И тут произошла странная вещь: едва мы ступили в сад. мы увидели его. Он не был об руку с красивой женщиной – на руках он держал моего младшего сына Уолтера. Другие мои дети тоже были с ним. Милорд Лейстер выглядел чуть менее великолепно, чем всегда: одна щека его была вымазана в грязи, так же, как и рукав.

Я увидела, как на глазах помягчела и успокоилась королева, как она вполголоса хихикнула. Она крикнула ему:

– Милорд Лейстер, я вижу, стал коноводом и воспитателем!

Увидев нас, Роберт поспешил нам навстречу, поставил Уолтера на ноги и поклонился сначала королеве, а затем мне.

– Полагаю, Ваше Величество не нуждались во мне за время моего отсутствия, – сказал он.

– Мы недоумевали, что с вами произошло. Вы отсутствовали два часа подряд.

Как он умел держаться! Он видел перед собой свою сиятельную любовницу и другую любовницу, с которой так недавно был занят любовной страстью, и все же никто не мог бы заподозрить сути отношений между нами.

Мой Роберт подбежал к королеве. И сказал в запале:

– Вот этот Роберт… – он слегка запнулся, и, указывая на графа Лейстера, продолжил, – …говорит, что никогда не видел сокола, который смог бы сравниться с моим. Я хотел бы показать его вам.

Королева протянула ему руку, и мой сын, взяв ее белые тонкие пальцы в свои грязные пальчики, потянул ее вперед.

– Пошли. Покажем ей, Лейстер, – кричал он. Я сказала:

– Роберт! Ты забываешь, с кем разговариваешь. Ее Величество…

– Ничего, пусть покажет, – сказала королева мягким голосом, и глаза ее были нежны. Она всегда любила детей, и они сразу же это понимали. – Меня ждет ответственное задание: мистер Роберт вместе со мной осмотрит сокола.

– Он слушается только меня, – сказал ей с гордостью Роберт.

Он встал на цыпочки, и королева склонилась к нему, чтобы он мог ей прошептать:

– Я скажу ему, что Вы – королева, тогда он Вас послушается. Но я не могу обещать.

– Посмотрим, – заговорщицки сказала ему королева.

А затем последовал забавный спектакль, когда мой Роберт тащил королеву за руку по траве, болтая о лошадях, собаках – всех их он собирался показать ей. Мы шли следом; Лейстер уже видел и лошадей, и собак.

Да, она была великолепна, я должна признать это. Она выглядела среди детей, как девочка. При всем этом она была слегка печальна. Я догадывалась, что она завидует мне, моей семье, тому, что я имею детей. Девочки, старше возрастом, держались отстраненно и делали это совершенно правильно, поскольку слишком много фамильярности от них не потерпели бы. Во всяком случае, именно мой старший сын завоевал любовь и симпатии королевы.

А Роберт смеялся и кричал и тянул королеву за платье, чтобы она обратила внимание на то, что было для него важно.

Я услышала возбужденный голос Роберта:

– Лейстер говорит, что это одна из лучших лошадей, которых он когда-либо видел, а его мнение стоит многого! Ведь Вы же знаете, он – стремянной королевы!

– Я знаю это, – с улыбкой отвечала королева.

– Поэтому он должен понимать толк в лошадях, иначе королева выгонит его!

– Конечно, выгонит, – отвечала Елизавета.

Я стояла поодаль вместе с Робертом, наблюдая. Он прошептал:

– Ах, Леттис, как бы желал я, чтобы это были мои дети, мой дом. Но однажды, я обещаю тебе, у нас будет общий дом и общая семья. Меня ничто не остановит. Я собираюсь жениться на тебе.

– Тихо, – сказала я.

Девочки мои находились поблизости, а они были в том возрасте, когда все любопытно.

Когда королева исполнила свою «миссию», все вернулись в дом и прежде чем дети покинули нас, она подала девочкам по очереди свою руку для поцелуя, а когда настала очередь Роберта, он не взял руку королевы, но взобрался к ней на колени и поцеловал ее. Я видела по выражению ее лица, что она тронута.

Роберт осмотрел бриллианты на платье королевы, а затем с любопытством взглянул ей в лицо:

– До свидания, Ваше Величество, – проговорил он. – А когда Вы приедете еще раз?

– Вскоре, юный Роберт, – отвечала королева. – Не волнуйся, мы с тобой еще встретимся.

Оглядываясь мысленно на свой жизненный путь, я начинаю понимать теперь, что в нашей жизни есть моменты, исполненные знамений, но не всегда мы можем их распознать. Позже, когда я переживала свою трагедию и горечь потерь, я говорила сама себе, что встреча между королевой и моим старшим сыном была как бы репетицией того, что произойдет позже, и что я уже тогда почувствовала в воздухе нечто зловещее. Но это все была ерунда, тогда я ничего не почувствовала. Королева держала себя с моим сыном так, как держала бы с любым наивным и очаровательным ребенком. Но затем я надолго позабыла эту первую встречу королевы с моим сыном – слишком многое произошло впоследствии.

Когда в зале начались танцы, и менестрели играли любимые мелодии королевы, Елизавета подозвала меня к себе и сказала:

– Леттис, ты – счастливая женщина. У тебя чудесная семья.

– Спасибо Вам, Мадам, – сказала я.

– Твой малыш, Роберт, очаровал меня. Не помню, чтобы я встречала более прелестного ребенка.

– Мне известно, что Ваше Величество очаровали его, – отвечала я. – Я опасаюсь, что он забыл, восхищенный Вами, что он находится перед королевой.

– Мне понравилась его манера в отношении меня, Леттис, – мягко сказала она – Иногда так приятны наивность и простота детей. Никакого лицемерия, обмана, уверток…

Я почувствовала себя неловко: неужели она подозревает меня с ее Робертом?

В ее глазах застыло печальное выражение. Я поняла, что она корит себя за упрямство и жалеет, что многие годы назад она не вышла замуж за Роберта Дадли. Тогда бы у нее была сейчас семья, как у меня. Но тогда бы, конечно, она потеряла корону.

Когда королевский визит был завершен и королева покинула Чартли, я на некоторое время осталась там. Дети не могли говорить ни о чем ином, кроме как о визите. Не знаю, кого они боготворили более: королеву или графа Лейстера. Думаю, возможно, последнего, так как, несмотря на то, что королева отбросила свое высокомерие в отношениях с ними, Лейстер казался более человечным и понятным. Роберт поведал мне, что граф Лейстер пообещал научить его искусству обращения с лошадьми и тому, как стать лучшим наездником в мире.

– А когда бы ты хотел увидеться с графом Лейстером вновь? – спросила я его. – Разве ты не знаешь, что он находится при дворе королевы и должен постоянно исполнять там свои обязанности?

– Он сказал мне, что скоро мы вновь встретимся. И обещал, что мы будем с ним друзьями.

Так значит, он сказал это юному Роберту! Не было сомнения в том, что он уже завоевал расположение всей моей семьи.

Когда нужно было отправляться в столицу, мне пришло в голову, что Пенелопа с Дороти уже достаточно большие, чтобы их не оставлять в провинции. Я возьму их с собой в Лондон, и мы будем жить в Дюрэм Хауз, который находится недалеко от Виндзора, Хэмптона, Гринвича и Нонсаха. Таким образом, я буду и при дворе, и стану видеться время от времени с детьми. Это также означало, что девочки будут вращаться в дворцовых кругах и познакомятся с тем, чего никогда не увидят в провинции.

Дюрэм Хауз был мне особенно интересен, поскольку там когда-то жил Роберт. Теперь, конечно, у него был огромный Лейстер Хауз, очень роскошный особняк, расположенный параллельно реке и неподалеку от Дюрэм Хауз. Я предвкушала возможность видеться с Робертом вдали от ястребиных глаз королевы.

Девочки были в восторге от этой перспективы, вкусив того, что означает близость ко двору, поэтому, когда мы покидали неудобный замок, слез пролито не было.

Мы с Робертом встречались в последующее время довольно часто. Для него было удобным сесть в лодку прямо со ступеней его дворца – иногда одетым в ливрею прислуга – и тайно приехать ко мне. Когда мы смогли видеться с ним почти каждый день, наша страсть не только не остыла, но и расцвела. Роберт постоянно говорил о нашем браке так, будто Уолтер и не существовал уже, и вздыхал о нашем общем доме, который мы будем делить с моими детьми (которых он уже полюбил), а также, он надеялся, и с общими.

Мы оба предавались мечтам о том, чему осуществиться, если трезво размышлять, не дано, но Роберт был во всем этом так уверен, что я начинала верить тоже.

Филип Сидни был частым гостем в Дюрем Хауз. Мы все полюбили его, и я продолжала думать о нем как об удачной партии для Пенелопы.

Приезжал также сэр Фрэнсис Уолсингэм. Он был одним из самых влиятельных министров королевы, но, хотя он и был искусным дипломатом, он не достиг соответствующих успехов в деле лести, поэтому, ценя его заслуги, королева все же не сделала его своим фаворитом. У него было две дочери: Фрэнсис, с густыми темными волосами и черными глазами, удивительная красавица, старше Пенелопы на несколько лет, и Мэри, которая была, в сравнении с сестрой, непривлекательной.

Это были замечательные дни с насыщенной дворцовой жизнью и одновременно с легкой возможностью бывать дома, с семьей. Жизнь в Лондоне устраивала меня и восхищала. Я чувствовала, что являюсь немаловажной фигурой при дворе, и все гости, бывавшие в нашем доме, были значительными людьми.

Роберт и я стали беспечны, поэтому не стоило удивляться, когда грянула гроза. Случилось неизбежное: я забеременела.

Когда я сказала об этом Роберту, чувства его по этому поводу были неоднозначными.

– Если бы мы были женаты, – посетовал он. – Я хочу сына от тебя, Леттис.

– Я знаю, – отвечала я. – Ну и что?

Я предвидела уже, как меня сошлют в провинцию, я буду обречена на заключение, и мое дитя заберут от меня, чтобы растить тайно. Этого я не хотела.

Роберт сказал, что найдет выход.

– Но какой? – потребовала я ответа. – Когда вернется Уолтер, а это может случиться в любое время, он все поймет. Я не смогу сделать вид, что ребенок – от него. А что, если узнает королева? Тогда грозы не избежать.

– Это действительно опасно, – подтвердил Роберт. – Королева не должна знать.

– Она не будет довольна, если узнает, что я прижила от тебя ребенка. Как ты полагаешь, что последует?

– Бог да поможет нам. Предоставь это мне. Бог мой, как бы я желал…

– Желал бы, чтобы это никогда не случилось?

– Нет, этого бы я не желал. Я бы желал, чтобы не было Эссекса, тогда бы я женился на тебе прямо завтра, Леттис.

– Легко говорить, что завтра сделаешь то, что сделать, наверняка, не можешь. Если бы я была свободна, могли бы возникнуть иные сложности.

При этом он схватил меня на руки и яростно закричал:

– Я докажу тебе, Леттис! Бог видит – я докажу. Лицо его было сурово. Он был похож на человека под присягой.

– Одно я знаю: ты – женщина, созданная для меня, а я – мужчина, созданный для тебя. Ты согласна, Леттис?

– Мне приходило это в голову.

– Не шути, Леттис. Это очень серьезно. Я решил, что, несмотря на Эссекса и королеву, мы должны быть вместе. У нас будут общие дети. Я обещаю тебе. Я обещаю.

– Это приятно, – сказала я, – но в данный момент я замужем, и у меня будет ребенок от тебя. Если Уолтер вернется, а, судя по его делам в Ирландии, это может случиться вскоре, мы оба попадем в беду.

– Я придумаю что-нибудь.

– Ты не знаешь Уолтера Деверо. Он, конечно, обречен на неудачи и нелеп, но он – один из тех, кто страшно дорожит своей честью, не побоится гнева королевы и сделает то, что сочтет необходимым. Он поднимет такой шум, что наша связь станет известна всему двору.

– Есть лишь один выход, – сказал Роберт. – Увы, я ненавижу эту мысль, но это необходимо. Нужно избавиться от ребенка.

– Нет! – закричала я с отвращением.

– Я понимаю, что ты ощущаешь. Это – наш ребенок. Может быть, это сын, которого я так хочу… но время для нас еще не настало. Будут другие… но только не теперь, когда я не организовал необходимого.

– Так значит…

– Я посоветуюсь с доктором Джулио.

Я протестовала, но он убедил меня в том, что иного выхода нет. Если ребенок родится, скрыть его не будет возможности. Королева сделает все возможное, чтобы мы никогда больше не виделись.

Я была подавлена. Я очень аморальная женщина, себялюбивая и эгоистичная, но я любила детей, и, если уж я могла любить детей от Уолтера, насколько более я переживала бы из-за ребенка от Роберта?!

Но он, конечно, был прав. Он продолжал твердить мне, что мы поженимся во что бы то ни стало, и, когда я забеременею в следующий раз, в доме – нашем общем с ним доме – все будет сделано для радостного появления на свет нашего ребенка.

Доктор Джулио был искусным врачом, но аборт – дело опасное, и я заболела. Очень трудно скрыть от прислуги истинную причину болезни.

За таким человеком, как Роберт, шпионили день и ночь, и мы с ним не могли быть во всем так осторожны, как нужно бы было. Думаю, что многие из прислуги знали, что человек, который по ночам приходил по черной лестнице ко мне в спальню, был Роберт Дадли. Было одно преимущество: немногие осмелились бы болтать об этом вслух, потому что не было ни мужчины, ни женщины, кто не боялся бы графа Лейстера, а тем более не опасался бы ярости королевы. Королева же впадала в ярость при любых нападках на ее фаворита, даже если в них содержалась правда, и это также все знали.

Но тайно слухи о нас, конечно же, ходили.

Был период, когда я стала так плоха, что думала, будто умираю. Роберт стал в открытую приходить навещать меня, и это настолько воодушевило меня, что я начала выздоравливать. Он на самом деле любил меня, не одного лишь физического удовлетворения искал он со мной, он любил меня глубоко и заботился обо мне. Он был в то время очень нежен: он склонялся на колени перед моей кроватью и умолял меня выздороветь, и непрерывно говорил мне о той новой жизни, которая когда-нибудь будет у нас двоих. Он был совершенно убежден в том, что это будет.

А затем вернулся Уолтер.

Его миссия в Ирландии обернулась неудачей, и королева не была довольна им. Я все еще была слаба, и внимание Уолтера ко мне усиливало мое беспокойство и чувство вины перед ним. Я сказала ему, что страдаю лихорадкой и что скоро поправлюсь. Полное доверие, с которым он воспринял мои объяснения, заставило меня испытать страшный стыд, в особенности, когда я увидела, как он постарел, каким усталым и равнодушным ко всему стал. Я поступила с ним так дурно, а в ответ получила только доброту и внимание, и все же… все же я продолжала сравнивать его с несравненным Робертом Дадли.

Я должна была признать тот факт, что я устала от Уолтера и была раздражена им, потому что его возвращение означало конец нашим с Робертом встречам. Во всяком случае, надлежало в будущем быть более осторожной. Я оплакивала потерю ребенка и грезила о том, что это был мальчик, похожий на Роберта. Во сне он упрекал меня в том, что я отняла у него жизнь.

Я знала, что Роберт скажет мне:

– У нас будут еще дети. Дождись лишь того времени, когда мы сможем пожениться, и у нас будут и сыновья, и дочери, чтобы скрасить нам наши пожилые годы.

Но для меня это было малым утешением. Уолтер объявил, что не собирается больше уезжать из дому.

– Хватит с меня, – сказал он, – из Ирландии ничего путного не получится. Отныне я буду жить дома. Я собираюсь вести спокойную размеренную жизнь. Мы вернемся в Чартли.

Внутренне я решила, что ни за что этого не будет. Я не собираюсь похоронить себя в провинции, вдалеке от городских развлечений, дворцовых интриг и очарования Роберта Дадли. Отдаление от Роберта лишь усиливало мое желание, и я знала, что стоит нам встретиться, я вновь брошусь в этот омут, несмотря на стыд и совесть, и буду жить одним моментом и смело встречать последствия, каковы бы они ни были.

Я стала мудрее и сильнее и чувствовала за собой способность вести Уолтера по жизни по своему усмотрению.

– Чартли – очень милое место, – сказала я ему, – но разве ты не видишь, что наши дочери выросли?

– Я заметил. Сколько сейчас Пенелопе?

– Ты должен был бы помнить возраст своей первой дочери. Ей четырнадцать.

– Слишком молода для замужества.

– Но не слишком молода, чтобы мы начали подыскивать ей подходящую партию. Я бы хотела, чтобы она удачно вышла замуж, и, желательно, была обручена.

Уолтер признал мою правоту.

– Я очень расположена к Филипу Сидни, – продолжала я. – Он гостил у нас, когда я принимала королеву в Чартли, и они с Пенелопой чувствовали симпатию друг к другу. Это хорошо, когда девушка знает своего будущего мужа, прежде чем вступит в брак.

И опять Уолтер согласился со мной и сказал, что Филип Сидни – прекрасная пара для нашей дочери.

– Как племянник Лейстера он найдет понимание и участие королевы, – сказал он. – Она все так же любит Дадли, насколько я понял.

– Да, он все еще фаворит королевы.

– Здесь, правда, есть одно сомнение. Если королева выйдет замуж за иностранного принца, я сомневаюсь, что Лейстер удержится при дворе, и тогда ее симпатии к родственникам Лейстера много уменьшатся.

– Неужели ты думаешь, что она когда-нибудь выйдет замуж?

– Ее министры пытаются уговорить ее на это. Отсутствие наследника становится все более насущной проблемой. В случае смерти королевы начнутся распри, а это всегда – несчастье для страны. Она обязана оставить наследника.

– Но она слишком стара для рождения первенца, хотя никто не осмелится сказать ей это.

– Она все еще может родить наследника.

Я громко рассмеялась, внезапно восхищенная одной мыслью, что я на восемь лет моложе королевы.

– Что тут смешного? – удивился Уолтер.

– Ты смешон. Ты был бы уже в Тауэре, обвиненный в измене, если бы она слышала тебя.

О, как он мне надоел! С Робертом у меня были лишь краткие реплики при встрече.

– Это невыносимо, – шептал он мне.

– Я не могу удрать от Уолтера, а ты не можешь приехать в Дюрхэм Хауз.

– Я могу попытаться.

– Дорогой мой Роберт, вряд ли ты согласишься делить с нами постель. Даже Уолтер тогда заподозрит что-нибудь.

Как бы ни была я огорчена и раздосадована, я была довольна, что Роберт раздосадован еще более.

– Ну что ж, Роберт, – сказала я, – ты ведь волшебник. Я жду волшебства.

Что-то нужно было предпринимать, потому что я предполагала, что вновь случилось неизбежное: кто-то – я так и не выяснила кто – нашептал Уолтеру, что в его отсутствие Роберт Дадли принимал живейшее участие в жизни его жены.

Уолтер отказался верить этому, но не в отношении Роберта, а в отношении меня. До чего же наивным он был! Я бы уладила дело с Уолтером, однако у Роберта оказалось множество смертельных врагов, которые стремились не столько навредить семейству Эссексов, сколько выбить у Роберта почву из-под ног и навсегда опорочить его перед королевой.

В один из вечеров Уолтер вошел в спальню с очень суровым лицом.

– Я услышал очень серьезные обвинения, – объявил он.

Сердце мое бешено заколотилось, так как я, действительно, была виновна, однако у меня хватило сил спокойно спросить:

– Обвинения – в чем?

– В твоей связи с Лейстером.

Глаза мои широко распахнулись: я надеялась, что выгляжу невинно.

– Что ты имеешь в виду, Уолтер?

– Я услышал, что ты – его любовница.

– Кто мог сказать такое?

– Я пообещал источнику информации держать его имя в секрете.

– И ты веришь этому секретному информатору?

– Я бы не поверил этому в отношении тебя, Леттис, но репутация Дадли далека от невинной.

– Даже в таком случае ты не должен верить этому в отношении Дадли, если веришь мне. – «Дурак!» – подумала я про себя и решила, что атака будет лучшим средством обороны. – А я должна сказать, что оскорблена твоей манерой узнавать о поведении жены, встречаясь с грязными людишками по углам.

– Я не верю этому, Леттис. Его, должно быть, видели с кем-то еще.

– Но ты, наверняка, подозреваешь меня, – обвинила я его, намеренно разжигая злобу к Уолтеру. Это оказалось наиболее эффективно, ибо бедняга Уолтер уже готов был просить прощения.

– Не совсем. Я хотел бы, чтобы ты сама сказала мне, что это – чистая ложь. Я вызову на дуэль человека, который осмелился донести эту ложь.

– Уолтер, – сказала я, – ты же знаешь, что это – ложь. И я знаю это. Если ты устроишь из этого шум, то все дойдет до ушей королевы, и она обвинит тебя. Ты же знаешь, она не потерпит, чтобы ей говорили плохо о Роберте Дадли.

Он молчал, но, по выражению его лица, я поняла, что мои доводы попали прямо в цель.

– Мне жаль любую женщину, которая связана с ним, – проговорил, наконец, Уолтер.

– Мне тоже, – парировала я.

Но волнение мое не улеглось. Я должна была сказать Роберту, что произошло. Это было трудно. Нужно было выискивать возможность, а так как Роберт также искал такой возможности, совместными усилиями мы все же нашли ее.

– Я схожу с ума, – сказал Роберт. Я отвечала:

– Есть кое-что, что сведет тебя с ума окончательно. – И я рассказала ему все.

– Кто-то проговорился, – отвечал Роберт. – Теперь заговорят о том, что твоя болезнь – последствие твоего избавления от ребенка.

– Кто бы это мог быть?

– Дорогая моя Леттис, за нами шпионят и следят те, кому мы более всего доверяем.

– Если это дойдет до ушей Уолтера… – начала было я.

– Вот если это дойдет до королевы, тогда нам придется поволноваться, – с досадой сказал Роберт.

– Что же нам делать?

– Предоставь это мне. Мы с тобой собираемся пожениться. Остальное будет обеспечено. Но нужно преодолеть много препятствий.

Я поняла, как много усилий он прилагает для осуществления этого, лишь тогда, когда пришло Уолтеру распоряжение от королевы посетить ее по поводу, не терпящему отлагательств. Когда после визита к королеве он вернулся домой, я с нетерпением ждала его.

– Что там было? – спросила я.

– Это сумасшествие, – раздраженно ответил он. – Она не желает понять. Приказала мне вернуться в Ирландию.

Я очень постаралась не показать радости и облегчения. То была, несомненно, работа Роберта.

– Она предложила мне пост маршала Ирландии.

– Это большая честь, Уолтер.

– Она так думает. Я попытался объяснить ей свое положение.

– И что она сказала?

– Она не стала слушать. – Он беспомощно посмотрел на меня. – Лейстер был с нею. Он говорил о том, как важна для короны Ирландия и что именно мне предначертано стать маршалом. Думаю, что он приложил большие усилия, чтобы уговорить на это королеву.

Я молчала, притворяясь озадаченной и унылой.

– Лейстер сказал, что для меня это будет хорошая возможность исправить свое поражение. Они даже не стали слушать, когда я попытался объяснить, что они не понимают ирландцев и их политики.

– И… чем все закончилось?

– Королева дала мне понять, что ожидает моего отъезда. Не думаю, чтобы тебе все это пришлось по вкусу, Леттис.

Теперь я должна была быть очень осторожной, поэтому я сказала:

– Ну что ж, Уолтер, мы должны сделать все, что возможно.

Это удовлетворило его. Он все еще подозревал Лейстера, и, хотя он безгранично мне доверял, я видела, что сомнения у него были.

Я сделала вид, что отправлюсь с ним в Ирландию, хотя, конечно, и не собиралась ехать никуда.

На следующий день я сказала:

– Уолтер, я очень волнуюсь за Пенелопу.

– Что случилось? – Он выглядел удивленным.

– Я знаю, что она рано для своего возраста созрела. Она не слишком опытна в вопросах противоположного пола. Дороти также волнует меня, а Уолтера я вчера обнаружила в слезах. Роберт выглядит мрачно, хотя и пытается успокоить Уолтера. Роберт сказал, что будет просить королеву о милости не посылать меня в Ирландию. Если я уеду, я не найду себе места от беспокойства за детей.

– У них есть няни и гувернеры.

– Но им нужно гораздо большее. В особенности Пенелопе, ведь у нее такой возраст… А мальчики еще слишком юны, чтобы их оставить. Я разговаривала с Уильямом Сесилом. Он возьмет Роберта к себе в имение перед тем, как ему поступить в Кембридж, но пока еще рано. Мы не можем оставить детей совсем одних, Уолтер.

Дети спасли меня. Уолтер был расстроен, однако он любил семью и не хотел, чтобы дети страдали. Я проводила с ним все свое время, слушая его рассуждения по ирландскому вопросу и сочиняя вслух планы нашей жизни по его возвращении домой, что произойдет очень скоро, заверила его я. Тогда его положение как маршала при дворе упрочится, говорила я ему, и уж если придется вернуться в Ирландию, мы сможем поехать вместе.

И вот он уехал. Он с чувством обнял меня на прощанье и даже просил прощения за обвинения в мой адрес. Он сказал, что было бы хорошо привезти детей обратно в Чартли, и, как только он вернется, мы спланируем наше будущее.

Мы расстались, мечтая о том, как выдадим дочерей замуж, а мальчиков определим на обучение.

Я обнимала его с любовью, так как слишком грустным он выглядел, и, наряду с облегчением по поводу его отъезда, я чувствовала жалость к нему и стыд за то, что делаю.

Я сказала, что мы должны примириться с разлукой во имя благополучия детей, и, хотя это могло бы показаться величайшим лицемерием, в моих глазах в тот момент стояли искренние слезы, и я была рада тому, что они утешили его на прощанье.

В июле он отплыл в Ирландию, и я возобновила свои встречи с Робертом Дадли. Роберт признался мне, что он долго убеждал королеву в том, что присутствие Уолтера необходимо в Ирландии.

– Ты всегда получаешь то, чего желаешь, – сказала я ему. – Теперь я ясно вижу это.

– Я получаю то, чего я заслуживаю, – парировал он. Я притворилась, что встревожена:

– Тогда я боюсь за вас, милорд Лейстер.

– Не бойтесь, миледи – будущая Лейстер. Если кому-то суждено преуспеть, он должен знать, что идти вперед нужно смело. Это наилучший путь к успеху.

– А что теперь? – спросила я.

– Мы должны подождать – и увидим. Я ожидала около двух месяцев.

Как-то один из слуг приехал из Чартли в Дюрхэм Хауз. Я увидела, что этот человек страшно встревожен.

– Миледи, – начал он, когда его привели ко мне, – случилось ужасное: родился черный теленок, и я подумал, что вам нужно дать знать.

– Ты правильно поступил, что приехал сообщить, – сказала я. – Но это всего лишь легенда, и пока мы все здоровы.

– Миледи, в народе говорят, что эта примета никогда не обманывает. Она всегда означала смерть для хозяина замка. Милорд сейчас в Ирландии… это дурное место.

– Это правда, он там по делам королевы.

– Его нужно предупредить, миледи. Нужно, чтобы он приехал.

– Боюсь, что королева не пожелает менять свою политику из-за рождения черного теленка.

– Но если бы ваша милость объяснили бы королеве… Я отвечала, что все, что в моих силах – это написать графу Эссексу в Ирландию и сообщить ему о рождении теленка.

– Ты будешь вознагражден за то, что привез мне вести, – сказала я ему.

Когда он уехал, я задумалась. Может ли это быть правдой?

Как это странно, что именно теперь родился черный теленок и что эта легенда находит себе оправдание из поколения в поколение.

И еще до того, как я смогла отправить письмо мужу, я сама получила известие о том, что Уолтер умер от дизентерии в Дублинском замке.