Наш дом был довольно высок, детская и наша спальни находились наверху, и только я собралась было спускаться, как мне показалось, что я слышу какой-то звук этажом ниже. Я остановилась. Если это уезжают гости Хессенфилда, лучше мне немного подождать. Я знала, по возможности он не хотел бы, чтобы их видели, хотя и не особо настаивал на этом. Но это было очень важное дело, и он хотел, чтобы все шло, как обычно. У него бывали разные люди, и ему не хотелось бы, чтобы заметили что-то необычное.
      Поэтому я замерла. Я услышала, как тихо закрылась дверь, затем раздался звук удаляющихся вниз по лестнице шагов.
      Я спустилась. Когда я вышла на улицу, то заметила Мэри Мартон, торопливо направляющуюся куда-то. Так значит, это Мэри вышла из той примыкающей к кабинету комнаты? Интересно, что она делала там? О, конечно же, она зашла, чтобы положить книгу (она постоянно брала книги из библиотеки), а когда возвращала, она вдруг услышала голоса в соседней комнате, поняла, что зашла не вовремя, и удалилась.
      Пока я раздумывала о том, догонять мне ее или нет, она уже завернула за угол. Когда я пошла вслед за ней и свернула в ту же улочку, то вдруг заметила, что она встретилась с Мэтью.
      Я быстро пошла назад. Так значит, это правда: он действительно увлечен ею и даже назначил ей свидание? Они зашли в харчевню под названием "Ананас", на поскрипывающей над дверью вывеске был изображен огромный ананас. Это место пользовалось хорошей репутацией - здесь люди могли выпить стакан вина или поговорить с глазу на глаз. Вот, правда, ночью здесь становилось слегка шумновато.
      Я улыбнулась. Эта встреча меня порадовала. Если Мэтью и Мэри влюбились друг в друга, значит, на моей совести одним грехом меньше. Я всегда чувствовала, что использую Мэтью и оскорбляю его невинность.
      Я купила пуговицы и вернулась домой. Хессенфилд все еще совещался у себя в кабинете. Уже поздно вечером он вошел в нашу спальню. В его движениях чувствовалось напряжение, в котором он пребывал все это время.
      - Ну что, закончил свои дела? - спросила я.
      - Закончил?! - рассмеялся он. - Все только начинается!
      ***
      Хессенфилд снова взял меня с собой во дворец, и на этот раз я осталась там на несколько дней. Это было так интересно! Я никогда не была при английском дворе, потому что хотя мой дед и был близким другом Карла II, но он был врагом брата короля, Якова, и ему не удалось достичь своего прежнего положения при Вильгельме и Марии, так что для меня это были совсем новые ощущения. Мне нравилась жизнь в Париже, этот город очаровал меня. Каждое утро я лежала в постели и прислушивалась к звукам просыпающегося Парижа, к тому, как постепенно отступает тишина ночи. Звук там, звук здесь, и вот к девяти часам утра город уже весь на ногах. Я обожала запах свежевыпеченного хлеба, который, казалось, наполнял все улицы округи, и любила прислушиваться к крикам торговцев. Когда я просыпалась, я знала, что крестьяне, прибывшие из ближних деревень, уже заняли места у лавок, разложив свои овощи, цветы, куриц, кроликов и рыбу всех сортов. Их можно было заметить во всех частях города, они считали его почти своим, так что, когда хозяйка хотела купить что-нибудь из продуктов, она уже знала, куда идти.
      Для меня было большой радостью выходить на такие прогулки с нашей поварихой и ее помощником, наблюдая за тем, как она совершает свои покупки. Порой она притворялась, будто обращается за советом ко мне, но, естественно, я хорошо понимала, что ни в выборе товара, ни в торговле я ровным счетом ничего не смыслю, а ведь это было главным здесь.
      Я начала познавать жизнь Парижа и полюбила ее. Все утро на улицах царили шум и суета, и мне нравилось бродить среди этих что-то выкрикивающих, отчаянно жестикулирующих людей. Я часто заходила в лавку аптекаря, где могла перепробовать множество духов, прежде чем выбирала самые лучшие, и всегда прислушивалась к советам аптекаря, который относился к этому с такой серьезностью, будто речь шла о жизни и смерти.
      Порой я выезжала вместе с Хессенфилдом за ворота, которые обозначали границу между городом и деревней. Ворота были сделаны из дерева и железа, и всего по Парижу их насчитывалось около шестидесяти. Кроме того, на реке были устроены еще и специальные таможни.
      Дни шли своим чередом, и все это время я ощущала беспокойство Хессенфилда о том, как прошло его дело. Он не относился к тем людям, которые сомневаются в своем успехе, но, видя его тревогу, я заключила, что операция была чрезвычайной важности. Но я не показывала, что, заметила его озабоченность, а была твердо уверена, что наше общение доставляет радость нам обоим и с течением времени не уменьшается.
      Однажды днем в карете мы вместе с Клариссой поехали на прогулку за город. Тот день был заполнен счастьем. Теперь Кларисса уже редко вспоминала о Бенджи, как и я, она с головой окунулась в новую жизнь.
      Домой мы прибыли поздно. У ворот нас встретил встревоженный слуга: из королевского дворца приехал джентльмен, который настаивает на срочной встрече с милордом. Хессенфилд сжал мою руку:
      - Отведи Клариссу в детскую.
      Я удалилась. Спустя несколько минут он поднялся наверх:
      - Я немедленно должен ехать в Сен-Жермен. На следующий день он вернулся. Это было уже под вечер. Я услышала, как его лошадь подскакала к дому, спустилась вниз встретить его и сразу поняла - что-то случилось.
      Мы поднялись прямо в нашу спальню. Хессенфилд закрыл дверь и посмотрел на меня.
      - Катастрофа! - сказал он.
      - Что? - запнувшись, вымолвила я.
      - Наши люди угодили прямиком в ловушку. Их ждали на месте высадки. Потеряно все: люди, оружие, амуниция.., все!
      Я с недоверием смотрела на него.
      - Но как...? - начала было я.
      - Да! - с яростью выкрикнул он. - Как?! Как им удалось узнать точное место нашей высадки? Кто-то предал нас!
      - Но кто?
      - Вот это я и должен выяснить.
      - Кто-нибудь в Англии., может, кто-то притворяется, что находится на вашей стороне, тогда как работает против?
      - Верно, шпион был, но думаю, не там.
      - Тогда где?
      - Здесь!
      - Здесь?! Но никто ведь не знал, да и кто бы это мог быть? Ты даже мне ничего не говорил. Скорей всего, кто-то в Англии.
      - Нет, я думаю, что утечка сведений произошла именно здесь.
      - Но кто?
      - Я обязательно выясню это!
      ***
      На следующий день Хессенфилд вернулся в Сен-Жермен. Я старалась вести себя так, будто ничего не произошло, но не могла не думать о тех людях, что угодили в ловушку, и теперь, скорей всего, находятся в Тауэре или другой тюрьме, ожидая приговора, которым, вне всяких сомнений, станет смерть. Я волновалась за Хессенфилда, который очень переживал, что оружие, предоставленное им королю Франции, теперь потеряно, но, что было хуже всего вместе с ним они лишились самых отважных своих людей.
      Я никогда не видела его таким опечаленным. Это было что-то новое в его характере.
      Я пошла в детскую.
      - Где мой папа? - спросила Кларисса. Она всегда звала его "мой папа". Думаю, это оттого, что она лишь недавно обрела его.
      Он уехал повидаться с королем, - ответила я.
      - Он уехал в большой спешке, - заметила Мэри Мартон.
      - О да, - сказала я. - Важное дело.
      - Мне показалось, что он выглядит слегка расстроенным, - продолжала Мэри.
      Я пожала плечами.
      - А куда мы пойдем сегодня? - встряла в наш разговор Кларисса.
      - Мне надо купить немножко кружев, - ответила я. - Мадемуазель Пантон (она была моей портнихой) хочет отделать ими платье, но я сама должна выбрать цвет.
      - Думаю, если платье не получится, - рассмеявшись, сказала Мэри, вину она хочет свалить на вас, и вам придется подбирать что-нибудь другое. - "Это мадам сама выбрала", - сказала она, в совершенстве передразнив мадемуазель Пантон.
      - Мэри может быть мадемуазель Пантон, Жанной, мной, - сказала Кларисса, с восхищением взирая на Мэри.
      Покупать кружева мы пошли все вместе. К обеду мы вернулись, Кларисса легла спать, а я отдыхала в своей спальне, читая. Это были самые спокойные часы дня, в это время все либо обедают, либо отдыхают после обеда, но к пяти часам улицы снова наполнятся людьми.
      Я думала о том, что сейчас делает Хессенфилд, какие меры он принял, чтобы раскрыть того, кто предал их? Было невозможно представить себе, что среди нас есть шпионы.
      Теперь я по-настоящему влюбилась в него. Наш союз казался идеальным: он был тем мужчиной, которого я всю жизнь искала, и хотелось надеяться, что я столько же значила для него. Мы оба обожали приключения. Такая жизнь устраивала нас обоих. Я подумала, а что будет, если удастся восстановить на троне Якова и мы вернемся в Англию, где заживем жизнью обыкновенного дворянина и его жены, если не считать того, что я не жена ему. Я себе этого не представляла: Хессенфилд всегда будет искать заговор, в котором непременно примет участие. В старые времена он бы отправился на море и стал грабить испанские галеоны. И в гражданскую войну, думаю, он повел бы себя точно так же, как и сейчас. Он был человеком, который все время должен защищать какое-нибудь дело, без опасности он не мыслил своей жизни. Такие мужчины иногда встречаются, но что происходит с ними, когда они стареют?
      И тогда мне вспомнился дед - они были похожи. Какая жизнь была у него, когда он защищал Эверсли от Протекторат, - верный сторонник роялистской партии, притворяющийся круглоголовым. Это дело пришлось бы Хессенфилду по душе.
      Вечер без него тянулся очень медленно. До тех пор, пока не пришла пора ложиться спать, я была с Клариссой. Мэри Мартон уложила ее, я сидела у ее кроватки и рассказывала сказки, пока она не заснула. Потом я вернулась в свою пустую спальню и тоже заснула.
      Проснулась я рано утром, как обычно позавтракала хлебцами и кофе, а потом поднялась в комнату Клариссы. Она сидела в своей кроватке и играла с куклой, которую я купила ей днем раньше.
      - Мэри ушла, - сказала она.
      - Ушла?! Так рано? Этого не может быть! Кларисса кивнула.
      - А у Иветты голубые глаза, - сказала она, протягивая мне куклу. Посмотри!
      - Уверена, Мэри у себя в комнате, - задумчиво произнесла я. - Пойду посмотрю.
      Я прошла в комнату Мэри. Постель была заправлена. Неужели она не спала этой ночью? Если только она не заправила ее перед уходом, но обычно это Делала одна из служанок.., и гораздо позднее.
      Я оглядела комнату, открыла шкаф, одежды не было. И тогда я заметила записку. Она лежала на столе и предназначалась мне.
      "Дорогая леди Хессенфилд!
      Я должна была срочно уехать. Я получила письмо от моей тетушки из Лиона, которая тяжело заболела. Письмо доставили уже после того, как вы удалились к себе, а так как у вас был очень напряженный день, я решила не беспокоить вас. Сейчас еще можно успеть на карету до Лиона, поэтому я должна отправляться немедленно. Как только я смогу оставить тетушку, я вернусь и повидаюсь с вами.
      Спасибо вам за вашу доброту.
      Мэри Мартон".
      Листок бумаги выпал из моей руки: происходило что-то странное, я чувствовала это.
      Почему вдруг Мэри уехала? И когда доставили письмо? Я бы услышала стук копыт во дворе. Кроме того, она никогда не упоминала о тетушке из Лиона; насколько я поняла, у нее вообще здесь не было родственников, кроме родителей.
      Мои мысли немедленно обратились к Мэтью. "Вот в чем дело, - подумала я. - Она влюбилась в него, а он, должно быть, дал ей понять, что не любит ее". Мэри всегда мне казалась странной девушкой, она постоянно держалась в стороне от остальных, и, хотя она сдружилась с Клариссой, думаю, она так и не смогла преодолеть неловкости передо мной. Меня порадовала новость о ее дружбе с Мэтью, и я тут же предположила, что между ними все серьезно. И разгадкой ее поспешного отъезда, скорей всего, было то, что она, узнав о равнодушии Мэтью, решила порвать со всем окружением, чтобы не слышать сочувствующих расспросов. Такая тихая и сдержанная девушка, как она, по крайней мере я так ее представляла, именно так бы и поступила.
      На следующий день вернулся Хессенфилд. Он отсутствовал двое суток, но выглядел бодро и энергично, совсем как в прежние времена, и закружил меня в своих объятиях.
      - Я должен немедленно увидеться с воспитательницей Клариссы!
      - О, здесь произошло что-то странное - Мэри уехала.
      - Уехала?!
      Он непонимающе посмотрел на меня, и я быстро объяснила:
      - Вчера утром я пошла к ней в комнату. Кровать была убрана, и лежала записка. Она уехала к больной тетушке в Лион.
      - Больная тетушка из Лиона?! О, Боже, она скрылась, а ведь это была она. Утечка сведений.., это она выдавала наши планы.
      - Ты имеешь в виду, что... - это она была шпионкой?
      - Именно. Я ведь пообещал тебе, что выясню, как это случилось. Ее я взял на заметку одной из первых и, в конце концов, докопался до правды. Это должен был быть кто-то из наших домочадцев. Нигде больше о плане даже и не упоминалось. В тот день ко мне приехали, и я принял всех в моем кабинете, мы разрабатывали план высадки. Только тогда было упомянуто название того места. Я даже бумаге его не доверил - это должно было храниться в строгой тайне, и все сведения передавались из уст в уста. Таким образом я догадался, что шпионом был кто-то из нашей семьи, тот, кто подслушал и немедленно передал эти сведения в Англию. Все было не так уж сложно, потому что я начал сразу с нее, она была последней, кто переселился к нам. Ее родители в Англии, и она работала на правительство королевы. Они решили уничтожить нас. Им стало известно, что в страну переправляется оружие, что оно разбрасывается по тихим уголкам побережья и что оно будет храниться там до тех пор, пока не наступит время, когда мы сможем воспользоваться им. Слава Богу, она стояла первой в списке подозреваемых, и я сразу же раскусил ее.
      - Я не могу поверить, что Мэри могла поступить так.
      - Так всегда бывает с хорошими шпионами. А она была достаточно искушенной в этом деле, уверяю тебя, и мы упустили ее.., может, конечно, мы еще поймаем ее, но вряд ли. Во всяком случае, во Францию она не посмеет больше приехать: для нее это было бы слишком опасно.
      - Я должна была догадаться! - воскликнула я. - Я хорошо помню тот день, когда ты встречался с этими людьми. Я заметила тогда Мэри. Мне послышалось, как открылась и закрылась дверь. Я спустилась вниз, когда она выходила, но я ничего даже не заподозрила. Я подумала, что просто она тайком идет на свидание со своим любовником.
      - Каким любовником? - резко спросил Хессенфилд.
      - С Мэтью Пилкингтоном. Ну, ты же знаешь, мы думали, что между ними роман. Сначала я решила, что она уехала из-за того, что между ними что-то произошло, что он сказал ей, будто не любит ее. Так считают все слуги, они только и делают, что говорят об ее отъезде. Слуги обожают всякие сплетни о любовных романах.
      - Тогда пускай думают так и дальше, - задумчиво проговорил Хессенфилд.
      Этот случай очень опечалил меня, но Хессенфилд, как ни странно, быстро восстановил свой былой оптимизм:
      - Это дело случая. Иногда везет, иногда нет. Нам остается лишь надеяться.
      Он снова был весел и жизнерадостен, и жизнь в доме вновь потекла по-старому, но все-таки меня не оставляли воспоминания о тех днях. Я продолжала вспоминать Мэри. Мне следовало бы сразу заметить, что она необычная воспитательница. Мне надо было более внимательно отнестись к ее рассказу. То, что она бы шпионкой в нашем доме и что именно я ввела ее в нашу семью, подействовало на меня угнетающе. Более того, Кларисса то и дело спрашивала меня о ней. Я сказала ей, что Мэри уехала к своей больной тетушке в Лион - это было, на первый взгляд, наилучшим выходом из положения. И, как настоял Хессенфилд, та же история распространилась по всему дому. Слуги посчитали весьма странным то, что она уехала, не сказав никому, но она была англичанкой, а (как я случайно подслушала) по мнению Жанны, англичане часто совершают всякие странности.
      Прошла неделя с тех пор, как Мэри покинула нас, и я с Клариссой и Жанной пошли прогуляться. Мы побывали на рынке и уже возвращались домой вдоль реки, когда заметили толпу и какую-то суматоху.
      Естественно, нам стало любопытно, и мы подошли поближе. Жанна повернулась ко мне и прошептала:
      - Это не для малышки, мадам. Малышка мигом навострила ушки.
      Что? Что они нашли? - воскликнула Кларисса.
      - Ну, они вытаскивают что-то из реки, - сказала Жанна.
      - Что? Что?
      - Думаю, они и сами не знают. Что ж, нас ждет обед.
      - Maman, - Кларисса уже переняла французский вариант и пользовалась им все время, - давай останемся.
      Жанна кидала на меня беспокойные взгляды.
      - Нет, мы должны идти домой, - твердо сказала я.
      - Кто-то поймал в реке ворох старого тряпья, - добавила Жанна.
      - А кто его туда бросил?
      - Ну, этого мы не знаем, - ответила Жанна.
      - А кто знает?
      - Тот, кто его туда бросил.
      - А кто бросил?
      - Кларисса, - воскликнула я, - мы ничего не знаем! И сейчас мы идем домой, потому что Жанна должна приготовить обед. Ты же будешь обедать, да?
      Кларисса заколебалась.
      - Сначала я хочу узнать, кто бросил в эту реку свою одежду, - ответила она.
      - Посмотрим, как ты заговоришь, когда мы будем обедать, а ты будешь дожидаться здесь новостей об одежде, плававшей в реке, - сказала я.
      Она снова задумалась. Это был шанс. Я крепко взяла ее за руку и потащила прочь. Чуть позже Жанна подошла ко мне.
      - Я подумала, что мадам это заинтересует: из реки сегодня утром вытащили мужчину.
      - О, Боже, какому-то бедняге не повезло! Он, наверно, был очень несчастен, раз решил расстаться с жизнью.
      - Говорят, что дело совсем не в этом, мадам. Говорят, что он был убит.
      - Это еще хуже. Слава Богу, что мы не разрешили девочке посмотреть. Не говорите ей, Жанна, и запретите всем остальным рассказывать ей об этом.
      - Да, мадам, я все сделаю.
      Еще до того, как мне рассказали, я начала подозревать, что что-то происходит. В доме постоянно шептались, хотя разговоры велись более скрытно, чем обычно, и при моем появлении всегда смолкали.
      Наконец, Жанна не выдержала.
      - Мадам, - сказала она мне, - узнали имя того человека, что обнаружили в Сене.. Теперь известно, кто он.
      - И кто же он?
      Жанна на пару секунд замялась, после чего быстро выпалила:
      - Это тот джентльмен, который часто приходил к нам.
      - Что?! - воскликнула я.
      - Монсеньор Пилкингтон.
      - Нет, - прошептала я. - Этого не может быть!
      - Может, мадам, и он был убит. Говорят, застрелен.
      Меня била дрожь. Запинаясь, я проговорила:
      - Я не верю этому. Зачем кому-то надо было убивать его?
      Жанна лукаво посмотрела на меня:
      - Причиной могла быть ревность, мадам;
      - Ревность?! Но кто мог ревновать его? Она пожала плечами:
      - Я думала, вы знаете, мадам.
      - Да.., да.., спасибо, что рассказала мне. Пожалуйста, проследи, чтобы это не достигло ушей моей дочки.
      - О да, мадам, конечно. Это не пойдет на пользу малышке.
      Я заперлась в своей комнате. Было невозможно поверить в это. Наверняка произошла какая-то ошибка. Мэтью мертв.., убит. Его тело брошено в Сену.
      Я вышла на улицу. Об этом уже говорили на улицах и в лавках, и знакомые люди провожали меня странными взглядами, будто размышляя о чем-то.
      "Боже мой! - подумала я. - Неужели они подозревают, что я к этому причастна?!"
      Я вернулась домой: те же самые "тс-с", тот же шепот. Когда я поднималась по лестнице, то услышала, как шепчутся две служанки:
      - Crime passionne! <Преступление из-за страсти (франц.).>, - услышала я. - Вот что это...
      Это все любовь!
      - Это здорово, когда кто-то ради тебя идет на убийство!
      - Глупышка, это-то и есть crime passionne!
      Я вбежала к себе в комнату. О чем они говорили?
      Что имели в виду?
      Хессенфилд приехал поздно ночью. Я ждала его.
      Он выглядел абсолютно спокойным. Слышал ли он о теле, что вытащили из Сены, и то, что это Мэтью Пилкингтон?
      - Что случилось? - спросил он.
      - Мэтью Пилкингтон! - воскликнула я. - Убит!
      Это, наверное, какая-то ошибка.
      - Нет, это не ошибка, - проговорил он.
      - Ты.., ты сделал это? - задохнулась я.
      - Не совсем, - ответил он. - Ему был вынесен приговор. Этот человек тоже был шпионом.
      - Я не верю в это.
      - Моя дорогая Карлотта, ты еще так неопытна в этих делах! Это моя вина, я должен был раскусить его раньше.
      Я в изумлении уставилась на него: Мэтью - шпион? А что мне о нем известно? Он долгое время был в Грассленде, когда ухаживал за Дамарис, говорил о поместье в Дорсете и о чине в армии. И он, действительно, служил в армии, и, когда становился нужен, его вызывали. Он, должно быть, долго не появлялся в своем полку, пока жил в Грассленде. И тут я вспомнила... В ту ночь, когда я покинула Англию, он был неподалеку, в Эйот Аббасе. Все части головоломки встали на свои места. Ему было известно о том, что Хессенфилд там, и, когда он приезжал в Эйот Аббас, он искал его, а я наивно думала, будто он приехал ко мне! Я явилась предлогом.., и каким! И именно из-за него нас тогда чуть не поймали. К нам подобрались на расстояние ружейного выстрела, пока мы гребли к кораблю. Мэтью был шпионом.
      - Скорее всего, он и Мэри Мартон работали вместе, - сказала я. Хессенфилд кивнул:
      - Получала информацию она: пряталась в соседней комнате, когда мы обсуждали наши планы.
      - И, - продолжила я, - передавала ее Мэтью Пилкингтону. Вот почему она так спешила на встречу с ним.
      - Я тоже так думаю. Хорошо, что ты заметила, как они встретились: это привело меня к нему. Его схватили.., как говорится, прямо на месте преступления. У него в кармане лежали письма, которые полностью выдавали его.
      - И вы убили его?
      - Мы не могли позволить, чтобы он остался жив. Он был расстрелян, а тело его выкинули в реку.
      - А теперь его нашли...
      - И все указывают на меня, - добавил Хессенфилд. - И знаешь почему? Подозревают, что Пилкингтон либо был, либо навязывался тебе в любовники, и все думают, что я убил его из ревности.
      - Надо положить конец этим грязным сплетням.
      - Напротив, пускай говорят. Я бы хотел, чтобы так думали.
      - Но тебя обвинят в убийстве.
      - Это меня не волнует.
      - А закон?
      - Здесь принято закрывать глаза на подобные преступления. Кроме того, я могу доказать, что он был шпионом, а такая судьба ждет всех шпионов.
      - Но все твердят...
      - Да пускай твердят дальше! Все знают о моей любви к тебе, знают, что Пилкингтон часто навещал наш дом, ведь ты изумительно красивая женщина. Пусть наши враги считают, что его убили из-за ревности, а вовсе не потому, что раскусили его. Я содрогнулась. Хессенфилд обнял меня.
      - Милая Карлотта, это не такая уж веселая игра: это дело жизни и смерти. Каждый из нас все время сталкивается с ней лицом к лицу. Пилкингтон знал об этом, Мэри Мартон тоже это было известно. Мы живем опасной жизнью, Карлотта, и теперь ты одна из нас. Мы умрем за наше дело, ибо согласны на все, если это делается ради него! Смерть всегда рядом.., крадется за углом, выслеживает, чтобы напасть, когда этого меньше всего ожидаешь... Смерть ходит за нами по пятам. Если ты боишься, я отвезу тебя назад, домой. Это будет нетрудно устроить.
      - И ты бы действительно отослал меня? Значит, ты устал от меня?
      - Ты настоящая дурочка, если так думаешь! Разве ты не знаешь, что я люблю тебя? Только поэтому я и хотел бы, чтобы ты уехала.., прочь от этих заговоров, от этой опасности.
      Я кинулась в его объятия и крепко прижалась к нему.
      - Я никогда не брошу тебя! Хессенфилд взъерошил мои волосы.
      - Я знал, что ты скажешь это, - рассмеялся он. - Иначе бы не предлагал.
      Той ночью дикая, необузданная страсть овладела нами, но на сердце у меня было все так же тяжело. Слишком многое лежало на моей совести: Дамарис, Бенджи.., а теперь не покидала мысль, что там, на берегах Сены, лежит безжизненное тело Мэтью...
      ДВЕ ПАРЫ ПЕРЧАТОК
      Как жаль, что мне не пришлось встретиться с Людовиком XIV, "Королем-Солнце", до того, как он вошел в последнее десятилетие своей жизни. Теперь он был уже совсем стариком, уже почти двадцать лет был он женат на набожной мадам Мантенон, и заботили его теперь скорей блага небесные, нежели земные. Ему было лет шестьдесят семь, и, значит, на троне он восседал почти шестьдесят два года. Несомненно, он был великим монархом.
      Он воплощал в себе все, что мог пожелать от короля простой человек, и поэтому он был королем Франции. Свод правил при французском дворе был гораздо более суров, чем в Англии. Малейшая ошибка - и человек никогда больше не мог добиться фавора. Жизнь дворянина в этой стране была весьма и весьма рискованной.
      Хессенфилд снова и снова инструктировал меня насчет того, что я должна буду делать. Он был на хорошем счету и, подобно всем остальным друзьям Якова, был благосклонно принят королем Франции, тем более, что в то время Людовика все больше беспокоили постоянные победы герцога Мальборо.
      Я должна была быть представлена в самом роскошном дворце Европы, в детище Людовика, почти сравнившемся с ним по великолепию, - в Версале.
      По этому поводу было сшито новое платье, и мадам Пантон была вне себя от волнения. Она суетилась, болтала без умолку, размахивала руками, впадала в отчаяние, радовалась и пару раз чуть не упала в обморок, когда ей показалось, что покрой моей юбки не совсем идеален.
      Наконец, я была готова - я была в прекрасном прозрачно-голубом платье, весьма скромно украшенном бриллиантами, ибо, по словам Хессенфилда, ни в коем случае нельзя было задевать обилием драгоценностей чувства Людовика, которые, после того как в течение двадцати лет подвергались воздействию мадам Мантенон, разительно изменились.
      - Но, с другой стороны, - сказал Хессенфилд, - мне больше следовало бы опасаться того, что я представляю ему тебя. Он будет восхищен твоей красотой! Это известный знаток красоты, правда, сейчас мадам Мантенон убедила его, что истинная красота на небесах, а отнюдь не на грешной земле. Да и он уже слишком стар. Интересно, стану ли и я таким же благочестивым, когда постарею?
      - Такое происходило со многими, - напомнила я ему. - И чем больше они грешили, тем больше их желание отмыть свои грехи. Тебе надо стать очень набожным, чтобы у тебя это получилось.
      - А тебе? - спросил он.
      - Боюсь, со мной будет так же история.
      - Будем послушничать вместе, дорогая! - сказал Хессенфилд. - А пока давай вернемся к твоему представлению этому "Заходящему Солнцу".
      ***
      Версаль! Как он был прекрасен! Как впечатляющ! Я никогда ничего подобного не видела и не увижу. Мы отправились туда в карете, поскольку Версаль находился примерно в одиннадцати милях от Парижа. Сам городок был довольно невзрачным, наверное, поэтому Людовик и решил выстроить здесь один из самых прекрасных дворцов мира - чтобы контраст был более разителен. Мы проехали мимо соборов Сен-Луи и Нотр-Дам в квартале Сатори и свернули на запад, туда, где железные ворота и каменные баллюстрады отделяли дворец от площади д'Арм.
      Я с изумлением рассматривала аллегорические статуи по сторонам дороги, статуи великих французских деятелей и огромную статую самого Людовика на лошади. Это было поразительное зрелище! Справа и слева раскинулись широкие крылья дворца, и не менее завораживающими, чем сам дворец, были волшебные сады, что окружали его, - цветы, чаши с орнаментом, статуи, широкие аллеи, мощные деревья и зеленая трава.
      - Хватит глазеть, как селянка, - сказал Хессенфилд. - Самый лучший вид открывается из окон Зеркальной галереи.
      Было невозможно запомнить все те чудеса, что я увидела там. Когда я уехала из Версаля, в моей голове кружились образы широких лестниц, прекрасных залов, картин, скульптур, гобеленов - настоящая сокровищница, обиталище, очень подходящее королю, который вознесся выше всех обыкновенных монархов и стал почти Богом.
      Естественно, принимали нас здесь не совсем так, как в Сен-Жермене. Этот двор был отличен от двора короля Якова, которого, скорее всего, терпели здесь только потому, что королева, которую тот желал сместить с престола, была заклятым врагом самого "Короля-Солнце". Дело было и в герцоге Мальборо, который доставил Людовику много причин для беспокойства, чего не удавалось прежде никому. Даже представить себе было невозможно, что его можно заставить просить мира, но герцог Мальборо, казалось, имел все шансы на это. Таким образом, каждый, кто мог доставить хоть малейшие неприятности их врагу, радушно приветствовался здесь и обеспечивался необходимой поддержкой. Поэтому якобитов довольно любезно принимали в Версале.
      Но, конечно, сам великой король Франции не слишком беспокоил себя теми, кто желал быть представленным ему. Все просители должны были представлять себя сами, ожидая в небольшой приемной, примыкающей к королевским покоям, - сквозь эту комнату король проходил, направляясь в другие залы дворца. Там каждый день терпеливо собирались все, кто надеялся предстать перед королем. Впрочем, он мог не выйти совсем, и тогда приходилось являться сюда и на следующий день. Но даже попасть в эту приемную считалось большой честью.
      - Это первый шаг, - сказал Хессенфилд. - Но пока король не признает тебя, ко двору тебя не допустят Итак, мы проследовали к апартаментам Людовика, располагавшимся сразу за Зеркальной галереей, и вскоре очутились в небольшой приемной - "Бычий глаз", прозванной так из-за формы своих окон.
      Там уже находилась группа людей, как и мы, изысканно одетых, которые ожидали появления короля, - если он появится этим утром.
      Это было долгое ожидание. Я оглядела комнату и людей - все были крайне серьезны и сосредоточены, и ту во мне взыграл бес противоречия, и мне захотелось громко рассмеяться. Мне захотелось сказать им: "Почему мы должны толпиться здесь, раболепствовать и ждать милости одного человека? Мне наплевать, что он "Король-Солнце". Мне наплевать на то, что его богатство выстроило подобный дворец! Почему я должна стоять здесь? Ради чего?" Я решила поговорить об этом с Хессенфилдом сегодня же ночью.