Виктория ХОЛТ
      ПЕСНЯ СИРЕНЫ
      Анонс
      В романе раскрываются исторические события в Англии начала XVIII века. На троне королева Анна. Идет жестокое соперничество между Англией и Испанией.
      Главные героини романа - Карлотта и Дамарис оказываются в водовороте придворных интриг Судьба Карлотты складывается так, что ей приходится бежать во Францию, где таинственные отравители губят Карлотту и ее возлюбленного.
      Часть первая
      КАРЛОТТА
      ВИЗИТ ГЕНЕРАЛА
      - Бомонт вернулся! Он был здесь, он стоял передо мной со всем присущим ему изяществом, высокомерный и невероятно обаятельный! Я вновь ожила, бросилась в его объятия и, подняв лицо, взглянула на Во.
      - Я звала тебя: "Во, Во! Почему ты ушел? Почему покинул меня?" А он отвечал:
      - Все это время я был здесь, рядом.., рядом.
      И его голос эхом отзывался по всему дому, повторяя:
      "рядом.., рядом...".
      Тут я очнулась, поняв, что Бомонта нет со мной. Я просто грезила, и еще тяжелее на меня навалилось горе - я вновь одна, и тем безнадежнее оно было после краткого мига, когда я поверила, что Во вернулся.
      С тех пор как он уехал, прошло более года. Мы должны были пожениться и снова готовились к побегу (одна неудачная попытка уже была), но в этот раз мы бы проделали все гораздо тщательнее. Во прятался в том доме, с привидениями, куда я часто заходила, пользуясь любой возможностью. Моя семья ничего не подозревала, все были уверены, что разлучили нас, но мы были умнее, бережно вынашивая свои планы.
      Моя семья не любила Бомонта - особенно мать, которую приводило в бешенство одно лишь упоминание его имени. С самого начала я видела, насколько решительно она стремилась воспрепятствовать нашей свадьбе. Одно время мне казалось, что она ревнует меня к Бо, но позже я переменила свое мнение.
      Я никогда не могла полностью почувствовать свою причастность к семье Эверсли, хотя Присцилла, моя мать, неоднократно давала мне понять, как много я значу для нее, и я сознавала, какое влияние она имеет на меня. Она абсолютно не походила на Харриет, которую я так долго считала своей матерью. Харриет, конечно, любила меня, но не могу сказать, чтоб чрезмерно. Она не баловала меня выражением своих чувств, и, я уверена, узнай она, что мы с Бо дали друг другу слово пожениться, она бы только пожала плечами и рассмеялась, в то время как Присцилла повела себя так, будто это величайшее несчастье, хотя самой причиной моего существования явилось именно отсутствие у нее такого договора в подобных условиях.
      Теперь-то известно, что я незаконнорожденная - внебрачная дочь Присциллы Эверсли и Джоселина Фринтона, который был обезглавлен во время Папистского заговора. Конечно, он собирался жениться на моей матери, но был схвачен и казнен прежде, чем успел это сделать. Тогда Харриет решила выдать себя за мою мать, и они с Присциллой уехали в Венецию, где я и родилась.
      Обстоятельства моего мелодраматического появления на свет доставили мне немалое удовольствие, когда я узнала обо всем. Эта история вышла наружу и стала широко известна, когда дядя отца после смерти завещал свое состояние мне. Тогда я стала жить со своей матерью и ее мужем Ли в имении Эверсли, хотя частенько навещала Харриет.
      Сейчас Присцилла с Ли перебрались в Довер-хаус во владениях Эверсли. Там они жили с моей сводной сестрой Дамарис. Совсем рядом располагался Эндерби-холл, который мы с Бо использовали для встреч. Этот дом оставил мне в наследство дядя отца, Роберт Фринтон. Эндерби - это место памятных событий. Его считают обиталищем нечистой силы. Я подозреваю, что именно поэтому я была очарована этим домом с детских лет, задолго до того, как он стал принадлежать мне. Однажды там произошла страшная трагедия, и, естественно, над этим местом витала мрачная тень. А Бомонту нравился этот дом, иногда он даже звал привидения выйти и взглянуть на нас. Когда мы лежали на большой кровати с балдахином, он отдергивал занавески. "Пусть они поучаствуют в нашем наслаждении!" - так он говорил. Он был дерзок, безрассудно отважен и абсолютно беззаботен! Я уверена, появись однажды перед ним привидение, он не почувствует и тени беспокойства. Он рассмеялся бы в лицо самому дьяволу, покажись тот собственной персоной. Бывало, он говорил, что и сам служит дьяволу.
      Как я тосковала по нему! Как мне хотелось, заглянув в этот дом, вновь почувствовать его объятия, когда он вихрем налетал на меня. Я хотела, чтобы его руки вновь подхватили меня и отнесли наверх, в ту комнату, где спали эти призраки, пока обитали на земле. Я хотела вновь услышать его ленивый голос с бархатными интонациями, такой музыкальный, такой характерный для него, предназначенного обладать всеми радостями жизни - неважно, какими средствами - и отбрасывать все, что не сулит никакой выгоды.
      - Я не из святых, Карлотта, - говорил мне Бомонт, - так что и не мечтай заполучить одного из них в мужья, милое дитя!
      И я заверила его, что последнее, о чем я мечтаю, это о святом.
      Он постоянно напоминал мне, что я уже потеряла невинность, - видимо, это забавляло его. А я иногда думала, что он настоял на этом потому, что боялся потерять меня.
      - Теперь ты не сможешь упорхнуть: ты принадлежишь мне!
      Присцилла, пытаясь пресечь наши отношения, говорила, что единственное, что ему надо, - это мое состояние: я была весьма богата - вернее, я стала бы таковой по достижении восемнадцати лет или в случае замужества. Когда я решила узнать, интересует ли Бо это обстоятельство, он ответил:
      - Я буду откровенен с тобой, мое милое дитя: твое состояние будет не лишним! Оно позволит нам путешествовать и жить в свое удовольствие. Тебе это понравится, дорогая наследница! Мы отправимся на твою родину - в Венецию: я знаю, что был там в тот знаменательный момент. Не кажется ли тебе, что это перст судьбы? Мы предназначены друг для друга, так не позволим же такому ничтожному обстоятельству, как твое наследство, встать между нами! По правде говоря, мы не можем презирать богатство, давай лучше скажем, что рады ему. Но неужели после всего, что произошло между нами, ты сомневаешься, любовь моя, что значишь для меня гораздо больше, чем тысяча таких наследств? Мы бы были счастливы вместе будь ты, моя маленькая женушка, простой швеей. Понимаешь ли ты, как мы подходим друг другу? Ты создана для любви, ты отзывчива и чувствительна к ней! Ты еще очень юная, Карлотта, но уже пылкая и страсть будет неотъемлемой частью твоей жизни. Тебе надо еще так много узнать о самой себе и о жизни, и я помогу тебе в этом, независимо от того, существует это наследство или нет.
      Я знала: все, что Бомонт говорит, - правда и что по своей натуре я вполне под стать ему. Я понимала, что мы действительно подходим друг Другу, и это наследство - то, что поможет мне обрести его.
      Между нами царило полное согласие. Мне было тогда только пятнадцать, а он был более чем на двадцать лет старше - он никогда не называл мне свой возраст. Обычно он говорил:
      - Я стар настолько, насколько способен убедить весь свет, и ты более, чем кто-либо другой, должна принимать это именно так.
      Итак, мы встречались в доме с привидениями. Это забавляло Бо и устраивало нас, потому что очень мало людей заходило туда Присцилла посылала туда слуг лишь раз в неделю. Они ходили все вместе, потому что среди них никто не осмелился бы войти туда в одиночку. Я узнавала, когда слуги собирались идти, и предупреждала Бо, чтобы он скрылся. Мы оставались в этом доме три недели, а потом наступил день, когда он ушел.
      Почему? Куда? Что заставило Бомонта так внезапно исчезнуть? Я не могла этого понять. Сперва я думала, что его куда-то вызвали и у него нет возможности дать мне знать о себе, но через какое-то время я стала волноваться.
      Я не знала, что делать, и никому не могла рассказать, почему он исчез из этого дома: я и сама не могла этого понять. Первые несколько дней я не была слишком обеспокоена, но, когда дни превратились в недели, а недели в месяцы, меня охватил страх, и я ощутила предчувствие ужасного рока, нависшего над Бо. И я приходила в Эндерби, стояла в зале, слушая тишину дома, шептала имя и ждала какого-то ответа, но его не было: только грезы.
      ***
      Мне становится легче, когда я записываю в дневник события. Делая это, я начинаю лучше понимать и то, что произошло, и самое себя.
      Мне скоро семнадцать. Я отправляюсь в Лондон. Там будет устроен званый вечер, и в Эверсли тоже, так как и Присцилла с Ли, и мои дедушка с бабушкой мечтают подыскать мне мужа. У меня будет множество поклонников - мое наследство гарантирует это; но, как говорит Харриет, у меня есть и то, что она называет "особым свойством", которое привлекательно для мужчин, как мед для пчелы. Уж она-то знает толк в том, чем сама обладает всю жизнь.
      - Вся беда в том, - однажды заметила она, - что слетаются и осы, и другие назойливые насекомые. То, чем мы наделены, может стать лучшим капиталом для женщины, но, подобно другим опасным дарам, при неверном обращении может обернуться против нас...
      Харриет никогда не упускала случая провести время с мужчиной, и я была уверена, что она занимается тем же, чем и мы с Бо. Первый любовник появился у нее, когда ей было четырнадцать, хотя нельзя сказать, чтобы это было любовное приключение, полное страсти, но для обоих любовников оно стало весьма благодатным; и, рассказывая мне об этом, Харриет добавила:
      - Пока все это продолжалось, мы оба были счастливы. Это то, для чего, собственно, и существует жизнь.
      Наверное, ближе, чем кто-либо, и была для меня Харриет, исключая, конечно, Бо. Кроме всего прочего, я в течение многих лет считала ее своей матерью, и Харриет, на мой взгляд, была прекрасной матерью: она никогда не досаждала мне излишними чувствами, не любопытствовала, где я была, каковы успехи в моих занятиях, не проявляла обеспокоенности. Наоборот, меня раздражала явная забота Присциллы. Мне совсем не хотелось, чтобы Присцилла, опасаясь за мое благополучие, взывала бы к моей совести, особенно после того, как я встретила Бо. Харриет была для меня лучшей поддержкой" я чувствовала, что она-то помогла бы мне в любых затруднениях и поняла бы мои чувства к Бо так, как никогда не сумела бы настоящая мать.
      ***
      Меня всегда привечали в Эйот Аббасе, и еще там был Бенджи, общество которого я считала очень подходящим. Он мне всегда нравился - Бенджи, сын Харриет, и в течение долгого времени я считала его братом. Я знала, что и он очень любит меня. Узнав, что я ему не сестра, он был в восторге и стал выказывать мне такие чувства, которые были бы интересны для меня, не будь я всецело увлечена Бо. Я прекрасно сознавала, какие чувства Бенджи испытывает ко мне: я стала разбираться в этом после того, как Бо стал моим любовником. Действительно, я начала многое лучше понимать.
      - Говорят, ты повзрослела очень быстро, - комментировал Бомонт, - а это значит, моя милая девочка, что ты стала женщиной!
      Бо высмеивал все. Многое он просто презирал, но, кажется, сильнее всего он презирал невинность, так что быстро уничтожал ее. Он отличался от всех прочих людей, и никто другой не мог заменить мне его. Он должен вернуться, должен все объяснить. Иногда, если до меня доносился откуда-нибудь слабый, еле уловимый запах - смесь мускуса и сандалового дерева, он вновь возвращал мучительно-острые воспоминания о Бо: его одежда всегда так пахла. Бо был очень привередлив: однажды, когда мы были в доме, он наполнил ванну водой, добавив туда розового масла, и заставил меня выкупаться. После этого он натер меня кремом с запахом розы, сказав, что приготовил его сам. Занятия любовью очень забавляли его, хотя Он относился к ним, как к какому-то многозначительному ритуалу.
      Харриет говорила о нем и тогда, и после. Конечно, она не догадывалась, что он скрывался в атом доме.
      - Он уехал, - говорила она, - забудь его, Карлотта!
      Я отвечала:
      - Он вернется!
      Она ничего не сказала, но ее красивые глаза наполнились печалью.
      - Почему он должен был уехать? - спрашивала я.
      - Вероятно, решил, что бесполезно ждать: слишком многие были против Бомонта.
      - Но не я.
      - Сейчас мы не можем узнать, что заставило его поступить так, сказала Харриет, - но факт остается фактом - он уехал.
      Я знала, о чем она думает. Он уехал за границу - так считали в Лондоне, где Бо был широко известен в придворных кругах. Когда Харриет была в Лондоне, она слышала, что Бо исчез, оставив огромные долги, и намекнула мне, что он занялся поисками другой наследницы. Даже ей я не могла рассказать о наших встречах в Эндерби и о том, что мы строили планы побега.
      По временам меня одолевала такая тоска, что я часто приходила в Эндерби, бросалась в спальню и, лежа на постели под пологом, в мечтах переживала все снова и снова.
      Я ощущала непреодолимую необходимость приходить туда, когда меня захватывали воспоминания о нем. Вот почему в полдень, на следующий день после той ночи, когда он привиделся мне, как живой, я отправилась верхом в Эндерби. Это было совсем недалеко, не более десяти минут езды. Когда я отправлялась туда на свидания с Бо, я ходила пешком, потому что не хотела, чтобы кто-нибудь увидел мою лошадь и узнал, что я там.
      В тот день я привязала лошадь к столбу и, достав ключ, вошла в дом. Я стояла на своем любимом месте - в старом зале: там была великолепная сводчатая крыша и красивые панели на стенах. В одном конце зала за перегородкой были кухни, в другом - галерея менестрелей. Считалось, что именно это место наиболее часто посещают привидения, потому что одна из владелиц дома, чей муж оказался вовлечен в заговор, пыталась повеситься на галерее, но веревка оказалась слишком длинной, она сильно покалечилась и доживала свои дни в медленной агонии. Именно такую историю я слышала. Помню еще один случай. Как-то, когда я вошла, Бо явился одетым в женскую одежду, которую разыскал в доме: ему нравилось пугать меня.
      И сейчас, когда я вошла, мои глаза сразу же устремились на галерею: так было всегда, сколько бы раз я не приходила. И как счастлива я была увидеть его или какой-то знак, что он где-то здесь, что он вернулся ко мне!
      Но там никого не было. Только тишина, мрак и гнетущая атмосфера страха и притаившегося зла. Я пересекла зал, - мои шаги звонко отдавались на каменном покрытии пола - и прошла, поднявшись вверх, по пустой галерее.
      Я открыла дверь в спальню, которую мы сделали своей. Кровать с бархатным пологом выглядела очень заманчиво. Я задумалась о тех, кто умер на этой постели, затем внезапно упала на нее и зарылась лицом в бархатную подушку.
      - О, Бо, где же ты? - рыдала я. - Почему ты меня покинул? Куда ушел?
      Потом я затихла и села на кровати. Впечатление было такое, словно я получила ответ на свой вопрос. Я вдруг поняла, что не одна в доме: кто-то здесь был, какое-то движение... Шаги? Были ли это шаги? Я знала все звуки старого дома: скрип старой древесины, жалобные стоны половиц. Бывало, я пугалась, лежа на этой кровати с Бо, что он тотчас же подмечал. Как он смеялся надо мной! Я думаю, он просто мечтал о каком-нибудь происшествии. Однажды он сказал:
      - Хотел бы я видеть лицо этой гордячки Присциллы в момент, когда она застанет меня в постели с ее дочерью!
      Да, я действительно знала все звуки этого дома и сейчас была твердо уверена, что не одна здесь. Меня охватило ликование. Первая мысль была: он вернулся!
      Я позвала:
      - Бо! Бо! Я здесь, Бо!
      Отворилась дверь. Мое сердце так сильно стучало, что мне показалось, будто я задыхаюсь.
      А потом я ощутила дикую ярость: в комнату вошла моя сводная сестра Дамарис.
      - Дамарис? - заикаясь, произнесла я - Что.., что ты здесь делаешь?
      Разочарование ослепило меня, и в этот момент я ненавидела сестру. Она стояла передо мною, ее губы слегка приоткрылись, а глаза округлились от изумления. Она не была красивым ребенком - тихая, послушная, стремящаяся всем понравиться, что наша мать называла "очаровательным". Я всегда считала ее туповатой и обычно игнорировала, но сейчас просто ненавидела. Она выглядела такой чистенькой и опрятной в своем бледно-голубом платье с более светлым шарфом, длинные локоны темных волос падали ей на плечи. Ее просто распирало от любопытства, которые вылилось в живой интерес к происходящему.
      - Я решила, что с тобой что-то произошло, Карлотта, - сказала она. Ты с кем-то разговаривала, так ведь?
      - Я крикнула просто, чтоб узнать, кто здесь? Ты напугала меня, - я смотрела на нее с осуждением.
      Ее рот приоткрылся от удивления: она была абсолютно бесхитростна. Да и чего другого ожидать от десятилетнего ребенка? Что ей сказать? Я помнила, что звала Бо по имени. Слышала ли она это? Я надеялась, что она ничего не знает о Бомонте.
      - Мне показалось, ты говорила, что-то вроде "Бог"? - произнесла она.
      - Ты ошиблась, - быстро ответила я, - я крикнула "Кто тут?"
      - Но...
      - Все остальное тебе показалось, - резко продолжила я.
      Встав с постели, я не слишком нежно взяла ее за плечи, так, что она даже поморщилась. Я была довольна: мне хотелось обидеть ее.
      - У тебя нет никакого права приходить сюда, - заявила я. - Это - мой дом, и я пришла, чтобы убедиться, все ли в порядке.
      - Ты проверяла кровать?
      Я внимательно посмотрела на Дамарис. Нет, это замечание было сделано без всякой задней мысли: она ничего не проверяла и не предполагала. Надо заметить, что моя сестра абсолютно невинна. В конце концов, ей всего десять лет.
      Я подумала, стоит ли что-то ей объяснять. Нет, лучше оставить все, как есть. Мы вместе вышли из дома.
      - Как ты сюда добралась? - поинтересовалась я.
      - Я шла пешком.
      - А теперь можешь идти обратно, - бросила я ей, усевшись в седло.
      Это было двумя днями позже, в субботу. Я была в саду Довер-хауса, когда показался всадник. Он спешился и подошел ко мне.
      - Если я не ошибаюсь, это Довер-хаус. Эверсли и капитан Ли живет здесь, не так ли?
      - Вы абсолютно правы. Сейчас его нет, но, надеюсь, он скоро вернется. Заходите, я покажу вам, где поставить коня.
      - Благодарю. Вы, должно быть, его дочь?
      - Падчерица.
      - Мое имя - Жерве Лангдон. Мы вместе служили в армии.
      - Генерал Лангдон! - воскликнула я. - Мне приходилось слышать ваше имя: сэр генерал Жерве Лангдон. Так?
      - Вижу, вы неплохо осведомлены. Я показала ему коновязь, а когда мы направились к дому, показалась моя мать.
      - Мама, это сэр генерал Жерве Лангдон, - представила я гостя.
      - О, пожалуйста, входите! - воскликнула Присцилла - Мой муж сейчас будет.
      - Я проезжал в этих краях, - стал объяснять сэр Жерве, - и вспомнил, что здесь живет мой старый друг. Вот я и решил нанести ему визит.
      Он будет в восторге. Он так много о вас говорил, правда, Карлотта? Да, это моя дочь Карлотта.
      Сэр Жерве опять повернулся ко мне и произнес:
      - Очень приятно. Мы прошли в зал.
      - Я узнавал о вас в имении, - сказал сэр Жерве, - и один из слуг объяснил мне, что вы сейчас живете в Довер-хаусе.
      - Да, это так, - отвечала мать, - А мои родители остались там.
      - Лорд Эверсли, я думаю, тоже? Где сейчас Эдвин?
      - Он служит за границей, - ответила Присцилла.
      - Вот как? Я надеялся повидаться и с ним.
      - Вы, конечно, знаете, что мой муж подал в отставку?
      - Ну конечно. Теперь на службе остается Эдвин Эверсли.
      - Да, но мне кажется, его жена хочет, чтобы он поступил так же, как Ли.
      - Жаль, - произнес генерал, - такие люди, как он, нам нужны.
      - Я считаю, что они нужны своим семьям.
      - Вечное недовольство жен, - улыбнулся генерал. Присцилла провела его в гостиную и послала за вином и кексами. Появилась Дамарис, которую тоже представили гостю.
      - У вас такие очаровательные дочери, - заметил генерал.
      Он рассказывал нам о своих путешествиях за границей, восхищался тем, что снова на родине, в Англии. Вскоре возвратился Ли. Он был очень обрадован, увидев генерала, и через некоторое время Присцилла решила, что им есть, о чем поговорить друг с другом наедине. Она надеялась, что генерал не слишком торопится и побудет некоторое время у нас.
      На это он ответил, что собирался навестить своего старого друга Неда Нетерби и думал переночевать в гостинице, в четырех милях отсюда, с тем, чтобы с утра ехать в Нетерби-холл.
      - Нет! - воскликнула Присцилла. - И не думайте об этом! Вы должны остаться на ночь у нас. Мы и слышать не хотим о том, чтобы вы ехали в гостиницу, не правда ли, Ли?
      Ли подтвердил, что, без сомнения, генерал должен остаться у нас.
      - Так как это решено, - сказала Присцилла, - то я с вашего позволения пойду проследить, чтобы вам приготовили комнату. Карлотта, Дамарис, пойдемте, поможете мне.
      Мы все вместе вышли.
      - Я поняла, что генералу надо поговорить с вашим отцом, - заметила мать. - Им многое есть, что вспомнить: ведь они вместе служили в армии.
      Я отправилась в свою комнату, а Дамарис пошла помочь Присцилле. Я была слегка возбуждена, как обычно в присутствии гостя, но что-то было в генерале, что дало мне понять: это не просто праздный визит, чем-то он привлекал меня. Это был высокий мужчина, ростом, должно быть, около шести футов и чуть старше Ли, как решила я. У него была выправка настоящего военного, так что не могло возникнуть сомнения, что это - истинный солдат. Шрам на щеке подтверждал это, добавляя суровости его облику.
      Мне пришло в голову, что он приехал с целью уговорить Ли вернуться в армию, но я была уверена, что Присцилла не догадывается об этом, иначе она не смогла бы быть столь искренне гостеприимной.
      За обедом много разговаривали о прошедших днях службы. Было очевидно, что Ли с упоением предается этим воспоминаниями.
      Генерал заговорил о короле, не скрывая своей явной неприязни. Он называл его не иначе, как "Голландец", вкладывая в это слово немало презрения, а, когда упоминали имя короля, он багровел, так что шрам выступал на коже яркой белой чертой.
      После мы оставили мужчин разговаривать за рюмкой вина, и моя мать заметила:
      - Он, конечно, очаровательный человек, но мне бы не хотелось, чтобы он так много рассказывал Ля про службу в армии. Он расписывает ее так, будто это сущий рай.
      - Нет, наш отец никогда не захочет покинуть тебя, мама, - сказала Дамарис.
      Присцилла, улыбнувшись, спросила:
      - Не понимаю, зачем же все-таки приехал генерал?
      - Ну, он же сказал, что просто заехал к нам по пути в Нетерби-холл, ответила Дамарис, Я могла только смеяться над моей невинной сестрой: она верила всем и всему, что было сказано.
      На следующий день, в воскресенье, мы собрались ехать на обед в Эверсли, как всегда по воскресеньям. Хотя Ли с матерью и купили Довер-хаус, оба они продолжали считать имение Эверсли своим домом. Я провела там часть жизни, а Присцилла, вплоть до недавнего времени, жила все время. Там родилась Дамарис, и лишь около года тому назад Ли купил Довер-хаус. Между двумя домами было не более пяти минут ходьбы, и дедушка с бабушкой обижались, если мы не навещали их часто. Я любила Эверсли, хотя Эйот-Аббас Харриет был, возможно, более родным домом для меня.
      На обед все собрались за столом в большом зале. Моя бабушка Арабелла Эверсли очень любила, когда мы бывали все вместе. Ее особой привязанностью пользовалась Дамарис, в отличие от меня. В то же время мой дедушка Карлтон, напротив, любил меня. Он был вспыльчивым, упрямым, высокомерным и чуждым условностям человеком. Я чувствовала сильную тягу к нему так же, как, мне кажется, и он ко мне. По-моему, его весьма забавляло то обстоятельство, что я была незаконнорожденной дочерью, и он немало восхищался моей матерью, которая презрела условности и родила меня. Мне очень нравился дедушка Карлтон. Я находила, что мы с ним очень схожи характерами.
      Дом был построен во времена королевы Елизаветы, в характерном стиле того времени, с крыльями на каждой стороне от главного зала. Меня восхищал этот зал с грубыми стенами, выложенными из камня, нравилось украшавшее его оружие. Семья Эверсли славилась своими воинскими традициями, хотя Карл-тон лишь недолгое время посвятил военной службе. После гражданской войны он оставался дома, чтобы сохранить свое имение до реставрации монарха. Мне приходилось слышать, что то, чем он занимался, было опаснее солдатской жизни и требовало большей изворотливости. Будучи убежденным роялистом, он разыгрывал из себя пуританина, чтобы таким образом сохранить дом для потомков. Мне нетрудно представить себе, как он это проделал. Каждый раз, когда он поднимал глаза к высокому сводчатому потолку с широкими дубовыми балками или когда его взгляд падал на генеалогическое дерево, нарисованное над большим камином, он должен был напоминать себе:
      "Если бы не моя отвага м выдержка во имя всеобщего благополучия, мы бы потеряли все это". Да, военные традиции семьи были всем известны. Ли до недавнего времени был военным, а сын моей бабушки Арабеллы от первого брака - Эдвин, нынешний лорд Эверсли - до сих пор оставался на службе. Его жена Джейн и их сын Карлтон - которого все звали Карлом, чтобы отличать от дедушки Карлтона, - жили в Эверсли, который, собственно, был владением Эдвина, хотя дед и считал его своим. Это неудивительно, ведь он годами управлял имением и, во всяком случае, сохранил его, никто не имел больших прав на Эверсли. Дедушкин отец - генерал Толуорти - прославил себя в деле защиты монархии. Я вспомнила, что и Бо некоторое время находился в армии. Это было во время мятежа Монмута, как он однажды рассказал и, кажется, был весьма доволен этим. Даже дед Карлтон тогда воевал на стороне Монмута, хотя он не был профессиональным военным и воевал в силу своих особых причин.
      Все это вселяло уверенность, что генерал Лангдон будет чувствовать себя как дома.
      За столом в тот день были Карлтон с Арабеллой, жена Эдвина - леди Эверсли с юным Карлом, Присцилла и Ли, я и Дамарис. Кроме того, приехал наш сосед из поместья Грассленд - Томас Уиллерби и его сын Томас-младший, который был годом или двумя моложе меня. Томас Уиллерби недавно овдовел. Его брак был очень счастливым, и он до сих пор не мог оправиться от потери. Моя мать тоже глубоко переживала смерть Кристабель Уиллерби, так как та до замужества была ее компаньонкой, а после осталась хорошей подругой. Теперь в Грассленде был еще один ребенок Уиллерби - грудная девочка. Ей еще не было года, и ее звали Кристабель - в честь матери, которая умерла, произведя девочку на свет. Присцилла приняла близко к сердцу трагедию семьи Уиллерби, и они стали нашими постоянными гостями. Она настояла на том, чтобы опекать маленькую Кристабель, и Салли Нуленс - наша старая няня, и Эмили Филпотс, которая была горничной при детях, обе были заняты заботой о ребенке. Что касается Томаса Уиллерби, он был настолько благодарен моей матери, что его глаза наполнялись слезами, стоило ему взглянуть на нее. Он был очень сенттаюнтален.
      И дед, и бабушка очень тепло приняли генерала Лангдона, и в течение четверти часа разговор за столом вертелся вокруг армии. Затем Присцилла произнесла очень четко, как, я знаю, она говорит о вещах, всецело занимающих ее мысли:
      - Мне кажется, что довольно Эндерби-холлу пустовать. Нет ничего хорошего в том, что в доме никто не живет.
      - Верно, - подхватил Томас, всегда готовый поддержать ее, - он отсыревает. Домам необходимо, чтобы в них жили.
      - Такой милый старый дом, - сказала Джейн Эверсли, - хотя мне не хотелось бы там жить. У меня мурашки бегут по телу каждый раз, когда я прохожу мимо.
      - Только потому, что ты веришь слухам, - возразил дед. - Если бы не эти разговоры вокруг, никто бы и не думал о призраке.
      - Что вы думаете о привидениях, генерал Лангдон? - спросила я.
      - Я никогда их не видел, - ответил он, - а я могу верить лишь собственным глазам.
      - Да вы неверующий? - спросила Арабелла.
      - Я верю очевидному, - возразил генерал, - но откуда взялось это привидение?
      - Я думаю, оно появилось, когда одна из хозяек дома пыталась там повеситься. Но она взяла недостаточно короткую веревку и лишь жестоко покалечилась. Вскоре после этого она умерла.
      - Несчастная женщина! Но почему она так поступила?
      - Ее муж был замешан в заговоре.
      - В Папистском мятеже, - уточнил Карл.
      - Нет, - возразила я, - ты путаешь его с моим отцом, а то был "заговор Ржаного Дома", не так ли?
      - Да, - отозвалась Присцилла, как мне показалось, довольно смущенная.
      - Они вступили в заговор против короля! - воскликнул Карлтон. - Это было преступно и глупо.
      - Я не могу понять, почему происходят такие вещи? - вмешалась Присцилла.
      - Моя дорогая леди, - начал генерал, - если что-то идет не правильно, некоторые люди стремятся поправить дело.
      - И теряют при этом жизни, - заметила Арабелла.
      - Все это уже в прошлом, но именно таким образом этот дом получил свою репутацию, - объяснил Карлтон.
      - Мне бы хотелось, чтобы там появилась какая-нибудь приятная семья, сказала мать. - Я была бы рада иметь хороших соседей.
      Она явно нервничала, и Ли с тревогой глядел на нее. Я подумала: "Они обо всем договорились". Я была уверена, что моя сестра уже доложила, что видела меня лежащей на кровати. Она могла и упомянуть, что, как ей показалось, я разговаривала с кем-то по имени Бо.
      - Этот дом должен быть моим! - повернулась я к генералу. - Он был оставлен мне дядей моего отца, которого звали Роберт Фринтон.
      - Мне знакомо это имя, - сказал генерал. - Ужасная трагедия!
      Присцилла беспокойно сжимала руки. Она была очень возбуждена сегодня, и причиной тому был генерал.
      - Пройдет еще несколько месяцев, прежде чем ты сможешь вступить во владение наследством, - сказал дедушка, - но я не сомневаюсь, что если удастся продать дом, то это будет вполне оправдано.
      - Но я совсем не уверена, что хочу его продавать.
      - Может, вам нравятся привидения, мисс Карлотта? - спросил генерал.
      - Я была бы не прочь взглянуть на одно из них. А вы, генерал?
      - Ну, это зависит от привидения, - ответил он.
      Ли заявил:
      - Ты должна продать дом, Карлотта. Ты никогда не захочешь там жить, но, возможно, тебе удастся найти жильца и сдать дом.
      Я многое поняла про всех них и замолчала. Меня только интересовало, выскажется ли генерал. По каким-то причинам они хотели, чтобы я прекратила ходить туда, и не бродила по пустым комнатам этого дома. Дамарис наверняка рассказала все, что она видела и слышала, и они догадались, что я до сих пор надеюсь на возвращение Бо.