— А спасение Лэндовера для семьи в свое время разве не было самой важной задачей?
— Повторяю: важнее настоящей минуты у меня еще ничего не было в жизни.
— Ничего вы сделать не можете, Поль. Слишком поздно. Вы спасли дом. Я знаю, что вы при этом чувствовали. Это необходимо было сделать… Вот, как вы это тогда воспринимали. И теперь уже ничего не переделаешь.
— Выход должен быть. Я попрошу ее освободить меня.
— Она никогда не согласится на это. С какой стати? Ваш брак — часть сделки. Ей нравится быть хозяйкой Лэндовера, нравится сам дом и поместье. Она купила его. Оно принадлежит ей, и она никогда не откажется ни от дома, ни от…
— Выход должен быть, и я найду его.
— Поль, когда вы говорите таким голосом, мне становится страшно. В ваших глазах блеск одержимости.
— Я одержим… тобой.
— Вы просто ревнуете, ибо думаете, что я могу выбрать другого.
— Да, я ревную. И не буду стоять в сторонке и молчаливо наблюдать за этим. Эх, Кэролайн… В чем дело? Ребенок? Да, это тебя изменило. Тебе хочется, чтобы у малышки была нормальная полноценная семья… или, по крайней мере, видимость ее. Тебе хочется своих детей. Конечно, хочется. Теперь ты на все смотришь другими глазами. Я почувствовал произошедшую в тебе перемену, едва ты вернулась из Лондона.
— Неужели вы думали, что я останусь прежней? Я любила сестру. Мы редко виДелись, но в душе она всегда была со мной. Мы были очень близки. Уходя из жизни, она оставила мне самое дорогое, что у нее было… ребенка. И вы полагали, что это не изменит меня?
— Кэролайн, любовь моя… конечно, я все понимаю. Но ты собираешься заплатить за это слишком большую цену. Хочешь «сгладить углы», но ничего не сгладится. Брак по ошибке — это самая большая трагедия, которая только может случиться с человеком. А от мысли, что ты добровольно вступаешь в этот брак, не становится легче. Не ищи легкого пути выхода из ситуации, не уподобляйся мне… Учись на моих ошибках. Я видел вас троих вместе: тебя, его и ребенка. Картинка идиллическая, не спорю. Ты думаешь, что в этом спасение. Это не так, Кэролайн. Милая, я не смирюсь со своим положением. Я много думаю об этом… Собственно, обо всем остальном в жизни давно позабыл. Думаю день и ночь, день и ночь… Мы ведем себя глупо. Надо что-то делать. Моя любовь к тебе и… мне кажется, что и у тебя ко мне может быть глубокое чувство… Сколько еще можно не обращать на это внимания?
— Милый Поль, что же вы предлагаете?
— Если не можешь взять всего, что хочешь… бери, что дается.
— И что это означает? Тайные свидания? Где? На каком-нибудь не слишком удаленном постоялом дворе?.. Станем таиться от всех? Не думаю, что мы будем очень счастливы.
— Что вообще для нас счастье? Я хочу, чтобы ты была со мной в Лэндовере. Хочу, чтобы распахнулись двери нашей детской. Хочу прожить жизнь с тобой…
— Это невозможно, — ответила я. — Это все равно что пытаться снять луну с неба.
— Ничего подобного! Кому нужна луна? А мы с тобой могли бы что-нибудь придумать. Но вместо этого ты сама готовишь себе несчастье… Как я в свое время. Потому что это кажется легким выходом из положения.
Я услышала звук чьих-то шагов в холле и вскочила с лавки, громко сказав:
— Как это любезно с вашей стороны, что вы заглянули к нам.
Я вышла в холл. Одна из служанок как раз поднималась по лестнице. Я направилась к дверям. Поль последовал за мной.
— Вся округа полнится слухами, — прошептала я. — Полагаю, что слуги следят за каждым нашим шагом. И больше того: подслушивают у дверей. А слухи не признают чинов и званий и легко могут передаться от горничной к хозяйке.
Мы вышли во двор дома.
— Вы слишком горячи, Поль.
— Как ты можешь?..
— Надо же как-то жить дальше. Вам, кстати, тоже.
— Я не допущу этого.
— Мне надо идти, — сказала я ему. — Я обещала Ливии покатать ее по загону.
Он в отчаянии посмотрел на меня, но через мгновение в его лице появилось выражение твердой решимости.
У меня сладко защемило сердце. Я не могла не признаться себе в том, что получила большое удовольствие от его страстных признаний. Его ревность излилась бальзамом на мои раны, я упивалась его любовью ко мне.
В этом было что-то не то, конечно. От его слов и вида веяло какой-то опасностью, но я задумалась об этом только гораздо позже.
Наступил май. Джереми приезжал как никогда часто и каждый раз оставался дольше. Он проявлял небывалый интерес к делам поместья. Хорошо познакомился с ним. Мне было любопытно услышать его оценки возможной стоимости Трессидора.
— У тебя очень толковый управляющий, — сказал он как-то. — Я поболтал с ним сегодня о том о сем.
— В этой работе вся его жизнь. Он добросовестно относился к своим обязанностям при кузине Мэри и то же самое продолжает делать и сейчас.
— Еще я переговорил с одним человеком в Лондоне. Он явно заинтересовался.
На какую-то секунду страх холодом сковал мое тело.
— О чем ты с ним переговорил?..
— О продаже поместья, конечно.
— О продаже поместья?!
— Я же знаю, что ты не собираешься хоронить себя в этой деревне навечно. Поэтому и решил запустить, так сказать, пробный шар. Очень осторожно.
— А тебе не кажется, что ты поторопился с этим?
— Конечно, конечно, еще ничего не решено… Но подобные вещи всегда отнимают много времени, и я считаю, что нам с тобой уже пора определяться.
— Определяться! — переспросила я.
— Милая Кэролайн, я хочу снять с твоих плеч тяжкое бремя.
— Как ты снял его с плеч Оливии?
— Я сделал для нее все, что мог.
— У Оливии было большое состояние.
Он хмыкнул.
— Не такое большое на самом деле. К тому же дела не пошли…
— Как это?
— Мы не вовремя сунулись с ее деньгами на рынок. И все такое… Тебе не нужно забивать себе этим голову, Кэролайн.
— Я не хочу, чтобы здесь кто-нибудь узнал о том, что ты делал запросы о продаже поместья. Начнется паника. Здесь живет много людей… у них фермы, работа… вся жизнь.
— Конечно, конечно… Я же говорю: делаю все очень осторожно. Можешь мне поверить. Просто хочется все подготовить заранее. Я поговорил с леди Кэри. Она в восторге. Убеждена в том, что это блестящая мысль. И при всем том она очень рада за Ливию и больше не беспокоится за нее.
— Неужели она когда-нибудь вообще беспокоилась о ней?
— Во всяком случае ей понравилась моя идея. Но она считает, что все нужно устроить тихо, без лишнего шума.
И еще говорит, что тебе нужно переехать в Лондон. Она обо всем позаботится. Свадьба пройдет в очень узком кругу. И знаешь, я с ней согласен.
— Похоже, вы вдвоем уже все решили.
— Мы оба думали о тебе, Кэролайн.
Про себя я решила: «Он потерял чувство меры, стал слишком уверенным в себе. Кажется, пришло время».
Джереми сказал, что свадьбу следует сыграть первого июля.
— К тому времени пройдет уже год, — добавил он. — Так что к нам никто не сможет придраться. Почему бы тебе не приехать в июне… скажем, в середине месяца? У нас будет много дел.
— А Ливия?
— Она пока останется с няней Ломан и мисс Белл. Все будет нормально.
— Я в этом не сомневаюсь, — согласилась я.
На поезд он садился веселый, самодовольный…
Вернувшись домой, я села за письмо.
«Дорогой Джереми!
Как-то ты написал мне подобное же послание, в котором объяснил, почему мы не можем пожениться. И теперь я вижу свой долг, — извини, что не тяжкий, — в том, чтобы в свою очередь объяснить тебе, почему я не собираюсь (и никогда не собиралась) выходить за тебя замуж. Посуди сам, как я могу стать женой человека, который столь низкого мнения о моих умственных способностях, который всерьез полагал, что меня можно будет обмануть такой наивной лестью? Ты умеешь сильно любить, Джереми. Но только деньги. Поместье мое немалое, согласна. Оно принадлежит мне, я богата… возможно, даже богаче Оливии в те времена, когда ты еще не успел промотать большую часть ее состояния.
Ты нарушил данное мне обещание, как только узнал о том, что у меня тогда ничего не было за душой. Теперь же я, если можно так выразиться, плачу тебе той же монетой.
Теперь ты узнаешь, каково почувствовать себя отвергнутым и униженным.
Кэролайн Трессидор ».
Я тут же отправила письмо по адресу и со сладким замиранием сердца начала представлять себе, какое будет у него лицо, когда он его получит.
Прошло несколько дней. Джереми вновь приехал, что явилось для меня большим сюрпризом.
Он приехал рано вечером. Я уложила Ливию в постель, прочитала ей перед сном сказку и только вернулась к себе в комнату, как вдруг в дверь постучала одна из служанок.
— Мисс Трессидор! Мистер Брендон… — начала она.
Не дав ей договорить, он ворвался в комнату.
— Кэролайн! — вскричал он. Служанка закрыла дверь. Мне показалось, что она никуда не ушла и подслушивает.
— Так, — проговорила я. — Вот неожиданность. Ты не получал моего письма?
— Я не поверил своим глазам!
— Минутку, — проговорила я, подходя к двери и открывая ее. Служанка едва успела отскочить в сторону. — Ты мне больше не нужна, Джейн.
— Д-да, мисс Трессидор, — пролепетала та, вся покраснев, и тут же убежала.
Я закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
— Я не поверил своим глазам, — повторил он.
Я удивленно повела бровью.
— Мне казалось, что я выразилась в письме достаточно ясно.
—Ты хочешь сказать, что все это время притворялась? Играла со мной?
— Просто воплощала в жизнь один свой план.
— Но ты же давала понять…
— Нет, это ты давал понять. Это ты давал понять, что я полная идиотка и не вижу того, что было написано у тебя на лбу. Представляю, что ты обо мне думал! «Дура, какой еще свет не видел!» Но ты сам виноват, Джереми. Спектакль-то свой разыграл плохонько. Прежде у тебя гораздо лучше получалось. Прежде ты выглядел намного убедительнее. Конечно, тогда и ситуация была иная. Тогда тебе не требовалось ни в чем оправдываться.
— Ты… ты…
— Ну, договаривай, договаривай. Не бойся. Теперь тебе нечего терять. Ты все уже потерял. Но прежде, чем ты начнешь говорить, я хочу, чтобы ты знал: я тебя презираю.
— Ты… коварная ведьма!
Я рассмеялась.
— Сказано от сердца! Чем тебе ответить? Пожалуй, знаю. Ты охотник за богатыми придаными.
— Значит, это месть с твоей стороны… Ты мстишь мне за то, что я тогда отказался жениться на тебе.
— Пусть это будет тебе уроком. Когда выйдешь на охоту в следующий раз, постарайся получше замаскировать свои намерения. Тебе придется научиться осторожности. Между прочим не забывай о том, что еще совсем недавно у тебя умерла жена.
Джереми потрясенно смотрел на меня, словно не верил своим глазам и ушам. Еще так недавно он был настолько уверен в себе, что, казалось, помани пальчиком и я побегу за ним. Да, я преподнесла ему горький и тяжелый урок.
Мне было почти жаль его.
Несколько смягчив голос, я проговорила:
— Ну неужели ты действительно держал меня за последнюю дуру, Джереми? Неужели ты всерьез надеялся на то, что я продам поместье, доставшееся мне по наследству, для того, чтобы обеспечить тебя деньгами, которые нужны тебе для посещения игорных клубов и развлечений? Женщины, с которыми ты там встречаешься, наверное, считают тебя славным малым, верно?
— Что ты несешь?
— Мне известно больше, чем ты думаешь. Скажи, ты уже заменил кем-нибудь мисс Флору Карнеби, или она все еще является твоей королевой?
Он сначала сильно побледнел, но тут же залился краской.
— Ты что, шпионишь за мной?
— Ничего подобного. Просто небольшая утечка информации. Тайное всегда становится явным. Особенно забавно бывает, когда на свет божий выплывают именно такие факты. Оливия все знала. Этого я простить тебе не могу. Оливия была о тебе очень высокого мнения до тех пор, пока ты не сделал ее нищей, предаваясь вовсю своим слабостям: играя в карты и развлекая таких, как эта Флора Карнеби.
— Оливия…
— Да. Ты превратил в ад последние месяцы ее жизни. Ей было все известно. Она претерпела крушение всех иллюзий, поэтому-то и хотела, чтобы я забрала Ливию. Она просто боялась оставлять на тебя ребенка. Теперь тебе все ясно? Мне показалось, что пришла пора посмотреть правде в глаза.
— Ты просто хотела отомстить мне за то, что я тогда не женился на тебе.
— Верно! Но лишь отчасти. Я отомстила тебе не только за это. А теперь возвращайся к своим друзьям… а возможно, и кредиторам… и скажи им, что свадьба отменяется. Девушка с самого начала знала все об истинных намерениях своего предполагаемого жениха и поэтому ясно и четко дала ему от ворот поворот.
— Ты просто мегера.
— Кем лучше быть: мегерой или коварной ведьмой? Да, я мегера и упиваюсь твоим жалким состоянием. Представляю, с какой физиономией ты будешь сообщать своим дружкам и тетушке Имоджин, что никакой свадьбы не будет. То-то я посмеюсь! Я не сомневаюсь, что ты все сумеешь представить не так позорно, как это есть на самом деле. Ты, наверное, скажешь, что вовремя спохватился и понял, что неприлично жениться на родной сестре покойной жены. Но мне все равно, как ты будешь перед ними выкручиваться. Главное состоит в том, что этого поместья ты никогда не получишь.
— Не забывай о том, что у тебя моя дочь.
— Остается только сожалеть о том, что у бедняжки оказался такой папаша.
— Я заберу ее у тебя.
На мгновение мне стало страшно. Насколько серьезна эта угроза? Ведь он в конце концов действительно ее отец.
«Лучший способ защиты — нападение», — решила я, как и всегда в минуты страха.
— Если ты только попытаешься сделать это, я возбужу расследование твоих финансовых дел. Вскрою во всех подробностях суть твоих отношений с Флорой Карнеби и с другими. Я подниму такой громкий скандал, что ты не возрадуешься! Тебе никто не доверит дочь. Это будет конец всему, Джереми Брендон. Деньги, которые потребуются на осуществление моей угрозы, у меня есть. И я пущу их в ход, не сомневайся. Дай только повод.
Он весь побелел лицом. Заметив, как дрожь пробежала по его телу, я поняла, что мне удалось крепко напугать его.
— Я дам тебе один совет, хоть ты этого и не заслуживаешь, — продолжала я. Уезжай… и, не дай Бог, если я о тебе еще хоть раз услышу. Меня не интересует, сколько еще осталось денег, которые принадлежали Оливии. Вообще мне следовало бы спасти их, насколько это еще возможно, ибо ты можешь потерять все в одну минуту за игорным столом. Но кто знает, тебе может и повезти. Так или иначе, удастся ли тебе устоять на ногах или ты обанкротишься, меня это не волнует. Я прошу только об одном: чтобы ты уехал отсюда и больше никогда здесь не появлялся.
Он стоял на месте и продолжал смотреть на меня…Растерянный… Уничтоженный.
Впервые он предстал передо мной таким, лишенным своей обычной бравады и лоска. Я представила себе его первое появление на лондонской сцене.Младший сын своих родителей с почти пустым кошельком, но завидной внешностью, бесспорным обаянием и развитым честолюбием. Тогда он о многом грезил.
Теперь он унижен и выглядит побитой собакой. И это сделала я.
На мгновение мной овладело что-то вроде угрызения совести, но я тут же отогнала от себя это чувство.
Пришла минута моего триумфа, и я намерена была получить от нее все.
Он уехал.
Заночевал, должно быть, на постоялом дворе, а в Лондон вернулся наутро.
Слухи распространились по округе с быстротой молнии. И откуда только сплетники обо всем узнают? Сколько им удалось подсмотреть и подслушать, сколько они домыслили и о чем догадались сами?
На следующее утро я решила навестить одну из ферм, где возникла какая-то проблема с землей. Поль ждал меня на дороге. Вид у него был такой, словно он только что сумел стряхнуть с себя тяжкий груз.
— Значит, все? — воскликнул он.
— Откуда вы знаете?
— Да это всем известно. Гвенни только об этом и говорит.
— Наверное, ей рассказала какая-нибудь из ее служанок, которой в свою очередь проболталась одна из наших.
— Это неважно. Главное, что все закончилось.
— Надеюсь, вы не думали всерьез, что я могу…
— Ты заставила меня поверить.
— Значит, вы меня очень плохо знаете, раз допустили хоть на секунду мысль о том, что это может быть правдой.
— А на самом деле все это время…
— С самого начала я знала, что поступлю так, как поступила.
— Но мне ничего не сказала.
— Необходимо было вжиться в роль. И потом мне нравилось видеть, как вы ревнуете. Вы думали, что потеряли меня, и у вас был такой вид… Мне это было очень приятно.
—Кэролайн!
— Знаю, что с моей стсроны это нехорошо. У меня дурной характер. Я его сильно унизила… и получила от этого удовольствие.
— Он сам тебя в свое время унизил.
— И все же я насладилась своей местью…
— А теперь раскаиваешься?
— Бывают такие минуты, когда понимаешь, что совсем себя не знаешь. Я думала, что буду упиваться его страданиями… ведь то, что я делала, это все равно что поворачивать нож в ране… И когда пришло время я, не колеблясь, пошла на это. Воткнула свой нож, жестоко ранила его, унизила… Гораздо сильнее, чем он меня тогда. Он отвергнул меня почти изящно. Тонко и вежливо. А я поступила с ним как настоящая ведьма… мегера.
— Милая Кэролайн, он тебя спровоцировал. И потом не забывай, что ныне, как и раньше, ему были нужны только твои деньги.
Я проговорила с горечью:
— Он не первый мужчина, который пытается жениться на денежном мешке, пытается за счет жены решить свои проблемы. — Он опустил голову, а я продолжала: — Но кто мы такие, чтобы судить окружающих? Сейчас я чувствую внутреннее опустошение… печаль. Когда я строила свои жестокие планы, то они помогали мне жить, а теперь, когда все закончилось… я не чувствую удовлетворения.
— Представив на минуту, что ты можешь выйти за него замуж, я пришел в отчаяние, был готов сделать все, лишь бы не допустить этого. И тоже начал строить планы… дикие планы…
— Поль, если бы только было возможно…
— Кто знает… увидим.
— Что? — вскричала я в страхе. — О чем вы?
— Я просто знаю, что не смирюсь с нынешним положением. Вся эта история окончательно убедила меня в том, что нельзя так дальше жить.
— Я не вижу выхода… кроме того, который вы уже предлагали раньше. Возможно, это дало бы временное удовлетворение, но ведь… это не то, чего нам по-настоящему хочется. Нам другое нужно, вам и мне.
— Верно. Но пока мы могли бы брать столько счастья, сколько нам дается, а позже… возможно… кто знает.
— Позже… возможно, — эхом отозвалась я. — Позже.. . Не надо было мне здесь оставаться. Было бы лучше, если бы я уехала. Но несчастный случай с кузиной Мэри… Я думала об отъезде…
— От себя-то не убежишь.
— Нет, я чувствую, что, если бы тогда уехала, это помогло бы. Вы скоро забыли бы меня.
— Никогда. До конца жизни я прожил бы словно во тьме кромешной. Но, по крайней мере, сейчас ты здесь. Мы можем видеться.
— Да, — проговорила я. — Мне тоже радостно, когда я вас вижу.
— О… Кэролайн!
— Это правда. Нет смысла больше что-либо скрывать. Сколько можно притворяться? Мы были предназначены друг для друга. С самого начала. Самим небом нам было уготовано быть возлюбленными. Кузина Мэри говорила, бывало, что в наших семьях должны были родиться свои Ромео и Джульетта. Только она имела в виду, что история будет непременно со счастливым концом. И Трессидор и Лэндовер будут процветать вместе. Но, сам видишь, счастья на самом деле мало…
— По крайней мере, мы здесь и не относимся к той категории людей, которые легко смиряются с поражением.
— Я не вижу выхода. Ты не можешь бросить Лэндовер. А Гвенни вцепилась в него мертвой хваткой. Она купила его и не отдаст никогда. Выхода нет.
— Я найду выход, — твердо сказал он.
Позже я вспомнила то выражение, которое появилось у него на лице после того, как он произнес эти слова… И с той минуты это выражение всегда стояло у меня перед глазами, несмотря на все мои старания забыть его.
Жена Яго
Лето выдалось знойным и душным. Ливия превратилась из младенца в веселую двухлетнюю девочку. Она была для меня большим утешением. Впрочем, дел и забот было настолько много, что на праздные размышления времени почти не оставалось.
Я купила ей пони и держала ее в поводу, когда Ливия каталась по загону. Эти катания девочка предпочитала всем остальным играм. Я купила ей пони вскоре после того, как прогнала Джереми, надеясь на то, что это отвлечет ее внимание от него. Каково же было мое облегчение, когда я поняла, что Ливия не особенно-то и скучает по отцу.
Иногда я выводила ее пони из загона и вела в поводу по дороге. Порой мы доходили до сторожки. Джеми всегда выходил на крыльцо и встречал нас аплодисментами.
Он очень привязался к Ливии, а она привязалась к нему. Джеми приглашал нас, бывало, к себе в дом и угощал Ливию стаканом молока и кусочками хлеба, помазанными медом.. Это «бриллианты», говорил он, которые пчелы делают специально для нее.
Однажды к нему заглянула Гвенни, чтобы купить меду. Он пригласил ее к столу и налил стакан медовицы, которую готовил по специальному рецепту.
Отведав напитка, она поинтересовалась, как он его делает, но Джеми отмолчался. Сказал лишь, что это его секрет.
— Ваша медовица просто восхитительна, — проговорила я. — И сильно пьянит.
Гвенни причмокнула губами и сказала, что она, пожалуй, купит немного для дома.
— Вот что значит настоящий староанглийский напиток. Я люблю придерживаться средневековых обычаев. Где вы научились готовить мед? В Шотландии? А скажите, там, наверное, водятся какие-то особенные пчелы, мистер Макджилл?
— Пчелы не знают границ, миссис Лэндовер. Они везде одинаковые. И неважно, где они водятся, будь то Анг лия, Шотландия или Австралия. Это пчелы, а пчелы одни и те же на всем белом свете.
— Но я спросила вас, не в Шотландии ли случайно вы научились их разводить? Ведь вы приехали сюда из Шотландии?
— О, да.
— Здесь, наверное, все по-другому?
— О, да.
— И порой вы скучаете по дому?
— Нет.
— Забавно. Вы не такой, как все. Лично я иногда с теплом в сердце вспоминаю Йоркшир. А когда вы покинули Шотландию, мистер Макджилл?
— Давно.
— А когда именно?
— Я уже потерял счет времени.
— Не может быть, чтобы вы не помнили…
Заметив, что Джеми уже стало не по себе от этого до проса, я вставила:
— Дни так похожи один на другой. Я сама иной раз удивляюсь тому, как быстро летит время. Ливия, милая, ты уже выпила свое молоко?
Ливия кивнула.
— Я никогда не бывала в Шотландии, — продолжала Гвенни, которая, похоже, так и не поняла, что Джеми не нравятся ее прямые вопросы. Лично я всегда с уважением относилась к его сдержанности в рассказах о себе. Гвенни не обращала на это внимания. Невольно или намеренно — это уже другой вопрос.
— А где вы там жили, мистер Макджилл?
— У самой границы. Вы меня извините, мне надо идти к пчелам. Что-то они разволновались.
— Смотрите, чтобы они часом не обрушили свой гнев на вас, — хохотнув, проговорила Гвенни.
— Не обрушат, — сказала я. — Они уважают Джеми. Ну что ж, пожалуй, нам пора. Ливия, скажи спасибо Джеми за его «бриллианты» и молоко.
Ливия сказала спасибо, а я тем временем вытерла мед с ее пальцев.
— Ну вот, мы готовы.
Из сторожки мы вышли все вместе.
— Немного провожу вас, — заявила Гвенни. — А потом срежу через пятиакровое поле.
Я посадила Ливию на пони и пошла рядом. Гвенни вышагивала рядом со мной с другого боку.
— Чудоковатый он какой-то, — произнесла она. — В нем есть что-то странное.
— Ты имеешь в виду Джеми? Да, он необычен.
— И прижимист к тому же, да?
— А мне кажется, что он, наоборот, всегда очень щедро угощает людей своим молоком, медом и медовицей.
— Я про другое. Он молчун.
— Что ж тут удивительного, если он не захотел рассказать тебе свой особый рецепт приготовления медовицы?
— Ты прекрасно знаешь, что я говорю не о меде. Он ничего не рассказывает о себе.
— Его личная жизнь — это его личная жизнь, и он хочет, чтобы все так и оставалось.
— Интересно, с чего бы это?
— Он в этом далеко не оригинален. Таких людей много.
— Этим людям есть что скрывать. Ведь если разобраться, нам о нем ничего не известно, не так ли?
— Нам известно то, что он хороший садовник. Снабжает нас медом, и почти все цветы в нашем доме — из его сада. Он умеет их выращивать.
— Я не об этом. Что тебе известно о нем, как о человеке?
— Что он приятен в общении и доволен жизнью.
— Он странный. В этом не приходится сомневаться. Некоторые слуги считают, что у него не все дома.
— Как это?
Гвенни даже рассердилась.
— Вот опять ты задираешь нос, Кэролайн! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, но строишь из себя благородную, которая вынуждена снисходить до какой-то выскочки с севера. Я-то знаю. Поль такой же. Чувствую себя здесь чужой. Я не из вашего круга. Но когда Поль начинает задирать нос, я всегда говорю ему: «Здесь мой дом, потому что он куплен на деньги моего отца». Я вынуждена постоянно напоминать ему об этом.
— Я думаю, он и сам все хорошо помнит.
— Верно. Забыть никак не может.
— Господи, что за монолог. Неужели все из-за какого-то бедного Джеми?
— Глупый старый дурак! И сад его дурацкий! И пчелы дурацкие! Он что-то скрывает. И я выведу его на чистую воду, вот увидишь.
Мы дошли до того места дороги, где ей нужно было сворачивать на пятиакровое поле.
Я с радостью попрощалась с ней.
Иногда ее общество казалось мне просто невыносимым.
Примерно спустя неделю Гвенни появилась в Трессидоре в состоянии крайнего возбуждения.
— Не утерпела и пришла сразу, — сообщила она. — Такие новости! Вот как ты думаешь, что произошло, а? Нет, я сама скажу! У меня сейчас такое состояние… дунь на меня — упаду!
— Что такое?
— Дело касается нашего Яго! Он возвращается в субботу.
— Ну и что же в этом такого сногсшибательного? Он часто наведывается в Лондон, а сейчас решил вернуться домой.
— Нет, эта поездка была особенная. Угадай, что?
— Ты, верно, всерьез решила помучить меня неопределенностью. Это на тебя не похоже.
— Такие новости! Я бы сама ни за что не догадалась! Яго женился! И везет домой молодую жену!
— Не может быть!
— Я знала, что ты будешь изумлена! Ничего себе сюрпризец, да? Яго женился! И все это время водил нас всех за нос!
— На ком он женился?
— В этом-то все и дело. Он не говорит. Сообщил только, что везет к нам жену знакомиться. Женился на прошлой неделе. Вот так Яго, правда?
— Да уж…
— Похоже, он очень доволен собой. Должно быть, у нее много деньжат.
— Он что, так и сказал… деньжат?
— Н-нет, не совсем.
— Как это… не совсем?
— Господи, ну, конечно же, он этого не говорил. Лэндоверы никогда так не говорят. Об этом не принято говорить. На самом деле им очень хочется, чтобы у невесты было много денег, но они делают вид, что дело вовсе не в этом. Такая уж это порода. Но я надеюсь, что девочка со всех сторон как следует позолочена, как бы сказал мой папа. Жду не дождусь субботы.
Если честно, настроение Гвенни передалось и мне.
Весь день в субботу я думала о Яго. Мне было очень трудно представить его женатым. Где он будет жить со своей молодой женой? Наверное, в Лэндовере. Интересно, как она сойдется с Гвенни? Меня охватило большое любопытство, и наконец я решила, что на следующее утро сяду в седло и поеду в Лэндовер знакомиться с ней.
Но мне не пришлось ждать так долго. Вечером в субботу у меня уже были гости.
В холле поднялся небольшой переполох, и я лично спустилась, чтобы посмотреть, что произошло.
Первым мне бросился в глаза Яго. Он шептал что-то одной из служанок.
— Яго! — воскликнула я.
Он бросился ко мне навстречу, подхватил и закружил, как ребенка.
— Я не мог не повидаться с вами, — сообщил он.
— «Берегись, войдет жена», — процитировала я. — Вот именно. Я сам Бенедик. Ведь это он всегда колебался перед решительным шагом?
— Точно. О, Яго! Неужели вы теперь чей-то муж?
— Рано или поздно это должно было случиться, не так ли? А поскольку вы отвергли меня, пришлось искать в другом направлении.
— Я страшно обижена! — рассмеялась я.
— Очень надеялся на это.
— Значит, ваша машина и все эти контракты, о которых вы болтали…
— Именно.
— Яго, вы бессовестный лжец!
— Согласен, — скромно проговорил он.
— А почему же вы не привели жену познакомиться со мной?
— Собственно, именно она настояла на том, чтобы повидаться с вами еще сегодня вечером. Не могла дождаться утра.
— Она настояла?! Но почему же она не пришла?
Он склонился ко мне.
— Она очень ждет вашего одобрения.
— Моего?
— О, она вас хорошо знает. Минутку. — Он подошел к дверям.
— Входи.
Она вошла в холл, и я уставилась на нее, не веря своим глазам. После секундного колебания мы, смеясь, бросились друг другу в объятия.
— Рози! — вскричала я.
— Я так и знала, что вы удивитесь.
— Ты… вышла замуж за Яго?!
— Да. Только не смотрите на меня такими круглыми глазами. Я держу его в узде.
— Но ты… Кто бы мог подумать, что именно ты…
— Не волнуйтесь. Все прошло по плану.
— Помните, я говорил о контрактах? — вставил Яго.
— Я понятию не имела.
— Он тоже. До тех пор, пока не попался.
— Моя женушка иногда любит покривить душой, — заметил Яго. — Если честно, то это как раз она попалась.
— Господи, меня все это настолько потрясло, — проговорила я, — что я даже забыла о правилах хорошего тона. Проходите. Сейчас мы это отметим.
Рози всегда была для меня самым непредсказуемым человеком на свете и не уставала подкреплять эту свою репутацию поступками. На следующий день она зашла ко мне, и мы всласть наговорились. Оказалось, что против всех традиций они решили не жить в Лэндовере.