- А я и не настаиваю на этом. Бенджи полюбит тебя еще больше, потому что будет играть роль твоего спасителя. Это ему очень пойдет, он захочет защитить тебя. Нет, Бенджи - лучшая партия для тебя.
      Я покачала головой.
      - Нельзя так использовать людей, Харриет, нельзя так жить.
      - Тебе еще многому надо учиться, - ответила она.
      ***
      Харриет взяла инициативу в свои руки. Так она поступила и в случае с моей матерью; и, надо сказать, она всегда умело делала свое дело. Не поставив меня в известность, она переговорила с Бенджи, и первой его реакцией было поговорить со мной во что бы то ни стало. Он оказался таким любящим, так хотел меня защитить - все, как она и предсказала.
      - Моя дорогая маленькая Карлотта! - заявил он. От меня не ускользнуло словечко "маленькая", а ведь ростом я, пожалуй, ему не уступала. - Харриет все мне рассказала.
      - Что она тебе рассказала? - спросила я.
      - Не будем об этом: это меня прямо-таки бесит. Как бы я хотел, чтобы он был сейчас здесь! Я бы убил его... Но я могу сделать для тебя кое-что другое и собираюсь сделать это.
      Я отвернулась от Бенджи, но он схватил меня за руку:
      - Мы поженимся. Мы поженимся прямо здесь и скоро. Харриет и Грегори все устроят Ты знаешь, они всегда мечтали об этом. Ты была их особой любовью всю жизнь, и моей тоже, Карлотта.
      - Послушай... Ты не понимаешь, что делаешь. Он рассмеялся.
      - Карлотта, дорогая, ведь в том не было твоей вины: этот грязный негодяй овладел тобой силой...
      - Все было не совсем так, Бенджи. Но он не слушал меня, он не хотел меня слушать. Он знал, как все было на самом деле, Харриет рассказала ему все, и он, как и его отец, очень долго слушал ее рассказ.
      Я была шокирована: он настаивал, кто бы мог подумать?.. Да, я пережила ужасное приключение, которым так легко все объяснялось и в результате которого у меня будет ребенок. Этот ребенок вполне мог бы быть и его, и никто не узнает, что он - не настоящий его отец, а он готов взять на себя заботу обо мне.
      Он обнял меня. Мне всегда было уютно с Бенджи. Когда я подросла, я почувствовала, какой огромной властью обладала над ним. Мне никогда не забыть той радости, которая охватила его, когда он узнал, что я - не его сестра. С того самого момента он, верно, и стал строить планы насчет нашей женитьбы.
      Что ж, это выход. Воображаю, что началось бы в Эверсли, если б у меня появился ребенок без отца. Сколько бы ни твердили о независимости, о невечности супружеских уз, всегда отыщется что-нибудь, что непременно все испортит, а неприятие перенесется и на ребенка.
      Конечно, я перебрала в уме множество вариантов. Например, тайно уехать, родить ребенка и передать его на воспитание в чужие руки... О нет, я не хочу этого!
      Альтернатива одна - выйти замуж за Бенджи. По сути, наша свадьба ни для кого не будет сюрпризом. Наши семьи надеялись, что так оно когда-нибудь и произойдет, да и Бенджи я не обманывала. Если ему хочется видеть все в таком свете - и не в моих силах изменить это мнение, - то я должна быть лишь благодарна ему за то, что он предлагает мне такой легкий выход из создавшегося положения.
      На устройство свадьбы Харриет направила всю свою энергию. Моя мать воспротивилась бы тому, что свадьба будет в Эйот Аббасе, а не в моем доме, но как только она узнала, что я беременна, то сразу все поймет. Она поверит тому, что у нас с Бенджи все произошло до того, как мы дали друг другу супружеский обет, и что свадьба была безотлагательно необходима.
      Мы обвенчались в ближайшей церквушке. Церемония прошла просто, без шума, и всего через шесть недель после моей встречи с Хессенфилдом. Я поклялась себе, что буду Бенджи хорошей женой и сделаю его счастливым.
      Харриет была в восторге и постоянно твердила, что ничего ее еще так не радовало и что "хорошо, когда все хорошо кончается". Я была не уверена, что все закончилось, но молчала. Я только была искренне благодарна им всем мужу, Харриет и милому Грегори. Эйот Аббас становился отныне моим настоящим домом.
      На следующий день после венчания приехала мать - Харриет письмом уведомила ее об этом событии. Она была возмущена и сгоряча решила, что идея выйти замуж за Бенджи вовсе не моя, а всего-навсего козни Харриет.
      Она подозревала, что Харриет, сыгравшая такую немаловажную роль при моем рождении, вознамерилась взять мою жизнь под свой контроль и выполнять функции настоящей матери. Чтобы умерить ее пыл, - мне пришлось немедленно рассказать, что единственной причиной столь спешной свадьбы была моя беременность.
      Мать была как громом поражена, а потом смутилась, потому как все знали, что я - ее любимица. Ей ничего не оставалось, как пожелать мне счастья.
      - Бенджи - хороший парень. Ты должна убедить себя и стать ему хорошей женой.
      - Я сделаю все, что в моих силах, - пообещала я.
      Но ей все-таки не понравилось наше скороспелое "не по правилам" решение. Ведь когда родится ребенок, обязательно будут говорить, что он появился раньше положенного срока. Мне захотелось рассмеяться в ответ, но, когда я вспомнила, какой пропасти избежала, смех замер у меня на устах.
      ***
      Вскоре после этого мы с Бенджи отправились в Эверсли. Харриет с Грегори поехали с нами. То было своего рода празднование нашей женитьбы.
      - Все-таки невеста должна выходить замуж в своем доме, - сказала Харриет - Ты ведь знаешь, как твоя мать любит, чтобы все было, как положено. ну, кроме разве что исключительных случаев.
      Мама была непреклонна - устроила пир, созвала гостей. ; Моей сестре Дамарис все происходящее казалось сказкой.
      - Вечно с тобой случается что-то интересное, - говорила она.
      Я смотрела на нее с нежной усмешкой: "Милая маленькая Дамарис, хорошая девочка! Мужчины вроде Бо и Хессенфилда не для тебя. Ты выйдешь замуж за молодого человека, которого подыщут тебе родители, и будешь счастлива, потому что хочешь того же, что и они"
      А в общем, все было замечательно, так что, когда мы отправились обратно, я была в прекрасном расположении духа.
      Харриет предложила переночевать в "Черном борове", но Бенджи был против.
      - Он связан у Карлотты с неприятными воспоминаниями.
      - А по-моему, - возразила Харриет, - это отличная возможность раз и навсегда покончить с призраками прошлого.
      И едва она это произнесла, как во мне проснулось жгучее желание вновь увидеть этот постоялый двор: я хотела выяснить, каковы на самом деле были мои чувства. Я любила Бенджи, и он был в восторге от того, что нашел такую любящую жену. Он решил, что после такого приключения я неохотно откликнусь на его чувства, но я приятно удивила его. Конечно, он был не Бо и не Хессенфилд - он был напрочь лишен пиратского духа, - однако он был человеком мужественным и преклоняющимся передо мной. Я пообещала себе, что буду счастливой. Хессенфилд заслонил призрак Бо, а Бенджи должен был заслонить призрак Хессенфилда.
      Когда я сказала, что не имею ничего против того, чтобы переночевать в "Черном борове", мы немедленно свернули туда. Странное это было ощущение вернуться сюда и вновь встретиться с хозяином постоялого двора и его женой.
      Хозяин извинялся перед Харриет, объясняя то, что она уже давно знала: он, дескать, был весьма опечален необходимостью сдавать целый этаж тем благородным господам. Я успокоила его и даже напомнила, что он вел себя со мной по-джентльменски, предоставив комнату служанки.
      - Мне было стыдно до корней волос, когда пришлось поселить вас там, уверяю, - говорил он.
      - Вы сделали все, что могли. Теперь весь этаж был предоставлен в наше распоряжение. Нам с Бенджи досталась комната, в которой ночевал генерал. То была странная ночь. Мне приснился Хессенфилд, и, даже когда я проснулась, мною неотступно владела мысль, что рядом со мной лежит отнюдь не Бенджи.
      Наутро перед отъездом мы с Харриет улучили минутку и остались вдвоем.
      - Ну как? - поинтересовалась она. - Что ты теперь думаешь?
      Я промолчала, и она продолжила:
      - То место, куда они потом тебя отвезли, должно быть где-то здесь рядом?
      - Не очень далеко, полагаю.
      - Ты знаешь, где это?
      - Да, я сообразила, когда искала дорогу домой. Это в пяти милях от Льюиса.
      Я отчетливо припомнила, как мы стояли, покуда нас придирчиво рассматривали всадники. В воздухе чувствовался резкий привкус моря. Я вспомнила, как время будто остановилось и как Хессенфилд ждал моих слов. А когда я назвалась и всадники ускакали, он повернулся ко мне и прижал к себе. Наверное, я никогда в жизни не была так счастлива, как в тот момент.
      - Я смогу найти это место.
      - Мне бы хотелось на него взглянуть, - сказала Харриет.
      - Это трудно устроить, ведь нет причин туда ехать.
      - У меня есть план, предоставь это мне. В гостиной мужчины присоединились к нам, чтобы разделить скромный завтрак, тогда-то Харриет и заявила:
      - Тут поблизости живет моя давняя подруга, и мне бы очень хотелось ее навестить.
      - А может, ты откажешься от этой затеи? - спросил Грегори, всегда, впрочем, готовый пойти на уступку ей.
      - Это, разумеется, кажется странным - нагрянуть к подруге через столько лет, даже не предупредив ее, но я думаю, что смогу найти ее дом. Правда, я была там давно - когда она еще только вышла замуж, но было бы очень здорово вновь увидеть ее.., и устроить ей маленький сюрприз.
      Грегори предложил:
      - А не лучше нам не ездить всем, а подождать тебя здесь? Ее дом ведь в стороне от нашего пути?
      Харриет сказала, что это - неплохая идея и ей приходила мысль, что было бы нечестно таскать нас всех за собой. Почему бы ей не отправиться туда вместе, скажем, с Карлоттой? А если есть возражения - а они будут, и Харриет это знала, - то мы можем взять с собой одного из грумов.
      - Давайте проведем в "Черном борове" еще одну ночь, тогда мы с Карлоттой сможем совершить это небольшое путешествие. А ты, Грегори, ведь снова говорил, что любишь здешние места, - теперь у тебя будет шанс получше их изучить.
      У Харриет был дар заставлять людей верить, будто бы они хотят именно то, что она им предлагает. В итоге тем же утром мы с нею и грумом отправились по той же дороге, по которой я ехала в ту памятную ночь.
      В это утро запах моря ощущался сильнее. Легкий бриз кудрявил волны, оставлявшие пенистые оборки на берегу. Я увидела крышу дома и на миг попала во власть эмоций.
      - Вероятно, там сейчас никого нет, - сказала я.
      - Давай взглянем.
      Мы въехали на возвышенность, на которой стоял дом. В саду оказалась женщина.
      - День добрый! - поздоровалась она.
      У нее была корзина, полная роз, и она все время оглядывалась на дом. Когда я подумала, что приехала в то таинственное пустое жилище, теперь наделенное всеми признаками обитания, я была взволнована.
      Женщина, очевидно, решила, что мы сбились с, пути и хотим спросить дорогу.
      - Мы едем из "Черного борова", - сказала Харриет.
      Женщина улыбнулась:
      - И заплутали, да? А куда вам нужно?
      - Можно вас на пару слов? - подала я голос. Она немного изменилась в лице.
      - Тогда вы должны войти в дом. Мы привязали лошадей и вслед за ней прошли в холл, так хорошо мне знакомый.
      - Я сейчас пошлю, чтобы нам принесли что-нибудь перекусить, - сказала женщина. - Я уверена, что у вас с самого начала путешествия и крошки хлебной во рту не бывало.
      Появился слуга, и она приказала:
      - Принеси нам вина и пирожных, Эмиль, в зимнюю гостиную.
      Минут через десять, которые мы провели в разговоре о погоде и состоянии дорог, вино и пирожные были поданы. Потом хозяйка притворила дверь и выжидающе на нас посмотрела.
      - Вы привезли какие-то известия для меня? - спросила она.
      Харриет тоже смотрела на меня, и я произнесла:
      - Нет, у нас никаких известий нет. Наоборот, я была бы вам очень признательна, если б вы сообщили мне хоть какие-то сведения: я - подруга лорда Хессенфилда.
      Женщина не на шутку встревожилась:
      - Что-нибудь не так?
      - Да нет, я думаю, что ничего страшного не произошло, - успокаивающе сказала я.
      - Мы хотим знать, - вмешалась Харриет, потому что ненавидела положение, как она говорила, "стороннего наблюдателя", - сумел ли он перебраться в безопасное место?
      - Вы имеете в виду.., после того, как побывал здесь?
      - Да, - сказала я. - Именно это мы и имеем в виду.
      - Но это же было давно. Море они переплыли не без труда, но все-таки переплыли.
      - И теперь они с королем?
      Она кивнула.
      - Однако вы должны рассказать мне, кто вы такие?
      - Друзья лорда Хессенфилда, - непререкаемым тоном произнесла Харриет, и хозяйка на нас стала Смотреть, как на своих, - на якобитов.
      - Я была с ними, когда они привезли сюда генерала, - сказала я - Не знаю, что бы мы делали без вашего дома.
      - Ну, это пустяки! - ответила хозяйка. - Никакого риска: уехать отсюда, а потом; вернуться через неделю, и все.
      - Для нас это было настоящим спасением, - заметила я. - Однако нам нельзя задерживаться. Я просто хотела повидать вас.
      Хозяйка налила нам еще вина, и мы выпили за короля - за Якова II, а не за Вильгельма III, после чего мы сказали, что должны возвращаться обратно в "Черный боров".
      Она проводила нас, и, когда мы поскакали прочь, Харриет шепнула мне:
      ..
      - Неплохо сработано, дорогая моя маленькая якобитка! Я уверена, что эта добрая леди думает, будто в нашем визите был некий особый смысл: если бы мы были преданными якобитками, нам следовало бы знать, что Хессенфилд находится сейчас в безопасности, в Сен-Жермене. По-моему, нашей знакомой теперь есть над чем поломать голову.
      - Вечно ты все повернешь как-нибудь не так! Тебе лишь бы интриги плести.
      - Ну, а что это, по-твоему, было? Всего-навсего маленькое упражнение в одурачивании. Удивляюсь я, как много якобитов в этой стране, и все выжидают удобного момента. Ну, а мы теперь, по крайней мере, знаем, что Хессенфилд и его славные ребята сейчас в безопасности, отсиживаются в Сен-Жермене и, боюсь, обдумывают свои дальнейшие шаги.
      Я почувствовала огромное облегчение от того, что Джон в безопасности.
      ***
      Приготовления к рождению ребенка были чем-то новым и будоражащим для меня. По мере того как недели превращались в месяцы, я все больше и больше втягивалась в них и к тому моменту, когда ощутила внутри себя новую жизнь, не могла думать уже ни о чем, кроме как о том времени, когда мое дитя появится на свет.
      В сентябре, через четыре месяца после нашей с Хессенфилдом ночи, до нас дошла весть, что король Яков скончался в Сен-Жермене. Вокруг этого было много разговоров, и Грегори, помню, сказал еще тогда, что якобитскому движению конца не видно. У Якова остался сын, который теперь его полноправный наследник.
      - Бедный Яков! - вздыхала Харриет. - Какая печальная у него была жизнь! Дочери и те обратились против него, а он глубоко это переживал.
      - Он не хотел возвращаться в Англию на свой трон, - добавлял Бенджи. Стать иезуитом для него означало пойти против всего мира.
      Я терялась в догадках, как отразилась смерть короля на Хессенфилде, но полагала, что его усилия не пропали даром: теперь у него есть новый претендент на трон вместо старого. Однако представляю себе его чувства, если он вдруг опять приедет в Англию и узнает, что я ношу под сердцем его ребенка.
      Похоронили Якова со всеми полагающимися почестями. Тело его было погребено в бенедиктинском монастыре в Париже, а сердце доставлено в Шейльский женский монастырь. Самым же важным было то, что Людовик XIV, король Франции, объявил сына королем Английским, Шотландским и Ирландским Яковом III.
      Об этом тоже много судачили. Ходили сплетни также и о том, что у нашего Вильгельма нелады со здоровьем, но это же явная чушь! Об этом говорила даже прислуга, а я принимала обе стороны.
      Чтобы выказать свое нерасположение и несогласие, Вильгельм отозвал своего посла из Франции, а французскому приказал убираться восвояси. Затем мы услышали, что Англия вступила в альянс против Франции. Этот блок называли "Великим альянсом", и война, казалось, была неминуема. Это связывалось не с Яковом, а с испанским порядком престолонаследия, и первые зарницы войны были уже видны, но, несмотря на все это, я по-прежнему была поглощена мыслями о ребенке.
      На Рождество в Эйот Аббас приехала моя мать с Ли и Дамарис.
      Мать была очень серьезно обеспокоена моим самочувствием, привезла одежду и много советов, адресованных моему будущему ребенку. Она решила оставаться со мной до рождения малыша, и ничто не могло поколебать ее решения. Она сказала это почти с вызовом, намекая на Харриет, - как бы не казалось абсурдной мне ее мысль о том, будто та жаждет узурпировать права матери. Моей матери никогда не понять Харриет. Их глупое соперничество росло день ото дня, а ведь было время, когда мать, оказавшись в моем положении, именно к ней обратилась за советом.
      Рождественские праздники прошли, как обычно, до родов оставалось около двух месяцев.
      И вот в холодный февральский день мое дитя появилось на свет.
      Это была крепенькая здоровая девочка. Держа ее в руках, я с благоговением подумала о том, что в результате нашей встречи, сопряженной ,со смертью, и явилась жизнь, новая жизнь.
      - Как ты ее назовешь? - спросила мать, пожирая глазами малютку.
      - Я решила назвать ее Клариссой, - ответила я.
      Часть вторая
      ДАМАРИС
      ПОДВАЛ ДОБРОЙ МИССИС БРАУН
      Наверное, я всю жизнь буду в тени Карлотты. Она на семь лет меня старше, что и так уже несомненное преимущество, но дело не в возрасте: Карлотта сама по себе очаровательнейшее существо из всех, с кем сталкивала меня судьба.
      Когда она входила в комнату, все разом оборачивались. Это происходило помимо воли, согласно какому-то непреодолимому импульсу. Мне лучше, чем кому-либо, известно это ощущение, поскольку я слишком подвержена ему и всегда его испытываю. Темные вьющиеся волосы и эти бездонные голубые глаза делали ее, конечно, ошеломляюще прекрасной, а когда одна из сестер столь мила, разве может сравниться с ней другая? Я не сомневаюсь, что не будь у меня такой сестры, как Карлотта, обо мне говорили бы как о приятной и очень даже симпатичной, но Карлотта была, и мне пришлось привыкнуть, что это ее называют "красавица". Я быстро сдалась и уже не принимала это чересчур близко к сердцу, чего опасалась, должно быть, матушка. А кроме того, я ведь тоже принадлежала к армии обожателей Карлотты. Я любила смотреть в эти глубоко посаженные глаза, когда они полуприкрыты веером невероятно длинных темных ресниц; в следующий миг они могли распахнуться и, если сестра не в духе, полыхнуть голубым огнем. Кожа ее была бледна и в то же время отливала нежным румянцем, живо напоминая мне цветочные лепестки - тот же цвет, тот же оттенок. У меня же кожа была "кровь с молоком", а прямые каштановые волосы, которые не очень-то просто завить, упрямо не желали лежать так, как мне хотелось. Цвет глаз вообще не определишь, я обычно говорила, что они такого же цвета, как вода. "Они такого же цвета, как ты, - заявила однажды Карлотта. - Своего у них нет, они становятся то одни, то другие, в зависимости от того, что сейчас к тебе ближе всего. Вот и ты так, Дамарис. Хорошая девочка: "Да, да, да", - только от тебя и слышно. Вечно своего мнения нет, говоришь то, что тебе говорят другие". Карлотта подчас могла быть жестокой, особенно если кто-то или что-то выводило ее из себя. В таких случаях ей нравилось срывать злость на ком-нибудь, кто оказывался поблизости, обычно это была я. "Ты такая хорошая девочка", - постоянно говорила она мне, и в ее устах это слово звучало как самое презренное на свете.
      Матушка всегда пыталась убедить меня, что любит меня так же, как и Карлотту. Я же была в этом вовсе не уверена, однако знала, что беспокою ее в гораздо меньшей степени, нежели Карлотта.
      Однажды я услышала, как бабушка говорила матушке: "Ну, с Дамарис у тебя, по крайней мере, неприятностей не будет". Я сообразила, что и тут они сравнивают меня с Карлоттой.
      Карлотта вечно впутывалась во всякого рода истории, вокруг нее постоянно происходили разные события, а она оказывалась всегда в самом центре их.
      Все из-за того, что она была не только красивой, но и богатой. Она вскружила голову Роберту Фринтону, который жил в Эндерби-холле, да так, что он оставил ей все свое богатство. Затем пошли слухи, будто бы она собирается "удариться в бега" с неким Бомонтом Гранвилем. Я лично не видала его ни разу, но о нем много говорили, а имя его было у всех на устах, даже у прислуги.
      Но это уже в прошлом, а сейчас она замужем за Бенджамином Стивенсом, милым Бенджи, в котором мы все души не чаем, а матушка в особенности, радуется, как малое дитя.
      Рождество мы провели в Эйот Аббасе, и опять все крутилось вокруг Карлотты. Матушка настояла, чтобы мы не уезжали, покуда ребенок - маленькая девчушка, которую назвали Клариссой, - не появился на свет, и лишь после этого отпустила нас с отцом домой.
      - Теперь, с рождением ребенка, - сказала матушка, - Карлотта угомонится.
      - Угомонится! - с усмешкой воскликнул дед. - Да эта девчонка никогда не угомонится! Помяните моя слова, она всегда будет зажженной спичкой в стоге сена.
      К Карлотте дед питал особые чувства, а меня он, казалось, вовсе не замечал. Матушка утверждала, что он и на нее внимания не обращает. Это лишь подчеркивало ту теплоту, с какой дед относился к сестре.
      Матушка скоро должна была воротиться домой. Причин оттягивать возвращение больше не было, она увидела, как внучка благополучно появилась на свет, и убедилась, что Эйот Аббас стал для Карлотты после свадьбы с Бенджи родным домом, а Карлотта окунулась в мир своего детства, которое некогда провела здесь, будучи для всех дочкой Харриет.
      Вчера от Стивенсов прискакал с письмами один из их грумов. Матушка извещала, что в конце недели собирается домой. Путешествие Оттуда занимало по обыкновению не так уж много времени - от силы две ночи придется провести на постоялых дворах, если не поспешить. Однако грумы умудрялись уложиться всего в два дня, причем каждый раз старались управиться в более короткий срок.
      То утро выдалось искристое, сверкающее. Март, вопреки устоявшемуся мнению о себе как "о робком ягненке", рвался на свободу, подобно заправскому льву. Воздух был напоен весною. Длинная зима кончилась, ночи становились все короче и короче, и, хотя солнце светило еще не в полную силу, его лучи уже вовсю разгуливали по полям и деревьям. Я любила выезжать верхом в лес, любила наблюдать, как меняется все вокруг. А еще я была без ума от животных, если не считать наших собак и лошадей, я обожала разных птиц и вообще всех диких тварей. Они всегда приближались ко мне, будто понимая, что у меня и в мыслях нет причинить им вред, что я хочу им только помочь. Я знала, как нужно говорить с ними, как успокоить их. Отец утверждал, что этот дар у меня от рождения. Я ухаживала за кроликами и воробьями, а однажды на болоте нашла выпь. У нее была сломана лапка, и я не могла оставить ее в беде. Какая радость была видеть, как она выздоравливает!
      Я любила жизнь в имении, но знала и то, что рано или поздно наступит час, когда мне придется уехать с семьей в Лондон, чтобы бывать на балах и, в конце концов, найти себе подходящего мужа. Сказать по правде, я страшилась этого; единственное утешение, что родители не собираются выдавать меня замуж насильно, столь велико их желание видеть меня счастливой.
      В любом случае мне еще только тринадцать, и вся эта суета - дело будущего, хотя Карлотта, насколько я припоминаю, вряд ли была старше, когда по уши влюбилась в Бомонта Гранвиля. Но Карлотта и есть Карлотта.
      - Она уродилась такой, сразу со всеми женскими хитростями, которые приобретаются в течение жизни, - говорил дед, - а воспользовалась пока, дай Бог, половиной из них.
      Он сказал это с явным одобрением. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что уж я-то родилась, не наделенная ни Одной из вышеуказанных хитростей.
      Но в то памятное мартовское утро меня ничто не заботило. Я наблюдала, как трудятся, устраивая гнезда, грачи, видела несколько куликов, которых мы иногда называем "жаворонками-бегунками". Они, действительно, немного похожи на жаворонков, и человек несведущий, не понаблюдавший их раньше, мог бы запросто их перепутать. Я любила смотреть, как они бегают по земле бегают, а не прыгают. Я слышала также крик выпи, точно прохныкал кто-то. Подходить ближе я не стала, гнездо, судя по всему, И так уже недалеко, а бедняжка очень беспокоится за свое потомство.
      Я миновала Эндерби-холл. Тут никто не жил - чистой воды абсурд, как выражался отец. Такой большой дом, с обстановкой, и стоит без дела, а все из-за Карлотты, ее капризов. Этот дом достался ей вместе с остальным богатством от Роберта Фринтона. Одно время она подумывала о том, чтобы продать имение, но внезапно - очередной каприз, говорил отец, - изменила свое решение.
      Не скажу, что Эндерби был уж очень мне по душе. Когда мы были маленькими, Карлотта как-то попыталась меня тут напугать. Она поведала, что однажды, будучи еще совсем крошкой, забрела сюда и заблудилась. Старшие, конечно, запаниковали, но вскоре обнаружили ее спящей в шкафу. На Роберта Фринтона это так подействовало, что с тех пор он стал называть этот шкаф не иначе, как "Шкаф Карлотты".
      Она заманила меня сюда и попыталась запереть, но я догадалась, что у нее на уме, и единственный раз в жизни сумела ее перехитрить и улизнуть. "Глупая! - вскинулась она потом. - Я не собиралась бросать тебя тут одну! Я хотела лишь, чтоб ты поняла, что чувствует человек, оказавшийся взаперти в заколдованном доме". Она смерила меня взором, в котором таилась, как это часто у нее бывало, злоба. "Некоторые седеют за одну ночь! - объявила она. - Некоторые просто помирают со страху! Интересно, как бы ты выглядела с седыми волосами? Все, наверно, лучше, чем с бесцветными!"
      Да, Карлотта иногда была безжалостна, но мое благоговение перед ней ни разу не пошатнулось. Я всегда искала возможность привлечь ее внимание и была безумно рада, когда это удавалось, пусть даже ценой кошмарных экспериментов, вроде того, которому она собиралась меня подвергнуть в Эндерби-холле.
      Итак, я проехала мимо, вдоль границы владений, некогда купленных моим отцом и потом перешедших к Эндерби. Ныне вокруг поместья была возведена стена.
      Я уже почти миновала Грассленд Мэйнор, имение Уиллерби, когда юный Томас Уиллерби заметил меня и позвал заглянуть к ним. Мне ничего не оставалось, как принять приглашение, а другого и не ожидалось. Томас-старший вообще обожал гостей, особенно если в этой роли оказывался кто-нибудь из Эверсли.
      . Я отвела лошадь на конюшню, и мы вместе с Томасом-младшим вошли в дом.
      Томас-старший пришел в восторг, увидев меня. Мне пришлось поделиться с ним всеми-новостями, а он тем временем послал за вином и пирожными, которые я, чтобы его не обидеть, должна была отведать. Он любил щегольнуть своим гостеприимством.
      Я сообщила, что матушка скоро вернется, и он заметил, как мы все, должно быть, рады пополнению в семье. Я созналась, что уже заждалась матушку. Вот она приедет, и тогда мы узнаем самые важные новости о ребенке и Карлотте.
      Он сказал:
      - А у меня тоже есть новости: я купил местечко неподалеку от Йорка.
      - Ой, неужели вы все-таки решили уехать?
      - Как ты, вероятно, знаешь, моя дорогая, я довольно долго колебался и, наконец, принял решение.
      - А что будет с Грасслендом?
      - Я продам его.
      "Странно, - подумала я, - почему удача не улыбнется местам вроде Грассленд Мэйнор или Эндерби-холл? Неужели и впрямь существует такая вещь, как невезение, ведь эти дома, по всей видимости, так и притягивают к себе гнев судьбы? Даже семейство Уиллерби не избежало его, хотя одно время они жили счастливо. А потом жена Томаса умерла, родив малютку Кристабель. Все это так печально..."
      - Вот такие дела, - сказал Томас-старший. - Быть может, твои родители помогут мне с продажей? Сам я не хочу оставаться здесь и ждать, пока все уладится... У меня ведь теперь есть новый дом.
      - Мы с удовольствием покажем ваше имение всем живущим вокруг. Вы уже обсудили это с отцом?
      - Нет, ждал, когда твоя матушка вернется. Ты говоришь, она скоро прибудет? Это хорошее известие. Придворные вести куда хуже.
      - Даже так?
      - Увы! Король, говорят, сломал ключицу.
      - Надеюсь, это не очень серьезно?
      - Какое-то время ему, по слухам, придется побыть в постели, - подал голос Томас-младший. - Он ехал верхом из Кенсингтона в Хэмптон-корт и упал с лошади. Та, говорят, запнулась, угодив ногой в кротовую нору - Я слышала, - добавил его отец, - что якобиты, напившись "до чертиков", поднимали очередной бокал за этого крота, который будто бы сослужил стране хорошую службу.
      - Как жаль, что они радуются чужой беде! Ну, а лошадь? Она-то сильно пострадала?
      - Чего не знаю, того не знаю, по-моему, это считается несущественным.
      Пока мы пили вино, появился еще один гость. Это был мой дядюшка Карл из Эверсли. Он служил в армии и домой возвращался лишь на побывку.
      - Кого я вижу!.. Привет, Дамми! - воскликнул он. Он вообще очень веселый, наш дядюшка Карл, и воображает, что тонко шутит, коверкая мое имя, а ведь ему прекрасно известно, как раздражает это мою матушку <Игра слов: "Dammee" сходно по звучанию с "damned" - проклятый.>. - А у меня новость: король скончался.
      - Я думал, он всего-навсего ключицу сломал, - пробормотал Том Уиллерби.
      - Очевидно, у него и раньше бывали приступы, но он в течение какого-то времени пытался сохранить свое недомогание в тайне, а сегодня в восемь утра скончался.
      - Ну, а теперь начнется, - заметил Томас Уиллерби. - Пойдут круги по воде.
      - Если вы имеете в виду якобитов, то совершенно с вами согласен. Они лишились последнего шанса, сегодня же Анна была провозглашена королевой. Так как, не выпить ли нам за новую власть?
      Бокалы были наполнены, и мы выпили за здоровье нового монарха королевы Анны.
      ***
      У Эверсли всегда были тесные связи с двором. Мой дед Карлтон Эверсли ходил в больших друзьях у Карла II. Потом он, правда, оказался замешан в мятеже Монмута и вместе с пресловутым Джеймсом <Герцог Джеймс Монмут (1649 - 1685) объявил себя сыном и законным наследником английского короля Карла II и в 1685 г, поднял восстание, закончившееся полным крахом.>, разумеется, попал в немилость. Хотя Вильгельм и Мария приняли его, он никогда уже не достигал тех вершин, что при Карле. Но как бы там ни было, присутствие наше на коронации представлялось само собой разумеющимся, и мы занялись необходимыми приготовлениями к отъезду.