– У вас тоже есть семья, – настаивала Лукреция. – Значит, вы должны что-то смыслить в узах, связывающих родных людей.
      – Я ничего не смыслю в узах, связывающих семью Борджа. И не желаю смыслить. Если вы хотели упрекнуть меня в невежестве, то сначала вам нужно было вспомнить о своей репутации.
      – Да выслушайте же вы меня! Я хочу ненадолго пригласить в Феррару моего брата и детей. Совсем ненадолго! Может быть, потом он уедет во Францию. У него там свои земли.
      – Король Франции написал мне, что не допустит его возвращения во Францию. А мне он посоветовал не иметь ничего общего с ублюдком, отец которого был священником.
      Услышанное неприятно поразило Лукрецию. Она возлагала большие надежды на возвращение Чезаре во Францию. В конце концов там у него осталась семья.
      Она с мольбой взглянула в серое лицо герцога, но тот был по-прежнему непреклонен.
      Он закрыл глаза.
      – Я очень устал, – сказал он. – Ступайте к себе и благодарите Бога за то, что вступили в брак, пока еще не было слишком поздно.
      – Вы полагаете, я здесь счастлива? – возмущенным тоном спросила она.
      – Вы безнадежно глупы, если своим апартаментам предпочитаете камеру в Сант-Анджело.
      – О да, – вспыхнула Лукреция, – глупо было надеяться… на сочувствие… на сострадание.
      – Не глупее, чем думать, что мой двор может вынести присутствие сразу двоих Борджа.
      Он саркастически усмехнулся, и она направилась к двери.
 
      Чезаре в последний раз оглядел комнату. Прощай, все – постель, лепной потолок, обеденный столик, балкон. Больше они ему не понадобятся. Он сделал то, что поклялся не делать никогда в жизни, – отрекся от герцогства Романья. А взамен ему дали свободу. Теперь он мог расстаться со своей тюрьмой. Но должен был уехать из Рима.
      Надежды не покидали его. Пребывание в старой папской резиденции позволило ему набраться сил. В каком-нибудь безопасном месте он сможет прикинуть планы на будущее, а через несколько месяцев вернет все, что потерял.
      Хорошо было бы податься в Феррару. Там Лукреция, она бы помогла ему… Во имя всех святых, подумал он, я припомню старому Эркюлю, как он обошелся с моей сестрой! А перед этим он еще сто раз пожалеет, что родился на свет.
      Но сейчас Феррара закрыта для него.
      Существует еще одно место: Неаполь. В Неаполе он мог бы что-нибудь придумать.
      Неаполь находится в руках испанцев, а в настоящее время они предпочтительнее французов. Правда, раньше испанский король высказывал недовольство альянсом между Борджа и Луи, но это дело прошлое, а Борджа как-никак происходят из Испании.
      Ему нужны новые союзники. В Неаполе можно встретить Санчу. Он усмехнулся – с ней-то уж он найдет общий язык. В Неаполе укрывается и Гоффредо. На него тоже можно положиться. С приездом Чезаре там соберутся почти все дети Ватикана, так что при неаполитанском дворе будет частица Рима, лучшего места на земле.
      Разумеется, в Неаполе не все обрадуются его появлению. Например, родственники второго мужа Лукреции, герцога Бишельи. Они могут усложнить его задачу, но он не боится их. В Неаполе у него будет много дел.
      Прежде всего придется наладить отношения с неаполитанским наместником испанского короля. С этим изнеженным ловеласом Консальво де Кордоба. Когда-то он считался другом семьи Борджа, и Чезаре не видел никаких оснований для того, чтобы приятель Александра не дал ему убежище на то время, пока сам он будет собирать армию и готовиться к войне.
 
      Когда он поселился в Неаполе, ему сказали, что его кто-то спрашивает и желает нанести срочный визит.
      – Наместник Консальво? – поинтересовался он.
      – Нет, мой господин, – ответили ему. – Какая-то дама. Его лицо расплылось в улыбке. Он догадался, кому так не терпится встретиться с ним.
      Она вошла в его комнату, плотно закрыла за собой дверь и сняла маску.
      Ни скитания по Италии, ни любовные похождения не отразились на ее красоте. Она была так же обольстительна, как и прежде.
      – Санча! – воскликнул он и уже хотел обнять ее, но она предостерегающе выставила вперед правую ладонь.
      – Времена изменились, Чезаре, – сказала она.
      – И все-таки ты примчалась сюда, не дав мне даже как следует обосноваться в Неаполе.
      – Только ради нашей давней дружбы, – сказала она. Он поцеловал ее руку.
      – Ради чего же еще? – улыбнулся он.
      Она убрала руку, но он схватил ее за плечи. Глаза Санчи гневно сверкнули.
      – Поосторожнее, Чезаре, – сказала она. – Наместник – мой добрый друг, а ты уже не прежний доблестный завоеватель.
      Он опустил руки и расхохотался, запрокинув голову.
      – Наместник – твой друг! – сквозь смех выдавил он. – Ну, этого и следовало ожидать. Он здесь распоряжается всеми, поэтому Санча должна распоряжаться им. Стало быть, это тебе я обязан оказанным мне гостеприимством.
      – Возможно, – сказала она. – Во всяком случае, сюда я пришла по дружбе. Мне хотелось вовремя предостеречь тебя.
      Он с разочарованным видом посмотрел на нее.
      – Я подумал, ты пришла вспомнить старые времена.
      – Еще чего! – вспыхнула она. – Между нами все кончено. Учти, если ты отрекся от герцогства, то тебе придется отказаться и от прежнего самомнения.
      – Я верну все, что потерял.
      – Если у тебя такие планы, то осуществлять их тебе следует с большой осторожностью. Об этом-то я и хотела предупредить тебя.
      – Вот как? В таком случае – каковы же будут твои предостережения?
      – Прежде всего, избегать ревности наместника.
      – Дорогая Санча, ты ставишь мне невыполнимую задачу. Ты слишком очаровательна, а я всего лишь мужчина.
      – В его руках твоя жизнь. Он неплохой человек, но не надо раздражать его. При всем дворе у тебя есть только один друг – брат Гоффредо.
      – Где он сейчас?
      – Не знаю. Мы редко встречаемся.
      – Как я вижу, наш наместник ревнует даже к мужьям! Она пожала плечами.
      – Еще раз говорю, здесь слишком много твоих врагов. После убийства моего брата Неаполь не питает к тебе нежных чувств. Ты помнишь Иеронима Манцони?
      Чезаре покачал головой.
      – Разумеется, как же тебе помнить такой заурядный случай. Он написал небольшой трактат о том, что происходило во время и после штурма Фаэнцы. Не припоминаешь? Зато семья несчастного Иеронима очень хорошо помнит тебя, потому что ты взял большую плату за его книгу – велел отрубить ему правую руку и вырвать язык. Такие вещи не забываются, Чезаре. Тем более, когда у человека уже нет прежней силы. Вот о чем я хотела предупредить тебя. Теперь я ухожу. Прощай, Чезаре. Будь осторожен. На улицах Неаполя у тебя врагов больше, чем было их в римской тюрьме.
      Чезаре насмешливо посмотрел на закрывшуюся за ней дверь. Он не внял предостережениям Санчи.
 
      Консальво де Кордоба пребывал в скверном настроении. Он горько сожалел о том, что Чезаре Борджа не избрал своим убежищем какое-нибудь другое место. Консальво считал себя человеком чести, и совесть начала мучить его в тот момент, когда он разрешил Чезаре приехать в Неаполь. Он помнил приемы, которые для него устраивал Александр, и не привык отворачиваться от приятелей, если дружба с ними уже не сулила ему материальной выгоды. Консальво хотел помочь Чезаре – и в то же время не должен был забывать, что состоит на службе у короля Испании.
      Санча знала о его терзаниях и была с ним, когда он читал приказ, поступивший от испанского короля.
      Прочитав его, он погрузился в раздумье. Санча обняла его и прошептала:
      – Дорогой, вы чем-то встревожены?
      Он взглянул на нее и невесело улыбнулся. Ее любовная интрига с Чезаре была известна всему Риму, и с этой стороны приезд бывшего любовника Санчи тоже не доставлял удовольствия неаполитанскому наместнику. Он не хотел поступаться честью, но желал бы выяснить, какие чувства они теперь питают друг к другу.
      Консальво многозначительно кивнул на приказ, который держал в руках.
      – Что-нибудь, касающееся Чезаре?
      Он еще раз кивнул – с сокрушенным видом. Санча продолжила:
      – Он весь мир восстановил против себя. Полагаю, король Испании не желает, чтобы он вновь брал приступом города Романьи?
      – Вы правы. Я обязан арестовать его и переправить в Испанию. Мой король считает, что итальянцы не умеют должным образом содержать своих заключенных.
      – Если он попадет в Испанию, это будет конец всем его надеждам.
      Консальво согласился.
      – Но почему вы так расстроены, мой господин? Какое вам дело до Чезаре Борджа?
      – Его отец был моим другом.
      – Борджа дружили только с теми, кто мог принести им какую-то выгоду.
      – Я обещал дать ему убежище.
      – И вы дали его. А теперь от вас уже ничего не зависит.
      – Герцогиня Гандийская умоляет Фердинанда, моего короля, предать суду убийцу ее супруга.
      – Она вправе просить об этом. Чезаре должен ответить за то давнее преступление – убийство своего брата!
      – Куда бы он ни подался, его всюду будут преследовать призраки. Их слишком много – он нигде не останется незамеченным.
      Внезапно Санча испугалась.
      – Если вы пойдете в его апартаменты, он будет драться. У него есть несколько преданных людей, и они положат жизнь за своего хозяина. Дорогой мой, я боюсь. Я всегда боялась Чезаре.
      – Нужно его выманить оттуда. Я не хочу кровопролития. Придется устроить ему встречу в замке Ово.
      Санча кивнула.
      Консальво решил немного подождать.
      Предупредит ли Санча своего бывшего любовника? – размышлял он. Консальво не мог отделаться от впечатления, что Борджа обладают какой-то могучей властью над людьми. Такие мысли у него стали появляться сразу после приезда Чезаре в Неаполь. Тот перенес тяжелейшую болезнь, а вдобавок потерпел сокрушительное поражение – и тем не менее было видно, что он с каждым днем набирает силу. Через какое-то время Чезаре вернул бы все утраченные владения.
      В какой-то степени Консальво даже симпатизировал ему. Однако если бы Чезаре восстановил свое герцогство, то снова вступил бы в альянс с Францией, а это не могло бы не отразиться на положении Неаполя.
      Консальво должен был выполнить свой долг – в конце концов того требовала честь его мундира. Но ему хотелось выяснить, пожелает ли Санча предупредить бывшего любовника. В какой-то мере он даже надеялся, что тот вовремя узнает о грозящей ему опасности.
      В замке Ово уже занял исходные позиции отряд испанских гвардейцев. Они поджидали ничего не ведающего Чезаре, и Консальво должен был заманить в ловушку человека, которому обещал дать надежное убежище.
      Это обстоятельство глубоко задевало испанского наместника. Вот почему он надеялся, что гонец, посланный к сыну его друга, не застанет Чезаре на месте.
 
      Санча заперлась в своих покоях и никого к себе не пускала.
      Ее глаза сияли холодным блеском.
      Вскоре Чезаре мог покинуть Неаполь – чтобы отправиться в испанскую тюрьму, – и у нее была возможность спасти его.
      Она думала об их бурном романе, о всех наслаждениях, которые он доставил ей. Вспоминала те яростные перепалки, что так разжигали ее страсть, испытанную только с ним и ни с кем другим. Она и ненавидела его, и восхищалась им, и всегда оставалась удовлетворенной их свиданиями.
      Ей часто снился Чезаре… склоняющийся над ней, занимающийся с ней любовью.
      Вспоминала она и своего младшего брата, жизнерадостного и такого же красивого, как она сама. В памяти всплывали незначительные события их детства – Санча видела то его наивную улыбку, то глаза, с неизменным обожанием смотревшие на сестру. Она подумала о его приезде в Ватикан и о том, как Альфонсо падал на колени перед Лукрецией, хватал ее за подол платья и умолял защитить его от Чезаре.
      Затем Санча вспомнила обмякшее тело, лежавшее поперек постели в одной из комнат папской резиденции.
      Тогда она закрыла лицо руками и зарыдала, жалея своего несчастного младшего брата, убитого по приказу Чезаре Борджа.
 
      Чезаре уже собирался ложиться спать, как вдруг в дверь постучали.
      – Я от испанского наместника, – сказал человек, прошедший в комнату.
      – Какие новости? – спросил Чезаре.
      – Мой господин, вам нужно срочно покинуть эти апартаменты. Моему хозяину стало известно, что сюда направляется толпа вооруженных людей, которые собираются учинить расправу над вами.
      – Кто они такие?
      – Их возглавляют родственники Иеронима Манцони, мой господин. Того человека, который потерял язык и правую руку. Они настроены очень агрессивно, и их намерения не вызывают никаких сомнений. Мой хозяин предлагает вам укрыться в замке Ово. Он просит вас поторопиться, если вы хотите воспользоваться его помощью.
      Чезаре разозлился. Он не был трусом, но в схватке с вооруженной толпой не имел никаких шансов на победу. Со своими слугами он мог бы уложить на месте десяток-другой людей, но остальные все равно растерзали бы его. А Чезаре должен был расквитаться со всеми врагами. Ему предстояло бороться за утерянные владения. Он повернулся к слуге.
      – Собирайся, – сказал он. – Мы переправляемся в замок Ово.
      О, это унижение! Ему, великому Чезаре, – пробираться по темным улицам Неаполя, избегая прохожих и света, падавшего из окон! Подходя к замку Ово, он думал о том, как отомстит неаполитанцам за нанесенное ему оскорбление.
      Когда он, соблюдая все меры предосторожности, скрытно проник в замок, его окружили солдаты.
      – Чезаре Борджа, – сказал один из них, – с этой минуты вы являетесь пленником Его Величества короля Испании.
      Чезаре огляделся, но в первое мгновение ничего не увидел – ярость застилала ему глаза.
      Он попал в ловушку, уготовленную ему испанским наместником. Этим честным, совестливым человеком!
      Затем его рука потянулась к рукоятке шпаги, но было уже поздно. На него набросились со всех сторон и крепко связали.
      В ту же ночь Чезаре отвезли на корабль, который должен был доставить его в Испанию.
 
      Когда в Меделану пришло известие о пленении Чезаре, Лукреция думала, что не выдержит нового свалившегося на нее горя.
      Пьетро всеми силами утешал ее – то читал стихи, пытаясь отвлечь от мыслей о судьбе Чезаре, то говорил, что смерть ее брата не нужна королю Испании, намеревавшемуся держать в постоянном страхе нового Римского Папу. В его словах была доля истины. Живой Чезаре представлял немалую угрозу для Юлия.
      – Не грусти, любимая, – обнимая ее, шептал он. – Все будет хорошо.
      – Он меньше, чем кто-либо, приспособлен для жизни в тюрьме, – вздыхала она. – Как-то его там содержат?
      Однажды он покачал головой и напомнил о том, что с Чезаре обошлись не так жестоко, как Чезаре обходился со своими жертвами.
      – Он стал бы хорошим правителем – добрым и мудрым, – если бы у него не отобрали королевство, – сказала она. – У него были великие планы, и он часто обсуждал их со своим инженером фортификационных сооружений. Кажется, того звали Леонардо да Винчи. Они хотели построить санитарные каналы, через которые сбрасывались бы все городские нечистоты. Чезаре говаривал, что в его владениях люди забудут об эпидемиях чумы. Я не сомневаюсь, так бы все и было.
      Пьетро попробовал перевести разговор на поэзию, но его стихи уже не так очаровывали ее, как в первые дни их знакомства.
      Затем прибыли гонцы из Феррары. Они сказали, что старый герцог очень болен и лекари не надеются на его выздоровление. Братья Альфонсо – сам он в это время уехал по делам за границу – просили ее немедленно вернуться в Феррару.
      Пьетро пожелал проводить ее и встретил перед самым отъездом, когда она в последний раз прогуливалась по садовым аллеям, с которыми у нее было связано так много светлых воспоминаний. Он стоял в тени деревьев. Подозвав Лукрецию, пылко обнял ее.
      – Неизвестно, что смерть герцога будет значить для нас, – сказал он. – Но знай, дорогая, – я никогда не перестану любить тебя и благословлять те дни, которые мы провели вдвоем.
      Она уже не смела задерживаться. В отсутствие супруга ее навещал Ипполит, и Лукреция предполагала, что ему было известно о ее любовных свиданиях с Пьетро.
      Она выехала из Меделаны, но перед самым въездом в Феррару ей доставили письмо. Читая его, Лукреция чувствовала, что у нее горят щеки. Она помнила некрасивое, но обаятельное лицо мужчины, обещавшего спасти ее брата.
      Он писал, что ему уже сообщили о событиях, происходящих в Ферраре и за ее пределами. Если в трудную минуту Лукреции понадобится друг, то он, Франческо Гонзага, будет готов прийти ей на помощь.
      В город она въезжала с легким сердцем – этот человек знал, как успокоить ее.
 
      В Ферраре она поневоле вспомнила те времена, когда Папа покинул Рим и возложил на нее все обязанности по ведению своих светских дел. Братья Альфонсо не имели ни малейшего желания заниматься хозяйством герцогства. Ипполит и Ферранте следили друг за другом. Сигизмунд молился и ходил на проповеди. А Юлий был слишком легкомыслен, и ничего важного ему не доверяли.
      Вскоре в Феррару вернулся Альфонсо. Известие о болезни отца заставило его прервать поездку по Англии.
      – Как герцог? – первым делом спросил он.
      – Жив, мой господин, – ответил какой-то слуга. – Но очень плох.
      Альфонсо облегченно выдохнул. Он вовремя вернулся в родной замок. Поздоровавшись с братьями и Лукрецией, он сразу направился в отцовские покои.
      Когда старый герцог увидел сына, его лицо просветлело. Альфонсо бросился к постели больного и упал на колени, чтобы получить благословение.
      – Альфонсо, сын мой, – прошептал Эркюль. – Я рад твоему приезду. Очень скоро Феррара перейдет в твои руки. Альфонсо, никогда не забывай традиций семьи Эсте и заботься о благополучии своей семьи.
      Эркюль оглядел тех, кто стоял возле его постели, – сыновей и супругу Альфонсо. Он хотел еще что-то сказать, но не смог – слишком устал. Альфонсо это почувствовал и вдруг вспомнил о том, что его объединяло с отцом.
      – Отец, – тихо произнес он, – что если в вашей спальне будет звучать музыка?
      Герцог улыбнулся. Музыку он всегда любил – в последние минуты жизни она могла бы утешить его, отвлечь от тяжелых мыслей о будущем Феррары.
      Альфонсо позвал музыкантов. Те смутились, но подчинились приказу и заиграли любимые мелодии его отца. Так, под плавные переборы арф и пение виолы, герцог Эркюль навсегда покинул Феррару.
 
      Через день состоялась коронация молодого герцога.
      Лукреция стояла на холодном зимнем ветру и ждала его возвращения из кафедрального собора. О его приближении она узнала по крику толпы, приветствовавшей нового правителя Феррары. Когда он подъехал к замку, она услышала поздравления в свой адрес. Лукреция невесело улыбнулась – она знала цену настроениям горожан. Завтра они могли снова ненавидеть ее.
      Спрыгнув с коня, Альфонсо взял ее за руку и повел в замок, где для гостей уже приготовили застолье. Эти торжества продолжались вплоть до следующего дня, когда все сменили праздничные наряды на черные платья и камзолы. После траурной церемонии было предано земле тело старого герцога.
      Когда разъехались те, кто участвовал в похоронах и коронации, Лукреции показалось, что она впервые оказалась наедине с супругом.
      В тот же вечер Альфонсо пришел к ней в спальню.
      – Теперь важно, чтобы у нас были дети, – сказал он. Его слова заставили ее насторожиться. Ей показалось или в них действительно прозвучало предостережение? Дети… дети… и вы будете спасены.
      Это было похоже на отсрочку вынесенного приговора.
 
      На похоронах Эркюля присутствовал и Пьетро Бембо. Когда траурные церемонии закончились, он остался в Ферраре.
      Альфонсо ревновал – Ипполит рассказал ему о своих подозрениях. Если бы эти подозрения подтвердились, вопрос о наследнике герцога Феррарского уже не имел бы никакого значения. Брак все равно был бы расторгнут.
      Лукреция не могла допустить, чтобы ее увидели наедине с Пьетро, – но однажды, в переполненном гостями холле замка, они все-таки получили возможность поговорить без свидетелей. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что на них никто не обращает внимания, Пьетро умоляющим голосом попросил объяснить, что изменилось в их отношениях и почему она избегает его. Лукреция рассказала о ревности своего супруга, о подозрениях Ипполита, не перестававшего следить за ней.
      – Где же мы сможем быть вдвоем? – вздрогнул он.
      – Во всяком случае, не в Ферраре… это уж точно.
      – Тогда приезжайте в Меделану, в Остеллато…
      – Все не так просто, дорогой Пьетро, – грустно ответила она. – Я ведь и вправду стала герцогиней Феррарской. Альфонсо нужен наследник. Неужели вы не понимаете, что я обязана родить этого мальчика – а Феррара и весь мир должны будут знать, что он не может быть никем иным как только сыном Альфонсо.
      – Но если мы не можем встречаться здесь, а вы не можете покинуть Феррару, то где же мы будем встречаться?
      – Ах, Пьетро, Пьетро. – Она покачала головой. – Вы так ничего и не поняли.
      – Вы хотите сказать, это… конец?
      – Конец наших свиданий, дорогой мой Пьетро. Я всегда буду любить вас. Всегда буду думать о вас. Но мы больше не должны встречаться – если нас хоть раз застанут вдвоем, то я не знаю, что тогда случится с вами и со мной. Наша любовь останется такой же прекрасной, какой была. Слишком прекрасной для нашей повседневной жизни.
      Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Его губы дрожали.
      Да, слишком прекрасной, подумала она. И слишком хрупкой.

Глава 9
ФРАНЧЕСКО