Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Принц-странник (Любовь у подножия трона - 1)

ModernLib.Net / Любовь и эротика / Холт Виктория / Принц-странник (Любовь у подножия трона - 1) - Чтение (стр. 12)
Автор: Холт Виктория
Жанр: Любовь и эротика

 

 


      - Король...
      - Он недолго будет оставаться в Кельне.
      - Да, - уныло сказала Люси. - Уедет и заберет с собой самых галантных джентльменов.
      - Поезжайте в Лондон, - сказал канцлер. - Там вы будете счастливее, и однажды, будем надеяться, все ваши здешние друзья присоединятся к вам. Что скажете? Четыреста фунтов в год и ручательство короля. Переезд вам устроят. Так что скажете, госпожа Барлоу?
      - Я обдумаю ваше предложение. Он взял ее руку и нагнулся к ней.
      - Прислуга проводит вас, - сказала она. Когда канцлер ушел, она подозвала Энн Хилл.
      - Энн, - сказала она, - расскажи мне о Лондоне. Расскажи так, как ты это умеешь. Садись вот здесь на постели, поудобнее. Так, значит, тебе хочется поехать в Лондон, Энн? Тебе хочется домой?
      Энн по-прежнему стояла, остолбеневшая. Она, казалось, ощущала кожей сырость воздуха, когда туман клубится над Темзой, слышала шум улиц, видела молочниц, бредущих по булыжной мостовой, различала остроконечные шпили ранним летним утром. И, наблюдая за ней, Люси почувствовала, как ее охватывает волнение.
      ***
      В Пале-Рояле Генриетта-Мария и ее дочь ожидали приезда принцессы Оранской. Королева была в более приподнятом настроении, чем обычно в последнее время; французская королевская семья, по-прежнему пренебрегавшая королеввй-изгнанницей и ее дочерью, тем не менее готовила грандиозный прием для Мэри Оранской.
      - Это честь, которая не может оставить нас равнодушными, - сказала Генриетта-Мария дочери. - Король, королева и месье выехали навстречу Мэри в Сен-Дени.
      - Эта честь оказывается Голландии, а не нам, мама, - возразила Генриетта.
      - Она, оказывается Мэри, а Мэри - одна из нас. О, хотела бы я знать, как там она. Бедная Мэри! Я хорошо помню ее обручение. Ей тогда было всего десять лет, и она венчалась с принцем в часовне в Уайтхолле, ему тогда едва исполнилось одиннадцать, совсем еще мальчуган. Это случилось тогда, когда твой отец вынужден был подписать смертный приговор лорду Страффорду, а на следующий день после свадьбы толпы бунтовщиков ринулись в Вестминстерское аббатство и...
      - Мама, пожалуйста, не надо о прошлом. Думай о том, что происходит сегодня, о приезде Мэри. Это тебя развеселит.
      - Да, конечно, это развеселит меня. Какая радость увидеть ее опять, мою маленькую девочку. Такая молодая, а уже вдова! Боже, сколько же еще напастей обрушится на нашу семью?
      - Но теперь нас ожидает радостное событие, мама. Еще немного, и Мэри будет с нами, и я уверена, что ее приезд прибавит нам счастья.
      - Но она венчалась по протестантскому обряду, - Генриетта-Мария нахмурилась.
      - Пожалуйста, мама, не надо об этом. Мы будем все вместе... Давай радоваться этому!
      Послышались крики и радостный гвалт. Появилась кавалькада.
      Мэри скакала между Людовиком и королевой Анной; Филипп скакал по левую руку от брата. Это была действительно королевская встреча, и организована она была для Мэри.
      Из-за всех этих церемоний Генриетта видела сестру главным образом издалека, но между балами и маскарадами, которые царствующая семья Франции устраивала для гостьи, у сестер было время поближе познакомиться друг с другом.
      Генриетта убедилась, что Мэри на редкость душевна и сердечна и рада вновь оказаться с родными. Своей веселостью и способностью в любой ситуации шутить она напомнила Генриетте Чарлза. Мэри без конца говорила о своем маленьком сыне, которому исполнилось пять лет, о мальчугане Вильгельме-Уильяме Оранском, очередном Вильгельме Голландском, с грустью вспоминала мужа. Как она призналась Генриетте наедине, она сначала не хотела выходить за него замуж.
      - Я была еще моложе тебя, Генриетта, подумай только об этом! Впрочем, он был перепуган не меньше меня, потому что был еще более ,робким. А вскоре мы научились любить друг друга. А потом он умер от этого ужасного сифилиса. Какое это было потрясение для меня, Генриетта! Больше, чем что-либо другое в мире! Я лишилась возможности давать приют братьям, как делала до сих пор, более того, я потеряла мужа и защитника, отца моего маленького Вильгельма Голландского.
      Генриетта плакала над горестями сестры, но гораздо чаще она имела возможность наслаждаться ее шутками и смехом.
      Что ни день для Мэри устраивались празднества. Через два дня по ее приезду бал в честь нее дал даже юный Филипп. Бал был назначен в Саль-де-Гард, и Филипп лично следил за тем, чтобы освещение было наилучшим. В пышно украшенном зале король Людовик открыл бал танцем с Генриеттой. Мэри не могла танцевать, поскольку этикет, тщательно соблюдаемый Анной Австрийской, запрещал вдовам танцевать на официальных балах, только на вечеринках частного характера.
      Людовик специально для нее поставил балет по мотивам сюжета о Психее, и никогда, по утверждению двора, король не танцевал с большим совершенством. Канцлер Сегье также дал в честь нее праздник, и галереи, которые дели в большую залу, были освещены тремястами факелами. Даже мадемуазель, отлученная от двора, пригласила принцессу Саранскую в свою загородную резиденцию в Шайо, где попыталась всех удивить великолепием приема. Украшенная бриллиантами, мадемуазель была блистательна.
      - О, Генриетта, - сказала она кузине, - какая же ты худенькая. Ты, наверное, устала с непривычки от всех этих развлечений. Тебе скорее всего несладко в Коломбо, Шайо и Пале-Рояле.
      - Вероятно, как вам за пределами Парижа, мадемуазель.
      - О, я-то умею утешать себя. У меня здесь свой двор, как ты видишь, и я слышала, что скоро меня пригласят вернуться ко двору, что я с радостью и сделаю.
      - Я рада за вас, мадемуазель, - сказала Генриетта. - Я понимаю, как это несладко, ощущать на себе неудовольствие короля.
      - Не короля, а его матери. Какие бриллианты у твоей сестры! Они дадут сто очков вперед всему, что я до сих пор видела. Да, Генриетта, мне нужно кое-что сказать вам. Вам не следует идти на ужин впереди меня, мне принадлежит первенство перед вами.
      - Моя мать говорит иначе, и вы не можете не знать, как важно соблюдать очередность в процессии.
      - В былые времена короли Шотландии уступали место королям Франции. Ваш брат, имей он корону, был бы королем шотландцев, не так ли?
      - И англичан, мадемуазель.
      - Моя дорогая Генриетта, вам действительно следует уступить мне право идти на ужин впереди вас.
      - Мать никогда не позволила бы мне этого. Так же, как и королева Анна.
      Мадемуазель недовольно скривилась.
      - Какая ерунда, - сказала она. - Сколько шума из-за сущих пустяков. Королева придаст слишком большое значение этому вопросу. Ладно, посмотрим, чья возьмет. Заметьте, что я бы совсем иначе смотрела на этот вопрос, будь ваш брат фактическим королем.
      - Для французского двора он остается королем.
      - В последнее время я начала в этом сомневаться. Но хватит об этом. Веселитесь, Генриетта. Мое бедное дитя, вы, вероятно, околдованы этим празднеством. Вам ведь приходится бывать только на частных приемах в Лувре, так ведь?
      Мадемуазель оставила Генриетту и вернулась к обязанностям хозяйки.
      - Как вам нравится французский двор, мадам?
      - Я влюблена во французский двор, - ответила Мэри.
      - Он очень отличается от голландского, не правда ли?
      - О, разумеется! Возможно, по этой причине я так страстно влюбилась в него.
      - Вам не нравится голландский двор?
      - Поделюсь с вами своей мечтой, мадемуазель: как только мой брат восстановит свой трон, я перееду жить к нему.
      - Ага! И когда же это произойдет?
      - Каждую ночь я молю Бога, чтобы это произошло как можно скорее, - сказала Мэри страстно.
      - Вы полагаете, что уживетесь с Чарлзом?
      - С Чарлзом сможет ужиться любая женщина. В повседневной жизни он очень добросердечный человек.
      Генриетта-Мария уловила, что речь идет о сыне, и глаза ее азартно вспыхнули. Мадемуазель, даже находясь в опале, все еще оставалась богатейшей наследницей Европы, а бедняга Чарлз так нуждался в деньгах!
      - Ах, - сказала она, - я слышу, вы говорите о бедном короле Англии? Так вы хотите узнать, как у него дела, мадемуазель?
      - Ваше величество читает мои мысли, - с холодной усмешкой сказала мадемуазель.
      - Он, бедный дурачок, не перестает любить вас, - сказала Генриетта-Мария.
      - Но он же истинный мудрец, - сказала мадемуазель, - поскольку не мешает чувству, о котором вы сказали, затмить его интерес к остальным женщинам.
      - Он просил меня передать, что сожалеет об обстоятельствах, которые помешали ему перед отъездом из Франции попрощаться с вами. Эх, мадемуазель, если бы вы были замужем, вы бы давно стали хозяйкой собственной судьбы.
      - Но и тогда бы король не отказался ни от одной из своих привычек!
      - Вы бы делали все, что пожелаете. Его сестра, кажется, только что говорила вам о его мягком, сердечном характере. С ним просто невозможно поссориться!
      - Значит, вы, мадам, достигли невозможного!
      - Это потому, что он переживает из-за нашей ссоры. Если вы выйдете за него замуж, к нему вернется его обычное настроение и он помирится со мной.
      - Если король не может найти общий язык с вами, мадам, вряд ли он сможет найти его со мной.
      Сверкающие глаза мадемуазель устремились на Людовика, который начинал танцы. Генриетта-Мария проследила за ее взглядом. Она с трудом сдержала раздражение. Это же просто смешно! Мадемуазель была старше короля Франции на одиннадцать лет! То ли дело ее Генриетта!..
      Генриетта-Мария поняла, что придется отложить в долгий ящик свое заветное желание - женить Чарлза на мадемуазель, как застопорились ее мечты в отношении Генриетты и Людовика. Зато рядом была Мэри, ее старшая дочь, такая же дружелюбная, как и ее брат, стремящаяся во всем жить в согласии с родными. Каждый день дочь посещала англиканскую церковь, но, может быть, Генриетте-Марии удастся спасти для будущей жизни еще одну заблудшую душу?
      - Доченька, дорогая, - сказала она. - Я попрошу тебя завтра утром нанести вместе со мной визит в Шайо. Я уверена, что отдых в успокаивающей атмосфере этого места придаст тебе новые силы.
      Мэри усмехнулась. Чарлз не ошибался в отношении матери, подумала она. Она была безупречной матерью до того момента, когда дети подчинялись ей. Но, твердо подумала Мэри, меня ей обратить в католичество не удастся.
      - Да, мама, - сказала она. - Я с удовольствием съезжу в Шайо, но на мессу там не останусь. Мне в это время надо посетить англиканскую церковь.
      Генриетта-Мария нахмурилась.
      - Не следует закрывать от доброго совета уши и сердце, Мэри. Следует выслушать обе стороны.
      - Это верно, мама. Поэтому, я надеюсь, ты посетишь со мной англиканскую церковь после того, как мы нанесем визит в Шайо.
      - Это абсолютно невозможно!
      Все тело Генриетты-Марии, казалось, ощетинилось от оскорбления. Глаза наполнились слезами.
      - Не перестаю думать, что, будь отец жив, все бы шло по-другому, - сказала она.
      Мэри ощутила острую жалость к ней. Бедная мама, подумала она. Как это грустно! Потерять мужа, которого очень любишь, а потом без конца упрекать себя за то, что невольно приблизила его ужасный конец. Вот отчего она с таким исступлением лелеет свое горе. Все ее дети стали разочарованием ее жизни: Чарлз в ссоре с ней; Генри она поклялась никогда больше не видеть; Джеймс, ее любимчик, станет для нее очередной головной болью, так как его властно прибрала к рукам при первой же встрече Энн Хайд, дочь королевского канцлера. Что скажет мать в случае брака сына с дочерью канцлера-пуританина? Впрочем, до этого еще может быть и не дойдет, и остается надеяться, что она не отречется от Джеймса, как сделала это в отношении Генри. Я разочаровываю ее своим нежеланием обращаться в католичество. Нет сомнения в одном: маленькую сестренку она обожает. Похоже, Генриетта - единственная из людей, кто вообще способен нравиться ей. Представляю ее действия: откуда-то из-под земли появятся отец Сиприен и аббат Монтагю и возьмутся за меня. Дорогая мама, прости, но я не могу изменить своей вере, даже ради тебя.
      Но эти аргументы так и не пришлось использовать: через несколько дней пришло известие о болезни маленького Вильгельма Голландского, опасались черной оспы.
      Вне себя от горя Мэри без промедления отправилась в Голландию.
      ***
      Чарлз скакал в Бреду. Кто знает, как долго он там пробудет? Шесть лет минуло с того времени, когда его нога ступала по земле Англии, а сколько еще лет предстоит пробыть в изгнании? За это время он привык блуждать в мире фантазий и строить планы, которым не суждено осуществиться. "Мне так мало везло со времени сражения у Вустера, - говорил он своим друзьям, - что я ныне ни на что уже не рассчитываю".
      Он простился с Люси и сыном: теперь они будут в Лондоне, и ему хотелось верить, что они там будут прилично питаться. Что Люси везде будет чувствовать себя хорошо благодаря своим вездесущим любовникам, заботящимся о ней, он не сомневался, зато не имел представления, как будет платить ей обещанные четыреста фунтов в год. Его кошелек был пуст. "Я щедрый мужчина, - часто говорил он. - Я люблю одаривать, и если даже единственное, что я могу дать, это красивые, но беспочвенные обещания, мне их следует раздавать".
      Печальная Люси попрощалась с ним и остальными - она их всех покидала. Чарлз подержал на руках маленького Джимми. Он очень любил мальчугана. Будь это сын его и мадемуазель, или Гортензии Манчини, или успевшей овдоветь герцогини Шатийонской - любой женщины, на которой он мог в своем положении жениться, его радости и удовлетворению не было бы предела. Какая жалость, что такому чудесному пареньку, как Джимми, суждено до конца жизни оставаться бастардом.
      - Что ты будешь делать в Лондоне, Джимми? - спросил он.
      - Сражаться за короля! - твердо ответил мальчик.
      - О, мой дорогой мальчик! Лучше было бы для тебя держать свои чувства за семью замками.
      - Я сумею распорядиться моим мечом, папа. Смерть!., смерть!., смерть!.. Я отрублю Кромвелю голову.
      - Позаботься лучше о себе, малыш. Это будет лучшая служба королю, которую ты можешь сослужить.
      Джимми не слушал. Он стиснул в пальцах меч и думал о том, что будет делать в Лондоне.
      - Тебе придется обуздать нашего маленького роялиста, Люси, - сказал Чарлз. - Боюсь, мы были слишком откровенны в его присутствии.
      И вот они уехали, а он скачет в Бреду. В маленьком городке к нему присоединилась сестра Мэри.
      Она покинула французский двор в отчаянии от известия о болезни сына. Но теперь она получила радостную новость: ее маленький сын уже выздоравливает, и подозрения на оспу, к ее величайшему счастью, не подтвердились.
      Освободившись от страха за жизнь ребенка, Мэри вновь была весела. Она заявила, что не может проехать мимо Бреды, не повидавшись с любимым братом.
      Они крепко обнялись, и он заставил ее подробно рассказать о впечатлениях от посещения французского двора. В особенности его интересовали новости о Минетте.
      - Интересно, кто кого любит больше, она тебя или ты ее? - сказала Мэри.
      - Расскажи, у нее все в порядке?
      - Да, она очаровательный ребенок, только растет слишком быстро и жизнь при дворе для нее и для матери складывается не слишком-то счастливо. Особенно старается добавить перчику мадемуазель: при каждой встрече она пытается утвердить свое превосходство и права на первенство.
      - Узнаю мадемуазель!
      - Я думала, ты собираешься на ней жениться.
      - Ты знаешь, это мамина мечта. Что касается меня, я бы женился на ней, при наличии у нее ответного желания. Никаких чувств к ней я не питаю, но она занимает слишком высокое положение, чтобы отворачиваться от такой невесты.
      - Бедный Чарлз! Твой кошелек совсем пуст!
      - Почти что.
      - Я привезла тебе двадцать тысяч пистолей.
      - Мэри, ты ангел! Однажды я верну тебе, обещаю. - Он смущенно засмеялся. Все, что я могу положить сегодня к твоим ногам, - это обещания и авансы.
      - Однажды ты станешь королем Англии, я в этом не сомневаюсь, Чарлз. Англичанам в тягость пуританские нравы. Ведь в каком они положении? Не мне тебе объяснять, как любят они веселиться. А что сейчас? Театры закрыты, никто не поет, никто не танцует, остается созерцать собственные грехи и вымаливать их прощение. Ни англичанин, ни англичанка такого вытерпеть не в силах, они ведь больше всего на свете любят развлечения и зрелища! Скоро им приестся вся эта пуританская тоска: однажды они решили, что не будут терпеть католических правителей, придет время, и они точно так же сметут пуританизм. Англичанам не нравится, когда религию смешивают с развлечением.
      - Начинаю понимать, - сказал Чарлз, - что всю жизнь я себя вел как образцовый англичанин.
      - Ну, разумеется! И скоро вся Англия осознает это, и тогда она будет умолять тебя вернуться. Именно так: встанут на колени и будут умолять вернуться.
      - Им не придется делать этого. Им достаточно поманить пальцем, бросить приветливую улыбку бедному Карлу Стюарту, и он сию же секунду окажется целиком и полностью к их услугам. Давай теперь поговорим о родных. Мы ведь так редко встречаемся.
      - Право, я предпочла бы более легкий предмет для беседы. Я немного расстроена из-за Джеймса и Энн Хайд. Думаю, я брала ее с собой в последний раз.
      - Джеймс?.. И Энн Хайд?
      - У него фантазии в ее адрес. Она хорошая девочка, Чарлз.
      - А Джеймс... Он не так хорош? Мэри вздохнула.
      - Я думаю только, что скажет по этому поводу мама.
      - Бедная мама! Не хватало, чтобы она зареклась видеть еще одного своего сына.
      - Она питает такие честолюбивые планы в отношении вас. При мне она шагу не давала ступить мадемуазель, пытаясь склонить ее выйти за тебя замуж.
      Чарлз застонал.
      - Нет! Только не это!
      - Ответы мадемуазель были крайне двусмысленны и многозначительны. Чарлз, мне кажется, тебе нужно хоть немного вскружить ей голову... Быть может, она и выйдет за тебя, когда ты вернешь себе трон.
      - Имеются сотни женщин, желающих выйти замуж за короля Англии, Мэри. Но рассуждая о Чарлзе-изгнаннике, они почему-то находят его непривлекательным парнем.
      - Не правда, - сказала Мэри нежно. - Даже с пустым кошельком и дырявыми карманами ты - самый обаятельный мужчина в Европе. Единственное препятствие, которое мешает мадемуазель принять твою руку и сердце - ее гордыня.
      - Верно! И я благодарен, что ее гордыня защищает меня от нее.
      - И, конечно же, мама мечтает о браке Людовика с Генриеттой.
      - Вот это было бы славно. Это и моя заветная мечта. Дорогая, бесценная Минетта и король Франции! Как ты думаешь, хочет ли она сама этого? Мне бы так не хотелось видеть ее несчастливой.
      - Людовик великолепен, он само телесное совершенство, хотя, возможно, несколько глуповат по меркам Стюартов. - Они вместе засмеялись. - Но прекрасен и не лишен сердечности. Думаю, Генриетта любит его. Она сравнивает его с тобою. Во всяком случае, когда она говорит о ком-то из вас, у нее одинаково перехватывает дыхание. В ее глазах - ты совершенство. Я ей говорю: "Как блестяще танцует Людовик!", а она мне: "Но не так хорошо, как Чарлз!" Я говорю: "Людовик, без сомнения, самый привлекательный мужчина Европы!", а она:
      "Возможно, я не судья, но у него нет ума Чарлза". И так везде и всегда, на каждом шагу Чарлз и только Чарлз.
      - Милая Минетта! Я напишу ей и побраню за то, что она меня любит слишком сильно. Впрочем, едва ли она любит меня больше, чем я ее. Если мне суждено стать королем, я перевезу всю родню домой, чтобы все мы были вместе. Вот к этому я стремлюсь больше всего.
      - Но, - задумчиво сказала Мэри, - сомневаюсь, чтобы на нее не подействовали чары Людовика. Думаю, она все же влюблена в него. Он очаровательный парень и у него хороший характер. Такое впечатление, что он не покупается на лесть и всегда делает то, что считает нужным.
      - Сомневаюсь, что он женится на Генриетте, пока я в роли изгнанника. Ах, Мэри! Если я вернусь на трон, какие грандиозные изменения произойдут!
      Вот тут уж без всяких сомнений моя маленькая Минетта станет королевой Франции! Каким замечательным событием для обеих наших стран это будет! Какой альянс! Я полюблю Францию еще больше, если ее королевой будет Минетта!
      - А королевой Англии - мадемуазель!..
      - О, вот в этом я сомневаюсь. Очень сомневаюсь! Существует одно серьезное препятствие, мешающее нам соединить руки у алтаря. Пока я в изгнании, она не выйдет за меня замуж, а когда я верну себе корону, я не возьму ее в жены. А теперь давай выпьем за будущее. Будем надеяться, что наши мечты сбудутся.
      - Первым нашим шагом будет восстановление престола в Англии.
      - Первым шагом! Шутка сказать! Хотя кто знает, может быть, однажды это и осуществится.
      ***
      По возвращении в Лондон Люси обнаружила, что за ее отсутствие город неузнаваемо изменился.
      Люди теперь одевались в серую одежду и сами выглядели серыми, угрюмыми и подавленными, либо источали бесконечное и непереносимое самодовольство. Уличные певцы куда-то исчезли, не было больше стихийных карнавальных шествий, столь обычных в былые годы. Одни только публичные дома по-прежнему процветали, и их обитательницы по-прежнему щебетали из раскрытых окон, переговариваясь друг с другом.
      Люси нашла комнату над цирюльней невдалеке от Сомерсет Хауса. Цирюльник с радостью пустил к себе госпожу Барлоу, как она назвалась. О ее связи с королем, о том, что кареглазый мальчуган - сын Чарлза, никто не знал. О детях заботилась Энн Хилл, и она рассказала хозяину, что ее хозяйка настоящая леди, которая жила за границей и давно мечтала вернуться в родные места.
      У них оставались кое-какие деньги, и несколько дней Люси могла лежать в комнате, глядя на улицу, но вскоре она вновь ощутила потребность в любовнике.
      Каждый день Энн открывала новые и новые перемены, происшедшие с Лондоном. Таверны оказались закрытыми, травля быков собаками запрещена, парки, исключая Малберри-гарден, не работали, давно уже не проводились в церквях рождественские богослужения, не устраивались танцы на улицах в день первого мая.
      - Зачем мы вернулись? - стонала Люси. - В Кельне и Гааге было в сто раз веселее!
      Через несколько дней после приезда она тщательно оделась и выбралась на улицу. Все смотрели на нее, настолько она отличалась от других женщин и казалась иностранкой. Вскоре она нашла и любовника - высокопоставленного офицера - "железнобокого" из конницы Кромвеля, но связь с ним ее не удовлетворила. Сознавая греховность своего деяния, он проскальзывал в цирюльню с наступлением сумерек, занимался любовью под покровом темноты и покидал ее еще до рассвета. Люси была хороша собой и полагала, что красоту не следует прятать под покровом ночи, и все больше убеждалась, что напрасно вернулась в Лондон.
      В конце концов она заявила любовнику, что сыта по горло его осторожностью и постоянным страхом за совершаемый грех. После этого у нее вошли в привычку прогулки по Малберри-гарден: парк был, конечно, не тот, что раньше, но все же оставался местом, где можно посидеть, полюбоваться ландшафтом, подышать воздухом под деревьями и, при случае, поймать любовника.
      Ей не удалось найти любовника в Малберри-гарден, но однажды к столику, за которым она сидела, подошла женщина с явным намерением присоединиться к ней.
      - Я увидела, как вы сидите здесь, - сказала она, - и мне захотелось присоединиться к вашему обществу. В наши дни редко можно встретить в Малберри-гарден такую леди, как вы.
      - Ох уж эти дни! - опрометчиво сказала Люси. - В былое время все здесь было по-другому.
      - Вот и я про то же! - обрадовалась ее собеседница. - Былые денечки! Неужели они так никогда и не вернутся, как вы полагаете?
      - А вам бы хотелось, чтобы они вернулись?
      - А кто бы не хотел? Я так любила развлечься, повеселиться. А теперь ничего этого нет, одни молитвенные собрания день за днем, все дни напролет. Вы бы не хотели закусить со мной?
      - Спасибо, - сказала Люси, обрадованная неожиданному обществу.
      Женщина была одета скорее броско и совершенно не походила на пуританку. Они ели пирог с мясом, запивая его рейнским.
      - Вы чудесная женщина, - сказала Люси новая подруга.
      Люси улыбнулась, оценив комплимент.
      - И, ручаюсь, пользуетесь успехом среди мужчин.
      - Разве они еще не все покинули этот город? - с иронией спросила Люси.
      - Нет. Далеко не все. Они время от времени навещают мой дом возле Ковент-гарден. Вы обязательно должны навестить нас.
      - С удовольствием!
      - А почему бы не пойти прямо сейчас?
      - Я с семьей, и меня будут ждать.
      - Семья? Вы не шутите?
      - Сын и дочь. Я оставила их с прислугой.
      - А где вы живете?
      - У Сомерсет Хауз, над цирюльней.
      - Нелегко найти достойную квартиру для такой леди, как вы!
      - О, я довольна своей квартирой, смею вас заверить!
      - Догадываюсь.
      - Зато вы ни за что не догадаетесь, где я проживала еще недавно!
      - Вы жили за границей?
      - Да. В Гааге, в Париже и в Кельне.
      - Там были другие англичане, не так ли?
      - Вы угадали.
      - Настоящие джентльмены, я в этом уверена.
      - И какие джентльмены, вы рот раскроете, если узнаете!
      - Меня ничто не удивит, если речь идет о такой прекрасной женщине, как вы.
      - Вы очень любезны.
      - Всего лишь правдива. - Женщина подняла стакан и сказала:
      - Пью за здоровье того, чье имя не может быть здесь произнесено!
      Люси осушила свой стакан, и слезы показались на ее глазах.
      - Храни его Бог! - сказала она.
      - Вы говорите с таким чувством, мадам...
      - Еще бы: на свете нет равного ему, никого, вообще никого!..
      - Вы были знакомы с ним?.. И в Гааге, и в Париже?..
      - Еще бы!..
      Женщина покачала головой и сказала:
      - Никому другому об этом не рассказывайте. Это небезопасно для вас.
      - Спасибо. Вы правильно сделали, что напомнили мне об этом.
      - Хорошо иметь подругу. Надеюсь, мы еще встретимся. Мы обязательно должны встретиться снова. Вы посетите мой дом завтра?
      - Если это не будет обременительно для вас.
      - Конечно же, приходите! Завтра вечером, к примеру. Мы всласть повеселимся! Как вас зовут?
      - Барлоу. Госпожа Барлоу.
      - Госпожа Барлоу, надеюсь, мы будем отныне подругами. Мне кажется, мы с вами самой судьбой сведены в этом угрюмом городе. Меня зовут Дженни. Так меня и зовите: Дженни. Это звучит более приятельски.
      - А меня зовите Люси.
      - Люси! Какое милое имя, и вы так славно говорили со мной! Немножко не по-лондонски.
      - Да, потому что я родом из Уэльса.
      - Барлоу! Это валлийская фамилия?
      - Да. Точно так же, как и Уотер - моя девичья фамилия.
      - Уотер, вы говорите?..
      - Да. Это моя фамилия до замужества за мистера Барлоу.
      - Люси Уотер, только что приехавшая из Гааги... Вы придете ко мне завтра, а уж я подготовлюсь к вашему визиту.
      Люси вернулась домой, ни о чем дурном не думая. Что ж, завтра она пойдет к Дженни. Будет занятно провести время в веселой компании!
      Люси провела в гостях веселый вечер. Наутро она проснулась в чужой спальне и, открыв глаза, слегка смутилась.
      Энн, конечно же, поймет, что она осталась на ночь, и не станет искать ее по улицам в поздний час, так что дети будут под присмотром, и за это нечего беспокоиться. А вот любовник, с которым она провела ночь, не вполне устроил ее. Ему не хватало приятных манер джентльменов двора, и вообще он был груб с ней этой ночью.
      Вторым, еще более неприятным открытием, было то, что дом Дженни оказался ничем иным как обычным публичным домом. Она начинала осознавать это вскоре по приходу, но к тому времени уже слишком много выпила и чувствовала себя слишком расслабленной, ну и, конечно, было бы не очень вежливо - взять и уйти.
      Лежа в постели, она думала, что любовник ей не понравился, и сама любовь, как ее понимали в заведении Дженни, была совсем иного рода, чем та, которой она наслаждалась в недавние времена. Ей было присуще привередничать при выборе любовников. Одни ее притягивали как магнит, другие вызывали отвращение, и она привыкла иметь за собой право выбора. Здесь было все иначе, и речь шла о похоти, покупаемой за деньги, а для этого Люси была недостаточно испорченной женщиной.
      Теперь ей стало ясно, отчего Дженни была так мила с ней в парке и почему так упорно стремилась заманить к себе в дом. По счастью для Люси, любовник уже ушел и не мог портить настроение и дальше.
      Итак, она поднимется, оденется, поблагодарит Дженни за гостеприимство и ускользнет, чтобы больше никогда здесь не появляться. Она уже оделась, когда в дверь постучали.
      - Войдите! - сказала она. Появилась Дженни.
      - Доброе утро, Люси! Клянусь, ты выглядишь утром даже лучше, чем при свечах прошлым вечером. Тебе было удобно в этой комнате?
      - Да, спасибо. Вполне.
      Дженни засмеялась.
      - Ты, как я заметила, всласть нарезвилась с этим джентльменом.
      - Повеселилась? Боюсь, я вчера слишком много выпила. Я не привыкла много пить.
      - Да? В любом случае тебе это шло, имей в виду.
      - А теперь я должна поблагодарить вас и уйти.
      - Люси!.. Ты придешь снова?
      Люси была уклончива. Про себя она полагала, что если бы не выпила столько вина и не устала от столь долгого отсутствия любовников, с ней никогда бы не произошло того, что случилось прошлой ночью.
      - Возможно, и приду, - ответила она.
      - Люси, тебе здесь будет очень удобно. Я могу дать тебе новую служанку, которая станет прислуживать одной тебе. Эта комната над цирюльней неподходящее место для такой леди, как ты.
      - Я очень уютно устроилась, а кроме того, за моими детьми там присматривают.
      - Ты можешь взять детей сюда. Мы будем жить дружной семьей в этом доме.
      Женщина говорила, задыхаясь от волнения. При всей своей недалекости Люси поняла, что вела себя безрассудно. Вне сомнения, разговоры о жизни короля на континенте и его любовницах доходили и до Лондона, и она по глупости и неосторожности раскрылась этой женщине и, возможно, еще больше наболтала этой ночью.
      Ей захотелось убежать.
      - Ну, а теперь до свидания!
      - Но вы придете еще?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21