную благодарность. Фредерика, я бы не вынес своей слепоты, если бы не она! Я сказала:

— Тетушка Софи тоже заботилась бы о вас! Вы могли вернуться к нам!

Отец отрицательно покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Я знаю, что она заботилась бы обо мне, но я не мог вернуться к ней! Иногда у меня мелькала такая мысль… до того как я начал слепнуть. Видишь ли, прежде всего…

— Я знаю. Она рассказала мне. Она думала, что вы женитесь на ней, а вы женились на маме!

— Ну вот видишь…

— Она бы поняла…

— Из этого ничего бы не вышло. Я действительно недостоин Софи. Мне никогда бы не удалось стать тем, чего она ожидала!

— Вы ей дороги таким, какой вы есть!

— Но с ней жила моя дочь, а это гораздо лучше!

— Вы живете с Карлой под одной крышей, она ухаживает за вами и стала неотъемлемой частью вашей жизни!

— Она этого и хотела.

— А вы счастливы здесь?

Несколько секунд отец молчал.

— Что же, — ответил он наконец, — я не жалуюсь на свою жизнь. Я должен примириться с этим. Карла научила меня находить радость в малом. Когда я слышу шаги, я уже доволен, я говорю себе: «Это идет Макала… или маленький Мандел». Я различаю шаги Карлы, знаю интонации всех голосов… Вот так и проходят мои дни… Вспоминаю былые наслаждения, а их было у меня немало! О неприятных вещах стараюсь не вспоминать, и это мне удается неплохо. А это ведь искусство, знаешь ли! Иногда я говорю себе: "Ты слеп. Вероятно, у тебя отнято самое драгоценное, но есть же взамен и что-то хорошее, например любовь Карлы. А теперь и моя дочь приехала ко мне с другого конца земли!

Прошла всего неделя, а у меня было ощущение, что я живу на острове уже очень давно.

По ночам я часто лежала, не сомкнув глаз, и думала о Криспине и тетушке Софи. Имела ли я право уезжать от них? Было, конечно, замечательно познакомиться с отцом и почувствовать, что это родной и близкий мне по духу человек, которого я, казалось, знала всю свою жизнь. К такому отношению к отцу меня исподволь подготовила тетушка Софи. Я поняла, что он всегда умел завоевывать сердца людей. Мое он уже завоевал.

Мы много говорили с отцом. Он сидел под деревьями, слушал мягкий плеск волн и неторопливо рассказывал о своей жизни. Было совершенно ясно, что мое присутствие ему приятно.

А ночью меня охватывала нестерпимая тоска по дому, и я видела перед собой тоскливое лицо Криспина, когда он просил меня не уезжать. Я слышали его слова: «Я найду выход, должен же он быть!» И меня продолжали преследовать эти проклятые кусты в Сент-Обине и мысли о лежащем там Марчмонте.

Остров Каскера был очень красив, но, по-моему, он не отличался от большинства тропических островов с кудрявыми пальмами, пышными зарослями, палящим солнцем, тропическими ливнями и беззаботными праздными туземцами, не помышлявшими о другом образе жизни.

Тамарикс проявляла к острову большой интерес, и это казалось мне забавным. Думаю, все объяснялось ее страстным желанием уехать подальше от дома. Я не верила, что она виновна в убийстве своего мужа, но, как она заметила сама, в подобных ситуациях некоторое подозрение всегда падает на жену.

Она весело смеялась над детскими шалостями маленьких островитян, а они проявляли к ней большой интереса

Куда бы она ни шла, за нею всегда следовали несколько шоколадных провожатых. Некоторые позволяли себе даже такие вольности, что подходили к ней, трогали ее белые руки и золотистые волосы, которые всегда были распущены у нее по плечам.

Тамарикс всегда любила, когда на нее обращали внимание. Всем своим поведением она показывала ребятишкам свое одобрение и скоро стала их любимицей.

Гуляя, мы осматривали остров и знакомились с людьми. Остановились взглянуть на гончара, который, сидя на корточках на берегу, вылеплял из глины горшки, тарелки и чашки. Мы обрадовали его, купив кое-что из его изделий, чем вызвали восторг и ликование маленьких обожателей Тамарикс.

На берегу же располагались и другие ремесленники, которые готовили товары к приходу парома в надежде на предполагаемых покупателей.

Они изготовляли тисненые картинки, ножи для разрезания бумаги и разноцветные бусы.

Нас предупредили, чтобы мы не залезали в заросли, где водились змеи.

Конечно, мы посетили миссию — мрачного вида дом, похожий на сарай, крытый тростником. В нем не было ничего привлекательного. Неокрашенные стены украшало только висящее на внешней стороне дома Распятие.

— Какое мрачное место! — сказала Тамарикс Люку, который показывал нам здание.

В одном конце комнаты стоял шкаф, а на импровизированном мольберте была установлена грифельная доска.

— Здесь мы устроим классную комнату, — сообщил Люк.

— А где же ученики? — осведомилась Тамарикс.

— Будут!

Люк представил нас Джону Хеверсу и его сестре Мюриэл. Они жили на острове Каскера уже два года и вынуждены были признать, что дела их идут не очень успешно и большинство островитян игнорируют их.

— На предыдущем острове все обстояло иначе, — сказал Джон Хеверс. — Он побольше и не так удален от остального мира. Здесь надо начинать все сначала, а люди равнодушны к нашей работе.

— Поэтому мистер Армор и приехал, — продолжала Мюриэл.

— Но у вас здесь совсем нет учеников, — заметила я.

— Некоторые приходят, но не остаются надолго. Когда они приходили с утра, в одиннадцать часов я обычно угощала их пирогами. Я пыталась учить их, но, уверена, их привлекали только пироги! Съев их, они улыбались и разбегались по домам.

— Подкуп на них не подействовал! — легкомысленно заметила Тамарикс.

— Боюсь, вы правы, — ответила Мюриэл.

— Бедные малютки, — сказала потом Тамарикс. — Думаю, они просто не хотят, чтобы их учила мисс Хеверс, как бы ни были хороши ее пироги!

За столом с Тамарикс всегда было весело. Она быстро нашла общий язык с такими жизнерадостными людьми, как мой отец и Карла. Еда бывала весьма обильной и питательной, а обслуживали нас босоногие слуги, снующие туда и обратно.

Карла и отец вспоминали свою жизнь в Египте, у них в запасе имелось множество забавных историй и анекдотов, и наши беседы продолжались до вечера.

— Бедный Люк, — сказала однажды Тамарикс, — только подумать, каково ему будет в этой миссии с братом и сестрой Хеверсами…

— Они хорошие люди, — возразила Карла, — но иногда бывают слишком добры, а главное — им не хватает чувства юмора. Они все воспринимают всерьез. Мне их жаль!

— А можно пригласить их на обед? — спросила Тамарикс.

— О Боже мой! Как жаль! Мне и в голову не пришло сделать это! — воскликнула Карла. — Я, конечно, должна была пригласить их!

— Разумеется, — подтвердил отец. — Думаю, нам сразу же следовало пригласить вашего приятеля Люка. Он проявил к вам такую доброту!

— Конечно, я приглашу его и Тома Холлоуэя, — ответила Карла.

— Том Холлоуэй, — объяснил отец, — управляющий плантацией. Он славный малый, правда, Карла?

— Очень славный, только немного печальный, а в жизни не должно быть места печали!

— Мы бы хотели с ним познакомиться, правда, Тамарикс?

— Ну, разумеется!

— Тогда мы это сделаем прямо завтра! — сказала Карла.

— А они смогут собраться так скоро? — наивно спросила я. Карла, по своему обыкновению, громко рассмеялась.

— Их не так часто приглашают на обеды! Они придут!

— Светская жизнь на острове отнюдь не бьет ключом, — иронично добавил отец. — Можете не сомневаться, они придут!

Перед встречей с новым человеком отец немного рассказал мне о Томе Холлоуэе.

— В Англии он занимался импортом циновок, сделанных из волокон кокосовых пальм. Какую же пользу можно извлечь из старого кокоса! Из этих волокон делают циновки, пледы и прочее. Том продавал их по всей Англии. Потом его жена умерла при родах, вместе с ней погиб и ребенок. Он до сих пор не может оправиться после этого удара. Карла время от времени встречалась с ним по делам, и ее удручила перемена, происшедшая с ним. Вам уже известна ее натура. Если она видит, что кто-то попал в беду, она должна помочь. Ей пришла в голову мысль, что Тому необходимо порвать с его прошлым, и она предложила ему должность управляющего плантацией. К ее удивлению, он согласился!

— И это помогло?

— Полагаю, немного помогло. Он здесь уже два года, или около того, и служит нам верой и правдой. Думаю, на время он забывает о своем горе и очень увлечен работой на плантации. Он научился держать в руках рабочих и любит свое дело. Карле очень бы хотелось, чтобы он здесь прижился, а это совсем нелегко.

— Какая Карла славная женщина!

Отец кивнул головой; ему определенно понравились мои слова.

Обед прошел успешно, хотя, как я смогла заметить, Люк выглядел несколько удрученным. Он уже не был настроен так оптимистично, как на корабле. Джон и Мюриэл Хеверсы говорили о миссии очень серьезно, но я не могла не чувствовать, что они плохо понимают людей, среди которых живут.

Позже я заметила отцу, что они видят в местных жителях скорее дикарей, чем обычных людей, которым не нравится, когда им навязывают чужие идеи. Мне также показалось, что Мюриэл не одобряет отношений отца с Карлой.

Тамарикс получила большое удовольствие от обеда и, когда гости ушли, зашла ко мне в комнату, чтобы поболтать о проведенном вечере.

— Что ты об этом думаешь? — спросила она.

— Что все прошло прекрасно. По-моему, Люку очень понравился наш обед!

— Бедняга, — весело заметила Тамарикс. — Боюсь, молодой человек разочарован. Впрочем, меня это не удивляет. Так тесно общаться с этой скучнейшей парочкой!

— Они не скучны. Просто, по-моему, эта работа им не по зубам!

— Не по зубам! Миссионеры они или нет? Они должны приспосабливаться! Остров находится так далеко от цивилизованных мест, и население нуждается в каком-то просвещении. Бедный Люк! Надо видеться с ним почаще и подбадривать его.

— Конечно, ты права!

— Интересно, а что твой отец думает обо всем этом?

— Узнаю в свое время! А как у тебя сейчас настроение Тамарикс? — Я теперь не думаю об этом все время!

— Это хорошо!

— А ты думаешь?

— Очень часто!

— Тебе не надо было уезжать!

— Отец хотел видеть меня.

— Вы же с Криспином обручились. О, я понимаю, тебе не хочется об этом говорить. А вот я должна была уехать! Гастон был моим мужем, и его убили.

— Я понимаю. Разумеется, понимаю. Но у меня тоже было такое чувство, что я должна уехать!

— Из-за случившегося? Уж не знаешь ли ты что-нибудь о Гастоне?

— Нет, нет. Дело не в этом!

— Ты что-то не договариваешь!

Я промолчала, и разговор был на этом окончен. Я чувствовала, что если это путешествие и пошло на пользу Тамарикс, то мне оно не очень-то помогло!

Следующим утром мы с Тамарикс отправились на обычную прогулку. Не успели мы отойти от дома, как нас заметили несколько ребятишек, игравших во что-то, сидя на корточках. Как только мы приблизились к ним, они встали и подбежали к Тамарикс, в упор рассматривая ее.

Это созерцание вызвало у них приступ неудержимого веселья.

— Я рада, — сказала им Тамарикс, — что так забавляю вас!

Это еще больше развеселило их. Они внимательно смотрели на нее, ожидая что же она скажет им еще.

Мы пошли дальше, а они побежали за нами. Вышли на берег моря, прошли мимо сидящих на корточках людей перед ковриками, на которых были разложены их товары.

Мы остановились около гончара. Перед ним на коврике стояли две вазы, они были просты, но по-своему красивы.

Тамарикс любовалась ими, а продавец удивленно разглядывал нас. Что в нас забавляло их? Наш внешний вид, манера говорить или общее поведение, отличающееся от них?

Тамарикс взяла в руки одну из ваз, а дети столпились вокруг нас, возбужденно наблюдая за ней. Она с вопрошающим взглядом протянула вазу продавцу, и он назвал ей цену.

— Я возьму вот эту, — сказала Тамарикс.

— Что ты собираешься с ней делать? — удивилась я.

— Увидишь! Я и другую возьму!

Эта сцена вызвала огромный интерес у окружающих. Несколько женщин с детьми подошли ближе и удивленно уставились на нас. Продавец чеканок, сидевший невдалеке, смотрел на нас с надеждой и завистью.

Уплатив деньги, Тамарикс скомандовала:

— Ты понесешь одну, Фред, а я — другую. Мне нужны обе вазы!

— Не понимаю, что ты собираешься с ними делать?

— Зато я понимаю!

Дети, столпившиеся вокруг, весело подпрыгивали и смеялись.

— Пойдем, — сказала Тамарикс. — Сюда!

Дети немедленно двинулись за нами следом. По пути в миссию к нам присоединилось еще несколько малышей. Тамарикс открыла дверь и вошла в холл миссии.

— Здесь! — торжествующе сказала она. — Вот здесь они и будут стоять! Мы наполним их водой из ручья, затем поставим одну у входа, а другую… — Она оглядела неуютный холл. — Да, вот здесь, между окон. Теперь мне нужны какие-нибудь красивые цветы. Красные. Красный цвет прелестен, он теплый и приветливый! Пойдем, наполним вазы водой!

Дети понеслись следом за нами к ручью, радостно визжа и подпрыгивая.

— А теперь цветы! — она повернулась к детям:

— Пойдемте! Вы мне поможете, вместо того чтобы смеяться надо мной! Мы будем собирать цветы! Красные! Вот как этот… и лиловые, как этот. Здесь их полно!

Цветов было действительно много. Тамарикс сорвала несколько из них и жестом показала детям, чтобы они делали то же самое.

Вернувшись в холл, Тамарикс опустила вазу на пол, встала перед ней на колени и начала расставлять цветы. Дети подносили их ей охапками.

— Прелестно! — воскликнула она. — Вот теперь хорошо! Она взяла еще один цветок из рук маленькой девочки и поставила его в вазу. Это вызвало неописуемый восторг малютки.

Наконец Тамарикс поднялась с колен, осмотрела вазу и воскликнула:

— Как красива эта ваза с цветами! — она непроизвольно хлопнула в ладоши и тотчас же дети последовали ее примеру.

— Теперь поставим в другую вазу лиловые цветы, — обратилась к детям Тамарикс. Дети пришли в восторг. Они боролись за право подавать ей цветы, а она искусно расставляла их в вазе. Букет получился отменным, но всего прекраснее были эти счастливые, смеющиеся дети! Они снова радостно захлопали в ладоши, когда ваза была наполнена цветами.

В этот момент в холл вошла Мюриэл Хеверс.

— Что такое? — начала она, оглядываясь вокруг. — Я никогда не видела в холле такое количество детей!

Ребятишки оглянулись на ее возглас, улыбнулись, но тотчас же вновь обратили свои взоры на Тамарикс.

— Я подумала, что цветы несколько оживят холл! — сказала Тамарикс.

— Конечно, конечно, но дети?

— Они просто пришли мне помочь! Ее голос звучал торжествующе. Я подумала: «Что-то изменило ее!»

Мы прожили на острове уже три недели. Дни казались длинными, но время тем ре менее протекало быстро. Я часто задавала себе вопрос: что я здесь делаю? Мне надо вернуться. Мысли о том, что произошло бы, если бы тетушка Софи не встретила тогда в Дивайзизе Кейт Карвел, не покидали меня. Как сложилась бы моя жизнь? Я была бы с Криспином, пребывая в блаженном неведении? Нет, все сложилось бы иначе! Она появилась бы снова! Жизнь протекала бы в страхе, шантаже и притворстве! В голове у меня звучали слова Криспина: «Что-нибудь придумаем!» Он бы держал это в тайне от меня. Он любил тайны! Разве я никогда не ощущала это? Но я любила его, любила всем сердцем, хотя и страдала от недоверия, чувствуя, что он что-то скрывает.

Потом я уговаривала себя: «Ты должна вернуться! Нельзя больше оставаться вдали от него…»

Тамарикс приспособилась здесь легче, чем я. Но ей было нечего терять! Отец никогда не был близок ей, мать пренебрегала ею в юности, и их тоже никогда не связывала особенная близость. Она гордилась Криспином и любила его, но ее ничто не тянуло назад… Я понимала, что через некоторое время ей надоест и остров, и окружающие люди, но сейчас все было для нее новым и интересным, а это ей и было нужно больше всего,

Поначалу она несколько заинтересовалась Томом Холлоуэем, но он был слишком серьезен для нее. Том еще продолжал тосковать по умершей жене, чтобы проявить интерес к Тамарикс. Ей нравился Люк, но в отношении к нему сквозило насмешливо-покровительственное чувство, что было несколько неожиданно для нее. Обычно она предпочитала, чтобы мужчины покровительствовали ей.

Как бы то ни было, она часто посещала миссию. И только она появлялась там, вокруг нее собирались дети, к которым она привязалась совершенно искренне. Они боролись за право быть поближе к ней и хихикали над всем, что бы она ни делала или говорила.

— Они ждут, чтобы я их занимала, — предположила она. — Должна сказать, они прекрасно понимают, что к чему! Люка это очень забавляет, а что касается наших миссионеров, то они рады, что в миссии появились дети…

Тамарикс купила у гончара еще несколько горшков под цвееты.

— Каждый раз, когда он видит меня, он приветствует словно королеву, — смеялась она. — Дети продолжают приносить в миссию цветы, а на днях я рассказала им историю. Они не поняли ни слова, но слушали меня, как будто это самая занимательная сказка. Ты бы видела их! На самом деле я рассказала им про Красную Шапочку, больше при помощи мимики! Ты бы видела их возбуждение, когда я показала им, как появился большой злой волк. Они смеялись, одобрительно кричали, тискали меня и таскали за волосы. Я никогда не имела большего успеха!

Мюриэл говорит, что надо рассказывать библейские истории. Что же, я могу попробовать и это, но сейчас им нужна Красная Шапочка и больше ничего! Они знают, когда приходит волк и делают вид, что испуганы. Ходят вокруг на четвереньках и кричат: «Волк! Волк! Большой злой волк…» И на родном языке тоже. Могу сказать тебе, все это очень любопытно!

Я радовалась за нее, видя ее неподдельный интерес к детям, а Люк от этого просто приходил в восторг.

Однажды к острову подошел корабль. Он был гораздо больше парома и вызвал огромный интерес у островитян. Мы с Тамарикс пошли на берег, где стоял невообразимый шум и царила суета. Маленькие лодочки подплывали к кораблю и возвращались обратно, привозя на берег европейцев. Они, естественно, подошли к нам и рассказали, что совершают путешествие из Сиднея по островам. Они уже побывали на Като-Като и некоторых других островах, но нашли их всех похожими друг на друга.

Узнав, что мы здесь находимся в гостях, они удивились. Пока мы беседовали, подопечные Тамарикс, конечно, теснились вокруг нас и с интересом наблюдали за нашей беседой. Наш гончар в этот день продал больше чашек и тарелок, чем за весь месяц; чеканка, соломенные циновки, корзинки тоже пользовались успехом. Отход корабля явно опечалил местных жителей.

Корабль доставил на остров Каскера внеочередную почту, в которой оказались два письма и для меня: от Криспина и тетушки Софи.

Я отнесла их к себе в комнату, чтобы прочесть наедине.

Сначала от Криспина.

Моя дорогая!

Как я скучаю по тебе! Вернешься ли ты домой? Бросай все и приезжай сейчас же. Я знаю, что найду способ уладить это дело. Я собираюсь заставить ее согласиться на развод. Я могу развестись с ней. Она бросила меня и убежала с любовником. У меня есть все нужные доказательства. Я нанял адвоката, чтобы он занялся этим разводом. Не могу передать тебе, как тосклива здесь жизнь без тебя. Кажется, что потерял смысл жизни. Я хочу, чтобы следующим кораблем ты отправилась домой! Подумать только, сколько времени пройдет даже в этом случае! Только бы знать, что ты уже в пути! Все будет в порядке! Я найду способ уйти от этой неприятности. Только бы она уехала… навсегда. Но не сомневайся, что выход я найду. И тогда, если ты не вернешься, я приеду к тебе сам. Я знаю, что ты несчастлива так же, как и я. В некотором смысле я даже рад, что это так. Я бы не вынес, если бы стал тебе безразличен! Я никогда не покину тебя, что бы ни случилось. Умоляю, возвращайся скорее. Твоя тетя очень скучает по тебе. Я знаю, что она очень несчастна. Думаю, она согласна со мной, что ты зря покинула нас!

Любящий тебя навеки

Криспин.

Из письма тетушки Софи я поняла, что она тоже стала сомневаться в разумности моего отъезда, хотя раньше настаивала на нем.

Мы очень скучаем по тебе. Бедный Криспин особенно страдает. Он действительно любит тебя, Фредди. Эта разлука разбивает его сердце, я вижу. Он не из тех, кто легкомысленно относится к любви. Его чувства глубоки. Думаю, он немного сердится на меня, что я рассказала тебе о встрече с Кейт Карвел. Ему, бедному, надо кого-нибудь упрекнуть/ Он уверяет, что найдет способ избавиться от нее, и так убедителен, что я ему верю. В конце концов, она давно его бросила. Не знаю, как обстоят дела сейчас, но молюсь, чтобы все уладилось. Ты нужна ему, Фредди!0н владеет собой, ноя знаю, как он страдает. Мне кажется, очень жестоко, когда опрометчивый поступок в юности может испортить всю последующую жизнь. Но он не допустит этого и обязательно добьется своего. Дорогое дитя, надеюсь, что у вас с отцом сложились добрые отношения. Я не сомневаюсь в этом — ведь я так хорошо знаю вас обоих. Он восхитителен, не так ли? Напиши мне обо всем. И, Фредди, я верю, что ты подумаешь о возвращении. Отец хотел видеть тебя. Он болен? Мне бы хотелось узнать о нем свежие новости. Не скрывай от меня ничего. Из его писем я почувствовала, что у него что-то не ладится. Это была одна из причин, почему я торопила тебя с отъездом, хотя действительно считала, что будет лучше, если ты уедешь, пока Криспин все не уладит. Но теперь тебе нужно подумать о возвращении. Я знаю, ты только что приехала туда, но если бы ты написала мне, когда собираешься вернуться, полагаю, это бы очень помогло Криспину. Береги себя, моя любовь!

Благослови тебя Бог. С огромной любовью к тебе

Т.С.

Несколько раз я перечитала оба письма. Нас разделяли тысячи миль, но я должна преодолеть их и возвратиться назад.

Отец спросил меня:

— Есть какие-нибудь новости из дома?

— Да.

— Они опечалили тебя? Ты тоскуешь по дому, не так ли?

— Конечно, да!

Он взял меня за руку и некоторое время молчал.

— Ты мне все расскажешь, правда?

Его участие и нежное прикосновение рук сделали свое дело. Я рассказала ему всю свою историю с самого начала: о своем знакомстве с Криспином, о его злосчастном замечании о моей некрасивости, о Холмистом лесе, о своей работе в конторе поместья и любви, которая зародилась в наших сердцах. Рассказала о внезапном появлении жены Криспина, разрушившем все наши планы, и о желании Криспина скрыть от меня это, чтобы связать свою жизнь со мной.

— Да, это было для тебя ударом, — сказал отец. — Но только ли в этом причина твоей неуверенности? Ты очень любишь его, не так ли?

— Да, очень!

— И в то же время не полностью уверена в нем!

— Я убеждена, что он любит меня, но…

— Но?

— Есть нечто, стоящее между нами. Я не могу объяснить. Что-то вызывает у меня смутную тревогу. Это… было и раньше!

— У него есть от тебя какая-то тайна?

— Подозреваю, что есть. Иногда между нами возникает какой-то барьер. Я его чувствую, потому что очень хорошо его знаю. Иной раз я понимаю, что переступить через него я не смогу!

— А почему ты его не спросишь?

— Мы никогда не говорили об этом, ему это может показаться странным! У него есть на уме что-то такое, чего мне не следует знать. А потом появилась эта жена; но он все равно решил жениться на мне, скрыв от всех, что не имеет на это права. Тогда мне показалось, что это и есть его тайна…

— Получается, что ты любишь его, но не полностью ему доверяешь. Так?

— Я все время чувствовала и чувствую, что существует еще какая-то тайна, которую он мне не расскажет… что-то важное!

— Это касается его брака?

— Нет. Он, как и все, верил, что его жена погибла. Ее появление было жестоким ударом для него… и для всех нас.

— Так это что-то более давнее? Какая-то темная и постыдная тайна. Ты так думаешь, но тем не менее продолжаешь любить его?

— Да, возможно, вы правы.

— Любовь, знаешь ли, важнее всего на свете. «Вера, Надежда и Милосердие». И превыше всего Милосердие, а это — Любовь. Если ты любишь, то чего же тебе еще нужно?

— Я хочу знать, что он от меня скрывает!

— Ты знала, что он что-то скрывает, когда дала согласие выйти за него замуж. Тем не менее, ты была счастлива и мечтала прожить с ним всю жизнь!

— Да. Рядом с ним я забывала о своих подозрениях. Они казались мне надуманными и безумно глупыми!

— Некоторые всю жизнь боятся счастья. Они относятся к нему с подозрением. Это слишком прекрасно, чтобы быть реальностью, считают они, и пытаются найти какие-то причины, которые могут помешать им быть счастливыми. Думаешь, с тобой произошло то же самое?

— Вероятно. Но я не уверена. Здесь действительно есть что-то, что не дает ему покоя!

— Он расскажет тебе, когда вы поженитесь и он перестанет бояться потерять тебя. Он обязательно все расскажет тебе!

— Но почему он сейчас должен бояться рассказать мне?

— По той же самой причине, по которой не хотел говорить тебе, что его жена жива. Как ты не поймешь, что он больше всего боится потерять тебя?

— Но это нечестно!

Отец хитро улыбнулся и сказал:

— Это любовь, а разве мы не договорились, что в жизни нет ничего более удивительнее любви?

Я начала писать письма тетушке Софи и Криспину. Письма должны быть готовы к следующему заходу корабля, который доставит их в Сидней, откуда они проделают свой далекий путь в Англию. Не скоро еще они будут доставлены по назначению. Я не сообщала тетушке Софи, что отец слеп. Считала, что если бы он хотел, чтобы она это знала, то мог бы сам сообщить ей об этом.

Я убеждала себя, что должна ехать домой. Они оба просили меня об этом и, что бы из этого ни получилось, я должна быть там.

Том Холлоуэй был у нас частым гостем. Карла всегда с радостью принимала всех в своем доме. Нередко заходили и Люк с Хеверсами. Карла почему-то была твердо уверена, что в миссии плохо кормят, поскольку при миссии содержались только двое слуг, и Карла боялась, что Мюриэл слишком заботилась о духовной пище, пренебрегая пищей физической!

Люк всегда заходил с большим удовольствием, но его оптимизм заметно поубавился. Ему хотелось бы многое изменить в миссии, но в этом ему приходилось сталкиваться с мнением Хеверсов, которые, хоти и не обладали сильными характерами, но придерживались в некоторых вопросах твердых принципов.

Тамарикс уже приманила детей в миссию, и многие из них стали там постоянными посетителями. Но они приходили к Тамарикс и, хотя она и пыталась просвещать их насчет Добрых Самаритян, они все же предпочитали Красную Шапочку и большого злого волка!

Бедный Люк! Он так хотел выполнить работу, которую от него ожидали, был так предан своему делу!

Однажды Том пригласил меня, Люка и Тамарикс посмотреть на плантацию. Пробираясь сквозь густые заросли, мы увидели под палящим солнцем множество пальм, усеянных кокосовыми орехами. Том показал нам помещение, где изготовляли коврики из волокна пальм, которые были основным предметом бизнеса, и контору плантации, где работал его помощник. Показал нам и жилые помещения для рабочих, которые были довольно просторны и хорошо обставлены. Я догадалась, что это все дело рук Карлы.

Тому прислуживал только один туземец-слуга, который весьма приветливо встретил нас и угостил фруктовыми напитками, когда мы расселись на веранде, чтобы, укрывшись от палящего солнца, смотреть на плантацию.

Во время «светской» беседы Том поинтересовался у Люка делами миссии. Люк объяснил, чем вызвано равнодушие островитян и почему трудно достучаться до их сердец.

— Проблема в языковом барьере, — посочувствовал Том. — Мне легче. Я показываю им, что надо делать, и они делают. Люди, которые работают у нас на плантации, считаются «аристократами» острова. Они зарабатывают деньги и могут обеспечить свои семьи всем необходимым. Но не , всем это нужно. Некоторые предпочитают бездельничать и греться на солнце. Жара и природные богатства сформировали их характер, Это делает их легкомысленными и добродушными, правда, до поры до времени. Если же что-нибудь приведет их в ярость, они могут быть весьма опасны!

— Да, я это уже понял, — ответил Люк. — На днях двое поссорились на моих глазах из-за какого-то клочка земли. Оба претендовали на него. Они осыпали друг друга проклятиями и даже пустили в ход ножи. Это была смертельная схватка, но к счастью кто-то догадался позвать главного вождя.

— О да, — сказал Том. — Я знаю, кого вы имеете в виду.

Олам. Маленький старичок с неистовым взглядом. У него очень странные глаза: вокруг зрачков — белые круги. Наверное, его точит какая-нибудь болезнь, но в этих глазах и заключается его сила.

— При его появлении ссора тотчас же была заглажена, — продолжал Люк. — Меня просто потрясла сила его воздействия на людей!

— Он мудрый человек. Я ошибался в нем. В вашем случае он решил дело к общему удовлетворению, но так бывает не всегда. Он может быть довольно жесток. Островитяне твердо убеждены, что он обладает сверхъестественной силой. Если вождь приказывает человеку «умри» — тот умирает!

— Я слышал о таком. Это опасно! — ответил Люк.

— Должен вас предостеречь. Поддерживайте с ним хорошие отношения. Я время от времени посылаю ему небольшие подарки, поэтому мы с ним добрые друзья!

— Как много надо знать об этих людях! — заметила Тамарикс. — Как жаль, что они не похожи на детей! Их дети ласковы и прелестны!

— Тамарикс наладила с ними прекрасные отношения! — смеясь, проговорил Люк.

— Их просто привлекает цвет моих волос. Он так непривычен для них!

— Большинство из этих людей хотят красивой жизни. Они будут некоторое время работать, но не следует много ожидать от них. От работы на плантации они получают удовольствие и в некотором смысле гордятся ею. Олам не возражает, так как я отношусь к нему с должным уважением. Пока здесь все хорошо. Прошлый год, какой-то особенный для них, прошел прекрасно. Скоро наступит опять важный для них год, и я к нему готов. А вот в первый год моей работы мне пришлось нелегко.

— Что же случилось? — спросила Тамарикс.

— Дело в том, что пока продолжаются празднества, они не выходят на работу. Сначала я этого не знал, меня никто не предупредил об их обычаях. У них существуют определенные ритуалы, днем и ночью они поют и танцуют с какими-то длинными копьями. Не знаю, откуда они их берут, но копья появляются только в это время. Старый Олам играет во всем этом шабаше не последнюю роль. В самом деле, он организует целое представление: люди собираются в круг, пляшут, отчаянно топая ногами, и вид у них при этом ужасно свирепый. Я хотел пойти посмотреть на это зрелище, но тут Карла, слава Богу, успела предупредить меня. Оказалось, что в те два дня, когда продолжается праздник, следует держаться от них подальше. Когда все заканчивается, люди приходят в себя и все идет по-старому.

— А что, предполагается, они делают?

— Это похоже на подготовку к какой-то битве, что-то вроде практики, чтобы поддержать форму, на тот случай если на них нападут жители других островов.

— Но это же маловероятно! — воскликнул Люк.

— Сейчас, конечно, когда постоянно курсируют корабли, а на островах, принадлежащих Британии и Франции, действуют их администрации. Но ведь это древний обычай, и они сохраняют все церемонии. Они вызывают духов и борются за их благосклонность к ним. И, конечно, не кто иной, как старый Олам, помнит эти вещи и поддерживает старые традиции.

— Ну разве это не увлекательно? — восхитилась Тамарикс. — А вы не боитесь, мистер Холлоуэй, жить среди этого народа?

— Мы же все живем среди них! — просто ответил Том.

— Да, но вы непосредственно общаетесь с ними так близко!

— Нет, — пожал плечами Том. — Они милые люди. Они становятся опасными только если их спровоцировать, а я стараюсь этого не делать!

— Мы должны осторожно знакомить их с другим образом жизни, неназойливо учить их любить своих ближних. Думаю, с Божьей помощью, нам это удастся, — задумчиво проговорил Люк.

— Уверена в этом, — поддержала я его. Затем разговор вновь коснулся миссии. Том слышал, что некоторые дети стали ходить туда каждое утро. Тамарикс весело рассмеялась:

— Чтобы послушать про Красную Шапочку и подергать меня за волосы!

— Хорошее начало! — с нежной улыбкой заметил Люк.

— Это может показаться смешным, но я хотела бы познакомиться со старым, как бишь его, Оламом, да? — просительно произнесла Тамарикс, глядя на Тома.

— Будьте уверены, он узнает о вас, — сказал Том.

Я заметила:

— Тамарикс, по-моему, эти дети действительно к тебе очень привязались!

— Я же сказала тебе, им нравится Красная Шапочка или, вернее, волк!

— Не совсем! Они полюбили тебя еще раньше!

Она засмеялась, поглядывая то на Люка, то на Тома.

— О, я очень популярная особа, вы должны это знать!

Внезапно к веранде подбежал взволнованный туземец.

— Что случилось? — воскликнул Том, вскочив.

— Мастер! Он упасть. Жако… он упасть с дерева. Он лежать… — туземец пожимал плечами и горестно покачивал головой.

— Покажи мне, — сказал Том и побежал за туземцем. Мы все побежали следом за ними на плантацию.

На земле лежал мальчик лет двенадцати и кричал от боли. Его нога имела явно неестественное положение.

Том затаил дыхание от ужаса, а Люк определил:

— Похоже, что он сломал ногу, — он опустился перед мальчиком на колени. — Бедняга! Тебе больно?

Мальчик не понял его слов, но от сочувственной интонации, прозвучавшей в голосе Люка, стал вести себя спокойнее и поднял на Люка свои большие испуганные глаза.

— Не бойся, все будет в порядке, — продолжал уговаривать мальчика Люк. Он обратился к Тому:

— Мне нужны две досочки для шины и какие-нибудь бинты.

— Я сейчас принесу, а вы оставайтесь с ним. Люк повернулся к мальчику:

— Сейчас Том принесет все необходимое, и я поставлю твою ногу на место, закреплю ее и забинтую. Это будет больно, но нужно потерпеть! Тамарикс, подержите его за плечи, а я попробую положить на спину! Вот так.

Я стояла и беспомощно наблюдала за ними. Вокруг нас собралась толпа туземцев с плантации, и все они что-то оживленно лопотали.

Когда Люк положил мальчика на спину, стало совершенно ясно, что нога сломана. Ему надо бы что-нибудь дать, чтобы облегчить боль. Где же Том?

— Он скоро вернется, — успокоила я Люка. — Да вот и он! О, здесь все, что вам требуется!

Я наблюдала за Люком, как ловкими и нежными движениями он вернул ноге правильное положение, наложил шину и осторожно забинтовал ее. На память мне пришли слова Люка, что в программу обучения миссионеров были включены и правила по оказанию первой помощи. Он когда-то сказал, что в случае необходимости сумеет что-нибудь предпринять.

Мальчику явно стало легче. Он смотрел на Люка с трогательной благодарностью.

— Его надо переправить в миссию, — сказал Люк.

— Сейчас мы добудем телегу, чтобы перевезти его туда, — ответил Том.

Он поднялся на ноги и что-то крикнул зевакам на их языке. Несколько человек немедленно убежали и вскоре вернулись с телегой.

— Нужно действовать очень осторожно, чтобы не очень трясти его. Хорошо бы взять подушку или что-нибудь, чтобы подложить под него на телегу. Мы должны доставить его в миссию так, чтобы не потревожить ногу! А там Мюриел возьмет его в свои руки, она умеет ухаживать за больными!

Все это Люк произнес спокойным и уверенным тоном человека, взявшего ответственность на себя.

— Люк, надеюсь, с ним будет все в порядке? — воскликнула с тревогой Тамарикс.

— Если мы придали его ноге правильное положение и не растрясем по дороге, то все будет нормально, — заверил Люк.

Мальчика осторожно перенесли на телегу и положили на приготовленное ложе. Тамарикс села около его головы, а я примостилась в ногах. Она ласково поглаживала его по голове и шептала какие-то утешительные слова. Мальчик смотрел на нее завороженным взглядом: сострадание делало ее лицо еще более прекрасным, чем обычно.

Том осторожно вел осла, стараясь обходить все неровности, чтобы не причинить мальчику лишней боли. У открытой двери миссии стояли Мюриэл и Джон, готовые к приему своего первого пациента.

Мюриэл распорядилась, чтобы мальчика положили в ее комнате. Сама она поживет это время в комнате рядом. Она прекрасно знала, что надо делать в таких случаях, и взяла заботу о больном на себя.

— У него, — сказала она, — сломана малая берцовая кость. Перелом простой. Он молод, и кость быстро срастется.

Она, кажется, была счастлива, что у нее появилось настоящее дело, и развила такую активность, которую трудно было в ней предположить.

Оставив мальчика на попечение Мюриэл, мы вернулись домой и рассказали о происшествии отцу и Карле.

— Вы думаете, он поправится? — спросила с недоверием Карла.

— Тут не может быть никаких сомнений!

— Это было бы великолепно! — воскликнула Карла с сияющими глазами. — Один из туземцев однажды вот так же упал с дерева и остался калекой на всю жизнь!

Этим вечером в отдалении послышался звук барабанов. Вначале его было чуть слышно, потом он стал приближаться к нам и вскоре, казалось, весь воздух наполнился этим грохотом.

За обедом Карла сказала:

— Ну, теперь это будет продолжаться всю ночь, весь завтрашний день и следующую ночь!

— Том говорил нам об этом, — сказала я. — По-моему, он несколько встревожен.

— Это один из старых обычаев, да, Карла? — спросил отец.

— Да. Ему уже очень много лет. Этими воинственными криками и танцами они как бы показывают свою готовность к атаке!

— Но что же они собираются атаковать? — спросила я.

— Сейчас ничего. Но в свое время здесь постоянно шли войны между племенами. Сейчас все иначе. Островитяне больше не воюют между собой. Они расселились по разным островам, благо их много, и наступил некоторый порядок. Но в прошлом им всегда приходилось быть наготове. Эти празднества можно рассматривать, как своеобразные маневры, выявляющие степень их готовности к отражению неприятеля… и они дают знать духам, что нападение не застанет их врасплох!

— А что же старый Олам? — поинтересовалась Тамарикс. — Он очень занимает меня!

— Он очень стар и, должно быть, еще помнит эти войны. Все островитяне очень почитают его. Он ведь кто-то вроде шамана. В нем есть эта сила. Все относятся к нему с благоговейным ужасом и каждый должен оказывать ему полное уважение.

— Мне бы хотелось познакомиться с ним, — сказала Тамарикс.

— Сомневаюсь, что вам это удастся, — ответила Карла. — Его хижина находится в центре поселка, недалеко от плантации. Он появляется не очень часто, только в подобных случаях. Но люди советуются с ним, если попадают в затруднительное положение, и он дает им наставления, которые они обязаны неукоснительно выполнять. Никто не смеет ослушаться его!

— Говорят, что во время этих празднеств, он бывает раскрашен какой-то краской. Полагаю, что при этом он имеет весьма устрашающий вид, — заметил отец.

— Вы видели его? — спросила я Карлу.

— О да. Для церемоний ему рисуют на лбу две синих полосы и втыкают в волосы большие перья.

— Он будет здесь сегодня ночью? — загадочным тоном поинтересовалась Тамарикс.

— Вы не должны и пытаться увидеть его, — поспешно предостерегла ее Карла. — Если вас увидят, будут большие неприятности. Мы живем среди этих людей и должны уважать их обычаи!

— Разумеется, — с притворной покорностью произнесла Тамарикс.

Всю ночь я слышала звуки каких-то инструментов и отдаленный грохот барабанов. Они действовали на меня почти гипнотически.

С тоской думала я о доме.

— Я поеду обратно, — дала я себе слово. — Утром поговорю с отцом, он поймет. Он же сказал мне, что любовь — всего важнее, и был прав. Конечно, жизнь моего отца не была образцом нравственного совершенства, но не всегда легко понять, что правильно, а что не правильно!

Мне не спалось. Дремала несколько минут и вновь просыпалась от шума морских волн и барабанного боя.

Вдруг я проснулась окончательно. На улице что-то происходило. Я выглянула в окно и увидела толпу туземцев. Поспешно накинув халат и сунув ноги в тапочки, я была готова выскочить наружу, как ко мне в комнату влетела Тамарикс.

— Что там происходит? — спросила она.

— Понятия не имею. Я только что проснулась. Мы вместе вышли на крыльцо. Карла уже стояла в дверях. Туземцы что-то говорили ей, а она отвечала им на их языке.

Увидев нас, Карла повернулась ко мне и сказала:

— Они говорят, что в миссии какие-то неприятности. Я должна идти туда.

Тамарикс забеспокоилась. К миссии у нее был некий интерес собственника. Вместе с Карлой мы немедленно отправились в миссию. Всю дорогу мы проделали почти бегом, а когда, запыхавшись, прибежала к миссии, перед нами открылось поразительное зрелище. Перед домом столпились туземцы с зажженными факелами, ронявшими вокруг какой-то мрачный свет. Во главе этого сборища, как я поняла, был сам Олам.

Он казался огромным из-за перьев, торчащих во все стороны из его волос, и был похож на свирепую хищную птицу. Лицо его больше всего напоминало ужасную маску из какого-то кошмара: на его лбу были нарисованы две синие полосы, о которых упоминала Карла, а вдоль щек намалеваны красные полосы. За его спиной стояли два высоких человека, лица которых тоже были раскрашены, но не так воинственно, как у Олама. В руках они держали копья. Мне стало ужасно страшно, так как их гнев был направлен, кажется, против миссии.

Из дома вышел Люк. Он стоял на балконе перед дверью. По одну сторону от него стоял Джон, по другую — Мюриэл. При появлении Карлы все затихли. Она поднялась на балкон и встала рядом с Люком. Мы с Тамарикс тоже поднялись вместе с ней.

— В чем дело? — спросила Карла.

— Кажется, что-то насчет Жако, — ответил Люк. — По-моему, они хотят забрать его. Он же не может стоять на ногах! Не понимаю, чего они просят!

Карла подняла руку. Меня поразило, сколько в ней было достоинства и каким авторитетом она пользовалась.

Она обратилась к толпе, и мы догадались, что она спрашивает, чего они требуют от миссии. В толпе закричали, но Олам поднял руку, и крики немедленно прекратились. Олам говорил с Карлой, она ему что-то отвечала. Потом она повернулась к Люку и Хеверсам.

— Им нужен Жако. У него какие-то особые обязанности на сегодняшнем торжестве. Он обучен для этого и должен быть там.

— Он же не может стоять на сломанной ноге, — возразила Мюриэл. — Ему непременно нужен покой. Как же иначе срастется кость? Он не должен двигаться!

— Им нужен он, — сказала Карла.

— Они его не получат, — твердо произнес Люк.

Карла нахмурилась.

— Они не поймут, — сказала она. Затем снова обратилась к толпе, и я поняла, что она пытается объяснить им про сломанную ногу Жако и что люди из миссии чинят ее, но она еще не готова.

Воцарилось молчание, после чего они снова начали что-то возбужденно обсуждать.

— Они хотят, чтобы его показали им, — перевела Карла.

— Он крепко спит, — твердо возразила Мюриэл, — и мы не можем его таскать взад вперед! Его нога должна спокойно лежать в определенном положении.

Карла сделала еще одну попытку объяснить толпе ситуацию. Говорила она долго, а затем повернулась к Люку.

— Они требуют, чтобы вы обещали сделать ему только добро. Верят, что вы обладаете особой силой. Но хотят видеть его.

Люк ответил:

— Мы не можем привести его сюда. Вставать на сломанную ногу было бы для него сейчас губительно. Вы можете им это объяснить?

— Они, конечно, верят в волшебство. Я вижу, они сомневаются, обладаете ли вы большей силой, чем их духи. Старый Махе, упав, остался калекой на всю жизнь, а вы говорите, что можете спасти этого Жако. Они колеблются, сомневаются в вас, и тем не менее знают, что белые люди обладают силой, которой они лишены. Олам раздумывает, что же делать. Это для него очень важно. Он единственный, кто обладает чудесной силой, а вы обещаете им сотворить чудо! Вы должны действовать очень осторожно. Олам может заставить своих людей силой взять у вас Жако.

— Мы не позволим ему этого, — пообещал Люк. Карла пожала плечами:

— Вас трое… я… и эти юные леди? Посмотрите на этих людей и их копья! Как вы думаете, что может случиться?

Нужно любыми путями договориться с ними, но может

Быть, они будут настойчиво требовать мальчика.

— Нет, нет и нет, — жестко ответил Люк.

Карла повернулась к толпе. Позже она рассказала нам, что совершила с ними сделку. Люди из миссии обещают вылечить Жако, его нога будет как новая, но для этого им нужно время. Их заклинания не подействуют через день или два. Пройдет время, и Олам и все остальные увидят, на что способны белые люди. Но если сейчас они не оставят Жако в руках белых, он на всю жизнь останется калекой. Тогда он возненавидит тех, кто испортил ему жизнь, и будет горько обижен на всех островитян. Им лучше уйти. Надо найти кого-нибудь, кто выполнил бы на церемонии обязанности Жако. Нужно дать шанс Жако увидеть, хорошо ли лечат белые люди!

Речь Карлы вызвала оживление толпы.

Карла повернулась к Люку:

— Олам хочет, чтобы вы поклялись, что вылечите Жако!

— Разумеется, мы поклянемся сделать все возможное для него!

— Это всего лишь простой перелом, — добавила Мюриэл. — Я не вижу повода для сомнений. Мальчик молод и здоров, кости у него крепкие. Он почти наверняка полностью поправится!

— Они хотят, чтобы вы поклялись, — сказала Карла, внимательно глядя на Люка, — поклялись на своей крови! Вы знаете, что это значит?

— Что? — спросил Люк.

— Если он не поправится полностью, вы умрете сами.

— Я умру?

— Вы заколетесь своим копьем, если оно у вас есть, или утопитесь р море. Такая клятва им и нужна! Если ваши боги вас подведут, то, так как вы не позволили Жако принять участие в священной церемонии, вы должны будете исполнить вашу клятву. Единственное, что вам тогда придется сделать, — это умереть!

— Никогда ничего не слышала о подобном вздоре! — воскликнула Мюриэл.

— Или вы соглашаетесь на их условия, или они тотчас же забирают Жако!

— Они не заберут Жако, — твердо произнес Люк. — Ладно. Скажите им, что я клянусь на своей крови!

Карла передала толпе и Оламу клятву Люка и попросила его поднять правую руку. Во время этого толпа исполняла какую-то заунывную песню, напоминающую погребальные пения.

Закончив песню, Олам склонил голову и, повернувшись, увел за собой туземцев,

Мы остались стоять на балконе в полном оцепенении, но с души у нас как будто свалился груз. Сборище со зловещими факелами медленно исчезало за деревьями и скоро сияние огней полностью померкло.

Первым очнулся Люк:

— Ну и зрелище! — произнес он, вытирая со лба пот.

— Это было ужасно! — промолвила Тамарикс.

— Вот мы и познакомились с местным колоритом! — бодрячески усмехнулся Люк.

— У вас нет никаких сомнений, что Жако поправится? — с тревогой спросила его Тамарикс.

— Насколько я понимаю, все будет в порядке, если он не встанет раньше времени и не сведет насмарку все наши усилия, — ответила за него Мюриэл.

— Я хочу, чтобы все поскорее закончилось!? — прошептала Тамарикс.

— Вы думаете, они вернутся? — обратилась к Карле Мюриэл.

— Нет, — твердо произнесла Карла, — на сегодня все кончено. Вы договорились, и Олам удовлетворен. Он не глуп и не хочет ссориться с миссией. Но в то же время он боится подрыва своего авторитета. Это вам вызов. Если мальчик полностью поправится, вы сделаете большое дело! Это привлечет к вам людей скорее, чем все ваши проповеди! Надеюсь, Жако ничего не слышал?

— У него прошлой ночью были сильные боли, и я дала ему немного настойки опия, чтобы он заснул, — сказала Мюриэл.

— Хорошо, — одобрила Карла, — Ему не надо знать обо всем этом шуме. Ему нужен покой.

Она перевела взгляд на меня и Тамарикс и предложила:

— Пойдемте домой. Нам надо попытаться заснуть, пока не наступило утро.

Тамарикс положила руку на плечо Люку.

— Все в порядке, — успокоил он ее. — Я разберусь с этим шаманом!

— Нога у мальчика обязательно должна поправиться, — серьезно произнесла Тамарикс.

— Не вижу никаких причин для беспокойства, — уверенно заявила Мюриэл.

— Пойдемте, — торопила нас Карла, — отец будет беспокоиться!

— Он поймет, что мы здесь не напрасно задержались! — ответила я.

Отец действительно поджидал нас.

— Ну, что там случилось? — осведомился он.

— Приходил Олам.

— Что-то, связанное с церемонией?

— Он хотел забрать мальчика.

Отца передернуло.

— Посидите немного, — сказал он нам. — Думаю, никому из нас сегодня не удастся хорошо поспать. Как насчет капельки бренди? По-моему, нам всем не мешает немножко выпить!

Карла согласилась:

— Вы правы. Если мы ляжем, то вряд ли сможем спокойно заснуть!

Мы пошли в кабинет отца, и Карла, рассказывая о происшествии, разлила бренди.

— Старый Олам во всей своей воинственной раскраске… Мне это не нравится, — задумчиво сказал отец, потягивая бренди.

— Копья были ужасны! Туземцы держали их так, будто готовились пустить в ход, но Карла действовала великолепно! — улыбнулась Тамарикс.

Отец повернулся к Карле и улыбнулся:

— Ты успокоила их, не так ли?

Карла отпила бренди.

— Мне бы хотелось, чтобы этот мальчик снова встал на ноги, — сказала она.

— Он обязательно поправится, — заверила ее Тамарикс.

— Надеюсь… — прошептал отец.

— Это было очень неосторожно со стороны Люка, — начала я.

— А что еще он мог сделать? — перебила Тамарикс. — Выход был только один.

— Все это похоже на дурную драму, — вставила я. — Они как будто играли какой-то спектакль… Вся эта раскраска, копья, факелы…

— В некотором смысле это можно назвать спектаклем, — согласилась Карла. — Но вы должны их понять. Это для них особый период года. Они возвращаются в свое прошлое и становятся такими, какими были их предки: великими воинами, большую часть времени проводившими в борьбе друг с другом. Олам для них одновременно и вождь и святой. Они почитают его и боятся оскорбить. Искренно верят, что он общается с духами. Он очень старый человек, его почитают. В дар ему приносят еду и разные изделия своего труда. Он живет в довольстве и не хочет никаких перемен. Нет сомнения, что он умен и поставил себя над всеми остальными жителями острова. Возможно, сейчас он рассчитывает, что нога Жако не поправится. Сам он понимает, что не может сотворить такое чудо, и предпочитает, чтобы и у другого ничего не получилось.

— Вы хотите сказать, что он может попытаться помешать? — спросила Тамарикс.

— Он обладает огромной властью над этими людьми, — ответила Карла. — Некоторое время назад он сказал одному

Человеку, что тот умрет, и той же ночью человек действительно умер.

— Как это могло случиться? — не поверила Тамарикс.

Карла пожала плечами.

— Я не знаю как — знаю только, что это случилось! Вполне может быть, что человек умер оттого, что безгранично верил Оламу.

— Но сейчас, — заметил отец, — туземцы постепенно избавляются от предрассудков прошлого. Теперь сюда заходят корабли и паромы, появляются люди из другого мира, несущие на остров приметы цивилизации. Эти туземцы очень изменились за последнее время.

— Все это так, но немного нужно, чтобы вернуть их к прошлому образу жизни. С Жако ничего не должно случиться. Его нога обязательно должна поправиться, иначе…

— Вы хотите сказать, Люк будет в опасности? — воскликнула Тамарикс.

— Мы не должны допустить его смерти, — сказала Карла. — Но, боюсь, они этого ожидают. Клятвы по их понятиям священны.

Я почувствовала, что к горлу подступает тошнота от всего этого ужаса.

Тамарикс же спокойно и решительно произнесла:

— За Жако нужно установить круглосуточное наблюдение!

— Разумеется, так и будет сделано, — заверила ее Карла.

— Мы должны быть уверены, что ему не подсунут в еду что-нибудь, что может ему навредить! — настаивал отец.

— Успокойся! Все будет в порядке. Я уверена в этом! — Мягко ответила ему Карла. Она подняла бокал, и мы все выпили.

О том, чтобы идти спать, не было и речи. Мы сидели и болтали о всяких мелочах, но в голове у всех нас еще стояла пережитая недавно история.

Близился рассвет, а тревожный барабанный бой все не прекращался.

Следующим утром Карла, Тамарикс и я отправились в миссию. Они, все трое, так же, как и мы, в эту ночь не ложились. Хеверсы выглядели немного усталыми, а Люк держался бодро.

— Ну и ночь! — воскликнул он. — Этот старик! Эта воинственная раскраска! Какое потрясающее зрелище! Я подумал даже, что это древние бритты прибыли на остров Каскера на своих вайдах!

— Слава Богу, они ушли, — менее восторженно произнес Джон. — Был момент, когда я подумал, что они силой ворвутся в дом и унесут Жако!

— Он знает о случившемся? — спросила Карла.

— Ничего! — твердо ответила Мюриэл. — Мы решили, что ему лучше ничего не знать.

— Уверена, вы согласны с этим, Карла, — сказала я. Вы же говорили им, что мальчик не должен ни с кем видеться, пока его нога не заживет.

— Это будет трудно, — заметил Джон.

— Если только мы не объясним им, что это одно из условий сотворения чуда, — ответил Люк.

— Боюсь, Олам может попытаться помешать лечению, — заметила Карла.

— Зачем? — не понял Джон.

— Затем, что он не хочет, чтобы другим удалось сделать то, чего не может сделать он.

— Если все пойдет хорошо, мы покажем им, что способны сделать для Жако, а это даст миссии большие преимущества! — сверкая глазами, заявил Люк.

— Да, — согласилась Карла. — Тогда все будет совершенно иначе. Вы докажете людям, что можете делать для них добро и завоюете их уважение.

— Но, — прошептала Тамарикс, — предположим, этот номер не пройдет? — она испуганно посмотрела на Люка.

— Тогда, — сказал Люк, — я пойду к старому Оламу и спрошу, какое копье я могу взять с собой в джунгли!

— Не шутите так! — почти гневно крикнула Тамарикс,

— Все будет в порядке! — в голосе Мюриэл звучала уверенность. — Это простой перелом, и я не разрешу никому и близко подходить к Жако, пока не буду уверена, что кость срослась и он чувствует себя хорошо.

В течение недели мы каждый день имели сведения из миссии. Карла сама готовила для него особую еду, и мальчик просто наслаждался жизнью. Его никогда еще так не баловали. Думаю, что он не жалел о том, что ему повезло сломать ногу! Регулярное питание и лакомства, которые посылала ему Карла, сделали свое дело. Он пополнел, глаза его блестели, он был здоров, и ему нравилось внимание, которым его окружили.

Мы с Тамарикс были в миссии, когда с ноги Жако сняли шину. Мальчик полностью поправился, и от перелома не осталось и следа. Конечно, нога потеряла свою подвижность, которую можно было восстановить регулярными упражнениями, что и заставляла его делать Мюриэл.

Поведение мальчика говорило о том, что падение пошло ему только на пользу!

По совету Карлы мы воспользовались случаем, чтобы заставить всех запомнить происшедшее. Оламу было отправлено учтивое послание, в котором сообщалось, что, если он соблаговолит вечером, после заката, прийти в миссию, Жако будет передан ему.

Что это была за сцена! Олам, разрисованный и украшенный перьями, явился в миссию вместе со своими людьми. Как и раньше, в руках они держали копья и факелы.

Сначала, опять же по совету Карлы, Оламу был сделан подарок. Это была фигурка тигра, сделанная самой Карлой в китайском стиле. Олам благосклонно принял ее, а в ответ повесил на шею Люку костяное ожерелье с медальоном.

Карла, я, Тамарикс и Хеверсы, стоя на балконе, наблюдали церемонию обмена подарками. Затем Люк с ожерельем на шее вошел в дом и вывел за руку Жако. Последний, пополневший, пышущий здоровьем и гордый оттого, что находится в центре внимания, стоял перед ними рядом с Люком. Вдруг он, высоко подпрыгнув, перекувырнулся в воздухе и скрылся в толпе.

Все открыли рты от изумления. Воцарилась тишина. В знак признательности мужчины склонили головы перед Люком, которого считали творцом чуда. На бедную же Мюриэл, которая практически взяла на свои плечи все тяготы ухода и наблюдения за мальчиком, никто не обращал внимания! Хотя она делала вид, что ее это не волнует, я поняла, что она задета тем, что Люк так легко нашел общий язык с теми, кого она считала дикарями. Однако все закончилось благополучно к всеобщему удовлетворению.

Мы все вернулись в холл, преображенный вазами с цветами, которые там повсюду расставила Тамарикс.

Когда мы расселись за столом, Люком овладел безудержный смех.

— Все получилось замечательно! Каждый так хорошо сыграл свою роль! И лучше всех — юный Жако! — сквозь смех проговорил он.

— Это самое лучшее, что можно было сделать для миссии! — сказала я.

— Нет, есть и еще кое-что получше! — весело ответил Люк, улыбаясь Тамарикс.

Нас всех обуял приступ веселья, как разрядка после всего пережитого с тех пор, как Жако сломал ногу. Это и в самом деле был смех избавления от страха.

Я невольно спрашивала себя, что случилось бы, если бы нам помешали вылечить Жако? Видимо, такие же мысли одолевали и Тамарикс, потому что она очень сурово сказала Люку:

— В будущем вы не должны больше давать такие опрометчивые клятвы знахаря, шамана, или как там они себя называют!

После драматического происшествия с Жако, когда дни были заполнены заботой и тревогой, теперь нам всем явно чего-то не хватало. Дни казались пустыми… Меня вновь начала одолевать тоска по дому. Когда заходил паром, я всякий раз надеялась получить письма с новостями из дома, но путь от Англии был так далек, что любая новость, содержавшаяся в письме, оказывалась уже устаревшей.

Мы много времени проводили вместе с отцом. Он любил сидеть в саду около дома, откуда я видела море и продавцов, сидящих на берегу перед своими ковриками с разложенными на них товарами и часами смотрящих на горизонт в ожидании парома или корабля.

Отец рассказывал мне, что когда он впервые приехал сюда, он еще не был полностью слеп и мог смутно различать очертания берега и уловить блеск моря, так что он мог представить себе, что вижу я.

Однажды он заметил:

— Ты несчастлива здесь, доченька! — он обычно называл меня так, упиваясь звучанием этого слова.

— Вы и Карла были так добры ко мне. Вы сделали все…

— Но мы не в состоянии сделать самое главное! И это нам никогда не удастся. Сердцем ты в Харперз-Грине, и ты знаешь об этом не хуже меня!

Я молчала.

— Ты должна вернуться, — продолжал отец. — Бегством никогда ничего не решится.

— Вы знали же обо всем еще до моего приезда. Тетушка Софи много вам писала.

— Да, знал, но она никогда не писала мне о Холмистом лесе. Она, несомненно, думала, что это разволнует меня. Софи всегда пыталась защитить меня от ненужных волнений!

— Вы должны вернуться к ней!

— Нет… нет, потому что я нуждался в уходе! Как же я мог взвалить на нее еще и заботы о себе?

— Это не причина! Мы бы ухаживали за вами!

— Я знаю, но я не был способен на такое!

— Она даже не знает, что вы слепы!

— Нет.

— Вы не возражаете, если я расскажу ей, когда вернусь?

— Ты должна ей все рассказать! И скажи, что я счастлив. Скажи, что хотя я и слеп, я нашел многое, для чего мне стоит жить. В моем несчастье есть и положительные стороны: я лучше слышу, различаю шаги, интонации голосов… Это меня забавляет. Только не позволяй ей жалеть меня!

— Не позволю. Я скажу ей, что хотя вы и слепы, но далеко не несчастны!

— И это правда. Лучшего ухода я не мог бы пожелать. Расскажи ей о Карле. Она поймет, так как хорошо знает меня. В глубине души она понимает, что у нас бы с ней ничего не получилось. Мы бы никогда не нашли общего языка. Думаю, ты теперь это понимаешь!

— Полагаю, да.

— Я всегда был по натуре странствующим бродягой. И никогда бы не осел на одном месте, если бы не обстоятельства, вынудившие меня сделать это. Ты увидела, как я здесь живу. Неплохо, правда? Главный старик острова! Нет, это Олам. Но я господствую над всем, что наблюдаю, потому что не наблюдаю ничего! Такова жизнь! Карла — та женщина, которая мне нужна! Она понимает и любит меня. У нас общие привычки. С точки зрения моралиста я живу не праведно, но я счастлив! Несправедливо, верно? Бедная твоя матушка! Такая хорошая женщина и такая несчастная!

— Она уделяла слишком много внимания вещам, которые этого не заслуживали. Тосковала о былом величии и поэтому была несчастлива. Это и убило ее в конце концов.

Я мысленно вернулась к тому дню, когда она пришла в гнев оттого, что ее не пригласили расставлять цветы в церкви. Она даже не очень хотела этого, просто ей было нужно, чтобы ее признали первой леди поместья, хотя она ею уже не была.

— Видишь ли, каждый проживает жизнь по-своему. Что хорошо для одного, плохо для другого. Вероятно, существует еще и везение. Я считаю, что мне повезло! Я слеп, беззаботная юность позади, но у меня есть человек, которому я не безразличен. Это и есть для меня счастье!

— Вероятно, вы заслужили его!

Отец кивнул.

— Тебе нужно ехать. Ты любишь этого человека и способна на настоящую любовь, преданную и вечную. Другая любовь — легкая, забавная, приятная, волнующая, но счастливы лишь те, кто находит настоящую любовь. Думаю, у вас с Криспином именно такое чувство. Разве можно упустить его из рук? Я бы этого не допустил. Но, вероятно, я не лучший пример для подражания! Ты любишь Криспина и должна быть с ним. Нельзя допустить, чтобы что-то помешало истинной любви!

— Криспин полон решимости найти выход!

— И он его найдет. Ты же боишься одной черты его характера, которая не дает тебе покоя — некоторой скрытности. Но ведь это придает ему очарование! В конце концов, проникать все глубже и глубже в души ближних — безумно интересно! Поэтому нас так увлекают новые знакомства. Некоторые люди надоедают друг другу, потому что мало удивляются. Тебя все еще волнует таинственное дело человека в кустарнике. Ты считаешь, что Криспин что-то скрывает от тебя. Не исключено, что ты втайне даже подозреваешь его в чем-то, но что бы ты о нем ни думала, ты все же любишь его, не так ли? Приехав сюда, ты поняла, что бы он ни сделал, а без него ты не можешь быть счастлива. Доченька, дорогая, этого достаточно. Ты любишь его!

— Так вы думаете, этого достаточно?

— Мы говорим о любви… истинной любви. Она должна быть выше всего. Это самое важное, что есть на земле!

— Так я должна ехать домой?

— Иди к себе в комнату и напиши письма. Напиши Криспину и Софи, что возвращаешься. — Его лицо погрустнело. — Мне будет не хватать тебя. Без тебя будет скучно. И Карле будет тебя недоставать. Она в восторге, что ты здесь — отчасти потому, что мне это доставляет удовольствие, но она искренно полюбила тебя, а также твою веселую Тамарикс. Но ты иди и напиши им, что ты возвращаешься и очень скоро будешь с ними!

Я обняла отца и он крепко прижал меня к себе.

— Напиши Софи, что я слепой старик! Время моих приключений прошло! Расскажи ей об острове Каскера. Напиши, что мне хорошо здесь, вдали от всех соблазнов! Напиши ей, что я думаю о ней каждый день и что лучшего друга у меня никогда не было.

Оставив отца, я пошла к себе в комнату и засела за письма. Они должны быть готовы к приходу парома.

Написав письма, я заглянула к Тамарикс. Она только что вернулась из миссии.

— Тамарикс, — сказала я, — я еду домой!

Тамарикс пристально посмотрела на меня:

— Когда?

— Как только устроим все с билетами. Я только что написала им и сообщила об этом.

— Тебе это только что пришло в голову, да?

— Нет, я давно думала об этом.

— Почему? Что случилось?

— Просто я не хочу здесь больше оставаться. Я хочу быть дома. Отцу я сказала, и он меня понял.

Тамарикс спокойно посмотрела на меня:

— Я не еду!

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что остаюсь здесь. Я не вернусь в Харперз-Грин, где каждый смотрит на меня и думает, что это я убила Гастона!

— Никто так не думает!

— Мне кажется, что думают именно так. Во всяком случае, я не еду. Мне нравится здесь!

— Но, Тамарикс, здесь же все для тебя неизвестно!

— Я уже начинаю узнавать эту жизнь. Мне все здесь интересно — миссия, туземцы, шаман в перьях!

— Это все, кажется, так далеко от реальности!

— Реальность для меня здесь, и я в любом случае не еду, Если ты решила, то тебе придется ехать одной,

— Понятно.

— Ты, конечно, думала, что примешь решение и скажешь мне: «Поехали, мы уезжаем!»

— Я этого и не думала.

— А мне кажется, думала. Ладно. Уезжай. Я останусь.

— Ты твердо решила, Тамарикс?

— Абсолютно, — она помолчала и продолжила:

— Это, правда, представляет для меня некоторые трудности. Я же не могу остаться здесь? Я живу здесь с тобой как гостья. Если тебя здесь не будет, почему я должна оставаться в этом доме? А в миссии не так уж много комнат!

— Полагаю, ты могла бы остаться здесь.

— Пока не найду какое-нибудь жилье.

— Найдешь какое-нибудь жилье? Где? Ты говоришь так, как будто находишься в Англии, где хозяйки сдают комнаты!

— Вероятно, Карла согласится сдать мне комнату здесь. Тебе придется путешествовать одной.

— Это мне не по силам!

— Скорее, это несколько неприлично!

— Я думаю, что иногда просто необходимо быть несколько неприличной!

Я поняла, что Тамарикс непреклонна. Она не покинет остров Каскера.

Когда я рассказала об этом отцу, он улыбнулся.

— Это, — заметил он, — меня ничуть не удивляет. Карла тоже приняла новость спокойно. Интересно, обсудили ли они эту ситуацию с отцом? Я рассказала ей, что Тамарикс волнует, где ей жить, когда я уеду, на что Карла немедленно ответила:

— Она может остаться здесь! Почему бы нет?

— Она считает, что живет в доме как гостья, сопровождавшая меня, и это естественно. Но, если меня здесь не будет, она не может оставаться у вас, а другое жилье подыскать трудно. А мне интересно знать, где же она еще сможет остановиться?

— Я люблю гостей, — ответила Карла, — и мы будем ей только рады!

— Подумать только, — сказал отец, — мы будем узнавать о делах миссии из первых рук, как уже привыкли. Она должна остаться здесь. Я должен кое-что сказать тебе. Я написал подруге в Сидней — старой подруге, которую когда-то хорошо знал. У нее сын в Лондоне, которого она время от времени навещает. Сейчас она ищет любой предлог, чтобы посетить его. Я предложил ей проделать это путешествие вместе с тобой. Она закажет билеты, и вы отправитесь вместе. Сибил — занимательная женщина. Она тебе понравится!

— Это же замечательно!

— Надеюсь получить от нее ответ со следующим паромом. Тогда и начнем действовать.

Наконец паром появился на горизонте. Сидя рядом с отцом в саду, я следила, как он приближался к острову.

— Я сижу и представляю себе, какое возбуждение вызовет прибытие парома. Мне, конечно же, есть письмо от Сибил. Для меня будет большим утешением узнать, что вы в пути окажетесь вместе. Она опытная путешественница, и мне будет приятно думать, что она с тобой. Если же она не сможет, что же, моя дорогая, думаю, ты не первая женщина, которая одна проделывает путешествие в Англию. Мы все узнаем сегодня к вечеру или завтра утром: рассортировывать почту — довольно долгое занятие!

На берег сошли всего один или два пассажира. Интересно, приехали они надолго или лишь на один день? Я представила себе, как продавцы потирают руки и задабривают духов, чтобы провести удачную торговлю.

Я услышала приближающийся звук колес и вышла посмотреть, что случилось. К дому подъезжала телега, на которой сидела женщина в живописном обрамлении из многочисленного багажа. Она была в синем шелковом платье, совершенно не соответствующем для путешествий, и в содоменной шляпке, украшенной какой-то мифической птицей, по крайней мере, я не поняла, какой именно. Увидев меня, женщина широко улыбнулась:

— Догадываюсь, что вы Фредерика! А я Сибил Фрейзер. Рада с вами познакомиться! Нам предстоит вместе путешествовать, так что нам надо получше узнать друг друга!

Слезая с телеги, она продолжала:

— Приехать было проще, чем писать. Мы можем уехать следующим паромом. Он будет через три или четыре дня. Вы успеете спокойно собраться. Я люблю всегда иметь запас времени — терпеть не могу торопиться!

— Проходите, — пригласила я. — Отцу будет приятно приветствовать вас!

Из дома вышла Карла и я представила:

— Это миссис Сибил Фрейзер. Она приехала, чтобы сопроводить меня в Англию.

— Боюсь, я явилась довольно неожиданно, — сказала миссис Фрейзер. — Я подумала, что легче приехать, чем писать. Я уже заказала билеты на «Звезду морей». Она отплывает в начале следующего месяца, так что не следует терять времени!

Я благодарила судьбу за то, что рядом со мной оказалась Сибил Фрейзер. Она была веселой собеседницей — ничего лучшего я тогда не могла и желать. Сибил сказала, что согласилась присмотреть за мной по просьбе своего дорогого друга Рональда Хэммонда.

— Я бы все что угодно сделала для Ронни, — заявила она. — Да, все что угодно. Но это совсем не обременительно для меня, моя дорогая. Совсем нет. Мне очень нравится быть с вами и очень мило, что у меня появился предлог, чтобы ехать к моему Берти.

Очень скоро я уже все знала о ней, так как она беспрестанно говорила, преимущественно о себе, что меня очень устраивало.

Она имела огромный успех во время своего первого лондонского сезона. Ее называли дебютанткой года.

— Конечно, дорогая, я тогда была много, много моложе!

Все ожидали, что я выйду замуж за герцога, может быть, за графа, по меньшей мере за баронета. Но я влюбилась в моего Бертрана Фрейзера — это был необработанный алмаз, но весом в 24 карата! Дорогая, он был действительно очень богат, благодаря своим золотым рудникам в Австралии. Он владел несколькими рудниками, и я уехала туда вместе с ним. Моих домашних, которые надеялись, что я получу корону, это разочаровало, но деньги сделали свое дело!

— Это прекрасно, — ответила я.

— О да, дорогая! Жизнь такова, какой ее делаешь сам, я всегда это говорила. Со мной был мой Бертран, а вскоре и наш маленький Берти появился на свет. Чего еще может желать женщина? Хорошая семья, но мы постоянно экономили, экономили, экономили, чтобы соблюдать внешние приличия… А теперь, стоило мне захотеть чего-нибудь, и я это имела!

— За это не жалко и потерять корону, — весело заметила я.

— Это точно! Особенно, если учесть, что одним из моих предполагаемых женихов был неприятный пятидесятилетний старик! Мы с Бертраном были счастливы, а потом он погиб. Это случилось на одном из рудников. Он спустился в шахту, а там произошел обвал и его завалило. Он оставил нам с Берти свое состояние. Я была убита горем, но долго предаваться унынию не в моих правилах. Я потеряла Бертрана, но у меня был мой маленький Берти!

— И состояние! — напомнила я.

— Да, это так, дорогая. Мы жили в Мельбурне, чтобы быть поближе к рудникам, но у нас был дом в Сиднее, и мы переехали туда. Он мне больше подходил. Я много путешествовала. По дороге в Египет я познакомилась с твоим отцом. Это было лет через шесть после гибели Бертрана. Мы стали друзьями… Очень большими друзьями и дружим до сих пор. На протяжении всех этих лет мы всегда с удовольствием встречались… то там, то здесь. Хороший друг — всегда хороший друг. Потом я получила это письмо. Узнала, что он ослеп и Карла ухаживает за ним. Он познакомился с ней в Египте. Она хороший человек. Делает для него все, не так ли? Даже пишет за него письма. Ну, за ним всегда найдется кому ухаживать. Я бы и сама не отказалась от этого!

— Ему очень повезло, что у него такие хорошие друзья!

— Да, он такой. Мне стало известно, что у него есть дочь. Я обычно много рассказывала ему о Берти. Берти учился в школе в Англии, завел там много друзей, был вхож во многие дома, встретился там со своей женой, да там и остался. Все очень естественно. Он не хотел заниматься добычей золота. Не хотела этого и я, после того, что случилось с его отцом. Таким вот образом и получилось, что он обосновался в Лондоне с женой и детьми. Да, я уже бабушка, только никому об этом не говори, ладно? Я приезжаю к ним, когда могу. А сейчас у меня появился хороший предлог. Когда я доставлю вас домой, я поеду к Берти и останусь с ним и его семьей.

— Очень мило, что вы делаете это для моего отца!

— Я бы сделала для него гораздо больше! Он один из лучших людей. Мы все любим его!

— Да, думаю, это так.

— Ну, и я делаю это также и для себя!

С отцом мы попрощались очень тепло. В ночь перед приходом парома, который должен был доставить нас на Като-Като, мы с ним сидели допоздна.

Отец был настроен очень сентиментально. Он говорил, как я осчастливила его своим приездом, как все эти годы он думал обо мне. Вспомнил, как, покидая наш дом, он стоял у моей кроватки и смотрел на меня.

— Ты была самым красивым ребенком на свете. Для меня было почти невыносимо оставить тебя. Софи, дорогая Софи, держала меня в курсе всех твоих дел все эти годы. Я так обрадовался, когда ты переехала к ней.

— Я считаю, вы должны вернуться к ней, — сказала я. — Она простит вас за то, что вы предпочли не ее.

— Нет. Я не был достаточно хорош для Софи. Все к лучшему!

— Вероятно, я как-нибудь приеду еще навестить вас.

— Вместе с мужем! Мне это будет так приятно! Сейчас это самое мое большое желание.

Когда паром отчалил, отец стоял на берегу. Я знала, что мысленно он представляет себе всю эту картину. Он видел, как я стою на пароме, печальная от разлуки с ним, и все же полная страстного желания поскорее увидеть Криспина.

Рядом с отцом была Карла. Я видела, что она взяла его за руку, как бы давая мне понять, что она будет с ним, пока он будет в ней нуждаться. Оказывается, это она писала Софи, когда он сам уже не мог этого делать. Она подделывала его почерк, понимая, что он не хочет, чтобы Софи знала о его недуге. Она заботилась о нем, как могла, и не оставит его.

Провожала нас и Тамарикс. Она глядела на меня несколько укоризненно. Ей не хотелось, чтобы я уезжала.

— Подожди немного, — просила она. — Мы здесь не так уж долго!

Я возразила ей, что мы уже очень долго находимся вдали от дома.

— Я еще не могу ехать, Фред! Ты же это понимаешь.

— Я понимаю тебя, но и ты должна понять, почему я должна ехать.

Она, как всегда, надула губы; я же задумалась, долго ли, еще остров Каскера будет представлять для нее интерес,

На пристани были Хеверсы с Люком и Жако, а также много туземцев. Разумеется, интерес последних вызвало отплытие парома, а не моя скромная персона, но все-таки, мне показалось, что народу было больше, чем обычно.

Когда остров скрылся из виду, мне вдруг стало грустно. Частичка моей жизни ушла навсегда, и все сейчас виделось мне, как бы во сне.

На следующий день мы прибыли на Като-Като, где две ночи провели в той же гостинице, что и раньше.

Сибил Фрейзер была опытной путешественницей, и когда мы зашли в Сидней, оказалось, что она предусмотрела возможность пробыть там целый день, пока не прибудет «Звезда морей».

XI. ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Путешествие на остров было для нас с Тамарикс первым в жизни, и мы смотрели на него, как на увлекательное приключение. Тот же путь обратно не представлял для меня новизны: все это я уже видела раньше.

Сибил путешествовала не первый раз, хорошо знала жизнь на корабле и, несомненно, получала от нее удовольствие. Она уже раньше плавала на этом корабле и возобновила знакомство с капитаном и некоторыми офицерами.

Она заметила, что знает здесь все ходы и выходы, а это всегда очень полезно.

Наши каюты располагались рядом.

— По правому борту, — объяснила мне Сибил. — По дороге в Англию — по правому, а на обратом пути — по левому. Иначе в тропиках невыносимая жара!

Она была лучшим попутчиком, которого можно только пожелать, и не позволяла мне скучать. Ей хотелось вовлечь меня в светскую жизнь на корабле. Сама она принимала участие в карточной игре и танцевала на вечерах, брала меня на экскурсии, когда мы заходили в порты, и всегда старалась быть в окружении привлекательных мужчин во время прогулок. Сибил пользовалась заслуженным успехом, беззаботно кокетничала, беспрестанно болтала и всегда пребывала в хорошем настроении.

Мы оставались в своих каютах только во время штормов. Тогда я лежала на койке и думала о возвращении домой. Что там произошло за время моего отсутствия? Прояснилось ли что-нибудь с тех пор? Должно быть, ходило много разговоров, когда я так внезапно покинула Харперз-Грин вскоре после объявления о нашей помолвке?

Я лежала и думала, слушая удары волн и скрип корабля, как будто он стонал в мучительном протесте против того, что делало море. Затем шторм сменялся более спокойной погодой, и жизнь на корабле снова входила в привычное русло. Так и текли дни…

Мы покинули Лиссабон — последний порт перед прибытием. Вместе с Сибил и еще несколькими друзьями я совершила прогулку по городу. Мы осмотрели его, посетили монастырь святого Иеронима и церковь святой Кармо, обследовали Белемскую башню, выпили кофе, посмотрели на прохожих и вернулись на корабль. Пока он выходил из бухты Map де Пала, мы стояли на палубе и смотрели на холмы, возвышающиеся по обеим сторонам Тахо.

До дома было уже недалеко.

Следующий день прошел в хлопотах: мы паковали багаж и готовились к прибытию. Завтра утром мы войдем в Сауптгемптон.

Как всегда, нам не сразу позволили сойти на берег, и минуты тягостного ожидания казались часами.

Сибил сказала, что мы должны попасть на поезд в Лондон, расписание движения которого согласовано с прибытием кораблей. И только из Лондона отправимся в Харперз-Грин. Сама она осталась бы в Лондоне, и я заверила ее, что нет никакой необходимости везти меня дальше, но Сибил была непреклонна. Она обещала дорогому Ронни доставить меня тетушке и в точности исполнит свое обещание.

Но в том не было никакой нужды, так как на пристани меня встречали Криспин и тетушка Софи.

Увидев в толпе пассажиров, тетушка весело окликнула меня, а лицо Криспина загорелось неописуемой радостью. Я кинулась к ним, но Криспин первым подбежал ко мне и схватил на руки. Я никогда не видела его таким счастливым. Тетушка Софи улыбалась, глядя на нас.

— Ты дома, ты дома, любовь моя! — она говорила бессвязно, и по щекам катились слезы радости.

Я вспомнила о Сибил, которая стояла рядом, сияющая и довольная.

— Это миссис Фрейзер. Она любезно сопровождала меня по просьбе отца.

— Знаем, — сказала тетушка Софи. — Мы только что получили письмо от него. Узнав, что вы приезжаете, мы решили устроить вам пышную встречу! Кажется, письма доходят быстрее, чем добираются люди! О, как замечательно снова видеть тебя!

Криспин и тетя Софи держали меня за руки,

— Я так рада, — сказала Сибил. — Надеюсь, моя семья встретит меня так же радушно!

Криспин и тетушка Софи наконец оторвались от созерцания моей персоны и переключили свое внимание на Сибил.

— Сибил была замечательной попутчицей! Она опытная путешественница и очень облегчала мне жизнь. Она едет в Лондон к сыну.

Они оба поблагодарили ее и спросили, чем могут быть ей полезны. Она объяснила, что сама доберется до Лондона, а там сразу отправится к сыну. Сибил наняла кэб и попрощалась, пообещав обязательно навестить нас.

На Паддингтонском вокзале пришлось в течение часа ждать поезда до Уилтшира. Мы прошли в кафе и сели за столик. Каждый раз, бывая на вокзале, я вспоминаю этот день; ведь именно здесь в день своего возвращения я узнала потрясающую новость!

Криспин, сидя рядом со мной, время от времени дотрагивался до моей руки, как бы желая убедиться, что я действительно с ним. Заказав чай, тетушка Софи произнесла:

— Ну разве это не удивительно? Кто бы подумал, что так выйдет? Все это время…

— В чем дело? Что-то произошло? — тотчас же спросила я. — Я догадываюсь по вашему виду… Скажите же!

— Я написал тебе, как только узнал сам. Это первое, что я сделал, — ответил Криспин.

Я ничего не понимала.

— Вы написали? Но когда?

— Как только узнал!

— Не хочешь ли ты сказать, что не получила письма? — спросила с удивлением тетушка Софи.

— Какое письмо? Вы же знаете, как долго они идут!

— То, в котором все рассказано. Его написали мы вместе. А узнав, что ты возвращаешься, подумали, что именно оно и позвало тебя в дорогу! Наше письмо, по-видимому, разминулось с тобой!

— Но мы подумали, что ты приезжаешь из-за… — начал Криспин.

— Из-за чего? — нетерпеливо воскликнула я.

— Дело обстоит так, — продолжил Криспин. — Я обратился за помощью в одно сыскное агентство. Кейт сказала, что уезжает в Австралию, но я не поверил. Нужно было избавиться от нее раз и навсегда. Я понял, что ее план состоял в том, чтобы выудить у меня деньги.

— Конечно, — согласилась я, — и она не остановится на первой попытке!

— Вот об этом теперь не надо беспокоиться! Я никогда не был законно женат на ней. Когда я встретил ее, она, оказывается, уже была замужем три года, так что наш брак считается недействительным.

— Неужели это так?

— Все доказано. Нет и тени сомнения! — торжествующе произнесла тетушка Софи. — У Криспина имеются доказательства, не правда ли, Криспин? Есть такие свидетели, как официальные документы, знаешь ли!

— У нас есть неоспоримые доказательства, — заверил меня Криспин.

— Никаких препятствий больше нет, — продолжала тетушка Софи тем же торжествующим тоном. — Я так счастлива! Я чувствовала себя виноватой, что тогда, увидев ее, все тебе рассказала. Сколько раз спрашивала я себя: «Зачем ты раскрыла свой рот, Софи?»

— Ну вот, теперь все кончено, — сказал Криспин, взяв меня за руку. — Дорогая моя, теперь все кончено, и ничто не остановит нас!

— Не могу поверить в это, — ответила я. — Слишком хорошо!

— Жизнь не всегда оборачивается к нам только дурной стороной! — философски заметила тетушка Софи.

— Но вот чего я действительно не понимаю, почему ты приехала именно сейчас? — спросил Криспин.

Я спокойно посмотрела на него и твердо ответила:

— Я приехала потому, что не могла больше жить вдали от тебя.

— Несмотря на…

— Несмотря ни на что. Я не могла жить без тебя. Отец понял меня. Он сказал, что я никогда не буду счастлива вдали от тебя. Вот я и вернулась!

Криспин крепко сжал мою руку.

— Я этого никогда не забуду, — сказал он. — Ты вернулась ко мне раньше, чем узнала, что я свободен!

Тетушка Софи поглядывала на нас с добродушной улыбкой, а я думала, что это самый счастливый день в моей жизни.

Какое триумфальное возвращение!

Харперз-Грин за время моего отсутствия почти не изменился. Когда кэб подкатил к Роуэнзу, Лили бросилась мне навстречу, обняла меня и голосом, охрипшим от волнения, констатировала факт:

— Вы вернулись!

— Да, Лили, я вернулась!

— Однако же и времени прошло…

— Я по всем вам скучала!

— А думаете мы не скучали, пока вы блуждали по свету! Ну, проходите! Не стоять же на пороге всю ночь!

Мы прошли в гостиную.

— Какое замечательное возвращение! — засмеялась я.

— Теперь обсудим наши дальнейшие планы, — сказал Криспин. — Ждать больше нет необходимости. Мы и так слишком долго ждали!

Тетушка Софи что-то заговорила о приготовлениях к свадьбе.

— Мы хотим пожениться скорее, — сказал Криспин. — Не хочется обременять себя многочисленными приготовлениями.

— Полагаю, ваша матушка захочет все устроить по-своему, — возразила тетушка Софи.

— Ей придется все сделать по-нашему! А куда мы поедем на медовый месяц?

— Это мы еще успеем обсудить, — ответила я, — сейчас я слишком счастлива, чтобы думать о чем-нибудь, кроме того, что я дома и все у нас складывается как нельзя лучше. А я узнала об этом только в кафе на вокзале, под звон посуды и шум поездов!

— Какое имеет значение, где ты об этом узнала? — сказала тетушка Софи. — Ты узнала… и это лучшая новость в мире!

Снова оказаться дома было удивительно хорошо! Кошмар, начавшийся с известия тетушки Софи о встрече в Дивайзизе с Кейт Карвел, благополучно закончился. Впереди нас ждало только счастье.

Когда Криспин ушел, пообещав прийти завтра утром, тетушка поинтересовалась, как поживает отец. То, что он слеп, было для нее настоящим ударом.

— Почему он не сообщил мне? — спросила она.

— Он знал, что вы расстроитесь, и не хотел вас беспокоить. Он такой. У него философский взгляд на жизнь.

— Но как ему удается обслуживать себя? И что он делает на этом далеком острове?

Поколебавшись немного.я рассказала ей о Карле.

— О, — сказала она, — женщина! У него всегда были женщины!

— Она полутуземка, очень добрая и сердечная! Вы полюбите ее, тетя Софи! Она прекрасно заботится о нем и все для него делает. Даже письма пишет вам под его диктовку!

Тетушка Софи понимающе кивнула:

— Я поняла, что почерк не тот. Разница небольшая, но видно, что писал не он.

— Он не хотел, чтобы вы знали. Карла очень умная женщина. Она обладает некоторой властью на острове. У нее там плантация.

— Ну и приключения случались с ним! Если бы он рассказал мне…

— Я знаю. Вы бы попытались привезти его сюда. Он очень любит вас, но не хочет пользоваться вашей добротой. Тетя Софи, он сказал, что вы его лучший друг. Он любит вас, но не хотел бы вас мучить теперь, когда он беспомощен. Я понимаю его чувства. Я очень хорошо его узнала!

— Он замечательный человек!

— Как бы он посмеялся над этими словами! Он считает себя грешником, и, подозреваю, многие согласились бы с ним! Но я люблю его и вы тоже, и очень многие в его жизни испытывали к нему те же чувства.

Тетушка Софи погрустнела, но скоро взяла себя в руки: она не могла допустить, чтобы что-нибудь омрачило мое счастье.

Мы обсудили перемену, происшедшую с Криспином.

— Он теперь, как молоденький мальчик. О, Фредди, как тебе повезло, что он так любит тебя!

— Я понимаю.

— Вернуться, не зная… Этому я тоже очень рада! Такой поступок ведь о чем-то говорит, не так ли? Ты видела его лицо, когда он узнал" что ты приехала, ничего не зная про письмо?

— Видела. Я должна была вернуться, тетя Софи, и отец понял это.

— Он никогда не придавал значения условностям!

— Это просто чудо, что все так получилось.

— В жизни время от времени случаются чудеса. О, я так рада! Мне всегда хотелось видеть тебя счастливой… и чтобы ты жила рядом со мной! Это все, о чем я мечтала… почти.

Через несколько дней после возвращения я отправилась навестить миссис Сент-Обин. Я немного волновалась, не зная, как она отнесется к нашему браку. Конечно, ей бы хотелось для сына невесту рангом повыше.

Однако она приняла меня тепло.

— Как мило, дорогая, что вы вернулись! Ну, что же, скоро это будет ваш дом и вы будете моей невесткой. Я очень рада, что вы войдете в нашу семью!

Она, как и прежде, лежала на диване и, кажется, снова вернулась в то беспомощное состояние, из которого ее вывело появление в Сент-Обине Гастона Марчмонта.

— Криспин очень счастлив. Это меня утешает. Все прошлые неприятности сильно повлияли на него. Я рада, что он устроит свою жизнь с той, кого я так хорошо знаю! Это для меня огромное облегчение!

Я внутренне усмехнулась. Мне-то было известно, что ее никогда особенно не занимало благополучие ее детей.

— Хорошо, что в доме появится хозяйка, а я уверена, что вы будете прекрасной хозяйкой. Мне самой помешало слабое здоровье!

Я поняла, что она вернулась к своей прежней игре в больную. Но, как сказала бы тетушка Софи, это, вероятно, к лучшему, потому что вмешательство свекрови будет сведено к минимуму.

— Дорогая Фредерика, — продолжала миссис Сент-Обин, — не накинете ли вы мне на ноги одеяло? Как бы жарко ни было в комнате, я всегда чувствую сквозняки. А теперь расскажите мне о моей дочери. Почему она не вернулась вместе с вами?

Я рассказала ей о Тамарикс; какой интерес вызвала у нее миссия; как украсила она мрачный холл цветами; как привлекали туземных детей ее золотистые волосы и как они полюбили ее за веселый нрав.

— Как странно! — заметила миссис Сент-Обин. — Как вы думаете, когда она вернется?

— Полагаю, очень скоро. Сейчас там все для нее ново и интересно… Но, думаю, что через некоторое время она будет дома!

— Ей следует снова выйти замуж, — ее лицо внезапно изменилось. — Это была такая трагедия! Посмотрим, не удастся ли нам подыскать ей приличного жениха.

— Думаю, Тамарикс хотела бы сама сделать свой выбор, — ответила я.

Она печально кивнула.

— Как и раньше! Это было так ужасно! Он производил совершенно очаровательное впечатление!

Мне не хотелось и думать о Гастоне Марчмонте.

Следующая встреча была с Рэчел на ферме Гриндлов. Рэчел встретила меня с восторгом, и было видно, что у нее все благополучно. Крошка Даниела уже была настоящим маленьким человечком! Она бегала повсюду, живо интересуясь всем и всеми, и уже что-то говорила.

У Дэниэла дела шли хорошо. Об убийстве никто больше не вспоминал, и, казалось, все ушло в далекое прошлое.

Рэчел рассмешил рассказ о поведении Тамарикс на острове, ее общении с туземными детьми и неожиданном интересе к делам миссии.

— От нее можно было ожидать чего угодно, во только не этого! — сказала она.

— Ну, Тамарикс всегда была непредсказуемой!

— Фредди! Я так рада за тебя! Замечательно, что ты вернулась и выходишь замуж за Криспина! — она испытующе посмотрела на меня. — Когда ты внезапно уехала, я ничего не могла понять.

— Причина была!

— Разумеется! — она не спросила, что за причина. Рэчел всегда отличалась тактичностью. Она поняла, что это касается только нас с Криспином.

— Но теперь ты вернулась, и это прекрасно! О Фредди! Ты найдешь свое счастье, я знаю!

— Если ты это знаешь и если я намерена быть счастливой, то так и будет!

— Бедный Джеймс Перрин! — чуть заметно улыбнулась Рэчел. — Одно время я думала…

— Что я выйду за него замуж?

— Он был бы вполне приличной партией: независим, спокоен, умен… Уверена, из него получился бы прекрасный муж!

— Он чистый, честный и бесхитростный человек, без всяких загадок. Да, он будет добрым и верным мужем!

— Ходят слухи, что он неравнодушен к одной молодой особе из Дивайзиза. Она дочь стпяпчего… очень подходит ему во всех отношениях.

— Я рада.

— Говорят, ее семья даст ему денег на приобретение собственной фермы.

— Так это же идеально! — воскликнула я.

— Как все удачно получается, правда? Все было так плохо, и вдруг такой поворот к лучшему. Так чаще всего и бывает. Когда я оглядываюсь назад и думаю…

— Рэчел, — поспешно перебила я ее, — не оглядывайся назад! Смотри только вперед! Она улыбнулась.

— Как приятно, что ты снова здесь!

Повидалась я и с Джеймсом Перрином. Он, казалось, был доволен жизнью и, поздравив меня с предстоящим браком, поделился со мной своими планами насчет будущей фермы. Он был совершенно откровенен с мистером Сент-Обином и честно предупредил его о своем уходе заблаговременно, чтобы тот успел подготовить нового человека на его место. Его поздравления звучали достаточно искренне но все же я уловила в интонациях некоторое сожаление. Однако, Джеймс был практичным и серьезным молодым человеком, нашедшим свое место в жизни. Одно время он рассчитывал, что я буду ему хорошей парой, но так как я нарушила его планы, теперь он искал замену. Он был разумен и смотрел на жизнь философски. Такие люди никогда не впадают в глубокое отчаяние, но и не способны на особые восторги.

Естественно, мне не терпелось повидать сестер Лейн. Когда я зашла к ним, на меня повеяло тревогой, но, впрочем, так было почти всегда. Я зашла во второй половине дня, когда Флора обычно сидела в саду, но на сей раз ее там не было. Мне пришлось обогнуть дом и постучаться в парадную дверь. Мне отворила Люси.

— О, — произнесла она. — Так это же мисс Хэммонд! Проходите! Я слышала, что вы вернулись.

— Я пришла навестить вас. Как поживает мисс Флора? Люси провела меня в гостиную и предложила сесть.

— Флора не очень хорошо себя чувствует? — сказала она. — Она отдыхает.

— О, простите, мне очень жаль!

— Ей нехорошо уже довольно давно.

— Она очень больна?

— Ну, я полагаю, это что-то, не связанное с ее обычным состоянием. Я укладываю ее в постель во второй половине дня. Слышала, вы выходите замуж за мистера Криспина…

— Да, — подтвердила я.

Руки, сложенные у нее на коленях, дрожали.

— Он хороший человек! Самый лучший на свете!

— Я знаю.

— Я уверена, вы будете счастливы.

— Надеюсь. Могу ли я увидеть мисс Флору? Мне бы не хотелось, чтобы она подумала, что я к ней невнимательна!

Люси на какое-то мгновение заколебалась, но потом встала и жестом пригласила меня следовать за ней.

— Она изменилась, — шепнула Люси, когда мы поднимались наверх.

— Да, вы мне говорили.

Дверь в детскую была открыта. Мы прошли в комнату флоры.

Флора лежала на постели.

— Мисс Хэммонд пришла навестить тебя, Флора! — обратилась к ней Люси.

Флора приподнялась с подушек и произнесла тихо:

— Вы вернулись!

— Да, и пришла навестить вас. Как вы поживаете? Она снова опустилась на подушки и покачала головой. Вот тут-то я и заметила куклу в игрушечной коляске, стоящей у постели.

— Все ушло, — прошептала Флора. — Я не знаю, где мы.

— Мы в твоей комнате, дорогая, — сказала Люси. — А мисс Хэммонд вернулась из дальних краев и пришла навестить тебя.

Флора кивнула.

— Он ушел, — произнесла она.

— Ее мысли бессвязны, — шепнула мне Люси, а вслух добавила. — Хорошо, что мисс Хэммонд пришла, правда, Флора?

— Хорошо, что пришла, — повторила Флора. — Он приходил сюда… посмотрите! — она подняла на меня глаза. — Он взял… — лицо ее сморщилось.

Люси положила мне руку на плечо.

— Сегодня у нее не самый хороший день, — спокойно заметила она. — Лучше, если мы оставим ее в покое. Я дам её пилюлю. Это ее успокоит.

Я чувствовала, что Люси с нетерпением ждет, когда я уйду, и я поспешила. Проходя мимо открытой двери в детскую, я заметила, что картинка с семью сороками висит на прежнем месте.

У входной двери я обернулась к Люси. От меня не ускользнуло, что она встревожена.

— Флора сильно изменилась, — заметила я.

— Сегодня она не в лучшей форме. Она бредит. Временами с ней это случается. А иногда становится такой же, как и прежде. Ну, конечно, она уже давно несколько странная…

— Это, должно быть, вас очень тревожит!

Люси пожала плечами.

— Я же давно знаю ее такой… и умею бороться с этим.

— Ей очень повезло, что у нее есть вы!

Люси ничего не ответила, открыла дверь и сказала:

— Ну что же, поздравляю вас. Я рада, что вы выходите замуж за мистера Криспина. Он очень любит вас и заслуживает счастья!

— Благодарю вас!

— Да, — сказала она, — это мило… вот так! На обратном пути я улыбалась, хотя мне и было несколько не по себе, но так бывало всегда после посещения Дома Семи Сорок.

Через шесть недель после моего возвращения мы сыграли свадьбу. Криспин и слышать ничего не желал об отсрочке. Как мы и хотели, свадьба была очень скромной. Миссис Сент-Обин пыталась протестовать, но очень слабо. Необычным было то, что прием состоялся в доме невесты. Совершил церемонию мистер Хетерингтон, а присутствовали на ней, по-моему, почти все соседи по Харперз-Грину.

Мы с Криспином пребывали на седьмом небе от счастья! Все толпились вокруг нас с выражением самых лучших пожеланий. Среди гостей была и Рэчел, а я очень жалела, что в такой день рядом со мной не было Тамарикс. Я часто думала о ней: я-то хорошо понимала, что ее энтузиазм . на острове Каскера долго не продлится. Увидела я в церкви и Люси Лейн, к которой не приминул подойти Криспин, чтобы поговорить с ней. Я хотела справиться о здоровье Флоры, но, боюсь, что в этот момент думала только о собственной свадьбе и будущем, которое меня ожидало.

Вскоре после бракосочетания мы с Криспином отправились в Италию, где провели несколько счастливых недель. Это были ничем не омраченные дни безоблачного счастья! Мне все глубже раскрывался характер Криспина. Я и не представляла, что он может быть таким веселым. От его былой сдержанности не осталось и следа. Теперь, когда все наши невзгоды остались позади, он стал абсолютно раскован и счастлив. Словом, наше свадебное путешествие проходило очаровательно!

Для большинства людей Флоренция — волшебный город. Нам она показалась раем. Мы торговались с ювелирами на Понте Веккио и смеялись над своими попытками говорить по-итальянски. Мы обошли украшенные фресками церкви и галереи, нас очаровали Палаццо Питти и Сады Бо-боли. Взяв экипаж, мы совершили прогулку в Тосканию. Каждый час тех чарующих недель был наполнен радостью. Я никогда не представляла, что буду так счастлива, и разделить счастье с любимым человеком казалось мне величайшим благом, которое может быть даровано человеку.

Путешествие, разумеется, закончилось, но это время останется с нами навсегда.

XII. СЕМЬ СОРОК

Медовый месяц подходил к концу, и я даже с удовольствием ждала возвращения домой, потому что горела нетерпением начать новую жизнь в качестве хозяйки Сент-Обин Парка.

Наше внезапное избавление от всех препятствий казалось нам чудом. Еще недавно между нами стоял непреодолимый барьер, а сейчас мы были безоглядно счастливы. Криспин все время помнил, что я вернулась к нему не ради денег, а потому что моя любовь осталась непоколебимой.

Миссис Сент-Обин приняла меня очень радушно, и мне казалось, что, как судьба обрушивает удар за ударом на тех, кого решила наказать, так она осыпает благодеяниями тех, к кому благосклонна. Иногда мне даже становилось страшновато от избытка такого счастья!

И вот на нашем горизонте появилось легкое облачко…

В сущности ничего не произошло — просто сказалась моя безудержная фантазия. Криспин в то утро объезжал поместье, а во второй половине дня собирался вместе со мной посетить ферму Хили. Там пришел в негодность один из амбаров, и наш визит, кроме того, даст возможность миссис Хили поздравить нас с бракосочетанием.

— Ты же знаешь, как эти люди ревнивы, — сказал Криспин. — Миссис Хили говорит, что ты уже была у Уэтстонов, и миссис Уэтстон угостила тебя своим особенным сидром, который ты оценила по достоинству! Так что, думаю, тебе неплохо нанести визит и миссис Хили.

Я обрадовалась. Мне нравилось встречаться с обитателями поместья, принимать их поздравления, слушать, какой Криспин замечательный хозяин и как стало процветать поместье с тех пор, как он взял управление в свои руки.

Криспин просил меня быть готовой к трем часам. В четверть четвертого его еще не было, а к половине четвертого я начала волноваться.

Вскоре он появился немного встревоженный, и я осведомилась, в чем дело.

— О, ничего особенного, — успокоил он меня. — Просто я задержался. Пойдем же, иначе будет поздно!

Обычно он рассказывал мне, о своих делах. Я ждала, что так будет и в этот раз, но он молчал. Я подумала — просто он торопится к Хили.

Встреча и знакомство с миссис Хили прошли очень мило, я отведала ее сидра, а об опоздании Криспина совершенно забыла.

На следующий день я встретила в Харперз-Грине Рэчел. Оставив Даниелу с няней, она вышла за покупками.

— Вижу, что у тебя все прекрасно, ты просто вся сияешь!

— Я так счастлива, Рэчел! Да и ты, вижу, тоже!

— Как все изменилось! Я часто вспоминаю то время, когда мы все трое были вместе и мисс Ллойд учила нас в Сент-Обине!

— Как давно это было!

— Да, все изменилось, — я увидела, что лицо Рэчел помрачнело. Неужели она все еще не может забыть мистера Дориана, висящего в конюшне? Жаль, что мрачные мысли испортили ей такое безоблачное утро!

Вдруг она сказала.

— Я вчера встретила Криспина. Он был очень взволнован.

— Где же ты его встретила?

— Неподалеку от коттеджа сестер Лейн. Это было во второй половине дня. Очевидно, он заходил к ним. Как он добр! Он так трогательно заботится о них до сих пор!

Мы еще немного поболтали, и лишь после расставания мне в голову пришла мысль: «Так вот почему он опоздал! Он был у сестер Лейн. Но почему он не рассказал мне о визите? Считал, что в этом нет необходимости?»

Моя свекровь заявила, что теперь, когда в Сент-Обине появилась молодая хозяйка, мы должны чаще принимать гостей.

— Так было всегда! — сказала она мне. — Полагаю, и в старину тут тоже устраивались большие приемы. Все это я прекратила из-за своего нездоровья, ну а теперь следует возобновить старые добрые традиции!

Когда приходили гости, она заметно оживлялась. А все мои дни были заполнены делами. Мне предстояло многому научиться, чтобы хозяйничать в таком большом доме. Тетушка Софи мне очень помогала.

— Ты должна дать понять дворецкому и домоуправительнице, что хозяйка в доме ты. Иначе, зная твое сравнительно скромное происхождение, они могут позволить себе и надменность, и фамильярность!

— Не думаю, тетя Софи! — засмеялась я.

— Ты все делаешь правильно! Криспин гордится своим домом, помни об этом!

— Я помню. В конце концов, он положил на поместье всю свою жизнь!

— Тогда это должно иметь для тебя большое значение. Хозяйка Сент-Обина, — задумчиво произнесла тетушка Софи. — Должна признаться, такой поворот событий превзошел мои самые смелые мечты! Я желала тебе самого лучшего. Я написала твоему отцу и описала свадьбу во всех подробностях.

— Я тоже написала ему.

Закрыв глаза, я живо представила себе, как отец сидит в кресле, а Карла читает ему мое письмо. Интересно, прочтут ли они его Тамарикс? Она ничего не писала домой, но забывать людей, когда их нет рядом, было в ее духе. И все-таки я ждала от нее хотя бы записки о ее возвращении; да и вообще ей было о чем написать!

Отец, конечно, придет в восторг, что события обернулись таким чудесным образом и мы смогли пожениться. Я в подробностях описала ему наш медовый месяц в Италии и была уверена, что ему это будет приятно!

Мои дни были так заполнены делами, что для визитов почти не оставалось времени, но тем не менее я довольно часто виделась с Рэчел, а в один прекрасный день решила навестить Флору.

Я застала ее в саду. Она сидела как обычно, а рядом с ней в коляске лежала кукла. Я позвала ее, она повернулась и жестом пригласила меня зайти.

— Привет! — оживленно поздоровалась я. На мое приветствие Флора ответила диковатым взглядом. Я помнила, что такое бывало с ней и раньше, но тем не менее была несколько удивлена. Я села рядом с ней.

— Как вы себя сегодня чувствуете, мисс Флора?

Она только покачала головой.

— А младенец?

Тут она рассмеялась и подтолкнула коляску ногой.

— Спит спокойно? — рискнул" спросить я.

— Он заснул навсегда, — таинственно произнесла она. Это показалось мне несколько странным. Я ожидала ее обычных замечаний, что он немного встревожен или шалит, или спит, или сопит, но она надеется, что он не заболел…

Флора повернулась ко мне и посмотрела на меня странным взглядом.

— Говорят, вы вышли за него замуж? — спросила она.

— Да, — подтвердила я. — Мы провели чудесный медовый месяц в Италии!

Флора довольно неприятно засмеялась.

— Так вы теперь живете в Сент-Обине?

— Да.

— Вы считаете, что вышли за него замуж, не так ли? У меня учащенно забилось сердце. Я сразу подумала о Кейт Карвел. Возможно ли, что Флора что-то знала о ней?

Но ведь с Кейт все улажено. Она еще раньше была замужем. С этой стороны нечего бояться.

— Вы не вышли за него, — заявила Флора.

— Что вы хотите этим сказать? — осторожно спросила я.

— Вы считаете, что вышли за него, — повторила она. Потом снова рассмеялась. — Как же вы могли выйти за него?

— Да, мисс Флора, я вышла замуж за Криспина! В голове у меня мелькало: «Не следует мне говорить с ней об этом. Она считает, что Криспин все еще младенец, и это не дает ей покоя!»

— Мне лучше уйти, — сказала я. — Скоро вернется мисс Люси!

Флора схватила меня за руку и хриплым голосом произнесла:

— Вы не вышли за него! Как вы могли? Его же здесь нет! Разговор принимал довольно дикий оборот, и мне захотелось поскорее уйти. Я встала и попрощалась с ней:

— До свидания, мисс Флора! Я как-нибудь еще зайду навестить вас!

Она подошла очень близко ко мне и прошептала:

— Вы не вышли замуж за Криспина. Это ложь. Вы не могли выйти за Криспина. Как вы могли выйти за Криспина? Вы вышли не за Криспина! — она опять разразилась своим ужасным диким смехом. — Криспина здесь нет. Он вот где!

Она картинным жестом показала на тутовый кустарник. Подойдя ко мне вплотную, она пристально смотрела мне в глаза.

— Вот он где! Я знаю, правда? Этот человек, он знал. Он вытянул из меня эту тайну! Вы не можете быть женой Криспина, потому что Криспин там. Там…

«Да ведь она же совершенно сумасшедшая! — подумала я. — У нее такой дикий взгляд!»

Она смеялась и плакала одновременно. Затем вдруг выхватила куклу из коляски и изо всей силы швырнула ее в тутовый куст.

Люси, должно быть, ушла в Харперз-Грин, я должна немедленно найти ее и сообщить, что с Флорой творится что-то неладное.

Я выбежала из ворот и с облегчением увидела Люси с полной корзинкой.

Подбежав к ней, я воскликнула:

— С Флорой что-то случилось! Она говорит о Криспине что-то очень странное, бросила куклу в тутовый куст!

Люси побледнела.

— Я позабочусь о ней! Вам лучше уйти, посторонние выводят ее из равновесия. Предоставьте это мне. Я справлюсь.

Я с удовольствие выполнила ее просьбу: один только вид Флоры внушал мне мрачные предчувствия.

Едва увидев меня, Криспин понял, что я расстроена.

— Что произошло? — спросил он.

— Флора Лейн… Я сегодня навещала ее.

Он, кажется, встревожился.

— Что же она сделала?

— Она говорила что-то странное. Мало того, что она очень изменилась, но еще и сказала, что слышала о нашей свадьбе и этого не может быть!

— Чего не может быть?

— Она сказала: «Вы не вышли замуж за Криспина.» А затем… Это было ужасно! Она показала на тутовый кустарник в саду и сказала: «Вы не могли выйти за Криспина, потому что он там!» Она совершенно сумасшедшая.

Криспин перевел дыхание.

— Тебе не надо было туда ходить.

— Я же всегда время от времени навещала ее. Но она изменилась. По-моему, она действительно сходит с ума! Раньше это было похоже на навязчивую идею, а теперь все выглядит иначе…

— Люси была там?

— Нет. Она выходила за покупками. Я выбежала на улицу и встретила ее.

— Люси сумеет справиться с ней. Видит Бог, она делает это уже много дет. Бедная Люси!

— Она просила меня не беспокоиться!

Криспин кивнул.

— Флора должна успокоиться, когда Люси рядом с вей. На твоем месте, дорогая, я бы больше не стал ходить туда. Это будет расстраивать тебя!

— Кажется, Люси всегда хочется, чтобы я поскорее ушла!

— Ну, не волнуйся. Люси знает, что лучше для Флоры!

Флора не выходила у меня из головы. Криспин явно изменился: я видела его затравленный взгляд и чувствовала, что между нами вновь возникла некая преграда, за которую я не допускалась. И все это каким-то таинственным образом, как и в прошлом, было связано с Домом Семи Сорок!

Весь вечер между нами висела напряженность; Криспин был рассеян, как будто бы в мыслях витал далеко от дома.

Не выдержав, я спросила:

— Что случилось, Криспин?

— Случилось? — он говорил раздраженным тоном. — А что, собственно говоря, должно случиться?

— Мне показалось… ты чем-то взволнован…

— Берроуз считает, что некоторые поля в Гринакрс должны некоторое время оставаться под парами. Это, разумеется, скажется на урожае. Он просит у меня совета.

Однако я была уверена, что его настроение никак не было связано с этой заботой.

Среди ночи я внезапно проснулась. Было темно. Тревожное предчувствие охватило меня, я протянула руку:

Криспина рядом не было.

Окончательно проснувшись, я села и в темноте различила силуэт Криспина, сидящего у окна.

— Криспин! — позвала я.

— Все в порядке. Просто мне не спалось.

— Нет, тут что-то не то! — прошептала я.

— Нет, нет… Все в порядке. Не волнуйся. Я сейчас лягу. Просто мне захотелось немного размяться!

Я встала с постели, накинула на плечи халат и опустилась перед ним на колени. Прижавшись к нему, я попросила.

— Расскажи, в чем же дело, Криспин?

— Ничего, ничего, просто мне не спалось!

— Я же чувствую, что это не так, — твердо сказала я. — Тебе пора рассказать мне все!

— Ничего нет, о чем бы следовало волноваться тебе или мне!

— Нет, что-то тут есть! — сказала я. — И это не ново. Я чувствовала это уже давно!

— Что ты имеешь в виду?

— Криспин, я тебя очень люблю. Мы с тобой — одно целое. Я создана для тебя, а ты — для меня, и если тебе плохо, то плохо и мне.

Он продолжал молчать.

— Я знаю, что тут что-то не то, — продолжала я. — Я всегда это знала. Это всегда стояло между нами!

Криспин молчал несколько секунд, после чего произнес:

— Между нами ничего не стоит!

— Если бы это было так, я бы это чувствовала. Ты не стал бы ничего скрывать от меня… постоянно сдерживаться…

— Нет, — страстно возразил он, а я умоляюще посмотрела на него.

— Криспин, расскажи же мне все! Пусть это будет нашей общей тайной!

Он погладил меня по голове.

— Не о чем… Не о чем рассказывать!

— Я же чувствую, что тебя что-то угнетает, — серьезно сказала я. — Я не могу быть до конца близка с тобой, пока между нами какой-то барьер, и он был всегда. Иногда я забываю о нем, а потом он снова возникает. Ты не должен меня отталкивать, Криспин! Ты должен посвятить меня в свою тайну!

Несколько секунд он молчал, а потом тихо произнес:

— Иногда я уже был готов рассказать тебе…

— Пожалуйста, пожалуйста, расскажи мне сейчас! Это очень важно, ведь у нас все должно быть общим…

Криспин ничего не говорил, и я с новой силой стала упрашивать его.

— Я должна все знать, Криспин! Мне очень важно все знать!

Он медленно произнес.

— Хватит упорствовать. Мне страшно подумать, что могло случиться!

— Я не успокоюсь, пока не узнаю!

— Вижу, все зашло слишком далеко. Я боролся с собой, но понимал, что когда-нибудь буду вынужден рассказать тебе об этом. Этой истории уже много лет… все началось, когда я был еще маленьким… — он опять замолчал, лицо его исказилось от страха.

Мне хотелось утешить его, но я не могла этого сделать, пока не знала причину его волнения.

— Семья Лейн жила в нашем поместье, — продолжал Криспин. — Отец, Джек, работал у нас садовником. В семье было две дочери — Флора и Люси. Люси уехала в Лондон и работала там няней. Флора была на несколько лет моложе. Джек Лейн умер, а его вдова осталась жить в коттедже. Флора помогала ей и работала у нас в доме. Она очень любила детей и тоже хотела стать няней, как и ее сестра, и когда ожидалось появление ребенка у хозяев поместья, было решено, что она станет его няней. В положенное время у Сент-Обинов родился сын.

— Ты! — сказала я.

— Родился Криспин, — продолжал он. — Ты должна услышать всю историю с самого начала. Родители, как тебе известно, не очень интересовались ребенком. Они, как и все, были рады, что у них появился сын, который будет носить их имя и унаследует состояние. Но гораздо больше их интересовала светская жизнь. Они редко появлялись в поместье.

Будь они преданными родителями, все обнаружилось бы с самого начала.

В один прекрасный день вернулась Люси. Она попала в большую неприятность: ждала ребенка и была вынуждена оставить свою работу, прожив за несколько недель в Лондоне все накопленные деньги. Она вернулась домой. Можно только представить себе, в какой ужас от этого известия пришли обитатели коттеджа: отец умер, мать и Флора работали в поместье, и Флора готовилась стать няней ребенка, который должен был родиться!

Криспин опять замолчал, и я поняла, что ему тяжело говорить. Собравшись с силами, он продолжал рассказ.

— Люси была сильной молодой женщиной, доброй, но доверчивой, каких много на этом свете. Ей много наобещали, соблазнили, а потом бросили. Положение весьма банальное, но от этого не менее ужасное для молодой девушки. Таких девушек общество подвергает остракизму, а когда они остаются без средств к существованию, их положение просто безнадежно. Можешь себе представить страдание ее матери? Они годами жили в маленьком коттедже в узком кругу людей, независимые и уважаемые, а теперь дочь, которой они так гордились, потому что у нее была хорошая работа в знатном лондонском доме, возвращается домой, принеся в семью бесчестье, которое всем придется разделить!

— Так у нее был ребенок?

— Да. Но она не могла вечно держать это в секрете! Они думали, что же им делать, пока не придумали определенный план на будущее. Миссис Лейн одно время занималась акушерством, так что с родами все уладилось. Однако перед ними возникла серьезная проблема. Нельзя же вечно прятать ребенка! Им пришла мысль покинуть поместье и перебраться в Лондон, где Люси и Флора найдут работу, а мать будет ухаживать за ребенком. На том и порешили. Им было ясно, что оставаться в Харперз-Грине и стать предметом вселенского скандала совершенно недопустимо!

— Какой ужас!

— Но они колебались. Одно время миссис Лейн подумывала пойти к миссис Сент-Обин и попросить ее помощи. Она полагала, что Сент-Обины будут менее шокированы случившимся, чем некоторые обитатели Харперз-Грина. И тут произошло нечто необыкновенное!

Криспин замолчал, словно ему было трудно преодолеть последний барьер.

— Криспину тогда было несколько недель. Флора его нянчила. И тут вдруг нашелся выход из затруднительного положения… Он был в высшей степени ужасен, но для них он представлял решение проблемы. И помни, что к такому решению пришли отчаявшиеся люди!

Ты знаешь Флору и понимаешь, что она не совсем психически здорова. Думаю, она всегда была несколько придурковата, и было несколько легкомысленно с ее стороны взять на себя заботы о ребенке: но она всегда очень любила детей, и многие матери из деревни позволяли ей ухаживать за малышами. Разумеется, мы не знаем, какой она тогда была. Мы ее знаем уже бедной сумасшедшей женщиной, какой она стала.

В то время она приглянулась Джерри Уэстлейку, сыну одного из местных фермеров.

— Я помню его. Он не так давно приезжал сюда. Он, по-моему, уехал в Новую Зеландию.

— Да, вскоре после случившегося. В ту пору Джерри был энергичным молодым человеком, почти мальчиком. Он очень увлекался футболом и везде, где бы он ни появлялся, не расставался с мячом, отрабатывая различные удары и подачи. Этого я, конечно, не помню, но слышал от других. Он обычно выполнял в Сент-Обине какие-нибудь случайные работы и там увидел Флору. У них вошла в привычку своеобразная игра: он свистел ей, она выглядывала из окна, он бросал ей мяч, а она, поймав его, бросала обратно. Когда она спускалась вниз погулять с ребенком, он демонстрировал ей свои достижения и объяснял приемы игры.

То, что случилось, — сверхъестественно. Помни, что они оба были очень молоды, Флоре льстило внимание Джерри, и она с увлечением играла с ним в футбол. Она бросала мяч так, как он ее учил, в надежде заслужить его аплодисменты. Если представить себе этих двоих в сущности детей, то можно понять, как все произошло.

В тот роковой день Джерри как обычно свистнул Флоре. Вообрази его, стоящего здесь и смотрящего в окно. Оно было открыто, и Флора тотчас же выглянула с младенцем на руках. Она крикнула ему: «Я спускаюсь!» А потом вдруг опять крикнула, как всегда, когда бросала мяч: «Лови!» Должно быть, это показалось ей отличной шуткой, но Джерри удивленно посмотрел вверх, ведь он не бросал ей мяч! И тут Флора бросила ему ребенка!

От ужаса у меня перехватило дыхание.

— О нет, нет! — закричала я. Криспин продолжал свою исповедь.

— Джерри слишком поздно понял, что она сделала. Он постарался поймать ребенка, но не успел. Малыш упал на камни террасы.

— Господи! Как она могла сделать такое?

— Трудно себе представить. Ей хотелось позабавить Джерри. Она думала, что он с легкостью поймает младенца и все будет невинной игрой. Ей и в голову не могло прийти, что он может не поймать малыша!

Флора бросилась на террасу и подняла ребенка. Он был завернут в толстую шаль и, казалось, остался невредим. Я представляю, как радовалась этому Флора. Бедная! Она недолго радовалась. Джерри убежал к себе домой, как можно подальше от места происшествия, а Флора отнесла ребенка в детскую и никому не сказала о случившемся. Вообрази себе, каким ударом было для нее обнаружить, что у него сломаны ребра.

Ночью малыш умер.

Флора была ошеломлена. Она не знала, что делать, и, как всегда в минуты потрясений мы ищем опоры в ближних, так и она отправилась домой. Миссис Лейн и Люси пришли в ужас. Флора убила своего подопечного; у ее сестры — незаконный ребенок! Они никогда не думали, что на них обрушатся такие несчастья и не видели способа выбраться из этого безвыходного положения.

В отчаянии они искали выход, и вот он сам представился им. Большинство младенцев похожи друг на друга. Родители Криспина почти не интересовались малышом-Теперь ты понимаешь, что они придумали? Они похоронили Криспина…

— Под тутовым кустом?

— А ребенок Люси занял его место в Сент-0бине.

— Ты хочешь сказать, что ты и есть тот ребенок?

Он утвердительно кивнул.

— Когда ты узнал об этом?

— Когда мне исполнилось восемнадцать. Люси — моя мать — рассказала мне. До этого мне и в голову не приходило, что я-не Криспин Сент-Обин, а в том, что поместье принадлежит мне, я был совершенно уверен. Я его очень полюбил.

— Я знаю. Так это и есть тайна, которая никогда не должна быть раскрыта… А семь сорок-их повесили в детской, как напоминание Флоре, что она никогда не должна об этом говорить…

— Бедная Флора! После этого происшествия у нее повредился рассудок. Вскоре она стала такой, какой мы ее знаем. Люси всегда ухаживала за ней. Тебе известно, что Люси взяла на себя уход за мной и стала моей няней. Флора вернулась в коттедж. К этому времени она уже вела себя очень странно.

— Так дом и поместье не принадлежат тебе? Ты боишься, что кто-нибудь обнаружит это?

— Однажды кое-кто чуть было не обнаружил!

— Гастон Марчмонт, — прошептала я, охваченная ужасным предчувствием.

— Он был мошенником, — сказал Криспин, — и заслуживал смерти! Он вырвал тайну у Флоры. Она бы до конца своих дней верила, что живет в прошлом и ребенок жив. Она так и думала, пока не появился Марчмонт. Понимаешь, что он сделал с ней… и с Люси? Этот подлец угадал, что здесь есть какая-то тайна, какая-то связь между мной и обитательницами коттеджа, и решил раскрыть ее. Ясно, что он женился на Тамарикс из-за денег, но потом почуял, что сможет получить здесь даже больше, чем рассчитывал сначала. Он воспользовался куклой и шантажировал бедную безумную Флору. Ему попалась на глаза эта дурацкая картинка. Лучше бы ее там никогда не было! Но Люси считала, что она постоянно должна напоминать Флоре, что надо навсегда сохранить тайну. Ты должна простить Люси. Она моя мать и всегда желала мне самого лучшего. Для нее было величайшей радостью видеть меня хозяином поместья.

— Но оно не принадлежит тебе, Криспин.

Он энергично покачал головой, как будто бы отвергая этот факт.

— Гастон заставил бедную Флору рассказать ему правду. Он угрожал ей, что уничтожит куклу, если она не расскажет ему все. Угроза заставила Флору выдать тайну. Он получил ее и…умер.

— Ты знаешь, кто это сделал, Криспин? — со страхом спросила я.

Он повернулся ко мне с улыбкой.

— Я знаю, о чем ты думаешь! И знаю, как ты меня любишь! Нет, каким бы грешником я ни был, я не убивал Гастона. Но теперь ты должна знать все! Эти тайны нам ничем не помогут, и я не хочу, чтобы у тебя оставались хоть малейшие поводы для излишних подозрений. Состояние Флоры было ужасным. Она выдала тайну и одновременно осознала, что то происшествие, которое она считала дурным сном, действительно произошло много лет назад. Она вспомнила, что убила своего подопечного в момент легкомысленной игры и сделала это ради забавы. Ее приятель вскоре уехал в Новую Зеландию. Несомненно, он думал, что ребенок остался жив и ничего не знал о случившемся. Он просто испугался и по-мальчишески удрал с места происшествия. Флора была в состоянии душевного расстройства, и Люси подумала, что лучше всего подсунуть ей куклу, чтобы она считала, что ребенок жив. Этот обман удавался в течение многих лет, но как только Флора обнаружила, что выдала тайну, она поняла, что кукла — всего лишь кукла, и нашла единственный способ помешать раскрытию тайны. Удивительно, как ей удалось, но она это сделала! По-моему, такие люди, как она, не мудрствуя, находят очень хитроумные планы для осуществления своих безумных идей!

Она отправилась в Сент-Обин. Дом она хорошо знала еще с тех пор, как жила в нем. Отправилась в оружейную комнату, взяла ружье и спряталась в саду, в кустарнике. Там, лежа на земле, она хладнокровно поджидала свою жертву Большинство членов семьи, возвращаясь домой, проходят мимо этого кустарника. Не был исключением и Гастон. Когда он подошел к кустарнику, она убила его. Но тут нервы ее не выдержали, и она, кажется, отступила от своего плана — бросила ружье на землю и убежала в коттедж. Люси была в отчаянии, когда обнаружила отсутствие Флоры, и когда та вернулась, выпытала у нее ужасную правду. Люси всю жизнь думала только о сохранении тайны. Она мечтала, чтобы я владел Сент-Обином. Это было бы ей наградой за все страдания, которые она перенесла. Я же ее сын, не забывай об этом! Тогда ночью она отправилась в Сент-Обин, нашла ружье и закопала его, к сожалению, не очень умело…

Гастона Марчмонта убила Флора, Фредерика! Прошу тебя… пожалуйста, прошу тебя, пойми! Это тайна, которая не должна всплыть наружу!

Некоторое время я молчала, в полном оцепенении. Несмотря на ужас, охвативший меня, я почувствовала странное облегчение: между нами больше не было тайн!

Я все живо представила себе: Флору, бросающую младенца; ужас, охвативший ее, когда она осознала случившееся. Передо мной стояли три отчаявшиеся женщины, ищущие выход из невыносимого положения. Я чувствовала, как торжествовала Люси, увидев, какое прекрасное будущее открывается перед ее сыном; представляла, как они тайком хоронят бедное убитое дитя. Я могла представить себе, как у Флоры помутился разум. Перед моими глазами стояла картинка с семью сороками, которая всегда должна напоминать ей об ужасных последствиях раскрытия тайны.

А безумная Флора выдала ее! Гастон вытянул у нее эту тайну, и она своим простодушным, недалеким умом нашла только одно решение: убить его, пока он не успел рассказать тайну, которая никогда не должна быть раскрыта!

Я сказала:

— Криспин, это поместье не принадлежит тебе!

— Но если бы не я, оно пришло бы в упадок! Я сделал его таким, какое оно сейчас!

— И все же оно не твое. Ты не наследник этого поместья!

— Нет. Люси — моя мать. Мой отец неизвестен!

— Люси знает его, — сказала я. — Но факт остается фактом. Что же вам делать?

— Делать? Что ты имеешь в виду?

— Криспин… Я должна называть тебя Криспином?

— У меня нет другого имени!

— Я всегда буду помнить об этом, несмотря на то, что ты раскрыл мне тайну.

Криспин молчал, а я продолжала.

— Это поместье не принадлежит тебе, не так ли? Признавать этого он не хотел, но это была правда, которую он прекрасно знал.

— По-моему, ты никогда не будешь счастлив, если что-то присвоил себе не по праву!

— Я счастлив! Это поместье всегда было моим! Я и не мыслю, что может быть иначе!

— Будь Гастон Марчмонт жив…

— Но он мертв!

— Будь он жив, он бы сделал эту тайну достоянием всех! А затем…

— Конечно. Это и входило в его планы. У него, должно быть, были кое-какие подозрения. Флора, наверное, о чем-то проговорилась. Да и то, что куклу звали Криспином, казалось подозрительным. Он бы заявил свои права на часть поместья, принадлежащую Тамарикс, и, удайся ему это, поместье просуществовало бы недолго!

— Но это поместье Тамарикс! Она единственная законная наследница!

— Если бы все сложилось так, это было бы несчастьем! — ответил Криспин. — Подумай о том, чем живут все обитатели поместья. Оно бы пропало, и все они лишились бы средств к существованию! Тебе теперь известна тайна, но больше никто не должен ее узнать. Я рад, что ты знаешь. Ты права. Мы не хотим, чтобы у нас были секреты друг от друга. Больше их никогда не будет!

— Я рада, что ты, наконец, понял это!

— Проблема лишь с Флорой. Люси не знает, что нам с ней делать; ты видишь, что этот человек сделал с ней! Она очень изменилась.

— По-видимому, у нее на совести его смерть, как и смерть того ребенка!

— Ей больше не нужна кукла. Она, кажется, поняла, что Криспин умер, а кукла — всего лишь кукла! Когда она считала ее ребенком, она была более или менее спокойна. Она как бы вычеркнула прошлое из своей памяти. Но этот мерзавец заставил ее рассказать о прошлом, и она его вспомнила. Он вернул ее в реальный мир, а этого ей не вынести!

— Криспин, — сказала я. — Ты должен сделать только одно, или ты никогда не будешь по-настоящему спокоен. Тамарикс должна узнать, что поместье принадлежит ей. Она должна узнать правду. Ты никогда не будешь по-настоящему счастлив, пока не расскажешь ей!

— И потеряю все, для чего работал все эти годы?

— Тамарикс любит тебя. Она гордится тобой. Она же считает тебя своим братом! Она захочет, чтобы ты жил здесь. Она понимает, что ей не справиться с поместьем без тебя!

— Но оно уже не будет моим! Я не смогу принимать самостоятельные решения и отдавать приказания!

— Она не будет вмешиваться в твои дела!

— А если она выгодно выйдет замуж? Только представь себе Гастона Марчмонта, если бы он был здесь!

— Его уже нет в живых. По-моему, будет правильно, если Тамарикс все узнает, иначе ты никогда не сможешь прямо глядеть ей в глаза!

Криспин решительно отверг мои доводы. Он рассказал мне обо всем, потому что мы договорились не иметь тайн друг от друга. Но все должно остаться между нами. Что толку рассказывать людям эту давнишнюю историю? Что толку обвинять Флору в убийстве?

Бедная Флора! Криспин не допустит, чтобы она предстала перед судом. Вся эта история будет замята. Тамарикс не захочет огласки: снова она оказалась бы в центре скандала, снова обсуждался бы ее несчастный брак…

Бедная Люси… и все мы… Никому не будет от этого ничего хорошего!

Делать было нечего. Убийств" Гастона будет считаться нераскрытым преступлением. Думая об убийце, все будут считать, что это дело рук кого-то из его прошлого, недаром он пользовался дурной репутацией.

Да, делать было нечего, но я продолжала настаивать, что Тамарикс надо все рассказать, потому что нельзя безнаказанно пользоваться тем, что не принадлежит тебе по праву!

Мы говорили всю ночь, и в конце концов я убедила Криспина, что у него нет иного выхода.

Утром он написал Тамарикс.

Ответ мы получили нескоро и, думаю, все это время Криспин был рад, что рассказал мне тайну.

Но хотя он и говорил, что у него камень упал с души, в глазах его виднелась глубокая печаль. Когда он заговаривал о поместье, от меня не ускользала некоторая грусть в его голосе. Мне всячески хотелось утешить его, и иногда я подумывала, что будет, если придется покинуть Сент-Обин?

Какова будет реакция Тамарикс, когда она узнает, что стала единственной владелицей огромного поместья? Будь жив Гастон Марчмонт, он взял бы дело в свои руки — и какой трагедией это обернулось бы для множества людей!

Я часто представляла себе, как Флора берет ружье и стреляет в Гастона. Из-за нее погиб ребенок, но то был необдуманный поступок глупой девчонки. Гастона же она убила совершенно хладнокровно. Ее беспокоила только огласка тайны.

Каждый день мы ждали новостей от Тамарикс. Письма, которые Криспин и тетушка Софи отправили на остров Каскера, наконец, достигли цели, и мы получили ответ. Карла писала, что отец рад счастливому повороту моей судьбы и надеется, что я привезу мужа на остров, чтобы познакомить их.

Наконец, пришло долгожданное письмо от Тамарикс. Оно предназначалось нам обоим и было написано в характерном для Тамарикс легкомысленном тоне.

"Дорогие мои молодожены!

Как вы догадываетесь, я была совершенно ошеломлена, прочитав ваше письмо. Какие невероятные происшествия пережили вы в Харперз-Грине!

Во-первых, я должна сообщить вам самую важную новость. Не думайте, что только вы можете совершать столь важные поступки в жизни, как женитьба! Вы будете удивлены, хотя, вероятно, проницательная Фредерика и могла кое-что заподозрить!

Да, я вышла замуж! Разумеется, за Люка. Теперь я действительно прочно привязана к этой миссии, не правда ли ? После истории с ногой нашего дорогого старины Жако события приняли самый потрясающий поворот. У нас в миссии теперь есть маленькая школа и, хочешь верь — хочешь не верь, мы, с моей дорогой старушкой Мюриэл учим в ней детишек!

Она всерьез забивает их головки всякой чепухой, спасает их души и все такое. Я же стараюсь развеселить их! Они приходят ко мне посмеяться и попеть, и я их люблю всей душой! Смею верить, что это взаимно!

У Люка дела идут прекрасно. Ему удалось организовать при миссии небольшую… как бы это сказать… лечебницу. (Кажется, у нас это называется так). Мюриэл делает большие успехи в лечении туземцев, а Джон и Люк по мере сил и знаний помогают ей. И даже ко мне иногда обращаются за некоторыми советами! Излечение ноги Жако сделало его местной знаменитостью.

Часто у нас бывает и Том Холлоуэй. Мы все очень довольны делами миссии.

Что же касается твоего рассказа, Криспин, я просто потрясена! Получается, что ты мне не брат? Если честно говорить, я нередко удивлялась, что у меня такой достойный брат, так непохожий на меня! Но эта новость ровным счетом ничего не меняет! Я всем сердцем люблю тебя и Фредерику!

А вот история с Флорой и младенцем напоминает самые невероятные либо библейские, либо шекспировские сюжеты… все эти подмены… тайны…

Невозможно даже представить, чтобы такое могло случиться в наше время, да еще в таком захолустье, как Харперз-Грин! Жизнь годами скучно текла своим обычным руслом, и вдруг разворачивается такая драма!

Итак, Сент-Обин мой? Ну и что же я должна с ним делать? Криспин, ты можешь представить меня обходящей поместье, встречающейся с арендаторами, обсуждающей с ними проблемы урожаев, прохудившихся крыш и коровников?

Дорогой мой «бывший» брат! Пожалуйста, не покидай меня! Не бросай поместье и не уезжай с молодой женой на край света! Оставайся на том месте, которому ты принадлежишь, хотя должна заметить, было бы очень мило, если бы вы навестили нас на острове Каскера. Я знаю, Фред, твоему отцу это будет очень приятно, дай я бы с удовольствием похвасталась вам, как мы преобразили миссию. Мы собираемся построить здесь новый дом. Я помогаю тем, что взяла на себя часть расходов, но моему дорогому старине Люку это не очень нравится. Ему бы не хотелось иметь богатую жену! Он считает, что я и так достаточно богата, и это его совершенно не интересует! Он просто хочет, чтобы я была всегда рядом с ним. Разумеется, он совершенно не от мира сего, но очень ласков и мил! Ну, Фред, ты же знаешь Люка!

А теперь, Криспин, пожалуйста, сделай все, чтобы в поместье ничего не изменилось. Поместье твое, Криспин! Всем нам известно, что без тебя оно бы погибло. Люк говорит, что мы не должны строить здесь себе пышные хоромы! Дома, предназначенные для миссии, строятся не так. Они строятся на доверии, вере и понимании. Ты знаешь его, Фред, так что поймешь, что я имею в виду.

Я положила письмо на стол, а Криспин произнес:

— Признаться, я этого не ожидал. Она отнеслась к новости так легкомысленно, как будто все это не имеет для нее никакого значения!

— Для нее имеет значение только ее новая жизнь! С ней рядом Люк, а он — удивительный человек! Так пусть же все будет по-прежнему!

— А что же в будущем? Поместье же не мое!

— Криспин! Оно никогда и не было твоим!

— А если она передумает? Ты думаешь, она будет долго поглощена работой в миссии? Ты же знаешь Тамарикс! Ее увлечения быстро проходят!

Это была святая правда.

Криспин продолжил:

— А если она поймет, что значит для нее это поместье, кто знает, как она поступит? Предположим, она вернется и захочет стать здесь полной хозяйкой?

— Ты хочешь сказать, выгонит нас? Да как она сможет это сделать? Она же понятия не имеет, что значит управлять таким огромным поместьем!

— А если ей надоест этот ее святой муж? Предположим.

— Разумеется, все может быть.

— И что же тогда?

— Криспин, — сказала я. — Мы будем всегда вместе, а для нас это самое главное на свете. Я верю, Тамарикс учится любить, так как никогда раньше не любила. Ты бы видел, как она переменилась! Это уже не та наивная девочка, которую обманул Гастон Марчмонт. Да, я уверена, она постепенно с помощью Люка узнает, что самое важное в жизни!

— Как и я? — спросил он.

— Да, Криспин, — ответила я, — как и ты! Криспин вдруг улыбнулся. Казалось, он помолодел и стал похожим на того Криспина, каким я его видела во время нашего медового месяца, когда он верил, что тайна его рождения никогда не будет раскрыта. Но, если и тогда временами в его глазах проскальзывал страх, то теперь он полностью освободился от него!

Это случилось ночью. Проснувшись от какого-то странного шума, я выглянула в окно и увидела в небе зловещее зарево. Я вскочила с постели и разбудила Криспина.

— Что-то горит! — воскликнул он.

Мы быстро оделись и спустились вниз, где уже собрались некоторые из слуг. Увидев, откуда поднимается дым, я немедленно подумала о сестрах Лейн. Мы помчались к их коттеджу и увидели охваченный огнем Дом Семи Сорок.

Люси была на улице. Она подбежала к Криспину и истерически зарыдала в его объятиях.

Пожар был в самом разгаре: слышался треск горящего дерева, языки огня лизали стены, с грохотом рушилась кровля.

Люси рыдала. Она снова и снова повторяла имя Флоры. Я поняла, что Флора погибла… Оказалось, что она выбросилась в сад из окна спальни, и ее истерзанное тело нашли возле тутового кустарника.

Эту ночь мне никогда не забыть! В моей памяти остались смутные воспоминания о людях, суетящихся вокруг горящего дома .в попытках потушить огонь.

О причине происшествия ходило много слухов. Флора Лейн всегда была странной. Она могла оставить горящую свечу, а та могла упасть и вызвать пожар. Она, бедняга, наверное выпрыгнула из окна, хотя легко могла спуститься по лестнице, как это сделала Люси. Бедная, глупая, безумная Флора! Все считали, что так все и произошло!

Я же в глубине души была уверена, что Флора поняла, наконец, что совершила два убийства и просто не могла больше жить. Я считала, что она сама подожгла детскую и выпрыгнула из окна, чтобы представить свою смерть несчастным случаем. Она выдала тайну Гастону Марчмонту и не верила, что может дальше жить.

Мы взяли Люси в Сент-Обин. Хоть она и приняла наше предложение, но очень хотела иметь свой домик. Криспин нашел пустующий коттедж неподалеку от нас. Раньше там жила вдова одного из рабочих поместья, но месяца три назад она умерла.

После смерти Флоры и.моего замужества отношение Люси ко мне резко изменилось. Мы часто и подолгу разговаривали с ней, и у меня уже не складывалось впечатление, что она хочет поскорее избавиться от меня. Можно сказать, что мы даже подружились. Она была матерью моего мужа, и я понимала, с какой тяжестью на душе она жила все эти годы. Люси столько лет заполняла свое время уходом за Флорой, что теперь в ее жизни образовалась пустота. Она объясняла мне все это, как бы извиняясь за свое отношение ко мне в прошлом. Я помнила ее первые реплики, тревожные взгляды, ее постоянное безразличное «это мило», нескрываемое желание отделаться от меня, потому что я проявляла слишком много детского любопытства, которое могло привести к беде.

Но теперь мы стали друзьями.

Она как-то сказала мне:

— Я рада, что буду жить поблизости от вас!

— Криспин тоже этого хочет.

— Он всегда был так добр ко мне… Даже до того, как узнал…

Однажды она заявила:

— Я никогда не жалела, что он есть у меня!

— Понимаю.

— Мы должны быть друзьями! Я родила его и вырастила, а вы сделали его очень счастливым. В нем смысл моей жизни с того самого момента, когда он появился на свет. Я поступила дурно, но это было единственным выходом в нашем бедственном положении, а он от этого только выиграл!

— Понимаю! — ответила я.

От Тамарикс пришло еще одно письмо. Миссия процветала, превосходя самые дерзкие мечты. Ей хотелось, чтобы мы приехали навестить их.

Люси каждое воскресенье из церкви ходила на могилу Флоры. Иногда мы присоединялись к ней и потом шли в ее новый дом, чтобы побыть с ней несколько часов.

Однажды мы с Криспином подъехали к развалинам сгоревшего коттеджа. Я не могла смотреть на это пепелище без содрогания. Даже при солнечном свете оно имело какой-то призрачный вид.

— Пора построить здесь новый дом, — заявил Криспин с присущей ему практичностью. — Пойдем, взглянем на эти развалины. На следующей неделе можно было бы приступить к расчистке, у строителей сейчас не так много работы!

Мы привязали лошадей к сохранившемуся столбу от ворот и прошли по саду, в котором обычно сидела Флора со своей куклой, глядя на тутовый куст.

— Осторожно, — предупредил меня Криспин, когда мы вошли. Когда-то это было уютным домом. Он взял меня за руку и, крепко держа, провел туда, где была кухня. Большая часть стены была разрушена.

— Эту груду легко расчистить, — сказал он.

Мы подошли к лестнице, уцелевшей от пожара.

— Крепкая, — произнес Криспин. — Хорошая была лестница.

Мы осторожно поднялись наверх. Половины крыши не было, а в воздухе все еще стоял терпкий запах гари. Я разглядывала обгоревшие доски и опаленные кирпичи. Вдруг мой взгляд задержался на ней… Она лежала на полу…

Я подняла ее. Стекло было разбито, и осколки упали, когда я дотронулась до картинки. На меня смотрели семь сорок… Картинка была измазана сажей, а бумага отсырела и приобрела коричневый цвет.

Я положила рамку на пол.

— Что это такое? — спросил Криспин.

— Это картинка Флоры, Люси вставила ее в рамку. Семь сорок — для того, чтобы тайна никогда не была раскрыта…

Криспин смотрел на меня, читая мои мысли, пока я рвала бумагу на мелкие кусочки. Там, где когда-то была крыша, дул легкий ветерок. Я подбросила обрывки в воздух, и ветерок унес вдаль остатки злополучной картинки.

1

Левиндер-Хаус — лавандовый дом.

2

Перевод С.Я. Маршака.